Смерть, ты всему даёшь предел
и оттеняешь смысл явлений, ...
Аркадий Ровнер
...
И я в ответ ему: "Познай мой жребий злобный:
Я осужден на смерть и позван в суд загробный -
И вот о чем крушусь; к суду я не готов,
И смерть меня страшит."
...
А.С. Пушкин, "Странник"
...
[во время сердечного приступа Филимонов обнаруживает себя в неуютном пространстве, где еще много людей из разных эпох сидят в коридорах, в одной из комнат встречает своих умерших родителей]
Мама [говорит тихо, еле слышно, без выражения]: Неужели, сынок, тебя нельзя было спасти?
Папа [тоже говорит как тень]: Какое горе, что это случилось так рано...
Филимонов: Папа, я... я что.. умер?!
Мама: Я так хочу тебя обнять... но не могу...
Филимонов: Почему?
Мама: Потому что нас нет.
Филимонов: И меня тоже нет?
Папа: Ни тебя, ни меня... никого нет.
Филимонов [показывает на других людей]: А это кто такие?
Папа: Это очередь на Суд. На Высший Суд.
Мама: Перед Судом дают свидания с близкими и родными. ... Обидно, Леня, что ты нас совсем забыл. На могиле не был два года, пропустил мой день рождения, день смерти. И отцовские дни забыл.
Фильм "Забытая мелодия для флейты", 1987.
...
[Петр I в некоем загробном мире, похожем на ад. Это видение Балакирева, которое в пьесе описывается так: "...Увидел он поле на берегу реки. На краю поля сидел бородатый музыкант и печально играл на каком-то диковинном инструменте, напоминающем древний фагот. По полю кругами бродили странные люди, изредка поглядывая на толстую веревку, спускающуюся прямо с неба. Иногда кто-то из них подпрыгивал, пытаясь ухватиться за конец веревки. Но веревка была высоко, и человек падал в траву, а бродившие, равнодушно переступив через упавшего, продолжали свое тупое круговое движение. Среди этих людей Балакирев с изумлением увидел Монса, державшего свою отрубленную голову {в мешочке} под мышкой"]: Иван?
(Петр подошел к Балакиреву.)
Петр: Вот сурприз! Даже не знаю, как и сказать: скажу 'рад, что помер' - нехорошо, 'не рад' - неправда! Молча обнимемся, Ваня! Ко всему подойдет!
(Обнял Балакирева.)
Петр: И как же ты к нам вдруг перекинулся, Ваня? После душегубства моего уцелел, сказывали...
Балакирев: Уцелел.
Петр: Почему здесь?
Карлик: Пуля в ем... Под самым сердцем сидит!..
Петр: Кто убийца?
Балакирев: По глупости все получилось... По пьянке...
Петр: Стало быть, сам в себя пальнул? Это грех!
Монс: Это грех.
Балакирев: Стрелял не я.
Петр: Какая разница, кто стрелял? Под глупую пулю подставился - стало быть, самоубийца... Здесь, Ваня, мы все самоубийцы... Своими руками жизнь, дарованную Богом, загубили...
(Повернулся к Монсу)
Вот он меня в большой гнев ввел, а я его казнил - и теперь он без головы.
Балакирев [показывает на Монса, который и с головой и держит в руке голову в мешочке]: А как же?...
Петр: Да нет, не плечах так... видимость одна. Голову свою он потерял.
Монс: Голову свою я давно потерял. В России жить с головой и не потерять ее - невозможно. Прости, государь, что я без головы!
Петр: Сказано было, что прощу! Всех прощу, кроме Катерины! Но сперва ты прости! [Монс кривится и отворачивается] Вот опять рожу воротит... Все собираюсь его первым простить, а он меня...
Монс: Вот так, Вань, оба мучаемся здесь... Прости первым, Алексеич!
Петр: Я говорю, что сперва ты прости!
Монс: Хорошо, прощу, но сперва прости ты!
Петр: Тьфу ты, да не зли меня, дурак!
(Схватился за голову.)
Вот! Пытка началась...
Монс: И поделом... тебе... сатрапу... Ох!
(Схватился за голову, застонал.)
Петр: Вот за сатрапа на другом свете я б тебе не только голову, я б тебе еще кое-что оторвал! Прости, брат!
Монс: Прощу, но сначала ты..
Карлик: Вот так друг дружку терзаем, Ваня! Без продыху!
[Покойники со вздохом отошли и начали свое круговое монотонное движение вокруг веревки]
Балакирев [глядя на покойников]: Ваше величество...
Петр: Здесь мы без чинов и званий... Зови просто... Петр Алексеевич...
Балакирев: Как-то непривычно... Ну ладно... Петр Алексеевич, дозволь спросить: в чем же мука-то, терзание? По кругу, что ль, ходить?
Петр: Ходить нетрудно, а вот что думать при этом надо - беда!.. Ты зубы-то не скаль... Думать здесь для человека оказалась - мука адская. Каждая мысль здесь - как гвоздь! Голова раскалывается, кости трещат... Вот сегодня пришла мне такая мысль - был царем, создал державу великую... Каких нигде в мире нет. Вот Андреевский флаг над океаном поднял, растянул Русь-матушку с запада на восток и с юга на север, как гармонь, а играть-то на сем инструменте подданных не обучил... Вот и дергают попусту меха да на клавиши без разбору давят... трень-брень... брень-трень... А иные уже не бренькают, не тренькают - уворовали, сукины дети... сукины дети...
(Сжал руками голову, заскрипел зубами.)
Это ж не музыка, Ваня, - это пытка!
Балакирев: Не казните себя, Петр Алексеевич. Мы там всем довольные.
Петр: Врешь! Кабы были довольные, не пили бы столько... Да не стреляли бы друг в дружку... Нет, я так полагаю, ума-то меня было предостаточно, а вот на всю империю не хватило. Заместо ума душегубство из меня поперло. Вашу дикость своей дикостью царь лечил, потому и не вылечил! Может, не так лечить надо было? Может, как сын Алексей предлагал - смирением да покаянием? А я его казнил...
...
Григорий Горин, пьеса 'Шут Балакирев, или Придворная комедия', 1999, с учетом спектакля Ленкома "Шут Балакирев" {Петра 1 играет Олег Янковский}