Не попадется под вспышки камер;
это иллюзия  той весны.
Дверь распахнулась, крик  слабый замер
перед мгновением тишины.
Вот он  вошел походкой усталой,
в жесткой шинели, в пилотке простой;
красная капелька звездочки малой
вспыхнула разом, как сухостой.
Сбилась земля с привычного круга,
пол пошатнулся, уйдя из-под ног.
Сжался  мальчонка, дрожа от испуга,
не понимая слова  "Сынок".

Вижу отчетливо эту сцену,
вижу шинель, что помята слегка,
 желтый ремень и портянки на смену
в недрах потертого вещмешка.

Может и правда, шагнул с пьедестала,
кто-то погибший средь финских болот,
встал на пороге, взглянул устало.

Двух моих близких та осень застала, 
прямо у Пулковских злых высот.

Два ополченца из Ленинграда.
  Мало мы знаем: в первом бою
пали за чудо Летнего Сада,
за Эрмитаж, за  семью свою.

Тень пробыла там совсем немного,
чуть покачнула рукав пустой,
да постояла  еще у порога,
горько вдыхая домашний настой.

Тихо в квартире, никто не вернулся;
  сумрак сгустился в ночной тишине.
Спящий мальчонка вдруг повернулся,
может быть, что-то увидел во сне.