Хетагуров Алексей Николаевич : другие произведения.

Первые шаги

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    К семнадцати годам меня так распирала любовь к книгам, что я окончательно решил связать с ними свою жизнь. Никого не посвящая в свои планы, я стал искать пути проникновения в этот чудесный мир. Первое, что пришло в голову, это пойти в типографию, потому что там книги печатают.
  Первые шаги
  К семнадцати годам меня так распирала любовь к книгам, что я окончательно решил связать с ними свою жизнь. Никого не посвящая в свои планы, я стал искать пути проникновения в этот чудесный мир. Первое, что пришло в голову, это пойти в типографию, потому что там книги печатают. Меня к этому решению подтолкнуло соседство с ней. Буквально прямо от нашего дома - знаменитое училище Фидлера, где когда-то был штаб бунтарей революции 1905 года. Теперь в доме была какая-то организация, а в подвальном помещении типография. Я проходил мимо окон, смотрел, как набирают тексты, печатают. Нюхал типографскую краску - ее разносил вентилятор в форточке. Мир таинственный и притягательный. Решение созрело быстро: школу бросить, благо начались школьные каникулы, но пока никого не оповещать.
  В типографию можно было попасть через вахтера, тот меня не пустил, но вызвал мастера-типографщика. Пришел молодой серьезный дядя в спецовке. Внимательно на меня смотрел. Я ему объяснил, что хочу быть наборщиком и печатать. "Вы когда-нибудь работали в типографии?" - я сказал, что нет, но хочу. "А почему в типографии?" - "Потому что интересно. Готов быть учеником". Мастер смотрел, как бы изучая меня. "Учеников мы не берем, для работы нужны специалисты. Так что - до свиданья!" С тем я и отбыл из бывшего училища Фидлера.
  Интересно, что 5 декабря 1905 года тут проходила общегородская конференция большевиков, председателем был Вергилий Леонович Шанцер (спустя двенадцать лет станет ясно, по каким кругам ада проведут РОссию эти "Вергилии"). Рядом с ним Зиновий Яковлевич Литвин по прозвищу Седой, руководитель штаба пресненских дружин в период декабрьского вооруженного восстания в Москве. Потом училище Фидлера войска взяли штурмом. Удивительно, но Литвина-Седого я помню, он жил в квартире под нами. Когда я мальчишкой бегал и прыгал по полу, начинал звонить дверной звонок - на пороге стоял маленький старик в синем френче и начинал с яростью кричать и топать ногами. Ничего нельзя было понять, мама выслушивала и закрывала дверь. Просила меня быть потише, так как это очень противный старик, заслуженный большевик. Их мама не любила, помнила, как те безобразничали во времена ее детства.
  Первое впечатление - хозяйка квартиры, у которой они с отцом снимали комнату (дело было в Киеве), повела детей на кухню, где стоял топчан. Указывая на него рукой, она страшным шепотом сказала: "Дети! Здесь спал большевик!" Дети стали пинать ногами топчан и плевать на него. Потом топчан выбросили во двор. А ведь это был обыкновенный дом, а не какие-нибудь князья или графья. Так что всех достали "господа-товарищи"!
  Прошли десятилетия, и моим рабочим местом стала келья Новодевичьего монастыря, находившаяся на третьем этаже Мариинского корпуса. Под окном - могилы с надгробиями. Видно, что использовали старые камни, удалив кресты и поменяв надписи. У меня что-то упало со стены, пошел на кладбище и под своим окном обнаружил могилу с надписью "Литвин-Седой". Опять соседи, вот так совпадение!
  У его дочери был приемный сын Юра, очень хороший воспитанный парень, угнетенный ее деспотизмом. Его редко выпускали во двор. Он хорошо учился, был послушен. Я уговорил его бежать из дома. Мой план был таков: дойти до площади трех вокзалов, а там в любом направлении можно ехать, лишь бы попасть на поезд - желательно в пустой товарный. В назначенный час мы отправились в путь, по дороге в Фурманном переулке наткнулись на мирно почившую старушку, с которой прощались жильцы. Толпа заняла пол улицы. Произносились речи. Мы почему-то застряли, хотя старушка и при жизни была нам совершенно незнакома. Юра упорно не хотел уходить. Стал ныть, что у него схватило живот, и он хочет в уборную. Я настоял на дальнейшем пути, но на Садовом кольце он встал как бык и стал повторять: "Я срать хочу, я срать хочу!" Я призывал потерпеть до вокзала, а там найдем место, но Юра ни в какую. Было видно, что бежать он не хочет. Так мы вернулись домой. В пять часов с работы пришла мама, и никто ничего не узнал - в это время я всегда уже был дома. Юра потом рано женился и куда-то уехал, а в этой квартире поселились другие люди.
  Несмотря на неудачу с типографией, меня не оставляло решение связать свою судьбу с книгой - теперь уже в качестве продавца. Я направился на Кузнецкий мост. Там было подряд три книжных магазина. Вожделенная "Лавка писателей" мне, конечно, не светила. Рядом маленький уютный магазинчик с книгами на иностранных языках, следующий - большой, в два просторных зала. Я выбрал средний и предложил свои услуги. Позвали директора - очень приятная интеллигентная дама. Сказала, что продавцы не нужны, но могут взять экспедитором: привозить-отвозить книги и документы, помогать в магазине и прочее. На работу могу выйти уже с понедельника. Я сообщил матери, что устроился на работу и в школу больше не пойду. Она не возражала. Мама тоже была книжница - заядлый книгочей.
  Коллектив в магазине был очень хороший: молодые симпатичные женщины - "дети разных народов", была даже испанка Росита, привезенная в Совесткий Союз в детстве, очень смешливая и веселая. Но ее вскоре уволили - какой-то мерзавец написал на нее жалобу. Накануне он приставал к ней с претензиями, не хотел стоять в очереди, Росита не выдержала и послала его "катиться колбаской по Малой Спасской". Это "испанское ругательство" взбесило покупателя, и он грозился подать в суд. Росита написала заявление, чтобы не подводить коллектив.
  Когда были перерывы в работе, я забирался на антресоли - в кладовую книг. Я перелистывал страницы, гладил переплеты, вдыхал любимый запах новых книг - только что из типографии, куда мне путь заказан. Книги разрешали смотреть, переставлять, иногда в качестве поощрения покупать. Получилось, что моя первая зарплата не покинула стен магазина: расписавшись в ведомости, я тут же ее отдал за отобранные заранее книги, их я принес матери вместо банковских билетов. Мама охотно их приняла, так как на покупку книг денег не хватало. В конце каждого месяца мама закладывала в ломбарде серебряный подстаканник и ложку, чтобы дотянуть до зарплаты. Процесс был бесконечным. Вторую получку я отдал матери, и поход в ломбард не состоялся.
  В хорошую погоду выставлялся прилавок на улице, тогда и мне доверяли торговлю. Иногда ставили рядом старого господина Брезиуса - я так и не понял, кем он был, кажется, родственником директора. Потом мы торговали в паре с весьма миловидной, маленькой, как птичка, девушкой, светловолосой и кудрявой. Ее огромные голубые глаза всегда чему-то удивлялись. Один раз она чуть не плакала: какой-то богатый покупатель в возрасте предложил ей большие деньги, а она отказалась. "Вот дура, вот дура!" - сокрушалась она: "Получаю такие гроши, и отказалась! Так и буду стоять на улице за прилавком!" Я ей посочувствовал. Через неделю она уволилась - покупатель на сдался.
  Вообще все девушки-продавщицы были веселые и симпатичные, а обстановка дружеская и я бы даже сказал, семейная. Кабинет директора был на антресолях, и она редко спускалась вниз. Она никогда не повышала голоса и была лишена "административного восторга" - постоянно грустила и девушки говорили о ее личных проблемах. Почему-то иногда магазин торговал карманными фонариками и батарейками к ним. Это делалось по большому блату директора для выполнения плана. В такие дни в магазине было не протолкнуться: батарейки являлись большим дефицитом, если купишь фонарик - давали две. Я распаковывал коробки с фонарями и чувствовал себя небожителем: "Дайте, дайте, дайте!" Я выдавал фонари в комплекте, а избранным - только батарейки. Всегда в таком ажиотаже появлялся сумасшедший, который требовал батарейку, так как он прислан из Совнаркома. Другие товарищи пробивались к прилавку, заявляя, что они от самого Ивана Гавриловича или Петра Сидоровича, совали какие-то бумажки-удостоверения. Другие - франтоватого вида, в серых пиджаках в клетку и с галстуками-бабочками, уверяли, что они из ансамбля Эдди Рознера или Леонида Утесова. Просили батарейки, но отказывались от фонарей. Были убедительны и "элегантны как рояль". Наконец, в течение одного-двух дней эта электротехническая продукция распродавалась, план был выполнен и снова воцарялся покой и книжная благодать.
  Книги были на иностранных языках - вплоть до китайских иероглифов! Много классиков марксизма-ленинизма и еще какой-то советской мути. Поэтому покупателей было мало, только студенты учебных заведений, где подобная литература входила в программу. В основном это иностранные студенты и преподаватели вузов. Хорошие книги - только в подарочном фонде в кладовке наверху. Была, конечно, и русская классика - но опять же в переводах на хинди, арабский, корейский, монгольский и т.п. языки. Книги эти стояли годами. На нижних полках - совершенно замшелый Сталин, ждавший списания и последующего уничтожения. Кажется, дождался - я его перевозил на какую-то загородную базу с мрачными тетками и бетонными сырыми подвалами.
  Все было очень хорошо в этом магазине, но в 1957 году начался фестиваль молодежи и студентов, где я пропадал целыми днями. Но это уже совсем другая история. А после фестиваля я все-таки вернулся в школу, окончив которую, стал снова искать работу и меня занесло в магазин швейных машинок недалеко от дома на Маросейке.
  Магазин был маленький: продавец, он же и директор, и механик-наладчик. Нужен был рабочий. И я в рабочие пошел - "пусть меня научат"! Работа не сложная: из подвала-склада около магазина притаскивать ящики, отбивать доски, доставать машинки, стирать машинное масло и ставить в магазин на подиум. Машинки были "Кёлер" (немецкие) и "Полония" (польские). Народ охотился за "Кёлер". Если они появлялись, я до седьмого пота таскал из подвала эти проклятые "Кёлер".
  Когда все распродавалось, на полках оставалась какая-то отечественная дрянь, которую никто не брал. Годами стояли машинки, кажется, Подольского завода - портнихи обходили их стороной: то игла зависала и тогда ее нельзя было опустить никакими силами, то погружалась с ниткой в ткань и не желала покинуть материю. Машинка могла остановиться в любой момент - мотор грозно гудел и не работал. Механик-наладчик называл их презрительно "лапоть", но любил за поломки, так как швеи вызывали его на дом и давали "на бутылку". Работать на них было не выгодно: чтобы сшить костюм, надо было пару раз вызвать мастера - себе дороже.
  В дни простоя воцарялась скука, наладчик за неимением "налаживания" запивал и на работе не появлялся. Директор, как загнанный зверь, ходил взад и вперед вдоль прилавка - молчал, курил, сплевывал на пол, иногда тяжко вздыхал. Бывало, как назло, что во время запоя механика привозили опять "Кёлер" и "Полонию", и тогда наладчика изображал я, так как кое-чему все же научился, глядя на его нехитрую работу - но, конечно, если не было серьезных поломок.
  Проклятые машинки мне быстро осточертели. Они были неудобные для переноса и тяжелые. Покупали их обычно портнихи среднего возраста. Но бывали и молодые любительницы-"белошвейки". Я их не любил, так как они косились на меня и говорили, что машинку купят, но донести до дома не могут - нужна помощь, тогда директор предлагал меня в носильщики. Я не мог отказать слабому полу и тащил машинку к покупательнице домой, иной раз пользуясь городским транспортом. Я чувствовал себя каким-то Селифаном или Петрушкой. Наконец "белошвейка" открывала дверь: "Заходите!" Тут я ставил машинку на порог и, перепрыгивая через ступени, выбегал на улицу - наконец-то свободен! Директор считал, что я с этих походов что-то имею. Дурак опаснее врага. В один прекрасный день весь склад завалили "Кёлерами" и "Полониями". Взяли в помощь жилистого собутыльника наладчика. Я понял, что лишний в этой компании, более всего мне осточертел плюющийся директор. Больше я его не видел.
  И все-таки пролетарием я стал. Не знаю, уж какие корни во мне взыграли, но я другого пути для себя не видел. Мне нравилось, что рабочий сразу видит плоды своего труда, а не пропадает за столом, тоскуя в бумагомарании. Внутренне свободен, так как вместо него эту работу никто не сделает - от него зависят, поэтому боятся пьющего, он не надежен, в решающий момент может уйти в запой. Я был безопасен, так как не пил, даже в праздники, разве совсем чуть-чуть. Словом, я созрел. И, как нарочно, увидел объявление, что нужен рабочий в организацию "Школфильм". Это было недалеко, в Хохловском переулке, в бывшем здании школы.
  Я пришел на собеседование. Директором оказалась молодая, чрезвычайно миловидная дама с яркими добрыми глазами, полностью отвечавшая своей фамилии: Зорькина. Я объяснил ситуацию: вечером учусь в университете и полностью высиживать рабочий день в дни занятий не могу. Да этого рабочему и не надо было делать, так как все его дела решаются в первой половине дня, когда работают базы, почты, вокзалы, склады и смежные организации. Без лишних разговоров меня взяли на работу, указав рабочее место в полуподвале на заднем дворе школы: на складе, куда поступала продукция организации - кассеты кинопленки со школьными фильмами для всей необъятной страны.
  Моя задача была таскать железные ящики-яуфы с фильмами с третьего этажа на склад, а следующим утром отправлять по адресам. Для этого был прикреплен пикап, который я загружал полностью. На очередном товарном вокзале я его разгружал и ехал за другими яуфами с пустой пленкой, на которую потом монтировали фильмы - тогда тяжелые яуфы я таскал на третий этаж. А если уже были готовы фильмы, спускал их для новой транспортировки. Все эти манипуляции я осуществлял с чековой книжкой - я чувствовал себя миллионером (в первый и последний раз), вписывал нужную сумму и рассчитывался чеками.
  Был еще филиал организации в Успенском переулке, где работали мультипликаторы. Надо сказать, что это был на редкость симпатичный народ - молодой, очень дружный и веселый. Мрачным был только кинооператор. Он говорил, что у него профессиональное отвращение к фильмам, но его можно было понять - смотреть десятки раз одно и то же - кому не надоест.
  Моя главная проблема: я был слишком хил - во всяком случае, с виду весьма тощ, хотя с работой справлялся. Но добрая душа девушки, заведующей складом, не могла этого вынести. Ее мать работала на пивном заводе и всегда имела под рукой пивные дрожжи. Девушка совершенно справедливо решила, что мне необходимо их пить, чтобы набрать вес. Она стала приносить каждый день пивные дрожжи, которые я пил стаканами. Более того, когда я, нагрузив пикап, отправлялся по адресам, то на середине пути останавливал машину у пивного ларька и выпивал еще кружку, но зимой в мороз душевный продавец спрашивал: "С подогревом?" - "С подогревом!", и продавец подливал в кружку горячее пиво. Я почувствовал, что силы прибавляются, физиономия круглеет, а может, и пухнет.
  Когда-то равнодушный к пиву, я полюбил его на долгие годы. Снимал пробы в разных странах. По секрету скажу: самое лучшее - в Чехии. Более того, в мою бытность там я почувствовал родные напевы. Недалеко от Карлова моста в Вышеграде я приметил, как чехи в сумках носят пустые бутылки и меняют на полные - за одну три пустых. Все, как в родной Москве. Теперь бутылки я не выбрасывал, а собирал и менял. Все, как в гимне: "Гей, славяне, собирайтесь под свои знамена!"
  Пиво делало свое дело - я матерел на глазах. Этот нектар греет душу. Проблема была в том, что вечером мне надо было идти на занятия, а в подпитии это совершенно невозможно, а прогуливать я не хотел, так как истфак любил. Пришлось потребление ограничить дрожжами, но потом и они кончились. Девушка уволилась и перешла на другой более комфортабельный склад с дефицитной продукцией. У меня не хватило ума отблагодарить ее хотя бы коробкой конфет. Но девушка на них и не рассчитывала, она была из простой семьи и делать добрые дела было ее естеством.
  Завскладами менялись, но коллектив "Школфильма" был стабильный. На праздники все собирались в школьном коридоре с угощением, выпивкой и танцами - мультипликаторы-художники, талантливые молодые ребята, девушки-операторы, лаборантки, монтажницы. Инженер-механик - почему-то опять алкоголик, после первой же рюмки падал. Еще режиссеры, гости из смежных организаций.
  Бывало, что к концу квартала для выполнения плана надо было делать две ездки, тогда рабочий день затягивался до вечера. Иногда приходилось дежурить в выходные, так как на склад залезали, хотя тащить там было нечего, разве что нагадить.
  Через три года я с сожалением расстался со "Школфильмом", так как заканчивал университет и надо было переходить на работу по специальности. Напоследок принес цветы директору - от всей души и с благодарностью. Эта добрая женщина сквозь пальцы смотрела на мои укороченные дни, ведь если я не был в университете, то сидел в библиотеке, чаще всего до конца дня. Быть рабочим мне понравилось - здоровый образ жизни, никаких тренажеров не надо. Простой бесхитростный народ вокруг. Много пива и воблы. Чего еще надо? Можно и по стакану - тоже хорошо!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"