Каграман Ханбеков
Волшебник
Волшебник я. Мне волшебство
Досталось от отца в наследство.
Я думал, это баловство
Исчезнет с окончаньем детства.
Однако детство пронеслось,
А это чудо не исчезло.
Оно лишь в глубь меня залезло
И там, затихнув, улеглось.
Я к действию его не побуждал:
Мне счастья без него хватало,
И только раз я испытал
Его всесильное начало.
Я шёл по улице один.
Был ранний час, уже светало,
В огнях предпраздничных витрин,
Я помню, улица сияла.
Моё вниманье привлекла
Одна роскошная витрина.
Там, за стеклом, в цветах спала
Богиня Флора - кукла из нейлона.
А рядом, съёжившись в комок,
К стеклу прижавшись, девочка стояла,
И легкий утренний снежок
Ей красил щеки - девочка молчала.
Я к ней неспешно подошёл -
И тотчас в сердце грусть закралась.
Я мысли девочки прочёл:
Она по-детски истово молилась.
Она просила, чтобы Бог
Послал всем детям много счастья,
Чтоб папа бросить их не мог
И с мамой перестал ругаться,
Чтоб ночью Флора к ней пришла,
Легла, как все, под одеяло
И крепко-крепко обняла,
И сказку-чудо рассказала.
Она хотела куклой стать
И с куклой Флорой подружиться,
Чтоб ночью, когда той не спится,
Кроватку детскую качать.
'Нехорошо, - подумал я. -
Мечты ребенка - это сказки,
А сказки - это чудеса,
А с чудом не играют в прятки'.
Я, как и в детские года,
Ушёл в себя, представил Флору...
Так делал это я всегда
Ещё в мальчишескую пору.
Я мысленно разбил стекло,
Собрал и выбросил осколки,
И Флору снял с заветной полки,
Сказав, что Флоре повезло.
Я Флору девочке вручил,
Затем представил всё как было.
От напряжения кружило:
Я слишком много отдал сил.
Я встрепенулся. Девочка стояла
Там, где до этого была,
И куклу Флору целовала
В её прекрасные глаза.
Всё было мирно - как всегда.
Всё было так, как я представил:
Витрина в целости была,
Как в мыслях я её оставил.
А вместо Флоры, вся в цветах,
Как бы стесняяся немножко,
С улыбкой счастья на устах
Лежала милая матрёшка.
Дикая утка
А утром туманы так низко там стелятся,
Висят пеленой над водой.
Там тихо, как тихо там, только колышется
Камыш на границе с землёй.
А небо такое высокое, синее,
Как лёгок в нём уток полёт.
А зори, а зори какие там ясные
В весенний и летний восход.
Кому помешала я, мирная птица?
Люблю я камыш и простор.
Зачем же стрелять в меня, чтобы гордиться,
Что в птицу стрелял ты в упор?
Повисло крыло, что-то тёплое, липкое
Капает с шеи на грудь.
Как больно, как страшно и что-то ужасное
Колет, мешая вздохнуть.
Я бьюсь о камыш, я пытаюсь подняться...
Пытаюсь взлететь, но крыло...
Оно непослушно, оно волочится
И тянет, и тянет на дно.
Эх, люди, эх, люди, вы тоже умрёте,
Быть может как я, на воде...
Вот так же послушно и тихо уйдёте
Туда, что везде и нигде.
Любовь
А помнишь, нам было когда-то семнадцать?
Себя я не помню, а ты...
Была ты всё той же и в двадцать и в тридцать -
Цветком промелькнувшей весны.
А пальцы... Такие изящные, длинные,
Я пальцы любил целовать.
Они для меня всё такие же дивные,
Хоть прошлого в них не сыскать.
Не надо бояться, что годы уносят
Весны удивительной дни, -
Любви умереть никогда не позволят
Манящие в прошлое сны.
И я, как и прежде, готов в исступленьи
Морщины твои целовать, -
Вернуть невозвратные эти мгновенья,
О коих лишь можно мечтать.
Мама
Как хочется порой мне вновь ребёнком стать,
Сесть на колени и к тебе прижаться.
Глядеть в глаза твои, глядеть и улыбаться,
И шею крепко-крепко обнимать.
Не надо будущего, прошлое верните.
Хотя б на час, меняю жизнь на час.
Пусть это будет в первый и последний раз,
Но ощущения при этом сохраните.
Прожить тот час и после умереть,
Не сожалея ни о чем, без колебаний.
Не жалко будет мне тогда ни красоты, ни знаний.
Всё сможет час тот в памяти стереть.
Моей маме
Не верю в смерть. Не верю в эту стужу.
Ты не исчезла. Просто ты ушла.
Не надо говорить, что ты была
Лишь только потому, что я тебя не вижу.
Мы встретимся, я знаю, и тогда
Я ТАМ тебя не потеряю.
Я этот день так долго ожидаю
И ждать не перестану никогда.
Мне больше ничего и никого не надо.
Не надо даже слов, к чему слова?
К тебе прильнёт моя седая голова,
И это будет больше чем награда.
И ты вернёшь мне голубое детство
Прикосновением своих волшебных рук,
И я услышу сердца твоего чудесный стук,
И это будет больше чем блаженство.
Ничто не стёрлось в памяти моей:
Ни образ твой, ни голос, ни улыбка.
Как трудно мне без них, какая это пытка -
Жить одному среди людей.