С четырех лет я жил без отца. Он часто пропивал свой небольшой заработок, дебоширил дома и в людях, ночевал у женщин известной репутации. За очередное хулиганство попал в колонию, и мать воспользовалась этим моментом чтобы развестись. Поэтому в баню я ходил с нею. Баня была в центре города, где и сейчас, построена еще до войны, говорят, из церковных кирпичей. Для той поры это было монументальное строение с претензией на архитектуру в виде башенок (позже вид здания упростили). Вестибюль встречал нагромождением бочек, буфет торговал пивом. В дальнем закоулке первого этажа помещалась маленькая парикмахерская. В ней я познакомился с работой ручных машинок для стрижки людей, больно дергающих мои крепкие в ту пору волосы, за что я особо ненавидел эту процедуру. Со временем рядом с баней построили отдельную парикмахерскую с большим залом на десяток клиентов. Там работала мамина знакомая тетя Роза. Обычно она брала меня себе как только освобождалась. Но однажды я попался новенькой. На весь зал она пожаловалась: "Что за волосы, как проволока, ни какие ножницы не берут!" Наконец, она состригла до нужной длины и, обнаружив мою отметину, заорала в ужасе: "Стригущий лишай!!" Смотреть на меня сбежались все работники. К счастью, среди них была и Роза: "Это у него с рождения!" - успокоила она собравшихся. В старших классах я стригся сам перед трехстворчатым зеркалом.
В бане вечно толпилась очередь в помывочные на втором этаже. Конец ее свисал с лестницы на первом. Особенно было загружено женское отделение, куда меня водила мама. Пока я был мал, проблем не возникало. Но после четырех лет я стал "всё понимать", вернее, понимал я еще не всё, но смотрел с интересом. Помню, как сейчас, проплывающие на уровне моих глаз волосатые участки женских тел... По мере моего подрастания, мама старалась ходить в баню перед самым закрытием в 10 вечера, когда народа было поменьше. Но в полупустом зале без клубов пара я стал виден всем как "тополь на плющихе". Однажды мать девочки моего возраста устроила шум: ее дочка стесняется! Сознаюсь, я ее разглядывал. Банщица была вынуждена прислушаться и отказалась впредь пускать меня. Пару раз пристроили к семье соседа, летом полоскали дома в корыте... К счастью, когда я пошел в школу, в наш дом приехали жить тетя с дядей и проблема разрешилась. Правда, дядя любил попариться и больно драил меня натуральным мочалом. Потом подставлял свою спину. Однажды я перестарался, оказал медвежью услугу. Продрал кожу на его позвонках до ссадин... С появлением Северной бани с душевыми кабинками все вопросы с помывкой окончательно отпали, отныне я ходил мыться самостоятельно. Дядя такое мытье не признавал.
Возможно, разглядывание в бане голых баб и девок сыграли определенную роль в развитии моей ранней сексуальности... Случилось это еще в детском саду, в выпускной группе, как раз в пору полёта Гагарина и скандала в женской бане. После обеда детей укладывали спать на пару часов. При этом всех переодевали в стандартные костюмчики для сна, весьма "эрогенные", как сегодня представляется мне. Уснуть не всегда удавалось, в голове мелькали несвязные видения, соседки по спальне в таком же как у меня прикиде унисекс открывали простор для воображения...
Одноклассницы
Симпатичных девочек в классе всегда было достаточно, но почему-то ни одна из них не привлекала моего внимания. Наверно от ежедневного и ежегодного общения терялась новизна, неизбежно возникали какие-то мелкие трения и стычки. В четвертом классе у нас появилась новенькая Маша, она казалась какой-то особенной, и все мальчики долго посматривали в ее сторону на уроках пока не привыкли. В восьмом классе я сидел за партой с Верой Менчиковой, крупной, уже вполне развившейся девушкой. В этом возрасте девочки внешне опережают парней. Я ей наверно казался маленьким. Вера всячески донимала меня, больно щипала и толкала локтем, при этом улыбаясь. Поводом служило моё нежелание дать ей списать решение очередной задачки. Однажды на перемене в наш класс ворвался большой парень и стал в чем-то упрекать сидевшую рядом со мною Веру. Видимо, она уже ходила на танцы в Дом культуры, и это был ее поклонник, которому она изменила. Уходя, он крикнул мне: "Расспроси ее как она целуется!" С Верой мы родились в один день, наши матери были знакомы по роддому. После восьмилетки Вера уехала учиться. Позже я встречал ее пару раз, умерла очень рано в 30 лет.
Моя ближайшая соседка. "Зина Николаевна", как она представилась, явилась к нам в дом самолично для знакомства в возрасте 5 лет. Учились мы с ней все годы, Зина была популярна у мальчиков за веселость, легкое кокетство и простоту общения.
Маленькая миловидная Люда Ситникова была комсоргом. Но на меня, школьного инакомыслящего, она всегда смотрела какими-то растерянно-ласковыми глазами. Я не понимал тогда, что Люда была ко мне неравнодушна... Зато это отлично чувствовали другие. Когда однажды я попытался ответить на ее претензии ко мне, класс притих, слушая нашу короткую перепалку... Уже в армии я получил от нее довольно обычное письмо, что-то ответил, но переписка не случилась... Люда тоже очень рано умерла от родов.
Еще в моей юной жизни были две соседки, учившиеся в других классах 5 школы. Обе брюнетки, одна с прической, а другая с косой. Первая мне нравилась, я видал ее в школе, знал имя и фамилию, из школы она ходила мимо моего дома. Летом с чердачного окна я мог иногда разглядывать в трубу ее дворик и веранду. Однажды она там переодевалась... Как-то по весне я возвращался из школы, было темно, учились во вторую смену. Обогнал никуда не спешащую парочку, это была она с каким-парнем. Я задержался в своем дворе, поджидая чтоб они прошли мимо. Но они остановились у наших ворот и разговаривали. Потом стали целоваться. То ли от простуды, то ли от расстройства, но я вскоре заболел...
Другая девочка жила во втором этаже деревянного дома на Гоголя, я ходил мимо. В окне часто мелькал ее силуэт, иногда она даже пыталась со мной заговорить. Жгучие черные волосы забранные в косу не вязались с ее именем Света... Этого дома давно нет...
В общем, друзей среди девочек у меня не завелось. Те что нравились мне - не обращали на меня внимания. И это обстоятельство имело значение в дальнейшем. Думаю, виной тому идеалистическое советско-книжное воспитание с его строгим разделением возвышенной любви и низменного секса. Похабные анекдоты и "просветительские" байки ходившие в подростковой среде еще более оттеняли этот водораздел, хотя и носили некоторый познавательный характер. Впрочем, в некоторых элементарных вопросах я долго оставался несведущим. Доступный журнал "Здоровье" (некоторые номера от меня долго прятали) давал какие-то знания, но одновременно и пугал ранней половой жизнью, онанизмом и венерическими болезнями. В 5-ой школе за половое просвещение отвечала учительница биологии Серафима Витальевна. В пятом классе она твердила нам про тычинки-пестики и гоняла на озеленение территорий, потом была зоология, и только в восьмом классе анатомия человека. Самый скандальный для подростков раздел "Половые органы" приютился в конце учебника, но до него мы так и не добрались. Серафима на последнем майском уроке сказала: "Про Это вы уже сами давно прочитали!" Впрочем, иногда она отпускала со своего урока парней по домам и запиралась с девочками.
Как я не стал художником
В 13 лет мама привела меня поступать на художественное отделение детской музыкальной школы. Художникам был отведен самый светлый угловой класс в небольшом красивом здании на возвышенной части города. С собой взяли мои рисунки, в основном разная техника, самый приличный - с парусником. Я сидел один в пустом классе, ждал директора. Он появился - это был Лев Николаевич - я вскочил, тот в ответ приветствовал меня своей мягкой улыбкой... Посмотрел мои рисунки, - конечно, приняли.
Первый год нас обучал искусству рисования Вячеслав Александрович Нелюбин, талантливый художник и хороший человек. На его лице постоянно была прописана добрая улыбка толстяка. Рассевшись вокруг, мы любили смотреть как он, непривычно держа карандаш, делал быстрые живые наброски с натуры или клал методом наложения аккуратные мазки краски на листе бумаги, приговаривая: "Видите, вот в этом красном есть чуть-чуть синего, а с края коричневатого..." Начинающим советовал рисовать гуашью, она меньше растекается. Группа была небольшая разновозрастная. Взрослый парень Николай после армии, который готовился поступать в художественное училище. Запомнился его домашний натюрморт с бутылкой, предметом, видимо, ему хорошо знакомым... Розовощекая брюнетка Полина лет шестнадцати, скромная девушка Вера в очках и симпатичная Ольга (обе на год старше меня), паренек Витя и девочка Нина моего возраста. Я был молчуном, более слушал разговоры старших. Разговаривали меж собой о школе и прочем старшеклассницы Полина и Ольга, обе учились в девятой школе. "...И растянулась по коридору до самого женского туалета!" - рассказывала Ольга о каком-то школьном происшествии. "Мне сегодня хорошо, как котенку!" - жмурясь от весеннего солнца, светящего из окна, промурлыкала Полина... "Известно, куда забирают восемнадцатилетних пареньков..." - она же.
У меня неплохо получались карандашные натюрморты и портреты. Рисовали друг друга. Мне выпала Вера: "Нарисуй очки - сразу станет похоже!" - пошутила она. Очки я пририсовал, но уже в самом конце работы. Нелюбин слегка подправил в тенях своим жирным карандашиком и сказал: "Даже сходство есть!" Карандаш 3 М он мне потом подарил, за год я источил его до минимальной длины. Таких тогда у нас не продавали, художники покупали по удостоверению краски и прочее в специальном магазинчике в Кирове. Мне там продали только небольшой походный мольберт... Лучше других оценивали мои скульптуры из пластилина, - фигурки людей и животных. Помню как делал самодельной свинцовой лопаточкой ("методом выколупывания" по выражению Ольги) форму для гипсовой отливки герба Чехословакии со львом. А вот в живописи и композиции я страдал. Мои акварели получались грязными и невыразительными, уступая в этом даже неумехе Нине. Краски всем выдавали одинаковые. Скорее всего, дело было в моем природном дальтонизме, обнаруженном позже при мед обследовании для призыва...
Рисунок Нелюбина из окна нашего класса. Он набросал его пока мы были увлечены своим заданием. Спустя некоторое время он принес из дома станок и отпечатал на нем эту гравюру. Подарил Николаю.
Однажды в малом зале "Космоса" была выставка рисунков школьников. Я дал свою самую удачную работу "Лес". Потом она чуть не затерялась, мама ходила искать. Еще у меня была неплохая зарисовка акварелью "Красный гриб". Ничего не сохранились.
На другой год Нелюбин навсегда покинул наш городок, а на его место прислали выпускницу из Кирова - худощавую девицу со своеобразными чертами лица, в вечно коротеньких юбочках из-под которых торчали ее нарочито стройные ноги. Об искусстве Наталья Алексеевна говорила правильно и красиво, и наверно нахваталась новых идей, далеких от соцреализма провинциальных мастеровых вроде Нелюбина. Как-то раз мы, наконец, вынудили ее показать на деле то, чему она нас учила. Она долго начинала и примеривалась, наконец, зачерпнула чистой красной краски, не добавив ни капли других цветов (как учил нас Нелюбин), живописно измазала ею белый лист. Получилась симпатичная красная клякса. Вот и всё!
Старшие ученики к третьему году моего обучения исчезли, вместо них приняли новеньких девок, из которых выделялась вертлявая кокетка Люба. Хуже всего, что я остался один в этом малиннике! Опыта в общении с женским полом не имелось, зато комплексы в виду начавшегося полового созревания ощутимо развились. Любочка воспользовалась этим и стала всячески надо мною издеваться. Теперь я понимаю, что, вероятно, вызвал ее любопытство, а может даже симпатии. Но проявляла она это чисто детскими способами. Может быть даже и она мне нравилась, во всяком случае, я частенько бросал взгляд в ее сторону, меня как магнитом влекло. Она же могла вообразить, что я в нее влюблен. В общем, между нами что-то проскакивало, но совершенно несознаваемое, на уровне инстинкта. Помимо улыбочек и смешков в мой адрес, ее заигрывания выражались так. Мы сидели вокруг столика, листали толстый альбом с шедеврами мастеров прошлого. Как только попадалась обнаженная женщина, Люба нарочно с нескрываемым смехом придвигала раскрытую книгу ко мне, в надежде увидеть мое смущение. Мне бы надо, выждав момент, отплатить ей аналогично, подсунув какого-нибудь Давида без фигового листа. Но я как дурак молчал и краснел...
В те времена колготок еще не существовало, женщины и девочки носили чулки (их одевали даже мальчикам дошкольного возраста). Для их поддержания использовали подтяжки прикрепленные к специальным поясам. Но чаще верх чулка держался на круглой резинке или подрезиненных рейтузах. Понятно, что в таком случае чулки держались на ноге ненадежно, часто сползали, требовалось их поправлять... Я сидел рядом с Ниной, доска мольберта упиралась о ноги выше колен. Нина вела себя по-детски неспокойно, то и дело выглядывая из-за края доски на заданную модель (кажется, это была гипсовая ваза или бюст). Под напором доски юбка постепенно задралась и обнажила теплые бледно голубые панталоны. В отличие от меня, моя соседка этого не замечала. Преподавательница же хорошо видела нас обоих, и мое смущение и мои ненарочные подглядывания, в том числе. Наконец, со вздохом ей пришла в голову мысль: "Нина, подойди ко мне!" - та вспорхнула, и платье тут же скрыло неприличное видение. Добавлю, старшеклассницы прятали свои утепления в портфели и сумки еще по утрам в раздевалке. Хулиганистые оболтусы мужского пола иногда ухитрялись вытаскивать их для всеобщего посмеяния...
В общем, такие смешные и кажущиеся мелкими теперь происшествия, привели к тому, что я стал пропускать занятия. Вместо них куда веселее было завалиться с другом Тебеньковым в киношку на французскую комедию. Помню, как последний раз шел в гору по Ленина, как представил, что сейчас войду в комнату с девками-художницами и скажу им "здравствуйте!" И это показалось мне ужасно глупым и даже диким, и я свернул в сторону...
Мама
Трудно писать о самом близком человеке, даже когда уже его нет... Для каждого его мать самая лучшая, тут ничего нового не придумаешь. Поэтому расскажу только самое главное о ней. До пенсии она работала воспитателем детского сада в поселке Первомайский в 7 км за городом. Возила туда и меня, сначала на шестичасовом поезде, потом на "грузотакси" - трясучей бортовой открытой машине со скамейками из досок. Лишь последние пару лет моего дошкольного детства пустили автобусы. Однажды в пути нас застало полное солнечное затмение. На просторе это явление выглядело особо убедительно. Померкло солнце, поднялся вихрь, животные закричали, шофер от неожиданности притормозил на пару минут...
С шести лет мама брала меня в поездки в Москву за одеждой и развлечением, главное из которых - поесть мороженого, которого у нас тогда не продавали. Однажды я съел за день 11 штук. Себе она брала самые дешевые по 7 или 9 копеек. Первый раз ехали в сентябре 1960-го вместе с тетей Граней. До Кирова добирались медленно на местном поезде, кружным путем через поселок Коминтерн и Гирсовский мост, а потом под берегом через весь тогдашний город Киров к железнодорожному вокзалу. Ехали до Москвы в общем вагоне: темные стены, запах сернистого дыма от паровоза, кусочки угля из приоткрытого окна, попадающие в глаза. Запомнилась девочка моего возраста, она то ли пела, то ли просто красиво говорила...
В Москве помимо мороженого мама угощала меня сосисками с капустой, которые мне очень понравились, у нас их тогда не продавали... В другой раз, помню, по уже светлому и чистенькому вагону лотошницы разносили газеты и журналы. Торговали они и керамическими мышками на резинках с колесиком-катушкой внутри, если потянуть, то мышка шустро бежала по полу...
Останавливались в коммунальной квартире у тети Сани на Горького вблизи центра. Из общей комнаты, если приоткрыть дверь одной из соседок, можно было увидеть телевизор, еще не ведомый у нас аппарат... Из окна открывался непривычный для провинциалов вид на шумную, гудящую сигналами десятков машин, улицу с многоэтажными домами напротив...
Тетя Саня жила одна. Она привела меня к соседскому мальчику, немного старше. Он показывал свои игрушки. Особенно произвел на меня впечатление набор из 36 карандашей, среди которых выделялся невиданный ранее Белый карандаш. И я незаметно его похитил. Совершил первый свой грех. Как фокусник спрятал в рукав курточки. В комнате у тети я закатил его под шкаф, но при отъезде забыл взять. Наверно в последствии мой неблаговидный поступок открылся и карандаш вернули владельцу. Я потом еще иногда присваивал чужие вещи, но никогда это не шло мне на пользу. Так что пришел к выводу, лучше не делать этого.
В 12 лет меня ужалила московская пчела свалившаяся с дерева за шиворот. Олин раз останавливались у родственника дяди Гены, работавшего в оркестре какого-то театра. Хорошая квартира, угощали и принимали неплохо, хотя мама старалась не надоедать хозяевам, весь день таская меня по столице, приходили уже вечером чтоб только переночевать...
Летом с мамой ходили на реку, я любил нырять с маской и трубкой. Мама, стоя по колено в воде, сильно волновалась, когда я исчезал под водой. Вода мутная, только у самого дна можно что-то разглядеть. В Спировке, где тоже часто бывали, гораздо чище, и потому интереснее: в воде и на дне множество разных насекомых от жуков-плавунцов и пиявок до непонятных страшилищ. У нас там было свое любимое местечко - глубокая заводь с пологим песчаным бережком, а вокруг этого полу островка кусты и травы...
Наверно я доставил маме немало тяжелых минут, часов и дней. Своим сумасбродством и неумением жить, наплевательским отношением к окружающим. Вместо института попал в армию, когда письма задержались, мама заболела, три месяца не работала, не могла ходить, даже ослепла, но к счастью, справилась и выздоровела, убедив себя, что больная она уже не сможет мне помогать.
Потом были хлопоты с внуком, часто болевшим. Теперь уже его она возила в Первомайский детсад у подножия Городища. Когда мой сын пошел в школу, она оставила работу, в 90-х устроилась уборщицей в физлечебнице, где ей было тяжело от излучения приборов. Перешла работать мойщицей посуды в ветеринарной аптеке на Шестаковской, где сейчас ГИБДД. Потом занималась садоводством и огородничеством к чему имела призвание. Любовь к растениям, особенно к цветам, сохранилась у нее до самого последнего дня. "Растения как дети, требуют постоянный уход и заботу!" - говорила она.
Во времена тотального дефицита и революционных перемен мама по выходным дням ездила в соседний Кирово-Чепецк за продуктами. Благодаря мощному химическому комбинату этот город имел особое почти "коммунистическое" снабжение. Привозила сметану, кефир, масло, что-нибудь сладкое и мясное (у нас все было по талонам в малых дозах). Кто-то ее научил, когда и как подходить со двора к служебному входу столовой, где по знакомству "проверенным" клиентам из дальних мест выносили по госцене куски мяса, вероятно, "сэкономленного" на производстве котлет. Добиралась она туда с пересадками с автобуса на поезд через Каринторф. Эти утомительные почти во весь день путешествия отчасти были ее развлечением.
Мама любила устраивать семейные праздники: от Нового года и Рождества с Пасхой и Троицей до 7 ноября, совпадавшего с ее днем рождения. Отмечала также дни рождения и смерти родителей и многочисленные именинные дни всех родных. Последние годы праздничные застолья стали особо "шикарными": помимо салатов, пельменей, мантов и своей стряпни, обязательным деликатесом были икра, красная рыба, конечно, торты и фрукты. Я поставлял водку, коньяк и вина. Погибшего на Курской дуге деда Александра как бондаря поминали Слободским пивом. В этот обычно жаркий июльский день при открытых окнах пили чай, смотрели виды Прохоровки, слушали рассказы мамы и ее сестер о военном детстве... Ничего этого уже не повторится. Мама умерла на другой день, накануне велела включить телевизор, всё ждала увидеть что-нибудь про Курскую дугу, больше, чем обычно последние недели болезни ходила по комнате, удивляясь улучшению самочувствия: "Неужто окаревею!?" А перед сном сказала мне: "Завтра с утра выкопаешь три куста, какая выросла, и сварим первой картошечки!" Этим ее и поминаем...
Саня Тебеньков
Из одноклассников он оказался моим ближайшим соседом, этим определились наши с ним товарищеские отношения, хотя более несхожих мальчиков трудно представить. Рыжий и конопатый круглоголовый Тебень был вечным двоечником и хулиганом. Его проделки и мелкие пакости можно описывать бесконечно. Он также обогатил мой лексикон похабными анекдотами и поговорками типа "надо уметь кошку еть, чтобы не царапалась!"
Тощая классная дура сталинской закваски вечно склоняла и ругала его, колотила метровой линейкой, тыкала треугольником, обзывала всяко: "Чо ты свою луну выставил!? Тебень, ты и есть, Тебень!" Тот в ответ нагло ухмылялся и что-то ворчал. Дурное влияние распространялось и на меня. С Тебенем идти после занятий было спокойно, никто не прицепится. Один раз только я стал свидетелем, как его слегка отлупили, наверно кому-то навредил. Самой невинной шалостью Сани было вытаскивать письма, журналы и газеты из почтовых ящиков, или поджигать их в случае невозможности похищения. Добычу он наскоро просматривал, тут же рвал и бросал. В магазине химтовары мы с ним покупали реактивы для наших химических опытов. Особенно ему понравилась серная кислота. Он капал ее на сиденья парт и стулья учителей, заливал в висячие замки, чтоб спустя пару дней легко открыть дверь соседского сарайчика, а также под моим техническим началом готовил взрыватели в бутылках. К счастью, наша заветная мечта - изготовить мощную бомбу - так и не осуществилась.
Одно время после школы мы с ним ходили в кино. Особенно запомнился комедийный французский "Оскар", который смотрели три раза.
В сентябре всех школьников с 4 класса гоняли в колхозы на уборку картошки. С каждым годом всё дальше от города, но неизменно своим ходом. Помню, до Опорного и обратно меня подвозил Мишка на взрослом велике своего старшего брата. В 8-ом классе ходили на поле в районе Скоково. Через три дня работа эта поднадоела, и в обеденный перерыв мы с Тебенем смотались в ближние заросли, и далее обходным путем не спеша подались домой. Домашние продукты пошли на закуску у костра. Тут же попробовали курить ароматную травку. Уже в виду города Тебень подпалил копну соломы, ветер понес огонь по полю и пожар охватил большой продолговатый стог. Мы еле унесли ноги и любовались столбом дыма издали.
Наши побеги и похождения потом долго обсуждали в школе, но всё свалили на Тебенькова. Моей матери внушали чтоб не давала мне дружить с ним. После 8-го класса наши пути разошлись, я пошел учиться дальше в другой школе, а Тебень устроился где-то работать. До меня потом доходили слухи о его подвигах - драках с ментами, за что он и получил срок. В 80-х я иногда встречал его в квартире Греховых на правах друга семьи, потом узнал о смерти от туберкулеза.
Девятая школа
Два последних класса я ходил в 9 школу расположенную еще дальше от моего дома. Там в ту пору было четыре параллельных класса: а, б, в, г. Наш "в"- класс собрали на половину из выпускников 5 школы, в основном из того класса, где я учился с самого начала. Другая половина - выпуск Стуловской школы, им ходить было еще дальше, чем мне. Встречались мы только во время занятий, а после - расходились в разные стороны. Но это не помешало нам сдружиться за два года. Ссор и прочего не припомню. Лишь по прошествии лет стуловские как-то разъехались, и на встречи приезжали с каждым разом всё реже.
Школьный двор, заготовка дров для печей.
Спортзала в школе не было, ходили заниматься на стадион. Воздух свободы слегка веявший в стенах школы раскрепостил меня, дал возможность открыться ранее дремавшим "нигилистическим" наклонностям.
Смена школ обернулась для меня еще большей изоляцией от "города и мира", особенно в летние каникулы. Сосед и одноклассник Мишка Нестеров уехал жить в Сибирь к старшему брату. Саня Тебеньков после восьмилетки пошел учиться в ГПТУ, начал открыто курить и выпивать... К этому надо добавить некоторые семейные обстоятельства. Лет в четырнадцать я немного "помял" брата Сашу. Его мать (моя тетя) наговорила всего положенного в таком случае мне и мама. Не обошлось и без зуботычин. Во мне углядели отцовские хулиганские наклонности. В общем, играть с братом я перестал... Эта размолвка с соседями затянулась на много лет. Другая тетя вскоре получила своё жильё, у нас стало свободнее и скучнее...
Из друзей остался один Алеша, но он жил относительно далеко от меня - в шести кварталах. Если в начале лета мы еще встречались изредка, то к концу он про меня, наверно, забывал. Оставались книги и лежание под солнцем на огороде... Способствовало такому образу жизни и то, что мама, ссылаясь на нехватку средств, всячески откладывала покупку взрослого велосипеда, - из подросткового я давно вырос. Лишь много после она призналась, что делала это намеренно: "Уедешь не известно куда!". У других парней велосипеды были, поэтому я, как "безлошадный", был для них не интересен. Заехали, потолкались у ворот, и укатили дальше.
Из всего того скучного лета 1970-го запомнился лишь один яркий денек в конце июня. Как всегда неожиданно, Алеша явился ко мне утром, на сей раз со своим шепелявым соседом, пареньком нашего возраста, но из другой школы. Прикатили они вдвоем на взрослом велосипеде. Алеша сидел на багажнике, на шее у него болтался отцовский фотоаппарат. Тут же снял меня рядом с соседом в седле. Они собрались на реку, день обещал быть жаркий. Велик оставили у нас во дворе, и втроем пошли. Стареющий Барсик, помахивая пушистым хвостом, проводил их до памятного места невдалеке от дома, где его сшибла машина. По пути заглянули в "девятый магазин" за буханкой хлеба - у Алеши предусмотрительно нашлось четырнадцать копеек. Народу в эти часы мало, зал невелик, витрины уставлены залежалыми плитками шоколадок и консервными банками, хлеб свежий, только завезли. На старый пляж из Светлиц обычно ходили через город, но сосед вызвался провести к реке более коротким путем через Александровскую дачу, где он бывал в прошлом году. Название это было на слуху, но ни я, ни Алеша не имели представления где это и как туда попасть. От магазина мы пошли на север до развилки дорог у мебельной фабрики, далее этого места я, кажется, еще не бывал. И тут была совершена ошибка, заговорившись о чем-то, мы свернули налево, вслед за основным потоком машин, тогда как надо было идти направо через Зимовку - небольшую новопостроенную слободку. Сначала наша дорога шла в гору, асфальт быстро кончился, пошел изрытый колесами песок. Справа показалась деревня Пестовы, а влево был указатель на "Совье 20 км", прямо виднелась городская свалка. Реки не было и в помине, только сейчас мы сообразили, что зашли не туда. Побрели вверх по деревенской улочке, и вскоре от встречной бабы узнали, что идем верно, и что до реки всего полчаса ходу. После небольшого леска и поля ржи вышли на крутец Верхних Кропачей - большой деревни с кое-где видневшимися кирпичными домиками. Там лаяли собаки, поэтому обошли стороной вдоль склона на простор кромки коренного берега, откуда река уже блестела вдали.
Чтоб не тащить буханку, сосед предложил сделать привал с перекусом. Солнце жарило, разделись до пояса. Когда спустились вниз по тропе, обнаружили родник с лотком - вода, журча мощным потоком, текла из-под берега. Видимо, местные жители ходили сюда. Прямой путь к реке через болотистый луг оказался невозможен, пошли в обход по едва приметной тропе мимо крупного стада коз, при этом одна из них упрямо встала на нашем пути, пришлось с опаской посторониться. Как прошли, сосед Алеши, осмелев, гикнул на нее, но та лишь вывалила кучу горячих какашек в знак презрения. Наконец вошли в затемненный сосновый лес, по пути попалось маленькое озерко, парни попробовали в нем окунуться, но холодно, а дно вязкое и сразу глубоко. Тропа вывела к человеческому жилью, старинному особняку в два этажа, из открытых окон слышались чьи-то крики. Тут было что-то вроде общежития или коммуналки на несколько семей. Тихо обошли мимо двора и вот уже лес кончился, открылся простор реки с широченным и почти бесконечным пустынным пляжем. По горячему песку шли осторожно как на лыжах. Наконец, выбрали место для бивака, и вскоре очутились в воде. Парни неплохо плавали, чего не скажешь обо мне. К счастью, глубина начиналась далеко от берега, а далее путь преграждала цепочка бон - связанных проволокой бревен, препятствующих оседанию на береговых мелях сплавных бревен (где-то с верхов реки лес пускали самотеком в виде "моли").
День на солнце не прошел даром, - обгорел. Ночью изнывал от боли и жара. Загара приобретенного за лето хватило до физкультурных занятий осени: когда на втором часу мальчики нашей команды оголились до пояса для игры в баскетбол, я не выделялся среди других.
Пожалуй, к еще одному событию того времени можно причислить такое. После ремонта дома и строительства пристроя для родственников, в старой части развелись клопы. Под дюжиной сорванных слоев обоев, обнажились газеты послевоенных времен, где они пережили двадцатилетнее заточение. Выползали из щелей по ночам почти невидимые прозрачные, и только насытившись моей кровью становились крупнее и чернее. На теле оставались десятки красных зудящих пятен. Дуст гексахлоран на них мало действовал. Но вот появилось новое средство - аэрозоль с запахом керосина. Я обрызгал им нещадно все углы комнаты и свой диван особенно. Вскоре почувствовал дурноту отравления, догадался выбраться в огород и прилег в первом укромном месте. Спустя какое-то время, голова прояснилась, и я обнаружил, что как элексир жизни вдыхал свежий воздух из помойки. Зато клопов не стало.
От нечего делать я занялся физикой и астрономией, благо мой интерес к этому уже был подготовлен научно-популярными журналами. В 9 класс, когда началось углубленное изучение курса физики, я пришел со знаниями азов Теории Относительности и Квантовой механики (разумеется, школьный учебник Пёрышкина тоже пролистал за лето). Поэтому уже на первых уроках не преминул выказать свой скептицизм в отношении законов "товарища Ньютона".
Однажды где-то в августе, Алеша ко мне, все-таки, зашел. В городе он познакомился с девочкой из Первомайского, и потому предложил составить ему компанию в поисках своей пассии... В поселок мы добрались на автобусе. Там я по его просьбе стал выспрашивать про эту особу у первых встречных. Сам он в это время сидел в кустах. Жители не дали нам вразумительного ответа, зато прицепились местные ребята, от которых, к счастью, удалось отделаться...
С началом школьных занятий жить стало веселее. С тем же Алешей мы ходили в читальный зал библиотеки готовить общий реферат, где перемигивались с рыженькими девками. Он уже открыто проявлял интерес к женскому полу, что вскоре проявилось во время поездки в колхоз... Я же скрывал свои тайные страсти. Хотя, пожалуй, первый из класса побрился перед последним 1-ым сентября. За летнее затворничество стал похож на обезьяну. Произвёл эту опасную операцию (порезался до крови в трех местах) имевшимся в моем хозяйстве миниатюрным приспособлением для заточки карандашей, - в него вставлялись лезвия для бритв.
В ту пору от скуки на уроках русского языка взбрело мне в голову изобрести свой особый "калиграфский стиль" (как в последствии я узнал, напоминающий письмо 16 века!). Изобретение состояло в прибавлении предлинных, иной раз, хвостов к некоторым буквам, в частности, к букве Д, где хвост этот воздымался вверх как у перепуганной кошки. "Не могу я эти хвосты видеть!" - восклицала наша дородная и, в общем-то, милейшая учительница Любовь Петровна. По прошествии лет, я обнаружил жутко знакомые хвосты в письменах 16 века. Не иначе как у меня в детстве всплыла генетическая память от некого ученого предка. Неумеренное чтение книг, недостаток физических упражнений или еще какая причина, привели к снижению остроты зрения уже 8 классе. Одноклассник и сосед Тебеньков, узнав об этом, вполне разумно, посоветовал ходить по лесу и смотреть на дальние елки. Сам он был заядлым бродягой. В 9 классе мне выписали очки на смешные минус 0,5. Я пару раз поносил их в школе, но заметил дискомфорт, даже, как мне показалось, ухудшение четкости, и разбил дорогие стекляшки в золотистой оправе молотком!
Само собой вышло, что я не стал комсомольцем. В 5 школе в комсомол приняли только активных пионеров. В 9 классе я не изъявил особого желания, а в 10-ом, когда в комсомольцы стали зачислять самых отпетых троечников, за мною уже числились некоторые "несоветские" высказывания и "антиобщественные" поступки. Началось всё с классной стенгазеты, я ее оформил, но отказался добавить какие-то карикатурные картинки. Не потому, что не хотел кого-то или что-то высмеять, просто люди у меня плохо получались. Но этот мой шаг восприняли как капризное упрямство. Потом предложили придумать вопросы для школьного диспута, которые проводила учительница истории Мира Ивановна. Я, разумеется, из хулиганских побуждений, подстрекаемых внутренним чертёнком, нацарапал на опросном листе неудобную тему: "Будет ли при коммунизме семья?" Всем, кто хоть немного знаком с точкой зрения теоретиков Марксизма-Ленинизма, ответ заранее известен. Нечто близкое к этому описывали советские фантасты, рисующие коммунистическое будущее. Но в перерожденческом посткоммунистическом имперском СССР постановка такого вопроса выглядела как антисоветская провокация.
К этому надо добавить неприглядное хамское поведение на школьном КВНе, где я сразился с эрудитом из параллельного класса "Б", где обитала моя тогдашняя пассия. "Я могу издеваться над тобой хоть до завтрашнего утра!" - завершил я поединок из встречных хитроватых вопросиков вроде "Сколько будет 1,49 в степени 2,87?" (Это цены в рублях на четушку и пол-литра водки, ответ - число Пи) Филипьев (явно за это) присудил нам ничью и в результате наш класс не добрал смехотворные 0.1 балла. Были еще придирки к моему внешнему виду, - длине волос и "хипповой" манере держаться. Но главное - проявления "нигилизма" и постоянная скептическая усмешка. Но более всего директора и преподавателей раздражала моя козлиная борода, отросшая аккурат к выпускным экзаменам. "Если не побреется - не допустим к экзаменам! Вместо аттестата получит справку!" Класс с замиранием ждал развязки. После уговоров мамы, пришлось учесть дремучую психологию школьных адептов недоразвитого социализма.
Алеша Усатов
7 лет Алеше исполнилось в октябре, поэтому в первый класс его взяли с опозданием на месяц после долгих уговоров родителей. Отец был офицером, а мать - еврейка - работала где придется, последние годы контролером в автобусе. Видимое отставание около года продолжалась все 10 лет учебы: Усик, как его звали, всегда выглядел меньше и ребячливее остальных одноклассников. Впрочем, учился он неплохо, особенно по математике и химии в старших классах.
Усатовы жили в своем доме построенном не по местным канонам: большой, с мансардой и высокой крышей, отопление углем. На пенсии его отец занимался мелким промыслом - делал лодки на продажу. Охраняла двор огромная овчарка. В школьные годы я бывал у них нечасто, хотя наши мамы были хорошо знакомы.
Из школы мы часто шли вместе и расходились лишь на углу Гоголя и К. Маркса. В выпускном классе сидели рядом. "Две противоположности на одной парте" - по замечанию учителя Филипьева. Мы действительно были разные. Алеша вертлявый и раскованный, мог среди урока задавать вопросы учителям, часто в шутливой форме. К девочкам проявлял интерес, не всегда здоровый. В начале выпускного класса мы работали пару недель в деревне, жили в избах колхозников, спали на полатях, лавках и даже на полу. Однажды поутру, когда я еще валялся на печи, до меня донеслись разговоры и возня. Это Усик пристал к хозяйской дочке... Пришли с работы - наши пожитки стоят у входа. Хозяйка кричит: "Хоть бы подождали когда у нее пушок вырастет, тогда и лезли, еще тринадцати нет!" Нас подселили к парням из "Б" класса... В школе тот случай обсудили, но замяли, - ученик был на хорошем счету.
В школе всем давали клички, обычно, производные от фамилии: Усик, Елезь, Сита, Зязя, Тебень, Попочка, Трефил. Иногда от личных особенностей: Четырехпалый, Плакса. Меня окрестили Харёк. Мне это не нравилось, но, все-таки, лучше, чем более обидное Харя. С получением паспорта в 16 лет, мне взбрела в голову мысль переменить фамилию на благозвучную, оказалось, что это допустимо законом. И вот в компании Алёши я пришел в ЗАГС в угловом здании на площади. Приятель остался за дверью, но, конечно, подслушал наш разговор с тетей паспортисткой, в последствии документально оформлявшей многие важные моменты моей личной жизни. Выслушав меня, она порекомендовала не спешить, а уж если не передумаю, то всегда можно будет взять фамилию жены.
С Алешей мы поверяли друг другу сердечные тайны, вроде поисков его пассии в Первомайском, где нас чуть не побили местные, - спасло мое родство с известной здесь многим воспитательницей Маргаритой Александровной. К моему увлечению Т. Алексей относился скептически, видя неудачи, пытался высмеивать ее внешность: "Нос крючком, жопа ящичком!" Но позже он помог нашему сближению в Москве (через него я узнал адрес). Мы оказались соседями по студенческому городку, и когда обзавелись отдельными комнатами, ходили в гости друг к другу. На последнем курсе он был уже женат на украинке. Обменивались музыкальными записями, у него был популярный в ту пору Сантана. Моей тогдашней жене Алексей не понравился. Она так и сказала, когда тот ушел. Я долго не мог понять в чем дело, лишь позже догадался - мой старый приятель смотрел масляными глазами на чужих жен...
В 80-х Усатов ежегодно приезжал навестить мать, она тогда уже жила одна: отец умер, сестра перебралась в Чепецк, а сам Алеша после окончания института долго жил в Запорожье. По приезде в Слободской, он всегда заходил ко мне, потом я бывал у него в гостях. Выпивали немного, беседовали о разном. Помню, однажды он привез показать красивое и редкое издание Энциклопедию поп-арта. По окончании учебы он работал в Запорожье начальником крупного цеха на химзаводе. Вступил в партию, его даже приглашали на службу в КГБ (в начале 80-х он занимался карате и выглядел вполне внушительно), но как-то не сложилось. Рассказывал про свои проблемы на работе, как отравился газом во время аварии, о похождениях в семейном общежитии. Конечно, пристрастился к техническому спирту и много курил Беломор...
В 94 году Усатов покинул Украину (где у него остались два сына), вернулся на родину, и устроился на работу по своей химической специальности в соседнем Чепецке, где жил сначала у сестры, а потом с переехавшей из Слободского матерью. Занимался производством зеркал в частной лавочке, потом - ядохимикатов. Ежегодно, иногда чаще, приезжал в Слободской навестить могилу отца и, конечно, заходил ко мне. Вместе с ним однажды была у меня его сестра, потом - старший сын, приехавший в гости. Помню, он ставил меня в пример, я тогда увлекся конструированием и продажей антенн, исписал чертежами и расчетами толстую тетрадь. Пили и ели часа по три, иногда гуляли по городу, заходили в гости к его бывшему соседу и одноклассникам. Наши политические взгляды разошлись. Однажды я прочел ему главу из рукописи "Звуки Времени". На мой взгляд, там смешно написано про демонстрации в Слободском. Но Алексей не нашел повода для смеха, и более я политики не касался. Только как-то в явном подпитии самоуверенно выложил, что если б у меня была возможность донести свои идеи до людей, то Мир перевернулся. На это Алеша заметил: "А это нужно?" Пару раз он приезжал на велосипеде, потом на скутере. Изрядно выпивший возвращался к себе в Чепецк напрямик по лесным дорогам Каринторфа. С 2001-го он стал приезжать на старенькой машине, от выпивки уже воздерживался. Осенью 2004-го он нагрянул ко мне под вечер и заторопил на юбилей школы, который проводили в ДК Горького. У его машины отказали тормоза еще где-то в Кирове, а на дорогах местами было скользко. Он опасливо вел машину по нашим улочкам, притормаживая на крутых спусках двигателем. Машину оставили на площадке перед спиртзаводом. Зал был уже полон, мы пристроились на балконе, посмотрели торжественную часть и концерт. Ему хотелось увидеть кого-нибудь из учителей, но мероприятие затягивалось, и я уговорил ехать на квартиру Князева, которому успел звякнуть. Там побыли часа два, выпили бутылку, сумбурно поговорили, и он заспешил домой... В 2005-ом Алеша привез мать с сестрой и маленькой собачкой. С полчаса сидели на крыльце, пили чай и вспоминали...
Получилось так, что он был лишь на одной встрече одноклассников, которые устраивали каждые 5 лет. В 96-ом я не ходил, а сообщить Алеше тогда еще не было возможности. В 2001-ом я позвонил накануне, но попал на его мать, которая узнала меня и пообещала передать о предстоящей встрече. Но сыну смогла сообщить лишь, что звонил кто-то из Слободского, а про что говорил, - не помнит... Он приехал через неделю...
Миша и Алеша, август 2006.
В 2006 году встреча, наконец, состоялась. За час до условного времени ко мне пришел Алеша, а потом и Миша. Они не видались со школы. Усатов приехал с набитой фотоальбомами сумой, сбегал в магазин за пивом, часть выпили, пару банок положил в сумку, поэтому пришлось оставить у меня термос с водой: "Потом заберу". День был жаркий, начало августа, он шел пешком через весь город, заходил на кладбище, поэтому взял с собой питьё. Термос этот так и остался у меня...
На площади уже собрались почти все, включая нашу математичку и классного руководителя в 9 классе Нину Тарасовну. Алеша увлек меня поискать цветы для нее. Зашли в киоск у бани, набрал на четыре сотни, не мало по тем временам (4 бутылки водки). По пути в подворотне допили его пиво...
С площади гурьбой пошли в церковь помянуть умерших школьных друзей. Алеша с Мишей сиротливо встали почти у дверей, виновато посматривая на редких молящихся: "Мы не верующие" - проговорил Мишка. Я купил несколько свечей и, зачем-то, два крестика. Один из них на улице отдал Алеше. "В машину повешу!" - сказал он. Второй крестик позже был припрятан у Чижикова в электророзетке для надежной сохранности жилища в его отсутствии...
Сидели до полуночи в уединенном уголке на подиуме в кафе "Спартак" - бывшем гастрономе у самолета. Алеша после пары рюмок положил глаз на сидевшую напротив Зиночку: "Как ее зовут?" - он не помнил никого. Но рядом с Зиной сидел ее новый муж, и попытка поближе познакомиться кончилась конфузом под всеобщий смех. С мужем этим я потом уединился для ученой беседы, и поведал, что пишу и помещаю свои сочинения в интернете. "Впервые вижу человека имеющего свой сайт!" - восхитился тот.
Алеша стал украшением той встречи, много шутил и говорил, приглашал танцевать наших дам. Нам тогда было по 52 года, - полдень жизни позади, но конца еще не видать. "Я уже второй год как пенсию получаю!" - радостно сообщил он. "Пора тебе жениться, Алексей! Ой, пора!" - сострил я.
Пришло время расплатиться за ресторан, у меня не хватило 60 рублей, попросил у Алексея, потом, мол, верну. "Ладно, ты меня сколько поил!" - подвел он итог нашим счетам...
Полупьяные мы вышли в темень наших улиц, на углу Усатов, не простившись ни с кем, удалился вверх по Грина. Мы с Мишей прошли город до меня, по пути взяли четушку водки. Миша надеялся, что Алексей зайдет ко мне за термосом, но тот так и не явился. Позвонить по мобильному и спросить - не пришло в голову.
Через пару дней после работы я, все-таки, напомнил о себе. Алеша как всегда радостно начал говорить: "Ой, Женька! Что там после было - надо отдельно рассказывать, в общем, тощие бабы самые горячие! Денег на эту поездку ушло - как в Москву съездил! Но не жалею. Может через месяц к вам приеду, тогда поговорим. Гуляю во дворе с собакой..." Но он больше не появился.
Через год, где-то в июле, ко мне под вечер зашли Елезев с приехавшим из Геленджика Саней Васильевых. Им хотелось собрать парней-одноклассников. Дал им номер Алеши, - дозвониться от меня не получилось. Встреча тогда не состоялась, никто не звонил и не зашел... Недели через три ко мне пришел Нестеров и огорошил: "Алешка помер! Сейчас Нинка Жилина звонила, ревет, узнай у нее сам"... Та рассказала по телефону следующее. Они с Алешей перезванивались иногда, она была в курсе его дел. Ему позвонили из Слободского и он вечером поехал по лесной дороге к нам, но машина заглохла, пришлось ночевать, только утром вызвал кого-то и его отбуксировали домой. Видимо, простыл, недомогал, но лечился только спиртным (работу он бросил), мать соображала уже неважно, да, и привыкла к такому состоянию сына. Только когда зашла сестра, - вызвала скорую, но было уже поздно. Двустороннее воспаление легких... Была мысль ехать на похороны, но чепецкие номера не отвечали, точного адреса никто не знал. С Мишей мы помянули бутылкой и разговорами. "Если одним словом, Светлый был человек" - сказал тогда он.
Кроме термоса на память от Алеши осталось большое зеркало. Он привез стекло на машине еще в 2003 году, несколько лет оно лежало у меня, в раму вставил уже после его смерти. В термосе я выношу подогретое красное вино, когда зимой с друзьями жарим шашлыки в огороде. И каждый раз, разливая парящую ароматную как кровь жидкость, я вспоминаю своего школьного товарища...
Миша Нестеров
В детстве он жил недалеко от меня вблизи Косаревского лога, где зимой окрестные дети катались с крутых склонов на санках и коротеньких лыжах. Этот огромный овраг до сих пор видится во сне... Летом играли в футбол в соседнем проходном скверике из лип, стволы были воротами и дополнительными противниками, которых надо было ловко обходить, ведя мяч. Миша частенько бывал у меня дома, мы играли в настольный футбол, которого у него не было. В школе он был незаметен, учился на тройки, здоровье было не очень, помню, раза два с ним случались обмороки от уколов. После восьми классов Мишу забрал к себе в Иркутск старший брат, но к выпускному классу он вернулся в Слободской, правда, жил с матерью уже в другом доме, далеко от моего.
Когда после Москвы я появился в своем городке, Миша снова стал одним из моих друзей. Помню как в начале 77-го мы сидели в зале кинотеатра перед началом сеанса с ним и Тебеньковым, восстанавливали прежние отношения. Тебень тогда со своей обычной ухмылочкой бросил: "Поди ты теперь с нами знаться не станешь..." С ним у меня дружбы не вышло, но с Мишей мы сошлись, пожалуй, ближе, чем в школе. Он работал шофером, и по своему почину привез мне из Кирова шикарный спортивный велосипед за 120 рублей. У него был попроще. Правда, вскоре я сорвал резьбу на оси заднего колеса. Мой новый друг и сосед вечный токарь Грехов выточил две новых.
Из-за проблем с сердцем, Миша не курил и не пил, поэтому избегал молодежных гулянок, в которые меня вовлекали соседи Грехов и Максимов. Встречались на танцах в ДК, а летом в горсаду. Каждый раз там случались драки, которые обычно затевали местные боксеры, - неформальные главари уличных группировок. В толпе не сразу разберешь, кто и с кем дерется. Однажды видел как подбитого Мишу с кровавым носом тащили под руки товарищи... Другой раз я наступил на мозоль такому задире, пригласил на танец его девку. Она предупредила: "У меня есть парень, он боксер, вон, уже смотрит на нас!" Я не внял намёку и вскоре в толпе танцующих получил удар сбоку. Покачнулся, но устоял. Передо мной в стойке боксера стоял тот парень: "Пошли выйдем, или здесь могу!" Я зло посмотрел на него и продолжил танцы. Это, видимо, произвело некоторое впечатление и тот отстал от меня на время. Кроме Мишки со мной был Дима. В перерыве он сообщил: "Они сговариваются после танцев тебя побить, там их много, лучше уйди пораньше!" Я не стал искушать судьбу и немедля улизнул. Мои товарищи остались...
Лишь через пару месяцев я снова появился в ДК, на этот раз в сопровождении Князева, Трефила и Воробья, с которыми перед этим распивали зеленый спирт из шариков. Наша компания на правах своих в перерыве прошла за кулисы, где мои друзья заговорили с музыкантом Емелей. Со сцены он тогда наблюдал за стычкой, и потому узнав меня теперь, поспешил успокоить:"Кабана, который тогда на тебя полез, долго теперь не увидим!" Видимо, избил кого-то и получил срок. Но через годик снова появился на танцах, и произошло описанное мною в "Звуках Времени" побоище в туалете...
Миша всю жизнь говорил по-деревенски с характерным вятским говором. В свои фразы часто вставлял местные междометия "да што жо" (и так далее), а также восклицание "съебёт!" (черта с два!). Лишь после 50 лет его речь облагородилась правильным звучанием, вероятно, под влиянием сына - столичного жителя... Жену он привез из соседнего Нагорского района. Невзрачная и необщительная, она еще более замкнулась, когда потеряла слух. А вот его сын оказался умницей, окончил МГУ и остался работать в Москве на хорошей оплате спеца по компьютерам. Женился на Подмосковной красавице, дочке бывшего полковника. Миша показывал нам фото свадьбы и своих поездок, явно гордился сыном, на которого в годы учебы тратил все свои скудные средства. Его сыну удалось откосить от службы: на учете он стоял в Слободском, но после окончания учебы до 28 лет скрывал свое место жительства и работы. Тогда это было легко.
В 90-х Миша работал в приюте для брошенных матерями детей с дефектами развития. Возил директора и материалы из Кирова. Жаловался на воровство своего шефа, который присваивал почти всю помощь от благотворителей. Последние годы он работал на пивзаводе. Ему довелось увидеть изнанку банкротства и разграбления еще недавно процветавшего предприятия. Рабочим задержали зарплату за год, расплатились кому чем, Мише достался небольшой экскаватор. Он стал работать самостоятельно: копал какие-то траншеи, колол на дрова с помощью ковша метровые поленья во дворе церкви.
На радостях от успехов сына Миша стал выпивать. Частенько заходил ко мне в приподнятом настроении, - рядом жила его тетка. Не обходилось без выпивки. Миша под занавес жизни стал злоупотреблять. Интерес ко мне, видимо, подогревало его явное желание свести свою дочь с моим сыном. Но из этих планов ничего не вышло, и он как-то вдруг исчез. Однажды позвонил, сказал, что видел Чижа. Я в ответ позвал в гости, Чиж должен был придти ко мне. Но Миша не появился. Спустя полгода одноклассница Рысева принесла мне печальную весть о его неожиданной смерти. Говорили, умер пьяный во сне...
Вова Елезев
С первого класса Вова был самым рослым и крепким. Учился на твердые трояки, в меру хулиганил. Перед выпуском в 8 классе кто-то выкрал классный журнал с оценками, думали на него, но улик не нашли. Был негласным заводилой разных шалостей вроде мелкого воровства из сараев и походов под окна женского отделения бани. Впрочем, отношения одноклассников к нему были всегда доброжелательные, да, и сам он с нами вел себя корректно, хоть и немного снисходительно с высоты своего роста. Однажды, когда мне вырвали зуб, пожалел, - подарил хорошую цепь-поводок для собаки. Правда, потом забрал... Еще он продал мне за рубль половину найденного им в соседнем заброшенном доме клада медных монет времен Петра Великого. Защитил от парней из параллельного класса, которые хотели меня побить после школьного КВНа, где я вёл себя по-хамски с их товарищем на конкурсе эрудитов. Разумеется, за всё хорошее я помогал ему в решении задач по физике и математике, включая выпускные экзамены.
Летом 76-го я с Елезевым и Князевым ездили втроем на двух мотоциклах в Москву. При этом я попеременно трясся на задке их Ижей (Юпитер и Планета). Меня взяли в качестве проводника по столице. Первые мили пути шум и вибрации укачивали меня до дурноты, но после Котельнича стал привыкать. Отдыхали через каждые 50 километров, поэтому продвигались довольно медленно, плюс, плохие дороги. Поэтому заночевали в стоге сена, не доезжая до Горького. По утру разбудил дождик. Не выспались совершенно. Чтобы не уснуть на ходу и не свалиться, жевал печенье, подкидывая куски и водителю. Москвы достигли к следующей ночи, но решили не въезжать в город, а отоспаться в дорожной гостинице. Дорога перед столицей была отличная, но начались заторы, мотоциклы пыхтели и грелись в пробках. Остановиться хотели у дальних родственников Елезева, прождали во дворе полдня, но они так и не появились. Нас устроила у себя и покормила их сердобольная соседка.
Пора сказать, что в Москву мы ехали не просто так, а на свадьбу одноклассника Коли Докучаева, но из-за этой заминки с жильем (а главное, с проблемой, где оставить мотоциклы), первый день торжества пропустили. Лишь на другой день утром, отогнав технику на окраинную платную стоянку, своим ходом прибыли на свадьбу. Впрочем, праздник с гостями и столом был всё еще в разгаре. Скинулись по червонцу на подарок и погудели часа три... Когда расходились, Елезь пытался кадрить полупьяную гостью-москвичку, но та почему-то отвесила комплимент автору: "Какой очаровательный провинциальный мальчик!" Мне это совсем не понравилось, провинциалом после двух лет жизни в Москве я себя не считал.
Показал им Москву, еле успевали за мною в переходах Метро, выбрались на Красную площадь. Князеву она показалась меньше, чем представлялась по телекартинке, он машинально сплюнул на брусчатку и тут же струхнул от своего "богохульного" проступка. К счастью, не заметили.
Мои водилы уехали проведать свою технику, а я тем временем бродил по Москве, еще недавно своей, а теперь чужой... Договорились встретиться на вокзале, но что-то не срослось. Обратный путь я спал в поезде.
С Елезевым я частенько контактировал, иногда оказывал небольшие услуги, хотя друзьями мы не были никогда. Бывал на его квартире и даче. Пару раз вместе с Усатовым... Помог наладить модный в конце 90-х радиотелефон, а также незаметно подключил к кабельному ТВ.
В 2011-ом он был с женой на встрече одноклассников, откуда мы втроем (ранее остальных) уехали на такси. Меня высадили в Светлицах, а сами отправились дальше за город в Стеклофилины, где жили почти постоянно последнее время...
Незадолго до выхода на пенсию Владимир приобрел Фольксваген, на котором собирался таксовать и перевозить небольшие грузы. "Как раз гроб войдет!" - сострил я, когда он, веселый и довольный тормознул возле моего дома. До того у него долго была Нива. Помню, он показывал свои цветные фотоальбомы, где он был в кампаниях рыболовов и охотников. В молодые годы работал дальнобойщиком, в последнее время возил директора мясокомбината и его продукцию. В общем, жил удачливо, умел заводить нужные знакомства и связи. Достиг некоторого благополучия. Володя умер в 62 года. На отпевание в церкви людей пришло много...
Учитель физики
Мои воспоминания об этом замечательном человеке несколько омрачены... В 5-ой школе физику вел молодой паренек только что после окончания института. Наверно поэтому на дополнительных занятиях при подготовке к олимпиадам его окружали исключительно симпатичные фаворитки. В общем, он не разглядел таланта в прыщавом закомплексованном мальчике, каким я был в школьные годы. Впрочем, и уровень программы физики в 5-8 классах был очень невысоким. Со сменой школы всё стало иначе. Учителем физики в 9 школе был Филипьев Владимир Алексеевич, молодой умный мужчина, талантливый педагог и приятный в общении человек. При его участии я стал признанным всеми Физиком, лидером в этом предмете среди учащихся школы. Правда, в 9 классе я под влиянием классного руководителя - математички участвовал в городской олимпиаде по ее предмету, но не занял призовое место. В десятом классным руководителем стал Филипьев, и вот тогда я более преуспел в решении сложных задач по физике, впрочем, пика спортивной формы я еще не достиг. На городской олимпиаде, проходя по рядам в качестве наблюдателя, Филипьев ткнул пальцем в мой ответ одной из задач. Мне и самому он не нравился. После этого найти правильное решение оказалось делом нескольких минут.
Я занял первое место, но на следующем этапе в Кирове не преуспел. Произошло это отчасти из-за того, что наши отношения окончательно испортились. Из природного эгоизма, упрямства и самомнения я натворил всяких глупостей, которые считаются вызывающими и нетерпимыми в любой школе, а тем более, в советской. Суть в том, что я вел себя не так как все, часто намеренно вызывающе, выражал сомнения и скептицизм к существующему порядку вещей. В общем, по осторожным замечаниям физика был циник и анархист. Единственный в школе не был комсомольцем. Как классный руководитель Владимир Алексеевич не мог не реагировать на паршивую овцу в стаде. В общем, накануне Кировской олимпиады он перестал мне помогать (снабжать умными книгами и задачниками). Школу я закончил, хоть и грозили вместо аттестата сунуть справку.
Летом после выпуска я самостоятельно готовился по физике и математике к поступлению в вуз, и достиг полного понимания всех тонкостей этих школьных наук. По крайней мере, мне так тогда казалось...
Не помню в каком году, по инициативе Усатова мы ездили к Филипьеву, и с полчаса побыли у него в кабинете. Я не говорил... Вскоре его назначили директором другой школы. До меня доходили слухи о выпивке и неладах в работе. Пару раз я встречал его на улице, но не здоровался. Не знаю, чем объяснить такое отношение. Внешне это наверно воспринималось всеми как обида, хотя в душе моей ее не было. Кажется, в 79-ом (я тогда работал в ДК) была с моей стороны попытка наладить контакт. Мне тогда срочно были нужны деньги на приобретение мощных колонок для дискотеки. Пришла мысль продать марки из собираемой с детства коллекции. Вспомнив, что в школе Филипьев занимался кружком филателистов (распространял новинки, показывал свои альбомы), я позвонил ему на работу. Но мое предложение он сразу отверг, мол, давно не занимается этим. "А кто это звонит?" - поинтересовался в ответ. Я уклончиво сказал: "Один из ваших бывших учеников". Не знаю, догадался ли он... В 91-ом во время встречи одноклассников мы ездили к нему на квартиру, но не застали, воткнули букетик с запиской в ручку двери...
В возрасте чуть за 60 лет наш учитель скончался в жарком мае на своем садовом участке. Посмертно вышла книжка его стихов. Усатов приобрел ее в фойе ДК, когда мы приехали с ним на юбилей школы-лицея в 2004 году... Иногда, бывая на кладбище, я прохожу мимо массивного памятника из черного мрамора с проступающим на полированном камне знакомым лицом...
Короткие встречи
Наш 10-ый "В" класс сложился дружным, хотя был составлен из двух школ - пятой городской и Стуловской. Половина учеников была знакома мне с первого класса... Выпускной вечер проходил в стенах школы. В нашем классе (кабинете физики) стараниями родителей накрыли стол с шампанским. В небольшом актовом зале (его устраивали для всяких собраний путем объединения двух смежных классных комнат) играл приглашенный ансамбль, но туда никто не заходил. Хотелось быть со своими... Из соседнего "б" класса доносилась разудалая "Катюша"... Уже в темноте, оставив родителей, пошли гулять по городу. Распили бутылку вина на всех. За мостом под магнитофон Елезева пели и о чем-то говорили... Не знаю, кому при расставании с детством пришла в голову мысль встречаться каждые пять лет. Установили время и место: в первую субботу августа в 4 часа дня на городской площади. Разумеется, без настойчивого организатора эта затея, скорее всего, не удалась. Таня Рысева стала таким человеком. Она собирала сведения, загодя оповещала, звонила и писала письма. В общем, собирала нас вместе. По прошествии почти 50 лет можно сказать, что этот эксперимент века удался.
В 70-х иногда спонтанно встречались с одноклассниками приезжавшими на родину, но подробности плохо помню. Первая "официальная" встреча состоялась в 1981 году. Сидели в кафе "Уют". В следующий раз собрались на квартире Сани Лопаткина в Стулово. Помню мы вдвоем с ним стояли на балконе, кто-то из девчонок за спиной произнес: "Он совсем не изменился!" Поначалу более активно собирались стуловские. Встреча в августе 91-го запомнилась лучше. От нее сохранилась фотография, на которой не хватает только Коли Воробьева, он опоздал и потому не успел к посещению фотоателье. Воробьев в ту пору уже стал большим человеком, приехал на своей машине, вид имел деловой, работал на крупном полувоенном предприятии Кирова, что-то изобретал. Сидели в ресторане "Север" в самом центре на Советской, на втором этаже, где я осенью 80-го делал дискотеку. Время было серьезное, магазины почти пусты, всё по талонам. В ресторане ассортимент бедный до крайности. Вилок нет, вместо стаканов для чая и морса пол литровые банки. Из вин только водка. Салатик из капусты. В зале кроме нас завсегдатаи - местная бандитско-предпринимательская кодла с известными дамами полусвета. Помню в фойе внизу у меня вышел разговор с Сашей Докучаевым (вслед за братом он поселился в столице). Я отстаивал свои соображения о скором революционном перевороте. Он не верил и смеялся...
1991 год. Слева с бородой автор, рядом Смирнов, далее: Князев, Елезев, Докучаев Коля. Второй ряд: Капустина, Докучаев Саша и Лопаткин. Ниже: Мёшина, Изегова и Рысева.
В 96-ом я не пошел. Элементарно в доме не хватало денег, зарплаты и пенсии задерживали по полгода. За мною приходили, я как раз вышел погулять с собакой. Они тогда ездили на дачу Елезева у Стеклозавода.
В 2001-ом собирались вместе с выпускниками 5 школы. Елезев в кафе не пошел, но пригласил перед тем к себе на квартиру. Там выпили слегка и я произнес рассмешившую всех фразу: "С каждой рюмкой женщины становятся всё симпатичнее!"... Часа через два забрались в небольшое и страшненькое тогда кафе "Волна" на окраине, - там дешевле. Напились изрядно, плясали под "Синий иней", добирали алкоголь по пути домой на лестнице у Чижа. Единственный раз была тогда Валя Лукина из Чепецка (технолог на лимонадном производстве), больше ее к нам не отпускал ревнивый муж (Усатов ей позванивал, узнав от меня номер).
Под утро на рассвете было прохладно, Мишка накинул ей на плечи свой пиджак... Расстались на углу у моего дома. Валя пошла в конец Гоголя переночевать у родных, а Князев с Мишей повернули на запад вверх по улице проводить Рысеву, а потом к себе на Вятскую... На прощанье издалека я изобразил им "Ку!"...
В 2006-ом сидели в кафе "Спартак" у Самолета, Елезева и Князева тогда не было, но прибыли Усатов и Зина с новым мужем, которому я похвастался, что имею свой сайт.
В 2011-ом встречу отмечали шикарно, в день города. Сначала часа два слонялись по площади, играла музыка, народ толпился. Закупили дорогой водки и закуску, мне досталось тащить две неподъемные сумы до церкви, куда зашли поставить свечи по умершим. До 7 часов вечера выпивали в кустах на берегу возле милиции. Похорошело. Далее пошли в кафе "Удача", где на втором этаже нас ожидала отдельная комната с кучами закусок. Пока людей в зале не было, танцевали на просторе. Столичный гость Коля Докучаев уже был здесь накануне с родственниками и бывшей женой, которую в качестве старого друга прихватил с собой на родину (была с нами на площади). Николай высокого роста, дородный с приятным голосом и обхождением. Занимался в прошлом гравировкой, теперь увлекается фотографией. Из Москвы прибыл на джипе. Подарил Елезю ноутбук. Предлагал и мне помощь в издании моих трудов, но я отшутился: "Помру - тогда печатайте!"