Хаген Альварсон. Кино и немцы: wir fahren zur See!

Кино и немцы: wir fahren zur See!

Auf einem Seemannsgrab blühen keine Rosen...

Немецкая народная песня

1. Кино и немцы: смерть героя?

Что первое приходит в голову, когда речь заходит о современном немецком кино? Кому-то вспомнится знаменитое разнузданное немецкое порно, кому-то артахус, кому-то - "Муравьи в штанах" или какая-нибудь бегущая Лола. Кто-то наверняка вспомнит старый добрый фильм "Достучаться до небес". Любителям ГДР знакомы картины "Гудбай, Ленин!" и "Солнечная аллея". А те, кто постарше, помнят фильмы про индейцев с Гойко Митичем, где всякие сиу и могикане совершенно феерически кричали, подхлёстывая коней: "Schneller, schneller, los, los!"...

Но, как бы там ни было, на первый взгляд мы вынуждены предположить/диагностировать редукцию (если не отмирание) героического дискурса в современном немецком кино. Думаю, не сильно ошибусь, если предположу, что тамошний "герой нашего времени" - либо добропорядочный мелкий бюргер, герр/фрау Средний Класс (та же бегущая Лола, или свежий пример - Кати из фильма Доррис Дерри "Парикмахерша"), либо социальный маргинал (молодые "бунтари" из картины Ханса Вайнгартнера "Воспитатели").

Также не открою Америки, если укажу на тошнотворную толерантность современного европейского (и, увы, немецкого) кино к наркомании и разным психосексуальным девиациям. Пальму первенства гордо несёт Франция (ярчайший пример - фильм "99 франков" по одноимённому роману Бегбедера), за ней Испания (тут отличился Педро Альмадовар) и Италия, потом Англия и другие германоязычные страны.

Поэтому вовсе не удивительно, что когда на экраны вышел "Гарри Поттер", то тут же получил высочайшую оценку зрителя, в том числе и вполне себе взрослого зрителя. А потому что достали проблемы филистеров, наркоманов и педерастов, нормальному человеку свойственна тяга к героике; собственно, героика является базисом всей нашей индоевропейской культуры вот уже три тысячи лет. Гарри сотоварищи - несомненно герои, которые сражаются против зла (бюрократа Амбридж и ксенофоба-империалиста Волдеморта), а не просиживают в соцсетях или в ночных клубах, делая вид, что всё хорошо.

Забегая вперёд, хочу отметить, что состояние современной европейской культуры характеризует по моему скромному мнению не столько общество, сколько те "интеллектуальные" круги, которые генерируют критику и ставят, хе-хе, литакценты. Не потребителей культуры как таковых, а так называемых "лидеров мнений". Они не люди, они ельфы, пильфы и курильфы, которые живут в башнях из кокаина и курят свои бессмертные рукописи. Это про них классик сказал: "Интеллигенция - говно нации". Это при мысли о них у доктора Геббельса рука тянулась к револьверу...

Что касается общеевропейского тренда, то "смерть героя" связана с правящей постмодерной (или, как утверждают некоторые, уже с пост-пост-модерной) культурной парадигмой: в разрушенном мире нет места утверждению героя/носителя и выразителя этической нормы. Нет зла, с которым стоит сражаться, нет добра, за которое стоит сражаться. Следует уточнить, что понятие героя и героического ваш покорный слуга употребляет здесь в понимании и определении Томаса Карлейля (а если вы мне возразите, что, дескать, ну это же нафталин, позапрошлый век, романтизм, и нынче не модно, то я просто вас спрошу, а считаете ли вы героем вашего дедушку, который был на той самой Войне). Герой - это тот, кто противостоит несовершенству мира, кто прилагает терминальные усилия к оптимальной структуризации мира, к искоренению зла и порока, кто жертвует собой во имя некой общности "Мы". Причём мотивация и система взглядов героя может быть какой угодно. Так, Наполеон тоже мыслился как Герой (и, заметим, не без оснований; об этом есть чудная книга Александра Никонова "Попытка номер два").

Так вот, в современной Европе такому герою делать вроде бы нечего. Как пишет тот же Никонов: "Раньше отец выстругивал сыну в качестве игрушки деревянный меч. Хорошо, что эти героические времена безвозвратно минули". Рыцарь, мушкетёр, пират, имперский гвардеец - карикатурные фигуры, чьи идеалы смешны и не актуальны. Вы можете возразить: это уже было, дон Кихот появился аж в XVII веке, а хвастун Пер Гюнт - в XIX, и не забудем храброго солдата Швейка; но не будем забывать и того, что все три фигуры являются примерами остросоциальной сатиры. Испания XVII века и Австрия начала ХХ - кичливые псевдоимперии, которые хотят, но уже не очень умеют воевать, и милитарный идеал резонно ставится под вопрос. Более того, и дох Кихот, и Швейк - персонажи комические, но глубоко симпатичные, я бы сказал, это во многом - национальные герои, в отличие от придурковатых Астерикса и Обеликса, или героев французской комедии "Пришельцы", которые пердят и рыгают за столом. И я не вижу необходимости тупо стебаться над своим прошлым.

В случае же немецкого кино ситуация осложняется разрывом традиции. Культ "белокурой бестии", нибелунговский китч стал инструментом пропаганды той идеологии, которая потерпела полное политическое и философское поражение. Сегодня в Европе понятие "национализм", как известно, априори приравнивают к понятиям "фашизм", "нацизм", "шовинизм", "ксенофобия" и используют как ругательный эпитет. Что, заметим в скобках, неверно академически и довольно вредно в социально-политическом и культурном аспектах. Вместе с дурацкой нацистской идеей была дискредитирована и героика вообще. Какой Зигфрид, какой Генрих Птицелов, какой Ницше, вы что. Ату его...

Изменился мир? Изменились требования к герою? Мне думается, в конце Римской империи тоже так думали. Пришлые варвары думали иначе...

2. Из истории Великого Германского Кино: тени титанов

А какие чудные всё-таки картины снимались в Германии в первой половине XX века! Нет, я не прикалываюсь. Было, конечно, много идиотизма, но среди режиссёров отметились две несомненно титанические фигуры: Лени Рифеншталь и Фриц Ланг. Фрау Рифеншталь знаменита своими шедеврами пропаганды "Триумф воли" и "Олимпия", на что ей можно бы попенять, если игнорировать их высокие художественные качества. Так, "Триумф воли" не только рисует нам отношение германского народа к своему любимому вождю Адольфушке (причём рисует достаточно правдиво, даже с учётом нескольких постановочных сцен). В этой картине утверждается идеал здорового общества, молодого, сильного, энергичного, полного веры и надежды, и практически отсутствует идея расового или национального превосходства, хотя, конечно, изрядно мозолит глаз фигура Вождя и Лидера. Главное в этом фильме - не триумф воли Гитлера, а триумф воли поднявшейся с колен германской нации. Страшная, завораживающая красота.

Тема красоты и здоровья присутствует и в картине "Олимпия", посвященной олимпиаде в Берлине 1936 года. Можно сколько угодно морщить нос и фыркать по поводу "мускулинности" и, если угодно, варварской эстетики, но вот лично мне куда приятнее смотреть на крутых арийских спортсменов, чем на педерастических кавайных эмо-готов, наркоманов и прочих неполноценных, как это нынче модно. В конце концов, античная скульптура доносит до нас точно такой же антропологический идеал красоты человеческого тела, тела как произведения искусства, так должны ли мы отказать антикам в чувстве прекрасного?

А какой прекрасный романтический фильм "Голубой свет"! Он, конечно, грустный и даже фаталистский, но очень красивый, символичный (образ сверкающего горного хрусталя как воплощение мечты), а главное, не пораженческий. Я, пожалуй, ничего больше не буду говорить, найдите да посмотрите.

Мотив фатализма, борьбы с судьбой присущ и картинам Фрица Ланга. С ним вообще произошла любопытная история: в 1933 году он уехал в Париж, а оттуда в США и большинство своих фильмов снял в Голливуде. Несмотря на успех "Нибелунгов", их идеологическую "правильность", режиссёр не захотел быть нацистским подпевалой, тем паче, что мать у него была еврейкой, а это могло стать весьма неудобным и опасным обстоятельством. Потому, когда доктор Геббельс сделал ему предложение возглавить немецкий кинематограф, герр Ланг отказался и был таков. И, как показал послевоенный опыт Лени Рифеншталь, это был верный выбор.

В двухсерийной картине, снятой по мотивам германской эпической "Песни о Нибелунгах", несомненно, присутствуют расовые стереотипы (атлетический белокурый Зигфрид, мелкие, уродливые гунны, похожие на орков из "Властелина Колец"), но по своему идейному содержанию фильм прежде всего отражает идеи и дух первоисточника: "За радость испокон веков страданьем платит мир"; "Ответил Хаген: пустяки! За всё отвечу я"; "Ты не знаешь, король Аттила, верность германской души!". Здесь, как и в литературном оригинале, герой не только Зигфрид - воплощение красоты и мужественности, но и слабый духом и потому столь человечный король Гунтер, и коварный демонизированный Хаген Тронье, и скрипач Фолькер из королевской свиты... Они платят за причинённое Кримхильде зло, платят своими и чужими жизнями, платят больше, чем содеяли, но не уклоняются, не предают друг друга, не падают на колени со словами: "мы всего лишь жертвы!", как это, кстати, любят делать некоторые нынешние бандиты и террористы. Что важнее: твоя верность королю или моральный облик короля? Стоит ли противиться злой судьбе, или следует выпить свою чашу до дна? Мало кто из нынешних режиссёров пытается задавать подобные - довольно неудобные - вопросы.

Вы можете, конечно, заявить, что это случай весьма вредной героики: дескать, насмотрелись "Нибелунгов", а потом пацаны из Hitlerjugend отдали свои молодые жизни ни за колбаску баварскую, и что, оно им помогло? А я вам на это отвечу, что они защищали фатерланд как могли и как умели. Мы гордимся молодогвардейцами, или героями боя под Крутами, или чеченскими пацанятами, которые в осаждённом Грозном палили из РПГ по русским танкам, мы гордимся этими поражениями, в которых больше величия, чем в победах их врагов, этим примерами героизма, который не бывает ненужным, и которые ложатся золотыми строками в летопись торжества доблести побеждённых. В конце концов, как сказал классик: "Счастлива та страна, где есть герои, и горе той стране, которая в них нуждается". Для славы нет неподходящего времени, есть неподходящие способы.

В любом случае, лучше строем, чем раком.

С другой стороны, когда всякие талибы-ваххабиты-салафиты цепляют на детишек пояса с динамитом и посылают взрывать свадьбы, то это какая-то фигня, а не героизм. А потому что там нет Героя, нет инициации, нет своих Нибелунгов...

Нибелунги Фрица Ланга гораздо более убедительны, чем новая версия 2003 года, откуда торчат вполне себе голливудские рожки (на шлемах викингов, ага).

Впрочем, героическая традиция "магического фашизма" не вполне прервалась: всячески рекомендую фильм Йозефа Фальсмайера "Нанга Парбат" про неукротимую силу человеческого духа на пути к непокорённым высотам. Высотам буквально: альпинисты не сдаются. Нанга Парбат - название коварной горной вершины. У группы "Раммштайн" есть похожий по сюжету клип на песню "Ohne dich" ("Без тебя").

3. Штёртебекер и Джон Сильвер снова в море!

А в середине 2000-ных годов героический дух вернулся в германский кинематограф. Причём в совершенно неожиданном направлении. Ветер с Балтики и Северного моря ударил в паруса.

Всё началось с того, что в Голливуде сняли фильму про Джека Воробья. Никто не ожидал, что в жанре приключенческого кино про пиратов можно сказать что-то новое, да ещё и вложить какой-никакой социально-философский смысл, да ещё и воплотить интересных, живых персонажей, да ещё в насыщенном мифическом поле... А вот поди ж ты. Причём очевидно, что вклад актёров весом, но вовсе не милая мордашка Джонни Деппа и прыгающие прелести Киры Найтли обеспечили кинотрилогии "Пираты Карибского моря" (именно трилогии, потому что четвёртая часть до общего уровня по многим параметрам не дотягивает) статус знакового артефакта массовой культуры. Именно режиссёрская работа, концепция, стремление снять легенду, отобразить уникальный, волшебный мир, чарующий и страшный, обеспечили картине успех и любовь по всему миру. Подробнее здесь: http://samlib.ru/h/hishnaja_p/06the_world.shtml

Это событие ознаменовало возвращение в массовом кино интереса к приключенческому жанру, к исторической, и особенно - морской тематике. Например, испанцы наконец-таки экранизировали похождения капитана Алатристе (герой романов Артуро Переса-Реверте), а предприимчивые тевтонцы подсуетились и сняли два совершенно потрясающих фильма, о которых хотелось бы поговорить подробнее.

В 2006 году вышел двухсерийный фильм германско-испанского производства "Штёртебекер" ("Stoertebeker"), в русском переводе - "Сердце пирата", режиссёр - Мигель Александер.

Это странное слово, вынесенное в название, никакое не ругательство, а прозвище главного героя, и в буквальном переводе значит "Опрокинь чарку" ("Stürz den Becher"), а в вольном и более привычном - "Пей до дна". Потому что исторический прототип героя якобы мог пить пиво и вино и не пьянеть. Хотя авторы фильма пошутили по этому поводу: храбрый предводитель витальеров не может удержаться на ногах, опрокинув пинту. Оно и к лучшему: не стоит пропагандировать пьянство, к тому же, совершенно не обязательно, если пират, так обязательно горький пропойца... С другой стороны, витальеры (ликеделеры) вообще были не вполне типичными пиратами. Что нашло своё отражение в картине...

4. "Сердце пирата": историческая основа

Историческая справка, если позволите. Чтобы вы не утруждали себя вопрошанием всемогущего Гугля на тему того, ху из витальеры.

Фильм основан на реальных исторических событиях, имевших место в конце XIV века на севере Германии и в Балтийском бассейне. Там есть кое-какие отступления от источников, но надо иметь в виду, что, даже с учётом хвалёной немецкой педантичности, времени прошло шестьсот лет, и каким источникам можно доверять, а каким не стоит, - вопрос открытый; я бы очень осторожно относился ко всему, что касается Средних веков в смысле достоверности. Так что "Штёртебекер" - не историческая картина as is, а просто хороший, романтический, приключенческий фильм, зафильмованное сказание...

Итак, витальеры ("Дающие жизнь", "Viktualjer" в датско-шведском произношении, "Vitalienbrüder" в немецком варианте). Как правило, это были немецкие моряки, хотя среди них хватало и фризов (Гёдеке Михель), и голландцев (Хеннинг Вихман?), и пруссов (Ян Гельзо), и шведов, и датчан (аристократы Мольтке и Мантейфель), и всяких прочих; был даже учёный магистр Вигбольд, добрый монах, которого злая судьба закинула на моря. Они орудовали на Северном и Балтийском морях, базировались на Фрисландских островах и на Готланде, одно время их привечал фюрст местечка Мариенхофе Кено том Брок; на его дочери Эльзе женился предводитель пиратов Клаус Штёртебекер. Им оказывал покровительство Конрад II герцог фон Ольденбург, пока ему было это выгодно, а его сын Симон ходил в походы с пиратами.

Витальеры назывались "Друзьями Бога и врагами всего мира" ("Gottes Freund und alles Welt Feind"), под миром имея в виду, вероятно, сильных мира сего, прежде всего Ганзу. Потому что Ганза тогда всех задолбала. Потому что это был не просто мирный торговый союз городов, нет, это на тот момент была уже вполне себе злобная зубастая империя, жестокая и беспринципная. Я не хочу сейчас отвлекаться, расписывая достоинства этой чудесной корпорации монстров, есть много литературы по вопросу. И вот витальеры принялись грабить прежде всего ганзейские торговые суда, хотя не брезговали и английскими (известны две жалобы лично на Клауса Штёртебекера от лица гильдии английских купцов), и всякими прочими. Но. Они вели себя как завещал Робин Гуд: сохраняли жизни экипажу, забирали не больше половины добычи и даже приносили извинения в связи с причинёнными неудобствами. А главное: они делились добычей поровну между собой, а ещё больше жертвовали на благотворительность (в основном на нужды церквей и монастырей). Так, в городке Ферден, вероятной малой родине Клауса, на пиратские деньги был выложен прекрасный витраж в местном соборе, и по этому поводу там раз в году выкатывают горожанам четыре бочки с сельдью и луком и пятьсот тридцать хлебов: помянуть щедрость капитана.

Однако прежде всего витальеры прославились тем, что вкладывали награбленное добро в народную любовь, отсюда их второе прозвище: ликеделеры, букв. "Делящие поровну". В лучших традициях христианской добродетели они одаряли бедняков и простой народ, задавленный податями, постоянно разоряемый войнами (в т.ч. и ганзейскими усобицами). Это важно. Бедность в XIV веке и бедность сегодня - это как бы не одно и то же. Потому редиски, которые оккупировали Уолл-стрит, не имеют в моих глазах того морального преимущества, которое, несомненно, имели витальеры. Мы к этому ещё вернёмся в конце...

Ещё один любопытный факт, который в современном курсе истории Дании, Швеции и Германии старательно обходят стороной. Собственно, откуда пошло название "Дающие жизнь". Дело было в 1389 году. Накануне шведские аристократы скинули своего шведского короля и позвали на вакантное место Альбрехта, сына герцога фон Мекленбурга. Тот на троне долго не удержался, началась очередная средневековая усобица, кое-кто из шведской знати подсуетился и пригласил в качестве третейского судьи датскую королеву Маргариту, а это была та ещё штучка. Кончилось тем, что даны выбили шведов отовсюду, откуда можно было, в т.ч. и со стратегически важного острова Готланд, посадили в темницу Альбрехта и взяли Стокгольм в осаду с моря. А что такое - осада с моря такого города, как Стокгольм, Stokk holm, "Остров на бревне"? Когда вокруг разливается озеро Меларен, и с суши поднимается уровень воды в болотах?

Медленная голодная смерть.

Тогда, как писал Дитмар из Любека, "...Собрался непокорный люд из разных местечек - квартальные старшие, горожане из многих городов, ремесленники и крестьяне, - и назвались братьями-витальерами". По просьбе герцога Макленбургского пираты в течение трёх лет потихоньку возили в осаждённый город провизию, сельдь с луком, а потом, когда союзники поднакопили сил, помогли прорвать блокаду. Понятно, что не за так, но ведь кроме них никто за это сложное и опасное дело не взялся; и побудительной причиной для Клауса Штёртебекера, Гёдеке Михеля и других стало не в последнюю причину осознание своего христианского долга: СПАСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЖИЗНИ. Какие бы ни были, а всё ж люди. Они не виноваты, что у них правители идиоты. Они себе короля не выбирали...

Этот эпизод, кстати, обыграл Джордж Мартин: есть у него в "Песне Льда и Пламени" такой "Луковый Рыцарь", сир Давос, если память мне не изменяет...

В качестве приза ликеделеры получили остров Готланд. И оттуда совершали вылазки по всем направлениям: а он как раз посреди Балтики, удобно. Как писал Дитмар из Любека: "Пираты наводили ужас на всех купцов. Они грабили своих и чужих, и сельдь от этого весьма вздорожала". И, увы, дограбились. Поскольку и у Ганзы, и у Маргариты, не говоря уже о шведах, руки были коротки добраться до пиратов, в 1398 году по вероятной просьбе ганзейцев на Готланд высадились тевтонцы во главе с магистром Конрадом фон Юнгингеном и устроили там резню. Как они это умели. Хроника говорит, что кое-кого из пиратов отпустили под честное слово, но я не знаю, сколько правды в тех словах. Так или иначе, а в конце 1389 года витальеры засели на островке Гельголанд, где в 1400 году, весной, их - не без предательства - накрыла Ганза. Сам бургомистр Гамбурга Николас Шоке на флагмане "Пёстрая корова" предводительствовал в том походе. Клауса и ещё 73 человека взяли живыми. После полугодового судебного разбирательства их приговорили к казни.

И тут начинается самое интересное.

Жизнь Клауса Штёртебекера была сама по себе легендой, но легендой стала и его смерть! Говорят, на эшафоте он предложил своим судьям пари: "Вы отпустите тех из моих людей, перед кем я пройду без головы". Судьи засмеялись, но пари приняли. И напрасно: после того, как меч мастера Розенфельда отсёк голову капитана, тот поднялся с колен и зашагал к своим братьям. И прошёл, ступая гордо и уверенно, мимо одиннадцати человек. И шёл бы ещё, да палач бросил ему под ноги плаху. Касательного того, исполнил ли судья условия пари, есть расхождения: одни источники говорят, что казнили всех всё равно, а другие утверждают, что тех одиннадцать счастливчиков видели потом, и не единожды. Так, Гёдеке Михель пиратствовал ещё несколько лет, пока его не поймали и не казнили на острове Грасбрук.

Некоторые умники заверяют, что не было никакого Клауса Штёртебекера, а был некто Иоганн Штёртебекер, купец, который спокойно себе умер в 1413 году, и никаких контактов с пиратами не имел. Но тут, как я уже выше говорил, ни в чём нельзя быть уверенным на сто процентов. Если человека нет в метриках того времени, то это не говорит о человеке, это говорит о метриках. Там, знаете, много кого не было. Средневековье не просто так называют "Тёмными веками". Горели церкви, горели монастыри, горели метрические книги. Да и люди по ходу жизни частенько меняли имена, фамилии и прозвища. Особенно - пираты.

Зачем я вам всё это рассказываю?

Чтобы вы знали, какой это был замечательный человек, Клаус Штёртебекер. И что не просто так об нём сняли фильм. Так, композиторы эпохи Барокко писали о нём оперы, писатели двадцатого века - романы (и ваш покорный слуга не удержался...), пивовары называют пиво в его честь, а на Рюгене, где, как поговаривают, его похоронили, проходит ежегодный фестиваль имени Штёртебекера.

О чём же повествует нам картина "Сердце пирата"?

О юных годах Клауса Штёртебекера. О неукротимой жажде справедливости. О том, что обещания надо выполнять. О том, как отцы калечат детей в угоду своему властолюбию. О верности и любви. И о том, как важно - помнить...

5. "Сердце пирата": треугольник любви и ненависти

Потрясающе прописана психология героев. Как мало в какой книге. Собственно, сюжет нанизывается на противостояние Клауса и его заклятого врага, Симона фон Валленрода, сына влиятельного гамбургского патриция Конрада. Параллель с Конрадом и Симоном фон Ольденбург? Не знаю, да это и не важно. Их вражда началась ещё в детстве, и прошла чёрной нитью сквозь всю жизнь, сквозь всё повествование.

Тебе ещё многому надо научиться, Клаус. Жаль, не успеешь...

Их личная вражда отображает основной конфликт картины: жажда справедливости против воли к власти. На это играет даже любовная линия: невеста Симона и возлюбленная Клауса, дочь купца Германа Прена, Элизабет (далее для краткости я буду звать её Эльза), это не просто очередная секси-женщина-приз, это одна из активных участниц конфликта, и её выбор в итоге является решающим (как оно частенько и бывает в жизни). Но - обо всём по порядку...

Для главного героя, Клауса Бродерсона (Кен Дюкен), неприемлема христианская идея "Мне отмщение, и Аз воздам", он не может закрывать глаза на тиранию и произвол. Вероятно, по той причине, что испытал на себе величайшую несправедливость: в детстве, на его глазах, разбойники (гордо именовавшиеся патрициями) сожгли его родную усадьбу, а родителей и всех домашних перебили. Тогда он и перестал называться Бродерсоном, а монах Вигбольд (Тимо Диркес), его опекун и наставник, придумал ему новое прозвище, под которым его и узнал мир.

Будучи добрым христианином, Клаус стремится поступать в соответствии с духом, а не буквой Закона Божьего, и потому даже в монастыре святого Томаса, где воспитывался, решается произвести локальную Реформацию: вместе с Вигбольдом раздаривает прихожанам присвоенное имущество отца-настоятеля, а самого отца в итоге немного вывалял в пыли. А потому что не надо ныкать под подушку церковную десятину и разбавлять пиво для братьев-монахов! Так не то что на витражи, а и на ремонт ограды кладбищенской средств не напасёшься...

Мелочь, а приятно.

В Гамбурге Клаус встречает брата Яна (Франк Гиринг) (намёк на того самого купца Иоганна Штёртебекера?).

Ян работает на вышеупомянутого Германа Прена, друга семьи Бродерсонов. Дела у него идут так себе, потому ему очень нужно породниться с семьёй влиятельных гамбургских торговцев и патрициев фон Валленроде через брак его дочери Элизабет (Клер Кайм)...

...и младшего Валленрода, Симона (Штефан Лука).

У Клауса это не вызывает никаких добрых чувств, более того, он интуитивно ощущает, что с этими ганзейскими редисками что-то не так. По его просьбе Ян проводит расследование, в ходе которого выясняется, что Конрад фон Валленрод не только казнокрад (стырил 10 000 марок серебром якобы на ремонт городских стен - ничего не напоминает?), но и непосредственный виновник гибели семьи братьев Бродерсонов. И с этого момента абстрактное желание справедливости сливается в сердце пирата с жаждой мести.

Конрад фон Валленрод. Бойтесь ганзейцев, даже дары приносящих! А глаза добрые-добрые...

Однако мы-то знаем, что для справедливости хороши далеко не все средства, не то что для мести. В немецком языке, кстати, эти слова отличаются только написанием, а произносятся очень похоже ("Die Räche" и "Die Rache" соответственно). Да, Клаус Штёртебекер стал знаменитым пиратом, благородным разбойником северных морей, он делал добро простым людям, он принял наказание вместо друга Эрика (Антонио Ваннек), который прихворал и не выдержал бы пытки, он поднял бунт на корабле против необоснованного произвола со стороны капитана... Но Ганза в лице Симона мстила ему беспощадно, мстила через его близких, друзей, любимую, братьев (родному брату отомстила непосредственно).

Недаром Гёдеке Михель (Йохен Никель), верный штурман, говорил ему - ты не думаешь о команде, ты угробишь людей ради своей купеческой дочки, а пусть и даже ради своего брата! - но всё равно не покинул капитана, потому что такова уж верность загадочной германской души...

Gottes Freund...

und alles Welt Feind!

Но тут совесть заела капитана, и вот он отправляется в добрый город Гамбург, на свадьбу Элизабет Прен и Симона фон Валленрода, чтобы решить всё, как положено, в честном поединке. И это, как ни странно, оказался наилучший выход! Одним добрым ударом меча оказался разрублен мудрёный морской узел противоречий, лжи и страстей, горожане узнали правду о своём бургомистре, а обманутая Эльза - о своём нелюбимом женихе и своём любимом пирате.

А фрау Мария, верная служанка Эльзы, устроила личную жизнь:)

Стремление к справедливости характерно и для Эльзы Прен. Просто выражается иначе. Я бы сказал, более лично. Для неё это в большей степени стремление поступать правильно, чтобы не множить в мире боль, как велит её полное сочувствия сердце. Она отправляется ко двору королевы Маргариты вместе с отцом, чтобы, как ей кажется, быть ему полезной; она выхаживает Клауса в собственной каюте после того, как его протащили под килем. Так правильно, так велит сердце, и плевать на этикет.

А ещё Эльза решается на брак с нелюбимым Симоном во исполнение воли отца. Но - это одновременно неправильный поступок: в детстве Эльза поклялась Клаусу (а знакомы они едва не с пелёнок), что дождётся его из монастыря или откуда бы то ни было, и даже носила всю жизнь на шее кусочек янтаря как напоминание о клятве. И пока она была уверена, что Клаус сгинул в потоке времени, нарушение обещания отзывалось в сердце неприятным ознобом; но когда они встретились в Гамбурге, после стольких лет разлуки, сердце не выдержало, треснуло, как кусочек соснового янтаря, освобождая горькие, как смола, слёзы. Должна ли выполнять глупое детское обещание? Что дороже: верность клятве, данной в далёкие времена, когда жизнь была проще, или верность воле отца? Тем паче, что и сам герр Прен обещал матери Эльзы перед смертью, что не отдаст дочь замуж без любви... Вот так, в угоду другим, родителям, друзьям, своей корысти мы предаём детские мечты и идеалы юности, а потом удивляемся, почему так холодно и одиноко на вершине.

Что заставило Эльзу отвернуться от любимого Клауса? Во-первых, известие, что его брат, милейший человек Ян, который и мухи не обидит, взял да и подрезал Конрада фон Валленрода и Германа Прена. О боже мой, какого негодяя! - восклицает Эльза. Но, может, братья не одинаковы? А вот и вторая причина: в замке королевы Маргариты Клаус набросился на Симона и чуть его не заколол у неё на глазах, и кровавая бездна во взоре любимого, его мрачная, жестокая, тоскующая по мести душа испугала Эльзу и убедила её лучше любых доказательств. Тот Клаус, что был её детской мечтой, стал чужим в один миг. Наша тень, наша тёмная сторона иногда вылезает на свет так не вовремя...

К счастью, всё обошлось. На свадьбе Эльза узнала правду: единственный свидетель тех событий, Мартин Дегенхарт, будучи припёртым к стенке, рассказал, всё как было, и Эльза осознала, кто здесь чудовище и за кого она едва не вышла. Её финальный выбор и поступок спас Клаусу жизнь.

Кто же она, Эльза Прен, для Симона фон Валленрода? Рискну предположить: ценный приз. Ему не нужна её любовь: только её покорность. Власть над женщиной. Власть вообще. Но это не какой-то врождённый дефект, это результат плохого воспитания. Отец его сломал, стремясь вылепить сына по своему образу и подобию. Он требует от сына, чтобы тот убил безоружного человека: "Докажи мне, что ты храбрый патриций!" - а сыну, заметим, лет примерно девять-десять. Нет, конечно, знаменитый исландец Эгиль Скаллагримсон первый раз совершил убийство в семь лет, но это что, этическая норма? И вот это мускулинное, самцово "докажи"! Что, слабо? Ну ты лох, ну ты трусло! Ты не достоин зваться моим сыном (нашим другом, братом, сотрудником, добавить по вкусу)!

Симон таким образом вынужден с детства оправдывать надежды отца, постоянно испытывая давление его власти, его тяжёлую руку на своей шее. Скупую на ласку, зато щедрую на подзатыльники. Понятно, что этот образ - Отец-Владыка, суровый, крутой, я-вам-всем-покажу! - намертво впечатался в сердце юноши. Навеки соединившись там с ненавистью к родителю и желанием избавиться от его власти. На открытое противостояние нет ни сил, ни решимости, но когда представился случай, Симон не сплоховал: "Больше ты мной не командуешь, отец, и всё равно отправишься в ад, соборуют тебя или нет!". Отныне Симон сам себе хозяин. Но программа, запущенная добрым папой, действует, и сынок рвётся к власти. Любыми средствами, по любым трупам, не считаясь ни с кем и ни с чем. Никто не будет властен над его судьбой! Именно поэтому он лжёт Эльзе о том, кто виновен в смерти их отцов. Наверное, в тот миг он и сам поверил, что желает ей счастья, что любит её, но у такого типа людей настолько раздутое эго, что они убедят себя в чём угодно, и любовь их проявляется в подобных, довольно странных формах. Ну как же. Я же такой славный малый. Я же заслужил. Не реви, дура.

И когда в Гамбурге, при всём честном люде, выясняется нелицеприятная правда, Симон ощущает не укол совести, а лишь обиду и гнев. Кто-то вторгся в мой мир и пытается изменить его! Но здесь моя территория, мои правила! Да, конечно, я понимаю, это несправедливо, это нечестно, но - такова моя воля!

И в таком поведении тоже есть своя правда. Никогда ни перед кем ни пасуйте, говорил Черчилль, ни в большом, ни в малом. Антигерой остаётся антигероем до конца, не изменяет себе, пусть и себе же во вред, и смертью искупает содеянное. Это заслуживает уважения.

Ещё один момент, который отличает Клауса от Симона: социальная инкорпорация. Формально каждый из них принадлежит своему кругу, но Симон - патриций, бургомистр Гамбурга и всё такое - одинок. Ему никто не приходит на помощь по своей воле, ему не на кого опереться, даже стражники не бросаются защищать хозяина. Ганза - это банка с пауками, каждый из которых только и мечтает о том, как бы оторвать голову собрату. А вот у Клауса действительно корпорация, действительно братья: "Вместе мы сила!"; и эта сила не просто "враги мира", а те, кто стремятся его изменить. "Они могут убить каждого из нас. Но только до тех пор, пока мы будем это допускать!" Изменить его к лучшему: "Мы отбираем у тех, кто имеет слишком много, и отдаём тем, кто не имеет ничего". Не считаясь ни с какими мирскими авторитетами: "- Смилуйтесь! Я - канцлер датской королевы!/ -Тоже работа". Свободная, точно море, эта сила сама по себе стихия, она преображает человека, делая бессмертным: "- О его казни будут говорить ещё тысячу лет!/- А о тебе скоро забудут"; "Ходить по морю необходимо; жить не обязательно".

А эта страсть к эгалитарным корпорациям, братствам, цехам, союзам, гильдиям вообще очень характерна для германцев и в частности для немцев. Традиции самоорганизации в Северной Европе восходят к языческим тингам и не утратили актуальности по сей день. С одной стороны, тамошние жители законопослушны. Но - лишь до тех пор, пока законы не противоречат их чувству справедливости, а государственный механизм работает в их интересах. Напомним, что Третий Рейх, да и "кровавый" режим ГДР поддерживала большая часть народа, зато т.н. Веймарской республикой все возмущались: не потому, что слаба, а потому, что навязана победителями, да и неэффективна. В сочетании же с присущей германцам тягой к пиратству...

Короче, нам явно есть чему у них поучиться.

Корпоративный дух, это пресловутое "когда братья пьют вместе...", не покинуло Клауса и ко даже на эшафоте: В конце картины, в затемнённой, смазанной цветовой гамме, нам показана казнь Штёртебекера и его посмертный подвиг.

В глазах мальчугана из толпы, сине-серых, как самое Северное море, мы видим безмолвную присягу, нерушимую, потому что данную самому себе: запомнить этот день и рассказать тем, кто будет жить после нас, об этом удивительном человеке, и о временах, когда пираты, морские оборванцы, вели себя благороднее знатных патрициев и были лучшими служителями Бога, чем лицемерные святоши.

На первый взгляд картина "Сердце пирата" может показаться наивной и романтической, и она действительно романтична - а ещё её герои показывают нам, как важно не отрекаться от себя, идти по морю жизни на полных парусах, не боясь уйти далеко от берега, и не страшиться смерти в любых её обличиях. Ведь, как известно, "штука не в том, чтобы выжить, а в том, чтобы остаться собой".

А вот второй фильм, о котором пойдёт речь, вовсе не так мил и романтичен. Более жёсткий и жестокий, он пробирает до костей своим отчаянным фатализмом, развёрстой пастью-бездной крушения иллюзий и морским ветром надежды, от которого першит в горле и выступают слёзы на глазах, как от крепкого табака в штурманской трубке. А ещё это один из немногих случаев удачного отступления от литературной основы при экранизации классики...

6. "Остров сокровищ": пираты против... англичан

Фильм "Остров сокровищ" ("Die Schatzinsel", в русском переводе почему-то "Сокровища капитана Флинта") основан, конечно, на одноимённом романе Роберта Стивенсона. Но создателям экранизации (режиссёр Хансйорг Турн, Германия-Тайланд-Британия, 2007) захотелось, видимо, рассказать эту историю, как она могла бы случиться, а заодно - переплюнуть "Пиратов Карибского моря". Что же - удалось и то, и другое. Например, здесь нет идиотских приколов и кривляния, хотя полно чёрного, специфически немецкого юмора. Да и акцентуация, моральная поляризация картины сильно отличается от литературного первоисточника. Скажем прямо - не в лучшую для "благородных господ" сторону, что, кстати, роднит "Остров сокровищ" с "Пиратами Карибского моря". Только "Остров..." снимался без скидки на ранимую детско-юношескую психику, там почти нет "романтических прикрас".

Бросается в глаза конфликт статусного и маргинального. Статусные персонажи - сквайр Трелони (его блестяще играет Кристиан Трамитц, которому вообще удаются роли идиотов), доктор Ливси (Александр Йованович), капитан Смоллетт (Юрген Шорнагель) и двое чопорных придурковатых приспешников сквайра, - это чётко выраженные англичане. А вторая партия, маргинальная, сиречь пираты - славный сброд без роду-племени, без родины и подданства, хотя имена все тоже английские; наиболее ярко прописан одноногий Джон Сильвер (Тобиас Моретти), хотя Израэль Хенс, Чёрный Пёс, Слепой Пью, Билли Бонс тоже вполне себе яркие личности. Приятными их не назовёшь, но и в некоторой харизме не откажешь. Ну и, конечно же, дочь легендарного капитана Флинта, некто Шейла О'Донелл (Диана Вильямс). Её линия - одно из существенных отличий от первоисточника, где, если помните, никакой дочерью Флинта и не пахло. Шейла - пиратка, и по силе воли, по яркости характера даст Элизабет Суон сто очков вперёд. А между англичанами и пиратами - наивный, тщеславный и хитрый Джим Хокинс (Франсуа Геске), которому приходится выбирать, на чьей стороне сражаться за кровавое золото Флинта и попутно за любовь его дочери.

Наглая морда

Из всех "англичан" мне наиболее приятным показался капитан Смоллетт. В фильме он старше, чем в книге, но по характеру соответствует. Он знает законы моря, немногословен, и без лишних иллюзий относится как к цели путешествия, так и к своим компаньонам. Он прекрасно знает цену и команде, набранной одноногим пиратом: для него это не люди, а злобные псы, которых следует держать на коротком поводке. Это суровый, просоленный человечище, принципиальный и справедливый, хотя и чёрствый, как сухарь. Когда Джим рискнул оспорить его решение, капитан решил его испытать: а залезь, мол, на "воронье гнездо", нам же нужен вперёдсмотрящий? А Джим испугался: дескать, у меня практики нет... А капитан ему на это: ну так практикуйся! И одним взглядом: толку от вас, юнга, как от кота молока, один убыток... Зато в конце Смоллетт оценил Джима, увидев его в деле: "У меня будет ученик, который умеет читать и писать, и который будет способен проложить путь на Тортугу из Англии за три недели". Причём говорит это гордо, но без намёка на улыбку, на тепло. А ещё он верен родной Англии - когда погиб один из его людей, он приказал принести британское знамя: "Я хочу развернуть флаг, чтобы бедняга видел, за что погиб". И, похоже, что сокровища ему особо и не нужны, он просто профессионал и делает то, за что платят. Для меня он олицетворяет "старую гвардию", уходящее поколение немецких служак, последних наследников прусского "Ordnung-und-Disziplin", представителей коренного, здорового, традиционного мира Старой Европы. А Джим, заметим в скобках, это как раз представитель немецких "молодых нахалов", которые подчас больше американцы, чем сами американцы, и мне бы очень хотелось, чтобы старина Смоллетт его таки перевоспитал...

Трелони, как уже было сказано выше, полный дегенерат. Олигарх-олигофрен. Он ни черта не смыслит в морском и военном деле, но любит высокопарные, витиеватые выражения в духе "Не скрою, эта карта стимулирует определённый интерес" или "Ну что вы, Джим никакой не юнга, он, так сказать, вдохновитель всей нашей кампании". Сквайр так хорошо берёг тайну их предприятия, что уже на второй день весь Бристоль знал о поисках сокровищ Флинта: "Ну, может быть, я и рассказал пару анекдотов..."; а когда Джим удивляется по этому поводу, мол, откуда?.., Джон Сильвер иронично заметил: "моя служанка сказала моему поварёнку, а тот узнал от бондаря, что поставляет мне бочки". Когда дело дошло до стрельбы, уже на острове, Трелони так перепугался, что не смог ни разу разрядить мушкет. А у него был стратегический пункт на вышке и очень хороший дальнобойный мушкет. Он всю дорогу так талантливо тупит, что это вполне однозначно бросает большую нехорошую тень на всё дворянское сословие. При этом, заметьте, он занимает самое высокое место в социальной иерархии того времени из всех героев. И напрашивается вопрос: а чем он вообще заслужил доли в сокровищах? Вернее, чем он достоин этой доли? Только тем, что на его деньги снарядили экспедицию?

Вопрос не праздный. Мне бы хотелось сделать отступление в сторону теории статусного и маргинального. Всё-таки XVIII век - это ещё время монархов и знати, а знать - изначально - окружение монарха, его служилые люди, вассалы, рыцари, короче говоря, лучшие люди. Природа власти монарха, даже если это какой-нибудь раннесредневековый конунг, который вынужден во многом опираться на народ, - природа божественная, волшебная, мистическая. Короля благословляет само небо. Монарх, а с ним и его знать, обладают так называемым фарном - этим термином иранского происхождения принято называть некую магическую субстанцию, которая аккумулирует удачу, славу, благость, счастье и тому подобное. Считалось, что удача накапливается в знатных родах, умножается разными славными деяниями, людской молвой, особенно сочиняемыми о выходцах из этого рода героическими песнями и сказаниями, военными победами, награбленной добычей - так, угнанный скот и благородные металлы, особенно золото, вообще долго считались средоточием фарна. Обладает фарном и найденный клад, если только он не проклят. Если у правителя/знати много удачи, то и страна под его началом будет процветать. Этим, собственно, и обеспечивается статус и легитимность власти.

В случае же, если правитель/знатный человек ведёт себя неподобающе, например, не выполняет своих прямых обязанностей в экстремальных, пограничных, маргинальных условиях - на войне, в походе, не важно где - если он делает глупости, трусит, не принимает решений, неумело сражается, то его фарн тускнеет, сходит на нет. Он теряет право на обладание фарном, удачей, и, следовательно, золотом, богатством. Трелони - несомненно, теряет. Ну и что, что на его деньги нанята "Эспаньола" - мы в море, мы в пространстве смерти и хаоса, и логика статусного, правильного здесь НЕ ДЕЙСТВУЕТ. Ну, это как если бы Торин Дубовый Щит из "Хоббита" пришёл бы к дракону Смогу и требовал бы вернуть родовые сокровища на основании нотариально заверенного завещания...

С другой стороны, золото Флинта для Трелони - способ приобрести фарн, удачу, которого он лишён (что очевидно даже ему самому), и так восстановить статус благородного человека.

Сквайр делает умное лицо

А вот для доктора Ливси сокровища обладают не только "мистической", но и вполне утилитарной ценностью. С богатством он хочет обрести статус, не положенный по праву рождения, но соответствующий его квалификации. "В Англии я уважаемый врач, - говорит Ливси Джиму, - но у меня не хватает денег даже на то, чтобы починить часы". Эти часы - золотые такие, с цепочкой - достались доктору, кажется, от отца, и символизируют бедственное состояние нарождающегося "среднего класса". Доктор как бы и не нищенствует, но часы, увы, не идут. И вместо "Бентли" последней модели приходится ездить на стареньком "Опеле", и вместо Мальдивских островов отдыхать в каком-нибудь Крыму... А ведь хочется большего и лучшего, ибо достоин! Ибо одно уважение, увы, не очень кормит. "И тогда, - продолжает Ливси, - я смогу позаботиться о тебе и твоей матери". Доктор положил глаз на недавно овдовевшую мать Джима: "такой женщине, как она, нельзя долго оставаться незамужней".

Но провинциальный врач, пусть даже и хороший специалист, не слишком лакомый кусок, в отличие от обладателя доли сказочных сокровищ Флинта. Вот тогда-то я вам всем покажу!

В случае поведения доктора Ливси, кстати, я усмотрел архетип проклятого клада. Почти как с нибелунговским золотом: проклят каждый, кто прикоснётся. Другой вопрос, что здесь проклятие является отображением алчной человеческой натуры. Доктор Ливси настолько одержим кладом, настолько тщеславен, жаден и, пожалуй, властолюбив, что не замечает никого и ничего. Ему на самом деле наплевать на Джима и его мать, женщина нужна ему как приз, как довесок, а щенка он и вовсе ни во что не ставит, постоянно подозревает его в сговоре с пиратами, оскорбляет и вообще ведёт себя как типичный деспотичный отчим. Он пренебрегает своими прямыми врачебными обязанностями: болтает о чём-то с Трелони, пока Смоллетт сам перевязывает себе рану. Более того, сам идёт на сговор с пиратами, только чтобы урвать кусочек. Его надежды на будущее настолько тесно переплелись с образом золота, что когда выясняется, что НЕ БУДЕТ никакой доли, он, охваченный безумием, ныряет в вонючую бездну, куда коварный Бен Ган отправил сокровища Флинта.

Теперь он самый богатый человек на земле. Не проклинайте его, черви и пиявки...

Короче, здесь доктор Ливси - вовсе не тот добродушный весельчак, что знаком нам по советскому мультику. Наоборот, это скверный, подлый, эгоистичный тип, который как нельзя лучше воплощает наш любимый "средний класс", и всё худшее, что в нём есть. Его право на клад и на статус весьма и весьма сомнительно.

А ещё врач...

Довольно неприглядная картинка получается с "благородными господами", не так ли? И статусное - не такое уж статусное? Может, пираты чем-то лучше?

Вообще-то - да, лучше. Эти ребята более искренние, они не делают вид, что они сливки общества и "лучшие люди". Им известно лишь одно: каждый проливал кровь и пот под командой Флинта, добывая золото, и потому каждый заслужил своей доли. А эти расфуфыренные клоуны, да что они знают о жизни? Доннерветтер, нет у них никакого права!

Хорошо об этом сказал Сильвер: "Золото и серебро не значат ничего. Но свобода, которую ты можешь на них купить - значит всё". Свобода - не гнуть спину за гроши, прозябая в нищете, не прислуживать господам, не унижаться перед сильными мира сего. Но это же незаконно, грабить суда и отнимать у других нажитое праведным трудом! А я напомню господам, что это был XVIII век, что из Вест-Индии вывозили за бесценок тонны благородных металлов, что Белый Человек мушкетом и пушкой грабил мир (хотя, конечно, попутно его облагораживал), и так ли это безнравственно - грабить действительно награбленное? Я не стану напоминать, сколько кровищи пролили Вест-индская и Ост-индская торговые компании, сколько душ погубили Васко да Гама, Сесиль Родс и прочие, уже в XIX веке... Скажу словами Сильвера: "Законы мира улыбаются одним и плюют на других".

То есть, собственно сокровища, дольче вита, Сильверу не сильно нужны. Но ему, хромому моряку, не улыбается перспектива всю жизнь куховарить для благородных сэров. Ему, который был предводителем абордажной команды у самого Флинта! Достоин ли он пенькового шарфа? Несомненно: волку - волчья смерть. Но делать из волка - милого домашнего пёсика...

Ужин для господ...

Тем паче что волк - благородное животное. Таковым был и Флинт: по воспоминаниям очевидцев, он одевался как король, носил красивый фиолетовый камзол, и смотрел, как его люди казнили работорговцев... Да! Ненависть пиратов к работорговцам проходит красной нитью через картину - так, во время наказания линьками матроса Бобби (а на самом деле - Шейлы), Сильвер спрашивает Смоллетта: вы что, хотите изуродовать спину этого христианского юноши? Хотите, чтобы отныне вас считали работорговцем? А теперь напомню господам, что именно работорговля была до середины XIX века одной из наиболее прибыльных статей дохода как торговых компаний, так и королевских бюджетов; отец-основатель США Вашингтон тоже был рабовладельцем. То, что для статусных героев - нечто, само собой разумеющееся, для маргиналов-пиратов - мерзкая мерзость. Нетрудно понять, почему: пираты - свободный народ, и генетически сочувствуют невольникам. Хотя, справедливости ради надо сказать, что некоторые пираты и сами не гнушались использовать рабский труд, если верить Эсквемелину.

Как и у рабов, у пиратов нет родины, и потому они всячески противопоставляют себя англичанам, словно потешаясь над их верностью Короне и Империи. "Где англичане спрятали карту!?" - негодует Хенс. "Почему ты не ищешь защиты у своих английских друзей?" - спрашивает Сильвер Джима. "Мы захватим корабль и перебьём англичашек!" - он же. А вот реплика Шейлы, обращённая к Джиму: "Ты всего лишь любимчик этих английских клоунов!". Родина всякого пирата - бескрайнее, свободное, бурное Море, и за право ходить под чёрно-кровавыми знамёнами им не жалко никаких сокровищ.

А ещё я подумал, что создатели фильма так и не простили британцам разгром Кригсмарине...

Своеобразное благородство Сильвера-вожака проявляется и в его отношении к своим людям. С одной стороны, он никому не позволяет ставить под сомнение свой авторитет: "Ну и командуйте сами со своими тупыми мозгами!"; а когда один из пиратов презрительно сплюнул ему под ноги, увидев, как добрый доктор Ливси пинками выгнал одноногого из форта, то тут же убил насмешника костылём: "Придётся тебя прикончить, пока слюной не захлебнулся!". В ответ на реплику Чёрного Пса "должен ли я выслушивать приказы от кока?", пригвоздил ему ножом ладонь к бочке: "Вот за что я люблю моих людей: каждый крепче самого дьявола!". Но, с другой стороны, очень трогательна его забота о Немом. Парню вырвали язык щипцами, а его невесту продали работорговцам. И вот Сильвер пообещал Немому, что выкупит невесту, и плевать, кому её продали. Заподозрив Чёрного Пса в убийстве Немого, Сильвер недвусмысленно обещает отомстить. И даже принимает помощь от доктора Ливси: "Немой снова начал ходить! За это доктору уготовано хорошее место в аду". Далее, узнав, что Бобби это никакой не Бобби, а дочь самого Флинта, он берёт её под опеку и пальцем не позволяет коснуться никому из похотливой флибустьерской братии. Да и к Джиму испытывает нечто вроде отеческой симпатии, не теряет надежды вырастить из него настоящего пирата.

А ещё в образе Сильвера словно оживают герои древних германских сказаний, их воля и дух, любовь к свободной жизни, презрение к смерти и вера в судьбу. Показателен эпизод в Бристоле, где Сильвер впервые встречается с Джимом. Пират словно выплывает из тени, из мрака, и кажется его частью, наделённой человечьим обличием. " - Меня предупреждали об одноногом", - говорит Джим с опаской. " - Об одноногом? - со смехом переспрашивает Сильвер. - Тут полно одноногих! Эй, вы, калеки, выползайте из своих вонючих нор! Сильвер зовёт вас! Всех недоумков, жрущих падаль, которые лишились здоровья во славу Его Королевского Величества! Посмотри на них, Джим! Вот они, благороднейшие люди, все короли, все до одного!". И они выходят - грязные, оборванные, искалеченные, подобные не людям, но безумным живым мертвецам, обречённым вечному проклятию... Сильвер не смеётся над ними, он им сочувствует, как умеет. Страшное и грустное зрелище... И мнится нечто запредельное, магическое в образе одноногого Сильвера.

А в конце фильма, когда становится ясно, что никакими сокровищами тут уже и не пахнет, а пахнет весьма отчётливо керосином, Сильвер покоряется судьбе: возьмите, мол, на борт... Так тебя ж вздёрнут на первом фонаре, морда пиратская, говорят ему. "Смерть не страшит старого моряка, - невозмутимо отвечает Сильвер. - Только бы увидеть родную землю". Заметьте, именно родную землю, родные берега, а не Англию там или Британию. Государство и его законы ему безразличны, но земля, почва, она навсегда остаётся в крови и зовёт перед смертью... Правда, потом он всё равно смылся, не без помощи Шейлы, на Тортугу. Потому что волк всегда смотрит в лес. Туда, где он будет свободен. А что без золота, из-за которого пролились реки крови... Ну, что поделать. Значит, не судьба. Был ли он готов без страха и раскаяния взойти на эшафот? Несомненно.

А ещё Сильвер - очень весёлый человек. Когда Ливси удивился, а что это Бег Ган сокровища над болотом повесил, пират объяснил: "У моряков это старый обычай, они всё подвешивают". Не знаю, задумывали ли авторы фильма эту реплику как юмористическую, но именно такой эффект она возымела.

В итоге: благородные, правильные господа предстают не менее мерзкими, чем морские разбойники (которые, кстати, гораздо ближе в "Острове..." к реальным историческим прототипам, чем комические персонажи из "...Карибского моря"). Но у Сильвера и ко есть несомненное преимущество: они настоящие, гордые и свободные.

Здесь любопытны сюжетные инициальные линии двух молодых людей: Джима Хокинса и Шейлы О'Донелл. Их путь и выбор довольно нетипичны для голливудской комиксной сюжетной схемы. Так, Джим по всем законам жанра массовой культуры должен, во-первых, победить всех врагов, во-вторых, завладеть сокровищем, и в-третьих, доказать всем, что он Настоящий Мачо-Мэн, а Шейла просто обязана тут же ему отдаться (ну или хотя бы поцеловать, в губы и с языком). И побоку, чего там писал Стивенсон: мы тут "movie" зрелищное снимаем, а не экранизацию классики.

Верните деньги, господа: линия Джима - это взросление, под хруст иллюзий, как положено. В начале он только и мечтает, как бы оказаться в море и убраться подальше от треклятого мыса, от матери, которая и неделю не проходила в трауре по отцу и готова отдаться симпатичному докторишке, от таверны, от идиотов-сверстников и от "этой убогой жизни, которую я ненавижу больше, чем смерть". Он ждёт "штормовой прилив", который "может стать благословением, поглотив всё". И дожидается: вначале Бонс, потом Слепой Пью. Билли Бонс пророчествует: "Ты маленький ублюдок, Джим, но в твоих глазах есть нечто такое, чего нет у других. В этой дыре ты не станешь настоящим мужчиной". И мечта юноши обретает плоть: карта! пиратский клад! приключения! круто, сто гарпунов киту в зад! И вот ветер в волосах, и стучат копыта по дороге в мечту, и все опасности нипочём...

И очень скоро, в Бристоле, мечта начинает рушиться. Потихоньку, по крупицам, незаметно. Проворонил свою половину карты, валяясь на сене с проституткой, нарвался несколько раз на головореза Хенса, потом полез учить Смоллетта, как надо управляться с командой, но не смог залезть в "воронье гнездо"... Да и с Шейлой не всё так гладко: украл поцелуй, причём дважды, и дочь Флинта в первый раз обещала прострелить ему колени, а во второй намекнула: "В аду у тебя будет много времени подумать, почему нельзя целовать девушку против воли". Чуть позже у них произошёл такой диалог: "Тогда я решила, что мой отец будет единственным мужчиной, кому я позволю себя целовать. /- Ну, тогда я второй, - ухмыляется Джим. /- Ты ещё должен мне доказать, что ты мужчина", - презрительно фыркает Шейла.

А вот с доказательством проблемы: Джим до конца остаётся щенком. Сообразительным, храбрым, нахальным, но не таким, какого могла бы полюбить дочь самого Флинта. Нет в нём несгибаемой, железной воли, безоглядной удали, упоения схваткой... Да, пристрелил Хенса, но руки-то дрожали. Да, готов отстаивать принципы и справедливость, но на словах, а на деле всё больше норовит схитрить. В его глазах, несомненно, плещется море, но ему пока недостаёт глубины, нет штормового прилива и кромешной бездны. Потому нет удивления, что в итоге Джим выбирает сторону "господ". Но, с другой стороны, пережитое закалило его, добавило решимости идти сквозь бурю, бороться и побеждать - или принять крушение мечты, тут уж как карта ляжет. Он не станет ни таким, как напыщенный дурак Трелони, ни таким, как самовлюблённый, тщеславный доктор Ливси. И, быть может, докажет однажды непокорной Шейле О'Донелл, что он мужчина и достоин её любви.

Но - тысяча чертей мне в глотку! - сколь же великолепен образ дочери Флинта в исполнении Дианы Вильямс! Единственное что, можно было обойтись и без обнажёнки у водопада...

Тебе-то чего неймётся, дурочка? - спросите вы. - С этими мужиками понятно, там каждый альфа-самец и рвётся всё всем доказать. А я не дурочка, - ответит Шейла, - я дочь самого Флинта, легендарного короля пиратов, который ходил в походы с Генри Морганом! И пока Флинт был жив, то содержал дочурку в Бристоле. Потом он исчез, исчезли и деньги на содержание, зато появились вопросы. Тогда Шейла отправилась искать ответы, и тут ей весьма удачно попался дурачок Джим. А также команда авантюристов во главе с разговорчивым сквайром. Переодевшись пацаном, Шейла нанимается матросом на "Эспаньолу". Ей не нужны приключения, богатство, слава, самоутверждение. Ей нужна правда. Что за человек был её отец. Что с ним случилось. И что представляют собой его пресловутые сокровища. "Я должна хотя бы прикоснуться к ним. А потом пусть делайте со мной, что хотите". Она - прямая наследница Флинта по праву крови. Для неё это вопрос чести, принципа, справедливости, а не выгоды.

Вместе с тем она явно романтизирует, идеализирует пиратов. Ей кажется, что раз уж её отец - знаменитый пиратский капитан, то и она, Шейла О'Донелл, настоящая пиратка: "Возможно, я одной крови с этими людьми". Да что там, она гордится своим отцом и его храбрыми флибустьерами! Гордится, что она - сродни этим кровожадным, алчным головорезам. Её не пугают их нравы, не пугает даже похотливый огонёк во взоре Чёрного Пса, когда "матрос Бобби" превратился в милую девушку. При этом она всячески поносит "английских клоунов".

Шейла ищет себя. А это, как известно, путь потерь. Перерождение - это прежде всего смерть.

Что ж, на Острове Сокровищ все участники экспедиции утратили иллюзии, и Шейла не стала исключением. Безумный Бег Ган открыл ей некоторые подробности её появления на свет. Как-то Флинт захватил богатое судно, на борту которого была такая себе красивая мисс, дочь какого-то английского офицера. Мисс ему очень понравилась, он ей, видимо, тоже, и стали они жить-поживать... Но однажды тёмной ночью Бен Ган - простой пират - обнаружил красивую мисс в неудобном положении на полу, а на неё взгромоздились пятеро потных матросов. Флинт лежал мертвецки пьян, а его люди, его доблестные морские волки, насиловали его возлюбленную. А через девять месяцев на свет родилась девочка Шейла. От кого из той лихой пятёрки?..

Это откровение разрушило мир Шейлы, словно гнев Господень - Вавилонскую башню. Словно тот самый штормовой прилив, о котором мечтал Джим. И чёрт бы с ним, что теперь она не имеет права на сокровища. Но теперь она - ублюдок без роду-племени. Одно дело - быть дочерью Флинта, такого крутого и легендарного, и совсем иное - выродком какого-то урода, плодом пьяного зачатия. И пираты - вовсе не такие уж благородные, вольнолюбивые рыцари морских дорог, вот ведь как. И в трюмах их кораблей - поболе гнилой воды, чем кажется на первый взгляд. И нет правды в их способе жизни, а есть лишь одна кровавая, грязная необходимость.

После такого откровения иной и жить не захочет...

И всё-таки пиратство у неё в крови. Пусть Флинт и не её родной отец, но он считал её своим ребёнком, а потому в сгинувших сокровищах была и её доля. Да, по возвращении в Англию её могут повесить, просто потому что она - его дочь, но отказываться от родства не собирается. Но ведь возвращаться не обязательно, ведь мир всё ещё так велик. "В любую страну, где я буду свободна?" - спрашивает Шейла, освобождая Сильвера на обратном пути. "Тот же огонь в твоих глазах, - одобрительно замечает Сильвер, - быть может, ты действительно его дочь". И вместо того, чтобы отдаться Джиму, на водопаде, как положено, Шейла с Сильвером отбывает на Тортугу. Потому что она не женщина-приз. Она - свободный человек. Такой же, как её великий отец. А что он был, извините, грабитель, насильник и убийца, то это отныне вопрос третьестепенный. Лучше умереть на воле, чем жить "любимчиком" "благородных" господ. Это её выбор, её путь, а встреча со злом и несправедливостью лишь закалила сталь в её глазах.

А вот кто не выдержал "беспредельной и страшной свободы", так это Бен Ган. Ужо над ним создатели фильма поизмывались! Если в книге это такой себе безобидный сумасшедший, то здесь - садист-шизофреник с ярко выраженной манией преследования. Он даже не человек. Он - демонический, хтонический страж проклятого клада. Человеческое общество ему уже не нужно, и сыр не нужен, а нужна только месть, холодная и сладкая, как труп, как сама ненависть. И он сполна ею наслаждается, когда открывает Шейле правду, когда сбрасывает сокровища в трясину, и когда Сильвер приносит ему жертву: "Мы оставим тебе Чёрного Пса! Это он рассказал Флинту про Бена Гана..." Жуткий Робинзон отправляется охотиться на собак, потому что его дикая, волчья натура не прощает предательства и стукачества.

Что ж, каков сторож, таков и клад. Вполне закономерно, что никто ничего не получил (кроме Шейлы: ей досталась какая-то побрякушка, которую успел схватить Джим). Во-первых, это кровавое золото, из-за него погибла куча народу, и не лучше ли ему отправиться в преисподнюю, дабы не умножать в мире зло? А во-вторых, если уж вам не по душе морализаторская эзотерика, клад Флинта в этой картине символизирует не что иное, как человеческие мечты, надежды и иллюзии. И вот - крушение всех надежд, всех мечтаний, всех иллюзий, для всех персонажей, для каждого, кто ступил на остров. Не важно, "хороший или плохой", не важно, статусный или маргинальный. И главный вопрос, который задаёт нам картина: а сможешь ли оправиться от такого удара, сможешь ли подняться и жить дальше, в мире, где нет места "сбыче мечт", где не осталось надежды, где нет ничего, кроме щедрой возможности понять и принять? И, быть может, найти рано или поздно какой-нибудь смысл во всём этом? Доктор, например, не смог. А Шейла и Джим - смогли. Вероятно, от того, что они ещё молоды и всё у них впереди? А море всё ещё столь велико, в нём ещё так много неизведанных берегов...

Главная идея картины "Остров сокровищ" - достойному человеку не должно стремиться к славе, наживе и власти, ему следует стремиться к свободе; а статус, богатство и даже мастерство не сделают человека счастливым, если он невольник в сердце своём. Свобода, конечно, тоже не приносит счастья, она ценна тем, что даёт возможность пути. И образ пирата как нельзя лучше подходит для иллюстрации такой возможности.

7. Маринотерапия: симптомы выздоровления

Попробуем наконец-то сделать выводы.

Активация героического духа в массовой культуре, актуализация героического архетипа в оригинальных, свежих, ярких воплощениях может быть признаком определённых изменений как в массовом сознании, так и в социально-философском, политическом и даже экономическом аспектах. Так, в начале XX века в массовом сознании германоязычных европейцев проснулся образ "Белокурой бестии", что доктор Юнг счёл весьма опасным симптомом (и не зря, как показал опыт). Иное дело, что эту колоссальную архетипную энергию можно было использовать во благо; и то, что немцы вскоре развязали две мировые войны, говорит не о "бестии", а о спекулянтах с имперскими амбициями.

Так чего нам стоит ждать (и стоит ли?) от поколения весёлых Роджеров? Что может означать активация пиратского архетипа для современной Европы?

(Я понимаю, конечно, что иллюстрационный материал в виде всего-навсего двух фильмов вряд ли можно считать репрезентативным и достаточным для каких бы то ни было обобщений. Извинить меня может разве что тот факт, что эти и другие "героические" фильмы (упомянутые "Пираты Карибского моря", "Алатристе", новая версия "Мушкетёров", которая, кстати, снималась в Баварии) существуют в определённом культурно-информационном поле, в пиратско-приключенческой традиции, актуализацию которой отрицать как минимум непросто).

Primo, социальный аспект. Тема имущественного и правового неравенства, которая озвучена в обоих фильмах и характерна вообще для "пиратской" субкультуры. Насколько она актуальна для современной Европы? Чего им неймётся в богатой Германии?

Вопрос острый и болезненный, актуальный скорее для нас, убогих недоносков Ильича, нежели для благословенного Запада. Но, видимо, и там не всё в порядке. Попробуем поковыряться.

Не скрою, я достаточно враждебно отношусь к идее необоснованного имущественно-правового равенства. И тот факт, что европейские (не в последнюю очередь - немецкие) налогоплательщики вынуждены содержать иммигрантов и собственных люмпенов, то, что европейская бюрократическая машина работает против налогоплательщиков, плодит бездельников, не может не настораживать. Но, с другой стороны, а легко ли найти работу в той же Германии? Скажу крамолу: Германия была травмирована падением Берлинской стены. Экономика ГДР работала на страны соцлагеря, и пока там был такой-сякой рынок сбыта, "осси" жили неплохо. Но тягаться с экономикой ФРГ и "открытого общества" социалистической модели оказалось не под силу. Да, конечно, вы можете заметить, что Восточная Германия всегда была развита хуже Западной, в силу всяких разных причин, и я даже соглашусь, но поставьте себя на место "осси": Большой Брат больше о вас не заботится, нет бесплатной медицины, бесплатного образования, гарантированных рабочих мест... Страшно, зябко, неуютно... Да чего там, мы сами любим ностальгировать по СССР. Ну, по крайней мере те, кто долго в нём жил и его помнит. Поэтому тяга к социализму для восточных немцев вполне психологически обоснована.

С другой стороны, а стоит ли искать в постулате ликеделеров "отбираем у тех, кто имеет слишком много, и отдаём тем, кто не имеет ничего" отголосок сакраментального "взять и поделить"? Я даже не о том, что вплоть до начала XX века "простому народу" в Европе жилось несладко, что "прибавочная стоимость" действительно отнималась вначале феодалами, потом "жадными капиталистами", и что к улучшению положения пролетариата привела угроза распространения ползучего коммунизма (не только, но в том числе). Идеология "изымания излишков" в данном конкретном случае базируется на эмпирически доказуемой неправедности путей обогащения (напомним: Конрад фон Валленрод - гопник и казнокрад). Конфисковать в пользу реально неимущих средства, накопленные незаконным путём - это не то же, что отобрать у трудолюбивого крестьянина хозяйство и отдать колхозу "Красный Гудок". А если закон на стороне преступника? Если "законы улыбаются одним и плюют на других"? Согласен, для современной Германии это скорее исключение, чем правило, но, видимо, прецеденты бывают. Вот, бедолага Кристиан Вольф вынужден уйти с поста президента ФРГ в связи с какой-то уж совсем ерундовой ерундой... А уж в наших пенатах такими прецедентами никого не удивишь. И вместо того, чтобы, как положено, провести расследование, собрать доказательства, обратиться в суд, мы вынуждены обращаться к очередному Штёртебекеру. Потому что Штёртебекер решит нашу проблему по справедливости, а не по закону. Потому что закон не работает. Потому что телега кривая. А у Штёртебекера не телега, а клёвый кораблик. Иное дело, что при такой системе кораблик рано или поздно пойдёт ко дну...

Политика насилия при решении подобных конфликтов, безусловно, не самая оптимальная. Но это лучше, чем делать вид, что меня не касается и всё хорошо. Когда государство не может по какой-то причине решить проблему, это должны делать сами граждане путём самоорганизации, используя все способы, законны они или нет.

И вполне возможно, что вскоре в положении "не имеющих ничего" окажутся как раз налогоплательщики, малый и средний бизнес, квалифицированные рабочие, интеллигенция (не говно нации, а те, кто действительно думают и учат думать других), а "имеющими слишком много" будут госслужащие, чиновники, бюрократы и их политкорректные псевдоинтеллектуальные подпевалы (как это уже случилось, хахахаха, в Греции). А также (ну, нам это не грозит, а Европе - вполне) - принципиальные бездельники из числа "простого народа". И я очень надеюсь, что вот тогда-то на улицы Гамбурга, Бремена, Ганновера, Берлина, Мюнхена, Франкфурта-на-Майне, Франкфурта-на-Одере, Гейдельберга, Дрездена, Дюссельдорфа, Нюрнберга, Магдебурга и других городов выйдут пираты Балтийского моря. И - как там у Дитмара из Любека? - соберётся непокорный люд из разных местечек - квартальные старшие, горожане из многих городов, ремесленники и крестьяне, - и назовутся братьями-витальерами. И скажут зарвавшимся евробюрократам: вы не имеете никакого права на наше золото, проклятые англичашки! Почему англичашки? Потому что, кажется, немецкие чиновники берут пример прежде всего со своих британских коллег...

Secundo, здесь появляется необходимость освоения новой формы гражданской самоорганизации. Пиратское боевое братство как новая форма идентичности вполне подходит для решения подобных задач. И не надо мне ехидно напоминать про отряды СА и СС - неудачный пример: там впереди паровоза была функция защиты Гроссе Геноссе и чисто политические цели. Гражданская же организация должна прежде всего отстаивать цели социальные. Пусть и асоциальными методами. Простейший пример из европейского опыта: Партия пиратов, которая набрала-таки некое количество мест в Европарламенте. Эти ребята борются с шизофренией вокруг авторских прав на интеллектуальную собственность. Правда, не знаю, насколько успешно.

Другой пример, посвежее. Грозный украинский МВД закрыл наш любимый файлообменник www.EX.ua , мотивируя это борьбой с нарушением авторских прав. Сутки спустя, благодаря слаженной работе украинских и зарубежных хакеров, массово полетели правительственные сайты, в том числе и МВД-шный. Как поётся в песне про рыцаря Байду: "Бо це ж тобi, турецький царю, та й за славного лицаря кару". Теперь наши "проклятые англичашки" вроде пошли на попятный, и, вполне возможно, таки возобновят работу еикса.

Или вот история с робингудами из украинского городка Нежин. Сейчас идёт суд, и, боюсь, ребят посадят. А за что? А за то, что они отпи... э... отпинали больно местных "бизнесменов", которые не шибко скрываясь барыжили герычем. И весь городок был в курсе, но через милицию этот вопрос не решался. По прозрачной, я думаю, причине. Кому интересно, больше инфы тут:

http://www.svidomo.org/defend_article/5802

А вспомним фонд Евгения Ройзмана из Екатеринбурга "Город без наркотиков". На балансе фонда находится несколько реабилитационных центров для наркоманов. Пациенты сдаются туда родными для лечения. Часто - принудительного. Не знаю, есть ли соответствующие постановления судов, но, с другой стороны, а зачем, если симптомы наркозависимости у таких клиентов всегда налицо и на лице? Когда человека преследует злая абстиненция от нехватки в организме полезного кодеина, тут уж не до судебных дебатов, друзья мои. Кто видел, тот знает.

Законопослушание - это славно. Как говорит старинная норвежская поговорка, "законом страна держится, беззаконием - разрушается". Но когда законы мира постоянно плюют нам в лицо, а другим улыбаются во все зубы, то рано или поздно нам надоест утираться. И когда чудаки на букву МЭ оккупируют Уолл-стрит на основании того, что им не перепадает халявы, то они просто вонючие попрошайки. Большинство из них требуют "справедливого перераспределения" средств в свою пользу только на основании того, что-де у других есть, а у нас нет. Не ставится вопрос, а чем вы заслужили. Финансовые рынки, конечно, зло, но это по крайней мере не Ганза и не работорговцы. А вот когда люди объединяются, чтобы дать отпор произволу продажных ментов и прокуроров, остановить наркоторговлю, отстоять своё право на доступ к информации, не представляющей никакой гостайны - вот это настоящие пираты, готовые нарушить закон ради справедливости. И, я думаю, число таких боевых братств в ближайшем будущем будет только увеличиваться. Что радует.

Вы можете вполне обоснованно возразить: но как же так, разве это хорошо, что вместо интеллекта капиталом становится насилие? А я отвечу, что вовсе не обязательно: интеллектуальный капитал - тоже оружие. Но почему бы не устранить причину зла, несовершенство самого государства? Да разве ж я против. Но, как говорит мой друг Арончик Михельсон: "Ой-вэй, Хаген, вы ещё так молоды, вы ещё не знаете, шо наше государство таки нельзя изменить, до него можно только приспособиться..."

Опять же, вы можете ехидно заметить: а что, дескать, сомалийские пираты - это ваш идеал боевого братства? Вы считаете, дружище Хаген, что это, как там, "ответ жадным европейским нациям"? Не жалко земляков с борта злосчастной "Фаины"? Или вы, как Эрик Картман из "Южного парка", считаете Сомали райским уголком с сокровищами и ромом? А я вам отвечу, друзья: нет, не считаю. Но если бы я жил в Сомали, то тоже, вероятно, стал бы пиратом. И уже, вероятно, скопытился бы если не от пули, то от СПИДа. Потому что и там пираты - это следствие невыносимых условий жизни. И там тоже устранять надо причины. А причины самые разнообразные. Не берусь, впрочем, судить, насколько виноваты "жадные европейские нации". Могу только предположить, что Сомали не просто так стал всемирной свалкой химических и радиоактивных отходов.

Tercio, для образования подобных структур необходим определённый психологический тип. Одного только "мы вместе!" не хватит для полноценного функционирования. Вы не соберёте пиратской команды из офисного планктона или напионеренных фанатиков. Такая команда должна состоять из личностей. Из тех, у кого "Море в глазах" (с).

Герои фильмов, упомянутых выше, как раз из их числа. Психология таких людей - это психология свободы. Не анархической вседозволенности, не своеволия дикарей, а сознательного выбора и осознания последствий. И готовность держать ответ за свои поступки. Нести наказание в случае неудачи и не ждать благодарности в случае успеха. Героика восстания, пафос бунта сочетается в таких людях с жаждой поиска.

Нехитрое дело - бегать по домам богачей и переставлять там мебель, как герои фильма Ханса Вайнгартнера "Воспитатели". И ныть на Уолл-стрит тоже много отваги не надо. И громить предместья Лондона от скуки да избытка сил... Отвага нужна - отстаивать права, честь и достоинство в судах и стычках с полицией, когда остальные методы исчерпаны. Как же отличить распоясавшегося гопника от гражданского активиста (нашего брата-пирата)? Глазами! Есть хорошая пословица про волкодава и людоеда...

Сегодня эта нарождающаяся психология ответственной свободы, героика молодёжного бунта и поиска идеалов, красоты, новых впечатлений, истины, чувств, самой жизни находит воплощения в образах массовой культуры. И я очень рад, что обновлённая массовая культура входит в противофазу с, во-первых, маргинальной контркультурой с её антиэстетической стилистикой, псевдоинтеллектуальным идейным содержанием и некрофильской сущностью, и, во-вторых, культурой общества потребления, жвачкой для недоумков и шаблонной попсой для Среднего Класса. И очень даже может быть, что героические времена не так уж безвозвратно минули, как нас уверяет Александр Никонов.

Поднять якоря. Отдать швартовы. Мы выходим в море, и у нас есть курс. И пусть на наших могилах не цвести розам! Зато мы можем дышать холодным ветром над просторами северных морей, а наша свобода стоит дороже всех сокровищ мира...

wir fahren zur See - Мы отправляемся в море!

Auf einem Seemannsgrab blühen keine Rosen (На могиле моряка розы не цветут...) - эту надпись часто можно было увидеть на могилах офицеров Кригсмарине

"Море в глазах" - Копирайт Наталии Девятко, автора пиратского романа "Сокровища Призрачных островов"

Оставить комментарий © Copyright Хаген Альварсон (Hagen_a@i.ua) Размещен: 18/02/2012, изменен: 18/02/2012. 78k. Статистика. Эссе: Критика Трактир-киноклуб Иллюстрации/приложения: 41 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Героический дискурс в немецком кино на примере фильмов "Сердце пирата" и "Сокровища капитана Флинта"

Хаген Альварсон : другие произведения.

Кино и немцы: wir fahren zur See!