В России, как известно, две беды - дураки и дороги. Оно и понятно - народ у нас дикий, неграмотный, чего с него взять. Зато песни какие слагает! Опять же, девки у нас красивые, статные, веселые, не то, что в Европе. Да и есть ли предел российскому терпению, смирению христианскому?... Оказывается есть, господа! Терпение лопается как мыльный пузырь, когда две беды наши сливаются воедино...
- Приехали, барин! - кучер спрыгнул с козел на землю и открыл дверцу тарантаса. Глазам моим предстала чудная картина: дорога, по которой мы ехали, уткнулась в ельник и разбежалась малыми тропками.
- И куда ты меня завез, братец?
- Дык вот, - кучер неопределенно махнул рукой в стороу леса. Лес был редкий, за ним виднелись какие-то постройки.
- Что - вот? Это деревня какая-то, а ты подряжался меня в город свезти. Запамятовал?
Кучер озадаченно поглядел сначала на лес, затем на лошадей и зачем-то погрозил им кнутом, как будто это они навлекли на него мое негодование.
- Чтож теперь... Давай в объезд, по опушке, там разберемся...
- Так там пашня, барин! - ахнул кучер, - Не выдюжим!
- Ну... тогда я пешком пойду, найду себе другого возницу.
- Эх! - на лице кучера появилось отчаяние, он перекрестился и крикнул, - Садись барин, авось проедем! Спаси и сохрани...
Раскачиваясь из стороны в сторону тарантас медленно въехал на опушку. Лошади спотыкались, проваливались копытами во вспаханную землю. Кучер кричал на них и нещадно стегал кнутом.
На пол пути к деревне раздался треск и повозка завалилась на бок. Выбравшись из-под груды вещей, я поспешил к кучеру. Тот причитая, выпрягал лошадей из упряжи:
- Эх, барин! Говорил я вам - не выдюжим! Колесо сломалось! Теперь уж приехали так приехали!
На кучера было больно смотреть. Мне стало совестно и я пообещал ему оплатить ремонт тарантаса и весь путь до Н-ска, даже если найду другого возницу. Кучер повеселел и мы вместе отправились в деревню на поиски кузнеца и какого-нибудь экипажа.
Деревня попалась небольшая, но ухоженная. Любо-дорого взглянуть! Дворы чистые, бабы опрятные, плетень нигде не валился от ветра, над домами вился дымок - стряпали ужин. Смеркалось. У первых же ворот повстречали мужика:
- Эй, любезный, где бы тут кибитку найти, мне до утра в Н-ск попасть надо.
Мужик снял шапку, поклонился и смущенно развел руками:
- И-и, барин, нету кибитки. Не держим. Барин наш к нам редко жалует. Староста сам к нему ездит, ежль чево...
- А на чем староста ездит?
- Дак на телеге, город то рядом...
- А, телега, значит есть?
- Нет.
- Как же нет, если есть?
- Дак староста на ней вчера в город укатил.
- Досадно...
Между тем, кузнец в деревне был. Отправив к нему кучера, я осведомился у крестьянина на счет постоя - ремонт тарантаса мог затянуться. Крестьянин помялся на месте и указал на дом стоящий, чуть поодаль от остальных:
- Не обессудьте, барин, - смущенно объяснил крестьянин, - у нас семеро по лавкам, да из еды - щи да каша. А в том доме приезжий, городской живет, у него стол - лучше. Ему барин дом продал. Только... - тут крестьянин понизил голос, - на ночь у него не оставайтесь. Поговаривают, будто он с дьяволом яшкается, молится ему, прости Господи, - мужик боязливо перекрестился.
- Спасибо, милый, ступай.
Дав крестьянину пятак на водку, я направился в сторону указанного дома. Хозяин был дома и высушав мой рассказ, согласился приютить меня на время починки. Лет пятидесяти, невысокого роста, с окладистой бородкой - он походил на сельского священника. Разговорились о том о сем, и Иван Матвеевич (так звали хозяина) действительно признался, что учился в семинарии, даже имел свой приход, но потом был снят с занимаемой должности и уже пять лет живет один в деревне, растит на огороде капусту, доживает свой век в тишине и молитве. После ужина сели пить чай. Откуда-то из передней пришла рыжая лохматая собака и уселась рядом с хозяином.
- Ах ты мой дружочек! - лицо Ивана Матвеевича просияло, видимо он был привязан к животному.
- Знакомьтесь! Это Дружочек. Обычно мы чаевничаем вместе, вы уж извините...
- Милое животное, я тоже люблю собак.
- Правда? - обрадовался Иван Матвеевич, - Понимаете, я живу один, в деревне меня не слишком жалуют... А Дружочек - мой друг. Он как человек, только говорить не умеет. Но мы друг друга и без слов понимаем, правда, Дружочек? - он потрепал собаку по голове и она смешно завиляла хвостом.
- И все же, человек и собака не одно и то же, согласитесь.
- Полагаете? - Иван Матвеевич вздохнул и как-то сник, - Что ж, вы не первый, не первый...
- Но, согласитесь, - я почувствовал себя неловко и стал оправдываться, - что и с религиозной даже точки зрения это разные вещи!
- Да, да, вы конечно правы , - смущенно произнес хозяин, - но ведь все мы твари Божьи.
- Но ведь в животных души нет! вы же в семинарии учились!
- Души нет, это да. Но дух-то есть. Он, Божий дух все пронизывает, и в травке есть и в зверях разных.
- Ну, вы еще скажите, что животные в рай попадают!
- А может они и не выходили из него, из рая-то, - почти прошептал он, - Это же человек пал, а звери, да птицы - у них свободной воли нет, по Божьему слову живут...
- Но души-то нет, - не сдавался я.
- А что душа? Вот взять мою душу - страх, да сомнение. А сказано - "душу потеряешь - душу и обрящешь". То есть, когда Бог в душу войдет - тогда и в рай. Так то уже не душа личная, - а что ни на есть - часть Бога, иначе - Дух Святой. Вот и вопрос - кто в рай попадет?
Я был в замешательстве и не нашел, что возразить собеседнику.
- Вот, взять хотя бы Дружочка, - он нежно погладил собаку, - разве ж Бог его меньше меня любит? Это же его творение. Есть у меня надежда, что и на том свете вместе будем. О сем и молю Господа нашего, - Иван Матвеевич перекрестился.
- Да, теперь я понимаю, почему вас в деревне боятся, чем-то вроде колдуна считают. Даже, верите ли, говорят вы дьяволу молитесь! - я рассмеялся, но мое замечание, похоже, не развеселило хозяина. Он потупил взор и тихо произнес:
- Дак, я же не дьяволу молюсь... я перед Господом нашим за него молюсь, чтоб вразумил его скорее, чтоб перестал он зло творить, заблудшая из душ...
- Как молитесь? За дьявола молитесь? Но почему? - я был настолько ошарашен признанием, что даже вскрикнул. Хозяин устало провел рукой по лбу:
- Так дьявол, он же тоже творение Бога, любимый из ангелов. Я так полагаю, он, Господь наш, милостью своей дает ему возможность самому вернуться к свету, как и нам, как и нам... Иначе, разве ж он попустил бы и войны и болезни и все остальное... Вот он какой, "весь свет и нет в нем никакой тьмы", нет нашей злобы, деспотизма, зависти, ревности, он всех нас любит - от ангела падшего, до последней букашки. Любит и ждет. Ждет, что мы сами к нему придем. Вот так я думаю...
Некоторое время мы сидели молча. Затем я спросил:
- За подобные речи вас и лишили сана?
Иван Матвеевич вздохнул:
- Да... Сказали вольнодумный очень... Оно и правда, только вот кажется мне, что молиться за всех надо. Господь милостив, он нас всех простит! Обязательно! Но о сем знать не должно! Иначе стремление пропадет...
Ивана Матвеевича прервал стук в дверь. Это оказался кучер:
- Готово, барин, извольте собираться, - буркнул он угрюмо, опасливо косясь на хозяина дома.
Иван Матвеевич вышел проводить. Перекрестил, пожелал Любви, удачи и доброго пути. Когда отезжали, он долго еще махал мне вслед рукой, пока совсем не скрылся из виду...
Стемнело. Дорогу было почти не видно. И вдруг, по краям дороги стали загораться голубоватые огоньки. Святлячки. Их было так много, что казалось будто мы плывем по воде, а в ней отражается звездное небо... Я слышал, как ругался возница, поминая недобрым словом Ивана Матвеевича: