Аннотация: Чёрные пятна бывают разные, пусть и цвет у них один.
Это продолжается уже три дня. Иногда я вижу его просто бредущим где-то далеко, на линии горизонта. Но сегодня увидел его поближе. Он был в том огромном кусте, прикрытый тенью дерева. Возможно поэтому он решил, что я его не замечу в такой близи. Всего то метров двести, триста, и вот он. Правда я так и не смог разглядеть, кто он, леопард или гепард. Тень всё же сыграла ему на маскировку. Даже при том что мне не удалось его опознать, я уверен, это одна и та же особь ходит у меня по пятам. Может наши пути так совпали, может я ему приглянулся. Судя по той живности дичи вокруг, я не буду жертвой его голода. Конечно это радует. Интересно всё-таки понаблюдать за природой, в первозданной и чистой среде, без всех прибауток людей, так сказать наблюдать за оголённым естеством.
Признаюсь, здешние пустыри замылили мне глаза быстрее чем я того хотел. Возможно я даже скажу, что начал скучать по цементу. Да, по цементу. По этому простому материалу и по всему исходящему из него. По огромным и маленьким домам, по торговым центрам, школам, офисам. Хотя нет, пожалуй, по последним я не скучаю. И даже если так подумать, то по остальному тоже не сильно слёзы лью.
Спишу всё на жару, пожалуй, и на то что она выжгла мне последние мозги. И это единственное что мне нравиться в городах, жара, а точнее её отсутствие. Даже в самые жаркие дни лета песок у моря не мог обжечь. Ни на чёрном ни на азовском море не было пляжа что обжигал, обычно песок только ласкал теплом. Хоть тепло и покусывало пятки, било прямо в лицо, но это всего-навсего ласки. Здесь в Африке я это понял. Здесь, в этой пустыне, я понял, что ни черта не знал о настоящей жаре.
Вся пустыня будто была создана для доставления тягучей и липкой, как слизь, досады. Красный песок режет глаза, плавит подошву, да что там подошва, он и калий может плавить в особо солнечные дни. Кусты, даже нет, маленькие кустики, которым хоть бы хны от жары, уже исцарапали мне все ноги, их ветви чрезвычайно колючи как раз там, на высоте неприкрытых лодыжек. А, ещё жара, я уже говорил о ней? Вроде бы нет. В двух словах от неё горизонт плавиться аж до захода солнца, и не сказать, что он перестаёт таять, просто я перестаю это видеть.
И вот вы, именно вы, наверное, уже спрашиваете: "С кем ты разговариваешь Алекс? На много гектаров вокруг нет никого кроме песчанок, и ничего кроме кустов. Зачем ты это говоришь? Ты что сумасшедший?" спрашивайте вы. А я отвечаю, нет. Нет, со мной действительно всё в порядке. Я не сбрендил от жары. Я не свихнулся от одиночества, ведь одинок всего четыре дня...
Зря я это вспомнил. А ведь только начал забывать. Только закрыл, закутал этот неприятный момент в одеяло из огненной жары с пододеяльником из колючих кустов. Только спрятал его подальше, как всё вспомнилось.
Эх, Леонид Сергеевич, надеюсь с вами всё хорошо. Надеюсь ваша нога заживёт и здешней медицины хватит вылечить её, а не отрезать. Мне больно думать, что ваша жизнь может сломаться, вот так в миг, пуф и разрушена. Я надеюсь эта рана не будет грызть вас, надеюсь плохие мысли не будут лезть к вам в голову и не давать уснуть. Ведь это я во всём виноват. Да, знаю, вы меня простили сотню раз, вы разделяли вену. Но нет, вся ответственность целиком на мне.
Стоп. Это уже смахивает на исповедь. Вы бы только посмеялись, услышав меня сейчас. Молодой учёный не может верить в бога. Эта почесть доступна лишь старикам-учёным и дилетантам-учёным, а зачастую и обладателями сразу всего перечисленного.
Я закончу экспедицию. Завершить эти исследование самое малое что я обязан сделать для вас. Пусть это и не труд вашей жизни, но я не дам утонуть в песках даже маленькой песчинке вашей работы, особенно из-за меня. Поэтому я продолжу искать. Прямо сейчас. Я уже остыл в теньке, да и солнце спряталось за облако. Пора идти, в пески, рыскать-искать!
Вы это видели? О господи, да кого я спрашиваю. Неважно. Бессмысленно. Абсолютно не нужно... Он там. Я еле его разглядел. Леопард сидел прямо тут. Перед палаткой. Один-два шага и вот он. Сидит за веткой. Весь в пятнах, своих и от тени. И только луна блестит в его глазах.
Что ему нужно от меня? Зачем он пришёл к моей палатке среди ночи? Почему не охотится в идеальное для этого время... или он охотиться на меня? Нет. Это бред. Нет-нет-нет. Он так давно за мной идёт, у него было столько возможностей, наверное. Если не я то что же ему нужно? Это надо выяснить...
Ага, может быть мясо. Хмм, мясо, это конечно сильно громко сказано. Мясные консервы, банка, которых, наверное, стоит дороже самого мяса. Они сделаны из такой отвратительной бодяги, я даже не знаю на какой свалке можно такую найти. Я без проблем избавлюсь от них. Оставлю прямо тут, вместо палатки. Мне не жалко, сухпайка хватит. Даже открою банки. Пускай жрёт, лишь бы от меня отвалил. Не хочу я больше видеть его.
Мне хватает дел. И мне не хотелось бы добавки в виде марафона от сумасшедшей кошки. Профессор рассчитывает на меня. Пусть и уговаривал отложить всё. Пусти и просил лететь с ним. Но я-то знаю, он будет благодарен, когда я всё закончу. Солнце встанет с минуты на минуту, и мой долг взойдёт вместе с ним.
Рюкзак будто стал пушинкой. Давно надо было избавиться от этих "кирпичей". Мне и без них хватает лишней тягости. Все инструменты, аппаратура и прочее прелести полевых исследований теперь на мне одном. И те жестянки нисколечко не помогали.
Как я и сказал я оставил их там, в том кусте под деревом где стояла палатка. Надеюсь ему понравиться та требуха. Я говорю это без капли злости. Я слишком добрый. Я не могу винить животное, даже если оно чуть не вызвало сердечный приступ. Если Леопарду так лень поймать какую-то газель, я не против, пускай полакомиться. Всё равно это "мясо" как я уже сказал было мне в тягость. А его, как опять же я уже говорил, я не очень хочу видеть снова.
Кстати возвращаясь к жестянкам. Что вы думаете? Я увидел машину. Внедорожник, видимо местные. Не знаю на кой ляд им нужно посреди пустыни, но может быть они искали меня. Вот такая вот мыслишка появилась. Конечно же это всего-навсего догадка. Но я решил не подавать признаки. Я, тогда как раз... хмм... "поливал" единственное дерево на всём горизонте. И решил не вылазить. Ведь если их прислал профессор, а есть причины так полагать, они то ехали как раз вдоль моего пути, то они могли меня отговорить. Попросить вернуться. А я не хочу. Можно сказать, я свыкся с моим бременем. И даже таким уж бременем и проблемой я его не считаю. Как не крути факты, от перестановки слагаемых сумма меняется, виноват всё ещё я.
Зачем? Зачем он это делает? Это не игра. Это не охота. Это издевательство. Моя фляга. Я нашёл её искусанной недалеко от палатки. И как я только не слышал звон метала о зубы? Неважно. Выпаривать воду тоже не выйдет. Варварский котяра всё сломал. Теперь у меня нет воды, от слова совсем...
Хотя в фляге осталась пара глотков. Я немного остыл, хоть это и слегка парадоксально звучит учитывая, что солнце уже встало. Хоть я и не могу выпаривать воду, солнце успешно выпаривает из меня пот. К счастью работа продвигается и мне не нужно больше здесь оставаться. Я могу отправиться к реке. Там меня тоже конечно ждёт немало забот, немало работ, немало долгов.
Окованго совсем рядом. И теперь, когда леопард лишил меня половины! уф, извините, голос сорвался, не стоило кричать. Леопард лишил меня половины приспособлений. В том числе и для добычи воды. Хоть нужное для исследований не тронул, и на том спасибо. К чему я это? А! идти стало гораздо легче. Не успеет во рту пересохнуть как я уже буду напиваться из реки.
Я тотально не могу понять стоит ли мне его опасаться? Вне всякого сомнения, он вызывает у меня страх. И даже промелькнули некие сигналы, в простонародье их кличут мысли. Одна такая говорила мне, нет даже упрекала в том, что я не полетел с профессором. В том, что не закинул все эти исследования в папку, в далёкий архив, с глаз долой -- из сердца вон. Но это было тогда, когда диковинный страх встал за штурвал в моей голове, и направлял меня только туда куда ему угодно.
Я не считаю, что тогда совершил ошибку, что зря не сел. Совершил ошибку я горазда раньше, когда чуть не сорвал всё. Хоть это всё и не так значительно, но я закончу всё что по моей воле чуть не улетело в труб... архив. Добьюсь успеха, и профессор увидит, что зря взывал меня к другому.
Забавно. Честно забавно. Забавно было смотреть как мелькают эти пятна. Точь-в-точь было и тогда, когда профессор из-за меня повредил ногу. Неуловимо быстро. Безжалостно. Как падающее лезвие гильотины. Всё отсекается. Не о каком понятии происходящего и речи быть не может. Ибо даже мысли не успевают зародиться. Вот на столько это было быстро.
Теперь мне не остаётся ничего. Я даже не могу сжать кулаки. Сопротивляться. Делать хоть что-то с его клыками. Моя шея уже давно в его тёплой пасти. И ничего. Уверяю вас, ничто не сравниться с этой колкой, обжигающей прохладой, исходящей от тепла. Всё перемешалось. Всё бурлит. А в голове только досада. Опустошение. Ведь я не справился. Ничего не вышло.
Теперь мне не остаётся ничего. Я даже не хочу сжать кулаки. Сопротивляться. Зачем это? Я не смог ничего сделать. Не смог хоть как-то помочь профессору. Не смог отчиститься от того что натворил.
И остаётся только лежать. Ждать. Смотреть на себя в отражении воды. Смотреть на него. Смотреть пока все его пятна не смешаются в одно, чёрное пятно. Смотреть пока это пятно наконец не задушит меня. Смотреть и только смотреть. Ведь похоже я проиграл уже давно. И профессор не сможет мной гордиться. Ведь я не смог. Облажался.