Автор предупреждает, что любые сходства с реальными событиями и с реальными людьми абсолютн случайны. Да их и не может быть, так как все описанное в романе родилось исключительно в голове создателя этого произведения.
Когда нечистый дух выйдет из чело-
века, то ходит по безводным местам,
ища покой и не находя говорит:
возвращусь в дом мой, откуда вышел.
Евангелие от Луки
Часть первая
О том, что я стану делать в первые минуты на свободе, я начал думать едва ли не за полгода до освобождения. Сперва эти мысли были эпизодическими, но по мере приближения долгожданного часа они заполнили едва ли не все мое мысленное пространство. Все остальные темы, которые вращались в моей голове предыдущее время, куда-то исчезли, вернее эти мысли не пропускали других.
Впрочем, когда человек три года видит одни и те же лица, когда вся его жилая площадь ограничена жестким прямоугольником койки в бараке, когда любое твое передвижение на самое ничтожное расстояние контролируется бдительным оком охранников с автоматами в руках, о чем еще можно думать. Прошлые события, которые занимали меня большую часть срока моего заключения, внезапно отошли в сторону, сделались незначительными. Передо мной растирался безбрежный океан будущего, но вот каким оно будет, я, несмотря на все свои мыслительные усилия, не представлял. В одном я был уверен: к старому пути нет, все что было в той прежней жизни, навсегда умерло. И если я хочу дышать полной грудью и чистым воздухом, надо начинать все заново. А жить мне хотелось просто зверски, желаний накопилось столько, что я даже не знал, с какого начинать их исполнение, когда я окажусь на воле.
Ночью, укрытый от всех не только одеялом, но главным образом густым покрывалом темноты, я представлял эти заманчивые картины новой жизни, из которой меня насильственно вырвали на столь длительный срок.
Но теперь, когда он подходил к концу, я собирался в полной мере компенсировать понесенные потери. Нет, больше вы ничем меня не заманите, все ваши речи - обман и мне абсолютно все равно, что вы говорите, к чему призываете, что обещаете. Я вам не верю, отныне я никому не верю это мой девиз, который я написал бы на своем фамильном гербе, будь он у меня. Мне глубоко наплевать на всех, на весь этот гнусный, как комариное облако, мир. Отныне я хочу заниматься одним: своей драгоценной персоной, удовлетворением ее желаний, всего того, что она была лишена не по своей воли. Таковы были мои настроения и планы перед выходом на свободу.
И вот этот сверхдолгожданный миг наступил, я получил все документы, справку, что отныне я не заключенный, а равноправный гражданин своей страны, что я расплатился с ней полностью за свои действительные или мнимые грехи - и теперь могу делать все, что хочу, не давая никому отчета, не спрашивая ежеминутно разрешения. Я шагнул за границу, отделяющую царство свободу от царства рабства, и его вороты закрылись у меня за спиной. Я набрал полную грудь воздуха, сладкого, как нектар, воздуха свободной жизни.
И все же это была еще не в полной мере свобода, это было лишь предисловием к ней. Я почувствую ее по-настоящему тогда, когда вновь вернусь туда, откуда меня насильственно изгнали.
Я в последний раз взглянул на затворенные в зону двери и подумал о том, что не исключено, что точно так они выглядят и в аду. По крайней мере для меня это сравнение останется правомерным на все оставшиеся мне годы. Ну а сейчас скорее прочь отсюда, туда, где протекает совсем иная, не похожая на эту трехгодичную жизнь.
Я отправился на вокзал. На этой, затерянной на огромных таежных просторах станции, пассажирские составы останавливались неохотно и нечасто. Я купил билет, и у меня оставалось много свободного до прихода моего поезда времени. Но ожидание посадки меня совсем не тяготило, само словосочетание "свободное время" ласкало мой слух, подобно мелодии великого композитора. Я был готов сидеть в грязном заплеванном зале ожидания многие часы, ибо весь этот срок я находился на свободе.
Но просидел в зале ожидания я недолго, так как решил направиться в буфет. Его ассортимент не слишком радовал глаза своим разнообразием, но это обстоятельство меня беспокоило меньше всего. То, что я мог что-то выбрать по своему желанию, компенсировало всю скудость самого выбора.
Деньги у меня были. Поэтому я купил бутылку водки и два больших холодных куриных окорока. В палитре их расцветки было чересчур много синевы - они явно не были избалованы вниманием покупателей. Но я решил не обращать на такие мелочи внимания. По сравнению с той баландой, которой нас кормили, это почти как резина жесткое куриное мясо можно было смело воспринимать в качестве изысканного деликатеса.
Я налил полный стакан водки; впрочем, за мое освобождение можно было выпить и гораздо больше. Внезапно я поймал чей-то умоляющий взгляд. Я посмотрел прямо перед собой и увидел не то бомжа, не то просто алкоголика. Грязные брюки с рубашкой на выпуск, заросли щетины на физиономии не вызывали больших сложностей с определением его социального статуса. Как не вызывало сомнений, что больше всего на свете ему хотелось сейчас выпить. Глаза мужчины, словно прожекторы, ярко горели от захватившего его всего желания. Я бы не удивился, если бы за несколько глотков он готов был бы отдать всю свою никчемную жизнь. Но жизнь этого опустившегося человека была мне ни к чему. Поэтому я решил угостить его бескорыстно.
- Возьми у буфетчицы второй стакан, - бросил я ему.
Тот помчался к барной стойке с третьей космической скоростью. Не прошло и пяти секунд как он уже стоял рядом и смотрел на меня с надеждой и одновременно со страхом, боясь, что я передумаю или что мое предложение окажется не более чем шуткой.
- Подставляй посудину, - предложил я.
Так же стремительно он пододвинул ко мне стакан, в который я перелил из бутылки прозрачную, мерзко пахнущую жидкость.
- Ну давай, за знакомство, - сказал я. - Константин.
- Витек, - представился он.
Мы чокнулись и одновременно осушили стаканы.
- Ты оттуда? - Витек неопределенно кивнул головой, но я понял его жест: он имел в виду зону.
- Оттуда.
- Освободился?
- Освободился.
- Значит домой едешь?
- Еду.
- А откель будешь, если не секрет?
- Чего скрывать, из Москвы.
- Вот как, из самой белокаменной. - В голосе Витька послышалось нечто вроде уважения соединенное с завистью. - Далеко ж тебя занесло. За что тебя в наши края отправили?
Но на этот вопрос отвечать я не собирался, желания вспоминать прошлое не было никакого.
- Знать не хочешь говорить, - правильно понял мое молчание собутыльник. - И верно, чего говорить чужому человеку. Да еще такому, как я. - Он откровенно посмотрел на бутылку, где еще оставалось половина ее содержимого.
- Дело не в том - чужой или не чужой, просто не хочется вспоминать, что было. Лучше выпьем. - Я разлил по стаканам оставшуюся водку.
Этот мой поступок получил явное одобрение у Витька, его лицо расплылось в благодарной улыбке.
- И правильно, чего вспоминать. Я тоже живу и ни о чем не вспоминаю. - Витек крепко обхватил пятерней стакан. - Ну что, выпьем за твое возвращение.
- Давай.
Мы чокнулись и выпили. Несколько мгновений Витек находился под влияния от охватившего его наслаждения любимым напитком. Затем он снова взглянул на меня.
- Слушай, а тебе есть куда возвращаться. Я многих таких, как ты тут встречал. Им и ехать-то некуда. А ты как?
- С этим, Витек, у меня напряженка, по большому счету мне тоже некуда возвращаться. Никто не ждет, все разъехались по своим хатам.
Витек о чем-то ненадолго задумался.
- А оставайся у нас, - совершенно неожиданно предложил он. - Я с женкой живу, она баба ничего, понятливая. Ты ей точно понравишься, она таких свеженьких любит. Не то что таких, как я. Я ее понимаю и не виню. Что хорошего во мне. Одним словом: алкаш. А от тебя она в восторг придет. А ты поди бабу, как волк мясо, хочешь. Ваши все хотят.
- И ты не будешь ревновать? - заинтересовавшись, спросил я.
- Чего ж ревновать, я ж ее, дуру, люблю. А раз любишь, хочешь сделать приятное. Я этого не могу, все свои силы пропил, пускай хоть другие поспособствуют женщине. Она тоже должна удовольствие от жизни поиметь; не все ж только одна водка. А ты не сомневайся, в постели она знаешь как прыгает. Когда мы поженились, под нами пол ходуном ходил; я тогда тоже прытким был. Так как, пойдешь к нам. Только уж бутылочку прихвати, она тоже эту жидкость уважает. Но не бойся, совсем не так как я, - успокоил меня Витек.
Меня вдруг охватило искушение: в самом деле, почему бы и нет. За три года накопилось такое желание, что оно по своей мощи почти равнялось заряду небольшой атомной бомбе. А домой можно отправиться и на денек по позже. Приеду я на сутки раньше, на сутки позднее, какая к черту разница, все равно никто не ждет. А цена-то всему - бутылка.
Я подумал, что за возможность лишний раз выпить Витек готов подложить свою жену любому подонку. Как же все-таки низко способны опускаться люди. И есть ли этому хоть какой-то предел?
- Да нет, спасибо за лестное предложение, я уж поеду домой. - Я взглянул на висящие на стене часы; до прихода моего поезда оставалось меньше часа.
- Жаль, многое теряешь, - разочарованно протянул Витек. Я понимал причины его огорчения: дармовая выпивка, которая была уже почти в кармане, в последний момент улизнула, словно заяц от охотника.
Но я решил отблагодарить его за то, что он помог скоротать мне время до прихода поезда. Я все же опасался долгого одиночества, мне требовался человек, с которым я мог бы не важно о чем поболтать. Большинство людей не представляют, какое это огромное наслаждение беседовать с человеком и не бояться, что некто третий грубо вмешается в твой разговор и отправит тебя делать то, чего ты совершенно не хочешь.
Я подошел к барной стойке, купил бутылку водки и возвратился на прежнее место.
- Это тебе от меня презент. И жене передай привет. Скажи ей, очень хотел ее увидеть, да не судьба.
- Не надо возвращаться туда, где тебя никто не ждет, - вдруг очень серьезно проговорил Витек. - Это никогда не приводит ни к чему хорошему. Я вот вернулся, хотя мне говорили: не приходи. Жену свою на себе женил. Да что толку. То, что я такой, все через тот мой поступок случился. Не возвращайся, не будет там тебе счастье.
- Все уже решено, я еду, - так же, как и он, серьезно ответил я.
- А тебе спасибо за предупреждение. Возьми бутылку и выпей за мою удачу.
- Тебе, конечно, видней. Но в следующий раз, когда будешь выходить оттуда, ты уж загляни к нам непременно, - великодушно предложил безмерно обрадованный Витек. Он быстро спрятал подарок куда-то внутрь своей одежды. - Мы тут рядом живем, наш дом первый на соседней улице. Да я почти все время здесь. Все же жаль, что уезжаешь, посидели бы, погутарили. Вижу, человек ты бывалый, много чего можешь порассказать. А то сидишь на этом чертовом вокзале и ничего не видишь.
- В другой раз обязательно зайду, - усмехнулся я. Ну уж нет,
больше я тут не окажусь.
Поезд мчал меня прочь от тех мест, где меня заставили вычеркнуть из жизни целых ее три года. И если бы дело шло только о времени. Вся моя судьба в отличии от этого состава, что вез меня сейчас, сошла с рельсов. А ведь какие перспективы открывала она мне, в какие волнующие дали я уже заглядывал. И что главное отнюдь не только в мечтах. Я знал, что моей карьере завидовали многие, число недоброжелателей росло в геометрической прогрессии с каждым моим очередным продвижением по ступенькам длинной иерархической лестнице. Правда росло и число друзей и почитателей, немало было тех, кто выражали восхищение мною, кто уверяли, что берут с меня пример. Но когда пришел час испытаний, никто из них не подал голос в мою пользу, не протянул спасительной руки. Нет, все же надо быть объективным, голоса раздавались, но уж очень робкие и тихие. Зато недруги постарались во всю, они максимально сумели воспользоваться ситуацией и усугубили мое и так непростое положение. До сих пор, когда я вспоминаю их показания на суде, у меня спирает дыхание, а пальцы сами собой сжимаются в кулаки.
И все же я не собирался мстить, хотя такое желание иногда столь сильно одолевало меня, что я едва сдерживал его, так оно требовало немедленных действий. И все же гораздо больше мне хотелось другого. За эти три года насильственной изоляции у меня накопилась гигантская жажда жизни. Во мне всегда била ключом мощная жизненная сила, я живо ощущал ее бурные потоки, которые, словно горные реки, буквально неслись по моему телу. И они заставляли меня предпринимать шаги, которые редко совершают обычные люди, влекли за ту грань, которая большинство пугает и отталкивает своей опасной неизвестностью.
Меня же это никогда особенно не смущало, скорей наоборот, радовало, вызывало какое-то странное отношение к самому себе. Я чувствовал себя вне круга обыденной жизни, на которую я всегда смотрел как бы со стороны как на вещь, что тебе не принадлежит. Мне казалось, что я нахожусь в каком-то ином мире, где действуют особенные люди, которые живут по своим правилам. Такой взгляд на свое положение в обществе вызывал во мне гордость за себя, я казался себе человеком, для которого нет ничего невозможного. Я привык идти напролом, не останавливаться при виде препятствий. Подсознательно я был уверен: нет таких преград, которые я рано или поздно не сумею преодолеть, сломать ударом кулака или кованным каблуком ботинка. Но однажды настал день, когда все мои представления о собственной персоне разлетелись на части, как разрубленное топором полено.
От воспоминаний о прошлом река моих мыслей незаметно перетекла к берегам будущего. В голове совершенно неожиданно зазвучали слова моего случайного собутыльника Витька о том, что не надо возвращаться туда, где тебя никто не ждет. А ведь он может быть и прав. До сих пор я не сомневался в своем решение: вернуться в то место, где я имею все права находиться. Но теперь я размышлял: а стоит ли это делать? Кто обрадуется моему возвращению? Увы, как это ни горько, но приходиться признать: никто. В нынешней жизни бывших мне близких людей для меня нет вакантного места. Я, подобно соринке в глазу, лишь только помешаю им своим присутствием.
Что же мне делать: последовать совету Витька и возвратиться назад? Прийти в его дом, выпить с ним стакан водки, заняться любовью с его женой, пока он будет, млея от нежданного счастья, опустошать принесенную мною бутылку. Нет, на такой шаг я никогда не пойду. Даже если Витек в чем-то прав, я все же вернусь назад. А там уж как все сложится.
И вот наяву произошло то, что столько раз происходило в моем воображение. Поезд медленно и устало въехал на перрон. Я вышел из вагона и пошел в направлении столь знакомого мне здания вокзала.
Я жадно осматривался вокруг себя. В былые годы сколько раз поезд доставлял меня на этот вокзал из самых разных мест. И каждый раз меня встречали по разному; когда с оркестром, когда с со страстными объятиями и горячими поцелуями любивших меня людей. А бывало, что я приезжал почти также, как сегодня; тихо и незаметно для всех.
Но мои предположения о том, что моим приездом никто не интересуется, оказались не совсем верными. Уже через несколько минут, после того, как я вышел на привокзальную площадь с единственной целью полюбоваться на столь знакомую мне панораму, я вдруг почувствовал на своей спине чей-то пристальный взгляд. Я не спеша обернулся, достал из карманы сигареты, закурил и только потом стал смотреть по сторонам. Но никого подозрительно не обнаружил. И все же я не сомневался: глаза, что наблюдают за мной, где-то рядом. Я специально снова отвернулся и вновь ощутил это пристальное внимание.
Надо сказать, что спина у меня орган особый, очень чувствительный, я почти всегда ощущаю, если кто-то смотрит на меня сзади. Пару раз это мое частично врожденное, частично приобретенное свойство спасало мне жизнь. Вот и сейчас я вдруг остро почувствовал опасность. Это было для меня совершенно неожиданным обстоятельством; кто мог за мной следить, кому я нужен после столь длительного отсутствия?
В этом городе я родился, вырос, здесь прожил всю свою жизнь за исключением тех периодов, когда преимущественно не по своей воли покидал его: когда на короткий промежуток времени, когда довольно надолго.
Последнюю свою отлучку я не имею в виду, это случай особый. Но несмотря на то, что все здесь было родное я не знал, куда мне идти. Среди проживающих тут миллионов людей никто меня здесь не ждал. Как еще раз не вспомнить оставшегося за много верст Витька, который мудро предупреждал: не возвращайся, если не ждут. Меня не ждали, а я вернулся. Что же из этого уравнения получится? Ладно, посмотрим.
Я решил действовать последовательно. В конце концов имею я хоть какие-то права, разве мне запрещено навестить бывшую жену, посмотреть на квартиру, где прожил не один год; несмотря на то, что суд с моего согласия лишил меня отцовство, встретиться с сыном - все же я остаюсь одним из двух людей, что подарили ему жизнь. Ну а потом навестим еще кого-нибудь по списку.
Я направился к станции метро и вдруг снова почувствовал спиной взгляд. Ладно, пусть смотрят, если им доставляет это удовольствие, пока же буду делать вид, что ничего не замечаю. А там посмотрим, эти люди рано или поздно непременно проявят себя. Иначе зачем они следят за мной?
Я шел знакомой улицей. За те три года, что я не был здесь, она осталась прежней и в тоже время стала совсем иной. Дома были все такими, но все вокруг как-то переменилось. У меня невольно создавалось впечатление, что тут течет совсем другая жизнь. Над входом в магазин, где сколько я себя помню, торговали овощами, теперь висела вывеска "Мебель", появилось множество палаток, павильончиков, все стало как-то ярче и красочней. Наверное, обитатели этого района почти не замечают изменений, однако тем, кто не был тут несколько лет, они просто бросаются в глаза.
Вот наконец и столь знакомый дом. Не то, что я ощущал волнение, скорее мною двигал какой-то не совсем здоровый интерес. Я сам себе казался пришельцем с того света и было любопытно посмотреть, как принимают их те, кто оставались в прежней жизни. Я знал, что я тут ненужен; все определилось окончательно еще тогда, три года назад, но почему я должен подчиняться чужим решениям, без боя отдавать другим то, что принадлежит мне?
Когда я уходил отсюда в последний раз, вход в квартиру закрывала обычная деревянная дверь, теперь здесь стояла толстая металлическая плита. Я не без злорадства подумал, что она вряд ли убережет обитателей этого жилища от моего проникновения в него.
Я решительно нажал на кнопку звонка. Послышались быстрые шаги, затем человек прильнул к глазку. Я приблизил свое лицо, дабы меня могли бы рассмотреть во всей моей красе.
По паузе я понял, что меня узнали, и теперь там решают сложную головоломку, как поступить с непрошеным гостем. Я решил облегчить эти мучения и вновь решительно надавил на звонок.
- Константин, - услышал я знакомый голос, который когда-то вызывал во мне страстный трепет, - давай договоримся сразу, что ты не будешь входить в дом.
- А тебе не кажется, что эта квартира принадлежит мне не меньше, чем и тебе. Не жди, я не уйду.
- Когда ты освободился?
- Три дня назад. А в Москву приехал час назад. Даже не успел позавтракать. Или ты даже не собираешься меня покормить? Оставишь голодным под дверью как какого-нибудь бродягу. Это не благородно. Давай открывай, мне чертовски надоело стоять тут возле своей квартиры словно кошка, которую не пускают домой за то, что она там гадит.
Вздох был такой глубокий и громкий, что он пробился даже через толстый железный лист.
Дверь отворилась, и передо мной предстала моя бывшая жена в домашнем халате. Разумеется, нашу долгожданную по крайней мере с моей стороны встречу я начал с того, что стал внимательно разглядывать ее. Выглядела она просто чудесно, женщина в расцвете своей красоте. Пламя желания полыхнуло во мне столь сильно, что кажется она тоже ощутила его жар и на всякий случай поспешно отступила на несколько шагов назад.
- Ты одна? - спросил я.
- Одна, - с некоторой тревогой ответила Лариса.
Я прошел мимо нее в квартиру. Все, что было при мне: обои, мебель, линолеум были заменены; кроме стен все было абсолютно новым. Судя по всему здесь недавно сделали ремонт, потому что буквально все сияло и сверкало яркими красками.
- Слушай, как тут здорово! - искренне восхитился я. - Вы неплохо живете, по нынешним временам на такой ремонт нужны большие бабки.
- Женя неплохо зарабатывает. Он старший менеджер в одной солидной фирме.
Лариса, стараясь соблюдать безопасную дистанцию, прошла вслед за мной в квартиру и застыла на пороге комнаты, словно не желая меня туда впускать. Жизнь со мной не прошла для нее полностью бесследно и кое-какие навыки она от меня переняла. Она явно заняла самую удобную позицию, позволяющую в случае чего быстро убежать и позвать на помощь.
- Тебе повезло, - сказал я. - Найти мужа, который хорошо зарабатывает, в наши дни - большая удача.
- Должна же я была получить компенсацию от жизни с тобой.
- Кажется, некоторое время мы жили вполне счастливы.
- Имеет значение то, что было в последний период. А это было настолько ужасно, что я стараюсь не вспоминать. Не понимаю, зачем ты пришел сюда, ты же знаешь, здесь тебя не ждут.
Невольно я в какой уже раз вспомнил вещие слова моего случайного собутыльника.
- Эта квартира принадлежит не только тебе, но и мне. А жить мне негде. Это раз. И два - мой сын. Как никак я отец, а отцовское чувство не в состоянии убить даже тюрьма.
- А я-то грешным делом надеялась, что она как раз прежде всего у тебя убила отцовские чувства. Но даже такое и не случилось, это твое дело. Надеюсь, ты помнишь, что отказался от отцовства; у меня есть все документы.
- Это верно, отказался. Я тогда был не в себе; то, что произошло, меня слишком потрясло. Я был готов отказаться не только от отцовства, но и от своего имени.
- Как бы то ни было, я не разрешу тебе встречаться с сыном. Тебя он не знает, он не сомневается, что Евгений его настоящий отец. Прошу тебя, уйди, наша жизнь для тебя чужая, не встревай в нее. Ты лишь внесешь в душу Игоря вечное противостояние.
- А что будет происходить с моей душой - на это тебе абсолютно наплевать. А ведь мне придеться жить с мыслью, что я даже не имею право посмотреть на сына, что он не знает и никогда не узнает о своем настоящем отце. Как ты полагаешь, какие чувства я должен испытывать. Я встречусь с ним и скажу, кто его отец.
- Нет, я не допущу этого. Я позову на помощь, я обращусь в милицию! Тебя снова посадят.
Лариса разволновалась, ее щеки покрыл очаг румянца, глаза заблестели, высокая грудь под халатом заходила ходуном. А я так хорошо помнил эти две соблазниительные полусферы, сколько раз я ласкал их и не мог наласкаться. Ко мне внезапно пришла одна мысль.
- Никакая милиция тебе не поможет, ты разве позабыла о том, кто я. Не думаешь же ты, что я там растерял все свои навыки. Если я сказал, что встречусь с сыном, не сомневайся, так оно и будет.
- Ты, ты - негодяй! Тебе плевать на судьбу ребенка!
- Меня этим не проймешь, можно подумать, что ты лучше. Бывший муж, отец твоего сына пришел после трехлетней отсидки, а тебе плевать на это, тебя заботит только собственное спокойствие. Но ты его не получишь, теперь забудь о нем о навсегда.
Лариса смотрела мне в лицо, и я легко читал в ее глазах ненависть.
- А знаешь, - вдруг сказал я, - мы можем поладить. Я могу отказаться от всех претензий на сына. При одном условии.
Теперь Лариса смотрела на меня с надеждой. Что ж, поглядим, как она отреагирует на мое предложение, подумал я.
- У меня три года не было женщины, я зверски соскучился по ним. Если мы сейчас позанимаемся всласть любовью, я согласен больше не появляться в этом доме и не видеться с сыном.
От возмущения у Лариса лицо стало таким же багровым, как закат солнца на море.
- Да ты знаешь, кто после этого. Уголовник, зэк паршивый. Да я тебя в тюрьме сгною.
- Брось ты нести эту околесицу, ничего ты мне не сделаешь. Я отсидел свое и теперь я такой же полноценный гражданин, как и ты или как твой муженек. Условие свое я тебе сказал. Не желаешь, останусь здесь и буду ждать, пока не придет Игорек. Где от, кстати? Поди в детсаде срок мотает. Могла бы не отдавать его, ты же не работаешь. От безделья вся опухла.
- Что ты понимаешь, - вдруг с возмущением проговорила моя бывшая жена, - это элитное заведение. Там есть все, их учат двум языкам, играть на рояле и многому другому. Знал бы ты сколько в месяц мы платим.
- Ладно, может я и не совсем тут прав. Я рад за Игоря, лишь бы там ему нравилось. Однако мое условие остается в силе. Я сажусь вот на этот диван и жду до упора, пока не придет сын. Не пойму тебя, чего ты кочевряжишься, ты же помнишь какой я мужик, сколько удовольствия тебя доставлял. Ну признайся, что твой нынешний и половина меня не стоит. Ну давай, вперед и с песней. Позанимаешься со мной разок любовью - и спокойствие на всю жизнь. Это даже платой нельзя назвать, так какая-то мелочь в кармане.
Теперь я увидел в ее глазах сомнение; в самом деле предложение было соблазнительным и, как мне подсказывала моя интуиция, не только потому что позволяло так быстро избавиться от меня.
- А где гарантия, что ты не обманешь. Получишь свое, а сына будешь донимать своими россказнями.
- Я обещаю тебе. Ты же помнишь, я никогда не обманывал, коли что обещал, то и выполнял.
Лариса на несколько мгновений совершила короткое путешествие в прошлое и убедилась, что так оно всегда и было.
- Ну раз так. Я могу быть уверена...
- Можешь! - даже излишне горячо заверил я.
- У нас не очень много времени, - уже иным деловым тоном произнесла Лариса. - Евгений придет через часа два.
- Не беспокойся, я уйду вовремя. Зато это время мы проведем с большой пользой.
- Ты думаешь..., - проговорила Лариса, знакомым мне жестом вскидывая брови. - Пойдем в ту комнату.
Я покинул квартиру примерно через полтора часа. Хотя был бы не против остаться еще на некоторое время. Не только я получил все, что хотел, но и моя бывшая жена пережила немало незабываемых мгновений, которые скорей всего вопреки ее желанию надолго задержатся в ее памяти. Я ясно видел, что к концу сеанса любви, ее отношение ко мне вдруг стало меняться, какие-то казалось навсегда утерянные мелодии нашей былой нежности отдельными нотами и аккордами стали возвращаться к ней. И все же холодный прагматизм одержал в ее натуре над горячими чувствами.
Едва мы снова оказались одетыми, в ее плоть вновь вселилась прежняя Лариса.
- Ты обещал мне, что больше никогда мы о тебе не услышим и никогда тебя не увидим, - требовательно сказала она.
- Не волнуйся, все было замечательно. А значит нет причины пересматривать наше соглашение. А знаешь, - задумчиво произнес я, - у меня возникло ощущение, что твой дорогой Женечка все же не полностью тебя удовлетворяет.
- А это уже не твое дело. - довольно грубо проговорила Лариса.
- В общем ты права, не мое. Покажи хоть напоследок фотографию Игоря.
Лариса кивнула головой.
- Сейчас принесу.
Из другой комнаты она принесла фотокарточку сына. Я внимательно вглядывался в черты еще не до конца сформировавшегося лица, ища сходство со мной. Но, пожалуй, природа сотворяя Игорька, в качестве образца взяла все же мать, а не меня. А жаль.
- Можешь взять карточку, - вдруг рассщедрилась Лариса.
- Спасибо.
- Теперь иди, Евгений может появиться в любую минуту. Я бы не хотела вас знакомить.
- Привет ему. Как жаль, что я не могу дать твоему муженьку несколько полезных советов, как лучше тебя удовлетворять. - сказал я и направился к выходу.
Я прошел несколько кварталов, нашел скамейку, присел на нее. Стало ли мне от посещения своей бывшей квартиры, от общения со своей бывшей женой легче или тяжелее? Это был вопрос, на который ответить было не так-то легко. Я достал фотокарточку сына, долго смотрел на нее. Само собой разумеется, я отказался от встречи с ним не ради роскошного тела Ларисы - им я воспользовался благодаря удачным обстоятельствам, а потому, что признал ее правоту; не стоит вносить раскол в душу ребенка. Пусть он растет и развивается, не зная внутренних противоречий по поводу того, кто его настоящий отец. У него их будет и без того предостаточно.
Однако оставался вопрос: где провести ночь? Я стал перебирать возможные места ночлега. Из всех вариантов я остановился на одном. Надо позвонить, сообщить о своем прибытии. Не стоит людей ставить в неловкое положение в связи с моим неожиданным вторжением к их дом и в их жизнь. Мало ли какие у них планы.
Я встал, направился к телефону-автомату. И в этот миг снова почувствовал на своей спине чей-то взгляд.
Меня тискал в объятиях мой старый друг, Алексей Синицын. За те три года, что мы не виделись, он изменился, я оставил его в этой жизни стройным, по-военному подтянутым человеком, меня же сейчас обнимал, хлопал по плечу, голове, лицу довольно полный мужчина с небрежно заправленной рубашкой в не слишком чистые домашние брюки.
- Ну проходи, - наконец проговорил он, внимательно разглядывая меня. - Слушай, Командир, а ты ведь совсем не изменился, все такой же бравый вояка. Я то думал, что там... - Он замялся.
- Мы с тобой не дети, так что не бойся произносить любые слова. Ты хотел сказать, что из зоны я должен был вернуться постаревшим на лет тридцать, сгорбленным, как старик с прореженными зубами. Но, как видишь, если я и постарел, то только на три года.
- Мда, - неопределенно промямлил Алексей, - а я, как видишь, больше не служу, вернее служу, но не в армии и не государству, а трудно сказать кому. Возглавляю службу безопасности в одном большом банке.
Я рассматривал жилище моего бывшего сослуживца. Было сразу видно, что он явно не бедствовал, практически каждая вещь говорила о хорошем достатке обитателей этой квартиры.
- Ты совсем неплохо устроился на гражданке, - похвалил я Алексея.
- А что оставалось делать, жить на пенсию. Все же семья, двое детей.
- Где они?
- Скоро появятся, уехали с женой в парк. Там привезли какой-то новый аттракцион, жутко интересный. Я сам хотел пойти, но ты позвонил.
- Значит, я помешал.
- Не говори ерунды, я чертовски рад, что ты наконец покончил со всей этой жуткой историей.
Я внимательно посмотрел на Алексея, и у меня возникли некоторые сомнения: так ли уж он "чертовски" рад, не с большим ли удовольствием от бы отправился вместе со своим славным семейством в парк. Но коли он остался, его время принадлежит мне.
Алексей засуетился.
- Садись вон в то кресло, включай, что душа просит: телек, видик, музыкальный центр. А я сейчас быстро соображу на стол.
- Ладно, соображай, а я посмотрю чего показывает твое окно в мир. Давно отвык от него.
Я включил телевизор; передавали последние известия. Наши войска вновь вошли в Южную республику, там шли, как выразился комментатор "локальные бои с сепаратистыми".
Вошел Алексей с запотевшей бутылкой в руках. Он посмотрел на экран.
- Опять они затеяли эту чертову авантюру. Мало им что ли того, что уже было. Не сочти меня трусом, но я чертовски рад, что на этот раз я не имею к этому никакого отношения. Я выполнил честно свой долг, а то, что все оказалось напрасно, не наша вина. Ведь так?
Я кивнул головой. Мне не хотелось развивать эту тему. Та первая война затянулась у меня по сравнению с другими на три дополнительных года. Их как раз хватило, чтобы нашим войскам прийти в себя и вторгнуться туда опять.
Алексей расставил на столе рюмки, закуску. Сел напротив меня. - Выпьем за наших ребят, которые там остались навсегда.
От такого тоста я не мог отказаться.
- Честно говоря, даже не знаю, о чем тебя спрашивать. Хочешь ли ты рассказывать, о том что там было?
- А ничего не было, что ты не знаешь, как живут у нас заключенные. Я ничем от них не отличался. Лучше расскажи, где теперь наши?
Алексей тут же оживился; я понимал его, найдена удобная и вполне безопасная тема для разговора. Я слушал рассказ Синицына с каким-то странным чувством; он говорил о ребятах, с которыми я шел на смерть, делил все трудности и лишения, но у меня было такое чувство, что к этим людям я не имею никакого отношения. Увы, для меня они навсегда остались в другой жизни.
Алексей исчерпал весь запас информации на эту тему и замолчал, растерянно смотря на меня. Пришлось прийти ему на помощь.
- А ты не встречал капитана Майорова?
Алексей вновь оживился.
- Как же встречал и даже совсем недавно. Только теперь он не капитан. Если раньше он не дотягивал до своей фамилии, то теперь ее перешагнул. Он - подполковник.
- Молодец, делает карьеру.
Синицын как-то странно посмотрел на меня.
- Так что он тебе поведал интересного? - спросил я.
- Да в общем ничего такого, он теперь начальник штаба полка. Насколько я его понял, службой доволен. Надеется, что на этом звездопад на погоны не прервется.
- Обо мне случайно не вспоминали?
- Нет. Да мы и виделись недолго. Мы ж с ним не приятели; так, повстречались, расстались. Вот и все.
Последние фразы Алексей произносил так, словно извинялся передо мной за эту встречу. Я же старался оставаться спокойным, так как совсем не хотел, чтобы во мне вновь разыгрались чувства, так как это случилось на суде. Прошлого не изменишь, а искать встречу с Майоровом бессмысленно. Зная себя, я почти не сомневался, что она плохо кончится.
Мы еще поговорили, еще раз выпили, еще раз закусили. Я уже не сомневался, что Алексей тяготится мною, радость от нашей встречи если она и была в начале, то уже исчерпала себя. Я раздумывал, как поступить мне в этой деликатной ситуации.
- А что ты намерен делать? - наконец поинтересовался Алексей, хотя должен был спросить об этом гораздо раньше.
Я пожал плечами.
- Честно говоря, на данный момент у меня нет никаких планов. Хотя что-то делать надо и как можно быстрей - деньги скоро кончатся.
- А может быть, к нам в службу безопасности. Там такие бравые ребята очень ценятся. Хотя нет, не получится, президент банка тебя не возьмет. Как узнает, где ты был последние три года. Он чертовски щепетильный на этот счет.
- Нет, так нет, - сказал я с деланным равнодушием, хотя на первое время этот вариант был бы не самым плохим. Но Алексей тут прав, с таким послужным списком, как у меня, в приличную охранную фирму не возьмут, а в ту, что под крышей у бандитов, идти я не собирался. Не потому что мне так уж не нравились эти братки, а потому, что рисковать самой драгоценной вещью, что я имел, - свободой я не собирался ни при каких обстоятельствах.
- А вообще, что ты думаешь о своей дальнейшей жизни, какой курс собираешься проводить в жизнь? - спросил вдруг Алексей, с напряжением посматривая на меня. Я понял: этот вопрос его по каким-то причинам интересует больше всех остальных.
- Курс мой самый простой, отныне я служу только одному господину - самому себе. Помнишь все наши разговоры о долге, о Родине, о необходимости ее защищать, уничтожать ее врагов, не жалея живота своего.
- Помню, - почему-то со вздохом, словно сожалея о чем-то, ответил Синицын.
- Так вот, отныне и навсегда я на все это плевал с Евереста. После того, как Родина таким вот замечательным образом отблагодарила меня за все, что я для нее сделал, я не считаю, что у меня есть какие-то перед ней обязательства. Это она обязана мне. Многим обязана. И я хочу получить с нее этот должок.
- Понятно, - как-то разочарованно произнес Алексей. - И каким образом ты собираешься это сделать?
- Пока не знаю, - честно признался я, - но что-нибудь придет на ум. Знаешь, после трехлетней отсидки чертовски хочется жить. Тебе это не понять, для этого надо сперва побывать там. Ты привык ко всему этому, - обвел я глазами комнату, - поди и не замечаешь, в каком богатстве обитаешь. А у меня нет абсолютно ничего: ни квартиры, ни жены, ни сына. Из этого можешь легко понять, как много мне надо.
- Ты изменился, - констатировал Алексей. - Я знаю, что стал другим, но про тебя я почему-то думал, что ты останешься прежним.
- Ну ясно, - усмехнулся я, - тебе хотелось бы, чтобы я остался таким же наивным идеалистом и тем самым ты бы сохранил себя во мне, а сам бы продолжал вести свое роскошное существование. А я бы служил твоим оправданием; дескать есть кто-то, кто сохраняет неиспорченной свою душу. Ну уж нет, дорогуша, так у нас не получится. У меня больше не осталось ни одной искорки желания идти на жертвы. Извини, коли разочаровал.
- Да нет, все нормально, - тускло сказал Алексей. - Давай еще раз выпьем.
- Давай выпьем, да я пойду. А то твои придут, застанут двух пьяных мужиков, напугаются. Скандал получится.
- Но куда ты пойдешь, у тебя же нет своего угла. Переночуешь сегодня у меня.
- Не беспокойся, найду. В таком большом городе бывшему спецназовцу не отыскать уголка для ночлега? Быть такого не может.
Алексей не стал настаивать, мое решение явно пришлось ему по душе. Мы выпили на посошок, я встал и направился к выходу.
- Прощай, - сказал я. - Рад был повидаться.
- Но ты же еще зайдешь, мы встретимся, посидим как раньше в пивбаре.
- Поживим, увидим.
Мы пожали друг другу руки, и я стал спускаться на лифте вниз. Немного не такой я представлял встречу с боевым другом.
При Алексее я немного хохорился, хотя на самом деле ситуация была хреновой. Идти-то мне было действительно некуда. Конечно, были те, что могли меня приютить, но я вдруг ясно понял, что не хочу ни от кого зависеть. Даже встречаться больше ни с кем не желаю. Я почувствовал, как мне трудно находить с людьми общий язык; те три годы, что я провел в изоляции от них, как оказалось, проложили между нами, широкую межу. И сейчас я не знал, сколько у меня займет времени, чтобы ее засеять новой травой.
Я задумчиво шел по городу, взяв за основу при выборе маршрута выражение: "куда глаза глядят". У меня было ощущение попавшего в западню зверя. Я был на свободе, шел по огромному городу, но при этом чувствовал, что обложен со всех сторон. Этому городу я абсолютно не нужен, как вещь ребенку, из которой он вырос. Когда-то я был тут своим, и я был настолько органично вписан в него, что почти не замечал, где я нахожусь, как ко мне относятся, Я черпал из этого источника и силы, и знания и средства, мне казалось, что он бесконечен, что его не только хватит на всю моя жизнь, но еще останется моим детям. Но оказалось все совсем не так, он вдруг стал для меня совершенно чужим, как детдому его выросший воспитанник.
Утром я вышел на перрон из вагона с ощущением радости, теперь на меня все сильнее наступали тревога и даже страх. Я не знал ни где переночевать, ни на что жить - еще несколько дней и деньги кончатся. И вот тогда будет дело труба.
Еще в зоне мне рассказывали, что московские власти открыли несколько ночлежек для таких бездомных бродяг вроде меня. Это было единственное место мне по карману, снятие номера даже в самой дешевой гостинице меня бы разорило. Правда я не знал адреса ни одного такого прибежища, но узнать его - не проблема. Отправляюсь на вокзал, где слоняется много всякого опустившегося сброда, у кого-нибудь узнаю где расположено пристанище для тех, кто выброшен из жизни.
Но пока идти туда было еще рано, я решил где-нибудь посидеть, покурить, подумать о том, что же делать дальше. Мне хотелось отыскать какое-нибудь тихое и уютное местечко, где бы я мог, не привлекая ничье внимание, провести час-другой. В его поисках я зашел во двор большого дома.
Двор оказался прекрасно обухоженным, его даже украшала какая-то не совсем понятная скульптурная композиция. И главное он был почти пуст. Я отыскал свободную скамейку в укромном месте. Погода была замечательная, солнце светило, но не обжигало, легкий ветерок обдувал лицо, словно веер. Я сел и закрыл глаза, наслаждаясь ласками лета. Все же при всех минусах нынешней моей ситуации есть один гигантский плюс - я на свободе! Лишь тот, кому довелось ее потерять, способен понять, какое это счастье - обрести ее снова.
Незаметно для себя я погрузился в дремотное состояние. Какие-то неясные звуки доносились до моего сознания, но оно хотя и фиксировало их, погруженное в сладостную негу полусна ни на что не реагировало.
Внезапно я очнулся, так как мне показалось, что кто-то больно ударил меня по бедру. Еще не понимая, снится ли мне это или происходит на самом деле, я открыл глаза. Рядом со мной по обе стороны сидели двое мужчин, еще трое окружали меня стоя. При этом все они внимательно наблюдали за мной, как слуги за падишахом.
- Проснулся, дорогой? - спросил тот, что сидел справа от меня. - Как спалось?
Я подтянулся на скамейке и заметил, что это мое телодвижение не осталось не замеченным - все дружно двинулись ко мне, подойдя почти вплотную.
- Кто вы такие и чего вам надо? - спросил я.
- Тихо, - сказал тот, что был справа от меня, - только не шуми, дорогой. Нам ты нужен. Больно уж ты нам всем нравишься. И больше ничего.
Только сейчас до меня дошло, что все, кто меня окружают, пришельцы с Кавказа. Учитывая же некоторые моменты моей биографии, такая встреча могла для меня закончиться весьма печально. Я вспомнил взгляд на своей спине; теперь ясно, кто за мной следил.
- Идите-ка, ребятки по своим делам и оставьте меня в покое, - проговорил я.
- Послушай, друг, с тобой желает поговорить один очень уважаемый человек. Это очень большая честь. Если он приглашает к себе, то ему никто не отказывает. Мы должны сейчас отправиться к этому важному господину. Давай вставай и пойдем. Только прошу, веди себя спокойно, мои джигиты не любят когда-нибудь не выполняет их приказов. Ты все понял теперь?
Но единственное, что я понял из этого монолога кавказца, что мне угрожает большая опасность. Во все же разговоры про какого-то человека, охваченного страстным желанием побеседовать со мной, я не верил, это примитивный прием, чтобы заставить меня вести себя спокойно, позволить им без проблем привезти меня в какое-нибудь уединенное место на заклание. Ну уж нет, этого они от меня не дождутся.
- Вставай, - негромко, но повелительно скомандовал тот, что был справа.
По-видимому, он был главный у всей этой кампании. Одновременно я почувствовал как с левой стороны стал царапать мой бок нож. После того, как в дело пошел нож, я уже не сомневался, что меня собираются убить. Я оглядел диспозицию, но ничего хорошего для себя не увидел; кавказцы окружили меня так плотно, что не оставили никакой лазейки для отступления. И все же я не собирался без сопротивления отдавать себя, словно жертвенный баран, на заклание, как никак я все же офицер, ну бывший. И все же даже бывшему офицеру не гоже мне сдаваться без боя.
Я встал, затем резко опустился вниз, схватившись за колено и состроив болевую гримасу. Кавказцы, удивленные моим поведением, молча наблюдали мной. Это мне и было надо. Внезапно я схватил их предводителя за ногу и резко дернул на себя. Тот упал. Я выпрямился и ударом кулаком в скулу отбросил другого. Третий отлетел от меня, наткнувшись на мою ступню, которая врезалась ему в грудь. Теперь мне казалось, что я добился своей цели, проложил себе дорогу для бегства. Но в это самое мгновение сзади на меня набросился противник, я попытался его сбросить со своей спины, но он оказался очень сильным. Несколько секунд мы безрезультатно боролись, но затем на меня налетели еще двое. Общими усилиями они повалили меня на землю и сдавили горло. Еще одно движение с их стороны и у был бы просто задушен.
Надо мной наклонился их предводитель; после падения его светлые дорогие брюки были испещрены черными полосами и пятнами. Я видел, что эта грязь на одежде приводит его буквально в бешенство. Несколько мгновений он смотрел мне в лицо, затем плюнул и больно ударил острым носком своих щиблет по моей коленной чашечке.
Бить он умел, и я не смог сдержать стон.
- Заткнись, ублюдок, - прошипел он. - Иначе тебе будет очень плохо. Тащите его в машину, - сказал он своим подручным.
Машины ждала кавказцев совсем рядом. Они втащили меня в одну из них, бросили, словно авоську, на заднее сиденье, плотно зажав меня своими крепкими телами с двух сторон так что я практически не мог пошевелиться.
Предводитель банды кавказцев сидел на переднем сиденье. То и дело он посматривал в зеркальце заднего вида, в котором отражалась моя помятая в схватке физиономия.
- Ну как там в зоне, говорят там не так уж и плохо, - проговорил он, оборачиваясь ко мне и издевательски улыбаясь. - Ты в этом совсем скоро сможешь убедиться; то, что тебя ждет, тебе покажется адом по сравнению с тем, где ты недавно был. Готовься. Мы все знаем про то, как ты убивал наших ребят. Теперь твой черед. Как у вас говорят: долг платежом красен. Кстати, ты меня не помнишь?
- Нет, - выдавил я из себя.
- А я тебя помню. Документы ты однажды у меня проверял, я тогда из окруженного вами селения выходил. Под местного жителя нарядился, пистолет бросил. Ты поверил.
- Жаль.
- Что поделать, за ошибки надо платить. Ты тогда не убил, тебя сейчас убьют. Таков закон.
Я отвернулся от горца и закрыл глаза; поддерживать светскую беседу по пути на казнь было свыше моих сил. Но такое мое невежливое поведение кавказцу не понравилось. Он ударил меня кулаком в зубы. Из разбитой губы закапала на рубашку и брюки кровь.
- Не отворачивайся, когда я с тобой говорю, - злобно прошипел кавказец. - А тебе известно, что ты убил моего друга. Я расспрашивал тех, кто там был, они говорят: пристрелил самолично.
- Когда это было? - спросил я.
- В Высокогорном, помнишь.
- Я тогда многих ваших убил, больно вас было там много и прямо лезли на мой пулемет. Потом мы выяснили, что все накачались наркотиками.
- Зато ты ничего не потребляешь, уйдешь на тот свет при полном сознании. Думаешь так оно легче?
- Туда не пробовал еще уходить, не знаю.
- Ничего, испытаешь по полной программе, я тебе это обещаю. А мое слово твердое, тебе всякий подтвердит.
Вылив накопившуюся на меня злость, кавказец отвернулся и стал смотреть вперед. Я тоже бросил взгляд в окно. Пока мы мило беседовали, автомобиль вырвался из узких уличных протоков и сейчас мчался на большой скорости по катку кольцевой дороге. Что же, констатировал я, они поступают правильно, завезут меня в какое-нибудь тихое местечко, прикончат, зароют. Таким образом я могу пролежать не найденным лет сто. Стоило ли ради такого конца выходить из заключения; по крайней мере там я был в безопасности.
Каким-либо образом изменить ситуацию я не мог, меня продолжали крепко держать с обеих сторон. И мне ничего не оставалось делать, как только покориться своей несчастной судьбе и достойно встретить свой конец. Я неоднократно смотрел смерти в лицо, посмотрю снова, в последний раз. Когда-то же должен он наступить.
Уже начало темнеть. Я не знал, куда мы мчимся, так эти места мне были незнакомы. Автомобиль съехал с главной магистрали и теперь он мчался по узкой асфальтовой тропинке. Я заметил, что вдали находится лесной массив. Не он ли является конечной точкой этой поездки?
Я снова и снова думал о том, что у меня в жизни осталось последнее дело - достойно принять смерть, не дать насладиться этим бандитам картиной моего унижения. У меня не было ни малейшего желания проявлять геройство, но в ситуации, когда нет выбора, лучше вести себя как подобает мужчине.
Я не ошибся, мы в самом деле приближались к лесу. Он был виден все яснее. Судя по всему это большой лесной массив, надежно спрятать в нем тело не представляло большого труда.
Машина остановилась на опушке. Меня вытолкнули из нее и повели в лес. Два кавказца держали меня за руки, еще двое шли рядом с пистолетом наготове. Их предводитель двигался впереди, указывая путь.
Впрочем, он оказался совсем недолгим, мы углубились в лес всего метров на двести. Предводитель остановился и все остановились в след за ним.
Он приблизился ко мне.
- Вот здесь ты и закончишь свои поганые дни, - сказал он мне. Его пистолет уткнулся мне в живот. - Как тебе тут, нравится?