В космонавтике существует понятие эффект обзора. Это такое состояние ощущений ничтожного размера нашей планеты, когда смотришь на нее из космоса.
Наша крошечная планета и огромный неизведанный мир гравитации и материи. Частицы света и атомы сверхжелеза. Взрывы старых звезд, рождение в их пыли новой надежды. Новообразования нейтронов, молодого света, который, успев родиться, отправляется в свой бесконечный путь. Свет отправляется на поиски предела всего сущего. И когда он, наконец, находит его, то отражается от негостеприимной и уставшей поверхности, и летит назад.
Человеческая сущность также, родившись в густых зарослях звезд, продолжает прорываться сквозь них, восхищаясь и ненавидя эти путы одновременно. Стремится, вслед за светом, отправиться вдаль, цепляясь за фотоны, нейтрино, мезоны, чтобы найти уставший предел жизни, для одной только цели - оттолкнуться от него.
И ничто не может успокоить этой жажды лететь за светом во тьму. Идти по почти разреженному вакууму, задыхаясь, замерзая, и сгорая сухим песком в моменты пролета мимо гигантских термоядерных реакторов. Этот путь продолжался вечность, и никогда не закончится, потому что еще никто не видел света, возвращающегося назад.
Глава 1. Не вода.
"Шероховатые воспоминания шлифуют мозг с завидным остервенением, которое сопровождается яркими искрами, свистом и воплями сопутствующих фрагментов памяти. И их непросто выбросить из головы. Или попытаться сгладить. Единственной очевидной возможностью становится лишь не пускать эти шероховатости в гладкую размеренную жизнь...черт. Пиво кончилось".
Валентин отодвинул стол, резко встал и нечаянно вырвал шнур блока питания ноутбука. Компьютер отключился, за неимением аккумуляторной батареи, которую Валя положил в картонную коробку на почтовых ящиках в подъезде.
- Ну как так?!
Валя нацепил куртку, обулся в коричневые кроссы и вышел за пивом. За светлым нефильтрованным. В коричневых кроссовках и болотной куртке. За пшеничным пивом в ближайший магазин. За отменным пойлом, в дешевый разливной. Но в лифте у него случился курьез. У Валентина произошел заговор.
- Вы верно не туда движетесь, молодой человек.
- Туда же, куда и все, - ответил Валя незнакомому человеку. Возможно соседу по подъезду, возможно кому-то еще. Разве есть разница?
Разве существует разница между соседом по площадке, подъезду, дому и тем прохожим, с соседней улицы, соседнего дома, планеты? Этот сосед никогда не станет ближе тебя самого. Никто не станет на твое место. Только ты властелин судьбы. Твое последнее слово. Первое, второе, четвертое и последнее. Все слова твои. Ничьи больше. Ничьи меньше. Все замкнуто в тебе. Все размыкается от тебя. Ты. Ты. Ты.
- Да нет, вы не поняли, - заулыбался сосед. - Нажмите первый. Вы нажали обратно свой.
Валя на автомате нажал четырнадцатый, как только лифт тронулся. Там, где его двушка с тонкими стенами. Там, где он употребляет пиво. Там, где он выдергивает шнур из блока питания ноутбука, который не успевает сохранить его писанину в блог. Там, где его бункер. Где его отправная точка в мир чудесных фантазий о жизни, имеющей логическое объяснение. Точка, к которой он уже пришел с пивом, придвинулся к LED экрану, и написал уже пару строк. Да, пару тухлых строк.
- До свидания, - промямлил Валентин, вышел вперед из лифта, и больше никогда не видел соседа-не соседа.
Пиво было на столе. Стол был под ноутбуком. Клавиатура ожидала покушений на свои девственные клавиши. Буквы хотели. А Валентин не мог. И на этом его путь был окончен.
Глава 2. Вода.
Светало. Совсем рассвело. Гоша заставил себя встать. Хоть было восемь утра, для Георгия это было поздно. Обычно, его день начинался в пять тридцать. Но это обычно, когда он работал. В отпуске же можно позволить себе некоторую слабость. Некоторое позволение выспаться. Немного, конечно.
Пес лаял. Что ему еще делать? Солнце светило. Хотя не обязано было. Солнце находилось высоко в зените. Почти над головой. Но это лишь казалось. Из-за снега, и отражения от него лучей света в белую кухню. На самом деле оно находилось чуть выше линии горизонта. Правда, немного выше. Если заделаться физиком и математиком, то уместно будет сказать, градусов тридцать, тридцать пять.
Тесть предложил отправиться охотиться на лис. В лесок неподалеку. В сорока пяти верстах. Так он называл километры. Причем осознано. "Я не смог угнаться за белым ублюдком до самой реки! До Кутьяха, мать его под хвост! А гнал я под шестьдесят верст в час. На буране. Представляешь?!" - вспомнился Гоше рассказ тестя трехлетней давности. И не только из-за верст, а из-за охоты. Зайцы, лисы, тигры, кентавры. Надо убивать. Снова надо убивать. Ради еды? Неее. Ради успокоения. Ради катарсиса затраченных нервов за добытые деньги. И за недобытые тоже. И за мужской деревенский престиж.
- Когда поедем, Николай Аркадьич?
- Вчера надо ехать! Поедем сегодня! Вопросы есть? - Тесть намахнул самогону. Сделался розовым и неуместным к вопросам.
- Нет. Ща поем и готов, - Георгий смирился с охотой, поездкой, и отсутствием интимной близости с женой. Все-таки уже неделя отпуска прошла, а он так и не почувствовал ласк своей жены. То одно, то другое. Гоша снял квартиру с ремонтом. Решил сменить обстановку. За два дня до поездки к родителям. Все дела, ванна, лепестки цветов, пена, восторг именинника. А у нее кризис. Она не реализовала себя, как личность. Села на шею. Сидит. Здорово. Ну, дети, понятно. Но пена растворилась.
Георгий посмотрел в окно. За забором лежал убранный лопатой снег, большими высокими кучами. На них падало солнце, отдаваясь всецело и безмятежно рыхлому снегу, его спокойствию. На время зимы снег неуступчив, дерзок порой, но, все же, прекрасен. Бесконечные дюны кристаллизованной воды на замерзших полях, в приостановившихся руслах рек, в венах, в голове, в мыслях и снах. И не получается думать о чем-то ином, сверхъестественном и никогда не возможным. А это всего лишь вода. Вода, которая не успела ступить дальше в путь. Зависшая на перепутье двух миров - прохладного рассветного солнца и жаркого полуденного света звезды, превращающего воду в пар, в легкое полуживое состояние.
- Поехали, Аркадьич. Охота развеяться.
- Ну, охота, так охота. Сынок, бураны заправь. Заведи, проверь... погоди, - Аркадьич остановил зятя, протянутой рукой с полной рюмкой. - Выпей.
Георгий выпил. После, заправил оба бурана. Завел один. Да, здорово. Звук ревущего мотора возбудил Гошу. Он дернул рычаг трансмиссии и надавил на гашетку газа. Еще, еще! Здорово! Гоша выехал через огород в открытое поле и помчался к реке. Безумно и спокойно. На полных правах властелина сезона. На полных правах господина севера. Он может ехать туда, куда ему захочется, так, как ему это охота.
- Мне охота! Мне охота! - кричал Георгий. Громче ветра, громче снега.
Его буран мчался по урезу реки, вдоль берега. Снегоход был новым, исправным. И легко развивал скорость около восьмидесяти километров в час. Что это за скорость? Это двадцать два метра в секунду. А первая космическая скорость составляет семь целых и девяносто одну сотую километров в секунду. Первая космическая - это та скорость, при которой объект может совершать движение по круговой орбите вокруг Земли и никогда не падать на планету. Быть наравне с нашей планетой, ловить ее ритм. Быть таким же прекрасным, и таким же быстрым. Скорость в двадцать два метра в секунду это около трех десятых процента от первой космической. Треть процента. Одна треть от одной сотой, чтобы стать планетой. Это не так уж и мало.
Снегоход Георгия налетел на незаметную кочку в замерзшей заводи. Буран резко остановился. К сожалению, Гоша также резко остановиться не смог. И на скорости одной трети от одной сотой первой космической он врезался нижней челюстью в лобовое защитное стекло, оставив ее позади. Николай Аркадьич нашел своего зятя в бессознательном состоянии и с большой потерей крови в холодном снегу получасом позже. И на этом путь Георгия был окончен.
Глава 3. Лед.
Свет еле-еле пробивался сквозь дождь. Густой, холодный дождь падал на крышу, на лицо Ольги. Сигареты промокли в кармане. Уже давно было пора и самой заходить в дом. Но Ольга все стояла на месте.
- Оль, пошли, - из чердака, не выходя на крышу, звала подруга не то жалостливо, не то укоризненно. Катя звала ее обратно, где тепло, где нет солнца, но зато не бывает дождей - в дом.
- Сейчас, еще подожду немного.
- Оля, ну кого ты собралась ждать? Заходи, не глупи. Ты написала сегодня хоть что-нибудь? Стоишь тут, мокнешь. Ищешь ответы. А их не будет, Оль. Его не будет, тебя. Никого не будет.
Ольга смотрела с крыши на соседние здания. На их нелепые строгие текстуры, необыкновенно прозрачные стены, и, под ними, ржавую кровь. Стеклянные невидящие глаза, за которыми Ольга видела клетки вируса, заразившего организм. Этот бедный каменный организм истощился, вирус губит его, но, как паразит, поддерживает жизнь, тепло, доступ воздуха. Здание было рождено мертвым, чтобы впитывать в свои стены кожу, пот, дыхание вирусных клеток. Их крики, смех, удары, молчание.
- Я не вижу сквозь эти дома. Они препятствуют свету долететь от Него ко мне.
- Напиши об этом. Сегодня. Слышишь?
Дождь внезапно прекратился. Волосы Ольги, насыщаясь кислородом, на глазах стали увеличиваться в объеме. Табак, разбитый водой на битумном настиле крыши, высох, собрался плотным зарядом в бумажный сверток. Фильтр вновь пожелтел. Сигарета вернулась в руку своей хозяйке, преодолев тяготение к Земле. Это могло показаться невероятным, но, в конце концов, табак начал тлеть и появился уверенный дым. Время снова пошло своим чередом. Струи воды возобновили свое вертикальное падение, корректируемое лишь небольшим ветром. Тяжесть накопившегося дождя обрушилась на Ольгу, выбив из рук сигарету и разбив ее в клочья о битумный настил. Волосы, задыхаясь, на глазах уменьшались в объеме, став тонкими и прозрачными, как струи падающей воды.
- Он не придет сегодня, - сказала Оля.
Катерина подошла к подруге. Уже не боясь дождя, холода и ошибок времени.
- Нет, сегодня нет уже. Поздно. Может, потом? Сколько дней осталось до завершения миссии?
- Шестнадцать тысяч восемьсот сорок один.
- Шестнадцать тысяч...ну вот видишь, совсем немного, - Катя обняла Ольгу, прижав покрепче.
Ветер усилился. И, заколдовав дождь, повел его за собой по причудливым траекториям движения. Они залетали в окно, резво пролетали по коридору и разбивали стекла, вновь освобождаясь. Как дети, сбивали прохожих, снимая тем обувь. Через кожу испарялись в душу, насыщая ее кислородом. Ибо только так душа получала необходимую энергию для жизни. Затем ветер поднялся высоко в небо, разогнал тучи в стороны, и толкнул солнце на запад за линию горизонта. А когда звезда появилась снова на востоке, ветер проделал с ней тоже самое еще раз. Потом еще, и еще. А Ольга все стояла на крыше. И на этом ее путь не был окончен.
Эпилог.
Корабль уже давно скрылся из видимого обзора. Воздуха в скафандре осталось на пару часов. Джон продолжал плыть в чернь мироздания, получив заряд кинетической энергии. "Неужели скоро придет конец?" - размышлял он. - "Разве не будет особого знамения? Необычных видений, звуков, голосов, воспоминаний? На самом деле все так просто".
Джон летел вместе со светом далеко в бездну моря. Вместе с этим безумцем он провожал планеты, чтобы стать звездой. Чтобы не возникало эффекта обзора, если наблюдать с корабля, от корпуса которого космонавт час назад оттолкнулся. "Я не настолько мал, чтобы дышать тем, чем дышат звезды. Я быстрее света. Я его предел. Я смысл Его пути", - Джон уже терял сознание. Воздуха почти не осталось. - "Жаль, она меня не дождется, также, как и я ее не дождусь".
Космос принял жертву. Ветер испарился из души человека и просочился сквозь скафандр наружу, испарившись лучом взошедшего чужого солнца. Взошедшего рассветом из-за диска далекой экзопланеты. Свет унес ветер вдаль, вслед за фотонами, мезонами и нейтрино. В бесконечность. В отличие от Джона, для которого на этом его путь был окончен.