Кмит Сергей Александрович : другие произведения.

Агульный дом литвинов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Переломный момент в истории Великого Княжества Литовского. Предпосылки и судьбы личностей.

   БИТВА ПОД ТАННЕНБЕРГОМ.
   (Исторический роман в 4 частях)
   Часть 1.
   АГУЛЬНЫЙ ДОМ ЛИТВИНОВ.
  
  
    []
  
   ....Огромное войско тевтонов приблизилось неожиданно. Кейстут со своими отступил. Альгерд построил войска на большом лесистом холме, окружив многочисленных пленных и добычу. Князья, знатные бояре и рыцари призывали свои хоругви и "копья" "да бою". Альгерд поднял меч и направил его на крестоносцев. Ягайла тоже поднял меч. Вперёд - и могучее войско литвинов, ощетинившись копьями, грозно двинулось на тевтонов с верху в низ с пологого холма. Красно-синие стяги чередовались с бело-красной "Погоней" и двойным крестом Святой Евфросиньи Полоцкой. Вокруг свистели стрелы, но казалось, никто уже не обращал на них внимания. Ягайла смотрел на это и чувствовал, как кровь закипает в сердце.
   Войска сошлись с грохотом и треском, с криками и воем первых сражённых.... Шло время. Кейстут тоже вступил в бой.
   Ягайла, окружённый телохранителями, стремился наконец добраться до врага. Но вездесущие охранники каждый раз опережали его и наносили удар первыми. Они знали - гнев Великого Князя Альгерда будет неизмерим, так же как и наказание, если на теле его любимого сына будет хоть царапина.
   Тевтоны дрогнули и шаг за шагом стали отходить. Сначала медленно. Знатные рыцари - братья в белых плащах не сделали ни шагу назад, погибая молча. Предчувствуя перелом в битве, напор литвинов усиливался. И тевтоны дрогнули. Организованное отступление превращалось в паническое бегство. Заколебался штандарт верховного Маршала Тевтонского Ордена Хенника Шиндекопа из Лахштедта. Заколебался и упал, рядом со смертельно раненым Маршалом. Радостный гул пронёсся по рядам литвинов. Всё.... Казалось всё.... "Виктория".
   Но тут случилось невероятное. Ганс фон Заган, слуга рыцаря, сын сапожника, подхватил упавшее тевтонское знамя, поднял, и окружённый отчаявшимися рыцарями, понёс его, увлекая за собой толпы тевтонов. От неожиданности дрогнули литвины. И теперь они уже шаг за шагом стали отходить. Заколебался и упал штандарт Альгерда. Ягайла был рядом. "За мной" - Его доблестные рыцари с Полоцка, Крева, Витебска и личная охрана смяли тевтонов. Ягайла поднял знамя и .... Здесь он проснулся. "О Господи" ,- изо дня в день этот сон преследовал его. Сон - воспоминание, после которого он уже не мог уснуть. Бывало неделю или две сон не снился и казалось, всё, кошмары оставили его. Но сон возвращался.... И так уже 10 лет. Неужели до последних дней своих он будет вспоминать тот день во сне и наяву.
  
   Ягайла поднялся с кровати и подошёл к окну, похожему больше на бойницу. Он часто думал о том времени, о том дне. 17 февраля 1370 года от Рождества Христова - Масленица. Он помнил каждую деталь той битвы. Вот падает штандарт Альгерда с образом "Погони". Ягайла - рядом. Его рыцари с воодушевлением смотрят на него. В глазах - огонь, ярость. Ягайла с улыбкой поднимает меч. И.... перед глазами встаёт образ заплаканной мамы, княжны Ульяны. Ягайла опускает меч. В глазах рыцарей недоумение сменяется презрением (или ему показалось). Его воины в смятении. Самые отчаянные бросаются к упавшему знамени. Но оно уже втоптано в землю лучшими тевтонскими рыцарями. Это место уже кишит белыми плащами с чёрными крестами. Войска Альгерда отступают, уводя захваченный у тевтонцев обоз и знатных пленников. Отступает и Кейстут. Тевтоны ликуют. Преследуют.
   Ягайла едет с опущенными глазами. Образ плачущей матери не покидает его. Только теперь ему кажется - она плачет из жалости к нему. Его воины боятся смотреть на него....
  
   А как славно всё начиналось. В конце 1369 года в порубежных замках обменивались пленными. Традиционное предрождественское мероприятие. О битвах, стычках и наездах, казалось, никто не думал. Но это только казалось.
   Великий Князь Литовский Кейстут и Верховный Маршал Тевтонского Ордена Святой Девы Марии Хенниг Шиндекоп в коротких ярких янках - поддоспешной одежде, сидели за столом напротив друг друга, со свитами, пили вино, шутили, смеялись. Кейстут приподнялся в кресле, подался вперёд, и его густая борода почти коснулась дубового стола, пристально посмотрел Маршалу в глаза и медленно произнёс, улыбаясь: "На будущую зиму я думаю побывать в гостях у Гроссмейстера и попросить у него гостеприимства". Хенниг Шиндекоп побледнел, затем улыбнулся. Напряжённая тишина нависла вокруг. Сидевшие за столом рыцари растерянно улыбались, бросая взгляд на разбросанные вокруг мечи, доспехи. "Пожалуйста не раздумайте. И будьте уверены, что мы примем Вас с должными почестями" - ответил Маршал.
  
   Кейстут времени не терял. Прибыв в Троки, он сразу же послал гонца в Вильну, к Великому Князю Альгерду с письмом: "Дорогой брат, в новом году хочу идти на Пруссию. Можешь ли ты поддержать меня и вместе идти на тевтонов, на Крулявец - Кённигсберг?" "Великий Князь Кейстут - отвечал Альгерд - ты знаешь - должен я в будущем году идти на Москву, помогать Тверскому князю. Но успеется. Важное дело ты задумал. Буду рад тебе помочь. На днях жди в гости."
   В одной из башен Трокского замка всю ночь не угасал свет. Альгерд и Кейстут снова и снова обсуждали план похода.
  - Успею, конечно успею на Москву - повторял задумчивый Альгерд. - Главное сейчас - крыжаки.
  - Конечно успеешь, - Кейстут пребывал в весёлом расположении духа - С серьёзным противником встретишься, а то вообще воевать разучишься. - Кейстут хлопнул старшего брата по плечу и засмеялся.
  
   Тевтоны ждали Кейстута к пасхе, не раньше - не пойдёт же он зимой или ранней весной, в слякоть. Командор Рагнита, одного из самых укреплённых замков Ордена,близкого к границе, следил за перемещениями литвинов. Лазутчики отовсюду докладывали - Кейстут готовится к походу. Пруссия была в смятении. В глубь Орденских земель потянулись повозки с беженцами. Гроссмейстер собрал большое войско в Кённигсберге и окрестных замках. Отряды всё прибывали и прибывали.
   К Альгерду подошла помощь от хана Мамая - союзника - отряд в несколько сот человек, незаменимых в разведке татарских всадников.
  
   8 февраля 1370 года два войска литвинов вторглись в земли Тевтонского Ордена Святой Девы Марии. Кейстут шёл своим обычным путём, от Рагнита, пограничного тевтонского замка. Альгерд - через Галинденскую пустыню, далее - по льду Куршского залива. Место встречи - замок Рудау, в 18 километрах севернее Кённигсберга.
  
   Витовт, сын Великого Князя Кейстута, двоюродный брат Ягайлы, шёл в авангарде отцовского войска. Из Трок выходили под грохот барабанов и завывание труб, под протяжное пение дуды - волынки. И уже к вечеру достигли дикры - ничейной пограничной земли, когда-то заселённой пруссами и литвинами, теперь - опустошённой. Формально дикра принадлежала Ордену, но никто из христианского католического населения не хотел здесь селиться, боясь мести язычников и схизматиков. Ширина дикры обычно составляла несколько десятков километров. Весь следующий день шли через дикру, злобные и молчаливые. Но когда вошли во владения тевтонцев, идти стало веселее. Брошенные сторожевые укрепления и крепости сжигали, так же как и многочисленные фермы. Так что с наступлением ночи, пройденный путь отмечался многочисленными заревами пожарищ. Командир Рогнита внимательно следил за перемещением литвинов и слал гонцов в Кённигсберг.
   Чтобы не терять время, Кейстут не стал сразу брать Рагнит. Он лишь обложил его осадой достаточно превосходящего численностью отряда. Остальные, более мелкие замки брали с ходу, бросая на штурм как можно большее число воинов, чтобы повторного штурма не понадобилось.
   В одном из таких штурмов Витовт чуть не погиб, когда ему в плечо попала стрела из арбалета. Скользнув по пластине доспеха, она впилась в зазор между пластинами, глубоко войдя в плечо. Но кость не задела. Витовт лишь произнёс: "Да хранят меня наши Боги". Как обидно было бы умереть сейчас, не дойдя до решающей битвы. Отец, узнав, лишь усмехнулся: "Следующий раз раненого в обоз отправлю". Подумал и добавил: "Или домой".
  
   Великий Маршал с большим войском в Кённигсберге был в смятении. Что делать? Литвины всё рассчитали. Они с двух сторон спокойно опустошали тевтонскую землю, уверенные в своей безнаказанности. Если выступить на встречу Кейстуту, город возьмёт Альгерд. И наоборот. Разделить своё войско Маршал тоже не решался. Да и литвины были уже у города. К Хеннигу Шиндекопу пришли братья-рыцари и рассказали о "кровавом чуде" - в вине для причастия нашли кровавую нить....
   Обойдя Кённигсберг с востока, войско Кейстута подошло к замку Рудау, в пяти немецких милях севернее маршальской столицы. Брать замок решили по тойже схеме, что и малые замки, встречавшиеся по пути. Были брошены все силы на штурм. Когда-то замок литвинов Рудав, что значит красный, представлял собой обычную деревянную круглую в плане крепость, выполнявшую роль северного форпоста на пути к столичному Крулявцу, а теперь Кёнигсбергу. Усиленный немцами, он представлял собой, казалось, неприступную крепость. Не мудрствуя особо, литвины стали вышибать оба ворота замка, не обращая внимания на потери. И когда одни из ворот рухнули, замок был взят.
  
   Великий Князь и Витовт, как и все их воины, напряжённо всматривались в белую снежную даль, на запад, в сторону Куршского залива. Весь день прошёл в ожидании. За первым конным отрядом на встречу войска Альгерда послали второй. И когда он почти скрылся на горизонте, в войске князя Кейстута возникло волнение. Кому-то показалось - на горизонте увеличилось количество чёрных точек. Потом уже - не показалось.
   Воины Альгерда приближались стремительно. И вот уже были видны красные, красно-белые и синие хоругви с крестами и львами. Передние из Кейстутова войска побежали на встречу и наконец два войска слились в единый монолит. Литва - сплочённое слившееся воедино войско, непобедимое по сути, камень - монолит, осенённый шестиконечным византийским крестом . Про этот крест часто рассказывал Витовту Ягайла. Крест Рогволода Полоцкого, Византийского Императора Романа 2. Крест Рогнеды, Принцессы Византийской Анны и Святой Евфросиньи Полоцкой. Крест князя Бориса - Гинвила на пограничных камнях Полоцкого Королевства.
   Альгерд подъехал к Кейстуту. "Опаздываешь, брат", - Кейстут как всегда улыбался, хотя улыбку трудно было рассмотреть в густой бороде и усах, но весёлые глаза говорили о настроении. Братья обнялись.
  
   На берегу залива, затянутого ещё льдом, развели костры. Поросят жарили просто на вертеле. Для быков выкапывали специальные большие ямы, жгли брёвна с разобранной рядом фермы....
   Кейстут снял тулуп, закатал рукава янки, подошёл к огромному чёрному быку. Животное, предчувствуя недоброе, тяжело дышало. Князь сделал взмах коротким мечом и пронзил шею быка. Бык взревел, дёрнулся так, что затрещал столб, к которому он был привязан, захрипел и упал на передние ноги. Кейстуту подали острый нож, и он завершил начатое. Тяжело дыша, Великий Князь повернулся к своим многочисленным воинам, поднял окровавленные руки и прокричал: "Рагацина - розни наши, Госпад з нами". Толпа взревела и повторила клич своего Князя слово в слово....
  
   Когда подошли тевтоны, Кейстут приказал своим отойти: "Пусть брат повоюет. Ха-ха-ха". Его хоругви стали уступом чуть сзади Альгердовых, не давая противнику возможности обойти их и ударить с тыла или фланга. Вся мощь орденского войска обрушилась на воинов Альгерда. И тут ударил Кейстут по открывшемуся флангу противника. Витовт бился в первых рядах. Это была не первая его битва. Два года назад он в войске своего дяди Альгерда ходил на Москву. Потом ещё были битвы.... Хоругви Кейстута довольно успешно продвигались вперёд, не встречая сильного сопротивления, хватая пленных. Правое крыло вообще оказалось вне боя и устремилось к вражеским обозам. Но вдруг у Альгерда что-то случилось. Это почувствовалось по тому, как вдруг стали немцы и, с безрассудной храбростью бросались вперёд. Затем Альгерд стал отступать. Отступил и Кейстут.... Когда возвращались, Витовт увидел Ягайлу и с далека приветствовал его. Тот растерянно взглянул, пытаясь улыбнуться....
  
   Всё рыцарство Слонима собралось на берегу Щары отмечать пасху. За длинными дубовыми столами, сдвинутыми в ряд, шёл пир. Во главе стола сидели князья Константин и Фёдор со своей матушкой.
   Стась сидел рядом со своей невестой. Алёна - его "невеста" с пяти лет. Вот так. Когда-то его брат Вит со своей подружкой Вилчаной и другими старшими детьми водили их пятилетних Стася и Алёну по улице и заставляли целоваться при взрослых. Придурки. Повели к её родителям. Начинали хлопать и Стась обнимал Алёну, та чуть откидывала назад голову, прикрывала глаза, и они целовались. Все смеялись, а отец Алёны спросил: "А где они такое видели?" И опять все смеялись. С тех пор вот.... Он - жених.
   Стась подвинул ногу под столом и прикоснулся ею к ноге Алёны. Та чуть покраснела, но свою ногу не убрала. Какая-то радостная волна пробежала по всему телу Стаса. Напротив, в обществе пожилых пан, сидела Мария, вдова, и с ехидной улыбкой смотрела на них. И, чтобы слышали не только подружки, произнесла: "Смотрю на молодёжь и вспоминаю, как рыцари под столом жали ножку". Дамы засмеялись. Алёна опустила глаза, отодвинула ножку.
   С другой стороны от Алёны сидел давний друг Стаса, Андрей. Но с каких-то пор их дружбе пришёл конец. И всё из за Алёны. Как будто не было других девиц.... Андрей злобно посмотрел на Стаса, не скрывая ненависти. Такого Стась его никогда не видел.
   Через некоторое время все изрядно выпили и особо внимание друг на друга не обращали. Мужчины снова заговорили о коварстве поляков, стремящихся отторгнуть Галицкую Русь от Литвы. Женщины - об уплендах с завышенными воротничками-стойками, о бурлетах-валиках вокруг чего-то, о косичках-рогаликах и платье типа мантии. А влюблённых оставили в покое.
   Стась на листе пергамента написал: "Буду вечером. Жди у мостка за речкой". И пододвинул записку Алёне, но так, чтобы видел её и Андрей. И снова лицо Андрея исказила гримаса ненависти.
   Стась собирался на свидание, когда к нему подошёл старший брат Вит.
  -Ты куда?
  -Ааа, на встречу,- промычал Стась.
  - Туда нельзя.... Вилчана сказала.... Она разговор слышала.... брата, Андрея. Он ждать тебя будет.... С тремя холопами, с топорами и дубинами.
  - Я пойду,- глаза Стаса покраснели от гнева.
  - Я отцу скажу.... Хотя вижу - бесполезно.
  Вит вышел. Кликнул Явнута, слугу: "Со мной пойдёшь". Нацепил саблю. Стась не видел, как они ускакали. До встречи ещё было время. "Что он хотел? Чтобы я шлем надел.... С наносником. И щит - торч взял. И алебарду.... Хе - хе." Подумал: "Алебарду - нет, а шестопёр - булава пригодится. По дороге выкину".
   Стась надел лазурный нераспашной упенлянд до колен. На ноги натянул и зашнуровал шоссы. Короткий плащ - бригантинку закрепил на груди. Шестопёр не забыл. Сел на своего вороного красавца и рысью поскакал.
   Подъезжая к речке, он услышал крики. На тропе, весь в крови, лежал Вит. Над ним склонился их слуга Явнут, тоже весь в крови. Вит стонал, на левом плече зияла глубокая рана. "Говорил я тебе", - прошептал брат. "Убью", - сквозь всхлипы и слёзы прокричал Стась. Жалость, печаль, грусть , обида сменялись дикой яростью, и он уже ничего не ощущал кроме жажды мести.
   Явнута, легко раненого, а откуда столько крови, чужой, послали за подводой. Стась, всхлипывая и дрожа, перевязал брату плечо, предварительно отодрав подкладку со своего упенлянда. Явнут приехал быстро. Вита аккуратно погрузили в подводу и медленно повезли домой.
   Отец, когда узнал, побагровел от гнева. Его единственный глаз пылал яростью на багровом лице с устрашающим шрамом. "Вы перережите друг друга .... На радость тевтонцам или татарам", - кричал он. Потом успокоился.
  - Они, Богуши - наши враги.
  Вит, бледный, стал ещё бледнее: "Нет, отец. А Вилчана?". В дверь постучали. Зашёл Явнут: "Вильчана!.... Вильчана приехала". Девушка вбежала в дверь, оттолкнула слугу и упала на колени перед кроватью, на которой лежал Вит, прижалась к его руке.
  - Я прокляла его - сказала она и заплакала.
  - Эх, молодёжь,- отец улыбнулся, встал, вышел.
   Стась тоже вышел. "Не нормальные они какие-то, Вит с Вильчаной, с детства", - думал он - "Все нормальные, а они .... Так и росли, держась за руки....". Почему - то вспомнил - ему тогда лет 10 было, а им - по 14: речка, тихая заводь, лодка, в ней - Вильчана, держит на руках голову Вита, у того глаза закрыты, она смотрит на него, не отрываясь, долго смотрит и ничего вокруг не видит.... Они часами проводили время вместе каждый день, и им никто не нужен был. В общем - ненормальные".
  
   Шёл 1380 год от Рождества Христова. В Литве назревала Гражданская война. После смерти Великого Князя Альгерда в 1377 году , власть на какое-то время взял Кейстут, чтобы прекратить вдруг вспыхнувшие распри между Гедиминовичами. В 1378 году он возвёл на трон сына Альгерда Ягайлу. Это было согласовано братьями - Великими Князьями. Витовт, сын Кейстута, должен был стать соправителем Литвы.
  
   Ягайла не доверял никому. Превосходил хитростью и двуличием всех, как казалось некоторым из тех, кто его близко знал. Тихий, замкнутый, не питал склонности к наукам и искусству. Лишь протяжные звуки волынки-дуды и грустные песни музыкантов с Крева и Витебска, которых он всегда возил с собой, не оставляли его равнодушным.
   Витовт, который вырос с Ягайла, сейчас не узнавал его. Больше всего его поражала умеренность двоюродного брата в вине, еде и женском внимании. Лишь одна страсть делала Ягайлу другим. Охота. Здесь он забывал обо всём. И становился совершенно счастливым в далёких недоступных долинах, где мог уединиться, охотиться и слушать пение соловьёв.
   Подозрительный Ягайла, став Великим Князем Литвы, повёл себя очень странно. Боясь авторитета Кейстута, заключил с Тевтонским Орденом тайный договор. Договор был подписан в Давидишках 31 мая 1380 года. Ягайла не препятствовал Тевтонскому Ордену нападать на земли Кейстута, то есть - на все земли Литвы, кроме собственных владений Ягайлы. Договор подписали Магистр Ордена Винрих фон Книпроде и Великий Князь Литовский Ягайла. Фактически это означало предательство, что сам Ягайла отлично понимал, но утешал себя мыслью, что это временная вынужденная мера, о которой никто никогда не узнает. Инициатором подписания договора была мать Ягайлы, Великая Княжна Ульяна, а исполнителем - брат Иван - Скиргайла, который вёл предварительные переговоры. Все возражения Ягайлы и его сомнения напрочь разбивались холодной логикой матери - Кейстут - авторитет в народе и в войсках, и этот авторитет нужно хотя бы уменьшить. Крестоносцы нападали на земли, подвластные Кейстуту и Витовту и обходили земли Ягайлы. В довершение ко всему, Ягайла обещал вновь отдать Жемайтию Ордену и принять католичество. Мать Ульяна с братом Иваном - Скиргайлой на этом не успокоились и обратились к Людовику Великому Венгерскому, Венцеславу Богемскому и Папе Урбану 4-му, ища и у них поддержки.
   Кейстут видел, что тевтонам известны все его планы. При столкновениях, хоругви Ягайлы запаздывали. Проницательный Великий Кейстут всё понял. Но Витовт не верил. Не верил даже, когда это стали подтверждать пленные, перебежчики и шпионы. Детские впечатления - неизгладимые. А Витовт помнил, как они мечтали с Ягайла о покорении мира и завидовали своим отцам и их победам. Он помнил, как ещё подростками, они ходили с отцами, великими Князьями, на Москву, и Ягайла, когда вокруг начинали свистеть стрелы, становился перед ним, прикрывая его. Разве это можно забыть. Неужели он стал другим. Витовт и слышать не хотел о предательстве Ягайлы.
   Всю ситуацию усложнял брат Ягайлы Андрей, Полоцкий князь. Он, как старший, считал себя наследником престола и готов был взяться отстаивать это с оружием в руках.
  
   1380 год. В Ордынских землях назревал конфликт. Князь Московский Дмитрий Иванович, поддерживаемый Литовским князем Андреем Полоцким, вышел из под контроля Великого Хана и готовился дать отпор. Андрей и Дмитрий Альгердовичи собирали войска в помощь Дмитрию Московскому. Ягайла не мог упустить такого случая, чтобы враз покончить со старшим братом - претендентом на трон. Великий Князь Литовский Ягайла объявил сбор войск - посполитое рушение. Но Кейстут не поддержал племянника, и на его западных землях, по линии Троки - Менск - Брест никто в поход не собирался. Лишь Витовт рвался в бой на помощь Ягайле.
  
   Утром Стась пришёл к отцу.
  - Тату, я пойду вместо Вита в войско князя Витовта.
  - Нет, - на лице Сурвилы, отца Стаса, застыла ироничная улыбка.
  - Отец, мне уже 16, а я участвовал лишь в одном походе, и то обошлось без битв, - голос Стаса становился жёстким.
  - Витовт не поведёт войска на помощь Ягайле, Слоним не даст Великому Князю ни одного воина. И не только Слоним. Кейстут не допустит междуусобных войн между литвинами. Гедиминовичи пусть грызут глотку друг другу, но не впутывают сюда народ.
  - Как? Витовт не пойдёт на помощь Ягайле?- Глаза Стаса округлились от удивления.
  - Нет. А тебе я обещаю - в следующем походе...., в следующей "Погоне", ты примешь участие.
  
   События на Востоке развивались стремительно. На берегу Дона сошлись два огромных войска. Правое крыло Московского войска, составленное из литвинов Андрея и Дмитрия Альгердовичей, легко смяло левое крыло Мамая и устремились в тыл и фланг остального Ордынского войска. Но левое Московское крыло было, в свою очередь, опрокинуто ордынцами и беспорядочно бежало. Центр тоже отступал. Войска свернулись в спираль. Удар засадного полка Литовского князя Боброка Волынского решил исход битвы.
   Ягайла так и не решился вступить в бой. Он простоял в пару милях. Собранные им войска с восточных и центральных земель Литвы не внушали ему доверия. У многих братья и другие родственники бились в хоругвях Андрея Полоцкого и Дмитрия Брянского. Лазутчики доносили - его воины не хотят воевать против своих. Так и говорили : "Бить тех или других - да, а против своих, литвинов - нет". Ягайла понимал, что за всем этим стоит тень Кейстута. Авторитет Великого старца был всегда на высоте у литвинов. Ягайла помнил, как в Городне встречали Кейстута, бежавшего из тевтонского плена. Это был его второй побег с замка Мальборка! Он поднялся по дымоходу, стащил белый рыцарский плащ, вышел во двор замка, где стоял осёдланный конь самого Магистра Винриха фон Книпроде, поднявшего славу Ордена на небывалую высоту, возвысившего рыцарские традиции. Сел на коня, медленно выехал за крепостные стены через ворота.... Коня отпустил и пешком двинулся на юг, в Мазовию, в Плоцк, где Княгиней была его дочь.... А потом посылал Магистру благодарственные письма, за то, что тот приготовил ему осёдланного коня своего. И напоминал, что у Магистра осталось личное знамя его, знамя с изображением Бога войны лютичей, Кавоса, в образе вороного Коня и чёрного Петуха на нём. И обещал вернуться за знаменем. А все знали, что Кейстут обещает, то обязательно исполнит. Только вот события последние пока мешали этому.
   Ягайла рвался к власти, власти реальной. Родные братья его, враждуя между собой, готовы были сцепиться со сводными. Над всем этим маячила фигура Кейстута и его сына Витовта. Ягайла хотел двинуть полки на восток, на мятежных братьев Андрея и Дмитрия. Кейстут был против: "И так литвины льют кровь друг друга". Ягайла выдал замуж сестру Александру за Князя Мазовецкого, стремясь мазовшан привлечь на свою сторону. Вопреки Кейстуту, организовал поход совместно с Ливонским Орденом, против братьев и выгнал их с уделов.
   Наконец в руки Кейстута попал договор Ягайлы с Тевтонским Орденом, и Кейстут показал его Витовту.
  
   В Слониме рыцари, местичи, бояре.... , все находились в тревожном ожидании. Утром к Стасу зашёл отец.
  - Поедешь завтра с другими к Великому Князю.
  - К Ягайле? - Удивился Стась.
  - К Кейстуту. Он собирает верных людей. Надеюсь, мне за тебя не придётся краснеть.
  - Отец.... Мог бы этого не говорить. - Стась обиделся.
  - Кейстут лично написал мне. Он будет доверять тебе во всём. - Сурвила помолчал и добавил в примирительном тоне - Не обижайся, сынок, я должен был это сказать.
   Ночью Стась был у Алёны.
  - У Вильчаны родился сын, - сказал Стась - так что я теперь дядя.
  - Ты.... дядя, - Алёна была необычно серьёзная - всегда хотела узнать - откуда у неё такое странное имя - Вильчана.
  - В честь бабушки. А та была названа в честь своей бабушки. Более века назад они последними уходили с Полабья - вильчи - лютичи, те, кто остались живы и не хотели менять веру предков. Отбиваясь от немцев, ляхов, через Померанию. В Пруссии Великий Миндовг разбил и немцев и поляков. Казалось - натиск с запада и юга прекратился. Но вся христианская католическая Европа пошла на Миндовга, затем на Витеня.... А Гердень уже расселял прусских вильчей-лютичей в Гродна, Волковыске, других местах. И у нас в Слониме. Те, кто раньше ушли с Гетманами лютичей, поселились в малозаселённых наших местах, призвали на княжение с Византии потомков Полоцких Князей из рода Рогволодовичей, а уже их потомки создали нашу державу.
  - Да знаю я всё, - голос Алёны прозвучал в темноте так неожиданно, что Стась вздрогнул, - а почему у них, у пришедших язык наш, а не свой какой-то или польский?
  - Потому что они вернулись. На Родину. - Стась находился в своей стихии, любимой теме. - Мне Вит рассказывал - он читал древние летописи. Тысячу лет назад наш народ назывался велеты, велатабы. Волотовики - курганы наши - от велетов. Мы пришли с юга, оттуда, где на берегу тёплого моря, стоял славный город Троя. Но там изменился климат, несколько лет не было урожая. Последним ударом было нашествие диких народов на Трою. Часть наших, мы назывались Венетами, ушла в Италию и основала Рим. А часть ушла на эти земли. Все народы вокруг признали наше главенство. Потом часть наших, велетов, ушла в Германию, в Полабье, часть расселилась по всему побережью моря, которому дали своё имя - Венедское. Строили большие города, Волин слышала? Или Винета! Говорят он был как Рим или Константинополь. Землетрясение разрушило его, и он ушёл под воду. В Полабье франки, галлы и саксонцы нас называли лютичами, от волка. Поляки нас называли вильцами, тоже волками. Саксонцы на своём берегу Лабы насыпали вал крутой и высокий, спасаясь от нас. Но это не помогло, и они ушли на большой остров.
  - Ну ты можешь рассказывать об этом часами, - опять в темноте голос Алёны прозвучал неожиданно и на этот раз, с усмешкой, - а у нас так мало времени - она левой рукой обхватила его шею и притянула к себе. - Теперь понятно, почему она Вильчана.
  - Что она тебе? - Стась улыбнулся в темноте.
  - Красивая. И имя красивое.
  - Ты лучше.
  Алёна развеселилась.
  - А ты знаешь, в твоего брата были влюблены все девки Слонима, а он никогда этого не замечал. Как прилип к Вильчане. Молодец.
  - Интересо. А чем я хуже? Мы даже похожи, говорят, - сказал Стась, улыбаясь в темноте. Алёна вздрогнула.
  - А при чём здесь ты? - Голос её звучал чуть удивлённо. - Ты мой, понимаешь?
  - Да-а, - Стась снова улыбался в темноте.
  - Что ты понимаешь? Ты не понял. Никто не позавидует той, которая тебе улыбнётся.
  Какое - то время они молчали. Он продолжал улыбаться.... В темноте.
  - И ещё, я не хотела этого говорить, - тихий голос Алёны чуть дрожал, - если с тобой, что случится...., я не смогу жить...., ты понял?
  - Да.
  - Что ты понял?
  - Если я погибну, ты выйдешь замуж за другого, - Стась снова улыбался в темноте, хотя сразу понял, что сказал глупость. Он почувствовал, как тело девушки в кольце его рук вздрогнуло.
  - Дурак, - Алёна готова была разрыдаться....
  - Ну что ты, каханая, у нас будет четыре мальчика, они станут великими воинами, и две девочки, они будут такими красивыми, как ты. - Стась в темноте стал целовать её лицо.
  
   Стась с небольшим отрядом слонимцев, человек в пятьдесят, прибыл в Гродна, в ставку Кейстута и сразу же был вызван к Великому Князю. Зашёл в широкую комнату. Кроме Кейстута, здесь были лишь четыре человека с охраны. Представился: "Стась, сын Сурвилы, со Слонима". Кейстут подошёл. Мощная фигура его казалась не такой высокой с далека.
  - Похож, - сказал Князь, подойдя к Стасу. Он был серьёзен и сосредоточен.
  - Тебе, юноша, в Вильне будет особое задание - заключить под стражу Ягайлу.
  - Всё, пропал, - мелькнуло в голове Стаса, и он вымолвил - Будет сделано, Великий князь.
  - Отбери два десятка своих, а когда войдём в Вильну, будь готов, - Кейстут повернулся и зашагал к смежной комнате.
   К Вильне стягивались верные Кейстуту войска. Сюда же должен был подойти с востока Великий Князь Ягайла. Что-то должно было случиться, но каждый надеялся, что до кровопролития не дойдёт.
   Ягайла подошёл к Вильне со всеми своими войсками. Причём, сначала подошли его передовые отряды и стали производить действия, похожие на разведку. Потом пришёл сам Ягайла с огромным войском. Здесь даже были ливонцы, участвовавшие в нападении на вотчину Андрея Полоцкого. Но так как Вильня уже была занята войсками Кейстута, то Ягайла остановился в окрестных сёлах, полностью окружив город.
   Утром Ягайла с охраной в несколько сот человек вошёл в город. Перед дворцом, где должна была произойти встреча Великих Князей, казалось, никого не было. Охрана расположилась у входа, а Ягайла со свитой из князей и придворных, с личной охраной человек 20, вошёл во дворец. Сразу же многочисленный отряд охранников Ягайлы на площади у дворца стали окружать отряды Кейстута, без шума, с улыбками и дружественными приветствиями.
   Во дворце события развивались стремительно. Кейстут вышел на встречу Ягайле. Находясь в дальних комнатах Дворца, Стась не слышал разговора Великих Князей, после чего Ягайлу стали оттеснять от свиты и личной охраны, и если со свитой из князей это получилось, то охрана обнажила оружие и стала отбиваться, окружив Ягайлу. Но силы были не равные, и все охранники один за другим попадали, обливаясь кровью, кто раненый, кто убитый.
   Стасу подали знак, и он с четырьмя рыцарями, перешагивая трупы и стонущих раненых, подошёл к Ягайле.
  - Ваше оружие, Великий Князь, - Стась протянул руку. Бледное лицо Ягайлы покраснело от ярости и исказилось от гнева.
  - Придёт время, и ты ещё пожалеешь об этом, очень пожалеешь, - прошипел он.
  - Ваше оружие, Великий Князь, - повторил Стась спокойным твёрдым голосом, чувствуя дрожь в руке. Ягайла сник, снял пояс с мечом и бросил Стасу.
   Тем временем с площади у дворца донеслись крики и звон мечей. Без кровопролития и там не обошлось. Охрана Ягайлы, отобранная из Витебского рыцарства ещё самим Альгердом, обнажила мечи и пыталась прорваться на помощь своему князю. Но и там всё закончилось быстро.
   Ворота в город и в замки быстро закрыли. Войска Кейстута высыпали на стены, приготовились. Кейстут объявил князьям и свите Ягайлы, что тот - предатель и арестован, и всех отпустил. В войска Ягайлы ушли многочисленные представители, разъясняя позицию Кейстута и провозглашая манифест, о том что Великий Князь Кейстут возлагает руководство страной и войсками на себя.
   На этом всё и закончилось. Войска, пришедшие с Ягайла, отошли от Вильны и рассредоточились, ожидая указаний. Ягайлу с матерью Ульяной заключили под стражу. Поймали и Войдилу, верного слугу Ягайлы, который у Альгерда был хлебником. Ягайла выдал за него замуж свою сестру, что взбесило когда - то Кейстута. При аресте Ягайлы, были захвачены все грамоты и последний договор с Тевтонским Орденом.
  
   Витовт не принимал участия в последних событиях. Узнав что произошло, он в один день прискакал в Вильну из Гродна. Он упросил отца освободить Ягайлу. Тот присягнул, что никогда не пойдёт против воли Кейстута. Ягайле отдали в удел его вотчину - Витебск и Крево и отпустили с малой стражей. Кейстут снова стал Великим Князем.
   В родном Витебске Ягайла пришёл в себя. Смятение и тревога сменились спокойствием и апатией. Он хотел всё забыть и уделить время любимому делу - охоте. Но разве могла успокоиться его мать, княгиня Ульяна. Через своего сына Ивана - Скиргайлу она вновь наладила связи с Ливонским Орденом. Те обещали отдать все свои силы в помощь Ягайле, если тот выступит против Кейстута. Но Ягайла, казалось, уже был не тот, и все уговоры матери и братьев натыкались на незримую стену безразличия и нерешительности. Шёл 1382 год.
  
   Волнения на востоке Литвы тем временем не прекращались. Дмитрий Альгердович, в язычестве Карибут, поднял мятеж. Кейстут немедленно организовал поход на своего племянника, на Новгород - Северский. Ягайла с витебскими и кревскими войсками должен был присоединиться к Кейстуту на марше.
   Ульяна и её решительный сын Скиргайла поняли - это их шанс. Но боясь, что Ягайла их не станет даже слушать, Ульяна через подставных лиц передала приказ Ягайле от Великого Князя Кейстута - повесить Войдилу. Этот приказ она сама надиктовала своему писарю. И когда бледный Ягайла читал его, она подошла и сказала: "Решайся, сейчас или никогда. Мы должны захватить Вильну. Все Ливонские силы ждут твоего приказа". И Ягайла решился. К Магистру послали гонца с письмом, чтобы тот шёл к Трокам. В Вильне сторонники Ягайлы готовили мятеж.
   "История повторяется", - сказала старая Ульяна сыну, - "когда - то я с твоим отцом Альгердом, с рыцарями Витебска шли на Вильну, захватили этот город , и Альгерд стал Великим Князем. Теперь с тобой, с сыном Великого Альгерда, с рыцарями Витебска, мы идём, чтобы вернуть законного Властителя на Великое Княжение".
  
   Войска Кейстута вышли с Менска и двинулись на юго - восток. Слонимцы шли своей хоругвью под "Погоней" с чёрным рыцарем на белом коне.
   Стась сгорал от нетерпения принять участие в битве. Как завороженный, он смотрел на воинов в дорогих доспехах на мощных конях, тоже покрытых латами. А тяжёлая ритмичная поступь пехоты, сверкающие на солнце бациенты, трепещущие на ветру знамёна вызывали у него неописуемый восторг. Здесь он впервые увидел жмудинов. На низкорослых крепких конях, в кожанных панцирях, с деревянными щитами.... Они представляли дивное зрелище. Кейстуту донесли, что передовые отряды Дмитрия выдвигаются им на встречу, и он приказал всем одеть доспехи и быть на готове.
   На привале к Стасу подошёл пожилой воин в шрамах: "Чему вы радуетесь, молодые? Со своими же биться идём...."
   Неожиданно в лагере почувствовалась какая-то суматоха, а потом разнёсся слух - возвращаемся. "Отступаем?" - недоумение и обида сменились у Стаса лёгким гневом. А затем прискакал гонец с приказом Кейстута - возвращаться. Ягайла захватил Вильну.... Идём на Вильну. Ропот недовольства прокатился по всему лагерю литвинов.
   Возвращались налегке, быстро. Оружие и допехи были упакованы. Шли чертыхаясь и мысленно кляня Великих Князей, и нынешнего и претендента. Между тем пришла весть, что Ягайла осадил замок на острове в Троках.
   Сторонники сына Альгерда в Вильне выступили неожиданно. Возглавлял их староста немецкой общины, купец Гануль. Гарнизон, верный Кейстуту, был полностью уничтожен с помощью передовых отрядов Скиргайлы, пришедших на помощь восставшим.
   Маршал Тевтонского Ордена Конрад Гаттенштайн шёл с большим войском на Троки, а от Вильни к Трокам двигалась армия Ягайлы и Скиргайлы.
   Витовт с матерью Бирутой отступил в родной Гродна. К ним присоединился и князь Люборт с небольшим отрядом русинов с Волыни. Кейстут отправил поланцев в Жемайтию, надеясь собрать верные ему отряды жмудинов. Но времена изменились и те не хотели воевать, поощряемые эмиссарами от Ягайлы и Ордена.
   Подойдя к Трокам, Кейстут понял, что опоздал. Утешало лишь то, что гарнизон, верный ему, покинул замок с оружием в руках. Ягайла был в замке. Войска Кейстута обложили Троки и стали готовиться к штурму, когда пришла новая недобрая весть - к Трокам подошли тевтонские рыцари, союзники Ягайлы. Часть войск Кейстута стала выдвигаться навстречу немцам.
   Ягайла был в нерешительности. Он не верил, что сможет отбить штурм. Не верил своим воинам, своим союзникам, немцам. Он хотел всё уладить миром, что вызывало жуткую панику у матери и у брата Ивана - Скиргайлы.
  - Я за переговоры, - сказал вдруг Ягайла, - пошлите кого - нибудь к Кейстуту и Витовту.
  - Переговоры, - тихо произнесла мать Ульяна, - Иван, иди ты, пригласи Кейстута и Витовта к нам. Обещай им что хочешь и клянись чем хочешь.
  - Они не поверят, - прорычал Скиргайла.
  - Клянись матерью, мной .... Поверят.
   Скиргайла с небольшой охраной пришёл в стан противника, предлагая от имени Ягайлы мир и переговоры, при том, клянясь именем брата и матерью. Кейстут не верил ни Ягайле, ни его брату, и тем более их матери, но на переговоры согласился. 3 августа все встретились. Витовта и Кейстута разоружили и отвезли подальше в Крево, родную вотчину Ягайлы. Витебск, Полоцк, Крево - здесь Ягайла вырос. Теперь же, за короткий период своего вынужденного владения Кревской и Витебской волостями, Ягайла успел убрать там всех сторонников Кейстута, которые томились теперь в подземельях замков. Кейстут этого не знал. Не знал он и того, что старая Ульяна ещё до переговоров послала гонца в Крево к верным людям, чтобы готовили покои для важных персон.
  
   По прибытии в Крево, Кейстут и Витовт были брошены в подземелья огромного замка, где начальником был Войдила - давний недруг Кейстута и единственный друг Ягайлы, к тому же его родственник. Кейстут понял, что это конец. Но неугомонная жажда мести и справедливости, его опыт двух побегов из Мальборского замка крестоносцев, позволяли ему на что-то надеяться. Из металлической окантовки на своих сапогах он выдрал кусок металла и, как только появилась возможность, стал копать дыру под стеной.
  
   Ягайла был в замешательстве - что дальше, что делать с Кейстутом и Витовтом. Он видел, чего хотят мать Ульяна и брат Скиргайла, но молчал. Ульяна в разговоре со Скиргайлой произнесла: "Надо решать, решать немедленно. Ибо это Кейстут. Он уже подкоп под стену сделал. Если его друзья и союзники узнают, умрут все". Скиргайлу уговаривать не пришлось. Он дал знак Войдиле, и тот с тремя слугами вошёл в темницу к Кейстуту.... Это было на пятую ночь после захвата Великого Князя и его сына Витовта. В эту же ночь, по настоянию старой Ульяны была убита и Бирута, жена Кейстута, мать Витовта.
   Узнав всё, Ягайла лишь прокричал: "Витовта не трогать". Всем объявили: "Великий Князь Кейстут умер от неизлечимой болезни. В Вильне прошли пышные похороны по языческому обычаю. Кейстут - единственный из Гедиминовичей был формально язычником, так как, владел землями в западной Литве, где христианская вера греческого образца слабо прививалась среди простого народа. Его тело, в богатых одеждах, сожгли на большом костре, вместе с несколькими его конями, с оружием....
  
   Витовт в соседней темнице узнал, что случилось с отцом, от жены Анны, дочери Смоленского князя, которая ежедневно навещала его с двумя служанками. Накануне заключения, он заболел, но постепенно его состояние улучшалось. Когда разнеслась весть, что Князь Кейстут умер в темнице, Анна всё поняла. Поняла, что медлить нельзя.
   Всех своих служанок Анна привезла из Смоленска. Она любила их, они - её.
  - Надо, чтобы кто-то отдал своё платье князю Витовту и занял его место, - сказала Анна. В ответ - тишина. - Тогда это сделаю я, - голос Анны не дрогнул.
  - Я согласна, - почти прокричала Мария. Она была и служанкой и подругой княгини. А к князю она питала какие - то нежные чувства, когда тот раз от раза украдкой бросал на неё ласковый нежный взгляд и улыбался....
   В темницу вошли как всегда. Мария медленно, дрожа все телом, сняла платье. Витовт снял свою одежду. Переоделись.
   - Пора, - прошептала Анна, поцеловала Марию. Витовт, направляясь к выходу, остановился, вернулся, со слезами на глазах, поцеловал Марию....
   Стража ничего не заподозрила.
  - Что-то вы не быстро сегодня, всё успели, - донеслось вслед уходящим, а затем - смех. Скрывшись из виду стражников, поднялись на стену. По приготовленным верёвкам спустились со стены. Внизу их ждал верный тивун из Волковыска с лошадьми....Достигли Слонима, оттуда - в Брест. На пятый день оказались в Мазовии, в Плоцке, у сестры Витовта - жены князя Мазовецкого Януша.
  - Прямо как папа, тот тоже после побега пришёл сюда, - сестра обняла Витовта.
  - Так ты не знаешь, - Витовт побледнел, - папа.... Погиб. Сестра разрыдалась.
  - Убью Ягайлу, - Витовт сжал кулаки, его глаза налились кровью.
  
   Только на третий день обнаружилось бегство Витовта. Стража докладывала княгине Ульяне, что Витовт болен, лежит, не поднимается. Узнав о побеге, Ягайла организовал погоню, Но в условиях осенней слякоти это было бесполезно.
   Скиргайла готов был развязать массовый террор против сторонников Кейстута, но мудрая Ульяна посоветовала Ягайле не преследовать противников, а не спеша, продуманно, постепенно менять власти на местах. А первое время вообще ничего не менять на западе Литвы, в бывших владениях Кейстута. Ибо на востоке Литвы вообще не признавали ни власть Ягайлы, ни власть Кейстута. Для сплочения страны и усиления авторитета Ягайлы, нужна была быстрая молниеносная война и победа. Нужна была внешняя угроза. И такая угроза нашлась.
   Князья Мазовии и Польши давно наблюдали за вознёй вокруг власти на востоке. А когда в Мазовии появился бежавший Витовт, когда поползли слухи об удушении Кейстута в застенках Ягайлы, предлог для вторжения в Литву нашёлся сам собой. Мазовецкие и польские войска перешли границу и захватили Дрогичин и Мельник.
   Ягайла объявил священную войну с агрессором. Быстро освободил свои города и вторгся в Польшу и Мазовию, почти не встречая сопротивления, сея смерть и пожар. Основу его войск составляли нераспущенные ещё хоругви, которые пришли с Кейстутом.
  
   Стась, в Слонимской хоругви, освобождал Дрогичин. Лез по лестнице на стену, бил, рубил, кричал. Первый враг, сражённый им, упал раненый и застонал. Потом были ещё и ещё... На стене города он увидел как упала Полоцкая хоругвь - "Погоня" с белым рыцарем. "Откуда здесь Полоцк?" , - мелькнула мысль, и он бросился на помощь одинокому рыцарю, который стал над знаменем, защищая его от пяти врагов. Вдвоём они отбились, пока не подошла помощь.
  - Кто ты?- спросил у Стаса забрызганный кровью улыбающийся юноша.
  - Я - Стась, сын Сурвилы со Слонима, а ты? - Спросил он в ответ, с любопытством рассматривая стройного юношу в дорогих доспехах.
  - Я - Дмитрий, Астей, сын князя Андрея Полоцкого.
  - Ааа...., как же.... - удивился Стась.
  - Я - заложник, фактически в плену у князя Ягайлы. Он предложил участвовать в походе - я согласился.
  - Понятно, - Стась выглядел растерянным и смущённым.
  - Ты хороший воин, увидимся, - Астей протянул ему руку, затем, окружённый своими рыцарями, удалился.
   Шли по польской земле. Мелкие отряды ляхов отступали, сторонились открытой битвы. Сёла и небольшие города жгли. Было много пленных. Дошли до Вислы. На противоположном берегу - город Завихост. С того берега всадники - поляки что-то кричали, смеялись, махали руками.
   Рядом со Слонимской хоругвью стоял отряд с чёрным Орлом на знамени, как у тевтонцев. Командир его, высокий крепкий юноша, поднял меч и прокричал: "Тут воде не быть". И направил своего огромного вороного коня в реку. Оказавшись в воде, покинул седло, и держась левой рукой за гриву, поплыл рядом с конём. Все воины его отряда последовали его примеру.
  - Кто это? - Спросил Ягайла.
  - Радзивил, - сказал кто - то из свиты.
  - Что за имя такое, Радзивил?
  - Его предку дал это имя Великий Князь Гедимин, когда ему на Туровой горе приснился железный волк. А предок этого юноши, жрец Криве-Кривайте растолковал этот сон и посоветовал заложить здесь город. Вильну.
   Слонимский хорунжий поднял меч и указал на другой берег: "За мной!" и тоже вошёл в воду. Слонимцы последовали за ним. Холодная осенняя вода не стала препятствием для литвинов. Почти всё войско благополучно переправилось. На том берегу остался лишь обоз и пленные с отрядом охраны. Ягайлу переправили на плоту.
   Перед литвинами был Залихост, с мощными каменными стенами и перепуганным гарнизоном и жителями, которые как завороженные наблюдали за переправой. Пушки остались на том берегу с обозом.
   "Не нужно нам того города пушками добывать", - сказал Ягайла. К воротам, деревянным, стащили столько хвороста, что не видно было ни ворот, ни близлежащих стен. Зажгли. Через пол дня ворота выгорели полностью. Вместо них зияла раскалённая щель, через которую литвины вломились в город, кроша и истребляя всё на своём пути. Та же участь ждала и Зиатов, и другие города и сёла аж до самой Вислицы.
   При штурме Завихвоса Стаса легко ранили в левую руку. Астей, с которым теперь часто виделись, передал какую - то мазь на травах для заживления раны. Стась не прерывал участия в стычках и битвах.
   Войско Ягайлы обросло дополнительными повозками с добычей. Пленных было столько, что встал вопрос, что с ними делать и чем кормить.
  
   Домой возвращались в весёлом настроении. На подходе к Вильне увидели народ, высыпавший за городские ворота. Все пели, хлопали и кричали "Ладо, Ладо" по старинному языческому обычаю.
   Стас продал по дешёвке своих пленных агентам Великого Князя, которые скупали их по дешёвке для ремонта литовских замков и строительства новых. Астей, отпущенный Ягайла домой в Полоцк, уговорил Стаса поехать с ним в Москву, обещая увлекательное путешествие. Москва, после Куликовской битвы, была союзником Литвы, вернее - Полоцка. А как считали в Орде - в вассальной зависимости от Литвы, точнее - от Полоцкого князя Андрея.
   Договорились, что Стась заедет на несколько дней домой в Слоним, затем прибудет в Полоцк, оттуда - в Москву.
  Чем ближе к дому, тем быстрее ехали слонимцы. Молодёжь, бросив походную колонну и обоз, устремилась вперёд. И впереди всех нёсся Стась. Долгими ночами похода он мечтал о встрече с Алёной.... Вот и Щара, быстрая река с красной водой. Народ, слонимцы встречали их так же, как жители Вильны: с песнями, плясками. Впереди стояли молодые девушки, и Стась издали рассмотрел Алёну. Он осадил, как все, своего коня и шагом уже подъехал к любимой. Забыл все слова, которые хотел сказать, и лишь прижимал к себе трепещущее тело Алёны, чувствуя её горячее дыхание на своей шее.
   Брат Вит тоже был в походе в Подолье, в русских владениях, где постоянно шли стычки с татарами, и чувствовалось, что развязка там скоро наступит. И отец собирался в поход и очень удивился скорому отъезду Стаса в Полоцк, а затем - в Москву. Но был доволен, что сын будет подальше от Ягайлы. Четыре дня пролетели как один сладостный миг. Алёна не отходила от него ни на шаг. Она говорила, что чувствует что-то недоброе и даже просила не ехать в Москву. "Мы даже биться там не будем. Князь Московский Дмитрий просил нашего присутствия, чтобы показать Орде, что Литва за него. Соберём там подарки и вернёмся". - Успокаивал Стась.
  
   Отряд Стаса в пол сотни воинов вышел из Слонима и в пять дневных переходов добрался до Полоцка. Он мечтал увидеть этот город с детства. О нём ему рассказывал отец и старший брат: о Рогволоде - Князе Полоцком, из династии которого идут и Великие Князья Литовские, о его дочке Рогнеде. О более ранних временах, когда восемь веков назад Полоцк осадили гунны с их вождём Атиллой. Потом - норманы. И только хитростью враги смогли взять этот город. Притворившись побеждёнными, они выманили Князя Велизария и убили его. Слышал Стась от брата и о золотом кресте Святой Евфросиньи Полоцкой и мечтал взглянуть на него.
   И вот он ехал по улочке этого древнего города во главе отряда слонимцев. Ему думалось, что все будут останавливаться и смотреть на них. Но никому до них не было дела. Люди, полочане, казались ему более высокого роста, прям гиганты какие-то, и более светлые. Все с крестиками на груди, что удивило слонимцев, среди которых были и язычники.
   Полоцк и сейчас оставался самым сильным городом Литвы. А в недалёком прошлом Полоцку, или "Харобрай Литве", как называли Княжество со времён Рогволода, платили дань все: и ливы, и эсты, и вся литва от реки Святой и аж за Припять. Платили дань и немцы, обосновавшиеся на побережье, в устье реки Рубон, где построили город Ругу, который со временем Ригой назвали. Полочане, ещё по рассказам дедов, помнили, как пали сначала их крепости по заливу, а потом - два крупных замка в низовьях Рубона: Герцик и Кукейнос. В Полоцке жили варяги, родственный литве народ, русской веры, потому их часто называли Русью. А вокруг, по деревням, жила литва, в основном, язычники, идолопоклонники. Такое разделение было весьма условным. И здесь , и в Слониме, кадый христианин обычно имел ещё и языческое имя, или наоборот. Это касалось и Князей. Так Витовт, когда стал руским, получил имя Юрий. А Ягайла наречён был при рождении Яковом.
   У Астея уже собралось приличное войско в четыре сотни рыцарей. Обоз тоже был снаряжён. Было даже несколько пушек. Астея, русского по вере, все звали Дмитрием, хотя условились, что в Москве будут звать его Астеем, ибо князь Дмитрий там уже есть.
  
   По направлению к Москве выехали рано утром, а к вечеру уже достигли пределов Литовской земли. Всё чаще стало встречаться население, говорящее на непонятных сарматских языках, а с приближением к Москве, знакомый литовский, или русский язык вообще исчез. Говорили, что в самой Москве многие, особенно бояре, купцы, воины, говорят на нашем языке, слегка изменённом.
   Подъезжая к огромному городу, увидели, что там творится что-то неладное. Из Москвы шли беженцы, рассказывали, что князь Дмитрий Иванович бежал в Кострому, якобы за подкреплением. К Москве движутся орды Тохтамыша. В городе - распри, грабёж.
   Митрополит Киприан тоже хотел бежать, но его не выпустили горожане. Увидев хоругви с литовскими стягами, Киприан распорядился открыть ворота. В город, подвергшийся начальному зтаппу разорения, входило войско литвинов. Жители, кто с любопытством, кто с надеждой, кто с тревогой, а кто в пьяном угаре, смотрели на дивных воинов в блестящих латах, высоких и сильных.
   Их встретила княгиня Евдокия с боярами и расплакалась. Что делать, она не знала. Её тоже не выпускали из города. Что-то надо было делать, срочно. Астей объявил, что власть переходит к нему. По всей Москве разошлись мелкие отряды литвинов, пресекая грабёжь и насилие и призывая горожан с оружием стать на защиту Москвы. Митрополита и княгиню выпустили из города, и те, радостные, быстро скрылись в южном направлении.
   - Астей, надо укрепить Кремль и его оборонять, Москва слишком большая, - сказал князю Стась.
  - Да, ты прав. Зачем вообще это нам надо. Князь Дмитрий бежал, может ещё вернётся с войском вспомогательным. В любом случае бежать позорно. Да и горожане надеются на нас.
   Часть пушек, которые московиты почему - то называли "тюфяками" - на валу, часть - на стенах. Посады пожгли сами, решив что при осаде они всё - равно сгорят. Горожане, желающие сражаться, постоянно приходили большими толпами. Оружия на складах было мало, а оставшимся без него, Астей приказал покинуть город, во избежание неоправданных жертв. Но многие не ушли, выкатили на площадь не понятно откуда взявшиеся бочки с вином и мёдом и начали пить, горланя песни на плохо понятном языке и обещая похоронить ордынцев. Шесть сотен литвинов были усилены двумя тысячами вооружённых горожан. В церквях Кремля народ молился.
   24 августа со стен увидели, как из ближайших лесов вышли татары Тохтамыша, хотя называть всех татарами было бы не правильно. Их становилось всё больше, и к вечеру они заполнили всё пространство между лесами и городом. Было страшно. Стась подумал, что осаждать город куда веселее, чем оборонять его. С утра начался штурм. Весь день татары лезли по лестницам на стены. Их сбивали камнями, ошпаривали кипятком, поливали смолой, засыпали стрелами и "болтами" с арбалетов. Пушки не умолкали.
   К вечеру Стась так устал, что снял тяжёлые доспехи - будь что будет. Ибо шевелиться в них уже не оставалось сил.
   Короткая летняя ночь. Стась долго не мог заснуть. Понимал - ждать помощи можно только от Богов. Но очень хотелось надеяться, и он надеялся. "Вот тебе и прогулка в Москву", - думал он. Жуткая мысль о смерти заставила его содрогнуться. Он почему-то вспомнил, как в детстве он услышал слова отца. Ему тогда было лет пять. Несколько местичей собрались у них дома, и разговор зашёл об оружии, допехах и битвах. Отец сказал: "Главное - не упасть, умирай стоя. Если упадёшь, уже не поднимешься, сил не будет. И тогда, когда ты ещё живой лежишь, к тебе подползает враг. Он - не воин, он - слуга. Он чувствует, что ты ещё жив, он ищет в твоих доспехах щель, чтобы вонзить туда узкий кинжал. В ту далёкую ночь Стась долго не мог заснуть, а утром мама сказала, что он плакал во сне и кричал. Стась вспомнил последние часы, проведённые с Алёной, и ему так жалко стало её, что он готов был разрыдаться. Утром, усилием воли, заставил себя подняться, услышав крики.
   Все бежали на стены. Стась схватил латы, меч, надел бациент и тоже побежал. Татары и их союзники стояли под стенами, готовые к штурму. Их было так много. Вперёд выдвинулась группа всадников, которые по очереди стали кричать, предлагая сдаться, обещая отпустить всех с оружием, с миром. В ответ неслась отборная брань. За многочисленными пешими вражескими воинами стояла конница. "Значит планируют ворваться в Кремль", - подумал Стась.
   В этот день штурм не прекращался ни на минуту. Слонимцы сменяли друг друга в бою. Со стен не уходили. Кто уставал, тут же падал в защищённое место, наблюдая как бьются товарищи. Было много раненых, но почти каждый из них продолжал драться. Только те, кто не мог уже подняться, не шли в битву.
   Стемнело, и штурм прекратился. Под стенами засуетились похоронные команды,вытаскивая стонущих раненых из гор трупов, а потом оттаскивая и сами трупы. Эту ночь Стась спал как убитый. Даже ноющие раны не стали причиной бессоницы.
   Утром - опять крики, опять все - на стены. Но что-то изменилось в повадках врага. Если вчера они лезли по лестницам, ничего не боясь, уверенные в победе, то сегодня чувствовался страх в стане противника. Промежутки между приступами становились всё длиннее. И в конце концов литвины и московиты увидели со стен, как всадники плётками гнали толпы пеших воинов на штурм.
   Настроение наших на стенах резко изменилось. Улыбки, шутки, смех - всё говорило о том, что уверенность и решимость вернулись к ним. Вернулась и надежда. Все готовились к долговременной осаде. Может помощь придёт с Родины, с Литвы?
   Повеселевший Астей подошёл к Стасу.
  - Что помирать собрался? Ха-ха-ха. Надо послать гонца домой. Может из твоих кто?
  - Уж лучше из твоих, - прохрипел Стась, поправляя лист подорожника на ране на руке. - Скакать надо в Полоцк или в Витебск,или в Смоленск - добавил он.
  - Точно. Ну что, выдержим? - лицо Князя стало серьёзным.
  - А куда нам деваться? Выдержим.
   На четвёртый день осады к стенам подошли, в окружении свиты, два Нижегородских князя: Василий и Семён. Их впустили в Кремль. Те стали уговаривать Астея покинуть Москву.
  _ Мы - улусники, жители Москвы - тоже, свои люди. Мы помиримся. Во всём виноват Дмитрий, князь Московский. Тохтамыш не хочет больше крови. - Василий говорил громко, размахивая руками.
  - А что с нами будет? - Спросил Астей.
  - Вас Тохтамыш хочет видеть среди своих воинов.
  - Нет, - сказал Астей.
  - Тогда уходите. Вы - литвины, вас не тронут.Тохтамыш обещает, - завопил снова князь Василий. - Зачем вам всё это? Зачем вы помогаете Дмитрию?
  - Он нашей веры, потому и помогаем, - сказал спокойно Астей.
  - Мы тоже вашей веры, - вступил в разговор князь Семён. И Сартак - сын Великого Хана Батыя, был нашей веры. А его названным братом был князь Александр Невский. Дмитрий предал нас, теперь он предал вас, сбежал в Кострому. Уходите, мы сами во всём разбирёмся.
  - Хорошо, мы будем советоваться, и если решим уйти, то через час будем готовы. Хан обещает сохранить жизнь горожанам?
  - Да. - Нижегородские князья ушли.
   Все сказали - да, надо уходить. Через час ворота Кремля открылись. Небольшое войско литвинов вышло. Впереди - конница, в центре - повозки с ранеными, по бокам - пешие воины. Замыкали - тоже всадники.
   Лишь только отряд отошёл от Кремля на сотню шагов, ворота закрыли. Литвинов остановили и окружили. Астея поросили пройти в стан Тохтамыша. Астей ушёл, а торжествующие ордынцы всё теснее стали сжимать кольцо окружения.
  - На колени, - кричал Тохтамыш.
  - Я - Астей, Дмитрий - сын князя Андрея Полоцкого, внук Великого Альгерда. Никто никогда из моего рода ни перед кем не стоял на коленях, - сказал Астей перед тем, как был сражён татарской саблей.
   На окружённых литвинов обрушился град стрел. Того, кто ещё остался жив, бросились добивать. Раненый Стась отмахивался мечом, пока не получил удар по голове чем - то тяжёлым. Он упал, на него тоже кто-то упал и придавил правую руку. Шум боя утих. Ордынцы ворвались в Кремль, истребляя тех, кто укрылся в церквях и молился.
   Стасу было тяжело дышать в бациенте с опущенным забралом. Он почувствовал как откинули тело, навалившееся на него и вспомнил слова отца, услышанные в глубоком детстве: "Главное - не упасть. Умирай стоя". Увидел перед собой лицо с жидкой бородой и усами, ухмыляющееся, с презрительной улыбкой. Стась закричал. Блеснул кинжал, и он почувствовал страшную боль в левом глазу....
  
   Князь Витовт, бежавший с Кревского замка в мазовецкий Плоцк к сестре, недолго оплакивал отца. Его деятельная натура требовала свершений и мести. Через неделю он был уже в Мальборке, столице тевтонского Ордена. "Ливонцы помогли Ягайле, тевтонцы помогли Ягайле, -думал он, - и мне помогут тевтонцы".
   Магистр Конрад фон Ротенштайн, получивший в подарок от Ягайлы западную Самогитию, не долго думал, что делать с Витовтом . Он назначил его наместником в этой земле. Думая об интересах Ордена Святой Девы Марии, Конрад рассчитывал, что междуусобица в княжеском доме литвинов - это Божественный подарок, и теперь двоюродные братья сами обескровят могущественную Литву на радость не только Ордена, но и всего христианского католического мира.
   Витовт с рвением стал исполнять свои обязанности. Он, как и его жена и дочь, приняли католическую веру. Витовт стал Вигандом. Смирившиеся язычники Самогитии считали его своим князем, помня о том, что мать Витовта, Бирута - самогитка, дочь языческого жреца.
   Тевтонцы не очень верили в искренность обиженного литовского князя, особенно в его желание приводить язычников в лоно святой веры христианской, поэтому орденский отряд, сопровождавший его, нёс функцию не только охраны, но и наблюдения. Самые ревностные сторонники Витовта взялись ему помогать в деле крещения язычников, изгоняли жрецов, вырубали священные рощи. К Виганду потянулись все, не довольные Ягайлой. Шли и с Литвы. Витовт старательно формировал свою структуру власти. Магистру всё докладывали, тот выжидал, наблюдал.
   По берегам Немана Витовт стал строить свои замки. Деревянные, они выглядели довольно примитивно. Но и немецкие замки в этом крае тоже обычно были деревянными.
   Наконец Витовт на столько окреп, что напал и завладел Троками. Великий Магистр Конрад Цольнер помог ему в этом и, благоразумно оценивая ситуацию, вернулся домой. Витовт ушёл с ним. К Трокам немедленно подошёл Великий Князь Ягайла с большим войском. Гарнизон Трок, основу которого составляли немцы, сдался. Но проба сил состоялась и деятельный Витовт готовился к новым битвам.
  
   Тохтамыш не долго оставался в Москве. Разграбив что можно, он ушёл, оставив небольшой гарнизон. Москвичам было позволено возвращаться.
   Настя, боярская дочка, с отцом возвращалась в город. Они ехали на подводе по разорённой Москве. Везде копали ямы и баграми стаскивали туда трупы.
   У Кремля, на широкой площади, лежали груды окровавленных тел.
  - Кто это? - Дрожащим голосом спросила Настя.
  - Литвины, - ответил отец, - они сражались до последнего....за нас.
   Настя съёжилась. Они проехали рядом с телом. Это был совсем молодой юноша, высокий, светловолосый, с приятными чертами лица, в белой окровавленной рубашке. Только вместо левого глаза зияла кровавая рана. Она смотрела на него и чуть не плакала. Вдруг пальцы на правой руке литвина судорожно сжались.
  - Отец, - закричала Настя, - он жив.
  - Кто? - Удивился тот, останавливая телегу.
  - Тот, молодой воин, - Настя указала на неподвижное тело.
  - Да нет, показалось, - боярин Глеб спрыгнул с телеги, подошёл к трупу, приподнял его руку.
  - А ну, дай зеркальце - обратился он к дочке. Та, вся дрожа, протянула ему металлический отполированный осколок. Глеб поднёс его к лицу лежавшего юноши и заметил, как поверхность зеркальца чуть покрылась паром.
  - Жив, - с удивлением выдохнул боярин. - А ну ка, доченька, помоги мне и перестань дрожать. - С помощью двоих встречных, они осторожно погрузили бездыханное тело на подводу и медленно аккуратно повезли домой.
  
   Стась очнулся. Он приоткрыл правый глаз - всё было в тумане. Левый глаз страшно болел.
  - Где я? - мелькнула мысль. Он вспомнил последние мгновения своей жизни, лицо торжествующего врага, блеск кинжала.
  - На том свете, - мелькнула мысль. - А где когти? - Стась знал, что оказавшись по другую сторону жизни, или на том свете, надо одеть когти медведя или рыси и ползти на гору, где тебя ждут Боги. Ждут, чтобы судить.
   Когтей не было. Зато в тумане он одним глазом (второй очень болел) рассмотрел лицо ангела в виде прекрасной девушки, с белокурыми волнистыми длинными волосами, с большими серыми глазами с длинными ресницами, с пухленькими алыми губками.... Ангел плакал.
  - Что ты, что ты, - услышал свой шёпот Стась, а сам подумал: "А на том свете не так уж и плохо, если тебя встречает такой ангел в виде красавицы. Подумал,улыбнулся и потерял сознание. Ему снился штурм Кремля, опять он видел ухмылку врага и блеск кинжала.... Он проснулся. Страшно болел левый глаз. Две свечи в канделябрах догорали. На стуле перед ним сидела девушка. Её красивая головка склонилась на плечо. Она спала. Стась узнал в ней Ангела. Он медленно приподнял свою правую руку и положил на её руку. Девушка вздрогнула и проснулась. Она улыбнулась и заплакала....
  
   Весть о гибели литвинов в Москве дошла и до Слонима. И сразу в нескольких десятков домов раздались проклятья в адрес Тохтамыша, Орды и Залесья. А иногда проклятья неслись и в адрес князя Астея, ввязавшегося в эту авантюру. В доме Стаса мама не переставала плакать, отец сидел в углу молча, ломая пальцы. Брат Вит узнавал, где только можно, о Московских делах, стремясь под любым предлогом туда попасть. Алёна, узнав что случилось, упала в обморок. Надежд не осталось, когда рассказали, что в плен никого не брали, а раненых добивали.
  
   Очередной раз придя в себя пимерно на десятый день, Стась попросил, чтобы как можно быстрее передали в Слоним, что он, сын Сурвилы, жив. Ему сказали, что посольство князя Московского Дмитрия Ивановича направляется в Полоцк.
  - Как? Посольство....князя....Дмитрия? Из за которого мы все погибли? - Стасу не хотелось в это верить. Князь Дмитрий опять в Москве, опять властвует.
   Начальник посольской охраны обещал, что передаст весть в Полоцк, а будет возможность, и в Слоним передаст, что Стась, сын Сурвилы, жив. А Алёне Стась написал несколько слов: "Жду, скучаю, Твой Стась."
   Через несколько дней в Полоцке начальник охраны узнал, что где-то там есть три человека со Слонима. Он нашёл одного из них по имени Андрей. При известии, что Стась жив, тот побледнел, сказал, что он его старый друг, обещал всё передать.
  - А что Стасу передать? - Спросил московит.
  - Передай, что Алёна выходит замуж.... За его друга. Она ж не знала, что он жив."
   Записку Андрей сразу порвал. Он ещё с тех давних пор ненавидел Стаса, как ему казалось. И у него на то была причина - он любил Алёну.
   И, оказавшись через несколько дней в Слониме, Андрей решил сразу же идти к Алёне. Он даже не знал, что ей скажет, но то, что что-то скажет, он знал. Она стояла на пороге своего дома и смотрела куда-то сквозь него.
  - А где Стась? - Спросила она. - Ты не видел Стасика? - Она продолжала смотреть сквозь него. Слёзы хлынули с глаз Андрея.
  - Он жив, Алёна, он жив, слышишь?
  - Алёна как будто удивилась и опять спросила: "А ты Стасика не видел?"
   Андрей бросился бежать, рыча в бессильной ярости. Он вбежал в дом Сурвилы и закричал: "Стась жив!"....
   Андрею рассказали, что Алёна, очнувшись от обморока после известия о гибели Стаса в Москве, спросила: "А Стась где?" Она больше не плакала. Она ходила от дома к дому и у всех спрашивала: "А вы Стаса не видели?"
  
   Настя лишь на короткое время отходила от Стаса, поручая его слугам. Стас держал её руку, иногда ложил её ладонь себе на лоб. Она гладила его голову, тонкими пальцами перебирала его волосы.... Однажды в полузабытье ему показалось, что это Алёна, и он вдруг начал целовать её руку, потом почувствовал её жаркие губы на губах своих и притянул её к себе....
   Прошло несколько дней. И однажды проснувшись, он увидел, что Настя, закрыв лицо руками, тихо плачет.
  - Что ты, милая, - прошептал Стас. Настя успокоилась. - Во сне ты бредил, - тихо сказала она, - и называл меня Алёной, - добавила дрожащим голосом, - каханой, - Настя всхлипнула и спросила - Какая она?
  - Кто? - сделал вид, что удивился Стась.
  - Алёна.
  - Она.... Тоже ангел, - улыбнулся Стась.
  - Она простит меня, - тихо сказала Настя, - ведь я спасла тебя.
  
   Стасу сообщили, что вернулось посольство с Полоцка, и он отправился искать охрану. Нашёл.... Он не помнил, как вернулся . Жить не хотелось. Мысль о том, что Алёна моментально забыла его, лишь узнав, что он погиб, так угнетала его. "А говорила, что не сможет жить" - усмехнулся он, пытаясь продавить комок в горле.
   Стась обнял Настю, осыпая её страстными поцелуями. Та бросилась ему на шею.... Утром Стась сквозь сон услышал тихий смех Насти. Он проснулся и обнял её. Казалось - он был счастлив, как и она. Больше не вставало перед ним лицо Алёны, когда он целовал Настю.
   Боярин Глеб, отец Насти, с самого начала даже не пытался повлиять на выбор дочки, понимая, что это бесполезно. И когда к нему пришёл Стась и сказал, что ему пора найти хоть какое-то занятие, сделать что-то полезное, боярин лишь ответил : "Сделай Настю счастливой, а полезное что-то сделать ещё успеешь".
  
   Андрей в тот же день, полный событий, отправился в княжеский замок в Слониме, попросился вестовым в Полоцк, Витебск или ещё куда на восток. Ему повезло и уже на следующий день он скакал в Витебск. Князья дома Гедимина враждовали между собой, но и вражда требовала постоянных связей и переписки.
  Ещё в 1381 году Андрей Альгердович провозгласил независимость Полоцкого государства и выход его из состава Литвы. Причина - притензии на Великокняжеский трон. Его поддержал Смоленский князь Святослав Иванович и Брянский Дмитрий Альгердович, или Карибут. Князь Андрей стал бить полоцкую монету. Ливонский Орден тоже поддержал Полоцк, что впрочем не помешало ему в 1382 году неожиданно напасть на вотчину князя Андрея. Немцы осадили город, штурмовали, но вынуждены были с позором бежать.
   Прибыв в Витебск, Андрей узнал, не нужен ли срочно вестовой в Москву. Ему сказали, что из Полоцка будет посольство в Москву. На следующий день Андрей был в Полоцке. А ещё через два дня, в охране посольства князя Андрея Полоцкого направлялся в Москву.
  
   Стась только что сменил чёрную повязку на глазу. Он вдруг увидел "Погоню" на пике у одного из трёх воинов, которые приближались и остановились у дома боярина Глеба. "Рыцарь на белом коне в чырвонам поле" трепетал на ветру. Радостный Стась выбежал навстречу:
  - Гей, литвины!
  - Бог нам раиць , - отвечали двое. Третий повернулся, и Стась узнал Андрея.
  - Здравствуй, друг, - Андрей протянул руку. Стась протянул свою.
  - Тебе надо домой, - Андрей потупил взор.
  - Мама? Отец....? - У Стаса что-то надорвалось внутри.
  - Нет. С ними всё хорошо. Алёна.
  - Что с ней? - выдохнул Стась. Андрей всё рассказал - как встретил московита с вестью от него, что сказал московиту, как встретил Алёну.... - Стась, прости.... Или убей. Нет сил смотреть на это.
  - Боги простят.... И я прощу.
  Настя увидела трёх всадников - литвинов и всё поняла.
  - Мне надо домой, - сказал Стась.
  - Хорошо, - сказала тихо Настя.
  - Я вернусь, - сказал Стась. Настя кивнула, не поднимая глаз.
   Стась собрался быстро. Он поцеловал Настю, сел на коня.
  - Я вернусь , - литвины сели на коней.
  - Прощай, - прошептала Настя, и слёзы хлынули из её глаз. Но Стась этого уже не видел. Литвины рысью проскакали по улицам Москвы, выехали за город.
   Боярин Глеб подошёл к дочке, обнял её: "Ну что ты, он вернётся".
  - Нет, я знаю. Папа, у меня будет сын.
  - О господи, - простонал отец и добавил, - Сын - это хорошо.
  
   Подъезжая к Слониму, Стась почувствовал, как его начинает трясти. "Это нервное, - подумал он, - пройдёт". Не проходило. Вот и Щара - дивная река с красной водой. Стась вспомнил, как совсем недавно встречала его здесь Алёна. Сразу же он поскакал к её дому.
   Алёна стояла на пороге вся в чёрном и смотрела куда-то в даль, сквозь него. "Алёна, каханая, это я, Стась". Он стал на колени перед ней, обнял её ноги и заплакал, стараясь делать это беззвучно. Вокруг собиралась толпа: родители Алёны, родственники, слуги, прохожие. Казалось во взгляде Алёны что-то изменилось. Только казалось. Тот же взгляд в даль, бесстрастное лицо.... И вопрос тихим голосом: "А ты Стаса не видел?"
   Радость встречи с мамой, отцом, братом и другими была не долгой. Стась снова вернулся к Алёне, чтобы уже никуда не уходить. И никогда. Он так решил. Каждый день он часами сидел возле неё. Ему сказали: "Разговаривай с ней, Всякое бывает". Он говорил, она молчала, только смотрела вдаль сквозь него. Он рассказывал о большом городе Москве, об обороне Кремля, о штурме Залихоста, о князе Астее и князе Кейстуте и ещё много о чём.
   Как - то он задремал, держа в своих руках её руку. Его разбудил тихий смех. Он открыл глаз - перед ним была Алёна - прежняя, казалось давно забытая. Светлые волосы с каштановым отливом были распущены. Синие большие весёлые глаза смотрели в упор, улыбка. Всё лицо сияло. В лёгком платье. "Приснилось", - мелькнуло в голове у Стаса. Но Алёна обняла его за шею и сказала: "Потешный такой, одноглазый. Я вернулась. Стасик!"
  
   Великий Князь Ягайла был вынужден вести Гражданскую войну на два фронта: с Витовтом - на северо-западе и с Андреем - на востоке. Первого поддерживали тевтонцы, второго - ливонцы. Война с братьями приобрела вялотекущую форму, и это как бы всех устраивало. Ибо каждый из братьев понимал, что их междуусобица выгодна только врагам - соседям. И потому долго это продолжаться не могло. Перед лицом общего врага всегда Гедиминовичи объединялись, забывая распри и обиды, хотя бы даже на какое-то время.
   Летом 1383 года Ягайла стремительным броском напал на Каменец-Литовский, уже год как захваченный Конрадом Мазовецким. Гарнизон тридцатиметровой каменной башни сдался почти сразу.
   Витовт с Магистром Тевтонского Ордена отправляли корабли вверх по Неману, до разрушенного Ковна. Крепость в городе восстановили и реконструировали.
  
   Вит, брат Стаса, служил Витовту. И, приезжая периодически домой, в Слоним, рассказывал, что настроение в войсках можно назвать, как стремление к миру. Отец же напротив, был призван на службу Великому Князю Ягайле. Но о настроении воинов говорил тоже самое. И таких семейств, разделённых на два враждующих лагеря, было много и в Слониме, и в других городах и поветах.
   И когда к Ягайле пришла делегация из князей и знати, состоящая из его сторонников и противников, с предложением замириться, он совсем не удивился, хотя предложение походило на требование. Сказал - подумает. Витовт, окружённый недоверчивыми немцами, не мог открыто говорить о мире. Передать послание от Ягайлы Витовту взялся Сурвила из Слонима через своего сына Вита.
  
   Вит со своим отрядом - копьём в восемь человек, служивших Витовту, выехал поздней ночью из Слонима, с рассчётом к утру достичь границу Мазовии, страны - союзницы Тевтонского Ордена. Но уже у Гродна их встретили разъезды войск Ягайлы. На охранную грамоту самого Великого Князя никто должного внимания не обратил, а скорее - не поверил. "С такой грамотой по ночам не едут", - резонно заметил командир дозорного отряда. "Да боя", - скомандовал Вит, и его отряд перегородил в два ряда тропу, обрекая себя. А Вит рванул дальше в сторону границы. Не доезжая до Мазовецких владений, он утопил охранную грамоту Ягайлы в реке. И когда встретил разъезд мазовшан, назвал себя вестовым Витовта, везущим важное сообщение из Волковыска. Его проводили до города Августова. С левого бока, в потайном кармане лежало письмо Ягайлы Витовту. К нему Вит прикрепил баночку с краской, чтобы в случае ареста залить текст письма краской. Он всю дорогу ехал, прижимая правой рукой левый бок, отвечая, что легко ранен. И, лишь оказавшись один в узкой комнате, он вздохнул и убрал руку с письма. Вскоре за ним прибыл отряд литвинов Витовта для сопровождения.
   Доехали до древнего города литвинов Крулявца, называемого теперь по немецки Кённигсбергом. Здесь временно расположилась ставка Витовта.
   Великому Князю доложили о прибытии гонца с вестями с Волковыска. Вит вошёл в большой зал в замке и, соблюдая церемониал, передал Витовту письмо. Вечером к Виту подошёл литвин, крепкого сложения, со шрамом на лице и попросил письмо для Великого Князя.
  - Нет, - ответил Вит и положил правую руку на левый бок, там где лежало письмо. - Я сам, проводи меня, - добавил он.
   В покоях Витовта было совершенно темно. Вит увидел князя и сделал несколько шагов навстречу. Татары из личной охраны Витовта перекрыли дорогу.
  - Пропустите его, - сказал князь, подойдя ближе. Он улыбнулся. Прочитав письмо, Витовт поднёс его к свече, и оно вспыхнуло.
  - Что это? - князь показал флакон с краской.
  - Краска, Великий Князь, - сказал Вит спокойно. Тот покачал головой.
  - Как зовут тебя, откуда?
  - Я - Вит, со Слонима, сын Сурвилы.
  - Помню Сурвилу, храбрый рыцарь. Сейчас - у Ягайлы? - Князь повернулся к Виту и пристально смотрел в глаза.
  - Так все у Ягайлы, Великий Князь, от безъисходности. Сурвила любил Вашего отца, Великого Князя Кейстута. Сурвила верен Вам, как и многие другие.
  Витовт помолчал, потом сказал: "Я награжу тебя за преданность, а пока жди указаний".
   Расставшись с письмом, Вит позволил себе упасть и проспать глубоким сном пол дня, прежде чем за ним пришли с приказом явиться к Великому Князю.
   Витовт перекладывал с руки в руку флакон с краской. В глубине комнаты были лишь два татарина из личной охраны.
  - Отвезёшь ответ обратно. Тому человеку от которого привёз письмо. Краску снова прикрепи к письму.
  - Всё исполню, Великий Князь, - с улыбкой сказал Вит и вдруг добавил: " Литвины не хотят биться друг с другом в то время, как враги терзают их Родину". Витовт аж покраснел от злости.
  - А я хочу? Ты думаешь я хочу? Не твоё дело это. Исполняй приказ. - Но, глядя в след удаляющемуся юноше, подумал: "Смелый и честный...."
   В своём письме Ягайла называл Витовта братом, сожалел о гибели Кейстута, обещал разобраться вместе и наказать виновных. Он призывал Витовта к прекращению распрей и объединению сил для отпора всех врагов Великой Литвы. Тем более, что этого требовал весь народ литвинов: князья, шляхта, местичи, бояре, всё рыцарство и даже крестьяне. Единственным условием для примирения Ягайла считал возврат Витовта к прежней вере, греческой или русской.
   Витовт со всем был согласен. Что касается веры, то это угнетало его больше всего. Имя Виганд, как обращались к нему немцы, он уже слышать не мог, а постоянная слежка за ним могла окончиться лишь тем, что все шпионы окажутся вздёрнутыми на виселице.
   На этот раз Вит без приключений доставил письмо от Витовта Ягайле.
   Великий Князь был приятно удивлён, узнав, что Витовт с ним согласен. Он конечно не верил, что тот забыл о смерти отца и готов всё простить. Но он понимал, что Витовт сейчас находится в положении Орденского вассала, что было не совместимо с его характером. К тому же, не по наслышке зная Витовта, Ягайла мог ожидать от него чего угодно, кроме предательства интересов Родины - Великой Литвы. Понимал Ягайла и то, что той дружбы, которая была между ними, уже никогда не будет. Поэтому он решил, что брата надо будет держать на расстоянии, ограничив во власти, а там видно будет.
   Ягайла нуждался в союзниках. За извечным врагом Литвы, немецким Орденом, стояла вся западная Европа. Брат Андрей практически отделил восточную Литву и вёл независимую политику. "Зря, ох зря отпустил когда-то брата Андрея в изгнание" - думал Ягайла. Тот подался в Ливонский Орден, заключил Союз с ним....и вот чем дело кончилось. На юге, отвоёванные у татар Альгердом Русские земли - Подолье, Киев - нуждались в защите от татар. А Волынь, завоёванную ещё Гедимином, приходилось отстаивать в борьбе с Польшей. Московия и вся Золотая Орда выжидали.
  
   Между тем, события в Польше развивались по непредсказуемому сценарию. Король Людвик, племянник бездетного Казимира, после 12 лет правления, скончался в Бозе 11 сентября. Фактически - 12 лет смуты и безвластия. Сейм взял себе власти столько, сколько хотел. Людвиг, по совместительству Король Венгрии Лайош, боялся Польши и поляков. И предпочитал быть там наездами, когда его присутствие там становилось необходимым. Вопрос о наследнике Короны стал неожиданно. Провозглашённый наследник, муж старшей дочери Людовика, Марии, Сигизмунд, маркграф Бранденбургский, сын Чешского Короля и Немецкого Императора Карла 4. Абсурдность положения была на столько очевидна, что никто из поляков не хотел верить в такой исход. Пясты, веками отстаивая независимость поляков от Запада, сошли с арены, и незавоёванная Польша автоматически превращалась в восточную провинцию Империи.
   Собравшись в Радоме на съезд, польские вельможи, не все как один, присягнули второй дочери Короля Людвика Ядвиге. Этому предшествовала борьба партий, доходившая до кровопролития. 15 ноября 1384 года Ядвига была провозглашена Королевой Польши. Но так как Королём мог быть только мужчина, по польским законам, Ядвиге сразу же подобрали мужа. Большинством голосов решили - это будет Семовит Мазовецкий, Пяст по крови. Сообщив своё решение будущему Королю Семовиту, поляки тут же развернули боевые действия против Сигизмунда, объявленного ранее наследника престола.
   Когда весной 1384 года торжественная прцессия Ядвиги въезжала в Краков, народ ликовал. Всё население города высыпало поглазеть. Песни и танцы на улицах города не стихали всю ночь. Но радость поляков была преждевременной. Семовит не заслужил расположения Принцессы, совсем юной, но не по годам умной. Отвергнут был и следующий претендент Владислав , князь Опольский, тоже Пяст, быстро найденный польскими вельможами и привезённый в Краков. Радость поляков сменилась тревогой и ожиданием чего-то неординарного в решении королевского вопроса.
   Поведение Ядвиги объяснялось просто с точки зрения самой Ядвиги. У неё был жених - Вильгельм - Австрийский эрцгерцог, с которым они вместе росли и к которому она питала нежную любовь. С шести лет они были обручены. Но такой вариант никак не устраивал поляков, которые хотели своего Короля по крови - Пяста. К тому же, 12 лет правления Людвика Венгерского, который плохо представлял даже границы Польши, которому жизнь среди поляков представлялась, как жизнь среди дикарей, эти 12 лет были для Польши временем позора. И Вильгельм Австрийский мог вполне продолжить линию предыдущего Короля.
   "Нет" - сказали поляки. Если раньше на набеги литвин они отвечали своими набегами, то сейчас кинжальные походы через всю Польшу оставались безнаказанными. Да и сама граница литовских владений то доходила до Вислы, то отдалялась. И Литва давно бы уже могла присоединить к своим владениям всю Польшу, но почему-то этого не делала, видимо задумываясь о последствиях. Ибо весь христианский католический мир не потерпел бы этого. Но от всего этого набеги Литвы не становились реже.
   Решение пришло на столько неожиданно, на сколько и предсказуемо. Ягайла - Великий Князь Литвы, вдовствующий Монарх, бездетный. Из плюсов - прекращаются набеги Литвы. Польша становится под защиту Великой Империи, которую боятся и весь мир западный и восточная Ордынская Татария. Предложить Ягайле условия выгодные, но от своих выгод не отказываться. Сначала идея обсуждалась в Кракове в узком кругу. Единственным камнем преткновения, как мыслилось, будет Ядвига. Она отказала двум Пястам: воспитанным, благородным, красивым наконец. Никто не сомневался, что она откажет и Ягайле. Решили так - а кто у неё будет спрашивать. Надоела. К тому же Ягайла - литвин, он тоже спрашивать не будет. "За волосы - и об стенку", - как сказал кто-то. Это эти два недоделанных церемонились бы. А Ягайла - язычник, рождённый правда с христианским греческим именем Яков. Он удавил своего дядю, Великого Кейстута, как говорят. Да и тот кстати свою жену, красавицу - вайделотку Бируту - дочь Жреца, выкрал. Нет у них таких христианских добродетелей.... На том и порешили.
   Первые же консультации дали положительный результат. Казалось, Ягайла пойдёт на все условия. Весной 1385 года в Краков прибыло литовское посольство. Главный вопрос - вопрос веры, в связи с возможным возведением Ягайлы на польский трон. Большая часть литвинов исповедовала христианство греческого образца. Остальные были язычниками. Поляки как бы не замечали первых, настаивая на принятии всей Литвой католической веры. Для Ягайлы это не было препятствием, как не было это чем - то принципиально важным и для Миндовга, и для Гедимина, которые меняли веру в зависимости от политической ситуации. Лишь Альгерд и Кейстут противились католицизму как чуме.
   Ещё недавно, лет 150 назад, последняя большая волна переселенцев с Алемании, Поморья и Пруссии накрыла всю Литву. Пришла шляхта, те, которые предпочли насаждаемому христианству - изгнание. Те, кто сохранил веру предков - язычество. По всей Литве, даже в восточных её землях - Витебске, Полоцке, Мстиславле, Могилёве, Гомеле - везде у православных литвинов сохранились в лесах капища и священные камни, которым они тайно поклонялись. А многие дома держали ужей или других гадов. И всё это конечно же Ягайла не собирался рушить, как не рушили этого его предшественники на Литовском троне, хотя веру Папскую собирались принять и принимали периодически.
   У своих предков и предшественников на троне Ягайла ценил такие качества как хитрость, мстительность, отвага.... Главное - Великая Литва, а для её величия все средства хороши. Такие христианские добродетели как честность, Ягайла просто презирал.
   Другие условия поляков гораздо более его угнетали: выдать пленников - поляков без откупа; возвратить Польше завоёванные Литвой земли; подарить Ядвиге, а значит Польше, часть сокровищ отцов и дедов; заплатить Вильгельму Австрийскому сумму за несдержание слова Ядвиги.
   Ягайла выдвинул встречные условия. Сошлись на том: польских пленных отдаёт символично по грошу литовскому за голову - за овцу давали больше; земли польские возвратит, не меняя литовскую администрацию в ней; часть сокровищ предков отдаст Ядвиге - поляки не понимают - сама Ядвига теперь его сокровище; Вильгельму заплатит какую - то сумму, какую ж не указано.
   Но с женихом Ядвиги Вильгельмом Австрийским ситуация вышла из под контроля и развивалась по непредсказуемому сценарию.
   В Краков приехал Вильгельм, бросился на колени перед Ядвигой, прося её руки. Польские вельможи заперли Ядвигу в замке, а Вильгельму запретили туда входить. Детская любовь, усиленная остротой момента, переросла в безумную страсть. Один из посыльных Ядвиги, не перехваченный многочисленными шпионами, принёс Вильгельму радостную весть - Ядвига назначила ему свидание в Францисканском монастыре. Поздней ночью, спустившись из башни замка по верёвочной лестнице, Ядвига добралась до монастыря, где её ждал любимый. Они обвенчались! По прибытии обратно в замок, Ядвига снова была заперта и более тщательно охраняема.
   Через час к воротам замка подъехал Вильгельм со свитой, требуя, чтобы его как мужа пустили к Ядвиге. Услышав в ответ, что это ложь, Вильгельм послал в монастырь за священником, который их венчал. Священника не нашли. Из ворот замка вышли польские вельможи, вооружённые в основном дубинами и разогнали свиту Вильгельма Австрийского. Сам Вильгельм, весь в синяках, тоже бежал. Рвущуюся к мужу Ядвигу удержали силой.
   Большое польское посольство вернулось в Краков. Следом ехал сам Ягайла с многочисленной свитой. Вильгельму сказали, что безбожники - литвины будут бить не дубинами, что для них лить кровь - это как вино пить, и тот, опасаясь худшего, выехал из Кракова.
   Ядвига и слышать не хотела о Ягайле, а между тем тот подъезжал к Кракову. Вельможи и прелаты, несколько десятков, пришли к Ядвиге, сразу сообщив, что Вильгельм Австрийский позорно бежал, услышав о приближении Литовского Князя Ягайлы. "Выйдя замуж за Ягайла, ты станешь просветительницей целого народа" - говорили ей. Казалось, Ядвига начала сомневаться. Набожная, она всем смыслом своей жизни считала служение церкви.
   Почувствовав, что они на верном пути, католические духовные лица один за другим произносили речи. Но решающими стали слова Краковского епископа Петра: "Это твоя миссия....перед Богом....Подвиг благочестия и самопожертвования. К тому же, ты спасёшь наш народ от разбоя Литвы". Казалось, Ядвига дала себя уговорить. Но мысль, что Ягайла - варвар, урод телом, как ей говорили, не давала ей покоя, и она выслала на встречу Великому Князю Литовскому преданного человека - посмотреть, разузнать о нраве его, оценить наружность. Понимая, что битва за будущее Польши входит в решающую стадию, польская знать опередила посланца Ядвиги и донесла всё Ягайле. Тот сам встретил человека Ядвиги, принял его ласково, одарил драгоценностями.
   Вернувшись к Ядвиге, посланец сообщил: "Ягайла приятен внешне, красив даже, строен, длиннолиц, в обхождении важен, смотрится Государем". Ядвига успокоилась. А с ней вздохнули свободно многочисленные вельможи, прелаты, священники Польши за много месяцев, а то и лет, и казалось, весь народ страны застыл в ожидании и надежде.
  
   В новом 1386 году Ягайла с братьями, но не всеми, отрёкся от греческой веры и стал католиком. Иван - Скиргайла, напившись, что для него было обычным состоянием, в последний момент объявил, что он ни при каких условиях, никогда не сменит православную греческую веру на католическую. Уговоры Ягайла не имели результата. Не зря в восточной Литве, где греческая вера давно укоренилась, назывли Скиргайла чудным и добрым князем. Те же, кто знал его ближе, видели в нём дерзского и жестокого правителя, способного на любые злодеяния. То, что в его присутствии находиться не безопасно, поляки почувствовали сразу. Один из польских вельмож попытался узнать, чем пан не доволен и тут же получил удар в челюсть. С того случая поляки сохраняли дистанцию и в ответ на его полный ненависти и призрения взгляд, лишь улыбались издали.
   18 февраля 1386 года в Кракове состоялась свадьба Ягайлы и Ядвиги. Великий Князь с братьями и огромной свитой из магнатов, рыцарей и бояр прибыли с Литвы с двумя хоругвями воинов. Полякам всё это напоминало больше оккупацию.
  
   В своей части Королевского замка после продолжительного веселья, Ягайла ждал Ядвигу. Он сразу решил, что не прикоснётся этой ночью к Королеве. Когда он вспоминал, что Ядвиге ещё 14 лет, то ему становилось не по себе.
   Поначалу на свадьбе, во главе стола, Ядвига походила на заключённого перед казнью. Но потом, под звуки музыки и шум весёлых танцев, она развеселилась, улыбалась, смеялась. А когда заиграла литовская волынка - дуда, она чуть не разрыдалась, вызывая бурю эмоций в душе Ягайлы.
   Бурю эмоций она вызывала не только в душе Ягайлы. Младший брат его, двадцатилетний Дмитрий - Карибут как только увидел её.... Он почувствовал укол в сердце, бывает же такое. "Красавица и чудовище" - подумал он, глядя на молодожёнов, сам удивляясь своим мыслям. Он видел много красавиц, Он любил свою красавицу - жену, как он считал до этого дня. Она ждала его в Брянске с трёхлетним сыном. Дмитрий мало пил, мало ел, пытался улыбнуться и смеяться. Нежно смотрел на Ядвигу. Никто вокруг конечно этого не замечал, как ему казалось. Может только она, потому что бледное лицо её чуть розовело, когда их взгляды встречались. Или ему казалось? Казалось конечно.
   Но Ядвига, явно скучающая на своей свадьбе, несколько раз перекинувшаяся с Ягайла любезностями на немецком, конечно же заметила молодого красавца - литвина в кругу самых почётных гостей. Она спросила у Краковского каштеляна: "Кто это?"
  - Дмитрий, младший брат Ягайлы, князь Брянский и Новгород - Северский, - ответил тот чуть ухмыляясь.
  - Какие они разные, - лишь проронила Королева. Ей явно нравилось, как смотрел на неё брат Ягайлы. Почему? Она не могла объяснить даже себе. В конце концов.... Они больше никогда не увидятся, наверно.
   Ядвига вошла в покои Ягайла. Бурлет с камнями на голове, косички - рогалики. Её костюм явно состоял из нескольких слоёв. Нижнее платье с фронтальной шнуровкой покрывало бельевой слой. На нём было верхнее платье с застёжками, ремешками и шнуровкой. Всё это покрывало ещё одно платье типа мантии. На ногах - женские шоссы, зашнурованные ремешком и тесьмой. Ядвига медленно приближалась и остановилась шагах в 10 от Ягайлы.
  - А шуба где? - спросил Король, иронично вглядываясь в то, что перед ним.
  - Что, - Ядвига плохо говорила по польски и совсем не понимала литовско-русского языка.
  - Шуба, ферштейн? - Ягайла руками изобразил что-то объёмное. Он направился к Ядвиге, но пройдя рядом с ней, готовой упасть в обморок, направился в дверь и вышел из зала. Весь потерянный и морально раздавленный, он пошёл в то крыло дворца, где ночевала Анна Весна, литвинка, княжна, которая любила его, и которую он, возможно, тоже любил.
   Следующей ночью Ядвига пришла к Ягайле в камизе - нижней женской рубахе ниже колен.
  
   4 марта 1386 года Ягайла был провозглашён Королём Польши. К тому времени все братья покинули Краков, ибо в Литве ситуация накалилась до предела. Такой реакции на смену веры части Гедиминовичей никто не ожидал.
   Старший из Альгердовичей Андрей вернулся в Полоцк из Пскова и провозгласил: "Ягайла, сменив веру предков, не может оставаться правителем Литвы". Собрав войско, заручившись поддержкой Ливонского Ордена, он двинул войска на запад. Где встречал сопротивление, там всё выжигал.
   Андрея Полоцкого поддержал Святослав , князь Смоленский, который по смерти Альгерда, считал Великим Князем Андрея. Сначала он вторгся в Витебские земли, затем осадил Оршу и наконец бросил все силы на Мстиславль.Никогда Мстиславские земли не подвергались такому разорению. Воины Святослава не щадили ни кого. Случалось, даже детей сажали на кол. Мстиславцы решили - город не сдавать, лучше всем умереть.
   Мстиславский замок принципиально отличался от многочисленных замков Литвы, построенных на немецкий манер. Это было деревянное сооружение круговой формы по образцу старых славянских замков в Полабье, у своих соотечественников, лютичей. Окружённый широким и глубоким рвом, замок стоял практически на острове. К нему вела единственная дорога с подъёмным мостом.
   Святослав Иванович нашёл самое неглубокое место во рву и за несколько дней засыпал его, соорудив практически ешё один мост. Пробовали поджечь участок стены, но дубовые брёвна со специальной пропиткой не горели. 10 дней не прекращался штурм. У многих смолян в Мстиславле были родственники, но первоначальный ропот Святослав пресёк, обещая собственноручно зарубить любого, в ком увидит хоть каплю жалости. На одинадцатый день осады, утром, со стен замка, мстиславцы увидели приближающееся войско с "Погоней" своего князя Семёна - Лунгвеня, вернувшегося со свадьбы Ягайлы. За ним шли Дмитрий - Карибут и Иван - Скиргайла с войсками. Увидели их и смоляне. Они выстроились на берегу речки Вехры, готовые встретить противника. Противники были измотаны: одни - длительным переходом, другие - длительной осадой.
   Силы были примерно равные. Бой продолжался до самого вечера. И только когда к Лунгвеню в помощь подошла отставшая на марше пехота, смоляне дрогнули. Горожане, совсем обессиленные, лишь наблюдали за битвой со стен.
   Смоленский князь Святослав Иванович был убит, пали так же князья - его племянники. Сыновья Святослава - Юрий раненый и Глеб, попали в плен. Войска Скиргайлы, Лунгвеня и Дмитрия подошли к Смоленску. Штурмовать город не стали, лишь взяли откуп. Тем более Смоленск присягнул новым властям. Князем в Смоленск Скиргайла посадил Юрия Святославовича, взяв с него присягу. Глеба отправили на княжение в западные земли Литвы.
   Скиргайла везде объявил, что он остался верен православной греческой вере и называть надо его попрежнему Иваном, а сумашедшего брата Андрея надо остановить. Собрав все силы на востоке Литвы, Скиргайла бросил их на Андрея. Тот затаился в Полоцке. Скиргайла с огромным войском подошёл к Полоцку. В городе были и сторонники Ягайлы. Сторонники Витовта, которые ещё недавно были за князя Андрея, так как Витовт был против Ягайлы, теперь колебались. Ливонские немцы, чувствуя неладное, предусмотрительно покинули Полоцк.
   Тем не менее полочане дали отпор войскам Скиргайлы, которого ещё недавно выгнали с города, посадив на коня лицом к хвосту. Но в силу того, что в городе было много сторонников действующей в Литве официальной власти, ситуация складывалась не в пользу князя Андрея. А когда на помощь Скиргайле подошёл Витовт со своими войсками и поляками, присланными Ягайлой, город был взят. Победители никого не тронули, даже в плен не брали. Лишь некоторое время спустя, Ягайла лишил своим указом власти , а некоторых и земель, из тех, кто принимал участие в бунте. Андрея ж Полоцкого, пленного, заточили, на этот раз, в тюрьму.
  
   Витовт провёл тайное расследование о всех деталях гибели отца и знал, что главную роль в этом сыграл Скиргайла. Он не скрывал ненависти к нему и ждал удобного случая, чтобы поквитаться. Скиргайла это понимал и однажды пьяный, как всегда, при большом количестве народа, громко сказал Витовту: "Опасайся меня так, как я опасаюсь тебя". Что для Витовта не оставляло сомнений в виновности не только Скиргайлы, но и Ягайлы.
  
   А между тем в Слониме, в доме Сурвилы всё шло своим чередом. У Стаса и Алёны росли два сына погодки, и казалось, счастье навсегда поселилось в этом доме. Вит редко бывал дома, выполняя поручения князя Витовта, который доверял ему. Отец семейства Сурвила состоял на службе Великого Князя Ягайлы. Примирение Великих Князей принесло хоть какой-то мир в западную Литву. Крупные походы были лишь в восточные владения. Стась вместе с отцом участвовал в них.
   Теперь он был не только любящим мужем, но и любящим отцом. Когда он смотрел на ползающих у печки сыновей, ему казалось, что он счастлив.
   Иногда, а может часто, он вспоминал Настю. Тогда он становился чуть грустным и в очередной раз решал для себя, что надо узнать, как она там сейчас. "Может замуж вышла", - подумал Стась и с удивлением обнаружил, что эта мысль очень неприятна для него.
   Как - то утром Алёна сквозь сжатые губы спросила: "Какая она?"
  - Кто? - Искренне удивился Стась.
  - Настя.
  - Ааааа? - пытался что-то выдавить из себя Стась.
  - Не мычи, ты ночью во сне её имя называл, - казалось, Алёна успокоилась. "А повязки на рот ещё не придумали, только - на глаз", - подумал Стась.
  - Так какая она? - Алёна снова сжала губы.
  - Тоже ангел, - произнёс Стась, сам удивляясь тому, что сказал.
  - Ладно, я прощаю её, она тебе жизнь спасла.
  
   Весной, по пути домой из Гродна, Стась и ещё два слонимца, один из которых - его бывший друг Андрей, по служебным делам заехали в Лиду. Передав письмо, они уже выехали из княжеского замка, как вдруг прискакал на взмыленном вороном коне гонец и прокричал: "Крыжаки идут". С толпой простого народа, местичей и рыцарей они вернулись в замок. Все готовились к отражению штурма.
   Лидский замок, построенный ещё Гедимином за короткий срок, выглядел впечатляюще и превосходил Слонимский по всем параметрам. Стены высотой 15 метров образовывали неправильный четырёхугольник. Сложены у основания большими валунами, закреплёнными между собой мощными каменными клиньями, выше - красным кирпичём. Длина каждой стены - до ста шагов. Замок имел трое ворот, опоясывался валом и широким рвом.
   Небольшой гарнизон замка, численностью 80 человек, мог рассчитывать кроме себя, человек на сто случайных рыцарей и местичей и на толпу горожан и крестьян из близлежащих мест, численностью человек 300. Последние тут же принялись варить смолу в специальных, заранее приготовленных котлах, и греть воду. Воинам раздали арбалеты. Простолюдины вооружились алебардами различной формы и назначения и длинными баграми, но пока это отложили и пополняли запасы камней на стенах. Народ, привыкший жить от одной битвы или осады до другой, готовился встретить врага.
   Тевтонцы, казалось, появились со всех сторон. Половину из числа братьев - рыцарей составляли иноземцы - из европейских стран, далёких и близких. Римский Папа время от времени объявлял Крестовые походы на безбожную Литву, и за поиском приключений сюда устремлялись рыцари - авантюристы со всей Европы. Попытать счастья, обагрив свой меч кровью схизматиков или язычников. И всё во имя веры истинной. При том они конечно не были против просто пограбить и захватить пленных с целью продажи. Встречались среди них и очень родовитые и даже будущие короли и герцоги.
   Вот и сейчас, со стены замка, Стась с любопытством рассматривал французов и англичан, в изысканных дорогих доспехах, более предназначенных для шумных рыцарских турниров, чем для реальной битвы. Разноцветные шёлковые накидки, покрывающие коней; страусиные и павлиньи перья на шлемах: лилии, львы, леопарды на знамёнах, всё это подкрепляло театральность европейского рыцарства. И Стась сгорал от нетерпения, увидеть, как эти воины полезут на стены замка. И с трепетом ожидал, когда скрестит с ними мечи.
   Но на стены они не полезли. Полезли тевтонцы, а вернее, их многочисленные воины второго плана: кнехты, пехота, оруженосцы.... Сами братья поднимались по лестницам последние, как бы подгоняя всю эту разношёрстную ватагу.
   Большинство рыцарей с "компаньонами" - оруженосцами занялись обстрелом противника на стенах. Осадные машины и тяжёлые арбалеты, с толстой тетивой из скрученных овечьих кишок, метали каменные ядра, зажигательные снаряды и огромные стрелы. После каждого выстрела несколько человек с помощью особого механизма - ворота, вновь натягивали тетиву. Другие стреляли из простых арбалетов специальными стрелами - болтами (больцен), натягивая тетиву рычагами и крюками. Со стен литвины отвечали градом стрел из ручных и станковых арбалетов, а так же из простых луков с конопляной или льняной тетивой.
   Осада затягивалась. Подкрепления не было, хотя Новогрудок был рядом. Тевтоны и союзники были столь многочисленны, что уходить без добычи не собирались. Совсем другие ощущения были у Стаса сейчас, в отличие от того настроения, которое было в Москве при обороне Кремля. Страха сейчас не было, что удивляло. Было желание победить врага, который пришёл в их землю, победить во что бы то ни стало, не дать ни одному уйти обратно. "Что они там медлят в Новогрудке?" - злость переполняла.
   Ночью враг не штурмовал замок. Андрей нашёл какой-то еды, точнее - хлеба, и они с жадностью его проглотили. Прежней дружбы между ними не было, но и вражды тоже. Какая-то девушка с испуганным видом обошла Стаса и предложила Андрею воды.
  - Мой вид пугает девушек, - с иронией заметил Стась.
  - Нет, ты всегда был.... любимцем Богов. Тебе всегда везло.
  - Ага, аж глаз потерял, - сказал Стась.
  - Я завидовал тебе, с детства. Говорю это тебе, потому что.... может уже ничего не скажу. Тевтонцев много. - Андрей говорил спокойно.
  - Брось ты, выкрутимся, помощь придёт. Мы ещё погоняемся за этими.... Петухами, - Стась верил в то, что говорил. - А почему ты до сих пор не женился? - Добавил он.
  - Не нашёл такой как Алёна, - недобро усмехнулся Андрей. - Это ты у нас.... С пяти лет женат....на самой красивой девушке.... Любимец Богов.... Я завидовал тебе.
   На третий день тевтонцы предприняли последний штурм. В двое ворот из трёх они стали бить в упор каменными ядрами, совсем близко подкатив метательные машины. Литвины рассредоточили свои силы. Когда в одних из ворот образовалась пробоина, всё более и более расширяющаяся, литвины отошли к другим воротам и резко распахнули их, стараясь вырваться из обречённого замка. Враг не препятствовал, а лишь расступился.
   Стась продвигался в первых рядах, прикрываясь щитом - тарчёй от стрел. Но короткий щит был совсем не предназначен для этого, и одна стрела попала ему в левую ногу, пронзив насквозь икру. Стась взревел от боли, продолжая идти вперёд. Но боль была столь ужасна, что темнело в глазу. Он хромал и наконец остановился, пытаясь освободиться от стрелы. Его обходили и уходили.
   Вдруг он увидел Андрея. Тот возвращался, бежал на встречу толпе. Наклонившись над сидевшим Стасом, он откинул шлем, обломал остриё стрелы, сказал: "Терпи". И резко выдернул стрелу. Стась взвыл от боли и на мгновение потерял сознание. Сбросив все доспехи, с мечом в левой руке, закинув правую руку на плечо друга, Стась прыгал на одной ноге, продвигаясь вперёд. Что-то просвистело совсем рядом. Он повернул голову и увидел удивлённое лицо Андрея. Из его окровавленной шеи торчало оперение стрелы. Они упали. Стась сел, к горлу подступил комок, на глаза навернулись слёзы. Он не помнил, как его подхватили с двух сторон и понесли.
   Тевтонцы не преследовали их, а бросились в замок.
  
   У какого-то озера Стаса перевязали, погрузили в какую-то подводу, собираясь везти в Новогрудок. Но Стась остановил своих вынужденных попутчиков, попросил в долг подводу и с ещё одним слонимцем вернулся в Лиду. Тевтонцы уже ушли. Вдвоём они разыскали тело Андрея, погрузили на подводу и повезли в Слоним.
   С дрожью в голосе, Стась рассказал всё родным Андрея, обрекая их на бесконечное горе. Его единственный глаз наливался кровью при этом от ярости.
  
   Нога быстро заживала. Кто-то из соседской челяди передал, что на окраине Слонима живёт боярин, который только что приехал из Москвы, и у него есть новости для Стаса. Стась тут же собрался и отправился искать того боярина. Нашёл.
  - Ну как она? - Спросил он, сгорая от нетерпения.
  - У неё - сын, - сказал боярин, человек преклонных лет.
  - Сын - это хорошо, - сказал Стась и совсем сник.
  - А она - в монастыре, - продолжал тот.
  - Как в монастыре? А сын? - И вдруг безумная мысль стрелой мелькнула в голове Стаса. - А сколько лет сыну? - Он застыл в ожидании.
  - Скоро четыре, отец её, Глеб, говорил, - равнодушно сказал боярин. Стась вскинул руки к небу, сияя от радости. Дал ошарашенному боярину 10 грошей и окрылённый, отправился домой. Он сразу же решил ехать в Москву. Но чем ближе он подходил к дому, тем быстрее улетучивалась его уверенность и радость. Мысль - что он скажет Алёне - просто растерзала его.
   Но, увидев супругу, он ещё издали прокричал: "Я еду в Москву". Встретившись с её удивлённым взглядом, добавил уже совсем неуверенно: "У меня там сын". И совсем растерялся, когда Алёна закрыла лицо руками. Он так и стоял перед ней с раскрытым ртом и понимал, что если она сейчас попросит его не ехать, он не поедет.
   Алёна не быстро, но пришла в себя. Она вытерла глаза.
  - Едь.... Только возвращайся, слышишь? Возвращайся.
   Утром он уже скакал по направлению к Полоцку. Он так часто представлял себе этот маршрут.... И вот, наконец. Сегодня он проснулся очень рано. Алёна сделала вид, что спит. Потом произошёл разговор с отцом. Сурвила, выполнявший все желания и капризы младшего сына в детстве, вдруг стал грубым и суровым.
  - Никуда не поедешь, - сказал он.
  - Отец, я не на долго. Я люблю свою страну, - вдруг сказал Стась.
  - Посмотри на Алёну, - не уступал отец.
  - Она поймёт.... И простит. У меня там сын, а у тебя - внук, - тихо сказал Стась.
  - Когда вернёшься?
  - Скоро. Обещаю, - голос Стаса звучал уверенно.
  
   Полоцк изменился. События последних лет наложили отпечаток на облик города. Следы пожарищ, разрушенные стены и замки - последствия Гражданской войны и последнего штурма ливонских рыцарей. От ливонцев отбились, а вот от своих....
   Ягайла наказал полоцкое рыцарство, бояр, местичей, участвовавших в восстании, лишив их должностей, а многих и имущества. Самые враждебные, как и брат Андрей, попали за решётку.
   Дипломатические связи с Ордой через Москву Литва поддерживала всегда. Князь Дмитрий, получивший имя Донской, получил и Ханский ярлык на управление своим княжеством, или улусом. А чтобы московскому князю больше не приходило в голову крамольных мыслей, Тохтамыш - правитель Золотой Орды, взял в заложники его сына Василия.
  
   Литовское посольство в Москву ехало так медленно.... Так медленно, что Стась, на подъезде к Вязьме, покинул его и сам, на свой страх и риск, быстро поскакал в сторону Москвы.
   Как во сне, он подъезжал к дому боярина Глеба, чувствуя себя как нашкодивший кот. Глеб поздоровался и, казалось, не удивился.
  - Ну что, кот шелудивый, тебя из дома выгнали?
  - Прости, отец, - промямлил Стась.
   На терраску выскочил маленький мальчик и стал с любопытством рассматривать странного дядю, в запылённых одеждах, в шляпе с пером на голове вместо чалмы и с повязкой на глазу. Дрожащими руками Стась поднял сына и прижал к себе.
  - Ты кто? - Мальчик смутился, но любопытство в глазах и улыбка остались.
  - Я твой папа.
  - Не, мой папа погиб, - мальчик опустил глаза.
  - Нет, не погиб, он вернулся. Я - твой папа! - Стась трижды поцеловал сына. Мальчик обнял отца. Сбежавшийся отовсюду народ, вытирал слёзы.
  
   Стась ехал.... В монастырь. Он пытался представить себе, как он выглядит. Он видел Рождественский мужской монастырь в Троках, совсем недавно построенный по приказу князя Витовта. Так это был настоящий замок, с крепостными стенами, валом, башнями и бойницами, только больше замка. А гарнизон монастыря - религиозные фанатики греческой веры. Одна надежда успокаивала - монастырь женский.
   Монастырь оказался деревянным. Стась подъехал к воротам и стал в них стучать - ничего умнее не придумал. Вышла монашка, старая, вся в чёрном.
  - Что надо? - Спросила она.
  - У меня сестра здесь, Настя, боярина Глеба с Москвы, со старого города дочь. Она пол года назад пришла. - Быстро проговорил Стась, стараясь выговаривать слова по московски. Старушка подозрительно его рассматривала.
  - Ты не наш. Ты русин или литвин? - Спросила она.
  - Я долго был в Литве, в плену, хочу увидеть сестру, - спокойно сказал Стась.
  - Не похож ты на пленного, сказала монашка и добавила - жди - , повернулась и ушла. А через пять минут вернулась с двумя огромными овчарками, которые рвались с цепей и наверняка бы вырвались, если бы каждую из них не держали по три молодых крепких девушки в чёрном. Стась достал кинжал, особо не надеясь на девушек.
  - Уходи, - сказала старая монашка. - Через семь дней Настя придёт домой, на один день. - Добавила она. Стась попятился, проклиная мысленно и монастырь, и монашку, и всю Московию заодно.
   На дороге, у стен, он встретил крестьянина, дал ему сразу два литовских гроша и сказал, что даст ещё пять, если тот принесёт драбину - лестницу длиной в высоту стен. Тот не мог понять, что такое драбина, но гроши обратно отдавать не хотел и лишь лукаво улыбался. Стась жестами стал показывать что такое драбина и зачем она ему. Крестьянин закивал, что понял.
  - Жена у меня там, - добавил Стась. Холоп понимающе дакал, делая вид, что верит и обещал принести драбину. Через час принёс, получил свои пять грошей и хихикая удалился.
   Когда совсем стемнело, Стась залез на стену, подтащил лестницу, перебросил её на территорию монастыря и спустился по ней. Воспоминания о собаках заставляли его красться как дикого зверя.Он вошёл в самое длинное здание. Здесь была баня, или что-то её напоминающее. Оттуда слышался смех и плеск воды. Отдельно в купальне мылась девушка с красивой фигурой. На какое-то время Стась замер, не в силах оторвать взгляд от того что увидел. Потом взял чёрный халат и платок с колпаком, которые во множестве валялись рядом и тихо пошёл дальше. Он поднялся на второй этаж. У входа дремала старушка, похожая на ту. Затаив дыхание Стась на пальцах ног прошёл рядом. В длинном, слабо освещённом свечами коридоре никого не было. По обе стороны располагались маленькие комнатушки с глазницами в дверях. Стась заглядывал в каждую. Девушки молились.
   Он скорее почувствовал, чем увидел Настю. Что-то неуловимое в облике молящейся монашки, подсказало ему - она. Дверь была заперта. Он тихо вошёл, скинул чёрный халат. Девушка обернулась и .... Упала в обморок. Это была не Настя.
   Выскочив в коридор без чёрного халата, Стась стал быстро продвигаться, заглядывая в каждый глазок кельи. Наконец он увидел её. Но чтобы больше не ошибиться, он приоткрыл дверь и позвал: "Настя". После чего вошёл в келью. Настя вскрикнула и упала в обмороке.
   Стась сидел на полу, держал голову Насти на коленях и целовал её лицо. Та открыла глаза, улыбнулась.
  - Откуда ты? - Прошептала она.
  - Ээээ....
  - Свечи, - Настя показала рукой. Стась задул их, обнял Настю. Между тем в коридоре поднялся шум, доносились голоса.
  - Ей показалось, что к ней вошёл молодой мужчина, - услышали они женский голос.
  - Меньше думать надо об этом, тогда казаться не будет, - отвечал другой. Затем - смех.
  - Старуха сейчас придёт.... С собаками, - прошептал Стась.
  - Какая старуха? А о чём это они говорили?
   Где - то через час всё успокоилось. Они вышли в коридор, прошли другим ходом. Поднялись на стену. Стась затащил лестницу, спустил её за территорию монастыря, и они оказались на свободе.
  
   В 1386 году Василий, сын Московского князя Дмитрия Ивановича, бежал с Орды в Валахию, оттуда пробрался на Русь, в Подолию и где-то там затаился.
   Вита вызвал в ставку в Гродна князь Витовт и поставил задачу - отловить беглого Московского княжича Василия. Отряд Вита для этой цели Витовт усилил воинами - татарами из своей охраны и отрядом жмудинов. От последних Вит отказался, мотивируя это тем , что те плохо знают русский язык .... И всех распугают. К тому же это задание - не войсковая операция и лишние силы лишь привлекут любопытных. А татары в тех южных краях конечно пригодятся. Витовт нашёл эти доводы убедительными и согласился.
  
   Дней десять Стась наслаждался жизнью в обществе любимой Насти и маленького сына. Он ни о чём не думал, считая, что все проблемы никуда от него не денутся и непременно явятся, а пока их нет, надо всего себя посвятить любимым людям.
   И проблемы явились, и гораздо раньше, чем он рассчитывал. Пришёл озабоченный отец Насти и сказал, что Стаса вызывает в Кремль сам князь Дмитрий Иванович.
   Когда Стась явился в Кремль, во дворец князя, его уже ждали и отвели в широкую низкую залу, расписанную яркими картинами. Посредине стоял трон, на нём - сам князь Дмитрий Иванович Донской, в окружении охранников, очень напоминающих янычар, как Стась себе их представлял.
   Не дойдя шагов 10 до трона, Стась остановился и склонил голову, чем удивил всех присутствующих и самого князя. Когда он поднял голову, то увидел, как вельможи за спиной князя показывали жестами, чтобы он стал на колени.
  - Гордый литвин не хочет прогнуться? - Усмехнулся князь.
  - Мы не прогибаемся перед своими властителями, а тем более перед чужими, - Стась не мог справиться со своим раздражением. Нависло молчание.
  - Ну что ж, смелость - удел избранных, но не мудрых. Спишем всё на молодость. - Сказал князь Дмитрий. - Тебе будет особое поручение, - он кивнул головой, и почти все, склонившись до пола, вышли. Остались с десяток янычар - охранников и несколько вельмож.
   - Мой сын Василий сбежал от Хана Орды в Валахию. Сейчас он на Руси, в Подолье. Подолье под контролем Литвы. Твоя задача - доставить его в Москву. - Дмитрий Иванович задумался.
  - Я постараюсь, Великий Князь, - громко сказал Стась.
  - Да, ты уж постарайся. Слышал - у тебя здесь сын и жена, - князь Дмитрий многозначительно и пристально посмотрел на литвина.
  - Даа, жена и сын, - Стась опустил глаза.
  - С тобой пойдёт отряд лучших воинов. Посмотри - чтобы они походили на русинов или литвинов. И не разочаруй меня. Стась уже собирался выйти, как вдруг услышал: "А где ты потерял глаз?" Он почувствовал, как кровь ударила в голову и, сдерживая себя ответил: "Защищая Вашу Светлость, Великий Князь; защищая Москву от Тохтамыша. Когда Вы, Великий Князь, покинули её, конечно же по правильным соображениям. Все литвины тогда, во главе с князем Астеем, сыном Вашего товарища, князя Андрея Полоцкого, все погибли. Я выжил случайно."
   В зале снова нависла гробовая тишина. Слышно было, как за окном шумит ветер. Дмитрий боролся с непреодолимым желанием немедленно разрубить наглеца на куски. Его успокоила лишь мысль, что это он обязательно сделает, но потом, когда литвин выполнит свою миссию. Потому он лишь бросил злобное: "Иди".
  
   Из большого числа людей Стась отобрал три десятка человек, которые нормально говорили по русски. Одежда их напоминала скорее театральные костюмы. Кто-то изображал из себя литвина, кто-то - русина. Стась приказал для начала всем одеться в свою обычную походную одежду, только не одевать чалму на голову. Доспехи решили вообще не брать, ибо в случае чего, они всё равно не спасут. Стась предложил вообще всю миссию осуществить самому, без помощников, которые будут лишь привлекать внимание. Пусть проводят до границы, ибо в московских лесах полно разбойников. Но его не послушали, заметив, что один он может и не вернуться.
  
   Через несколько дней отряд Стаса был в пригороде Киева. От Киева путь лежал вниз по Днепру. Но Стась не решился идти людной дорогой вдоль реки, где на каждой мили были заставы и разъезды то русинов, то литвинов, а по лесам прятались ватаги черкасов или татар, или вообще неизвестно кого. Отсыпав горсть арабских монет, которыми его в избытке снабдили в Москве, Стась купил два широких плота вместе со сплавщиками и двинулся со своим отрядом вниз по Днепру.
   Через два дня они благополучно причалили к небольшой пристани. Далее их путь лежал по Дикому полю на запад. Купив коней, они в тот же день отправились в путь. И уже на следующий день прибыли в обширный хутор с многообещающим названием Наливки. Где-то здесь терялись следы сбежавшего княжича Василия, который должен был затаиться. "Уж больно гладко пока всё идёт, - думал Стась, - прям необычно гладко". В малый постоялый двор все не вместились, потому часть людей заселилась к местным черкасам. На вопрос - "Кто такие?" все отвечали : "Литвины". Но никто не верил. "Мы видели литвин, - говорили они, - а эти какие-то дикие". "Жмудины", - уточняли люди Стаса. "Я же - литвин" добавлял сам Стась. И самые сомневающиеся замолкали, когда он раздавал им по два литовских гроша.
   Но на вопрос о подозрительных людях, которые здесь где-то должны шататься, никто ничего ответить не мог. Не помогали и гроши. Кроме них самих, подозрительных здесь не было. Тогда Стась разделил своих людей по парам, дал им в придачу местного проводника, и те стали обследовать каждый хуторок, каждый дом и каждый сарай в округе.
   Местные сказали, что видели отряд литовских татар. Те тоже искали подозрительных. "Ордынцы. Тоже княжича ищут" - решил Стась, понимая что надо спешить и быть готовыми ко всему.
   Наконец одна из групп принесла весть, что в баньке у речки миль 10 отсюда, живут некто, мало напоминающие людей: в лохмотьях, обросшие и голодные, на лешаков похожие. "Они", - решил Стась, и взяв с собой почти весь отряд, в тот же день отправились в путь.
  
   Окружив баньку, стали наблюдать. Вышел дикого вида человек, оборачиваясь по сторонам, подошёл к реке, зачерпнул шайкой воды, напился чмокая и проковылял обратно в домик.
   Стась, в окружении своих, постучал в дверь. Страшно было. За дверью послышалась какая-то возня.
  - Мы - свои, - крикнул Стась, - мы - московиты. Шум за дверью утих.
  - Ломай, - сказал Стась. Дверь стали вышибать бревном , как при осаде замка. Из узких окошек баньки стали с визгом выскакивать обросшие бородой люди в лохмотьях. Их ловили расставленные под окнами люди Стаса.
  - Кто из вас княжич Василий? - Спросил Стась у сидевших полукругом людей. Те молчали.
  - Мы с Москвы, от Великого Князя Дмитрия Ивановича, - Стась заметил радость и надежду в глазах задержанных. - Есть хотят, - подумал он. - Сейчас вас всех накормят, если вы скажите, кто княжич Василий. Никто не сказал, но все стали коситься на одного. Тот ничем не отличался от остальных. Стась подошёл к нему: "Вам письмо от батюшки. Он ждёт Вас в Москве". Протянул свёрнутое в трубку письмо. Василий заулыбался, взял, стал читать. Прочитал.
  - А как ты понял, что это я? - Спросил княжич.
  - Нуу.... Благородство ничем не скроишь. - сказал Стась. Василий не почувствовал иронии.
  - Вернёмся в Москву, я сделаю тебя богатым, - княжич был доволен.
   Задержанных накормили, предложили инструмент для обрезания волос. Дали им новую одежду и денег. Их было пять человек, и они радовались как дети. Князь Василий, придя в себя, стал отдавать приказы, причём и людям Стаса.
   Между тем стемнело. Здесь, на юге, ночь приходит рано, как заметил Стась. Решили заночевать в баньке. Его люди, усталые, заснули сразу. А задержанные ещё долго приходили в себя, не отходя от стола с едой.
   Рано утром Стаса разбудил стук в дверь и громкий голос по литовски: "Имем Вяликага Князя, адкрыйце. Хата акружана. Усим скласци зброю". Стась вскочил, жестами показал своим - вооружиться. "Ждите команду", - тихо сказал он и громко прокричал: "Я - литвин. Что вам надо?" За дверью послышался смех.
  - А як будзе па литовску крэст?
  - Крыж, - крикнул Стас.
  - А як .... Бога вайны кличуць? - Донёсся с наружи голос, чей-то очень знакомый, как показалось.
  - Кавас, - сказал Стась, сгорая от нетерпения, - я адкрываю. Своим махнул рукой - положить оружие. Дверь со скрежетом распахнулась, и он увидел брата Вита.
  - Як там тата? - Сказал улыбаясь Стась и сгрёб ошарашенного брата в охапку.
   Они долго ещё обсуждали наедине, как им выйти из сложившейся ситуации. И решили - интересы Родины дороже. Передадут Василия князю Витовту и будут надеяться, что князь Московский Дмитрий - не такой зверюга как кажется. Да и по всей видимости, Витовт не собирался расправляться с княжичем Василием, а собирался как-то использовать его. В общем, там будет видно.
   Всех московитов разоружили, Стаса тоже. Решили, что он пойдёт со своими, как пленный, для вида. Василия тоже ничем не выделили среди остальных и гнали в общей колонне.
   До границы с Литвой добрались без приключений, а там и вовсе. Через Каменец - Литовский прибыли в Гродна.
   Казалось, радости князя Витовта не было предела, когда он увидел Василия, сына Московского князя, в лохмотьях, с верёвкой на шее. Того обмыли, одели, накормили. Стали оказывать княжеские почести. Витовт долго не церемонился и предложил Василию жениться на своей дочери Софье.
  - Красивая? - спросил обречённо Василий, прекрасно понимая, что от свадьбы не отвертеться.
  - Вся в меня, - Витовт изобразил на лице серьёзную мину, но не удержался и рассмеялся. - Ты видел хоть одну литвинку не красивую? - Добавил он.
   Софья действительно была красавицей. Как говорил Витовт: "Вся в бабушку, красавицу Бируту". Василий, как увидел её, раскрыл рот и, казалось, больше не закрывал, а лишь кивал головой Витовту в знак согласия.
   Взяв слово с Василия, что тот женится на Софье, Витовт отпускал его в Москву. Василий же хотел помолвки, на что никто не возражал.
   В подходящий момент Вит предложил князю Витовту, чтобы княжича Василия сопровождал в Москву брат Стась. Узнав, что у Стаса в Москве жена и сын, Витовт лишь предложил, чтобы тот периодически исправно докладывал о делах в Москве. "У Великого Князя достаточно глаз и ушей в Москве, чтобы всё знать, а я и весь мой род не раз доказывали преданность Великому Князю Витовту и на поле брани и в других случаях. И не раз ещё докажем...." "Хорошо, хорошо, - оборвал его Витовт, - это я так, по привычке. Будь по-твоему."
  
   Прибыв в Гродна, Стась сразу же хотел ехать в Слоним, но здравый рассудок подсказывал, что делать этого никак нельзя. Он был привязан как к княжичу Василию, так и к своим московским людям. Судьба Насти и сына теперь зависела от того, насколько успешным будет всех их возвращение в Москву. Скрепя зубами, Стась подчинился здравому рассудку. И вовремя. Брошенные на произвол судьбы, его московские люди готовы были разбежаться.
   Пышная процессия князя Василия выехала с Гродна и продвигалась через всю Литву. Стась возглавлял личную охрану князя, основу которой составляли его московские люди.
   Через две недели он благополучно вернулся в Москву, на радость Насти и маленького сына.
  
   По условиям Кревской унии, Литва должна была стать католической страной. "Ага. На бумаге можно конечно нарисовать всякое, а вот реально это совершить...." - Так думал Польский Король Ягайла, в православии - Яков, а теперь - Владислав. Он помнил, как восприняли в Литве первого католика Петра Гаштольда, который в 1364 году вынужден был принять римскую веру, так как поляк - тесть только при этом условии выдавал за него замуж свою дочь. Пётр в Кракове тайно перекрестился в католика. Под угрозой смерти приказал всем молчать. Ага. У Бреста, на границе с Литвой, его уже ждали, грозя отрубить голову, как Святому Бруно, где-то здесь же принявшему мученическую смерть за веру сотни лет назад. Тогда обошлось.
  
   Ягайла прибыл в Литву с Ядвигой, с огромным количеством католического духовенства и польского рыцарства. Всех насчитывалось несколько тысяч. В обозе везли дорогую одежду и обувь, в подарок будущим новообращённым.
   Прибыв в Вильну, Ягайла сразу же встретился с Витовтом.
  - Народ настроен решительно, - сказал Витовт.
  - Что же делать. Надо хоть кого-то окрестить. - Ягайла выглядел растерянным и подавленным.
  - Давай православных не трогать. Пока, хотя бы, покрестим язычников в Вильне и окрестностях, их не так много. Для начала, а там видно будет. Для православных нужны выгодные условия смены веры.
  - Хорошо, начнём с местных язычников. - Ягайла готов был начать действовать немедленно. И начал. Он сам ходил по домам, отбирал идолов, душил ужей. Священные камни, многие с руническими надписями, скатывали в речку. Священные рощи вырубали. Стоны, плач и вой разносились в этом крае Литовской земли.
   Никто из литвинов не хотел помогать Королю Ягайле в его деяниях. Усердием отмечались только поляки. Самых усердных Витовт сдерживал уговорами, а когда не понимали, то и физически. Брата Ивана - Скиргайлу Король отправил срочно с "важным заданием" на Русь, в Волынь, ибо тот неизвестно что подумал о происходящем и с похмелья, стал отлавливать польских миссионеров. Семерых уже тащили сажать на кол по его приказу. Но те так визжали, что услыхал Ягайла и выкупил их у брата.
  
   Ягайла собрал всю элиту Литвы в День Пепла, или Покаяния. Все князья Литвы были православные, за исключением нескольких ближайших родственников Ягайлы, которые стали католиками в результате свадебной компании. Они сразу заявили, что трогать православный люд - это начать Гражданскую войну. В восточной Литве решили построить несколько католических храмов для язычников, которых удастся уговорить принять Папскую веру. На западе, где язычников сохранилось больше, в результате их миграции с Полабья и Пруссии в недалёком прошлом, решили по возможности окрестить больше народу. А войска держать в готовности, ибо события могли пойти по непредсказуемому сценарию.
   Из Вильны никого не выпускали. В окрестностях города народ разбегался и прятался. Из тех, кого поймали, формировали отряды и крестили. Каждому отряду присваивали имя, и все члены отряда после крещения нарекались этим именем. После чего новокрещённым раздавали дорогую одежду.
   22 февраля 1387 года насильственное крещение язычников в Вильне ознаменовалось разрушением статуи Перкунуста - на языке лютичей - вильцев, или Перуна - Перкуна. Когда статуя Громовержца рухнула и разбилась, наступила гнетущая тишина, солнце спрятолось за тучи, потемнело. Народ рухнул на колени, закрыл глаза и обхватив голову руками. Даже поляки испугались.
   Затем потушили священный огонь, Знич. Вечный огонь. Его несли отступающие язычники - полабские славяне, лютичи, из священной Радогощи, из храма Сварожича, сначала в Ромову в Пруссии. А затем, когда христианская Европа пришла и туда, в виде крестоносцев - братьев и польских рыцарей - христиан, Знич понесли дальше, в Литву, в Новогрудок. Здесь лютичи - вильцы воздвигли новую Радогощу, с новым храмом Сварожича, дав их названия и соседним городкам и речкам. А когда столицу Литвы перенесли в Вильну, поближе к врагам - крестоносцам, то и Знич священный перенесли сюда.
   Так он и горел у ног Перкуна, и теперь его потушили. Полуживых жрецов, кто не успел покончить с собой, во главе с Верховным Криве - Кривайте, унесли на руках. А на месте статуи Громовержца и Знича стали сразу же возводить фундамент Кафедрального католического собора, как бы символизируя начало новой эры.
  
   Ядвига тогда с радостью восприняла весть о поездке в Литву, видя в себе главного миссионера. Она помнила наставления священнослужителей перед свадьбой. И крещение Литвы было для неё той наградой, которую ей заплатили за её брак с Ягайлой. Королева искренне верила, что несёт благо дикому варварскому народу. Но то, что она здесь увидела, никак не вписывалось в её представления. Народ стал стеной за свою веру языческую. То и дело приходили сообщения, что пролилась кровь, то там, то там, то в самой Вильне. Народ был ещё более дикий в своём упрямстве, чем она предполагала и не хотел верить во все христианские добродетели. Ядвига, с многочисленными жёнами польских вельмож, прибывшими в Литву, молилась во имя духовного спасения этой варварской страны.
   Что удивило её, схизматики ничего не потеряли, а только усилились. Католическое крещение Литвы подталкивало язычников к принятию православия. Дикари из двух зол выбирали меньшее. Православие в Литве существовало всегда, а сто лет назад в Новогрудке была основана Литовская греческая Митрополия. Позже её филиал появился и в Вильне. И теперь, надменные литовские князья, оставаясь православными, лишь надменно улыбались, как ей казалось.
   Ягайла не хотел брать Ядвигу с собой. Он понимал, что Королева увидит там совсем не то, чего желает и ожидает. Но та упёрлась, считая крещение Литвы своей миссией. Ну что ж, пришлось брать дополнительные когорты польских рыцарей для миссии Ядвиги.
   Отношения Короля с Королевой отличались сложностью и неопределённостью. У Ягайлы было любимое увлечение - охота, где он часто пропадал. На радость Ядвиги, набожность которой достигла предела, когда она поверила в свою миссию - привести целую страну, Литву, в лоно Святой веры.
   Королева много молилась. Однажды, когда она молилась всю ночь, к ней явился Бог, и она с ним разговаривала.
   Ядвига считала, что, возможно, есть ещё одна причина, по которой она хотела попасть в Литву. Но она никогда не посмеет признаться в этой причине даже самой себе. Это князь Дмитрий - Карибут. С тех пор, как увидела его, она часто, очень часто вспоминала о нём. Она даже придумала для себя оправдание: " Он - католик - литвин, которых всего несколько человек в этой стране, которую она должна привести в католичество. Поэтому она его помнит, как и остальных литвинов - католиков". Когда эта мысль ей впервые пришла в голову, она так обрадовалась. Ибо эта причина напрочь исключала другую, грешную.
   Но когда подъезжали к Вильне, вся её логика кончилась, и она не переставала думать о Дмитрие. Она знала, что его владения - на востоке страны, что он был на стороне Андрея, другого брата Ягайлы и лишь недавно стал на сторону будущего Короля. Его города - Брянск, как в Подляшье, и Новгород - Северский. Ядвига случайно услышала, что Дмитрий обязательно приедет. И сама мысль, что она увидит его, останавливала дыхание.
   Во дворце Великокняжеского замка в Вильне, куда Королеву поместили, было довольно уютно. Сам замок превратился в координационный центр по христианизации Литвы. Ягайла появлялся здесь очень редко, поздней ночью или не появлялся вообще. Ядвига давала указания тем, кто оставался вне поля зрения Короля и его близких сподвижников.
  
   В тот день она рано встала, весь день отдавала распоряжения, выезжала в город и планировала пораньше лечь спать.
   Она шла к себе и увидела его. Дмитрий стоял посреди зала в дорожном костюме, в длинных сапогах, в руках - шляпа. Увидел её, сделал несколько шагов навстречу, склонился, взял в ладонь протянутую руку, поцеловал.
  - Я ищу нашего светлейшего Короля и моего любезного брата, Владислава.
  - Только его? - Ядвига опустила глаза и тихим голосом добавила, - а для меня Вы не припасли любезных слов? - И почувствовала, как сразу начало гореть её лицо. Пауза.... И грустный голос Дмитрия:
  - Я растратил их в своих снах, моя Королева.
   Какое - то время они так и стояли с опущенными головами. Он держал её хрупкую ручку в своей руке. Где-то вдалеке послышался шум, голоса. Королеву позвали. Она вышла, не сказав ни слова, оставив наедине Дмитрия.
   Ядвига слышала, что ей говорили, заставляя себя вникать в смысл сказанного. Но на все вопросы отвечала: "Да, нет, да".
  - Вы больны? - Услышала она.
  - Да, я больна, пойду к себе, - сказала Ядвига и быстрым шагом стала удаляться.
  - Нет, я никогда его больше не увижу. Нет, я не пойду туда.... Нет, нет, нет, - повторяла она, ускоряя шаг. Она распахнула дверь. Дмитрий стоял на том же месте, где она его оставила. Сделал несколько шагов на встречу. Ядвига мелкими шажками побежала к нему, чтобы упасть в его объятья. Её руки обвили его шею, а губы нашли его губы. Дмитрий унёс её куда-то в глубину комнат....
  - Это грех, - сказала Ядвига.
  - Разве любовь может быть грехом? - Дмитрий изобразил на лице улыбку и подумал:"Он - мой брат - вот что грех".
  - Но я ни о чём не жалею. Наш брак с Ягайлой не на небесах придуман. Он - результат холодного расчёта. - Тишина. - Но мы венчались. Я виновата перед лицом Бога.... И я буду наказана. Но я не жалею. Я знаю - счастье приходит раз, и оно мгновенно.
  Ядвига обняла шею Дмитрия двумя руками, притянула к себе, посмотрела в его большие нежные зелёные глаза с длинными ресницами, часто моргающие почему-то. Он был похож на её белого пушистого персидского кота. И его так же хотелось прижать к себе. Так хотелось прижать к себе, что она почувствовала лёгкую дрожь в плечах и спине....
  
   Маленький Стась не отходил от отца. Как он был похож на его сыновей в Слониме. Во всём. Те же глаза, то же выражение лица, те же повадки.
   Настя, казалось, забыла обо всём от счастья.
  - Когда я увидела тебя, там, в монастыре, я поняла, что никогда туда не вернусь. Я решила - лучше ждать тебя всю жизнь, - она никогда не была так откровенна. - Помню тот день, когда вы, литвины, вошли в Москву, - продолжала она. - Высокие, красивые, с улыбками, на рослых конях, в блестящих доспехах, с перьями. Помню, как украдкой на вас смотрели девушки. Ты ехал впереди, с князем. Мне показалось - ты взглянул на меня и улыбнулся.... Потом я нашла тебя - это рука судьбы. Помню первые слова твои. Мне никто таких слов не говорил. И не скажет. Для тебя они были обычными.... наверно. А когда их слушала я.... , то чувствовала, как таю, уплываю, растекаюсь.
   Стась слушал, как завороженный.
  - Я буду ждать тебя всю жизнь, - сказала Настя.
  - Я никуда не ухожу, - Стась с каким-то трепетом заключил её в объятья и услышал:
  - Только не отпускай.
   Как-то утром Настя сказала ему:
  - Ты разговаривал во сне.
  - Опять? - неприятная мина исказила лицо Стаса.
  - Нет.... Ты звал детей: Матейку и Ализарика. Тебе надо домой, к детям.
  - Хух, - выдохнул Стась. - Матейка, как две капли воды похож на нашего Стаську, даже характер, - сказал улыбаясь Стась. - А куда это ты меня отправляешь?
  - Стаська говорит, что он литвин, как папа. Тебе надо домой.... На чужом горе счастья не сделаешь.... А я буду тебя ждать. Мы будем тебя ждать. - Голос Насти дрогнул.
  - Настенька, отпусти Стаську со мной, на время, братьев увидит.
  Зашёл маленький Стась. Стась большой обнял его и спросил:
  - Ты хочешь увидеть бабушку и деда? И братиков своих.
  Сын обрадовался и радостно закивал.
  
   Конец 1 части.
  
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"