Гуляка Светлана : другие произведения.

Магия эльфов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Околье - самая отдалённая окраина королевства Морава - всегда кишело нечистью и нежитью, однако нынешнего короля больше волнуют развлечения, нежели проблемы захолустья. В Мораве появились магические артефакты, способные погрузить королевство в хаос, однако никто не знает, кто и как их изготавливает. Энха всю жизнь мечтала быть магом, однако выяснилось, что магического дара она лишена... Но, может, отчаянная мечта стать магом способна решить не только личные проблемы?


   Пролог. Энха. Маг-убийца
  
   Примечания:
   Голштин - порода лошадей.
   Липень - славянское название июля.
   Сажень - мера длины, равная примерно два метра.
  
   До ночи добраться до замка Энха не успела, и, когда сгустились сумерки и начала вылезать нечисть, пришлось заночевать в придорожной деревеньке на двадцать дымов. Постоялого двора здесь, разумеется, не было, и девушка попросилась в первую попавшуюся хату. Радушная хозяйка напоила её молоком с медовыми кнедликами, а когда она поела, один из детей подошёл к ней и подёргал её за рукав котты:
   - Панночка, расскажи сказку.
   Из-за занавески, отделявшей горницу от повалуши, тут же высунулись ещё две любопытные детские головки.
   Настроение у Энхи было совсем не радостным и не сказочным. Хотелось забиться в какой-нибудь тёмный угол, где её бы никто не видел и не трогал, и там повыть вволю, а ещё лучше взять вилы и пойти заколоть какую-нибудь нечисть, чтобы выплеснуть боль. Однако хозяйка предоставила ей ночлег, накормила ужином и не взяла за это ни медяка, и Энха не могла ответить неблагодарностью. Поэтому пришлось заставить себя улыбнуться и согласиться. Дети тут же сгрудились вокруг неё, однако не успела она распевным речитативом произнести даже первую строфу сказания о Нинпу, как внимание всех домочадцев привлекли голоса на улице.
   Уже было почти темно, и нечисть повылезала из своих дневных убежищ. В деревню она забредала каждую ночь, а то и дневала здесь, сворачиваясь до размеров кулака забиваясь в какую-нибудь щель, а с наступлением темноты разворачиваясь в саженных тварей. Поэтому селяне после захода солнца носу из домов не казали. И если сейчас рискнули выбраться на улицу, значит, что-то случилось.
   Энха вышла в тёмные сени, там прихватила вилы, приоткрыла дверь и выглянула. Крупной нечисти поблизости видно не было, только мелкий штух пытался потрогать лапой сидящего на заборе кота, а на пыльной разъезженной дороге стояло трое селян. Двое из них были вооружены вилами, один - цепом; они постоянно озирались, но больше всего их внимание было направлено в сторону далёкой речки, протекавшей в четырёх вёрстах от деревни. Там, где на берегу у опушки леса прилепился хутор Вишвица, явно что-то происходило.
   Самого хутора видно не было - даже в ясные дни можно было рассмотреть только край сушильни, все остальные строения были скрыты за деревьями. Но сейчас казалось, что там что-то движется. Или кто-то. Время от времени мерещились едва заметные вспышки света.
   - Гоблины напали, - тревожно предположил один селянин. - Вишчики отбиваются.
   - Подсобить надобно, - заметил другой.
   Словно в ответ ему с околицы послышался вой мроя. Селяне с беспокойством зашарили глазами по окрестностям. Помочь-то оно надо: будь это день, мужчины вооружились бы кто чем и пошли, но ночью перейти лес и болото, полные нечисти, не рискнёт даже маг.
   - Что за свет? - спросила Энха.
   Вишчики могли отбиваться факелами. Против гоблинов горящая палка почти бесполезна - эти твари длиннорукие, против них нужно что-то длиннодревковое - но, возможно, бой идёт с нечистью, которая огонь очень сильно не любит.
   Движение прекратилось, вспышки тоже. И сколько люди ни вглядывались, больше ничего видно не было. На сердце стало тревожно.
   На дороге стремительно возникла высокая худая фигура с лапами почти до земли. Вместо головы у твари был словно обрубок, прикрытый пульсирующим капюшоном.
   Мрой!
   Селяне выставили вилы, Энха привычно скользнула в сторону, быстро оббежала мроя по дуге и зашла ему за спину. Мрой развернулся к ней и ударил ментальной волной. В голове и спине мгновенно отдалось болью, однако Энха, невзирая на боль, сделала два шага к твари, чтобы полностью завладеть его вниманием. Мужчины, оказавшиеся теперь у него за спиной, немного рассыпались и неслышно приближались. Энха сделала ещё шаг к мрою, тот чуть присел, готовясь к броску, но сделать его не успел - двое селян почти одновременно всадили в него вилы, а третий огрел цепом. Тварь заревела и выдала вторую ментальную волну. Затылок снова отдался болью, Энха почувствовала во рту вкус крови, тоже подскочила к мрою и яростно пригвоздила своими вилами к земле его капюшон, и селяне принялись остервенело колоть вилами и колотить цепом тварь. Мрой вывалился из мира демонов давно - шерсть его была длинная, жёсткая, а внутренности походили на мышцы и кости - и только беловатая жидкость, вытекавшая на дорогу вместо крови, говорила о том, что это не зверь, а потусторонняя тварь.
   Умер он быстро. В момент его смерти во все стороны пошла ментальная волна, Энха успела броситься на землю, чтобы пропустить её над собой, селяне поморщились, вытащили вилы из трупа и вытерли их о траву.
   В стороне Вишвицы было тихо и темно.
   - На заре надо будет пойти туда, - сумрачно сказал один из селян, прислушиваясь к тяжёлому шуршанию на околице.
   - А теперича, хлопцы, по домам, - скомандовал тот, что был с цепом. - Чует нечисть человеков на улице.
   Повторять два раза не пришлось.
  
   Утром вышли, едва рассвело и по окрестностям перестала шуршать нечисть. Четверо мужчин, к которым присоединилась и Энха. Дорога шла сначала через небольшое торфяное болотце, поросшее толстым слоем мха. Из-под одной купины выглянул гуль, попытался взять в ментальный плен одного из селян, чтобы увести его за собой в болото, но был быстро заколот вилами, забит цепом, посечён совней на куски и кинут на краю болота - по возвращению его следовало подобрать и сжечь, чтобы не возродился. И дальнейший путь прошёл спокойно.
   А вот на подходе к хутору в траве около тропы нашли труп хозяйского сына - он лежал навзничь лицом в папоротник, на спине его зияла огромная рана, куска мяса и позвоночника просто не было.
   Энха присела над ним на корточки, внимательно осмотрела рану. Потом тревожно переглянулась с селянами.
   Кто и чем нанёс такую рану? Это не животное и не копьё гоблина - они оставляют другой след. Это не когти мроя или чуся - раны, нанесённые ими, длинные и рваные. Яхайки и ушлёпки плюются кислотой и бьют ментально, а если физически - то лапами, когти у них маленькие. Сугут не вырывает мясо, а просто замораживает. Вененка сдавливает щупальцами, сминает, пока не переломает все кости и не порвёт мышцы. А нежить так не умеет.
   - Хаттат? - не очень уверенно предположил один из селян.
   Все с сомнением переглянулись. Хаттаты были нечистью крайне опасной, но к счастью редкой, сама Энха видела его первый и последний раз лет пять назад. И как выглядят раны, оставленные им, никто доподлинно не знал.
   Шагах в тридцати от первого тела нашлось и второе, принадлежавшее хозяйке. Рука её была срезана вместе с куском ключицы и валялась невдалеке от трупа.
   Все снова переглянулись, очень сильно не уверенные, что стоит и дальше валить всё на хаттата.
   Тело хозяйской дочки нашлось уже на опушке. Она лежала на спине, ноги её были раздвинуты, подол котты задран, штаны содраны. В её груди виднелась сквозная рана, в которую можно было просунуть кулак.
   Тревога сменилась холодным липким страхом.
   Если рану ещё можно было свалить на хаттата, то насилие над девичьей честью - хотелось верить, что посмертное - уже нет. Ни нечисть, ни нежить этого не делают. Гоблины могут пустить по кругу девчонку, прежде чем убить её и съесть, но они не могут нанести такие раны.
   Вывод напрашивался один.
   - Человек, - сумрачно и недоверчиво озвучил один из селян.
   - Маг, - подтвердила Энха.
   Но кто? В Околье всего два мага: Павко из Городища и Вито из Крутицы. Но Павко после недавней схватки с личом едва может шевелить левой ногой, а левую руку он и вовсе потерял. Вито... Энха слишком хорошо его знала, чтобы подозревать в подобном.
   Она оглянулась на мазанку, на стене которой виднелась кровь, судорожно сглотнула, сжала вилы и шагнула вперёд.
   Идти на нечисть, стоять перед тем же мроем было далеко не так страшно, как знать, что впереди её ждёт маг, уничтоживший вчера целую семью. Может быть, потому что приманкой для нечисти, нежити и гоблинов она была всю жизнь и привыкла, а с человеком сражаться по-настоящему не приходилось никогда.
   - Стой, Эникё, - тихо остановил её один из селян. - На нечисть и нежить ты идёшь первой. Но здесь человек. На него пойдём уже мы. Если что - убегай, скажи Вито.
   Он тоже не допускал мысли, что виновник этого побоища - маг соседнего уезда.
   Энха, скрывая постыдное облегчение, осталась сзади, отступив к сараю. И споткнулась о тело старого хозяина. У него тоже зияла рана в груди, а в руке он сжимал лук. Энха разжала его окоченевшие пальцы, забрала лук и подобрала колчан с тремя стрелами. Мужчины, взяв наизготовку оружие, напряжённо пошли вперёд. Однако стоило им сделать несколько шагов, как дверь мазанки распахнулась, и из неё выскочил человек. Не особо высокий, коренастый, темноволосый и без одного уха. Увидев гостей, он как-то по-бабьи взвизгнул и швырнул в них веером льда.
   Жизнь бок о бок с нечистью научила жителей Околья реагировать быстрее, чем соображать, и мужчины живо порскнули в разные стороны и пригнулись. Энха наложила стрелу на тетиву и выстрелила. Промахнулась буквально на два пальца, стрела вонзилась в косяк, но одноухий темноволосый маг отвлёкся на неё, и селянин с совней воспользовался этим и резанул его по руке, зацепив и подбородок. Кровь брызнула на траву, а Энха поспешно наложила на тетиву вторую стрелу, однако пока она потратила вдох-выдох на то, чтобы прицелиться, одноухий маг, размахивая раненой рукой и разбрызгивая кровь, рванул в сторону леса. Энха выстрелила ему в спину, однако стрела лишь оцарапала вторую руку. Мужчины попытались его преследовать, однако одноухий маг снова метнул себе за спину веер льда, заставив преследователей снова скакнуть в разные стороны, а сам скрылся в лесу. И в последний момент, пока он был ещё виден среди деревьев, Энха выстрелила последней третьей стрелой. Стрела впилась ему в спину, однако маг не обратил на это внимания и исчез среди деревьев.
   Тело хозяина нашлось в подклете. Лицо его представляло собой обожжённое до неузнаваемости мясо. Опознать его можно было только по характерно изувеченной ноге, когда в него, ещё в юности, плюнул кислотой ушлёпок...
  
   До замка в Крутице Энха, постоянно поднимая серого голштина в галоп, добралась к полудню. Вито - крутицкий уездный маг - прискакал к разорённому хутору ближе к вечеру, осмотрел побоище и попытался проследить путь одноухого мага. В мазанке осталось его сюрко из хорошей, украшенной цветными шнурами суконной ткани, и по следу пустили собак. Перемещался он без определённого направления, иногда возвращался на те места, где уже проходил - то ли пытался запутать след, то ли не ориентировался на местности. В одном месте сидел долго, возможно, отдыхал и пытался подлечиться, однако поймать его не удалось: след привёл к реке и оборвался. Охотники обшарили несколько вёрст вверх и вниз по обоим берегам Мохача, но собаки следа больше не взяли. Хотелось надеяться, что одноухий маг утонул или его утянули водяник или болотник.
   Поздно вечером, когда Вито и Энха вернулись в родной замок, Вито послал почтового ворона с сообщением в столицу. Ворон вернулся через два дня. Вито принял его, погладил по чёрным пёрышкам, дал кусочек баранины, снял с лапки маленький тубус из провощенной бумаги, вытащил из него свёрнутый листок и вчитался в мелкий почерк. Энха стала рядом с ним и вытянула шею:
  
   Королевский маг по имени Желда Хойничек 26 липеня убил фаворитку короля, министра дорог и несколько слуг и попытался ограбить королевскую казну. Был застигнут на месте преступления и бежал. 29 липеня его видели в Торопце, направлялся в сторону Околья. Убил двух стражников, пытавшихся его задержать. Приметы: на вид лет 30, невысок, плотного телосложения, волосы тёмные, до плеч. Характерная примета - нет левого уха. Магически серый, предпочтительно пользуется светлой магией. Если местонахождение Желды Хойничка будет установлено, взять живым или мёртвым. Награда - 30 золотых денариев. Магический приказ.
  
   - Зачем он бежал сюда? - тревожно спросила Энха.
   Вито неопределённо пожал плечами:
   - Скорее всего, хочет перейти границу и уйти в Суони, потому что только в Околье, сама знаешь, нет магической границы. В других местах при переходе сразу засекут, что он маг.
   - В Околье никакой границы нет, - фыркнула Энха. - Но даже местные много раз подумают, прежде чем сунуться в лапы тамошней нечисти.
   Вито снова пожал плечами:
   - Не знаю... Да, всё так закрутилось, что я и не спросил - ты поступила?
   Энха почувствовала, что к горлу подкатывает ком.
   - Нет, - отвернувшись и глядя в пол, глухо ответила она. - Магический шар не показал ни сгустка, ни хотя бы искры.
   Вито погладил своей узкой ладонью по её русым, сплетённым в косу волосам:
   - Выше нос, сестрёнка. Захват магии можно раскачать.
   - Да, мне сказали...
   Да, ей сказали, что захват магии можно раскачать. Ей сказали как. Ей дежурно предложили попробовать поступить через год. И это вселяло надежду, да только Энха знала, что если захват магии изначально низкий, то его нельзя раскачать так, чтобы дорасти до королевского мага, а не вылететь из университета магии после какого-то из промежуточных курсов. Но даже и это не было самым обидным. Она всю жизнь мечтала быть магом, да не каким-нибудь, а королевским, и убивать нечисть и гоблинов одним щелчком пальцев. Когда две седмицы назад магический шар в университете не показал ей искры, она поняла, что согласна быть не королевским магом, что даже уровень краевого или уездного её уже устраивает, только чтобы магом. И на это надежда ещё оставалось. Только всё равно боязно...
   - Иржи смеялся надо мной...
   Это вырвалось против её воли. Она хотела промолчать, скрыть, запрятать глубоко и желательно забыть. Но оно вырвалось.
   - Каким образом?
   - Сказал, что это счастливейший день в его жизни, потому что он в самых страшных своих кошмарах видел, что я становлюсь магом.
   Она сглотнула и глухо добавила:
   - А сам перешёл на пятый курс.
   Иржи теперь будет королевским магом. А ей... Хорошо если она сможет раскачать захват и стать хоть каким...
   Вито снова погладил её по русым волосам и чуть нахмурился своим мыслям.
   - Кто знает, сестрёнка, как оно лучше. Думается мне, не смеялся это он над тобой. Быть магом - это только со стороны хорошо и красиво, а в реальности... Ладно, посмотрим, что будет через год. А сейчас, пока светло, давай съездим в Груздки. Там болотника полторы седмицы изловить не могут, а он уже двух утопил.
  
   В течение двух следующих месяцев стали появляться свидетельства того, что беглый королевский маг Желда Хойничек не утонул в Мохаче, как все на то надеялись. В нескольких деревнях нашлись свидетели, которые видели темноволосого человека без левого уха и с маленьким шрамом на подбородке. Потом в одной из охотничьих заимок нашли труп охотника, убитого магией. Потом в городке Вселово человек со шрамом на подбородке пытался найти проводника в Суони; сколько у него ушей, никто не видел, потому что голова была закрыта клафтом, но судя по описанию, это был Желда Хойничек. Быть ему проводником никто не вызвался, даже те, кто знал путь, но ему описали, как добраться до границы. Желда ушёл в сторону Суони, но ещё через месяц в горах Междуречья нашли тело травницы из Опят. Прежде чем его нашли, оно пролежало довольно долго, и сказать с уверенностью, чем были нанесены раны, не смог даже Вито, хоть и склонялся к мысли, что всё же магией. Хотя Желда уходил в сторону Суони, а Опята находятся ровно в противоположной стороне. Приезжали и маги из столицы, утверждая, что из мира демонов над Окольем виден третий магический отсвет помимо двух, принадлежавших Павко из Городища и Вито Крутицкому. Вито рассказал следователям всё, что знал, однако отыскать беглого мага в лесах, горах и болотах Околья было невыполнимой задачей.
   Последний раз его видели охотники, когда уже полили осенние дожди, и было это недалеко от первого притока Огже, где горы становятся выше, а леса постепенно сменяются каменистыми лугами. И после этого Желду Хойничка больше не встречали, и трупы убитых магией попадаться перестали. Пропал над Окольем и третий магический отсвет. Ушёл ли беглый маг в Суони или Валаху, перешёл ли заогжские горы и спустился в Заильский край, сгинул ли где - это никто так и не узнал...
  
   Пролог. Иржи. Таинственный артефакт
  
   Щурка - небольшой уездной городок Уштецкого края - сам на себя не походил. Обычно спокойный, по-провинциальному неторопливый, сейчас он кипел и бурлил и находился на грани братоубийственной войны. Двое путников, прибывшие в город вскоре после полудня и вежливо поинтересовавшиеся у одного из прохожих, где живёт местный маг, наткнулись на стену глухой вражды. Какая-то мещанка хмуро бросила, какого демона сюда явились чужаки, и не собираются ли они тоже травить бедноту.
   - Следователи Сыскного Приказа, - важно отрекомендовался старший из них, указав на эмблему на форменной котте.
   - Ну-ну, следователи, - буркнул гладко выбритый мещанин в чёрном сюрко. - Так и поверили. Как пить дать - воду в колодцах травить будете!
   - Идите-ка подобру-поздорову, - посоветовал им третий прохожий. - Пока целы.
   Следователи переглянулись.
   Щуркинский уездной маг написал письмо в столицу седмицу назад, и в письме сообщил, что в городе по непонятным причинам накаляется обстановка: погромы на улице ростовщиков, народ сильно волнуется из-за поднятия налогов, цен на зерно и отравы в реке. Весьма похоже, - писал он, - на воздействие эмпатического артефакта длительного действия. Однако я в силу недостаточной силы не могу ни ощутить его воздействие, ни изготовить артефакт, способный засечь. Потому прошу прислать человека достаточной квалификации...
   В Сыскном приказе к письму отнеслись без энтузиазма и каких-либо проблем не увидели. Ростовщиков периодически громят везде. Налоги король поднимает каждый год, пора бы к этому уже и привыкнуть. Из-за цен на зерно, которые поднимаются каждую весну, народ тоже волнуется везде - ну а как поднимут, а потом не опустят? Река, которая протекает через Щурку, отделяется от Донавы напротив болот Околья, а там всякой дряни хватает, и когда болота разливаются, эта дрянь доплывает иной раз и до Меделя. И жители Щурки прекрасно осведомлены, что весной и осенью воду из реки пить нельзя. И если сами идиоты и пьют, то чего возмущаются, что потом маются животом и из отхожего места вылезти не могут?
   Однако письмо есть, отреагировать на него надо, и в провинцию поехал пан Отокар, взяв с собой Иржи - студента пятого курса университета магии, который уже давно проявлял интерес к сыскному делу. По порталу они прошли от столицы до краевого города Уштица, а оттуда по размытым от талых вод дорогам, не везде мощёным, добрались и до Щурки.
   И первые же разговоры с местными заставили насторожиться, потому что обстановка в городе в самом деле была ненормальной. Хамы и грубияны есть везде, но не бывает так, чтобы ничем не обоснованную враждебность проявляли все люди!
   Щурка была небольшим городком просторной застройки; в отличие от скученной столицы верхние этажи домов не нависали над нижними, перед окнами были разбиты маленькие палисадники, а потому на улицах было светло. Оставив лошадей на постоялом дворе и поплутав по мощёным, но грязным от подсохших луж кривым улочкам, следователи нашли дом уездного мага.
   Это оказалась молодая ещё женщина, одетая в простецкие штаны и котту и с накинутой на плечи синей свитой. Одного глаза у неё не было, а лицо пересекал глубокий шрам.
   - Приветствую, - она коротко склонила голову и пропустила гостей в дом. В просторной, отделанной деревом прихожей было светло от солнца, но не особо аккуратно. Магичка сняла со стола стопку книг, поставила её на пол в угол, кружку с чем-то недопитым и тарелку с крошками убрала под стол, туда же отправилась и шкатулка с накопителями для артефактов, и она пригласила гостей присесть в лёгкие деревянные кресла, на сиденья которых были брошены потёртые подушки, а себе принесла стул.
   - Дело такое, - не размениваясь на лишние слова, начала магичка, когда все расселись. - Обстановка накаляется уже месяца полтора. Постепенно, очень постепенно. Я не могу выделить какой-то точки, с чего всё началось. Сначала небольшие волнения, когда с таянием снегов поднялась вода в реке и появилась первая холера. Потом лекари мне сказали, что больные очень уж нервные в этом году, угрожают, что ежели не вылечат - поубивают всех. Потом у одного почтенного жителя гном-ростовщик потребовал погашения долга, иначе заберёт имущество в счёт этого долга. Житель тот собрал толпу, и толпа пошла на улицу ростовщиков. Погрома на тот раз не случилось, но была драка с пострадавшими. Затем объявили о повышении налогов, и начали подниматься цены на зерно, и народ зароптал. Седмицы две назад снова гномы у одного из горожан потребовали возврата долга. На этот раз толпа была больше и настроена злее. Квартал громили, появились погибшие как среди ростовщиков, так и среди толпы. Стража пыталась сдержать погром - толпа переключилась на неё. Горожане вызверились на стражу, мол, она заодно с ростовщиками. Дабы избежать кровопролития, я применила тихомирку. Вроде как помогло, толпа разошлась, но вскоре появился слух, что вода в реке не просто так ядовитая, а её сознательно травят.
   - Реку? - скептически хмыкнул Иржи, внимательно слушавший рассказ.
   Магичка глянула на него своим одним глазом и кивнула:
   - Я пыталась донести до них, что реку отравить невозможно. Нет у нас таких ядов, чтобы хватило на всю воду. Меня... не воспринимали. Вообще. Я попробовала объяснить, что если травить воду, то в колодцах... Зря я это сказала, - скривилась она. - Они ухватились за эту мысль и разнесли по всему городу. На следующий уже день об этом кричала вся Щурка. А потом появился слух, что воду травит не абы кто, а пан Кубичек. Это местный весьма богатый виконт, который держит... держал ткацкие и швейные мастерские и контролир... овал торговлю тканями. Мол, это он так решил избавиться от конкурентов.
   Иржи снова скептически хмыкнул. На его взгляд рациональнее было точечно отравить конкурентов, а не травить воду по всему городу.
   - Да, - подтвердила магичка. - То, что это весьма непрактично, никто не воспринял. А черед два дня толпа разгромила поместье Кубичеков. Пан, его пани и одна из паненок были растёрзаны толпой. Панич защищал имение и тоже был убит.
   - А вода действительно отравлена?
   - Холерных в лечебницах не больше, чем каждый год.
   - Кто получит в наследство имение? - поинтересовался пан Отокар.
   - Старшая паненка замужем где-то в Приморье. Скорее всего, она или её сыновья. Я понимаю, вопрос был к тому, могла ли она организовать беспорядки?
   Следователи синхронно кивнули.
   - Говорить с уверенностью, конечно, не могу, - покачала головой магичка, - но думаю, она тут не замешана. Потому что ещё через два дня на рынке сцепились два купца, один обвинил другого в намеренном занижении цен на краски для тканей, чтобы привлечь покупателей и, соответственно, оставить второго без клиентов. Слово за слово - прозвучало имя пана Гжимайло, который занимался поставками этих красок.
   - Толпа пошла громить имение пана Гжимайлы, - задумчиво закончил за неё пан Отокар.
   - Именно так, - подтвердила магичка. - Однако пан Гжимайло в юности служил солдатом, и не абы где, а в Околье. Он организовал оборону поместья, так что парк разгромили и пожгли, однако до жителей поместья не добрались. И старшая Кубичекова паненка к пану Гжимайле не относится никоим боком.
   - Ещё погромы были?
   - Очередной раз громили гномов-ростовщиков, и тоже с трупами. А со вчерашнего дня циркулируют слухи, что купец Тобишка проигрался в карты и проворовался, поэтому на жителей Щурки будет наложен дополнительный налог, чтобы покрыть его долги.
   Оба следователя поперхнулись воздухом и посмотрели на магичку с недоверием.
   - Не разыгрываю я вас, панове, - она потёрла свой единственный глаз. - Я бы не додумалась до такой чуши. Но кто-то её пустил. И подозреваю, что не сегодня-завтра будут громить и его.
   - Что продаёт купец Тобишка? - спросил Иржи.
   - Его караваны возят хлопок из Согдианы и лён из Летувы.
   - Пан Кубичек, - Иржи прищурился, - производил и продавал ткани. Пан Гжимайло - краски для тканей. Купец Тобишка поставляет хлопок и лён. Все они связаны с текстильным делом, - он посмотрел на магичку. - Кто в городе может хотеть их потеснить?
   - Думаете, - она ответила задумчивым взглядом, - это травля конкурентов?.. Пан Беранек занимается шерстью. Есть целая улица текстильщиков - прядильщиков, чесальщиков, красильщиков, ткачей, швецов, вышивальщиков... Есть купец Ржига, он владеет мастерской гобеленов. И пан Томан занимается всем понемногу.
   - Что-нибудь заставляет тебя быть уверенной, - уточнил пан Отокар, - что в деле замешан именно тёмный артефакт, а не просто умелое натравливание толпы на неугодных людей?
   - Конкретно - нет, - призналась магичка. - Но когда громили пана Гжимайло, я снова применила тихомирку. И днём позже от лекарей и из слухов я узнала, что у всех участников погрома болела голова в области лба.
   - Конфликт одновременного воздействия тёмных артефактов? - предположил Иржи.
   - Похоже на то. Я ходила по городу с артефактом, засекающим тёмное воздействие, но ничего не обнаружила. То ли влияющий артефакт был деактивирован, то ли мой недостаточно чувствителен. И сама я ничего не чувствую.
   Пан Отокар переглянулся с Иржи, а затем попросил магичку:
   - Будь любезна, пани, расскажи нам, где живут все паны, связанные с текстилем...
  
   Расставшись с магичкой, следователи пошли гулять по городу. Потолклись на рынке, посмотрели на повешенного накануне бородатого мужика, казнённого, как просветила их толпа, за насилие над детьми. Затем, прислушиваясь к сигнальным артефактам, закреплённым на рукавах, отправились по всем местам, названным магичкой.
   В квартале текстильщиков воняло красками и кислотой, но магический фон оставался чистым. Около мастерской гобеленов следователи покрутились, пообщались со случайными прохожими на тему того, где здесь можно купить плащ, а то на рынке цены бессовестные, но и здесь ничего не засекли. Ничего не было и около имения пана Беранека. А вот ещё на далёком подходе к поместью пана Томана один из артефактов начал заметно нагреваться.
   - Есть, - сообщил Иржи старшему товарищу.
   При приближении к поместью - двухэтажному дому с колоннами, явно знавшему лучшие времена - и порядком запущенному саду, сигнальный артефакт понемногу теплел ещё больше.
   - Что скажешь? - спросил пан Отокар.
   - Артефакт ментальный, - блеснул знаниями Иржи. - Воздействие слабое, но рассчитано на длительный срок... Отокар, я не чувствую этого артефакта, - признался он. - Хотя должен.
   Пан Отокар задумчиво кивнул:
   - Вот и меня смущает то, что я не чувствую артефакта. Это странно. Значит, сейчас слушай и запоминай...
   В поместье они проникли, представившись следователями со столицы, расследующими массовые беспорядки в Щурке. К ним вышел пан Томан - дородный барон с гладко выбритым лицом и в шапке с закрученными полями по аллеманской моде.
   - Чем могу быть полезен панам следователям? - спросил он, вежливо пригласив их в свой кабинет.
   Кабинет был типичным кабинетом - стены обиты деревом, у окна стоял стол с наваленными на нём папками с какими-то счетами, стеллаж, на котором так же громоздились папки, а верхний ряд занимали книги на самые разные темы. Магическая лампа на столе для работы в тёмное время суток, мягкие, удобные, но порядком потёртые кресла с завитыми ножками, резной столик для еды. Белобрысая служанка принесла хозяину и гостям чай и закуски, все расположились в креслах, и пан Отокар принялся расспрашивать пана Томана, знает ли он о причинах массовых беспорядков в городе.
   Пан Томан принялся описывать обстановку в городе, напирая на то, что злоба горожан вызвана повышенной ядовитостью воды в реке, которую, несмотря на все запреты, тёмное местное население употребляет для питья, и повышением налогов и цен на зерно. Иржи сидел в кресле, слегка развалившись, тайком позёвывал, всем своим видом показывая, что ему скучно и что он не видит смысла во всех этих расспросах. И ещё более тайком прислушивался к артефакту, закреплённому под рукавом котты.
   - В каких вы были отношениях с погибшим паном Кубичеком? - благодушно спрашивал пан Отокар.
   - О, это был чудесный человек, - с пылом отозвался пан Томан. - Мы были в прекрасных отношениях. Для меня это огромная утрата, что он погиб так жестоко!..
   Им врали - актёром пан Томан был посредственным. Специальный артефакт-детектор, припрятанный в рукаве, резко сейчас охладился, что говорило о том, что он тоже считает речь пана Томана ложью. А ещё Иржи наконец-то смог уловить воздействие тёмного артефакта. Какого именно, он не знал, но то, что у пана Томана сейчас активирован артефакт, призванный, скорее всего, ослабить внимание следователей или внушить им нужные мысли, сомнений не было.
   Иржи смахнул несуществующую соринку с котты пана Отокара и два раза похлопал его по руке. Это был условный знак, хотя Иржи не сомневался, что его напарник всё сам понимает.
   - Что ж, пан Томан, - пан Отокар поднялся с кресла. - Благодарю вас за столь красивую сказку. А теперь, - его голос мгновенно зазвучал жёстко, - будьте добры передать нам артефакт, которым вы воздействовали без малого на весь город и на нас. И рассказать нам правду.
   Пан Томан побледнел...
   Правда оказалась банальной - конкуренция. Пан Томан занимался изготовлением и продажей тканей и одежды и с трудом держался на плаву. Деловой хватки у него не было, и конкуренты постепенно вытесняли его. Дела с каждым годом шли всё хуже и хуже, и в какой-то прекрасный момент он решил поправить дело устранением конкурента. А чтобы на него не пало подозрение, решил обстряпать это дело не своими руками и приобрёл незаконный ментальный артефакт за баснословную сумму в десять золотых денариев. Достаточно было периодически носить артефакт на себе и подсказывать людям нужные мысли, которые, благодаря артефакту, цеплялись очень крепко. Так толпа была натравлена на гномов-ростовщиков, которым пан Томан задолжал немалую сумму, на панов Кубичека и Гжимайло, и так же через пару дней должна была отправиться громить купца Тобишку.
   С мотивом и преступником всё было понятно, а вот с артефактом - ничего. По всем ощущениям артефакт был дохленьким, однако дохлый артефакт не сможет внушать сильные и стойкие мысли всему городу ну никак. Вернувшись в столицу и сдав пана Томана страже, пан Отокар, Иржи и их коллеги принялись разбираться. Самым первым бросилось в глаза, что лазурит, на котором был изготовлен артефакт, имел не стандартную каплевидную форму с отверстием у узкого конца, а круглую, уплощённую, и отверстие в нём было просверлено почти по центру. Такая форма встречалась ещё с эльфийских времён, но она хуже держала магию, а потому ею пользовались только если не было стандартного носителя. А во-вторых, магия, заключённая в артефакт, имела очень мелкую структуру, что говорило о том, что или его создавал очень слабый маг, или что артефакт уже на грани выдыхания.
   Но выдыхающийся артефакт или артефакт, созданный слабым магом, никак не может работать столь сильно, чтобы поставить на уши весь город!
   - Вы ошиблись, хлопцы, - не особо веря самому себе, сказал Алоис - тоже один из следователей, рассматривавших сейчас непонятный артефакт. - Вам подсунули не то.
   - Исключено, - покачал головой пан Отокар. - Мы контролировали пана Томана и артефактами тоже. Он не мог солгать так, чтобы мы не засекли ложь. Если бы там был один Иржик, я бы ещё допустил, что его по неопытности обвели вокруг пальца. Но я уже не желторотый птенец.
   Пан Геза - Голова Сыскного Приказа - взял со стола странный артефакт, повертел его в пальцах, прислушался к нему, затем пригладил свои седые усы.
   - Мы можем проверить, - заметил он.
   Какое-то время он размышлял, затем надел щуркинский артефакт себе на шею, убрал под рубаху, взял перо, обмакнул его в чернильницу и, прикрывшись рукой от подчинённых, написал пару коротких фраз. Помахал листиком под столом, давая чернилам высохнуть, затем сложил его в несколько раз и передал пану Отокару:
   - Здесь написано, что я вам буду внушать. Ну а ты, Отокар, спрячь и не подсматривай. Для чистоты эксперимента. Ну и все снимаем защитные амулеты, коли они на вас есть.
   До вечера все следователи, разбираясь со своими делами, подозрительно наблюдали друг за другом и с интересом ждали, что будет. После занятий в университете пришёл Иржи, в очередной раз пожаловался, что магистры с каждым занятием кажутся всё тупее и тупее, и что в Щурке было солнце, а здесь опять дождь.
   - Да, - согласился пан Отокар, просматривая дело об ограблении магической лавочки и пытаясь придумать, с чего начинать распутывать. - Льёт уже седмицу.
   - Словно бы у нас тут не весна, а осень, - поддержал его Безуха, почитывая у него из-за плеча.
   - Могли бы, - согласился пан Игнац, высматривая, в каком углу жбан с пивом, - и дворцовым погодным магам приказать разогнать тучи.
   - Король не в столице, - хмыкнул Иржи. - С седмицу назад уехал со своим двором в какое-то из своих поместий.
   - И погодных магов с собой забрал!..
   - А нам теперь тут мокни!..
   - Ну что за весна такая: солнечных дней - раз-два и обчёлся!
   - Я не думаю, что король забрал с собой вот прям всех погодников.
   - Да все ему нахрен не сдались, но разве маги во дворце будут работать, если короля нет? Да ни за что - сядут и будут сидеть...
   - Интриги плести, раз работы нету...
   Пан Геза снял с шеи щуркинский артефакт, положил его на стол и попросил:
   - Пан Отокар, будь добр, покажи всем мою утреннюю записку.
   В гостиной сразу воцарилась тишина. Пан Отокар медленно достал из внутреннего кармана котты бумажку, развернул её, прочитал, как-то изменился в лице и передал коллегам. Записку схватил Иржи, и все следователи столпились вокруг него.
   Погода паршивая. И виноваты в этом маги-погодники.
   Какое-то время в гостиной стояла мёртвая тишина. Слышно было, как по окну стучат капли дождя.
   - Бл***, - выразил наконец всеобщую мысль Безуха.
   Ему ответили не сразу. Все следователи, собравшиеся сейчас здесь, были магами, и каждый прислушивался к себе, пытаясь определить, точно ли мысли о погоде были следствием ментального воздействия, или это случайное совпадение. Но сомневаться не приходилось - имело место ментальное воздействие. Настолько тонкое, что ему все поддались, совершенно его не заметив.
   - И это мы ещё знали, - хмуро покивал Алоис, - что на нас будут воздействовать.
   - Началось всё с Иржика, - заметил пан Отокар. - Он первым заговорил про дождь.
   - Он случайно вбросил нужную мысль, - подтвердил пан Геза. - Я сам не торопился говорить про погоду, хотел проверить, нужны ли обязательно мои слова, или может сказать и другой. Как видите, зацепились и его слова.
   Следователи посмотрели друг на друга. В том, что у них на руках подлинный артефакт, с помощью которого устраивали беспорядки в Щурке, сомневаться не приходилось...
   Пан Отокар и Иржи тщательно допросили пана Томана. Они съездили в Уштицу, но лавочка, где пан Томан заказывал артефакт, изготовлением его не занималась. Старый калечный бывший краевой маг, чудом переживший тридцать пять лет своей отработки, указал на человека, у которого купил его, однако когда следователи пришли к нему, выяснилось, что тот умер ещё месяц назад. Единственное, что удалось установить, это то, что незадолго до передачи артефакта пану Томану того человека видели на мосту через Донаву, от которого начиналась дорога в Околье. Но было это связано с артефактом, или он ходил туда по своим делам, выяснить не удалось.
   Ниточка оборвалась...
  
   Глава 1. Энха. Гоблины. Разведка
  
   Два года спустя.
  
   Что заставило старого солдата на донжоне обратить внимание на движение на востоке, он потом сам не мог объяснить. Летний вечер стоял тихим и безветренным; не было ни ветерка, пахло спеющей рожью на полях, цветущими луговыми травами, скошенным сеном. На западе небо алело всеми оттенками красного, на востоке уже было тёмным, и старый солдат меланхолично рассматривал и небо, и невысокие заогжские горы, и прилегающие к замку поля и леса, и неясное движение между опушкой леса и грядой невысоких холмов недалеко от деревни Груздки почему-то обеспокоило его. Это могли быть косули, или олени, или кабаны... Но что-то было не так с теми косулями или кабанами, и старый солдат вглядывался во всё сгущающуюся темноту и в неясное движение и силился понять, что это может быть.
   На донжон поднялась Энха, и солдат молча указал ей на движение на опушке, надеясь, что её более молодые глаза разглядят лучше. Но и Энха вынуждена была признать, что не видит. Однако в самом деле не похоже это было на косуль или кабанов.
   Она помчалась вниз и через некоторое время вернулась с хозяином замка. Старый солдат отдал Вито почтительный поклон, и они с Энхой ткнули ему пальцем в движение. Вито присмотрелся, тоже не определил, кто это, сотворил магическую линзу и посмотрел через неё.
   - Вот... демон!
   Восклицание Вито, когда он глянул в линзу, прозвучало, конечно, гораздо более нецензурно, ибо какая цензура, когда обнаруживаешь отряд гоблинов в шести вёрстах от родного замка? И мало того, что в шести вёрстах, так ещё и отряд, который обычно состоял из семи, максимум десяти голов, на этот раз навскидку насчитывал не менее двух десятков - точно подсчитать из-за расстояния и темноты не представлялось возможным. А к тому же появились эти гоблины не с севера, а с востока, откуда они никогда в жизни не появлялись.
   Крутицкий замок прикрывал дорогу и с запада, где над Невежьей пустошью уже сотни лет висела прореха из мира демонов, из которой лезла нечисть, и с севера, откуда с Гоблинской пустоши приходили гоблины. Дорога с севера шла между невысокими лесистыми горами; они были проходимы, но гоблины предпочитали лёгкие пути и почти всегда приходили по дороге, реже - звериными или охотничьими тропами. И попадали на замок, около которого их уничтожали. Если же не удавалось перебить всех гоблинов у замка, они рассеивались по долине, прятались по лесам, ловили одиноких грибников и травниц, совершали набеги на деревни. А сейчас они двигались на Груздки - незащищённую деревню на берегу реки. С востока, откуда никогда не появлялись! И отрядом в два десятка голов!
   Вито схватил висевший на специальной стойке горн и резко подул в него. Во всём городке залились лаем собаки. Вито сделал паузу и снова просигналил два раза. Во дворе тут же забегали люди, слышно было, как конюх прокричал: Сколько седлать?, а кто-то из солдат: Куда?
   Что означает этот сигнал, знали все.
  
   Когда отряд из семи человек - Вито, Энхи и пяти гарнизонных солдат - ворвался в Груздки, гоблины там уже бесчинствовали. Ревели коровы и козы, которых заживо раздирали на куски и тут же жадно пожирали, квохтали куры, гоготали гуси; собаки - пастушьи и охотничьи - пытались нападать на гоблинов, но те кололи их копьями. На заборе повис труп селянина - два гоблина уже разодрали на нём одежду и зубами вырывали куски мяса. Вито на скаку уложил их из лука, попав одному в горло, а другому в лицо, солдаты алебардами, а Энха совней, не спешиваясь, зарубили ещё пятерых. Энха не удержалась в седле, скатилась на землю и, не вставая, всадила следующему гоблину совню в неприкрытое снизу мужское хозяйство.
   - Сзади! - заорал Вито, запуская магическое облако чуть выше Энхиной головы. Энха перекатилась по земле, не поднимаясь, отбила совней гоблинское копьё. Магическое облако окутало гоблина, резко сплющилось, отвердело и разорвало его напополам.
   Ещё двух гоблинов зарубили среди развалов рухнувшего курятника, а остальных обнаружили возле кузницы, куда, как оказалось, всё же успели забиться люди, в основном селянки с детьми, и из маленьких окошек кололи неистовствующих гоблинов всеми подручными инструментами. Одна тварь уже валялась на земле, его лицо было истыкано до состояния фарша.
   Гоблины, чуя женскую и детскую человечинку, остервенело лезли на кузницу, пытались выбить массивную дверь и проковырять дранку на крыше, а потому не сразу среагировали на всадников. Вито магическим льдом снял с крыши одного гоблина, уже наполовину залезшего в трубу, и проткнул второго. Солдаты перекололи алебардами оставшихся пятерых.
   Пока они зачищали двор кузницы, к Энхе, отставшей от своих, вывалился, ломая старый забор, гоблин - с перемазанной в крови мордой и вооружённый, в отличие от своих сородичей, не копьём, а вилами. За ним прямо по грядкам мчался охотник Гонко, держа наперевес рогатину. Энха совней отвела вбок вилы гоблина, попыталась одновременно достать ногой в колено, но расстояния не хватило. Подскочивший охотник всадил рогатину ему в спину. Гоблин резко развернулся к охотнику и ткнул вилами в него. Энха со всей силы резанула гоблина совней по ногам, и тот наконец упал. Охотник - вилы лишь слегка царапнули его - пригвоздил его рогатиной к земле, на этот раз перебив позвонки спины, а Энха перерезала совней горло.
   Деревню в уже наступивших сумерках обыскали тщательно, Вито - магией, селяне пустили собак и нашли ещё одного гоблина - на этот раз мелкого, почти детёныша, который сидел в хлеву и жадно жрал заколотую козу. Ещё одного задрали, сбившись в стаю, собаки.
   Вито проехался по деревне, мрачно подсчитывая потери. Людей погибло трое - тех, кто не успел прыгнуть в подклеты или забиться в кузницу - а вот скотины полегло почти половина. Особенно молочные коровы.
   - Обычно утащат козу или девку с дитем, - горестно заметил староста, - и уходят. А тут как демон в них вселился.
   Это было очень странно, потому что гоблины так не поступали. Они ловили по лесам грибников, охотников, ягодников и травников, по дорогам - одиноких путников, могли разорить хлев-другой, но чтобы массово нападать на поселение - такого не было со времён последней войны с гоблинами, то есть более ста лет. И это было не единственной странностью. Когда трупы гоблинов стянули на центральную площадь - к дубу, который намертво врос в железный забор старостиного двора - их насчитали двадцать один. Это было тревожно много, потому что обычно гоблины сбивались в шайки по пять-семь голов, изредка десять, но чтобы два десятка - такого никогда не было. Ну и то, что гоблины явились с востока, тоже беспокоило сильно.
   Сумерки всё сгущались, в округе начала шуршать нечисть. Женщин с детьми отправили по домам, а мужчины, вооружившись кто чем и нервно озираясь на каждый шорох, остались рассматривать трупы. Гоблины были как гоблины - два с небольшим аршина росту, кривые ноги, руки до колен, серая сморщенная кожа да сильно выдающиеся вперёд челюсти. Однако что сразу бросилось в глаза, - это что они принадлежали двум разным кланам. Притом что гоблинские кланы, враждовавшие друг с другом, объединялись крайне редко, последний раз такое было более ста назад, и должно произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы они пошли на союз. И поведение их было необычным: гоблины испокон веков убивали только когда хотели есть и ровно столько, сколько могли съесть или унести. И можно бы предположить, что они не ели несколько дней и обезумели от голода, да летом в лесах Околья еды хватает, а жизнь в суровой бесплодной пустоши приучила их жрать всё, что хоть условно съедобно. Не нашлось на них и никаких тёмных или шаманских артефактов, которые могли бы привести к безумию.
   - Что происходит? - Энха повернула голову к Вито.
   Тот задумчиво смотрел на трупы, хмурился и молчал.
   Гоблины тревожили Околье давно, более ста лет, когда они перебрались от заброшенных гномьих диоритовых шахт в южных горах в пустоши за горами Околья. Ещё лет двадцать назад, когда проход из Гоблинской пустоши в Мораву был прикрыт фортом, гоблины приходили в Околье несколько раз в год бандами по пять-семь тварей, воровали картошку и репу на полях, таскали кур, гусей, козлят и ягнят, закалывали безоружных детей и женщин. Потом пятнадцать лет назад новый король решил, что содержание форта требует слишком много средств, а толку от него нет, и гарнизон был выведен. И гоблинские рейды участились. Постепенно стали привычными банды не в пять-семь голов, а в семь-десять, вместо раз десяти за год они стали приходить двадцать. Но вот такого, чтобы сразу двадцать одна тварь, да ещё из разных кланов, да ещё так остервенело перешедшая от ловли птиц и молодняка к взрослому скоту - это уже настораживало.
   И ладно бы гоблины просто объединились для того, чтобы пограбить людей. Такое маловероятно, но возможно. Ладно, что пришли не с привычной стороны - гоблины всё же обладали примитивным разумом и могли сообразить обойти опасное место. Или даже банально заблудиться. Но что заставило их обезуметь и начать уничтожать всё живое?
   - Гонко! - рявкнул Вито.
   К нему с готовностью подскочил охотник, так и не расставшийся с верной рогатиной, и поклонился.
   - Мне нужен проводник к Гоблинской пустоши.
   Гонко подумал, почесал затылок:
   - Божека Благомилова возьмите, вашродие, - посоветовал он. - Он в тех краях часто бывает. До гоблинов, чай, не доходит, но за истоки Огже заходит как пить дать. Окромя него больше немашека у нас ходоков в те края.
  
   На конях поднялись к истокам Огже, туда, где пологие горы стали выше и круче, а леса сменились сначала лугами, а потом каменистыми пустошами. Там Вито, Энха и Божек оставили коней и пешком направились дальше на север.
   Время перевалило за полдень, было жарко и тихо - ни птицы, ни зверя - и только в камнях и низкорослой чахлой траве шуршал ветер. Горы возвышались вокруг каменистые, остроконечные, всё более неприступные; на вершинах и склонах некоторых из них лежал снег, не стаявший за весну и половину лета. Солнце стояло высоко и нещадно палило в спины.
   Троп не было, земля была усыпана валунами и обломками скал, прорезана небольшими ущельями. Божек вёл их подножиями гор. Энха следовала за ним, смотрела по сторонам и поглядывала на видневшийся далеко впереди Маяк - высокую гору, на вершине которой находились самые большие в Околье эльфийские развалины. Вито надеялся сегодня добраться до заброшенного форта, за которым начиналась Гоблинская пустошь, однако солнце уже начинало клониться к западу, и становилось ясно, что ночевать придётся на Маяке - добраться до форта засветло они не успевали.
   К тому времени, как солнце скрылось за вершинами гор, и у подножий стал собираться сумрак, путники вышли на тропу, связывавшую два уездных окольских города - Вселово и Сопвишки. Тропой это можно было назвать с большой натяжкой - скорее, это было направление, за несколько столетий расчищенное от валунов и местами обозначенное пирамидками, сложенными из небольших плоских камней. Найти верный путь здесь могли только местные. Впрочем, чужаки в эту глухомань и не забредали.
   Маяк был уже рядом; тропа проходила у его подножия, и от неё на гору поднималась утоптанная тропка, начало которой было обозначено большим куском эльфийской статуи: то ли кто-то не поленился скатить его с горы, то ли он сам скатился, а его приспособили для дела. На обломке был вырезана руна элевель, которая ночью, если день был солнечным, немного подсвечивала мягким желтоватым светом.
   Подъём Энхе и Вито дался почему-то тяжело, только Божек шагал, как ни в чём ни бывало. Энха чувствовала, что у неё голова постепенно становится тяжёлой, а во всём теле появляется ощущение чего-то давящего. Такого с ней здесь никогда не было.
   - Погода не меняется? - спросила она Вито, невольно останавливаясь передохнуть. До вершины оставалось ещё порядочно.
   - Это не погода, - хмуро отозвался Вито. - Это тёмный магический фон.
   - Откуда? - опешила Энха. - На эльфийских развалинах?!
   - Ментальный фон, - с обиженными нотками в голосе поправил его Божек.
   Вито равнодушно пожал плечами. Тёмная магия и ментальная магия означало одно и то же, и он не видел смысла придираться к словам. Его гораздо больше тревожило само появление здесь тёмной магии. Энха была права: эльфийские развалины, насквозь пропитанные светлой природной магией, тёмную просто отталкивали, а здесь чем ближе к развалинам, тем плотнее становится тёмный фон.
   - Божек, - окликнул проводника Вито, - как давно ты был здесь последний раз?
   - Весной, вашродие, - отозвался он. Энхе показалось, что он сказал это несколько поспешно.
   - Тёмный фон уже был?
   На лице Божека промелькнула злость. Он ненавидел, когда ментальную магию называли тёмной. Однако высказывать недовольство барону, пусть и не своему, не посмел.
   - Я ж не маг, - на этот раз в его голосе прозвучала нескрываемая тоска и обида. - Я ж только год в университете магии проучился, и дальше меня посчитали неперспективным. По артефактам я могу определить фон, но артефакты у меня - откуда же? А без артефактов я никто.
   Они двинулись дальше. Начали появляться остатки лестниц, сооружённых ещё эльфами из крупных, неправильной формы блоков, тщательно подогнанных один к одному... То есть, это когда-то они были подогнаны, а сейчас кладка уже расползлась от времени, многие блоки треснули, некоторые скатились вниз. Ещё выше сохранились остатки строений: фундаменты, куски стен, обломки колонн и статуй - ими был усыпан весь склон. Ближе к вершине трава становилась всё более чахлой, и на ней появились проплешины снега, так и не стаявшего за весну и половину лета. Похолодало, и путники надели на рубахи шерстяные котты.
   А ещё выше стали попадаться тревожные следы. Слизь, кучки мелких пузырьков, следы лопнувших больших. В нескольких местах попались останки мришки и нескольких штухов, ещё не распавшихся на тёмную энергию после смерти. Чуть далее Энха заприметила в траве словно грязные тряпочки - мёртвые оборотки, тоже ещё не успевшие разложиться. Под одной колонной Божек указал им на следы того, кто раньше был окимару.
   Мришки, штухи, оборотки, окимару - всё это была мелкая нечисть, некоторая из них порядком вредная, но неопасная, и повода тревожиться пока что не было. Но никогда - никогда! - на эльфийских развалинах не бывало столько нечисти! Нечисть предпочитала обходить их стороной. Да, забредала - но не в таких количествах!
   - Нечисть вся свежая, - определила Энха, внимательно присматриваясь к останкам нечисти. - Нигде нет шерсти и костей. Только слизь и пузыри.
   Вито, нахмурясь, кивнул.
   То, что, собственно, и называлось Маяком, представляло собой скалу высотой в три сажени с искусственно стёсанной вершиной, на которой эльфы воздвигли смотровую площадку. Точнее, была это смотровая площадка или что-то другое, никто не знал, но люди уже сотни лет использовали её для ночлега. Круглое помещение в четыре сажени в поперечнике с куполообразной крышей - оно имело ряд окошек круглой формы. Располагались они почему-то выше человеческого роста, хотя история сохранила косвенные сведения, что эльфы по росту от людей если и отличались, то не сильно. На полу в одном месте кладка разошлась и была замазана строительным раствором, да лежали два соломенных тюфяка, которые Вито и Энха принесли сюда лет десять назад.
   По стёсанным ступеням путники поднялись к постоялому двору, пролезли в лаз и бросили у стенки свои заплечные мешки. Красное солнце висело над самым горизонтом; вершина ещё была залита красным вечерним светом, а внизу уже всё погрузилось в вечерний сумрак.
   - Время ещё есть, - заметил Вито. - Я хотел бы осмотреться.
   Энха кивнула. Ноги гудели после длительного перехода, но посмотреть, что здесь творится, было необходимо.
   Энха, Вито и Божек углубились в одну из улиц, вдоль которой стояли остатки домов; на некоторых из них сохранились фронтоны и каменные потолочные балки, плотно покрытые рунами. Встречались и стелы, на которых тоже были вырезаны руны. Если день был солнечным, светоносные руны - элевель, суо-ло или даже тахмие - немного светились ночью, а тахмие так ещё и до утра сохраняла тепло.
   И если судить по тем рунам, которые покрывали постоялый двор снаружи, он, возможно, когда-то в самом деле выполнял роль маяка, потому что очень многие из его рун обозначали свет. И постоялый двор тоже немного светился по ночам. За это его, а с ним и всю гору и прозвали Маяком.
   Затылок начало ломить, заболели глаза. Красный закат постепенно потухал, среди руин начинало слышаться шуршание нечисти. Дорогу перебежал штух - мелкий нечистик, похожий на бобра, когда уже обрастал шерстью. Этот же был ещё покрыт слизью, и из головы торчали только короткие сиреневые щупальца.
   Свежий. Совсем недавно вывалившийся из мира демонов.
   Только как? Прорех - мест, где истончалась ткань между миром людей и миром демонов - было много на болотах, тянущихся вдоль правого берега Донавы. Висела прореха и над Невежьей пустошью - обширной каменисто-болотистой низиной между владениями баронов Вито и Благомила. И там постоянно попадалась свежая нечисть. И если свежая нечисть появилась и здесь, это говорило только об одном...
   - Вон она, - тихо произнёс Вито, останавливаясь.
   Они подошли к концу улицы, обогнули большое круглое здание с колоннами и провалившейся крышей, и их взглядам открылся западный склон горы. Его прорезала длинная широкая расселина, внутри которой были высечены подземные ходы, а над ней можно было различить словно бы размытость.
   Прорехи из мира людей всегда виделись как размытости.
   - Откуда? - холодея, спросила Энха.
   - Это может быть естественное образование, - неопределённо ответил Вито. - Как над болотами и Невежьей пустошью. А может быть следствием того, что здесь постоянно и много колдует тёмный маг.
   - Ментальный... - всё с той же обидой вставил Божек.
   - Но откуда здесь тёмный маг? - возразила Энха. - Ты светлый, а Павко с одной рукой колдовать не может, да и не заберётся сюда. А больше в Околье магов нет.
   - Два года назад появился, - напомнил Божек, мрачно глядя на прореху. - Как его... Желна...
   - Желда Хойничек, - нахмурился Вито.
   - Думаешь, - она почувствовала себя неуютно, - он тогда не ушёл из Околья, а поселился где-то здесь? И колдует?
   Вито неопределённо пожал плечами:
   - Мы не знаем, куда он исчез. Последнее место, где его видели - в полудне пути отсюда. Сейчас здесь кроме нас людей нет, по крайней мере, поблизости. Но жить здесь невозможно, нет ни воды, ни еды. Только если он поселился где-то южнее, где уже есть леса, а колдовать ходит сюда. Но если бы он был в Околье, его было бы видно из мира демонов. А из мира демонов над Окольем видны только два магических отсвета - мой и Павко.
   На обломок скалы вскарабкался, далеко вытягивая лапы, мришка размером с хорошую кошку. Вытянул из себя ещё несколько лап, зацепился ими за камни и уставился на людей чем-то, напоминающим яйцо на сером выросте-раструбе.
   - Лучше вернуться, - предложил Божек. Он, как и все жители Околья, очень неуютно чувствовал себя ночью на улице.
   Путники повернули назад к постоялому двору.
  
   Ночь прошла спокойно. Нечисть внизу тихонько шуршала, но вся она была мелкая и опасности не представляла. Один раз вдалеке запищал анчутка - более досадное соседство, но для вооружённого человека тоже неопасное. Рано утром, едва рассвело, путники позавтракали хлебом с холодным варёным мясом, запили водой из фляг и принялись спускаться вниз. Перевал с размещённым на нём заброшенным фортом ещё тонул в сумраке, но уже был виден с северного склона Маяка. И сколько путники ни вглядывались, там всё было спокойно. Ни гоблинов, ни вообще какого-либо движения.
   До форта добрались поздним утром, когда солнце ещё не достигло своей высшей точки, но уже заметно припекало. Перевал представлял собой покрытый курумниками проход через хребет, за которым простиралось плато, известное как Гоблинская пустошь. Он был прикрыт старым фортом, построенным ещё императорами империи Само; при предыдущем короле, дядюшке нынешнего, он поддерживался в боеспособном состоянии и здесь всегда находился небольшой гарнизон солдат, охранявших Околье от гоблинов. Гоблины, конечно, знали обходные пути в горах, солдаты тоже знали об этих обходных путях, гоблины знали, что солдаты знают... В общем, противостояние длилось с переменным успехом, до Околья гоблины добирались, но не очень часто и небольшими шайками. Но потом старый король умер, и на престол после полугода междуцарствия взошёл его племянник, который решил, что на содержание отдалённого гарнизона уходит много средств, а толку от него - кот наплакал, и солдаты были отсюда выведены. И гоблины с каждым годом стали приходить в Околье всё чаще и чаще. А последние пять лет они и вовсе превратились в серьёзную проблему, однако сколько местные бароны и королевские наместники ни писали королю петиций, чтобы возобновить деятельность форта и вернуть сюда гарнизон, тот стоял на том, что это нецелесообразно.
   Одна башня форта рухнула, её обломки обрушили и часть восточной стены. Во внутреннем дворе форта обнаружились следы кострищ, были разбросаны обглоданные кости козлов, а также следы гоблинской жизнедеятельности. Во внутренних помещениях путники нашли небольшую колонию штухов, которые, издавая глухое бормотание, бросились от людей врассыпную. Эти штухи уже обросли шерстью и даже заимели некое подобие морды, что говорило о том, что в мир людей они проникли давно.
   - Выходит, - сделала вывод Энха, - прореха на Маяке существует уже давно, если штухи добрались сюда.
   Немного передохнув и пообедав всё тем же хлебом с мясом, они начали восхождение на гору, что возвышалась на восток от форта. Сначала пробирались среди сухой травы и камней, затем травы стало меньше, а камней, поросших лишайниками, больше. Затем относительно пологий склон сменился скалами, и разведчикам пришлось пустить в дело верёвки и крюки. С высотой становилось заметно холоднее, постоянно преследовала одышка, всё чаще приходилось отдыхать. Снега, спрессованного до состояния льда, становилось всё больше. И только когда солнце начало клониться к западу, они выбрались на Северный Балкон - выступ, с которого была видна вся Гоблинская пустошь на сотню вёрст, с севера и запада ограниченная горами Суони и Эльсии, а на востоке переходящая в бесплодную и безводную солёную пустыню, тысячу лет назад бывшую морем.
   Пять часов наблюдений за пустошью не показали ничего необычного. Разведчики насчитали тридцать девять таборов, принадлежащих восьми кланам. В магическую линзу можно было рассмотреть ближайшие к форту таборы, которые занимались обычными повседневными делами - самки и детёныши собирали всё, что можно съесть, самцы дрались, присматривали за своими самками, ели, в одном месте ставили из шкур и костей жилище. Ни странных перемещений или местоположений, ни подозрительных приготовлений, ни необычного поведения - ничего.
   - Войну они не готовят, - подытожил наконец Вито.
   Это, конечно, радует. Но...
   - Почему тогда так много гоблинов пришло в Груздки? - спросила Энха, борясь с сонливостью, вызванной долгим пребыванием на высоте. - Да ещё из разных кланов. И почему они взбесились?
   Вито пожал плечами. Он понимал не больше её.
   - Может быть, - предположил он, - их как-то обработал шаман.
   Объяснение было притянуто за уши, он и сам не сильно верил в него. Но другого не было. Если подобных нападений больше не повторится, можно считать это случайностью и воздействием гоблинской шаманской магии. А если повторится...
   - Спускаемся, - скомандовал Вито.
   Значит, пока только ждать, что будет дальше.
  
   Спустились к форту они уже в сумерках и на ночлег расположились в помещении бывшей оружейной. Расстелили на грязном каменном полу спальные мешки, пожевали мяса с хлебом, запили водой из фляг, вяло поговорили о нечисти, гоблинах, новых налогах и короле, который делами Моравы не интересуется. Солнце садилось, перевал, закрытый с запада высокими скалистыми горами, погрузился в густую тень, на небе появились первые звёздочки, стало холодать. В оружейной, прогретой за день, ещё было тепло и даже душно, но стоило Энхе и Вито выйти на улицу, как холодный воздух заставил их поёжиться.
   С наступлением сумерек пустынные горы ожили. Помимо шелеста ветра слышались негромкие шуршания, скрежетания, бормотания, потрескивания, утробное ворчание... Энха взяла наизготовку совню, и они с Вито, настороженно озираясь, по внешней каменной лестнице со стёртыми ступенями поднялись на смотровую башню.
   Восточный и западный горизонты были закрыты высокими чёрными массивами гор, на вершинах которых белел никогда не таявший снег. На севере можно было рассмотреть далёкие кострища гоблинских стойбищ, на юге горы, по которым они шли вчера и сегодня, уже погрузились в ночную тьму, только в одном месте разгоняемую едва заметным свечением Маяка. Холодный северный ветер гудел среди скал и трепал подолы котт.
   Горы, пустошь, заброшенный форт, ночь, ветер... И на десятки вёрст вокруг - ни одной человеческой души. Зато есть гоблины и нечисть...
   - Как ты думаешь, - тихо и безнадёжно спросила Энха, - я смогу поступить на этот раз в университет магии?
   С первого раза она не поступила, потому что дар захвата магии у неё оказался недостаточным. Она надеялась поступить во второй раз, целый год делала все упражнения, которые ей посоветовали магистры, но когда прошлым летом снова приехала в столицу, то оказалось, что захват магии не раскачался совсем. Как был близок к порогу, с каким уже принимают на обучение, так таким и остался.
   Проревевшись тайком ото всех, Энха решила, что она что-то делала неправильно, поэтому захват и не раскачался, а потому устроилась работать в университетскую библиотеку с расчётом, что там будет кого попросить поправить её, если что не так. Однако и старая библиотекарша, и все магистры, к которым Энха обращалась - все утверждали, что она всё делает правильно. И раз захват магии не раскачивается, то, видно, не дано...
   Вито ответил не сразу. Смотрел на горы и молчал.
   - Считаешь, что нет? - правильно истолковала его молчание Энха, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.
   - Ты два года пыталась раскачать захват, - вынужден был подтвердить Вито. - У тебя раскачка не пошла. Вообще не пошла. Видимо, мы с тобой всё же одной крови, - с затаённой теплотой усмехнулся он. - У меня раскачка тоже не шла. Я как поступил на первый курс с одним уровнем захвата магии, так с таким же ушёл после третьего... И боюсь, что даже если тебя и примут на учёбу, ты отучишься в лучшем случае год, а дальше тебя признают неперспективной.
   Как и Божека десять лет назад...
   Как и Божеку, ей придётся расстаться с мечтой быть магом...
   И что делать? Оставаться здесь и помогать Вито сдерживать гоблинов и нечисть? Но какой от неё толк, если она не маг и не воин, и даже как простолюдинка не имеет права носить оружие? Да, Вито тайком обучил её и из лука стрелять, и бердышом рубить. Да, она умеет и гоблина пропороть вилами, и от самавки отбиться лопатой, и болотнику перепонки косой отрезать. Но это всё умеет любой местный селянин. Да, она много лет работала приманкой, выманивая на себя и нечисть, и гоблинов, и нежить. Но совсем не проблема найти другую девушку на роль приманки. И никакой серьёзной помощи Вито она оказать не сможет. Ехать к родителям, наследовать их семейное дело и всю оставшуюся жизнь вытачивать и расписывать деревянную посуду? Возвращаться в столицу в университет, где она последний год работала помощником библиотекаря? Работа непыльная и несложная, и Энхе в целом нравилась, но опять терпеть высокомерие и равнодушие магистров, попытки студентов испробовать на ней свои знания или всучить магическую вещичку с сюрпризом, насмешки Иржи...
   - Возвращайся в университет, сестрёнка, - повернул к ней голову Вито, словно прочитав её мысли. - Поступишь или нет... там у тебя есть доступ к книгам...
   - Толку от них, - с горечью бросила Энха.
   - Не скажи, - возразил Вито. - Некоторые вещи, о которых ты писала, оказались очень даже действенными. Ты даже не представляешь, какой кладезь знаний - университетская библиотека, только искать эти знания нужно не в той литературе, которую рекомендуют студентам. Я сожалею, что, когда учился, упустил возможность перелопатить там всё. А у тебя есть такая возможность. Поэтому, я прошу, вернись в библиотеку. Поищи, всё, что есть, по гоблинам, нечисти и прорехам. Любые ухищрения. Потому что помощи от королевских магов, сама знаешь, мы не дождёмся.
   Энха не ответила, раздираемая противоречивыми чувствами. В Околье она чувствовала себя живой, свободной и, несмотря на все горькие мысли, нужной. В столице этой живости и свободы не было, но там был Иржи. Да, они, сколько знакомы - то есть уже семь лет - всегда были на ножах. Она его била, он над ней насмехался. Но вопреки всему здравому смыслу хотелось его видеть. Хотелось надеяться, что когда-то что-то изменится. Прошлый год они мало виделись - Иржи работал следователем Сыскного приказа и мотался по всей Мораве, а когда оказывался в столице и заходит в библиотеку, Энха, если успевала, сбегала от него. Но вопреки всему отчаянно хотелось надеяться, что в этом году хоть что-то будет по-другому.
   - Вернуться сюда, - тихо произнёс Вито, чутко прислушиваясь к шуршанию вокруг, - ты можешь в любой момент. Но я прошу: раз есть доступ к книгам - преступление этим не воспользоваться. Нам сейчас нужны любые сведения.
   Ночь, горы, холодный северный ветер. Гоблинские кострища на пустоши. Шуршащая в траве и камнях нечисть. Пока что мелкая, но что будет впереди...
   - Хорошо, - медленно кивнула Энха.
  
   Глава 2. Энха. В университете
  
   Университет магии встретил Энху спокойствием и умиротворением, которые казались ненормальными и даже преступными после тревожного лета в Околье, нападений гоблинов и нашествия нечисти на Городище, случившееся как раз тогда, когда Энха приехала туда, чтобы воспользоваться порталом до столицы. Городище - краевой город Околья - представлял собой скорее крупную деревню, чем город, был обнесён земляным валом с частоколом, в который кое-где врезались остатки старых, почти разрушившихся имперских укреплений, и располагался на краю болот, которые испокон веков кишмя кишели и нечистью, и нежитью. Которые периодически лезли на ближайшие деревни и городки. И не сказать, что последнее нашествие было особо массовым и чем-то отличалось от всех остальных, которые переживало Околье уже не первое столетие. Но когда за валами и частоколом шныряет нечисть, когда видишь растерзанные трупы и ещё живых людей, от которых нечисть по маленьким кусочкам отрывает куски тела, чтобы насытиться их болью и страхом - это тяжело. Сидеть всю ночь за частоколом, из-за него тыкать вилами нечисть, пытающуюся пробраться в город, утром видеть растёрзанные тела и слышать крики и плач людей - а потом пройти по порталу и оказаться в оплоте спокойствия и безмятежности...
   В оплоте магов, которые так нужны в Околье, но которые считают, что они нужнее здесь, в университете или во дворце, а не в провинциальной глухомани...
   Энха поднялась по широкому парадному крыльцу и вошла в просторный, но темноватый вестибюль. Стены его были украшены чётким геометрическим орнаментом, окна застеклены разноцветной смальтой, а напротив входной двери на белом резном постаменте древней эльфийской работы покоился хрустальный шар размером с человечью голову. С помощью этого шара экзаменаторы узнавали, выйдет ли из абитуриента маг, или не стоит и пробовать. Его в конце лета всегда выставляли здесь, а когда поступление заканчивалось, убирали.
   Энха быстро огляделась, не видит ли её кто, но вестибюль и лестницы были пусты. Поэтому она быстро вдохнула, захватила в ладони магию, невидимой взвесью разлитую в пространстве, и с выдохом приложила ладони к шару.
   Если внутри шара появлялся шарик или хотя бы искра, человек считался перспективным, и его брались обучать. Если шар оставался прозрачным - значит, человек абсолютно лишён дара захвата магии.
   Под руками Энхи шар помутнел, в его центре образовался намёк на сгусток, но слишком слабый, чтобы считаться искрой.
   Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы.
   Точно так же было и в позапрошлом году, и в прошлом. Два года упорных попыток раскачать захват магии прошли впустую...
   Два года и год назад это было шоком. Страшным шоком. Крушением всех её надежд. Сейчас... Наверно, она всё же была готова к этому. Надеялась, отчаянно надеялась, твердила себе, что поступит, что уделает Иржи, но... но, наверно, подспудно всё же понимала, что это пустые надежды...
   Божек, охотник барона Благомила, с которым они летом ходили в разведку на гоблинскую пустошь, десять лет назад смог поступить сюда, но проучился только год: его захват магии оказался слишком мал, чтобы перевестись на второй курс. А после года обучения магами не становятся - получают лишь кое-какие теоретические знания о силах природы и ментала, но не более.
   Божек до сих пор страдал, что не стал магом. Ещё два года назад Энха морщилась от его нытья и была уверена, что он слабак, а вот она-то обязательно поступит. А вышло, что у неё дар захвата магии даже меньше, чем у него.
   Энха развернулась и направилась к лестнице.
   Но она не Божек. Она не будет ныть...
   В библиотеке было тихо и пусто, пахло бумагой, пергаментом и чернилами. Сквозь смальтовые окошки проникал солнечный свет, рассеиваясь на высоких массивных стеллажах из потемневшего от времени дерева, на таких же массивных столах и стульях. Весь прошлый год Энха, выдавая книги студентам, смотрела, как они работают за этими столами, пододвинув к себе магический светильник, перелистывая страницы и делая выписки в конспекты - и отчаянно завидовала им и так же отчаянно мечтала тоже оказаться на их месте. Но никакие упражнения - ни стандартные, которые рекомендовали магистры, ни хитрые, которые придумали Вито и пани Збигнева - старушка-библиотекарша, с которой работала Энха, - не помогли раскачать захват магии. Она, как и Вито, попала в очень редкий тип магов, у которых уровень захвата не меняется с тренировками...
   Энха прошлась по библиотеке, осторожно провела пальцем по корешкам книг, поднялась в свою комнатку, бросилась на кровать и только здесь позволила себе разреветься - отчаянно, навзрыд, захлёбываясь слезами. Жизнь казалась безнадёжной и бессмысленной. Ни Вито, ни Околью от неё пользы никакой нет. Здесь она - как прислуга, магистры смотрят на неё свысока. Возвращаться домой к родителям и вытачивать и расписывать посуду... К семейному делу Энха не испытывала отвращения, оно ей вполне нравилось. Только точить посуду - и всё равно давиться ощущением, что она бессмысленно проживает жизнь. Всю жизнь мечтать стать магом, а остаться никем...
   Может быть, если бы и Иржи не стал магом, это было бы больно, но не так. Но Иржи поступил сюда. Более того, он смог отучиться все пять лет и получил статус королевского мага. А она...
   Энха почувствовала, как кто-то сел рядом с ней на кровать, и чья-то небольшая сухая рука погладила её по голове.
   - Ханичка, что случилось?
   - Ничего...
   Пани Збигнева вздохнула:
   - Я буду права, если предположу, что магический шар опять не показал тебе искру?
   Энха, не глядя на неё, села и вытерла глаза рукавом котты.
   - Да.
   Наверно, надо уехать. Вернуться в Околье, бить с Вито гоблинов и нечисть и рано или поздно сложить голову. Нападения гоблинов становятся всё чаще, через прореху на Маяке лезет нечисть, пока что безобидная, но кто знает, что будет дальше. Когда-то эта нечисть дойдёт и до Крутицы, а Вито - не самый сильный маг, чтобы долго сдерживать её. Сильные маги сидят во дворце и развлекают короля и придворных, а целый край, полный нечисти, нежити и гоблинов, висит на одном средней силы маге...
   Но Вито просил. Просил перелопатить библиотеку. Просил поискать сведения о гоблинах и нечисти - вдруг она найдёт что-нибудь, что поможет защитить Околье. И она обещала...
   А ещё бросить всё и вернуться в Околье - это потерять Иржи. Окончательно...
   Пани Збигнева последний раз погладила её по голове и убрала руку.
   - Знаешь, Ханичка, - помолчав, произнесла она, поправив наброшенную на плечи шаль. - Не всегда то, что кажется крушением всех надежд, на самом деле является таковым. Может быть, несбывшаяся мечта - это шанс на нормальную жизнь. Потому что жизнь мага - не мёд, Ханичка, далеко не мёд. Пан Вито - барон на своей земле, и ему дворец не смеет сильно приказывать. А обычным магам-простолюдинам приходится ой не сладко...
   Она взглянула на лицо Энхи - и поняла, что её помощница сейчас такие слова не воспримет. Пусть они и насквозь правильные и справедливые.
   - Знаешь, Ханичка, - подумав на этот раз дольше, снова заговорила она. - Раньше, когда королём был дядюшка нынешнего короля, чтоб ему фейерверк в штаны попал, у каждого краевого и у многих уездных магов были слабые маги-помощники. Это сейчас их отсеивают после первого курса, а тогда цеплялись и за таких. Их обучали всему, что они хоть как-нибудь могли воспринять - чувствовать магию, создавать заготовки для артефактов и пользоваться рунами. Да, у них не было столько сил, сколько у магов, обучавшихся несколько лет, но всё же и они кое-что умели. Создавать слабые артефакты - так точно. И прекрасно чувствовали магический фон. И ты, Ханичка, можешь тоже попробовать.
   Энха с надеждой повернула к ней зарёванное лицо.
   - Правда?
   - Абсолютно, - подтвердила старушка. - Захватить магии ты можешь очень немного. Но всё же шар у тебя не остаётся кристально прозрачным. Оставался бы он прозрачным - тогда увы. Но что-то ты захватываешь, а значит, можно попробовать пустить эти крохи в дело. А умение чувствовать магию - и вовсе очень полезный навык.
   Верила ей Энха или нет - она сама не знала. Но хотела верить. Как утопающий хватается за соломинку - так и ей хотелось схватиться за этот, пусть и призрачный, но шанс. Может, она сможет создавать артефакты. Пусть и слабые. Быть пусть и слабым и мало на что способным, но магом...
   - Ну вот, - удовлетворённо кивнула пани Збигнева, увидев, что она перестала плакать. - Так-то лучше. Давай-ка мы с тобой сейчас попьём чайку, ты отдохнёшь с дороги, расскажешь о своих приключениях, потом мы с тобой начнём собирать учебники для этих обормотов, что зовутся студентами. Некоторые из них - ты не поверишь - уже приходили сюда. Позавчера Горимир полдня здесь просидел, а вчера Иржи наведался...
   Энха почувствовала, как по телу прошла волна жара, и понадеялась, что не покраснела.
   - Что ему было надо? - она попыталась спросить это максимально равнодушно.
   - Магическое слежение. Он сказал, что эта книга есть у них в Сыскном приказе, но её кто-то забрал, и он решил заглянуть сюда... Вот, о чём это я... Да, скомплектуем мы с тобой учебники нашим обормотам, а вечером подумаем, с чего тебе стоит начать.
   Энха слабо улыбнулась.
  
   С комплектацией учебников они провозились до вечера - как оказалось, в этом году одним курсам какие-то предметы убрали, другим курсам добавили, точного списка, у какого курса какие предметы, не было, и Энхе и пани Збигневе пришлось немало повозиться, чтобы разобраться, что кому надо. Потом пришёл магистр нежитиеведения и потребовал заменить одни учебники на другие, мол, эти неполные. Пани Збигнева покрутила пальцем у виска, ехидно хмыкнула, что другие учебники ещё более неполные, но велела Энхе поменять, как сказали. Потом пришёл магистр ментальной магии, долго листал разные учебники и тоже велел заменить. Пани Збигнева согласно покивала и доложила ему, что нужных учебников только пять штук, а второму курсу их требуется двадцать один. Магистр поморщился, буркнул себе под нос, что студентов набрали, а нормально работать не дают, и пошёл к ректору. Вернулся он через полчаса, бросил, что они с ректором пришли к решению, что новые учебники не годятся - Энха и пани Збигнева поняли, что ректор не согласился выделить денег на их допечатку - и величественно удалился. Потом ввалился бледный студент третьего курса и с вытаращенными глазами попросил книгу по зельям. Пани Збигнева посмотрела на него и попросила Энху принести книгу по противозачаточным и абортивным зельям. Студент из бледного стал зеленоватым и убитым голосом спросил, как она догадалась.
   В общем, освободились они только поздно вечером. Энха, которая не спала эту ночь, отбиваясь от нечисти в Городище, уже валилась с ног от усталости. Пани Збигнева оценила её состояние и хотела занятия перенести на утро, но Энха, которой не терпелось приступить к магии как можно быстрее, упёрлась и попросила сейчас.
   - Что ж, - смирилась пани Збигнева, - сейчас так сейчас... Будь добра, Ханичка, подай мне вон ту шкатулку с вон той полки.
   Энха принесла ей покрытую лаком резную деревянную шкатулку. Внутри неё оказалось с десяток круглых лазуритов размером с перепелиное яйцо. Пани Збигнева вынула один, а шкатулку с остальными попросила поставить на место.
   - Это магический накопитель, - она протянула лазурит Энхе. - Именно этот - светлый, то есть наполненный природной магией. Начнём мы с тобой с умения чувствовать магию. Тебе проще будет почувствовать светлую, поэтому с неё и начнём. Только сделаем мы не так, как обормоты-студенты, а наоборот. Наши обормоты сначала читают теорию, а потом пробуют на практике. Ты попробуй сначала на практике, потому что теория, на мой взгляд, только засоряет мозги. Не вся, конечно, я не настолько законченный ретроград, но в данном случае, я считаю, лучше попробовать обойтись без неё. Так вот, Ханичка. У тебя в руках светлый артефакт. Попробуй почувствовать его магию. Как-нибудь. Просто почувствовать, что этот лазурит напитан... не только камнем.
   Энха с внутренним трепетом посмотрела на синий с белыми прожилками камешек у себя на ладони. Почувствовать...
   - Я специально не буду говорить, как это делать. Попробуй сама. Если... Если в течение месяца ничего не выйдет, что ж, будем переходить к теории.
   - Месяца? - Энха испытала сначала разочарование, а потом упрямо сжала губы. Надо будет - она и месяц будет таскаться с этим камешком. А надо будет - и больше!
   - Умение чувствовать магию, Ханичка, - успокоила её пани Збигнева, - это далеко не самый простой навык. Студенты начинают заниматься этим на втором курсе, но даже к третьему не у всех получается. И это не зависит от уровня захвата магии.
   Поднявшись в свою комнату, Энха ополоснулась водой из ушата, переплела косу, разделась до нижней рубахи и подштанников и уселась на кровать. Посмотрела на накопитель у себя в ладони, сжала его, закрыла глаза и попробовала почувствовать что-нибудь. Кроме гладко отшлифованного камня, уже нагретого теплом её ладони, она не почувствовала ничего. Попробовала захватить магию и послать её в камешек. Новых ощущений не появилось. Энха попробовала ещё и ещё раз - без успеха. А потом почувствовала, что засыпает.
   Она сжала накопитель в ладони и легла, сунув руку с ним под подушку. Завтра попробует. Завтра...
   За окном, забранном кусочками цветного стекла, уже темнела ночь, далеко слышались голоса, музыка, смех. Люди гуляли, а некоторые будут гулять и всю ночь.
   А в Околье уже все спят, запершись по домам. Даже в Городище - краевом городе, обнесённом стенами и валами и считающемся безопасным. Потому что по ночам там властвует нечисть. В мире демонов, откуда она появляется, солнца нет, и его лучи для неё болезненны. Вот она и прячется днём по всем тёмным закуткам: сжимается до размеров кулака и забивается в щели. А ночью разворачивается опять. И выйти ночью на улицу, особенно вне укреплённого города или замка, рискуют только самые отчаянные.
   А сильные королевские маги, которые могли бы проредить и нечисть, и гоблинов, и позакрывать прорехи - они развлекают короля и его двор...
  
   Утро выдалось суматошным. Сразу после завтрака в библиотеку привалил весь первый курс, жаждущий учиться. Все тридцать девять человек. В библиотеке стразу стало не протолкнуться, а среди новоявленных студентов Энха обнаружила Злобку - свою приятельницу, с которой она познакомилась в позапрошлом году, когда вместе пытались поступать. Их было тогда трое - девушек из провинции, приехавших покорять университет магии. Третьей была Татуня, и её тогда приняли, а Энху и Злобку - нет. Энха попыталась поступить второй раз через год, Злобка нет. И вот сейчас, через два года, она всё же поступила...
   - Привет, - Злобка ловко протолкнулась к стойке и радостно чмокнула Энху в щеку.
   - Привет, - Энха вернула ей улыбку, тщательно скрывая обиду на свою судьбу и зависть к Злобке... Хотя нет, Злобка была хорошей девушкой, и Энха ей не завидовала... хотела, по крайней мере, не завидовать. - Тебя приняли на этот раз?
   - Как видишь, - довольно отозвалась Злобка. - А тебя, смотрю, нет? Сочувствую... Хотя кто знает, как оно там лучше. Я за эти два года познакомилась с несколькими нашими уездными магами, они мне мно-о-ого интересного понарассказывали.
   Энха поставила на стойку перед ней стопку учебников, выбрав ту, где и книги оказались менее потрёпанные и замызганные, и по содержанию были более полные.
   - Эй, - возмутился какой-то студент, по виду то ли небогатый аристократ, то ли богатый мещанин, - я первый стоял! И я староста! Мне первому надо.
   Судя по говору и манере выражаться, всё же мещанин.
   - Недовольные сейчас выйдут, - сухо ответила Энха фразой, ставшей привычной за прошлый год, - и вернутся последними... Пани Збигнева, её можно записывать.
   Старушка-библиотекарша, восседавшая на стуле за стойкой, взяла приготовленный заранее формуляр и прочитала имя.
   - Кто же это тебя, девонька, осчастливил-то таким именем? - не стала скрывать она ехидного веселья.
   - Батюшка, - не обидевшись, засмеялась Злобка и пододвинула к ней стопку книг. - Это ещё ничего, вот мою сестру вообще Страшкой зовут.
   После первого курса за книгами пришёл второй. В прошлом году их поступило сорок два, сейчас осталось двадцать один. И двоих своих приятелей, с которыми Энха в прошлом году иногда выбиралась в город, она среди них не увидела. Значит, их признали неперспективными и отчислили...
   С третьекурсниками провозились долго. Их было всего пятнадцать, но с ними пришёл куратор и заявил, что некоторые книги не те. Энха попыталась объяснить, что они комплектовали по новому списку, на что он холодно потребовал делать своё дело и не лезть в дела магистров. Такое отношение было неприятным, но за прошлый год она уже привыкла, поэтому спросила, какие книги менять. Куратор стал потрошить стопки, студенты толпились в сторонке и смотрели на это без энтузиазма. Желания учиться у них было ещё меньше, чем у второго курса, а к тому же у некоторых вчера явно был весёлый вечер, а потому утро выдалось не слишком весёлым.
   Куратор требовал поменять учебники природной магии. Энха пыталась возражать, что те, что он требует, уже скомплектованы для четвёртого курса, а экземпляров на два курса у них нет. Куратор снова потребовал не лезть не в своё дело и делать так, как он говорит. На выручку пришла пани Збигнева, у которой язык был подвешен не в пример лучше, чем у Энхи, и куратор вынужден был сбавить тон, однако не сдавался. Студенты мялись у стены, а из коридора уже заглядывал четвёртый курс.
   К стойке подошли Горимир и Мнишек.
   - Энханна, - с безупречной вежливостью склонил голову Горимир, - можно ли нам взять те книги, что уже скомплектованы?
   Энха мысленно поморщилась от этого имени, однако поправлять не стала. Горимир всё же герцог...
   - Можно, - кивнула она. - Только если окажется, что это не те учебники...
   - Ничего страшного, - со своим вечным потусторонним взглядом отозвался Мнишек. - У нас есть и руки, и ноги, и мы всегда сможем прийти и поменять. А если не окажется нужного учебника, найти, где достать.
   С Мнишеком, сыном жреца, она познакомилась два года назад, когда они поступали в университет. Он поступил, а она...
   Энха внесла в формуляры Горимира и Мнишека книги, и они, поблагодарив и забрав книги, ушли. Затем к стойке подошла Татуня - Энхина приятельница, с которой она поступала два года назад. И Татуня, деревенская девушка из неведомых Новосёлок, тогда поступила. Потом её дар захвата магии раскачался настолько, чтобы она смогла перейти на второй курс, а вот теперь, как оказывается, и на третий.
   Не надо ей завидовать, не надо. Или на худой конец не надо показывать, что завидует. Татуня не виновата, что судьба была милостива к ней и немилостива к Энхе. И тем более не виновата, что Энха очень сильно хотела быть магом.
   - Привет, - улыбнулась Татуня. Её улыбка, неловкая и неуверенная два года назад, теперь выглядела уверенно и словно бы даже где-то свысока.
   - Держи, - улыбнулась в ответ Энха, тоже выставляя ей стопку книг получше. На этот раз никто возмущаться не стал - то ли не заметили, что стопка чуть лучше, то ли не посчитали это поводом для возмущения, то ли не горели желанием усердно учиться.
   Следом за Татуней за книгами подошла ещё одна студентка... В итоге, когда пани Збигнева наконец-то поставила на место зарвавшегося куратора, в библиотеке осталось только пять третьекурсников. Куратор, только сейчас заметив это, разразился длинной тирадой, мол, он тут старается для них, а они не ценят, в итоге оставшиеся пять студентов забрали стопки, скомплектованные ранее, и под облегчённый вздох Энхи и пани Збигневы покинули библиотеку, уступив место четвёртому курсу, до которого дожили всего шесть человек. Среди них был и тот, кто немало подпортил жизнь Энхи в прошлом году и которого Энха сильно надеялась не увидеть в этом. Четверокурсники посмотрели на свои стопки без всякого энтузиазма, равнодушно и снисходительно забрали их и отчалили. Пятый курс в составе всего двух человек соизволил явиться уже тогда, когда Энха отправилась разводить самовар, чтобы попить чаю. Пришлось вернуться. Двое пятикурсников, имевших вид важный и гордый, забрали причитающиеся им учебники и предъявили списки дополнительной литературы, из-за чего Энхе пришлось полазить по стеллажам. В общем, освободились библиотекари только к обеду, спустились в харчевню и пообедали. Магистры собрались почти все, и если с пани Збигневой раскланивались почтительно - всё же королевский маг с многолетним стажем и графиня - то Энху не все удостоили даже кивка.
   Энха со старательно спрятанной злостью опустила ложку в перловую полевку, удерживая себя, чтобы не стукнуть ею посильнее. Взять бы всех этих напыщенных индюков да забросить ночью в окольский лес. И посмотреть, сколько спеси с них собьёт одна только ночь там, где люди живут годами!
   Вернувшись в свои покои, Энха наконец-то развела самовар и заварила чай. Пани Збигнева принесла небольшую коробку рассыпчатого печенья, и библиотекари наконец-то смогли попить чай в спокойной обстановке.
   - Вот что, Ханичка, - заговорила пани Збигнева, помешивая ложечкой чай, - предлагаю пока что не гнать коней и не пытаться ухватить всё и сразу. Пока ты пробуешь чувствовать магический фон, я бы предложила тебе изучать руны, их значение и написание... Да, - хихикнула она, увидев выражение её лица, - я знаю, что у тебя с рунами гораздо лучше, чем даже у магистров. И пишешь ты их, в отличие от этих же магистров, не абы как, а как надо. И можно было бы переходить к наполнению их магией, но это лучше делать всё же, когда ты эту магию чувствуешь. Потому что сейчас, Ханичка, студенты начинают одновременно и фон учиться чувствовать, и создавать артефакты, и творить заклинания. И получается полная ерунда, потому что многие из них даже не чувствуют, какую магию подают, светлую или тёмную, особенно те, у которых одинаковый дар захвата и светлой магии, и тёмной. Ты-то, Ханичка, понятное дело, захватишь и подашь только светлую, но не почувствуешь её... Поэтому, давай подождём, когда ты научишься воспринимать фон хоть как-нибудь и хоть какой-нибудь.
   Энха неохотно, но кивнула, хоть ей не терпелось начать создавать артефакты. Может, пани Збигнева права, и лучше в самом деле не распылять силы. А пока она будет пробовать почувствовать фон, почитать что-нибудь о прорехах и гоблинах - помимо обычных студенческих учебников, которые она и так все перечитала в прошлом году.
   Пока студенты после обеда занимались кто учебными диспутами, а кто практическими занятиями, Энха, пользуясь тем, что в библиотеке никого нет, поискала книги о прорехах. Нашла несколько, заварила себе ещё чашку чая и устроилась в кресле в верхней гостиной.
   - Ты печеньем-то угостись, Ханичка, - напомнила ей пани Збигнева, выглянув из своих покоев. - А то мы что-то заговорились с тобой и не притронулись к нему. Это Иржи вчера принёс, - она лукаво глянула на помощницу.
   Энха, уже протянувшая было руку за печеньем, резко отдёрнула её.
   Из памяти ещё не стёрлись воспоминания, когда Иржи, учась на втором курсе, подарил ей амулет, из-за которого она на седмицу покрылась зелёными пупырышками. Тогда ещё она лелеяла надежду, что когда-нибудь она станет магом и сможет ответить ему тем же, и это несколько примиряло её с тем позором. Сейчас же надежды взять реванш не осталось...
   Но осталось недоверие ко всем подаркам Иржи. Да и к подношениям остальных студентов тоже. Потому что и они в прошлом году, пользуясь наивностью Энхи и её неспособностью чувствовать магию, пытались дарить ей подарки с сюрпризом. Приняв разок такой подарок и испытав на себе неприятные последствия, она перестала принимать что-либо. Даже вещи, которые заведомо невозможно напитать магией, вроде печенья или лент для волос. Мало ли это она думает, что магию можно вливать только в камень, а вдруг на самом деле можно куда угодно, даже в еду?
   - Нет, не хочу, - поспешно отказалась она, чувствуя, что от одного вида печенья у неё начинают течь слюнки.
   - Да ну, - хитро захихикала старушка. - Неужто и ты, как эти томные аристократочки, взялась блюсти фигуру? Да тебя и так после этого твоего Околья откармливать надо.
   - Я потом его попробую, - пообещала Энха, закрывая коробку с печеньем и убирая её на полку. - Я сейчас наелась за обедом, не влезет.
   Потом можно будет это печенье Дече скормить. Или Злобку с Татуней угостить.
  
   Следующие две седмицы прошли спокойно. Студентов в библиотеку приходило мало, пани Збигнева и Энха внесли в каталоги несколько новых книг, списали несколько, которые уже годились только на растопку камина, навели порядок на стеллажах. В свободное время - а его было сейчас много - Энха пыталась почувствовать фон накопителя, выданного ей пани Збигневой, и читала книги о прорехах.
   ... В незапамятные времена мир людей и мир демонов никак не пересекались, природа была чиста, девственна и лишена разума. Но затем стали появляться крошечные проколы между мирами. Тёмная магия коснулась первых эльфов, которые были так же невинны и лишены разума, как и природа, и эльфы под воздействием тёмной магии постепенно обрели разум и создали ту великую цивилизацию, многочисленные остатки которой находят повсеместно. Однако сами эльфы пользоваться тёмной магией так и не научились. И когда сейчас среди людей встречаются маги, способные к захвату только светлой магии или неспособные раскачать захват, это говорит о том, что столетия назад среди их предков примешалась эльфийская кровь.
   Энха невесело усмехнулась и перелистнула страницу. То, что в её венах течёт эльфийская кровь, льстило самолюбию. Только вот от того, что она назовёт себя эльфом, она не станет магом...
   Тёмная магия была подвластна только людям, но люди тогда ещё не знали, что с тёмной магией нельзя колдовать так же свободно и много, как со светлой. И это привело к катастрофе. Люди начали использовать огромное количество тёмной магии, не зная, что делают при этом проколы в мир демонов. Как итог - в мире скопилось огромное количество тёмной магии, которая повсеместно разъедала границы между мирами, и сквозь образовавшиеся прорехи в мир людей хлынули нечисть и демоны. Демоны вселялись в тела покойников или их тонкие оболочки, и получалась нежить. А кроме того тёмная магия вступала в конфликт с шаманской магией низших рас, таких как гоблины и тролли, и они, ополоумев от этого, пошли войной и на эльфов, и на людей.
   Вот как!
   Шаманы как-то обрабатывают своей магией гоблинов, когда те собираются пойти на людей, - это Энха знала. Также знала, что в Гоблинской пустоши тёмного фона нет, но он появился на западном склоне Маяка, где гоблины, отправляясь походом на людей, становятся на ночёвку. Видимо, они и в тот раз там постояли, и этого хватило, чтобы случился конфликт тёмной и шаманской магии. И это вогнало их в состояние безумия.
   Это нужно обязательно сообщить Вито. Только что он сможет сделать? Разве что взять мужчин и завалить место стоянки гоблинов у западного подножия Маяка, вынудив их перенести её в другое место, где нет тёмного фона. Потому что вызывать в Околье королевских магов, чтобы они закрыли прореху - Энха прекрасно знала, бесполезно. Вито год за годом слал в столичный Магический приказ просьбы закрыть прореху на Невежьей пустоши, и каждый раз получал отказ: мол, он маг - вот пусть сам с прорехой и справляется. А то, что он всего лишь уездный маг и что ему не под силу повлиять на прореху, никого в столице не волновало...
   А вот с чувствованием магии дело не сдвигалось с мёртвой точки. Лазурит-накопитель Энха таскала с собой постоянно, при каждой возможности пробовала почувствовать в нём, как выразилась пани Збигнева, что-то помимо камня, но не чувствовала ничего. Никак. Она даже тайком взяла пособие по основам магии и почитала, как это делается. Учебник был написан, на её взгляд, заумно и выспренно, через некоторые фразы и термины приходилось продираться, как сквозь заросли кустарников в лесу, но для себя Энха уяснила, что основной способ - это послать в артефакт магический импульс и воспринять отклик. Именно это она раз за разом проделывала, но безрезультатно. Вторым вариантом было, наоборот, вытягивание из артефакта магической ткани, однако это, при неосторожном использовании, было чревато разрушением артефакта. Энха попробовала и так и тоже безуспешно.
   Подловив момент, она якобы мимоходом спросила у Татуни, как у неё с чувствованием магического фона. Татуня несколько снисходительно отмахнулась, объяснив, что научилась его чувствовать ещё в начале второго курса и не видит в этом ничего сложного. Просто взять артефакт, послать магический импульс и понять, какой пришёл отклик. А те, у кого не получается, - просто неумехи или слабаки и скоро вылетят из университета.
   Слабаки... Энха покивала и натянула на лицо улыбку... Студенты учатся, у них есть практические занятия, где магистры им показывают, как делать, у них высокий дар захвата магии - и всё равно у некоторых долго не получается. А у неё и дар захвата, считай, никакой, и не направляет её никто - на что же ей рассчитывать?
   Успокоил немного Мнишек с третьего курса. Он пришёл в библиотеку за очередной книгой, время близилось к вечеру, в читальном зале никого больше не было, и они разговорились. И Энха его спросила, как он чувствует магический фон.
   - Светлый чувствую превосходно, - признался Мнишек со своим вечным, несколько потусторонним взглядом. - Я его всегда чувствовал, с детства. А тёмный до сих пор, считай, никак. По косвенным... признакам догадываюсь, что он есть, но не всегда.
   - А почему так? - рискнула спросить Энха. - У вас же есть практические занятия, где магистры помогают...
   - Магистры? - усмехнулся Мнишек, заправив за ухо упавшую на лицо прядь светлых волос. - Помогают? Когда у нас на втором курсе были практические по магическому фону, магистр Халлек приходил, раздавал всем накопители и уходил. В конце занятия опять приходил, собирал накопители и уходил. Даже не спрашивал, получилось или нет. Когда мы его просили помочь, он говорил, что нам всё читали на лекциях, и помогать нам в его обязанности не входит. Когда у кого-то из нас получалось уловить фон, мы могли подсказать друг другу, но не всегда помогало. Потому что все чувствуют по-разному. Например, я чувствую светлый фон, но объяснить, как я это делаю, не могу, хоть режь. Я не посылаю никаких импульсов, я просто смотрю на светлый артефакт и знаю, что он светлый. Горимир, когда берёт в руки тёмный артефакт, говорит, чувствует холод, а светлый - тепло. Вилем светлый фон не воспринимает, а на тёмный говорит, что чувствует ветер в голове. А у Татуни и Йосефа всё как по книгам: послали импульс и получили отклик.
   - Из-за чего так? - удивилась Энха. После рассказа Мнишека стало легче, и перестало казаться, что она бездарь и у неё ничего не получится. Может, ей тоже нужно попробовать не импульсы посылать, а что-то другое делать?
   Мнишек со своим вечным немного отсутствующим взглядом пожал плечами:
   - Не знаю. Мы пытались спрашивать магистров, они говорили делать как в книгах и конспектах и не задавать глупых вопросов.
   После того, как Мнишек ушёл, Энха расставила по местам книги и снова взяла в руки лазурит-накопитель. Повертела его в пальцах, попыталась прислушаться к своим ощущениям.
   На улице вечерело, по небу бежали редкие облака. Ветер за окном раскачивал ветви старой липы. В библиотеке темнело, где-то начал стрекотать сверчок.
   Если попробовать сделать как-нибудь по-другому, а не посылать импульсы или не пытаться вытянуть фон из него? Только как?..
  
   Глава 3. Иржи. Новые артефакты
  
   Примечания:
   Червень - славянское название июня.
   Липень - славянское название июля.
  
   Жена пана Игнаца давно просила у него новый магический светильник, потому что старый-то работает, но семейство разрослось, и одного на всех уже мало. Пану Игнацу, немолодому следователю, самому мастерить светильник было лень, а потому в один из выходных погожих деньков он отправился в магическую лавку - одну из множества, которыми была напичкана столица.
   Потом он не мог объяснить, почему выбрал именно эту лавку. Впрочем, это можно было списать на случайность: магических лавочек в столице много, у большинства из них примерно одинаковый ассортимент и цены, а потому примерно с равной вероятностью он мог выбрать любую. А вот то, что он купил не то, что ему было надо...
   Жена просила такой, чтобы можно было повесить на стену, и не очень тяжёлый, чтобы, если свалится на голову - а с выводком шустрых мальчуганов в доме на головы падало много разного - не сильно пришиб. Пан Игнац и спросил у продавца такой. Тот ответил, что лёгкого настенного светильника на данный момент, к сожалению, нет, но есть лёгкий настольный, с тканым абажуром. И пан Игнац, не задумавшись, приобрёл его.
   И только придя домой и вручив его жене, вдруг осознал, что купил не то. Что ему нужен был настенный. Нет, оно-то понятно, что и настольный можно приспособить на стену, лишь бы руки росли из того места. Это не проблема. Проблема в другом.
   Почему он купил настольный, хотя совершенно чётко знал, что нужен настенный?
   Первое, что пришло в голову, - это что он стареет и у него начинается старческий маразм. Вторыми сработали следовательские инстинкты, и он начал подозревать, что поддался ментальному артефакту, который способствует излишней податливости на уговоры продавца. Он начал последовательно вспоминать свои действия: вот он зашёл в ту лавочку, спросил нужный ему светильник, лавочник ответил, что такого нет, но он может предложить другой...
   И чётко почувствовал, что в самом деле имело место ментальное воздействие. Очень тонкое, очень мягкое, но определённо оно было. Это не радовало, потому что работа приучила распознавать воздействие на себя ментальных и эмпатических артефактов лучше, чем настроение тёщи. А то, что, судя по воздействию, артефакт был слабеньким, и он поддался слабенькому артефакту, расстраивало ещё больше. Ладно бы сильный, но повестись на дохленькую внушайку...
   В Сыскном приказе первым под руку попался Иржи. Пан Игнац поволок его в ту лавку, где он купил неправильный светильник, по дороге выдав указания, что делать, как себя вести и на что обращать внимание. А сам остался снаружи изображать скучающего спутника. В нужный момент, когда артефакты-детекторы определили источник ментального воздействия, он вошёл в лавку, предъявил медальон Сыскного приказа и изъял артефакт.
   Артефакт заставил обоих следователей насторожиться. Во-первых, он был изготовлен на куске лазурита нестандартной формы: не каплевидной, а в форме уплощённого шара, просверленного посередине. На таких было возможно изготавливать артефакты, только они хуже держали магию и быстрее выдыхались. А во-вторых, магическое прощупывание показало, что магия в нём самая мелкодисперсная, что создавало впечатление, что или его клепал маг с низким даром захвата магии, или что артефакт старый и уже выдыхается.
   Только вот и Иржи, и пан Игнац прекрасно помнили, как полтора года назад благодаря такому артефакту в Щурке громили ростовщиков и панские поместья. И как все следователи, испытывая тот артефакт, принялись дружно ругать магов-погодников.
   - Где ты достал его? - спросил Иржи у лавочника.
   - Купил, - спокойно признался он. - Я не знаю того человека, но он меня уверял, что это слабая внушайка, а они не запрещены.
   - Эта внушайка слабая? - уточнил Иржи.
   - Да, вы сами видите.
   Оба следователя мгновенно почувствовали, как под рукавами котт охладились артефакты, распознающие ложь.
   - Сколько ты отдал за него?
   - Два золотых денария.
   Охладившиеся детекторы снова дали понять, что им бессовестно лгут.
   - Ты пойдёшь с нами в Сыскной приказ, - строго произнёс пан Игнац, - и там расскажешь, и кто продал тебе этот артефакт, и за сколько.
   В Сыскном приказе лавочника допросили плотно и с пристрастием. И он вынужден был признаться, что заплатил за него не два золотых денария, а восемнадцать, что для артефакта было совсем заоблачной суммой. А заодно и то, что знал, что он только кажется дохленьким, а на самом деле заставляет покупателей покупать даже то, что им не надо. И не определяется магическими детекторами.
   - Откуда ты узнал о существовании таких артефактов? - задал вопрос Иржи.
   - Я не знаю того человека, - покачал головой лавочник. - Мужчина средних лет, ничего приметного... Он предложил купить внушайку очень тонкой работы и очень мощного действия. Я не поверил сначала, думал, розыгрыш, но мне предложили попользоваться им и убедиться в его эффективности. И я был потрясён, - признался он. - Покупатели покупали то, что я им предлагал, даже если им это было не надо. Тогда я и купил его.
   - Когда это было?
   - С полгода назад... Вскоре после праздника весны.
   Больше от лавочника ничего путного добиться не удалось. Он не знал, ни у кого ещё есть такие артефакты, ни кто их создаёт, ни кто продаёт. С него стрясли штраф и отпустили восвояси.
   - Привет, прошлое, - буркнул пан Отокар, рассмотрев добычу. - А мы надеялись, что тот щуркинский артефакт был случайным и единичным.
   После того, как полтора года назад в Щурке был изъят ментальный артефакт сильного, но при этом незаметного действия, следователи попытались поискать его собратьев, однако не преуспели. То ли в Мораве таких больше не было, то ли они все были деактивированы, а неактивный артефакт магическими методами обнаружить невозможно. Следователи начали уже надеяться на первое, но выплывший ещё один такой артефакт перечеркнул их надежды.
   - Кто, демон подери, смог такое сделать? - буркнул пан Игнац, спускаясь вместе с Иржи по узкой каменной лестнице в подвал, где располагалась артефактная лаборатория.
   ... Магия всегда разлита в пространстве и имеет однородную непроявленную структуру, лишённую каких-либо свойств кроме полюса, то есть принадлежности к природной или ментальной магии. Когда маг захватывает и преобразовывает её, он придаёт ей дисперсность, и уже на дисперсной магии можно творить заклинания или создавать артефакты. При этом чем сильнее был маг, тем крупнее получаются сгустки магии, и тем более сильным и долгоиграющим получается артефакт. С самыми же мелкими сгустками, то есть на мелкодисперсной магии создать что-либо почти невозможно: руны если и цепляются, то работают слабо и долго не держатся.
   Артефакт же пана Томана, как и второй, изъятый у лавочника, были созданы на мелкодисперсной основе. По всем канонам им не должно было хватить силы внушить вообще ничего. И тем не менее первый из них стал причиной массовых беспорядков в целом городе, а второй внушал покупать то, что покупателям было не нужно.
   Макарек - главный артефактор Сыскного приказа - был у себя в лаборатории. Пил чай и полистывал свои любимые Странствия искателя артефактов. Когда Иржи отдал ему изъятый артефакт, аналогичный щуркинскому, он даже расцвёл от удовольствия и долго прощупывал его разными способами и проверял разными вспомогательными артефактами. Затем вынул из сейфа артефакт, который был изъят в Щурке полтора года назад, пробежал глазами по своим записям, сделанным тогда, сравнил их с записями, сделанными по новому артефакту, и, пригладив короткую седеющую бородку, сказал:
   - Магический почерк очень похож. Та же пропорция сгустков разной дисперсности, та же наполненность, то же начертание рун. Не один в один, конечно, но очень близко.
   Это значит, что артефакты изготавливал один маг.
   - Тогда можно, - подумав, предложил Иржи, - взять всех магов, чтобы они сделали по артефакту, и сравнить почерки.
   - Не всё так просто, - покачал головой Макарек. - Во-первых, магический почерк со временем меняется. Если ты сейчас сделаешь артефакт и сравнишь с тем, который ты делал на втором курсе, почерк будет разным, хотя и похожим. То же самое и в начертании рун. Прежде чем впечатать их в артефакт, ты должен написать их на своей магии. Но одно дело ты спокойно делаешь артефакт в лаборатории, а другое - впопыхах, когда на тебя прёт ушлёпок. В первом случае руны будут аккуратными, во втором - корявыми. И от этого почерк будет разным. Поэтому имеет смысл сравнивать почерк только у артефактов, созданных примерно в одно время и желательно при похожих условиях. А эти артефакты, - он указал на два круглых лазурита, - были созданы: один не менее полугода назад, другой не менее полутора лет назад. И магический почерк у них не идентичен, хотя я готов ручаться, что их изготавливала одна и та же рука. Да, можно потребовать у всех магов Околья изготовить по артефакту, а потом сравнить почерки и выбрать похожие, но... Если, к примеру, это я маг, который занимается изготовлением незаконных артефактов, то если мне придёт требование изготовить тестовый артефакт, я приложу все усилия, чтобы изменить почерк. Например, буду работать на фоне магического истощения, изменю привычное мне начертание рун, изменю время между накачками или, насколько это получится, количество накачек... Почерк останется похожим, но уже не будет полностью идентичным.
   Иржи задумчиво посмотрел на лазуриты на столе. Попробовать было бы можно, все маги королевским реестром учитываются строго, это селян или ремесленников теряют сплошь и рядом. Прийти к магу и попросить у него... да хотя бы стандартный защитный артефакт, или успокоительный, или слабую законную внушайку, или, если маг содержит лавочку магических вещей, купить какую-нибудь магическую штучку. Но, во-первых, на это уйдёт прорва денег. А во-вторых, не ко всем магам можно так запросто прийти. Есть маги во дворце, есть столичные шишки, к которым соваться - себе дороже.
   Выходит, чтобы сравнивать почерк щуркинских артефактов и артефактов, изготовленных моравскими магами, нужно как-то сужать круг подозреваемых. Потому что в Мораве магов - несколько сотен. А если предположить, что эти артефакты идут из-за границы, то и того больше...
  
   Когда Иржи пришёл к голове Сыскного приказа и рассказал про второй артефакт, аналогичный щуркинскому, тот собрал подчинённых и велел искать аналогичные. Потому что если нашёлся второй, значит, это не случайный выверт магии.
   - Я понимаю, хлопцы, - покивал он, увидев опешившие лица, - что это то же самое, коли я попрошу вас отделить вино от пива, но всё же попытаться стоит. Потому как очень неприятная штука эти артефакты: подпадёшь под них - и сам не заметишь. И одно дело, коли всего лишь не тот светильник купишь, и совсем другое, коли пойдёшь убивать.
   Следователи-немаги возблагодарили каждый своего бога, что они не маги. А следователи-маги думали долго. Действующий артефакт можно засечь специальными магическими детекторами, но столица большая, и тёмных артефактов в ней - и законных, и полузаконных, и незаконных - столько, что никакой детектор не сможет вычленить нужный. Проще было в краевых и уездных городках - там маги не сидели друг у друга на головах и тёмный фон не зашкаливал - но опять же, чтобы засечь такой артефакт, нужно находиться в относительной близости от него, и чтобы он был активирован.
   Существовали магические детекторы, настроенные на поиск активности именно в нужном уровне дисперсности, однако в столице зашкаливающий тёмный фон просто забивал такой детектор, и толк от него был только там, где такого фона не было или он был незначительным. Опять же - в провинции. Ну или, как это проделал Игнац, долго стоять в том месте, где предполагается активность артефакта, подобного щуркинскому, и выделять его воздействие. Но для этого нужно сначала догадаться о наличии щуркинского артефакта, потому что у каждого угла и у каждой лавки так не постоишь - никаких людей и никакого времени не хватит.
   И тем не менее следующий артефакт - их все прозвали щуркинскими - обнаружил как раз следователь-немаг. Точнее, не обнаружил, но предположил, что он воздействует. Несколько его знакомых посещали незаконную подпольную арену, где гладиаторы бились насмерть. И их рассказы о том, как это всё происходит, показались ему слишком уж пропитанными яростью и чрезмерной кровожадностью. Следователи-маги проверили и в самом деле засекли активность на том же слое дисперсности, где действовали оба первых щуркинских артефакта. Однако организатором этих подпольных боёв был граф, член Королевского Совета и сам маг. К нему не придёшь и не потребуешь отдать артефакт, поэтому пришлось привлечь человека из преступного мира и просто его выкрасть. И, соответственно, отказаться от идеи проследить его происхождение.
   - Проще надо быть, паны маги, - подытожил пан Отокар вечерком за кружечкой пива. - Мы с вами привыкли полагаться на магические методы и забыли, что можно просто наблюдать и анализировать.
   - Смотреть, - покивала Велушка, тоже присаживаясь на диван с чашкой чая, - какие лавки пользуются неоправданной популярностью, и проверять их.
   - У нас в Летнянах, - внезапно вспомнил один из следователей, - аптека есть. Так весь район туда ходит и считает, что там зелья и порошки лучше. Хотя цены там выше.
   - У меня соседка, - вспомнил другой, - жена рассказывала, бусы у ювелира купила. Хотела нефритовые, а купила аметистовые и теперь утверждает, что хотела именно аметистовые. Не знаю только, у какого ювелира.
   На следующий день проверили и аптеку, и ювелирную лавку, и в обеих изъяли по щуркинскому артефакту. Ювелир оказался немагом, и рассказ его в общих чертах повторял рассказ лавочника магических вещей: пришёл незнакомый человек, не пожелавший представиться, и предложил купить артефакт по сумасшедшей цене. А чтобы ювелир убедился в его эффективности, дал попользоваться на седмицу бесплатно. Он убедился в его действенности и купил. Когда это было? Месяца четыре назад. Описать человека он, однако, не смог, признавшись, что не запомнил его. Да и не было в нём ничего приметного.
   А вот с аптекарем повезло больше. Он оказался мало того что магом, так ещё и попадавшимся на незаконных делишках и знавшим, что со следствием лучше сотрудничать - наказание в этом случае будет мягче.
   - Того жулика, что предложил мне этот артефакт, - рассказал аптекарь, - я не знаю. Он пришёл и предложил попробовать, и если понравится, купить. На нём был амулет отвода глаз, - усмехнулся он, - я как маг вам это говорю. Только на мне был защитный.
   - Внешность описать можешь? - ровно спросил пан Отокар.
   - Лет тридцать-сорок, моего примерно роста. Волосы такие темноватые, под горшок стриженные, борода короткая, тоже темноватая. Под бородой, мне показалось, шрам, вот здесь, на щеке, - он показал на себе. Говорил... немного с таким магьярским выговором... Ну, вроде и всё о нём.
   - Когда точно ты купил артефакт?
   - Совсем точно не скажу, но лето уже наступило. Но Купалья, кажется, ещё не было... Да, до Купалья, потому что на праздник были массовые гуляния, массовые беспорядки, и люди массово повалили в аптеки. Вот тогда я и развернулся.
   Аптекарю честно скостили часть штрафа и отправили восвояси, а вечером, когда следователи собрались на традиционную кружечку пива в гостиной, пан Отокар зачитал всем описание распространителя щуркинских артефактов и без особой надежды спросил, встречался ли кому такой.
   - Шрам на левой щеке? - свёл брови Шимек, который занимался вскрытием трупов. - Что-то припоминаю...
   На него посмотрели без особого оптимизма, потому что шрамы на мужчинах были не редкостью. Тем более аптекарь сам не был уверен, что шрам ему не показался.
   Шимек подумал, подумал, потом оставил свою кружку с недопитым пивом под охраной Велушки - знал, что она единственная не вылакает его - и ушёл к себе. Вернулся довольно нескоро, неся с собой деревянную папку, из которой достал небольшой лист.
   - Труп был обнаружен восемнадцатого липеня, - зачитал он, - на берегу Глинки. Два дня лежал на Верхнем рынке, его не забрали, поэтому принесли нам. Причина смерти - сильный удар по голове чем-то вроде колуна. Мужчина, на вид лет сорок, волосы каштановые, остриженные под горшок, борода каштановая, на левой щеке - довольно свежий глубокий шрам. Также были шрамы разной степени давности в области живота и груди. Вдова опознала его как Уласло-магьярца.
   Все сразу вспомнили, что распространитель щуркинских артефактов, по словам аптекаря, имел магьярский выговор.
   - Может быть, и он, - кивнула Велушка, возвращая ему честно сохранённую кружку с пивом.
   Чтобы разыскать вдову Уласло-магьярца, пришлось поднимать реестры столичных жителей. Жил он, как оказалось, в Небушице - бедном районе, где обитали в основном отбросы общества, ворьё да дешёвые шлюхи. Узкие грязные улочки были усыпаны мусором, под стенами валялись пьяные, воняло тухлой рыбой, дешёвым вином, испражнениями, мочой и чем-то кислым. Халупа Уласло-магьярца была деревянная, покосившаяся и державшаяся на честном слове, а вдовой оказалась женщина в грязной залатанной котте и с лицом, покрытым оспинками; по реестрам ей было лет тридцать, а на вид - все сорок.
   - Говорила я ему, - провыла она, - что добром дело не кончится. Хвастался он, что нанял его какоись пан, платит много. А делать всего-то нужно, что прийти к людям, на которые укажет этот пан, да поговорить с ними. А о чём говорить - не говорил. Только когда напивался, говорил про какиесь артефакты. А потом пан послал его в Польник за печенью гуля. Три штуки сказал привезти.
   - Сколько? - не поверил Иржи, хотя артефакт-детектор в рукаве оставался тёплым, что говорило о том, что женщина говорила правду.
   - Три штуки, - повторила она. - Она там дешевле.
   Печень гуля в Польнике в самом деле дешевле. Однако ехать через пол-Моравы ради трёх штук печени? Да на дорогу будет затрачено в несколько раз больше, чем сэкономится на цене!
   - Он поехал. Потом вернулся. Я и не знала, что он вернулся, мне люди потом сказали, что видели его тело на Верхнем рынке. Я пошла - но его там уже не было. Пошла в мертвецкую - он там был.
   Больше вдова ничего полезного рассказать не смогла. Иржи поблагодарил её парой медяков и пошёл назад.
   Ездить из столицы в Польник через пол-Моравы ради трёх печеней гуля смысла нет. Не ездил ли Уласло-магьярец на самом деле за щуркинскими артефактами? Только как это проверить?
   В этот же день, пока не стемнело, Иржи порталом метнулся в Польник. Городок был небольшим, чистеньким и насчитывал пять постоялых дворов. Иржи заглянул на первый попавшийся из них, предъявил медальон Сыскного приказа и попросил показать книгу учёта постояльцев. В червене и первой половине липеня никакой Уласло-магьярец здесь не останавливался. На втором и третьем дворах было то же самое, а на четвёртом, который держала пожилая женщина, за седьмым липенем числился Уласло из Велеграда. Он пожил здесь три дня и утром десятого липеня уехал.
   - Помните ли вы этого человека? - спросил Иржи хозяйку.
   Она думала долго, позвала дочь, и они вспомнили, что накануне отъезда к нему приходил какой-то охотник, сказал, что продаёт печень гуля, и Уласло спросил его, по сколько за штуку: три серебряных денария, пять или семь. Тот ответил, что хорошему человеку отдаст за четыре, и они пошли к нему в комнату.
   - А сколько стоит здесь печень гуля? - уточнил Иржи, зная, что в столице можно найти и за пять. Правда, сомнительной свежести. И ехать через пол-Моравы, чтобы купить её за четыре серебряных денария...
   Больше это смахивало на пароль и отзыв.
   - За два с половиной серебряных денария можно найти, - ответила хозяйская дочка. - По четыре - это совсем свежая. Мы потому и запомнили, что четыре серебряных - это слишком много.
   Больше в Польнике ловить было нечего, и Иржи вернулся в столицу.
   Если Уласло-магьярец в самом деле ездил в Польник за щуркинскими артефактами, это сильно облегчает дело. Значит, они изготавливаются не в столице. А проверить краевых, уездных и пограничных магов, причём даже не всей Моравы, а только северной её части, гораздо проще.
   Только всё равно много наберётся...
  
   Глава 4. Энха. Прогулка по городу. Головная боль
  
   В один из вечеров к Энхе заскочила Злобка. Она была одета в плотные уличные шаровары и длинную котту до колен, перепоясанную нарядным красным кушаком.
   - Мы с Татуней в город идём, - она весело чмокнула Энху в щеку. - Пойдёшь с нами?
   Погулять с приятельницами хотелось, хотя ходить в город Энха не любила - после таких походов у неё всегда начинала болеть голова. Тем более не любила находиться на улице в темноте: хоть и знала, что нечисти в столице не водится, однако годами вбитую истину, что темнота равнялась нечисти и, соответственно, смерти, выбить было невозможно. Однако проветриться в самом деле стоило.
   - Я тогда позову Мнишека и Дече, - предложила Энха, обуваясь и тоже натягивая котту. Вытащила из-под неё косу, затянула шнуровку и перепоясалась кушаком.
   Однако своего приятеля Дече - университетского дворника - она не нашла. Прошлась по хозяйственному двору, заглянула в сторожку, амбар, поварню, но его не было. Мнишек же встретился ей в холле первого этажа и согласился составить девушкам компанию, однако сказал, что сбегает и позовёт Горимира.
   - Надо же, - хихикнула Злобка, поджидавшая Энху на парадном крыльце, - его светлость решит с нами по злачным местам пройтись?
   - Может, не решит, - возразила ей Энха. - Вдруг не герцогское это дело - по злачным местам шляться?
   - К герцогам злачные места сами ходят, - согласилась Злобка, и девушки захихикали.
   Однако Мнишек, одетый по жреческому обычаю в длинную белую альбу, вернулся всё же с Горимиром. Тот вежливо склонил голову перед девушками, с разной долей неумелости присевшими в реверансе. Последней вышла Татуня, нарядившаяся по столичной моде не в шаровары и котту до колен, а в длинное платье, пусть и простого кроя. А кроме этого заплела не обычную косу, а уложила волосы на затылке.
   Дул прохладный влажный ветер, нёс редкие жёлтые листочки, по небу бежали рваные тучи. Пахло влагой. Ребята принялись спускаться по выщербленной лестнице.
   - Куда идём? - спросил Мнишек, пристраиваясь рядом с Энхой.
   - А что тут есть интересного? - спросила Злобка.
   - Смотря что для тебя интересное, - отстранённо отозвался Мнишек. - Можно наведаться в храм, можно в дом удовольствий...
   - В храм надо идти после дома удовольствий, - заметила Энха. - Сначала грешить, а потом замаливать грехи.
   - И чтобы погрешить, и чтобы замолить грехи, - притворно расстроилась Злобка, - нужны деньги. А у меня с десяток медяков осталось. А стипендия только через седмицу.
   - Тогда можно, - предложил следующий вариант Мнишек, - сходить в корчму и выпить эля. Или прогуляться по набережной.
   - А в реке будут плавать трупы, - Энха вспомнила, как несколько раз видела, как люди баграми вытаскивали из реки утопленников.
   - Их на берег выбрасывает ниже по течению, - успокоил её Мнишек. - За ратушей. А в темноте если поплывёт, то ничего не увидишь.
   - Давайте в корчму, - попросила Татуня, с непривычки путаясь ногами в подоле длинного платья и вынужденная придерживать его рукой.
   Они прошли неширокой мощёной улочкой, вдоль которой сплошной стеной стояли двухэтажные, а местами и трёхэтажные дома, верхние этажи которых нависали над нижними. На каждом доме был закреплён светильник - где масляный, где газовый, где магический. От улочки, по которой они шли, время от времени ответвлялись ещё более узкие проулки, над которыми верхние этажи домов смыкались почти вплотную, образуя тёмный, изредка подсвеченный магическим или газовым светильником тоннель. У окна второго этажа одного из таких домов сидел пан в нарядной, но распоясанной котте, в доме напротив - второй такой же нарядный и распоясанный пан, оба с бокалами, и один, слегка высунувшись из окна, как раз наливал из кувшина другому.
   - Кошмар, - высказала своё мнение Злобка. - Как так жить можно? Соседи ж в окна постоянно глазеть будут, что я там делаю.
   - Зато это столица, - возразила Татуня, - а не какие-нибудь занюханные... Великовец.
   Сама она была из деревни Новосёлки, хотя при поступлении записалась как Татуня из Великовца. Когда Энха у неё спросила, почему так, она помялась, но объяснила, что Новосёлок по всей Мораве - едва ли не в каждом уезде. А Великовец - их ближайший уездный город - один. И сейчас она явно собиралась упомянуть Новосёлки, но в последний момент передумала.
   - Ну не знаю, - протянула Злобка. - Мне тут... дико всё.
   - Потому что ты привыкла к своей провинции, - снисходительно объяснила Татуня, придерживая рукой платье. - А это - столица. Здесь всё по-другому. Я на каникулы ездила домой - такая глушь, жить невозможно.
   Энха и Злобка с сомнением переглянулись. Злобка вспомнила свою Лежицу, Энха - Мглин и Крутицу. Городки как городки, а Крутица - и вовсе просто баронский замок, вокруг стен которого прилепился обширный посад, в свою очередь обнесённый высоким земляным валом с частоколом. И вроде ничего невозможного для жизни там нет. Особенно днём...
   Корчма, в которую привёл их Мнишек, была простой, дешёвой и не особо чистой, на деревянном скрипучем полу было насыпано прилично крошек и разного уличного мусора, нанесённого посетителями, стулья были разной степени расшатанности, но ещё держались, эль был кисловатым, но ещё не забродившим. Все заказали по большой глиняной кружке эля, а Горимир галантно угостил всех за свой счёт крохким медовым печеньем. Все заняли стол, глотнули эля за встречу, и Злобка - поделилась наболевшим:
   - У нас магистры говорят каждый своё. У нас сейчас теория света и тьмы идёт. Так пан Даник говорит одно, ну там, например, что тёмная магия, как магия разума, древнее светлой, то есть природной. А на следующей лекции пан Вродек говорит совсем другое, что сначала была природа, а только потом разум. Мы говорим, что пан Даник рассказывал, что всё наоборот. Так пан Вродек так вскипел и начал кричать, что пан Даник ничего не понимает, городит всякую чушь и вообще непонятно, как его взяли магистром. Мы пошли к пану Данику и спросили у него...
   - И он, - несколько отстранённо улыбнулся Мнишек, - сказал, что пан Вродек совершенно потерял компетенцию и отказывается понимать элементарнейшие вещи.
   - Да, - энергично закивала Злобка. - А что, у вас тоже так было?
   - Конечно, - он отпил эля и взял из корзиночки печенье. - У вас ещё пани Фауста плетение стихий не читала. Там будет третье... видение. И тоже противоречащее другим.
   - А как тогда правильно? - Злобка от избытка мыслей подёргала себя за кончик длинной русой косы.
   - Будешь смеяться, - он несколько потусторонним взглядом посмотрел на неё, - но для практической деятельности древность природной и ментальной магии совершенно не имеет значения. Главное - на экзамене не перепутать, какому магистру что рассказывать. А дальше можно забыть.
   - Зачем тогда это читают, - не поняла Энха, - если это потом можно забыть?
   Третьекурсники - Мнишек, Горимир и Татуня - посмотрели на неё несколько снисходительно.
   - Нам много читают такого, - просветила её Татуня, - что нам не понадобится.
   - Кто знает, - отстранённо заметил Мнишек, - что понадобится, а что нет. Иногда самое ненужное знание в какой-то момент окажется самым нужным.
   - Я, например, - отозвалась Злобка, тоже сунув руку в корзинку с печеньем, - не представляю, для чего мне понадобится знание, как пан Курочек ходил в дом удовольствий!
   Студенты расхохотались.
   - Вам такое, - не поняла Энха, - рассказывают на занятиях?
   - Нам и не такое ещё рассказывают, - со смехом подтвердил Мнишек.
   - Тебе, - внимательно посмотрел на Злобку Горимир, - может, и не понадобится знание, как пан Курочек ходил в дом удовольствий. Но это знание может понадобиться мне. А, например, мне, скорее всего, не понадобится знание, что мришка любит пиво, а тебе может пригодиться.
   - Зачем? - заинтересовалась Злобка.
   - У нас в Околье, - объяснила Энха, - мелкую нечисть, обычно мришек и штухов, часто держат на селянских подворьях. Они гоняют от курятников лис и куниц. И мришку можно подманить на пиво.
   - Я этого не знал, - не без удивления признался Горимир.
   - Теперь, если у тебя будет пропадать пиво, - похлопал его по плечу Мнишек, - ты будешь знать, что это был мришка.
   - Если потом, - согласился Горимир, - это пиво я опять не обнаружу за кроватью Вилема.
   Все рассмеялись.
   Потом Татуня поделилась, что у них среди предметов есть Практическое применение тёмной магии и Методы борьбы с нечистью, а читают и там и там одно и то же. Иногда даже одинаковыми фразами. Вот сегодня на первой лекции им подробно рассказывали, как убить яхайку, пришли они на вторую - и им рассказывают то же самое.
   - Энех, - поднял на неё несколько затуманенные глаза Мнишек. - А как в Околье убивают яхайку?
   - Обыкновенно, - пожала плечами Энха. - Девушка работает приманкой, а охотник подбирается со спины и изо всех сил бьёт.
   - Чем? - уточнила Злобка.
   - Что есть под рукой, - она удивилась вопросу. - Вилы, лопата, рогатина...
   - Неправда, - возразила Татуня. - Бить надо магией, преобразовав её в огонь или проникающий лёд.
   - Если есть маг, - согласилась Энха, - он бьёт магией. Так быстрее и надёжнее, и даже приманка не нужна. А если мага нет, бьют, чем есть. А мага у нас чаще нет, чем есть.
   - Дикость какая, - повела плечами Татуня. - Как в вашей глуши можно жить! Ни за что туда не поеду!
   - Вот и все маги тоже ни за что не хотят туда ехать.
   - А разве король не может, - уточнила Злобка, - направить туда мага, даже если он не хочет? Потому что это в самом деле плохо: на весь край всего один уездный маг и ни одного краевого.
   - Есть закон, - объяснил Мнишек, - по которому маг сам может выбирать себе край, уезд или участок границы. Конечно, если место мага там свободно. И никто не может заставить его поехать в другое место, если он не хочет. Даже если он выбирает очень спокойный регион, а рядом тревожный, где маг нужен как воздух - его никто принудить не может.
   - Даже король? - не поверила Злобка.
   Горимир неопределённо повёл плечами:
   - Король может. Указ короля выше закона. Но он... не вмешивается.
   Говоря более прямо - ему нет до этого дела...
  
   Назад они пошли другой дорогой. Здесь улочки были несколько более грязные, узкие и извилистые, но, в общем-то, такие же, как и большинство окраинных улиц - а университет магии находился на самой окраине столицы. А на пересечении с очередной улицей они внезапно встретили Иржи.
   Энха почувствовала, как заколотилось сердце и краска ударила в лицо. И порадовалась, что темно, и он не видит её лица.
   Они не виделись всё лето. Изменится ли что-нибудь теперь?
   - Интересными дорогами вы ходите, - заметил Иржи, обменявшись рукопожатием с Мнишеком и Горимиром и отвесив шутливый поклон девушкам.
   Энха, стараясь сделать это незаметно, перестроилась так, чтобы оказаться прикрытой от него Злобкой.
   - Мы идём не оттуда, откуда ты подумал, - успокоил его Мнишек.
   - А откуда он подумал? - полюбопытствовала Злобка.
   - Прямо по этой улице, - он махнул рукой в сторону города, - квартал с домами удовольствий.
   Девушки сделали вид, что не смутились, благо в темноте особо видно не было.
   - А вот если пойти по той улице, - добавил Мнишек, указав на ту, из которой появился Иржи, - то уткнётесь в храм.
   - А, - поняла Злобка, - ты уже сходил в дом удовольствий и замолил грехи.
   - Зачем мне их замаливать? - не остался в долгу Иржи. - Мне с моими грехами очень приятно жить.
   - Со всеми?
   - С теми, которые в том конце улицы... Хануся, любовь моя, - с укором посмотрел он на неё, - нет бы приветствовать меня, обнять, приласкать. Я тут страдал без тебя, а ты даже не спросишь, как я пережил разлуку...
   Студенты захихикали. Энха отвернулась и с нахлынувшей горечью посмотрела в стену дома.
   - Ты, надеюсь, - с заметным беспокойством поинтересовался Иржи, - не решила поступать в третий раз в этот магический гадюшник? А то я всё лето в холодном поту просыпался, когда мне снилось, что тебя всё же взяли.
   - Нет, - сухо ответила она, давя ком в горле. Иржи благодарственно воздел руки к небу.
   Ничего не изменилось...
   Разговаривая обо всём, они дошли до университета. Там они немного постояли у парадного входа, поболтали напоследок, затем студенты направились в коллегию, а Энха с Иржи - в библиотеку. Там она привычно заварила чай, а Иржи по-хозяйски плюхнулся в кресло и завёл с пани Збигневой разговор о расчленённых трупах. Пока Энха возилась с чаем, она узнала, что у него на работе расчленёнка, но с останками явно поработал маг, и найти, где схоронены недостающие части тела, не получается.
   - Тебя тема не смущает? - с деланным беспокойством спросил Иржи Энху, когда она постелила на круглый резной столик вышитую скатерть и подала заварник и чашки с блюдцами. - А то я могу сменить, поговорить о...
   Он сам задумался, о чём бы он мог поговорить.
   Энха посмотрела на него.
   - Две седмицы назад, - негромко сказала она, - за стенами Городища на моих глазах нечисть разрывала людей. По маленьким кусочкам, чтобы они как можно дольше оставались живыми и мучились, а она бы кормилась их эмоциями. Руки, ноги, головы потом валялись по всей округе. И так было всегда. Что мне после этого твои расчленённые трупы?
   Выражение лица Иржи изменилось - потемнело, посерьёзнело, а во взгляде появилась не насмешка, а тревога и неожиданная и непонятная боль.
   Почему он не может всегда быть таким - серьёзным?
   - А где маг был? - уточнил он.
   - Какой маг? - с горечью и злостью уточнила она. - Краевого мага в Околье нет. Вернее, он есть, но у него только одна рука, и половина тела плохо двигается. Всё, что он может, - это поддерживать в рабочем состоянии портал. А уездный маг на восемь уездов всего один, он живёт в Крутице, от которой до Городища день или два пути, и у него своих забот хватает. И ему из столицы шлют письма за печатью короны с требованием находить и высылать им эльфийские артефакты. Словно ему больше нечем заняться!
   Иржи ведь королевский маг. У него гораздо больше сил, чем у Вито, но он тоже предпочёл остаться в столице. И хотя Энха понимала, что он-то работает, и работа у него не из лёгких и приятных, но всё равно где-то глубоко сидела злость. Вернее, раздражение на всех королевских магов, которые при дворе развлекают короля и его свиту, распространялось и на него.
   - И что пан Вито ответил? - полюбопытствовала пани Збигнева.
   - Написал, что пускай панове, которым эти артефакты надо, приезжают сами, он выделит им проводника к эльфийским развалинам, и пускай они сами их ищут.
   - В том, чтобы быть аристократом, - согласилась она, помешивая ложечкой чай, - есть своё преимущество. Магу, который барон, да ещё на своей земле, и не такое сойдёт с рук. А вот простолюдина начали бы, прости, Ханичка, иметь во все дыры.
   - В Околье не начали бы, - скупо усмехнулась она, подавая блюдца. - Наш бывший краевой маг - простолюдин, и у него когда-то потребовали поставлять лазурит для артефактов. Он ответил, что Околье и так поставляет лазурит, но с него требовали отшлифованные камни для артефактов. Он отказался. К нему приехали из столицы. Он повёл столичных панов в болота...
   - И этих столичных панов, - Иржи сразу уловил отсутствие логики, - не смутило, что за лазуритами они пошли в болота? Хотя должны были в горы?
   - В тех болотах, - просветила его Энха, - есть эльфийские развалины, и там находят лазуриты, уже отшлифованные и нужной формы. Мы с Вито в детстве там лазили, иногда находили. Вот они пошли и заночевали там...
   - Я помню эту историю, - хихикнула пани Збигнева. - О ней все моравские маги гудели. Из пяти столичных панов, как ты их назвала, назад вернулись только двое, поседевшие и калеки. И насколько я знаю, у Павко, то бишь вашего бывшего краевого мага, после этого никаких лазуритов и эльфийских артефактов не требовали.
   - Может, и нам парочку таких столичных панов завести в болота Околья и там кинуть? - пробормотал Иржи.
   - Неужто и от вас требуют лазурит? - изобразила изумление старушка.
   - Лазурит мы бы им как раз нашли, - отмахнулся он. - Нет, там, - он скривился, - парочка столичных аристократов занимается организацией подпольных боёв. Незаконно, сами понимаете, а гладиаторами берут должников, которые не могут расплатиться с долгами. Условие простое: побеждаешь - долг списывают, проигрываешь - значит, убит. И хрен бы с ними, но, во-первых, кредиторам никто долг убитого не возмещает, и они требуют от нас, чтобы мы прикрыли эту лавочку, а во-вторых, трупы не закапывают где-нибудь, а бросают в колодцы, в реки - даже не удосуживаются вывезти за город. А потом из колодцев, куда бросают трупы, люди берут воду. И уже лекари требуют от нас, чтобы мы прекратили это безобразие. А аристократы те - мало того что маги, так ещё и крупные шишки, полгорода держат в узде, и даже если найдём неопровержимые доказательства их незаконной деятельности, они дадут взятки судьям, и их оправдают, а на нас навесят нехилый штраф за попытку засудить невинных. Такое уже было.
   Энхе показалось, что её облили грязью. Красивая столичная жизнь вдруг показала свою изнанку. Которую уже явно знал Иржи...
   - А убить их тайком? - спросила Энха.
   - Милая моя, - не замедлил съязвить он, - это не подзаборные забулдыги из того же Городища. Если они внезапно склеят ласты, такой хай поднимется, что мы все пойдём на эшафот или за убийство, если наша вина будет доказана, или за нераскрытие преступления, если не будет доказана.
   - Я, конечно, - задумчиво произнесла пани Збигнева, - могла бы предложить парочку вариантов их ликвидации, которые не вызвали бы подозрений...
   Иржи махнул рукой и потянулся открыть коробку с пирожными, которую тоже принёс с собой:
   - Да сами придумаем что-нибудь... Я, собственно, пани Збигнева, по другому поводу заскочил...
   - Знаем мы этот повод, - с готовностью закивала старушка, бросив хитрый взгляд на Энху. Та отвела глаза.
   - Да, - Иржи, обычно внимательный, не услышал подколки и не обратил внимания на взгляд. - Насчёт создания антинекромантского фона.
   - Это ты к тем расчленённым трупам? - пани Збигнева посерьёзнела. - Мне приходилось заниматься таким, но не уверена, что при ваших данных это выполнимо...
   Энха тихо направилась к лестнице, ведущей вниз. На душе было и грустно, и зло. Зло оттого что люди, сидя в безопасной и комфортной столице, занимаются... дурью, в то время как жители того же Околья вынуждены в одиночку противостоять и нежити, и нечисти, и гоблинам. А грустно, что у Иржи опять дела, и опять не к ней...
   - Любовь моя, - окликнул её он, - ты разрываешь мне сердце. Я тут страдал без тебя всё лето, а ты, стоит мне прийти, делаешь ноги.
   Энха обернулась и посмотрела на него:
   - Я не буду вам мешать.
   Пани Збигнева тихо хихикнула:
   - Посиди, Ханичка, с нами. Иржи расскажет что-нибудь интересное.
   Иржи с готовностью закивал и изобразил на лице усиленную работу мысли, делая вид, что пытается придумать интересное.
   - У меня голова болит, - призналась Энха.
   После города у неё всегда болела голова, и сейчас затылок тянуло ноющей болью.
   - Милая, - чуть не поперхнулся Иржи, - я же, это, не... Я даже стесняюсь говорить, но голова у девушек обычно резко начинает болеть... э-э-э...
   Энха непонимающе посмотрела на него. То есть по его тону она понимала, что он подразумевал что-то пошлое, но как головная боль связана с пошлостью, не знала. А выяснять - не у Иржи же.
   - У меня всегда после города болит голова, - пожала она плечами.
   - Знаешь, Ханичка, - посерьёзнела пани Збигнева, - я как-то раньше не думала, но может быть, она у тебя болит от тёмного фона. Это здесь, в университете, поглотителей больше, чем того фона. А в городе он местами запредельный.
   Энха неопределённо пожала плечами и спустилась по лестнице. В библиотеке она тихо сунула ноги в сапожки и принялась их шнуровать.
   Только где-то на задворках сознания смутно зашевелилась какая-то мысль. Какая-то важная... Но какая?.. С чем хотя бы связанная?
   Она бесшумно вышла из библиотеки, скользнула в боковой проход, прошмыгнула мимо лабораторий. На двери одной из них висела грозная табличка Идёт опыт! Не входить!, хотя судя по звукам, доносившимся оттуда, опыт заключался в распитии спиртных напитков. Спустилась к чёрному входу по давно не ремонтировавшейся лестнице со стёртыми ступенями и расшатанными резными перилами, открыла скрипучую, потемневшую от времени дверь и вышла на хозяйственный двор.
   Справа и слева стояли каменные и деревянные постройки разного назначения - амбар, птичник, поварня, повети, оранжереи, когда-то знавшие лучшие времена. Трава, несмотря на то, что это хозяйственный двор, где ходила только университетская обслуга, была аккуратно скошена, а дорожки с разошедшейся от времени брусчаткой так же аккуратно подметены.
   Тёмный фон... накопители... Что за мысль вертится на краю сознания?
   Дече - университетский дворник и рубщик дров - нашёлся около поленницы. Там возвышалась куча брёвен разной толщины и длины, недавно привезённых для дров, а Дече пристраивал на козлы обрубок потоньше, чтобы распиливать его. Ножовка лежала рядом на другом бревне.
   - Тебе помочь? - спросила Энха.
   Он глянул на неё из-под густых бровей, ничего не ответил, ушёл, а через некоторое время вернулся с двуручной пилой. Они пристроили на козлах обрубок потолще и принялись распиливать.
   Дече был родом из Магьяры - соседнего с Окольем края на границе с Суони. Пять лет назад он приехал сюда поступать на мага и смог создать в шаре очень хорошую искру. Его приняли, однако он смог проучиться всего полгода, и его исключили, потому что он был на редкость косноязычен и молчалив. На семинарах он говорил медленно, мало, выбирал самое основное, а магистры любили, когда студенты говорят много. И поэтому экзамены он завалил...
   Тёмный фон... амулет...
   Сгущались сумерки, дул тёплый ветерок, шуршали листьями липы и вязы в университетском парке, в коллегии горланили студенты, равномерно вжикала туда-сюда пила, которой они распиливали бревно за бревном, изредка останавливаясь передохнуть. Дече молчал, Энха молчала, и под равномерное вжиканье пилы как-то легче думалось.
   Когда мысль появилась? Где-то в конце, когда она уже уходила. Она сказала, что у неё болит голова. Иржи намекнул на какую-то пошлость. Пани Збигнева сказала, что голова у неё, возможно, болит от тёмного фона...
   Обрубок бревна упал на землю. Энха уложила его в поленницу, Дече сдвинул бревно на козлах. Они, не говоря ни слова, примерились, стоит ли распиливать оставшийся обрубок на три части или хватит на две. Так же молча пришли к выводу, что всё же на три, и принялись пилить.
   Голова болит от тёмного фона... Пару дней назад Мнишек говорил, что все студенты по-разному улавливают фон накопителей...
   Энха замерла, перестав пилить. Дече распрямил спину и молча ждал.
   Когда этим летом они с Вито и Божеком лезли на Маяк, у неё болела голова. Она тогда ещё спросила, не меняется ли погода, и Вито ответил, что это не погода, а тёмный магический фон. После походов в город у неё всегда болит голова. А в столице высокий тёмный фон... И когда ей приходилось ходить по порталам, там тоже всегда ломило затылок. А в порталах, то есть в мире демонов, тёмной магии как воды в море...
   Энха подняла глаза на Дече.
   - Головная боль! - выдохнула она.
   Он кивнул, и они опять взялись за распилку.
  
   Когда Энха вернулась в библиотеку, Иржи там уже не было. Пани Збигнева ещё не легла спать, сидела в своём любимом кресле у себя в покоях и читала, поставив на стол не очень яркий магический светильник. Энха, преодолев внезапно нахлынувшую неуверенность, подошла к ней.
   - Пани Збигнева, - стараясь скрыть волнение, попросила она. - А можете вы... Вы дали мне светлый накопитель, чтобы чувствовать магию, а можете дать тёмный?
   Старушка посмотрела на неё с сомнением и любопытством.
   - Разумеется, Ханичка, я могу, - покивала она. - Но хочу предупредить, что ты светлая и на управление тёмной магией не способна вообще. А магу гораздо проще чувствовать ту магию, которую ему проще преобразовать.
   - Я знаю, - кивнула Энха, - но можно я попробую?
   - Разумеется, Ханичка, разумеется, можно. Будь добра, принеси ту шкатулку. Мне-то уже с моей ногой тяжковато ходить...
   Когда Энха её принесла, пани Збигнева выбрала из десятка отшлифованных лазуритов один. Энха внимательно сравнила тёмный накопитель и светлый, чтобы знать, какой из них какой, и перед сном в своей комнате попыталась почувствовать тёмный, внимательно прислушиваясь к ощущениям в голове. Однако голова ещё болела после похода в город, и определить, стала ли она болеть больше, не получилось. В следующий вечер голова уже не болела, но с накопителем всё равно ничего не получилось. Энха начала было засыпать - уже привычно с накопителем в руке - как в полудрёме уловила лёгкий отголосок боли в затылке. Она проснулась, с колотящимся сердцем попробовала прислушаться к артефакту и к ощущениям в затылке - но снова ничего. Однако стоило ей снова начать засыпать - и снова затылок кольнул лёгкий отголосок боли. И только тогда Энха догадалась расслабиться. Пытаясь уловить магию, она напрягалась, и это напряжение мешало уловить магию накопителя. А стоило расслабиться - и лёгкая, почти неощущаемая боль мягко скользнула в затылок.
   С колотящимся сердцем, боясь верить, что это успех, а не самовнушение, Энха взяла в ладони светлый накопитель, попробовала расслабиться и почувствовать его. Однако то ли в случае со светлым артефактом обращать внимание нужно было не на голову, а на что-то другое, то ли она не смогла от волнения расслабиться, но с ним она не почувствовала ничего. Снова взяла тёмный накопитель - и через некоторое время в затылке возникла тень боли.
   Энха взяла оба накопителя, закрыла глаза, повертела их в руках, чтобы перепутать и не знать, какой из них какой, отложила один на одеяло перед собой, а второй попробовала почувствовать. Ничего не получилось. Не открывая глаз, она поменяла накопители, расслабилась - и пришла невесомая боль.
   Она с бьющимся сердцем открыла глаза. В руках у неё был тёмный накопитель...
   Утром, ещё раз убедившись, что восприятие тёмного накопителя у неё не пропало, и стараясь не показывать волнения, она перед завтраком принесла шкатулку с остальными накопителями пани Збигневе и уточнила:
   - Остальные лазуриты - это тёмные и светлые накопители?
   - Именно так, Ханичка, - подтвердила старушка, с любопытством глядя на неё и явно догадываясь, что это не праздный вопрос.
   Энха вынула из шкатулки первый попавшийся лазурит и попробовала почувствовать его. Никаких ощущений не пришло, и она отложила его в сторону. Со вторым было точно так же, как и с третьим. Энха уже начала бояться, что почувствовать она смогла только один артефакт, как на четвёртом лазурите сдавливание в затылке оповестило её, что у неё в руке тёмный накопитель, и она отложила его отдельно.
   В итоге получились две кучки: пять камней она распознала как тёмные накопители, а семь не распознала никак. Глянула на пани Збигневу:
   - Вот эти, - с затаённым страхом спросила она, показав на кучку из пяти камней, - это тёмные накопители?
   А вдруг нет? А вдруг она сама всё это выдумала?
   Пани Збигнева с нескрываемым интересом посмотрела на неё, затем на кучку из пяти камней, затем снова на Энху. На её губах заиграла удивлённая и довольная улыбка:
   - Да, Ханичка, это тёмные.
   Энха не выдержала накопившегося напряжения и нервно рассмеялась.
   - Очень... необычно, - старушка слегка побарабанила пальцами по столу, - что ты, светлая, первым научилась определять тёмный фон. Я о таком никогда и не слыхала... Хотя нет, вру, Ханичка, слыхала, но только один раз. В бытность мою студенткой мой однокурсник, пусть земля ему будет пухом, насквозь светлый, два года не мог научиться распознавать в артефактах светлый фон. А тёмный определял на раз-два.
   - Вы вчера сказали, - несколько сбивчиво объяснила Энха, - что у меня голова болит от тёмного фона. И я вспомнила, что когда мы в Околье ходили через тёмный фон на Маяке, у меня там тоже болела голова...
   - И ты, - поняла её пани Збигнева, - эту же боль почувствовала и при работе с тёмным накопителем?
   - Да, - подтвердила Энха.
   Старушка ответила не сразу.
   - Это интересный метод, - она снова в задумчивости побарабанила пальцами по столу. - Закинуть студентов в сильный тёмный фон, чтобы они запомнили свои ощущения, а потом пусть они эти же ощущения в ослабленном виде ловят при работе с артефактами... Только вот, Ханичка, где же мы тебе найдём зашкаливающий светлый фон? Это природная магия, ею пропитано всё и везде. Это тёмная магия может в одном месте быть, а в другом не быть, а светлая есть везде...
   Она снова помолчала, размышляя. Энха с волнением ждала.
   - Знаешь, - решила наконец пани Збигнева, - давай попробуем так...
   Она выбрала из той кучки лазуритов, в которых Энха ничего не почувствовала, один и протянула ей.
   - Это пустой накопитель, - объяснила она. - Здесь никакой магии нет, ни светлой, ни тёмной. Попробуй почувствовать светлый и пустой накопители в сравнении. Если не выгорит, будем думать что-нибудь другое.
   Что-нибудь другое думать не пришлось, потому что этим же вечером, сидя у себя в комнате, Энха уловила разницу. Невесомое ощущение словно бы наполненности в теле, или лёгкости. Пустой накопитель не вызывал никаких ощущений, а светлый навевал ассоциации с лёгким и тёплым летним ветерком...
   Вечер был ещё не поздний, на улице только начинало темнеть, и Энха не стала ждать утра, постучалась к Збигневе и перед ней вполне уверенно разделила накопители на тёмные, светлые и пустые.
   - Поразительно, Ханичка, - пани Збигнева смотрела на неё и с радостью, словно бы Энха была её любимой внучкой, и с любопытством исследователя, обнаружившего новую неведомую зверюшку. - Поразительно... Что ж, раз базово воспринимать фон ты научилась, перейдём к следующему этапу... Ты знаешь... на собственном опыте, - хихикнула она, - что некоторые артефакты брать в руки... нежелательно. Некоторые просто нежелательно, а некоторые совершенно нежелательно...
   Энха сжала зубы. Пани Збигнева, сама того не зная, зацепила больную струну. Очень резко и болезненно вспомнился амулет Иржи, после которого она седмицу ходила в пупырышках. Правда, он потом месяц ходил со сломанной рукой...
   - Поэтому маги, - продолжала пани Збигнева, - дабы определить фон и базовое назначение артефакта, сразу в руки его не хватают. И следующее твоё задание - это научиться чувствовать магическое поле накопителя, не прикасаясь к нему. У разных артефактов оно разное, у одних почти не выходит за камень, у других может достигать десятков аршин. У этих накопителей... Вот граница их магического поля, - она расставила пальцы, так что расстояние между ними получилось примерно три вершка. - Находясь дальше этой границы, ты артефакт уже не воспримешь. И тебе сейчас надо, не касаясь камня, но касаясь магического поля, определить тип магии накопителя.
   - Пани Збигнева, - попросила Энха, - а может, уже можно попробовать наполнять руны магией?
   - Уж замуж невтерпёж, - вздохнула старушка. - Я бы повременила ещё немного... А впрочем, почему нет... Будь добра, Ханичка, принеси мне шкатулку с рунами. Ты знаешь, где она стоит.
   Энха достала с полки и принесла деревянную шкатулку, побольше той, в которой хранились накопители. Пани Збигнева открыла её. Внутри были плоские диски лазуритов, на каждом из которых была вырезана определённая руна.
   - Выбирай, - она подвинула шкатулку помощнице, - какая тебе больше нравится.
   - Элевель, - не задумываясь, ответила Энха, выискивая нужный камешек. Нашла руну элевель, рассмотрела её и с сомнением показала пани Збигневе:
   - Она не совсем правильно вырезана.
   - Для сильного мага, - заметила старушка, - это непринципиально. Но для тебя лучше, чтобы руна была начертана как можно ближе к идеалу.
   Энха принялась перебирать руны. И почти все они были с огрехами. В итоге она отложила только две: аэварре и тахмие. Холод и огонь.
   - Начинать с огня весьма нежелательно, Ханичка, - объяснила пани Збигнева. - Это очень своенравная стихия. Значит, начнём с аэварре. А теперь слушай. Когда маг создаёт артефакт, он сначала накачивает его магией, а затем рунами - магическими рунами - эту магию структурирует. При работе с физическими рунами всё структурирование выполняют руны, и задача мага сводится исключительно к тому, чтобы напитать их магией. Делается это очень просто: палец левой руки ты кладёшь на начало руны, палец правой - на конец. И теперь через левую руку даёшь обычный магический импульс.
   Энха с колотящимся сердцем коснулась пальцами руны и направила в неё магический импульс. Ничего не произошло. Она даже ничего не почувствовала.
   - Сильный маг, - предупредила пани Збигнева, - который может за раз захватить большой... объём, скажем так, магии, сможет наполнить эту руну подачи за четыре. Тебе понадобится гораздо больше. Скорее всего, несколько сотен. Поэтому будь готова, что просидеть придётся долго. И хочу сразу предупредить - не жди немедленного результата. Даже у сильных магов не всегда получается с первой попытки. А если и получается - то далеко не всегда то, что нужно. И когда у тебя с первых попыток не будет получаться, помни, что раньше слабые маги умели наполнять магией руны. И ещё, Ханичка, - пани Збигнева посмотрела на неё. - Не бойся пробовать. Не бойся экспериментировать. Ты, конечно, не всегда сможешь определить, нужно ли в чём-то приложить больше старания или нужно попробовать по-другому. Это постигается только с опытом. Но если из раза в раз у тебя что-то не получается, и если при этом у тебя есть... варианты, как можно попробовать по-другому - пробуй. Не бойся. Не получится - не беда. Неудачный опыт - это тоже опыт, и порой более ценный, чем удачный.
   Энха зажала во вспотевшей ладони лазурит с руной.
   - И ещё, Ханичка, - серьёзно предупредила пани Збигнева. - Есть такое понятие, как магическое истощение. Оно чувствуется... по-разному. У некоторых магов при магическом истощении начинает болеть в груди. На кого-то нападает сонливость, на кого-то голод или жажда. Если ты достаточно долго наполняла руну магией и почувствовала усталость, сонливость, голод, жажду, или ещё какие-либо ощущения, которые... не должны быть, то сразу надо прекращать заниматься магией и отдохнуть.
   - Я поняла, - покивала Энха.
   - Ну и про восприятие магического фона, - старушка кивнула на накопители на столе, - ты не забывай.
   Энха снова кивнула.
  
   Глава 5. Энха. Артефакт в библиотеке
  
   Книги в то утро выдавала пани Збигнева, потому что накануне ректор передал список новых поступлений в книжных лавках и указал, какие следует приобрести, и Энха с утра отправилась за ними. В город она ходить не любила, потому что всякий раз после него у неё болела голова, однако не пани же Збигневе с её больной ногой ковылять! По дороге она, пользуясь случаем, заглянула в лавку ювелира и приобрела кожаный браслетик с вплетёнными в него бусинками. В книжной лавке стоял запах бумаги и свежей типографской краски, знакомый немолодой лавочник выложил перед ней все пять книг, которые она попросила, и поинтересовался, не желает ли она ещё чего-нибудь.
   - Может, - поколебавшись, попросила она, - у вас есть сказки эльфов Поозерья?
   Эльфийские сказки, нелогичные, запутанные и местами непонятные, любила и она, и Дече. Все их сказания и поэмы, что были в библиотеке, они перечитали по несколько раз, многие Энха помнила наизусть. И сейчас ей почему-то вспомнилось, что сказки эльфов Поозерья она читала, когда в очередной раз приехала к родителям в Мглин, но здесь, в университетской библиотеке, их не было.
   Лавочник подумал и ушёл куда-то вглубь лавки и вскоре вернулся с двумя книгами. Одна из них была большой, с толстыми страницами, в кожаном переплёте. Другая - гораздо проще, на бумаге, с неприметной картонной обложкой, с несколькими пустыми страницами, предназначенными для иллюстраций, которые так никто и не нарисовал, и, похоже, читаная. Энха полистала их, сравнила содержание, уточнила цену и остановилась на той, которая попроще.
   - За эту я плачу отдельно, - предупредила она лавочника, взявшегося выписывать чек.
   Тот кивнул.
   Когда Энха вернулась в библиотеку, там сидели двое второкурсников и один третьекурсник, а первокурсник стоял у стойки. Она отдала новые книги, чек и оставшиеся деньги пани Збигневе и принесла учебник, который просил первокурсник. Голова после города побаливала, в затылке словно бы давило, хотя обычно по возвращении в университет боль быстро проходила. Когда пани Збигнева ушла вносить новые книги в каталог, Энха присела за стойку, помассировала затылок и мимоходом просмотрела формуляры.
   И недоумённо нахмурилась.
   Один из второкурсников, который сейчас вальяжно развалился за столом, читал Хитрости плетения аквинских типов - книгу, которую студенты могли взять только с письменного разрешения ректора. Пани Збигнева как-то объясняла ей, что существуют способы усиления тёмных артефактов путём принесения человеческих жертв, и в Хитростях плетения... расписаны именно они. Хотя по секрету добавила, что подобную информацию можно найти во многих разрешённых книгах, хоть и собирать её придётся по крупицам.
   Но книга к выдаче студентам была запрещена. И разрешения ректора в формуляре не было. Но раз пани Збигнева её выдала, значит, так посчитала нужным...
   Боль - не сильная, но ноющая и какая-то зудящая - не проходила. Энха попробовала поработать с накопителем, чтобы почувствовать его фон, не прикасаясь к нему, но не смогла ни сосредоточиться, ни расслабиться, поэтому отказалась от затеи, положила перед собой купленную книгу со сказками и тонким свинцовым карандашом принялась делать набросок к одной из сказок на одном из чистых листов.
   Вальяжной походкой подошёл сдаваться тот второкурсник, который брал Хитрости плетения... Энха забрала у него книги - и запрещённую, и две обычные - поколебалась, преодолевая нежелание разговаривать с ним, но всё же спросила:
   - А где разрешение ректора?
   Он смерил её презрительным взглядом:
   - Тебя это не касается.
   - Где разрешение ректора? - повторила Энха.
   Он посмотрел на неё, как на вошь.
   - Я объяснил пани Збигневе, - процедил он, - что разрешение будет позже, потому что ректор в отъезде.
   Энха вычеркнула книги из формуляра и отпустила студента. Объяснение ей не понравилось, но раз пани Збигнева выдала ему Хитрости плетения..., значит, посчитала, что так можно.
   Второкурсник ушёл, зато пришла Злобка:
   - Привет, - она весело чмокнула приятельницу в щеку. - Как у вас тут?
   - Работаем, - невольно улыбнулась в ответ Энха.
   Не зря они две седмицы назад сходили в город и посидели в корчме. После того похода почему-то прошла зависть к Злобке, да и к Мнишеку и Татуне тоже. Просто взяла и прошла, и стало легко без неё.
   - А мы учимся, - охотно поделилась Злобка. - Нам столько всего учить дают, что голова пухнет. И иногда такое разное. Магистры противоречат друг другу, и спрашивать бесполезно - они не объясняют, а начинают ругать друг друга и обвинять в... этой... некомпетентности. Один раз Некрас на семинаре у пана Даника перепутал и начал говорить то, что нам говорил пан Вродек. А там... ну, одно и то же было написано, только разными словами. Так пан Даник вызверился, что Некрас не по его конспекту говорит, и выгнал его, сказал, экзамен не примет. Татуня, правда, успокаивает, что у них тоже такое было и что всё он примет, но всё равно как-то странно это...
   Энха выдала Злобке книгу, которую она просила. Заикнулась было про то, что по природной магии есть книги попроще, но Злобка объяснила, что пан Даник велел читать именно по этой. А они уже научены, что по какой сказали читать, по той и надо. Даже если другая проще и интереснее. Девушки ещё немного поболтали, и Злобка пошла в читальный зал грызть гранит науки, а Энха вернулась к рисованию.
   Короткий, но лёгкий разговор со Злобкой словно встряхнул её, так что даже головная боль прошла, и весь остаток дня прошёл спокойно. Энха закончила набросок иллюстрации, подклеила несколько книг, попробовала наполнять магией руну элевель, но безуспешно, попыталась в очередной раз уловить фон накопителя, не прикасаясь к нему, но тоже безуспешно. Вечером подмела пол и протёрла пыль на стеллажах.
   Постепенно сгущался вечер, библиотека погружалась в тень, из щелей в окнах потянуло прохладой ранней осени. Энха зажгла свечу, поставила её на один из столов в читальном зале, туда же принесла книгу с набросанными иллюстрациями и краски. Однако стоило ей сесть и взяться за кисточку, как она испытала ощущение, будто что-то надо вспомнить.
   Она осмотрела стол, шёпотом пересчитала все рисовальные принадлежности - всё было на месте. Подумала, может, что-то забыла сделать, но библиотеку она убрала, чек, оставшиеся деньги и новые книги отдала пани Збигневе, а больше вроде обязанностей на сегодня у неё нет. А даже если и есть, то они все такие, что ничего не случится, если она перенесёт их на потом. Она взяла кисточку, но взгляд на набросок иллюстрации снова породил в душе что-то шкрябающее, зудящее, требующее, чтобы его вспомнили, не дающее расслабиться и взяться раскрашивать рисунок.
   Энха подумала, затем перенесла книгу с наброском иллюстрации на стойку, где она её рисовала. Взяла в руку свинцовый карандаш. Озарение не пришло. Она снова подумала, вспомнила, кто сидел в то время в библиотеке. Третьекурсник, двое второкурсников и первокурсник. И Злобка. Энха покопалась в деревянном лакированном ящике с формулярами, нашла формуляры Злобки, третьекурсника и одного из второкурсников. Имя первокурсника пришлось долго вспоминать, перебирать тех, кто это мог быть, но всё же она нашла и его. Выложила формуляры на стол, снова взялась за карандаш...
   Не то. Что-то не то...
   Формуляра было четыре. В библиотеке сидело четверо студентов: Злобка...
   Нет, Злобка пришла позже! Четвёртый формуляр был не её! Это второкурсников было два! Одного она нашла, но кто второй?
   Она достала формуляры второго курса и пробежалась глазами по именам. Ничего не вспомнила и принялась просматривать каждый, в надежде, что вспомнит его по книгам, которые ему выдавала. Она просмотрела восемнадцать формуляров - их обладатели сегодня в библиотеке не появлялись. Девятнадцатый приходил незадолго до закрытия не за учебником, а за эротическим романом, которых здесь была целая полка. Двадцатый лежал у Энхи на столе.
   А в двадцатом первом одной из книг, полученных сегодня, значились Хитрости плетения аквинских типов.
   Энха смотрела на это название, ничего не понимая. А потом внезапно как пелена с глаз упала: вспомнился и студент, разговаривавший с ней, как с вошью, и её удивление, что пани Збигнева выдала ему это книгу без письменного разрешения ректора, и объяснения студента, что разрешение будет завтра...
   Энха схватила формуляр и побежала наверх к пани Збигневе. Старушка сидела в своей комнате - гораздо большей и богаче обставленной, чем комната Энхи - уложив больную ногу на мягкий пуфик. Около неё на изящном столике с выгнутыми ножками горел ночник, а в руках была книга.
   - Пани Збигнева, - Энха протянула ей формуляр, - скажите, почему вы этому студенту выдали Хитрости плетения аквинских типов без разрешения ректора?
   - Я?! - старушка-библиотекарша посмотрела на неё с искренним недоумением. Взяла из руки Энхи формуляр, взглянула на запись и совершенно не по-графски вытаращила глаза. Затем нахмурилась, посмотрела на имя студента, потёрла виски, прикрыла глаза и некоторое время так сидела.
   - Вот не знаю даже, Ханичка, - наконец произнесла она, открывая глаза, - то ли мне радоваться, что у меня ещё не старческий маразм, то ли расстраиваться, что проворонила воздействие ментального артефакта. Причём проворонила, даже ничего не заподозрив.
   - Ментального артефакта? - не поняла Энха.
   - Расскажи-ка мне, Ханичка, - попросила она, не выпуская из руки формуляр, - как... было в библиотеке после того, как я передала тебе дела? И как ты вспомнила про эту книгу. Ты ведь тоже должна была о ней забыть.
   - Да, - подтвердила Энха, - я забыла. Но я...
   Она рассказала всё: и как села рисовать, и как почувствовала, что ей что-то нужно вспомнить, и как попыталась воспроизвести ту обстановку, в которой что-то забыла. И как в упор не могла вспомнить имя студента, бравшего эту книгу. И как он вёл себя утром в библиотеке, и как объяснял отсутствие разрешения.
   - Но у меня тогда после города болела голова, - закончила она. - У меня она всегда после города болит. Я подумала, может, я и забыла, потому что голова болела.
   - Ты не находишь, Ханичка, - покачала головой пани Збигнева, - что слишком выборочная у тебя забывчивость получилась? Ты вспомнила Злобку, разговор с ней, её книги. Вспомнила трёх других студентов - но именно на этого вдруг провал в памяти? И ладно бы он вёл себя неприметно и книги брал неприметные - тут не грех забыть. Но он вёл себя вызывающе, и книгу взял... весьма вызывающую.
   - То есть вы считаете, - всё так же недоверчиво переспросила Энха, - что на нас воздействовали ментальным артефактом?
   - Я в этом уверена, Ханичка. К тому же ты сама сказала, что у тебя болела голова. После возвращения из города она у тебя быстро проходит, а здесь почему-то не прошла. А прошла лишь после того, как этот, - она глянула на формуляр, - Эрик из Будавы ушёл. А мы уже с тобой знаем, что твоя головная боль говорит о том, что на тебя воздействует тёмный фон. А даже если бы я не была уверена в тебе, Ханичка, я могу быть точно уверена в себе. Я маг, и я могу отследить по себе, что на меня было совершено ментальное воздействие. Конечно, если бы ты вспомнила про эту книгу... да хотя бы денёчка через два, я бы уже ничего не отследила, прошло бы уже слишком много времени. Но восстановить воздействие сегодняшнего утра - это я ещё не разучилась делать.
   Она убрала больную ногу с пуфика и с помощью Энхи поднялась с кресла.
   - Меня больше тревожит то, - призналась она, набрасывая на плечи тёплую пуховую шаль, - что артефакт явно был не из слабых. А я, маг, который съел на этом деле собаку, совершенно не почувствовала его воздействия... Знаешь что, Ханичка, сбегай-ка в птичник, принеси сюда почтового ворона. Что-то мне подсказывает, что ведомству, где работает наш Иржи, стоит это сообщить...
  
   Иржи пришёл через час, когда Энха почти закончила раскрашивать иллюстрацию. В библиотеке было темно и прохладно, на столе горела свеча. Пани Збигнева подрёмывала в старом, слегка попорченном молью кресле. На этот раз Иржи был в форме - тёмно-синей котте из плотной шерсти, с чёрной шнуровкой у горла и перекрещенными секирой и свитком на правом плече, и чёрных штанах, заправленных в кожаные сапоги. Котта была подпоясана чёрным же широким поясом, к нему крепилась кожаная поясная сумка.
   - Вас удивляет, - поздоровавшись, отвесил он привычную колкость, - наличие ментального артефакта незаконного действия в стенах университета, где изготовлением таких незаконных артефактов не занимается только полный бездарь?
   Энха опустила голову в рисунок. Относились слова Иржи к ней или просто ко всем бездарям, она знать не могла. Но при слове бездарь Иржи мельком глянул на неё, словно напоминая, что она и есть тот самый бездарь. И это было больно.
   - Нас удивляет, - не смутилась пани Збигнева, - что я, вроде как вполне себе дарь, проворонила его воздействие. Полностью. Даже сейчас, когда я осознаю и прослеживаю его воздействие на себе, я не могу зацепиться ни за малейший сигнал, который указывал бы на это воздействие.
   Иржи нахмурился. Он взял стул, сел напротив пани Збигневы и Энхи, так что его лицо оказалось в тени, закинул ногу на ногу и потребовал:
   - Рассказывайте, во что вы влезли в этом, без сомнения, прекраснейшем месте.
   Пани Збигнева и Энха, сменяя друг друга, передали ему все сегодняшние события. Энха рассказывала, опустив голову в рисунок и рассеянно рассматривая круг магического огня, оградивший эльфов от нечисти. Иржи сидел в тени, и смотреть на него, не видя его толком, было... Было очень неуютно. Поэтому легче было смотреть на почти законченную иллюстрацию и думать, что для огня нужно было взять другой оттенок оранжевого. Более светлый, более горячий. Потому что обычный огонь крупную нечисть не остановит.
   Они пробовали. А вот если перед тем, как развести костёр, плотно утрамбовать землю и на ней начертать руну огня тахмие, то нечисть от него шарахается. Но и дрова в таком костре сгорают моментально.
   Иржи взял у пани Збигневы формуляр, прочитал имя студента и список книг, которые он запрашивал ранее, и на некоторое время задумался.
   - Пани Збигнева, - решил он, вставая, - нам стоит навестить ректора.
   - Стоит, - старушка с кряхтеньем поднялась с кресла. - Вот уж точно стоит.
   Иржи галантно открыл перед пани Збигневой дверь, пропустил её вперёд и оглянулся на Энху.
   - Любовь моя, подожди нас здесь. Я вернусь, обещаю.
   И ушёл.
   Стало грустно и горько. И так вот раз за разом ждать, что что-то изменится, что Иржи изменится... А ничего не меняется...
   Бросить, бросить всё и уехать. Прямо сейчас всё бросить - и уехать в Околье. Исчезнуть там, раствориться среди его гор и болот. Променять уютную библиотеку на мрачный замок, надменных студентов на простецких селян, пани Збигневу и Иржи на Вито. И пусть Иржи остаётся тут. Ночевать в заимках и эльфийских развалинах, слушать вой ветра и дождя на улице - и вспоминать юность, когда хотелось всего и много, когда казалось, что этого всего так легко достичь. А потом смотреть как все мечты, до этого яркие и почти осязаемые, тускнеют и растворяются в небытии...
   Она откупорила баночку с синей краской и снова взялась за кисточку.
   Нет, надо держаться. Прочитать всё, что можно о низших расах, нечисти и прорехах. Найти все способы борьбы с ними. Научиться всему, на что она будет способна при её даре захвата магии. И только тогда... бросать всё...
   Пани Збигнева вернулась одна, когда Энха уже закончила рисунок, оформила его в рамку из эльфийской лозы и наблюдала, как сохнет краска. Она с кряхтеньем присела на своё кресло, вытянула больную ногу и задумчиво рассказала:
   - Взяли того студентика, который Эрик из Будавы. Ректор был не в курсе, что обещал разрешение, к нему студентик не сунулся... Артефакт, у него оказался, Ханичка, очень и очень... необычный. Я таких никогда не видела. Сначала он производит впечатление слабого, а если вслушаться, оказывается, что он невероятно мощный, причём не за счёт рунных связок или того, что его делал сильный маг, а за счёт своей невероятной тонкости.
   - А он его сам сделал? - заинтригованно спросила Энха, хотя и слабо представляла, что означает тонкий артефакт.
   - Клянётся, - покачала головой старушка, - что нашёл. Иржи забрал его в Сыскной приказ, там его допросят.
   Она замолчала, всё так же в задумчивости поводя седыми бровями.
   - А что означает тонкий артефакт? - уточнила Энха.
   - Тонкий? Как бы тебе это, Ханичка, объяснить... Магия, после того, как маг её захватил, приобретает... Это называется дисперсность. То есть она приобретает форму сгустков, более крупных или более мелких. Чем сильнее дар захвата магии, тем в более крупные сгустки маг может эту магию преобразовать. Он не всю захваченную магию преобразовывает в крупные сгустки, они получаются разного размера, но крупные среди них есть. И чем крупнее сгустки, тем более сильный получается артефакт. А тот артефакт, что был у Эрика из Будавы, заполнен очень мелкодисперсной магией... Вот, чтобы тебе было понятнее. Ты рисуешь иллюстрацию. А ты смогла бы нарисовать точно такую же иллюстрацию, скажем, на клочке бумажки размером с ноготь?
   - Нет, - удивилась Энха. - У меня кисточки для такого толстые.
   - Вот примерно и с артефактами так. У всех магов, условно говоря, есть только толстые кисточки, и они могут нарисовать рисунок на книжном листе бумаги. А артефакт того студентика - как такая иллюстрация, со всеми деталями, выполненная на клочке размером с ноготь... И тогда меня... огорчает, конечно, что я попала под воздействие такого артефакта и ничего не заподозрила, но не удивляет.
   Энха убрала краски и опустила в воду кисточки.
   - Завтра Иржи обещал заскочить, - закончила пани Збигнева, с кряхтеньем поднимаясь с кресла и бросив короткий лукавый взгляд на Энху. - Может, расскажет, что интересного.
   Мысли заметались, разрываясь между двумя полюсами. С одной стороны увидеть Иржи - это значит наполнить день надеждой, что... что-то будет. С другой - опять и опять выслушивать его колкости и напоминания, что она бездарь... Послушать про необычный артефакт было интересно, но он придёт это рассказывать пани Збигневе, а не ей. Нет, ни Иржи, ни пани Збигнева никогда её не гнали, всегда звали посидеть с собой. Но сидеть в компании двух сильных магов, слушать их рассказы и понимать, что ей самой никогда не стать магом и не пережить ничего из того, что переживали они - это было мучительно. И поэтому Энха, приготовив им чай, старалась незаметно исчезнуть.
   Она помыла кисточки, выплеснула за окно воду из глиняного стаканчика и поставила в него кисточки ворсинками вверх сохнуть. Прошлась вдоль стеллажей, присматривая, что бы почитать на ночь, но для серьёзного голова уже не варила, любимые эльфийские сказания она и так многие знала наизусть, а лёгкое чтиво...
   Она подошла к полке с чтивом - в основном эротического содержания - и воровато огляделась, не видит ли пани Збигнева. Студенты пользовались книгами с этой полки постоянно, некоторые чаще, чем учебной литературой, но Энха стеснялась - по крайней мере прилюдно. Но пани Збигнева уже ушла к себе наверх, посторонних в библиотеке не было, а потому Энха, чувствуя, как у неё заранее начинает млеть в теле, воровато вытащила с полки Похождения Ярилко Мочика и метнулась наверх к себе в комнату. Там она разделась, забралась в кровать, поставила свечу на прикроватную тумбочку и раскрыла книгу на середине.
   Роман о похождениях Ярилко Мочика в библиотечном каталоге числился почему-то среди научной литературы. Энха, ещё в прошлом году выяснив это, смеялась долго, а потом к своему удивлению узнала, что и в библиотеке Мглина - городка, где жили её родители - она тоже считается научной литературой и стоит на одной полке с Землеописанием Моравы и Речами Сенеки. Хотя похождения этого самого Ярилко в основном заключались в похождениях от одной красотки к другой, и большую часть книги занимало описание того, как он этих красоток... ласкал. Промежутки между утехами заняты были топорно склёпанными описаниями городов, изготовлением зелий и артефактов, а также сражениями с троллями, гулями и лихими людьми, из которых Ярилко неизменно выходил победителем. После чего все местные красотки бросались к нему на шею и в постель.
   И теперь, стоило Энхе открыть первую попавшуюся страницу, глаза сразу зацепились, как Ярилко: Провёл губами по шее панночки, спустился в ложбинку на её груди..., и невольно представилось, что это Иржи так проведёт губами ей по шее, и ниже, и по груди, и по животу, а в теле будет всё млеть, как сейчас...
   Хоть ненадолго забыть, что этому суждено остаться мечтами...
  
   Глава 6. Иржи. Допрос Эрика
  
   Артефакт, конфискованный у Эрика из Будавы, сбежались рассматривать все маги Сыскного приказа, по крайней мере те, кто был на месте. Его ощупали со всех сторон всеми возможными способами, и физическими и магическими, притащили все возможные детекторы, какие только были в наличии. Чтобы прийти к очевидному выводу, что этот артефакт - родной брат и того, что был изъят у аристократа из Щурки полтора года назад, и тех, что были не так давно обнаружены в столице. Связки рун несколько отличались, из-за этого несколько менялся характер воздействия, но не принципиально.
   - Это какой у нас по счёту? - хмыкнул Безуха.
   - Шестой, - отозвался пан Отокар. - А девка-то не простая штучка, раз смогла сбросить его воздействие. Особенно учитывая, что не маг.
   - Девка, коли судить по имени, - объяснил пан Геза, - из Околья. А там они все битые нечистью и ментально, и эмпатически, и по всякому. Я сам как-то видел: селяне попали под ментальную волну ушлёпка. Обычный человек был бы дезориентирован, а те только поморщились... У них на мозгах уже мозоли наросли. Вот и девке воздействие артефакта попало на мозоль.
   У Энхи, хмуро подумал Иржи, на мозоли не только воздействие артефактов попадает.
   Стражник привёл бледного студента, которого уже обыскали на предмет лишних артефактов, мешающих нормальному проведению допроса. Впрочем, их у него не оказалось. Пан Отокар с сомнением осмотрел студента и поинтересовался у пана Игнаца, какое наказание назначается за хранение и использование незаконных артефактов. Пан Игнац его охотно просветил, что за хранение, увы, ничего. А вот за использование - всё зависит от причинённого ущерба людям или короне. Если ущерба нет, то можно обойтись штрафом в десять золотых денариев. А вот если был причинён ущерб, то в зависимости от степени ущерба - штраф побольше, каторга, отрубание рук или четвертование.
   Студент заметно взбледнул.
   - Я никакого ущерба никому не причинял, - сдавленно выдавил он.
   - Это мы ещё проверим, - холодно ответил Иржи.
   Он привёл Эрика из Будавы в допросную, сам сел в кресло, так чтобы лицо оказалось в тени, и закинул ногу на ногу. Пан Игнац и пан Отокар, которым было любопытно, пристроились на скамейке у стенки. Писарь расположился за своей конторкой, разложил бумаги и приготовил перо и чернильницу. Когда всё было закончено, Иржи сухо сказал:
   - Итак. Откуда у тебя этот артефакт? - он показал ему его же лазурит уплощённой формы, изъятый часом ранее.
   - Я нашёл его, - нервно ответил студент, переминаясь с ноги на ногу - сесть ему, ясное дело, никто не предложил. - Клянусь, нашёл!
   Иржи прислушался к артефакту-детектору в рукаве. Тот оставался тёплым, что говорило о том, что студент говорит правду.
   - Где?
   - Недалеко от Вар. Деревня называлась Вары. Это на берегу Донавы, там Торопец недалеко.
   Торопец. От Польника, где предположительно забирал щуркинские артефакты Уласло-магьярец, это не так уж и далеко.
   - Как ты там оказался?
   - Домой ехал... на каникулы. Я из Будавы, - торопился объяснить всё студент. - Я должен был... Нас... У меня есть знакомый, Лешик, он сейчас на третьем курсе, он тоже из Будавы. И он согласился взять меня с собой, чтобы пройти по порталу до Будавы. Но в Будаве портал не работал, мне потом сказали, что там погиб краевой маг, и пока краевого там нет, поддерживать работу портала некому. И в Будаве выйти из портала было невозможно. Поэтому мы пошли в Торопец. А из Торопца дорога до Будавы идёт через Вары. Мы пешком шли, а после Вар дорога идёт берегом Донавы. И там мы увидели труп в камышах...
   Пока что всё было правдой...
   - Ну я и решил, - признался он, - обыскать его, может, деньги у него есть. Кошель у него был почти пуст, с десяток медяков, и я подумал... Путники иногда в пояс деньги зашивают, чтобы не украли, и я пощупал пояс. Денег там не было, а был этот артефакт. Я не знал, что за он, но решил забрать... Потом Лешик сказал, что это тёмный артефакт, но слабый или выдохшийся. А я потом заметил, что когда он активирован, меня все начинают слушаться и делать, что я говорю, а потом забывают.
   - Что можешь сказать про утопленника? - сухо спросил Иржи.
   - Да я... Я не рассматривал его. Он был уже весь вспухший и синий, как гуль, и вонял. Мужик это был, бородёнка какая-то. Одет... Штаны, котта... Не смотрел я на него, не девка чай. Медяки и артефакт забрал и пошёл восвояси.
   - Труп там и оставил?
   - Ну да, - студент посмотрел на него удивлённо. - А что мне с ним было делать?
   Идиот, мысленно скривился Иржи: то, что не погребённые по должному обряду трупы зачастую восстают в виде нежити, студенту явно известно не было. Или ему было плевать, что недалеко от Вар появится гуль или топляк.
   Дальнейший допрос никаких новых сведений не принёс. Эрик рассказал несколько случаев, как использовал артефакт, но все они были бытовой мелочью. Случай с пани Збигневой и Энхой был первым, что называется, серьёзным испытанием, и Хитрости плетения аквинских типов ему были совершенно не нужны, он и не понял в ней ничего. Но нужно было знать, на что способен артефакт.
   - За использование незаконных ментальных артефактов, - сухо просветил его Иржи, вставая, - налагается штраф... Нежек, ты всё записал?
   Писарь степенно кивнул. Иржи снова холодно глянул на студента:
   - Здесь есть два свидетеля. Ты в присутствии их прочитаешь всё то, что записал писарь, подтвердишь, что всё записанное - правда, и подпишешь. А затем выплатишь штраф: по два золотых денария каждому, кто пострадал от твоих действий, то есть пани Збигневе и Энханне, и десять в пользу короны. В сумме четырнадцать.
   - Где я возьму такие деньги! - с отчаянием взмолился студент. - У меня отец простой столяр, а стипендия у меня - один золотой денарий и три серебряных!
   - Где хочешь, там и бери, - равнодушно ответил Иржи. - Меня это не касается. Допустима отсрочка выплаты штрафа на месяц, а затем, если не выплачиваешь, ты отправляешься на каторгу и отрабатываешь эти четырнадцать золотых денариев. Поэтому думай, как тебе лучше.
   Сдав бледного и понурого студента стражнику, Иржи прошёл в гостиную, остановился перед огромной картой Моравы, занимавшей всю стену, и нашёл город Польник, а затем деревню Вары.
   Вары находятся ниже по течению Донавы, чем Польник. Откуда туда принесло труп, неизвестно: он мог и прямо там упасть в воду, мог плыть хоть от излучины... Хотя нет, не от излучины. Иржи вспомнил, что течение в Донаве такое, что оно всё прибивает к южному берегу. На северном берегу начинается Околье с его болотами, и вся нечисть и нежить, свалившаяся там в воду, быстро прибивается к южному берегу. Так что или утопленник утоп недалеко от Вар, или его принесло от северного окольского берега.
   Вары находятся в Торопецком крае. А Торопецкий край граничит с Польникским.
   - То есть, - заметил пан Отокар, вместе с ним рассматривавший карту, - можно предполагать, что щуркинские артефакты изготавливаются или в Польникском крае, или в Торопецком, или в Околье.
   Они посмотрели друг на друга.
   - Польникский и Торопецкий края - может быть, - с сомнением отозвался Иржи, - но в Околье нет мага, способного их изготовить. Действующего краевого там нет, в Городище живёт бывший краевой, но у него одна рука. А чтобы изготавливать артефакты нужны две. И из восьми уездов уездный маг есть только в одном, но он истинно светлый и тёмную магию не способен преобразовывать.
   Пан Отокар принёс тетрадь учёта моравских магов и полистал её. Собственно для того, чтобы убедиться, что Иржи прав, и что статистика магов в Околье самая что ни на есть удручающая.
   Действующий уездный маг Вито не может изготовить тёмный артефакт. Бывший краевой Павко не может изготовить никакой. Значит, Околье отпадает, и остаются Польникский и Торопецкий края. Если верить тетради, в сумме на эти два края приходится два краевых и одиннадцать уездных магов. И проверить магический почерк тринадцати магов гораздо проще, чем нескольких сотен.
   - Давай сходим к Макареку, - предложил пан Отокар. - Что он скажет.
   Штатный артефактор нашёлся в своей лаборатории. Перед ним были разложены шесть листов - по одному на каждый щуркинский артефакт, и он сличал в них что-то. Иржи и пан Отокар, чтобы не мешать ему, пристроились на лавке у стены, вытащили из-под неё распечатанный уже кувшин пива, разлили по кружкам и молча принялись пить.
   - Магический почерк, - сообщил наконец Макарек, закончив свою работу, - идентичен нашим последним артефактам.
   Он присел рядом с ними и тоже налил себе пива.
   - Можно предположить, - рассказал ему Иржи, - что их изготавливают в Торопецком или Польникском краях. На эти два края приходится тринадцать магов.
   - Предлагаешь проверить их магический почерк? - понял его Макарек. Отхлебнул пива, вытер пену с усов.
   - Можно, Иржик, - помолчав, признался он. - Только дело в том, что я не знаю, как эти артефакты изготавливались. Вот совсем не знаю.
   Иржи и пан Отокар с нескрываемым интересом посмотрели на него. Если уж и Макарек признаётся, что не знает чего-то об артефактах...
   - И самое первое... - кивнул артефактор, заметив их взгляд. - Вот скажите мне, панове, маг какой силы изготавливал эти артефакты?
   Иржи и пан Отокар открыли рты, чтобы ответить, и... закрыли назад.
   Простые однослойные артефакты изготавливаются очень просто: лазурит напитывается под завязку магией, а потом маг впечатывает в эту магию руны. Сложные многослойные требуют больше времени, но принцип не меняется. И сила артефакта зависит от того, насколько более крупнодисперсной магией был накачан лазурит. Сильный маг преобразовывал магию в крупные сгустки, средний - в более мелкие, слабый вообще в едва определяемые. И чем более крупнодисперсная магия зацепилась за носитель, тем сильнее был артефакт.
   По силе действия щуркинских артефактов напрашивался вывод, что их создавал сильный маг. Но они были на мелкодисперсной основе, выходит, всё же слабый. Но слабые могут создавать только слабенькие артефакты!
   - Вот и у меня, - Макарек отпил пива, - это первая и самая главная проблема. Артефакт мелкодисперсный. Казалось бы, напрашивается вывод, что создавал его слабый маг. Но кто из вас, панове, хоть раз видел сильный артефакт, созданный слабым магом? Я всё же попробовал. Ещё тогда, когда у нас был только один щуркинский артефакт, попробовал. Взял Безуху - он у нас только два курса отучился - и Шимека - его и вовсе исключили после первого курса за неперспективностью. Попросил их создать тёмные накопители и впечатать в них руны. Результат был обыкновенным, то есть я получил один слабый и один очень слабый артефакты. Я предположил, что дело в почерке рун - в щуркинских артефактах они прописаны идеально, как пишут жрецы, а не маги. Мы с хлопцами мучились долго, пока они не начали писать и на бумаге, и на магии нужные руны правильно, и повторили опыт. Артефакты стали посильнее, но незначительно, до щуркинских не дотягивали и близко.
   Следователи задумчиво подлили себе пива.
   - Но я же упёртый, - Макарек подставил им и свою кружку, - я начал придумывать, что ещё можно сделать. И придумал. Только вот две версии я не смог воспроизвести на практике, а третья пока в разработке. И первый вариант - это впечатывать одни и те же руны на один и тот же слой несколько раз.
   - Зачем? - не понял Иржи.
   Макарек усмехнулся и вытер пену с усов.
   - Ты, может, удивишься, хлопче, но сила артефакта зависит не только от дисперсности, но и от глубины пропечатки рун. Чем до более мелкодисперсных слоёв доходят руны, тем сильнее артефакт. Сам подумай: если сильный маг создал накопитель, а руны в него впечатывал слабый, то артефакт будет слабее, чем если бы руны впечатывал сильный, а к тому же выдохнется быстро. Потому что глубина рун малая. И я предположил, что наш неведомый маг впечатывал одни и те же руны на один и тот же слой несколько раз и за счёт этого добился увеличения глубины. Но сколько мы с Безухой и Шимеком ни бились, руны второго захода не ложились точно на руны первого, а даже самое малое смещение разрушало артефакт. Я покопался в книгах и нашёл, что опыты по двойной пропечатке рун ставились ещё начиная с империи Само, но положительного результата не дали.
   Иржи взял себе на заметку, что нужно попробовать это проделать самому.
   - Второй моей гипотезой было то, - продолжил Макарек, - что маг впечатывал руны не импульсом, а коротким потоком - я предположил, что за счёт увеличения времени воздействия увеличится и глубина. Я снова взял Безуху и Шимека, они создали мелкодисперсные накопители и подали магию коротким потоком. Результатом был вообще пшик - поток размыл весь рунный рисунок. Я попробовал сам, и к размытому рунному рисунку получил ещё и магическое истощение. И снова я нашёл, что и такие опыты проводились и тоже без положительного результата.
   - Если, - заметил Иржи, - сила артефакта зависит от глубины пропечатки рун, то что будет, если взять мелкодисперсный накопитель, изготовленный слабым магом, и отдать его на пропечатку сильному?
   - Зависит от разности сил того, кто создал накопитель, и того, кто впечатывает руны, - объяснил Макарек. - Если разница очень велика - разрушится носитель. Если просто велика - разрушится магический слой. И в первом и втором случае артефакт не получится. Это я проверял ещё в молодости.
   Иржи попытался придумать, что ещё можно придумать.
   - Ну и третий вариант пока в процессе, - закончил он. - Я предположил, что артефакт был создан всё же сильным магом, а потом его подвергли расслоению. То есть сделали так, чтобы разнодисперсная магия не была перемешана, а разделилась на слои: крупная сверху, а чем глубже - теперь уже в прямом смысле глубже - тем мельче. А потом сняли верхние крупнодисперсные слои... Не смотрите так, панове, это возможно... Я создал несколько разных артефактов и поместил их в специальную среду, способствующую расслоению. Я предположил, что, возможно, в этом случае пропечатанные руны останутся на мелкодисперсных слоях. Но мой первый опыт провалился - в сделанных мною артефактах рунный рисунок не доходил до мелкодисперсных слоёв... Кстати, Иржик, раз ты здесь, создай-ка мне артефакт. Ты посильнее меня будешь, руны пропечатаются сильнее. Посмотрим, что выйдет из твоего.
   И Макарек принёс ему лист с нужными рунами и пустой лазурит круглой формы.
   - Мне создать незаконный ментальный артефакт? - оторопел Иржи, увидев руны.
   - Незаконный ментальный артефакт, - подтвердил Макарек. - Чтобы не нарушать чистоту эксперимента.
   - Будем нарушать закон в самом логове блюстителей закона, - покивал пан Отокар.
   - Но тогда выходит, - вдруг сообразил Иржи, - что щуркинские артефакты не мог создать маг средней силы?
   - Выходит, да, - подтвердил Макарек. - Я склонен думать, что их создавал очень сильный маг, так что глубина пропечатки доходила до самых мелкодисперсных слоёв и осталась на них после снятия крупнодисперсного слоя.
   - Но тогда нам нет смысла проверять магические почерки магов Торопецкого и Польникского краёв! Потому что там и уездные, и даже краевые маги не имеют достаточной силы.
   - Выходит, да, - снова подтвердил Макарек.
   - Тогда наш подозреваемый - это королевский маг, - сделал вывод пан Отокар.
   - И откуда мы в тех краях возьмём королевского мага? - скептически поинтересовался Иржи. - Они все во дворце сидят.
   Королевские маги - то есть студенты, окончившие пятый курс - после выпуска шли следить за безопасностью во дворце и развлекать короля и его двор. Иржи когда-то тоже грезил, как он будет дворцовым магом и как все девушки (а особенно Энха) будут падать к его ногам и в постель, однако когда он на четвёртом курсе пару раз побывал там, у него хватило ума увидеть, что блестящая внешняя сторона не подразумевает такой же блестящей начинки...
   - Но ты же королевский маг, - возразил пан Отокар, - а здесь не дворец. И наверняка найдутся и другие, которые оказались слишком умными, чтобы соваться туда.
   Редко, но королевские маги всё же встречались вне дворца. Кого-то выдавливали оттуда интригами, кто-то уходил сам и добровольно ехал в провинцию или на границу. Кто-то, закончив пятый курс, тоже предпочитал провинцию, а не дворец...
   Иржи встал, сходил в кабинет к голове Приказа, вернулся с тетрадью учёта моравских магов и следователи принялись её листать.
   Королевских магов на учёте значилось относительно много. Это краевые и уездные мрут в провинции как мухи: чаще всего от нечисти и нежити, чуть реже от гоблинов, троллей или лихих людей. А королевские сидят в основном во дворце и таким опасностям не подвергаются. Правда, подвергаются другим - только за этот год из-за интриг было убито два королевских мага. Тех же, кто сидит не во дворце, следователи нашли целых пять, однако одним из этих пяти был сам Иржи. Второй жил в столице, принадлежал к аристократии и держал в узде весь её запад. Трое оставшихся были разбросаны по разным участкам моравской границы, однако все - в противоположной от Торопца и Польника стороне.
   На севере Моравы королевских магов не было.
   - А у нас есть без вести пропавшие королевские маги? - предположил Безуха, который зашёл к Макареку со своим вопросом и остался на пиво. - Которые могут тихо жить и не проходить по реестрам?
   И вот здесь-то и вылезла зацепка.
   Пропавших без вести королевских магов - то есть таких, местонахождение которых было не установлено, а смерть не подтверждена - за последние тридцать лет нашлось четверо. Трое из них в разное время пропали во дворце, и судя по обстоятельствам исчезновения, были убиты, просто кто-то сумел хорошо спрятать или уничтожить тела. А четвёртым оказался небезызвестный Желда Хойничек, два года назад пытавшийся ограбить королевскую казну и убивший фаворитку короля. Последним его местонахождением было Околье, однако где он сейчас, известно не было, и повода причислять его к мёртвым тоже.
   Пан Отокар указал на последнее имя:
   - Желда Хойничек. И в Околье.
   Следователи посмотрели друг на друга.
   - Но маги, - напомнил Иржи, - видны из мира демонов своими магическими отсветами. Несколько месяцев после того, как Желда Хойничек пропал, над Окольем был его отсвет, а потом он исчез.
   - Есть способы, - возразил Макарек, - притушить этот отсвет. Существуют амулеты именно для того, чтобы магический отсвет, видимый из мира демонов, казался не таким ярким.
   - Насколько я знаю, - возразил Иржи, - никакой амулет не может приглушить магический отсвет полностью, тем более отсвет королевского мага.
   - Я не стал бы утверждать это с уверенностью, - покачал головой Макарек. - Если маг сильный, созданный им артефакт будет сильный. Его силу можно увеличить за счёт того же правильного начертания рун. Если он на собственной крови, он будет ещё сильнее. Тёмные амулеты-маски можно усилить ещё человеческой жертвой. И вполне возможно, что такой артефакт сможет приглушить магический отсвет если не полностью, то до уровня, когда на него из мира демонов уже перестают обращать внимание.
   - Только если постоянно носить тёмный амулет, - хмыкнул Иржи, - свихнёшься. А если светлый - заболеешь.
   - Но если чередовать тёмный и светлый, - возразил Макарек, - а ночью, когда по порталам никто не ходит, их снимать, то, может быть, можно и нормально жить. Хотя в этом я не уверен, потому что никогда не слышал о столь длительном ношении амулетов-масок.
   Следователи снова посмотрели друг на друга.
   - То есть можно, - подытожил пан Отокар, - наведаться в мир демонов и оттуда подсчитать, совпадает ли количество учётных магов с количеством магических отсветов над Окольем и Польникским и Торопецким краями...
  
   Иржи навестил портал на следующий день. За городскими стенами в версте на восток от столицы, в небольшой дубовой роще возвышался ступенчатый постамент, вытесанный из цельного куска гранита ещё эльфами. На этом постаменте уже люди возвели треугольную мраморную арку, внутри которой поддерживали прореху, ведущую в мир демонов. Арка была инкрустирована сложным набором рун и артефактов, часть из которых поддерживала существование прорехи, другие держали её в прикрытом состоянии, если порталом никто не пользовался. Стража, дежурившая здесь, записывала входящих и выходящих, взимала пошлину за проход и сторожила, чтобы из портала не полезла нечисть.
   Иржи несколько мгновений рассматривал размытую тень, зависшую в воздухе посреди арки, затем магическими импульсами активировал нужные артефакты на ней, сунул защитный амулет под рубаху и шагнул в тень.
   Мир изменился. Иржи очутился в сумрачном мире, где всё вокруг имело размытые очертания. Земля, какие-то столбы, огромные кристаллы - всё не носило чётких границ. Рука ощущала постепенное уплотнение материала, и только погрузившись в предмет на несколько вершков, достигала той степени плотности, куда дальше проникнуть уже не могла. Сквозь небольшие предметы рука проходила насквозь, чувствуя лишь небольшое сопротивление. Воздух был неприятно сухим, от него мгновенно пересыхало в горле и носу, и он не нёс никаких запахов. Все запахи словно бы обрубало.
   Нечисть передвигалась здесь медленно, словно бы по толще воды, и выглядела размыто, как и всё в этом мире. Из-за этой размытости не всегда удавалось даже определить, какая именно тварь прошла невдалеке. Они чуяли ментал человека, волновались, пытались уловить источник, однако защитный амулет скрывал его.
   Иржи сделал несколько шагов вперёд. Глаза постепенно привыкали к размытому полусумраку и начинали различать смутно проступающий сквозь тени реальный мир. Рядом возвышалась столица, пульсируя чёрным пологом тёмной магии и сияя огромным ярким отсветом множества магов, сливавшихся в один. Сквозь размытый сумрак под ногами можно было увидеть Мораву - сжатую и искажённую. От столицы до портала нужно было идти версту, здесь же - всего шаг. До Великовца было шагов десять, хотя в реальности - два дня конного пути. А вот до Мглина, который находится на полпути между столицей и Великовцом, шагать нужно было не одну сотню шагов. Точно так же были искажены пропорции всех остальных краёв. Околье отражалось обширно, искажённо и выгнуто. Река Донава, которая от Заильского края до Будавы текла по прямой, здесь изгибалась подковой, а гоблинская пустошь - её можно было узнать по серому фону гоблинской магии - оказалась на границе с Заильским краем.
   И повсюду, как звёзды в ночном небе - только здесь они были под ногами - сияли магические отсветы магов. Какие-то ярче, какие-то тусклее. Иногда можно было увидеть, как тот или иной отсвет вдруг резко становился ярче, а затем практически сразу потухал до первоначального уровня. Это означало, что маг, которому принадлежал этот отсвет, в это время колдовал.
   Польникский край определялся чётко. Иржи прошёлся по нему вдоль и поперёк и насчитал один яркий отсвет и шесть потусклее. Это соответствовало реестрам - там числилось один краевой маг и шесть уездных. Прежде чем обшаривать Торопецкий край, Иржи вышел из портала и передохнул: хоть он и был под защитным амулетом, однако находиться долго в мире демонов было тяжело.
   С Торопецким краем оказалось сложнее - он был искажён сильнее, и Иржи пришлось немало походить туда-сюда и поискать точки, из которых можно было лучше рассмотреть, над каким городом сияет тот или иной отсвет и что это вообще за город. Выходить из портала для отдыха пришлось уже два раза, а результат не совпал с реестром, однако в меньшую сторону: вместо одного краевого и пяти уездных Иржи насчитал краевого и только четырёх уездных. Это говорит о том, что скоро в столицу придёт известие о смерти уездного мага...
   Оставалось Околье, и вот оно-то и преподнесло сюрприз.
   По реестрам в Околье жил один действующий уездный маг и один бывший краевой. Довольно ярко сиял огонёк в районе Городища, обозначавший Павко. Чуть тусклее - дальше, на месте Крутицы - светился второй отсвет, принадлежавший Вито. Иржи прошёлся вперёд, в стороны. Околье было искажено очень сильно, и он далеко не всегда мог определить, какой город под ним. Внизу вырастали призрачные, искажённые очертания гор и каких-то деревень, один раз он рассмотрел под своими ногами речку. А потом увидел ещё один тусклый магический отсвет.
   Иржи замер.
   Третий? Неужто Желда Хойничек всё же прячется в Околье? И смог создать такой амулет-маску, чтобы замаскировать свой отсвет настолько, что он стал почти незаметным? Или это немаг, случайно раскачавший захват магии?
   Как это узнать? В окрестностях отсвета не было городов или каких-то заметных объектов, чтобы более или менее точно определить, где именно находится носитель этого отсвета. Примерно на север от Городища и где-то в стороне от Крутицы. И всё...
   Иржи вышел из портала около столицы и без сил повалился в начавшую сохнуть траву около постамента. В висках стучало, в груди ноюще сдавливало. Столь долго находиться в мире демонов всё же тяжело.
   Стоит для начала спросить у Энхи, может, она что знает...
   Иржи сцепил зубы. Не видеть Энху он не мог, к ней тянуло как пьяницу к вину, и уважительный повод заглянуть к ней вызывал бешеную радость. Но и общаться с ней было пыткой. Он не был слепым, и замечательно видел, что она игнорирует всё, что он приносит. И его самого тоже. Раньше, ещё до того, как она начала работать в библиотеке, с ней было гораздо проще. Да, она лупила его по любому поводу, от неё шрамов осталось больше, чем от всех остальных его приключений вместе взятых. Но тогда хотелось думать, что это она так... проявляет благосклонность. Ну, в самом деле, не ждать же от дикой окольской девчонки галантных манер. Но за последний год она... то ли в руках себя держать научилась, то ли охладела к нему, если, конечно, то, что она его постоянно колотила, было проявлением симпатии. Хотелось, конечно, надеяться на первое. Но все попытки Иржи расшевелить её теперь уходили в никуда.
   Раньше он ждал, когда она повзрослеет и успокоится, и к ней можно будет нормально подкатить, как к девушке. Дождался, угу. Теперь много бы отдал за то, чтобы схлопотать от неё по носу.
   Настроение стремительно портилось. Хотелось напиться, а потом пойти в дом удовольствий и снять девочку, похожую на Энху. Есть там такая одна. Затушить свечу, чтобы не видеть лица, развлекаться с ней и воображать, что это Энха...
   А вечером идти к самой Энхе как на эшафот...
  
   Глава 7. Иржи. Разговор в библиотеке
  
   Примечания:
   Час ночи - это значит время захода солнца. Т.е. около 18-19 часов вечера.
  
   До университета Иржи дошёл, когда на ратуше уже пробили первый час ночи, но на стенах ещё не протрубили первую стражу. Привычно в почти сгустившихся сумерках оглядел запущенный парк, разбитую дорожку, хоть и чисто подметенную, сколы на ступеньках крыльца, деревянную, начинающую крошиться дверь, обитую ржавыми железными полосами... Раньше это казалось вполне нормальным - не дворец же. А как узнал, сколько средств ежегодно уходит из казны на нужды университета...
   Хорошо, что в его обязанности входит только расследовать магические преступления, а не проверять, на что расходуются казённые средства!
   А вот в библиотеке Энхи не было. Иржи некоторое время постоял перед дверью, набираясь решимости, а когда постучал и даже придумал приветствие, дверь к его разочарованию открыла пани Збигнева. Она удивлённо всплеснула руками и призналась, что Энха ушла совсем недавно.
   - Пани Збигнева, - взмолился Иржи, заходя. - Вот честно, скажите: вы её предупреждаете, или где-то стоит сигнальный артефакт?
   - Ни то, ни то, - покачала головой старушка, с кряхтеньем опускаясь в своё кресло. - Ушла она... когда ты по времени должен был только подходить к воротам университета. А с такого расстояния, сам знаешь, артефакт не добьёт.
   - Куда она ушла?
   - Меня она не предупредила, так что, скорее всего, недалеко, а значит, ненадолго.
   - Знаем мы это ненадолго, - буркнул Иржи, чувствуя, что настроение начинает портиться.
   Можно не сомневаться, что пока он не уйдёт, она не вернётся. Не первый раз - плавали, знаем. Только если внаглую остаться здесь ночевать. Или приходить завтра во время рабочего дня.
   Иржи развёл самовар. Тот закипел, пани Збигнева накрыла на стол, а Энха так и не появилась. Иржи применил поисковое заклинание, прислушался к пришедшим откликам, логически предположил, что в лаборатории сидеть Энха вряд ли будет, а вот на задворках университета вполне...
   Он вышел на улицу через чёрный вход, ведущий на хозяйственный двор. Уже было темно, сквозь бегущие по небу облака просвечивала почти полная луна, давая возможность различать предметы. Дорожки были чисто выметены, обочины обкошены, мусора нигде не валялось. А темнота скрывала осыпающуюся штукатурку, разошедшуюся плитку и вообще все следы всего, что требовало ремонта.
   Дече оказался находкой для университета - при всей своей нелюбви к нему Иржи не мог этого не признавать: до того, как он лет пять назад появился здесь, хозяйственный двор представлял собой самую натуральную свалку, куда годами сбрасывали весь мусор и сливали помои, и где в тёплое время года благоухало отнюдь не фиалками. Сейчас же здесь было чище и аккуратнее, чем даже около магистерской коллегии.
   Иржи миновал птичник и вышел к повети, где хранили сено и солому. Около этой повети росла старая яблоня, уже почти не дающая яблок; к её ветке были привязаны качели, на которых и сидела Энха.
   Когда Иржи заканчивал учиться, этих качелей не было...
   Она сидела, опираясь спиной о верёвку, и покачивалась, чуть отталкиваясь носком ноги от земли. Поза была расслабленной, но Иржи по опыту знал, что переход от расслабленности к боевым действиям у неё займёт долю мгновения. Четыре года назад он приехал на зимние каникулы к родителям в Мглин, и Энха тоже приехала встречать праздник Поворота Солнца к своим родителям. И как-то вечером он подловил её в подворотне, подкрался со спины и решил напугать. И вроде бы знал её уже три года, знал, что она сначала бьёт, а потом думает, да понадеялся на собственную ловкость. Зря. У неё рефлексы сработали мгновенно: едва ощутив за спиной движение, она молниеносно развернулась и изо всех сил, не глядя, рубанула ладонями.
   Следы на горле от её ногтей у него остались и по сей день. Ему ещё повезло, что у неё в руках не было ничего твёрдого и тяжёлого. Однако с тех пор он больше никогда не приближался к ней со спины, а если нужно было подойти сзади, окликал с безопасного расстояния. И хоть сейчас был соблазн подкрасться сзади, Иржи знал, что ничем хорошим эта затея не кончится: скорее всего она услышит его до того, как он приблизится к ней, а в худшем случае он опять получит разбитый нос. Поэтому он сделал несколько шагов в сторону и начал заходить к ней сбоку.
   Энха, не меняя расслабленной позы, повернула голову. Взгляд не вязался с позой и был настороженным и неожиданно грустным.
   - Я начинаю подозревать, - просветил её Иржи, подходя ближе и приваливаясь спиной о ствол яблони, - что ты бегаешь от меня специально. Как я ни приду, тебя нет. Хотя пани Збигнева уверяет, что почти все остальные дни ты как штык дома.
   Она посмотрела на него нечитаемым взглядом. Подумала.
   - Я не хочу вам мешать.
   И ведь говорит не то, что думает. Не нужно даже быть великим менталистом или эмпатом, чтобы это понять. Это просто слова, за которыми она... прячется.
   Только от него или ото всех?
   - А может, я к тебе прихожу? - укорил он её. - Спешу, чтобы увидеть... э-э-э... тебя, - он намеревался сказать что-нибудь вычурное, но не подобрал сходу слова, - а ты разрываешь мне сердце и убегаешь.
   Она опять довольно долго смотрела на него и молчала. И по выражению лица никак нельзя было понять, что она думает.
   - Нет, - ответила наконец она.
   - Что именно - нет? - уточнил Иржи.
   - Ты не ко мне приходишь.
   Маска. Пустые слова...
   - Ты в этом уверена? - расстроился он.
   Хотел расстроиться делано, внешне вроде получилось, а на деле настроение испортилось ещё больше. Хоть бы в морду дала, как она это делала в Мглине. Так нет, теперь и в морду не даст. Раньше чуть что - била, теперь же молча уходит. И как её понимать - один демон знает!..
   Энха слезла с качелей и посмотрела на луну.
   - Стой, - хмуро остановил её Иржи, поняв, что она собирается уйти. - Сегодня у меня дело точно к тебе. Если ты не против, пошли всё же в библиотеку.
   Она молча направилась к университету. Иржи пошёл в нескольких шагах позади.
   - Как хоть узнаёшь о моём приходе? - ей в спину спросил он, не надеясь на ответ. - Была бы магом, заподозрил бы сигнальные артефакты. Так не маг же!
   Злость её он уловил. Даже успел начать надеяться, что она всё же даст в морду. Но нет, сдержалась. И ожидаемо ничего не ответила.
   В гостиной Иржи с показной галантностью взял около стены третье кресло и подвинул к столу. Энха, не глядя на него, села. Иржи откупорил бутылку вишнёвой наливки разлил её по трём бокалам и поставил перед Энхой один.
   Хотя слепым не был, видел прекрасно, что она никогда не ест и не пьёт то, что он приносит. Причины этого он не понимал, а спросить... Идти прямо в магическую ловушку было далеко не так страшно, как задать этот, казалось бы, простой вопрос...
   - Скажи мне вот что, - Иржи сел в кресло и взял свой бокал. - Два года назад в Околье бежал королевский маг, который пытался ограбить королевскую казну. Знаешь ли ты о нём что-нибудь?
   - Желда Хойничек? - нахмурилась Энха.
   Маска растаяла.
   - Он самый, - подтвердил Иржи. - После того, как он уничтожил семью на хуторе в Славникском уезде, о нём что-нибудь слышно было?
   - Да. Месяца два потом его видели в разных местах Околья. И следователи приезжали, говорили, что над Окольем виден третий яркий магический отсвет. Один раз нашли тело охотника, которого убили магией. И ещё тело травницы, которую тоже, может быть, убили магией. Вито сказал, что похоже на... на какое-то заклинание льда, не помню какое. Но может, и не лёд. Последний раз его видели осенью того года, недалеко от того места, где Инна впадает в Огже.
   Всё это Иржи знал. И всё это относилось ко времени двухгодичной давности, а ему хотелось бы знать, где Желда Хойничек сейчас.
   - И больше ничего о нём не известно? - уточнил он.
   - Больше о нём ничего не слышали и его не видели, - покачала она головой. - И потом мы узнали, что третьего магического отсвета над Окольем больше не видно.
   - Тела его не находили?
   - Нет. То есть не находили останков, которые можно было подумать, что это он.
   - А другие находили? - насторожился Иржи.
   Энха посмотрела на него так, что он восхитился: от одного только взгляда он сразу почувствовал себя идиотом.
   - В Околье постоянно находят чьи-то останки, - просветила она его. - Потому что постоянно кого-то разрывает нечисть, кого-то съедают гоблины, кого-то утаскивает нежить, и иногда удаётся найти тело до того, как оно само стало нежитью.
   - Хорошо, - он зашёл с другой стороны. - Пропадают... и пропадали ли в Околье люди, которых потом не находили?
   Под её взглядом он снова понял, что вопрос был идиотский.
   - В Околье люди пропадали всегда, - она посмотрела на него тяжёлым взглядом. - Особенно охотники, бортники, травники - то есть те, кто уходит далеко от города или деревни. И не всех потом находят. А если находят через несколько лет скелет, то если на нём нет никаких... примет, или вещей, то как понять, кто это был? Этим летом в лесу недалеко от Крутицы нашли скелет, на нём следы гоблинских зубов. Вито определил, что скелет женский. Так все окрестные деревни решали, под каким именем его хоронить. Потому что в каждой деревне нашлась хотя бы одна женщина, которая когда-то пропала и её не нашли.
   Иржи ответил не сразу. Тяжелое впечатление произвёл не сам рассказ - Иржи, как следователь, сталкивался с делами потяжелее и погрязнее. А то, что Энха рассказывала это как нечто совершенно обыденное. Тяжёлое, но обыденное.
   - Случалось ли находить трупы, - голос против его воли прозвучал глуше, - со следами насильственной смерти?.. Я имею в виду, - несколько поспешно пояснил он, увидев, что она снова собирается посмотреть на него, как на идиота, - когда убийца - точно человек, и убийство ритуальное, а не просто стрела в спину или топор в голову?
   - Ритуальное? - не поняла Энха.
   Иржи некоторое время смотрел на неё, решая, выдавать ей следовательскую тайну, которая, в общем-то, тайной и не была, или не стоит. В конце концов решил, что лучше открыть карты, чтобы быть уверенным, что она правильно его поняла.
   - Маг виден из мира демонов магическим отсветом, - объяснил он. - И есть способы сделать этот отсвет менее ярким, так чтобы королевский маг казался краевым, а то и вовсе уездным. Если это тёмный амулет, то для его изготовления нужна человеческая жертва: человек должен быть обездвижен, ему вскрывают вены и берут кровь для подпитки амулета. А в конце ритуала ещё живому человеку разрезают... от шеи до паха, вкладывают в него амулет, связывают магически с органами, а потом изымают органы в определённой последовательности, стараясь, чтобы жертва как можно дольше оставалась жива. И получается амулет-маска, который приглушает отсвет мага, видимый из мира демонов. Маски этой хватает примерно на месяц, потом нужно делать новый. Так вот - находили ли тела с такими повреждениями?
   Вопреки ожиданиям Иржи, какого-либо впечатления на Энху его рассказ не произвёл. Но задумалась она надолго.
   - Нет, - наконец покачала она головой. - Такого я не слышала. Если бы тело с подобными ранами нашли, об этом бы гудело всё Околье. Но я не слышала.
   Он помолчал. Покачал в руке бокал с наливкой. Энха сидела в кресле, смотрела в пол и не прикасалась ни к наливке, ни к персикам.
   - В Околье, - перевёл тему Иржи, - есть два мага. Павко из Городища и Вито из Крутицы. Но из мира демонов над Окольем виден и третий отсвет, очень слабый. Знаешь ли ты, кому он может принадлежать?
   Отсвет этот сегодня посмотрели все следователи, кому было не лень. Но никто не смог определить, ни где точно он находится, ни кому он может принадлежать.
   - Желда Хойничек всё-таки в Околье?
   Голос выдал, что Энхе стало не по себе.
   - Неизвестно, - признался Иржи. - Я почему и спрашивал про ритуально расчленённые трупы, что мы предположили, что это прячется Желда Хойничек. Но мы не уверены, что возможно настолько притушить отсвет. Желда Хойничек был королевским магом и отсвечивать должен сильнее, чем Вито и Павко вместе взятые. А третий отсвет над Окольем очень слабый. Так могут светиться, например, второкурсники. Или немаги, раскачавшие захват магии.
   - Может, это Божек, - подумав, предположила Энха. - Он десять лет назад учился здесь, но только один год, а потом его признали неперспективным, и на второй курс не перевели. Сейчас он охотник барона Благомила. Но он редко охотится, а ищет эльфийские древности, которые потом отдаёт Благомилу, и тот их продаёт.
   - Склонность к светлой или тёмной магии известна?
   - Тёмный.
   Щуркинские артефакты тоже все как один тёмные...
   Иржи нахмурился собственным мыслям. Значит, скорее всего, третий тусклый магический отсвет принадлежит Божеку. Только вот обычно такие одногодичные недомаги со временем становятся неразличимы. Не все, но как правило. А какой-то Божек и через десять лет виден?
   - Магию или раскачку каналов он практикует?
   Энха пожала плечами:
   - Колдовать он не умеет. Он даже тёмный фон на Маяке не почувствовал. А раскачивает он захват или нет, я не знаю.
   Пани Збигнева, молча слушавшая их разговор, пригубила из бокала наливку и пододвинула пиалу с персиками чуть ближе к Энхе. Та сделала вид, что не заметила.
   Кто бы сомневался...
   - Можно увидеть досье на этого Божека?
   Энха и пани Збигнева вопросительно переглянулись, пани Збигнева произнесла: Наверно, восьмой стеллаж, и Энха встала и ушла в архив. Вернулась она довольно нескоро и принесла с собой пыльную деревянную папку со списком учеников, покинувших университет не десять лет назад, а, как оказалось, одиннадцать. Среди тех студентов значился и Божек из Злинки - в него-то Энха и ткнула пальцем. Иржи прочитал короткое досье. При поступлении выдал уровень захвата магии чуть выше пограничного, на занятиях показал себя любознательным студентом, все экзамены сдал хорошо, однако в конце первого курса уровень его захвата магии не достиг порога, с которым переводят на второй курс, и он был отчислен за неперспективностью.
   Ничего необычного...
   - В последние несколько лет, - Иржи вернул папку Энхе, - в Околье не появлялось сильного тёмного фона? Там, где его раньше не было?
   - Появился, - кивнула она, откладывая папку на поставец. - На Маяке. Это недалеко от Гоблинской пустоши. Мы летом туда ходили, там прореха.
   - А вот здесь подробнее, - насторожился Иржи.
   Со светлой магией можно колдовать везде и сколь угодно долго. А вот с захватом тёмной приходилось быть осторожным, потому что если в пространстве для колдовства её недостаточно, маг, сам того не чувствуя, делает прокол в мир демонов и заимствует её оттуда. И после совершения заклинания на тёмной основе, эта тёмная магия назад в мир демонов не возвращается, а остаётся в мире людей. Со временем, конечно, она всасывается назад в мир демонов, но это происходит очень медленно, и если на одном месте долго и сильно колдовать с использованием тёмной магии, она не будет успевать всасываться назад, начнёт накапливаться и постепенно разъедать границу между мирами, образуя прорехи. Из которых полезет нечисть.
   И внезапно появившийся тёмный фон может говорить о том, что там много колдует тёмный маг. Или что у него лаборатория по изготовлению тёмных артефактов.
   - Говоришь, - уточнил Иржи, внимательно выслушав рассказ о летней ночёвке на Маяке и в заброшенном форте, - весной этой прорехи ещё не было?
   - Может, и была, - возразила Энха. - Она и ещё раньше могла быть, её могли не замечать. Потому что обычно на Маяк поднимаются по северному склону горы, а прореха находится на западном, куда никто не ходит, потому что там скалы. И с северного склона она не видна. И с постоялого двора она не видна - её загораживает храм. А люди, если забредают на Маяк, по руинам обычно не ходят: поднялись, переночевали - и пошли дальше. Вот и не видели. Это мы пошли смотреть, откуда тёмный фон, и увидели.
   Иржи задумчиво покачивал в руке бокал с наливкой. Посмотреть на тот Маяк нужно обязательно. Попросить только главу Сыскного приказа, чтобы в Околье послали именно его, Иржи. Хотя вряд ли найдётся ещё кто-то, кто добровольно захочет ехать в такую глухомань.
   - Милая моя, - подался он, - поедешь со мной на свидание?
   Пани Збигнева захихикала. Энха сжала губы и поднялась из-за стола.
   - Я могу идти?
   Всё. Маска. Стоило сделать шаг в сторону от делового разговора - сразу закрывается!
   - На свидание? - делано обрадовался Иржи, чувствуя себя отнюдь не радостно.
   Она развернулась и направилась к лестнице.
   - Стой, - хмуро окликнул её Иржи, откидывая напускную радость. - Мне нужно в Околье, посмотреть на эту вашу прореху. Пани Збигнева, отпустите её на пару дней?
   - Если надо, конечно, отпущу, - охотно закивала старушка. - Ханичка, съезди, в самом деле, в своё Околье. Отдохни.
   Она обернулась, помолчала, посмотрела на них своим нечитаемым взглядом, молча кивнула - причём пани Збигневе, а не Иржи - развернулась и сбежала вниз по лестнице. Было слышно, как внизу она быстро обулась и ушла.
   - Пани Збигнева, - отчаянно простонал он, залпом выливая в себя бокал наливки. - Что вы с ней сделали? Раньше ж она была...
   - Нормальной девушкой? - хихикнула старушка, пригубив наливку.
   Он безнадёжно махнул рукой:
   - Нормальной она никогда не была. Но раньше хоть в зубы дать могла, нос сломать, подсвечником запустить... Сколько раз было: хочу её подразнить, говорю что-нибудь не то - и мне прилетает в морду. Меня все успокаивали, мол, маленькая ещё, дикая, повзрослеет, остепенится. Ну я и ждал. Дождался! Повзрослела, остепенилась, здорово! Только если раньше от неё хоть какой реакции можно было дождаться, то сейчас никакой! Молча уходит, и поди разберись, что не так! Вот что я сейчас сказал? Позвал на свидание. И что не так? Свидание не нравится? Со мной не нравится? Околье не нравится? Так что мешает объяснить?! Если есть любовник - скажи, я буду знать, что его нужно прирезать. Если Околье не нравится - скажи, позову куда-нибудь в другое место!
   Пани Збигнева посмотрела на него поверх бокала:
   - Однако про Желду Хойничка вы говорили весьма конструктивно.
   - По делу она всегда говорит конструктивно, - Иржи отставил свой пустой бокал и взял Энхин. - На неё, бывало, ступор находит. Помню, в школе она натворила... В общем, натворила. Учитель и папаша пострадавшего ученика пришли к ней домой. Папаша ученика орёт на неё, учитель давит, зачем она это сделала, её отец тоже пытается чего-то от неё добиться... И... Она стоит, смотрит на всех и молчит. Я это сам видел... И только глаза вот такие, и видно, что она вроде и хочет что-то сказать, но ей не дают собраться с мыслями... Хорошо, мать её всё это увидела, разогнала всех сраной метлой и... Вот, пани Збигнева, как вы думаете, что она сделала?
   - Раз ты задаёшь такой вопрос, - задумчиво проговорила старушка, - то значит, не утешать бросилась и не гладить по головке.
   - Не утешать, - подтвердил Иржи. - Она спросила, сколько когтей у мроя. И вот... Я помню её глаза: прямо на глазах спадает ступор, появляется удивление, и она начинает думать. И через какое-то время отвечает. Мать задаёт следующий вопрос - что делать, если встретилась с мроем лицом к лицу, а из оружия в руках только горшок с мёдом. Она опять думает и отвечает. И вот как-то так она и вытянула из неё, почему она натворила то, что натворила... И я после той сцены знаю, что если я задам вопрос про нечисть, хоть самый идиотский, она ответит. Но я же не могу всю жизнь говорить с ней только про нечисть или про всяких там беглых магов!
   Пани Збигнева ответила не сразу.
   - Что могу тебе сказать, - наконец задумчиво покачала она головой. - Она почти всю жизнь провела в Околье. А в Околье нечисти и нежити, сам знаешь, много, и это очень мягко сказано. Там по ночам нечисть едва ли не около каждого дома пасётся. И пусть людей от неё отделяют стены, они всё же не глушат ментальное воздействие полностью. Хоть что-то - но достаёт людей. И под ментальные удары нечисти тамошние жители попадают регулярно. А это, - она серьёзно посмотрела на Иржи, - не проходит бесследно, как ни крути. Последствия накапливаются и со временем могут выстрелить...
   - Отклонениями в мозгах, - мрачно понял её Иржи.
   - Именно так, - не стала вилять старушка. - Один мой однокурсник, пусть земля ему будет пухом, уехал после учёбы краевым магом в Околье. Мы с ним встретились лет через десять, и его поведение... временами отдавало сумасшествием. Он признался, что осознаёт это, но рассказал, что когда десять лет подряд почти изо дня в день попадаешь под воздействие нечисти или в ментальный плен нежити, то рано или поздно ум начинает заходить за разум. Местных-то нечисть бьёт, ещё когда они в утробе матери, у них закалка начинается ещё до рождения, они переносят легче. А пришлым сложнее...
   Иржи не ответил. На душе от такого было с одной стороны тяжело, а с другой почему-то стало легче. Всё очень просто. Просто всё то, что непонятно в её поведении, списать на последствия воздействия нечисти и нежити. То есть на потенциальное сумасшествие...
   А требовать от сумасшедших понятных поступков по меньшей мере глупо.
   Только всё равно тягостно на душе...
  
   Глава 8. Иржи. Околье
  
   Примечания:
   Рюень - славянское название сентября.
  
   К порталу они подошли, когда ещё только светало. Высокая трава была мокрой от росы, берёзы шелестели жёлтыми листьями, небо было без единого облачка, а земли только-только касались первые пологие, ещё белёсые лучи солнца. Настроение у Иржи было не то что мрачным - скорее, каким-то обречённым, из головы не шёл позавчерашний разговор с пани Збигневой о том, что постоянное ментальное воздействие нечисти чревато сумасшествием. И думать о том, что Энху оно ждёт... если уже не дождалось, было тяжело.
   Перед тем, как войти в портал, Иржи сунул Энхе защитный амулет.
   - Надень так, - угрюмо сказал он, увидев, что она держит его за шнурок и словно бы пытается отодвинуться от него подальше, - чтобы он касался кожи.
   А сам отвернулся к порталу и принялся активировать артефакты, вделанные в каменную арку, посмотрел на размытую тень посреди неё, сунул под рубаху свой защитный амулет, крепко взял Энху за руку и шагнул в портал.
   Их охватили сумрак и размытость, то тут, то там под ногами виднелись звёздочки, более яркие или более тусклые - магические отсветы моравских магов. Иногда удавалось увидеть как та или иная звёздочка ярко вспыхнет и снова вернётся к своему первоначальному уровню - это значит, что маг в этот момент колдовал. Больше всего такими магическими отсветами сияла столица, полная магов и казавшаяся одним ярким пятном, а во всей остальной Мораве отсветы были одиночными и редкими.
   Энха потащила его в сторону Городища. Иржи пошёл за ней, отметив, что она пошла не той дорогой, которой когда-то на третьем курсе водили их, ноги здесь увязали меньше, а полуосязаемые туманные выросты словно плыли по несуществующему ветру. Иржи хотел было придержать её и пойти в нужном направлении, однако она тащила так уверенно, что он решил довериться ей. В конце концов, если что, вытащить её он сумеет.
   В какой-то момент полуосязаемые выросты, проходившие по коже неприятной щекоткой, пропали и стало видно всё Околье - искажённое, неправильной формы, но целиком, даже с куском Гоблинской пустоши. И на нём можно было различить три магических огонька: один яркий, второй тусклее, а третий почти незаметный.
   Первые два - это Павко и Вито. Но кто же третий? Замаскировавшийся Желда Хойничек или всё же местный Божек?
   Мир людей встретил их ярким, но ещё по-утреннему низким и белёсым солнцем, запахами сосны, багульника и недавно прошедшего дождя. Иржи собрался было уже изобразить разочарование, что нечисть не встречает их хлебом-солью, как увидел, что Энха, посерев и хватая ртом воздух, привалилась к портальной арке.
   - Эй, - встревожился он, схватив её за плечи. - Тебе что, плохо?
   Вопрос был глупым - и так было видно, что плохо. Но с чего бы? Они прошли по порталу быстро, амулет не бракованный - он лично делал...
   - Не трогай меня, - прошипела она; её взгляд заметно плыл.
   - Амулет касался кожи? - Иржи заподозрил неладное, потому что знал, что такой реакции на портал быть не должно, если амулет активирован. Он потянулся, чтобы стащить амулет с её шеи и проверить, однако она хлопнула его по руке.
   - Не трогай меня, - повторила она сквозь зубы. - И убери руки.
   Иржи решил послушаться. Вспомнилось упоминание пана Гезы о том, что у жителей Околья на мозгах наросли мозоли против воздействия нечисти. Неужели действие амулета тоже попало на эту мозоль?
   Энха вопреки его ожиданиям пришла в себя очень быстро. Отлипла от арки, посмотрела вокруг уже вполне осознанно, помассировала затылок и двинулась через пустошь к городу, находившемуся в версте от портала. Иржи последовал за ней.
   Лошадей они взяли на городищенской конюшне. Конюх неторопливо заседлал двух гнедых голштинов, попутно рассказав свежие новости. Как на местном кладбище умертвие попыталось разрыть свежую могилу, даже не подождав, пока уйдёт похоронная процессия. Мужики с лопатами гоняли его по всему кладбищу, пока оно не забилось куда-то. Как на Крутицу опять гоблины приходили. Как давеча под Лепешанами самавка объявилась и на неё козла натравили.
   - Козла? - поразился Иржи. - На самавку?
   - Можно быка, - не глядя на него, объяснила Энха, наблюдая, как конюх затягивает подпруги. - Но козлы более сообразительные. Человек к самавке не может подойти, она сразу... - она передёрнула плечами, из чего Иржи заключил, что она испытывала на себе и воздействие самавки, - ужас нагоняет. А на животных она не действует. Поэтому тут везде держат особо бодливых козлов или быков, чтобы самавок бодали.
   Иржи подумал, что в университет магии читать лекции о нечисти нужно приглашать жителей Околья. Может, тогда маги перестанут дохнуть как мухи.
   Дорога, что вела на Крутицу, была широкой, наезженной и сухой - дождей, несмотря на то, что уже заканчивался рюень, до сих пор не было, и Энха и Иржи перевели лошадей на рысь. Вокруг простирались убранные и перепаханные поля, втиснутые между тёмными еловыми и светлыми сосновыми борами. На выгонах паслись козы, коровы и лошади, попадались и отары овец. Всё заливало бледноватое осеннее солнце, берёзы и клёны желтели и алели, и лошади резво отмахивали версту за верстой. В полдень проехали Славник - уездной городок, на деле представлявший собой разросшуюся деревню, огороженную земляным валом с частоколом, на берегу Огже. В местной конюшне поменяли лошадей, немного передохнули, послушали местные новости, заключавшиеся в том, где какая нечисть объявилась, где кого загрызла и где её закололи вилами или зарубили лопатами, и двинулись дальше.
   Солнце клонилось к закату, местность из равнинной стала холмистой, на горизонте уже виднелись горы, усталых голштинов перевели с рыси на шаг. Дорога петляла среди холмов, поросших бурьяном или распаханных под поля. На одном из холмов раскинулись руины древнего эльфийского города, местами утоптанные, местами поросшие бурьяном. Каменные резные плиты неправильной формы, некогда тщательно подогнанные друг к другу, ныне развалились, потрескались, очертания ровных улиц ещё можно было различить, но уже не везде. А на трёхгранной стеле, лежащей вдоль дороги, распластался труп ушлёпка, умершего, судя по отсутствию ран, своей смертью.
   До Крутицы доехали уже в сумерках, в тот час, когда запад горит красным, а восток уже погрузился в темноту. Им открыли въездную браму, путники по широкой, мощёной камнем дороге миновали посад, застроенный без всякого порядка. Из кузни ещё доносился стук молота по наковальне, где-то мычала корова, пахло яблоками, сеном и навозом. Немолодой солдат открыл им калитку замка, они въехали на широкий внутренний двор, мощённый диким камнем, и спешились.
   Замок, издалека производивший впечатление большого и величественного за счёт того, что был возведён на холме, вблизи оказался небольшим и без особых архитектурных изысков. Двухэтажный, каменный, на высоком подклете, остроконечные крыши, узковатые окна, забранные мутным стеклом и с раскрытыми сейчас ставнями. Массивный шестиугольный донжон с плоской крышей, крытые каменные галереи по внутренней стороне стен. Хозяйственные постройки лепились к стенам, и всё производило впечатление добротного, крепкого и массивного. Видно было, что то ли теперешний хозяин замка, то ли его предки на первое место ставили надёжность и безопасность, а красота и изыск были делом второстепенным.
   Подошёл конюх, степенно поздоровался, забрал лошадей, и уставшие после долгой дороги Энха и Иржи, захватив свои заплечные мешки, направились в замок, подсвеченный последними красными отсветами заходящего солнца.
   На парадном крыльце им навстречу вышел мужчина, одетый в простые штаны и котту и мягкие домашние туфли. Его светлые волосы и бородка были несколько растрёпаны, на скуле виднелся свежий кровоподтёк, а левая рука была перевязана. Иржи подумал было, что это управляющий или кто-то из слуг, однако заметил на правой руке золотой перстень, инкрустированный бриллиантами.
   Эге. Сам хозяин.
   - Что случилось? - встревожилась Энха, глядя на его перевязанную руку.
   Вито равнодушно отмахнулся.
   - Сегодня Невежью пустошь слегка почистил, вот чуся едва и не проворонил... А это, я так понимаю, и есть Иржи? - он внимательно глянул на него.
   - Честь имею, - он вежливо склонил голову.
   Вито представился, опустив титулы, мужчины пожали друг другу руки, и хозяин пригласил их в замок. Шустрая и бойкая служанка провела Иржи в выделенные ему покои, принесла нагретой воды, залила её в большой ушат, спросила, не нужно ли ему ещё чего, получила отрицательный ответ, объяснила, куда идти к ужину, и умчалась.
   Малая трапезная располагалась на втором этаже. Иржи, смыв с себя дорожную пыль и почистив штаны и котту, доплёлся до неё по тёмному каменному коридору и постарался не совсем откровенно упасть на стул. Круглый стол был накрыт на три персоны, стольник как раз вносил чугунок с густой грибной полевкой, сдобренной сметаной. Над столом, подвешенный за балку на потолке на цепь, горел круглый магический светильник, распространяя неяркий желтоватый свет. У одной стены стоял старинной работы резной поставец с посудой, у другой - диван и кресла с низенькими столиками для закусок. Окно, забранное мутным стеклом, было приоткрыто, и ветерок, не по-осеннему тёплый, легко колыхал занавески. На стене висела большая карта Околья, отрисованная от руки и испещрённая множеством значков.
   Хозяин был уже здесь. Тоже сидел на стуле, потягивал из большой глиняной кружки пиво. Увидев Иржи, кивком указал на такую же пустую кружку. Стольник расторопно налил ему густого тёмного пива из большого жбана и принялся разливать по мискам полевку.
   Мужчины потягивали пиво и молчали. Иржи пытался угадать, с какой стороны окольский барон и дочь мглинского резчика могут быть братом и сестрой - а их кровного родства не скрывали даже родители Энхи - однако вариантов приходило в голову несколько. Его размышления прервал щёлкающий вой, раздавшийся вдалеке, и в это время в трапезную вошла Энха, одетая в чистую котту и, по окольскому обычаю, в штаны, а не шаровары.
   - Яхайка за валом бегает, - сообщила она, усаживаясь на свободный стул. Стольник налил ей в пивную кружку брусничного морса.
   - За валом пусть бегает, - Вито отставил пиво и подвинул себе миску с полевкой. Энха и Иржи последовали его примеру.
   После полевки стольник принёс горячий говяжий гуляш с картофельными кнедликами и тушёной капустой. Ужин проходил в молчании, и только когда стольник убрал посуду, принёс глиняный заварник и блюдо сладких кнедликов с ванилью и орехами, разлил всем чай и удалился, Вито наконец заговорил:
   - Итак, - он откинулся на спинку стула, взяв в руки свою чашку с чаем, - что привело вас сюда?
   Иржи, не вдаваясь в подробности, рассказал о том, что есть предположение, что в Околье изготавливаются незаконные тёмные артефакты. И на это может указывать тёмный фон на Маяке. Когда он закончил, Вито некоторое время молчал, что-то размышляя про себя. Энха пила свой чай и тоже молчала.
   - В Околье нет мага, способного изготавливать тёмные артефакты, - произнёс наконец Вито то, что Иржи, собственно, от него и ждал. - Я истинно светлый, у меня в принципе нет дара захвата тёмной магии. У Павко только одна рука. С одной рукой изготовить можно только накопитель.
   - Желда Хойничек как-нибудь проявлял себя в последние два года?
   Вито покачал головой:
   - Последний раз его видели два года назад осенью. Незадолго до этого по ту сторону Огже нашли тело местной травницы. Травмы на теле были похожи на те, какие остаются после заклинания уплощённого льда, была рассечена кожа и подлежащие мышцы от горла до пупка. Но тело уже начало разлагаться, и поэтому сказать с уверенностью, что это был лёд, а не какое-нибудь режущее оружие, я не могу.
   Иржи прищурился - описание повреждений было похоже на следы ритуала с человеческим жертвоприношением, нужным для создания тёмного амулета-маски. Только это было два года назад...
   - Внутренние органы все были на месте? - уточнил он.
   - Я не ковырялся, - признался Вито. - Труп уже начал гнить, ползали черви, и я не стал смотреть.
   - Больше тел с такими повреждениями не находили?
   - Энха написала, что это мог быть ритуал. Я пытался вспомнить, расспросил охотников - а обычно останки находят они - но нет. Ни о чём подобном никто не знает. Но. Если тело после такого ритуала разрезать на части, а разрезы покромсать, чтобы не было видно, что ровные, то когда найдут останки, все решат, что это сделала нечисть. И никто не станет приглядываться, все ли органы на месте, просто соберут всё, что найдут, и похоронят. И такие разорванные тела находят постоянно.
   Иржи помолчал. Предполагать, что Желда Хойничек хорошо маскируется и заметает следы? Или его здесь нет, и появление тёмного фона на горе с ним не связано? И третий тусклый отсвет принадлежит не ему?
   - Про Божека что можешь сказать?
   Вито неопределённо пожал плечами:
   - Одногодичник, учился в университете магии лет десять назад и был исключён за неперспективностью. Сейчас он у барона Благомила... искатель эльфийских древностей.
   - Где он сейчас?
   - Не знаю. Я его с месяц уже не видел. Слышал, что недавно он нашёл какую-то древность, и Благомил выгодно продал её коллекционерам. И всё.
   - Тёмный фон на Маяке можно посмотреть?
   - Конечно. Только с проводником... - он задумался. - Божека нет, а он лучше всех знает тамошние тропы... Энха, на Маяк сможешь завести?
   Вот так да! В горы в компании одной только Энхи! И ночь, а то и не одна в её компании!..
   - И кинуть там? - без тени улыбки уточнила она.
   - Вместе с собой, - охотно согласился Иржи.
   - А это уже как хочешь, - пожал плечами Вито. - Если сильно надоест - можешь кинуть.
   - Я оценил местное коварство, - кивнул Иржи, - то есть, я хотел сказать, гостеприимство... Тогда ещё такой вопрос: может ли какой-нибудь маг жить за Окольем, где местность уже не просматривается из мира демонов? И колдовать на Маяке?
   И Энха, и Вито посмотрели на него так, что он понял, что сморозил глупость.
   - На самом деле, - признал Вито, - эта мысль и мне приходила в голову. Но она... очень маловероятна. Смотри.
   Он поднялся и подошёл к карте на стене. Иржи стал рядом.
   - Вот, - начал объяснять Вито, водя пальцем по карте. - Мы сейчас здесь, вот Гоблинская пустошь. Вот Маяк. Вот примерная граница, до которой Околье видно из мира демонов. И внутри этой границы лишнего мага нет. В смысле, если считать, что третий слабый отсвет принадлежит Божеку, а не магу. Значит, маг вне неё. Здесь, - он обвёл пальцем плато за Гоблинским перевалом, - гоблины. Теоретически с ними можно договориться, чтобы они не трогали человека, живущего с ними. Чаще всего платой они требуют человечину, хотя могут согласиться на корову. Но гоблины слово не держат: слово дали, что трогать не будут, еда закончилась, слово назад взяли. Сюда на восток, - он сместил палец вправо, - пустыня, солончаки и остатки моря. Если в Гоблинской пустоши вода и еда какие-никакие есть, то здесь - только песок и соль. Здесь, - он сместил палец влево на запад, - Суони...
   - Границы с которой, по сути, нет, - заметил Иржи.
   - Верно, - согласился Вито. - Там даже фортов никогда не было. Как и магов, чтобы поддерживать магическую границу. Как нет ни человеческих поселений, ни троп. Горы поросли лесом, много скал и ущелий, а в долинах - болота. Пройти можно, но там иной раз, чтобы продвинуться на одну версту, нужно намотать пять, обходя скалы и болота.
   - Я понял, - задумчиво покивал Иржи. - Если маг живёт где-то здесь, - он последовательно показал на границу с Суони, Гоблинскую пустошь и пустыню, - то ему нет смысла ходить десятки вёрст по труднопроходимым местам, чтобы создавать артефакты здесь, - он указал на Маяк.
   - Выходит, да, - подтвердил Вито.
   Иржи смотрел на карту и хмурился. Маг не приходит в Околье извне. Значит, он живёт здесь? Мог ли Желда Хойничек настолько замаскировать свой магический отсвет, чтобы из мира демонов казаться недомагом? Или отсвет принадлежит всё же Божеку, а Желды Хойничка в Околье нет?
   Нет, сначала нужно посмотреть на прореху и определить, сама она возникла или это работа мага. А там уже смотреть, в какую сторону думать дальше.
   Они сели назад за стол, и тут с магической лампы, висевшей над столом, свалилось что-то небольшое и чёрное и шлёпнулось на кружку с недопитым пивом. Кружка опрокинулась, существо плюхнулось в лужу и тут же впитало её в себя. Вито усмехнулся и погладил его по пушистой шёрстке.
   - Во всей Мораве, - оторопело заметил Иржи, признав в существе мелкого нечистика мришку, - аристократы держат в домах котов и канареек...
   - А в Околье, - снова усмехнувшись, подтвердил Вито, - мришек и штухов. Когда Энхе было лет семь, она даже притащила как-то леховиши, он жил у нас пять лет, потом исчез. И больше приручить не удалось.
   Иржи посмотрел на Энху и уточнил:
   - А яхаек ты не притаскивала?
   - Яхаек она только выманивала, - ответил вместо Энхи Вито.
   В это время за окном снова раздался вибрирующий вой - низкий, вибрирующий, отчего закололо в висках.
   - Ушлёпок, - в один голос определили Энха и Вито.
   - В посаде, - добавила Энха.
   Вито встал:
   - Пойду пришью его. В собственном посаде мне он не нравится.
  
   Глава 9. Энха. На Маяке
  
   Выезжали из Крутицы с рассветом, лишь только солнце осветило вершины гор, и можно было не опасаться, что из-за очередного дерева их оглушит ментальным ударом давешний яхайка или нашлёт волну концентрированного ужаса самавка. Утро было прохладным, по блеклому ещё небу бежали редкие облака, свежие голштины бежали резвой рысью мимо убранных полей. Дорога была широкой, утоптанной, однако ближе к перевалу деревни закончились, поля сменились кустарниками и лесами, окрашенными в жёлтый и алый цвета, перемежающиеся тёмными вкраплениями ельников, и дорога постепенно стала сужаться и после перевала превратилась в не особо широкую тропу. Какое-то время лошади ещё могли идти рысью, а затем земля стала каменистой и неровной, и их пришлось перевести на шаг.
   Когда солнце стало ощутимо клониться к западу, а западный ветер сменился холодным северным, они добрались до первого притока Огже. Там завели коней на луг, расседлали и оставить пастись. Сёдла и сбрую сложили под одной из ёлок, прикрыли плащом и еловым лапником, и Энха повела Иржи вдоль русла узенького ручья вверх по склону горы. Кустарник постепенно сменился лугом, поросшим подсохшей травой, из которой там и сям выступали каменные плиты и осколки колонн, покрытые рунной резьбой.
   Постепенно руин становилось всё больше, а когда они вскарабкались на невысокий увал, цепляясь за выступавшие из земли обломки блоков, их глазам предстало то, что когда-то было городом эльфов. Весь склон горы был покрыт террасами, на которых стояли полуразрушенные остатки домов, каких-то общественных зданий, храмов, стен. Все блоки были неправильной многогранной формы, ни одна форма не повторялась дважды, каждый блок идеально вставал точно на своё место и не мог быть переставлен на другое. Кое-где сохранились остатки цветной мозаики и барельефы. И всё это было залито алыми лучами заходящего солнца.
   - Здесь ходят, - заметил Иржи, когда они сползли с увала и пошли по одной из террас.
   - Да, - подтвердила Энха, глядя на примятую местами траву. - Если из Вселово или Сопвишек идут на Крутицу этой дорогой и не успевают до темноты, то на ночёвку становятся здесь.
   Чем при эльфах было то строение, которое уже многие годы служило местным постоялым двором, сказать было невозможно. Круглая башня саженей семи в поперечнике, сложенная из неправильной формы блоков, была наклонена к верхней террасе и опиралась о неё. При этом видно было, что она не покосилась от времени, а так и была задумана, потому что внутри шла лестница вверх, и кладка стен была не потревожена. Вершина этой башни была разрушена, и осыпь блоков блокировала выход из неё через верх. Внизу изначально входа не было, его проделали уже люди, вынув несколько блоков так, чтобы сквозь пролом можно было проползти, а потом забаррикадироваться изнутри. Внутри было натаскано несколько охапок сена и соломы для постелей, ряд маленьких окошек в стене был плотно замазан строительным раствором, а в одно была вбита деревянная чурка.
   - Костра не будет, - сделал вывод Иржи, зажёгши магический светлячок и осмотревшись в его свете.
   - Времени уже нет разводить, - согласилась Энха, укладывая свой заплечный мешок и совню у стены. - Пока за дровами сходим, уже стемнеет.
   Иржи тоже кинул рядом свой мешок и спросил:
   - Походить по развалинам время ещё есть? Или уже нечисть сейчас полезет?
   - Немного ещё есть.
   Энха забрала совню, и они по-пластунски выползли из башни. Весь склон горы был залит красным. Стояла безмятежная вечерняя тишина.
   Иржи пошёл вперёд наугад, мимо остатков стен, обломков стел и колонн, осколков статуй, всем своим существом ощущая, что это место отличается от остальных. Магически оно было неуловимо, но другим. Он попробовал определить фон, но тот был обыкновенным, светлым без примеси тёмного. Артефакты-регистраторы тоже ничего не показывали. И тем не менее магия здесь словно бы не стояла на месте, а незаметно, неуловимо струилась.
   - Что здесь с магией? - он развернулся к следующей за ним в нескольких шагах позади Энхе.
   Она почувствовала, как душу кольнули обида и горечь - вопрос Иржи прозвучал как напоминание, что ей не стать магом. Энха хотела было огрызнуться, мол, откуда ей знать, но сдержалась: Иржи со вчерашнего дня почти не говорил колкостей, она даже немного смогла расслабиться с ним, а огрызнись она - он ответит так, как ей совсем не хотелось.
   - Не знаю, - с деланным равнодушием пожала она плечами. Хотела добавить, что она не чувствует магии, но снова заставила себя промолчать.
   Тем более что впервые осознала, что чувствует. Не тёмную - головной болью, а светлую - какой-то неявной наполненностью. Смутно, на грани ощущений, словно она здесь стала чуть более живее... сочнее, что ли...
   И везде руны, руны, руны. Связками, кругами, спиралями, волнами, завитушками, восьмёрками... Даже в соединениях блоков просматривались очертания рун...
   Засияла вдали, как звезда в небесах, вся вершина Крапивной горы.
   Осветила она, как маяк на морях, темноту полуночной поры.
   Задышали леса, закачалась трава, жизнь наполнила силу кругом,
   И пошёл на тот свет Элевель-Аннив, путеводною нитью ведом...
   Руна элевель - свет, тахмие - огонь, суо-ло - тоже свет, но холодный голубой. Зенай - сила... Здесь они - на каждом шагу. И в часто повторяющихся связках.
   Напитать это всё магией, чтобы засветился весь город, сейчас не сможет даже самый сильный маг. Но эльфы были сильнее людей, и им, наверно, ничего не стоило сделать так, чтобы весь город залило светом, чтобы Элевель-Аннива издалека увидел его сияние.
   Свет, вспыхнувший рядом, заставил её стремительно отскочить, чуть не споткнувшись о каменный обломок, и схватить совню наизготовку. Иржи, перед которым завис в воздухе магический светлячок, смотрел на неё удивлённо.
   - Убери, идиот! - прошипела она. - Ты хочешь, чтобы сейчас сюда парочка сугутов подтянулась?
   Иржи сугутов боялся гораздо меньше, чем вероятности споткнуться в темноте и навернуться с террасы, однако восхитился тоном и послушно погасил светлячок. И только когда он это сделал, Энха осознала, что уже почти ночь, и лишь на западе немного светлеет край неба.
   Подкатившую панику она задавила усилием воли. Это же надо было настолько зазеваться и замечтаться, что не заметила, как оказалась ночью под открытым небом! Да, это эльфийские развилины, нечисть их не любит, но уловит человеческий ментал и подтянется, как пить дать! И где теперь в темноте искать постоялый двор?!
   Впрочем, паника паникой, а жизнь в Околье научила соображать быстро, а реагировать ещё быстрее. Энха помнила, что они поднимались по террасам вверх, значит, спускаться нужно вниз, а вот насколько вниз...
   Она перехватила совню в правую руку, схватила Иржи левой и бегом поволокла его за собой вниз. Дул северный пронизывающий ветер, шуршала сухая трава, только сквозь это шуршание опытное ухо улавливало и посторонние шорохи. Какие-то из них принадлежали зайцам и другой мелкой живности, а некоторые явно нечисти. Хотя голосов она пока не подавала.
   На третьей по счёту террасе знакомые очертания накренившихся в разные стороны колонн и обвалившегося портика подсказали ей, что здесь. Она повернула налево, перескочила через колонны, не обращая внимания на проклятия Иржи, спотыкавшегося в темноте на каждом шагу, и поволокла его дальше вдоль знакомых остатков стен. Далеко внизу кто-то шуршал травой, а обострившиеся от паники чувства словно бы улавливали крупное существо в той стороне. Она на бегу несколько раз пыталась оборачиваться и вглядеться в ту сторону, чтобы хотя бы знать, кого ждать, но когда она споткнулась и упала, едва успев отпустить Иржи и сжать покрепче совню, чтобы не потерять в темноте, то поняла, что лучше смотреть под ноги. Иржи, ухватив её за подмышки, резко поднял, и они побежали дальше.
   Перед тем, как пролезть в пролом, она позволила себе напоследок посмотреть в ту сторону, откуда уже явственно доносились чужеродные шорохи. Однако в темноте никого разглядеть оказалось невозможно. Энха вслед за Иржи по-пластунски проползла в пролом, тщательно забаррикадировала его и только тогда перевела дух.
   - Здесь-то можно зажечь светлячок? - спросил невидимый в темноте Иржи, ещё тяжело дыша после неровного бега с препятствиями.
   - Можно.
   Светлячок, хоть и неяркий сам по себе, заставил зажмуриться. Она сняла с пояса флягу, вытащила пробку и отпила несколько глотков холодной воды, набранной из речки перед подъёмом сюда. Иржи тоже глотнул из своей фляги.
   Снаружи пока никого слышно не было.
   Они достали захваченный утром хлеб с кусками вареного мяса и, не торопясь, молча поужинали. Запили парой глотков воды, слегка ополоснули пальцы, и Энха принялась сгребать солому себе для постели, указав Иржи в сторону противоположной стены.
   - Боишься, - озабоченно спросил Иржи, - что я ночью начну покушаться на твою честь? Признаться, - согласился он, - с кем-кем - а с тобой точно не выдержу.
   - Это если, - тяжело посмотрела на него Энха, - придёт самавка. Она может эмпатически воздействовать сразу на нескольких человек. Но если люди далеко друг от друга, она не сможет захватить сразу двоих. Нападёт на одного. Второй или сможет выйти и убить её, или хотя бы не дать первому сойти с ума.
   - А амулет защитный тебе на что? - глянув исподлобья, напомнил Иржи.
   Она отвернулась и не ответила. Нечего ему знать, что тот защитный амулет, который он сунул ей перед входом в портал, она выкинула там же - бросила незаметно в высокую траву, пока он активировал портал. Несколько лет назад она надела его защитный амулет и последствия запомнила хорошо. А на своих ошибках она привыкла учиться!
   Она завернулась в шерстяной плащ и улеглась на солому, сняв только сапоги. Иржи так же молча улёгся на своё место. Светлячок погас.
   Снаружи кто-то тяжёлый ходил, шуршал и шкрябался. А потом завыл.
   - Кто это? - вполголоса спросил Иржи, уже успев убедиться, что она определяет нечисть на слух.
   - Чусь. Можно спать спокойно, он ничего не сделает.
   - Хотел спросить, - он приподнялся на локтях. - Как ты его почуяла, когда мы были на улице? Я-то поисковым заклинанием, а ты?
   Энха замерла. А в самом деле - как? Сначала услышала не то шуршание, а потом... Она вспомнила свои ощущения... Как... как если бы она была водой, а то существо - пузырьком. То есть отсутствием воды... Чем-то чужеродным в... пространстве...
   - Шорох был не тот, - выдала она поверхностное объяснение, понимая, что Иржи ждёт ответа.
   Это проявилась способность чувствовать магию? Или просто случайность на фоне паники? Потому что сейчас Энха не чувствовала чуся за стеной, как ни пыталась.
   Но даже если случайность, она сможет чувствовать магию! Не с первой попытки, так со сто первой! Она смогла один раз - значит, сможет и второй!..
  
   До Маяка они добрались ещё засветло, и уже у подножия стали встречаться признаки присутствия нечисти - пузыри, слизь, чешуя, мерцающая субстанция сугутов. И уже у подножия Энха ощутила отголоски головной боли в затылке.
   Прошлый раз следы нечисти были только на вершине, а боль появилась на подъёме... Или была и раньше, просто она не обратила на неё внимания?
   Подъём на Маяк дался тяжелее, чем в прошлый раз, одышка началась, когда они одолели всего половину расстояния до вершины, начало сдавливать в затылке. Низкая сухая трава здесь была уже побита заморозками. Постепенно обломков балок, блоков, колонн, статуй становилось всё больше, из земли выступила лестница эльфийской кладки, блоки которой также были испещрены рунами. Осеннее солнце клонилось к закату, на северном склоне Маяка, по которому они поднимались, постепенно сгущались тени. Стояла тишина, лишь холодный северный ветер шуршал травой и завывал в скалах. Энха внимательно прислушивалась к себе, к шагам Иржи позади себя, пыталась почувствовать магический фон, однако ничего не было. Даже головная боль почти отступила. Зато было ощущение неправильности. Неясное, смутное, оно тихо царапало в душе и не давало радоваться скорому привалу. Но что было не так, Энха понять не могла. Гора как гора, руины как руины, посторонних следов вроде как нет. Она даже несколько раз обернулась и внимательно осмотрела долину внизу и склоны соседних гор. Ничего, никого, тишина.
   И всё равно не то, не то... Так и казалось, что из-за каждого камня на неё смотрит нечисть и ждёт темноты, чтобы напасть. В какой-то момент, когда до вершины осталось всего ничего, а склон сделался более пологим, на глаза попалось большое пятно высохшей слизи и пузыристой синеватой массы, уже порядком высохшей.
   Энха остановилась перед ним. Оставить это пятно мог почти кто угодно, начиная от невинного штуха и кончая яхайкой. Только вот слишком оно большое для штуха...
   Повинуясь тревожной догадке, она сделала знак Иржи остановиться, свернула в сторону, обошла несколько обрушившихся домов и отыскала кучу камней, которая ей не понравилась. Не выпуская из правой руки совню, она левой, помогая себе ногой, откатила несколько камней в стороны и обнажила неширокую ямку, в которой что-то шевельнулось. Однако стоило Энхе замахнуться на это нечто совней, как её обдало мощной ментальной волной, так что затылок, казалось, раскололся на две части, спину заломило, а из ямы на глазах стал вырастать ушлёпок.
   Превозмогая боль в голове и спине и видя мир как сквозь фиолетовую пелену, Энха обеими руками перехватила совню и изо всех сил резанула ею ушлёпка по лапам и горлу, спеша, пока он не развернулся до своих обычных размеров. Её обдало грязно-белой пеной, от которой защипало кожу, и Энха всадила совню в его уже оформившийся живот. Следующий удар делать не пришлось - прилетевшая со стороны красная волна стремительно охватила тварь и полыхнула. Энха выдернула совню, резко сдала назад, упала и перекатилась по земле подальше от живого факела. Ушлёпок горел и ревел - низко, вибрирующе, отчего боль из затылка растеклась на виски и лоб. Энха, инстинктивно прижимая к себе совню, перекатилась дальше, закатилась за какой-то обломок и зажала уши. Вой прекратился, над её головой прошла, почти не задев её, ментальная волна, и боль резко стала меньше.
   Энха села. Всё вокруг было подёрнуто фиолетовым туманом. Она огляделась, но больше нечисти вокруг видно не было. Иржи подбежал к ней и присел рядом:
   - Цела? - отрывисто спросил он, схватив её за плечо.
   - Угу, - неопределённо промычала она, с трудом поднимаясь на ноги. На горелых останках ушлёпка пузырилась грязно-белая масса, похожая на опару.
   - Милая, ты следующий раз, - проникновенно предложил Иржи, - позови меня, а? Твоей готовностью лезть на рожон и сложить голову я впечатлён по самые глубины души. Давай следующий раз ты повпечатляйся моим мастерством давить нечисть, а себя побереги... для меня.
   - Ушлёпок свежий, - с упавшим сердцем тихо ответила Энха.
   На нём ещё не было шерсти, он был покрыт пузыристой слизью и подобием чешуи, значит, вывалился из мира демонов недавно. Это говорило о том, что прореха растёт. А раз растёт, значит, нечисть из неё вылезает всё более и более крупная. Да, на эльфийских развалинах, пропитанных светлой природной магией, ей плохо, она мрёт. Но вся не умрёт. Спустится вниз и рано или поздно почует ментал людей и пойдёт к ним. Это на болотах топи, и огромная часть нечисти тонет, к тому же те болота ограничены с трёх сторон реками, а с четвёртой - каналом. Нечисть пробирается через канал и даже через реки, но всё же большая часть тонет. А здесь между Маяком и населённым Окольем никаких серьёзных препятствий для неё нет.
   И даже нет надежды, что нечисть пойдёт на гоблинов. Нечисть замечает гоблинов примерно так же, как и животных, то есть почти никак. Как и они её.
   Энха, у которой до сих пор перед глазами стояла фиолетовая пелена, повела Иржи на западный склон, и уже на подходе к расселине поняла, что прореха действительно выросла - растеклась почти на сотню саженей выше и ниже по склону. Правда, вроде как не стала шире. И в фиолетовом мареве казалось, что середина прорехи приобретает гораздо более насыщенный и яркий цвет.
   - Она была меньше? - нахмурясь, спросил Иржи, рассматривая прореху. Затем сбросил с плеч заплечный мешок, вытащил оттуда деревянную шкатулку и открыл её. Внутри она была разделена на множество ячеек, в которых лежали артефакты.
   - Намного меньше, - с чувством безнадёжности подтвердила Энха.
   Она сидела на стене, наблюдала за Иржи, который пробирался по развалинам вдоль прорехи, время от времени вынимал из шкатулки то один артефакт, то другой, смотрел на них, оставлял в разных местах, затем забирал, что-то записывал в своём блокноте. Энха попыталась было с привычной горечью думать, что ей такого не светит, но головная боль, фиолетовый туман перед глазами и словно бы напряжённое пространство не давали погрузиться в самотерзания. Она не могла отделаться от ощущения, что пространство вокруг становится всё более напряжённым. Солнце уже коснулось горизонта, все долины и склоны уже погрузились в вечерний сумрак, и только Маяк и некоторые другие вершины ещё пылали красным. Энха сползла со стены и направилась к Иржи.
   - Пошли, - позвала она.
   Он глянул на солнце, на начавший тускнеть красный закатный свет и, вопреки своей привычке, ничего не сказал, собрал артефакты в шкатулку, убрал в заплечный мешок, туда же сунул и блокнот с карандашом, и пошёл за ней.
   До постоялого двора добрались, когда Энха уже начала улавливать характерные шорохи вокруг. Поднялись по лестнице, пролезли в лаз, Энха заложила его блоками и только сейчас позволила себе незаметно перевести дух.
   - Ничего так, - оценил Иржи обстановку.
   Энха взобралась на стопку из сложенных один на один блоков у стены и выглянула в небольшое круглое окошко. Оттуда открывался вид на горы, уходящие за северный горизонт и теряющиеся в голубой, постепенно темнеющей дымке. На севере можно было различить Драконий кряж, отделяющий окольскую часть гор от Гоблинской пустоши. Одна из его вершин ещё отливала красным, но постепенно темнела и она. Шуршания и шорохи становились отчётливей.
   А по склону вверх торопливо пробирался человек, на хвосте которого уже висел яхайка, правда, пока достаточно далеко. Человек торопился, падал, вставал и снова карабкался вверх, яхайка постепенно сокращал расстояние, а немного в стороне зашевелился, почуяв человеческий ментал, ещё кто-то.
   - У нас гости, - негромко сообщила Энха. Спрыгнула вниз и оттащила в стороны каменные блоки, закрывавшие вход с лестницы. Человек, на ходу скинув заплечный мешок, из последних сил вскарабкался по лестнице и сунул мешок Энхе. Та втащила сначала мешок, затем помогла протиснуться сквозь узкую щель и человеку, а когда он без сил распластался на холодном полу, пытаясь отдышаться, задвинула назад блоки.
   - Я подумал про других гостей, - признался Иржи.
   - Другие тоже будут, - обрадовала его Энха.
   Иржи, покосившись на гостя, ловившего ртом воздух, вскарабкался на камень и выглянул в северное окно. В сгустившейся темноте его профиль чётко выделился на фоне ещё не совсем чёрного неба.
   - Ты откуда здесь? - спросила Энха гостя.
   - Благомил... отправил, - не без труда просипел он. - Я прошлый... раз... нашёл здесь... статуэтку Хеха... - он прошмыгал носом. - Эти идиоты... коллекционеры, - хрипло хохотнул он, - заявили... что это Нинпу, а мы дураки... и не разбираемся... в эльфийских древностях.
   Энха пожала плечами:
   - Мы с Вито как-то чашу Анахиты нашли. А её купили как реликвию Изис, потому что на ней они увидели руны махья и дороэль. А то, что махья и дороэль перемешаны с другими рунами, а окантовка там чистая иммере-тау - это для них не имеет значения.
   - Вы знакомы? - спросил Иржи, разворачиваясь к ним.
   - Божек, - представила гостя Энха, - Благомилов охотник. Иржи, - представила она его, - королевский маг.
   Последние два слова дались тяжело. Много лет мечтать, как она станет магом - причём непременно королевским - и будет ловко убивать нечисть и нежить одним щелчком пальцев, а Иржи будет смотреть и завидовать... А теперь одним щелчком пальцев с нежитью и нечистью расправляется он. А она смотрит, завидует - и знает, что ей никогда не быть не то что королевским магом - вообще никаким...
   На лице Иржи словно бы было написано: На ловца и зверь бежит.
   - Неужто краевой? - неприязненно и словно бы с агрессией спросил Божек.
   - Сыскной приказ, - коротко отрекомендовался Иржи. - Послали проверять местный фон.
   Энха села на один из двух тюфяков, достала из своего заплечного мешка хлеб с мясом и сыром и принялась неторопливо жевать, прислушиваясь к звукам вокруг. Руины, всегда тихие, сейчас постепенно оживали, начинали тихо шуршать, скрестись, булькать, кряхтеть, посвистывать. Сгущалась темнота, вдалеке завыл мрой. Иржи и Божек жевали каждый свой нехитрый ужин и тихо решали, кто из них будет спать на оставшемся тюфяке. Иржи предложил сдвинуть два вместе и лечь втроём, заодно и теплее будет.
   - Нет, - коротко отмела этот вариант Энха.
   Будь здесь Вито, она легла бы с ним. Но ложиться рядом с Божеком, то есть с чужим мужчиной было... неприятно. Лечь с Иржи... хотелось, что уж таиться, но он потом будет поминать это долго, причём с пошлыми намёками. Поэтому... спать, конечно, хочется, но лучше она подремлет сидя, скорчившись у стенки, чем ляжет с кем-то из своих спутников.
   Иржи и Божек в конечном итоге пришли к выводу, что тюфяк вполне широкий, и они оба там поместятся, если, конечно, не раскидываться руками и ногами. Божек явно был раздражён, бросал на Иржи злые взгляды, но молчал. Энха завернулась в плащ, устроилась на своём тюфяке и, не снимая сапог, уснула.
   Ей приснилось, что на неё кто-то навалился и давит на грудь и голову. И понимала, что она спит и это сон, и что надо проснуться и сбросить того, кто на неё навалился, но не могла. Попытка пошевелиться ни к чему не приводила, застонать, чтобы разбудить своих спутников, тоже не получалось. Вокруг, казалось, сгущался фиолетовый туман и давил, давил, и мерещилось, что она, Энха, раздулась большая, как эти руины, а в ней копошатся дырки, дырки... Маленькие и большие, плотные и почти прозрачные, неподвижные и движущиеся, спокойные и завихряющиеся...
   Она попыталась пошевелиться, однако тело не слушалось. Попробовала застонать в надежде, что кто-то из её соседей сообразит её разбудить, однако горло не издало ни звука. А неведомая тяжесть давила всё сильнее и сильнее. Энха давила в себе панику и снова и снова пыталась пошевелиться или застонать. Потом в голову пришло попробовать жреческое песнопение, отгоняющее нечисть. Проговорить его вслух она не могла, даже промычать не получалось, только если мысленно...
   Суарре таи авене...
   Фиолетовый туман слегка схлынул, давление чуть отступило, и Энха наконец-то смогла шевельнуться, скатилась с тюфяка на ледяной пол и от этого проснулась.
   Ещё стояла ночь, всё вокруг было подёрнуто фиолетовым туманом, Иржи и Божек, прижавшись спинами на своём тюфяке, похрапывали, на улице всё шуршало, в восточное окошко был виден тонкий серпок месяца, уже белый и высокий. А ухо улавливало сквозь общее шуршание непривычные звуки - тяжёлое, но при этом почти неслышное шах-шох, шах-шох...
   Энха подтянула к себе свой заплечный мешок и за шнурок выдернула из кармашка защитный амулет на светлой магии, сделанный Вито. Каплевидный лазурит был словно окружён пустотой, фиолетовый туман не подходил к нему на два вершка, а когда озадаченная Энха поднесла к нему палец, рука едва ощутимо словно бы разбухла.
   Она убрала палец - ощущение в руке пропало. Поднесла - появилось.
   Сердце заколотилось. Это она всё-таки почувствовала магию амулета? Или у неё просто бред на фоне ментальной атаки?
   Однако разбираться времени не было, потому что фиолетовый туман, рассеянный ненадолго жреческим песнопением, снова начинал подбираться к ней и давить. Поэтому она поспешно сжала амулет в ладони и проследила, как фиолетовый туман отхлынул от неё. Давление в теле и голове отступило, и Энха перевела дух.
   Кто до неё дотянулся? Камень, да и любая достаточно толстая преграда сдерживали ментальные атаки. Запершись хоть в селянском доме, можно не бояться, что какой-нибудь яхайка или ушлёпок оглушит ментальным ударом. К тому же сейчас нечисть бродит внизу, и чтобы добраться до путников, ей нужно бить вверх, а вверх ментальный удар идёт далеко не такой сильный, как в стороны. Кто же там ходит внизу, что смог достать её вверх сквозь каменные стены и пол?!
   Энха с трудом поднялась на ноги. Божек и Иржи спали и похрапывали, по постоялому двору двигался неровный фиолетовый туман, перетекая с одного места на другое, собираясь в жгуты и рассыпаясь. Вокруг Иржи фиолетового тумана почти не было, а вот Божека опутывали словно бы щупальца.
   Она некоторое время недоумённо рассматривала их, потом тихо подошла к нему и присела на корточки. И с близкого расстояния заметила, что дыхание его не такое ровное, что похрапывание - это больше похрипывание, а на лбу у него - испарина.
   Неведомая тварь дотянулась и до него! И он тоже не может проснуться!
   Она уже протянула было руку, чтобы его разбудить, как в это время край северного окошка вдруг начал светиться. Очень быстро свечение усилилось, а потом в окно пролезла тонкая мерцающая полоска, подтянула к себе остальную себя - и в помещение вплыл, переливаясь и просвечиваясь, бесформенный сугут.
   Энха отбросила амулет, который сжимала в руке, метнулась к совне, схватила её и тихо прочистила горло. А когда сугут завис посреди помещения, словно бы решая, с кого начинать, истошно завизжала и рубанула по нему совней.
   Голос спросонок был хриплым, провизжать на нужной высоте не получалось, и сугут не материализовался до конца. Лезвие совни не разрезало его, а только истончило на месте удара. Энха попыталась взять ноту повыше, но ударить второй раз не успела - со стороны прилетела белая мерцающая волна, мгновенно впиталась в сугута - и тот разлетелся на сотни мельчайших ошмётков.
   Она напряжённо посмотрела на окна. Но там ненужных гостей больше не было.
   - Такой суровой побудки у меня ещё не было, - Иржи потряс головой. - Даже когда на практике на третьем курсе в шатёр к девушкам залез леховиши. У меня аж в голове звенит. Хануся, ты меня впечатлила до глубины души.
   Энха зло сжала зубы. Раньше она бесилась и раз за разом напоминала ему, что её зовут Энха, он же раз за разом снова назывался её Ханя. Но за последний год, что она проработала в библиотеке, она научилась держать себя в руках и молчать. Потому что слишком хорошо уяснила, что отвечать ему - себе дороже.
   - Какая сволочь... - болезненно простонал Божек, садясь на тюфяке и сжимая голову руками. Энха подняла с пола свой защитный амулет и сунула ему. Она прекрасно поняла, что говорит он не про её визг, а про того, кто воздействует на него ментально.
   Божек сжал в ладони её амулет и издал стон облегчения. Энха увидела, как от него отхлынули фиолетовые щупальца.
   - Кто это? - хрипло спросил он.
   Голову и грудь снова начало сдавливать, фиолетовый туман перед глазами стал гуще. Некто внизу, не дотягиваясь до Иржи, прикрытого защитным амулетом, и потеряв Божека, снова обратил своё внимание на неё.
   - Догадайся методом исключения, - криво отозвалась Энха.
   Иржи сидел на своём тюфяке и молча наблюдал за ними. Он явно сообразил, что они говорят не про сугута, мелкие ошмётки которого ещё мерцали на полу.
   Чуси и вененки ментально вообще не воздействуют. Мрои, яхайки и ушлёпки могут, но они выпускают лишь кратковременную волну. Долго умеет воздействовать самавка, но она насылает животный ужас, от которого человек теряет себя, но вот так не сдавливает. Мелкая и средняя нечисть может давить ментально или эмпатически, но слабо. Кто остаётся?
   Голову продолжало сдавливать словно тисками, а внизу, под полом постоялого двора, ощущались словно бы дырки. Маленькие и большие, спокойные и дёрганные. А одна дырка вдруг сделалась чётче и превратилась в овальное пятно, от которого во все стороны отходили длинные, плывущие по воздуху щупальца.
   Энха подошла к южному окошку, взобралась на подоконный камень и глянула вниз. Туда, где ей мерещилось многощупальцевое существо.
   Тонкий серп месяца стоял в небе высоко и немного освещал землю. И в его слабом свете она разглядела словно бы огромного ежа размером с две коровы, от которого во все стороны расползались длинные шевелящиеся иглы.
   Хаттат.
   Второй раз в жизни увидеть того, кого совсем видеть не хотелось. И если в первый свой раз она видела его уже материализовавшегося, так что его можно было убить любым оружием, то этот явно вывалился недавно и ещё пребывал в форме, похожей на сугутов. Только в отличие от них не становятся материальными от визга.
   Она посмотрела на Божека и молча спустилась вниз. Божек всё понял без слов, скривился, однако тоже поднялся посмотреть. Затем так же молча спустился и сел на тюфяк. Иржи пристально наблюдал за ними. Поняв, что с ним общаться не собираются, он применил поисковое заклинание - Энха увидела, как от него во все стороны метнулись острые фиолетовые лучи. Затем лучи исчезли, а на лице Иржи появилось выражение удивления.
   - Это кто? - спросил он.
   - Конечно, - процедил сквозь зубы Божек. - Куда уж королевским магам разбираться в нечисти.
   Иржи явно хотел что-то ответить, но почему-то сдержался. Взобрался к окну и выглянул.
   - Какая сказка здесь водится! - присвистнул он, рассмотрев хаттата. Энха и Божек раздражённо посмотрели на него: ему сказка, а им мучиться.
   Он, высунувшись из окна, примерился к цели. Энха отвернулась и поплелась к своему тюфяку. Ей не интересно, как Иржи будет расправляться со сказкой. Совсем не интересно!
   Она уже улеглась и завернулась в плащ, когда сдавливание в груди и голове плавно пропало. Иржи вернулся к своему тюфяку. Шуршание внизу, успокоившееся было ненадолго, возобновилось.
   Разбудило её нервное Божеково: Энха! Она подскочила - и в предрассветной серости, до сих пор покрытой фиолетовой пеленой, увидела сугута, вползающего в окошко. Тому это вползание явно давалось тяжело, он цеплялся за блоки, соскальзывал вниз, как кисель, а затем снова пытался просочиться. Снова соскальзывал, снова начинал, но постепенно всё же накапливался на подоконнике во всё большем и большем количестве.
   - Следующий раз надо будет затыкать окна, - заметила Энха, когда сугута заметно прибыло, и процесс вползания ускорился.
   - Королевскими магами? - раздражённо уточнил Божек, беря в руки её совню.
   В воздухе неслышно промелькнуло белое мерцающее облако, впиталось в сугута, и через несколько мгновений разорвало его на мелкие ошмётки.
   - У местных, я смотрю, - заметил Иржи, развалившись на тюфяке, - какие-то странные представления о способах применения королевских магов.
   - Не водилось их здесь никогда, - хмуро буркнул Божек. - Слишком высокого полёта птицы, чтобы снизойти до нашей глубинки. Вот и... способы их применения... неведомы нам.
   Энха ожидала какую-нибудь очередную остроту, однако Иржи почему-то промолчал.
  
   Проснулась она поздно, когда солнце уже показалось над горами, и нечисть наконец-то попряталась по всем дырам и щелям. После ночных ментальных атак голова была тяжёлой, неприятно ломило у основания черепа, в груди болело, а мир до сих пор был подёрнут фиолетовой пеленой, пусть и не такой яркой, как ночью. Божек сидел на своём тюфяке, выглядел помятым и больным. Иржи не было, как и его заплечного мешка.
   - Насовсем ушёл? - хрипло спросила Энха, не вставая.
   - Около прорехи что-то делает, - неприязненно буркнул Божек. Помолчал и признался: - В последний месяц я тут часто ночевал. Нечисть каждую ночь внизу паслась. Но хаттатов не было.
   Она закрыла глаза, чувствуя себя совсем разбитой. Хотелось полежать ещё, хоть немного...
   Второй раз разбудило её то, что Иржи потряс её за плечо и позвал:
   - Энха, просыпайся.
   Надо же. Её имя вспомнил.
   Она села, с трудом разлепила глаза, сразу заслезившиеся от света. Затылок и спину ломило по-прежнему, фиолетовый туман заметно посветлел.
   - Божек, - сипло позвала она, - у тебя в глазах фиолетово?
   - Нет, - пожал он плечами. Судя по его виду, он тоже только что проснулся.
   Иржи, прищурившись, посмотрел на Энху, оценил её нездоровый вид:
   - На тебя ночью хаттат ментально воздействовал? - с подозрением спросил он.
   - А как ты думаешь? - огрызнулась она, вставая. Спина отдала болью, но уже не так, как в первое пробуждение.
   - А мне сказать, что тебя хаттат достал? - со злостью спросил он. - Язык же вроде есть!
   - Спал ты слишком хорошо, королевский маг, - зло буркнул Божек. - Спи и дальше. А нам не впервой, мы привыкли.
   - Если ты закончил, - сухо бросила Энха Иржи, - тогда пошли. Надо засветло дойти до Крапивника.
  
   Пока они добрались до первого притока Огже, с запада набежали плотные серые тучи. И хотя дождём они не полились, темнеть стало раньше, и на гору с эльфийскими руинами пришлось взбираться настолько быстро, насколько они могли. Энха каким-то обострившимся восприятием ощущала вокруг словно бы пару дырок в пространстве и уже по опыту Маяка догадывалась, что это нечисть, а потому останавливаться было нельзя. Путники на последнем дыхании уже в сумраке промчались по террасе, пролезли в постоялый двор, забаррикадировались и наконец-то перевели дух. Снаружи вскоре кто-то начал шуршать и скрестись, а вот ощущение дырок к Энхиному разочарованию пропало.
   Иржи сотворил магический светлячок, и они поужинали остатками хлеба и сыра, оставив последние куски на завтрак. Поев, Энха завернулась в свой плащ и растянулась на соломе. Хотелось надеяться, что сюда хаттаты ещё не добрались, и ночь пройдёт спокойно.
   - Энха, - позвал Иржи, тоже заворачиваясь в плащ в своём углу, - давай, если ночью тебя опять нечисть достанет, ты скажешь мне, а? Я, конечно, знаю, что тебе связать три слова всегда было непосильной задачей, дать в нос у тебя получалось гораздо лучше. Но хоть пни или в морду дай, что ли. А я уж попробую догадаться, к чему это.
   Что да, то да. В школе риторика была для неё сущим адом. Любой учебный диспут обычно оканчивался тем, что она теряла терпение и начинала лупить оппонента. Один раз учитель поставил ей в пару Иржи. Тот очень быстро своими аргументами, пересыпанными насмешками, припёр её к стенке, на что она разъярилась и запустила в него тяжёлым латунным подсвечником, а потом, не давая опомниться, сделала подсечку и двинула в ухо.
   Два шрамика - один на скуле, второй на носу - у него остались до сих пор.
   Энха не ответила. Помолчала, глядя в наклонный то ли потолок, то ли стену.
   - Прореху на Маяке устроил маг? - спросила она.
   - Да, - скривился Иржи, ожидавший всё же ответа на свою просьбу. - Проколы сделаны отсюда. Колдовали в течение долгого времени, истончение накапливалось. А потом ткань пространства лопнула.
   - Прореха будет расти?
   - Да. Пока не дойдёт до краёв истончения. То есть раза в полтора ещё вырастет.
   Энха смотрела в каменную кладку, подсвеченную магическим светлячком. Часть нечисти вымрет, не вынеся светлой эльфийской магии. На носу зима, часть замёрзнет. Но той части, что доберётся до людей, будет более чем достаточно, чтобы жизнь в Околье, и так не сладкую, превратить в кошмар. И на то, что король пришлёт королевских магов, которые смогут закрыть её, надежды нет. Если уж его не беспокоят прорехи на болотах, через которые идёт дорога из Торопца в Городище и по которой достаточно часто ходят люди, то тем более его не обеспокоит прореха где-то на самой окраине Моравы.
   Энха повернулась на бок и закрыла глаза. Вдалеке завыл мрой.
   Что можно сделать?..
  
   Глава 10. Иржи. Поездка на границу
  
   За время отсутствия Иржи в Сыскном приказе ничего не изменилось. Изъяли пару незаконных артефактов - на этот раз обыкновенных, прикрыли лавочку магических вещей, владелец которых занимался откровенным портачеством, выловили из Салашки труп мага с перерезанным горлом, нашли очередной расчленённый труп - в общем, обычная текучка. Слушать рассказ Иржи о поездке в Околье сбежался весь Приказ, его записи о результатах проверки пошли по рукам и изучились досконально. Самые скептики проверили по справочникам, чтобы убедиться - прореха не стихийная и не пробита нечистью со стороны мира демонов. А однозначно сотворена магом из мира людей.
   - Это же какой силы должен быть маг, - протянул Алоис, - что проделал такую дыру?
   - Коли судить по состоянию завесы, - задумчиво пригладил седые усы пан Геза, рассматривая числовые значения и схемы, - я бы сказал, что здесь колдовали долго, но не очень сильно. Или сильно, но с большими перерывами, за которые проколы успевали частично затянуться. Или без перерывов, но маг для каждого следующего колдовства переходил на другое место.
   - Зачем вообще, - не понял пан Отокар, вытягивая шею, чтобы тоже рассмотреть схемы, - тёмному магу колдовать на эльфийских руинах, где сплошная светлая магия и ни капли тёмной? Чтобы сделать прокол в мир демонов в таком месте, нужны лишние усилия. Почему ему не поселиться на тех же болотах, где тёмной магии - бери не хочу?
   - А ты хотел бы жить на окольских болотах? - съехидничал Безуха. - Сыро, мокро, комары, гули. Нечисть кишит, как блохи на крысах.
   - В самом деле, - согласился пан Игнац. - Гора - более комфортное место.
   - Там горы бесплодны, - возразил Иржи. - Воды и еды нет, нужно приносить с собой. Тоже долго не проживёшь.
   - А долго и не надо. Пришёл, сделал артефакт-другой - и ушёл.
   Артефактор Макарек покачал седеющей головой:
   - Если щуркинские артефакты создаются путём расслоения и снятия крупнодисперсного слоя, - возразил он, - то на это нужно много времени. Изготавливаемый артефакт около месяца должен находиться под воздействием специальных артефактов. При этом каждые четыре-пять дней требуются... различные манипуляции с ними. То есть маг должен приходить туда каждые дней пять.
   - А ты, когда там был, - уточнил пан Отокар у Иржи, - поисковым заклинанием не проверил наличие посторонних? На всякий случай?
   - Проверил. Кроме нас троих никого не было.
   - А зачем, кстати, - насторожился пан Геза, - туда полез тот ваш третий?.. Божек, - вспомнил он. - Может, он и лез артефакты делать?
   - Он сказал, - покачал головой Иржи, - что искать эльфийские древности. Я его ночью магически прощупал. Как маг он слаб, примерно как наш Шимек.
   - А амулет-маска, - уточнил Шимек, - заглушает только магический отсвет, который виден из мира демонов, или детекторы тоже обманывает?
   - Раскачанность захвата магии приглушает, - объяснил Макарек. - Но не полностью... Иржик, как далеко ты находился от него, когда проверял магически?
   - Спина к спине.
   Штатный артефактор уверенно покачал головой.
   - На таком расстоянии никакая маска детектор не заглушит. А кроме того, будь на том Божеке амулет-маска, Иржи почуял бы её ещё на дальних подступах безо всяких детекторов.
   - А немаг, - уточнил Безуха, - не может проводить с артефактами нужные... эти... манипуляции?
   Макарек снова покачал головой:
   - В процессе расслоения... Да, в общем-то, в любом длительном процессе создания артефактов нельзя написать инструкцию, например: Передвинуть базовый артефакт на два вершка или деактивировать третий стабилизатор... Нужно точно смотреть, как изменилась структура, на какой степени выдыхания воздействующие артефакты, на какой стадии изготавливаемый артефакт... Так что здесь нужен исключительно маг.
   Следователи замолчали. Версия с Божеком не выдерживала критики.
   - Тогда выходит, - подытожил пан Отокар, - наш неведомый маг тихо живёт где-то в лесу у речки, кушает грибочки, а на Маяк периодически ходит колдовать... Иржик, а ты не обыскивал тот Маяк на предмет артефактной лаборатории?
   Иржи признался, что нет, досадуя на самого себя, что не догадался сделать это.
   - Тогда можно, - предложил пан Игнац, - прочесать ближайшие леса и поискать, где обустроился наш маг.
   На него посмотрели скептически.
   - Кто этим будет заниматься? - отозвался пан Геза. - Местные скажут, что это не их дело. Даже коли мы достучимся до короля и он пошлёт приказ местным баронам и наместникам, скорее всего они отпишут писульку, что всё прочесали, но, увы и ах, кроме белок и зайцев никого не нашли. А сами даже не почешутся оторвать задницы от скамеек. А коли Сыскной приказ в полном составе поедет туда прочесывать тамошние леса, боюсь, пропавших без вести магов в Мораве станет больше.
   Ему ответил дружный хохот.
   - Всё, что мы можем, - добавил пан Геза, когда хохот стих, - это поставить в известность тамошнего мага, который уездный. Пан Витольд Ловчек, барон Крутицкий. Как я понял, он пользуется авторитетом во всём Околье. Пускай всякие там охотники и грибники сообщают ему, коли найдут что интересное.
   - Ему и так сообщают, - ответил Иржи, - если находят что интересное.
   - Ну а большего мы ничего сделать не можем. Только коли наш маг - Желда он или не Желда - проявит себя как-то конкретнее.
  
   К Макареку Иржи вместе с паном Отокаром и жбаном пива спустились под вечер, когда покончили с рабочей текучкой. Макарек убрал с лабораторного стола книги и отнёс их на маленький столик у стены, кружку с отбитой ручкой, приспособленную для перьев, и чернильницу поставил на полку. Пан Отокар разлил пиво по кружкам, Иржи принёс третью табуретку, и следователи сели и выпили.
   - Тот незаконный ментальный артефакт, - сообщил Макарек Иржи, - что ты изготовил, я подверг расслоению. Процесс это долгий и ещё не закончен, но насколько я могу уже видеть, глубина пропечатки рун недостаточная.
   - Даже у Иржика недостаточная? - изумился пан Отокар, едва не поперхнувшись пивом. - Это же какой силы должен быть маг?!
   - Королевские маги, - объяснил Иржи, - тоже бывают разной силы. На пятый курс студенты переводятся, если уровень захвата магии достигает определённого порога - трёх четвертей тестового шара. Но у кого-то ровно три четверти, а у кого-то полный шар. И у меня уровень лишь немного превысил эти три четверти даже на выпуске.
   - Выходит, нам нужно искать королевских магов, у которых уровень заполнения тестового шара больше трёх четвертей.
   - Насколько я знаю, - Макарек пригладил седеющую бородку, - данные об уровне заполнения тестового шара сохраняются в университете в делах студентов.
   - Это надо идти в университет, - отозвался Иржи с невольной радостью. - Там поднимать архивные документы по выпускникам.
   И Макарек, и пан Отокар посмотрели на него с нескрываемым ехидством.
   - Ну сходи, Иржик, - хмыкнул пан Отокар, - сходи. Утром постарайся вернуться не слишком замученным.
   Настроение мгновенно испортилось. Следователи уловили и это.
   - Что, - посочувствовал Макарек, - зазнобушка не даёт? Так ты, может, не так действуешь. Знаешь, можно действовать двумя способами. Можно тюкнуть по голове - и в постель. А можно долго носить ей вино, цветы и конфеты...
   - А потом, - хохотнул пан Отокар, доливая себе пива, - тюкнуть по голове и в постель.
   Угу. Энху. По голове. Иржи знал её уже семь лет, и за это время на собственном болезненном опыте успел чётко усвоить, что рефлексы у неё отменные, что бьёт она раньше, чем думает, и бьёт нещадно.
   Поход в университет расстроил, потому что, как оказалось, к Энхе пришли Мнишек и Злобка и позвали на богослужение в храм в честь какого-то праздника, так что ждать её в ближайшее время не приходилось. А в архиве Иржи просидел до первой стражи, проверяя папку за папкой и тщательно читая данные по королевским магам. Тех, кто заполнил бы тестовый магический шар полностью, вообще не существовало, а наибольшие показатели заполнения за последние пятьдесят лет оказались у семи магов. Из них четверо были мертвы и их смерть подтверждена официально. Один обитал во дворце. Один держал участок границы за Кивейскими болотами. И последним оказался тот самый Желда Хойничек.
   Когда Иржи принёс эти данные в Сыскной приказ, следователи некоторое время молчали.
   - Ещё один аргумент в пользу того, - пан Геза пригладил седые усы, - что в Околье действует Желда Хойничек. Но нам сейчас нужен не он, а артефакт, созданный королевским магом, который был бы сильнее Иржи.
   - Таких живых только двое, - пан Отокар пробежался по списку глазами. - Один дворцовый и один пограничный.
   Следователи посмотрели друг на друга. Дворцовый был ближе, в полуверсте. Но идти на поклон к дворцовым индюкам... Легче съездить на границу.
   - Вот ты и съезди, Иржик, - похлопал его по плечу голова Сыскного приказа.
   - Не забудь привезти зазнобушке лапку гуля, - напутствовал его пан Отокар.
   - Эта зазнобушка, - буркнул Иржи, - сама целого гуля может притащить.
  
   От портала в Заполошье - маленького городка, считавшегося, однако, краевым - он добирался до границы три дня. На юге Моравы шли затяжные дожди, и прямую дорогу через болота затопило. Пришлось делать большую петлю и огибать их с севера. Дороги там, которые никогда никто не мостил, тоже были размыты, и конь увязал в них порой по колено. До крошечной деревеньки на семь дымов, где жили два пограничных мага, Иржи, промокший и продрогший, добрался к вечеру третьего дня. Дверь дома - деревянного сруба с несколькими пристройками - открыла немолодая женщина. Она сообщила, что хозяин должен вернуться только завтра, однако гостеприимно пригласила в дом.
   Хозяин в самом деле вернулся утром следующего дня, когда хозяйка уже накормила Иржи гречневой кашей, сдобренной мёдом и брусникой, и поставила перед ним кружку травяного настоя. Маг бросил замотанный в верёвки труп ак-гуля во дворе, снял в холодных сенях высокие сапоги, пропитанные специальными настойками, чтобы не пропускать влагу, и вошёл в горницу.
   Был он невысокий, Иржи всего по плечо, худощавый и жилистый. Светло-рыжие волосы мокрыми прядями ниспадали на плечи, а бородка была значительно темнее шевелюры.
   - Иржи, - представился Иржи, поднимаясь из-за стола и протягивая ему руку. - Сыскной приказ Велеграда.
   - Длугош, - сипло отозвался маг, отвечая на рукопожатие. Иржи заметил у него на горле неровный шрам. - Марта, завари шалфея.
   Хозяйка поставила перед ним миску с кашей, насыпала в железную кружку едко пахнущих листьев шалфея, залила холодной водой, поставила эту кружку в большой чугунок с горячей водой и сунула в печь.
   - Что ж, Иржи, - сипло заговорил маг, покончив с кашей и вымыв руки из глиняного кумгана, подвешенного к потолку. - Чем же я заслужил внимание Сыскного приказа?
   Вместо ответа Иржи вынул из заплечного мешка один из щуркинских артефактов и положил перед Длугошем.
   - Тебе такое знакомо?
   - Разумеется, - пожал он плечами и взял в руки артефакт.
   Иржи насторожился. Не просто знакомо, но и разумеется?
   Однако стоило Длугошу магически прислушаться к артефакту, как на его лице отразилось сначала сомнение, потом озадаченность, а затем и удивление. Он вынул из поставца у стены блокнот и перо с чернильницей и переписал в него руны с артефакта. Некоторое время всматривался в них, затем уверенно покачал мокрой ещё головой:
   - Беру свои слова обратно. Это изготавливал не я.
   - Ты изготавливаешь такие артефакты? - уточнил Иржи.
   - Смотря в каком смысле такие, - глянул на него Длугош. - На носителе такой формы - да. Такой направленности - да. Мне приходится создавать внушайки, потому что через Кивейские болота - знаешь ты это или нет - идёт контрабанда дури. И мне этих поставщиков дури приходится вылавливать и выпытывать у них всё, что им известно. С внушайками, как понимаешь, это сделать значительно проще. Но именно такие связки рун, - он кивнул на лист - я не использую и никогда не использовал. А к тому же твой артефакт, - он снова взял его в руки, - выдохшийся, на нём осталась только мелкодисперсная магия.
   - Есть основания считать, - возразил Иржи, - что он не выдохшийся, а был таким и изготовлен. Потому что действует он очень сильно, но при этом незаметно.
   - Это естественно, потому как чем на более мелкодисперсных слоях идёт воздействие, тем меньше это воздействие заметно... Только такой мелкодисперсный артефакт я не смогу создать при всём моём желании. Если уж ты сильный маг, то создавать артефакты и заклинания иначе, как крупнодисперсные, ты не сможешь.
   - Чем сильнее маг, - пытливо глянул на него Иржи, - тем до более глубоких слоёв магии он может впечатать руны. И есть предположение, что этот артефакт, - он кивнул на щуркинский лазурит, - был изготовлен крупнодисперсным, однако потом подвергся расслоению, и с него сняли крупнодисперсный слой.
   Длугош задумался.
   - Может быть, - признал он. - Но какое отношение к этому имею я?
   - Ты сказал, - напомнил Иржи, - что изготавливаешь артефакты на носителе такой формы. Почему?
   Длугош усмехнулся.
   - В том, чтобы быть очень сильным магом - а мой уровень тебе, я полагаю, известен - есть свои неудобства. Одно из них - это то, что я не могу создавать артефакты в полную силу на носителе обычной формы. Чтобы не быть голословным... У тебя есть пустой носитель стандартной формы, которым ты можешь пожертвовать? Я могу, конечно, пожертвовать своим, но не хотелось бы.
   Иржи достал из заплечного мешка пустой каплевидный лазурит и отдал Длугошу. Тот взял его в пальцы.
   - Итак, артефакт у тебя тёмный. Значит, я создаю тёмный накопитель.
   Иржи чётко ощутил сначала одну волну тёмной магии, затем вторую. Длугош протянул ему лазурит.
   - Проверяй.
   Иржи проверил. Лазурит был заполнен тёмной магией под завязку.
   - Теперь руны, - Длугош забрал камешек и прочитал руны на бумажке. Прикрыл глаза, пошевелил губами, чтобы запомнить последовательность и связи. Снова открыл глаза, опять прочитал, снова закрыл и вслух повторил. Некоторое время сидел, сосредоточившись, формируя у себя на магии нужные руны, затем кивнул.
   - Я готов. Визуализировать нужно?
   - Если не трудно.
   Маг положил накопитель себе на левую ладонь, правую поднял сверху. Под ней засветились руны, Иржи кивнул, что именно те, что были записаны на бумажке, и Длугош чётким движением впечатал их в накопитель.
   Тот рассыпался на мелкие осколки.
   - Вот, - маг продемонстрировал эти осколки Иржи. - Так бывает всякий раз, когда я пытаюсь создать артефакт на обычном носителе в полную силу. Мне приходится либо надевать амулет, который немного блокирует захват магии, либо брать носитель другой формы. Именно такой, - он показал на круглый уплощённый лазурит с отверстием посередине. - Такая форма напор моей магии выдерживает.
   Иржи задумчиво смотрел на осколки лазурита в его ладони. Вот и объяснение, почему щуркинские артефакты создаются на носителях нестандартной формы - потому что маг, создающий их, слишком силён. Осталось только понять, как с них снимают крупнодисперсный слой. Ну и найти, кто это делает. Потому что Длугош не лгал, когда говорил, что к щуркинским артефактам он не причастен - Иржи и сам чувствовал, что это не ложь, и детектор в рукаве это подтверждал.
   Иржи достал из своего заплечного мешка лазурит округлой формы и передал его Длугошу.
   - А сейчас, - попросил он, - создай, пожалуйста, такой же артефакт на этом носителе.
   Длугош усмехнулся и взял лазурит в руки.
  
   Глава 11. Энха. Руны
  
   Примечания:
   Рюень - славянское название сентября.
  
   В университете было как всегда, за пять дней её отсутствия ничего не изменилось. Энха расставила по полкам скопившиеся книги, подмела и помыла пол, набросала карандашом третью иллюстрацию в Сказках эльфов Поозерья. Вечером пришёл Мнишек и позвал в храм на вечерню. Вернувшись, Энха узнала, что приходил Иржи, отнесла принесённые им пирожные Злобке и снова попробовала наполнить магией руну аэварре.
   С наполнением руны дело не продвигалось никак. Энха всегда, как только появлялось свободное время, пыталась наполнять её магией. Посылала импульс за импульсом, но... Иногда начинало казаться, что камень становится холоднее, иногда даже казалось, что вокруг него появляется едва заметное зеленоватое сияние, но стоило отложить его ненадолго в сторону, а потом снова посмотреть и взять в руки, то становилось ясно, что и свет, и холод - это всего лишь самовнушение.
   Энха тщательно давила в себе отчаяние и пыталась придумать, что делать. Пани Збигнева говорила ей, что если не получается, можно попробовать что-нибудь поменять. Только что менять?
   Первое, что приходило в голову - руну. Руна аэварре ей не нравилась. Вернее, не то чтобы не нравилась - ей все руны нравились, но некоторые ей нравились больше, как та же светоносная элевель. Однако руна элевель была вырезана с огрехами. Энха попыталась накачать магией её, но... Ощущения были какими-то царапающими, как если бы она пыталась гладить не котёнка по шёрстке, а рыбу против чешуи. Энха подумала и вспомнила, что она всё же дочка резчика. Да, её отец был резчиком по дереву, и Энха была обучена резьбе по дереву, но почему бы не попробовать резать по камню?
   Она сходила к Дече, разжилась у него скарпелем, спустилась в подклет, там из кладовой утащила лазурит нужной формы, тоненько карандашом нарисовала на его гладкой синей поверхности руну элевель и принялась аккуратно выцарапывать её. На это ушло два вечера, но итог радовал своей идеальностью.
   Однако и с идеально вырезанной руной наполнить её магией не получилось. Всё было точно так же, как и с руной аэварре - вроде бы в какие-то моменты начинал чувствоваться светлый фон, вроде бы иногда казалось, что она начинает светиться. Но стоило отвернуться и посмотреть снова - ничего. За седмицу дело с мёртвой точки не сдвинулось.
   Сжимая зубы и заставляя себя не отчаиваться, Энха взяла в библиотеке учебник по артефакторике. Написан он был бессвязно, некоторые темы повторялись несколько раз, другие были разбиты и всунуты в разные разделы. На изучение учебника ушло ещё три дня и никакого проку от него не было. В нём было написано всё то же, что ей рассказывала пани Збигнева, только более пространно, с отступлениями и экскурсами в историю. Несколько раз повторялось, что магию нужно подавать мощными импульсами, иначе она не зацепится за артефакт или руну, ибо некоторые пытаются вливать магию потоком, ссылаясь на то, что, мол, так делали эльфы, однако сие является грубейшей ошибкой и полнейшей нелепостью, потому как многократные попытки подавать магию потоком не приносили ничего, кроме магического истощения...
   Может, Энха бы и приняла это к сведению, захлопнула учебник и пошла пытаться дальше, но глаза зацепилось за слово эльфы. Так делали эльфы... В её венах течёт эльфийская кровь. Сколько, правда, там той крови, перепавшей её предкам столетия назад... Но если так делали эльфы, то почему бы не попробовать и ей? Она ничего не потеряет, если попробует. Терять ей нечего.
   Вливать магию струйкой оказалось легче. Руна, правда, по-прежнему не наполнялась, зато Энха в какой-то момент начала чувствовать поток в себе. Даже не поток, а... а преобразование, что ли. Словно бы где-то, в ней и не в ней одновременно, магия мягко становилась другой. И шла - по ней и не по ней...
   - Любопытно, Ханичка, - покачала головой пани Збигнева, когда Энха, волнуясь, рассказала ей о своих ощущениях. - Очень любопытно. Я такого не знаю. Лично я никогда таким образом магию не чувствовала, ни тёмную, ни светлую. Я её просто... - она засветила в руке маленький светлячок и прислушалась к собственным ощущениям, - просто захватываю и преобразовываю.
   Она потушила светлячок.
   - Но всё индивидуально, Ханичка. Может, у тебя так. В любом случае - у тебя прогресс идёт. Туда или не туда - но он есть, и куда-нибудь приведёт.
   Однако пока он никуда не приводил. Магия шла, мягко, плавно, приятно, но в руне не держалась - теперь уже было очевидно, что она не держится. Никак, что бы Энха ни делала. Она пробовала менять пальцы, направление потока - ничего. Попробовала убрать блокирующий палец или как-нибудь по-другому выставить блок - тоже ничего. Попробовала просто зажимать камешек в ладони - вроде бы начало казаться, что что-то изменилось, но когда Энха через полчаса упорной подачи магии рискнула приоткрыть ладонь и посмотреть на руну, та и не думала светиться. Ничего не изменилось ни через час, ни через два, ни на следующий день. Ни через седмицу.
   Зато как-то незаметно само собой появилось чувствование магического фона. Пока Энха возилась с рунами, она подзабросила накопители, по которым пыталась чувствовать магический фон, не касаясь их. Потом вспомнила, достала шкатулку с накопителями и... И вдруг поняла, что может безошибочно разделить их на тёмные, светлые и пустые. Поставила шкатулку перед пани Збигневой, взяла деревянный пинцет и, почти не задумываясь, разложила накопители по трём неравным кучкам.
   - Вот так да, - одновременно и радостно, и потрясённо покачала головой пани Збигнева. - Ты меня поражаешь, Ханичка. За полтора месяца научиться воспринимать фон - это получается у единиц. Знаешь что... Будь добра, сходи ко мне в покои, там на трюмо висит амулет на жёлтом шнурке. Именно на жёлтом. Принеси его. Только давай для чистоты эксперимента бери его только за шнурок.
   Энха сбегала и нашла требуемый амулет. И пока несла его назад в гостиную, держа его за шнурок и на всякий случай подальше от себя, пыталась разобраться в своих ощущениях. То ей мерещилась боль в голове, то ощущение наполненности. А когда она положила его на стол, на какой-то короткий момент ей вдруг показалось, что вокруг амулета завихряются два потока: фиолетовый и зелёный.
   - Можешь определить, что это? - с любопытством глянула на неё пани Збигнева.
   - Он и тёмный и светлый одновременно, - сама себе не веря, ответила Энха.
   - Верно, Ханичка, - просияла старушка, - именно так. Ну, раз у тебя это получается, значит, переходим к следующему... уровню - определению назначения артефакта. Смотри, Ханичка. Все амулеты создаются следующим образом: лазурит напитывают под завязку магией, а потом на этой магии магически печатают нужный рунный комплекс. Смотри, показываю процесс. Вот светлый накопитель, - пани Збигнева взяла один. - Он магией уже напитан. Ты сейчас с руной элевель работаешь, вот её и возьмём. Я захватываю магию и формирую из этой магии элевель...
   Энха ойкнула - под рукой пани Збигневы проступила, словно по воздуху написанная, руна элевель.
   - Это я для тебя визуализировала, - пояснила она. - Так-то руны не видны. Вот я захватила, в руну сформировала - и теперь впечатываю.
   Короткое движение - и руна устремилась к лазуриту, осела на нём и растаяла. Лазурит засиял мягким желтоватым светом, и Энха сглотнула, давя горечь. Она уже две седмицы пытается наполнить магией руну элевель - и никак. А здесь одно движение - и готово.
   - И вот теперь, - пани Збигнева подала Энхе лазурит, - тебе нужно эту руну элевель считать.
   - Как?
   - Я-то тебе могу сказать, Ханичка. Да только магический фон ты воспринимаешь нестандартно. А потому и стандартно считать руны ты тоже вряд ли сможешь. Обычно маг посылает магический импульс и слушает отклик. Попробуй так, и если не получится - будешь искать свои варианты. Для начала пробуй с касанием.
   Энха осторожно взяла светящийся лазурит, закрыла глаза и послала в него магический импульс. Ничего. То есть светлый фон она чувствовала, а руну элевель на нём - нет. Попробовала ещё и ещё раз - ничего.
   - Этот артефакт, - предупредила пани Збигнева Энху, кивнул на светящийся лазурит, - продержится два, от силы три дня. Когда перестанет светиться, приноси мне, я сделаю заново.
  
   В один пасмурный день в библиотеку толпой хлынули нервничающие первокурсники, которым, как выяснилось, резко назначили зачёт по природной магии. К счастью, не все тридцать девять человек, а только двадцать два. Энха принесла шесть книг, которые они требовали, и объяснила, что больше нет. Выдала их шести счастливчикам, стоявшим первым в очереди, а самым возмущающимся развела руками и предложила наколдовать недостающие книги. Маги они или нет?
   Злобка, стоявшая десятой в очереди, пробралась к стойке и чмокнула Энху в щеку.
   - Хорошая идея - книги наколдовать, - хихикнула она. - Хотя я бы сразу не книги колдовала, а знания в голове.
   - А почему, - полюбопытствовала Энха, - вы не по учебникам готовитесь? Вам же всем выдавали.
   - Пан Вродек считает, что эти учебники не годятся и в них всё написано не так. А так написано только в этих шести, что ты отдала. Хотя пан Даник эти учебники хвалит и лекции читает только по ним.
   - Зачем тогда учебники, - не поняла Энха, - если лекции читать по ним?
   Злобка пожала плечами.
   - Знаешь, - негромко призналась она, рассеянно глядя, как расходятся её однокурсники. - Тут в учёбе много такого... Я как-то совсем по-другому себе всё это представляла. Вот, казалось бы... Смотри, например, ты считаешь, что когда печёшь коржи, противень надо смазывать маслом, а я считаю, что не надо. И мы поспорили, надо смазывать или не надо. Пример дурацкий, но неважно... Что мы будем с тобой делать?
   Энха удивлённо посмотрела на неё:
   - Испечём коржи на двух противнях, один смажем, а второй не смажем, и посмотрим, как лучше.
   - Вот, - кивнула Злобка. - Мы проверим. Теорию на практике проверим. А магистры у нас каждый держится за ту теорию, которая ему нравится, и... Так правильно, потому что я так сказал. Мне казалось, что если... разошлись в том, какая истина истинная, так надо поставить опыт, или, если опыт невозможно поставить, почитать книги, привести логические доводы... А тут никто этого ничего не делает. По книгам лекции читают - и всё. А задаёшь какой-нибудь вопрос - не отвечают. Или ругаются, что не по теме думаем, или говорят, что все ответы были в лекции, или говорят не задавать глупых вопросов. Вот сегодня у нас у пана Шевко лекция была, он про создание артефактов рассказывал.
   Энха внутренне слегка подобралась. Как раз недавно они с пани Збигневой на эту тему говорили.
   - Он всю лекцию говорил, как нужно наполнять магией лазурит, как впечатывать руны, нарисовал несколько каких-то связок... Хотя мы руны ещё не проходили, они только во втором семестре будут. Мы срисовывали те закорючки вообще без понятия, что это. Из нас только Вацек из Лившицы их немного знает. Так Вацек спросил, говорит, что руны предназначены для светлой магии, потому что это творение эльфов, а эльфы тёмной магией не пользовались. И спросил, что будет, если их впечатать на тёмный накопитель. Пан Шевко рассердился и заявил, что нужно было слушать на лекции, он всё это говорил. Мы потом перечитали лекцию - а там ни слова про это.
   Энха задумалась. А в самом деле, что будет, если ту же элевель впечатать на тёмный накопитель?
   Первокурсники уже разошлись, и в библиотеке остались только они со Злобкой. Энха потянула приятельницу в архив, где пани Збигнева перебирала документы.
   - Пани Збигнева, - спросила она, входя в маленькое помещение архива, где вдоль стен стояли сундуки, а на полках пылились деревянные папки, - скажите, а что будет, если руны впечатать в тёмный накопитель?
   - Будет тёмный артефакт, - пожала плечами старушка, вынимая несколько листов из одной из папок. - Другое дело, что не все руны зацепятся за тёмный фон. Те же элевель, тахмие, аэварре - они просто не возьмутся.
   - Это свет, огонь и холод, - пояснила Энха Злобке.
   - Для некоторых рун, - продолжила пани Збигнева, - полярность фона не имеет значения. Атраве, зенай... Это две руны силы, - пояснила она для Злобки, - будут одинаково работать на любом фоне. Но у большинства рун будет разный эффект. Например... Например, руна махъя - пустота. На светлом фоне она будет маскировать от нечисти, а на тёмном - способствовать тому, чтобы человек что-то забыл.
   - Вот почему, - непонимающе спросила Злобка, - пан Шевко не мог этого сказать?
   - Может, потому что не знает сам? - многозначительно посмотрела на неё пани Збигнева. - Мне кажется, девонька, в квалификации некоторых магистров ты уже имела возможность... усомниться.
   - Наши некоторые говорят это, - призналась Злобка. - У нас много чего говорят. Но я как-то думала, что это я чего-то не понимаю.
   Энха предложила Злобке остаться у них попить чаю, но стоило ей развести самовар, как началось нашествие третьекурсников, которым внезапно назначили практику. Из пятнадцати третьекурсников пришло девять, а нужных книг оказалось только четыре и ещё пятая, которая подходила частично. Энха спросила у Мнишека, им что - тоже выданные в рюене учебники не годятся?
   - Годятся, - несколько отсутствующе объяснил Мнишек, стоявший пятым в очереди и поэтому забравший пятую книгу, частично подходящую. - Только они... очень неполные.
   - А на лекциях разве не читают?
   - Пан Никиф? - усмехнулся Мнишек. - Он на лекциях заигрывает с девушками и рассказывает о том, как жил во дворце. И очень редко вспоминает о теме лекций. Правда, на экзамене и спрашивает так же: сам спросит, сам расскажет о своём похождении по фрейлинам и похвалит, что всё хорошо. Только у нас практика, а не теория, а на практике мы... не фрейлин соблазнять идём.
   - Почему тогда не купят или не допечатают нужные учебники?
   Мнишек улыбнулся своей немного потусторонней улыбкой:
   - Есть вещи более важные, чем допечатка учебников или ремонт университета. Например, купить в кабинет ректора позолоченный канделябр гномьей работы.
   Энха промолчала. Только впервые где-то внутри зашевелился червячок сомнения.
   Когда Энха уже накрыла столик в верхней гостиной, пришёл четверокурсник и, едва цедя сквозь зубы слова, потребовал - не попросил, а потребовал - книгу, которая на руки не выдавалась. Энха ответила, что эта книга в единственном экземпляре и на руки не выдаётся. Четверокурсник опёрся руками о стойку и посмотрел на неё:
   - Давай книгу, - с расстановкой процедил он, - мне надо. А своё не выдаётся засунь себе... туда, куда и суют.
   - Книга на руки не выдаётся, - повторила Энха.
   Студент сделал резкое движение рукой. Энха не поняла, хотел ли он схватить её или это было заклинание, но рефлексы сработали быстрее - она резко увернулась и нырнула за стеллаж. В воздухе мелькнула зелёная вспышка, а на том месте, где она только что стояла, разлилась вонючая лужа чего-то синего, брызнув ей на котту и прожёгши в ней дырочки. Студент расхохотался, бросил: Получи, сучка, развернулся и, хлопнув дверью, ушёл.
   - Сволочь! - со злостью бросила Злобка, видевшая всю сцену.
   Пани Збигнева, которую девушки позвали, чтобы спросить, что делать с кислотной лужей, покачала головой, попросила принести какой-нибудь пустой глиняный горшок, каким-то воздушным мешком собрала жижу и слила в него. Энха тщательно укупорила, посмотрела на совершенно не повреждённый почему-то пол и спросила, что это за субстанция.
   - В просторечии называется уксусом, - пояснила старушка. - Хотя это ни с какой стороны не уксус. Высокоуровневое заклинание, применяется для потравы плесени. Так что молодой человек в некотором роде... почистил нам пол.
   - И какие у него свойства? - поинтересовалась Энха. Мозг методически перебирал варианты мести.
   - В концентрированном виде - а это вид очень даже концентрированный, - она кивнула на горшок, - прожигает тонкие предметы, поэтому применять заклинание можно только на предметах, которые толще вершка. Есть у него ещё вспенивающее свойство, поэтому в разбавленном виде в небольших количествах его иногда добавляют в выпечку вместо дрожжей. Только он вкус даёт... на любителя.
   Энха забрала горшок с уксусом, и они со Злобкой предприняли третью попытку выпить чаю. Вскоре к ним подтянулся Дече, унюхав то ли чай, то ли неприятность. Энха принесла ему третью чашку и баночку с мёдом - она знала, что он не любит сахар. Дече выставил на стол корзиночку кислой ещё осенней клюквы и коротко спросил:
   - Кто?
   - Рудинек с четвёртого курса, - ответила Энха.
   Он доставлял неприятности и в прошлом году. И как и в прошлом году на это надо было бы чем-то ответить.
   Они со Злобкой засыпали клюкву сахаром, ну и попутно попробовали её. Ягода была кислая и от сахара слаще не стала.
   - А если у него все конспекты выкрасть? - тихо предложила Злобка, запивая кислую клюкву сладким чаем. - Я знаю, где его комната.
   Энха и Дече неопределённо скривились. Выкрасть конспекты - это, конечно, суровая месть, но душа требовала чего-то более... заковыристого.
   - У нас есть уксус, - напомнила Энха.
   - Вылить в нужник, - предложил Дече.
   - Э-э-э... - Злобка захихикала и молитвенно сложила руки на груди. - Энха, можно я сегодня... у тебя переночую?
   - Вылить его на конспекты? - засмеявшись, предложила свой вариант Энха.
   На короткое время все замолчали. Всем троим в голову пришла одинаковая мысль.
   - С кем в комнате он живёт? - уточнила Энха.
   - Тоже козёл тот ещё, - поморщилась Злобка. - Сын местного аристократа, так нос дерёт... Но тому хоть кое-какие манеры привили.
   - Значит, будем прививать и Рудинеку, - кивнула она.
  
   Возможность отомстить представилась через три дня. Злобка с утра забежала в библиотеку и сообщила, что второй и третий курсы отбыли на практику и вернутся только вечером, первый на занятиях, а четвёртый сдаёт зачёт. Правда, где пятый, неизвестно, но в коллегии их нет.
   Энха переоделась из шаровар и длинной женской котты в штаны и короткую мужскую котту, косу убрала под тёмный клафт, краем которого прикрыла лицо, и забрала горшок с уксусом. Дече добыл из одного из нужников немного... содержимого, и они через хозяйственный двор пробрались к студенческой коллегии. Там было тихо. Заговорщики, здорово волнуясь, бесшумно прокрались по коридору, остановились около одной двери, и Дече отомкнул её заранее припасённым ключом.
   Комнатка была небольшая и загаженная: одежда валялась везде, на полу были рассыпаны крошки и разлито что-то липкое, стоял запах кислого вина; на столе были разбросаны книги и конспекты, поверх них лежал откушенный рохлик. Когда Энха и Дече вошли в комнату, от этого рохлика метнулась мышь. На одном из сундуков стоял укупоренный кувшин.
   Дече откупорил его, понюхал и вылил половину под одну из кроватей. Затем загрузил в него содержимое из нужника, Энха вылила туда же уксус, быстро укупорила кувшин назад, постаравшись вогнать пробку поплотнее, и они быстро покинули комнату, не забыв замкнуть за собой дверь.
   Вечером Энха и Дече, сидя на крылечке сторожки и потягивая вино, наслаждались весельем, царившим в студенческой коллегии. Кувшин не выдержал бурления и разлетелся на куски, когда четверокурсники ещё сдавали зачёт. Содержимое тоже разлетелось, заляпав собой всё в комнате, так что когда Рудинек с соседом вернулись к себе в комнату, их поджидало густое амбре, которое к вечеру заполнило всю коллегию. Ругань и проклятия студентов, у которых провоняло всё, доносились даже до хозяйственного двора. Прибежавшая Злобка сообщила, что винят пятикурсников.
   Пусть винят. Пятикурсники далеко не невинные овечки.
   Энха налила и ей вина, и они втроём продолжили внимать воплям и проклятиям студентов. Кое-кто из них потянулся ночевать в университет, захватив с собой одеяла, уже порядком благоухающие.
   - Энха, - Злобка заглянула ей в глаза, - ты ведь пустишь к себе переночевать?
   Энха засмеялась и кивнула.
  
   А следующим вечером прилетел ворон от Вито. В короткой записке он написал, что в Околье приехал отряд королевских магов и закрыл прореху на Маяке.
   Энха почувствовала, как по телу прошла волна жара. Как... Как и кто их уговорил или заставил? Вито и другие окольские бароны много лет посылали письма в Магический приказ и королю с просьбой позакрывать прорехи на болотах и Невежьей пустоши, и раз за разом получали равнодушный отказ.
   Пять человек было, - писал Вито. - Дворцовые. Я провёл их на Маяк, там мы ночевали две ночи. Назад вернулось трое, но один проживёт недолго. Я мог предотвратить эти смерти, но не стал. После первой смерти они вспомнили, что они не во дворце. После второй начали слушаться меня. Прореху закрыли, но это временно, потому что там пространство истончено на большой площади, и завеса может разойтись в другом месте.
   Энха перечитала письмо второй и третий разы. Закрыли прореху на Маяке... Она разойдётся, но, может, зимой это будет не так катастрофично, потому что часть нечисти перемёрзнет. До весны Околье доживёт, а там...
   Но всё же - кто или что заставило королевских магов поехать в Околье? Не у короля же сознательность проснулась?
  
   С напитыванием руны магией дело не двигалось. Никак. Энха попыталась вернуться и к импульсной подаче магии - ничего. Пробовала потоком - он в руну вроде и шёл, а не задерживался. Пробовала по-всякому менять положение пальцев и рук, перечитала все книги по созданию артефактов и базовые по магии - ничего. Вроде бы в отдельные моменты казалось, что руна начинает подсвечивать, но сунуть её в тёмный сундук - и сразу становилось видно, что ничего.
   Также ничего не двигалось и со считыванием рун с артефактов. Энха пробовала разные руны на разном магическом фоне - ничего. Ни на светлом фоне, ни на тёмном она не воспринимала ничего.
   Бездарь. Она всё-таки бездарь. И, наверно, прав Иржи, когда постоянно тыкает ей, что она не маг. Если за месяц ничего не сдвинулось с мёртвой точки, значит, она в самом деле бездарь. Как бы ни было больно и горько это признавать...
   В очередной раз он зашёл к ним на чай, когда погода установилась стабильно холодная и мокрая, дождь постоянно переходил в мокрый снег, а потом снова в дождь. Энха привычно заварила чай и накрыла на стол, чувствуя внутри себя какую-то разливающуюся обречённую пустоту. И даже рассказ Иржи о том, как он вычислил убийцу девочек из приюта, не произвёл никакого впечатления. Словно бы остался за гранью восприятия. Она сидела в своём кресле, держала в руках чашку с чаем и слушала. Слушала о том, что ей не дано и никогда не будет дано, и чувствовала, как в душе нарастают безнадёжность и пустота. Она знает значение всех рун и очень многих рунных связок, она может идеально вырезать любую. Но толку от этого, если в её руках они остаются просто бороздками на камне?
   Выходит, даже руны ей не по силам. И толку тогда с того, что она умеет их идеально писать и знает их значения?..
   - Ханичка, - обеспокоено спросила пани Збигнева, пододвигая к ней блюдечко с пастилой, которая сейчас не вызывала никакого аппетита, - ты хорошо себя чувствуешь?
   Энха подняла на неё глаза. Будь они одни, может, она и позволила бы себе разреветься и рассказать, что она в магии полный бездарь. Но рядом сидел Иржи. И вроде бы не острил сегодня - или это она уже не воспринимала его остроты? И вроде бы выглядел серьёзным и словно бы чем-то обеспокоенным - но всё равно реветь при нём и говорить, что она бездарь Энха не могла. И вообще рассказывать ему, что она пытается заниматься магией - страшно было представить, что она услышит от него...
   - Да, - она постаралась сказать это максимально естественно. - Я просто задумалась...
  
   Глава 12. Энха. Отчаяние и болезнь
  
   В очередной из дней Энха почувствовала, что отчаяние, которому она сопротивлялась последний месяц, всё же берёт верх. Что идеи, что можно поменять, закончились. Что хочется всё бросить, уехать в Околье, запереться в своих покоях в замке и реветь, реветь, реветь...
   Был вечер, за окном завывал ветер и барабанил в стекло холодный осенний дождь. Энха задула свечу, набросила на плечи плащ, спустилась в библиотеку по поскрипывающим ступенькам, обула сапоги и вышла на улицу.
   Куда идти? Город она не любила - после него всегда болела голова. За город - столица, конечно, окружена стенами, но проходов в них не знал только ленивый, однако внутри сидел глубоко въевшийся страх нечисти. Побродить по университетскому парку - там ходить особо некуда, да и на студентов наткнуться можно...
   Энха спустилась по мокрым выщербленным ступенькам парадного крыльца, прошла через мокрый, голый и грязный парк, завернула на хозяйственный двор, постояла там в темноте, слушая шуршание дождя и ощущая себя безнадёжно одинокой и брошенной. У всех жизнь сложилась, все при деле - Татуня, Злобка, Мнишек. Пани Збигнева, Иржи, Вито. А она одна - неприкаянная, бесполезная и никому не нужная.
   И никому этого не скажешь...
   К стене птичника была приставлена лестница. Энха подобрала полы плаща, взобралась на крышу, нащупала лесенку, привязанную к трубе, вскарабкалась по ней на конёк и уселась на него. Порыв ветра сорвал с головы капюшон.
   Почему некоторым всё удаётся в жизни, а ей нет? Почему она должна будет прожить пустую жизнь... кого? Искателя эльфийских древностей, как Божек? Резчика или художника, как родители? Помощника Вито, когда помощи-то от неё - один пшик? Выйти замуж за кого-то, к кому не лежит сердце, и всю жизнь вспоминать Иржи?
   Вернуться бы в прошлое... А впрочем, что это даст? Если дара захвата магии не дано, то его не дано, и даже в прошлом ничего невозможно изменить, чтобы стать магом. Изменить можно разве что отношения с Иржи, но... Она не умеет строить глазки и красиво говорить. Она как-то пыталась - это выглядело глупо и смешно. И чувствовала она себя, пытаясь флиртовать, полной дурочкой.
   Разве только вернуться тогда, когда её родители переехали из Крутицы в Мглин, и никогда не ездить к ним в гости. Тогда она не познакомилась бы с Иржи. И тогда страдала бы только оттого, что не стала магом, но не от его пренебрежения.
   Но жить и не знать Иржи - и на сердце делается пусто...
   Бросить всё, уехать в Околье - а там рано или поздно она сложит голову. Не успеет укрыться в убежище до темноты и попадётся нечисти, не устоит против ментального плена болотника или упыря, или какой-нибудь гоблин окажется более ловким, чем она...
   Дождь по мокрым волосам уже начинал просачиваться за шиворот, спина намокла, стало холодно. Энха неохотно сползла с крыши и поплелась к университету.
   А на парадном крыльце стояли Мнишек и Татуня. Энха поспешно набросила мокрый капюшон на мокрую же голову, чтобы приятели не задавали лишних вопросов, и с трудом заставила себя поздороваться спокойным тоном.
   - Злобка за тобой пошла, - сообщила ей Татуня, одетая по столичной моде в платье до пят, а не в котту до колен. Плащ у неё был с тонкой меховой оторочкой по вороту и серебристой тесьмой. - Мы гулять идём. Пойдёшь с нами?
   Гулять не хотелось, тем более по городу, после которого у Энхи всегда болела голова. Но возвращаться в библиотеку, где всё напоминало о том, что за месяц ей не удалось сдвинуться в магии с мёртвой точки, хотелось ещё меньше. Хоть студенты наверняка начнут разговаривать про магию, и это будет больно.
   Впрочем, что ей ещё одна капля боли в её озере?
   Из двери университета выскочила Злобка, чуть не споткнувшись о выщербленный порог.
   - А её нет, - сообщила она. - Ой, - заметила она Энху и засмеялась, - ты есть, - она чмокнула приятельницу в щеку. - Пойдёшь с нами гулять?
   - Куда? - спросила Энха, мучительно думая, может, всё же отказаться.
   - Не знаю, - Злобка, накинула на голову капюшон. - В корчму не хочу, мы там уже много раз были.
   - Я бы предложил... - начал Мнишек.
   - Лучше не надо, - предупредила его Злобка. - Я девушка приличная.
   - Кто про что, - тут же отозвался он, - а я имел в виду храм. Приличным девушкам туда прилично ходить.
   - Приличным девушкам там делать нечего, - хихикнула Злобка. - Это неприличные туда ходят грехи замаливать.
   - То есть если мы пойдём в храм, вас всех посчитают неприличными?
   Злобка и Татуня захихикали, Энха выдавила вымученную улыбку, чтобы не нарваться на вопросы, почему она ходит с кислой миной - благо в темноте мимики особо видно не было - и они принялись спускаться по ступенькам крыльца. Порыв холодного ветра бросил в лицо брызги дождя.
   За университетскими воротами они повернули налево, минули небольшой скверик с фонтаном, который не работал уже много лет, и вышли к довольно широкой улочке. Верхние этажи домов нависали над нижними, как и везде, но между ними оставался довольно большой зазор, так что днём здесь было относительно светло. Нижние этажи были сложены где из камня, где из кирпича, верхние почти все - из дерева. К балкам нижних этажей на цепях были подвешены магические светильники, улица, мощённая неровным булыжником, была хоть и мокрой, но вполне чистой.
   Улица вывела их на небольшую площадь, с одной стороны ограниченную трёхэтажным постоялым двором с широким парадным крыльцом и коновязью, с другой - лечебницей и аптекой, а третью и четвёртую стороны занимали постройки Сыскного приказа - каменные, добротные, с толстыми стенами и узкими окошками, забранными решётками. Среди них как-то умудрился приткнуться крошечный скверик на три сосны, одну ёлку и клумбу с отцветшей календулой, а за сквериком виднелся вход в мертвецкую.
   Отчаянно хотелось увидеть сейчас Иржи. Как напоминание о её глупости и бездарности. И так же отчаянно не хотелось слышать его насмешки...
   Площадь была освещена магическими фонариками, подвешенными у входов в каждое здание, а у входа в мертвецкую на земле лежали носилки с телом, накрытым рогожей. Судя по запаху, тело было не первой свежести, хотя, возможно, запах шёл из мертвецкой. Около носилок столпилось человек пять следователей - судя по синим форменным коттам и сюрко. Двое из них как раз присели около носилок и один приподнимал с лица покойника рогожу.
   Этот один, который приподнимал рогожу, и был Иржи.
   Энха невольно замедлила шаг. Замедлились и её спутники, тоже привлечённые зрелищем. Иржи поднял голову и что-то сказал коллегам. Послышался смех.
   - Ужас, - Татуня прикрыла лицо краем плаща. - Воняет как!
   Энха скользнула за Мнишека и в тень - на всякий случай, если Иржи решит посмотреть в их сторону. Она уже увидела Иржи - и хватит, своё сомнительное счастье хватанула, желание исполнила. Больше искушать судьбу не надо.
   - Идёмте, - позвала она.
   Однако именно в это время из скверика на них внезапно выскочила крупная собака. Девушки от неожиданности взвизгнули, а собака молча принялась их обнюхивать, энергично размахивая хвостом.
   Их взвизг и привлёк внимание следователей, столпившихся у мертвецкой. И внимание Иржи, узнавшего компанию и направившегося к ним.
   - Какие люди тут ходят, - усмехнулся он, обмениваясь рукопожатием с Мнишеком и приветствуя девушек коротким наклоном головы. - Надеюсь, вы не к нам? А то тут и без вас... не скучаем.
   - Не, - помотала головой Злобка. - Мы мимо проходили.
   Псина кончила их обнюхивать и потрусила назад в сквер.
   - А вам чего в такую погоду дома не сидится? - спросил Иржи.
   - У нас завтра зачёт у пана Стручицы, - слегка потусторонне отозвался Мнишек. - Идём головы проветривать.
   - Не будет у вас зачёта, - успокоил их Иржи. - Вон он, - он махнул рукой в сторону носилок около мертвецкой. - Готов.
   Студенты ахнули. Энха попыталась вспомнить, кто такой пан Стручица, но не смогла. В библиотеке он не появлялся ни в этом году, ни в прошлом, а в его формуляре последними числились книги, которые он брал лет десять назад, ещё учась на четвёртом курсе.
   - Сам? - уточнил Мнишек.
   - Пьяная драка, - неопределённо отозвался Иржи. - А там трудно уже сказать, сам споткнулся и проломил череп, или кто-то помог.
   - Когда-то это должно было случиться, - покивал Мнишек.
   - А вы по каким злачным местам собрались?
   - В храм, - разочаровала его Злобка.
   - Неужто уже нагрешить успели? - восхитился Иржи. - Мнишек, не зажирно ли тебе одному с таким количеством девушек грешить?
   - Присоединяйся, - не смутился и не растерялся Мнишек. - Я не жадный.
   Надо было пойти домой...
   Студенты и Иржи обсуждали пана Стручицу. Из их разговоров Энха узнала, что преподавателем он был никаким, выпивал по-чёрному, студентам из года в год читал одни и те же лекции и задавал одни и те же вопросы, а в университете в своё время остался, дав огромную взятку ректору, чтобы не идти работать краевым магом.
   В затылке начинало болеть, а мир постепенно окрашивался в фиолетовый цвет. Не так интенсивно, на как Маяке, но заметно. Видимо, ментальная атака хаттата тогда не прошла бесследно...
   Храм стоял на холме, облицованном каменными плитами. Прямоугольное в плане здание, окружённое высокими колоннами, украшенными барельефами из жизни богов. Внутри посередине возвышался алтарь, также украшенный резьбой, а по стенам тянулись фрески, повествующие о жизни и деяниях богов. Время было достаточно позднее, вечерняя служба уже закончилась, прихожан было мало; к одной из стен была приставлена стремянка, и художник подновлял облупившуюся краску на одеянии Усира. Тот стоял, величественно глядя на прихожан и держал ладони, положенные одна на другую. Между его ладоней сияла звезда.
   Миф был общеизвестным - когда во время Чёрного века на земле воцарилась тьма, Усир достал с неба звезду, превратил её в солнце и сделал так, чтобы она светила днём. Здесь Усир был светлокожим, круглолицым, с короткой русой бородой и русыми волосами до плеч, одетый в длинное жреческое одеяние. Но Энха помнила барельефы на эльфийских развалинах, и там в этой же позе и точно так же держа звезду, стоял эльф с золотистой кожей и в одной набедренной повязке; бороды у него не было, волосы закрывал полосатый клафт, а глаза были большими и яркими.
   Художник как раз белой краской подкрашивал звезду.
   - Мнишек, - повинуясь неясному наитию, попросила Энха, - а ты сможешь сводить нас в подземелья?
   И только сейчас вдруг обратила внимание, что голова больше не болит, и фиолетовой пелены перед глазами нет.
   - Зачем нам подземелья? - удивилась Татуня.
   - Милая моя, - успокоил Энху Иржи, - здесь не Околье и по ночам нечисть не бегает. Зашиваться в подземелье необходимости нет. А если вдруг появится, то я всё-таки королевский маг и ради твоего спокойствия смогу упокоить хоть богоглота.
   - А ты его видел? - заинтересовалась Злобка.
   - Признаться, - не стал врать Иржи, - только на картинке.
   - Богоглот - это сказка, - просветила их Татуня. - Если он и существовал, то в Чёрный век, и с тех пор больше в мир людей не проникал.
   - Кое-кто в университете и хаттата считает сказкой. Я месяц назад лично эту сказку упокоил. Поэтому теперь поостерегусь утверждать, что и богоглот - это сказка.
   - А в Околье богоглоты водятся? - слегка потусторонне спросил Мнишек.
   - Я их не слышала, - покачала головой Энха.
   - Во всём мире нечисть определяют по внешнему виду, - покивал Иржи. - И только в Околье - на слух.
   Энха подняла на него глаза.
   - Все королевские маги, - тихо, тяжело и с какой-то скопившейся усталостью сказала она, - развлекают короля. А краевые дают огромные взятки, только чтобы остаться в столице. Для всех Околье - это дикая глухомань, и никому нет дела, что там для человека выйти ночью на улицу - это смерть. А жить хотят все, не только паны и маги в столице, но и селяне отдалённых хуторов. Поэтому и сидят по ночам дома. И не смотрят, как нечисть выглядит. Потому что хотят жить.
   Впервые в жизни Иржи отвёл глаза и не ответил привычной колкостью.
   Наступившую тяжёлую тишину прервал Мнишек.
   - На самом деле в подземельях, - он одобрительно глянул на Энху, - много есть интересного... Идёмте, покажу.
   Он подошёл к служке в длинной белой альбе, перекинулся с ним парой слов и махнул рукой своим спутникам, приглашая следовать за собой. Они прошли за алтарь и за ширму за ним и оказались перед лестницей, ведущей вниз. Ступени были сложены из старых, разномастных, местами раскрошившихся блоков; некоторые из них были небольшими и прямоугольными, а другие - вычурно изогнутыми под неровными углами; дырки, получившиеся от нестыковавшихся граней, были аккуратно заделаны строительным раствором.
   Лестница вывела их в коридор с округлым потолком. В стенах через равные промежутки были вделаны металлические кольца со вставленными в них голубоватыми магическими светильниками. Мнишек повернул налево.
   - И что здесь интересного? - спросила Татуня.
   - Кто строил этот храм? - улыбнулся Мнишек.
   - Это эльфийская кладка, - ровно отозвалась Энха, рассматривая такие знакомые вычурные очертания блоков. - Только там, вверху, - она указала под потолок, - человеческая.
   - В самом деле, - ойкнула Злобка. - Так что, выходит, строили эльфы?
   - Многие моравские храмы, - объяснил Мнишек, - построены на эльфийских развалинах. Императоры империи Само их находили, расчищали и отстраивали. Здесь от эльфов сохранились только подземные помещения, а в Торопце, например, и части стен.
   - Там видно, - кивнула Энха. - До высоты человеческого роста идёт эльфийская кладка, а выше - уже другая, человеческая.
   Мнишек толкнул тяжёлую, деревянную, окованную металлическими полосами дверь, и все оказались снова перед лестницей, на этот раз ведущей вдоль стены в темноту. Иржи засветил магический светлячок и метнул его вперёд, и в его свете все рассмотрели огромное помещение с купольным потолком на высоте нескольких человеческих ростов. Почти на всей высоте стен сохранялась эльфийская кладка, и только под самым потолком видны были следы человеческого ремонта. И всё помещение было уставлено деревянными подпорками, поддерживающими потолок и стены.
   - Здесь стены разрушаются, - объяснил Мнишек, начиная спускаться по лестнице. - Поэтому их подпирают. А вон там, - он остановился и указал на противоположную стену, - Усир.
   Все стены были покрыты барельефами, местами даже сохранились остатки краски. Усир высотой в четыре человеческих роста стоял на противоположной стене в точно такой же позе, что и Усир наверху. Только из одежды на нём была лишь короткая набедренная повязка, а волосы полностью закрывал клафт, оставляя открытыми лишь лицо и шею. Клафт, судя по сохранившимся пятнам краски, когда-то был узорчатым, набедренная повязка - белой, а вот звезда между его ладоней свой первоначальный цвет потеряла, и теперь была такой же, как и стена, на которой она была вытесана.
   Энха спустилась по ступеням, пересекла зал, остановилась перед стеной с изображением Усира и задрала голову вверх, пытаясь в полутьме рассмотреть, есть ли на звезде руна.
   Подошёл Мнишек, стал рядом.
   - Какая руна на звезде? - устало спросила Энха.
   Он посмотрел наверх. Затем создал магический светлячок и поднял его повыше.
   - Не пойму, - признался он. - А в других храмах не обращал внимания.
   Энха повертела головой, примерилась к расположению деревянных подпорок и их высоте и попросила Мнишека:
   - Можешь подсадить?
   Он не удивился. Стал спиной к одной опоре, чуть присел и расставил ноги и подставил Энхе руки. Она скинула плащ, поставила ногу на его ладони, поднялась, дотянулась руками до горизонтальной балки, подтянулась и вскарабкалась на неё. Из-под рук посыпалась труха.
   Стало слегка не по себе. Кажется, балки здесь ещё больше разваливающиеся, чем стены...
   Она прошла по толстой горизонтальной перекладине, вскарабкалась по наклонной выше и оказалась перед звездой.
   Руна оказалась повреждённой, но распознать её можно было точно. Элевель. Свет. А ещё можно было увидеть, что от рук Усира прорисованы тонкие линии, обозначающие магию. Рядом с ним был изображён Хору, тоже напитывающий амулет. Только от его рук магия шла другая, там штришки были плотнее и тоньше.
   Это произвол художника? Или он хотел показать, что поток магии может быть разным? Но если он может быть разным, то как его можно изменять?
   - Только отвернись, - констатировал снизу Иржи, - она тут же куда-нибудь влезет!
   Энха сделала вид, что не обратила внимания, перебралась дальше и оказалась перед фигурой Изис. Сейчас её изображали с русой косой, в шароварах и в длинной котте с длинными же рукавами, но у эльфов она была одета в полупрозрачное короткое одеяние, совершенно не скрывающее тела, на голове носила клафт, когда-то бывший цветным, а в руках держала жезл с тремя рунами.
   Махъя, дороэль и тау. Когда-то они отгоняли нечисть. И вокруг жезла тоже показана магия, только не прямыми штришками, а закрученными в спираль.
   Может быть, нужно попробовать поменять как-нибудь поток магии?..
   Балка под ногами подозрительно затрещала. Энха замерла. А затем предельно осторожно развернулась и пошла назад. Однако стоило ей сделать два шага, как балка треснула, и Энха, взвизгнув, полетела вниз, услышав испуганные крики Злобки и Татуни.
   Она попыталась ухватиться за нижнюю перекладину, но не удержалась, руки соскользнули с трухлявого дерева, и она полетела дальше. А у самого пола её успел перехватить Иржи, прижал к себе и метнулся в сторону, уворачиваясь от падавших сверху обломков брёвен и кое-где камней.
   - Всю жизнь мечтал носить тебя на руках, - сообщил он ей, когда обвал закончился, не спеша при этом спускать с рук. - После такого ты, как честная девушка, просто обязана выйти за меня замуж.
   Энха сжала зубы, чувствуя, как краска бросилась ей в лицо - и от этих слов, и от объятий Иржи - и резко вывернулась из его рук. Скатилась на землю и, не глядя на него, пошла подбирать свой плащ. Подняла, стряхнула с него насыпавшуюся труху, и только сейчас заметила кровь у себя на ладонях и почувствовала, как они саднят. А заодно и то, что саднит подбородок.
   - Молчание расценивать как согласие? - спросил Иржи ей в спину.
   Она не ответила, а чтобы не нужно было на него смотреть, подняла голову и принялась разглядывать дальше барельефы с фигурами богов.
   - Предлагаю уйти отсюда, - посоветовал Мнишек, несколько потусторонним взглядом рассматривая подпорные балки и потолок над ними. - Чтобы остальные на нас не попадали.
   Уже когда они поднялись по лестнице на верхний балкончик, одна из притолочных балок обрушилась вниз, рассыпавшись при ударе на множество мелких трухлявых обломков.
   - Хануся, - делано изумился Иржи, - как с тобой университет ещё стоит?
   Она усилием воли преодолела желание столкнуть его вниз, не посмотрела на него и только сжала зубы.
   А в храме, когда студенты решили, что пора уходить, она махнула им рукой:
   - Вы идите, - она приложила все усилия, чтобы сказать это легко. - Я ещё побуду тут.
   - Что ж у тебя за грехи такие, - забеспокоился Иржи, - что их нужно замаливать особо? Меня бы позвала с собой погрешить. Я ж за тобой хоть в...
   Он запнулся, не придумав сходу, куда он за ней.
   - Идите, - повторила она, развернулась и пошла в сторону Усира - не того большого, на всю стену, а меньшего, справа от алтаря. Взяла из деревянной лари у стены маленькую, порядком потёртую подушечку, бросила её на пол перед Усиром и села на неё на колени.
   Этот Усир то ли по недосмотру художника, то ли каноны позволяли - но он сохранил некоторые эльфийские черты: у него уже была борода, но глаза остались миндалевидными; одет он был в длинное жреческое одеяние, но голова была прикрыта полосатым клафтом. И в сложенных перед собой ладонях он держал лучистую звезду.
   Здесь она была белой, без рун, только Энха уже знала, что первоначально руна там была. Элевель. Та самая элевель, которую она безуспешно пыталась наполнить магией весь последний месяц. И штришков, обозначающих магию, тоже не было.
   Усир был эльфом. Он мог двигать горы и поворачивать реки. Для него ничего не стоило наполнить светом целый город и пролить над пустыней дождь. Что ему какая-то одна крошечная руна?
   Почему ему было дано управлять магией, а ей, Энхе, в которой, возможно, течёт кровь его народа, - нет? Почему вместе с крохами крови не передались хотя бы крохи их магического могущества?
   Энха почувствовала, что плачет. Она поспешно накинула на мокрую голову мокрый капюшон, натянула его поглубже на лицо и разревелась, сдерживая себя, чтобы делать это тихо.
   Если человек глух от рождения, он не сможет услышать музыку. Он сможет видеть музыкальные инструменты, сможет дёргать струны и дуть в дудку, может даже почувствовать вибрацию от музыки, но услышать - нет.
   Энха всхлипнула.
   Так и она: может чувствовать фон, может идеально вырезать руны, но влить магию - нет. Видеть и почувствовать может, а создать - не дано...
   Постепенно слёзы иссякли, и вместо отчаяния навалилась апатия. Не хотелось никуда идти, боль сменилась равнодушием. И хотелось только сидеть здесь, смотреть в почти полном мраке храма на Усира, держащего в сложенных ладонях нарисованную звезду, которая тысячу лет назад была светоносной элевель, и не двигаться. Она так и сидела, пока не почувствовала, как затекли от долгого сидения ноги. Тогда пришлось встать. В храме было почти темно, горела всего одна свеча на алтаре, из прихожан осталась она одна. Правда, почему-то казалось, что за колонной кто-то стоит, но наверняка это был служка.
   Энха убрала подушечку обратно в ларь, бросила в ящик для пожертвований пару медяков и вышла на улицу.
   Уже наступила ночь, часть уличных фонарей погасла, в окнах тоже свет почти нигде не горел. Энха запахнулась в мокрый плащ, чувствуя, как её начинает колотить от пронизывающего ветра, и сошла по широким, недавно подновленным ступенькам вниз. Холодный дождь, ливший днём, перешёл в мокрый снег. Он тихо падал на грязную брусчатку площади и тут же таял. Улочки были тихи, темны и безлюдны. Ни человека, ни животного, ни нечисти. На грани ощущений казалось, что позади неё в отдалении кто-то идёт, но она не стала ни оборачиваться, чтобы выяснить, кто это, ни пытаться оторваться. Пусть идёт. Если это тать, то она тоже не нежная городская барышня.
   Темно, тихо, холодно. Город застилала фиолетовая пелена, в затылке отдавало болью.
   Если не получится наполнить руны магией, значит, всё бесполезно. И даже с призрачной надеждой на то, чтобы стать хоть каким магом, придётся расстаться. И значит, и смысла дальше оставаться здесь, где всё напоминало о её позоре, больше нет. Вернуться назад в Околье, постараться забыть и магию, и Иржи...
   Наваливалась слабость. Хотелось упасть куда-нибудь под стенку, сжаться в комочек и сидеть, сидеть... И не имеет значения, что мостовая мокрая и грязная...
   Но она всё же дошла. У себя в комнате стянула промокшую насквозь одежду, надела сухую ночную рубашку и забралась под одеяло, показавшееся ей ледяным. Развешивать одежду для просушки сил уже не было...
  
   Утром она проснулась с тяжёлой головой, больным горлом и слабостью. За окном стоял полусумрак, сыпал мокрый снег, временами переходящий в дождь. Энха валялась до последнего, потом всё же заставила себя встать, одеться, причём на нижнюю льняную рубаху она натянула шерстяную тёплую, а наверх - тёплую же котту. И развесила сушиться вчерашнюю мокрую одежду.
   Есть не хотелось. Энха без охоты развела самовар и выпила кружку ромашково-липового настоя. На душе было пусто, отчаяние и боль как-то притупились, и навалилось тупое равнодушие. Она сидела в кресле в верхней гостиной, без охоты потягивала горячий настой и ни о чём не думала. За окном мокрый снег сменился дождём, было темно и серо, несмотря на уже довольно позднее утро. И хотелось только завернуться в тёплое одеяло и спать, спать...
   Из своей комнаты, припадая на больную ногу, вышла пани Збигнева, уже одетая и тщательно причёсанная. Она внимательно и серьёзно посмотрела на Энху.
   - Ханичка, - спросила она, присаживаясь в кресло напротив, - у тебя что-то случилось?
   Энха ответила не сразу. Задай этот вопрос пани Збигнева вчера, она бы разревелась и рассказала всё. И что она полный бездарь в магии, и что у неё ничего не получается уже месяц. А может, и про Иржи. Но сегодня все вчерашние эмоции словно покрылись толстой коркой, и расковыривать эту корку, чтобы рассказать обо всём, что наболело, не было сил.
   - Нет, не случилось, - ответила наконец Энха. - Просто простыла немного.
   Пани Збигнева положила свою сухую, но по-аристократически маленькую и изящную ладошку ей на лоб и охнула.
   - Иди полежи, Ханичка, - покачала она головой. - Ты совсем горишь. Сегодня студентов быть не должно. Иржи вчера заходил, рассказал, что пан Стручица изволил почить в бозе, так что зачётов не будет. А раз зачётов не будет, то и учиться, - она хихикнула, - стимула нет.
   - Спасибо, - тихо поблагодарила Энха. - Но если придут, вы позовите.
   - Поверь моему многолетнему опыту, Ханичка, - усмехнулась пани Збигнева, - сегодня придёт от силы пяток студентов, из них один - за учебником, а остальные - за эротическим чтивом. Учебник я достану, а чтиво они возьмут сами и мне принесут только для внесения в формуляр, и отрывать себя от кресла мне не понадобится. И так будет седмицу, если не больше. Это потом опять понабегут. Так что иди полежи, Ханичка. Лёжа оно быстрее выздоравливается.
   Так прошло несколько дней - тихо, сумрачно и сонно. Энха то спала, то просыпалась. Когда спала, снились сумбурные и бессмысленные сны, просыпалась - комнату заливала постоянная серость, а за окном то падал снег, то лил дождь. Потом опять засыпала, и снова начинали бессвязно мельтешить сны. Несколько раз то пани Збигнева, то Злобка приносили ей настойку на травах, несколько раз Злобка обтирала её влажным полотенцем. Один раз сквозь сон ей показалось, что она слышит голос Иржи, но когда проснулась, всё было тихо, только за окном всё так же лил дождь.
   В очередной раз её разбудили шаги в комнате - тяжёлые, мужские. Затем на край её кровати кто-то сел, и на лоб ей легла рука - крупная, явно мужская. А затем эти же руки уверенно перевернули её с бока на спину и слегка стянули вниз ворот рубахи.
   Энха с трудом разлепила глаза. Было темно, на прикроватном столике горела свеча, а около неё на кровати сидел Вито - в дорожной одежде, разве что без плаща; на его светлых отросших волосах и подстриженной бородке поблёскивали капельки дождя.
   - Откуда ты здесь? - хрипло спросила Энха и закашлялась.
   - Пани Збигнева написала, что ты заболела, - он придержал ворот её рубахи. - Я был в то время в Городище, вот и решил метнуться. Портал-то рядом.
   Он уложил свои ладони, показавшиеся Энхе ледяными, ей на шею и прикрыл глаза, прислушиваясь к чему-то своему. Энха закрыла глаза, ждала и старалась сдерживать дрожь.
   - Как это получилось? - спросил он, убрав руки.
   - Промокла под дождём, - она снова закашлялась, - и простудилась.
   Он внимательно посмотрел на неё своими светлыми глазами.
   - Это магическое истощение, - объяснил он. - Тяжёлое. Простуда тут случайная. Рассказывай, как это получилось.
   Энха не без труда села. Вито убрал руки с её шеи и со скупой заботливостью закутал в одеяло. Энха прокашлялась и, терпя боль в горле, рассказала про все свои попытки наполнить руну магией.
   - То есть ты целый месяц, - нахмурясь, подытожил Вито, - изо дня в день вливала магию в руну... И пани Збигнева не предупредила о магическом истощении?
   - Она говорила, - хрипло призналась она, - что если я почувствую усталость, надо прекратить колдовать. Но я не чувствовала никакой усталости.
   Вито качнул головой.
   - С пани Збигневой я ещё поговорю, как она проворонила магическое истощение. Хотя на её месте я тоже не уверен, что сообразил бы. Маги разной силы выдыхаются по-разному. Сильный маг от сильного колдовства быстро устаёт и чётко чувствует усталость. Слабый маг может колдовать долго, истощение будет подкатывать исподволь и он его может не почувствовать. Но оно будет. И в какой-то момент выстрелит болезнью. Ты вовремя простудилась - простуда спровоцировала кризис. Если бы не она, магическое истощение могло вылиться в более серьёзную болезнь.
   - А у меня, - с отчаянной надеждой спросила она, - не получалось наполнить руну магией, потому что было истощение?
   - Покажи мне эту руну, - вместо ответа попросил Вито.
   Он некоторое время рассматривал уплощённый синий камешек, плавные и чёткие контуры элевель, затем прикрыл глаза, пощупал её пальцами и некоторое время прислушивался к себе.
   - Она не пустая, - вынес он вердикт. - Какой-то светлый фон в ней есть, но слабый и... непонятный.
   Он открыл глаза и посмотрел на Энху.
   - Наполнить артефакт на фоне истощения, - ответил он на её вопрос, - можно. Он наполнится почти так же, как и в нормальном состоянии. Пару раз мне приходилось создавать артефакты при магическом истощении: вместо семи накачек мне понадобилось восемь, но в этом и вся разница. Другое дело, что один раз, покончив с артефактом, я просто потерял сознание. Поэтому при обычном создании артефакта магическое истощение не помешает наполнить его и структурировать. Но ты говоришь, что пыталась накачивать руну не импульсами, а потоком. Мне всю мою учёбу вдалбливали, что это невозможно, я сам как-то попробовал подавать магию потоком, и у меня ничего не вышло. И поэтому если подача магии потоком всё же работает, то как она поведёт себя на фоне магического истощения, сказать не могу. Потому что не знаю. А гадать по-пустому и напрасно обнадёживать или разочаровывать я не хочу.
   Энха опустила голову и покивала. Тело заливала слабость, хотелось лечь.
   - А ещё, - она сглотнула пересохшим больным горлом. - У меня... Вот появилось после того, как на Маяке мне ушлёпок дал ментальный удар, а потом хаттат давил. Я на Маяке прореху видела фиолетовой. И теперь, когда выхожу в город, я его постоянно вижу фиолетовым. И голова там постоянно болит. Но голова у меня всегда болела, пани Збигнева говорит... и ты тоже говорил, что это я тёмный фон так воспринимаю. Но теперь в городе у меня всё фиолетовое. Это тоже магическое истощение?
   - Фиолетовое? - скупо усмехнулся Вито. - Я тёмный фон вижу оранжевым. Мне было забавно в своё время: фон называют тёмным, а у меня перед глазами от него всё оранжевое... Нет, это не магическое истощение. Это способность видеть магический фон глазами, и далеко не все маги это умеют. Ментальные атаки ушлёпка и хаттата, скорее всего, посодействовали тому, что эта способность проявилась. Так что просто знай: если вдруг что-то становится фиолетовым, это ты видишь тёмный магический фон.
   Энха закрыла глаза.
   - Ложись, - Вито заботливо помог ей лечь и накрыл одеялом. - А сейчас запоминай. Ближайшую седмицу никакого колдовства. Совсем никакого, если не хочешь валяться в горячке и дальше. И впредь магии - не больше часа в день. Со временем ты сама научишься определять, где порог, когда нужно остановиться. Но пока - не больше часа в день, и то - через седмицу. Усекла?
   - Да.
   Он провёл своей узкой ладонью по её спутанным русым волосам и встал.
   - Выздоравливай, сестрёнка.
   - Ты назад в Городище?
   - Сейчас ещё с пани Збигневой пообщаюсь, а заодно некоторые свои вопросы решу, раз уж я здесь. Назад я утром. А когда встанешь на ноги, загляни в Городище. У нас на болотах какая-то на редкость паскудная тварюшка завелась. Собственно, ради неё меня Павко и позвал в Городище. Через канал не лезет, но эмпатические атаки у неё мощнейшие. Я её видел на расстоянии с полверсты - так через полверсты я чувствовал эмпатическое воздействие, меня как на качелях качало: то в слёзы, то в смех.
   - А это не богоглот? - предположила Энха, вспомнив разговор с Иржи.
   - Не похоже. Наша тварюшка напоминает человека - насколько я смог рассмотреть за полверсты. Да и днём она тоже бегает, не только ночью. Так что, скорее всего, это нежить. Поэтому приезжай. Будем ловить.
   Он ещё раз провёл рукой по её волосам, задул свечу и ушёл. Энха повернулась на бок и закрыла глаза. Она слышала смутные неразборчивые голоса Вито и пани Збигневы, потом через какое-то время - пани Збигневы и Злобки. Значительно позже, когда Энха уже успела задремать и проснуться, - Иржи и Вито, причём Иржи говорил хоть и тихо, но на повышенных тонах. Энхе безнадёжно хотелось, чтобы он тоже зашёл к ней, посидел рядом, погладил, как Вито, по голове, но голоса стихли, а к ней так никто и не зашёл.
   Уже сквозь сон она услышала словно бы тихий скрип открываемой двери и такие же тихие шаги. Кто-то сел рядом с ней на кровать, отвёл от лица выбившиеся из растрепавшейся косы пряди волос и положил ладонь ей на лоб. Ладонь была холодной и крупной. Потом эта же ладонь провела по волосам, пальцами по щеке, замерла на подбородке. Затем Энха услышала вздох, пальцы с подбородка исчезли, ладонь легла на затылок, и чьи-то холодные губы коснулись лба рядом с бровью, легко-легко кольнув короткой щетиной. Энха полежала немного, а когда поняла, что ей снова начинает что-то сниться, открыла глаза.
   В комнате никого не было. А за окном уже занимался серый рассвет.
  
   Глава 13. Иржи. На болотах
  
   Утро выдалось пасмурным, хотя и сухим. Иржи проснулся, когда ещё только светало, и Сыскной приказ ещё спал, разве что в соседней комнате, судя по доносившемуся оттуда ритмичному поскрипыванию, были заняты делом. Хорошо ещё, что молчали, а то иногда дамочки оказываются больно громкими, и их сладострастные стоны будоражат всё жилое крыло. И одно дело, когда стонут под тобой, а вот когда под другим...
   Иржи вылез из-под тёплого одеяла, сказал: Бр-р и поспешно оделся.
   День был выходной, по крайней мере, у него. Однако опыт показывал, что останься он в коллегии Сыскного приказа, его обязательно куда-нибудь припашут, потому что обязательно кто-нибудь кого-нибудь убьёт, расчленит, используют незаконный артефакт или совершит ещё тысячу и одно незаконное действие. И сотрудник, шляющийся без дела, - это в глазах начальства прекрасный кандидат на то, чтобы заслать его разбираться с этим незаконным действием. И поэтому на выходные из Сыскного приказа лучше исчезать. Хоть в Околье.
   Иржи вынул из сундука шкатулку с артефактами и амулетами, пытаясь решить, что может понадобиться на болотах. Что за тварь там завелась, что насылала на всех панику, определить так и не удалось, хотя седмицу назад, когда Вито сюда заглядывал, они втроём - вместе с пани Збигневой - перерыли все справочники, что нашли в библиотеке. По утверждению Вито внешне она напоминала человека, а раз так, то следовало подозревать, что это нежить. Однако нежить берёт в ментальный плен, но никогда не воздействует эмпатически. Эмпатически воздействует некоторая нечисть, однако нечисть внешне на человека не похожа. Остаются низшие расы - те же гоблины или тролли: они очертаниями напоминают людей, однако эмпатически не воздействуют. У гоблинов есть шаманы и магия, и в ней Иржи был полным профаном, но ментальная магия им недоступна.
   И больше вроде как быть было некому. Разве что это человек с эмпатическим артефактом. Но что это за артефакт, который воздействует за полверсты, с невиданной мощностью и с невиданной длительностью?
   В заплечный мешок были упакованы амулеты от эмпатического воздействия, на всякий случай от ментального и несколько пустых накопителей - на всякий случай, чтобы можно было в любой момент создать нужный амулет или артефакт. Иржи надел заплечный мешок на спину, накинул плащ и вышел на улицу.
   Энха, тоже закутанная в тёплый шерстяной плащ, его уже ждала. Стояла, привалившись плечом к дереву около парадного входа университета, и смотрела на лужи от прошедшего вчера дождя. Когда он подошёл, глянула на него, но тут же отвела взгляд, отлипла от дерева и молча пошла к университетским воротам. Иржи так же молча пошёл рядом.
   Настроение было порядком паршивым, и его не улучшали ни выходной день, ни перспектива провести его с Энхой, ни любопытство, что это за загадочная тварь. Стоило вспомнить последний разговор с Вито, сразу накатывала злость и желание кого-нибудь убить. Желательно Вито. Иржи раньше казалось, что он знал Энху, и всех её тараканов знал. И что у неё не все дома, тоже знал. Однако разговор с её братцем показал, что не все дома не только у одной Энхи, но и у всего Околья. Или, как минимум, у обоих окольских магов.
   Ворота столицы ещё были закрыты, однако стражники открыли им калитку. Попытались, правда, допытываться, куда в такую рань, однако Иржи предъявил им медальон Сыскного приказа, и с ними предпочли не связываться.
   Портал находился в версте от столицы в небольшом лесочке. Около него дежурили двое сонных и порядком замёрзших стражников. Они хмуро спросили имена и пункт назначения, внесли это в книгу пропуска, взяли проходную пошлину и махнули рукой, мол, проваливайте.
   Иржи вытащил из поясной сумки, закреплённой на поясе котты, защитный амулет и сунул его Энхе. Судя по её виду, она этому не обрадовалась. А смотрела на амулет и вовсе как благородная паненка на болотную жабу.
   - Защитный, - хмуро объяснил он. - На этот раз специально под тебя. А то на обычный защитный у тебя... мозоли... там где не надо. Думал даже пойти на нарушение закона, рискнуть половиной месячного жалованья и сделать на твоей крови, но ты лежала с такой горячкой, что на тебя было страшно даже смотреть, не то что резать тебе вены.
   Энха глянула на него исподлобья, но ничего не ответила.
   - Надевай, - напомнил Иржи, видя, что она по-прежнему держит амулет за шнурок и на вытянутой руке.
   - Я всегда ходила по порталу без амулетов.
   Ему показалось, что она даже примеривается, куда этот амулет забросить.
   - Меня уже просветили, - он хмуро глянул на неё. - Пока ты валялась с горячкой, мне Вито про тебя рассказал много такого, чего я... пока не знал, спал спокойнее. В том числе и то, что ты и первый раз шла по порталу не то что без амулета, так даже без сопровождения. Мать твою, да всех студентов раз пять проведут за ручку, чтобы убедиться, что они там не потеряются и не грохнутся в обморок! И это маги третьего курса, которые и магическую защиту себе создать могут, и от нечисти отбиться. А Павко отправляет тебя, ни разу не мага, первый раз одну и без амулета, и всем вам это кажется нормальным?!
   Он увидел, что она сжала зубы. Однако ответила ровно:
   - У Павко почти обездвижена половина тела. Он даже по дому ходит с трудом. По порталу он пройти не сможет.
   - По порталу замечательно может пройти Вито!
   - У Вито своих дел хватает. И тратить несколько дней на дорогу до Городища и обратно только для того, чтобы провести меня по порталу - это роскошь.
   - То есть твоего братца не беспокоит, что ты можешь из этого портала не выйти?
   - Но я же всегда выходила.
   Иржи сдержал желание стукнуться лбом о мраморную портальную арку.
   - И то, - он сделал ещё одну попытку достучаться до её разума, - что тебя, не мага, при охоте на нежить используют как приманку и прикрытие, - тебе это тоже нормально?
   - А кому быть приманкой? - со злостью огрызнулась она. - Вито светлый, и магический манок создать не может. А покупать - где денег столько наберёшься? Вито ещё и замок в обороноспособном состоянии должен держать - корона денег на это не выделяет. И короне плевать, что на весь край только один уездный маг! А нежити на этого мага - полное Околье. На четырёх окольских кладбищах живут личи, и Вито не может их упокоить, ему не хватает уровня захвата магии. Жрецы только создают вокруг тех кладбищ рунную защиту, чтобы личи не выбрались - это всё, что они могут. Вито много раз писал в Магический приказ, просил прислать мага, чтобы их упокоить - ему ответили, что он маг, вот пусть сам и справляется! Вот он и справляется! Как может!
   Настроение испортилось ещё больше. Иржи ничего не ответил, развернулся к портальной арке и принялся привычно активировать артефакты. Когда прореха засияла серым, он крепко взял Энху за руку и шагнул в портал.
   Вокруг простёрлась привычная сумрачная размытость. Внизу смутно просматривалась бесцветная искажённая Морава, на которой то тут, то там сияли отсветы магов: поярче - краевых, тусклее - уездных. Иржи сделал крюк и нашёл точку, откуда можно было рассмотреть всё Околье. Одна яркая точка светилась в районе Городища - Вито и Павко сливались в одну, а тусклая - где-то дальше. Где именно, из-за искажённости пространства была не определить.
   Божек это или замаскировавшийся Желда Хойничек? Или ещё кто-нибудь?
   Околье встретило их таким же серым рассветом, каким провожала столица, а пустошь вокруг портала была присыпана тонким слоем мокрого снега; из-под него торчали поникшие метёлки трав, в полуверсте виднелось Городище, окружённое высоким валом и ощетинившееся частоколом. Над ним вились светлые дымки печных труб. Невдалеке проходила ухабистая, мощённая камнем дорога. На горизонте возвышалась тёмная стена леса.
   Иржи, выйдя из портала, глянул на Энху. Она сидела, привалившись спиной к портальной арке, и была белой до серости.
   Не может быть, чтобы амулет не подействовал, не может! Значит...
   - Где амулет? - Иржи присел перед ней на корточки и попытался снять с её шеи шнурок. Реакция была мгновенной: Энха стремительно перехватила его руку и вывернула запястье так, что Иржи взвыл. При этом он не был даже уверен, что она его внятно видит.
   - Не трогай меня! - прошипела она.
   - Ты его не надевала! - Иржи вывернул руку из захвата.
   Это могло быть единственным объяснением. Если стандартный защитный амулет ещё мог не сработать - такое редко, но бывает - то двухслойный, на двойной полярности и зеркальности, созданный конкретно под Энху, не закрыть её от тёмного воздействия не мог никак.
   - Сам носи свои амулеты! - процедила Энха, не без труда поднимаясь на ноги. Взгляд её понемногу переставал плыть.
   - Какая любовь к страданию! - со злостью и сарказмом отозвался Иржи. - В обморок буду падать, а амулет не надену!
   Она не ответила, проморгалась и направилась к Городищу. Иржи ничего не оставалось делать, как двинуться за ней. Настроение испортилось окончательно.
   Въездные ворота, оставшиеся от прежних, ещё имперских укреплений, были закрыты, но зевающие стражники, ничего не спрашивая, впустили путников в город через калитку. Узнав Энху, они охотно рассказали, что этой ночью было на редкость спокойно, потому как Вито несколько предыдущих ночей занимался тем, что прореживал нечисть. А неведомая тварюшка да, бегает по тому берегу канала и истерику на всех насылает. Вчера, вот, на хуторе Пацово от этого мужик повесился. Узнал, что жена к любовнику бегает. В нормальном состоянии дал бы сучке вожжами, чтоб неповадно было, а тварюшка пришла - он и повесился. И из Торопца или Польника третий день никто уже не приходит: то ли не ходят из-за тварюшки, то ли не доходят...
   Дом бывшего краевого мага Павко представлял собой обыкновенную мазанку, известкованную и крытую свежей соломой. Дом был окружён небольшим огородом, присыпанным снегом, из-под которого торчали кустики цветущих хризантем. В небольшой куче сена, припорошенного снегом, рылась полосатая курица-плимутрок. На стук к гостям вышла немолодая женщина в тёмном вдовьем клафте, которую Энха представила, как Милену, сестру Павко. Увидев гостей, она обрадовалась, выдала Иржи два ведра и отправила к колодцу за водой. Энху же услала доить козу.
   Иржи задавил проснувшееся было профессиональное подозрение, что не просто так его не пустили сразу в дом, и что пока он будет ходить за водой, от него что-то скроют и спрячут. Местные тёмные делишки его не касаются, а в магических преступлениях Павко вряд ли уже может быть замешан.
   - Паны спят ещё, - охотно сообщила Милена, когда Иржи вернулся с двумя полными вёдрами воды, а Энха поставила на лавку жбан свеженадоенного молока. - Вито воротился только часа два назад - которую ночь нечисть давит. Непривычно, скажу я, спать, когда никто вокруг не воет.
   Пока Энха и Милена месили тесто для оладий, а Иржи от нечего делать оглядывал добротную, но скромную обстановку мазанки, проснулся Павко. Он вышел из спальни - высокий, худой и с отросшими русо-седыми волосами и бородкой. Левый пустой рукав его котты был заткнут за неловко завязанный кушак. Ходил он, с трудом и неестественно переставляя левую ногу, а единственной правой рукой придерживался за стену.
   - Павко, - представился он, с помощью Милены садясь за стол напротив Иржи и протягивая гостю руку.
   - Иржи, - тот привстал и ответил на рукопожатие.
   - И как же к вам обращаться, пан королевский маг? Пан и на вы, али можно по-простому?
   Говорил он в основном одной половиной рта, губы второй почти не шевелились, из-за этого речь его была несколько невнятной.
   - Можно по-простому.
   - По-простому так по-простому, - криво, немного на сторону кивнул Павко.
   - Что за тварь, - спросил Иржи, рассеянно наблюдая, как Энха заканчивает месить тесто и счищает его с пальцев, - не определили?
   Лучше отвлечься на тварь, чем думать об Энхе.
   - Сам я не видал, - признался Павко, - сам видишь - не ходок. Вито видал, но и он не определил. Внешне вроде как нежить, но никто ни разу не слыхал про нежить, которая бы массовые истерики наводила.
   Когда Энха поставила на стол первую порцию румяных толстых оладий, Павко с Иржи уже успели обсудить тварь и ни к какому выводу не пришли. К тому времени, как они умяли первую порцию и подоспела вторая, из спальни показался заспанный Вито, одетый в простую тёмно-зелёную котту и несколько всклокоченный. Он обменялся с Иржи рукопожатием, затем совсем не по-баронски стащил с тарелки оладью, щедро обмакнул её в сметану, сунул в рот и пошёл на улицу. Милена поставила на печь вторую сковороду, понимая, что с одной троих мужчин они не укормят. Вито вернулся, подсел к столу, и разговор о неведомой твари пошёл по второму кругу. Слово за слово - и родилась гипотеза, что в болотах завёлся горе-селекционер, который скрестил нечисть с нежитью и получил новый вид нех*йжить. Под взрыв хохота - Иржи при этом подавился оладьей и закашлялся - они принялись гадать, как он это делал и какие противоестественные действия и с кем совершал.
   - Имейте совесть, паны маги, - укорила их Милена, подливая сметаны в пиалу. - Ладно при мне, немолодой вдове, такое обсуждать, но при девушке - постыдились бы.
   Павко и Вито устыдились и примолкли. Иржи тайком бросил взгляд на Энху, однако она стояла спиной к ним и как раз переворачивала на сковороде оладьи. И реакции её видно не было.
   - Надо эту тему магистрам подбросить, - буркнул он. - Авось родят научную работу. Будет что студентам почитать... хм...
   - Когда все экземпляры Ярилко Мочика у кого-то на руках, - подсказал Вито.
   Маги расхохотались.
   Когда завтрак закончился, и Милена принесла из подвала жбан клюквенного морса, водрузила его на стол и тактично отошла, Вито сдвинул жбан на край и разложил на столе карту Городищенского уезда.
   - Вот, - начал показывать он Энхе и Иржи. - Тварь наблюдали недалеко от деревни Ровны, - он ткнул пальцем в небольшую деревеньку на берегу канала, отделявшего Околье от болот, - и хутора Пацово. Я переправлялся на тот берег и видел её примерно здесь, где-то с версту не доходя до старой гати. Тварь от меня бегает, ближе чем на полверсты приблизиться не удалось. Позавчера я взял Милену для прикрытия...
   - Продержалась я недолго, - призналась она. - Бросает из настроения в настроение. Отчаяние, сразу эйфория, потом сразу же душевная боль, а все мелкие обиды и неприятности, которые были в жизни, начинают казаться невероятно серьёзными. Мне мальчишка вспомнился, который, когда мне было лет десять, не дал откусить яблока. Такая злоба на него взяла, что был бы он рядом - задушила бы.
   - И любой артефакт тварь чует, - добавил Вито. - Если без артефакта она позволяла Милене приблизиться саженей на сто пятьдесят, то если на ней был активирован хоть стандартный защитный - всё, убегала.
   - То есть чует магию, - Иржи налил себе в кружку морса.
   - Может быть, мужчину, - одной половиной рта возразил Павко. - Но убегать от мужчин и предпочитать женщин - это характерная черта низших рас, в меньшей степени нечисти, но не нежити.
   - Так, может, - предположил Иржи, - это гоблин или тролль какой-нибудь? У которого завёлся невиданной мощи эмпатический артефакт?
   - Это не тролль и не гоблин, - покачал головой Вито и тоже налил себе морса. - Очертания другие. Да и артефакт такой мощности и длительности - может ли быть?
   Иржи вынужден был признать, что настолько мощный артефакт выдохся бы за пару часов. Разве что на него завязана прорва накопителей. Но простейшие расчёты показали, что если считать, что даже если одного накопителя хватает на два часа, то на две седмицы...
   Представить тролля или гоблина, бегающего с мешком из ста семидесяти накопителей и сменяющего их по мере выдыхания предыдущего, фантазии ни у кого не хватило.
   - Давайте сначала сходим в разведку, - предложила молчавшая до сих пор Энха.
   - Разумная мысль, - согласился Вито.
  
   Прежде чем переправиться через канал, Энха, Вито и Иржи верхом проехались по прибрежным деревням, выясняя, бесчинствовала ли тварюшка ночью. В Пацово она дала почувствовать себя недолго и несильно, а вот Ровнам досталось. Ночью ругалась и скандалила вся деревня, а один селянин убил жену. Когда тварюшка ушла, он пришёл в себя, осознал содеянное и сунул голову в петлю. Его вытащили, откачали, надавали по морде, напоили сливовицей и внушили, что жену убил не он, а демон, который сидел в твари. А потому не его это преступление. А вот оставлять деток круглыми сиротами по собственной воле - это уже тяжёлый грех. Двое рыбаков, вооружившись острогами, попытались подобраться к твари через канал, но одного она убила, а второй успел уплыть.
   - То есть от рыбаков она не бегала, - нахмурился Вито.
   Выживший рыбак рассказал, что ему показалось, что тварь - это гуль или ак-гуль. Но темно было, даже луна не светила, поэтому точно рассмотреть он не мог. Однако воняло мертвечиной и тиной. Вито уточнил, нет ли в здешних водах болотника - он тоже воняет мертвечиной и тиной - но его уверили, что последний раз болотника здесь видели месяц назад и закололи острогами, а потом сожгли. Осмотр берегов показал, что они чисты от тины и слизи, а это значит, что болотник здесь в самом деле не водится.
   Тот берег канала, куда они переправились на утлом челноке, оставив коней в Ровнах, отличался от окольского. Сразу от канала начиналась топкая почва, поросшая гнилой травой, припорошенной сейчас тонким слоем снега. Редкие кусточки были чахлыми, голые деревья стояли без коры, а редкие живые были перекручены и уродливы.
   Следы твари обнаружили на снегу у самого берега. Стопа была больше стопы крупного мужчины, плоская, а вместо пальцев явственно можно было разобрать отпечатки перепонок.
   - Гуль или ак-гуль, - подтвердил Вито, присев на корточки и внимательно рассматривая следы. - И очень крупный.
   Гуль - тварь не особо опасная, конечно, для вооружённого человека. Ак-гуль сильнее и проворнее, но тоже для опытного охотника или воина не проблема. Конечно, если не возьмёт в ментальный плен. А для простого рыбака встреча с ним могла стать последней. Так что напрашивался вывод, что им предстоит иметь дело с ак-гулем.
   Только вот ак-гули, как и вся нежить, могли брать людей в ментальный плен, чтобы увести за собой, убить и превратить в нежить, но никогда не обладали способностью насылать массовые истерии.
   Охотники шли по следам и внимательно прислушивались и осматривались. Мягкая почва под ногами проседала, вода хлюпала и затекала в сапоги. Снег по мере углубления в болота из белого становился мокрым и грязным, след ак-гуля постепенно смазывался. Деревьев стало меньше, кустов больше, начал чувствоваться гнилостный запах.
   - Есть, - тихо произнесла Энха.
   Иржи снял защитный амулет и прислушался к собственным ощущениям. Он пока не чувствовал ничего.
   - Туда, - Вито показал в сторону мёртвого елового лесочка. Иржи присмотрелся, однако никого не увидел. Применять же поисковое заклинание было чревато тем, что магия спугнёт тварь.
   Энха пошла вперёд, осторожно ступая по топкой почве. Вито придержал Иржи, готового двинуться за ней.
   - Пять саженей сзади, - предупредил он. - Потом будет ещё больше, чтобы не сбивать ментал Энхи.
   Иржи ничего не ответил, проклял про себя Вито, короля и Околье, но послушно подождал, пока между ним и Энхой станет пять саженей, и пошёл след в след. Топкая пустошь сменилась чахлым кустарником, на ветки одного куста был насажен сизый череп гуля. Постепенно начали чувствоваться скачки эмоций - защитный амулет их глушил, но то, что на него воздействуют, Иржи не чувствовать не мог. И это ему сильно не нравилось.
   Что это за тварь? На двести саженей вокруг никого не было. Это значит, что тварь настолько сильно воздействует эмпатически за двести саженей, а то и больше?
   Не существует таких тварей!
   Только в памяти смутно шевелились какие-то забытые с университетских времён теории. Что-то такое он когда-то слышал или читал, что-то связанное с запредельно сильным эмпатическим или ментальным воздействием. Только никак не мог словить нужное воспоминание.
   - Как Энха, - вполголоса спросил Иржи у Вито, одновременно пытаясь вспомнить нужную теорию, - выдерживает такой эмпатический напор?
   - Потом, - коротко ответил тот и снова придержал Иржи. - Стоим. Тварь явно нас чует. И отходит.
   Иржи остановился. Энха продолжила уверенно идти вперёд, не оглядываясь на них и не замедляясь.
   - Ты видишь тварь?
   Вито указал рукой вперёд, однако Иржи сколько ни всматривался ни в серую грязную пустошь, ни в тёмную стену леса, никого не увидел.
   Начало тянуть в груди - это значит, что амулет скоро перестанет справляться с таким эмоциональным напором. Иржи чувствовал, что есть скачки эмоций, хотя не чувствовал самих эмоций. Но если амулет не выдержит...
   Энха, которая отошла от них уже на полсотни саженей, подняла согнутую в локте руку. Вито снял с плеча лук и вытащил из колчана стрелу с затупленным наконечником.
   - Что? - спросил Иржи.
   - Она чувствует ментальный плен, - пояснил Вито, накладывая стрелу на тетиву и начиная осторожно двигаться за ней.
   - А лук зачем?
   Вито глянул на него своими светлыми глазами:
   - Выбивать её из плена, если она поддастся ему. Боль выдёргивает из плена.
   Иржи сжал зубы. Вито кажется нормальным стрелять в спину сестре, пусть и тупой стрелой! Но самое паршивое, что и Энхе это наверняка тоже кажется нормальным!
   Энха опустила руку. Вито незамедлительно натянул тетиву, прицелился и выстрелил. Стрела угодила ей в спину, и она снова подняла руку. А Иржи наконец-то рассмотрел тварь. Далеко впереди, среди голых, обгорелых стволов деревьев на фоне тёмного елового бора можно было различить шевеление.
   Ноги тонули в земле по щиколотку. Кое-где лежали голые стволы давно мёртвых деревьев, под ногами попадались камни и кости - то ли животных, то ли людей. Тучи уплотнились, стало темнее, закапал редкий дождик. Тварь начала медленно, рвано и несколько кособоко двигаться в сторону Энхи.
   - Ак-гуль, - сделал однозначный вывод Вито, не спуская напряжённого взгляда с твари и с Энхи. - И в нём более высокоранговый демон, чем обычно.
   Иржи хотел спросить, как Вито это определил с такого расстояния без поискового заклинания - как истинно светлому, они ему вообще были недоступны - но решил, что не время.
   - Я себя паскудно чувствую, - скривился Иржи, - прячась за спину девчонки.
   - Энха знает, что делать, - коротко отозвался Вито, накладывая на тетиву вторую стрелу. - А по-другому мы тварь не изловим.
   Энха впереди снова опустила руку, и Вито незамедлительно пустил ей в спину вторую стрелу. Она подошла к твари уже вплотную. Иржи чувствовал нарастающее напряжение.
   Несколько мгновений Энха и ак-гуль стояли напротив друг друга. А потом Иржи увидел, как Энха ухватилась за его лапы...
   Кровь бросилась в голову, весь мир резко сузился до тех полста саженей топкой земли, которые нужно было пробежать, и твари, которая уже освободила одну лапу с длинными когтями и заносила её над Энхой.
   Магией с такого расстояния он ещё не достанет...
   Энха резко присела. Лапа со смертоносными когтями прошла мимо. Энха попыталась вывернуть ак-гулю лапу, однако тот крутанулся и снова занёс лапу. Иржи на бегу подхватил ак-гуля на ментальную связь, резко хватанул магии, так что даже в глазах потемнело, метнул её как можно сильнее и сформировал силовое лезвие. И на пределе ощущений почувствовал, что попал, и только потом увидел, что тварь, которой отрезало лапу и голову, заваливается на землю, подминая под себя Энху.
   Когда он добежал, Энха не шевелилась. Он сдёрнул с неё воняющий мертвечиной труп ак-гуля, быстро поднял с земли и резко дал ладонью меж лопаток. Энха дёрнулась и судорожно закашлялась. Иржи усадил её на землю и почувствовал, что его мелко потряхивает.
   И только когда она перестала кашлять и посмотрела вокруг несколько стеклянным, но всё же осознанным взглядом, он почувствовал, что стоит на коленях в снеговой луже, а Энха сидит - в этой же луже. Он встал, подхватил её за подмышки и поставил на ноги.
   - Окольские девушки настолько суровы, - прокомментировал он, - что бросаются на ак-гуля с голыми руками. Вернусь домой, расскажу кому - скажут же, что выдумываю.
   Он не ждал ответа. Энха и не ответила, лишь вытерла рукавом котты грязное лицо, повернула голову и посмотрела на убитую тварь, около которой уже присел на корточки Вито. Когда он сюда добежал, Иржи не заметил.
   Ак-гуль имел около сажени росту, что было много для него, кожа вместо сизого цвета имела серый, словно бы даже с серебристым оттенком, висела складками, на плечах и талии сохранились ветхие остатки одежды и пояса. На обтянутом серой кожей черепе вместо ушей росли перепончатые выросты, торчал острый нос, губ не было, а потому были видны неожиданно белые зубы, а глаза без век были мутными, непрозрачными и без зрачка.
   - Демон шестого или седьмого ранга, - констатировал Вито, поводя рукой над разрезанной тушкой. Затем ощупал её, раздвинул складки на животе и попытался что-то вытащить оттуда. Не смог, вынул из-за пояса охотничий нож и вырезал что-то, похожее на сгоревшую оладью. Однако стоило ему потереть её руками, счищая наросшую грязь, как из-под неё сверкнул синевой лазурит круглой уплощённой формы и просверленный посередине.
   Иржи, увидев находку, грязно выругался.
   - По твоей части? - глянул на него Вито, передавай ему артефакт.
   Иржи отпустил Энху, взял камешек в руки, послал в него магический импульс и долго прислушивался к отклику. Сомнений быть не могло - ещё один артефакт, аналогичный щуркинскому. Этот имел эмпатическую направленность и, судя по рунам, предназначен был для того, чтобы возбуждать толпы людей.
   Из шести обнаруженных щуркинских артефактов один был из Польника, второй - из Торопецкого края. И вот сейчас - Околье.
   Но кто и где может изготавливать здесь артефакты? Вито светлый и создавать на тёмной магии не способен в принципе. У Павко одна рука - Иржи сегодня в этом убедился воочию - а с одной рукой артефакт не создашь. Божек, которого Иржи во время памятной ночёвки на Маяке магически прощупал, слишком слаб для того, чтобы создавать хоть какие. И над Окольем больше нет магических отсветов. Вызывает вопросы только третий тусклый отсвет - действительно ли он принадлежит Божеку или кому-то другому. И если кому-то другому, то кому: местному немагу, случайно раскачавшему захват магии и из-за этого ставшему видимым из мира демонов, или Желде Хойничку, который смог замаскироваться так, чтобы казаться недомагом?
   - Где в Околье можно достать лазуриты такой формы? - Иржи показал на щуркинский артефакт в своей руке.
   - Везде, - пожал плечами Вито и пояснил: - На эльфийских развалинах они встречаются... не скажу, что часто, но если поставить себе цель, найти можно. Такие даже более часты, чем каплевидные. А кроме этого такие округлые лазуриты есть едва ли не в каждом селянском доме - если кто-то их находит, прячет на чёрный день и передаёт по наследству иной раз поколениями.
   Иржи некоторое время молчал. Не то чтоб он надеялся на ниточку, но всё же было досадно.
   - Это артефакт из той же серии, - признался он, - что и те, из-за которых я приезжал сюда месяц назад. То, что он появился здесь, указывает на то, что они то ли изготавливаются в Околье, то ли идут через Околье.
   - И это был курьер? - понял Вито, глянув на разрезанную тушку ак-гуля
   - Скорее всего да, - подтвердил Иржи. - Не исключается, конечно, вариант, что он его нашёл или украл, но...
   Он скривился. Снова оборванный кусок нити. Только не может быть случайностью, что все оборванные нити так или иначе ведут в сторону Околья. Но здесь, хоть убейся, нет магов, способных изготавливать такие артефакты! Разве что Желда Хойничек всё же здесь и замаскировался так, что его не видно из мира демонов...
   - Его надо сжечь, - Вито поднялся с корточек. - Иначе может опять восстать.
   - Почему он так сильно влиял эмпатически? - спросила Энха, глядя на Вито. Иржи увидел, что она начинает дрожать.
   - Артефакт контактировал с кожей, - ответил вместо него Иржи, - и поэтому был активирован. А демон работал как накопитель и усилитель... Когда я ещё учился, - признался он, - пан Даник рассказывал, что демон может выступать в роли почти безграничного накопителя. Но многие магистры противоречат друг другу, и каждый из них вдалбливает студентам, что только он прав, а все остальные дураки. И поэтому к ним ко всем мы относились с долей недоверия. Но вот - одна теория оказалась верной.
   Костёр они развели на краю тёмного елового бора, насобирав лапника и срубив несколько засохших ёлочек. Правда, прежде чем бросить в огонь труп ак-гуля, Энха подсушилась, потому что ходить в конце осени с мокрыми насквозь штанами и коттой - недолго свалиться с ещё одной горячкой.
   - Хотел спросить, - посмотрел на неё Иржи, тоже становясь ближе к костру, чтобы просушить штаны на коленях, - как ты противостояла эмпатическому давлению?
   Энха посмотрела на огонь, потом на Вито.
   - Расскажи ему, - сумрачно кивнул он.
   Энха промолчала. Иржи уже было набрал в грудь воздуха, чтобы прокомментировать это, однако, повинуясь короткому жесту Вито, выдохнул назад, так ничего и не сказав.
   - Мне было пятнадцать лет, - выставив ладони над костром и глядя в огонь, заговорила наконец Энха. - Родители приехали из Мглина в Крутицу, ну и... заговорили, что меня пора уже замуж выдавать. Я заявила, что не хочу замуж, и... Они не заставляли меня, сказали, что понимают, но... сказали, что ещё год можно походить в девушках, а потом придётся искать мужа, чтобы... слухи ненужные не пошли. Я психанула, взяла коня и поехала во Вселово - у меня там подруга жила... То есть и сейчас живёт. Дорога от Крутицы до Вселово занимает целый летний день, выезжать нужно по заре, а я выехала позже. Надо было остановиться на ночлег на тех эльфийских руинах, что у истоков Огже, но я была... мне хотелось непременно в тот день успеть во Вселово... В общем, я проехала, а потом поняла, что я до темноты не успею добраться ни до Вселово, ни назад в эльфийские руины... Там есть в нескольких местах охотничьи заимки, я добралась до одной уже почти в темноте, но... Я была злая, обиженная - и, наверно, это привлекло самавку. А может, она сама пришла. Я только заперлась, не успела даже зажечь свечу, как она пришла и навела ужас. Было жутко, хотелось скрутиться, забиться в угол, спрятать голову руками и выть от ужаса. И я понимала, что это наведённый ужас, что на улице ходит самавка, что надо выйти и убить её... Но я не могла. У меня хватало сил не потерять себя от ужаса, но не хватало, чтобы преодолеть его и пойти убить самавку. И так было всю ночь. Всю ночь она насылала ужас, а я пыталась преодолеть его. Хорошо ещё, летние ночи короткие. Уже когда начало светать... наверно, с рассветом её сила немного ослабла, и этого хватило, чтобы я смогла найти силы выйти и посечь её совней. И потом не помню...
   - Её нашли, - сумрачно продолжил Вито, - через два дня. Пока стало ясно, что она до Вселово не доехала, пока мы обшаривали с собаками все места, где она могла быть - два дня и прошло. Так и нашли - около заимки рядом с останками самавки. Почему за две ночи её не тронула нечисть - неизвестно, потому что следы рядом были. Может, Анахита хранила, а может, она была без сознания, и нечисть не восприняла её как источник еды. Она потом ещё две седмицы не приходила в себя. А когда пришла, выяснилось... Павко назвал это дар самавки...
   - Я после той ночи могу блокировать наведённые эмоции, - объяснила, всё так же глядя на огонь, Энха. - Вернее, не я - оно получается само. Как только кто-то начинает наводить эмоции, у меня словно... дырка под макушкой открывается, и все эмоции проходят сквозь неё. Но не очень долго, потом начинает сильно болеть голова и я срываюсь. И вот сейчас... Я поэтому и бросилась на ак-гуля, потому что чувствовала, что не могу больше и надо быстрее заканчивать.
   Иржи смотрел, как язычки пламени пляшут и потрескивают на еловых ветках. Хотелось сказать что-то вроде, что чем дальше, тем больше Околье представляется ему не отдельной провинцией, а отдельным миром, но он промолчал. То ли так влияли молчаливые Вито и Энха, то ли мрачное мёртвое болото, то ли история, страшная для всей Моравы, но обыкновенная здесь...
   - Давайте уже жечь его, - Вито кивнул головой в сторону смердящего ак-гуля.
   Иржи молча пошёл к трупу.
  
   Покидали Городище они вечером следующего дня. Перед этим Иржи не поленился наведаться на болота ещё раз и упокоить лича, живущего на затопленном и кладбище, где болотные воды размыли могилы, и кости валялись повсюду и хрустели под ногами. Он бы упокоил и всех четырёх, чтобы Вито не вздумалось как-нибудь использовать Энху для их упокоения, но до остальных было далеко ехать, и он за выходные не успевал.
   Под вечер воскресенья Вито пошёл проводить Энху и Иржи до портала. Они шли по широкой улице, мощёной брёвнами и толстыми досками. Вдоль неё тянулись мазанки, изредка разбавленные более богатыми двухэтажными домами, каменными или деревянными.
   - Что на Маяке? - спросил Иржи.
   - После того, как королевские маги оттуда уехали, - кивнул Вито, - было хорошо. Прореху они закрыли. Но они мне сразу сказали, что это очень ненадолго, да я и сам это видел. Там ткань пространства предельно истончена. Закрыли в одном месте - скоро порвётся в другом. Они тоже сказали, что прореха - следствие того, что там в течение долгого времени колдовал тёмный маг.
   - Желда Хойничек? - тоскливо уточнила Энха.
   Вито пожал плечами:
   - Неизвестно.
   - Где сейчас Божек? - спросил Иржи, вспомнив, что из мира демонов видел его - возможно его - отсвет на севере Околья.
   Вито снова пожал плечами:
   - Седмицу назад, когда я отъезжал из Крутицы, он был в замке Благомила. Где сейчас - это мне не известно.
   Замок Благомила. То есть тусклый отсвет, видимый из мира демонов, примерно соответствует месту, где Божек находился седмицу назад. Возможно, этот третий отсвет в самом деле принадлежит Божеку. Но где же тогда может скрываться маг, который изготавливает щуркинские артефакты?
   Вито довёл их до ворот, где стражник открыл им железную калитку во въездной браме, и пожелал счастливого пути.
   - Иржи, - негромко окликнул его Вито, когда он с Энхой уже прошёл через калитку.
   Иржи обернулся и вопросительно посмотрел на него.
   - Спасибо за королевских магов на Маяке.
   Иржи хотел что-нибудь ответить, но промолчал, кивнул и пошёл за Энхой.
  
   Отступление. Немного о времени
  
   В фике используется такая система времени, когда сутки делятся на день и ночь, и при этом и день, и ночь всегда насчитывают по 12 часов. От восхода до заката - день. От заката до рассвета - ночь. Это приводит к тому, что продолжительность часа в зависимости от поры года меняется: летом днём один час равен примерно двум реальным часам, а ночью - примерно половине часа. Это называется косые часы. Такая система использовалась в средневековой Руси.
   Когда в фике на ратуше звонят первый час ночи, это значит время заката. То есть летом это примерно десять часов вечера, а зимой - примерно шесть часов вечера по нашему счёту времени. А когда звонят час дня - это восход солнца.
   Из этого следует, что в фике час - понятие довольно растяжимое. Минут, кстати, нет вообще.
  
   Также есть способ счёта ночного времени, как стража. Одна стража - это примерно три обычных часа. Первая стража заступает на охрану городской стены, когда на ратуше звонят первый час ночи, то есть на закате. Последняя стража покидает свой пост с восходом солнца. Летом ночь состоит из двух страж - первой и второй. Зимой её количество достигает пяти. Но опять же, так как время в фике считают приблизительно, то одна стража может длиться и два часа, и четыре.
  
   Для месяцев используются славянские названия:
  
   Январь - просинец
   Февраль - сечень
   Март - сушец
   Апрель - кветень
   Май - травень
   Июнь - червень
   Июль - липень
   Август - серпень
   Сентябрь - рюень
   Октябрь - листопад
   Ноябрь - грудень
   Декабрь - снежник
  
   Глава 14. Энха. Месть. Эльфийская магия
  
   На следующий день после того, как Энха и Иржи вернулись в столицу, в библиотеку пришло только три человека, из них двое - за эротическим чтивом. Они подрались за последний экземпляр Похождений Ярилко Мочика, Энха с удовольствием поглазела на бесплатное представление и вписала книгу в формуляр победителя. Затем заскочила Злобка - не за книгами, а в гости. Энха развела самовар, заварила чай и принесла слегка зачерствевшие пирожки с яблочным повидлом, которые перед выходными приносил Иржи. Девушки посидели, поболтали обо всём, а когда Злобка ушла, Энха, уже начавшая убирать посуду, услышала с улицы крики и улюлюканье. Она подскочила к окну и сквозь мутноватое стекло рассмотрела, как двое третьекурсников шпуляют огнём в Дече, который катается по земле, пытаясь сбить с себя пламя. Энха уже собралась было бежать к нему, но Дече наконец потушил на себе огонь и дал драпака. Третьекурсники улюлюкали ему вслед.
   Энха убрала посуду Злобки и принесла чистую чашку и мёд. Вскоре пришёл и Дече - уже в целых и чистых штанах и котте, хотя и принёс с собой запах паленой шерсти. Энха налила ему чаю и пододвинула блюдо с пирожками. Он вытащил из-за пояса пару помятых леденцов, завёрнутых в кусочек провощенной бумаги.
   - Кто? - глянул из-под своих густых бровей Дече.
   - Вилем и Йосеф из Речицы, - сообщила она.
   Какое-то время они пили чай, рассасывали леденцы и молча думали, чем бы отомстить. Первое, что приходило на ум - это по-библиотечному выкрасть у них несколько книг, а потом выставить счёт за невозврат. Однако душа требовала чего-то более заковыристого. Второй мыслью было ответить той же монетой и поджечь их комнаты, однако, во-первых, пострадают ни в чём не повинные соседи, а во-вторых, Вилем и Йосеф могут связать поджог с нападением на Дече и заподозрить месть. На третье в голову пришло отомстить по-окольски и подкинуть им нечисть. Только где в столице найти подходящую нечисть, чтобы была и не опасной, но в то же время и не безобидной?
   - Все штаны и сапоги, - тихо предложил Дече, когда чая в кружках стало наполовину меньше, - на крышу.
   Но Вилем и Йосеф жили в разных комнатах, и чтобы это осуществить, нужно было проникнуть к ним ночью, когда они спят без штанов и сапог, более того, в темноте разобраться, где их штаны и сапоги, а где их соседей...
   Нет, идея вкусная, но на данный момент маловыполнимая. Однако мысль зацепилась за штаны, за то, что Вилем и Йосеф друзья и часто ходят вместе...
   Энха дососала леденец, взяла листок бумаги, обмакнула перо в чернильницу, набросала короткое письмо и дала почитать Дече.
   - На стене коридора, - уточнил он.
   Энха кивнула.
   Ждать пришлось ночи, когда все студенты улягутся спать. За это время они сожгли в самоваре записку и старательно переворошили угли, выпили по две чашки чая, съели леденцы и пирожки и прочитали эльфийское сказание о странствиях Амаунет, а когда на городской стене протрубили третью стражу, решили, что пора. Энха переоделась из шаровар и женской котты в штаны и короткую мужскую котту, косу спрятала под тёмный клафт, и они с Дече выскользнули из библиотеки.
   Было темно и тихо, только в простенках шуршали мыши или, возможно, мелкая нечисть. На кафедре нежитиеведения заговорщики позаимствовали баночку красной краски и кисточку и отправились к студенческой коллегии, которая располагалась вплотную к стене университета и сейчас спала: не было слышно ни звука, все окна были завешаны толстыми шторами, не дававшими холоду от окон проникать в комнаты, нигде не было ни огонька. Энха и Дече поднялись на второй этаж университета, тёмным холодным коридором прокрались к выходу на крышу, там по карнизу перебрались на чердак - чистый, благодаря трудам Дече, и оттуда - на каменную лестницу, ведущую вниз в коллегию. Некоторое время постояли на крошечной площадке у чердака, прислушиваясь, однако кроме мышиного шороха ничего слышно не было. Стояла почти кромешная тьма, можно было разобрать только очертания предметов. Заговорщики бесшумно спустились по лестнице на первый этаж, там тоже долго стояли, прислушиваясь ко всем шорохам, затем прошли по коридору, и Дече тронул Энху за плечо, указав на одну из дверей. Энха кивнула, и Дече посадил её себе на плечи. Она откупорила баночку с красной краской и принялась почти на ощупь выводить на стене около двери крупными буквами:
   Йосеф, любовь моя! Пусть все это знают - я люблю тебя всей своей мужской любовью и жизни без тебя не представляю! Будь моей супругой, я не смогу без тебя жить! Твой возлюбленный Вилем.
  
   Назавтра об этой надписи гудел весь университет, Энхе о ней донесла Татуня, осуждающе качая головой и говоря, что от Вилема такого не ожидала, и от них сейчас все шарахаются. Забежала и Злобка, рассказала, что Вилем и Йосеф в самом деле часто ходят вместе, но вот ничего такого за ними не замечала, и её гложет мысль, что это подстава. Мнишек, которого Энха встретила в коридоре после занятий, со своим вечным потусторонним видом рассказал, что Горимир - сосед Вилема по комнате - подтверждает, что тот ночью вставал и выходил; правда, Вилем клянётся всеми богами, что в отхожее место. Но Горимир уже заявил, что дальше делить с ним комнату не намерен, и потребовал у коменданта расселить их. А так как Горимир - это не абы кто, а целый герцог, то его требование было удовлетворено незамедлительно, и ему была предоставлена отдельная комната. Сосед Йосефа тоже попытался избавиться от Йосефа, но простолюдина слушать никто не стал, да и сам Йосеф упёрся всеми рогами и кричал, что в одной комнате с Вилемом жить не будет даже под угрозой смертной казни. Тогда сосед Йосефа просто договорился с первокурсником, который жил один, и переселился к нему.
   Отлично. Теперь, если они с Дече решат всё же утащить у Вилема или Йосефа все штаны с сапогами, они точно не перепутают их со штанами и сапогами их соседей!
  
   Вечер следующего дня наконец-то выдался спокойным, и Энха, убрав в библиотеке, поднялась в свою комнату. Там она достала из потайного кармашка заплечного мешка лазурит с руной элевель, которую пыталась наполнить магией весь последний месяц, и долго в колеблющемся свете свечи смотрела на неё.
   На барельефах в храме были изображены разные боги. Некоторые из них создавали амулеты, и магия в их руках нарисована разная. Говорит ли это о том, что поток магии можно как-то менять?
   Но как? Ведь маги захват магии никак не меняют. Они только рунами преобразовывают её в то, что нужно.
   Энха взяла лазурит в ладони так, как его держал Усир и пустила в него поток магии. Он поплыл, в ней и вокруг неё - мягкий, лёгкий, приятный. Она попыталась представить, что он стал холоднее или теплее, хотя как может быть тёплой или холодной магия? Попробовала расширить его. Потом замедлить. Поменять направление. Ничего...
   Если и теперь ничего не получится, значит, она в самом деле бездарь. И путь ей только один - назад в Околье. Давить вместе с Вито нечисть, нежить и гоблинов, быть, как и десять лет до этого, приманкой для них и рано или поздно сложить голову. Если повезёт - напороться на гоблинское копьё, если нет - попасться в лапы ушлёпку или чусю, который будет отрывать от неё, живой, кусок за куском и упиваться её болью и отчаянием. И так ничем и не суметь помочь Вито и Околью. Потому что она пересмотрела уже почти все книги по нечисти, нежити и низшим расам, что были в библиотеке. Все они более или менее повторяли друг друга и не содержали практически ничего нового. Вито всё равно знает и умеет больше, чем учат студентов.
   И навсегда потерять Иржи...
   Вспомнилось, как она училась чувствовать магический фон накопителей. Она тогда, чтобы почувствовать фон, напрягалась, и только случайность показала ей, что нужно наоборот расслабляться. Сейчас, пытаясь преобразовать магию, она тоже напрягалась...
   Часы на башне пробили второй час ночи.
   Она села на кровать, попробовала расслабиться и подумать о чём-нибудь лёгком. Поток магии продолжал течь, мысли отвлеклись на то, как она в детстве бегала с подругами на луг за цветами, как он пах травой, и светило тёплое летнее солнце...
   Поток магии шевельнулся и как будто наполнился. До этого он словно был пустым, или почти пустым, а теперь вдруг наполнился и потёк не как поток ветра, а как медленная равнинная река.
   Энха задышала глубоко, боясь спугнуть ощущение и пытаясь запомнить его. И боясь дальше что-то с ним делать. И впервые чувствуя - совершенно явственно чувствуя - как магия идёт в руну, не просто идёт, а правильно идёт. Поток постоянно срывался, стоило Энхе напрячься - ощущение наполненности пропадало, приходилось снова вызывать нужные ощущения, чтобы его вернуть...
   В городе часы на ратуше пробили третий час ночи.
   Энха осторожно свернула поток магии и долго не могла заставить себя раскрыть ладони, боясь, что снова ничего не получилось. Затем всё же с глухо колотящимся сердцем приподняла правую ладонь.
   Лазурит светился.
   Желтоватым светом, слабо, едва заметно... Но теперь совершенно точно светился.
   Сердце ухнуло так, что стало нечем дышать, в глазах потемнело. Энха схватилась рукой за изножье кровати, чтобы не упасть, и зажмурилась, боясь, что это просто ей настолько сильно хочется, чтобы он засветился, что ей просто начинает мерещиться. Сделала несколько судорожных вдохов-выдохов и открыла глаза, отчаянно боясь, что ей показалось, и готовая зареветь от отчаяния. Но лазурит продолжал светиться. Слабо. Но он светился.
   Энха подрагивающими пальцами взяла его, подержала, потом нащупала Сказки эльфов Поозерья, открыла на первой попавшейся странице, положила на неё руну и убрала пальцы. Лазурит погас. Она снова тронула его - он засветился, и в его слабом желтоватом свете стало возможно разобрать пяток слов вокруг.
   Энха рухнула на кровать, обхватила голову руками и разревелась.
   Она смогла. Свет слабый, и неизвестно, сколько он продержится и сможет ли она сделать его сильнее. Но она смогла...
   Значит, можно пробовать дальше!..
  
   Три следующих дня прошли в экспериментах с собственным потоком магии. Энха научилась делать поток более наполненным или более пустым, а кроме этого иногда получалось сделать его более мягким или более твёрдым. И руна элевель наполнялась, когда поток становился наполненным и твёрдым. Хотя Энхе всё равно казалось, что можно лучше, что поток можно ещё как-то видоизменить, чтобы элевель наполнялась ещё и быстрее, но пока и это было прорывом. Руна элевель после каждого наполнения сияла всё ярче, через три дня в её свете можно было свободно читать в темноте. Наверно, можно было и ещё ярче, но Энха не стала проверять, есть ли предел у свечения, решив, что слишком яркий источник света ей тоже ни к чему.
   Вечером третьего дня она, скрывая ликование и пытаясь казаться спокойной, выложила перед пани Збигневой лазурит с руной элевель. Старушка-библиотекарша взяла его в руку, тот ярко засветился.
   - Вот так да, - совсем не по-графски охнула она, наклоняясь к руне и рассматривая её со всех сторон. Затем прислушалась к своим ощущениям.
   - Странно, - после долгого прощупывания с удивлением призналась она. - Я не могу понять, что именно ты создала, Ханичка. Я магии в камне не... Нет, я чувствую, но как-то... Знаешь, Ханичка, давно... Я молодая ещё была, и завёлся на одном старом кладбище ещё имперских времён лич. Я его загнала в полуразрушенную усыпальницу и там упокоила. И пока упокаивала, - старушка хихикнула, - полуразрушенная усыпальница превратилась в усыпальницу разрушенную. Одна колонна упала и разбила саркофаг. Я подумала, что оставлять кости, пусть и древние, так валяться - это не по-человечески; выкопала могилу и похоронила. Так когда я выгребала кости из саркофага, среди них был артефакт... Покойник, Ханичка, был не то ключником, не то подкоморием - в общем, не последним человеком в империи - и ему в саркофаг вместо свечи положили артефакт-светлячок... Что это был светлячок, Ханичка, - предупредила она, - я могу только предполагать, потому что со времён империи Само прошло без малого четыреста лет, и ни один артефакт столько не продержится. Выдохнется. Вот и тот артефакт был выдохшимся, в нём осталась только остаточная, самая мелкодисперсная магия, и определить, чем он раньше был, не представлялось возможным... Это я всё к тому, Ханичка, что тот выдохшийся артефакт был по ощущениям похожим на твой этот, - она посмотрела на руну у себя в руках. - Только не светился.
   Энха, путаясь от волнения в словах, рассказала, и как наполняла руну магией, и про эльфийские барельефы, и как обнаружила, что поток магии можно менять. Пани Збигнева слушала, не скрывая удивления.
   - Надо же, - покачала она головой. - Век живи, век учись. Мне всю жизнь, Ханичка, внушали, что подавать магию потоком нельзя, что так артефакт не получится, я и верила. А оказывается, не всё то, что считается чушью, на самом деле чушь.
   Она помолчала. Энха тоже молчала и смотрела на светящуюся элевель у неё в руках. В голове роился ворох мыслей и идей, что делать дальше и чем продолжать. Тахмие - огонь? Аэварре - холод? А если связку, например, ту, что была на жезле у Изис? Или руны для заживления ран?..
   - Знаешь, - наконец заговорила пани Збигнева, - дальше я, наверно, тебе не советчик, Ханичка. Потому что эта область артефакторики, куда ступила ты, мне совершенно неведома. Дальше тебе самой решать, куда и как двигаться.
  
   Что делать дальше, Энха думала до утра, а утром решила повторить всё то, что она проделала с элевель, но только с другой руной, чтобы убедиться, что это не случайность. Выбор остановила на ялле - руне теплоты - и вырезала её на лазурите, честно украденном из хранилищ лабораторий. В первый день наполнить её магией не получилось - хоть Энха и видоизменяла свой поток по-всякому, как умела. Во второй день тоже ничего не вышло, правда, под вечер Энха всё же уловила, что камешек тепловатый. На третий день она таки сумела изменить поток своей магии так, чтобы она не только пошла в руну, но и зацепилась за неё. Энха чувствовала, как лазурит теплеет прямо в руках. Правда, всё равно оставалось ощущение какой-то корявости, когда всё вроде и правильно, но можно лучше, но пока она не знала, как лучше. Уже то, что получалось хоть как-то, было успехом.
   Ялле удалось наполнить теплом за четыре дня - то есть в сумме часов за пять, правда, немалая часть этого времени ушла не на само наполнение, а на эксперименты с потоком. Энха подарила получившуюся грелку Дече, решив, что ему в его холодной сторожке источник тепла лишним не будет, и задумалась, что дальше. Махъя-дороэль-тау, как на жезле у Изис для сокрытия от нечисти? Или целительский амулет, как у Анахиты?
   Энха достала с одного из дальних стеллажей сборник сказаний про Анахиту и полистала его. Анахита создавала амулеты, исцеляющие раны, едва ли не в каждом сказании, а то и несколько раз за сказание. Энха просмотрела один эпизод с созданием артефакта, второй, третий, сомневаясь чем дальше, тем больше. Потому что для изготовления каждого из них она просила у липы кусок дерева.
  
   И пошла Анахита, у липы священной той ветку живую сорвала,
   Доставала она свой резец остроточенный, иммере-тау начертала.
   Вырезала она животворные руны и магией их напитала,
   Луч из сердца послала и их оживила, и Инпу с поклоном отдала...
  
   Энха знала, что артефакты можно было создать только на камне, и то не на всяком. Подходили лишь лазурит, содалит и некоторые разновидности граната. Однако в Мораве месторождений содалита и граната не было, поэтому использовался в основном лазурит, который добывали в Околье и кутногорских рудниках. Все остальные камни или не держали магию, или держали её плохо. Другие же материалы не годились вовсе, потому что зачастую разрушались от первого же импульса магии.
   А Анахита использовала дерево...
   Энха была дочерью резчика и резать по дереву умела; на то, чтобы вырезать и отшлифовать кусочек липовой ветки, ушла всего пара часов. Она придала ей ту же форму, что и лазуриту и аккуратно вырезала на ней две руны, используемые в сказании Анахитой - иммере и тау. И робея, попыталась вливать магию в этот кусочек дерева.
   Дерево не раскрошилось ни сразу, ни на следующий день, ни через два дня. Потемнело, приняло немного словно бы поджаренный вид, но было крепко. Поток магии шёл иначе, чем в камень, и ощущения были другие. Только вот даже через два дня деревяшка магией не напиталась, и ощущения правильности при всех вариантах потока не появилось.
   Подсказка пришла из неожиданного источника.
   В один из вечеров к ним пришёл Иржи, а Энха, занятая наполнением деревяшки магией, не успела сбежать. И с чая тоже не получилось уйти, потому что Иржи просто взял её за руку, усадил в кресло и сунул ей в руки свою чашку с чаем, налив себе другую. Пришлось сидеть, молча злиться на его Хануся и милая моя и напряжённо ждать каждой следующей остроты. Когда он наконец ушёл, Энха почувствовала, что у неё даже пальцы сводит от напряжения. Пани Збигнева, заметив это, покачала головой и, хихикнув, посоветовала почитать что-нибудь лёгкое.
   Энха пошла за Похождениями Ярилко Мочика. Она долго сидела на кровати, не открывая книги, чувствуя, что напряжение в пальцах отступает, но зато душу затапливает горечь. Расслабится она сейчас с этим Ярилко, представит, что это не Ярилко красоток ласкает, а Иржи - её... Только всё равно это ложь. Очередная попытка спрятаться за мечтами от действительности.
   Она открыла на первой попавшейся странице, ближе к началу. Прочитала, как Ярилко снимает с очередной красотки сначала котту, затем шаровары, рубаху... и поняла, что не берёт её. Подумала, может, выпить вина, но и пить не хотелось. Энха по инерции дочитала эту сцену, затем начала читать о том, как он пошёл берегом Донавы, напевая пошлые песенки, и остановился на ночлег на краю болота, где его начали донимать комары. Там он победил сначала одного гуля, потом другого, а потом решил, что ночью он хочет спать, а не бить гулей с комарами, а потому принялся создавать амулет от комаров, гулей и мужского бессилия. Энха невольно похихикала над набором функций и тонким свинцовым карандашом приписала рядом: А также для роста капусты, и принялась читать, как он этот амулет создавал.
   А создавал он его из деревяшки - кленовой, три строчки сетуя на то, что в этих краях не растут липы. И уже одно упоминание лип заставило Энху насторожиться, потому что липа была деревом Анахиты, и именно её она использовала для создания целительских амулетов. Ярилко Мочик, мечтая об аппетитных формах подавальщицы из какого-то постоялого двора, вырезал на деревяшке связку необходимых рун, затем разделил свою магию на два потока, обвил их вокруг друг друга, как руки любовника обнимают любимую, и вошёл этой спиралью в амулет, как любовник входит в лоно любимой. Ну и дальше принялся мечтать, в какой последовательности будет снимать с красотки одежду.
   Энха посомневалась, но взяла в руки деревяшку с иммере-тау, закрыла глаза и пустила в неё поток магии - обычный, ненаполненный. Тот пошёл, не цепляясь за руны. Она попробовала разделить его на два рукава. Не сразу, но к её удивлению поток раздвоился, а потом чуть ли не сам свился в спираль - от этих ощущений рукам стало вдруг тепло-тепло. А вот дальше дело застопорилось, потому что спиральный поток вроде как и цеплялся за руны, но не сильнее, чем обычный.
   Вторую подсказку дали на следующий день второкурсники, пришедшие за дополнительной литературой по артефакторике. Пока Энха вносила книги в их формуляры, один из них вслух зачитывал приятелю выдержки из конспекта и упомянул, в числе всего прочего, о спиральном способе подачи магии.
   - Чем ты слушал на лекции, - буркнул второй. - Спиральная подача - это из эльфийских сказочек. Они прятали свои знания от людей, вот и насочиняли всякой чуши.
   Эльфы прятали знания от людей, вот и насочиняли всякой чуши... Где она это уже слышала или читала?..
   Энха выдала им книги, а так как больше желающих пополнить свои знания не было, прошлась вдоль стеллажей, читая корешки книг, связанных с артефакторикой. Вынула одну, другую, полистала. Отвлеклась на пятикурсника, который требовал книгу, находящуюся в единственном экземпляре, на руки. Доводы Энхи, что книга на руки не выдаётся, на него не действовали, он продолжал напирать, указывая на то, что она тут никто, а он - почти королевский маг. Энха кликнула пани Збигневу. У той с самого утра болела нога и она была не в духе, а потому указала зарвавшемуся студенту на дверь, добавив магический импульс в нужном направлении. Когда конфликт был разрешён, Энха снова прошлась по стеллажам и наконец нашла то, что искала - толстый фолиант, изданный лет сто назад. К вечеру удалось найти в нём и нужное место.
   Автор на семи страницах распинался о способах напитывания магией артефактов. Точнее, способ был всего один - окатить камень как можно большим количеством магии несколько раз, пока он не перестанет вбирать магию, и потом впечатать связку рун в то, что получилось. В конце раздела автор упомянул, что среди начинающих магов бытует заблуждение, что существуют альтернативные способы подачи магии, как то поточный, спиральный или лучевой, однако эти способы на самом деле пришли из эльфийских сказок и не несут в себе истины. Ибо эльфы, - заявлял автор, - не желали делиться с людьми даже крохами своих огромных знаний, а потому в своих сказках писали много всякой чуши, чтобы сбить с толку молодых и неопытных человеческих магов и застлать им глаза красивой ложью и отвести от истинного знания. Ибо какая правда может заключаться в том, чтобы соизмерять импульсы магии с биением сердца...
   С биением сердца?..
   Энха взяла в руки деревяшку с иммере-тау, разделила магию на два потока, свила в спираль и попробовала как-нибудь приспособить её к биению сердца. И очень быстро поняла, что она не способна так часто подавать импульс. Попробовала подавать его через равные количества сердцебиений - сначала через шесть, потом, приловчившись, сократила до пяти. Спираль магии запульсировала в продольном направлении и... пошла в руны. Коряво, криво - но пошла. И зацепилась.
   Энха прервала подачу магии и порядком смущённо захихикала. Как там в книге делал амулет Ярилко Мочик? ...И вошёл этой спиралью в амулет, как любовник входит в лоно любимой.
   Можно было догадаться, что любовник входит в лоно любимой не одним... потоком, а вперёд-назад!..
   Магия в деревяшку с вырезанными на ней рунами иммере и тау пошла, это можно было считать прорывом, только вот шла она тяжело и неловко, словно царапающе. Словно бы руны были вырезаны неправильно.
   Она перестала подавать магию и рассмотрела руны. Даже сбегала за справочником, чтобы убедиться, что не ошиблась. Однако они были вырезаны абсолютно правильно.
   В чём же дело?
   Очередную подсказку дал один из рисунков в Сказаниях эльфов Поозерья - один из тех, которые неизвестный художник рисовал до неё. Тот, на котором был изображён Инпу с головой леховиши и с амулетом Анахиты на груди.
   Такие амулеты, вырезаемые из дерева, и сейчас были в ходу у жителей Околья и соседней с ним Магьяры. Они вырезались из дерева и были обычной деревянной висюлькой. Такой же по традиции носила и Энха - его ещё в детстве вырезал ей отец. Она вытащила из-под котты свой амулет, давно потемневший от времени, и рассмотрела.
   Прорезная резьба, иммере-тау, заключённые в круг. Один кусочек был сколот, но Энха всё равно попробовала подать в него магию и прислушалась к своим ощущениям.
   Магия, поданная спиралью, пошла лучше, чем в ту деревяшку, которую вырезала Энха по аналогии с лазуритными артефактами. С одной стороны пришло даже ощущение правильности, а вот с другой - что это бесполезно.
   Сколько лет назад он вырезан? Восемь, наверно. Дерево-то уже неживое.
   На то, чтобы вырезать и отшлифовать амулет, подобный своему, только из свежей липы, ушёл весь вечер и часть утра, однако результат оправдал себя - магия, свёрнутая в спираль и подаваемая продольными импульсами на каждое пятое сердцебиение, пошла в руны. Поток постоянно срывался, стоило Энхе лишь чуть-чуть потерять концентрацию, но кое-как наполнение продвигалось. Дерево потемнело, приобрело золотистый оттенок, магия в него шла, за него цеплялась... однако не чувствовалась. Разве что через два дня амулет стал подсвечивать бледно-зелёным.
   Это, конечно, хорошо, это говорит о том, что какая-то магия в нём задерживается, но ей-то нужен амулет от ран, а не второй светлячок!..
  
   В таких тыканьях вслепую и прошёл почти весь грудень - серый, туманный, с постоянными дождями, перемежающимися мокрым снегом. Иржи не заходил, а Энха не рисковала спрашивать у пани Збигневы, почему. Может, уехал, может, занят, а может, надоело. Только от мысли о том, что он нашёл более интересное занятие, чем хождение к ним, становилось пусто на душе.
   У Вилема - того, который подпалил Дече штаны - удалось стащить конспект по уничтожению нечисти. Перед тем, как его сжечь в камине, Энха полистала его. И убедилась, что там есть только то, что написано в книгах. Ничего нового. И только магические способы и ни одного физического.
   Может, Энха чего-то не понимала, но ей казалось, что в лекциях нужно читать то, чего нет в книгах, или то, что есть, но оно разбросано по разным редким книгам и что тяжело найти. Но у Вилема конспект просто повторял один из учебников. А к тому же полагаться только на магические способы... Энха уже десять лет работала с Вито и знала, что полагаться только на магические методы - это глупо. Может наступить магическое истощение. Может травмироваться рука. Может оказаться, что классический способ по каким-то причинам применить нельзя. Один раз им в узкой расселине встретился ушлёпок, а Энха шла впереди Вито. Ушлёпков бьют огнём, но брось в него Вито огненное заклинание, он бы задел и Энху - места, чтобы уйти в сторону, не было. И он вынужден был применить другое заклинание. А в конспекте Вилема - только огонь в разных вариациях.
   Конспект был сожжён в камине, пепел и угли тщательно перемешаны, а сверху подброшена пара дровишек.
   Йосефа - дружка Вилема - они с Дече уже подумывали было простить, вернее, посчитать первую месть с письмом на стене достаточной, однако он как-то раз поймал Энху в коридоре университета и попытался зажать в углу. Энха охотно позволила ему полезть к ней целоваться и вцепилась зубами в его губы - из великого милосердия не со всей силы, чтобы не откусить. Лезть своими лапами к ней под котту ему как-то быстро расхотелось, а удар коленом между ног и вовсе отбил желание с ней связываться, по крайней мере, прямо сейчас. Вечером Энха и Дече два часа под груденьскую капель пилили дрова на хозяйственном дворе и молча думали, как ответить. Идея была, красивая и грязная, но такая, что Йосеф наверняка свяжет её со своими приставаниями к Энхе, а этого допускать не стоило. Поэтому эту идею приберегли на потом, равно как и идею поймать сугута и сунуть к нему в комнату. Зато вспомнили, что под студенческой коллегией есть подклет. На следующий день, пока шли занятия, Энха и Дече наведались туда. Там было темно, полно старой ломаной и никуда не годной мебели, а каменный потолок местами шёл трещинами - всё же коллегия строилась лет этак двести назад, а ремонтировались только стены да потолки в комнатах, в подклет же никто не заглядывал. Заговорщики сориентировались, где комната и кровать Йосефа, и ровно под ней вынули из потолка подклета камни. Чтобы это не выглядело подозрительным, по несколько штук камней было вынуто и в других местах. Затем Дече аккуратно надломил старые доски под кроватью Йосефа, и заговорщики покинули подвал.
   Месть свершилась этим же вечером. Йосеф, придя в комнату, по привычке со всего размаха плюхнулся на кровать... чтобы услышать жуткий треск, и с истошным воплем вместе с кроватью провалиться в тёмную бездну, полную старого хлама. Дураков, видно, боги берегут, и Йосеф обошёлся без переломов, отделавшись только ссадинами и стёртой в кровь мордой. А кроме этого в дырку вместе с Йосефом, как потом оказалось, провалился и один из его учебников, который Дече отнёс Энхе. Мелочь, а приятно.
  
   А целительский амулет не получался. С каждой попыткой наполнить его магией он начинал светиться всё сильнее, потом свечение немного притухало, но не пропадало совсем. А вот магии Энха в нём не чуяла, хотя раз светится, значит, что-то в нём есть. Она даже снесла деревяшку пани Збигневе, но и та подтвердила, что не ощущает в нём магии - никакой, даже остаточной мелкодисперсной. И свечения тоже не видит.
   Может, у неё опять магическое истощение и бред на фоне этого?
   Зато в Похождениях Ярилко Мочика ей попался эпизод, где он сражался с гоблинами. После того, как этот самый Ярилко подсказал ей способ создания артефактов - пусть пока этот способ и не привёл к результату - Энха стала относиться к нему серьёзнее, а потому взялась перечитывать, стараясь пропускать любовные эпизоды. Не всегда, конечно, это получалось...
   Гоблинов Ярилко встретил в лесу, куда бежал от разъярённого мужа обласканной им очередной красотки. Их было два десятка, они наступали на него со всех сторон, и Ярилко взялся варить ядовитое зелье. В воду он кинул одну меру хвои, одну - хрена, дал повариться, а затем вбросил две щепотки высушенного и растёртого в порошок мяса мроя. И сразу после этого гоблины начали чихать и задыхаться, и героический Ярилко тут же перебил их едва ли не голыми руками.
   Энха скептически посмотрела на рецепт. Хвоя, хрен, высушенное мясо мроя - с чего бы гоблинам от полученного зелья чихать?
   А может, всё же попробовать? А вдруг?..
  
   Мера хвои была набрана в лесочке рядом со столицей, мера хрена куплена на рынке, две щепотки высушенного и растолчённого мяса мроя нашлись в аптеке. Вечером она перебралась на хозяйственный двор к Дече, они разложили костерок и повесили над ним котелок. Вскипятили воды, закинули в неё хвою и хрен, дали повариться, и Энха бросила две щепотки высушенного мяса мроя.
   Чего она ждала, она сама не знала, да и, собственно, как проверить, действует ли зелье, если в столице нет ни одного гоблина, тоже не представляла. Но эффект получился впечатляющий. Запах хвои и хрена, впитавший в себя кисло-горчичный запах мроя, стал настолько сильным, что она почувствовала, что задыхается. Они с Дече отбежали за поварню, продышались. Зелье продолжало булькать на огне, а ветер нёс его прямо на студенческую коллегию.
   - Студенты - это же не гоблины? - неуверенно спросила Энха.
   Дече всерьёз задумался.
   Гоблины или не гоблины - но студенты вскоре начали выбегать из коллегии на улицу, прикрывая покрасневшие лица руками и одеждой и вытирая слезящиеся глаза. Энха и Дече поспешно перевалили зелье в кувшин, тщательно укупорили, замотали в тряпки и сунули в сноп сена в птичнике, а котелок вымыли и поставили в поварне. Когда разъярённые студенты, прочёсывавшие территорию университета в поисках источника запаха - не вонючего, но на редкость удушающего - наткнулись на них, они невинно сидели у костерка, жарили над огнём хлеб и попивали яблочный сидр.
   Когда студенты умчались дальше, Энха подлила себе сидра, они с Дече чокнулись глиняными кружками и молча выпили за неожиданный козырь в руках. Грядущая жизнь представлялась в самых радужных тонах. Подействует этот запах на гоблинов или нет - неизвестно, но на студентов действует. Поэтому если кто-то опять вздумает пакостить...
   Только Вито надо написать...
  
   Деревянный амулет с иммере-тау несколько дней после каждого напитывания некоторое время светился ярко, потом яркость немного спадала. Деревяшка приобретала всё более золотисто-коричневый оттенок и словно бы другую структуру - на ощупь она чем дальше, тем меньше казалась деревом. Древесные волокна меняли форму, теряя вытянутость и переставая быть похожими на дерево. А потом в один из дней, когда Энха в очередной раз взялась напитывать его магией, зеленоватое свечение вдруг пропало, а Энха явственно ощутила - всё, магия в него больше не идёт. Совсем.
   Она повертела в руках получившееся нечто. Две переплетённые руны иммере и тау, заключённые в круг; материал уже совершенно не походил на дерево ни на вид, ни на ощупь, больше напоминая камень непонятной природы. Тот самый камень, из которого эльфы вытачивали многие свои вещи - посуду, статуэтки, и которые очень ценились у коллекционеров.
   Вот так да! Неужели таинственный камень эльфов - это и не камень вовсе, а дерево, которое долго напитывали магией? Это же... Это же... Это же сделать в год три-четыре таких недоамулета, продать коллекционерам, и можно жить и нужды не знать!
   Энха положила недоамулет в верхний ящик тумбочки.
   То, что она смогла подделать эльфийскую древность, грело душу. То, что за эту подделку можно выручить порядка пяти золотых денариев, невероятно радовало. Но то, что магии в нём не чувствовалось вообще, и целительский амулет не получился, огорчало.
   Что делать дальше?
  
   Глава 15. Энха. Праздник Жертвы Инпу
  
   Начало снежника выдалось промозглым, сырым и дождливым. По ночам дождь переходил в снег, земля затвердевала, а лужи покрывались тонким ледком, который к вечеру стаивал. В библиотеке с помощью артефактов поддерживались тепло и сухость, но в коллегии было сыро и прохладно, в коридорах гуляли сквозняки. Некоторые студенты, особенно первокурсники, приходили в читальный зал иной раз для того, чтобы погреться.
   - Польза от холодов есть, - хихикнула как-то пани Збигнева. - Пока будут греться, почитают что-нибудь. Авось от этого ума прибавится.
   После того, как получилось нечаянно подделать эльфийскую древность, Энха решила убедиться, что это не случайность. Она выточила из куска сосны небольшую чашу, вырезала на ней руны Хнума и напитала её магией, подавая её свёрнутой в спираль и пульсируя в такт каждому четвёртому биению сердца. Плюнула на приказ Вито заниматься магией не больше часа в день, и в итоге чаша из деревянной превратилась в каменную за три дня. Эльфийский артефакт стоимостью порядка семи-десяти золотых денариев был готов. Только вот напитать его магией не получалось никак. Энха пробовала по всякому: подавать магию и простым потоком, и всеми его вариантами, и спиралью, и на разные такты сердца, и импульсами - никак. Она сходила к пани Збигневе и уточнила, как маги напитывают большие связки рун. Пани Збигнева ответила, что они давно этим не занимаются, потому что проще впечатать руны магически. Но принцип тот же, что и с одной руной: начальная берётся в качестве открывающей, конечная - закрывающей. И накачиваются магией. Энха перебрала все комбинации, пытаясь вычислить начальную и конечную руны. Не преуспела. Пришла к пани Збигневе и попросила её наполнить чашу магией обычным импульсным способом. Пани Збигнева исполнила её просьбу. Чаша на вторую накачку треснула, но магию в себе не задержала.
   Что ж, теперь она знает, что этот способ не годится.
   По мере приближения праздника Жертвы Инпу в библиотеке усиливался ажиотаж, многие студенты вспомнили, что у них скоро экзамены, и рвались учиться. Некоторых из них после рюенской выдачи учебников Энха увидела всего второй раз. В процессе сдачи экзаменов и зачётных дебатов студентов в библиотеке становилось всё меньше, пока наконец в один день не пришло никого. По этому признаку Энха поняла, что сессия закончилась, и ближайший месяц можно на работе заниматься своими делами.
   У четырёх студентов уровень захвата магии не достиг того, с которым переводят на следующий семестр; третьекурсник и три четверокурсника с траурными лицами пришли сдавать все учебники. Впереди их ждало тридцать пять лет работы провинциальными магами.
   Энха приняла у них учебники и принялась сличать номера.
   Третьекурсник поедет уездным магом, четверокурсники - краевыми или пограничными. Поедет ли кто-нибудь из них в Околье?
   Вряд ли...
   Вид у четверокурсников был убитый, трое их товарищей смотрели на них со смесью сочувствия, превосходства и страха: они на полгода ещё точно оставались в университете, а там, если не хватит уровня захвата магии, чтобы перевестись на пятый курс, их тоже ждали тридцать пять лет на границе или в провинции.
   Только если у кого-то из них найдётся достаточно денег или связей, чтобы остаться в столице.
   Урбек - тот самый третьекурсник, который не перевёлся на следующий семестр - поставил перед ней стопку книг.
   - Обидно, да, - признался он, - что не дотянул даже до конца курса. И ещё обиднее, что мог, но ленился раскачивать захват. Но кто знает, может, оно и лучше. С нашими-то магистрами...
   - Это ты делаешь хорошую мину при плохой игре, - презрительно заметила Татуня, тоже зашедшая сдать пару книг вместе с Мнишеком и Горимиром. - И сваливаешь на магистров то, что недоработал сам. У тебя ничего не получилось - и проще всего сделать вид, что так и хотелось, чем пытаться что-то исправить.
   - Уже ничего не исправишь, - спокойно возразил Горимир. - Захват магии не пересдают. Это поступающим могут дать несколько попыток, а при переводе с семестра в семестр попытка только одна.
   - И он её провалил, - отозвалась Татуня, - значит, сам неудачник. И теперь просто делает вид, что и мечтал о том, чтобы ехать в какое-нибудь Околье, где девушек приносят в жертву болотникам!
   - Ты едешь в Околье? - тихо спросила Энха.
   Урбек в ужасе замотал головой:
   - Боги, храните! Нет-нет-нет, свободных уездов в Мораве хватает и без Околья.
   Энха не ответила, молча достала его формуляр и принялась сличать номера книг. На сердце стало горько, пусть даже она лучше чем кто знала, как маги не хотят ехать в Околье.
   - Энех, - негромко подал голос Мнишек. - Насколько это правда, что в Околье болотникам приносят в жертву девушек? Нам пан Гжежны, - объяснил он, - рассказал, что девушку приводят на берег реки или озера, где завёлся болотник, привязывают к дереву и оставляют.
   Энха вычеркнула из Урбекова формуляра книги, убедилась, что задолженностей у него нет, отложила его в сторону и подняла на Мнишека глаза.
   - Зачем селянам приносить в жертву болотнику девушку? - ответила она вопросом на вопрос.
   - Чтобы задобрить его, конечно, - уверенно ответила Татуня.
   - Болотника нельзя задобрить, - покачала головой Энха. - Никакую нежить нельзя задобрить. Наоборот, если где-то будет лёгкая добыча, нежить будет чаще возвращаться в то место.
   - Может, - предположил Горимир, - болотника так можно отвадить от селения? А девушку отводят куда-нибудь подальше?
   Энха посмотрела на него:
   - Девушку привязывают к дереву. Но у болотника нет пальцев, у него перепонки, он не сможет развязать узлы. Перегрызть - слабые зубы, раскрошатся, если он начнёт грызть верёвки. А взять нож, даже если он будет лежать рядом, он не догадается.
   Студенты переглянулись, мысленно признавая довод резонным.
   - Цель болотника, - продолжила она, - оборотить жертву. Чтобы она утонула, а её душу заменить демоном. Но он не сможет увести её под воду, если она привязана. Поэтому и оборотить не сможет. Поэтому - зачем она ему?
   - Это ты знаешь о болотниках, - возразила Татуня, - потому что пожила здесь и просветилась. А селяне Околья тёмные - они этого не знают.
   Энха посмотрела на неё. Так и хотелось сказать, что тёмные селяне Околья слишком много лет живут бок о бок с порождениями демонического мира, чтобы не знать их повадок, но промолчала. Вместо этого она предложила:
   - Хотите, приезжайте на каникулы в Околье. Вам найдут болотника и при вас принесут ему в жертву девушку. И вы сами посмотрите, зачем это надо.
   - Ехать в глухомань? - поморщилась Татуня. - Я не для того приложила все усилия, чтобы вырваться оттуда, чтобы опять возвращаться туда.
   Энха пожала плечами. Дело хозяйское. Только неприятно резанул презрительный тон её приятельницы, когда она заговорила про глухомань.
   - А я приму твоё приглашение, - с потусторонним видом согласился Мнишек.
   - Зачем тебе? - попыталась отговорить его Татуня. - Сидеть в самой отсталой провинции Моравы вместо того, чтобы наслаждаться благами цивилизации здесь?
   Мнишек неопределённо качнул головой:
   - Никогда не знаешь, где найдёшь новые знания...
  
   В сочельник перед праздником Жертвы Инпу в университете началось бурное празднование. Магистры сидели в своей коллегии и предавались возлияниям, студенты сначала в студенческой коллегии тоже предавались возлияниям, а когда спиртное ударило в голову, энергия начала выплёскиваться за пределы коллегии. С наступлением темноты перед парадным крыльцом несколько раз что-то взорвалось, в коридорах ходили пьяные студенты, орали песни и приставали к студенткам. Энха сидела в библиотеке, листала Ярилко Мочика и слушала отдалённые вопли и взрывы. Ярилко, пробираясь в деревню к очередной красотке, столкнулся с армией нежити и, как герой, взялся спасти всех от этой нежити. Для этого он нашёл в буковом лесу эльфийский камень, сделал его тёплым, по теплу вырезал на нём руны Изис - махъя, дороэль и тау - напитал их магией и установил в центре деревни. И от света этих рун нежить в ужасе повернула вспять.
   Нашёл в буковом лесу эльфийский камень, видимо, означает, что превратил в камень буковую деревяшку, как Энха превращала в камень деревянный амулет Анахиты. А вот что значит сделал тёплым?..
   Вопли раздались уже ближе, Энха разобрала фразу: А пойдёмте в библиотеку.
   Это встревожило, потому как то, что кому-то в вечер сочельника захотелось почитать, она сильно сомневалась. И по всему выходило, что стоит драпать, потому что выпьют студенты ещё - и кто знает, не взбредёт ли им в голову начать крушить библиотеку. А пани Збигневы, которая могла одним взмахом руки остановить толпу сбрендивших пьянчуг, не было - сегодня днём её внук прислал за бабулей роскошную карету, чтобы отвезти почтенную родительницу встречать праздник в родном имении. И начни студенты ломиться сюда... Подручных средств, чем можно тюкнуть по голове, здесь хватало, Энха не умела красиво говорить, но крепко бить её жизнь научила. Однако если сюда завалится не пара-тройка подвыпивших студентов, а толпа, и при этом со старших курсов...
   Лучше делать ноги, только куда? Злобка, с которой можно было бы погулять, сегодня уже уехала домой. У Дече в его сторожке тоже небезопасно, а больше идти не к кому. Не к пани же Збигневе тащиться через половину столичного уезда. И не к Иржи в Сыскной приказ.
   При мысли об Иржи кольнуло тоской и глухим отчаянием. Он приставать не будет. Но такого наговорит...
   Энха переоделась из шаровар и длинной женской котты в штаны и короткую тёмную мужскую котту, подпоясалась тонким пояском, чтобы кушак не обрисовывал талию, косу закрутила в низкий узел и спрятала под тёмный клафт. Вместо плаща натянула стёганое коричневое сюрко, утащенное когда-то у Вито, а когда переоделась, пришла к решению, что сначала следует наведаться к Дече, а там смотреть, может, какие идеи придут в голову.
   Затылка коснулась лёгкая боль. Коснулась - и отхлынула. Энха перевесилась через перила и глянула в темноту читального зала и на входную дверь. За ней слышались голоса и пьяный гогот.
   Поисковое заклинание? Оно основано на тёмной магии. Или что-то другое?
   Выяснять это не хотелось. Энха поспешно натянула сапоги, тихо перебежала верхнюю гостиную, так же тихо открыла окно и глянула вниз. Темно, практически ничего не видно, но вроде бы никого. Она выбралась из окна на внешний подоконник, закрыла окно, постаравшись сделать так, чтобы защёлка упала на своё место, перелезла на ветку росшей под окном старой липы, быстро вскарабкалась выше и оказалась на карнизе. По нему, придерживаясь за крошащуюся от старости черепицу, прошла вдоль учебного корпуса, а на углу остановилась.
   Впереди виднелся университетский парк, там горели магические светлячки, было много студентов и они что-то делали. Энха залегла на карнизе, чтобы её не было видно на фоне неба, и присмотрелась.
   На поляне студенты - в темноте было не разобрать, какого курса - палками чертили на поляне круг. Кто-то стоял, уткнувшись в какие-то листочки, кто-то пил, кто-то хохотал. Сомнения - собрались они во что-то играть или создавать прореху в мир демонов - рассеялись, когда под указания студентов с листочками другие студенты принялись вырисовывать внутри и снаружи круга какие-то значки.
   Если это третий курс, никого крупнее штуха или мришки они не вытащат. Если четвёртый-пятый - стоит опасаться кого-нибудь поопаснее. Хотя самих пьяных студентов стоит опасаться гораздо больше, чем любой нечисти.
   Рискнуть или не рискнуть?
   Энха рискнула. По лозам дикого винограда, оплетшего здесь угол здания, она спустилась вниз, прячась в тенях, подобралась ближе и присмотрелась. Пентаграмму вычерчивали третьекурсники, а двое четверокурсников ими командовали. Остальные стояли в сторонке. Энха пробежалась глазами по округе, высмотрела тёмные места и, прячась за стволами деревьев, подобралась ближе. Очень тихо прокралась к сумкам, сваленным под одним из кустов, предельно аккуратно вытащила оттуда запечатанный кувшин с узким горлышком и так же тихо нырнула назад в темноту деревьев. Быстро пересекла парк, продралась через кусты между стеной учебного корпуса и стеной, окружавшей университет, завернула за угол и уже подошла к амбару, как услышала сзади быстрые шаги и тяжёлое дыхание. Она поспешно нырнула за ближайшее дерево и замерла. Мимо неё кто-то промчался, проорал: Идиоты! Махъя! Идиоты!, подбежал к колодцу и что-то швырнул туда. Схватился за голову, провыл что-то нечленораздельное и с криком: Идиоты! помчался назад.
   Дече нашёлся на хозяйственном дворе около поленницы. Энха выставила перед ним добычу, он сходил за кружками, откупорил кувшин и плеснул в кружки содержимое. Они уселись на поленницу, молча чокнулись и выпили.
   Это оказалось вино, причём хорошее, густое, терпкое, со специями. В темноте Дече кое-как разобрал на сломанной печати клеймо островецкого винного погреба.
   Эге. Вино надо срочно пить, а кувшин или прятать, или бить, причём как можно дальше от мест обитания Энхи и Дече, чтобы на них не пало подозрение.
   Они выпили по одной кружке, а когда налили по второй, со стороны парка донеслись яростные вопли. Энха и Дече, по глотку смакуя густое вино, с интересом прислушивались, молча гадая, была ли причиной воплей пропажа кувшина или что-то другое. В голове уже начало плыть, опьянение накатывало как прилив на море - медленно, но неумолимо, сначала по щиколотки, потом по колени, по пояс, по грудь, и вот вода уже накрывает с головой, слегка покачивает, колышет, а вокруг медленно движутся, сужаясь, расширяясь и завихряясь, течения - бледно-фиолетовые, бледно-зелёные. На них можно было смотреть часами, и Энха и Дече пили вино и смотрели на них. Вопли студентов стали одновременно и ближе, и дальше, размазались по округе и теперь приглушённо и отстранённо доносились со всех сторон. В какой-то момент, когда Дече собрался обновить кружки в очередной раз, крики стали громче и, кажется, их источник находился уже на территории хозяйственного двора.
   Пора было исчезнуть отсюда. Дече, не торопясь, укупорил кувшин и затолкал его в холщовую сумку. Кружки они сунули за пазухи и соскользнули с поленницы. Тихо, среди фиолетовых и зелёных течений прокрались вдоль амбара, просочились сквозь узкий проход между амбаром и птичником, по дороге споткнувшись о гнилое бревно, валявшееся там с незапамятных времён. На выходе к стене, окружавшей университет и возвышавшейся на два человеческих роста, они прижались к стенке амбара - на Энху при этом посыпалась сверху труха - и прислушались. Крики и шум за ними не пошли.
   Они присели на выступающий фундамент, достали кувшин, но стоило им наполнить кружки, как крики раздались со стороны поварни. Фиолетовые волны, которые струились вокруг, стали насыщенней, словно бы упорядоченней, и Энха почувствовала в затылке боль, приглушённую выпитым вином.
   Они посмотрели сначала на университетскую стену, затем повернули головы и глянули на нависающий над ними край крыши амбара. Фиолетовые волны неторопливо кружились, завихрялись, а у стены, на выступе лежала массивная деревянная лестница. Дече прислонил её к стене. Не выпуская из рук полных кружек, они забрались на крышу, балансируя на покатом, покрытом дранкой скате, втянули наверх лестницу, там зацепили за торчащий обломок лаги, сели на конёк и наконец-то выпили.
   Фиолетового здесь было меньше, а вот внизу волны постепенно густели. Небо было обложено тучами, которые попытались было задождить, но передумали. А в парке - с крыши амбара можно было видеть самый его край - происходило что-то интересное. Там бегали, кричали, светлячки мельтешили туда-сюда, видны были сполохи заклинаний, фиолетовые и зелёные течения плыли, завихрялись, закручивались в спирали и всевозможные фигуры - нереальные, но красивые. Энха и Дече сидели, неторопливо потягивали вино и с интересом наблюдали.
   - Не оттуда, - глубокомысленно изрекла Энха.
   Это была первая фраза, сказанная ею за сегодняшний вечер.
   - Угу, - согласился Дече, тоже нарушив молчание.
   Где-то позади них внизу прогудело заклинание огня. Они посмотрели назад, подождали пожара. Пожар не начался. Зато задымилось что-то в парке. Что-то ударилось о нижний выступ крыши.
   Кажется, стоило поискать ещё какое-нибудь место. С которого видно лучше.
   Они снова убрали кувшин в сумку, а кружки за пазухи, съехали по скату крыши вниз и перепрыгнули на крышу птичника. Там забрались на конёк, балансируя по нему в колеблющихся фиолетовых волнах, и прислушались.
   Около повети кто-то был, слышались голоса, в темноте виднелись тени. Энха и Дече залегли на скате крыши и принялись ждать. Не очень далеко внизу прогудело ещё какое-то заклинание, кто-то заорал. Дече достал кувшин, однако стоило ему попытаться - лёжа на крыше и упираясь в неё локтями и коленями - вытянуть из-за пазухи кружку, со стороны студенческой коллегии послышался рёв нечисти.
   - Яхайка, - определила Энха, пытаясь достать и свою кружку. Это закончилось тем, что она не удержалась на довольно крутом скате и поскользила вниз. Попыталась ухватиться за край крыши, но хвататься там было не за что, и она свалилась на землю. Рядом раздался истошный вопль, Энха успела увидеть зелёный сполох, дёрнулась в сторону и со смаком дала ногой в невидимый источник вопля. Вопль превратился в сдавленное скуление. Энха по стеночке быстро пробралась вдоль птичника к повети и тихо, опрокинув в темноте ведро с водой, юркнула в неё.
   Голоса невдалеке что-то говорили, но слова расплывались, как и всё вокруг. Энха сидела на снопе соломы и ей было вполне себе хорошо - мягко, тепло, есть стенка, к которой можно привалиться, вокруг плывут и кружатся разноцветные волны, рядом кто-то гундосит... Только сильно расстраивал факт, что кувшин с вином остался у Дече. Энха подумала, что идти в парк за следующей порцией выпивки дальше, чем на крышу к Дече, но в парк - оно по ровной местности, а лезть на крышу...
   Она ещё подумала и по стеночке сначала хозяйственных построек, затем учебного корпуса принялась пробираться к парку, окутанному фиолетовыми волнами, которые становились гораздо гуще на втором этаже учебного корпуса. В затылке начинало болеть заметнее, хоть боль и была приглушена выпитым вином. А ещё впереди в фиолетовом тумане передвигались словно бы дырки. Большие дырки.
   Энха остановилась у угла учебного корпуса, привалившись к дереву. Вокруг кто-то бегал, кто-то кричал, слышались отзвуки применяемой магии, и тогда фиолетовая завеса начинала колыхаться, перемежаясь зелёными волнами. Все дырки двигались подозрительно в одном направлении. Энха постояла ещё немного, а затем повернула назад, по большой дуге обошла подозрительно шевелящиеся кусты и оказалась около главного входа в учебный корпус, хотя вроде как собиралась в другую сторону. Несколько ступеней было сколото, брусчатка дорожки буквально взорвана, а вокруг пузырились клочья слизи.
   Сверху дырок не было, и Энха, цепляясь за резную стенку, полезла наверх. Несколько художественных выступов отломалось, она кинула их вниз. Один раз внизу, как ей показалось, кто-то вскрикнул и в двух аршинах от неё прогудело белое облако. Энха перекатилась на плоский мраморный козырёк крыльца, переползла на его противоположный конец и нащупала виноградную лозу. По ней вскарабкалась на крышу, прокралась по карнизу, влезла по скату наверх и попыталась пройти по коньку. Качало сильно, и Энха, едва не свалившись два раза, пришла к выводу, что лучше передвигаться, упираясь ногами в черепицу и держась руками за конёк. Так она добралась до надстройки над центральной частью корпуса, влезла на коническую крышу этой надстройки и по ней вскарабкалась на широкую каминную трубу.
   Вдалеке сиял огнями город, тоже отмечавший сочельник. Внизу колыхалось фиолетовое облако, текло, переливалось, и если присмотреться, было видно, что от магистерской коллегии отходят словно бы фиолетовые лучи, такие же туманные, но прямые, и на эти фиолетовые лучи спешили фиолетовые же дырки. Всё это фиолетовое изобилие время от времени пересекали светло-зелёные потоки; кто-то кричал, не очень далеко опять раздался рёв.
   - Ушлёпок, - сама себе прокомментировала Энха, устраиваясь поудобнее.
   Дече появился тогда, когда ушлёпок замолк, а вместо него подал голос яхайка. Энха молча достала из-за пазухи кружку, Дече так же молча налил вина, и они выпили, с интересом наблюдая за происходящим внизу. А внизу от парка явственно тянуло дымом, со стороны магистерской коллегии пробивался огонь, уже порядком множащийся в глазах. Внизу что-то взорвалось, а чуть позже докатилась сильно ослабленная высотой волна ментальной магии.
   - Мришка, - определила Энха, глотнув вина.
   Нечистик мелкий, малость пакостный, но не опасный. В Крутице в замке один такой живёт: таскает пиво, поит им кур да иногда грызёт деревянную кухонную утварь. А вот если его убить, то ментальная волна от него идёт такая, что тому же ушлёпку и не снилось.
   Огонь в магистерской коллегии разгорался, оттуда неслись истошные крики и сполохи заклинаний. В парке тоже пробивалось тусклое зарево. За университетской оградой стали появляться зеваки, привлечённые бесплатным представлением. Самые любопытные занимали крыши близлежащих домов.
   А потом к глубочайшему горю Энхи и Дече поменялся ветер, и дым со стороны магистерской коллегии понесло прямо на них. Сначала они терпели, запивали дым вином и всё ждали, что ветер поменяется назад, но он не менялся. Энха глянула вниз, где в темноте клубились фиолетовые потоки и перемещались дырки, и сильно задумалась, что хуже - нечисть или дым. Когда она додумала до конца, то поняла, что Дече рядом с ней нет. Соответственно, нет и кувшина с вином.
   Она заглянула в кирпичную каминную трубу, ничего не увидела и сказала в неё: Бу. Труба не ответила. Энха сунула кружку за пазуху, свесила ноги в трубу и полезла в неё...
   Как она в конечном итоге оказалась на университетском кладбище - к счастью, в живом виде, хотя и сильно пьяном - она сама не знала. Кладбище было старым, располагалось у северной стены университета и использовалось для практик студентов. Однако сейчас кладбище имело вид мирный и спокойный: могилы, которые последний раз раскапывали месяц назад, были закопаны, полуразрушенные склепы закрыты, саркофаги запечатаны. В одном месте, правда, нашёлся череп - он пытался шевелиться, но без остального скелета это было проблематично. Старая каменная замшелая стена несла на себе следы заклинаний, которые годами творили здесь студенты, недалеко от неё стоял покосившийся мраморный склеп с проломом в стене, за которым вроде кто-то шевелился. Энха по большой дуге обошла его, упёрлась в стену, подумала и повернула назад. Поплутав немного, снова нашла склеп, плюхнулась на землю около одной из могил, привалилась спиной к мраморной стене и протянула Дече кружку.
   Издалека доносились вопли, где-то кто-то бегал, университет тонул в фиолетовом тумане. Энха и Дече сидели на могиле, земля в которой вроде бы шевелилась, хотя уверенности в этом не было, и предавались созерцанию фиолетового тумана, ползающего везде. За стеной склепа кто-то шевелился, оттуда исходило фиолетовое свечение. Энха и Дече прислушались к шевелению, посмотрели друг на друга. Затем заглянули в темень склепа, некоторое время созерцали грязно-серого призрака, энергично нарезающего круги вокруг саркофага, из которого выглядывала мумифицированная рука. Затем опять с сомнением посмотрели друг на друга и сильно задумались. Пока они думали, фиолетовое свечение стало интенсивнее. Энха спросила:
   - У тебя скарпель есть?
   Дече подумал и достал из кармана резец по дереву.
   - А палка есть?
   Он снова подумал, поковырялся в могиле и вытащил оттуда бедренную кость. Череп, высунувшийся за ней, попытался возмутиться, но Дече затолкал его назад, а чтобы он не вылез снова, сдвинулся и сел на это место.
   Руны, покрывавшие жезл Изис, Энха помнила лучше, чем молитву Анахите. Махъя, дороэль и тау. Высунув язык от усердия, она принялась старательно вырезать их на кости. И сразу поняла, что это несколько проблематично, потому что результат своей резьбы она видела как-то не очень хорошо. Мало того что было темно, так ещё и там, где она проводила одну линию, сразу становилось видно много таких линий, и которая из них была настоящей... Энха сильно задумалась, шевеление в склепе усилилось, стало слышно даже лёгкое шуршание. Из склепа начал сочиться фиолетовый ручеёк. Дече проводил его задумчивым взглядом.
   - О! - глубокомысленно изрекла Энха.
   Покачнулась от нахлынувшего озарения и принялась ручейком вливать магию в вырезаемые руны. Это позволило чувствовать линии, и вырезание пошло уверенней, хоть иногда она попадала резцом себе по пальцам, а один раз нечаянно пырнула Дече. Шевеление в склепе стало уверенней. Дече с сомнением заглянул в пролом. Лич - вроде бы один, но уверенности в этом не было - зловредно скалился призрачной мумиеподобной мордой и ждал, пока закончится магическое формирование...
  
   Глава 16. Иржи. Разгром в университете
  
   - Что, демон, подери, здесь произошло?!
   Иржи и пан Отокар стояли на покорёженной дорожке, ведущей к парадному крыльцу университета. Везде были видны следы магического боя, выброшенная из воронок земля, подпаленная трава и кусты, ветки, срезанные льдом, пузырящаяся слизь, тела студентов и магистров - живых или нет, пока понятно не было. Впрочем, поисковое заклинание показывало их, значит, живые. За учебным корпусом горела магистерская коллегия. И везде буквально шкурой чувствовалась тёмная магия.
   - Мы, конечно, - пробормотал Иржи, рассматривая в отблесках пламени учинённый разгром, - студентами здорово гуляли, но до такого наш размах не доходил.
   - Завидуешь? - хмыкнул пан Отокар, прислушиваясь к артефактам, закреплённым на руке.
   - Немного есть, - признал Иржи.
   В университете везде были следы погрома. Двери в некоторые аудитории были выломаны, столы расколочены. На коридоре первого этажа нашёлся и первый труп, в следах пузырящейся слизи и разорванный на множество кусков. По сильно изуродованной голове, насаженной на железное кольцо в стене, узнавался один из магистров. Окровавленные следы на полу принадлежали чусю. Останки самого чуся, пузырившиеся горой слизи, обнаружились дальше в одной из аудиторий.
   Около библиотеки тоже были следы крови, валялся окровавленный и порванный плащ, но никого не было. Сама библиотека была закрыта, а поисковое заклинание показало, что там никого нет. Или нет живых.
   От этой мысли стало очень нехорошо.
   Иржи, колеблясь, остановился перед потемневшей от времени массивной деревянной дверью. Она была заперта. Пани Збигнева сегодня отбыла в своё имение, но Энха-то осталась. Второкурсники и первокурсники, благоразумно рванувшие из университета, как только запахло жареным, подтверждали, что наблюдали, как она днём помогла пани Збигневе сесть в карету и вернулась назад. И больше её не видели. А её поведение Иржи предсказывать не брался: умея профессионально бегать от нечисти, она в то же время могла безрассудно броситься на того же чуся с одним ножом в руке.
   Иржи, больше не колеблясь, плечом с нескольких ударов высадил дверь. Сотворил магический светлячок и осмотрелся.
   Здесь всё было чисто и аккуратно, никаких следов борьбы. Наверху в гостиной на кресле был брошен плед и оставлена раскрытая книга. Иржи хмыкнул, узнав знаменитые похождения Ярилко Мочика, и заглянул в Энхину комнату. Так же чисто и всё убрано, и только на кровати были брошены шаровары и длинная женская котта с вышивкой по подолу и рукавам. Сапог не было.
   От понимания того, что во время нашествия нечисти Энхи здесь не было, легче не стало. Она могла уйти куда угодно - и от нечисти, и к ней.
   Где она может быть?
   В коридоре и аудиториях нашлись трое студентов - храпящие, пускающие слюни и дышащие перегаром. Пан Отокар наклонился к каждому из них и принюхался.
   - Дурью баловались, - хмыкнул он.
   - Добаловались, - отозвался Иржи, рассматривая ещё один изуродованный труп, повисший на крюке в стене - голый, принадлежащий мужчине, но кому именно, было не определить.
   Следователи спустились на первый этаж, прошлись по нему, затем через боковой выход вышли на улицу. Там было дымно, воняло гарью, под ногами хлюпала чёрная жирная грязь; магистерская коллегия наполовину стояла, а наполовину представляла собой груду обгоревших досок и черепицы, ещё дымившихся; кое-где виднелись красные угли и язычки пламени, около неё суетились пожарные, передавая друг другу вёдра с водой. Чуть в стороне сидели прямо на земле несколько магистров; два трупа в сторонке были накрыты тряпками. Ещё чуть дальше скорчился обгорелый и пузырящийся ушлёпок.
   Пока пан Отокар расспрашивал пьяных и очумелых магистров, Иржи прошёлся вокруг коллегии, рассматривая её, прислушиваясь к себе и к артефактам. Что-то ему не нравилось, но что именно, он определить не мог. Артефакты регистрировали повышенный - очень сильно повышенный - тёмный фон, но помимо этого было что-то ещё...
   - Ну что? - спросил его пан Отокар, когда он вернулся.
   - Не пойму, - признался Иржи.
   - У меня тоже не особо, - кивнул он. - Началось всё это, когда все пьяные были, точно никто из них ничего сказать не может. Повалила вдруг нечисть, они начали разбегаться и отбиваться огнём...
   - В деревянном здании, - покивал Иржи.
   - В деревянном здании, - подтвердил пан Отокар. - И вот, - он кивнул на пепелище, - результат.
   - Откуда нечисть появилась?
   - Говорят, - он махнул рукой в сторону учебного корпуса, - оттуда. Видно, студенты баловались созданием прорех.
   - Мы тоже, - заметил Иржи, - в студенческие годы баловались созданием прорех. Но даже в пьяном угаре нам не приходило в голову создавать такие, чтобы сквозь них массово пролезали чуси и ушлёпки.
   - Кому-то, как видишь, пришло...
   ... Где может быть Энха?..
   Пентаграмма для создания прорехи обнаружилась в парке, однако тщательное обследование её показало, что из неё не могло появиться столько нечисти, к тому же крупной, как то описывали магистры и редкие студенты, пребывающие в условно сознательной форме. Следователи видели трупы чуся и двух ушлёпков, студенты говорили ещё о мрое. Даже если считать, что это была вся нечисть, вылезшая из прорехи, а толпы её были дорисованы пьяным воображением, то всё равно - пентаграмма была слишком хилой. Нарисована она была криво, схема разрывного контура не соответствовала его масштабу, и замеры влитой и остаточной магии говорили однозначно - пролезть через получившуюся прореху мог в лучшем случае балхи.
   - Не сходится, - подытожил Иржи.
   Они прошлись по парку, вокруг студенческой коллегии и хозяйственному двору. Упокоили подбитого мроя, обнаруженного около птичника, и нашли окровавленного третьекурсника, храпящего, распластавшись на раскиданной поленнице. Сторожка Дече была пуста, земля была истоптана множеством ног. Поисковое заклинание показало ещё одного студента, сидевшего у стены амбара прямо - судя по запаху - в собственной луже, и глядевшего на мир мутным и совершенно бессмысленным взглядом. Около боковой стены поварни в грязи отпечатались следы маленькой ножки, явно девичьей, но Энха это прошла или кто-то из студенток - неизвестно. Были и небольшие следы крови на стене и земле, но опять же, чья это была кровь - не узнать.
   А если сбегать в Приказ и взять собаку - сможет ли она взять Энхин след?..
   Открытие поджидало следователей, когда они взялись внимательней обследовать учебный корпус университета. В нескольких местах артефакты засекли повышенный и очень специфический фон. Оба следователя в разное время учились здесь, а поэтому сориентировались и определили, что источник этого фона должен находиться в артефактной лаборатории.
   И артефактная лаборатория оправдала их самые пессимистические ожидания.
   Пентаграмма на полу была вычерчена идеально, с соблюдением всех пропорций и размеров. То же самое было и на потолке. Вспомогательные точки на стенах размещены именно так, чтобы максимально концентрировать прореху. Магия до сих пор струилась по контурам, а прореха, пусть уже и частично затянувшаяся, а потому условно неопасная, висела посреди лаборатории.
   - Магистры или старшие студенты, - определил пан Отокар.
   - Причём трезвые, - нахмурился Иржи.
   Пьяный не вычертит настолько точные линии и хоть что-нибудь, да забудет. А здесь не была забыта ни одна деталь из нескольких сотен.
   Тела двух человек - парня и девушки - находились здесь же; в них Иржи опознал четверокурсников. На обоих телах были следы когтей, в скелетах не осталось, наверно, ни одной целой кости, черепа были проломлены. Ещё один растерзанный труп четверокурсника нашёлся в коридорчике рядом с обгорелым трупом ушлёпка.
   - Зачем они это делали? - озвучил самый насущный вопрос пан Отокар.
   В канун праздника, когда студенты и магистры напиваются до поросячьего визга, заниматься вызовом крупной нечисти? Расчёт и черчение такой пентаграммы - это кропотливая и напряжённая работа нескольких часов. Вливание магии тоже требует и сил, и заранее приготовленных артефактов. А раз артефакты были заготовлены заранее, значит, создание этой прорехи тоже планировалось заранее.
   Зачем?
   Университет магии был тем ещё гадюшником, это Иржи и пан Отокар знали не понаслышке. Но чтобы здесь кто-то массово натравливал на пьяных вусмерть студентов и магистров крупную нечисть - такого ещё не случалось.
   Следователи обыскали трупы незадачливых студентов, однако никаких ни записей, ни артефактов на них не было. Хотя защитные амулеты должны были быть.
   Иржи и пан Отокар переглянулись. Вычерчивать такую прореху, запасаться прорвой необходимых для этого артефактов - и пренебречь защитными амулетами?
   - Мне это не нравится, - нахмурился пан Отокар.
   Иржи согласно кивнул.
   ... Где может быть Энха?..
   На улице некоторые вернувшиеся второкурсники и первокурсники, не успевшие наклюкаться до состояния зюзи или уже протрезвевшие, немного сорганизовались и начали стягивать тушки старшекурсников в вестибюль университета, чтобы не позамерзали к утру. Двое парней, приволочив девушку и уложив около стенки, тихо обсуждали, может, пока она в отключке, попользоваться ею. К какому решению они пришли, Иржи не узнал, потому что к нему подошла молоденькая студентка, посмотрела на его синюю форменную котту страдающим от похмелья взглядом и подёргала за рукав:
   - Дяденька, покажи поисковое заклинание.
   Иржи показал. Это позволило найти сразу двух третьекурсников, повисших на ветках деревьев и, похоже, оглушённых ментальным ударом. Недалеко от них валялся трупик мришки, причём не свежий, а уже обросший шерстью. Второе поисковое заклинание обнаружило ещё одного пятикурсника - обдолбанный дурью, он мирно спал в коллегии у себя в комнате и, похоже, всё представление пропустил. Ещё парочку студентов нашли по одному в самых неожиданных местах; один из них, без порток, но в шубе, был извлечён из-под завалов магистерской коллегии в обнимку с лаборанткой, тоже слегка раздетой, но, в отличие от студента, не совсем живой.
   - Горе, - вздохнул, покачиваясь, второкурсник, которому Иржи помог вытащить парочку. - Хорошая была давалка. Сейчас придётся новую искать.
   Иржи понимающе покивал. Пани Гелена при жизни имела нрав лёгкий, весёлый, не отягчённый моральными нормами, и обычно не отказывала что коллегам, что студентам в ласке и нежности. Потеря действительно была горькой и невосполнимой, особенно для студентов, не имевших лишних денег на дом удовольствий.
   Магический отголосок на нежить Иржи почуял на самом пределе восприятий. Попытался сориентироваться, откуда он пришёл, и вспомнил про заброшенное кладбище. Около мостика через ручей он обнаружил полубесчувственную тушку пятикурсника, первым пинком внушил ему некоторую осознанность, а вторым придал направление в сторону коллегии. Демон чувствовался уже явственно, а вместе с ним - и наличие около него живого.
   Иржи перелез через невысокую, каменную, поросшую мхом ограду, которой лет было больше, чем университету, споткнулся о треснувшее надгробие и принялся пробираться мимо знакомых со студенческой поры склепов в сторону нежити.
   Увиденная картина вызвала оторопь и желание не то без сил осесть на землю, не то встревожиться, не то истерически расхохотаться. В проломе стены одного из склепов маячил лич. Судя по виду - свежий: формироваться-то он начал давно, но внезапно появившееся огромное количество тёмной магии подстегнуло формирование, и новоявленный лич смог оторваться от саркофага, в котором до сих пор оставалось погребённым его тело. Снаружи склепа сидели Энха и Дече, а из земли выглядывал скелет, размахивающий одной рукой. В руках у Энхи была бедренная кость, и она как раз ткнула этой костью лича. Лич, который никак не должен был отреагировать на удар, к изумлению Иржи подался назад в склеп и пальнул молнией. Молния ударила недалеко от кувшина, стоящего в нескольких шагах напротив пролома. Энха и Дече очень внимательно посмотрели на кувшин и печально вздохнули. Лич снова нацелился на выход, снова получил костью, снова отхлынул назад в склеп и снова пальнул молнией. На этот раз она ударила в землю чуть в стороне от кувшина. Судя по взрытой вокруг него земле, всё это продолжалось уже долго.
   Иржи подошёл ближе, подвесил светлячок над проломом и понаблюдал. Энха и Дече его не заметили, зато подняли головы и некоторое время задумчиво рассматривали светлячок. Этим воспользовался скелет в земле, протянул руку и попытался выхватить у Энхи кость. Энха дёрнула её на себя и попала ею Дече по губам. Дече отобрал кость и сам ткнул ею лича. Тот отпрянул назад в склеп, и снова всё повторилось.
   Сколько это бы продолжалось, Иржи не знал, но ему просто надоело стоять. Он сделал несколько шагов вперёд, подождал, пока лич снова появится в проломе, сформировал заклинание рассеивания - благо тёмной магии вокруг было пруд пруди - и послал её в лича. Это совпало с моментом, когда Энха отобрала назад у Дече кость и ткнула ею лича. Тот издал возмущённое: У-у-у и с лёгким шуршанием развеялся.
   Энха и Дече с глубоко задумчивым видом заглянули в склеп, затем посмотрели на кость, затем опять в склеп. Череп махал рукой и пытался отобрать свою кость.
   - Милая моя, - Иржи подошёл вплотную, чем обозначил своё присутствие, - я невероятно рад видеть тебя в добром здравии.
   Энха подняла голову и безуспешно попыталась сфокусировать на нём взгляд.
   - Скотина! - обиженно, заплетающимся языком констатировала она, признав его скорее по голосу, нежели на вид.
   - Вот такая благодарность, - укорил он её. - Я тут, не помня себя от тревоги за твою жизнь, обшариваю всё кладбище, упокаиваю лича, а вместо благодарности что получаю?
   - Целый кувшин. А надо разбитый.
   - Любовь моя, - вкрадчиво предложил Иржи, - прибереги битьё посуды для мужа. А то перебьёшь всю посуду сейчас - и не останется веских аргументов, если семейный спор вдруг случится.
   - Нечисть поймаю, - махнула она рукой и покачнулась.
   Скелет изловчился, выхватил из руки Энхи кость и принялся торопливо закапываться назад в могилу. Энха и Дече внимательно наблюдали, как он исчезает в земле.
   - Пойдём, солнышко, домой, - Иржи присел перед ней на корточки. - Погуляла налево - и хватит. Пора и честь знать.
   - Там дырки, - замотала головой Энха и покачнулась. - Они на лучи идут.
   Иржи заколебался, не уверенный, как понимать сказанное. В голову приходила одна пошлость, но зная Энху, он сомневался, что она имела в виду то, что вообразил себе он.
   - Какие дырки? - решил всё же уточнить он.
   Она посмотрела на него как на идиота.
   - Обыкновенные, - она попыталась покрутить у виска, но не попала пальцем себе в висок; рука прошла мимо. Энха подумала и почесала себе нос.
   - Это тебе они обыкновенные. А мне необыкновенные. Я никогда не видел дырки, которые ходят на лучи.
   Энха тяжко вздохнула и попыталась встать, опираясь о стенку склепа. Увидев, что она начинает заваливаться на бок, Иржи поспешно перехватил её за локоть. Она, уверенно шатаясь и поддерживаемая Иржи, направилась к стене. Уткнулась в неё и задумалась.
   - Ты скажи, куда тебе надо, - вкрадчиво предложил Иржи. - Я, может быть, сориентируюсь лучше.
   - К прорехе, - к его изумлению, она объяснила внятно. - Которая на улице.
   - А есть не на улице? - невинно осведомился он.
   - Ага. На втором этаже увирен... тсисета. Оттуда весь туман полз. И дырки лезли.
   Иржи в голову закралось сомнение, а точно ли Энха несёт пьяный бред, или за этим бредом скрывается реальность. Однако выяснять сейчас это не стал, наклонился, подхватил Энху под колени и взвалил себе на плечи.
   - После такого, - напомнил он, - ты просто обязана будешь выйти за меня замуж.
   - Вот молчать научишься, - уверенно пообещала она, - и сразу.
   - Если ещё и я буду молчать, - запротестовал Иржи, обходя очередное надгробие, - ты вообще говорить разучишься.
   - Значит, не пойду, - отрезала Энха.
   - Когда ты пьяная, - Иржи чуть слезу не пустил от счастья, - с тобой даже поговорить можно.
   Энха обиделась и замолчала.
   Когда он проходил мимо колодца, она попыталась слезть на землю. Иржи спустил её, она, поддерживаемая им, подошла к бортику, повалилась грудью на сруб и принялась задумчиво что-то там созерцать. Иржи подождал, но ничего не происходило, и он вкрадчиво произнёс:
   - Милая, скажи и мне, что ты там видишь? Я понимаю, что в твоём состоянии ты видишь гораздо больше интересного, чем я, но всё же поделись впечатлениями. А вдруг и мне понравится?
   - Махъя, - важно изрекла Энха.
   - Точно? - хмыкнул Иржи.
   - Да, - уверенно кивнула она. - Целестин кинул. Сказал, что все идиоты.
   - Вот с этим я согласен, - покивал Иржи.
   Когда он дотащил её до пентаграммы, которая в парке, и сгрузил на землю, придерживая, однако, под локоть, она некоторое время стояла, вдумчиво созерцая криво намалёванную пентаграмму и прореху над ней, а затем уверенно завернула к кусту, который летом был сиренью. Около него плюхнулась на колени, улеглась на живот и по-пластунски поползла под куст.
   - Кис-кис-кис, иди сюда... Ну иди сюда, хороший мой, иди же... Не бойся, я тебя не обижу, ты хороший, я тебя любить буду...
   Иржи посмотрел на Энху в надежде, что эти слова обращены к нему. По всему, однако, выходило, что нет, потому что она явно тянулась куда-то под куст.
   - Иди сюда... Вот, молодец.
   Она выползла из-под куста, с выражением пьяного счастья на лице прижимая к себе комок слизи и пузырей. Из этого комка торчало несколько сиреневых хоботков с одной стороны и чешуйчатый подрагивающий хвост - с другой. Энха села на колени и продемонстрировала Иржи добычу.
   - Вот, - объяснила она, - это дырка.
   - Ага, - с умным лицом кивнул Иржи, рассматривая штуха. - Нечисть теперь называется дырками. Я понял. А что тогда называется лучами?
   - То, на что нечисть идёт, - пожала она плечами. - В магитре... стреской коллегии было... Из неё лучи выходили. И нечисть туда шла.
   - Нечисть шла в магистерскую коллегию? - он насторожился. - Ты уверена?
   Даже в темноте он увидел, что она посмотрела на него как на идиота.
   - Нечисть так на манок идёт, - объяснила она ему как маленькому. - Без манка она во все стороны ходит. Где есть ментал, туда и ходит. А она шла в магстреск... туда.
   Он шагнул к ней, ухватил за подмышки, поднял с колен и снова взвалил себе на плечи.
   - Штуха не задави! - возмутилась она, держа нечистика так, чтобы и не уронить, и не задавить.
   - Выкинь бяку, - посоветовал ей Иржи.
   - Дурак, - констатировала Энха, пристраивая штуха на плече у Иржи и прижимая его к себе. Штуха, а не Иржи.
   Иржи дотащил Энху до Сыскного приказа, отволок в гостиную, оставил там, пошёл в коллегию, без угрызений совести разбудил Велушку и тоже отволок в гостиную.
   - Отмой её, а? - попросил он. - За мной не заржавеет.
   - Ты не обнаглел? - поинтересовалась Велушка, рассматривая пьяную и грязную Энху, счастливо прижимающую к себе такого же грязного штуха.
   - Обнаглел, - покаялся Иржи. - Я больше не буду.
   - И меньше тоже, - понимающе покивала она.
  
   Глава 17. Иржи. Подложные амулеты
  
   На развалинах магистерской коллегии копошились люди, в основном студенты и городские пожарные. Около неё лежало восемь тел, накрытых тряпками. В стороне валялись трупы двух яхаек, трёх ушлёпков и трёх мроев. Иржи сотворил поисковое заклинание и прислушался, куда стягивает энергию. Посмотрел на не сгоревшую половину коллегии, по жирной чавкающей грязи обошёл развалины и под рухнувшими балками крыши пролез на лестницу, которая грозила в любой момент обвалиться. Снова применил поисковое заклинание, прислушался к стягиванию, поднялся на второй этаж и здесь под низким столиком нашёл манок, приклеенный к нижней стороне столешницы куском воска.
   Кто-то сознательно приманивал нечисть в магистерскую коллегию... Неужели те самые четверокурсники, открывшие прореху в университете?
   Некоторые магистры, оставшиеся в живых, уже успели слегка протрезветь, а потому могли относительно внятно ответить на вопрос, кто из студентов приходил сегодня в их коллегию. Ему назвали третьекурсника, ранее извлечённого из-под завалов и из объятий почившей пани Гелены, и четверокурсницу - ту, которую нашли мёртвой около пентаграммы в артефактной лаборатории. На вопрос, зачем она приходила, никто ответить не смог, потому что приходила она к куратору их курса, а он... вон там лежит, второй справа.
   Иржи пошёл искать трёх оставшихся четверокурсников. Нашёл в одной из комнат студенческой коллегии, где они пытались продолжить пьянку. Безжалостно влил в них протрезвляющее зелье, без сочувствия понаблюдал, как они корчатся на полу и блюются по углам, и удовлетворённо кивнул, увидев их трезвые и злые глаза.
   - Отлично, - констатировал он, приваливаясь плечом к дверному косяку. - Теперь, я надеюсь, вы сможете дать мне ответы на некоторые вопросы.
   Первое, что узнал Иржи, это что все трое погибших четверокурсников не прошли по уровню захвата магии на следующий семестр, а потому должны были ехать в провинцию: двое - краевыми магами и один - пограничным.
   Это уже давало некоторые зацепки. Прежде всего, созданием такой прорехи можно раскачать захват магии и всё же перевестись на следующий семестр, только вот Иржи со времён своей учёбы помнил, что если шар уже показал недостаточный захват, то это приговор - можно пересдать экзамен или практику, но не захват магии. Разве что кто-нибудь дал ректору взятку, чтобы позволил пересдать захват. Или это могла быть месть магистрам. Или попыткой освободить себе тёпленькое местечко и непыльную должность магистра в университете.
   Кто почившие студенты такие? Девчонка - сирота из приюта, из парней один - сын столичного виконта, а другой - бастард столичного же маркиза... Нет, что они хотят создать прореху и натравить нечисть на магистров, они не знали... Да, видели, что собираются втроём и что-то обсуждают, но мало ли что они могли обсуждать - весь университет всегда что-то обсуждает... Да, видели, что они ходят в артефактную лабораторию, ну и что с того? Все те, кто уезжает в провинцию, стараются на халяву запастись артефактами для будущей жизни... Почему без защитных амулетов? Потому что идиоты!..
   Среди вещей почивших студентов не нашлось ничего примечательного. Одежда - богатая у парней и скромная у девушки, писчие принадлежности, посуда, косметика, украшения, колода карт, набор игральных костей, конспекты, у девушки несколько книг. Иржи перетряхнул и постели, заглянул во все места, где могли бы быть тайники, прощупал фон артефактами-детекторами. Ничего. Единственное, что говорило о том, что они собирались создавать прореху, - это список необходимых для этого артефактов в конспектах девушки и бастарда маркиза.
   Иржи заглянул в библиотеку и проверил формуляры интересующей его троицы. В двух из них позавчерашней датой резким Энхиным почерком была вписана книга по созданию прорех. Название было зачёркнуто, значит, её вернули.
   Иржи вышел на улицу, вдохнул холодный воздух, пахнущий гарью. Выжившие магистры около сгоревшей коллегии пили и чему-то смеялись.
   И вроде бы всё очевидно, вроде бы массовый вызов нечисти можно считать или местью, или попыткой освободить себе должности магистра, да вот отсутствие на студентах защитных амулетов нарушало целостность картины. Ну не могли, не могли четверокурсники забыть о них! Или на них изначально были защитные амулеты, но их кто-то с трупов их снял. Но кому и зачем это делать? И если сняли защитные, то почему не утащили остальные артефакты? Да, они выдохшиеся, но лазурит никогда лишним не бывает!
   Богатое имение ректора находилось за университетской стеной. Иржи вежливо, но твёрдо и настойчиво потребовал разбудить его, а для убедительности предъявил медальон Сыскного приказа. Слуги разбудили. Ректор попытался сурово отчитать его, на что Иржи и ему показал медальон. Подчиняться своему бывшему студенту было унизительно, однако с Сыскным приказом лучше проблем не иметь - у ректора хватало грешков за душой - а потому он, скрипя зубами, изобразил готовность сотрудничать.
   - Как студенты отнеслись к назначению в провинцию? - Иржи без приглашения сел на стул и закинул ногу на ногу, сделав так, чтобы лицо оставалось в полутени.
   Естественно, к назначению в провинцию они отнеслись без восторга. Кто же хочет горбатиться в провинции тридцать пять лет? Пытались ли протестовать? Разумеется, но что он может сделать? Все студенты знают, что после окончания университета - сколько бы они в нём ни проучились - они должны отработать на корону тридцать пять лет. А то, что были уверены, что станут королевскими магами, а уровня захвата не хватило - так это их проблемы. Просили ли дать им пару дней и попробовать за это время раскачать захват магии? Просили. Но это просят все студенты каждый год, и всегда всем отказывают - можно пересдать экзамен, но уровень захвата магии не пересдают. Угрожали ли они? Нет, никто не угрожал. Предлагали ли взятки? Да, сын виконта предлагал, но ректор не взял.
   Артефакт под рукавом котты остался тёплым, значит, правда.
   Значит, взятка оказалась мала...
   - Известно ли вам, - напоследок спросил Иржи, - что они замышляли что-то против университета или магистров?
   - Нет, - покачал головой ректор, - ни о каких их планах мне известно не было.
   Иржи молча коротко кивнул на прощание и вернулся к университету. Там продолжали растаскивать завалы. Двое первокурсников вытягивали покрытый пузырями труп чуся.
   В университете разгром, половина магистерской коллегии сгорело - а ректор спокойно спит в своём имении. Завалы растаскивают студенты и городские пожарные - а магистры в стороне распивают вино и смеются. И их не смущают восемь тел их коллег, лежащих в сторонке...
  
   В Сыскной приказ Иржи вернулся далеко за полночь, когда трупы незадачливых студентов отнесли в мертвецкую, а все вещественные улики собрали и поместили в сейф. В комнате Иржи стоял густой запах перегара, на сундуке в гнёздышке из плаща спал штух, отмытый от слизи и грязи. В кровати, тоже отмытая от слизи, грязи и сажи, спала Энха, разметав свои длинные, распущенные и ещё сырые волосы по всей кровати. И одетая в его рубаху и котту.
   И холодная казённая комната вдруг стала уютнее, роднее и домашнее.
   Иржи долго сидел на краю кровати, смотрел на Энху, перебирал пальцами пряди её волос и думал, что в Околье проще, чем в столице. Есть нечисть, нежить и гоблины, которых нужно уничтожать - всё просто и понятно. И люди не грызут друг другу глотки, чтобы урвать местечко потеплее, а когда все тёплые местечки уже забиты, то изыскивать способы, чтобы их освободить...
   Что двигало студентами? Была ли идея прорехи их собственная, или они были чьими-то марионетками? Или напрямую выполняли чей-то приказ? Или это был договор, что они прореживают количество магистров, а их за это, например, отмажут от провинции?
   Завтра надо допросить их родителей, работников приюта. Попытаться узнать, почему на студентах не было защитных амулетов. Но это завтра. То есть, сегодня уже, но утром.
   Иржи кое-как сгрёб Энхины волосы в одну копну, перекинул их на другой бок кровати, стянул сапоги, штаны и котту и забрался к ней под бок. В нос и рот тут же полезли волосинки, которые он не заметил. Морщась и отплёвываясь от них, он убрал оставшиеся. Когда он улёгся второй раз, что-то кольнуло в бок. Он выпутал из простыни заколку и положил на тумбочку. Потом, матерясь себе под нос, собрал по всей простыне бусины от этой заколки. Когда он наконец-то улёгся, проснулся штух. Пофырчал что-то себе, выбрался из гнёздышка и полез в кувшин с водой. Кувшин опрокинулся, залив водой и штуха, и плащ Иржи и немного самого Иржи. Штуха же водная процедура, похоже, устроила: он вернулся в мокрое гнёздышко и опять скрутился там. Иржи некоторое время лежал, размышляя, налить новой воды в кувшин сейчас или утром. За сейчас выступало то, что утром Энху будет мучить сушняк, а ему хотелось выступить предупредительным и заботливым кавалером, за потом - что и ту воду тоже разольёт штух. В конце концов он всё же принял решение сходить за водой сейчас, однако кувшин поставил повыше на полку. Когда он в очередной раз улёгся, проснулась уже Энха. Она пошмыгала носом и потянулась через Иржи - не оценив, похоже, наличие самого Иржи - к тумбочке. Он, ухмыльнувшись, встал и подал ей кувшин. Она выхлестала половину, вернула ему и улеглась дальше. Когда он поставил кувшин на полку и попытался в очередной раз лечь спать, то обнаружил, что Энха снова раскидала свою шевелюру по всей кровати...
   Когда он во второй раз собрал её волосы в одну кучу и убрал подальше от себя, он некоторое время лежал неподвижно, с опаской ожидая, что следующее помешает ему уснуть. Однако все неприятности, похоже, уже случились, по крайней мере, пока. Иржи пальцами погладил Энху по щеке, удержал себя от того, чтобы не погладить и по шее, и ниже - потому что почувствовал, что может не суметь остановиться вовремя. Поправил одеяло и наконец-то блаженно закрыл глаза.
  
   Когда он проснулся, Энхи в комнате уже не было. Не было и штуха, и заколки с рассыпавшимися бусинами, и её грязной одежды. Его мокрый плащ аккуратно висел на спинке стула. О том, что Энха вчера здесь была, напоминало только несколько цветных бусин, закатившихся в щели между досками пола.
   Когда она ушла, он и не почувствовал...
   Иржи, на которого внезапно навалилось одиночество, неохотно сел. За окном ещё было темно, и только где-то далеко орали петухи да лаяли собаки. В коридоре коллегии уже слышались шаги и негромкие голоса. Вставать не хотелось, хотелось лечь и спать, но в привычной кровати вдруг стало холодно и совсем не уютно.
   Он спустил ноги на холодный пол и неохотно принялся одеваться.
   После завтрака Иржи вместе с паном Отокаром отправились искать родственников погибших. В поместье маркиза Шевчика, чьим бастардом был один из, уже были в курсе новости. Маркиз выглядел несколько ошеломлённым, но не убитым горем, маркиза и вовсе едва скрывала удовольствие. Ничего ценного ни маркиз, ни маркиза рассказать не смогли. С бастардом у маркиза близких отношений не было, он ему выплачивал ежемесячно десять золотых и по необходимости снабжал одеждой и обувью, но в доме принимал лишь несколько раз в год. Когда видел и связывался с бастардом последний раз? Пару дней назад - он просил баснословных денег на взятку ректору и получил отказ. Знал ли маркиз что-нибудь о его планах? Нет, ничего, и ни о каких планах мести или желании освободить себе местечко в университете он не говорил. Полагалось ли ему какое-либо наследство и мог ли кто быть заинтересован в его смерти? Наследство ему не полагалось. Маркиз содержал его лишь до тех пор, пока он учится. Маркиза, когда следователи побеседовали с нею с глазу на глаз, вынуждена была признаться, что бастарда своего мужа она не любила и рада, что он умер, но поклялась, что к его смерти руки не приложила. Где мать бастарда? Умерла лет десять назад.
   Все артефакты, запрятанные под рукавами на специальных ремнях, подтверждали, что маркиз и маркиза Шевчики говорят правду и что на них нет амулетов, которые могли бы скрыть ложь.
   В поместье виконта Келемена царил траур; как выяснилось, виконт хоронил одновременно и сына, и жену: сегодня ночью она, узнав о смерти сына, скончалась от апоплексического удара. Виконт, изображая приличествующий ситуации траур, был скорее растерян, чем убит горем - Иржи это почувствовал даже до того, как это просигналили ему эмпатические артефакты. И - вопреки всем чаяниям следователей - тоже ничего не знал. Единственное, что удалось выяснить, - это что пару дней назад сын просил у отца сотню золотых, как он объяснил, на артефакты для работы в провинции. Сто золотых было для виконта немалой суммой, и он выдал только двадцать, заявив, что если нужны будут артефакты, он их будет присылать с гонцом по мере необходимости. Как вёл себя? Злился, кричал, что отомстит и все поплатятся за то, что он должен ехать в провинцию, но у него всегда был взрывной характер и он, если его зацепить, постоянно сыпал угрозами. Которые потом почти никогда не приводил в исполнение. Поэтому нет - такое поведение было ожидаемым и в порядке вещей... Наследство? Он был третьим по старшинству после двух братьев, поэтому ему полагалась лишь небольшая доля драгоценностей и скромный дом в Улле. Ни титул, ни столичное имение, ни земля к нему не переходили.
   Иржи и пан Отокар внимательно прислушивались к артефактам-детекторам у себя на руках и к своим ощущениям, старались подмечать все детали, которые могли бы говорить, что им говорят неправду, задавали неожиданные и каверзные вопросы, но всё говорило за то, что виконт Келемен к произошедшему в университете не причастен. А была ли причастна виконтесса, уже не узнать. Обыск в её комнате ничего не дал.
   В приюте, откуда была погибшая студентка, тем более ничего не знали. Наставницы пожали плечами и заявили, что они её вырастили, она поступила учиться и больше в приюте не появлялась. И содержать после поступления они её не содержали. Где родители и кто они? Неизвестно, её на порог приюта подкинули новорожденной.
   На улице было серо, холодно и промозгло. Иржи и пан Отокар поплотней завернулись в плащи, посовещались и направились к Сыскному приказу. Там они пообщались с Головой, подняли некоторые документы и пришли к заключению, что ни маркиз Шевчик, ни виконт Келемен большими шишками в столице не были. Владели мастерскими по производству фарфора, кузницами, давали крышу артели вышивальщиц, заседали в городском совете, но большого влияния не имели и в особо грязных делишках замечены не были. Естественно, за ними водились грешки, но ничего чрезмерного.
   Выходит, события в университете - это не попытка повлиять на маркиза Шевчика или виконта Келемена. Также это и не попытка этих панов пристроить своих отпрысков в университет. Значит, действовал кто-то третий. И тогда выходит, что целью этой третьей стороны был именно университет.
   Это не было целью убить ректора - манок был в магистерской коллегии, а он жил в отдельном имении. Попытка ли это добиться его смещения? Если бы нечисть вырвалась за стены университета и пострадала столица, да, ректор мог потерять своё кресло, но так как всё осталось в пределах университета, ректору не грозит ничего. Или целью было проредить поголовье магистров, чтобы кто-то мог занять освободившиеся места?
   В университете некоторые ещё спали, некоторые похмелялись и почти всем было плохо или очень плохо. Иржи плотно пообщался со страдающими студентами, узнал кучу мелких подробностей, однако ничего ценного. Единственное, что его заинтересовало, - это рассказ одного первокурсника, который вспомнил, что вчера днём сын виконта в коридоре университета кому-то едва ли не орал: Дура, у них во всех махъя! Она всю защиту убивает! Ответа - если он был - первокурсник не слышал.
   И тут слово махъя вытянуло у Иржи воспоминания сегодняшней ночи: пьяная Энха смотрит в колодец и говорит: Махъя. Вчера он списал это на пьяные бредни, но...
   Перед дверью в библиотеку Иржи невольно остановился, набираясь решимости. Дверь была уже починена, а библиотека оказалась запертой. Поисковое заклинание показало, что там никого нет. Иржи поспрашивал студентов, где Энха, однако все пожимали плечами. Сегодня её никто не видел.
   Иржи с паном Отокаром нашли колодец, Иржи разделся и залез в него. Вода была холодной, чистой и неглубокой. А магический светлячок высветил на дне небольшой лазурит в виде уплощённого шарика и с отверстием посередине.
   - Бл***! - выругался Иржи, выуживая из воды лазурит и всем нутром чуя гадость.
   Лазурит был круглым, плоским, просверленным по центру и казался выдохшимся. Только вот диагностический импульс показал очень чёткий и глубокий рисунок на мелкодисперсной магии. Щуркинский, без вариантов.
   Иржи долго вслушивался в него, затем вытащил из сумки блокнот и карандаш и перерисовал руны с артефакта.
   Вроде как защитный, в рунной сетке присутствует стандартная связка защитных рун. Только вот в эту связку были вписаны посторонние руны, и какой они давали эффект, он сходу определить затруднялся. Пан Отокар тоже долго всматривался в схему, а затем с сомнением ткнул пальцем в руну махъя.
   - Пустота, - он задумчиво пригладил усы. - Зачем в защитном артефакте руна пустоты?
   - Она присутствует... - начал было Иржи.
   - В других комбинациях, - кивнул пан Отокар, поняв его мысль. - Но там она идёт в связке с другими рунами, которые вместе дают эффект отсутствия. Здесь же эта связка имеет эффект барьера. И пустота в барьере?
   Может, тогда не защитный?
   Дура, у них во всех махъя! Она всю защиту убивает!... Махъя... Целестин кинул...
   А Целестином звали погибшего сына виконта...
   У них во всех... Значит, такой артефакт был не один. Можно ли делать вывод, что студентам кто-то подсунул щуркинские артефакты под видом защитных амулетов, а потом снял их с трупов? А Целестин к тому времени уже выбросил свой в колодец...
   Нет, сначала надо показать его Макареку, чтобы он точно сказал, что это за артефакт...
  
   Макарек, когда Иржи передал ему найденный в колодце артефакт, прежде всего определил, что его магический почерк совпадает с почерком других щуркинских артефактов, а потом долго лазил по справочникам и каким-то своим записям, затем окатывал его специальными тёмными заклинаниями и смотрел, как реагируют артефакты-пробники. Вывод был однозначным: амулет, внешне похожий на защитный, ни с какой стороны не был защитным. Это был манок.
   Дерьмо...
   Выходит, студентам кто-то под видом защитных амулетов подсунул манки - слова Целестина, которые слышал первокурсник, указывали на то, что артефактов было несколько. Вместо того, чтобы держать нечисть на расстоянии, они наоборот подманивали её. А потом кто-то забрал с трупов артефакты.
   Для чего это было нужно? Положим, кто-то надоумил или подтолкнул студентов к созданию прорехи. А потом избавился от них... Как от свидетелей? Чтобы они не могли рассказать следователям, кто им подсказал идею прорехи?..
   Когда они вернулись в Сыскной приказ, Шимек поманил их в мертвецкую. В холодной мрачной комнате с каменными стенами, местами покрытыми плесенью, стояли каменные столы, на восьми из которых лежали трупы магистров, уже раздетые и накрытые грязной рогожей.
   - Смотрите, хлопцы, - сказал Шимек, подходя к одному трупу и снимая с него рогожу. - Ваше мнение, от чего он умер?
   Лицо пана Сечека было перекошенным, приоткрытые глаза побагровели, а руки и ноги были переломаны и обломки костей через порванную кожу торчали наружу.
   - Нечисти в лапы попался, - пожали плечами Иржи и пан Отокар.
   Шимек кивнул, накрыл его рогожей и раскрыл следующий труп. У этого магистра вся верхняя часть тела представляла кровавую ссадину, а в черепе виднелось несколько небольших проломов, в которых застряли обломки кирпича.
   - Под обвал попал, - следователи не понимали, к чему это всё.
   Шимек снова кивнул и перешёл к следующему трупу...
   Семь магистров умерли по-разному: кто-то от лап нечисти, кто-то от обвала, кто-то от огненного заклинания - видимо, в темноте и суматохе пьяные магистры попадали по своим. Восьмой же труп, принадлежавший куратору четвёртого курса, был довольно сильно обгоревшим, однако следователям сразу бросилось в глаза, что горло у него перерезано. Края раны были покромсаны, словно бы порез пытались замаскировать и выдать за нанесённый нечистью, однако горло обожжено не было, а потому сомневаться не приходилось - травма нанесена острым режущим предметом.
   Шимек вернул рогожу на место. Иржи и пан Отокар посмотрели друг на друга.
   Если вспомнить, что вечером накануне праздника Жертвы Инпу студентка четвёртого курса приходила к своему куратору... Мог ли он снабдить погибших студентов манками, выдав их за защитные? Мог, ему могли поверить. Но его убили. Значит, он не организатор, а только исполнитель. От которого избавились, чтобы через него не смогли выйти на зачинщиков.
   Иржи вернулся в университет и ещё раз пообщался со всеми выжившими магистрами, тщательно прислушиваясь к сигналам артефакта-детектора, хоть от него уже начинало давить в груди. Видел ли кто, как погиб куратор четвёртого курса? Нет, никто, было темно, лезла нечисть, полыхали пожары, все бегали и кричали - сложно что-то увидеть. Видели ли посторонних? Нет, не видели. Но остаться в той суматохе незамеченным было легче лёгкого. Общался ли куратор с посторонними? Все периодически ходят в город пообщаться с посторонними за кружечкой вина...
   Голова Сыскного приказа, когда Иржи и пан Отокар пришли к нему с отчётом, выслушал их, скривился, долго рассматривал порезанное горло почившего куратора, ещё дольше щупал амулет, думал, ходя из угла в угол своего кабинета, и наконец сказал:
   - Вот что, хлопцы, закрываем это дело. Пишем, что студенты хотели то ли отомстить, то ли освободить себе место в университете, но забыли, идиоты, о защитных амулетах. Не светим, что мы нашли манок, маскирующийся под защитный амулет. Причиной смерти куратора пишем когти мроя. Дело это паскудное. Я тихонько потрясу некоторых моих осведомителей, может, что выплывет. Но официально дураками и виноватыми назначаем студентов.
   - А потом, - понял Иржи, - смотрим, кто займёт вакантные должности магистров?
   - Это обязательно.
   - Пан Геза, а ещё... Этот амулет изготавливал тот же человек, что и остальные щуркинские...
   - Да, Иржик, - он невесело покивал. - Он явно был изготовлен заранее, и, предполагаю, ждал своего часа. Кто-то рассчитывал, что рано или поздно руками студентов можно будет провернуть свои делишки.
   Вечером Иржи снова заглянул в университет. Энхи по-прежнему не было, однако встреченный Мнишек - порядком навеселе - рассказал, что сегодня утром провёл её по порталу до Городища, и она познакомила его с тамошним бывшим краевым магом...
   - Павко? - усмехнулся Иржи. Он был разочарован, что Энхи ему не видать, однако то, что она не одна после перепоя полезла в портал, сильно успокаивало.
   - Он самый, - подтвердил с сильно потусторонней улыбкой Мнишек. - Она поскакала на Крутицу, а мы с Павко... пообщались, так что я не смог пойти по порталу обратно. Я уж думал поехать с ней, всё равно приглашала... на жертвоприношение... но решил всё-таки вернуться и уломать его светлость...
   Через два дня один из осведомителей донёс, что два месяца назад граф Понятко, один из членов городского совета и владелец ювелирных лавок, отправлял посыльного в Околье за лазуритами. Тот привёз пакет - неотшлифованных, дефектных, мелких, годящихся на украшения, но не на артефакты. Однако один из слуг успел заметить, что граф вынимал из того пакета также несколько лазуритов, отдельно завёрнутых в тряпицу. Лазуриты имели вид сплющенных просверленных шариков.
   Были ли это те амулеты, что были подсунуты студентам под видом защитных, или другие, выяснить не удалось. Зато стало известно, что в тот же вечер после своего возвращения из Околья посыльный перебрал лишнего в корчме, пошёл освежиться на речку и утонул.
   Свидетелей, помогли ему утонуть или он справился сам, не было. Но то, что в пакете были лазуриты, слишком похожие на незаконные артефакты, заставляло подозревать, что таким образом граф избавился от ненужного свидетеля.
   А ещё в деле о щуркинских артефактах снова замаячило Околье. И на этот раз уже вполне определённо.
  
   Глава 18. Энха. Поиски на эльфийских руинах
  
   В Околье зимы тоже не было. Ночами слегка подмораживало, днём оттаивало; шли дожди, временами перемежаясь мокрым снегом. Энха исхитрилась добраться до Крутицы за один день, но из Городища пришлось выезжать затемно, когда вокруг ещё шастает нечисть. Хорошо, дорога была подмёрзшая, и коня можно было поднять в галоп. Так, где галопом, где рысью Энха к полудню добралась до Славника, где сменила уставшего коня. После Славника стало тяжелее, потому что дорога оттаяла и превратилась в грязь, и ехать получалось в лучшем случае рысью, и то не везде. Ночевать в какой-нибудь придорожной деревеньке не хотелось - всё же грядёт ночь Жертвы Инпу, и хотелось эту ночь провести дома, поэтому она торопила коня, как могла. Сумерки настигли её в двадцати вёрстах от Крутицы, но Энха рискнула, тем более снова начало примораживать и дорога стала твёрже.
   Дуракам, говорят, везёт - и она доскакала: уже в темноте, под начинающейся вьюгой. Наверно, от напряжения проснулось чувство пространства - и она чуяла вокруг себя дырки. Там одна, там две. Ничего не видела - только несколько саженей дороги впереди да редкие пока ещё снежинки - и чуяла дырки. Какие-то почти не ощущаемые, какие-то плотные, какие-то смазанные. Почуяла и кого-то крупного, засевшего впереди на обочине дороги, и заранее подняла голштина в галоп. Пролетела мимо, не разглядев даже, кто это был, и только по ментальному удару, посланному вслед, угадала ушлёпка.
   Когда она доскакала, Вито не стал ей ничего выговаривать, а просто не по-баронски дал подзатыльник. Ужин был скромным, после него жрец провёл богослужение в честь Жертвы Инпу в небольшой замковой божнице, а потом Энха и Вито просто сидели в тёмной гостиной у пылающего камина, пили чай и слушали вой вьюги за стенами. Вито предлагал, конечно, вино, но вчерашняя ночная попойка Энхе ещё аукалась сушняком и отголосками головной боли... и воспоминаниями, как она оказалась в постели Иржи...
   Мечтать об этом - и до паники этого бояться...
   Нет, сегодня лучше без вина...
   - Как прореха? - спросила она, кутаясь в тёплую пуховую шаль покойной баронессы и грея ладони о горячую чашку с чаем.
   О чём угодно говорить, только бы не вспоминать прошлую ночь...
   Вито без оптимизма качнул головой:
   - Я не так давно наведывался на Маяк. Прореха появилась снова, но пока ещё маленькая, крупной нечисти из неё не лезет. Но нечисть там осталась, и ночью её было много. Правда, хаттатов не было, но были самавки, про остальных я уж не говорю. Божек там копается, артефакты ищет - говорит, гадостно там по ночам. Он последнее время стал нервным, слово поперёк не скажи. Временами впечатление, что на него помутнение разума находит.
   - Зачем тогда он туда ходит? Если пан Благомил приказывает, то он не серв и может отказаться выполнять приказы.
   Вито пожал плечами:
   - Я не в свои дела не лезу. Знаю, что он находит эльфийские артефакты, и Благомил выгодно продаёт их. Недавно я был у него, он полностью отремонтировал стену со стороны Невежьей пустоши. Деньги нам всем очень нужны - сама знаешь, корона при нынешнем короле не выделяет средств на ремонт оборонительных сооружений. Всё нужно своими силами. Я-то маг, нечисть почую и прорежу, мне проще, а остальным только на свои стены и людей полагаться. Вот, видно, и гоняет Благомил Божека за артефактами, раз нашёл урожайное место. Да и Божеку что-то с продаж перепадает.
   - А с гоблинами как?
   - С гоблинами? - он повернул к ней голову и посмотрел с весёлым любопытством. - Где ты нашла тот рецепт? Я, признаться, отнёсся к нему скептически, но попробовал. Сварил - чуть ползамка не удушил. Взял пару девушек из посада, и мы подловили отряд гоблинов. Девушки залезли на дерево и, когда гоблины их окружили, вылили на них это зелье.
   - И? - Энха даже подалась вперёд.
   - Гоблинов было восемь. Два задохнулись сами, остальных можно было давить голыми руками - к какому-либо сопротивлению они были не способны. А пару дней назад, мне рассказали, в Злинке одна хозяйка протёрла иглицу и хрен до кашицы и сделала не зелье, а мазь. И брала её с собой, когда ходила в лес. А когда наткнулась на гоблинов, намазала себя и детей. Гоблины подошли к ним, покрутили носами, выразили своё фе и ушли.
   Энха засмеялась, а на душе стало легко и радостно. Она смогла найти, как бороться с гоблинами!
   - В Крутицком уезде цены на хрен, - засмеялся и Вито, - резко взлетели. Если раньше одна мера стоила половину серебряного денария, то сейчас три серебряных денария, и на рынках его найти уже тяжело. В остальных уездах пока цены прежние, но это туда ещё не дошли новости о чудо-зелье... Так откуда всё-таки ты взяла этот рецепт?
   - Из Похождений Ярилко Мочика, - помявшись, раскрыла секрет Энха
   - Ты открыла для себя эту книгу! - расхохотался Вито. - Признаться, я читал её чаще, чем любой учебник, но обращал внимание исключительно на... другие его подвиги.
   - Я сразу тоже, - согласилась она. - А когда я пыталась сделать амулет Анахиты, деревянный, и напитать его магией, и у меня не получалось. А у... а Ярилко в книге тоже деревянный делал. Он подавал в неё магию двумя потоками, спиралью и... волной. Я тоже так попробовала, у меня получилось. Правда, не совсем получилось, амулет не получился, но получилось... Вот, смотри.
   Энха показала ему недоамулет Анахиты. Вито взял его, долго крутил в руках, рассматривая и прислушиваясь, а затем порядком удивлённо сказал:
   - Магии я в нём не чувствую, хотя что-то в нём есть. Не магия, но и... не пойму, что. И это не пойму что есть почти во всех эльфийских артефактах. И точно так же, - он кивнул на амулет, - выглядят эльфийские артефакты. Один в один. Если бы ты не сказала, что это самоделка из липовой ветки, я бы не усомнился, что это эльфийская древность.
   - Я это заметила, - кивнула Энха. - Я потом выточила ещё деревянную чашу, вырезала на ней руны Хнума и тоже напитала магией. Она тоже превратилась в эльфийскую. Но сделать её магической тоже не получилось. А на лазуритах получалось.
   - Расскажи, - заинтересовался Вито.
   Энха, запинаясь от волнения, рассказала ему, и как подавала магию потоком, и как сначала ничего не получалось, и как научилась менять свойства потока. И как у неё не получалось с деревом, пока она не прочитала о спиральном способе подачи магии, чтобы оно совпадало с биением сердца.
   Вито внимательно всё выслушал и долго молчал. Потом встал, принялся ходить из угла в угол. Затем остановился у камина, повернулся к Энхе и продекламировал:
  
   На крестце полевом, где сошлись три дороги,
   Хнум сосну распилил, как то делали боги,
   Чашу выточил он, руны вырезал живо,
   Силу в пряди он свил, напитал чашу силой,
   Луч из сердца послал, оживил сию чашу...
  
   - Луч, - заметила Энха. - Анахита тоже посылает в амулет луч, чтобы его оживить. Но я не знаю, что это. Я понимаю, что это лучевой способ подачи магии, но я пробовала, и у меня никак не получается.
   Вито тепло посмотрел на неё, улыбнулся и потрепал её по голове.
   - Сестрёнка, ты научилась подавать магию потоком, тогда как все считают это невозможным. Ты разгадала, как эльфы изготавливали свои артефакты. Из трёх видов подачи магии - тех трёх, которые считались выдумками - ты научилась применять два. Рано или поздно, я уверен, найдётся разгадка и третьего.
   - Но у меня всё получается долго, - поделилась она. - За месяц только два артефакта на лазурите, ну и две эльфийские подделки.
   - А ты хочешь всё и сразу? - внимательно глянул он на неё своими светлыми глазами. - Ты только начала их создавать. Ты хочешь, чтобы у тебя сразу всё получалось?
   - Студенты учатся создавать артефакты быстро...
   - Потому что у них есть готовые схемы и инструкции, и всё, что от них требуется - это следовать им и пытаться вбить в лазурит побольше магии. Придумывать что-то самим им не надо, всё придумали до них. Тебе же всё приходится искать и пробовать самой. Проверять все варианты и способы. Естественно, так гораздо медленнее.
   Некоторое время они помолчали. Пламя в камине покачивалось, за стенами замка выла вьюга.
   - Я у Ярилко Мочика вычитала, - заговорила Энха, глядя на огонь, - что он отпугивал нежить рунами Изис. Только вырезал её жезл не из дерева... В смысле, - поправилась она, - он сначала дерево превратил в нерех-камень, а потом уже из камня вырезал жезл. И его не надо было оживлять.
   - А ты знаешь, как точно выглядел жезл Изис? - уточнил Вито. - Лично я ни разу не видел его целиком. Только обломки.
   Энха покачала головой. Даже в Эльфийских древностях были зарисовки лишь его обломков. Целиком он изображался на барельефах, но по барельефам его точную структуру определить было невозможно.
   - А попробовать поискать на эльфийских развалинах? - предложила Энха. - Хотя бы обломки. А по ним попытаться восстановить, как он выглядел.
   Вито думал долго. Потрескивал огонь в камине, бросая красные отблески на тёмные стены старого замка, выла на улице вьюга.
   - Ближайшие к нам развалины, - произнёс наконец он, - это у Мишан. Можно завтра съездить поискать.
  
   Утро выдалось пасмурным, но мягким и сырым. Тёплый южный ветер быстро слизывал выпавший с вечера тонкий слой снега, дорога, подмёрзшая за ночь, быстро размокала. Свежие голштины быстро донесли Энху и Вито до небольшого эльфийского поселения, имевшего не более сотни шагов в поперечнике и разрушенного почти полностью. Развалины располагались в небольшой пади между двумя лесистыми холмами и местами были почти не видны под сухим поникшим бурьяном. Только на склоне холма возвышались четыре округлые стены с провалившимися каменными балками крыши. И, как и везде на эльфийских развалинах - руны, руны, руны...
   Энха и Вито сняли с сёдел лопаты, пустили коней щипать траву, ещё кое-где зеленевшую на склонах, и обошли вокруг развалин, раздвигая и притаптывая бурьян и приглядываясь к каждому камешку. Обломков блоков встречалось много, пару раз попались куски статуэток, руны были везде, и связка Изис тоже, но ничего, хоть отдалённо напоминающее жезл, не было. Попробовали покопать, выбрав место, казавшееся наиболее перспективным. Земля под слоем почвы оказалась усыпана обломками, за пару часов Энха и Вито выгребли их целую кучу, докопались до чистой земли, но обломков жезла не нашли. Второй раскоп они заложили у подножия холма. Здесь картина была такой же самой, блоки были более крупные, на некоторых можно было различить следы барельефов, но снова - ни малейшего обломка жезла Изис.
   К вечеру раскопки каким-либо успехом не увенчались. Энха и Вито уже в сумерках выгребли из очередной ямы куски блоков и вынуждены были признать поиски безуспешными. К замку они вернулись почти в полной темноте, когда в лесу, через который они проезжали, уже начали пищать анчутки. Вито подумал было завернуть и их упокоить, но, поразмыслив, махнул рукой - анчутки не были особо злобной и крупной нечистью, и ради неё терять время, когда и так смеркается, не стал.
   А вот вечером, когда они, отмывшись, согревшись и поужинав, снова уселись у камина, Вито пришла в голову идея.
   - Какое-нибудь конкретное святилище Изис венчала своим жезлом? - спросил он.
   - Из тех, которые в Околье, - Энха подняла на него глаза, - упоминался Ахетамиш... Ты хочешь попытаться найти именно его?
   - Почему нет? - он почесал светлую бородку.
   В небогатой замковой библиотеке, стены которой были обшиты потемневшими от времени деревянными панелями, Вито нашёл старую карту Околья, начерченную ещё во времена империи Само. Тогда Околье было заселено гораздо гуще, Городище представляло собой не разросшуюся деревню, а довольно крупный город, Вселово и Сопвишки были пограничными фортами - сейчас на их окраинах ветшали и разваливались каменные массивные остатки стен. Крутицы ещё не существовало - эта земля была пожалована одному из предков Вито только триста лет назад, а по всему холсту карты были разбросаны искусно отрисованные значки, обозначавшие эльфийские развалины.
   - Ахетамиш здесь, - Вито поставил палец на один из значков. - До него от Крутицы полдня пути. Только нужно переправляться через Огже... Выехать в полдень, - прикинул он, - заночевать в какой-нибудь деревне на берегу Огже, там оставить коней, утром переправиться, а вечером вернуться в деревню.
   Энха кивнула.
  
   От Ахетамиша не осталось почти ничего. На склоне горы, поросшей светлым сосновым лесом, ещё можно было различить следы древних террас, подпёртых вытесанными в скале барельефами. Барельефы были почти все сколоты, и только по отдельным фрагментам можно было угадать, что они повествуют о каких-то событиях Чёрного века. Из-под иглицы и мха выступали обломки блоков, среди сосен нашлось несколько фрагментов стен, да возвышалась стела, накренившаяся и упёршаяся в ствол сосны.
   Место для раскопок пришлось выбирать наобум, и первый раз выбрали неудачно - под землёй не оказалось вообще ничего. Второй раз нашлось множество обломков статуй и даже одна практически целая статуэтка Изис, которую Вито забрал себе, но снова ни одного обломка жезла. А вот стоило им копнуть в третьем месте, как лопаты сразу ударились о каменное перекрытие. Расчистка обнажила площадку из крупных фигурных блоков, сильно повреждённых корнями деревьев, под которой была пустота. Энха и Вито, вынув несколько блоков, протиснулись внутрь, Вито создал магический светлячок, и они осмотрелись.
   Помещение было пустым, неправильной фигурной формы, местами сквозь блоки потолка и стен пробивались корни деревьев и просыпалась земля. Пол был покрыт слоем жидкой грязи, следы этой грязи виднелись и на стенах до уровня колен - это говорило о том, что помещение периодически затапливает. Стены покрывал рунный узор. Чуть дальше обнаружился низкий проход, который привёл в другое похожее помещение; здесь на полу в грязи они обнаружили несколько стеклянных бусин и обломок каменного подсвечника эльфийской работы. От этой комнаты отходило три прохода, оканчивающихся круглыми помещениями. В одном из них кроме грязи не было ничего, второе было обвалено и разрушено, а вот в третьем Энхе и Вито наконец улыбнулась удача.
   Во-первых, им попался лазурит - каплевидный, отшлифованный и уже пригодный для создания артефактов. Когда-то, похоже, он лежал в какой-то деревянной посуде, но посуда сгнила, и три десятка лазуритов, все в грязных разводах, валялись кучкой в одной из ниш, и ещё два нашлись в грязи на полу. Во-вторых, пять штук камней, похожих на лазурит, но более густого синего цвета, так же отшлифованных, в которых Вито предположил редкий для Моравы содалит. А в-третьих из наноса грязи в углу они извлекли продолговатые вычурные обломки камней. Счистив с них грязь и сложив некоторые из них, Энха с колотящимся сердцем распознала кусок связки махъя-дороэль.
   Они вытащили все найденные обломки наружу, там оттёрли и рассмотрели в свете дня, уже начинавшего угасать. Несколько обломков удалось составить друг с другом, и в итоге получился резной фигурный предмет длиной в локоть. Со связкой рун махъя-дороэль и с куском тау.
   - Здесь не все обломки, - констатировала Энха.
   Они вернулись в подземелье, поковырялись в грязи, нашли ещё один лазурит, но обломков жезла больше не было. То ли они были совсем мелкими и были унесены водой, то ли жезл изначально попал сюда в уже расколотом виде.
   - Пора возвращаться, - заметил Вито.
   День клонился к вечеру, погода испортилась, набежали тучи и начал накрапывать дождь вперемешку со снегом. Вокруг возвышались невысокие пологие горы, поросшие сосенником и ельником, никаких троп не было, и Вито с Энхой где-то не сориентировались и выбрались к Огже не напротив той деревни, где брали лодку, а порядком южнее. Вдалеке на противоположном берегу в постепенно сгущающихся сумерках можно было рассмотреть Славник.
   По расстояниям выходило примерно одинаково что до Славника, что до деревень севернее. До деревень было бы удобнее, потому как там их ждали кони, и оттуда меньше добираться до Крутицы. Но до Славника путь пролегал по более удобному берегу - плотному и каменистому, и на дорогу до него уйдёт меньше времени. А сгущающиеся сумерки подстёгивали как можно быстрее найти крышу над головой и прочные стены. Тем более позади в лесу уже подал свой бормочущий голос мрой.
   К переправе напротив Славника они добежали уже почти в полной темноте и со сворой нечисти на хвосте. Одного мроя Энха зарезала совней, двух яхаек упокоил Вито, но по их следам шёл кто-то ещё. А кроме этого в воде явно кто-то плавал: Энха воспринимала его как что-то чужеродное в пространстве, хотя и не как дырку. Один раз им показалось, что на середине реки они разглядели длинное тело не то болотника, не то водяника. Об этом говорил и запах тины и гнили в камышах.
   На берегу рядом с переправой стояли четыре мазанки, но все они были пусты и брошены. Огороды вокруг были истоптаны нечистью, тыны поломаны, а в пустом хлеву на гнилой соломе обнаружился полуразложившийся труп гоблина. Причал был пуст, лодки на переправе не было, в сараях тоже её не обнаружилось. Энха с Вито вышли на причал и посмотрели сначала на город в двадцати саженях через реку, затем назад, где кто-то шуршал к ним в кустах, а потом на воду, где однозначно кто-то плавал. Можно было бы помахать факелом, но вряд ли лодочники рискнут плыть сюда, наверняка зная, что в воде водится нежить, которая запросто возьмёт лодочника в ментальный плен, и тот сам прыгнет в воду.
   И тут Энха почувствовала, как тело начинает обволакивать мягким расслаблением.
   - Ментальный плен, - напряглась она.
   Вито окатил её потоком светлой магии, сбивая плен.
   - Ночуем здесь, - сделал он вывод.
   Мелкий дождь перешёл в такой же мелкий снежок, а в нескольких шагах от них из-под мокрого куста стремительно начал вырастать ушлёпок. Энха скользнула в сторону, отвлекая его на себя, и когда он оказался спиной к Вито, тот отточенным движением послал в него рассеивающее облако.
   Это было заклинание от нематериальных сугутов, но Вито не был ментальным магом и не мог привязать заклинание на ментал нечисти; он должен был метать заклинание на глаз, а потому мог промахнуться и попасть в Энху. Поэтому вместо удобных льда или огня он применил более сложное и менее эффективное рассеивание, но если бы он попал им в Энху, то не нанёс бы ей вреда. Однако он попал точно в ушлёпка, а потому следующим посылом подорвал облако.
   Ушлёпок как стоял, так и продолжил стоять, однако больше не обращал внимания на Энху. Из множества мелких ранок на землю полилось беловатое подобие крови, и уже когда Энха и Вито вошли в мазанку и закрыли за собой дверь на засов, ушлёпок грузно осел на землю и больше не встал.
   Покидая свои дома, хозяева забрали с собой весь скарб, в том числе и дрова, и собрать удалось только с десяток небольших поленец и охапку хвороста. Энха и Вито разожгли в доме очаг, просушили сырую одежду и сапоги, поужинали хлебом с сыром и домашними колбасками, и, завернувшись в плащи, улеглись спать прямо на сыром деревянном полу.
   Однако стоило им начать дремать, как снаружи послышалось шуршание, постепенно становившееся всё сильнее, а затем раздался хлопок, и с крыши посыпалась мелкая труха. Мгновение спустя кто-то мощный навалился на дверь. Та затрещала.
   Энха и Вито переглянулись, хотя в свете последних язычков огня в очаге едва могли видеть друг друга. Судьба преподнесла им вененку - редкую и опасную нечисть, которая единственная обладала каким-то подобием разума и могла догадаться выбить дверь, чтобы добраться до спрятавшихся людей. Или, если крыша соломенная, залезть на неё и разобрать. Остальная нечисть, чуя человека в доме, будет всю ночь ходить вокруг, пытаться достать ментально или эмпатически, но не догадается, что есть дверь, которую можно высадить. А вененка догадается.
   В это время затрещали закрытые ставни одного из окон.
   Вито прислушался к пространству. Энха тоже, но, видимо, от напряжения способность воспринимать его резко пропала. Затем Вито встал, в свете элевель рассмотрел засов на двери и защёлку на ставнях.
   - Вененка там, - показал он направление. - Мрой там, - он указал в другую сторону.
   Энха кивнула, без излишних объяснений понимая, что ей нужно делать.
   Они подождали, когда вененка отойдёт от двери к окну, и резко отодвинули засов. Энха скользнула в темноту влево и всадила совню в тёмный массивный силуэт, слабо различимый на фоне таких же тёмных реки и неба. Ей ответил рёв, и ментальная волна едва не сбила её с ног. Энха инстинктивно увернулась от массивной лапы и вслепую снова резанула совней. В это время невдалеке полыхнуло пламя и почти сразу же что-то прогудело. Вененка издала пронзительный, очень высокий визг, а Энха в свете огня всадила совню мрою в брюхо. В следующее мгновение ментальная волна откинула её в сторону и едва не впечатала в стену мазанки. Энха перекувыркнулась под массивной лапой с огромными когтями, оказалась у мроя за спиной и изо всех сил резанула его совней. А ещё мгновение спустя мроя окутало призрачное облако и почти тут же с хлопком взорвалось.
   Мрой, как и ушлёпок, постоял какое-то время, посмотрел, как из него вытекает беловатая жидкость, и грузно осел на землю. В нескольких шагах горел, распространяя вонь палёной шерсти, труп вененки - размером с медведя, почти круглый, желеподобный, покрытый редкой рыжей щетиной. Голова с двумя круглыми белыми глазами у неё была внизу живота, почти между ног, а из плеч рос пучок длинных толстых щупалец, ещё шевелившихся. Энха и Вито поспешили укрыться в доме.
   Ночь прошла почти бессонно. Было холодно - согревающие заклинания долго не держались - и жёстко, но едва усталость брала своё, и они начинали проваливаться в сон, как к мазанке, почуяв человечий ментал, подтягивалась с гор нечисть, и её шуршание и вой вырывали из дрёмы. Несколько раз Энха и Вито выскакивали на улицу, чтобы упокоить ту или иную тварь - больше для того, чтобы подвигаться и согреться, чем из-за опасения, что нечисть доберётся до них. В реке кто-то плескался, время от времени Энха улавливала отголоски ментального плена. Ночь тянулась медленно, было слышно, что в Славнике протрубили всего третью стражу, когда казалось, что уже скоро рассвет. Снег повалил гуще и начал просачиваться в дом сквозь щель под крышей. Ветра почти не было, и тишину ночи нарушал только вой далёких волков да тяжёлые шаги нечисти вокруг мазанки...
   С рассветом - серым и промозглым - нечисть частью ушла, частью сжалась и забилась от дневного света в норы, под кочки и камни. А с того берега отчалила лодка с двумя гребцами, торопливо загребающими вёслами воду. Когда лодка минула середину реки, среди серой водной ряби показалось длинное коричневое тело, проскользило под судёнышком, и один из гребцов вдруг бросил весло. Второй поспешно схватил его, пытаясь одновременно ногами и всем телом удержать товарища в лодке и при этом грести обоими вёслами. Вито послал по водянику веером рассеивающее облако, однако не попал. Второй раз попытался применить уплощённый лёд, однако тоже промахнулся - водная нежить стремительно и ловко уходила от атак. Когда лодка ткнулась бортом в причал, Вито за шиворот сюрко схватил лодочника, настойчиво пытающегося выпрыгнуть из лодки в воду и уйти к водянику, и окатил его волной светлой магии. Тот пришёл в себя.
   - Благодарю, вашродие, - оба лодочника почтительно сняли шапки. - Мы-то видели вчера, что тут люди, да ночью не осмелились плыть. Водяник у нас тут завёлся и, кажется, не один. Пятый день не можем изловить, не клюёт на девок, что ему приводят.
   - Изловим, - пообещал Вито. - Только отогреемся сначала.
   На обратном пути водяник дал о себе знать, когда лодка ещё не достигла середины. Энха, как и вчера, почувствовала мягкое обволакивающее расслабление.
   - Клюнул, - удовлетворённо кивнули лодочники, заметив, что у неё поплыл взгляд.
   Вито напряжённо держал одной рукой Энху, если она не устоит против плена и попытается выпрыгнуть из лодки, а сам высматривал в толще воды водяника. Тот был виден, однако чуял мага, а потому оплетал Энху издалека, а близко не подплывал. Расслабленность, а вместе с ней и тепло растекались по телу, стало легко, усталость и все проблемы отошли куда-то далеко и показались несущественными. Этот мир полон страданий, горя и несправедливости, но он только пшик, иллюзия, созданная разумом. Отбросить эту иллюзию - и войти в истинный мир, полный тепла и радости...
   Энха пришла в себя, когда Вито уже на берегу окатил её волной светлой магии. Город проснулся, то тут, то там горожанки шли с вёдрами за водой к колодцам, над печными трубами вились дымки, слышались запахи свежего хлеба и кислых кож, где-то лаяла собака. Кузнец уже стучал в своей кузне. На постоялом дворе было тепло, пахло свежей выпечкой, травами и горьким пивом, посреди харчевни топилась печь. Двое горожан чинно завтракали палачинками с творогом; подавальщица как раз принесла им кувшин травяного настоя. Из комнат на втором этаже едва слышно доносились голоса постояльцев.
   Вито и Энха, сбросив плащи, блаженно припали к печке. Хозяин, завидев гостей, всплеснул руками и поспешил к ним.
   - Здравия желаю, вашродие, - он изобразил корявое подобие поклона - правые рёбра у него когда-то были переломаны чусем, срослись криво, и потому с тех пор он ходил несколько скособочась, а кланяться мог только влево.
   - И тебе, Збынек, того же, - кивнул Вито. - Полевка есть какая? Нам бы согреться.
   - Конечно, вашродие, конечно, есть, - с готовностью закивал хозяин. - Сейчас всё сделаем.
   Стол им хозяин сервировал лично, передвинув его ближе к печке, тщательно вытерев и застелив вышитой скатертью. Принёс две полные миски жирной гуляшовой полевки с укропом, блюдо рохликов и чашу с водой для ополаскивания рук. Прежде чем приняться за еду, Энха и Вито долго грели о горячие миски руки.
   Полевка была густой, хозяин не поскупился дорогим гостям на гущу, и когда с ней было покончено, Энха почувствовала, что у неё от тепла и сытости начинают слипаться глаза. Может быть, от этого состояния лёгкой полудрёмы, а может, сказывалось утреннее влияние ментального плена водяника, но Энхе упорно казалось, что она слышит сверху голос Иржи. Она пила чай - хозяин самолично принёс им чайник крепкого чая с липой, ромашкой и чабрецом и блюдо фруктовых кнедликов с орехами - и напряжённо прислушивалась к голосам наверху. Слов было не разобрать, разговоры и смех то прерывались, то начинались снова, и в том невнятном гуле почему-то казалось, что она время от времени слышит тембр и интонации Иржи.
   Откуда ему здесь быть? Да неоткуда... Где-то на днях обещал приехать Мнишек, может быть, с Горимиром. Но Иржи-то с чего сюда тащиться?
   И душу разрывали противоречивые желания. Хотелось его видеть почти до сладкой истомы, одно его присутствие делало весь окружающий мир словно бы наполненнее. До отчаяния хотелось надеяться, что его снова привели сюда какие-то его сыскные дела. Но вспомнить его язвительные слова, которые он постоянно говорил ей - и так же отчаянно начинало хотеться, чтобы это оказался не он...
   А ещё вспомнить, что в ночь сочельника она оказалась в его постели... Проснуться посреди ночи - и обнаружить его рядом с собой... И при этом совершенно не помнить, как она здесь оказалась... Последнее, что память сохранила, - это как она вытаскивает из-под куста штуха. И после этого - как отрезало. То, что они с Иржи оба были одетыми, конечно, успокаивало, но когда она обнаружила, что одета в его штаны, рубаху и котту... От истерики и панического желания бросить всё и сбежать в Околье спасло только то, что память милостиво подсказала, что в помывочной с ней была какая-то женщина, а не Иржи.
   И как после этого смотреть на него?.. И ведь он же не преминет напомнить...
   По лестнице послышались шаги, и вниз в харчевню спустился...
   Иржи. Собственной персоной. Натренированный нечистью слух не ошибся.
  
   Глава 19. Иржи. Жертвоприношение
  
   Ходить по порталу большими группами было рискованно - концентрированный человеческий ментал быстрее привлекал нечисть. Поэтому студенты разделились: Мнишек и Горимир пошли первыми, затем, прождав время, за которое они должны были выйти из портала, в него шагнула Татуня, и последним, держа за руку Злобку, пошёл Иржи.
   Портал переливал оттенками чёрного и серого, рельеф был холмистым и смазанным, под ним смутно просвечивала Морава - сжатая, искажённая, не всегда узнаваемая. И везде звёздочками сияли магические отсветы магов - где-то тусклее, где-то ярче. Столица же горела подобно солнцу среди звёзд, только этот свет был пропитан густой чернотой...
   Звёздочка прямо перед ними вдруг ярко вспыхнула и вернулась к первоначальному сиянию. Снова ярко вспыхнула - и снова вернулась. А затем вдруг исчезла...
   Сегодня где-то погиб маг. Скорее всего в бою с кем-то, раз перед смертью он колдовал.
   А вот Околье преподнесло сюрприз.
   Оно было искажено на этот раз по-другому: Городище с ярким отсветом Павко сместилось едва ли не к границе Заилья. Крутица, которая была на север от него, оказалась на западе, и она чётко определялась по чёрному пятну Невежьей пустоши, и отсвета Вито в ней не было. Зато было два отсвета в других местах: один примерно между Крутицей и Городищем, а второй - примерно между Крутицей и Маяком.
   Иржи остановился как вкопанный.
   Над Окольем и раньше наблюдалось три отсвета, но один из них был очень тусклым и принадлежал, скорее всего, Божеку. Однако сейчас Иржи наблюдал три ярких отсвета, из которых Божеку не мог принадлежать ни один, потому что по интенсивности они были гораздо ярче. Тот, что между Крутицей и Городищем скорее всего обозначал Вито - его яркость соответствовала уровню уездного мага. А вот третий был лишь немногим тусклее Павко.
   А где отсвет Божека?
   Иржи почувствовал, что Злобка вцепилась в его руку второй рукой, и только сейчас вспомнил о её существовании. Он потащил её к выходу из мира демонов, едва ли не на руках выволок из портала, сунул её полубесчувственную тушку Татуне, а сам метнулся назад.
   И там его поджидало досадное разочарование: портал в Будаве не работал, и из-за этого почти вся Магьяра и западная часть Околья казались стянувшимися в один крошечный лоскуток, и на этом лоскутке отсветы и магьярского краевого мага, и магьярских уездных сливались в одно смазанное пятно. И если Божек сейчас находился на западе Околья, из этого пятна его отсвет было не вычленить.
   Иржи направился к выходу из портала.
   Там серел рассвет, Злобка пришла в себя, с затянутого низкими тучами неба сыпал редкий снежок, пустошь была припорошена его тонким слоем, недалеко от портального постамента валялась перерезанная тушка чуся.
   Из Городища они выехали поздним утром, потому что Иржи и Мнишек решили сначала заглянуть к Павко. Там Милена накормила нежданных гостей завтраком, а когда они пили настой трав с мёдом, Иржи незаметно сделал жест Павко отойти в сторону. Маг с помощью Милены поднялся и пригласил Иржи в спальню.
   - Вопрос такой, - начал Иржи, помогая ему сесть в кресло. - Два месяца назад в Околье приезжал посыльный из столицы за лазуритом для ювелирных целей. Известно ли тебе что-нибудь о нём?
   - Понимаешь, - Павко криво пожал правым плечом, - торговцы регулярно ездят в Околье за лазуритом. Здесь его основные шахты. И из столицы ездят, и из других городов. Я с ними дел не имею, поэтому ничего не могу сказать. Если он брал лазурит в Городище, я могу назвать перекупщиков, у кого можно спросить. Если же где-то в других местах, то тут ничем помочь не могу.
   - И много мест, где можно купить лазурит?
   - Лазуритовые шахты есть почти во всех уездах, так что купить его можно во всех уездных городах и в тех деревнях, что обслуживают шахты.
   Иржи спросил у него имена городищенских продавцов лазурита и, пока студенты развлекали Павко и Милену красочными рассказами о разгроме в университете, пробежался по ним. Результат был отрицательным: да, торговцы к ним ездят постоянно, да, закупают лазурит. Однако человек с именем, которое называл Иржи, им известен не был. Ему показали торговые книги, он внимательно посмотрел записи о продажах за серпень и рюень, но, похоже, посыльный графа Понятко, которому доставили щуркинские артефакты, закупался не здесь.
   Правда, порадовал один из постоялых дворов. Среди записей двухмесячной давности в книге постояльцев нашлось имя этого посыльного. Ночевал он только одну ночь и утром отбыл восвояси.
   До Славника по размокшим и грязным дорогам доехали к вечеру. На постоялом дворе сняли две комнаты, долго сидели в харчёвне за кувшином травяного настоя, болтали обо всём, а вечером, когда студенты отправились в свои комнаты наверх, Иржи, предъявив хозяину медальон Сыскного приказа, попросил показать ему книгу постояльцев. Однако искомого посыльного здесь не числилось.
   Значит, он после Городища поехал не в Славник и, соответственно, не в Крутицу. Тогда выходит, или в Бурчаки, или в Вирейку. Хотя не исключён вариант, что он ночевал в придорожной деревне.
   А утро - серое и пасмурное - преподнесло встречу, которой Иржи ждал только вечером. Когда он, уже одетый, спустился вниз в харчевню договориться о завтраке, то первое, что бросилось ему в глаза, - это стол, сервированный явно не для простого люда. А из-за этого стола на него напряжённо смотрела Энха.
   Немедленное желание, которое испытал Иржи, - это провалиться сквозь землю, там перевести дух и вернуть себе душевное равновесие, и потом снова появиться здесь. Но пол в харчевне был настелен из массивных досок, пусть уже и почерневших от времени, но крепких, и проваливаться они не спешили. Поэтому пришлось изобразить уверенность и направиться к столу.
   - Какие люди, - выразил он удивление, обменявшись рукопожатием с Вито. - Хануся, - он с деланным восторгом посмотрел на неё, - ты так жаждала меня видеть, что даже побежала встречать? Я растроган до глубины души.
   Энха отвернулась и молча взяла с блюда фруктовый кнедлик с молотыми лесными орехами. Выглядела она не особенно свежо и бодро.
   Напомнить про ночь сочельника или приберечь для другого случая?..
   - К нам? - коротко спросил Вито.
   - К вам, - подтвердил Иржи. - Мне рассказали, что вы тут собираетесь жертвоприношение болотнику устроить, вот мне и стало любопытно посмотреть. Ну и... дело кое-какое есть.
   - Мнишек тоже здесь?
   - Все здесь, - Иржи кивнул головой наверх. - Мнишек потащил с собой Горимира, за Горимиром увязалась Татуня, а за ними и Злобка... Проспали мы, - признался он, - собирались выехать раньше.
   - Вы очень удачно проспали, - насмешливо глянул на него Вито, - потому что мы именно здесь присмотрели для вас... Не болотника, правда, это водяник. Но девушек в жертву им приносят одинаково, разницы нет. Впрочем, если вам нужен будет именно болотник, найдём и его.
   Энха не смотрела на него и не реагировала, и прежде чем Иржи придумал, чем её можно поддеть, по лестнице спустился сначала Мнишек, а за ним сбежала Злобка. Увидев Энху, она ойкнула, всплеснула руками и бросилась её обнимать. Затем отодвинула её от себя и внимательно посмотрела.
   - Что-то ты неважно выглядишь, - заметила она.
   - Мы ночевали на том берегу, - невольно улыбнулась Энха. - А там соседи спать мешали.
   Иржи вопросительно посмотрел на Вито, смутно подозревая, что это не совсем правда. Тот, однако, лишь усмехнулся и ничего не ответил.
   Пока Энха представляла Злобку и Вито друг другу, спустился вниз Горимир. Подошёл, вежливо поздоровался. Вито несколько мгновений пристально вглядывался в него, затем поднялся со стула.
   - Герцог Нетвальский, - чуть склонил он голову.
   - О, не беспокойтесь, - тонко улыбнулся Горимир, - герцог Нетвальский изволил остаться дома. Горимир, - по-простому представился он, протягивая руку для пожатия.
   Последней спустилась Татуня, уже одетая в котту, отделанную по подолу и вороту серебристым мехом, и в сапожках с загнутыми по столичной моде носками. Его благородие барон Крутицкий выглядел рядом с ней обыкновенным простолюдином в не особо чистом стёганом сюрко, тёмной котте и штанах и с растрёпанными светлыми волосами.
   - Татуана, - представилась Татуня, делая реверанс.
   Иржи увидел, как Энха и Злобка озадаченно переглянулись, услышав это имя. Вито, усмехнувшись, коротко кивнул Татуне.
   Только кровь не пропьёшь. В кивке Вито было больше благородства, чем в реверансе Татуни.
   - Что ж, - пряча усмешку, сообщил он гостям, - для жертвоприношения водянику долгих приготовлений не надо, а потому можно выдвигаться.
   - А кого будут приносить в жертву? - спросила Злобка, невольно косясь на блюдо с фруктовыми кнедликами. Энха улыбнулась и подвинула его к ней.
   - Три девушки у нас есть, - Вито сделал неопределённый жест. - Кого-нибудь выберем. Сейчас ещё только мужика с косой найдём...
  
   К городской пристани они пришли ввосьмером: Вито с Энхой и Иржи, четверо студентов и охотник по имени Янек - рослый конопатый мужик с рыжей бородой, вооружённый селянской косой, предварительно остро отточенной. Уже рассвело окончательно, земля была припорошена тонким слоем снега, из-под которого торчала гнилая трава; в небе низко висели серые тучи, было безветренно, и стоял лёгкий морозец.
   - На воде внимательно, - предупредил Вито, садясь в лодку. - Водяник может взять в ментальный плен... Не надо амулеты, - остановил он, увидев, что гости потянулись за защитными амулетами. - С ними вы потеряете часть незабываемого опыта. Если, конечно, заинтересуете водяника. И следите за соседями. Если увидите, что кто-то решил искупаться - ловите. А то вода нынче холодная.
   Все с беспокойством переглянулись, однако амулеты послушно убрали. И принялись подозрительно смотреть друг на друга. Иржи умелым движением гребанул от причала. На второй лодке, в которую уместились Мнишек, Горимир, Татуня и Янек, гребцом сел Мнишек.
   Длинное змееподобное тело водяника у самого дна первым заметил Горимир, а Иржи внезапно ощутил словно бы... словно бы девичью ласку, от которой всё внизу наливается напряжением. Живо в памяти встала ночь сочельника, тёплое тело Энхи рядом с собой, и то, как он касается пальцами её лица, шеи...
   Хорошо, что под коттой и сюрко не видно...
   - Это оно и есть? - с интересом спросил он.
   - Да, - кивнул Вито. Энха пощупала карманы Иржи и вытащила из одного из них защитный амулет, готовая в любой момент сунуть ему в руки.
   - Ханичка, - восхитился Иржи, чувствуя, как словно наяву он спускается пальцами ей ниже шеи, - ты продолжай. Мне очень нравятся твои поползновения...
   И в это время наваждение рассеялось.
   - Вот демон! - расстроился Иржи, - отпустил. А мне понравилось.
   Энха, не глядя на него, вернула его амулет обратно ему в карман.
   - Я его чувствую, - с несколько потусторонним видом сообщил из другой лодки Мнишек. Грести он продолжал так же, как и прежде.
   У причала они пришвартовали лодки к причальным тумбам, и Иржи оценил побоище, только теперь поняв, какое ночное соседство имела в виду Энха. Всеобщий интерес вызвала вененка, пусть и обгоревшая и уже с лопнувшим брюхом, из которого сочилась вонючая желеподобная субстанция.
   - А чем это ты ушлёпка уделал? - не понял Иржи, присаживаясь на корточки перед ушлёпком, напоминающим мелкое сито.
   - Рассеивающее облако, - не стал скрывать Вито.
   - Его огнём убивать надо, - возразила Татуня. - Рассеивающее облако - это для сугутов.
   Вито глянул на неё своими светлыми глазами.
   - Бывают ситуации, - объяснил он, - когда стандартное заклинание нежелательно применять. У вас в университете в сочельник преподаватели отбивались от нечисти огнём в деревянном здании. Итог вам известен. Вчера же ушлёпок стоял ровно между мной и Энхой. А я светлый маг и ментальную привязку на тварь выполнить не мог. И мог попасть в Энху. Поэтому создавал то заклинание, которым не опасно было промахнуться. Это в учебниках и конспектах всё просто, а в реальности бывает много подводных камней.
   Иржи покивал. За время работы в Сыскном приказе он много раз имел возможность в этом убедиться.
   Вито достал из лодки бухту верёвки и посмотрел на мужчин:
   - Ну что, - насмешливо поинтересовался он, - кого из девушек вам не жалко?
   Иржи, Горимир и Мнишек переглянулись, не зная, как реагировать. Вито размотал верёвку, понял, что ответа не дождётся, и сделал вывод:
   - Значит, выбор за мной.
   Он шагнул к Энхе, она протянула ему руку, и он привычным движением начал затягивать петли ей на запястье и локте. Иржи напрягся:
   - А другую нельзя было?
   Вито насмешливо и словно бы издевательски глянул на него:
   - Я спрашивал, - напомнил он. - Надо было раньше решать.
   - Я правильно понимаю, - помолчав, уточнил Иржи, - что наш выбор всё равно ничего не менял?
   - Ты правильно понимаешь, - подтвердил Вито. - Я потому и говорил не надевать амулеты, потому что хотел посмотреть, потянет ли водяник кого-нибудь из девушек. Если бы потянул, то сейчас выбор был бы. Но, увы, его заинтересовали одни мужчины.
   Он отвёл Энху к дереву, быстро примотал её к стволу и отошёл назад. Жестом велел всем тоже отойти. Охотник Янек, который всё это время молча стоял в стороне, переложил косу из одной руки в другую, так же молча сел на камень и принялся наблюдать за Энхой.
   - И да, панове, - предупредил Вито, приваливаясь спиной к дубку шагах в двадцати от Энхи, - что бы ни происходило, не вмешивайтесь. Все участники жертвоприношения знают, что делать. Если что-то пойдёт не так, я вмешаюсь сам.
   Ждать долго не пришлось - длинное, двухсаженное коричневое тело водяника показалось в реке. Он проскользил несколько раз вдоль берега. Энха закрыла глаза и немного обмякла.
   - Ментальный плен, - прокомментировал Вито.
   Интересно, что водяник навевает ей...
   Потом долго ничего не происходило. Водяник плавал туда-сюда вдоль берега, Энха пыталась вырваться из опутывающих её верёвок, Янек флегматично наблюдал, Иржи напряжённо переводил взгляд то на Энху, то на водяника. Студенты ждали дальнейшего развития событий. Энха начинала рваться сильнее.
   Наконец водяник подплыл к самому берегу и высунул из воды свою уродливую голову. Рот его представлял собой большую узкую щель, вместо носа зиял провал, а глаза были круглыми и абсолютно белыми. Вместо ушей шевелились длинные перепонки, такая же перепонка шла от макушки и затылка по спине. Руки его были тонкими, а тело покрыто коричневой чешуёй.
   - Водяников два, - сообщил, нахмурясь, Вито, прислушиваясь к пространству. Иржи поднял было руку, чтобы сотворить поисковое заклинание, однако Вито резко перехватил его за запястье: - Спугнешь.
   Водяник медленно и неуклюже вышел на берег, с трудом переставляя слабые тонкие ножки, не приспособленные для хождения по суше, и направился к Энхе. Длинный саженный хвост, оканчивающийся широкой плавательной перепонкой, тянулся за ним. Иржи напрягся и поднял руки, готовый убить его.
   - Стой спокойно, - тихо и неожиданно властно приказал Вито.
   Водяник подковылял к Энхе, потыкался мордой в её лицо; его хвост судорожно сжимался и разжимался.
   - Чем дольше, - тихо прокомментировал Вито, - водяник держит в ментальном плену человека, тем больше ему нужно времени, чтобы разорвать эту связь. Сейчас он на берегу, где ему тяжело двигаться, и находится в ментальной связи с Энхой. Они, если можно так сказать, находятся во взаимном плену друг у друга, только водяник может разорвать этот плен, разве что не мгновенно, а жертва - нет.
   - А Энхе больно? - тревожно спросила Злобка.
   Вито усмехнулся краешком рта:
   - Энхе приятно. Пока что. Водяники и болотники насылают очень приятные мысли и чувства. Они умеют вытаскивать несбывшиеся желания и мечты и манят на них. Внушают, что всё сбудется, нужно только идти вперёд. Человек, забыв себя, идёт вперёд, а впереди, сами знаете, вода, где он и тонет.
   - Поэтому и привязывают, - понял Горимир, - чтобы жертва не ушла в воду?
   - Это первая причина.
   - И чтобы водяник вышел на берег, - добавил Мнишек.
   - Это вторая, - подтвердил Вито.
   Водяник продолжал тыкаться мордой в Энху. Энха застонала, пытаясь отчаянно вырваться из опутывающих её верёвок, Янек поднялся с камня, обошёл водяника по большой дуге и начал заходить ему за спину. А когда оказался на расстоянии удара, резко взмахнул косой и уверенно отсёк ему сначала перепончатый гребень на затылке - Иржи вздрогнул, настолько лезвие косы прошло близко от лица Энхи - а затем такую же перепонку на хвосте.
   Пространство пошло словно бы волнами, Энха закричала, водяник заметался на одном месте, Янек продолжал ловко косой отсекать от него кусок за куском - руки, хвост, ноги. Энха издала нечеловеческий крик. Иржи сжал кулаки и словно окаменел.
   - Всё, что чувствует водяник, - прокомментировал Вито, продолжая держать его запястье, - чувствует и Энха.
   - Мать твою, - процедил сквозь зубы Иржи, - и ты...
   - И я, - Вито коротко глянул на него. - Если есть маг, он убьёт водяника быстрее, и жертве мучиться придётся меньше. Но меня на всех водяников и болотников Околья не хватит, поэтому местные жители решают проблему своими силами. Вот таким способом, - он кивнул на берег, где Янек споро продолжал сечь водяника на куски, а Энха уже не кричала, а, обвиснув на верёвках, сдавленно стонала.
   - Но нам магистры говорили, - растерянно заметила Татуня, - что водяники и болотники регенерируют мгновенно, и их невозможно убить обычным оружием. У них всё сразу отрастает. А здесь нет...
   - Перепонка на голове и перепонка на хвосте, - кивнул Вито. - Янек отсёк их в первую очередь. После потери этих перепонок водяник и болотник теряют ориентацию. Они могут регенерировать, но не могут сообразить, что это нужно сделать.
   На берегу водяник, посечённый на несколько десятков кусков, перестал шевелиться. Янек обмыл в реке лезвие косы. Энха обвисла на верёвках. Иржи шагнул было к ней, однако Вито удержал его.
   - Ну что, панове, - Вито посмотрел на студентов и Иржи, - полагаю, теперь вам понятно, зачем болотнику или водянику приносят в жертву девушку? И зачем рядом стоит мужик с косой?
   - Чтобы выманить его на берег и убить, пока он с ней связан ментально, - тихо ответила Злобка. - А мужик с косой его убивает. Только почему именно девушку? Нежити ведь неважно, мужчина или женщина.
   - Мужчина рвёт верёвки, - Вито одобрительно кивнул. - Ментальный плен мужчине даёт огромную силу, бывает, дерево с корнями вырывает. Девушкам такую силу он не даёт, поэтому для жертвы выбирают их... Ну а сейчас к нам плывёт второй водяник... Хотя, похоже, это уже болотник.
   - Откуда ты знаешь? - Иржи свободной рукой сотворил поисковое заклинание. - Тебе ведь поисковые заклинания недоступны.
   - Недоступны, - подтвердил Вито. - Но у меня, как у истинно светлого, есть свои... козыри... Стой, - одёрнул он Иржи, попытавшегося освободить запястье из захвата. - Когда надо будет, тогда отпущу.
   Энха в верёвках шевельнулась и подняла голову, безумным взглядом глядя на воду.
   - Болотник клюнул, - прокомментировал Вито. - Это плохо для неё, потому что и один раз в ментальном плену пережить гибель... хозяина - это тяжело, а два раза подряд - тем более. Поэтому, панове, если вы не против, я предлагаю второй раз его убить не местными методами, а магическими. Это будет не так мучительно для Энхи.
   Все с облегчением вразнобой закивали. Янек, закончив полоскать косу, флегматично отошёл от берега.
   Болотника тоже пришлось ждать достаточно долго, прежде чем он вышел на берег. Он отличался от водяника более плотным телосложением, сизым цветом чешуи и по-другому расположенными перепонками. Вито, подождав, пока ментальная связь окрепнет, отпустил руку Иржи.
   - Силовое лезвие, - сказал он. - Желательно не меньше двойного.
   Иржи в несколько шагов подскочил к болотнику, уже тыкающемуся мордой в Энху, и коротким злым движением метнул в него магией. Внешне ничего видно не было, но болотник вдруг просто развалился на четыре куска. Студенты восхищённо ахнули. Вторым движением Иржи магически выдернул демона из тела. Энха снова обмякла на верёвках.
   Когда её выпутали, она с трудом стояла на ногах, смотрела стеклянным безучастным взглядом и ни на что не реагировала. Иржи набросил ей на плечи плащ, который она ранее оставила в лодке, и прижал к себе.
   Во всей остальной Мораве никому не придёт в голову подобным образом приманивать нежить. Маг, если не может создать манок сам, будет выискивать способы достать его у других магов, будет вёрстами преследовать тварь, но не привяжет к дереву девчонку. А в Околье это всем кажется само собой разумеющимся.
   И хуже всего то, что Энхе это тоже кажется само собой разумеющимся. И даже если он, Иржи, уйдёт краевым магом в какой-нибудь спокойный Мглин и увезёт её с собой, стоит будет Вито сказать слово - и она помчится в напичканное нечистью Околье и пойдёт на любую тварь, на которую он ей укажет...
   Жечь останки водяника и болотника не стали, чтобы не тратить время, а собрали их в предусмотрительно захваченную рогожу, завязали в узел и погрузили в лодку. На том берегу сдали узел страже, на постоялом дворе Збынек поставил перед Энхой, до сих пор слабо реагирующей на реальность, чашку крепкого сладкого кофе, и Иржи едва ли не насильно влил в неё этот кофе. Вито взял на конюшне серого першерона, Энху, находившуюся в состоянии прострации, Иржи забрал себе в седло, и поздним утром путники покинули Славник.
   - И долго она такой будет? - хмуро спросил Иржи у Вито, когда Славник остался далеко позади, из дороги исчез последний булыжник и лошади начали месить копытами грязь, а по обочинам вместо полей и выгонов потянулся редкий смешанный лесок.
   Вито какое-то время смотрел на безучастную Энху.
   - К полудню немного отойдёт. Но окончательно придёт в себя только к утру.
   И ему это нормально...
   Лесок сменился пустошью, затем болотом с редкими купинами кустов, затем начался тёмный еловый лес. Дорога сузилась, однако стала менее грязной, лошадей ненадолго перевели на рысь. Затем лес расступился, путники миновали деревеньку на одиннадцать дымов, затем придорожный храм Анахиты - потемневший от времени квадратный сруб-четырёхстенок с высокой четырёхскатной крышей; его шпиль был увенчан символом Анахиты - рунами иммере и тау, заключёнными в круг. А когда дневная серость начала сменяться вечерней серостью, Энха перед Иржи зашевелилась и подняла голову.
   - Что это? - сипло спросила она.
   Иржи повертел головой, пытаясь понять, что она имеет в виду.
   - Гоблины, - нахмурившись, отозвался Вито, вглядываясь в перелесок в небольшой пади между двумя холмами и останавливая коня.
   Иржи перебросил поводья в ту руку, которой придерживал Энху, и сотворил поисковое заклинание. До гоблинов было саженей сто - ещё чуть-чуть, и дальности его поискового заклинания не хватило бы.
   - Опять шорох не тот? - со смесью озадаченности и досады поинтересовался он. - Ты же не можешь ни видеть, ни слышать их отсюда!
   Энха не ответила и сползла с коня. Подышала на руки, чтобы согреть их.
   Справа от дороги тянулась небольшая болотистая пустошь, прорезанная древней, выложенной камнем дренажной канавой, давно не ремонтируемой и занесённой многолетними наносами лесного мусора. За канавой начинался лес, зажатый между склонами холмов.
   - Ну что, паны маги, - Вито тоже спешился, - желает ли кто повоевать с гоблинами?
   Вызвались Иржи, Мнишек и Горимир. Татуня и Злобка неуверенно переглянулись.
   - У меня нет оружия, - виновато объяснила Злобка. - И колдовать я не умею.
   Ну да, чего ещё от не самой перспективной первокурсницы ждать?
   - Я думаю, - поддержала её Татуня, - справятся и без нас. Война - это не наше.
   Энха развязала завязки плаща и бросила его на седло.
   - Солнышко моё, - простонал Иржи, - может, останешься здесь, а? Ты своё сегодня уже отвоевала, хватит. Дай и нам повоевать.
   - Как раз, - возразил Вито, снимая с седла совню, - она понадобится как приманка. Гоблины не дураки, почуют мужчин - и уйдут. А на девушку охотнее клюнут.
   - У нас ещё две девушки есть, - со смесью сарказма и злости напомнил Иржи. - Одна из них вполне себе уже маг, если что - и постоять за себя сможет. Почему бы не воспользоваться ими?
   - Я могу пойти, - согласилась Злобка, - только скажите, что делать?
   Татуня - хоть это о ней говорил Иржи - промолчала.
   - Быстро бегать умеешь? - спросил Вито.
   - Умею, - охотно подтвердила Злобка, слезая с коня.
   - Мы с тобой пойдём впереди, - отсутствующе объяснила ей Энха. - И когда я скажу - сразу беги назад им за спины, - она кивнула на мужчин и приняла у Вито совню. - И вообще, будут за тобой гоблины гоняться - бегай от них, только не убегай от нас.
   Иржи проскрежетал зубами, но ничего не сказал.
   Гоблины обнаружились в неширокой пади между двумя холмами. Ещё на подходе к ней между деревьями сверкнул огонёк и донеслись запахи жареного мяса. Не доходя до места лагеря саженей сто, Вито придержал мужчин, а девушки пошли вперёд.
   - Это нормальная практика для Околья, - процедил Иржи, - посылать вперёд девчонок и прятаться за их спины?
   Вито жёстко глянул на него:
   - У тебя есть силы, желание и время гоняться за гоблинами по всему лесу? Они нас чуют, у них своя магия есть. Пойдём мы на них - они бросятся врассыпную, и к демону мы их выловим. Я с десяти лет охочусь на гоблинов, сейчас мне тридцать. За двадцать лет я их повадки выучил, можешь мне верить. И поверь опыту не только моему, но и всего Околья: отправить вперёд пару девушек или женщин с детьми, подождать, пока гоблины начнут на них охоту, и перебить их - это самый эффективный способ.
   Иржи проскрежетал зубами, но не ответил.
   - Если я сейчас упущу гоблинов, - добавил Вито уже чуть менее жёстко, - они будут бродить по всему Околью и есть людей. Так было всегда. Поберегу я сейчас наших девушек - расплачиваться за это будут другие.
   Иржи промолчал.
   Вито довольно долго стоял, закрыв глаза и прислушиваясь к пространству, а затем сделал знак рассредоточиться.
   Когда среди деревьев внезапно возникли низкорослые, коренастые и длиннорукие фигуры, Иржи почувствовал, словно бы его зрение сузилось. Видел он одну только Энху и только тех гоблинов, что угрожали ей. А она вместо того, чтобы бежать, остановилась и взяла наизготовку совню.
   Иржи зло подцепил ментал ближайшего к Энхе гоблина и по этой связи метнул несформированный лёд. Когда тот проник в гоблина, резко отвердел его - и тварь разорвало на части. Со вторым он поступил точно так же. С третьим Энха разобралась сама. Иржи подловил двух гоблинов, бежавших рядом, подцепил ментал их обоих и обоих одновременно порвал в клочья взрывающимся льдом. Энха в это время попыталась достать совней следующего гоблина, но тот увернулся, а она споткнулась. Резво перекатилась, вскочила и помчалась прочь - прямо на Иржи. Он скользнул в сторону и без ментальной связи разрезал гоблина уплощённым льдом. И перехватил Энху, едва не напоровшись на её совню.
   - Всё, - он одной рукой притиснул её к себе, чтобы она никуда дальше не сбежала, а второй рукой сотворил поисковое заклинание. - Больше никого нет.
   Она высвободилась из его руки. Хотелось сказать что-нибудь вроде, что он тут ради неё положил гоблинов больше, чем все остальные вместе взятые, но её ещё немного мутный взгляд и собственная ещё не улёгшаяся злость заставили его промолчать.
   И даже нет смысла намекать, что его, такого героя, можно бы и отблагодарить... Посмотрит как на идиота, отойдёт и ничего не ответит. И демон его знает, что у неё в голове!..
   Тел гоблинов насчитали одиннадцать, и Иржи с некоторой досадой вынужден был признать, что он уничтожил их не больше, чем все остальные вместе взятые. Трупы стащили на место их лагеря. А в лагере увидели костёр: около него грудой лежали обглоданные маленькие косточки, явно принадлежащие ребёнку, а труп женщины, нанизанный на вертел, жарился над огнём.
   Иржи сжал зубы, но не отвёл глаза.
   Никому во всей Мораве не придёт в голову посылать впереди охотников девчонок для приманки. Но нигде во всей Мораве гоблины не жарят на кострах женщин и детей...
   Хоронить никого не стали, чтобы не тратить время, только сообщили в ближайшую деревню. Селяне выслушали их, сумрачно сказали: Видно, Фарковы жёнка и дитё - пошли днём за хворостом и не вернулись. Сам Фарко - молодой конопатый селянин - не сказал ничего, невидяще на всех посмотрел, развернулся и ушёл.
  
   К Крутице подъехали уже почти в полной темноте, когда вокруг уже вовсю шебуршела, пищала и выла нечисть. Один раз на дорогу прямо перед путниками выскочил яхайка, однако был разорван на клочки сразу четырьмя кинутыми в него заклинаниями. Второй раз мрой попытался напасть сбоку, однако Иржи перерезал его льдом.
   Когда они въехали в замок, и к ним выбежали конюхи, Энха уже ни на что не реагировала. Иржи стащил её с седла и понёс в замок вслед за горничной. В спальне - гораздо более просторной и богато убранной, чем её комнатка в библиотеке - он уложил её на кровать и был энергично выпровожен горничными и послан куда подальше. В коридоре его перехватила знакомая уже бойкая служанка, с реверансом извинилась, что комнаты не готовы, ибо никто такого нашествия гостей не ждал, так что пока паны могут утолить голод лёгкими закусками, за это время им нагреют воды помыться с дороги, а там будут и комнаты готовы. И Иржи был препровождён в большую трапезную.
   Там не очень ярким желтоватым светом горели магические светильники, вдоль стен стояли мягкие диванчики и кресла и резные поставцы с фаянсовой, майоликовой и стеклянной посудой. Посреди трапезной стоял длинный массивный стол с резными ножками, накрытый вышитой льняной скатертью. На нём служанки уже расставляли приборы, блюда с маринованными гермелинами с луком, тлаченкой - тоже с наскоро наструганным луком и ломтями холодной свинины, присыпанными перцем, корзиночки с нарезанным чёрным хлебом. Принесли два укупоренных кувшина с пивом и кувшин яблочного сидра для девушек, для девушек же было выставлено большое блюдо с пастилой, мармеладом и фруктовыми кнедликами. Злобка, стараясь скрывать нетерпение, ёрзала в кресле и с вожделением поглядывала на сладости. Татуня никакого нетерпения не проявляла, почти не смотрела на стол и разговаривала с Горимиром. Мнишек сидел с другой стороны трапезной и своим потусторонним взглядом рассматривал магические светильники. Две служанки поставили около каждого прибора по большой пивной кружке, разложили вилки и ножи, а напоследок принесли чаши с водой для омовения рук и тонкие льняные салфетки.
   Хозяин замка, сменивший дорожную одежду на свежую тёмно-зелёную котту, пришёл, когда слуги уже сделали своё дело, и стольник в белой котте стал в сторонке, ожидая дальнейших указаний. Вито окинул взглядом стол и кивнул, приглашая садиться. Стольник откупорил кувшин с пивом, разлил мужчинам по кружкам, затем распечатал сидр и налил его Злобке и Татуне. Вито взял из корзиночки хлеб, давая этим знак приступать к утолению голода. Злобка, стараясь скрывать поспешность, потянулась за пастилой. Татуня бросила на неё несколько недовольный взгляд и спокойно и аккуратно положила кусок тлаченки себе на тарелку.
   Когда гости утолили первый голод, а студенты порадовали Вито рассказом о разгроме в университете, пришла служанка и с коротким поклоном доложила, что горячая вода готова.
   Когда Иржи, помывшись и переодевшись в чистое, вернулся в трапезную, там слуги уже накрывали стол для ужина. Вито, ещё с влажными волосами и бородкой что-то обсуждал со стольником. Больше всего Иржи расстроило отсутствие седьмого прибора на месте хозяйки - это говорило о том, что Энха не очухалась настолько, чтобы спуститься к ужину. Вито заметил Иржи и жестом пригласил его следовать за собой.
   Они пришли в знакомую уже малую трапезную, где служанка наскоро постелила на столик скатерть, принесла бутыль белого вина, два бокала и блюдо нарезанного козьего сыра, на низкий боковой столик поставила чашу с водой для омовения рук, положила стопку тонких льняных салфеток и удалилась. Вито самолично вскрыл бутыль, налил себе и Иржи по полбокала и, когда они отпили, закусив ломтиками сыра, прямо спросил:
   - Итак, что за дело привело тебя сюда?
   Иржи поставил бокал на стол.
   - Два месяца назад посыльный из столицы ездил в Околье и привёз пакет необработанного лазурита для ювелирных целей. В Городище тот посыльный не засветился, значит, покупал где-то в другом месте. Не в Крутице?
   Вито подумал и неопределённо качнул головой:
   - На территории Крутицкого уезда нет действующих лазуритовых шахт. Те, что есть, - все они истощены и заброшены. В них иногда находят куски лазурита, но они единичны. И поэтому перекупщиков лазурита в Крутице нет, и всё, что добывается в Сопвишках и Вселово, идёт дальше на Городище. Поэтому твой посыльный мог ехать через Крутицу - это завтра можно спросить на постоялом дворе - но покупать лазурит в самой Крутице не у кого.
   - Хорошо, - наклонил голову Иржи, ожидавший чего-то подобного. - Следующий вопрос: где ты был вчера утром?
   Вито пытливо посмотрел на него своими светлыми глазами, но спрашивать ничего не стал, поднялся и подошёл к карте на стене.
   - Вот Крутица, - указал он. - Вот деревня Груздки, - он сместил палец на восток к реке. - В ней мы с Энхой ночевали прошлую ночь. На рассвете мы переправились через Огже и пошли... - он повёл пальцем на юго-восток. - Здесь не отмечены эльфийские развалины, но они примерно здесь. К ним мы пришли ещё до полудня. Так что утром вчерашнего дня мы были где-то на этом отрезке.
   Иржи кивнул. Местоположение Вито соответствовало отсвету, который видел Иржи из мира демонов и который идентифицировал как Вито.
   Они вернулись за стол. Иржи отпил глоток вина.
   - Где сейчас Божек, тебе известно?
   Вито подумал:
   - Где он на теперешний момент - нет. Но с седмицу назад я заезжал в Славник, и на постоялом дворе мне сказали, что Божек ночевал там предыдущую ночь и направлялся в Городище. Так что сейчас, возможно, он в Городище или где-то в тех краях.
   Иржи с досадой скривился. Как он сам не догадался, что Божек мог быть в Городище, а потому его отсвет попросту затмевался отсветом Павко!
   - Желда Хойничек никак себя не проявлял?
   - Никак. Я по возможности расспрашивал охотников, не встречали ли они в лесах чего необычного, но ничего.
   - Тогда вопрос. Может ли он жить где-нибудь в глуши, так чтобы его за эти два года не видели?
   Вито пожал плечами:
   - Теоретически - да. Но у меня встречный вопрос: есть ли здесь его родня и кем была его семья?
   - В Околье родни у него нет, - отозвался Иржи, - в своё время это трясли. Он сын жреца из Хойник, в университет поступил лет в шестнадцать, до этого - храмовая школа. Так что рода занятий никакого нет. А после университета девять лет прожил во дворце.
   - То есть он, - подытожил Вито, - кроме как колдовать ничего не умеет? Ни резать по дереву, ни охотиться, ни шить, ни пшеницу выращивать?
   - Полагаю, что да.
   - Чтобы тихо жить в глуши, не имея поблизости родни, - Вито глянул на него своими светлыми глазами, - нужно уметь обеспечить себя. Поставить дом. Смастерить оружие, удочки, силки. Лопаты, мотыги - если завёл свой огород. Иголки, нитки. Слепить посуду... Умел ли Желда Хойничек всё это делать?
   - Это всё можно наворовать, - возразил Иржи.
   Вито усмехнулся:
   - И как ты представляешь: явится чужак посреди бела дня в деревню воровать топоры и лопаты?
   - Почему посреди бела дня? Ночью...
   И осёкся, вспомнив вой нечисти по ночам.
   - Да, - подтвердил Вито. - Ночью в Околье никто ни у кого ничего не ворует. Можно пойти красть топор и потерять жизнь. Нечисть по ночам пасётся около человеческих селений, и неприкрытый человеческий ментал чует за вёрсты.
   - Желда Хойничек был сильным королевским магом, - напомнил Иржи.
   А сам вспомнил свою ночёвку на Маяке. Понятно, что там нечисти скопилось больше, чем её будет пастись около любой деревни, но всё равно глодало его сомнение, что он, королевский маг, сможет остаться в живых посреди даже меньшей толпы нечисти.
   - Абсолютных защитных амулетов не существует. Придётся отбиваться. Допустим, он отобьётся. Но утром селяне обнаружат трупы нечисти. И одно дело найдут один труп без следов внешнего воздействия - нечисть может издохнуть и сама. И другое дело - побоище со следами магии. Такое сразу сообщат мне. Но мне такого не сообщали никогда.
   - У него может быть сообщник, - предположил Иржи.
   - Вот это более реальный вариант, - согласился Вито, пригубив вино из бокала. - Если Желда Хойничек живёт в глуши, изготавливает артефакты, а кто-то продаёт их и снабжает его продуктами, одеждой и лазуритом.
   Иржи скривился. Таким связным мог быть любой житель Околья. Хотя...
   Хотя нет.
   Жить невдалеке от селения Желда Хойничек не сможет - его обнаружат быстро. Значит, он живёт в глуши, где никто не ходит. Но обычно селяне далеко от родной деревни не уходят, особенно с весны до осени, когда в поле и по хозяйству дел невпроворот. Время, чтобы сходить куда-нибудь, есть только зимой. Но если селянин начнёт постоянно отлучаться куда-то, особенно далеко, соседи это заметят. Спросят, куда он ходит, а то и проследят. И узнают про Желду.
   А на кого не обратят внимания?
   На тех, кто постоянно куда-то ходит. Охотников, торговцев. Может, травников и лесорубов. А их тут не половина Околья, конечно, но хватает. А спрашивать каждого окольского охотника или торговца - задача невыполнимая.
   Где этого Желду здесь искать? Глухих мест и медвежьих углов в Околье хватает, особенно на севере и в болотах, прочесать их невозможно.
   Значит, пока выяснить, где посыльный пана графа закупал лазурит, то есть узнать, где он мог пересечься с человеком, который передал ему щуркинские артефакты. А дальше... А дальше пока непонятно...
  
   Глава 20. Энха. Жезл Изис. Упырь
  
   Энха проснулась, уже когда было светло. Болели голова и всё тело, как всегда после подобных жертвоприношений, но как-то смутно, смазанно. Служанка, вышивавшая в кресле рядом, тут же подскочила, убежала и вернулась с чашкой горячего сладкого кофе, а пока Энха пила и приходила в себя, рассказала, что пан барон и его гости сегодня с рассветом отправились во Вселово.
   Два дня туда, два обратно - итого только на дорогу четыре дня. И не меньше пары дней там - можно не сомневаться, что Вито не преминёт показать гостям все прелести Околья и их руками задавить хоть часть нечисти. А значит, раньше чем через седмицу их можно не ждать.
   И Иржи тоже эту седмицу не будет...
   Вчера после жертвоприношения, когда она с трудом воспринимала реальность, он взял её к себе в седло. И ехал так всю дорогу, хотя Энха знала, что это неудобно. И не сказал ни одного едкого слова... Или это она уже не слышала... Почему? Его ведь никто не заставлял, взять её себе должен был Вито... А взял он. И вроде бы можно думать, что это может означать, что... Что он её хотя бы не презирает, что хотя бы... уважает, если уж не любит... Но почему тогда издевается постоянно и тычет, что она не маг? Даже когда они наткнулись на гоблинов, он хотел, чтобы с ними шла Татуня, а не она, Энха...
   Она сглотнула и заставила себя не реветь. Лучше об Иржи не думать. Заняться тем же жезлом Изис...
   Энха, не торопясь, позавтракала палачинками со смородинным повидлом, запила большой чашкой чая с травами, почувствовала себя вполне бодро, а потому принялась разбирать то, что они с Вито привезли из Ахетамиша.
   Лазурит и содалит её не интересовали, а каменные куски с рунами махъя, дороэль и тау она тщательно отмыла, высушила и, устроившись у себя в комнате, принялась соединять.
   Соединились не все. Некоторые явно были осколками других жезлов, от тау сохранились только отдельные фрагменты. Энха тщательно всё зарисовала. Потом нашла в библиотеке изображение жезла Изис, по нему дорисовала недостающие детали и с сомнением посмотрела на то, что получилось.
   Жезл получался длиной в локоть и толщиной примерно с него. На то, чтобы превратить в камень чашу Хнума вместимостью в две ладони, у Энхи ушло три дня. Сколько же уйдёт на жезл?
   И ведь это без гарантии, что он будет магическим, а не очередной подделкой под эльфийскую древность...
   Или сначала сделать его маленьким и посмотреть, получается ли в принципе что-нибудь? А уж потом смотреть, есть ли резон делать большой?
   Если верить Ярилко Мочику, то он резал руны уже по готовому нерех-камню. Значит, нужно напитать магией деревянную заготовку без рун. Деревом Изис был бук. Кусок свежей буковой древесины нашёлся у замкового плотника, Энха вырезала из него заготовку для жезла размером чуть в ладонь и принялась напитывать магией.
   Дело пошло не сразу - какое-то время понадобилось, чтобы разобраться, как держать руки, как держать сам брусок, как подавать магию. Выяснилось, что чувство правильности и чёткости приходит, если пульсировать магией не на каждое четвёртое биение сердца, а на каждое шестое. И дело пошло. Энха плюнула на запрет Вито долго заниматься магией и с короткими перерывами просидела над бруском весь вечер и весь следующий день. Материал постепенно менял свою структуру, темнел, терял сходство с древесиной и становился похожим на камень. Утром третьего дня он стал слегка нагреваться, а потом случилось то же, что и с недоамулетом Анахиты и чашей Хнума: магия в него идти перестала. Совсем.
   Энха повертела в руках тепловатый камень и сходила к камнерезу за скарпелем. Резать оказалось тяжело - камень был твёрдым, гораздо твёрже лазурита. Энха, кое-как выцарапав один завиток руны махъя, отложила заготовку и задумалась. Можно было препоручить эту работу крутицкому камнерезу, только где-то в глубине души сидело смутное ощущение, что это будет неправильно. И ещё не отпускало чувство, что она знает, что нужно делать, словно бы она уже что-то подобное делала...
   Подсказку дала случайность. Энха, решив проветрить голову, пошла прогуляться по окрестностям. Под мелким моросящим дождиком добрела до Стожит и там наткнулась на скелет, отдыхающий на рогоже у околицы. Как её охотно просветили местные жители, его нашли давеча в лесу и по вещам опознали местного травника. Все кости скелета были переломаны, видно, смерть свою он принял в лапах нечисти. Целой осталась лишь одна бедренная кость...
   И вот эта-то кость, частично почерневшая, частично белая, и вытянула воспоминание недавнего сочельника, как они с Дече сидят на кладбище, в склепе формируется лич, а она вырезает на бедренной кости руны Изис. И из-за того, что в глазах от выпитого вина множится, помогает себе магией.
   Попытаться резать руны и одновременно напитывать их магией?
   Дело снова пошло не сразу, однако Энха, поэкспериментировав с потоком магии, нашла, как его нужно изменить, чтобы тёплый камень стал мягче, а заодно и начал светиться. А кроме этого поток магии помогал и чувствовать, как надо резать - как поток воды вспенивается на каждом выступе, так и поток магии спотыкался на корявых местах. Таким образом Энха определила, что в одном месте жезл она дорисовала неверно, что руна дороэль должна быть глубже, а руна тау переходить в ручку немного иначе.
   Тогда в сочельник спьяну, когда мозги отключились, пальцы не слушались, а в глазах множилось, она нечаянно угадала, как должны вырезаться руны. И, видно, смогла напитать магией кость, раз лич от неё шарахался...
   Вырезать руны она закончила поздно вечером, к этому времени довольно яркое зелёное сияние достигло почти сажени в поперечнике. Правда, кроме неё этого свечения никто не видел. А когда Энха попробовала начать наполнять камень магией, то поняла, что магия в него не идёт. Совершенно. И не идёт потому, что камень ею полон.
   Выходит, артефакт готов? Или, как и с недоамулетом Анахиты, она не знает, что дальше делать?
   Надо проверить...
   Поколебавшись, она рискнула: невзирая на тревожные взгляды посадской стражи, попросила их открыть калитку, сунула за пазуху жезл Изис и, сжимая вспотевшей рукой совню, шагнула за вал. В темноту, туда, где каждую ночь гуляла нечисть.
   От напряжения проснулось чувствование пространства, и Энха каким-то неведомым чутьём знала, что справа впереди на обочине дороги сидит кто-то крупный, около вала трётся, судя по щёлкающим шлепкам, яхайка. По снегу трусит кто-то мелкий, видно, штух или мришка.
   Нечисть не спешила к ней бежать, хотя вал уже не прикрывал её ментал...
   Она облизнула пересохшие губы и, чувствуя, как колотится сердце, медленно пошла в сторону кого-то крупного, который сидел на обочине. Пошла, уже понимая, что жезл Изис работает - потому что до твари оставалось с пару сотен шагов, а та не двигалась. Хотя должна была подтянуться сразу, стоило Энхе выйти из-за вала. И яхайка тоже на неё не среагировал.
   Нечисть оказалась мроем. Когда Энха приблизилась к нему на полсотни шагов, он начал отодвигаться от неё - медленно, словно бы неуверенно, хотя должен был нестись на неё со всей скоростью. А он пытался отодвинуться! И лишь когда до него оставалось пятнадцать шагов, он зашевелил и захлопал капюшоном, чуя ментал, но то ли слишком слабо его воспринимая, то ли не понимая точно, в какой он стороне. Энха взяла наизготовку совню, напряжённо сделала ещё два шага к нему. И только тогда он бросился на неё.
   Увернуться, резануть его совней, снова увернуться, снова пырнуть совней, и так несколько раз, пока мрой, истекая белой кровеподобной жидкостью, не остался лежать на земле. Энха метнулась назад к валу. Стражники впустили её и поспешно заперли калитку.
   Энха вернулась в замок. Там она попросила служанку заварить чай и долго сидела в одиночестве перед камином. Жезл у неё получился - после провала с амулетом Анахиты и чашей Хнума это радовало. Он в самом деле маскировал от нечисти и отпугивал её - не так надёжно, как хотелось бы, но теперь нечисти, чтобы почуять её, нужно было находиться на гораздо более близком расстоянии, чем обычно. А это означало, что если она ночью окажется под открытым небом, то к ней не ринется вся нечисть, что есть на расстоянии пары вёрст. А это давало шанс добежать до убежища, а то и вовсе дожить до утра.
   Только вот...
   Только вот сколько таких жезлов нужно, чтобы спрятать все деревни? Вито принадлежит восемь деревень, в Крутицком уезде их двадцать девять, и ещё несколько хуторов и выселок. И по одному такому жезлу на деревню явно мало, в лучшем случае по одному на дом, а это несколько сотен. На несколько сотен жезлов у неё уйдёт несколько лет. Она, конечно, сделала сейчас уменьшенную копию, нужно попробовать в полный размер - может быть, он окажется более мощным. Но и сил и времени на него уйдёт больше. И если прикрывать ими все деревни, всё равно окажется, что на один Крутицкий уезд понадобится около года.
   Эльфы были сильнейшими магами, им ничего, наверно, не стоило создать одним махом пару десятков таких жезлов. И их было много. Но она, Энха, хоть и несёт в себе капли их крови, всё же не эльф. Ей не дана их магическая мощь. И она одна.
   Штух с кровати перетёк к ней на колени. Слизи на нём уже осталось мало, но и шерстью он ещё не начал обрастать; кожа высыхала и трескалась. Энха сунула ладонь в чашу с водой и смочила ею нечистика. Тот пофырчал и свернулся в клубок.
   Сначала попробовать изготовить жезл Изис в полный размер и посмотреть, на что будет способен он. А потом смотреть, что делать дальше.
  
   На то, чтобы превратить в камень буковый брусок размером чуть больше локтя, ушло три дня вместо полутора. Чтобы размягчить его магией и вырезать жезл Изис - полтора дня вместо одного. В итоге на пятый день у Энхи в руках был жезл Изис в полный размер, который распространял видимое только Энхе молочно-зелёное сияние на десять саженей вокруг.
   Уменьшенная копия сияла всего на сажень вокруг себя.
   А если сделать жезл размером, например, с человека, то, может, его одного хватит на целую деревню? Впрочем, сначала нужно проверить, на что способен этот.
   В Стожиты Энха не поехала - эта деревня и так была окружена палисадом, потому что слишком часто принимала на себя удары гоблинов. Соответственно, он хоть как-то оберегал и от нечисти. Та всё равно просачивалась - днём сжималась до размеров кулака, стискивалась, сплющивалась и могла просочиться сквозь щели в палисаде - но всё же не в таких количествах, как в неприкрытых деревнях. Для проверки работы жезла Энха выбрала Груздки - те самые, откуда они с Вито седмицу назад отправлялись в Ахетамиш. Там она присмотрела мазанку в центре деревни, влезла на крышу и примотала жезл Изис к трубе. Селянам она объяснила, что они с Вито нашли этот эльфийский артефакт на развалинах, что Вито сказал, что в нём, похоже, осталась магия, и вот теперь надо проверить, действительно ли это так. Селяне объяснение приняли и пообещали рассказывать, изменится ли что-нибудь в поведении нечисти.
  
   Утро началось с того, что Энха почувствовала, что опять заболевает: начался небольшой жар и навалилась слабость. Видимо, она опять заработала магическое истощение. Однако поваляться в постели ей не дали. Она уже выпила кружку лекарственного настоя и начала предаваться мыслям, где сейчас Иржи и когда он вернётся, начала чувствовать, что от мысли, что она скоро его увидит, её начинают раздирать одновременно и радость, и паника... И в это время один из слуг сообщил ей, что её хочет видеть Божек.
   Она нехотя спустилась в приёмную. Там, на одной из скамей у стены сидел Божек - какой-то сам не свой, осунувшийся, давно не чёсанный, с отросшей всклокоченной бородой; пальцы его нервно теребили край сюрко.
   - Пойдём упыря словим, - поднялся он ей навстречу.
   - Что случилось? - встревожилась Энха.
   - Упырь случился, говорю тебе! - вспылил Божек. - Ты мне нужна, чтобы я мог выйти на него!
   Энха невольно отступила на шаг. Так Божек себя никогда не вёл. И хоть Вито и рассказывал, что он от постоянного пребывания на Маяке стал срываться, но видеть его таким воочию было... беспокойно.
   Божек заметил её реакцию, скривился, потёр рукой лоб и вздохнул:
   - Тот упырь четыре дня назад увёл моего брата, вот я и не в себе. Хотел выследить его сам, но потерял след. Он увёл и оборотил ещё одного из Марьяливо, но того выловили, убили и сожгли. А мой брат... зреет где-то...
   Про упыря около Марьяливо Энха слышала, но селяне не приходили к Вито с просьбой упокоить его - видимо, пытались сначала справиться своими силами.
   - Он седмицы уже три как дал о себе знать, - зло рассказал Божек. - Ему подсовывали девок, но гад разборчивый оказался, мужиков ему подавай. А мужик, сама знаешь, как в ментальный плен попадёт, так рвёт всех, кто идёт за ним. На одну девку упырь клюнул, повёл за собой, но он далеко куда-то нацелился. Девка не выдержала, поддалась плену, поскакала за ним, как вспугнутая косуля. Едва собаки её догнали.
   Да, с упырём, к сожалению, нельзя поступить как с болотником: не привяжешь жертву к дереву и не подождёшь в сторонке, пока он подойдёт. Упырь не подойдёт. Будет манить издалека, но сам никогда не приблизится. Здесь нужна жертва, которая пойдёт за ним, но окажется устойчивой, чтобы контролировать себя.
   - Могилу его искали? - уточнила Энха.
   - Ясен свет, искали! - огрызнулся Божек. Снова спохватился, скривился и взял себя в руки. - Не кладбищенский он. Кладбищенские упыри далеко от могил не уходит. А этот довёл девку от Марьяливо почти до самых Стожит.
   Две версты. Это много. Упырями становятся люди, умершие насильственной смертью от руки человека, и могила и гроб которых не были покрыты защитными рунами.
   Только какой же идиот, убив человека, не начертал на могиле защитных рун? Все в Околье знают, чем это чревато. И все знают нужные руны.
   - Пошли, - с сомнением посмотрев на нервного Божека, всё же согласилась Энха.
  
   Погода была холодной, пасмурной, с ночи подморозило, и морозец прихватил грязь на дорогах и в лесу. Около Марьяливо - небольшой деревни на опушке леса - к ним присоединились ещё два охотника с крупной охотничьей собакой, вооружённые рогатинами. Божек взял лук, а в придачу к колчану прицепил себе и второй с десятком стрел с затупленным наконечником.
   Бродить по лесу пришлось долго, прежде чем Энха уловила отголоски ментального плена. И вместе с ощущением это плена увидела смутную, едва различимую фиолетовую нить, тянущуюся к ней откуда-то издалека; конец её терялся за деревьями.
   Ей приходилось охотиться на упырей, где она была приманкой. Но никогда никаких нитей она не видела. Или это тоже из-за того, что она стала видеть магический фон?
   Энха оговоренным заранее движением подняла руку и пошла в сторону, куда уводила нить. Божек наложил на тетиву одну из тупых стрел, и охотники, поотстав на пару десятков шагов, двинулись за ней.
   Ощущения упыря были смутные, словно бы им управлял низкоранговый демон, либо ещё не вложил в плен все силы. Энха пробиралась за ним через мокрые кусты и высокую траву и пыталась его почувствовать. Видения были нечёткими, вокруг мельтешили призрачные фиолетовые сполохи, и единственным относительно определённым ощущением было подобие человеческой фигуры перед собой. Фигура пошла рябью - и грудь и живот прорезало призрачной болью...
   Боль пронзила и спину, видения развеялись, хоть и не до конца, и Энха осознала, что идёт по лесу, а нить стала отчётливей. Значит, увлеклась видениями и поддалась плену, и Божек выстрелил ей в спину тупой стрелой, чтобы боль вернула к реальности.
   Потом снова заклубились вокруг фиолетовые сполохи и снова возникла призрачная фигура и снова грудь и живот отозвались болью. На этот раз Энха удержала себя в реальности и почувствовала, что боль концентрируется на одной линии, словно бы её просто разрезали...
   Вторая тупая стрела в спину частично вернула её к реальности. Энха повертела головой и определила, что они уже прошли Стожиты и движутся к реке.
   От Марьяливо они ушли уже вёрст на пять. Это далеко. Очень далеко. Упырь должен вести её к могиле. Только упыри обычно не уходят за несколько вёрст от могилы...
  
   Глава 21. Иржи. Находка на Маяке. Упырь
  
   Маяк встретил магов пробирающим холодом и ледяным ветром. Если в Околье зима, несмотря на середину снежника, никак не начиналась, то в Драконьих горах стояли морозы и лежал тонкий слой снега. Однако если у подножия гор было вполне терпимо, то по мере подъёма к вершине мороз и пронизывающий ветер набирали силу. На вершине ветер завывал среди руин, снежные перемёты были приглажены до состояния льда, и повсюду валялись останки нечисти.
   - И нам здесь ночевать? - ужаснулась Татуня.
   - Именно так, - усмехнулся Вито, плотнее наматывая на шею шарф.
   - Неужели нигде поблизости нет цивилизованного ночлега?
   Он посмотрел на небо, закрытое толстой пеленой серых туч; на востоке эти тучи были темнее, на западе светлее, но определить, на какой высоте сейчас солнце, не представлялось возможным. Только чутьё подсказывало, что до заката осталось немного, и добежать даже до заброшенного форта на перевале, не то что до Сопвишек, они не успеют.
   - Ни до одного цивилизованного ночлега мы до темноты не доберёмся.
   - Согревающие заклинания вы уже проходили, - напомнил студентам Иржи, внимательно оглядывая руины. - Вот и попрактикуете их... Вито, я бы хотел осмотреться здесь.
   Вито кивнул. Путники оставили на постоялом дворе вещи, в том числе и приобретённые во Вселово толстые соломенные тюфяки, и Вито с Иржи, предоставив студентов самим себе, отправились искать следы людей.
   Таких нашлось целых три. Маленькие подземные или полуподземные закутки, образованные частично обрушенными стенами; один из них явно был достроен уже человеческими руками: часть прохода была аккуратно и плотно заложена кусками блоков, так что оставался только маленький лаз, через который можно было проползти, забаррикадироваться и в относительной безопасности переночевать.
   Только определить, когда именно был заложен этот проход, не представлялось возможным. Явно не в этом году, а уж два года назад или десять - демон его знает.
   Иржи осмотрел тщательно каждый камешек, каждую нитку, каждый осколок глиняной кружки, каждую соломинку, прощупал уже отвердевшую золу, проверил даже магией, но не обнаружил ничего, что могло указывать на то, что здесь обитал именно маг, а не случайно забредший путник. И сказать, сколько лет этим следам - год ли, десять - тоже было невозможно.
   Кроме этих закутков нашлось ещё четыре относительно свежих раскопа, вокруг которых валялись вынутая земля, песок, камни и обломки эльфийских древностей - настолько мелкие, что уже было не определить, чем они были раньше. Скорее всего, это копался Божек.
   Темнело, вокруг начинали раздаваться шорохи и шелесты. Поисковое заклинание уже обнаружило парочку чусей, а Вито чувствовал и ту нечисть, которая ещё не развернулась. И её было... немало.
   - Пора заканчивать, - позвал Вито. Иржи с неохотой согласился.
   На подходе к постоялому двору они встретились со студентами, которые тоже устроили себе экскурсию по развалинам и сейчас слушали Мнишека, с затуманенным взором вещавшего что-то об Усире и Изис. На постоялом дворе, забаррикадировав лаз, поужинали хлебом с твёрдым холодным вареным мясом, и студенты принялись вспоминать, как правильно выполняется согревающее заклинание. Злобка с интересом наблюдала за ними.
   - Давай научу, - негромко предложил Вито.
   Злобка легко махнула рукой:
   - Ты с Иржи сам говорил, что мне едва даются заклинания второго курса. А согревающее - это третий курс. Ничего страшного, не месяц здесь сидеть, и не суонские морозы на улице. Попрыгаю в конце концов, если совсем холодно станет.
   - Давай тогда, - помолчав, снова предложил он, - ляжем рядом. Я смогу согревать тебя ночью... Нет, - поспешно уточнил он, увидев её забавный взгляд, - я не то имел в виду, что ты подумала...
   Злобка хихикнула:
   - Я подумала про магическое согревание, а не про то, что ты подумал, что я подумала.
   Они негромко засмеялись.
   Ночь тянулась долго, холодно и под шуршание нечисти снаружи. Время от времени кто-нибудь вставал, бил из окошка магией тех, кого можно было достать, и снова ложился. Согревающие заклинания помогали мало и действовали недолго. Спали лишь Вито со Злобкой, прижавшись друг к другу и накрывшись двумя плащами, да Иржи, благоразумно запасшийся заранее согревающими артефактами. Студенты постоянно просыпались, ворочались и ворчали. Мнишек предложил за неимением лазурита пустить на артефакты Иржи. Иржи, не открывая глаз, заметил, что прошлый раз парочка местных предлагала скинуть его на хаттата, чтобы тот подавился.
   - И хаттат подавился? - поинтересовался Горимир.
   - Подавился, - подтвердил Иржи. - Так что и вы подавитесь, если попробуете разобрать меня на артефакты.
   - Тогда, - снова предложил Мнишек, - давайте разберём на артефакты того истинно светлого.
   Вито приоткрыл один глаз.
   - Дорогу отсюда из всех нас знаю только я, - напомнил он.
   Аргумент был весомым. Навсегда остаться на этих промозглых развалинах не улыбалось никому.
   - Ну что, Горимир, - вздохнул Мнишек, - значит, тебя, друг, придётся...
   - Прошу обратить внимание, - предостерёг его Горимир, - что это будет расцениваться как покушение на наследника престола.
   - Ты наследник престола? - ахнула Татуня.
   - Конечно, - важно кивнул в темноте Горимир. - Двадцать восьмой в очереди. Правда, - признался он, - королева на сносях, так что скоро, увы, я стану всего лишь двадцать девятым.
   Все вынуждены были признать, что покушаться на наследника престола, который потенциально двадцать девятый в очереди, пожалуй, чревато.
   - Ничего страшного, - успокоила всех Злобка. - Преступления, связанные с магическим университетом, ведёт Иржи. Он нас отмажет.
   Иржи приподнялся на локте.
   - Признаться честно, - отозвался он, - я не знаю, по какому ведомству пойдёт разбор на артефакты Горимира. Может статься, это посчитают не магическими разборками, а покушением на члена королевской семьи. И тогда дело пойдёт не к нам, а в Королевский суд.
   Все содрогнулись и решили, что лучше помёрзнуть одну ночку, чем идти под Королевский суд, который справедливостью не отличался. Зато отличался взяточничеством и пристрастностью.
   Мнишек и Горимир одновременно посмотрели на Татуню.
   - Неужели вы поднимете руку на девушку? - укорила она их.
   Они вздохнули. В самом деле получалось не по-рыцарски.
   - Пустите меня на артефакты, - предложила Злобка. - Я тогда погреюсь о каждого из вас, и мне будет тепло.
   От взрыва хохота нечисть на улице притихла.
   - Вито, - Иржи перевернулся на другой бок, - что-то ты её там плохо греешь, раз она налево пытается сбежать.
   Злобка ощутила, как от ладони Вито по телу прошла волна блаженного тепла.
   - Я хоть девушку грею, - не остался он в долгу. - А ты сам себя.
   - Попрошу без грязных намёков, - буркнул Иржи. - Но вообще это тот редкий случай, когда я радуюсь, что девушка сидит дома, а не у меня под боком.
   - Признаться, - просветил его Вито, - у меня нет уверенности, что она сидит дома.
   - Вот и у меня такой уверенности нет...
   А утро преподнесло сюрприз.
   Иржи и Вито выбрались из постоялого двора в сумрачной утренней серости, когда студенты ещё спали, а нечисть не вся попряталась в свои дневные убежища. Убили мроя, порезали ушлёпка, покромсали самавку, потом второго мроя, и принялись прочёсывать руины. За два часа, пока окончательно не рассвело, они осмотрели каждую стену и каждое углубление в земле, но больше следов людей не было. Оставалась только прореха, под которой, а местами и в которой были низкие подземные галереи, большей частью разрушенные. Долгое давление прорехи плохо сдерживали даже сильные защитные амулеты, а потому Иржи и Вито время от времени должны были оставлять поиски, чтобы посидеть в сторонке и прийти в себя.
   В галереях встречались человеческие следы. Пучки прелой, но ещё не сгнившей соломы, отпечаток сапога в замёрзшей грязи - судя по размеру, след был оставлен мужчиной. Поломанное древко стрелы без наконечника. Время от времени попадались следы копоти на низком потолке и капли жира на полу.
   - Жировая свеча, - задумчиво произнёс Иржи, потрогав чёрные пятна на потолке и понюхав и даже лизнув пол, чтобы убедиться, что это жир.
   Маг запросто мог засветить магический светлячок или создать артефакт-светилку - даже если нет лазурита, можно найти подножный камешек примерно подходящей формы и накачать магией его. Да, светилка будет слабой, да, продержится недолго, но она в любом случае будет удобнее коптящей и вонючей сальной свечи.
   Говорит ли это о том, что здесь ходил всё же немаг? Например, тот же Божек в поисках эльфийских древностей?
   А в самом дальнем помещении галерей их и поджидала находка. В маленькой округлой комнатке в пять шагов в поперечнике нашлась солома, накрытая медвежьей шкурой, грубо слепленный подсвечник из необожжённой глины со следами расплавленного жира и воска, деревянная, грубо и неровно вырезанная миска...
   И бумажки с рунными записями.
   Они были разными. Где-то совсем крошечные клочки, на которых едва умещалась связка рун, где-то листы были большие: на них была написана связка рун, некоторые руны вычёркивались, вместо них вставлялись новые, где-то были стрелки, меняющие их местами, где-то обводилась связка и около неё стоял знак вопроса... В общем, обычные записи мага-артефактора, подбирающего комбинацию рун для нестандартного артефакта.
   - Это связки для тёмных артефактов, - определили Иржи и Вито, внимательно рассмотрев записи.
   Обыск комнаты принёс три круглых торовидных лазурита. Все три были чистыми и не несли следов магии. Иржи тщательно собрал все находки, вышел на улицу, уселся на какой-то обломок блока, привалился спиной к полуразрушенной стене, закрыл глаза и подставил лицо падающим с неба снежинкам.
   Желда Хойничек был магом. Если предположить, что в галереях раньше обитал он, то возникает много вопросов. Почему он пользовался жировыми и сальными свечами, если мог создать светлячок или артефакт-светилку? Почему он не брал стандартные рунные связки, а подбирал самостоятельно? Или предположить, что он просто не помнил этих связок, но помнил значение и взаимодействие рун? Но взаимовлияние рун при многорунных связках без справочника не высчитает и опытный артефактор - даже Макарек в Сыскном приказе держит под рукой такие справочники и постоянно ими пользуется. Или предположить, что у неведомого мага есть такой справочник?
   Если же это не Желда Хойничек, то вопрос возникает всего один.
   Кто? Если не он, тогда кто?
   Посыльный графа Понятко, который ездил сюда за лазуритом, покупал его в Вирейке - Иржи успел туда метнуться, пока Вито со студентами давили нечисть около Вселово. Покупал официально, с оформлением всех нужных бумаг. И там же официально запечатал пакет в торговой гильдии. Однако когда он приехал в столицу, среди необработанного лазурита были и щуркинские артефакты. Скорее всего их он приобрёл где-то между Городищем и Вирейкой, и в Вирейке уже подсунул в пакет. Однако где именно он встречался, и с самим ли изготовителем артефакта или же с его сообщником, неизвестно.
  
   В Сопвишках Вито не преминул послать студентов проредить вечерком нечисть - под горячую руку попалось даже одно умертвие - зато наградой за это была ночёвка не на постоялом дворе, а в баронском замке. Более скромном, чем Крутицкий, но тёплом, с горячей водой, мягкими кроватями и сытной едой. Хозяин замка - семидесятилетний, но ещё бодрый старик - радостно заключил Вито в объятья, ехидно оглядел замученных студентов и счастливо объявил, что специально для них у него припасён лич. Студенты поспешно открестились, что упокаивать личей им ещё не по силам, и сдали Иржи. Тот с обречённым видом спросил, как пройти на кладбище. Старик-барон смилостивился и уверил, что лич ждал его шесть лет, и ещё одну ночь до утра он вполне подождёт.
   За поздним ужином говорили все и про всё, в том числе и про Желду Хойничка. Иржи рассказал о нём, что знал, выслушал все местные слухи о нём, которые тоже знал, и спросил, точно ли беглый маг исчез из Околья.
   Ответ был ожидаемым - последние два с небольшим года о нём ничего не слышали. А уж исчез он или спрятался - то одним богам ведомо...
   В Крутицу возвращались левым берегом Огже. Кони бодро рысили по прихваченной морозом дороге, которая местами почти терялась, и в итоге у переправы напротив Груздков они были задолго до темноты. Два молодых паромщика переправили их на плоту на правый берег и рассказали, что днём охотники из Марьяливо прошли здесь по следу упыря, а недавно один из них вернулся, сообщил, что упыря повязали, и попросил пару лопат и мешков. И с ним ушли двое местных с лопатами и мешками.
   - Кто вёл на упыря? - уточнил Вито.
   - Энех, - ответил один из паромщиков тоном, как будто другого ответа и быть не могло.
   - А я надеялся, что она дома сидит, - вздохнул Иржи. - Я был наивен.
   Вито посмотрел на студентов, на лицах которых было написано, что никаких упырей они не хотят и что полевой практикой они сыты по горло, смилостивился и велел одному из охотников проводить гостей до Крутицы. А сам с Иржи направил коней в ту сторону, куда указали селяне.
   Охотников и нежить засёк сначала Иржи поисковым заклинанием, затем их уловил и Вито, а уж потом до ушей магов донеслись маты, ругань и проклятия. Продравшись через приречный кустарник и миновав небольшой лесок, Иржи и Вито у подножия невысокого холма увидели упыря, примотанного к дереву. Он щёлкал выпирающими из провала рта клыками, издавал невнятные булькающие звуки и вертел вылезшими из орбит совершенно белыми глазами. Около упыря стоял охотник и, как только из леса начинала доноситься ругань, тыкал его ратовищем рогатины. Невдалеке лежало тело, тоже связанное, лицо которого было накрыто грязным мешком. Около этого тела на коленях сидел Божек и держал его за распухшую и начавшую чернеть руку.
   Иржи почувствовал, как его мозга мягко коснулся ментальный плен. Ругань в лесу стихла, правда, вскоре оттуда донеслось тревожное: Мешко, упырь тебя там что ли жрёт? Али ты его прибил?
   - Тут ихродие приехал, - успокаивающе проорал охотник, почтительно снимая перед Вито шапку, - а с ним маг. Упырь его жрёт.
   Да, впечатлился Иржи, местных не стоит недооценивать. Мгновенно определить, что упырь им заинтересовался, - такое не всякий маг сможет.
   - А, мага хай жрёт, - успокоились в лесу.
   Какая любовь к ближнему своему, умилился Иржи, спешиваясь. Он подошёл к упырю и остановился напротив него. Он выглядел не особо свежим, ему было много больше трёх седмиц, то есть объявился он гораздо позже, чем сформировался. Судя по гнилостно-чёрной лоснящейся коже, ему не меньше полутора лет, а раз кожа ещё целая и не отсыхает, то не больше четырёх. И всё бы ничего, да только через грудь и живот упыря от самого горла до паха немного наискось проходил длинный разрез. Затянутый, понятное дело, демонической магией, но он точно был.
   ... Чтобы заглушить магический отсвет, видимый из мира демонов, можно создать амулет-маску на крови и с человеческой жертвой. В своё время в Сыскном приказе предполагали, что Желда Хойничек мог спрятаться таким образом. И возможно, этот упырь и есть его жертва.
   - Если я поддамся плену, - напряжённо уточнил Иржи у Вито, который тоже рассматривал упыря, - вытянуть меня сможешь?
   - Разумеется, - серьёзно подтвердил Вито.
   Иржи передал ему свой защитный амулет и сосредоточился на ощущениях плена. Упыри обычно передавали жертве воспоминания о своей смерти - правда, проведённые через ощущения демона, то есть существа иного мира, которые всё воспринимают по-другому. И понять, что именно чувствовал и видел погибший, было возможно далеко не всегда.
   Фигуру человека перед собой Иржи определил скорее по специфическому ментальному полю, чем по внешнему облику. Оружия в руках убийцы видно не было, рук тоже, и даже невозможно было определить, в каком положении была жертва: лежачем или стоячем. Потому что если убитый перед смертью стоял, то это просто местные разборки, а вот если лежал, вполне возможно, ритуал. На боли Иржи сосредоточился, даже умудрился откатить воспоминание упыря назад и прочувствовать её ещё раз. А вот дальше ничего не было. Иржи ожидал боли от того, что маг копается в его внутренностях, но её не было, и все видения расплылись в несколько мутных бесцветных пятен...
   Поток светлой магии окутал его, растворив все видения.
   - Спасибо, - он потёр глаза.
   После того, как жертве была нанесена эта рана, она умерла. Но было это обыкновенное убийство или попытка магического ритуала, уже не понять.
   Иржи подошёл к упырю, положил руки ему на лысую чёрную голову, сконцентрировал магию и дёрнул демона из тела. Пространство пошло невидимыми волнами, и упырь безжизненно обвис на верёвках. Иржи отвязал его, уложил на земле и внимательно осмотрел и пощупал шрам.
   Он начинался не ровно от горла, а чуть сбоку, от левой ключицы. Такую рану можно было нанести в драке любым режущим оружием, ударив сверху вниз. Начинайся шрам ровно от горла, была бы больше вероятность, что это ритуальный разрез, а так - непонятно. Иржи сделал несколько надрезов, чтобы определить, на какую глубину была нанесена рана. Внутренних органов у упыря уже не существовало, вместо них всё заполняла воскоподобная вонючая субстанция, но вот кожа, похоже, была прорезана на всю глубину одинаково.
   Факт в пользу ритуального убийства. Но не неоспоримый...
   - Сколько он вёл Энху? - задумчиво уточнил Иржи.
   - От Марьяливо, - отозвался охотник, карауливший упыря. - Вёрст десять считай.
   Иржи и Вито одновременно присвистнули.
   Десять вёрст для упыря - это много. Очень много, так далеко они от своей могилы не уходят. Неужели во всех более близких деревнях не нашлось никого, кто заинтересовал бы его?
   Вито, Иржи, а с ними и Мешко, которому больше не было смысла караулить упыря, пошли в лес. Обогнув короткий отрог холма, они обнаружили среди деревьев неглубокую яму, склоны которой уже поросли травой - видимо, это и была могила. Недалеко от неё трое мужчин и Энха расчищали траву и ветки со скелета. Присмотревшись, Иржи определил, что кости перемешаны и скелета как минимум два.
   К ним подошёл крупный мастиф, обнюхал, помахал хвостом. Мужчины почтительно стянули шапки и отдали Вито короткий поклон. Энха оперлась о ствол дерева и посмотрела на Вито и Иржи.
   - Остальные не пережили похода? - уточнила она у Вито. - А этот слишком живучий оказался?
   Выглядела она неважно. Взгляд плыл, а на рукаве котты виднелась кровь.
   - Я живучий, - с готовностью подтвердил Иржи. - От меня так легко не избавишься. Хоть твой братец и делал всё возможное, чтобы меня угробить.
   - Вынужден тебя разочаровать, - расстроил его Вито, присаживаясь на корточки перед скелетами, - ещё не всё возможное.
   Иржи тоже присел перед скелетами и присмотрелся к тем костям, которые виднелись из листьев и мха. Один - тот, который нижний - похоже, умер, сидя на земле и прислонившись спиной к дереву. Верхний же лежал, просто распластавшись на спине. Его череп нёс следы начавшейся демонической трансформации. Видимо, упырь его заманил, убил, но демон по какой-то причине в нём не прижился и покинул тело.
   Иржи прислушался к магическому фону вокруг, подтянул к себе тёмной магии, что была, кольнул мир демонов и, нужным образом структурировав, окатил ею скелеты.
   Те начали шевелиться. Мужчины и Энха отошли на пару шагов и с любопытством наблюдали, как скелеты медленно начинают собирать сами себя.
   - Так может, - уточнил один из охотников, - они и домой сами дойдут? А то демон его знает, кто это и под каким именем хоронить.
   Иржи с сожалением покачал головой:
   - Они могут только признать свои вещи, если они здесь остались.
   Энха вытащила из разрытой земли полусгнивший кожаный ремень. Верхний скелет уверенно отобрал его. Мужчины расхохотались и принялись помогать скелетам выкапывать кости и остатки вещей.
   Когда оба скелета собрались и чинно стали в сторонке, стало ясно, что у одного из них - того, который умер сидя - не хватает двух пальцев на левой руке. А кроме этого в его черепе обнаружилась неровная дыра, нёсшая на себе следы зарастания.
   - Да это, видно, Ченге из Мишан, - догадались мужчины, внимательно осмотрев его. - Он сгинул... Да давно уже, лет пять так точно... Он на шатуна зимой нарвался, с ним два пальца потерял, и тот ему череп проломил. Лекарка наша ему осколки доставала... Он лет десять после того прожил...
   А пока мужчины пытались идентифицировать второй скелет - кто-то даже предложил налить ему сливовицы, чтобы разговорить - Иржи подошёл к Энхе и сгрёб её в охапку.
   - Милая моя, - промурлыкал он, - я, конечно, безумно рад, что ты обо мне так тосковала, что даже побежала встречать, но ведь можно было и без упыря... И без горячки, - он тронул рукой её лоб. - Лапку-то где поранила?
   Энха не посмотрела на него и не ответила. Зато отозвался один из охотников.
   - Да Божек, идиот этот, - сплюнул он. - Как брата своего увидал, так последние мозги потерял. Энех вела, довела досюдова, упырь уже показался, и тут Божек своего братца увидал. Ум за разум зашёл, кинулся на упыря с рогатиной. Энех-то одуревшая за десять вёрст плена-то, не соображает, что делать и куда бежать, пока мы подбежали и оттащили её, он рогатиной и цапанул...
   В Груздки вернулись уже в сумерках, когда вокруг начинала шуршать нечисть. Иржи развеял магию в скелетах, и селяне засунули кости со всеми их вещами в мешки, углём подписав, кто есть кто. Мёртвого упыря на всякий случай скрутили верёвками и кинули за околицей, чтобы утром сжечь. Тело Божекова брата - из него Иржи выдернул демона - развязывать не стали и тоже положили за околицей. На самого Божека, который пытался остаться рядом с ним, наорали, что он последние мозги на своих эльфийских развалинах отморозил, надавали по морде, напоили сливовицей и отправили куда-то спать. Иржи попытался было поспрашивать его про Маяк, но Божек вспылил, тут же залился слезами, и Иржи понял, что время для расспросов выбрано неудачно.
   В мазанке старосты хозяева освободили для них одну из комнат, выгнав сына с невесткой ночевать к сватье. Гостей накормили поджаристыми брамбораками со сметаной, Энхе заварили лекарственных трав и обработали рану на руке. И попутно хозяева рассказали, что вчера ночью - после того, как Энха установила эльфийскую древность, которую вашродие нашли на эльфийских развалинах - нечисти в деревне было значительно меньше. Вито неопределённо протянул: А, ту самую..., хозяева энергично подтвердили, что ту самую, что нечисть шарилась только на окраинах деревни, а к дому, на котором установили древность, и не приблизилась. Хотя обычно топчется по всей деревне.
   Иржи задал вопрос, нормально ли такое поведение для Божека. И Вито, и Энха, и староста со старостихой покачали головами.
   - Всю жизнь он был... - Вито пожал плечами. - Нельзя, конечно, сказать, что образец спокойствия, мог и вспылить, и обидеться, но не настолько.
   - Он ко мне утром пришёл, - рассказала Энха, держа в ладонях большую глиняную кружку с лекарственным отваром. - Он объяснил, что его брата увёл упырь, вот он и нервничает.
   - Несколько лет назад, - возразила старостиха, - у него умер сынок. Но он тогда перенёс это... спокойнее.
   Все, кто был за столом, неуверенно пожали плечами. Мало ли брата он любил сильнее, чем сына. Всяко бывает.
   - За ним, - добавил Вито, - я впервые такое заметил... с месяц где-то назад, после того, как он долго пробыл на Маяке.
   - А воздействие нечисти, - сжал зубы Иржи, вспомнив разговор с пани Збигневой, - вызывает сумасшествие.
   И Вито, и Энха, и староста со старостихой с сомнением покачали головами.
   - От нечисти, - объяснил Вито, - мы сходим с ума по-другому.
   - Мы?
   - Мы, - подтвердил он. - Все жители Околья. Когда нечисть воздействует постоянно на протяжении многих лет, это не проходит бесследно. Но, во-первых, это начинает сказываться только ближе к пятидесяти годам - если кто доживает до этого возраста. А Божеку около тридцати. А во-вторых, наше сумасшествие проявляется не так. Его скорее можно назвать словом эксцентричность. Человек начинает, например, разговаривать с вещами...
   - И слышит, - покивал староста, - как они ему отвечают. И голоса из ниоткуда слышит. Был у нас Хунор Ёрш, рыбак. Ну, знаете, рыбачье счастье - оно такое: сегодня полный невод, а завтра шиш с маком. А он, когда разумом двинулся, говорил, что ему кто-то говорит, мол, в этой протоке не лови, лови в той заводи, например. Он плывёт в ту заводь и возвращается с рыбой. А рыбаки, что ловили в протоке, - ни с чем.
   - Моей матушке, - рассказал в свою очередь Вито, - под конец жизни было важно, чтобы вся посуда в поставцах стояла в строго определённом порядке. Даже одинаковые кубки она помечала засечками и ставила каждый на своё место. Если слуги путали последовательность, она ходила за ними и своими руками поправляла...
   - Но она никогда не кричала на слуг, - Энха смотрела в чашку с травяным настоем. - И не психовала так, как Божек.
   - Да, - подтвердил Вито. - Для нашего сумасшествия не характерны перепады настроения. Даже наоборот - люди становятся более спокойными.
   Иржи отпил глоток кисловатой сливовицы. Поведение Божека было очень похоже на поведение мага, наделавшего за один присест слишком много тёмных эмпатических артефактов - для них характерны резкие перепады настроения. Но Божек не маг - его Иржи пощупал магически и на Маяке, и сейчас, насколько смог. Он в принципе не может создавать артефакты...
   Комнатка, которую им выделили, была небольшой и чистой, а кровать - широченной, и на ней могло поместиться человек пять. Иржи живенько пристроился рядом с Энхой, подгрёб её к себе и сверху, помимо одеяла, в которое она уже закуталась, накрыл и своим.
   - Тепло ли тебе, девица? - промурлыкал он.
   Вито задул восковую свечу в подсвечнике на стене и улёгся с другой стороны от Энхи. Сама Энха ничего не ответила.
   И вот как её понимать, как? Ни радость ни выскажет, ни пошлёт. Ни прижмётся, ни переляжет в другое место. Раньше, пока в библиотеке работать не начала, хоть в морду могла дать: демон его разбери, по какому поводу - потому что била она любому - но всё же какая-никакая реакция. А сейчас...
   А сейчас он улавливал отголоски страха...
   И вот чего она боится? Что приставать начнёт? Так братец же рядом, можно не сомневаться, что за сестрицу даст в морду и сверху магией добавит. Тогда чего?
   Иржи, пользуясь тем, что темно и Вито не видит, коснулся губами её щеки. Он бы коснулся ниже, но ниже подбородка всё было укутано в одеяло. В какой-то момент ему показалось, что сейчас ему прилетит в морду, он уже обрадовался и приготовился уворачиваться, но Энха сдержалась.
   Он пригладил рукой её встрёпанные волосы, лёг, чувствуя, как они щекочут ему шею и подбородок, затем потрогал её горячий лоб. Энха снова не отреагировала. А Иржи снова уловил отголосок страха.
   Где-то далеко завыла какая-то нечисть.
   - Я вспомнил, - негромко произнёс Вито, - что когда-то то ли читал, то ли говорил мне кто... Если человек умер насильственной смертью, подвергаясь воздействию магии, и затем стал нежитью...
   - То эта нежить, - подтвердил Иржи, - меньше привязана к месту захоронения. Да, - признал он, - это может объяснить то, что упырь ушёл на десять вёрст от могилы.
   Только упырь-то старый. Желда Хойничек засветился в Околье два с половиной года назад. Упырю - от полутора лет до четырёх. Если он всё же жертва ритуала, то ритуал был проведён не позже полутора лет назад, а учитывая, что тёмный фон здесь низкий, то почти наверняка раньше. То есть около двух с лишним лет назад и получается.
   Это может быть свидетельством, что Желда Хойничек пытался замаскировать свой магический отсвет, сотворив магическую маску на основе человеческого жертвоприношения. Но это было давно и не проливает свет на то, где он сейчас.
   Как же его вычислить?..
  
   Глава 22. Иржи. Поездка в Хойники
  
   В Сыскном приказе, когда Иржи вернулся, он отчитался и о посыльном, и о находке на Маяке, а заодно и показал найденные записи с рунами.
   - Кем Желда Хойничек был во дворце? - спросил Иржи, когда голова Приказа и Макарек с интересом принялись обсуждать записи.
   - Устроителем развлечений, - отозвался пан Геза, переворачивая лист и вчитываясь в записи на обратной стороне. - Фейерверки, иллюзии...
   - То есть с артефактами дела не имел...
   - Может быть, изредка, - подтвердил он, - но на постоянной основе ими не занимался.
   Это может объяснить, что он не помнил рунных связок и подбирал их на ощупь.
   - Заметил ли кто-нибудь, - произнёс Макарек, неторопливо раскладывая перед собой клочки бумажек с рунными записями, - что здесь все руны написаны идеально?
   - Маги так не пишут? - понял его мысль пан Отокар.
   - Да. Им это не нужно. Идеально выводят руны жрецы, у которых от правильности начертания зависит, будут руны работать или нет.
   Следователи посмотрели друг на друга. Желда Хойничек ведь и был сыном храмового жреца! А дети жрецов руны писать умеют.
   - Но если на Маяке работал он, - засомневался Иржи, - то почему он пользовался сальной свечой вместо светлячка?
   - Следы сальной свечи мог оставить тот кладоискатель, - напомнил Безуха. - Ты не пытался его спрашивать, ходил он там или нет?
   - Пытался. Божек был в неадекватном состоянии даже утром, на все вопросы или заливался слезами, или бросался с кулаками. Будь он магом, я бы не усомнился, что он наделал слишком много эмпатических артефактов и тронулся умом. Но я пару месяцев назад прощупал его магически, и сейчас пощупал, насколько смог. Дар захвата магии у него минимальный. И никаких активированных артефактов на нём не было.
   - Жаль, что здесь только руны, - Макарек показал на лист, - обычных слов нет. Иначе можно было бы сличить почерк.
   - Насчёт почерка, - вспомнил Иржи. - Магического я имею в виду. Можно ли найти артефакты, который делал этот Желда Хойничек, и сравнить их почерк со щуркинскими?.. Да, - остановил он Макарека, - я помню, что почерк меняется со временем, но, может, можно сказать хотя бы примерно, мог он изготовить щуркинские артефакты или нет?
   Макарек неопределённо пожал плечами.
   - Можно, Иржик. Если артефакту всего несколько лет, можно. Но именно что примерно. Но дело в том, что вряд ли остался хоть один артефакт, сделанный им. Во дворце он ими не занимался.
   - Можно ещё, - подсказал пан Отокар, - потрясти его семью. Мало ли он дарил кому-нибудь какой-нибудь амулетик.
   - Вот это более вероятно, - согласился Макарек. - Кстати, панове. Если вы помните, у нас есть два живых королевских мага, уровень заполнения тестового шара которых приближается к максимуму. Длугош с границы и ещё один из дворца. Артефакты, изготовленные Длугошем, Иржи привёз. И я два дня назад получил артефакт, изготовленный тем дворцовым магом. И сличил почерки. Они однозначно разные.
   - То есть, - подытожил пан Отокар, - ни один живой сильный королевский маг к их изготовлению не причастен.
   Следователи посмотрели друг на друга.
   - Получается, - сделал вывод Иржи, - Желда Хойничек, который бежал из дворца, жив.
   Следователи снова посмотрели друг на друга.
   - Желду Хойничка, - помолчав, отозвался пан Геза, - после того, как он убил семью в Околье, видели по всему Околью ещё несколько месяцев. То есть месяца три он точно был ещё жив. И отсвет его из мира демонов был виден. Но с тех пор о нём ничего не известно. Даже упырь, которого ты обнаружил, появился примерно в то время. И свежих следов, которые были бы моложе двух последних лет, у нас нет.
   - Прореха на Маяке, - напомнил Иржи.
   - Прореха на Маяке, - возразил пан Отокар, - говорит только о том, что там колдовал тёмный маг. Но это мог быть и не Желда Хойничек.
   - Но больше некому, - неуверенно заметил пан Игнац.
   Следователи молчали и думали долго.
   - По всему выходит, - высказался наконец Алоис, - что нам надо...
   - Искать доказательства смерти Желды Хойничка, - кивнул пан Отокар. - Или наоборот его не смерти.
  
   Когда Иржи и пан Отокар заглянули в лабораторию к Макареку с уже ставшим традиционным жбаном пива, он привычно расчистил лабораторный стол, выставил три кружки, и следователи сели и выпили.
   - Что с расслоением артефактов? - спросил Иржи, проводя ладонью по щеке и думая, бриться сегодня или ну его, ещё пару дней можно походить небритым.
   - Глубина пропечатки у артефактов, которые изготовил Длугош, подходящая, - Макарек вытер усы. - Я подверг один из них расслоению и снял верхний крупнодисперсный слой.
   Он помолчал. Иржи и пан Отокар ждали, уже нутром чувствуя, что результат не тот, который хотелось бы.
   - Я получил подобие щуркинских артефактов. Если не считать разного магического почерка, то практически один в один. Руны, правда, немного плыли, но это могло быть и за счёт свойств среды, в которой они расслаивались. Со средой можно ещё поэкспериментировать. Я проверил артефакты в действии. Первые несколько часов они работали практически аналогично щуркинским - сильно, тонко и незаметно. А потом очень быстро деградировали и превращались в слабые артефакты на мелкодисперсной основе.
   - Несколько часов... - пробормотал Иржи.
   - Да, - подтвердил Макарек, - они продержались всего несколько часов. А наш самый первый щуркинский артефакт, которому уже два года, до сих пор не подаёт никаких признаков деградации.
   - Ты сказал, что можно поэкспериментировать со средой расслоения...
   - Сказал. Можно. Я это проделаю, потому что самого любопытство донимает. Может быть, всё дело в чёткости рун. У меня они на мелкодисперсном слое плыли. Очень немного, но плыли. Вполне возможно, что если я смогу добиться того, чтобы руны не плыли, и артефакт будет держаться...
   - В любом случае, - пан Отокар поболтал пиво в своей кружке, взбалтывая осадок, - нам нужно искать Желду Хойничка.
   - Насчёт Желды Хойничка, - Макарек посмотрел на Иржи. - А метнись-ка ты, Иржик, в Хойники и поспрашивай у его семейства, не завалялся ли у них артефакт, изготовленный Желдой Хойничком.
   - Поди туда - не знаю куда, - буркнул Иржи.
   - Сам предложил, - развёл Макарек руками, - сам и расхлёбывай. Инициатива, как говорится, наказуема.
  
   В Хойниках - маленьком уездном городке на опушке светлого соснового леса - Иржи поджидала непредвиденная подстава: семья Желды Хойничка здесь больше не жила. За его преступления и бегство на семью была наложена огромная вира, которую они выплатить были не в состоянии, а потому его родители, двое братьев с детьми и сестра были отправлены в серваж. Их раскупили разные паны, и семья оказалась разбросана едва ли не по всей Мораве. Правда, в местном отделении Сыскного приказа, куда Иржи заглянул, ему подсказали, что Желда Хойничек был женат и развёлся до своего бегства, поэтому есть смысл поискать его бывшую жену. Городок Хойники был небольшим, жила здесь всего пара тысяч человек, и много времени поиски по реестрам и улицам не заняли.
   Мазанка, на которую указали Иржи, была небольшой, аккуратной, хоть побелка уже была несколько смыта осенними дождями. Дверь ему открыла молодая веснушчатая женщина с ребёнком на руках. Когда Иржи представился, она, заметно робея, пригласила его войти.
   В мазанке тоже было чисто и аккуратно, не считая кучки стружек в углу, где мастерили что-то мужчина и мальчик лет пяти. Они настороженно посмотрели на гостя, но продолжили своё дело, хотя явно навострили уши.
   - Ты - бывшая жена Желды Хойничка? - уточнил Иржи, когда хозяйка пригласила его присесть на скамью у стены и села недалеко, пристроив на коленях ребёнка.
   - Да, я была его женой... Но мы развелись за несколько лет до того, как он бежал... И поэтому мне серваж...
   Иржи, почувствовав её беспокойство, успокаивающе поднял руки.
   - Я не по этому вопросу. Я совсем по другому. Не осталось ли у тебя магических вещей, изготовленных Желдой Хойничком?
   Тревога в её глазах сменилась удивлением, она переглянулась с таким же удивлённым мужем.
   - Он... Да, когда мы поженились, он подарил мне магический светильник. Но он уже не светит. Была магическая грелка, но она тоже уже не греет...
   Иржи сдержался, чтобы досадливо не крякнуть. С выдохшихся магических вещей почерк уже не считаешь.
   - Когда мы разводились, - несколько сбивчиво продолжала женщина. - Развод был по его... Мы уже давно вместе не жили, но развод начал он. И он должен был выплатить отступные. Но он этого не сделал. И его батюшка передал мне... ну, некоторые вещи, сказал, что это как отступные. И среди них был лазурит, который, как он сказал, защитный амулет. Но я не знаю, работает он или нет, я им никогда не пользовалась.
   - Как давно был развод?
   Она задумчиво посмотрела на старшего сына.
   - Ну, вот... Олику пять лет, значит, развелись мы... Семь где-то лет назад.
   - Можно мне увидеть этот амулет? - без надежды спросил Иржи.
   Если амулету меньше десяти лет, если он был изготовлен сильным магом и если им нечасто пользовались, есть вероятность, что он не совсем выдохся.
   Она снова вопросительно переглянулась с мужем, они посовещались, где этот амулет может лежать, и женщина принесла ему лазурит. Обыкновенной каплевидной формы. И магически он был обыкновенным, крупнодисперсным, хоть и порядком выдохшимся.
   - Более новых магических артефактов нет? - уточнил Иржи. - Может, у его родителей или братьев?
   Она покачала головой:
   - Он не общался с нами. Вот как на пятый курс своего университета перешёл, так его словно подменили. Начал считать себя паном, а с нами, простолюдинами, знаться уже не хотел. Перестал приезжать, писать письма. Если встречались, вёл себя как... как будто мы его сервы... Батюшку и матушку его было жалко, хорошие они люди, расстраивались сильно... И не привозил больше ничего. Мы вообще о нём с тех пор, как он стал жить во дворце, ничего не слышали, и когда пришли... люди и сказали, что он убил фаворитку короля и ещё кого-то и бежал, это был гром среди ясного неба... Может быть, у его батюшки и матушки остались какие-нибудь магические вещи, но они... тоже старые.
   - Что ж, - Иржи встал и выложил на стол горсть серебряных монет в счёт стоимости амулета. - Благодарю за информацию.
  
   В Сыскном приказе Макарек к артефакту многолетней давности отнёсся без энтузиазма. Долго прощупывал магически, кривился, потом забрал к себе в лабораторию и через час поднялся назад.
   - Ничего конкретного, - не стал тянуть он, - сказать не могу. Амулету не семь лет, а больше, у него уже началось саморасслоение. Учитывая силу создавшего его мага - лет десять. Магический почерк уже определяется плохо. Он в целом похож на почерк щуркинских артефактов, но делать вывод, что их делала одна рука, нельзя. Правда, есть ещё один момент. Руны. Что в щуркинских артефактах, что в этом, что на бумажках, которые Иржи нашёл на Маяке - везде они написаны идеально и без огрехов.
   Желда Хойничек был сыном жреца, а жрецы пишут руны идеально. И дети жрецов тоже выдрессированы писать их идеально.
   И это пусть и не бесспорный, но довод в пользу того, что в Околье они имеют дело с Желдой Хойничком.
  
   Глава 23. Энха. Акерау. Рудинек. Празднества
  
   Зима в Мораву пришла в начале просинца, когда каникулы закончились, и студенты и магистры приступили к учёбе. На следующее утро после того, как Энха вернулась из Околья, ударили небольшие морозы и пошёл снег - мягкий, пушистый, и уже не таявший на земле.
   Что делать дальше, они с Вито думали долго. Энха с затаённой тоской призналась ему, что не видит пользы в том, что делает. Что жезл Изис хоть и отваживает от Груздков часть нечисти, но всё равно не убивает её, и нечисти меньше не становится. Что у неё не хватит сил сделать жезлы для всех деревень Околья.
   - Сестрёнка, - покачал он головой, - не взваливай на себя больше, чем ты можешь потянуть. Всё Околье ни ты, ни я, ни даже самый сильный королевский маг не потянет. У нас есть мои деревни, есть Крутицкий уезд. В первую очередь мы с тобой ответственны за них. Мне тоже хочется очистить от нежити, нечисти и гоблинов всё Околье, но это выше моих сил.
   - Но эльфы ведь могли...
   - Эльфы, - невесело усмехнулся Вито, - тоже не всё могли. Если бы это было так, они бы тысячу лет назад не вели многолетнюю войну с порождениями демонического мира и низшими расами, а расправились с ними одним махом. Но они этого не сделали. Война длилась две сотни лет, и эльфы не вышли из неё победителями. Ты это знаешь. Значит, и они были не всемогущи.
   Энха опустила голову. Стало горько.
   - Значит, - безнадёжно спросила она, - это всё бесполезно?
   - Ни в коем случае, - покачал он головой. - По капле наполняется море. Мои силы - это капля. Твои силы - капля. То, что наши студенты слегка проредили нечисть во Вселово и Сопвишках - это тоже капля. Но всё вместе даёт результат. Твой жезл Изис в Груздках кому-то спасёт жизнь. Даже если он всего лишь спасёт от вытаптывания огороды - это тоже немало. Твоё зелье против гоблинов спасло жизни как минимум трём людям, а может, уже и больше. К тому же ты только начала пробовать эльфийскую магию, ты ещё не знаешь своих сил и возможностей. А кроме этого, если жезл Изис не так эффективен, как хотелось бы, можно поискать другие способы защиты от той же нечисти. Махъя-дороэль прячут человеческий ментал, но есть руны, которые работают по-другому, например, создают барьер, через который нечисть не может проникнуть. Можно найти такие руны и попробовать огораживать ими не каждую деревню, а прорехи - на той же Невежьей пустоши или Маяке.
   Энха замерла. Такая, казалось бы, простая идея не пришла ей в голову. Да, чтобы огородить тот же Маяк или Невежью пустошь, понадобится много артефактов. Очень много. Но если в самом деле подобрать руны, которые убивают нечисть, то это будет эффективнее, чем огораживать каждую деревню.
   - А какие руны создают барьер или убивают нечисть? - заинтересовалась она.
   Чтобы ответить на этот вопрос, пришлось перерыть все эльфийские сказания, которые нашлись в замковой библиотеке, и заглянуть на некоторые эльфийские развалины в надежде, может, они натолкнут на какую мысль. Нашлось много вариантов, но почти все они упирались в одно - вырезать рунные связки нужно было по дереву, магией превращать его в камень, а потом камень оживлять. А как это делать, Энха не представляла - её недоамулет Анахиты до сих пор оставался обычной эльфийской подделкой без всякой магии. Значит, оставались только те варианты, где деревянный брусок сначала превращался в камень, и только потом по нему вырезались руны.
   Выбор был небольшим, а если откинуть те артефакты, вид которых был неизвестен, то оставалось ещё меньше. Энха, вернувшись в столицу, перечитала внимательно все сказания, где упоминались эти артефакты, а заодно и Ярилко Мочика, где он употреблял два из них, а заодно и учебник рунистики столетней давности о сочетаемости и взаимном влиянии рун, и остановилась на акерау.
   Акерау представлял собой превращённый в камень дубовый брусок длиной в руку, прямоугольной формы с немного сглаженными рёбрами, на который были нанесены семь рун. Ярилко Мочик создавал его, когда рядом с городком, где он предавался утехам с очередной красоткой, возникла прореха, из которой полезла нечисть. Однако Ярилко не растерялся и воткнул акерау в землю посреди прорехи, и нечисть лезть перестала. Точно так же тысячу лет назад поступил и Акеру.
   Найти подходящую дубовую ветку и вырезать нужной формы брусок проблемы не составило. На напитывание его магией и превращение в нерех-камень ушла седмица: можно было уложиться и в три дня, но Энха не хотела снова валяться с горячкой от магического истощения, а к тому же работать всё же приходилось, поэтому процесс напитывания растянулся. Два раза зашла Злобка звать её кататься с горки, один раз Мнишек вытащил всю их компанию на богослужение в храм. А вернувшись с вечерни, Энха узнала от пани Збигневы, что во время её отсутствия приходил Иржи.
   Иржи видеть и хотелось до отчаянной тоски, и было страшно. Вспомнить, что в сочельник праздника Жертвы Инпу она оказалась в его постели. Что в Груздках он не постеснялся лечь с ней. Что в Крутице, когда они последнюю ночь ночевали в замке, он без зазрения совести припёрся к ней в комнату и залез к ней под бок. Энха, у которой ещё не сошёл жар, сделала вид, что спит, а сама с замиранием сердца ждала, что будет дальше. Но он не воспользовался её больным состоянием, как в сочельник не воспользовался пьяным. Закутал её в одеяло, сам накрылся другим, прижал к себе и уснул.
   Энха тогда, слушая его дыхание, иногда переходящее в негромкий храп, не знала, что чувствовать - то ли разочарование, что он её не тронул, то ли облегчение - от этого же, то ли страх, что всё ещё может быть впереди.
   Утром он уехал из Крутицы, когда ещё только-только начинало светать, и Энха могла с чистой совестью делать вид, что не знала, что он ночью спал с ней, но...
   Но знала, что лицемер из неё никудышный. Поэтому лучше Иржи не встречать. Посмотреть издалека, ухватила своего горького счастья - и хватит...
   Вырезать руны по тёплому ещё нерех-камню заняло день - благо это был выходной и Энхе никто не мешал. Она, подавая лёгким потоком магию в камень, размягчая его этим и попутно помогая себе чувствовать, как надо резать, закончила к вечеру. А пока занималась этим, незаметно для себя научилась делать поток более тёплым или более холодным. Для размягчения нерех-камня это было не нужно, а вот в будущем точно пригодится.
   А в понедельник пришлось отвлечься, потому что в библиотеку зашёл Рудинек с четвёртого курса, который однажды попытался облить её уксусом. Энха напряглась, всем нутром чуя неприятность, и не ошиблась. Рудинек, вальяжно и с презрительным выражением лица подойдя к стойке, сделал едва заметное движение рукой. Что заставило Энху среагировать - это ли движение или внезапное ощущение наполненности - она сама не знала. Только она рефлекторно бросилась на пол за стойкой, и поток упругого воздуха лишь чуть коснулся её руки. Мышцы руки мгновенно размякли и двигались с большим трудом.
   Ах ты, сволочь!
   Энха перекатилась по полу, резко вскочила на ноги, одновременно хватая здоровой рукой со стойки чернильницу и запуская её в Рудинека. Чернильница угодила ему в лицо, Рудинек схватился за него руками, и это дало Энхе время подскочить к нему, дать коленом промеж ног, а потом схватить его за патлы и со всей силы впечатать лицом в стойку. Рудинек, сдавленно воя и скрючившись, повалился на пол.
   - Пани Збигнева, - сдерживая ярость, позвала Энха, - можете спуститься?
   В штанах у него было совсем не мягонько - это она своим коленом успела почувствовать. Прибавить к этому заклинание расслабления... Думать о том, что он собирался с ней сделать, не хотелось.
   Королевский маг, который тридцать пять лет держал в страхе всю нежить и нечисть своего края, - это было серьёзно. Пани Збигнева, ещё не сойдя с лестницы, угостила в Рудинека обездвиживающим заклинанием, затем неторопливо спустилась и осмотрела Энхину руку, к которой постепенно возвращалась сила. Затем задумчиво посмотрела на Рудинека. Энха, потихоньку успокаиваясь, мысленно перебирала варианты, что ему отрезать: пару пальцев, сразу всю руку или то, что у него между ног?
   По всему выходило, что руку безопаснее - после потери руки он колдовать не сможет. Но без пары пальцев он не сможет творить некоторые заклинания, а потому его сразу вышвырнут из университета краевым или уездным магом...
   Надо подумать, как для него хуже. И при этом устроить так, чтобы он не связал свою травму с нападением на неё.
   - Молодому человеку надоело учиться? - опасно спокойно поинтересовалась пани Збигнева, когда Рудинек немного отошёл от боли и прекратил выть. - Это можно исправить. У меня есть все необходимые связи, чтобы ты сегодня же был исключён из университета и поехал работать краевым магом... Ханичка, напомни-ка мне, какие края у нас на сегодняшний день без магов?
   На лице Рудинека отразились ужас и паника, смотреть на него было приятно.
   - Околье, - отозвалась Энха. - И где-то ещё.
   - Околья хватит, - величаво кивнула пани Збигнева. - Ну как, молодой человек, мне поднимать мои связи, чтобы ты мог совершить увлекательнейшую поездку в Околье на ближайшие тридцать пять лет? Или сколько ты там проживёшь?
   Рудинек с отчаянием помотал головой - обездвиживающее заклинание уже начало сходить.
   - Как же так? - укорила его пани Збигнева. - Околье так ждёт тебя... Впрочем, не страшно, оно ещё немного подождёт. Ты ведь не перестанешь обижать Энху, так ведь? Вот и чудесно. Когда следующий раз обидишь её... или мне покажется, что обидишь, Околье тебя дождётся. Поспрашивай Мнишека с третьего курса, или его светлость герцога Нетвальского - они тебе много интересного могут рассказать о том прекрасном крае...
   Когда Рудинек вымелся из библиотеки, пани Збигнева вернулась в свои покои, Энха убрала разлитые чернила, а в дверь несколько бочком протиснулся Дече.
   - Рудинек? - уточнил он, глянув из-под лохматых бровей.
   Энха кивнула и пошла заваривать чай.
   Они просидели за чаем долго, однако способа мести не придумали. Нет, вариантов, как подпортить ему жизнь, было много, но задача состояла в том, чтобы травмировать ему руки так, чтобы он мог колдовать, но не на уровне четвёртого курса. Само по себе это было решаемо: заловить в темноте, огреть по голове, чтобы не возмущался, и топориком отсечь пару лишних пальцев. Можно пилой отпилить. Или клещами вырвать - инструментарий у Дече был приличный. Но нужно было провернуть это так, чтобы он не связал это с нападением на Энху - и вот здесь-то и возник затык.
   В голову приходил артефакт-взрывалка. Но для этого нужно такой артефакт мало что достать, так ещё и устроить так, чтобы Рудинек взял его в руки. А он четверокурсник и уже приучен не хватать руками что ни попадя.
   Надо думать.
  
   Ближе к вечеру, отпросившись у пани Збигневы, Энха метнулась порталом в Городище. Там она передала замотанный в тряпки акерау Павко, попросив отослать Вито в Крутицу, а заодно рассказала про Рудинека и спросила, нет ли у него идей. Павко ухмыльнулся, почесал единственной рукой русо-седую бородку и посоветовал не руки резать, а сразу яйца - говорят, скопцы становятся спокойными, покладистыми и к девушкам лезть перестают. Но если хочется всенепременно руки...
   Распрощавшись с Павко, Энха зашла в винную лавку и разжилась большой бутылкой крепкого суонского бренди, затем заглянула к знакомой травнице и попросила у неё сонного зелья. Вернувшись в библиотеку, она аккуратно вскрыла бренди, щедро влила туда сонного зелья и тщательно укупорила назад. Затем написала на красивом листике бумаги пару фраз, где признавалась Рудинеку в любви и просила принять сей скромный подарок, подписалась таинственная незнакомка, разукрасила всё цветочками, привязала послание к горлышку бутылки, прокралась в коллегию - благо, студенты уже сидели по своим комнатам - поставила бутылку под дверью Рудинековой комнаты, постучалась и поспешно убежала.
   Окно Рудинековой комнаты было завешено шторой не до конца, и Дече, карауливший в парке, смог рассмотреть, как Рудинек забрал бутылку, позвал однокурсников и принялся за её распитие. Просидели они около часа, и после этого движение в комнате прекратилось. Энха и Дече бесшумно прокрались в комнату. Там стоял крепкий запах бренди, все трое четверокурсников дрыхли в самых разнообразных позах. Заговорщики усадили двоих из них около выхода, Рудинека уложили на бок на пол, под руки сунули край соломенного матраса. Затем Энха переставила горящую свечку со стола на пол и опрокинула её на матрас.
   После этого они быстро покинули комнату и коллегию.
   Ждать долго не пришлось. Из коллегии донеслись истошные вопли, студенты забегали, начали тушить пожар. Энха и Дече сидели на ступеньках сторожки, попивали яблочный сидр и пытались угадать, насколько удалась их затея. Всё же она была рискованная: спохватятся соседи сильно поздно - будет три трупа, несильно поздно - один труп, чего тоже не хотелось...
   Энха прошла к коллегии, поймала Татуню и спросила, что происходит. Татуня, презрительно морщась, рассказала, что четверокурсники упились вдрызг и устроили у себя в комнате пожар. И едва проснулись, когда их вытаскивали. Чуть позже Энха узнала, что проснулся первым Рудинек, и именно он поднял крик, на который сбежались соседи.
   Трупов нет, уже хорошо. Энха и Дече вздохнули с облегчением и выпили следующую порцию сидра.
   За следующую седмицу Энха по просьбе Вито изготовила ещё один жезл Изис, а когда передала его Павко, стало известно, что затея с Рудинеком не удалась: его руки обгорели серьёзно, однако ему повезло, что недалеко был Мнишек, который обладал даром целительства: он смог подлечить руки сразу после получения ожога и этим спасти их. Кожа на них осталась грубой и в рубцах, однако на возможности захватывать и преобразовывать магию это сказалось не сильно. И магистры признали, что Рудинек способен продолжать учёбу.
   Жаль.
   Что ж, зато это возможность когда-нибудь устроить ему другую гадость.
  
   Выходные нагрянули внезапно. В очередное утро Энха проснулась от того, что на всех храмах начали звонить колокола, на стенах бить барабаны, а глашатаи поскакали по тихим ещё столичным улицам, выкрикивая: Возрадуйся, народ Моравы, боги даровали Его Величеству королю Вацлаву наследника!
   - Это какой по счёту? - без особого интереса спросила Энха пани Збигневу.
   - Принц четвёртый, - тоже без энтузиазма отозвалась старушка, выходя из своей комнаты и подволакивая больную ногу. - А если с принцессами считать, то шестой. Это не считая бастардов. Количество бастардов, наверно, не известно даже самому королю.
   Чуть позже Энха узнала, что в честь рождения очередного наследника король велел седмицу гулять, праздновать и не работать. А это значит, что учиться и учить никто не будет.
   Во втором часу дня к парадному входу в университет подкатила роскошная карета с гербом графов Кославских, и внук пани Збигневы - молодой ещё мужчина в роскошном камзоле - поднялся в библиотеку и почтительно проводил родительницу в карету.
   К Энхе заглянула Злобка, уже одетая для выхода в город.
   - Пойдёшь с нами гулять? - весело улыбнулась она.
   Энха неопределённо скривилась. Погулять по ярмаркам, поглазеть на уличных жонглёров, гимнастов и дрессированных зверей, посмотреть постановки из жизни богов, поплясать у костров - это хотелось. Но она слишком хорошо знала, что стоит будет ей выйти в город, как перед глазами возникнет фиолетовая пелена, а голова начнёт болеть. А плясать с головной болью - так себе удовольствие. Она уже пробовала в прошлом году.
   А ещё хотелось увидеть Иржи. Просто увидеть, можно даже издалека. И лучше издалека. Чтобы он ничего не мог сказать ей...
   - Идём, - согласилась Энха.
   Может, случайно получится увидеть и Иржи.
  
   В городе было людно, шумно и... фиолетово. Временами - или местами - фиолетовый фон рассеивался, но несколько шагов - и он сгущался снова. Нарядить город ещё не успели, но горожане споро развешивали яркие флажки и фонарики, иногда над крышами взлетали разноцветные магические фейерверки. Не переставая, звонили колокола на храмах, отыгрывая заздравную, везде шли богослужения в честь рождения наследника. Кричали зазывалы в корчмах и лавках, кричали на рынке продавцы, нахваливая свой товар и хватая покупателей за рукава, кричали водоносы и продавцы дров и угля. На мясницкой улице мычали и блеяли забиваемые коровы и бараны - оттуда кровь ручейком по специальным желобкам в мостовой стекала в один из притоков Салашки. К общественным колодцам стояли длиннющие очереди женщин и детей с вёдрами, слышались перебранки, где-то кто-то дрался. На одной из площадей балаганщики ставили декорации для какой-то пьески и активно зазывали зрителей.
   Энха чувствовала, что у неё скоро начнёт болеть голова от одного только шума. Она со Злобкой и ещё несколькими первокурсниками не без труда пробирались к центру города, где уже витали ароматы жареного мяса, специй, вина и свежей выпечки. Прямо перед ними какая-то хозяйка, выйдя из дома, вылила ведро помоев в сточную канаву - они едва успели отскочить, чтобы не быть обрызганными. Какой-то мальчишка-школяр дёрнул Злобку за косу, захохотал и убежал.
   Они остановились посмотреть на заезжих балаганщиков, которые показывали сценку о том, как Усир зажёг солнце. Из-за спин зрителей видно было плохо, и они залезли на карниз ближайшего дома, согнав оттуда стайку школяров. Те в отместку кинули в них гнилым яблоком, Энха перехватила яблоко и метнула его назад, попав какому-то растрёпанному мальчишке прямо в лоб, и студенты разместились на отвоёванном карнизе.
   Декорации были намалёваны безыскусно и неумело и изображали эльфийский город, похожий на обыкновенный королевский дворец. А чтобы зрители не перепутали, сверху не очень ровными буквами было написано Мен-нефере. И Усир с Изис, сидя на тронах, вели разговор о том, что нечисть наступает на город. Изис, несмотря на мороз и снег, была одета в короткое платье, обнажавшее ноги до колен - правда, вопреки эльфийской моде, не прозрачное, с длинными рукавами и закрывающее грудь. Горожане-мужчины, столпившиеся вокруг, облизывались на изящные икры балаганщицы, а некоторые, стоявшие ближе всего, пытались улучить момент, когда она подойдёт к краю подмостков, чтобы пощупать их. И охотно кидали мелкие монетки в шапку шнырявшей среди толпы девчушке.
   Потом на сцену вышли эльфийские воины - и теперь уже заахали женщины, ибо они были, несмотря на холод, хоть и одеты в штаны и сапоги, но щеголяли обнажёнными торсами.
   - Вот не холодно же им, - поёжился Некрас.
   - Самое ценное у них в тепле, - хохотнул Ежи.
   - А вот у Изис как раз мёрзнет.
   - Да там меховые портки наверняка, - успокоил его Вацек.
   - А давайте проверим!
   - Так, хлопцы, кто брал удочку? Ща подцепим ей!
   - Эй, Сватя, ты у нас второй курс, наколдуй нам удочку.
   - Наши магистры не знают, с какой стороны писать руну тарро, а ты хочешь, чтобы они ещё знали заклинание удочки?!
   - А как же это... как его... саморазвитие?
   - Вот давай сам саморазвивайся.
   - Я уже саморазвился, мне уже хорошо и тянет на подвиги.
   - Не понял, а я почему трезвый?!
   - Потому что дурак, не о тех рунах думаешь.
   - Предлагаю сходить в корчму и подумать о тех рунах.
   Голова начинала болеть в затылке. А кроме этого под макушкой словно бы легко-легко начал дуть ветерок. Энха даже не сразу обратила на него внимание.
   Будет ли это поводом сходить в Сыскной приказ и сказать Иржи, что где-то кто-то использует эмпатический артефакт? Или сыскари и так это знают? Должны, наверно, знать...
   Они слезли с карниза, кажется, попутно что-то сломав. Энхе гулять дальше расхотелось совершенно, напиваться тоже не было вдохновения, и она незаметно отстала от приятелей и затерялась в толпе.
   Мнишек должен быть в храме. Найти его - и попросить ввести в портал. Пройти по порталу она может, но войти-то в него - нет.
   А по пути к храму Энха увидела мужчину в форме Сыскного приказа. Он стоял у угла дома и мрачно смотрел на текущую мимо него толпу. Энха поколебалась, но всё же подошла к нему.
   - Скажите, - тихо спросила она, - а... Эмпатические артефакты здесь должны воздействовать?
   Он мрачно усмехнулся:
   - Смотря какие, панночка. Те, которые поднимают настроение, - те можно. Но тут понапихано всего столько, что отследить, что, как и откуда воздействует, в принципе невозможно.
   Она помолчала, не решаясь ни спросить про Иржи, ни уйти.
   - Панночка ещё что-то хочет?
   - А... Да... А... Иржи есть?
   - Какой именно Иржи и где он должен есть?
   - Иржи из Мглина. Он где-нибудь есть?
   Мужчина снова усмехнулся:
   - Где-нибудь есть.
   И не сказал, где...
   Она поблагодарила следователя и поспешила к храму. Праздничное настроение ушло окончательно.
  
   Когда она вместе с Мнишеком вернулась в библиотеку, там её поджидал Дече, одетый по-дорожному и с заплечным мешком.
   - Тикать надо, - коротко объяснил он.
   Энха согласно кивнула и пошла собираться.
   Вторую новость преподнесла портальная арка, когда Мнишек со своей постоянной отрешённостью принялся активировать артефакты, вделанные в неё. Энха впервые увидела, как от активированного артефакта перебрасывается на следующий еле заметный фиолетово-зеленоватый лучик, словно бы показывая, какой артефакт активировать следующим. И когда Мнишек активировал последний, то овал с фиолетово-зелёной каймой замкнулся, и прореха, до этого тускло-фиолетовая, полыхнула ярко-фиолетовым.
   О как! Если так, то открыть портал следующий раз ей сможет и Дече! Она будет показывать нужные артефакты, а он - посылать в них магический импульс. У самой Энхи импульс для активации артефактов был недостаточный - она это уже проверяла. А у Дече должно хватить.
   - Давайте я проведу вас, - немного потусторонне предложил Мнишек.
   Энха и Дече пожали плечами. Хочется ему погулять по миру демонов и лишний раз заплатить пошлину за проход по порталу - дело хозяйское.
   Они взялись за руки и шагнули в портал.
   И вот тут-то, когда их охватили знакомые сумрак и размытость, а под ноги легла очень сильно искажённая и в фиолетовой завесе Морава, их догнала третья новость: портал в Городище не работал, и выйти в нём было невозможно.
   Такое случалось - по ночам нечисть толклась около портала постоянно, и от этого артефакты выпадали из своих пазов. Один раз Энха уже столкнулась с этим, и выходить из портала пришлось в Польнике, а потом скакать через болота. Видно, и сейчас придётся потратить лишние сутки на дорогу.
   Голова болела, шею ломило, перед глазами плясали фиолетовые мушки. Энха, Дече и Мнишек поспешили, увязая ногами в неосязаемой дороге, в сторону Торопца - к нему было ближе. И перед тем как вывалиться из портала, они увидели Околье. Отсюда оно виделось сильно сжатым, Городище и Крутица казались рядышком и оба сияли магическими отсветами Павко и Вито. А запад Околья, наоборот, растянулся настолько, что не было видно даже его края. И в его центре ярко сверкал третий магический отсвет...
  
   Глава 24. Иржи. Празднества в столице
  
   1.
   Столица сходила с ума. Ментальные артефакты были активированы в каждой лавочке, а лавочек, особенно в центре, на каждом шагу. Местами воздействие артефактов накладывалось друг на друга, так что Иржи, просто идя по одной из центральных улочек - прямой и относительно широкой - едва ли не физически чувствовал их перекрёстное воздействие. И ладно если артефакты были созданы на одинаковых рунах или хотя бы на базе одинаковых рун - это ещё терпимо, а если пересекались разноплановые - а такое случалось практически везде - то в зоне пересечения начинало сдавливать голову. Сдавило - пару шагов - отпустило. А через десяток шагов - снова зона наложения, снова голову сдавило и отпустило. И так десятки раз подряд. К середине дня Иржи почувствовал, что потихоньку начинает звереть.
   И артефакты эти не изъять - они законны. А если под шумок активирован незаконный, то лавочники все ушлые и на сокрытии незаконных артефактов собаку съели. Засёк незаконное воздействие, заходишь в лавку, требуешь артефакт - и тебе с готовностью отдают слабенький законный. А за то время, пока ты определяешь, что у тебя в руках, успевают деактивировать незаконный. А деактивированный артефакт уже никак не обнаружишь, только физически проводить обыск. А физически обыскивать каждую лавку, чтобы найти лазурит размером с голубиное яйцо, - невозможно, на одну лавку полдня уйти может. А даже если конфисковал незаконный артефакт - так магов в столице пруд пруди, и пойти к магу, чтобы изготовил новый - это час-два времени.
   Пытаться воевать с незаконными ментальными артефактами - это как сражаться с ветром.
   - Это ещё ягодки, Иржик, - успокоил его пан Игнац, наливая ему вечерком пива в гостиной Сыскного приказа. - Сегодня ещё только первый день. Завтра ещё тоже будет нормально. А вот послезавтра начнётся.
   - А потом продолжится, - мрачно согласился Иржи, отхлёбывая горького тёмного пива.
   И вроде бы любой маг знает, что постоянное и длительное влияние разноплановых ментальных артефактов плохо влияет на мозги. А столица напичкана ментальными артефактами, и каждый думает только о своей выгоде, а не о том, что начнут горожане съезжать с катушек - и будут массовые беспорядки.
   В гостиную зашёл пан Геза. Он оглядел подчинённых, собравшихся в гостиной, и поманил пальцем Иржи.
   - Вот смотри, - он подошёл к карте города на стене и ткнул пальцем в одно место. - Здесь, есть подозрение, действует щуркинский артефакт. Предположительно эмпатический. Завтра идёшь туда и как хочешь засекаешь его. И любыми способами, вплоть до незаконных, его изымаешь. И лучше будет, коли ты будешь одет не по форме, чтобы, коли кого пришибёшь, мы открестились и сказали, что тебя знать не знаем, ведать не ведаем.
   Иржи мрачно кивнул. Вылови, что называется, каплю сливовицы из бочки воды.
   Энху нужно убрать куда-нибудь из столицы. Если она сама ещё не догадалась убраться.
  
   Библиотека была закрыта, и поисковое заклинание показало, что там никого нет. Иржи добыл запасной ключ и заглянул внутрь. Там всё было аккуратно убрано, а Энхины плащ, сапоги и заплечный мешок отсутствовали. Иржи заглянул в студенческую коллегию, где студенты предавались возлияниям. Они были пьяны, но ещё не вдрызг. Злобка рассказала, что днём они пошли в город, но в толпе Энху потеряли. Несколько человек видели её вместе с Мнишеком. Ещё несколько видели с ними и Дече, и они направлялись к университетским воротам. Самого Мнишека в коллегии не было. Иржи сходил на хозяйственный двор. Сторожка Дече была заперта.
   Надо было этого Дече пристукнуть ещё пару лет назад. Чтобы Энха не шлялась с кем попало! И хоть нутром и чуял, что он ей не любовник, всё равно нечего!
   Иржи не поленился сходить в храм, где служил Мнишек, и то, что он узнал, его несколько встревожило. Мнишек был в храме утром. Потом служки видели, что к нему пришла девушка и они ушли вместе. Мнишек должен был прислуживать при обедне, но ни к обедне, ни к вечерне не вернулся.
   Ворота столицы уже были закрыты, однако Иржи предъявил медальон Сыскного приказа, и ему открыли калитку. До портала он доскакали быстро и там застал стражу пьяной и за игрой в кости. При виде медальона Сыскного приказа они порядком струхнули, однако Иржи интересовала не дисциплина, а книга записей, кто входил в портал и выходил из него. Её ему сунули незамедлительно. Он подсветил себе магическим светлячком и провёл пальцем по столбику имён. Узнал, что Мнишек, Энха и Дече вошли в портал около четвёртого часа дня и направлялись в Городище.
   Мнишек должен был вернуться. Однако в списках прибывших его не было.
   Опрос пьяной стражи почти ничего не дал. Девушку и двух молодых мужчин с ней вспомнили. Вспомнили даже, что один из них был магьярцем. Но ничего, что могло бы пролить свет на то, почему не вернулся Мнишек, они не сказали. Пришли, отметились, пошлину заплатили, активировали портал, вошли - и всё.
   Может быть, они в Городище выпили с Павко за встречу, и Мнишек был не в состоянии идти по порталу? Такое раз уже было. Однако надежду разрушил капитан стражи, относительно трезвый по сравнению с подчинёнными.
   - Портал в Городище сегодня не работает, - сообщил он.
   - Так какого демона... - начал было Иржи.
   - Когда они заходили в портал, - вскинул руки капитан, - мы этого не ведали. Нам незадолго до заката сообщил один маг, что выходил из портала.
   - Когда перестал работать? - уточнил Иржи.
   Капитан пожал плечами:
   - Этого мы не ведаем. Нам сообщили пару часов назад. А до этого он мог и седмицу не работать. А мог незадолго перед закатом сломаться.
   Это внушало надежду, что троица успела пройти по порталу до того, как он перестал функционировать. И это могло объяснить, почему не вернулся Мнишек.
   Иржи попытался думать трезво. Прыгать сейчас в портал и проверять, отметились ли они в ближайших к Городищу городах, - это самоубийство. В мире демонов хоть и нет дня и ночи, но когда ночь на земле, нечисть в своём мире очень и очень активна. И гораздо более быстрая, чем здесь. А потому стоит будет Иржи сунуться в портал, к нему она сразу слетится стаями.
   По всему выходило что сейчас он сделать ничего не может. Оставалось только ждать утра.
  
   2.
   Утро ничего определённого не принесло. Выяснилось, что портал в Польнике - ближайшем к Городищу городу - вчера тоже не работал. Это Иржи узнал только когда вышел из него, предъявил медальон Сыскного приказа двум сонным и скучающим стражникам и потребовал показать книгу входивших и выходивших. Стражники флегматично сунули ему книгу и просветили, что прошлой ночью портал был повреждён бурей, и местный маг восстановил его только к вечеру. Иржи наведался к польникскому краевому магу и спросил, когда перестал работать портал в Городище. Оказалось, тот был не в курсе, что он не работает, но рассказал, что в таких случаях Павко присылает гонца с накопителями, которые нужно структурировать. Гонца из Городища не было. Это может говорить о том, что Павко сам ещё не знает, что портал повреждён, или что обнаружилось это недавно и гонец ещё не доехал. Ну, или гонец сгинул в болотах, попавшись нежити или троллям. Такое тоже бывает.
   Иржи на всякий случай заглянул в Торопец. Там потерявшаяся троица не отметилась. Он прошёлся по миру демонов, прикинул, куда они могли ещё податься. Проверил ближайшие Зрокай и Будаву. В Зрокае они не засветились, а в Будаве, как оказалось, около портала стражи нет. Снег рядом был истоптан множеством ног. Иржи пробежался по городским конюшням и постоялым дворам, однако итог был неутешительным - вчера днём девушку и двух молодых мужчин нигде не видели.
   В столицу Иржи вернулся ближе к полудню. На душе было порядком тревожно. Они могли успеть попасть в Городище. Могли дойти до Будавы, а там податься не в столицу края, а в другое место. Но на душе всё равно скребли кошки.
   Оставалось ждать, когда заработает портал в Городище.
  
   Активность на нужном уровне мелкодисперсного слоя Иржи зафиксировал не там, где говорил ему Голова, а на крестце, посреди которого стояла каменная стела с полустёртым изображением то ли Усира, то ли ещё кого-то. Иржи был одет в штатское и с претензией на нарядность, для полноты образа не стал бриться и немного пропитал ворот котты вином, чтобы сойти за умеренно пьяного. Он постоял, привалившись к стеле, поклянчил у прохожих денег на выпивку, ничего не выклянчил, зато точно засёк, что источником активности является лавка магических безделушек и сувениров. Иржи, пошатываясь, зашёл туда и потребовал денег на выпивку. Лавочник строго приказал покинуть лавку.
   Чётко работает, сразу определил Иржи, точно щуркинский артефакт. Не будь на нём защитного амулета, он бы вымелся из лавки и не вспомнил, зачем заходил. А так...
   Он не стал церемониться: сшиб лавочника с ног, съездил по скуле, бесцеремонно залез к нему под рубаху и сорвал с шеи лазуритовый кругляш. А затем заорал, что это его артефакт и что лавочник его украл. Тот попытался оправдываться, однако Иржи, не разжимая кулака и не давая этим артефакту деактивироваться, сквозь зубы прорычал:
   - Если это не мой, то где ты взял его, падла? Рассказывай!
   Противостоять воздействию собственного артефакта лавочник не смог и выложил всё как на духу. Что покупал его у мага пана Врочицы - на этом имени Иржи едва удержался, чтобы не сплюнуть - за восемнадцать золотых. Когда? Полгода уже как... Нет, а вот откуда его взял пан Врочица, ему не ведомо.
   Напоследок Иржи уверенно заявил, что лавочник врёт и что это его артефакт. Лавочник закивал, Иржи покинул лавку и только на улице убрал добычу во внутренний карман сюрко.
   К вечеру он подобным образом изъял ещё два щуркинских артефакта, причём те уже были эмпатические. На вопросы, где взяли, назвали разных людей, однако один из них точно был посыльным пана Врочицы. Засёк и четвёртый, но активность исходила из богатого особняка одного из членов Городского совета, и Иржи вынужден был отказаться от мысли проникнуть туда.
  
   3.
   Беспорядки начались на третий день, как и предсказывал пан Игнац. В центре города загорелся дом одного из столичных ювелиров. Потом стража приволокла третьекурсника, которого поймала за вбрасыванием в толпу ментальных артефактов. Артефакты были обычными, не особо сильными, но погаными - люди, находясь под их влияниями начинали бесноваться и вести себя неадекватно. Иржи просветил третьекурсника, что за подобные развлечения первый раз его ждут плети. На второй раз к плетям добавится штраф. А если попадётся третий - то поедет уездным магом досрочно. Студент особо не впечатлился, Иржи передал его на расправу, шепнув палачу не щадить.
   Затем взорвали несколько лавок на рынке в Ржепах. Когда Иржи с Алоисом туда пришли, то обнаружили развороченные доски и кирпичи, разбросанные фаянсовые черепки, кровь и три трупа. Иржи попытался было расспросить свидетелей, однако натолкнулся на раздражение и неприкрытую злобу. Горожане - а их набралось десятка четыре - окружили следователей и сжимая кулаки, а кое-кто и ножи, принялись выкрикивать угрозы.
   - Сами взорвали, а теперь якобы расследуете!
   - Сыскной приказ ничего не делает, только нажирается на преступлениях!
   - Взятки берут и преступников прикрывают!
   Ого! Даже так!
   Алоис поморщился и принялся чесать себе плечо. Досадливо скривился и полез под одежду. Иржи гадал - тихомирка у него там или ментальный артефакт, чтобы воздействовать на толпу.
   Воздействие ментального артефакта здесь, кстати, чувствовалось даже без детекторов. Иржи улавливал его всем своим существом и даже радовался, что это обычный, а не щуркинский.
   - Ну что вы, ребятки, - Алоис наконец перестал чесаться и выставил вперёд руки в примирительном жесте. - Каб мы тут взорвали что, мы бы сидели сейчас дома и пили пиво. Ибо как пива хочется - вам не передать. Холодненького, густого, с осадочком...
   Ментальный артефакт, понял Иржи, потому как тихомирка не нуждается в словах. А Алоис внушал толпе посторонние мысли. Другое дело что сейчас одновременно накладывается воздействие двух разноплановых артефактов...
   - Я схожу отлить, - достаточно громко сообщил он напарнику и двинулся в сторону, из которой чувствовал исходящую активность. Толпа, ещё не успокоенная, но уже отвлечённая мыслями о пиве, пропустила его. Иржи завернул за раскуроченный угол лавки, перелез через груду кирпичей и оказался на соседнем ряду. Прошёлся вдоль бревенчатого прилавка, присел и, натянув на руку рукав котты, вытащил из простенка каплевидный лазурит. Прислушался к нему и деактивировал.
   Мгновенно перестало сдавливать голову.
   Когда Иржи вернулся к Алоису, толпа уже успокоилась, перестали звучать обвинения в адрес Сыскного приказа, зато стали раздаваться призывы сходить в корчму и выпить пивка. Алоис согласился, что идея прекрасная, он бы и сам сходил с ними выпить, да вот работа, чтоб её... Все нормальные люди гуляют, а им работай, как проклятым... Но, может, добрые люди хотят помочь и рассказать, что произошло?..
   Много свидетели не рассказали. Бабахнуло в лавке гончара, осколками фаянсовых тарелок и чашек, а также кирпичей убило всех, кто был в лавке, то бишь лавочника и двух покупателей. А ошивался ли здесь кто до этого - так сейчас весь город ошивается на рынке. Осмотр лавки тоже мало что дал: осколки лазурита, судя по количеству, двух - и всё. Узнать, кто и когда их здесь оставил, не представлялось возможным: артефакты полностью разрушились, и определить, чем именно они были, уже было нельзя. Оставался только ментальный артефакт, найденный Иржи, можно было снять с него магический почерк и хотя бы предположить, кто был его автором. Но узнать, тот же самый маг создал взрывалки для гончара или другой - увы.
   - Тебя ничего не настораживает? - поинтересовался Алоис у Иржи, глядя, как стражники уносят трупы.
   - Сила взрыва, - признался он, присаживаясь на край полуразрушенной стенки. - С двух взрывалок так разнести лавку - это уровень королевского мага.
   - Вот и меня это пугает, - признался Алоис. - Обычно подобным грешат раздолбаи-студенты. Если же за такое взялся королевский маг - это уже политика...
  
   4.
   Утром четвёртого дня Иржи, заглянув в очередной раз в мир демонов, увидел, что портал в Городище наконец-то заработал. Иржи в размытом сумраке уже почти дошёл до него, как вдруг сообразил, что он идиот.
   Мнишек-то маг, и его отсвет должен быть виден из мира демонов!
   Иржи нашёл место, откуда можно было рассмотреть всё Околье, и с облегчением увидел, что отсветов там в самом деле три. Один в Городище, один ближе к Драконьим горам и ещё один примерно между ними со смещением к западу. Однако...
   Однако слишком ярким был этот третий отсвет. Мнишек должен отсвечивать примерно как Вито. А этот сиял так же, как Павко. Разве что Дече, может быть, немного светится, и вместе с Мнишеком они и создают отсвет, который кажется ярким?
   А если это не Мнишек с Дече, а тот самый неведомый маг, который клепает щуркинские артефакты?
   Павко заставил забеспокоиться сильнее. Когда Иржи зашёл к нему и спросил, была ли здесь Энха с приятелями три дня назад, он криво покачал головой и ответил, что нет.
   - Ко мне не заходили, - уточнил он, неловко закрепляя в тисках деревянную заготовку для ложки. - Но если у них поджимало время, нужное на дорогу, они могли и не зайти. Поспрашивай лучше стражу и на конюшнях.
   Опрос стражи заставил Иржи встревожиться окончательно. Три дня назад Энхи здесь не было. И вообще последние три седмицы её здесь не было. И в последние седмицы две из портала никто не выходил - он виден от ворот, и если из него кто-то появляется, это видно.
   Иржи вернулся к Павко и спросил, есть ли другие пути в Околье в обход Городища.
   - Можно от Будавы на Вирейку пройти, - он почесал единственной рукой седеющую бородку. - Но дорог там толком нет, и займёт это что на конях, что хорошим шагом дня три-четыре... Да ты не дёргайся, хлопец, подожди. Они или скоро найдутся, или месяца через два мы узнаем, что где-то объявились три нави с демонами девятого ранга.
   Иржи с трудом заставил себя не прибить Павко на месте. Удержало только понимание, что бить калеку - как-то не по-человечески. Но обнадёжило то, что третий магический отсвет он видел как раз в стороне Вирейки. Могла ли это в самом деле быть пропавшая троица?
   Однако когда он шёл по миру демонов назад в столицу, то обнаружил, что третьего магического отсвета в стороне Вирейки больше нет.
   Если это была пропавшая троица, значит, погиб Мнишек и, возможно, Дече. Если это были не они, то где тогда они? У Энхи и Мнишека защитные амулеты точно есть. Они должны были дойти до выхода хоть куда...
  
   Второй взрыв прогремел, стоило лишь Иржи вернуться в столицу. Погиб на этот раз ювелир. И в этот же день Иржи начал чувствовать, что ситуация в городе выходит из берегов. Пожары уже полыхали по всему центру и временами даже на окраинах. На Верхнем рынке, куда сносили все неопознанные трупы, их становилось всё больше. Одного из следователей толпа зажала в тупике и принялась избивать только за то, что их взбесила его форма. Он со сломанной рукой сумел всё же уйти крышами, однако с этого момента следователи поняли, что выходить в город отныне нужно только в штатском. В другом месте другая толпа разгромила лавку ещё одного гончара.
   - Смотри, - сказал пан Отокар, показывая Иржи копию реестра столичных жителей. - Бронек-гончар - это тот, кого взорвали на Ржепах. Пан Веселы - ювелир, которого взорвали на Грае. Дража-гончар - его толпа разгромила сегодня.
   - Все они живут, - понял Иржи, - в районе Колодейе...
   - И соответственно, - подтвердил пан Отокар, - ходят под его светлостью графом Понятко.
   Следователи посмотрели друг на друга.
   - То есть кто-то, - мрачно покивал Иржи, - пользуясь беспорядками, решает свои... проблемы.
  
   Вечером он, пока не стемнело, успел метнуться порталом в Мглин - мало ли Энху понесло домой. Однако и книга учёта выходивших из портала, и родители Энхи не оправдали его надежд - её здесь не было. И третьего магического отсвета над Окольем тоже не было.
   Вернувшись к столице, Иржи погнал коня к имению герцогов Нетвальских, находившееся в пяти вёрстах от столицы, и молясь, чтобы Горимир был там, а не на приёме во дворце. Горимир был там. Он, одетый в праздничный камзол, неспешно спустился к нему по парадной лестнице и величаво склонил голову в ответ на поклон Иржи. Затем важно пригласил его в кабинет и только там отбросил светскость.
   - Что-то случилось? - спросил он, обмениваясь с ним рукопожатием.
   Иржи вкратце рассказал, что не может найти следов Энхи, Мнишека и Дече и спросил, не говорил ли ему Мнишек о своих планах. Горимир покачал головой.
   - Нет. Я ничего о нём не слышал с первого дня гуляний. Из студентов видел только Татуню на набережной около королевского моста.
   - У него ведь защитный амулет есть? - уточнил Иржи.
   - Да, конечно, - рассеянно кивнул Горимир. - Но если ты говоришь, что он был без вещей, то он должен был вернуться... Знаешь, иди, выезжай за ворота и жди меня там.
   Уже стемнело, когда Горимир на тонконогом вороном арабеске выехал из ворот поместья. На парадный камзол он накинул плащ. Они подняли коней сразу в галоп, правда, на подъезде к столице пришлось перейти на шаг, потому что возвращались с кладбища похоронные процессии. В университете Горимир зашёл в комнату, которую Мнишек делил с Лешиком и который уже спал, вежливо извинился за беспокойство, зажёг магический светлячок и внимательно осмотрел вещи Мнишека. А затем вытащил из сундука каплевидный лазурит на цветном кручёном шнурке.
   - Он не брал свой защитный амулет, - тревожно посмотрел на Иржи Горимир.
   А брала ли Энха свой?..
   В библиотеке Иржи пробыл долго. Неактивированный артефакт засечь невозможно, но иногда маг может почувствовать артефакт, который изготовил сам, тем более сложный, двухслойный и на нестандартных рунах. Иржи знал теоретически, как это делать, но никогда не пробовал, а потому простоять, чтобы вычленить нужные магические токи, пришлось долго. И когда он выгреб из-за поставца в верхней гостиной запыленные осколок разбитой чашки, плетёный кожаный браслет и свой же амулет, он почувствовал, что у него обрывается сердце.
   Мнишек и Энха вошли в мир демонов без защитных амулетов. Портал в Городище, скорее всего, уже не работал, раз они в нём не вышли. В Польнике он тоже не работал. Времени дойти до какого-либо другого города им просто могло не хватить...
  
   5.
   Ещё на следующий день одна толпа разгромила лавку менял, другая сначала склады в порту, а потом пошла громить лечебницу, крича, что там не лечат, а калечат. Сбежалась относительно адекватная, но злая стража, подтянулись горожане, у которых ещё не окончательно поехала крыша, и началась бойня. Следователи и маги с тихомирками и ментальными артефактами для успокоения прибежали, когда площадь уже была залита кровью и валялось несколько трупов. Толпу кое-как уняли, раненых перевязали, трупы начали уносить.
   - Здесь работал щуркинский артефакт, - мрачно сообщил Иржи коллегам, когда всё закончилось. - Я успел его засечь. Когда мы пришли, его деактивировали. Знал, сука, - процедил он, - что иначе найдём!
   - Ты трупы видел? - спросил его Шимек.
   Иржи вопросительно посмотрел на него и молча пошёл в мертвецкую при Сыскном приказе, куда снесли все четыре трупа. Трое из них были неведомыми горожанами с разбитыми головами. А вот четвёртый был одет гораздо лучше, хотя и не сказать, что сильно богато, и в нём Иржи признал пана Никифа - одного из университетских магистров. И убит он был не ударом по голове, а ножом в почки.
   Конечно, в разъярённой толпе всё могло быть, но уж сильно эта рана отличалась от остальных ран, которые получили люди в этой свалке...
   Пана Никифа Иржи прекрасно знал, хотя в упор не мог вспомнить, какой предмет он им преподавал. Все предметы в университете пересекались, были такие, которые назывались по-разному, а учили там одному и тому же. К тому же пан Никиф редко вспоминал о теме занятий, а предпочитал рассказывать о своих похождениях по дворцовым фрейлинам и заигрывать со студентками. Был добродушным и любил выпить. И кому он мог помешать?
   А если вспомнить портал в университете на праздник Жертвы Инпу и гибель восьми магистров. Пан Геза тогда предположил, что кто-то хотел занять место магистра, но вакантных мест не было, вот он и освободил эти места таким образом. Новых магистров набрали, но... Мало ли ещё кто-то вдохновился опытом?
   Иржи пошёл к голове Приказа, рассказал про пана Никифа и спросил, выяснил ли он что-нибудь интересное по новым магистрам.
   Пан Геза отложил перо, промокнул написанный лист промокашкой и пригладил седые усы.
   - Ректор взял семь новых магистров... - начал было он.
   - Взятка с каждого нового магистра составляла от пятидесяти до семидесяти золотых денариев, - кивнул Иржи.
   - Три человека, - пан Геза посмотрел на него, - похоже, действовали сами по себе. Два точно являются людьми графа Понятко. Одному граф Понятко ссудил деньги, но на каких условиях - узнать не удалось. И ещё один может быть с ним связан, но может быть и нет.
   - Граф Понятко... - пробормотал Иржи.
   Член и Королевского совета, и Городского, и сам маг. Держит в узде весь район Колодейе - это его ювелиров сейчас активно громят...
   - Зачем ему это надо?
   Пан Геза потёр усталые глаза:
   - Ректор, - он снова посмотрел на Иржи, - пан очень непростой. Его матушка была одним из лучших королевских шпионов, а братец держал агентурную сеть и был в курсе многих скелетов в шкафах у знати. Братец этот почил в бозе около полугода назад. Возможно, братец снабжал кое-какой информацией и ректора - некоторые данные на это указывают. И возможно, графу Понятко нужна эта информация, и через своих людей он хочет выяснить, где она.
   - Зачем такие сложности, если можно просто захватить и пытать? Он редко выходит из своего имения, но всё же выходит. И подловить его, уничтожить охрану, захватить его самого - небольшая проблема. А там пытки, ментальные артефакты - и он всё выложит.
   - Ректор, - усмехнулся пан Геза, - светлый маг. Не истинно светлый, но с тёмной магией ему работать тяжело.
   - А светлые маги, - с разочарованием понял его Иржи, - могут обезболить сами себя, так что пытки теряют смысл, и обычно устойчивы к ментальному воздействию, так что он может противостоять и ментальным артефактам... Но можно взять щуркинский...
   - Возможно на это и расчёт: войти в доверие и под кружечку сливовицы со щуркинским артефактом выяснить всю нужную информацию... Но, Иржик, это только предположения. Как на самом деле - данных слишком мало, чтобы строить конкретные гипотезы...
  
   В этот же день толпа разгромила поместье маркиза Матейки - богатого владельца портовых складов, который снабжал деньгами - небескорыстно, понятное дело - многих членов Городского совета. Люди, разъярённые поднятием арендной платы за пользование портовыми складскими помещениями, ворвались в его дом, разгромили и сожгли. Сам маркиз с семьёй успел бежать, а вот слуг погибло много. Следователи успели затесаться в толпу и засекли воздействие щуркинского артефакта, однако ни вычислить, у кого он был, ни тем более изъять - нет.
   Из Салашки вытащили богато одетый труп, в котором опознали члена Городского совета. Ещё одного обнаружили повесившимся без следов физического воздействия.
   - В столице идёт передел власти, - пригладил седые усы голова Сыскного приказа.
   - И впереди ещё два дня гуляний, - буркнул пан Игнац. - Успеют и переделить и перепеределить.
   Вечером, когда стемнело, Иржи прошёлся по набережной Салашки напротив дворцового острова. Там прогуливалась нарядная толпа в ожидании фейерверка, который запускали каждый вечер. Здесь действовали эмпатические артефакты успокоения и расслабленности, потому что королю не нужны были погромы и разъярённая толпа. Сзади неярко светились окна особняков и богатых домов состоятельных горожан, под ногами лежала чёрная гладь реки, а впереди сиял магическими огнями королевский дворец. Весь остров представлял собой высокий холм, и на этом холме и возвышался резной мраморный замок, щедро украшенный барельефами и лепниной, с ажурными балконами, высокими шпилями. Через Салашку к нему вёл широкий каменный мост, украшенный скульптурами богов и героев, по нему проезжали богатые экипажи; с набережной было видно, как гости поднимались по широким, ярко освещённым лестницам...
   А если опустить голову, видно, как по тёмной глади воды медленно плывёт труп...
   И где Энха, неизвестно... Не может быть, не может, что её уже нигде нет!..
   И в это время небо рассветилось яркими разноцветными огнями: они загорались, гасли, вновь загорались, двигались, складываясь в сложные узоры...
   Иржи посмотрел на труп, плывущий по реке, оглянулся назад, рассмотрел зарево пожара в паре кварталов от набережной, вспомнил трупы на Верхнем рынке, вспомнил Энху, сплюнул и пошёл домой.
   А в Сыскном приказе пан Отокар, встреченный им в коридоре, ни слова ни говоря, тихо подтолкнул его к кабинету Головы. Иржи, чувствуя, что ему всё равно, пошёл за ним. В кабинете уже сидел Алоис.
   - Есть? - коротко спросил пан Геза. - Что ж, Иржи, закрой дверь, и начнём.
   Иржи послушно закрыл дверь и сел рядом с Алоисом на скамейку, покрытую толстым мягким покрывалом. В кабинете ставни окна были закрыты, на столе горел довольно яркий магический светильник.
   - Значицца, так, панове, - негромко заговорил Голова, пригладив седые усы. - В столице знать решает свои проблемы, используя для этого массовые беспорядки. У нас впереди ещё два дня гуляний. За это время нам надо успеть под шумок решить одну нашу проблему.
   - Графа Понятко? - равнодушно спросил Иржи.
   - Граф Понятко нам пока не по зубам, - с сожалением покачал головой пан Геза. - Да и чего-либо конкретного против него нет... Нет, нам нужен пан Врочица, который снабжает щуркинскими артефактами лавочников.
   Следователи сильно задумались. Пан Врочица был личным магом графа Нетребко и жил в его особняке. Пытаться проникнуть в особняк тайком нечего было и думать - засекающих артефактов там напихано на каждом проходе и на каждом окне: чуть чихнёшь - хозяин уже будет знать... Вариантов напрашивалось два. Самый грязный из них - это брать щуркинский артефакт и поднимать толпу громить особняк графа Нетребко, а под шумок похитить пана Врочицу. Но это будут трупы невинных людей, чего очень сильно не хотелось. А к тому же у мага наверняка припасена парочка тихомирок, так что даже если толпа и ворвётся в особняк, там быстро сдуется. Второй вариант - тем или иным способом выманивать пана Врочицу из особняка...
   - А какая у графа Нетребко есть недвижимость в столице? - поинтересовался пан Отокар.
   - Арендует склады в порту, - принялся перечислять пан Геза. - Владеет несколькими лавками на рынке в Летнянах. Мастерских, которые бы работали на продажу, у него нет - они в других городах.
   - Он должен ездить на приёмы во дворец, - равнодушно заметил Иржи.
   - А склады не так уж и далеко от дворцового моста... - подхватил Алоис.
   - Пан Врочица с графом на приёмы не ездит...
   - Но если граф прикажет ему ехать или вызовет...
  
   6.
   Подготовка к операции заняла весь следующий день. Обстановка в столице продолжала накаляться, пылали дома и склады, сгорело два торговых кнорра. Толпа разгромила несколько лавок менял. То тут, то там случались поножовщины, на Верхнем рынке трупов меньше не становилось. Тех, кого опознавали родичи, забирали, а на их место приносили новые. Храмам запрещено было звонить заупокойную, потому как положено было гулять и веселиться по поводу рождения принца, а потому похоронные процессии одна за другой шли под заздравный звон колоколов. Иржи засёк и изъял ещё один щуркинский артефакт: толпа, подгоняемая призывами громить ювелиров уже направлялась в ювелирный квартал и попалась ему на глаза. Он внедрился в неё, вычислил носителя артефакта, бесцеремонно оглушил его магией и выволок в первый попавшийся узкий проулок. Там несколько раз раздражённо приложил головой о стену, отобрал артефакт и, от души врезав в челюсть, спросил, где он его взял. Для ускорения процесса активировав ментальный щуркинский артефакт, который носил с собой. Запевала оценил неадекватное состояние Иржи и понял, что его лучше не злить, а потому поспешно рассказал, что его сюзерен - граф Млодек, а ювелирные мастерские принадлежат маркизу Валенте. Его сюзерен тоже владеет ювелирными мастерскими и решил немного расширить свой рынок, понятное дело, за счёт конкурента. Где взял артефакт? Ими снабжает пан Врочица, дерёт баснословные деньги. Но артефакты зело удобные, действуют незаметно, а потому за них платят. Где берёт пан Врочица? Он, ясное дело, не говорит. Когда-то маг по имени Леош проследил за ним, даже сам вышел на того мага, что делает эти артефакты, но он не прожил после этого долго.
   Запевалу хотелось убить, чтобы выплеснуть на нём свои боль и злость, но Иржи удержался. Он вырубил его, обыскал, вытащил всё мало-мальски ценное, чтобы сошло за уличное ограбление, и поспешил покинуть проулок.
   Толпа, кстати, не подбадриваемая артефактом, сдулась: немного поломилась в двери, поколотила по стенам и разошлась. Иржи бросил награбленное за первым же поворотом и двинулся к складам.
  
   7.
   Операция прошла без сучка и задоринки. Безуха, переодевшись поддатым матросом и вооружённый ментальным щуркинским артефактом, ближе к вечеру принялся зазывать толпу зевак громить склады. Несколько других следователей, переодетых стражниками, попытались толпу образумить и начали ей угрожать расправой. Толпа заводилась, стражники зверели, кто-то из приказчиков помчался в особняк графа с сообщением, что собираются громить склады с шёлком. Прискакал пан Врочица в сопровождении слуги, когда кирпичную стенку одного из складов уже проломили каким-то бревном и в ярости топтали и рвали дорогие шелка. Стоило ему спешиться, как Иржи от души тайком угостил его обездвиживающим заклинанием, а когда он рухнул на землю, принялся бить ногами, а затем, громко крича: Долой всех магов! потащил к реке. Ему бросились помогать. Обездвиженного мага подтащили к берегу, укрепленному здесь камнем, и швырнули в воду. Там его уже поджидал Алоис, который живенько подхватил его, пока он не успел утонуть, и, прикрываясь берегом, отволок подальше. В камышах выволок на берег, ещё разок всадил обездвиживающее заклинание, скрутил руки за спиной, обыскал на предмет амулетов и артефактов, изъял что нашёл, сунул в рот кляп, с помощью подоспевшего пана Отокара закрутил в саван, и они понесли труп в мертвецкую.
   В это время слуга, увидев, что остался без мага, поскакал за стражей. Стража прибыла, в толпу кинули призыв разбегаться, толпа, послушная воздействию ментального артефакта, разбежалась, и на этом всё закончилось.
   Пан Врочица предстал перед головой Сыскного приказа в одних подштанниках, обысканный тщательнейшим образом и со скрученными за спиной руками. Для большей сговорчивости ему на шею повесили один из щуркинских артефактов, способствующих лучшей послушности. Сам пан Геза был вооружён ещё одним щуркинским артефактом, внушающим желание отвечать на заданные вопросы.
   - Ну что ж, пан Урмислав Врочица, - заговорил пан Геза. - Я не буду врать - живым ты отсюда не выйдешь. Ты это понимаешь и сам. Но коли ты выкладываешь всё, что знаешь, ты умираешь быстро и почти безболезненно. Коли же решишь артачиться и у тебя хватит на это воли - у нас есть штатный палач, он же мастер пыточных дел. Умирать в таком случае ты будешь долго и больно, как умирали заложники, которых ты убил два года назад, когда бунтовали ткачи. Выбор за тобой.
   Пан Врочица посмотрел на него исподлобья.
   - Что тебе надо, сыскарь? - мрачно спросил он.
   Даже без ментального воздействия перспективы он осознавал.
   - Где ты брал вот такие артефакты? - он показал ему один из щуркинских артефактов.
   - В Околье живёт маг, который их изготавливает.
   - Что за маг?
   - Имени его не знаю. Он не назвался.
   - Как выглядит?
   - Невысокий, коренастый, волосы тёмные, до плеч. Усы, небольшая борода. Лет тридцать-сорок.
   - Особые приметы?
   Пан Врочица исподлобья глянул на него:
   - Ты про уши, сыскарь? Не знаю. Я видел его один раз. На голове была шапка. Мои посыльные с ним встречались. Тоже был в шапке или клафте. Я тоже думал, что это Желда Хойничек. Но я не знал его в лицо. Портрет видел. Но на портрете он бритый. Поэтому не могу сказать, он это или нет.
   Невысокий, коренастый, темноволосый, лет тридцати-сорока. Совпадает и возраст, и внешность. Только вот невысоких, коренастых и темноволосых мужчин в Околье пруд пруди. Это в Мораве волосы в основном русые, а Околье всегда больше тяготело к Магьяре, а магьярцы смугловаты и темноволосы. Вот и в Околье тёмные волосы встречаются сплошь и рядом.
   - Другие особые приметы? Внешности, речи, поведения?
   Пан Врочица на некоторое время задумался, затем пожал плечами:
   - Не заметил ничего особенного.
   - Как он изготавливал эти артефакты?
   Пан Врочица посмотрел на него с сарказмом:
   - Он не идиот. Он этого не сказал.
   - И ты не пытался повлиять на него ментально? Или применить пытки?
   - Когда-нибудь я собирался словить его. И пытать. Но не успел.
   - Где именно вы с ним встречались?
   - Заброшенный хутор, шесть часов не доезжая до Вирейки.
   Не доезжая до Вирейки... Иржи вспомнил, что третий магический отсвет три дня назад он видел именно в стороне Вирейки.
   - Когда происходят встречи?
   - Как договоримся. При встрече он передаёт артефакты, мой посыльный передаёт деньги и следующее задание.
   - Когда состоялась последняя встреча?
   - Пятнадцатого просинца.
   А сегодня двадцать второе. Три дня назад третий магический отсвет и был примерно в районе Вирейки. Если он принадлежал магу, создающему щуркинские артефакты, то можно было бы предположить, что он ушёл в Магьяру или Суони, да только он исчез буквально через час. За час добежать до Магьяры или Суони невозможно. Значит, замаскировался.
   - Когда назначена следующая встреча?
   - На двадцать четвёртое сушеца.
   - Сколько артефактов ты получил от него?
   Пан Врочица на некоторое время задумался.
   - Около тридцати. Было бы больше, но двое моих посыльных не вернулись. Где они - не знаю.
   - Кому ты продавал артефакты?
   Пан Врочица начал перечислять, и вот тут вылезло, что он причастен не ко всем щуркинским артефактам в столице. Какие-то следователи уже конфисковали, о каких-то не знали. Но от некоторых пан Врочица открестился и заявил, что тем людям он не продавал. В том числе не продавал эмпатические артефакты под видом защитных студентам магического университета. И предположить бы, что их кто-то перепродал, да только когда пану Врочице показали рунную сетку одного из таких защитных артефактов, он заявил, что таких он точно не заказывал. И точно не привозил.
   - Помимо меня, сыскарь, двое магов пытались возить из Околья артефакты. В живых их уже нет. Мой посыльный передавал, что окольский маг оговорился, что у него ещё кто-то берёт артефакты. Но кто - не знаю.
   Допрос длился больше часа. Потом за паном Врочицей пришёл палач и увёл его в подземелья; оттуда чуть позже два стражника перенесли обезглавленное тело в мертвецкую. Там ему грубыми стежками пришили голову, обезобразили огнём лицо, завернули в саван, подписали, что это Вацек-гончар и положили в ряд из пяти других трупов, которые утром следовало похоронить. Одежда его была сожжена в печи, все артефакты переданы Макареку и, за исключением щуркинских, расчарованы.
   - Мне это очень сильно не нравится, - хмурясь, заметил пан Геза.
   - У нас ещё есть граф Понятко, - напомнил пан Отокар. - Он как-то тоже привозил из Околья щуркинские артефакты. Возможно, он и есть тот второй, кто берёт артефакты у окольского мага.
   Следователи посмотрели друг на друга. Граф Понятко владел мастерскими и лавками в столице и за её пределами, входил в Городской и Королевский советы, организовывал подпольные гладиаторские бои и был магом. Его имение в столице охранялось... очень хорошо. И выманить и убить графа - это не то же самое, что выманить и убить простолюдина, пусть и графского мага.
   - Надо будет за ним поплотнее проследить, - пан Геза пригладил седые усы. - И постараться определить, на что он использует свои щуркинские артефакты.
  
   Иржи сидел у себя в комнате в темноте и пытался пить. Хотелось, однако, не пить, а стучать кулаками и кричать, или выбежать на улицу и кого-нибудь избить или убить. И при этом в глубине что-то отказывалось верить, что Энха не смогла выйти из мира демонов. Что осталась там. И что месяца через два нужно ждать появления трёх навей с демонами девятого уровня. Мозг отчаянно перебирал варианты, куда она могла деться, и упорно цеплялся за мысль, что всё же смогла дойти до Будавы, а там направилась куда-нибудь пешком, не заглядывая в саму Будаву.
   Почему он такой идиот и не догадался в самый первый день посмотреть лишние магические отсветы в Околье и ближайших к нему краях! Да и три дня назад тоже мог не зацикливаться на одном Околье и посмотреть шире!
   Ни сидеть в комнате, ни пить не хотелось совершенно. Иржи натянул сюрко, набросил на голову капюшон и пошёл бродить по городу. Однако город вызывал только раздражение и желание спалить его к демонам собачьим. К тому же, несмотря на темень, местами ещё встречали горожане, пьяные и раздражённые. Один из них попытался угрожать ножом. Иржи выкрутил ему из сустава руку и с наслаждением отметелил так, что мужик, подвывая и держа вывернутую руку, сбежал. Иржи прогулялся по самым злачным местам в надежде, что на него ещё кто-нибудь нападёт, однако то ли горожане устали от постоянной поножовщины, то ли чуяли, что он не беззащитен, но его никто не тронул. Он дошёл до северных ворот, там предъявил медальон Сыскного приказа, и его выпустили из города.
   И только оказавшись в пригороде, он подумал, а зачем он сюда шёл. Но в город, в смрад крови, гари и нечистот, которые за время выходных никто не убирал, возвращаться не хотелось, и поэтому он бесцельно побрёл по дороге, на которой снег уже был утоптан сотнями ног. Миновал расшатанный мостик через один из притоков Салашки, прошёл мимо кладбища Потерянных Душ. Там кто-то шуршал, но Иржи не стал ни заглядывать, ни даже применять поисковое заклинание, чтобы выяснить нежить это или мародёры. Небо было звёздным, однако с запада постепенно наползали тяжёлые тучи. Иржи остановился и какое-то время смотрел на них. Всю седмицу природные маги держали над столицей хорошую погоду, разгоняли тучи и унимали ветер, и солнце и штиль Иржи уже ненавидел всеми фибрами души. Он знал, что королевских магов просили подтянуть тучи и наслать ветер, и чтобы охладить головы буйных горожан, и чтобы выдуть застоявшийся смрад и смыть кровь с мостовых. Но те на все просьбы отвечали лишь, что без позволения короля не могут этого сделать, а король приказал, чтобы была хорошая погода. А сегодня последний день гуляний, и тучи уже никто сдерживать наконец-то не будет.
   Иржи брёл и брёл, сам не зная, куда по каким-то просёлочным дорогам, через заснеженные поля, виноградники, сады и мелкие лесочки. Смотрел на обнесённую крепостными стенами столицу, на остроконечные шпили на фоне пока ещё звёздного неба, а на душе было пусто и тоскливо...
   А потом он поймал себя на том, что идёт уже совсем непонятно куда, причём он даже не помнил, как здесь оказался. Эмоций это никаких не вызвало. Он осмотрелся, увидел позади себя шпили столицы. Вокруг в свете луны и звёзд можно было рассмотреть чахлый лесочек, местами переплетённый виноградными лозами. Среди деревьев Иржи различил и остатки какой-то кирпичной стены. Как-то совершенно отстранённо он подумал, что здесь раньше, похоже, был виноградник, и вдруг обнаружил, что вокруг больше нет ни лесочка, ни каменной стены, что небо уже затянуто тучами наполовину, шпили столицы видны справа и гораздо дальше, а сам он стоит на берегу какого-то замёрзшего пруда посреди сухой осоки и камыша.
   Иржи проморгался и потряс головой, пытаясь осознать, что происходит. Он же не пьян, по крайней мере не пьян настолько, чтобы выпадать из реальности. Или он на самом деле спит у себя в комнате, а это ему снится?
   Шорох впереди в камышах не вызвал никаких эмоций, как и медленное появление оттуда размытого человекоподобного существа. Оно имело длинные тощие ноги, такие же тощие руки и непропорционально толстое тело. Голова вроде как была, но рассмотреть её Иржи не мог: вроде и не плыло перед глазами, но в то же время голова существа как-то расползалась и взгляд на ней не фокусировался. Существо замерло напротив, и Иржи отстранённо подумал, что месяца через два он будет стоять перед таким же существом, которое раньше было Энхой...
   Мысль об Энхе кольнула тоской и внезапно выдернула к реальности. Иржи осознал, что за существо перед ним; рука сама метнулась под сюрко и сжала защитный амулет.
   Наваждение исчезло, мир перестал казаться сном. Иржи чётко осознал, что происходит. Равнодушие сдуло как ветром.
   Всего в паре вёрст от столицы он стоял лицом к лицу с опаснейшим из видов нежити - навью, которой управлял демон девятого ранга. Когда-то это был человек, который вошёл в портал и не вышел из него. Умер там, и его тело захватил демон. Сейчас он полностью трансформировался и вернулся в мир людей, чтобы обращать их в нежить.
   Против нави всегда выходят двое магов, обвешенных защитными и атакующими амулетами. Сейчас Иржи был один, и из амулетов у него был только защитный.
   В голове потянуло, словно бы извне пришла мысль, что можно не сопротивляться: умереть сейчас - и не придётся всю оставшуюся жизнь жить с тоской по Энхе...
   Он яростно сжал амулет, так что стало больно ладони, и сунул его под рубаху. Нет, сука, не возьмёшь! Сдохну когда-нибудь, но не сейчас и не от твоих демонских штучек!
   Он хватанул магии...
  
   Глава 25. Энха. Уасет
  
   Энха, Дече и Мнишек вывалились из портала, уже ничего не видя перед собой, скатились по каменным ступенькам постамента, плюхнулись в снег и начали приходить в себя. А когда пришли, то обнаружили, что сидят на холме посреди редкого лесочка, а сквозь деревья можно рассмотреть толстые крепостные стены города, остроконечные крыши домов и возвышающийся над ними прямоугольный, окружённый колоннами храм, увенчанный шпилем.
   Что-то на Торопец это не просто не похоже, а совсем не похоже.
   - Будава, - констатировал Дече.
   Энха уселась поудобнее на каменную ступеньку постамента, сорвала травинку, видневшуюся из-под нетолстого слоя снега, и принялась её грызть.
   Войти в портал второй раз и попытаться добраться до Торопца или, лучше, Польника? Потому что брать коней и ехать верхом - за два дня до Торопца они доберутся. Может быть, смотря насколько проторены здесь дороги. А потом ещё три дня до Крутицы - и сразу отправляться назад? Как-то так себе план.
   Или...
   - До Уасета через Магьяру можно ведь добраться?
   Взгляд Мнишека посветлел.
   - Можно я с вами? - попросил он.
   Энха и Дече посмотрели на него, потом друг на друга, потом опять на него. Они собирались в дорогу, хоть и в другое место, и у них с собой были тёплые плащи, фляги, ножи и деньги. А Мнишек с пустыми руками, а из тёплой одежды - лишь стёганое сюрко.
   - Пошли, - пожала плечами Энха. - Только я раньше добиралась до Уасета через Околье. Через Магьяру дороги не знаю.
   Дече ничего не ответил, встал, подобрал свой заплечный мешок и принялся спускаться с холма, оскальзываясь на снегу. Причём в сторону, противоположную от Будавы. Энха и Мнишек с сомнением переглянулись, но последовали за ним.
  
   На дорогу ушло два дня. Сначала низкорослые магьярские кони донесли их от Будавы до Пешвы - маленького уездного городка недалеко от границы с Окольем, где путники заночевали на тёмном постоялом дворе под унылые звуки волынки кого-то из постояльцев. Энха попыталась найти проводника до Уасета, но все открещивались и их отговаривали, мол, в горах нечисть, дни стоят пасмурные, и некоторая особо борзая нечисть и днём вылезает. Правда, указали на отдалённый хутор, от которого до Уасета было уже рукой подать. Энха, Дече и Мнишек пешком по бездорожью и под снегопадом добрались до него к вечеру, к счастью, так и не встретив нечисти. Хутор представлял собой четыре жилые мазанки с тёсовыми крышами и множество бревенчатых хозяйственных строений. Всё это было обнесено добротным частоколом, а на один из кольев был насажен череп мроя. Гостям отворили ворота, и все жители хутора, видевшие новые лица от силы пару раз в год, высыпали на них поглазеть. Как прикинула Энха, жило здесь человек пятнадцать, однако только пятеро из них были мужчинами, причём троим из этих мужчин было меньше восьми лет. А потому, когда гостей отогрели, накормили и выслушали последние новости, Энху почтительно спровадили ночевать в другую мазанку, а Дече и Мнишека взяли в оборот девушки...
   Утром они оба были потрёпанными, помятыми, не выспавшимися, зато вид у них был довольный, как у котов, нализавшихся панской сметаны. Энха похихикала и спросила, может, она сходит на Уасет одна, а они тут отдохнут. Хуторские девушки было обрадовались, Дече и Мнишек заметно заколебались, однако всё же пошли с Энхой.
   Снега здесь было мало, и до Уасета в самом деле оказалось рукой подать: стоило им обогнуть хребет, поросший тёмным еловым лесом и с лысой макушкой, как их взорам открылась высокая гора с террасированными склонами. Южный её склон был более пологий, северный более крутой, однако ровность террас поражала: словно бы всю гору отмерили по линейке и не согрешили ни на вершок. Вершина скрывалась за пеленой серых облаков, внизу террасы были почти полностью разрушены корнями деревьев, однако чем выше, тем леса становилось меньше, и тем целее были террасы.
   И каждая терраса подпиралась не просто стенкой, а на каждой стенке были высечены барельефы. Многие из них были разрушены, раскрошились от времени и непогоды, но другие стояли уже не менее тысячи лет.
   Священная гора эльфов... Может быть, здесь найдётся подсказка, как оживить недоамулет Анахиты... да и другие эльфийские артефакты...
   Пожилая хуторянка, провожавшая их, попрощалась и ушла назад, а Энха, Дече и Мнишек принялись взбираться наверх по единственной лестнице. Лестница эта, уже много где разрушенная, имела смешанную кладку: местами эльфийские фигурные блоки с выбитыми на них рунами, местами блоки без рун, местами рваный валунник, на которых нет-нет, а тоже проскакивали руны, только вытесанные уже человеческой рукой.
   - Я наверх, - сказал Мнишек, светло глядя на вершину горы. - Там место силы.
   Энха и Дече кивнули. Сейчас места силы интересовали их меньше, чем барельефы.
   С барельефов того храма, куда водил их Мнишек в столице, Энха помнила, что магия, которой эльфы наполняют руны, на них изображена по-разному. Где-то короткими штрихами, где-то длинными, где-то толстыми, где-то тонкими, где-то ровными, где-то извилистыми. Если посмотреть, при создании каких артефактов какая магия используется, может, в дальнейшем меньше придётся тратить времени на подбор нужного потока.
   Они с Дече пролазили по горе до вечера. Энха тщательно зарисовывала все сюжеты, где эльфы создавали артефакты. Была серия изображений, где Изис создаёт свой жезл, с полверсты тянулось повествование, как Акеру создавал свои акерау и втыкал их около прорех. Ещё в одном месте Энха нашла изображение похожего артефакта, только с другими рунами, который Бенну тоже втыкал в землю под прорехой. Судя по следующим изображениям, этот артефакт то ли поглощал тёмную магию, то ли закрывал прореху. Энха перерисовала руны и зарисовала схематическое изображение магии и вздохнула: артефакт полезный. Только вот вырезался он, как и амулет Анахиты, из дерева, и только потом напитывался магией.
   Вот, казалось бы, небольшая разница: то ли сначала вырезать артефакт из дерева, потом превратить его в камень и только потом напитать магией, то ли заготовку сначала превратить в камень, потом вырезать на ней руны и напитать их магией. И в том и в другом случае один и тот же нерех-камень напитывается магией. А вот на собственном опыте Энха убедилась, что разница есть: когда руны были вырезаны в камне, напитать их магией она могла, а когда вырезались в дереве - нет. Хоть и пыталась неоднократно, изменяя поток магии, как только могла. Её недоамулет Анахиты как был немагической подделкой, так ею и оставался.
   Кстати, ни одного барельефа с Анахитой, как она создаёт свой амулет, Энха и Дече не нашли. Отдельно она встречалась: то она разговаривает с Усиром, то надевает на шею раненого Инпу целительский амулет, то высаживает саженец липы, но вот сцен именно создания амулета не было. По крайней мере, на средней части склона.
   Вечер застал Энху и Дече на середине горы. Возвращаться на хутор было поздно, до темноты не успеют. Серые тучи лежали на склонах Уасета, всё вокруг было в тумане, который глушил звуки и закрывал от себя весь мир. Казалось, что есть только несколько саженей террас спереди и сзади, по одной террасе сверху и снизу - а дальше всё прятал туман.
   Полукруглый храм на горе был построен человеческой рукой из всего, что попалось: обломков эльфийских блоков, кирпичей с печатями ещё Романской империи и дикого рваного валунника. Стены и крыша храма были присыпаны землёй и на них росла трава, торчавшая сейчас из-под снега. Вход представлял собой низкое полукруглое отверстие, через которое приходилось пролезать, согнувшись в три погибели. Внутри стены были обмазаны глиной, которую как-то даже исхитрились обжечь, и в этой глине были процарапаны фигуры богов - Усира, Изис, Инпу и Анахиты. Они ещё оставались эльфами, но уже несли человеческие черты: одеяния на них были хоть и короткие, но уже не просвечивающиеся, а у Анахиты из-под клафта виднелась коса.
   А ещё у Анахиты на груди висел её собственный, несколько криво прорисованный амулет иммере-тау.
   Мнишек был здесь. Вид у него был одухотворённый, взгляд совершенно потусторонний, и сам он словно светился. Он даже не понял сразу, когда Энха сказала ему, что уже вечер и пора устраиваться на ночлег. Пришлось повторить три раза, прежде чем до него дошло. Он несколько спустился с небес на землю - по крайней мере взгляд приобрёл некоторую осознанность - и огляделся вокруг.
   - Ночевать в храме нежелательно, - покачал он головой, глядя на порядком потемневшие тучи вокруг. - Слишком сильная здесь магия.
   Энха и Дече посмотрели на него так, что до него дошло, что вечер ещё хоть и не поздний, но дойти засветло до хутора они не успеют. А ходить ночью по незнакомому лесу, где шастает нечисть, - дураков нет.
   Они завалили вход несколькими крупными камнями, лежавшими тут же, и поужинали хлебом с ломтями варёной оленины, которую девушки-хуторянки сунули им перед отходом. Снаружи всё тонуло в серой пелене туч, окутавших вершину горы, сгущалась тьма, далеко внизу выли волки, им подвывал мрой. На склонах и вершине же царила тишина.
   Спалось плохо. Может быть, потому что было холодно, развести костёр было не из чего, а замотанная в тряпицу ялле, которой они с Дече грелись по очереди, не могла согреть их настолько, чтобы уснуть. Мнишек согревал себя заклинаниями, но они тоже держались очень недолго. А может, сказывалась высота, к которой никто из них привычен не был: от неё шумело в ушах и пересыхало в горле. Воды были полные фляги, но пить приходилось по глотку, чтобы не выпить всё и не оказаться до утра без воды.
   Утром, едва рассвело, первое, что они сделали, - это по колено в снегу слезли вниз к речке, отделявшей Магьяру от Околья, основательно напились и набрали полные фляги, а затем вернулись к Уасету. Мнишек снова пошёл на вершину, а Энха и Дече до вечера осмотрели оставшиеся барельефы и пришли к печальному выводу: сцен с Анахитой, создающей целительские амулеты, не было. Она сама была везде, её амулеты были на всех богах, кого она исцеляла, на двух барельефах она носила свой амулет сама - хотя ни Энха, ни Дече не помнили такого, чтобы она носила свой собственный амулет.
   Может быть, барельефы с ней были внизу, на террасах у подножия. Но за тысячу лет там уже всё было разрушено корнями деревьев да растащено селянами ближайших деревень. Были, конечно, сцены, где эльфы создавали артефакты похожим способом: сначала всё вырезали из дерева, потом превращали в нерех-камень, а потом наполняли магией. Но вот что именно они делали на конечном этапе, Энхе понятно не было. Хнум держал чашу на поднятых руках, Каукет положила амулет на землю и направила на него руки, остальные боги тоже делали кто что. Единственное, что все эти сцены объединяло - это то, что от груди создателя к артефакту тянулся длинный тонкий штрих.
  
   ... Вырезала она животворные руны и магией их напитала,
   Луч из сердца послала и их оживила, и Инпу с поклоном отдала...
  
   Луч. Какой-то луч, который должен был оживить артефакт. Если вспомнить учебники магии, то там говорится о четырёх способах подачи магии: импульсном, поточном, спиральном и лучевом. Первые три Энха знала, а что такое лучевой и не представляла...
   Знать хотя бы, это такая форма потока или что-то принципиально другое?..
   Они мечтали пойти ночевать эту ночь на хутор, и даже сдёрнули Мнишека, однако когда они вышли из туч, картина открылась нерадостная: смеркалось, хлопьями валил снег, где-то внизу подвывал чусь, а хуже всего было то, что ни Энха, ни Дече, ни Мнишек не помнили точно, где хутор. Будь у них пара часов света в запасе, они бы нашли дорогу, но рисковать оказаться ночью посреди леса... Это, конечно, не Околье, здесь нечисть не лезет вечером из-под каждого пня, но и здесь её хватает. Надеяться, что Мнишек сможет убить всех, кто на них полезет, лучше не стоило. А жезл Изис - точнее, маленькую его копию - Энха отдала Вито. Да и не хватило бы его на трёх человек.
   Выбора не было. Единственное, что они сделали, - это метнулись вниз, быстро набрали хвороста и дров и, мучимые одышкой и слабостью, снова поднялись к храму на вершине. Дрова были мокрые и гореть не хотели. Дече настрогал тоненьких стружек, Мнишек магически подсушил их и разжёг огонь. Энха отодвинула один из камней, заваливающих вход, чтобы дым мог выходить наружу, и они пододвинулись ближе к огню, с наслаждением чувствуя его блаженное тепло.
   Снаружи подал голос мрой. И уже не из долины, а явно откуда-то со склона. Хотелось надеяться, что он не сможет до утра взобраться на террасы, которые были высотой по две сажени, а лестницу не найдёт. Ну или что Мнишек его ухлопает.
   - Мнишек, - спросила Энха, медленно разжёвывая подогретый у огня хлеб с сыром. - Что такое луч, который эльфы подают из сердца в свои артефакты? Это лучевой способ подачи магии?
   - Видимо, да, - несколько потусторонне отозвался Мнишек, тоже меланхолично жуя свой скромный ужин. - Но что это такое, увы, сказать никто не может.
   Красные отблески огня отражались на лицах и стенах. Снаружи завывал ветер. Вдалеке на склоне снова подал голос мрой. Дече закутался в плащ, лёг на каменный пол, положил рядом с собой ратовище с примотанным к нему охотничьим ножом, и сказал, глядя на стену, на которой колебались красноватые отблески огня:
   - Анахита не носила свой амулет.
   Энха и Мнишек повернули головы и посмотрели на выцарапанную на глиняной стене Анахиту. Если бы со своим амулетом она была нарисована только здесь, это можно было бы списать на то, что неведомый человеческий художник не знал, что она его не носила. Но Анахита, носящая свой же амулет, встречалась и на нескольких эльфийских барельефах на склоне Уасет.
   - Единственный... эльф, - потусторонне произнёс Мнишек, - которому Анахита не могла изготовить целительский амулет, - это она сама.
   Энха попыталась вспомнить сказания об Анахите, которых она знала немало, и с удивлением вынуждена была признать, что она никогда не делала целительского амулета для себя. Хотя не вспомнила и того, чтобы её когда-нибудь ранили.
   Она снова посмотрела на выцарапанную на стене Анахиту. Зачем ей носить свой амулет, если её никогда не ранили? Тем более, если и исцелить себя она им не могла?
   Может быть, художник не не знал чего-то? Может, он как раз таки что-то знал?
   Энха нащупала в своём поясе недоамулет Анахиты.
   - Мнишек, - спросила она, - рядом кто-нибудь есть?
   Он сотворил поисковое заклинание.
   - Никого, - успокоил он. - Мрой далеко внизу.
   Энха забрала у Дече ратовище с примотанным к нему охотничьим ножом, отодвинула несколько камней, заваливавших вход, и выползла наружу в снег и сырой непроглядный туман.
   Отходить далеко было страшно, все инстинкты кричали, что ночь без крыши над головой и крепких стен - это смерть. Однако Энха сжала зубы и заставила себя спуститься на террасу ниже и зайти за стену храма, чтобы её оттуда не было видно. После этого она, нервно сжимая одной рукой ратовище, другой вынула из-за пояса недоамулет Анахиты. Прислонила ратовище к барельефу, сняла с отцовского амулета шнурок, зацепила за него недоамулет и убрала себе под рубаху.
   Ничего не произошло. Однако когда Энха - скорее по привычке, чем потому что рассчитывала на какой-то результат - послала в него поток магии, то почти физически почувствовала, что это нужно делать не так. Словно бы магия, пропитавшая гору, вдруг подтолкнула этот поток не в руки, а в сердце, разлила его из реки в озеро, сжала в одну точку - и полыхнула им во все стороны невидимым солнцем. Магия из сердца - почти без участия Энхи - пронзила недоамулет, на одно мгновение тёмный туман вокруг озарился светло-зелёным сполохом, и всё погасло. А когда Энха сняла бывший недоамулет с шеи, то почувствовала, что под её пальцами он движется, горит и пульсирует. Это длилось недолго, вскоре амулет успокоился. Лишь лёгкая взвесь магии в нём продолжала чувствоваться.
   Только Энха каким-то неведомым чутьём точно знала, что теперь он живой.
   Когда она вернулась в храм, отдала ратовище с ножом Дече, завернулась в плащ и легла на холодный каменный пол, она сказала:
   - Знаешь, Мнишек, здесь действительно сильное место.
   Мнишек светло улыбнулся.
  
   Утром тучи немного разошлись, и с восточного склона Уасета можно было рассмотреть неглубокую Таву, отделявшую Магьяру от Околья, постепенно понижающиеся лесистые горы за ней, а за ними угадывался уже и окольский уездной городок Вирейка. Энха, Дече и Мнишек спустились с восточного склона, сняли штаны и сапоги, вброд перешли быструю и ледяную Таву, стуча зубами, поспешно оделись и обулись и углубились в горы.
   Две почти бессонные ночи, подкатывающая простуда и пасмурная погода сделали своё дело - путники сбились с направления, и вместо того, чтобы пойти на северо-восток к Вирейке, двинулись на восток. К счастью, Околье здесь было населено, и около полудня они выбрались к деревне на пятнадцать дымов, прилепившейся к склону невысокого холма. Селяне их накормили и указали дорогу в сторону Городища. Тропа, которая громко именовалась дорогой, вывела их к следующей деревне, где они и заночевали - наконец-то в тепле, не страдая от жажды и на мягких соломенных матрасах. Правда, под шуршание нечисти снаружи. До Городища из последних сил на промокших и больных ногах доползли только к вечеру и ввалились в дом Павко, где Милена всплеснула руками и бросилась их кормить и поить горячим вином с лекарственными травами. А Павко сообщил, что в столице беспорядки.
   - Подробностей не знаю, - признался он, кособоко с помощью Энхи усаживаясь за стол. - Мне знакомый прислал ворона, там вкратце написал. Бартошек из Польника заглядывал. Он был в столице, говорил, что стычки, пожары, погромы и много погибших.
   Милена поставила на стол корзиночку с хлебом и ставец с горячей гуляшовой полевкой с перцем и чесноком. Энха хотела было разлить её по мискам, но Милена отобрала у неё половник и разлила сама.
   - Студенты-маги, - Павко взял в руку деревянную ложку и пододвинул к себе миску с полевкой, - никогда в стороне от беспорядков не остаются. Это инженеры, может, какие-никакие мозги имеют и догадаются отсидеться в сторонке. И то не факт. А маги всегда где горячее, туда и лезут. Сам учился, знаю. Когда учился, была годовщина коронации - ещё предыдущего короля. Так мы ментальных да эмпатических артефактов наделали и вбрасывали их в толпу. И радовались, когда толпа начинала вести себя неадекватно. Дурью баловались и под дурью шли ловить горожанок, храмы гнилыми яблоками забрасывали, а уж как мы магией горожан пугали... Вспоминаю сейчас - стыдно делается, но... что было, то было. Но предыдущий король был суровым, это теперешний... Студентов семь были досрочно отправлены краевыми и уездными магами. Одному отрубили руку. Остальные отделались штрафами и плетьми. У меня до сих пор, - усмехнулся он в русо-седую бородку, - рубцы на спине от тех плетей. Это я всё к тому, что хорошо, что вас там не было. Кто знает, на что вы могли нарваться среди неадекватной толпы.
   Где-то в груди шевельнулась тревога. Иржи-то там, среди беспорядков. И Злобка. И Татуня с Горимиром... Хотя нет, Горимир должен быть во дворце...
   - И да, Энха, - Павко хитро посмотрел на неё, - тебя искал Иржи.
   - Зачем? - не поняла она. - Он же в столице...
   - В тот день портал в Городище не работал, - Павко ложкой выловил из полевки кусок мяса. - Когда я его восстановил, Иржи заглянул. Сказал, что вы, - он криво кивнул и на Дече с Мнишеком, - вошли в портал около столицы, но нигде нет данных, что вы вышли. А защитные амулеты и ты, и Мнишек оставили дома.
   Энха принялась внимательно смотреть в свою миску с полевкой.
   Зачем они понадобились Иржи? Вроде бы ничего ж не успели натворить. Ведь не будет же он искать... просто так?
   Весь следующий день Энха, Дече и Мнишек чихали, шмыгали носами, отсыпались, ели горячую полевку и пили горячее же вино с травами и перцем. А ближе к вечеру, когда ещё не стемнело, через портал заглянул на кружечку пива польникский маг и рассказал, что в столице массовые побоища, погромы и много погибших. Из студентов-магов как минимум одному отрубили руку.
   - А из-за чего беспорядки? - шмыгнула носом Энха.
   Стало ещё тревожнее. И за Иржи, и за Злобку с Татуней.
   - Из-за переизбытка ментальных и эмпатических артефактов, - маг отхлебнул пива из глиняной кружки и вытер усы. - Незаконные артефакты, которые... подталкивают покупателей покупать то, что им не шибко надо, есть у каждого более-менее крупного лавочника. И в дни массовых гуляний все эти артефакты активируются. Люди оказываются под воздействием сразу большого количества разноплановых и разнонаправленных артефактов, а это... на мозги влияет плохо. Плюс ещё студенты-маги любят побаловаться, вбрасывая в толпы что-нибудь не шибко приятное и законное. И в такой обстановке любая искра может вызвать пожар, любое не так сказанное слово - поножовщину. Я, как только до Польника дошли новости о рождении принца, сразу метнулся в столицу, взял дочку с зятем за шиворот - и в Польник. Они, конечно, возмущались, но по мне так лучше пусть они не увидят столичных зрелищ, чем попадут под ополоумевшую толпу. Я в столицу позавчера заглянул. На Верхнем рынке трупы рядами лежат: только кого-то опознают и заберут - тут же приносят новых. На кладбище Толстяка Хомы похороны идут непрерывно, процессии разминуться иной раз не могут. Жрецы не успевают рунами могилы покрывать, в окрестных деревнях говорят, что уже ментальное воздействие умертвий чувствуется. Скелеты, которых выкидывают из могил, чтобы похоронить новых, ходят и разрывают могилы, чтобы выкопать свои недостающие кости. На улицах кровь - никто не смывает, а дождей или снега нет. Насколько я слышал, короля просили, мол, отмените гуляния да скажите магам-природникам, чтобы непогоду наслали. Нет. Принц родился - положено праздновать, чтоб его...
   Энха принесла из сеней второй жбан пива и подлила Павко в кружку. На сердце было очень тревожно.
  
   Глава 26. Энха. В лазарете. Тюрьма
  
   Через портал они прошли следующим утром, и на выходе попались стражникам, которые обыскивали всех прибывающих. Стража была злая и задёрганная, перетрясла все их вещи и нашла у Дече охотничий нож. Подозрения вызвали и рунные лазуриты, но маг в страже, тоже злой и задёрганный, тронул их, плюнул, что это дохленькие светилка и грелка, и разрешил вернуть. На амулет Анахиты он и вовсе не обратил внимания. Из-за ножа стражники орали долго, Энха, Дече и Мнишек благоговейно им внимали. Наконец на них плюнули, вернули нож и велели убираться с глаз долой, что они и поспешили исполнить.
   Небо было обложено тучами, шёл снег, временами поднимался ветер. До столицы была верста с небольшим, мощёная дорога пролегала через деревни, перемежающиеся полями, пастбищами и небольшими лесочками. Через неширокую речушку был переброшен балочный деревянный мостик с проломами в нём. За мостиком, окружённое невысокой каменной оградой, располагалось столичное кладбище, к которому одна за другой направлялись три похоронные процессии. Энха, Дече и Мнишек пропустили их, поглазели, как могильщики выкапывают очередную могилу, выбрасывая из неё кости, уже лишённые плоти. Новых могил было много, очень много. Старые почерневшие кости и черепа кучками лежали между свежих могил - их не успели ещё снести в костницы, расположенные по углам кладбища. Жрец в длинной белой альбе, напевая какое-то священное песнопение, вычерчивал на свежей земле одной из могил защитные руны, препятствующие превращению покойника в нежить. Два скелета - один без руки, а второй без обеих ног - медленно разгребали землю недалеко от могилы, где хоронили очередного покойника.
   Массивные, деревянные, окованные железом ворота столицы были открыты, и уже издалека было видно, что там усиленная стража, которая обыскивает всех входящих, безжалостно ощупывая одежду и вытрясая пожитки из сумок и мешков. Энха, Дече и Мнишек понаблюдали за этим издалека, вернулись на кладбище, присмотрели свежую могилу и в ней прикопали лазуриты с ялле и элевель, а также охотничий нож. На всякий случай. Около портала им повезло, но кто знает, насколько злая стража на воротах. А за ножом и лазуритами можно вернуться позже, когда бедлам уляжется.
   Стража их потрясла, не нашла ничего преступного, и их пропустили в город.
   Столицу было не узнать. Всюду высились горы мусора - потерянная и порванная обувь, куски одежды - многие окровавленные - осколки битой глиняной и стеклянной посуды, бусины из порвавшихся украшений, ленты, заколки, ремни, подавленные яблоки и груши. Окна многих домов были разбиты, подпорочные балки поломаны, в деревянных или саманных стенах виднелись трещины. Там-сям встречались обгоревшие развалины. Всюду были пятна крови. Всё это медленно присыпал снег. И людей на улицах почти не было.
   Н-да, рождение принца отметили с размахом.
   В университете, вопреки ожиданиям, сильных разрушений не было. У поварни обвалился навес, один клён был изувечен чем-то, похожим на молнию, мостик через речку, из которой брали воду и в которую сливали нечистоты, был сломан, у студенческой коллегии подгорел один угол, но на этом разрушения и кончались. Дверь в библиотеку была заперта, там всё было чисто. Как рассказал Ежи с первого курса, встреченный в коридоре университета, двое магистров погибли, оба пятикурсника убили друг друга, четверокурснику Гуну отсекли руку, за то что он устроил взрыв на рынке, отчего погибли люди. Рудинека с четвёртого курса и трёх третьекурсников секли плетьми и приговорили к штрафам. В общем, было весело.
   Злобки в коллегии не было, Горимира тоже. Татуня рассказала, что Горимир во дворце на приёмах и балах, а она с берега Салашки смотрела, как ко дворцу подъезжали роскошные экипажи и из них выходили сверкающие золотом и бриллиантами дамы и кавалеры. И что были бои быков, а по ночам над дворцом взлетали красочные фейерверки.
   Энха посидела в библиотеке, вытерла пыль. Подумала сделать какой-нибудь артефакт, но мысли постоянно возвращались к тому, как пережил беспорядки Иржи. Она сходила в город, посмотрела на ряды трупов на Верхнем рынке, подспудно боясь найти там Иржи; новых больше не подносили, а из старых, уже жёлтых и с трупными пятнами, остались только те, кого трудно или невозможно было опознать. Но Иржи среди них к её невольному облегчению не было. Энха побродила по улицам - непривычно тихим и безлюдным - и неуверенно направилась в сторону Сыскного приказа. Зайти спросить, как Иржи? А если она на него самого наткнётся? От мысли о том, что он на это скажет, хотелось малодушно повернуть назад. А повода увидеть именно его не было.
   Район рядом с Сыскным приказом был, в отличие от остального города, чист, следов крови здесь не было, а к общественному колодцу стояла небольшая, непривычно тихая очередь женщин и детишек. Энха потолклась около них, послушала тихие разговоры, у кого кто погиб, у кого конфисковали незаконные артефакты и наложили штраф. Подождала, может, Иржи появится сам. Из приказа несколько раз выходили следователи в форменных синих котах и чёрных сюрко, но Иржи среди них не было. Наконец неизвестность стала невыносимой, Энха сказала сама себе, что колкости и насмешки Иржи она слышала много раз, и от того, что услышит их ещё раз, ничего не изменится, отворила тяжёлую деревянную дверь, окованную железом, и вошла.
   Она оказалась в небольшой прихожей. На каменном полу лежал грязный половик, у стен стояли деревянные лавки, потемневшие от времени, с каменного потолка свисал на железных цепях канделябр, в котором сейчас свечи не горели, а свет проникал через широкое окно, забранное решёткой и мутным, с вкраплениями пузырьков воздуха стеклом. На одной из лавок сидели двое мужчин в форме Сыскного приказа, и рассматривали какую-то схему. Энха подошла к ним.
   - Тоже словечко за арестованного замолвить? - неласково встретил её один из них, тот, который более молодой.
   Энха помотала головой.
   - Нет. Иржи... из Мглина... есть?
   - Иржи из Мглина тебе, панночка, - более старый непонятно скривился и посмотрел в коридор, начинавшийся от прихожей. - Иди туда, до самого конца, а перед лестницей поверни направо. Там и ищи Иржи из Мглина.
   Энха пошла в ту сторону, чувствуя себя очень тревожно. Вроде бы ей сказали, что Иржи есть, и можно поворачивать назад. Потому что придёт она сейчас, и придётся ему объяснять, зачем пришла. Но с другой стороны про Иржи ей сказали таким тоном, что...
   Мертвецкая же в другой стороне?..
   Большое помещение со сводчатым потолком, куда она пришла, оказалось не мертвецкой, а лазаретом. Между колоннами стояли койки, некоторые пустые, на некоторых лежали люди. Энха прошла между ними, всматриваясь в лица. А чуть дальше стояли два операционных стола, около которых стояли лекари, и на одном из этих столов и лежал Иржи.
   Он был давно не бритым и бледным; бледность особенно оттенялась не по-моравски тёмными волосами, из одежды, несмотря на холод, на нём были только подштанники, правда, ноги его были прикрыты грубо тканой простынёй. А весь его левый бок был разворочен, наливался красным и гноился. Вокруг раны и на левой руке было много маленьких синих пятнышек. Двое лекарей вычищали гной, а на табуретке у его головы сидела женщина в пёстрой косынке и держала у него под носом кусок какой-то тряпки.
   - К Иржику? - хмыкнула она, заметив, что Энха остановилась рядом.
   Она в полупрострации кивнула.
   - Раз к нему, - женщина встала, - садись и н, держи, - она бесцеремонно прижала Энхины пальцы к тряпке у Иржи под носом. - Вот так, и не убирай. Садись, не стой, тут ещё долго возиться. Вот флакон. Как только почувствуешь, что он начинает просыпаться, открываешь флакон, промакиваешь тряпку - и снова ему под нос. Только сама не дыши этим зельем, иначе рядом ляжешь. Всё ясно?
   Энха кивнула, села на табуретку, чуть скрипнувшую под ней, чувствуя себя так, словно бы всё это происходит не с ней. Иржи на операционном столе, в его боку ковыряются лекари, она сама сидит у его головы и держит тряпку с сонным зельем... И он, всегда бодрый и насмешливый - сейчас просто лежит, а лицо усталое, осунувшееся и обескровленное...
   - Да, - кивнула женщина, - вот так и держи.
   Она помолчала, вглядываясь в лицо Энхи, и спросила:
   - Это тебя он чуть ли не по всей Мораве разыскивал?
   Энха поспешно замотала головой. Женщина посмотрела на неё с сомнением, но ничего говорить не стала и куда-то ушла.
   У Иржи начали подрагивать пальцы и двигаться глаза под закрытыми веками. Энха торопливо, боясь уронить флакон, откупорила его, неловко промокнула тряпку и снова сунула ему под нос. Он перестал шевелиться. Она спохватилась и укупорила флакон. И посмотрела, что делают лекари.
   Чем нанесена рана? Это не оружие. И не магия... не похоже на её следы... Кислота от нечисти... Нет, тоже не похоже... Похожие раны Энха видела на трупах, убитых личом. Выходит, Иржи столкнулся с личом? Но лич не оставляет таких синих пятен... Тогда выходит...
   - Это была навь? - не веря самой себе, спросила Энха.
   Лекари на мгновение остановились и посмотрели на неё с интересом.
   - Надо же, - хмыкнул один из них, возвращаясь к чистке раны. - И откуда же такие познания, панночка?
   - Наш Иржик, оказывается, - отозвался второй, выбрасывая в лохань под столом очередную пропитанную гноем тряпку, - любит не только красивых, но и умных. Которые с одного взгляда отличают рану, нанесённую личом, от раны, нанесённой навью.
   Энха промолчала.
   - Да, - снизошёл до объяснений первый лекарь, беря скальпель. - Иржик умудрился совсем рядом со столицей вляпаться в навь. И уделать её магией и голыми руками. А потом с такой раной доволочь её труп до столицы и только там потерять сознание. Так что такого героя, панночка, - хохотнул он, - следует отблагодарить, когда очухается, особым образом.
   Энха вспомнила про амулет Анахиты, который до сих пор болтался у неё на шее между рубахой и коттой. Поможет ли он?
   А если она сделала что-то не так, и он не поможет?..
   Энха заколебалась.
   Но ведь не навредит? Не должен ведь навредить? Там вроде бы нечему вредить...
   Иржи снова начал подавать признаки жизни, она снова смочила в зелье тряпку и сунула ему под нос, проделав это уже уверенней. Лекари закончили вычищать его рану, залили - почти в буквальном смысле - каким-то зельем и наложили повязку. Затем взялись за простыню, на которой он лежал, переложили на одну из кроватей, накрыв толстым одеялом, и ушли.
   Энха неловко присела на край его кровати, а затем, воровато оглядевшись, не смотрит ли кто на неё, сняла со своей шеи амулет Анахиты и быстро повесила ему на шею, сунув его под одеяло. И успела почувствовать, как амулет, соприкоснувшись с его кожей, словно бы ожил, а магия в нём задвигалась.
   Энха сидела рядом, смотрела на бледное осунувшееся лицо Иржи, чувствуя себя совершенно непонятно и не зная, что делать. Сидеть рядом смысла не было - она не лекарь и не целитель, помочь ему ничем не сможет, но и уйти не хватало решимости. От мысли, что он может в любой момент проснуться и увидеть её рядом с собой, накатывала паника, а от мысли, что может умереть, становилось пусто. Оказывается, только то, что он жил, делало этот мир более... полным...
   Иржи начал подавать признаки того, что скоро проснётся: задышал неровно, едва слышно простонал. И паника победила: бросив на него последний взгляд, Энха малодушно сбежала.
  
   В этот же вечер она глупо попалась за разграблением могилы. То есть, она-то знала, что выкапывает свои вещи, но как объяснишь это страже, которая оказалась на диво бдительной и которую Энха прошлёпала? Дече с выкопанными лазуритами и ножом успел нырнуть за костницу и дать дёру, а Энхе влепили подзатыльник и отволокли в тюрьму Сыскного приказа для установления степени вины. Там её швырнули в камеру и захлопнули тяжёлую металлическую дверь.
   Камера была каменной, маленькой, сажень на полторы, и с узким окошком под самым потолком, забранным провощенной бумагой и толстой ржавой решёткой. Воздух был стылым и спёртым, на полу валялась не первой свежести солома, у двери стояло отхожее ведро с крышкой, и в камере уже сидели две узницы. Одной из них оказалась знакомая второкурсница по имени Катруше, а второй - незнакомая молодая горожанка с коротко обрезанными волосами. Увидев новенькую, они гостеприимно потеснились и радушно уступили ей свободный клочок соломы.
   - А ты, тихоня, на чём попалась? - усмехнулась Катруше, когда Энха устроилась рядом.
   - Могилу грабила, - честно призналась Энха.
   - Моего мужа? - уточнила горожанка. - Которого я прибила?
   - Не знаю, - засомневалась она. - Я не успела докопаться до покойника, чтобы спросить, чей он муж.
   - А он не выл из могилы благим матом и не требовал выпивки? И не грозил всех поубивать, если не нальют?
   - Не, кажется, молчал.
   - Тогда не мой, - махнула она рукой.
   - А ты за что здесь? - спросила Энха Катруше.
   Та снова усмехнулась:
   - У одной расфуфыренной пани браслетик стянула. Она его в руках держала. Подкинула ей лёгенькую взрывалочку с фейерверком, а пока она верещала, я браслет и выхватила. Да стража повязала. Я-то успела браслетик в канаву кинуть, так что взяли меня без него. Жалко только, его наверняка выловили уже.
   Два дня прошли монотонно. Утром и вечером узницам приносили хлеб с водой, а всё остальное время они развлекали друг друга разговорами, играли в жмурки и бирюльки, мастерили соломенных кукол или просто спали. Один раз скрутили из Энхиного плаща мяч и попытались погонять его, но когда Лиззи - так звали горожанку - едва не опрокинула отхожее ведро, а Энха и Катруше крепко сшиблись лбами, решили, что полторы квадратных сажени для игры в мяч - это несколько маловато. Зато поймали трёх тараканов и устроили тараканьи бега. Проигравшим отрубали головы куском крепкой нитки и ловили следующих. Через два дня у двери выросла приличная кучка обезглавленных тараканьих трупиков. Вокруг них из коротких соломинок выложили руны, отпугивающие демонов - на всякий случай, чтобы ночью по камере не начали маршировать безголовые тараканы.
   И только ночью, в темноте и тишине, когда соседки спали, приходили тревожные мысли об Иржи. Выкарабкался он или нет? Помог амулет или нет? Рана у него на боку была грязной и запущенной и могла дать заражение крови...
   На третий день стражник увёл Лиззи, и больше она не вернулась. Энха и Катруше успели попрыгать в прыгалки и переплести друг другу нечесаные косы, когда пришли за Катруше. Она на прощание усмехнулась: Встретимся в университете, тихоня, и ушла. Без неё в голову снова полезли мысли об Иржи. Энха, чтобы отвлечься, попыталась напитать пару соломинок магией. Соломинки превратились в труху. Тогда она попыталась напитать магией выковырянный из пола маленький камешек. Тот треснул. Потом долго прислушивалась к воплям в коридоре: слов из-за толстых стен и дверей было не разобрать, но интонации впечатляли своей экспрессией. А когда она, лёжа на животе на соломе, складывала из соломинок домик, то услышала, как в замке её двери со скрежетом провернулся ключ, и дверь открылась.
   В камеру вошёл не стражник. В камеру вошёл Иржи.
   Энха встала, чувствуя, что от волнения и неожиданности у неё немеет всё тело и подкашиваются ноги. В свете неяркого магического светлячка, который он зажёг, было видно, что его лицо - он снова побрился - порядком бледное и осунувшееся, однако он не производил впечатления человека, который всего два дня назад лежал на операционном столе со страшной гноящейся раной в боку и с большой потерей крови. И двигался он - со свежими швами на боку человек так свободно передвигаться не сможет.
   Накатило дикое облегчение. Он всё-таки жив и даже относительно здоров...
   Иржи остановился в шаге от неё и долго смотрел тяжёлым нечитаемым взглядом. Потом шагнул к ней, как-то тяжело притянул к себе и уткнулся лицом ей в шею.
   Энха застыла, боясь шелохнуться и не зная, что делать. Она готова была к насмешкам, колкостям, ругани - но не к этому молчаливому и тяжёлому объятию. И как на него реагировать, не знала.
   Только руки сами, словно зная, что делать, неловко обхватили Иржи за талию.
   Если он потом начнёт насмехаться, она просто соберёт вещи и уедет в Околье. Здесь её больше ничего держать не будет.
   Иржи оторвался от неё, всё так же молча и всё с тем же нечитаемым видом потянул к выходу. Притащил в какой-то кабинет, усадил на стул около стола, сам сел напротив и каким-то рваным движением придвинул к себе стопку листов. На одном из них Энха увидела имя Лиззи, дальше шёл какой-то текст, а в конце рукой Иржи было приписано: Штраф 5 золотых денариев. На втором она разобрала своё имя, тоже с текстом, видимо, описывающим её преступление. Иржи взял лист, прочитал, однако вид у него был такой, что видно было, что он не воспринимает написанное. Он прочитал ещё раз, отложил лист, пальцами потёр глаза, встал, сдёрнул с вешалки плащ, накинул его себе на плечи, снова взял Энху за руку и поволок к выходу. Молча, так и не произнеся ни слова.
   Энхе стало не по себе. Иржи, который вечно сыпал насмешками, бесил, но Иржи, который молчал, пугал до холода в груди. Они шли пустынными тихими улицами, и Энха понимала, что много готова отдать сейчас и за его раздражающее Хануся, и обидное немаг, и горькое милая моя - за любую его насмешку, только чтобы он заговорил. Пусть насмешливо, пусть зло, пусть уничижительно - только чтобы заговорил. Но Иржи тащил её по улице и не произносил ни слова.
   В университете им встретилась Злобка. Иржи толкнул ей Энху, явно собирался что-то сказать, но так ничего и не сказал, развернулся и ушёл. Энха невольно перевела дух.
   Молчащий Иржи - это оказалось тяжело.
   Злобка пошла в библиотеку заваривать чай, Энха - на хозяйственный двор. Там Дече помог ей нагреть воды, она перетащила вёдра в мыльню, налила полный ушат и с наслаждением смыла с себя тюремные ароматы, промыла волосы и выстирала одежду. Переоделась в чистое и вернулась в библиотеку. Там в верхней гостиной её уже ждала Злобка с чаем и рассказами о том, что творилось в городе в её отсутствие.
   - Я как-то, - призналась Злобка, размешивая сахар в чае, - не так себе всё это представляла. У нас в Лежице гуляния - это весело, после них чувствуешь себя... весело. Ну, то есть да, и там драки случаются, и кошельки срезают, но это везде так. Я думала, что здесь ещё веселее должно быть, столица всё же... Нет, в первые два дня хорошо было, весело, мы гуляли, плясали, игрища смотрели. А потом стало... не так, неправильно. Приходишь вечером домой, и чувствуешь не веселье, а раздражение на всех. Мы с Татуней поругались, на пустом месте. Ей не понравилось, как я себя веду, мне не понравилось, как она одета. Помирились, конечно, потом... Но так и в городе было. Мы с ребятами в корчму пришли, там один питух требовал у целовальника налить ему ещё вина, а тот сказал, что больше не нальёт. Вот, казалось бы, иди ты в другую корчму, их на каждом крестце натыкано, везде нальют, а питух полез к нему с ножом... И так везде было. День на четвёртый идёшь по столице и видишь - там кровь на мостовой, там кровь на стене, там пепелище, там труп... На втором курсе Сташек есть, он из Опавы - это в дне пути пешком отсюда. Мы к нему в гости напросились, потому что в коллегии студенты тоже были не в себе. Согласились на сеновале жить, где угодно, только отсюда хотелось убраться... Ну, а ты-то где была?
   Энха принялась было рассказывать, но тут в библиотеку бочком внедрился Дече с горшочком брусничного варенья. Едва Энха выставила на стол третью чашку и мёд, как дверь снова открылась и вошёл Горимир. Энха спустилась к нему и, только увидев его несколько вытаращенные глаза, спохватилась, что волосы у неё распущены и ничем не прикрыты. Она поспешно стянула с плеч платок и накинула на ещё мокрую голову.
   - Я хотел, - совсем не по-герцогски запнувшись, объяснил Горимир, - посидеть здесь почитать, потому что в коллегии... несколько шумно, но смотрю, я помешаю.
   - Присоединяйся к нам, - пожала плечами Энха. Горимир, хоть он и герцог, относился к тем людям, которые своим присутствием не напрягали.
   Горимир поколебался, но согласился, предложив, однако, если все не против, он сходит за Мнишеком. Вернулся он и с Мнишеком, одетым в белую жреческую альбу, и с Татуней - в новом платье с вышивкой по лифу и рукавам. Чаепитие пришлось переносить в читальный зал, потому что столик в верхней гостиной был рассчитан на трёх человек, и шестеро там не помещались никак. Дече и Мнишек сдвинули два письменных стола, Злобка расстелила скатерть, Энха принесла чайную посуду, Татуня зажгла магическую лампу, Горимир выложил на стол два апельсина, початую коробку с пастилой и кулёк с чем-то, похожим на очень крупный изюм.
   - Что это? - не поняла Энха, с любопытством разглядывая неизвестное нечто.
   - Сушёные финики, - с долей превосходства объяснила Татуня, изящно усаживаясь на стул рядом с Горимиром, - их во дворце подавали.
   - Ты была во дворце? - удивилась Энха.
   - Нет, - с сожалением призналась она. - Но мне рассказывали.
   Злобка с некоторой опаской взяла один финик и вместе с Энхой рассмотрела её со всех сторон.
   - Внутри косточка, - предупредил Горимир, явно удерживая себя, чтобы не засмеяться.
   Злобка разломила финик напополам, достала продолговатую косточку, и они с Энхой откусили по кусочку мякоти. Неведомый плод оказался немного вязким, но сладким и вкусным. Энха налила всем чаю, и разговор зашёл о беспорядках в столице. Мнишек рассказал, что жрецы до сих пор не успели покрыть рунами могилы и что обнаружилось несколько стихийных захоронений за пределами кладбищ. Энха добавила, что на кладбище Толстяка Хомы ходили скелеты, а на дереве сидел упырь. Злобка вставила, что несколько трупов лежит на Верхнем рынке до сих пор. Татуня описала красочные фейерверки и роскошные экипажи знати. Горимир, когда его спросили, как было во дворце, как-то неопределённо пожал плечами и ответил, что как всегда: приёмы, балы, турниры, пиры... И в это время дверь библиотеки открылась, и в ней показался Иржи.
  
   Глава 27. Энха. Чаепитие. Разговор у камина
  
   Иржи молча и как-то устало окинул взглядом компанию, так же молча подошёл, выставил на стол кувшин с вишнёвой наливкой, бутылку бренди и коробку с печеньем, пододвинул кресло поближе к столу и почти что рухнул в него. Энха, пытаясь разобраться в своих чувствах, пошла наверх за седьмой чашкой, бокалами и штопором. Бокалов оказалось только шесть. Она постояла около поставца, пытаясь придумать, что делать. Сейчас... или немного раньше... словно бы что-то изменилось, то ли в ней, то ли вообще. Раньше она принесла бы эти шесть бокалов и не пила бы ничего, принесённого Иржи. Но сейчас...
   Словно она ступила на узкую гать через топкое болото. Неизвестно, насколько надёжна гать, неизвестно, куда заведёт. Но проигнорируй она сегодня то, что принёс Иржи - это однозначно сорваться с этой гати. Она выплывет. Родители и Вито всегда примут её. Но Иржи... уйдёт...
   По лестнице взбежала Злобка, посчитала количество бокалов, поняла затруднение Энхи и предложила спросить у Горимира - у него, как у герцога, должно быть что-нибудь помимо кружки на все случаи жизни. Горимир, когда его ввели в курс проблемы, признался, что бокал у него в самом деле имеется. За ним пошёл Мнишек. К тому времени, как Энха налила чай Иржи, он вернулся, составил все бокалы - шесть простых и один с искусными узорами - в центр стола, Дече вскрыл кувшин с наливкой и разлил её по бокалам. Иржи откупорил бутылку с бренди и плеснул себе, причём сразу по края.
   Энха и Злобка неуверенно посмотрели на бокалы в центре стола, затем друг на друга. Изящный герцогский бокал стоял с их стороны, и было очень естественно взять его, но он был один, и Энхе было неловко брать, зная, что Злобке достанется простой. Злобку, похоже, посетили похожие мысли. Девушки снова переглянулись, затем Злобка протянула руку и взяла простой бокал. Энха последовала её примеру. По простому разобрали себе и Дече с Мнишеком. Татуня кокетливо посмотрела на Горимира, и тот галантно подал ей красивый бокал, забрав себе простой.
   - Давайте выпьем за то, - предложила Злобка, - чтобы такого, что было на этих праздниках, не повторилось.
   Иржи с какой-то тяжёлой усталостью посмотрел на неё:
   - В столице это невыполнимо. Когда длительные и массовые гуляния, такое тут творится всегда.
   - А из-за чего это? - спросила Злобка.
   - Слишком много, - с затуманенным взглядом объяснил Мнишек, - ментальных и эмпатических артефактов, которые активированы одновременно.
   Иржи кивнул:
   - Слабые тёмные артефакты, которые немного подавляют волю и вызывают доверие - они не запрещены и есть у каждого лавочника. Слабые. Которые влияют, только если покупатель колеблется, брать товар или не брать. Только в этом случае подталкивают к тому, чтобы купить. Но у многих припрятаны сильные и уже незаконные артефакты, которые могут заставить купить даже то, что не надо. И на такие народные гуляния активируются уже сильные. И человек идёт мимо ряда лавок по улице или прилавков на рынке и попадает под воздействие разных артефактов, а то и одновременно под несколько. И если это длится долго, это плохо влияет на голову. Начинают сдавать нервы, появляется излишняя возбудимость - и всё это выливается в то, что вы все видели.
   - Но во дворце, - возразила Татуня, - такого не было. Только в городе, среди простолюдинов. Хотя во дворце тоже много артефактов, но там же никто с ума не сходит.
   Энха и Злобка переглянулись. Татуня же не была во дворце...
   - Во дворце, - объяснил Горимир, - за сочетаемостью артефактов следят королевские маги. Перед каждым мероприятием они собираются и чертят схему, где, какие и сколько артефактов можно и нужно разместить. Расстояния между ними высчитывают до вершка. И гостям отсылается уведомление, что если кто-то собирается прибыть с какими-либо амулетами, то подробно доводится, какие амулеты желательны, а какие недопустимы. И таким образом избегают конфликта артефактов.
   - А в городе этого никто не делает, - Иржи с тоской заглянул к себе в бокал. - Каждый лавочник и каждый горожанин заказывают себе те артефакты, которые захотят или на которые хватит денег. Поэтому там... - он махнул рукой.
   - Но неужели люди не понимают, - недоуменно спросила Злобка, - что этими артефактами они делают хуже себе?
   - Ты рассуждаешь, - снисходительно посмотрела на неё Татуня, - как наивная провинциалка. Это столица, и здесь все думают о собственной выгоде, и каждый здесь сам за себя.
   - Увы, - подтвердил Иржи. - Так и есть. Все эти погромы, поножовщина - всё это повторяется из раза в раз. Разве что на этот раз ещё и... А, хрен с ним... Только самые умные, как только начинаются праздники, хватают семью и самый ценный скарб и бегут из столицы.
   Горимир покивал:
   - Самыми умными, выходит, у нас оказались Энех, Дече и Мнишек. Хотя последнего из этих умных мне, честно говоря, хотелось убить.
   Иржи посмотрел на него понимающе:
   - Мне хотелось убить двух первых, - признался он. - Одну за то, что полезла в портал без защитного амулета, а второго... Мнишек, ну ты-то... Энхе нечисть все мозги в Околье отбила, у Дече их никогда не было, но ты-то какого хе*а полез в портал без защитного амулета?!
   - Я не планировал входить в портал, - со своей вечной потусторонностью ответил Мнишек. - Я собирался только ввести в него Энех и Дече. Просто в последний момент боги сказали мне, что пройти с ними будет... правильно.
   - Ты слышишь богов? - не без зависти спросила Энха.
   Дече посмотрел на него с благоговением, Иржи буркнул: Каждый сходит с ума по-своему, Татуня не сдержала снисходительной усмешки.
   - Не то чтобы разговариваю... - признался он. - Я могу их слышать. Я могу задать вопрос и получить ответ. Но они дают мне ответ не словами, а образом. Я не слышу ответ, я его воспринимаю... целиком. И тогда у портала... Я не обращался к ним, но они сами коснулись меня и посоветовали идти. И я пошёл.
   Иржи в несколько глотков осушил свой бокал, даже не поморщившись. Затем щедро налил себе следующий.
   - Ты поставил себе цель напиться? - уточнил Горимир.
   - Да, - не стал скрывать Иржи. - Потому что когда я узнал, что защитных амулетов на Энхе и Мнишеке не было, а в Городище и Польнике порталы не работали, и в ближайших точках выхода, куда они могли дойти без амулетов, их никто не видел... А потом я заглядываю в Городище, а Павко так спокойно предлагает подождать, пока где-нибудь не объявятся нави с демонами девятого ранга!
   - Нави менее опасны, чем личи, - пожала плечами Энха. - В Околье недалеко от Вирейки одна навь живёт уже несколько лет. Вито она не по силам. Она даже Павко была не по силам, местные жрецы только рунные защитные круги постоянно подновляют, чтобы она не могла выйти за них. А если круги нарушаются, и она выходит, то ей можно подсунуть приманку, а пока она отвлечётся на приманку, набросить на неё какой-нибудь светлый амулет. И пока этот амулет на ней, она не сможет никого брать в ментальный плен, и убивать не будет, только если на неё первым не напасть. С личом так нельзя, он будет убивать всех, кто рядом.
   Иржи посмотрел на неё отчаянным взглядом.
   - Какая чушь! - воскликнула Татуня. - Кто тебе это сказал? С навью могут справиться только два мага, из которых хотя бы один королевский, и если у них есть весь нужный комплект артефактов. И никакие амулеты на ней не удержатся - она бестелесна!
   - Поспорю и с первым, и со вторым, - Иржи посмотрел на неё снисходительно. - Два дня назад я лично упокоил навь. Один. И из нужного комплекта артефактов на мне был только защитный, правда, сильный, на крови. Бестелесна она только снаружи, внутри она плотная. Я лично тащил её до столицы. Не знал, правда, про светлые амулеты... Хотя это знание в тот момент мне бы не помогло.
   Энха поймала себя на странном ощущении. Раньше этот рассказ вызвал бы в ней только боль и горечь, что ей такого не светит. Ей и сейчас не светит победить навь, и, наверно, никогда. Но она может другое. Может исцелять, пусть и не руками. Может маскировать деревни от нечисти. Может прикрывать прорехи.
   И рассказ Иржи больше не вызывал боли.
   - Нам магистры говорили... - начала было Татуня.
   - Ни один магистр, - хмыкнул Иржи, - никогда в жизни не работал магом. Артефакторы ещё имеют какую-никакую практику, а остальные знают, как убивать демонических тварей, только из книг. Которые написаны такими же кабинетными магистрами.
   - Предлагаю выпить за то, - мягко предложил Горимир, - чтобы мы всегда выходили из порталов людьми.
   Все чокнулись и выпили. Энха сделала глоток и отставила бокал. Больше она не могла заставить себя выпить, хотя знала, что Иржи наблюдает за ней.
   Не могла вот так сразу...
   - А где вы всё-таки вышли? - полюбопытствовала Злобка.
   - В Будаве, - призналась Энха. - В Городище портал не работал, мы пошли в Торопец, но вышли почему-то в Будаве.
   - Я потом подумал, - добавил Мнишек, - что это могло быть из-за того, что не работали одновременно порталы в Городище и Польнике. И из-за этого нарушилась сетка и пошло искажение пространства.
   - Но я предполагал Будаву, - Иржи посмотрел на неё тяжелым и совершенно трезвым взглядом. - Там портал не контролируется, но ни на конюшнях, ни на постоялых дворах вас не видели.
   - У Дече недалеко от Будавы родичи, - объяснила Энха. - Мы пошли к ним. И у них взяли лошадей.
   Иржи бессильно застонал.
   - Мнишек, но какого хрена ты не вернулся, а попёрся с ними? Тоже боги сказали?
   Мнишек как-то светло улыбнулся:
   - Потому что Энех и Дече собрались на Уасет. И я не мог упустить такую возможность побывать там.
   - Что такое Уасет?
   - Священная гора эльфов.
   - Вот как? - Иржи пристально посмотрел на Энху. Затем полез к себе под сюрко и снял с шеи знакомый шнурок, на конце которого был привязан маленький тканевый мешочек. Иржи развязал этот мешочек, вынул амулет Анахиты и протянул его Энхе.
   - Я так понимаю, это твоё?
   Энха, давно боявшаяся этого разговора, поспешно схватилась за грудь, нащупала отцовский амулет и вытащила его.
   - Нет, - помотала она головой, чувствуя, что от волнения у неё сел голос. - Мой у меня.
   Выражение лица Иржи стало несколько растерянным.
   - Когда я, - уточнил он, не спуская с неё пристального взгляда, - лежал на операционном столе, ко мне приходила ты?
   Энха, изо всех сил пытаясь изображать уверенность, помотала головой.
   - Можно мне посмотреть? - Мнишек протянул руку и осторожно и словно даже почтительно взял амулет. Тот в его руках едва заметно засиял молочно-зелёным светом.
   - Никогда не надеялся, - благоговейно признался он, - когда-нибудь увидеть такое чудо. Это эльфийский целительский амулет, причём живой.
   - Что значит живой? - спросила Татуня, вытягивая шею, чтобы рассмотреть его.
   - Все эльфийские артефакты, дошедшие до нас, - Мнишек мягко провёл подушечкой большого пальца по руне иммере, - уже лишены магии. Только на некоторых можно распознать самые остаточные её следы. А этот - полон магии.
   Татуня взяла у него амулет и пощупала его.
   - Здесь магии почти нет, - возразила она, возвращая его Мнишеку.
   - Вот и я, - с сомнением отозвался Иржи, - магии в нём уловил всего ничего.
   - Это всего ничего и есть эльфийская магия, - Мнишек поднял затуманенный взгляд. - Вы просто не умеете её воспринимать. Иржи, тебе он помог?
   Иржи неопределённо скривился:
   - Меня навь ранила, и рана была нехорошая. Такая должна была заживать много дней. Но когда я очухался после операции, она уже почти зарубцевалась. Я сразу подумал, то ли я в отключке провалялся с седмицу, то ли надо мной поработал целитель. Но мне сказали, что в отключке я был меньше суток, и целители меня не трогали. И только потом я обнаружил на себе вот это. Кто его на меня нацепил, никто не видел. Но мне сказали, - он бросил испытывающий взгляд на Энху, - что когда меня оперировали, ко мне приходила девушка. И по описанию я решил, что это была ты.
   Она со всей возможной уверенностью покачала головой.
   - И вы не на Уасете его нашли?
   - На Уасете, - отозвался Мнишек, - никогда ничего не находили. Это было не жилое место, а сакральное. Туда приходили прикоснуться к источнику светлой магии... Откуда бы этот амулет ни взялся, - Мнишек вернул его Иржи, - береги его. Тем более всем остальным, кроме тебя, он бесполезен.
   - Почему? - не поняла Энха.
   - Амулет Анахиты, - светло посмотрел на неё Мнишек, - вещь индивидуальная. Кто первый его надел после создания, того он и будет исцелять. А других - уже нет. Так что, Иржи, кто-то отдал тебе амулет Анахиты, который мало того что сохранил свою магию, так ещё и никого не исцелял до тебя.
   Иржи с сомнением посмотрел на Мнишека, на амулет, на Энху, снова на амулет, но всё же сунул его обратно в мешочек, повесил себе на шею и убрал под сюрко.
   Злобка предложила выпить за то, чтобы все раненые исцелялись, все согласились, что это правильно, а лучше и не раниться, потому что во время празднеств в лечебницах творилось такое...
   - У нас, - рассказала Злобка Энхе, - на пятом курсе студентов не осталось. Их и было всего два, и на четвёртый день они набросились друг на друга с ножами. Из-за чего, мы так и не поняли. Но тогда здесь уже все ходили не в себе и хватались за нож из-за пустяка... Когда их растащили, они успели друг друга ранить... Мы побежали за лекарем, но в лечебнице нам сказали, что лекари работают день и ночь, что к ним огромная очередь, и что... не все дожидаются своей очереди. Про целителей и говорить нечего. И пятикурсники умерли. Сначала один, а наутро второй.
   Энха посмотрела в чай в своей кружке. Пятикурсники были надменные, относились ко всем свысока и других считали вшами. И жалко их не было. Но всё равно убивать из-за воздействия ментальных артефактов, а не по собственной дурости - это... неправильно.
   - А Рудинек, - добавила Татуня, покачивая в руке изящный герцогский бокал, - с берега Салашки - с этого берега - бросал взрывающие артефакты на тот берег, в сторону королевского дворца! За это должны руки рубить или вообще казнить!
   - Он делал это, - с каким-то необъяснимым выражением лица ответил Иржи, - под влиянием множества тёмных артефактов, действующих в городе.
   - На нём, - возразила Татуня, - должен был быть защитный амулет!
   - В столице в отдельных местах было такое наложение артефактов, - он посмотрел на бренди в своём бокале, - что не спасали никакие амулеты. У меня защитный изготовлен на моей крови, то есть должен в принципе гасить все внешние воздействия. И то он давал пробои. А у Рудинека была стандартная глушилка, которая от того, что творилось в городе, не спасала. И это сильное смягчающее обстоятельство.
   - Но это покушение на короля...
   - Короля там не было, - покачал головой Горимир. - Если бы там был король, с Рудинеком разбирался бы не Сыскной приказ, а Королевский Суд. А раз дело было отдано Сыскному приказу, значит, во дворце посчитали, что это не покушение.
   - Я разбирал его дело, - признался Иржи. - На отрубание руки оно не тянуло. Он догадался разыграть, что у него было помутнение рассудка и что он сам не понимает, зачем это делал. Поэтому отделался штрафом и плетьми. Хотя у меня был соблазн отправить его краевым в провинцию.
   - В провинцию только неудачники едут, - пожала плечами Татуня.
   Иржи тяжело посмотрел на неё:
   - После событий последней седмицы я начал подумывать, не плюнуть ли мне на сыск и не уехать ли краевым хоть в то же Околье. Лазь по горам, бегай по болотам, дави нежить с нечистью - по сравнению с дерьмом, которое творится в столице, там благодать.
   - Так что тебе мешает? - тихо спросила Энха, почувствовав, как сердце дало сбой.
   Иржи - краевой маг Околья... Если так будет, можно... уезжать в Околье, жить там - и Иржи тоже там будет...
   - Мне тут ещё не окончательно осточертело, - скривился Иржи, отпивая бренди. - Вот случится ещё седмица подобных гуляний - и, наверно, осточертеет.
   - Ты же королевский маг, - наклонила голову Татуня. - Тебе надо не в глухомань ехать, а во дворец.
   - Я там был, - скривился Иржи. - Тоже гадюшник тот ещё.
   - Во дворце, - как-то неопределённо и обтекаемо согласился Горимир, - тоже... не всё идеально.
   Татуня развернулась к нему:
   - Но ты же не станешь утверждать, - воскликнула она, - что захолустное Околье, где даже краевой маг вынужден жить в простолюдинской мазанке, лучше дворца с его чистотой и удобствами!
   Энха и Злобка посмотрели друг на друга, но говорить ничего не стали.
   - В каждом месте, - снова неопределённо и обтекаемо ответил Горимир, - есть свои достоинства и недостатки.
   Иржи большими глотками опорожнил бокал. Не морщась и не закусывая, словно там было не бренди, а компот.
   - Ты пьян? - спросил его Мнишек.
   Иржи с тоской помотал головой:
   - Не берёт...
   Они просидели так, разговаривая обо всём, до тех пор, пока на городской стене не протрубили вторую стражу. Выпили и наливку, и чай, съели и апельсины, и финики, и печенье, и хлеб с брусничным вареньем. Последний кусочек пастилы Горимир галантно поделил на три части между девушками, и третьекурсники, поблагодарив за чай, ушли. Горимир оставил Энхе свой герцогский бокал, объяснив, что у него таких много, а ей может пригодиться в следующий раз. Иржи остался сидеть в кресле с бокалом, на самом дне которого оставался последний глоток бренди. Взгляд его был какой-то совсем усталый и совершенно трезвый. Дече принёс воды, Энха и Злобка перемыли посуду, Дече унёс грязную воду, и Злобка вопросительно посмотрела на Энху, глазами показав на Иржи, который всё так же сидел в кресле с недопитым бокалом в руках. Энха чуть заметно покачала головой, и Злобка и Дече ушли.
   Страшно оставаться с Иржи не было. И его насмешек она больше не боялась. Здесь, в столице, её ничего не держит. Просьбу Вито она выполнила - перечитала всё, что было по нечисти и низшим расам, и выписала всё, что могло им помочь. С надеждой поступить в университет пришлось расстаться. А делать артефакты по-эльфийски она сможет и в Околье - всё равно тыкаться придётся вслепую, подсказать ей никто не сможет. Только копии некоторых книг нужно найти или заказать. А Иржи...
   Наверно, и он почувствовал её состояние. Или у него просто не было настроения насмехаться.
   - Где вы были утром четвёртого дня? - абсолютно трезвым голосом спросил он, подняв на неё усталые глаза.
   Энха, несколько озадаченная вопросом, принялась загибать пальцы.
   - На Уасете, - ответила она, подсчитав.
   Ей показалось, что нужно что-то вспомнить, что-то ему сказать... Но что?..
   - Где этот ваш Уасет вообще находится?
   Энха принесла сборник карт Моравы, осторожно полистала его толстые, местами мятые страницы, нашла лист, где были отрисованы Магьяра и Околье, и сунула Иржи.
   - Вот, - показала она на значок, обозначающий эльфийские руины, - на самой границе Магьяры и Околья.
   Он рассматривал карту долго, а Энха мучительно пыталась вспомнить, что же такое важное она забыла...
   Иржи вздохнул:
   - Утром четвёртого дня я видел над Окольем третий магический отсвет. Сейчас думаю, мог ли это я видеть вас.
   Энха ойкнула.
   - Когда мы шли по порталу, - вспомнила она, - перед тем, как выйти в Будаве, мы тоже видели третий магический отсвет! Он по силе был похож на отсвет Павко.
   - Где? - Иржи поднял на неё трезвые глаза.
   Она попыталась вспомнить. Но ей тогда было уже плохо, а Околье было искажено...
   - Где-то в Вирейском уезде, - наконец предположила она.
   Иржи нахмурился своим мыслям.
   - Заброшенный хутор в шести часах от Вирейки, - снова спросил он. - Знаешь такой?
   Она подумала и покачала головой:
   - Я в тех краях бываю нечасто. Деревни знаю, а хутора - нет.
   Иржи вздохнул - как-то устало и словно обречённо - вылил в себя остатки бренди из бокала, встал и пошёл из библиотеки, не шатаясь и почти естественной походкой. Энха невольно перевела дух, подождала, пока он выйдет, и достала из корзины пустую бутылку из-под бренди. Понюхала её, вылила себе на ладонь три оставшиеся капли и лизнула.
   Язык тут же обожгло, да и острый карамельный запах не оставлял сомнений, что Иржи пил настоящее бренди, а не компот.
   Она стянула с головы платок, потрогала влажные волосы на макушке. Желудок наполняла приятная сытость после двух дней скудной тюремной кормёжки, было тепло, а тело и волосы пахли мылом и травами, а не тараканами и отхожим ведром.
   Только с уходом Иржи стало одиноко.
   Она потушила магический светильник, присела около камина, в котором остались лишь одни угли, подбросила в него тонкое поленце, понаблюдала, как на нём неторопливо разгорается огонёк. Из щели под камином показался маленький сиреневый вырост, вслед за ним вылезла голова, похожая на бобриную, уже заметно обросшая шерстью. Голова поторчала над полом, пошевелила выростами, высунула из щели лапу, вторую, и штух перетёк по Энхиной ноге к ней на колени. Она погладила его по редкой ещё шёрстке, вычесала несколько чешуек и услышала шаги в коридоре.
   И почему-то точно знала, что это возвращается Иржи.
   Он постоял у входа, понаблюдал за замершей Энхой и штухом, затем запер дверь на засов и направился к камину. Сел на его бортик и притянул Энху к себе.
   - Послушай, - как-то устало и отчаянно сказал он ей в шею, - когда ты следующий раз решишь шастать по порталам, скажи мне. Просто скажи.
   Энха подумала. Представила, что она собралась в портал. Представила, что на это скажет Иржи. И помотала головой.
   Иржи отстранился. Посмотрел на неё с каким-то безнадёжным отчаянием.
   - Почему я у тебя в такой немилости? Почему ты готова пойти к Мнишеку, заплатить третьекурснику или четверокурснику, но ни за что не пойдёшь ко мне?
   Энха посмотрела на него. Спрашивать, откуда он знает, что её вводили в портал некоторые студенты за два серебряных, она не стала.
   - Потому что ты говоришь... много.
   Выпила она всего ничего - много ли выпьешь, когда всего один кувшин наливки на шестерых? Но опьянение всё же чувствовалось, и из-за этого говорить было легче.
   А ещё штух, распластавшийся у неё на коленях, распространял вокруг себя лёгкое фиолетовое сияние, которое... словно бы прикрывало её от Иржи.
   - То есть я должен, - скривился он, - отрезать себе язык, чтобы заслужить твою благосклонность?
   Нет, он всё же пьян. Потому что по трезвости он будет говорить... по-другому.
   Энха помолчала, погладила штуха, понаблюдала, как от её ладони идёт едва заметный зелёно-молочный свет.
   - Зачем тебе моя... благосклонность?
   - Зачем? - в его взгляде появилась злость. - Мне казалось, что я и сказал, и показал это уже всеми способами, которые мог придумать. Или у вас в Околье за девушками ухаживают по-другому? Болотникам в ментальный плен кидают, на гоблинов вперёд себя отправляют?.. Так я не из Околья, я не приучен к вашим... методам!
   Энха погладила штуха, понаблюдала, как зеленоватый свет от её ладони остаётся на шерстинках нечистика лёгкими искорками и растворяется в фиолетовом свете. Потом подняла глаза на Иржи.
   - Мне с тобой тяжело, - призналась она. - Ты всегда насмехаешься. И когда ты приходишь, я всегда жду, когда ты опять начнёшь насмехаться. И не могу... расслабиться. Потому что жду неприятностей от тебя.
   - Например? - обречённо спросил Иржи.
   - Меня зовут Энха. Не Ханна. Я не люблю это имя. Ты это знаешь. И всё равно называешь.
   - Да, называю, - процедил сквозь зубы Иржи. - Какие варианты ответа, почему?
   - Чтобы показать свой статус, - пожала плечами Энха.
   - Что? - опешил он.
   - По реестрам я принадлежу к сословию селян, даже несмотря на то, что мои родители ремесленники. Твои родители и ты по реестрам - ремесленники. То есть я ниже тебя на ступень. Была раньше. Сейчас ты королевский маг, то есть ещё на одну ступень выше, и между нами сейчас две ступени. Ханка - это селянское имя. И ты меня так называешь, чтобы показать, что ты пан королевский маг, - в её голосе невольно прозвучала злость, - а я как была из низов, так там и осталась.
   Иржи ошалело смотрел на неё.
   - То есть ты воспринимаешь это так... - он без сил привалился к стенке камина. - А тебе не приходило в голову... А... Хорошо, а почему пани Збигнева тебя называет Ханичкой, ты не задумывалась?
   - Она графиня, - Энха погладила штуха. - Я селянка. Она имеет право даже просто звать меня Эй, ты.
   Иржи застонал.
   - А тебе не приходило в голову, что я никогда не думал про статус в реестрах? А думал о том, что имя Ханна можно менять. Ханичка, Хануся - и ещё десятком способов! А имя Энха я никак изменить не могу! Я, бл*дь, ласково сказать не могу! Энха и всё! Как кличка собаки.
   - Энха - моё имя, - сквозь зубы с расстановкой просветила она его. - Меня так зовут. В храмовой книге, где меня записали, когда я родилась, я не Энханна. Я Энех. Это магьярское имя. И я ни с какого бока не Ханна.
   Иржи привалился затылком к стенке камина, удержавшись от того, чтобы не побиться об неё головой покрепче.
   - Хорошо, - не открывая глаз, согласился он. - Я понял. Энха. Дальше? Чего я тебе ещё не того говорил?
   Она погладила штуха. Его фиолетовое свечение и её зелёное сливались в переливающийся поток. Энха ткнула его пальцем, он задвигался.
   Можно было сказать, что он постоянно тычет ей, что она не маг. Но... Но это было слишком личным. Слишком глубоким и слишком болезненным, чтобы выносить на поверхность.
   Видимо, она молчала слишком долго, и Иржи потерял терпение. Или просто решил перевести тему.
   - Ты мой защитный амулет в портал не надела принципиально? - спросил он.
   - Да, - не стала скрывать она. - Потому что не верю тебе.
   - Когда я тебя обманывал?
   - Когда подарил мне защитный амулет, после которого я покрылась пупырышками. Я, может, и наивная провинциалка, но на своих ошибках учиться умею.
   - Мне казалось, - Иржи посмотрел на неё обречённо, - что мы тогда поквитались друг с другом. И ты осталась в выигрыше, если ты не в курсе. Твои зелёные пупырышки прошли бесследно, а у меня рука, которую ты мне тогда сломала, до сих пор болит на каждое изменение погоды.
   Энха посмотрела на него.
   - Ты обманул один раз, - пояснила она. - Ты можешь обмануть и второй.
   - Я это понял, - устало покивал он. - И то, что ты никогда не ешь того, что я приношу - это тоже ждёшь, что я туда подсыплю яд?
   Она пожала плечами:
   - Ты приносишь это пани Збигневе. Если я попрошу у неё, ты начнёшь насмехаться.
   Взгляд Иржи стал отчаянно болезненным.
   - И тебе не пришло в голову, что все вкусности я приносил тебе?
   Она скривила губы в невесёлой усмешке:
   - Ты приходил к пани Збигневе. И разговаривал с ней. И вкусности приносил ей. Я нужна была только заварить чай, потому что пани Збигневе тяжело ходить.
   Он застонал.
   - Почему с тобой так тяжело? - обречённо посмотрел он на неё. - Почему ни с кем у меня не возникает столько проблем, сколько с тобой на самом ровном месте? Мне казалось, что всё прозрачно и очевидно! Почему самые обыкновенные... вещи ты воспринимаешь в перевёрнутом виде? Энха, мне делать наоборот, чтобы ты понимала так, как надо?!
   Штух пошевелил выростами, вытянул лапу, потрогал ногу Иржи и перетёк к нему. Иржи отрешённо посмотрел на коричневый комочек у себя на коленях.
   - Я приношу тебе вкусности - а ты думаешь, что я приношу их пани Збигневе. Я делаю тебе защитный амулет - ты считаешь, что я хочу причинить тебе вред. Я называю тебя Ханичкой - ты воспринимаешь это как унижение. Я защищаю тебя от нечисти - ты обижаешься... Я должен, - устало спросил он, - отправлять тебя на гоблинов, а сам сидеть в сторонке? Оставлять тебя на съедение болотнику, а потом смотреть, как ты полдня ни на что не реагируешь? Тихо спать, когда тебя ментально жрёт нечисть?
   Она фаталистично смотрела на него.
   - Это Околье, - пожала она плечами.
   - Да, - вспылил он, - Околье! Чуть что - это Околье! Но это там - Околье. А здесь - Морава. Здесь Морава, Энха! Я был в Околье, я убедился, что там всё с ног на голову. Что отправить девку на приманку упырю - это в порядке вещей. Выйти против ушлёпка с одной лишь совней или рогатиной - это сплошь и рядом. И не просить помощи, когда жрёт нечисть - это нормально. Я понимаю, что не просят помощи, потому что зачастую не у кого просить. Но если рядом маг, который может убить эту нечисть... Почему о том, что тебя ночью жрал хаттат, я узнал только утром? Или ты думала, что я вместо хаттата убью тебя?
   - Нет, - ответила она. - Просто ты потом долго напоминал бы мне это. Что ты можешь убить его, а я нет. Что ты маг, а я нет.
   Он застонал.
   - То есть когда тебя полночи ментально жрёт хаттат - это не так страшно, как несколько моих слов? Когда на тебя нападает ушлёпок - это меньшее зло, чем опять же несколько моих слов?
   - Да, - призналась она.
   И даже самой как-то стало легче и понятнее. Она не Иржи боится. Она боится только его слов...
   - Но над чем мне насмехаться? - вскричал он. - Что я убил нечисть? Что защищал тебя?
   - Да. Что ты всё можешь, а я - нет. Что ты маг, а я нет. Ты мне всё время это напоминаешь. Как тогда, когда в Околье мы почуяли гоблинов. Татуню ты уважаешь, поэтому хотел, чтобы она пошла на гоблинов. А я не маг, и для тебя... существо низшего сорта.
   Иржи взвыл:
   - А ты не подумала, что как раз на твою Татуню мне плевать далеко и глубоко? Ранят её, подохнет она - мне плевать. А на тебя не плевать. Я мужчина, бл*дь, и это нормальный мужской инстинкт - защищать любимую девушку! Может, у вас в Околье по-другому, может, у вас признаться в любви - это послать девку на гоблинов или нечисть! Отправил одну сражаться против шайки гоблинов - значит, любит. Но здесь не Околье и я не из Околья! Я не могу так! Я буду защищать тебя до последнего - я не могу по-другому! Тем более тогда ты была после болотника и на реальность реагировала плохо. Я тогда, мать твою, не видел никого и ничего кроме тебя! Ударь мне тогда кто в спину или даже в бок - я не среагировал бы!
   Штух на его коленях вытянул из себя длинную лапу и обвил ею его ногу. Вокруг него струилось фиолетовое сияние.
   - Я с детства была приманкой для нежити, - помолчав, сказала Энха. - Я в школе ещё не училась, меня начали брать на упырей и болотников. Потому что на меня клевали всегда, и я умела долго не поддаваться ментальному плену. И за мной нежить плохо чует охотников. Потому что часто бывает, что приманка не прикрывает своим менталом охотников, и нежить срывает захват и уходит. И с гоблинами и нечистью тоже так - они не чуют за мной охотников. А потом мы с Вито стали ходить. Он не может изготавливать магические манки, а покупать их - денег не напасёшься. И я, - она пожала плечами, - я привыкла всегда идти впереди охотников.
   Иржи посмотрел на неё долгим безнадёжным взглядом. Потом закрыл глаза и прислонился затылком к каминной стенке. Штух на его коленях кружил фиолетовые волны, вбирая в себя зелёное сияние Иржи.
   И то ли это была игра света и тени, то ли, просто казалось в темноте и в неверном отблеске огня, но было видно, как под его глазами залегли глубокие тёмные тени, что щёки впали, и весь его вид - усталый и больной.
   И сразу вспомнилось, как он лежал на операционном столе со страшной гноящейся раной в боку - неподвижный и такой же усталый. Энха почувствовала, как у неё защемило сердце, захотелось то ли сказать ему что-нибудь ласковое, то ли обнять его. Но сказать - она не знала, что говорить, да и понимала, что стоит будет ей открыть рот, как она забудет все слова. А обнять...
   Страшно. Потому что после такого он точно отпустит колкость, которую слышать не хотелось. После которой она точно соберёт вещи и уедет в Околье...
   - Хорошо, - всё так же устало, но неожиданно почти спокойно произнёс он, открывая глаза. - Про нежить и приманку я понял. Вместо того, чтобы в детстве бегать с мальчишками, ты бегала с нечистью. А она... ничему хорошему не научит. Но попросить меня прибить нечисть, если я рядом, можно же?
   - Ты будешь насмехаться, - напомнила ему Энха. - Тыкать мне, что я не маг.
   - Да, - Иржи уловил суть. - Самое страшное - это мои слова. Я это понял... Энха, послушай, давай... Я обещаю придерживать язык, а ты ну хоть как-нибудь давай мне понять, что считаешь, что я сказал что-то не то. Я не умею читать мысли и считывать эмоции. А носить с собой постоянно артефакт для их считывания, или самому развивать эмпатический дар - я стану истеричкой, как тот Божек... Энха, если ты не можешь сказать, то покажи хоть как-нибудь, что не так.
   Энха смотрела на него. Хотелось по привычке покачать головой и уйти в глухой отказ, но... Но сейчас они словно оба стояли на узкой зыбкой гати. Одно неверное движение - и они оба сорвутся в трясину. Иржи сделал шаг вперёд. И она...
   Она может не пойти навстречу. Может дать волю страху и уйти. Но...
   Она медленно, через силу преодолевая привычный страх, кивнула.
   Дать сейчас волю страху - это сделать шаг назад. И сорваться с гати...
   Иржи протянул к ней руку и привлёк её к себе. Энха уткнулась лицом ему в грудь. Штух перетёк с его колен на пол, прошёл пару шагов и втянулся в понравившуюся ему щель.
   - Он как-то влияет эмпатически? - устало спросил Иржи, проводив его взглядом.
   - Не совсем, - уточнила Энха, тоже наблюдая, как из щели остаётся торчать один лишь хвост и чувствуя руки Иржи у себя на спине и затылке. - Он питается эмоциями. Он поел сначала меня, потом пошёл есть тебя. Так любая нечисть делает. Только прирученная нечисть может забирать те эмоции, которые ест. А неприрученная не забирает, только ест.
   Иржи не ответил. Помолчал, глядя на маленькие язычки пламени в камине, затем попросил:
   - Энха, обещай, что когда полезешь в портал, наденешь мой амулет. Я клянусь, там нет ненужных сюрпризов. Потому что я... Я не хочу пережить ещё раз то, что я пережил, когда узнал, что вы все вошли в портал без защитных амулетов и нигде не вышли.
   Энха понаблюдала, как в щели исчезает плоский длинный хвост. И заставила себя кивнуть. Далеко на ратуше часы пробили четвёртый час ночи.
   - Пошли спать, - тяжело предложил Иржи.
   Энха напряжённо посмотрела на него. Помечтать под Ярилко Мочика о постельных утехах с Иржи она любила. Но одна лишь мысль о том, что это сейчас будет в реальности, вызывала не желание, а страх.
   - Не бойся, - хмуро и устало ответил он, правильно оценив её взгляд. - Не трону. Не в состоянии, - очень неохотно признался он.
   Он тяжело поднялся по лестнице, крепко держась за перила, и добрался до её комнаты, заметно придерживаясь за двери и стены. Хотя говорил-то он совершенно трезвым голосом, и взгляд был тоже трезвым. В комнате он рухнул на её кровать, стянул сапоги и сюрко и, как был в котте и штанах, залез под одеяло. Энха неуверенно потопталась, но раздеваться перед Иржи... К тому же он-то одет... Поэтому она тоже только разулась, заплела косу и, робея, забралась к нему тоже в верхних штанах и котте. Иржи притянул её к себе, накрыл одеялом и почти сразу же захрапел.
   Энха думала, что не уснёт долго, однако две предыдущие тюремные холодные ночи сказались: стоило ей закрыть глаза, как она почувствовала, что мысли в голове начинают путаться. Она попыталась подумать о том, как будет утром смотреть в глаза Иржи, однако эта мысль сразу же забылась. Подумала, что надо подумать, какой эльфийский артефакт она будет делать следующим, но тоже уснула.
  
   Глава 28. Иржи. Заброшенный хутор
  
   Три следующих дня Иржи не вылезал из Сыскного приказа и занимался только тем, что спал и ел. Было ли это следствием слишком быстрого заживления раны, или просто сказывалось физическое и нервное напряжение последней седмицы, но он чувствовал себя постоянно уставшим. А может, причиной было и то, что с Энхой всё в порядке, и нахлынувшее спокойствие потушило весь раж.
   Поэтому когда утром четвёртого дня он приплёлся в тёплую гостиную и голова Приказа не без ехидства поинтересовался, не хочет ли он съездить в Околье и поискать заброшенный хутор у Вирейки, он воспринял это без энтузиазма, хотя всегда охотно мотался по всей Мораве.
   - Пан Геза, - укорил его пан Отокар, наваливая себе из большого глиняного ставца в миску пшённой каши, - пусть оклемается хлопец.
   Иржи тоже взял из стопки чистую глиняную миску и пристроился в конец очереди.
   - Я же не отправляю его давить нежить или разгонять массовые беспорядки, - возразил пан Геза. - Съездит в провинцию, подышит свежим воздухом...
   - ... Подавит нечисть, поупокаивает нежить, - закончил за него пан Игнац, принимая у пана Отокара деревянную чумичку и в свою очередь набирая себе каши.
   - А там где-то и навь обитает, - добавил Алоис.
   - По навям он вообще уже специалист...
   - Каши оставь, - забеспокоился Иржи.
   - А ты к зазнобушке сходи, - ехидно посоветовал пан Игнац, всё же передавая ему чумичку. - Авось покормит такого героя. Она всё же одарила тебя благосклонностью, раз ты тогда ушёл к ней и вернулся только утром? И с тех пор отоспаться и наесться не можешь.
   Следователи за столом разразились дружным хохотом.
   - Горячая девка оказалась? - хлопнул его по плечу Безуха, так что Иржи чуть не выронил миску.
   - Завидуй молча, - буркнул он, внаглую накладывая себе лишнюю чумичку каши.
   - Эй, ты не последний, - возмутился Алоис, вытягивая шею, чтобы выяснить, сколько в ставце осталось.
   - Пан Геза, - Иржи неохотно передал чумичку Алоису, - может, хоть до весны отложить? Где я там в снегу что найду? Весной хоть тропы видны будут.
   - А зазнобушка тебе твоя на что? - напомнил Голова. - Не только ночами постелю греть. Она у тебя окольская, и коли не всё там знает, то придумает, как узнать.
   - Не отмажешься, Иржик, - посочувствовал ему пан Отокар.
  
   К Энхе Иржи заглянул утром следующего дня. В университете было тихо и пусто, занятия не шли - видимо, ни магистры, ни студенты ещё не были в состоянии учить и учиться. Библиотека была закрыта. Иржи проверил поисковым заклинанием, но там никого не было. Он подумал и заглянул на хозяйственный двор, но и там было пусто, однако за деревьями около мостика через ручей он рассмотрел группку людей и направился туда.
   Снег около ручья был истоптан, вода около берега подёрнулась тонкой коркой льда, на середине же вода медленно текла - тёмная и в этом месте уже грязная. Мостик нёс на себе следы недавней починки. Около него стояли Энха, Дече, Злобка и ещё один второкурсник. В руках у Дече был багор, им он пытался достать что-то из воды. Остальные напряжённо за ним наблюдали.
   Когда Иржи подошёл, Дече, Энха и Злобка посмотрели на него задумчиво, а второкурсник - раздражённо.
   - Тоже пришёл сказать, что немаги - это быдло? - грубо буркнул он.
   Иржи собирался было уже ответить соответствующим образом, но его остановила Злобка:
   - Не злись на него, - она примирительно подняла руки. - Просто недавно приходил один магистр, мы попросили его помочь, а он... И сказал... Ну, примерно, что все немаги - это быдло и он не намерен марать руки.
   - И что вы здесь потеряли? - неохотно отказался от колкости Иржи.
   Все повернули головы к Энхе.
   - Меня второй день кто-то тянет, - не глядя на него, призналась она. - В смысле, нежить. Не пойму только, какая. В ментальный плен не берёт, но тянет... Я подумала, может, это мертвец, который до конца ещё не оборотился.
   Иржи посерьёзнел и посмотрел на воду.
   - И вы решили, что он тут? - он поисковым заклинанием проверил воду под мостом. Поматерился про себя, поменял руны, прислушался к ощущениям.
   - Там действительно какая-то демоническая сущность есть, - подтвердил он. - Но она уже на той стадии, когда я не могу поднять его магически... Можно поднять покойника магически, - объяснил он, увидев их вопросительные взгляды. - Влить в него сгусток магии, который работает примерно как вселившийся демон. Но если в покойнике уже есть демон и началась демоническая трансформация, то этого сделать нельзя: или демон, или сгусток магии, вместе никак. На самой начальной стадии магией ещё можно вытолкнуть демона, но здесь - уже нет.
   Дече подумал и ушёл. Вскоре он вернулся с черенком от лопаты и мотком верёвки. Привязал багор к черенку и снова принялся шарить в ручье. Багор зацепился за что-то, и Дече с второкурсником принялись его тащить. Из воды показалось сизо-коричневое тело с коротким хвостом, частично покрытое чешуёй. Его вытянули на берег и с любопытством понаблюдали, как на глазах затягивается рваная рана на шее, нанесённая багром.
   - Водяник, - кривясь, подтвердила Энха.
   - Пан Гжежны, - определил Иржи, всмотревшись в его лицо, которое ещё сохраняло человеческие черты.
   Случайность ли то, что во время беспорядков снова погибли магистры?..
   Он присел около него на корточки, приложил ладони к его почти лысой макушке и выдернул из тела демона.
   - Его теперь надо сжечь, - констатировал он.
   И мгновенно уловил, что у остальных есть идея поинтереснее. Студенты и Энха с Дече переглянулись, пообменивались взглядами, ухмыльнулись, и девушки помчались в сторону университета. Дече с второкурсником подхватили труп пана Гжежного и поволокли за ними. Иржи с собой не позвали, но он был уверен, что в скором времени пан Гжежны будет обнаружен на кафедре нежитиеведения в своём кресле и за своим столом. И может быть, даже в своей одежде с эмблемой университета. И с пером в перепончатой руке.
   Иржи прошёлся вдоль ручья, прощупал его магически, но там больше демонических сущностей не водилось. По крайней мере, в пределах университетской территории. Тогда он вернулся в библиотеку. Энха была там и уже разводила самовар. Ковёр в верхней гостиной был отвёрнут, на столе среди стружек и опилок лежала какая-то деревянная заготовка длиной в локоть. Энха отставила эту деревяшку в сторону, смела стружки в стоявшую тут же корзину, протёрла стол тряпкой и расстелила на нём вышитую льняную скатерть.
   Когда самовар вскипел, она заварила чай, а пока он заваривался, снова взялась за свою деревяшку. Словно пытаясь за резьбой спрятаться от него, внезапно с горечью уловил Иржи. Он понаблюдал, как она умело вырезает завитушки, время от времени сверяясь с карандашным рисунком перед ней. Там было нарисовано что-то эльфийское, можно было различить несколько рун, а кое-где было отмерено даже расстояние.
   - И что это будет? - полюбопытствовал он, приподнимая крышку заварника и пытаясь оценить степень заваренности чая.
   - Сетех, - она отложила один резец и выбрала из набора другой.
   - Что такое сетех?
   Она неопределённо повела плечами:
   - Эльфийский... В эльфийских сказаниях Сетх этими... сетехами огораживал прорехи, и тогда нечисть... не могла через них пробраться.
   Иржи хотел было привычно изобразить беспокойство, уверена ли она, что нечисть знает, что она должна испугаться этой деревяшки, но сдержался. И так чувствовалось, что Энха напряжена, и нарушать и без того шаткое перемирие было неразумно.
   Правда, ему показалось, что про свой этот... сетех она рассказала не всё. Впрочем, ко всему эльфийскому он относился равнодушно, и увлечение древностями считал бесполезной тратой времени и сил. Но лучше пусть Энха подражает своим эльфам, чем лезет в дерьмо, которое называется учёбой в университете магии. И если в бытность Иржи студентом университет был просто гадюшником, то теперь здесь явно что-то происходит. Бойня магистров на праздник Жертвы Инпу была кем-то организована. Во время последних беспорядков погибло ещё три магистра, и демон его знает, что будет дальше.
   Как бы не вышло так, что Околье окажется более безопасным местом, чем университет магии!..
   - Скажи, - Иржи заговорил о том, ради чего сюда, собственно, пришёл. - Можно ли сейчас найти заброшенный хутор, шесть часов не доезжая до Вирейки?
   - Снега в Околье немного, - подумав, ответила она, не глядя на Иржи. - Пройти везде можно. Но... За шесть часов до Вирейки - с какой стороны?
   Иржи мысленно проскрежетал зубами: этого у почившего пана Врочицы они не уточнили. Подумали все про дорогу из Городища - и не сообразили, что если не дорог, то направлений от Вирейки гораздо больше.
   - Я так понимаю, шесть часов не доезжая до Вирейки по городищенской дороге.
   - От Городища на Вирейки ведут две дороги, - объяснила Энха. - Одна по правому берегу Лиски, другая по левому.
   Хорошо, что не пять.
   - Ты не хочешь съездить в Околье? - посмотрел на неё Иржи. - Учиться всё равно ещё никто не учится. И в ближайшую седмицу, мне кажется, не начнут.
   Она задумчиво покрутила в руках деревянную заготовку.
   - Можно сегодня вечером, - предложила она. - Переночевать у Павко, а утром поехать на Вирейку.
   Отлично. Нечего откладывать дело в долгий ящик.
  
   Зима в Околье, несмотря на то, что это север, была более мягкой, чем в столице. Мороз не кусался, снег был рыхлым и сухим, дороги замёрзли и уже были наезжены, так что поездка должна была стать сплошным удовольствием.
   Вечером в Городище Иржи пробежался по постоялым дворам и в книге постояльцев одного из дворов нашёл имя посыльного пана Врочицы. Первый раз он ночевал тут в ночь на тринадцатое просинца, второй раз - на семнадцатое.
   Вечером Энха, Иржи и Павко, расстелив на столе карту Околья, внимательно её рассматривали, решая, какой заброшенный хутор мог иметь в виду почивший пан Врочица. И сразу выплыло несколько проблем. Прежде всего, шесть часов - понятие было очень растяжимым. Летом по сухой дороге на хорошей лошади можно было за эти шесть часов доскакать от Вирейки до Славника, осенью в дожди - не проехать и шести вёрст. И это сразу включало в район поисков едва ли не весь Вирейский уезд, а заодно часть Городищенского. А во-вторых, и Павко, и Милена, и местный охотник-магьярец, которого Энха позвала на совет, - все в один голос утверждали, что в этих краях хутора не забрасывают. Здесь и нечисти не так густо, как на окраинах Околья, и земли возделанные и плодородные - сюда, наоборот, сейчас едут из Вселово и Сопвишек, где лютует нечисть.
   Иржи смотрел на расстеленную на столе карту и мысленно клял себя за то, что не уточнил местоположение хутора. Потому что прочёсывать сейчас весь Вирейский уезд - дурная затея.
   Посыльный пана Врочицы ночевал в Городище в ночь на тринадцатое просинца, уехал и вернулся через четыре дня. Можно завтра поехать в Славник и выяснить, ночевал ли он там между тринадцатым и семнадцатым просинца. Можно даже поспрашивать по придорожным деревням. Это было две седмицы назад, и чужаки здесь ездят нечасто, тем более зимой. И его могли запомнить.
   Для начала они будут знать, в какую сторону от Городища он поехал. Это уже сузит круг поисков. А там, глядишь, найдётся и заброшенный хутор.
  
   На следующее утро тучи на небе стали гуще и посыпал снег, к счастью, без ветра. Под этим снегопадом Иржи и Энха двинулись по дороге в сторону Славника, и уже через несколько часов Иржи знал, что посыльный пана Врочицы две седмицы назад здесь проезжал - селяне придорожных деревень его помнили. В Славнике на постоялом дворе Иржи заказал у хозяина ужин, они с Энхой поели с дороги, а затем он показал хозяину медальон Сыскного приказа и попросил книги учёта постояльцев. Посыльный пана Врочицы две седмицы назад тут не останавливался. Иржи отправился по остальным постоялым дворам и в одном из них обнаружил его имя в книге постояльцев. Ночевал он здесь в ночь на четырнадцатое просинца и на шестнадцатое.
   Выходит, хутор этот между Вирейкой и Славником. И ночь на пятнадцатое просинца он ночевал или на самом хуторе, или в деревне поблизости.
   Энха, сидя в комнате, опять что-то резала из какой-то деревяшки - и Иржи опять остро показалось, что за этой резьбой она от него прячется. Это было болезненно и обидно, но он заставил себя промолчать и только рассказал ей о том, что он выяснил. Она некоторое время сидела, молча хмурясь своим мыслям, а затем убрала в футляр резец, смела в корзину стружки, разложила на кровати карту, подышала на озябшие руки и подвинула ближе свечу.
   - Если посыльный, - она провела пальцем по дороге, по которой они сюда ехали, - ехал в Вирейку, то зачем он заезжал в Славник? Дорога на Вирейку отходит от славникской дороги почти сразу после моста через Лиску. Ему не было смысла ехать ещё пятнадцать вёрст до Славника, чтобы потом возвращаться назад.
   - Он мог не знать этого, - предположил Иржи. - Или в Славнике его ждал проводник... А с крутицкой дороги он не мог свернуть на вирейскую?
   - Эти дороги не пересекаются, - покачала она головой. - Между ними Мохач, - она провела пальцем по синей полоске реки. - Местные, конечно, пройдут, мост есть...
   Она внезапно замолчала и как-то застыла. Замер и Иржи, уже поняв, что она знает, где искать хутор.
   - Где? - спросил он, когда молчание стало затягиваться.
   Она подняла на него взгляд, какой-то тяжёлый и остановившийся, затем снова посмотрела на карту. Замедленными движениями сложила её, убрала в заплечный мешок, разулась, не раздеваясь, залезла в кровать, накрылась грубым толстым одеялом и отвернулась к стене.
   Пытаться сейчас что-то из неё вытянуть было делом бессмысленным. Что она сейчас ничего не скажет, было понятно. А если начать давить - не скажет тем более. Первым порывом Иржи было сказать что-нибудь ехидное, но он заставил себя сдержаться.
   Ладно, подождём. Завтра она или расскажет, или приведёт туда.
   Постоялый двор был холодным, а к тому же с вечера резко похолодало и поднялся ветер, который задувал прямо в окно. Ставни были закрыты, изнутри были спущены плотные шторы, однако по комнате ощутимо гуляли сквозняки. Иржи пододвинул вторую кровать к Энхиной, разулся, тоже не став раздеваться, улёгся рядом с Энхой и подгрёб её к себе. Она никак не отреагировала, но ощутимо напряглась. И расслабилась только тогда, когда он замотал её в одеяло, сам накрывшись другим. А сверху на них обоих накинул свой плащ. И усилием воли заставил себя не пытаться... погладить или поцеловать её.
   На улице мела метель.
  
   Энха молчала всё утро. Молча позавтракала, молча заседлала своего коня и так же молча поехала по дороге в сторону Крутицы. Вёрст через пять, когда спереди потянуло дымком и стали слышны стуки кузнечного молота, справа появилась небольшая бревенчатая божница с четырёхскатной тёсовой крышей и с рунами Анахиты на небольшом шпиле. Около неё было порядком натоптано людьми, несколько брёвен обтёсаны и приспособлены под скамьи, а на ветвях старых лип были навязаны ленты или вырезанные из дерева амулеты Анахиты.
   Энха придержала коня, посмотрела на божницу, а потом повернула голову влево. Там начиналась порядком заросшая, но заметная просека, уводящая в заснеженный лес.
   Иржи увидел, как Энха передёрнула плечами. Затем она спешилась, выплела из косы ленту, навязала её на ветку липы около божницы, прочитала короткую молитву, снова взобралась в седло и повернула коня налево в просеку.
   Здесь давно никто не ходил, а если и ходил, то не чаще пары раз в год: просека заросла молодой порослью и кустарником. Когда лес кончился, начались не то поля, не то выгоны, заметённые снегом. Потом дорога снова вошла в лесок и уткнулась в неширокую реку. Саженях в пятидесяти выше по течению Иржи рассмотрел деревянный мостик, а перед ним - давно не беленую мазанку, сушильню и какие-то другие хозяйственные постройки. И ни следа ни человека, ни нечисти, ни животного - снег был девственно чистым и ровным.
   - Когда ты спросил про то, - сумрачно заговорила Энха, останавливая перед мостиком коня и глядя на постройки, - можно ли с крутицкой дороги перейти на вирейскую, я... я сказала, что здесь есть мост... И я... вспомнила... про этот.
   - И что же здесь такого, - хмыкнул Иржи, рассматривая ничем не примечательный хутор, заброшенный явно не слишком давно, - что ты, вспомнив его, молчишь со вчерашнего дня?
   Энха не ответила, спешилась и, ведя за повод коня, пошла вперёд. Иржи также спешился и последовал за ней, осматриваясь. Хутор как хутор, место как место. И только обогнув сушильню и ступив на засыпанный снегом двор, Иржи заметил могильный холм с установленной на нём деревянной стелой в рост человека, на которой с изумительной точностью были вырезаны руны, отпугивающие демонов.
   Вот оно что...
   - Это тот самый хутор, - понял Иржи, - где Желда Хойничек убил семью?
   - Да, - всё так же сумрачно подтвердила Энха, глядя на могилу. - Это Вишвица.
   Иржи привязал повод коня к коновязи и пощупал вокруг поисковым заклинанием. Пусто - ни человека, ни животного.
   Он с трудом отворил примёрзшую дверь мазанки и оказался в тёмных пустых сенях. Засветил магический светлячок, осмотрелся, а затем снял сапоги, чтобы не наследить, и вошёл в хату.
   Большая, давно не беленая печь в центре, большая кухня, отделённая от повалуши тонкой стенкой, вдоль стен лавки, в углу стол, в повалуше обнаружилось четыре кровати. Больше мебели, как и каких-либо вещей в доме не было. А на стенах красной краской были аккуратно выведены цепочки рун от демонов. И были на полу грязные следы сапог, которые Иржи заметил ещё в сенях.
   Судя по размеру и характеру отпечатков, следы принадлежали как минимум двум мужчинам.
   - Это могло остаться от хозяев или от похорон? - спросил Иржи Энху, которая вошла за ним, тоже разувшись в сенях.
   - От хозяев - нет, - покачала она головой. - После похорон мыли пол, и сюда ходили родичи, забирали вещи. Но на годовщину смерти подновляли эти руны, - она указала на стены, - и тоже должны были мыть пол. То есть сюда кто-то заходил после годовщины.
   - Кто писал руны? - уточнил Иржи, рассматривая идеально правильные значки и вспоминая идеально выведенные руны на щуркинских артефактах.
   Она пожала плечами:
   - Кто угодно мог писать.
   - Прям-таки кто угодно? - хмыкнул он.
   - У нас руны учат в школе. И любой селянин умеет писать их правильно.
   - В Околье в школах преподают рунистику?! - опешил Иржи.
   Она посмотрела на него как на идиота:
   - Конечно. Потому что жрецов на все трупы и всю нежить Околья не хватит. Магов тем более. Поэтому все пишут руны сами.
   Иржи снова глянул на идеально написанные руны.
   В щуркинских артефактах они тоже прописаны идеально... Не может ли быть так, что их изготавливает какой-нибудь местный маг-самоучка? Если руны он выучил в школе, если есть дар захвата магии... Прийти к Вито или Павко, полюбопытствовать у них, как делают артефакты - даже если они расскажут в двух словах, этого достаточно, чтобы толковый самоучка смог создать артефакт, пусть и не с первой попытки...
   Нет, понял Иржи, маг-самоучка всё равно был бы виден из мира демонов магическим отсветом. А третий отсвет слишком тусклый, чтобы принадлежать магу. Правда, над Окольем иногда виден третий яркий отсвет, но маг-самоучка не додумается сам до амулета-маски - там слишком специфические руны и связки и слишком специфическое изготовление.
   Не сходится...
   Иржи внимательно осмотрел следы на полу. Больше всего их было около стола и печи, но если присмотреться, было видно, что заходили и в повалушу. По маленьким комкам земли и засохшим травинкам можно было определить, что кто-то ходил к дальней из кроватей. Спать? Но проще улечься на ближайшую...
   Иржи перетряхнул прелую солому, служившую вместо матраса, но ничего не нашёл, а вот когда он тщательно осмотрел пол около кровати, то обнаружил на одной из досок маленькие свежие стёсы. Иржи вынул из-за пояса нож, подковырнул доску и осторожно приподнял её.
   Подпола не было - доски лежали прямо на каменном перекрытии подклета - но зазора в два пальца оказалось достаточно, чтобы там поместился свёрток, замотанный в провощенную льняную тряпку. Когда Иржи вытащил его и размотал, то обнаружил в нём несколько листов исписанной бумаги.
   Пять листов были среднего качества и желтоватые - явно местного производства. Они были сплошь исписаны рунами: в связках отдельные руны вычёркивались, другие вставлялись, стрелками менялась последовательность, там и тут стояли знаки вопроса, некоторые связки были обведены - где жирно, так что чернила пропитали бумагу, где лёгкими штришками. И ни одного слова, чтобы хотя бы посмотреть на почерк.
   Последним же оказалось письмо, написанное хорошим почерком и на хорошей бумаге. Оно начиналось кратким словом Приветствую, а затем чётко по пунктам шёл список артефактов, где были перечислены требуемые свойства и количество. Местами шли приписки: Предполагаю, что рунные связки будут такими, - и приводилась связка рун, - но ты вправе менять по своему усмотрению. Письмо заканчивалось фразой: Дату следующей встречи согласуешь с посыльным устно.
   Пан Врочица упоминал, что его посыльный забирал у местного мага готовые артефакты и привозил новую инструкцию. Но письмо подписано не было, и был ли автором пан Врочица или кто-то другой - сказать сейчас было нельзя.
   Кроме бумаг в тайнике обнаружилось два пустых торовидных лазурита и больше ничего. Иржи тщательно обыскал остальной дом, залез в подклет и на чердак, облазил все хозяйственные постройки и прощупал всё, до чего смог дотянуться. Больше неведомый маг ничего не пожелал им оставить. Ну или спрятал слишком хорошо.
   А ещё здесь был повышен тёмный фон, хотя и не особенно сильно. Иржи со специальными засекающими артефактами обошёл вокруг хутора, затем отошёл от него на десять саженей и снова обошёл, затем отошёл на двадцать и на пятьдесят саженей и по такой большой окружности тоже обошёл.
   Сомнений не было - тёмный фон концентрировался именно на хуторе, уже в двадцати саженях от него он переставал чувствоваться, и дальше фон шёл светлый. И казалось бы, можно делать вывод, что маг колдовал здесь, но фон был мелкодисперсным, что говорило о том, что колдовали здесь давно и крупные сгустки магии уже успели растаять.
   Но в любом случае хутор они нашли верно. Осталось взять посыльного пана Врочицы, когда он вернётся в столицу, и выяснить у него дату следующей встречи. И приехать в этот день сюда...
  
   А по возвращении в Сыскной приказ Иржи ждала досадная новость - посыльного пана Врочицы, который пятнадцатого просинца забирал в Околье артефакты, нашли. В реке парой вёрст ниже столицы и с камнем, привязанным к шее. Труп нёс на себе следы пыток, и никаких ни артефактов, ни денег, ни бумаг при нём, ясное дело, уже не было.
   Кто-то оказался расторопнее следователей и добрался до него раньше. И узнать от него дату, на которую была назначена следующая встреча на хуторе, уже не представлялось возможным.
   А вот найденные на хуторе листы и письмо вызвали оживление. Иржи был отправлен в архив университета поискать какие-нибудь письменные работы пана Врочицы - хоть что-то должно было сохраниться. Иржи приволок две контрольные и конспект по упокоению нечисти. Пан Игнац где-то на стороне добыл два письма, написанных паном Врочицей, и всё вместе позволило сделать однозначный вывод - письмо со списком артефактов писалось не им. Пан Геза покрутил его в руках и отправил Иржи в архив за образцами почерка графа Понятко. Иржи притащил две контрольные, написанные графом в пору студенческой молодости, Безуха приволок из порта складскую книгу, где некоторые позиции записывались графом собственноручно.
   Почерк совпал.
   - А кроме этого, - артефактор Макарек пригладил седеющую бородку, - покойный пан Врочица перечислял нам артефакты, которые он привозил из Околья, и собственноручно записывал рунные связки в них. Вот таких, - он указал на письмо, найденное Иржи на заброшенном хуторе, - у него не было.
   - А нам попадались такие артефакты? - спросил пан Отокар, рассматривая один из листов с рунами.
   Макарек просмотрел сначала письмо, потом долго вчитывался в рунные листы. А затем графитовым карандашом обвёл одну из связок.
   - Узнаёте? - спросил он, поднимая глаза на коллег.
   Десять рун на первый взгляд казались цепочкой для защитного артефакта. Но в эту цепочку были вписаны три посторонние руны, в том числе и махъя - пустота.
   Следователи переглянулись.
   На праздник Жертвы Инпу, когда трое студентов открыли прореху в университете, артефакт с такими рунами был у одного из этих студентов. Якобы защитный, а на деле - манок, подманивающий нечисть.
   Выходит, за побоищем в университете на праздник Жертвы Инпу стоит граф Понятко - член Королевского и Городского советов и устроитель подпольных гладиаторских боёв. С его подачи в колодцах постоянно находят трупы убитых гладиаторов. По его приказу два года назад была сожжена улица сукновалов вместе с людьми. По его приказу пять лет назад были убиты дети-заложники...
   Для чего ему нужно было побоище в университете? Освободить места для своих людей? С какой целью?
  
   Глава 29. Энха. Оживить артефакты
  
   Университет втягиваться в учёбу не спешил. Какие-то магистры уже начали проводить занятия, какие-то отговаривались, что студенты массово болеют и учить некого. Студенты в самом деле хворали - после празднеств по столице пошла гулять не то холера, не то потрава, и университет она не минула. Студенты занимали очереди в отхожие места, а кто не успевал дотерпеть, бегали по кустам. Кто-то повадился бегать на хозяйственный двор - и ладно бы в нужник или рядом, так нет - под стену поварни недалеко от сторожки. Энха с Дече проследили, кто это был, и Дече отправился в бакалейную лавку за дрожжами. Энха принесла молока, муки, мёда и замесила в старом грязном ставце опару. Опара постояла в тепле и начала расти. Дече вывалил в ставец собранные следы студенческой жизнедеятельности и отнёс под окно того борзого студента. Энха к тому времени выковыряла из стены университета один из согревающих артефактов, уложила его в небольшую ямку под окном, и Дече вывалил сверху содержимое ставца.
   Ночь началась весело, маты и ругань со стороны студенческой коллегии радовали своей выразительностью и экспрессией. Несколько студентов прибежали к Дече и потребовали убрать ту дрянь. Дече согласно промычал, вылакал полкувшина крепкого вина, взял лопату и пошёл убирать. На ногах после полукувшина вина держаться было сложновато, да и видно в темноте было не очень, так что он немного потоптался по... тому месту, где надо было убирать. И сходил пару раз погреться в коллегию. Не разуваясь, ясное дело, и не выпуская из рук лопаты.
   Студенты разозлились и прогнали Дече взашей, шпульнув в него огненным заклинанием и хохоча, когда он кинулся на снег сбивать пламя. Энха пришла к нему в сторожку, смазала лечебной мазью ожоги - к счастью, небольшие и несерьёзные - и они сварили на очаге маленький котелок противогоблинского зелья. Энха процедила хрен и хвою, всыпала в бульон молотое сушёное мясо мроя и быстренько накрыла крышкой. А потом тенями и чердаками пробралась в коллегию и широким замахом выплеснула содержимое на деревянный пол коридора второго этажа. В нос тут же ударил едкий удушающий запах.
   Веселье не стихало до утра. Задыхающиеся полуголые студенты с вытаращенными глазами и красными мордами выскакивали на улицу в отчаянной попытке отдышаться. Потом, задержав дыхание и зажмурившись, бросались в свои комнаты, хватали первую попавшуюся одежду и выпрыгивали назад. Вопли и ругань были слышны даже в городе, засверкали сполохи заклинаний, некоторые горожане ближайших домов, разбуженные суматохой, влезали на крыши в надежде на бесплатное представление. Пришёл сонный и оттого злой Иржи, в обязанности которого входило разбираться с беспорядками в университете. Энха и Дече поспешно разбежались по своим кроватям и изобразили крепкий здоровый сон. Вскоре в библиотеку постучалась Злобка - в нижней рубахе и подштанниках, зато с одеялом. Энха достала вторую подушку и подвинулась, освобождая приятельнице место в кровати. Злобка устроилась рядом, подрожала, согрелась и сообщила, что ходит слух, что в случившемся виноваты четверокурсники. Девушки похихикали и уже начали засыпать, как пришёл Иржи, открыв дверь библиотеки своим ключом. Злобка радостно сообщила ему: Занято!, и Иржи обиделся и ушёл.
   На следующий день учёбы не было никакой, потому что студенты после ночных похождений учиться были не в состоянии, и Энха взялась за сетех - артефакт, которыми Сетх ограждал прорехи и магия которых была смертельной для нечисти. Энха взялась за него сразу после освобождения из тюрьмы, однако пришлось долго разбираться, как его вырезать, потому что от сетехов со времён эльфов остались лишь отдельные небольшие фрагменты. У Энхи был всего один кусочек с руной мерере и частью связки непу-ису, поэтому, обложившись разными томами Эльфийских древностей и собственными зарисовками, она попыталась восстановить его форму.
   Получилось только с третьего раза: где-то Энха неверно дорисовала недостающие фрагменты, где-то не угадала с пропорциями. Магия, вливаемая в заготовку в процессе вырезания, подсказывала, как должно быть, но не всегда вовремя, когда ещё можно было исправить. Так что только на резьбу ушло больше недели.
   Правда, один раз Энха отвлеклась, чтобы вырезать и напитать магией ещё один амулет Анахиты для Вито. Вырезала, превратила липу в нерех-камень и... И поняла, что не может оживить его. Луч, который так легко получился на Уасете, теперь не формировался. Вроде бы она и помнила, что делать и как должна вести себя магия, но не выходило собрать её в сердце, сжать в точку и взорвать в солнце. Магия вроде бы и не сопротивлялась, вроде бы и хотела подчиниться, но... что-то не получалось.
   Ведь дело не в месте? Не бегала же Анахита с каждым амулетом на Уасет, чтобы оживить его там?
   Не получилось оживить и сетех. В нерех-камень Энха превратила его без проблем, догадавшись слегка поменять плотность потока и потому потратив на его превращение всего неполных четыре дня, вместо ожидаемой седмицы. А вот дальше она споткнулась - сколько ни пыталась, не приходило даже подобие ощущения, что она хотя бы примерно делает правильно.
   Энха подумала и вечером наведалась в храм Усира и Изис. Там, подождав, пока закончится служба и прихожане немного разойдутся, спряталась за колонной и попыталась собрать магию в сердце в точку. Магия в храме была сильнее, чем в других местах, Энха чувствовала, что она помогает ей направлять поток в нужное русло, но всё равно недостаточно.
   Что делать? Попробовать словить магию на эльфийских руинах? Или опять идти на Уасет?..
  
   Учёба в университете кое-как наладилась, по крайней мере, занятия начались. Студенты продолжали хворать, магистры вели занятия ни шатко, ни валко, Злобка и другие приятели кривились и говорили, что они перепрыгивают с пятого на десятое, дословно пересказывают книги и повторяют друг за другом. И как один ругают предыдущих магистров.
   Вспомнилась Злобка, которая иногда говорила, что она не так представляла себе учёбу в университете. Энха тоже представляла её себе не так...
   В середине сеченя подкрался праздник чествования Анахиты. В Околье, где Анахита почиталась повсеместно, этот день был выходным. В остальной Мораве она была в тени Усира и Изис, а потому ради неё выходной не устраивали: совершали торжественную службу в храме - и хватит. Однако праздник в её честь натолкнул Энху на мысль. Храмы - магически сильные места. В храме она пыталась оживить амулет Анахиты, и хоть у неё не получилось, но не получилось не так сильно, как в университете. Так не попробовать ли сходить в храм, посвящённый именно Анахите?
   С вопросом о том, где ближайший храм Анахиты, Энха пошла к Мнишеку.
   - Послезавтра её праздник, - объяснила она, - а у нас в Околье она почитается.
   - Да, я знаю, - потусторонне кивнул он. Задумался, затем сказал: - Из ближайших храмов, посвящённых именно Анахите, помню, в Свейковском уезде есть, только где именно...
   Энха приободрилась. От столицы до Свейкова было полдня пешком. А из Свейкова была Катруше. А с Катруше они два дня просидели в тюремной камере и неплохо познакомились.
   Катруше она подловила на одной из перемен и задала вопрос о храме Анахиты.
   - Храм Анахиты тебе, тихоня... - она прислонилась к каменной холодной стене коридора, поморщилась и отлипла от неё. - Честно скажу, об Анахите я вспоминала только один раз в жизни - когда сеструха разродиться не могла. А уж по храмам её и вовсе никогда не шлялась... И где у нас там храм её...
   Энха задумалась, что предпринять. Идти порталом в Околье? Или в Свейков и спрашивать у местных? Хоть кто-то да будет знать...
   - А знаешь, тихоня, - усмехнулась вдруг Катруше, - а пошли. Демон его знает, где там у нас тот храм, но уезд небольшой, люди, чай, есть, спросим.
   - А занятия? - уточнила Энха.
   Катруше скривилась, как от зубной боли:
   - Занятия эти... Лучше бы я полы в замке нашего виконта мыла, чем сидела на этих занятиях! Проку было бы больше. Лекции магистры читают по велению левой пятки. Сегодня о том, как убивать чусей, завтра - как создавать артефакты на основе руны махъя, послезавтра - классификация демонов. Я понимаю, что предмет называется Применение тёмной магии, но хоть какое понятие о системе нужно иметь! Мы как-то заикнулись, что нам это всё уже читали, так пан новый магистр на нас пол-лекции орал, какие мы дебилы и какие дебилы наши почившие магистры! А сам путает нечисть с нежитью! Мне иногда кажется, что на должность магистров конкурс проводили на самых тупых. Кто самый тупой - того и брали.
   - У них конкурс, - отрешённо ответила Энха, - у кого взятка ректору больше.
   А сама впервые в жизни подумала, что оно и к лучшему, что она не смогла поступить. Сейчас она создаёт эльфийские артефакты, а поступила бы - и сидела бы на бесполезных лекциях и слушала магистров, которые рассказывают, как убивать чусей, за всю жизнь не убив ни одного...
   - Да всем известно, что взятка, - согласилась Катруше. - Умные, видно, сидят по провинциям или сумели нормально пристроиться. А у кого мозгов не хватает, лезут учить других... Пошли, тихоня, искать твой храм Анахиты. А магистрам скажу, что заболела, из нужника вылезти не могу.
   Энха побежала искать Злобку, чтобы позвать её с собой. Злобка охотно согласилась, и они пошли к Татуне. Однако Татуня лишь снисходительно улыбнулась:
   - Вера в богов - это удел тёмных простолюдинов или слабаков, которые ничего не могут сделать сами и надеются, что кто-то свыше им поможет. Вы же вроде бы образованные, неужели вы до сих пор не поняли, что давно мёртвые эльфы ничем никому помочь уже не могут?
   Энха и Злобка посмотрели на неё. На вышитое платье из тонкой шерсти, на высокую причёску, на серебряные колечки на тонких пальчиках. А всего два с половиной года назад, когда они поступали, Татуня носила обыкновенные котту и шаровары, заплетала обыкновенную косу и не носила колец. И вместе с приятельницами ходила в храм попросить богов помочь им поступить.
   Это магия так меняет людей?..
  
   До Свейкова добрались довольно поздно вечером, когда мороз усилился, снег скрипел под ногами и казался синим, а не белым. Коней девушки решили не брать, решив, что двадцать вёрст по проторенной дороге они пройдут и так. Последние две версты их подвёз бородатый селянин на розвальнях, девушки поблагодарили его парой медяков и вывалились в сугроб у первых домов.
   Свейков оказался небольшим городком с замком виконта в центре. Замок был окружён высокой каменной стеной, за которой возвышался шестиугольный донжон. В стене были ворота, к которым вела довольно широкая дорога. Вдоль этой дороги стояли добротные каменные дома в два, а местами и в три этажа, с высокими крышами, мезонинами и шпилями; нижний этаж был подклетом, а широкие каменные лестницы с перилами вели прямо на второй этаж. Однако чем дальше от центральной дороги, тем чаще попадались обыкновенные мазанки, окружённые небольшими огородами и хозяйственными постройками. К одной из таких мазанок и привела их Катруше, попетляв по узким улочкам и перейдя по шаткому мостику неширокую речку-переплюйку. Дома родители Катруше посмотрели на дочь с подозрением и очень сильно удивились, узнав, что она ещё ничего не натворила и не скрывается от возмездия. Катруше уверила их, что в самом ближайшем будущем она обязательно что-нибудь натворит, и родители вздохнули с облегчением.
   Девушек накормили горячей чесночной полевкой и запечённым карпом, передали последние новости, все выпили за встречу, а потом вдалеке послышался вой мроя. Родители Катруше рассказали, что воет и ходит по округе он уже пятую ночь, а мага в городе нет уже два месяца - предыдущий изволил утонуть и превратиться в болотника. И пан войт обещает золотой тому, кто убьёт мроя.
   - У вас есть совня? - спросила Энха, чувствуя, что от выпитого вина накатывает приятная расслабленность.
   - Что такое совня? - уточнила хозяйка.
   Энха едва не поперхнулась - как можно не знать, что такое совня?! Потом вспомнила, что это не Околье, и спросила, нет ли в доме рогатины.
   - Мы не охотники, - покачал головой хозяин.
   - Ну а топор хоть есть?
   Топор был. Даже два. Энха выбрала тот, который побольше и на более длинном топорище, встала и позвала приятельниц:
   - Идём.
   - Искать приключений на свою задницу? - уточнила Катруше, проглатывая вино.
   - Ага.
   - Я сейчас! - Злобка вылила остатки вина из жбанчика себе в кружку, выпила и подскочила из-за стола.
   Девушки вышли на улицу. Мороз кусал щёки и нос, снег скрипел под ногами, ярко светила луна, в домах уже мало где горели огни, и только где-то вдалеке слышался вой мроя. Катруше уверенно вывела приятельниц из путаницы улочек к речке-переплюйке, и девушки пошли вдоль её берега, увязая ногами в глубоком снегу. Снова завыл мрой.
   - Мне кажется, - уточнила Злобка, сжимая в руке лопату, - или он стал ближе?
   - Конечно, - пожала плечами Энха. - Он же чует наш ментал, не прикрытый стенами... Катруше, ты заклинания против мроя знаешь?
   - Знать-то я знаю, - отозвалась она. - Но моё огненное заклинание может поджечь только свечку.
   - Значит, подожжёшь мрою его капюшон.
   - А почему не пятки?
   - Потому что он капюшоном улавливает ментал. Если будет гореть капюшон, он немного потеряет ориентацию.
   - И будет мрой нетрадиционной ориентации! - восхитилась Злобка.
   - Не хватало нам здесь ещё нетрадиционно ориентированной нечисти, - буркнула Катруше.
   Девушки дошли до мостика и остановились. Город спал, мороз кусался, тёмная вода неторопливо текла и едва слышно журчала. Почти полная луна светила, и в лунном свете девушки увидели на краю высокого противоположного берега большую, худую, непропорциональную фигуру с лапами почти до земли и с шевелящимся капюшоном вместо головы.
   - Какой маникюр у него, - оценила Катруше, рассмотрев когти длиной в половину её руки.
   - И мозгов нет, - покивала Злобка, разглядывая шею без головы.
   - Ну, мозгов нет и у нас тоже.
   - Разойдись в стороны, - скомандовала Энха, беря наизготовку топор. - Падай! - крикнула она.
   Девушки слаженно рухнули в снег, пропустив ментальный удар над собой. Мрой стремительно помчался к ним. Лёгкий деревянный мостик затрещал, Катруше прицелилась и шпульнула в нечисть огнём. Промахнулась - небольшой огненный шарик упал в снег, зашипел и погас.
   - Недолёт, - сообщила ей Злобка, замахиваясь лопатой на мроя.
   Лопата попала по лапе, во все стороны брызнула беловатая пенистая жидкость. Мрой яростно заревел, Энха забежала за него и со всего размаху всадила топор ему в спину. Катруше снова шпульнула в мроя огнём. Энха успела пригнуться, шарик пшикнул о воду и погас.
   - Мимолёт, - констатировала Злобка, снова поднимая лопату.
   Удар снова пришёлся по лапе, Энха увернулась от метнувшихся в её сторону когтей, и на третий раз Катруше попала - завоняло палёным, и тонкий капюшон мроя занялся слабым, но огнём. Мрой яростно завыл, так что закололо в висках.
   - Падай! - крикнула Энха.
   Девушки с готовностью шмякнулись в снег, пропустили над собой ментальную волну и, пока мрой выл и крутился на одном месте, принялись усердно его кромсать.
   Когда он перестал подавать признаки жизни, девушки опустили оружие и перевели дух.
   - А ещё говорят, - хихикнула Злобка, опираясь о лопату, - что с мроем может справиться только маг! Нагло врут. Цену себе набивают.
   - Надо в каждый уездной город не по магу отправлять, - согласилась Катруше, поддев носком сапога покромсанную лапу, - а по три пьяные девки. Всю нечисть вынесут. Главное - не забывать наливать... А сейчас, - скомандовала она, - берём этого... вот этого... и тащим пану войту.
   В общем, домой они завалились после того, как протрубили третью стражу. Пока заволокли покромсанный труп в центр города к дому войта, пока разбудили его, пока объясняли ему и подоспевшей страже, что они не пьяные, а убили мроя и пришли за законной наградой... Почему не подождали утра? Ты рехнулся, пан войт? К утру самые ушлые стырят его и скажут, что это они убили. Так что плати награду, пан войт, а то мы тут сейчас серенады петь начнём... Девки, кого петь учили? Никого? Ну, тогда за-апевай... Кто пьяный? Никто не пьяный...
   В конце концов войт посчитал за лучшее отдать трём пьяным девкам золотой денарий и отправить их восвояси, стража проводила их до дома, сдала на руки родителям Катруше и с облегчением перевела дух.
   - Если бы в Околье, - посокрушалась Энха, укладываясь спать на широкую кровать, куда их загрузили всех троих, - за каждую убитую нечисть давали золотой денарий...
   - У вас бы там в золоте купался даже самый последний серв, - поняла её Катруше.
   В общем, с рассветом девушки продрать глаза не смогли, позавтракали только когда уже рассвело, и тогда же принялись выяснять, где этот храм Анахиты. Оббегали всех соседей. Все соседи знали, что он где-то есть, но вот где точно...
   Девушки отправились на рынок - к их счастью, как раз сегодня был рыночный день. Потолкались там, послушали местные сплетни, прикупили себе по заколке с бусинами, и поспрашивали про храм там. Собрался целый консилиум, люди долго и охотно судили-рядили, но в конце концов нашёлся знаток, который махнул рукой в сторону замка и сказал:
   - Там за замком дорога, в сторону Купчи ведёт. Идите по ней два часа, а потом сверните на Балушку около озера, в котором водяник живёт. А там к вечеру придёте в Красву, вот там и будет храм Анахиты.
   - Сворачивать направо или налево? - уточнила Энха.
   - Я ж говорю на Балушку, направо, значится.
   - Пошли, - энергично кивнула Злобка.
  
   За замком дорога в самом деле была - неширокая и наезженная. Вдоль дороги тянулись деревни и заснеженные поля, перемежавшиеся такими же заснеженными лесочками, и всё было хорошо... первые вёрст семь, пока дорога посреди поля не упёрлась в огромный валун, обтёсанный в виде чаши, и не раздвоилась. Одна дорога заворачивала направо, другая налево, и как назло все деревни, где можно было бы спросить, закончились.
   Девушки остановились подумать, а заодно и передохнуть.
   - Два часа уже прошло? - спросила Злобка, присаживаясь прямо в снег.
   Энха и Катруше пожали плечами: два часа - понятие очень растяжимое. Два дневных часа летом - это все четыре зимой.
   - Мужик тот сказал поворачивать направо, - вспомнила Катруше.
   - Около озера с водяником, - напомнила Энха.
   Они с сомнением посмотрели на каменную чашу. Она была большой, сажени полторы в поперечнике, но всё равно на озеро, пожалуй, не тянула. Они даже взобрались на каменное основание и заглянули внутрь. Там был лёд, но водяник не просматривался.
   - Давайте направо, - махнула рукой Злобка.
   Дорога после развилки стала менее наезженной и более узкой. Леса стало больше, полей меньше, деревни и вовсе пропали. Первая деревня дымов на двадцать встретилась им лишь вёрст через пять, а селяне, когда девушки спросили у них, где Балушка, или Красва, ну или хотя бы озеро с водяником, удивлённо смотрели на них.
   - Нету здесь таких, - прошамкал седой как лунь дедок в сыромятном сюрко.
   - Точно нету, - поддержал его другой селянин, вёзший полные дровни брёвен. - В полудне пути ничего такого.
   - А храм Анахиты есть? - сообразила спросить Энха.
   - Есть божница Хнума, - подумав, ответила немолодая селянка, тоже вышедшая на улицу посмотреть на гостей. - А Анахиты - не, нету.
   - А в какой стороне Купча? - Катруше предприняла последнюю попытку определиться с их местонахождением.
   - А, - обрадовался мужик с дровами, - Купча вон там, - он махнул рукой в сторону леса. - Перейдёте пажить, через лес вон около того бука тропа начинается. Идёте прямо по ней и, как лес кончится, выйдете прямо к Купче. Недалеко, рукой подать.
   Девушки поблагодарили его и пошли через пажить. Когда добрались до опушки, около развесистого бука в самом деле обнаружили тропу, занесённую снегом и местами отмеченную невысоким тыном. Лес был сосновый, негустой и быстро закончился. Тропа упёрлась в довольно широкую речку с деревянными мостками. По её берегам густо росли рогоз и камыш, торчавшие из-под снега, за нею тянулся луг, за лугом опять лес. И ничего похожего на человеческое жильё.
   - А что такое Купча? - после некоторого молчания спросила Энха.
   - Я думала, - призналась Катруше, - что город или деревня.
   - А оказалась речка, - хихикнула Злобка.
   Ни следов людей, ни признаков дорог или троп здесь не было. Возвращаться не хотелось, но и блудить по бездорожью - тоже. Девушки посовещались, не пришли к единому мнению и кинули жребий. Выпало идти вверх по течению.
   В конце концов вернуться по своим следам они, если что, сумеют.
   Идти пришлось не так чтоб далеко, во всяком случае проклясть снег и пославшего их мужика они ещё не успели, когда за довольно крутой излучиной реки показался деревянный мостик, и девушки с облегчением выбрались на дорогу.
   Она была ещё же предыдущей, но и по ней ходили. Девушки свернули направо, перешли по шаткому мостику реку и углубились в лес. Дорога петляла, лес временами перемежался гарями и лядами, солнце клонилось к горизонту, ветерок, слабый днём, стих окончательно. Энха начинала потихоньку нервничать и ускоряла шаг. И пусть она понимала, что это не Околье, что нечисти здесь вообще может не быть, но глубоко въевшийся страх остаться ночью без крепких стен и крыши над головой был сильнее доводов разума. Тем более никто из них не знал, как далеко ещё до человеческого селения.
   И только когда небо на западе начало окрашиваться в розовые цвета, дорога постепенно сделалась более широкой и наезженной, вдалеке стал различим стук кузнечных молотков, а нос уловил запах дыма. Потом лес расступился, и девушкам открылся городок, раскинувшийся на склонах холма. На вершине его возвышался замок, окружённый полуразрушенными стенами, к ним лепились двух-трёхэтажные каменные дома, ближе к окраинам переходящие в обычные мазанки с соломенными, камышовыми или тёсовыми крышами. Среди домов виднелись два небольших каменных храма, однако символы на шпилях рассмотреть не удавалось. Город был освещён красными лучами заходящего солнца, и дымы из труб в их свете казались розовыми.
   - Скажите, а храм Анахиты здесь? - спросила Энха первую встречную горожанку с вёдрами воды на коромысле.
   - Не, - покачала она головой, - такого нету. Храм Изис и Усира есть, вон тот, - показала она. - А тот Сетха.
   Храм Сетха... Энха внимательно посмотрела на него. Сетех, уже превращённый в нерех-камень, который она не смогла оживить, лежал у неё в заплечном мешке. Раз им попался храм, посвящённый именно Сетху, может, стоит попробовать оживить сетех?
   Постоялый двор, где они сняли одну комнатку на троих, был без изысков, вполне чистым и тёплым. В комнате стояла одна широкая кровать с широченным же одеялом и с матрасом, наполненным мякиной, а на первом этаже была корчма, где в честь вечернего времени собрались горожане пропустить кружечку пива или чего покрепче. Катруше и Злобка решили, что на сегодня похождений с них хватит и потому остались в корчме, а Энха отправилась в храм Сетха.
   Там, как оказалось, шла служба. Энха пристроилась между колонн, вполуха слушала речь жреца, иногда перемежающуюся пением певчих, и пыталась почувствовать магию храма. Успехом попытка не увенчалась, отвлекали жрец и певчие, и Энха тихо прошлась между колоннами и стеной, рассматривая изображения Сетха. Вот он прокладывает змея между мирами людей и демонов, вот он убивает этого же змея и создаёт возможность проходов между мирами. Вот он вырезает сетех, оживляет его и втыкает перед прорехой.
   Изображений, на которых он оживляет сетех, Энха обнаружила целых два. На одном он держал его в высоко поднятых руках и подставлял солнцу, во втором - прижимал к себе. С Уасета она помнила и третий вариант, в котором сетех лежал на камне, а Сетх направлял на него руки.
   Почему так? Чтобы сетех получал немного разные свойства? Или это говорит о том, что не имеет значения, как держать его при оживлении?
   Когда служба закончилась и прихожане начали расходиться, Энха выбрала уголок поукромнее, положила на пол подушечку, опустилась на неё на колени и попробовала расслабиться и почувствовать магию храма.
   Это долго не получалось. И только когда служки потушили почти все свечи, а людей в храме остались единицы, Энха ощутила вокруг себя... словно бы напряжение. Украдкой оглядевшись и убедившись, что на неё никто не смотрит, она достала сетех из заплечного мешка и сжала его руками, спрятав под плащом.
   Чувство напряжения, потерянное было, вернулось, только что с ним делать, Энха не знала. Попробовала направить в сердце, оно вроде как направилось, но в точку не сжималось. И вообще все ощущения были другими, чем те, когда она оживляла амулет Анахиты. Попробовала направить напряжение в сетех, но почувствовала, что это неправильно. Попробовала как-нибудь подвигать этим напряжением - оно слушалось, двигалось, но опять же - безрезультатно.
   Она встала, размяла затёкшие ноги, бездумно пробежалась глазами по колоннам, барельефам и фрескам в смутной надежде, что где-нибудь окажется подсказка. Задержалась глазами на алтаре, подняла взгляд к потолку, теряющемуся в темноте и уходящему под остроконечную крышу...
   Напряжение, скопившееся вокруг, словно повинуясь её взгляду, потекло вверх, через сердце в голову и выше - под шпиль храма, увенчанный снаружи связкой рун сетех-тау - рунами Сетха. Шпиль был на улице, и видеть его изнутри Энха не могла, но каким-то образом чётко ощутила, как напряжение потекло по шпилю, влилось в руну тау, из неё перетекло в сетех, вернулось снова в тау, и оттуда стремительным потоком рухнуло вниз. Энха не удержалась и упала на колени, не выпуская артефакта из рук, где-то кто-то вскрикнул, звякнула треснувшая чаша, разом погасли оставшиеся свечи, а храм озарился молочно-зелёными сполохами. И один из сполохов через голову вернулся в сердце, рванул в руки и в мгновение ока влился в сетех.
   Руки онемели, всё тело загудело, а в храме медленно затухали зелёные сполохи.
   - Что это было? - испуганно спросил кто-то.
   Энха поспешно спряталась за колонну, сунула пульсирующий сетех в заплечный мешок и только после этого подошла к жрецу, около которого столпились десятка полтора испуганных прихожан и служек.
   - Кто-то оживил магию Сетха, - жрец смотрел на потолок, под которым ещё клубились зелёные вихри. - Пришёл кто-то, кто спустя тысячелетие забвения овладел магией эльфов...
   Все принялись с подозрением рассматривать соседей. Энха тоже принялась внимательно разглядывать каждого, отчаянно моля Сетха, чтобы её не вычислили. Судя по всему, её подозрительной не посчитали. Тем более в полутьме затухающего сияния не то что мимику, но и лицо особо было не разглядеть.
   - Тот, - несколько потусторонне продолжал жрец, - кто это сделал, не несёт в себе дар магии Сетха. Дар этого человека принадлежит иному богу. Поэтому и магия Сетха подчинилась ему несколько... - он посмотрел на треснувшую стеклянную чашу для подношений, - с последствиями. Будь это дитя Сетха, мы не увидели бы ничего...
   Когда Энха, плутая по узким извилистым улочкам, возвращалась на постоялый двор к приятельницам, город был весь на улице и гудел. Как выяснилось, сполохи магии были не только внутри храма, но и снаружи: в какой-то момент шпиль, увенчанный рунами сетех-тау, словно налился зелёным светом и выбросил зелёный столп в небо. Следы этого столпа были заметны до сих пор.
   - Что ты натворила в храме? - спросила Злобка, когда Энха наконец-то отыскала свой постоялый двор.
   - Ничего, - честно соврала Энха. - Меня там уже не было. Это после службы было. Я вышла, отошла уже прилично, а из него зелёным вверх как ударит...
   Спасибо горожанам, которые охотно и со всеми подробностями делились увиденным с каждым встречным-поперечным. Чем меньше людей будет знать, что она подделывает эльфийские артефакты, тем лучше. Пока это знает только Вито, немного - пани Збигнева и, может быть, догадывается Дече. А остальные пусть думают, что она бездарь. Даже Иржи.
   Потому что одно дело, что он думает, что она бездарь, когда и в самом деле бездарь, и другое - когда немного не бездарь!..
  
   Утро началось с того, что девушки всё же выяснили, куда их занесло. Хозяин постоялого двора принёс им карту края и ткнул пальцем в Утравье, в котором они находились. Девушки отыскали Свейков, до которого было вёрст тридцать. Потом отыскали и Красву, в которой находился храм Анахиты. Она оказалась ровно в противоположной стороне от Свейкова.
   - Я, конечно, понимаю, - протянула Злобка, жуя ржаной рохлик, - что мы не боги дорог, но чтобы промахнуться на шестьдесят вёрст из шестидесяти возможных...
   Энха во время завтрака сильно подумала и после него сходила в храм Изис и Усира (чтобы не появляться второй раз в храме Сетха) и спросила жрецов, есть ли в округе храм Анахиты. Ей назвали всё ту же Красву, до которой было шестьдесят вёрст, а потом один из служек добавил, что в одном из ближайших сёл есть храм младших богов.
   Анахита относилась к младшим богам. А до села, по словам служки, было вёрст десять.
   - Идём, - охотно согласились Злобка и Катруше, когда Энха, вернувшись на постоялый двор, рассказала им о своём плане.
   Однако далеко они не ушли. Уже осталось позади версты две, по обочинам тянулся заснеженный лес, когда Энха уловила еле заметные зеленоватые потоки, струящиеся по земле.
   Что это?
   Она с некоторой опаской сошла с дороги и пошла в ту сторону, откуда они струились. Катруше и Злобка переглянулись и пошли за ней.
   Пробираться по кустам, где снега было выше колена, пришлось недолго. Потоки стали гуще, и намётанный взгляд начал выхватывать то каменный блок неправильной формы, то руны, то куски стелы...
   - Что это? - спросила Катруше, тоже рассмотрев всё это.
   - Эльфийские развалины, - отозвалась Энха, разглядев за деревьями менее разрушенные строения - остатки стел, стен, лестниц.
   - А тут можно найти какой-нибудь артефакт, - полюбопытствовала Злобка, - за который нам отвалят кучу золота?
   - Думаю, - фыркнула Катруше, - за тысячу лет все артефакты уже подмели.
   - И что мы тогда тут делаем?
   - На развалинах тоже можно... помолиться Анахите, - неопределённо объяснила Энха, пытаясь высмотреть место с большей концентрацией магии.
   - И долго ты будешь молиться? - кисло уточнила Катруше. Торчать посреди зимнего леса ей не улыбалось ну вот совсем.
   - Не знаю, - призналась Энха. - Но попробую быстро.
   Однако получилось ещё быстрее, чем она рассчитывала. Только не в том смысле. Едва она присмотрела подходящее укромное местечко, образованное углом стен и поваленной стелой, как почувствовала, как её ума мягко коснулся ментальный плен.
   Энха сдержала мат и прислушалась к плену. По ощущениям похоже было на упыря. Она с досадой встала, вынула из заплечного мешка топор, прихваченный из дома Катруше, отыскала на развалинах скучающих приятельниц и вручила топор им.
   - Это тебя по темечку тюкать? - обрадовалась Катруше. - Когда ты слишком замолишься?
   - Пошли упыря тюкать, - кисло объяснила Энха. - А если я слишком резво побегу за ним, тюкнуть меня... Или окатить светлой магией.
   - Огнём, - энергично кивнула Катруше.
   То ли местный упырь оказался более дохлым, чем окольские, то ли он просто находился недалеко, то ли Энха была злая, но она дошла до него, ни разу не провалившись в ментальный плен. И когда перед ней сквозь фиолетовый туман насылаемых видений возникла гнилостно-чёрная нежить с выпирающими изо рта клыками и белыми глазами навыкате, Энха яростно заехала ему ногой по колену. Подоспевшая Катруше огрела его топором по голове, и девушки с интересом понаблюдали, как стремительно затягивается пролом в черепе. Энха отобрала у Катруше топор, хорошенько рубанула упыря по колену, затем ещё раз, пока рана не успела срастись, и перерубила ногу. Катруше со Злобкой восхищённо проследили, как отрубленная нога сама подлетела к упырю, приставилась к колену и принялась прирастать. Энха разозлилась, ещё раз отсекла ногу, перехватила её, не давая ей стать на место, и замотала в свой плащ. Затем ещё разок тюкнула упыря по темечку, и девушки споро спеленали его своими кушаками.
   - И что теперь с ним делать? - переводя дыхание, спросила Катруше. - Я демона из него не вытяну - силёнок не хватит.
   - Тащим в город, - решила Энха. - Там маг есть.
   Девушки оттащили его в город. За две версты, пока они его волокли, упырь почти успел отрастить себе новую ногу и попытался взять в ментальный плен Катруше. Та провалилась мгновенно, и Энхе пришлось отрубить ему вторую ногу, чтобы он отвлёкся на отращивание новой. Пока его тащили через город - а маг, как выяснилось, жил на противоположной окраине, он отрастил вторую ногу, зарастил дырку в черепе и захватил в ментальный плен какого-то горожанина, который шёл за ним с отсутствующим и одновременно возвышенным видом. В сопровождении немалой толпы любопытных они добрались до мазанки мага, и Злобка забарабанила в дверь. Когда ошалевший маг - довольно молодой, но уже порядком поцарапанный - открыл дверь, Энха швырнула ему упыря:
   - Разберись с ним! - потребовала она, вытряхнув заодно на снег из плаща и две отрубленные упыриные ноги.
   - Только кушаки верни, - пискнула Злобка.
   Когда девушки вернулись на эльфийские развалины, Энха снова спряталась в своём закутке и попыталась сосредоточиться на магии вокруг себя. Магия уже начала реагировать на её присутствие, как Энха снова ощутила ментальный контакт.
   Да чтоб тебя!
   Катруше и Злобка, увидев выражение её лица, молча взяли наизготовку топор и помчались за ней.
   Это опять оказался упырь, на этот раз гораздо более молодой - его кожа была ещё серой, а не чёрной, а клыки во рту довольно короткие. К тому же демон в нём был меньшего ранга - упырь заживлял себе раны и отращивал новые конечности не так стремительно, как первый. Девушки, проклиная нежить, мага, эльфов и Энху на чём свет стоит, снова поволокли его в город. У мага при виде второго подарочка глаза полезли из орбит.
   - Твоя нежить мне молиться мешает! - наорала на него разъярённая Энха. - Даже в Околье она ко мне так не пристаёт, как здесь!
   Маг рухнул на колени и протянул к ней руки:
   - Красавица, выходи за меня замуж! - вскричал он.
   Толпа радостно захохотала, Энха попыталась было метнуть в обнаглевшего мага топор, однако Катруше отобрала дорогой её сердцу топор, Злобка забрала кушаки, и девушки потянули Энху назад. А когда, в третий раз оказавшись около эльфийских развалин, она попыталась свернуть туда, приятельницы подхватили её под руки и побыстрее потащили мимо.
   - Там упыри мешают, - ласково объяснила ей Катруше. - Это знак свыше, что там неподходящее место, чтобы молиться. Идём лучше искать твой храм.
   В село с храмом они пришли к вечеру, к собственному удивлению, почти не заплутав. И даже успев на службу, которая шла в честь Анахиты. Энха направилась прямиком туда, хотя после дневного перехода ноги порядком гудели. Злобка потянулась за ней, и Катруше ничего не оставалось, как присоединиться к ним - ночлега они ещё не успели найти, а болтаться на морозе не хотелось.
   Жрец хорошо поставленным голосом речитативом пел одно из сказаний об Анахите, которое Энха сама бы могла рассказать кому угодно. Певчие на хорах в нужные моменты затягивали гимны Анахите, прихожане довольно слаженно им подпевали, было тепло, пахло благовониями, а вокруг струилась магия. Энха прислушивалась к ней, пытаясь почувствовать и что-нибудь с ней сделать. Впрочем, очень осторожно. Она даже недоамулет не стала доставать из заплечного мешка - а то мало ли снова получится собрать магию в сердце и сотворить из неё луч. Конечно, именно за этим она сюда и пришла, но делать это при толпе людей... И при Катруше со Злобкой - уж они-то, если снова увидят зелёные сполохи, обязательно вспомнят, что такие же были и вчера вечером в храме Сетха. И при таком совпадении поди убеди их, что она тут не причём!
   Магия ощущалась здесь не напряжением, как в храме Сетха, а привычной наполненностью, и ничем более. Тёплой, мягкой, сильной - но привычной. Энха даже не знала, что думать: то ли она так воспринимает магию Анахиты, то ли вообще не воспринимает её, а только чувствует светлую магию. Без недоамулета это не определишь, но не при людях же...
   Небольшой постоялый двор с корчмой был через дорогу от храма. После окончания службы девушки сняли там комнату с широченной кроватью, по очереди ополоснулись в деревянной лохани и с удовольствием умяли по миске грибной полевки со сметаной. К этому времени уже окончательно стемнело, и девушки отправились на боковую.
   Энха проснулась среди ночи от банального желания навестить нужник. Тихо встала, натянула котту и, не став надевать штаны, спустилась вниз в корчму, откинула засов двери и вышла на улицу.
   Было темно, тихо, белел снег, над головой висело звёздное небо, светила луна, мороз пощипывал лицо и голые икры ног. А храм напротив постоялого двора светился неярким мягким зеленоватым сиянием.
   Не было ни сполохов, ни столпов - просто слабый молочно-зелёный свет, чуть сгущавшийся только на шпиле, который венчали руны иммере-тау.
   Это она сделала? Или это после службы так получается? Или не она одна такая, кто кто спустя тысячелетие забвения овладел магией эльфов? Мало ли тот же Божек не находит эльфийские артефакты, а сам создаёт их? А бегает по развалинам только для маскировки. А здесь, на самой границе Велеградского края, есть ещё кто-нибудь...
   Энха тихо вернулась в комнату, натянула штаны, на ощупь вытащила из заплечного мешка недоамулет, послушала ровное сопение приятельниц и бесшумно вышла. На крыльце некоторое время постояла, затем вышла за тын, огляделась, убедилась, что вокруг нет ни людей, ни нечисти с нежитью, и быстро пересекла наезженную дорогу. Обошла храм, сейчас закрытый, нашла божницу-застенок, отворила не очень тяжёлую деревянную дверь и вошла.
   Внутри всё заливало слабое молочно-зелёное сияние, из-за чего можно было рассмотреть маленькое шестистенное помещение с фресками, небольшой каменный алтарь у восточной стены, и на этом убранство божницы и заканчивалось.
   Энха затворила за собой дверь, подошла к алтарю и, чувствуя, как от волнения колотится сердце, надела себе на шею недоамулет и попыталась сконцентрировать магию в сердце.
   Не было никаких ни сполохов, ни столпов, ни напряжения. Зелёное сияние вокруг, словно того и ждавшее, потекло к ней, впиталось в сердце - и полыхнуло зелёным солнцем. Амулет, уже живой, какое-то время словно пульсировал, а затем затих. Энха постояла у алтаря, прислушиваясь к магии вокруг, а затем покинула божницу. Оказавшись за тыном постоялого двора, она только сейчас вспомнила, зачем, собственно, просыпалась. Навестила нужник и, уже закрывая за собой тяжёлую дверь постоялого двора, бросила последний взгляд на храм.
   Он всё так же светился молочно-зелёным сиянием. Только теперь иммере-тау на его шпиле густо наливались изумрудной зеленью.
  
   Глава 30. Вито. Невежья пустошь и Божек
  
   Уже сгущались сумерки и начала шуршать и подвывать нечисть, когда служанка вошла в кабинет к Вито и с почтительным реверансом доложила, что прибыл посыльный от Павко. Вито отложил бумаги со счетами и перо, погасил магический светильник и спустился по неширокой каменной лестнице вниз в приёмную.
   Посыльный оказался знакомым. Он стянул шапку, пригладил взъерошенные волосы и почтительно поклонился. А затем передал Вито небольшой свёрток, который испускал заметное зелёное сияние.
   - Пан Павко передал, - объяснил он, нахлобучивая шапку обратно на голову.
   Вито усмехнулся и принял свёрток, с любопытством гадая, что его сестрёнка прислала на этот раз.
   - Благодарю, - он отдал посыльному положенные два серебряных денария и спросил: - Ночлег себе уже нашёл?
   - Нет ещё, вашродие. Сразу сюда поскакал.
   Вито кликнул слугу, велел разместить посыльного в замке и накормить его, а сам вернулся в кабинет. Там снова зажёг магический светильник и размотал дерюгу.
   Резной столбик из эльфийского нерех-камня, длиной в локоть и толщиной в руку, на ощупь немного тепловатый. Судя по рунам - сетех.
   Вито провёл пальцем по рунам, вслушиваясь в магию, затем достал письмо. Из него выпал и знакомый уже амулет Анахиты.
   Амулет Анахиты тебе, - писала Энха. - Ещё один такой я отдала Павко, может быть, ему поможет. Его амулет я оживила в храме, а твой получилось оживить просто в лесу, где не было ни храмов, ни даже эльфийских развалин. А сетех я оживила в храме, и его оживлять гораздо тяжелее. Я слышала, что это означает, что Сетх - не мой бог, то есть у нас с ним разная магия. Напиши, когда проверишь, как сетех работает. Что у нас на Маяке?
   Вито отложил письмо. На Маяке ничего хорошего не было. Прореха росла, нечисть лезла. Пока зима, в горах стоят сильные морозы, и много нечисти замерзает. К тому же местность отдалённая, пока нечисть, почуяв далёкие отголоски человеческого ментала, доберётся до людей, её тоже много вымрет. Но не вся. Пока затишье. А наступит весна - и демон его знает, что будет дальше.
   Но надо проверить Энхин сетех. Кто знает, может, её эльфийские артефакты способны если не переломить ситуацию, то хотя бы смягчить. Её акерау, который она прислала больше месяца назад и который Вито привязал к камню посреди прорехи на Невежьей пустоши, в самом деле прикрыл прореху: крупная нечисть из неё лезть почти перестала: за месяц из неё не появилось ни одного яхайки, всего один ушлёпок и по паре мроев и чусей.
   Но этот акерау выдыхается. Если сначала он накрывал своим зелёным светом почти всю прореху, то сейчас - меньше половины. И нечисти снова становилось больше.
   Чудо-средства не получилось.
   Впрочем, эльфы тоже не были всемогущи.
  
   Невежья пустошь была негостеприимным местом: зажатое меж отрогами гор моховое болото, из которого выступали камни и куски скал. Ходить здесь надо было осторожно - чуть не так поставишь ногу - и провалишься по колено, а то и по пояс. Снег покрывал пустошь неровным слоем, где-то высились небольшие сугробы, где-то булькала грязная коричневая вода, то тут, то там виднелись следы нечисти.
   Мощёная дорога, ведущая от замка, закончилась на краю пустоши. С сотню саженей ещё можно было различить то там, то тут остатки брусчатки, но потом все следы тонули под водой. Триста лет назад, когда предок Вито получил здесь землю за заслуги перед князем - а Морава тогда была ещё княжеством - Невежья пустошь уже была малоприятным местом, но ещё не была болотом. Прореха висела над ней и тогда, но на твёрдой земле вокруг прорехи можно было соорудить вал с частоколом, что и было сделано. Чуть позже вал заменили каменной стеной и поставили вышку, на которой по ночам дежурили солдаты и отстреливали нечисть, вываливавшуюся из прорехи. Но потом то ли поднялся уровень грунтовых вод, то ли раньше от пустоши был сток, который по какой-то причине перестал действовать, но итогом стало медленное заболачивание пустоши. Стена, подмытая водами, разрушилась, и поставить новую было невозможно. И нечисть повалила в Околье. Вито и Благомил - его сосед, владения которого начинались по ту сторону пустоши - смотрели в своё время, нельзя ли прорыть сток, чтобы спустить воду и осушить болото. Однако разведка местности и замеры высот показали, что прокопать придётся самое меньшее три версты, и даже не прокопать, а прорубить в скальном основании. А это небогатым окольским баронам было не по карману. Точно так же было не по карману окружить всю пустошь каменной стеной. Стену можно было поставить невысокую, в полторы сажени, и толщиной меньше аршина, но в длину она получилась бы под пять вёрст. А это слишком много...
   Вито спешился, следом за ним спешился и его спутник. Охотник Гонко привязал обоих коней к нижней ветке засохшего дуба, стоявшего на краю пустоши, Вито снял с седла дерюжный мешок с Энхиным сетехом, Гонко забрал слегу, кайло и бухту верёвки, и мужчины, осторожно ступая по чавкающей земле, двинулись в сторону прорехи. За ними их следы, оставленные на снегу, быстро заполнялись грязной водой.
   Вито шёл впереди, магически прощупывая дорогу. Точнее, он специально магию не применял, но дар природной магии подразумевал умение буквально чувствовать всё вокруг. Быть истинным светлым - это доставляло определённые проблемы: ему были недоступны поисковые заклинания, для выдёргивания демонов из нежити приходилось применять тяжёлые многорунные связки; он не мог создать даже простейший манок для приманивания нежити или нечисти, не говоря уже о ментальных и эмпатических артефактах. Но он безошибочно воспринимал природу вокруг. И сейчас точно знал, где какая глубина и куда можно поставить ногу, а где лучше обойти. И мог ходить по болотам без слеги.
   Прореха была видна издалека и пульсировала ярким оранжевым провалом - по крайней мере он видел тёмную магию оранжевой. На снегу вокруг виднелись следы мроя, уводящие в сторону замка Благомила. И ещё одни...
   - А это кто? - нахмурился Вито. Упёрся ногой в камень и присел, изучая следы.
   - А это человек, вашродие, - отозвался Гонко, присмотревшись.
   Следы были старые, уже порядком заветренные и представляли собой просто продолговатые ямки в снегу, наполненные коричневой жижей и слегка тронутые льдом. Неизвестный наследил вокруг прорехи довольно много: возможно он рассматривал акерау, привязанный к валуну, может, его интересовала сама прореха. Вито и Гонко проследили направление следа: неизвестный спустился с невысокого южного кряжа и поднялся на более высокий северный, по крайней мере, следы вели в этом направлении.
   Вито поставил мешок с сетехом на ближайший камень и некоторое время рассматривал резной акерау посреди прорехи. Сразу, как только его установили, он испускал сильное зелёное сияние, которое приглушало оранжевый цвет прорехи. Но теперь зелёный свет потускнел, сильно сжался, и прореха по краям снова пульсировала насыщенным оранжевым светом.
   Акерау хватило чуть больше чем на месяц. И пусть он и не закрыл прореху полностью, всё равно это очень немало.
   Что ж, посмотрим теперь, как будет действовать сетех.
   Чтобы его установить, пришлось потратить время и выбить пазы в камне рядом с прорехой, а потом сделать сколы, чтобы можно было зацепить верёвки.
   - Сюда нужно четыре сетеха, - констатировал Вито, когда дело было закончено. - Тогда они перекроют всю прореху.
   Впрочем, сначала нужно проверить, как работает этот.
  
   Сетех работал великолепно. Когда на следующий день Вито снова наведался к прорехе, он обнаружил около неё труп мроя, а ещё на следующий день - двух чусей. Через пять дней они пополнились яхайкой, самавкой, одним или двумя сугутами и целой стайкой окимару. Правда, примерно столько же нечисти ушло в другую сторону, не закрытую сетехом.
   А ещё через два дня пропал акерау. А возле прорехи снова появились человеческие следы.
   Вито сразу и не понял, что произошло. Он смотрел на пустое место на камне посреди оранжевой пульсирующей прорехи, и первое, что пришло ему в голову, - это что какая-то нечисть, вылезая из мира демонов, попросту сбила его. Он уже примеривался, можно ли прощупать болото под прорехой ногой, или нужно идти в лес за слегой, как до него дошло, что даже если бы акерау и был сбит, он бы всё равно работал. Под прорехой нет таких глубин, чтобы он утонул очень глубоко. Над водой, под водой, в грязи - всё равно был бы виден его зелёный свет. Да, этот свет был уже совсем слабым и, как показало возросшее количество нечисти, артефакт практически выдохся. Но если бы он был, Вито никак не мог не увидеть его свет.
   Но он всё же пробежался магически по пространству. Бездонным провалом впереди ощущалась прореха, сетех буквально давил сконцентрированной светлой магией, недалеко сбоку было что-то вроде маленькой дырки в кочке.
   А акерау не было. Точно не было.
   Вито развернулся и зло вогнал в кочку с дыркой магический лёд. Дырка ответила ментальным ударом и принялась стремительно разворачиваться в ушлёпка, у которого уже недоставало куска туловища. Вито, не дожидаясь, когда он вырастет в полный рост, всадил в него второй залп магического льда. Голова и верхняя лапа отлетели в сторону, и ушлёпок, уже мёртвый, грузно плюхнулся в снег, превратив его в грязную кашу. А Вито, кипя от ярости, поспешил к краю пустоши, где оставил коня.
   На полном галопе он ворвался во двор замка, резко осадил коня и яростно рявкнул:
   - Гонко!
   Из конюшни выглянул испуганный конюх, кухарка, спустившаяся к птичнику за яйцами, вжалась в стенку, а из мастерской сапожника выскочил Гонко в одном сапоге и без шапки.
   - Я тут, вашродие, - он поспешным движением попытался стянуть с головы шапку, и только когда пальцы захватили волосы, сообразил, что на нём её нет.
   - Седлай коня! - резко приказал Вито. - И бери собаку, которая хорошо берёт след.
   Конюх, слышавший приказ, нырнул назад в конюшню, чтобы заседлать для Гонко коня. Вся замковая прислуга, в том числе и сам охотник, с облегчением перевели дух, что Гонко не провинился в чём-то, а просто срочно понадобился пану барону.
   - Я ж уже надумал себе невесть чего, - тихо признался сапожник, возвращая Гонко его протекающий сапог, который он не успел починить.
   - Так я ж тоже, - ещё малость нервно отозвался охотник, подбирая с лавки свою шапку, - уж принялся вспоминать, чего я не того натворил...
   Около прорехи Гонко рассматривал следы долго. Пёс обнюхивал их и вилял хвостом.
   - Свежие, - констатировал наконец Гонко. - Сегодняшние. А ещё, вашродие, - он посмотрел на собаку, - Шуро его знает.
   Что ж, это сильно облегчает поиск.
   На болоте собака была не нужна - след был чёткий и направление тоже было видно чётко. Похититель шёл практически по своим прошлым следам, видны были тычки слеги, которой он прощупывал почву перед собой. Выбравшись из болота, похититель оставил слегу в кустах, потоптался, видимо, очищая сапоги, немного поднялся вверх по лесистому склону кряжа и свернул налево. Собака, приветливо махая хвостом, уверенно трусила вперёд.
   След вёл к землям Благомила. Вито сжимал зубы, однако заставлял себя отгонять мысли о том, что к похищению причастен его сосед. Дружить они не особо дружили, разность возраста и характеров сказывалась, но и не враждовали никогда. И уж никому из них не приходило в голову поправлять своё материальное положение - а акерау потянул бы на пятьдесят золотых денариев, а то и больше - за счёт соседа.
   Это мог сделать и кто-то из людей Благомила по собственному почину. Это мог сделать и его человек. И чужак.
   След вывел на протоптанную тропу, по которой селяне и замковые лесорубы ходили за дровами. Собака уверенно свернула вниз по склону, а затем на развилке взяла правее. Вито и Гонко практически бежали, хотя прекрасно понимали, что не догонят, потому что у похитителя было часа два форы, если не больше. Но злость гнала вперёд. Одно дело, если бы украли просто дорогой предмет, но украли магический артефакт, который не давал нечисти пробираться в мир людей! Если кому-то наплевать на жителей Околья, то Вито не плевать!
   След похитителя обрёл словно бы объёмность. Словно бы из разлитой в природе непроявленной светлой магии выступил проявленный поток, который невидимо клубился над следом и обозначал путь похитителя. И когда тропа вывела на утоптанную наезженную дорогу, связывавшую Крутицу и земли Благомила, и когда собака заметалась туда-сюда, отыскивая уже перекрытый другими ногами след, Вито, ведомый этим магическим следом, безошибочно свернул налево. Чуть позже, взяв снова след, за ним помчалась и собака, а за ней и Гонко.
   След привёл в Злинку - крупную деревню на сорок дымов, раскинувшуюся у подножий невысокой горы с покатыми склонами. На этой горе возвышался замок Благомила. Собака пробежала полдеревни, затем подняла нос, замахала хвостом, залаяла и рванула к одной из мазанок. Из дверей выскочил мужик с топором наперевес и с рычанием замахнулся на собаку.
   Вито на ходу захватил магию и неоформленным силовым ударом швырнул её в похитителя. Того откинуло в сторону, топор он выронил, а когда собака налетела на него, сжал её руками за горло, зарычал и принялся душить. Гонко, видя, как душат его любимого и самого надёжного пса, зарычал не хуже мужика и набросился на него, ногой нещадно дав в морду. Тот ослабил захват, собака вывернулась, ощерилась и залаяла. Подоспевший Вито за шиворот резко поднял его с земли и от души добавил по уже разбитой морде. На снег брызнули капли крови.
   - Где акерау?! - заорал он, замахиваясь для следующего удара.
   - Не знаю никакого акерау! - заголосил мужик. - Ничего не знаю!..
   - Это же Божек! - только сейчас признал его потрясённый Гонко. - Какого хрена ты, идиот, воруешь магические артефакты?!
   Божека было тяжело признать. Борода его, давно не стриженная, торчала во все стороны, грязные сальные волосы свисали спутанными космами, сюрко было грязным и порванным в нескольких местах, как и котта, колени на штанах были протёрты.
   - Не ворую я никакие артефакты! - орал Божек, пытаясь вырваться из захвата Вито. - Ничего я не знаю!
   Вито швырнул его разбитой мордой в снег и пошёл к мазанке. Окинул взглядом её добротное убранство, покрытое, однако, порядочным слоем грязи, и увидел слабое зелёное сияние в печке. Печка была едва тёплой, явно топили её даже не вчера, а позавчера. Вито отшвырнул заслонку, выкинул на пол дрова, вытащил акерау и вернулся на улицу.
   - Не воруешь артефакты?! - сдерживая ярость, спросил он Божека, сунув ему под нос украденный артефакт. - А это что? Ты посмел воровать моё имущество?!
   - Не твоё оно! - прорычал Божек, явно забывшись, что разговаривает с бароном, пусть и не своим. - Невежья пустошь ничья! Что хочу, то и беру там!
   - Что хочешь, то и берёшь? - зло прищурился Вито. - А ты знаешь, что твоя жизнь стоит меньше этого артефакта? Двадцать золотых - это вира за убийство охотника. Я могу убить тебя на месте, чтобы ты, паскуда, не портил жизнь мне и другим людям! Этот артефакт прикрывал прореху! Благодаря ему из мира демонов почти не лезла крупная нечисть!..
   - Выдохшийся он уже! - заорал в ответ Божек. - Ничего он уже не закрывает! Вот я и забрал его! Тебе он уже без надобности, а я с ним смогу купить себе землю! И стать бароном, как и ты!
   - Нужен он мне или нет, - процедил сквозь зубы Вито, - решать буду я... Коня! - рявкнул он, повернувшись к уже собравшейся толпе Божековых односельчан.
   Эта деревня принадлежала не ему. И люди были вассалами другого барона. Но ослушаться никто не посмел, и очень быстро к нему с поклонами подвели засёдланного пегого голштина. Гонко скрутил вырывающемуся Божеку руки за спиной и зашвырнул на шею лошади. Вито сел в седло, дал дёргающемуся Божеку кулаком в основание черепа и с места поднял коня в галоп.
   Видимо из замка то ли видели, что произошло в деревне, то ли заметили скачущего по серпантину всадника, во всяком случае, когда Вито ворвался в чисто выметенный, мощёный булыжником двор замка и осадил коня, пан Благомил его уже ждал. Стоял посреди двора, скрестив руки на груди и жёстко глядя на незваного гостя.
   - Твой охотник, - яростно процедил Вито, спешиваясь и швыряя ему под ноги скрученного Божека, - крадёт артефакты, которыми я прикрываю прореху!
   - А какого демона, - вспылил Благомил, - ты хватаешь моих людей?
   - А какого демона твои люди, - прорычал в ответ Вито, - берут то, что принадлежит мне?
   - Невежья пустошь по люстрациям принадлежит мне!
   - Это по одним люстрациям! А по другим это мои земли! И артефакты магические мои!
   - Докажи!
   - Да не вопрос! - разъярился Вито, захватывая магию, которая опасно засияла в его руке сполохом молнии. - Двадцать золотых виры - и проблема ворья решена!
   - Это покушение на моего человека!
   - Да я и на тебя покуситься могу, если окажется, что это ты его науськал!
   - Лучники!
   Два барона, кипя яростью, замерли друг напротив друга. Три лучника уже взяли наизготовку луки, но пока бы они выстрелили и пока бы стрелы долетели до Вито, Вито успел бы сжечь Благомила до смерти.
   Несколько мгновений бароны сверлили друг друга яростными взглядами, лучники держали на прицеле Вито, в его руке сверкали молнии, вся челядь, которая была во дворе, зашилась по углам. Наконец Благомил выдохнул сквозь сжатые зубы и рявкнул:
   - В темницу его!
   Стражники, зная своего хозяина, прекрасно поняли, что речь идёт о Божеке. Они подхватили упирающегося и брызгающего слюной похитителя и поволокли его к темницам. Благомил развернулся на каблуках и, чеканя шаг, направился к замку. Вито, сбросив магию, пошёл за ним.
   В кабинете хозяина, обитом деревянными панелями, они сели в кресла и молча наблюдали, как прислуга живо накрывает низкий резной столик скатертью и выставляет закуски. Потом служанка поставила на скамейку миску с водой и положила два чистых полотенца, стольник принёс запечатанный кувшин островецкого вина, сорвал печать, налил панам по половине бокала и, повинуясь жесту хозяина, с поклоном удалился.
   Благомил и Вито молча взяли свои бокалы, выпили, так же молча закусили куском тлаченки. После этого Благомил обновил бокалы и только тогда заговорил:
   - Я не имею отношения к тому, что Божек крал твои артефакты.
   Вито кивнул. Он это уже понял. И от этого на душе стало легче.
   - Божек давно такой?
   Они снова выпили, и Благомил откинулся на спинку кресла, забросил ногу на ногу, покачал в пальцах бокал и неопределённо пожал плечами:
   - Такое его поведение... не началось в какой-то один момент. Всё происходило очень постепенно. Обижаться начал по пустякам. Злиться по пустякам. И чем дальше, тем по более мелким поводам он обижался или злился. К тому же со мной он помнил, кто я и кто он, и не позволял себе лишнего. Но примерно полгода, как он начал терять границы.
   Вито тоже покачал бокал в руках. Четыре месяца назад он и Энха встретили на Маяке хаттата и подверглись его ментальному воздействию. Энха после этого начала видеть магический фон. Божек... Было ли воздействие хаттата причиной его помешательства или только подстегнуло то, что началось без него?
   - Бывало, - продолжал Благомил, покачивая вино в бокале, - в ступор впадал. Стоит или сидит на одном месте, смотрит в одну точку и ни на что не реагирует. Бывало, разговариваешь с ним, говорит нормально, а потом вдруг начинает нести совершенную ахинею. Были периоды просветления, а потом опять начиналось. И в последнее время периоды просветления становятся всё короче. С месяц назад от него ушла жена и детей забрала. Сказала, что жить с ним стало невозможно.
   - Ты его давно гоняешь с артефактами?
   - Девять лет, - усмехнулся Благомил. - А ты думаешь, откуда у меня деньги на стены и на валы вокруг деревень? Вот оттуда.
   - Он все найденные артефакты тебе отдаёт?
   - Ясен свет, нет. Что-то и себе в карман кладёт. А уж сколько точно, сказать не могу. Мою долю он мне отдаёт, а остальное - он не серв, чтобы я мог забирать у него всё.
   - Он мне заявил, что хочет купить землю.
   - Да, - кивнул Благомил, - я это слышал. Но с его состоянием рассудка он скорее окончит свою жизнь в темнице или храмовой богадельне, чем на своей земле.
   Они пригубили вино.
   - То есть Божек, - вернулся к теме Вито, - девять лет искал артефакты и был нормальным. А полгода назад начал сходить с ума?
   - Полгода назад это стало заметно, - с расстановкой повторил Благомил. - Первые ласточки были много раньше, но это списывали на... на много чего. На воздействие нечисти, беспокойный образ жизни - на всё подряд. А с недавних пор он и со мной начал забываться - и тыкать, и посылать к демонам, и грозить. Я терпел его выходки, потому что имею с него хороший навар. Но раз он уже начал нести твои защитные артефакты - это уже переходит все границы. Если он не соображает, что это наша защита от нечисти, то от него лучше избавиться.
   - В каком смысле?
   Благомил жёстко глянул на него:
   - Если после того, как он посидит в темнице, на него не снизойдёт просветление, то в самом прямом смысле. В Околье гибнет много люда, и на ещё один труп никто внимания не обратит. Если к нему вернётся разум, я просто отберу у него землю и выгоню из своих владений. Но я уже видел, какой он. И сомневаюсь, что просветление будет длительным. И не могу гарантировать, что он не потащит снова твои артефакты.
   Вито задумчиво кивнул. Если Божек в самом деле начнёт воровать артефакты, у них не останется выбора, кроме как убить его.
  
   Расставшись с Благомилом, Вито на пегом голштине спустился по серпантину к Злинке. Там его уже ждал Гонко с их двумя лошадьми. Вито вернул голштина хозяину, сунув ему несколько медяков, отпустил Гонко, взобрался в седло и направил коня в сторону вселовской дороги. На развилке он некоторое время постоял, размышляя, затем поднял коня на рысь и двинулся в сторону Роенки - деревни, где жила Божекова жена.
   Женщина нашлась на хозяйственном дворе своего дома, где она колола дрова, и её рассказ в целом повторил то, что говорил Благомил. Не было какой-то исходной точки помешательства Божека. Перепады настроения и странные состояния окружающие начали замечать года полтора назад, но тогда они были ещё мягкими и не бросающимися особо в глаза. Год назад уже чувствовалось, что в его поведении что-то не то, но ещё были длительные периоды нормальности. А вот с полгода назад стало очевидно, что у него помутнение рассудка.
   - В чём именно оно выражалось? - уточнил Вито.
   - Настроение у него прыгало, - несколько сбивчиво объяснила женщина, - злиться начал по пустякам, капризничать: то ему не так, это ему не так: полевка пересолена, карп перепечен, на печке жарко, матрас колется... И из-за всего этого злился, детям угрожал выгнать их из дома, если они шуметь будут. Реагировать начал... ну... не так, как надо. У соседа нашего гоблин свинью задрал. Ну, понимаете, вашродие, свинья - обидно, да, но ведь не человек, и с голоду из-за этой свиньи никто не умрёт. А Божек слезами заливается и всё повторяет: Что теперь будет, что теперь будет... А когда я руки кипятком обварила, он и внимания не обратил, сказал, ерунда, пустяки. Я прошу его помочь мне сварить полевку, он рассеянно так бросает: Хорошо, и тут же одевается и уходит из дома. И такого много... Сын упал, руку о крыльцо стукнул, синяк большой выскочил - так Божек кричал, что срочно перевязывать надо, иначе он отравится... И последнее время он почти постоянно не в себе.
   Вито задумчиво слушал сбивчивый рассказ Божековой жены. Сумасшествие в Околье не редкость - всё же постоянное ментальное воздействие нечисти и нежити накапливается и рано или поздно даёт сдвиг в разуме. Но обычно оно становится заметным ближе к пятидесяти годам - если, конечно, кто доживает до пятидесяти. А Божеку лишь немногим за тридцать. И проявляется умопомешательство... не так. Люди начинают видеть то, чего нет, слышать то, чего нет. Рассуждают о странных вещах и оперируют странной логикой, но... Но перепадов настроения или агрессии нет. Вито видал стариков, помутившихся разумом, его собственный отец к концу жизни тоже сделался... странным: мог разговаривать с бокалом вина, или в летнюю жару надеть тёплое сюрко, мотивируя это тем, что сюрко тоже хочет посмотреть на лето, не всё же ему на холод и слякоть взирать. Но он до последних своих дней управлял поместьем и никогда в серьёзных делах не принимал безумных решений. Мог потребовать поставить стулья на столы и положить перед ними книги, чтобы эти стулья могли почитать, но когда Огже вышла из берегов и грозила затопить Груздки, распорядился насыпать в мешки землю и строить дамбу - то есть безумств не творил.
   А кроме этого...
   - Божек осознаёт, - уточнил Вито, - что он сходит с ума?
   Женщина покачала головой:
   - Мы пытались ему это говорить. Так он кричал, что это мы все сумасшедшие, что его никто не понимает и хотят сжить его со свету... У нас в Злинке Томушка живёт, ему уже седьмой десяток пошёл. Он всегда одежду одевает только шиворот-навыворот и задом наперёд, капюшоны одевает на лицо. Он и обувь пытался задом наперёд одевать, но так ходить не получалось. Он тогда на носках каждого сапога написал Зад, а на пятках Перед, и ходит так... Он даже ложкой ест задом наперёд, так его сын вырезал ему ложки, на которых... ложки с обеих сторон, а то рукояткой полевку есть не получалось... Вот, так даже Томушка как-то послушал Божека и сказал, что: Я, конечно, тронулся умом, но я хоть это понимаю, а Божек и этого не понимает.
   Вито медленно кивнул. Его отец и мать тоже осознавали, что ведут себя как сумасшедшие, но сами же признавали, что понимают это, просто им нравится вести себя ненормально. Это понимал и не известный Вито Томушка. И все окольские старики, тронувшиеся к старости умом - по крайней мере те, кого лично знал Вито - тоже понимали, что сошли с ума, и если хотели, могли вести себя нормально. Другое дело, что они не хотели.
   А Божек не понимает...
   Может, его помешательство вызвано всё же не ментальным воздействием нечисти?
   - Не знаешь ли ты, - уточнил Вито, - были ли у твоего мужа тёмные артефакты?
   Женщина удивилась вопросу, подумала и отрицательно покачала головой:
   - Эльфийские древности он приносил, показывал. А артефакты на лазурите - нет... То есть, - поправилась она, - бывало, он приносил лазурит, такой круглый с дыркой посередине и иногда каплевидный. Но он говорил, что находил их на эльфийских развалинах и что они пустые.
   Вито задумчиво покивал. Пустые лазуриты - и каплевидные, и круглые - на эльфийских развалинах иногда находят все. Пробегись по домам селян - едва ли не в каждом доме найдётся такой лазурит, который хранят как приданое дочке или просто на чёрный день. Некоторые из них передаются из поколения в поколение.
   Он поблагодарил женщину, снова взобрался на коня и в задумчивости двинулся по дороге.
   Божек начал сходить с ума не четыре месяца назад, когда встретился на Маяке с хаттатом, а полтора года назад. Значит, хаттат мог быть катализатором помешательства, но не причиной.
   Иржи, когда увидел перепады настроения Божека, упомянул, что его поведение похоже на поведение мага, который слишком увлёкся изготовлением эмпатических артефактов. Но даже если отбросить тот факт, что Божек не маг, то помешательство на фоне артефактов не начинается настолько исподволь. Там всегда можно выделить примерную точку, в которой ум начал заходить за разум. А у Божека такой точки, как оказалось, нет.
   Можно предположить, что Божек слишком много носил активированный тёмный артефакт, например, защитный. Если носить тёмный артефакт слишком часто, тоже со временем сходишь с ума. Но опять же - и на фоне артефакта начало сумасшествия будет чётким. Разве что... Разве что носить постоянно слабый тёмный артефакт. Очень слабый. Тогда, может быть, и сумасшествие будет начинаться постепенно.
   Щуркинские артефакты идут, скорее всего, в столицу из Околья. Мог ли Божек найти такой артефакт и долго носить его, не зная, что это не пустой лазурит? Вряд ли. Найденный лазурит можно бросить в карман или кошель и таскать с собой, но пристраивать его так, чтобы он касался кожи, причём в течение долгого времени - зачем?
   Попросить Благомила об обыске Божекового дома? Он не серв, и обыскивать его дом просто так нельзя, но придумать что-нибудь, оправдывающее обыск, несложно. Но искать неактивированный артефакт можно только физически, магически его никак не обнаружить. И перерывать всю мазанку в поисках лазурита размером с голубиное яйцо?
   Вито долго стоял на росстани, где от вселовского тракта отходила ухабистая дорога на Злинку, смотрел на видневшиеся за лесом стены и донжон Благомилового замка, а затем, решившись, повернул коня туда.
   Благомил встретил его хмуро. Когда Вито изложил ему свою просьбу, прищурил глаза и жёстко ответил:
   - Божек сейчас сидит в темнице и кричит, что убьёт меня. Свидетели этому - половина замка. Если он не замолчит, свидетелями станет и оставшаяся половина. Поэтому я могу заявить о своём праве на обыск его дома. Можешь составить мне компанию.
   - Благодарю, - коротко склонил голову Вито.
   Они взяли с собой двух стражников и спустились в Злинку. Там изложили старосте ситуацию, и Благомил жёстко потребовал провести обыск дома Божека, мол, не держит ли он там оружия, которое может направить на своего сюзерена. Поверил староста или нет, по его лицу видно не было, но перечить Благомилу - себе дороже, а потому дал согласие на обыск.
   В мазанке было грязно - явно после того, как месяц назад отсюда ушла хозяйка, Божек ни разу уборкой не занимался. Мебель была добротная, хорошо срубленная, но соломенный матрас слежался комьями, постельное бельё имело такой вид, словно на нём спали не то что в верхней одежде, но и в сапогах, следы грязной обуви были и в кухне, и в повалуше. Около печки в нескольких местах был прожжён пол, посуда была вся в прикоревших следах от еды, черепки от разбитого кувшина и миски были просто закинуты в угол. Под потолком и в углах сплели паутину пауки.
   - И это за месяц, - осуждающе покачал головой староста. - Хозяйка-то здесь чистоту держала. Что будет ещё через месяц?
   - Через месяц, - жёстко отозвался Благомил, брезгливо рассматривая грязь вокруг, - Божека здесь не будет. Он или будет сидеть в темнице, или уйдёт с моей земли.
   Вито прошёлся по кухне и повалуше, осматриваясь вокруг, однако никаких следов магии не было. Стражники по приказу Благомила обыскали немногочисленные сундуки с бельём и хозяйской утварью, матрас, печь, но ничего лишнего не обнаружили. Подклет был заставлен бочками с зерном и квашеной капустой, кувшинами с вином, сырами, колбасами, и вот здесь Вито, подсвечивавший себе магическим светлячком, обратил внимание, что одну из бочек явно сдвигали, причём не раз. Когда стражники её отодвинули, под ней оказался тайник, прикрытый сверху почерневшей от времени доской. В тайнике лежали эльфийская диадема Сехмет, три отшлифованных круглых лазурита с отверстием посередине и кошель с восемью золотыми денариями.
   - Это раритет, - недобро прищурился Благомил, рассматривая диадему, которую стражник по его приказу подал ему. - В эльфийских коллекциях это редкость, тем более целая. Её стоимость начинается от ста золотых денариев.
   Вито осторожно взял у него диадему, ажурно вырезанную из нерех-камня, и внимательно её рассмотрел. Ему в голову пришла мысль, что Божек тоже может, как и Энха, сам создавать эльфийские артефакты и выдавать их за найденные, однако весь вид диадемы говорил о том, что она долго лежала в земле: на камне имелись мелкие сколы, трещины и потёртости, в которые забилась грязь. Он вернул диадему Благомилу, затем выгреб из тайника три лазурита и пощупал их магически. Хотя и так видел, что они пустые.
   Таких пустых лазуритов по всему Околью едва ли не в каждом доме на чёрный день припрятано.
   Они вернули диадему, лазуриты и деньги в тайник и поставили на место бочку.
   - Восемь золотых денариев, - недобро прищурившись, заметил Благомил, когда они снова вышли на улицу. - У Божека должно быть больше. Я не верю, что за десять лет он положил себе в карман только пару амулетов Анахиты или статуэтку Изис.
   Вито не ответил. Количество денег у Божека его не интересовало. Его больше беспокоило то, что когда Божек выйдет из темницы, он снова может попытаться украсть эльфийские артефакты с прорехи Невежьей пустоши. А если Энха наделает сетехов или акерау для прорехи на Маяке - то где гарантия, что Божек не снесёт и их? Вряд ли сидение в темнице вылечит его умопомешательство.
   Похоже, придётся в самом деле от него тихо избавляться...
  
   Глава 31. Иржи. Ожидание на хуторе. Лич в деревне
  
   Посыльный графа Понятко отправился в Околье в конце сушеца, когда повсюду уже начал таять снег. На дорогу до Польника он потратил шесть суток, до Городища - ещё день. После его прибытия в Городище Иржи и Энха, выждав ещё сутки, перешли туда порталом.
   Околье встретило Иржи и Энху солнцем на безоблачном небе, тёплым сильным ветром, осевшим и почерневшим снегом, из которого ручейками сочилась вода. Дороги представляли собой непролазную грязь, реки вздулись и несли льдины и лесной мусор. Пообщавшись с Павко, Иржи отправился в условленную ранее корчму, где случайно познакомился с паном Отокаром, изображавшим торговца, приехавшего в Околье за лазуритом. После знакомства они ненароком выяснили, что им ехать в одну сторону - в Вирейку, и принялись расспрашивать местных жителей о том, какой дорогой туда лучше ехать. Все их расспросы натыкались на ехидные ухмылки, мол, не переживайте, паны, грязи вам везде будет по колено и выше. Какой дорогой ни поедете, незабываемые дорожные впечатления вам обеспечены.
   Посыльный графа Понятко опережал их на сутки; Иржи выяснил, что он в прошлую ночь ночевал на одном из постоялых дворов Городища и отбыл на север.
   Дорога, ведущая в сторону Славника, оказалась... К вечерним сумеркам грязные и мокрые по самые уши путники едва успели добраться до моста через Лиску и до деревни, раскинувшейся по обоим её берегам, и на ночлег пришлось проситься в селянские дома. Там им рассказали, что моста через Лиску не существует уже пять дней и переправиться можно только на плотах, а заодно маги как бы между прочим выяснили, что посыльный графа Понятко переправился через Лиску сегодня рано утром.
   Пока всё шло по плану.
   За Лиской дорога, вопреки ожиданиям, стала чуть лучше. Пан Отокар, которому Энха подробно объяснила путь, свернули в сторону Вирейки, а она с Иржи двинулись к Славнику, где и заночевали. Збынек - хозяин постоянного двора - с удовлетворением рассказал им, что Огже постоянно несёт трупы нечисти. Один раз проплыла даже вененка, ещё не окончательно сгнившая. Её выловили баграми, вытащили на берег, и рыбаки подрались, кому достанется её череп. Пока они дрались, пришёл пан войт и конфисковал череп себе - сейчас он на шпиле войтова дома заместо флюгера. Правда, рыбакам в качестве компенсации выставил кувшин вполне доброй сливовицы, так что пану войту если и икалось, то не сильно.
   После Славника дорога снова испортилась. Энха сделала петлю через лес и вышла к вздувшемуся от воды Мохачу, нёсшему льдины и многочисленный лесной мусор. Лошадей оставили на небольшой полянке и дальше пошли пешком вдоль берега Мохача, увязая в топкой земле до полуколена. Когда до хутора осталось меньше версты, Энха повернула назад, а Иржи, время от времени прощупывая пространство вокруг себя поисковым заклинанием, осторожно двинулся к хутору.
   Посыльного, вопреки ожиданиям, там не было, поэтому Иржи устроился в гумне за старой отсыревшей ларью, так чтобы через щели в стенах хорошо просматривался двор, активировал маскировочный амулет и приготовился к долгому ожиданию.
   Сутки ничего не происходило, хотя по всем подсчётам посыльный должен был появиться здесь примерно в одно время с Иржи. Набежали тучи, прошёл небольшой дождь, прекратился, тучи разошлись. Пробежал олень-самец с двумя оленухами. Горланили птицы, сильный тёплый ветер раскачивал голые деревья. Ночью ударил небольшой морозец. За сутки не появился и пан Отокар, и Иржи начал беспокоиться: вдруг посыльный заметил хвост и убил его. И только вечером следующего дня специально настроенный артефакт-детектор просигналил, что пан Отокар поблизости. Где именно он залёг в засаде, Иржи не видел, поисковое заклинание показало в районе моста какое-то не очень крупное животное - Макарек перед отъездом изготовил им маскировочные амулеты, благодаря которым человек, если его засекало поисковое заклинание, казался животным.
   И только в конце третьего дня появился посыльный графа. Он был с ног до головы в грязи и выглядел предельно уставшим. Иржи проследил, как он пересекает двор, с трудом сползает с коня, привязывает его к коновязи и проходит в мазанку.
   Следующие трое суток ничего не происходило: посыльный насобирал дров, протопил мазанку, почистил коня и отправил его самого добывать себе корм. Время от времени выходил на двор отлить или в нужник, часто смотрел по сторонам, словно ожидая, что вот-вот кто-то придёт.
   Но никто не пришёл. Иржи, у которого от лёжки длиной в несколько суток уже болели все кости, а от постоянного нахождения под амулетом-маской начинал дёргаться глаз, мрачно гадал, что случилось. Может, маг заметил слежку. А может, погиб.
   Утром четвёртого дня посыльный, видимо, решивший, что ловить здесь нечего, оседлал коня и двинулся в обратный путь. Чуть позже снялись со своих мест и следователи.
   Вид у пана Отокара был мокрый, замёрзший и мрачный, у Иржи от малейшего движения болели руки и ноги, и у обоих от длительного ношения тёмных амулетов-масок дёргались веки и губы. Следователи, тихо матерясь на все лады, поснимали амулеты и пошли в мазанку греться.
   - Почему ты так задержался, когда ехал сюда? - спросил Иржи, блаженно приваливаясь к тёплой печке и думая о том, что делать дальше: ехать в столицу или наведаться в Крутицу. И где может быть Энха. По предварительной договорённости она не должна была его ждать, а вот поехала она после их расставания домой или в Крутицу - демон её знает.
   - Там проехать невозможно, - скривился пан Отокар, подбрасывая в печку поленце и раздувая угли. - Не доезжая до той деревни, после которой я должен был свернуть, река подмыла берег, он обрушился вместе с дорогой. Примерно на версту вместо леса и дороги - болото и бурелом, деревья выворочены вместе с корнями. Пока разобрался, как идти, пока обходил всё это по бездорожью - вот и застрял на сутки.
   Может, и маг, которого они ждали, не сумел пробраться по такой распутице, потому и не пришёл?
   Назад они выбирались через Горечавку, где Иржи узнал, что Энха направилась в Крутицу и назад не проезжала. Хотя, охотно добавили жители, сейчас быстрее сплавиться по Огже, если храбрости хватает, а ума - не очень. Иржи поколебался, но всё же решил заглянуть в Крутицу. Пан Отокар понимающе похлопал его по плечам, ехидно пожелал вернуться домой не сильно измотанным, и следователи разъехались в разные стороны.
   Чем дальше на север, тем дороги становились более сухими, и до Крутицы Иржи исхитрился добраться к вечеру этого же дня. В замке его встретил управляющий, велел слугам приготовить гостю комнаты и согреть воды и огорошил новостью, что хозяева ещё три дня назад уехали на Маяк и пока не вернулись. Однако когда Иржи спустился в подклет в помывочную, стащил грязную и мокрую одежду и со стоном блаженства плюхнулся в бадью с горячей водой, он услышал, как в замке забегали слуги. Чуть позже они притащили вторую бадью и наполнили её горячей водой, и в помывочную зашёл Вито - в заляпанной грязью одежде и с ссадиной на скуле. Он молча обменялся с Иржи рукопожатием, тоже разделся и погрузился в воду.
   - Как на Маяке? - спросил Иржи.
   - Мы не добрались, - отозвался Вито, устало закрывая глаза. - Инна разлилась, на месте её слияния с Огже не переправиться. Мы поднялись выше по течению и там наткнулись на лича.
   - Как Энха? - сразу встревожился Иржи, зная, что её вечно используют как приманку.
   - Нормально, - неопределённо отозвался Вито, всё так же не открывая глаз. - Мне упокоить лича не по силам. Мы заехали во Вселово, взяли двух жрецов, чтобы они обнесли лича защитными рунами, но мы не смогли... удержать его на одном месте, чтобы успеть нанести руны. Лич берёт Энху в ментальный плен, она выводит на него, но мне, как истинно светлому, ментальные ловушки недоступны, а чтобы создать аналог ментальной ловушки на светлой магии, нужно время. И пока я создавал ментальную ловушку, он разрывал плен с Энхой и исчезал.
   Иржи нахмурился. Если лич может просто так взять и исчезнуть...
   - Да, - подтвердил Вито, поняв ход его мыслей. - В нём демон не ниже седьмого ранга. Энха утверждает, что восьмого.
   Если верить учебникам по нежитиеведению, то лич может сформироваться только из мага или человека с раскачанным захватом магии. Так это или нет - никто точно не знал, потому что далеко не всегда можно было определить, был ли человек, из тонкого тела которого сформировался лич, магом или с даром захвата магии. Но если в нём демон восьмого ранга - человек был магом однозначно.
   Не тот ли это маг, которого они безрезультатно караулили в Вишвице?
   - Как давно появился лич?
   Вито пожал плечами:
   - Мы обнаружили три дня назад. Потом поспрашивали во Вселово и ближайших деревнях, но оттуда в те края охотники и травники не ходят, поэтому люди вообще о нём не знали.
   - Какой там магический фон?
   Для того, чтобы сформировалась любая нежить, нужен тёмный магический фон. Чем он сильнее, тем быстрее нежить формируется. Тот же лич при слабом тёмном фоне будет формироваться десятилетиями, а при сильном может хватить и пары седмиц.
   - Тёмный фон сильный, - кивнул Вито, открыв глаза и посмотрев на него. - Я не замерял точно - не до этого было - но по примерным прикидкам на формирование лича в нём уйдёт несколько месяцев.
   Несколько месяцев... Два месяца назад маг был ещё жив и встречался с покупателем. Сейчас он на встречу уже не явился. Если предположить, что он тогда продал свои артефакты, пошёл домой и умер, то вполне мог успеть превратиться в лича.
   Но это надо проверить. Упокоить лича, найти тело и попытаться его опознать...
  
   Заброшенная деревня, в окрестностях которой обитал лич, находилась в стороне от дороги. Иржи, Вито и Энха заночевали в Крапивнике - эльфийских развалинах, недалеко от места, где Инна впадает в Огже - и утром двинулись дальше в сторону Вселово. Погода была пасмурной, но не дождливой, дорога относительно сухой - во всяком случае, ноги в ней вязли не больше чем по щиколотку. Проехав несколько вёрст, Энха и Вито свернули на заросшую тропу, ведущую в сторону реки.
   Деревня - навскидку Иржи насчитал в ней дымов тридцать - стала видна со склона горы; она была окружена тёмным еловым лесом, с двух сторон к ней примыкало обширное болото. Те крыши, которые были крыты соломой, уже прогнили и провалились, крытые же тёсом пока держались. Тыны повалились, а огороды начали зарастать кустарником и молодой древесной порослью.
   Энха некоторое время стояла, рассматривая со склона деревню, а потом медленно указала рукой в сторону от неё:
   - Лич там.
   - Откуда ты знаешь? - подозрительно спросил Иржи, однако тут же заметил её плывущий взгляд и сообразил: - Ментальный плен?
   Она кивнула.
   - Где твой защитный амулет? - Иржи поднял было руку, чтобы окатить её волной светлой магии, чтобы сбить плен, однако Вито резко хлопнул его по руке.
   - Идиот, - прошипел он. - Собьёшь плен - придётся искать его поисковым заклинанием. А там демон восьмого ранга, он почует твоё поисковое на раз-два! Ты будешь бегать за ним, а он от тебя! По всему лесу!
   Иржи сжал зубы, но промолчал. Прятаться за Энху было тяжело, но резон в словах Вито был. Чем выше ранг демона, управляющего нежитью, тем лучше он чуял мага и его намерение.
   Ещё немного - и он, как Вито, начнёт на всю нежить посылать вперёд девчонку!..
   Энха набросила повод своего коня на ветку дерева, не став даже привязывать, и двинулась налево по склону. Иржи, отстав на несколько шагов, пошёл за ней, поводя поисковым артефактом. Судя по нему, Энха шла в правильном направлении. Вито задержался, чтобы привязать всех коней, и тоже двинулся следом. Они прошли по мокрому еловому лесу саженей сто, перешагнули через грязный узкий ручей, затем поисковый артефакт в руке Иржи резко потерял направление. Энха в пяти шагах впереди на мгновение замерла, а затем одновременно и артефакт нашёл лича уже гораздо ниже по склону, и Энха свернула в том направлении.
   Мгновенное перемещение из одной точки в другую. Энха и Вито правы - так может только лич, несущий в себе демона ранга не менее седьмого.
   Потом лесок стал реже, они вышли на небольшую полянку; посреди поляны лежал голый ствол поваленного дерева, а впереди, перед густой еловой порослью, маячил лич, похожий на укутанную в серое рваное тряпьё мумию. Только бестелесную. На горле торчал неестественно огромный кадык, гнилые зубы выступали вперёд, носа не было, а пустые глазницы смотрели чёрным клубящимся туманом.
   Энха, не оборачиваясь, рукой указала на него. Иржи стремительно метнул по земле ментальную ловушку, чтобы лич не исчез, а затем ухватил Энху за шиворот котты, задвинул себе за спину и прошипел:
   - Назад!
   Лич, пойманный в ментальную ловушку, заметался. Иржи метнул в него рассеивающее облако. Тот мгновенным движением увернулся и ответил потоком огня, от которого пришлось уже уворачиваться Иржи. Он с одной руки снова метнул в лича рассеивающее заклинание и мгновенно с другой - такое же встречное. Извернулся, уворачиваясь от огня, и окатил лича несформированным облаком светлой магии. Почувствовал, что ослабевает ментальная ловушка, обновил её и попытался на расстоянии выдернуть из призрака демона. Вроде бы зацепил, но захват сорвался, однако на долю мгновения дезориентировал лича, и это позволило Иржи накрыть его рассеивающим заклинанием, тут же активировать руну оков, обездвижить и дёрнуть демона из призрака.
   Он почувствовал, как демон, вырванный из тела, пронёсся мимо него, и призрак осел на землю бесформенной грудой призрачного гнилого тряпья.
   Иржи позволил себе перевести дыхание, послал в останки рассеивающее облако и подорвал его. Поляна и лапы ближайших елей покрылись серовато-коричневым налётом.
   Он повернулся назад, посмотреть, где Энха. Она распростёрлась у корней сосны, голова её лежала на коленях Вито, а сам Вито обхватил ладонями её голову.
   Иржи похолодел, только сейчас сообразив, что ментальный плен он сбить не догадался. Бросился на лича - и забыл, что Энха-то под пленом. А лич с демоном восьмого ранга - это не болотник с демоном пятого ранга. Убить хозяина - можно этим убить и пленника!
   - Нормально, - негромко успокоил его Вито, когда Иржи, едва не споткнувшись о собственные ноги, рванулся к ним. - Сейчас придёт в себя. Я успел прикрыть.
   Иржи с облегчением перевёл дух.
   Энха в самом деле очень скоро легко вздрогнула всем телом и открыла глаза. Посмотрела на склонившихся над ней мужчин мутным взглядом, несколько раз судорожно сглотнула, закашлялась, посмотрела чуть более осознанно и не без труда села, тут же привалившись спиной о ствол сосны.
   - Смерть, - просипела она и снова закашлялась.
   - Что смерть? - не понял Иржи
   - Он показал свою смерть...
   - И?
   Она посмотрела на него, с трудом сфокусировала взгляд, но не ответила, поднялась на ноги и, слегка пошатываясь, принялась спускаться вниз по мокрому склону. Иржи и Вито двинулся за ней. Они продрались через голый кустарник, съехали по мокрой траве с холма и оказалась перед поваленным тыном крайней мазанки; между его сгнившими жердями густо торчали прутья прошлогодней крапивы.
   - Он передал, как он умирал, - заговорила Энха, передёрнув плечами; её голос звучал уже бодрее, и в нём Иржи внезапно услышал злость. - Это был подклет какого-то дома. И у него сильно болела спина и было тяжело дышать!
   - Что ты хочешь этим сказать? - он посмотрел на неё, уловив в последних словах какой-то скрытый подтекст. Слишком внезапным был тон, а Иржи привык замечать такое.
   - У него болела спина и было тяжело дышать! - с нажимом повторила она.
   Вито вдруг резко втянул воздух. По его расширившимся глазам Иржи понял, что до него дошёл смысл слов Энхи.
   - Меня просвещать никто не собирается? - с досадой буркнул он.
   - Можно начать с этих домов, - несколько отрешённо предложил Вито, указав на мазанки с правой стороны улицы.
   Понятно. Просвещать чужака не собираются...
   Подклеты были пустые. Иржи, Вито и Энха обшаривали их один за одним: кое-где остались доски от ящиков и ржавые обручи от бочек, местами попадались кости небольших животных, но никаких намёков на человеческие останки. И только под одной из последних мазанок они обнаружили высохшую и почерневшую мумию.
   В сырых условиях речной долины тело само никак не могло превратиться в мумию - оно бы сгнило. На земляном полу хлюпала вода, стены густо поросли плесенью - а на полке на гнилой соломе, в неестественной позе лежала ссохшаяся мумия мужчины. Густая каштановая борода была неровно обкромсана, каштановые полудлинные волосы практически закрывали лицо. Мужчина лежал на правом боку, правой же рукой упирался себе в подбородок, голова была сильно запрокинута и рот открыт. Левую руку он откинул за спину, так что она казалась вывернутой из сустава. Одет он был в неопределённого цвета штаны и котту, ноги были обмотаны грязными тряпками. Рядом валялась покрытая плесенью кожаная фляга.
   Если в таких условиях тело мумифицировалось, значит, после смерти оно сразу было захвачено демоном, который и сохранил его своей магией до тех пор, пока не сформировался лич. А значит, они точно нашли тело от упокоенного лича.
   Иржи засветил светлячок посильнее и подошёл ближе. Вито и Энха тоже стали рядом, некоторое время рассматривали тело, а затем Энха протянула руку и откинула волосы от его лица.
   Теперь всё понял и Иржи.
   Левого уха у мумии не было. А когда Вито отвёл - точнее, отломал - заведённую назад руку мумии, то все увидели, что в спине между рёбер торчит наконечник стрелы.
   Вот и он. Желда Хойничек.
   Тот самый, что почти три года назад убил во дворце министра и фаворитку короля, бежал в Околье, здесь уничтожил целую семью, а потом пропал. Энха, стрелявшая в него на хуторе, всё же убила его, пусть и умер он не сразу. Выходит, он так и не смог вытащить наконечник из спины, и жил с ним... Сколько?
   Энха стреляла в него летом почти три года назад. Его магический отсвет последний раз видели осенью того же года. После этого третий магический отсвет над Окольем наблюдали лишь кратковременными появлениями. Если он принадлежал Желде Хойничку, то... Мог ли человек жить два с половиной года с наконечником в спине? Он был светлым магом, а все светлые маги - целители: далеко не все могут исцелять других, но все могут исцелять себя. Стрела проткнула лёгкое, могло пойти воспаление. Светлый маг мог остановить это воспаление...
   Иржи перегнулся через труп и рассмотрел наконечник. Тот сидел в левой части спины среди верхних рёбер и торчал примерно на вершок. Иржи подцепил черешок и почти без усилий вытащил узкий треугольный наконечник, тронутый ржавчиной.
   - Ты такими стреляла? - уточнил он у Энхи.
   Она ещё несколько заторможенно кивнула.
   - Да. Старший Вишчик с такими стрелами ходил на пушного зверя. Чтобы шкурки не попортить.
   Почему Желда Хойничек его не вытащил? Наконечник сидел неглубоко, не полностью ушёл в ткани, и за рёбра не цеплялся... Иржи забросил себе руку за спину и попытался достать до того места, где у Желды Хойничка сидел наконечник... Да, неудобно, рука едва дотягивается что сверху, что снизу. Но можно взять две щепки и зажать ими...
   - При жизни, - заметил Вито, - он, думаю, сидел глубже. Это когда труп мумифицировался, наконечник выторкнулся.
   Хорошо, допустим, могло быть так, и Желда Хойничек не смог сам себе его подцепить, а сообщника не нашёл. Тогда следующий вопрос: когда он умер?
   Иржи послал пробный импульс в пространство и прислушался к отклику. Тёмной магии здесь было довольно много. Но хватит ли её для того, чтобы лич сформировался за два месяца?
   Он вышел из заплесневелого подклета на улицу, вдохнул свежий сырой воздух и вынул из заплечного мешка артефакты-детекторы. Смахнул с крыльца нанесённый ветром мусор, расположил их в нужном порядке и занёс в блокнот получившуюся схему. Затем подсчитал концентрацию тёмного фона.
   Четыре месяца. При такой концентрации тёмной магии для формирования лича понадобится примерно четыре месяца.
   А два месяца назад, в начале сеченя, посыльный пана Врочицы видел его живым. Тогда же над Окольем видели и третий отсвет, причём он был ярким, явно не Божековым. Из этого следует однозначный вывод, что два месяца назад маг был жив.
   Предположить, что Желда Хойничек раньше здесь много колдовал, а потому тёмный фон был выше, а когда умер и колдовать перестал, то он снизился?
   Пока он рассчитывал фон, Вито и Энха успели обыскать мумию и найти два каплевидных лазурита с остатками тёмной магии. Один из них раньше был защитным, а второй представлял собой такую мешанину слоёв и рун, что определить, что это такое, было невозможно. Кроме этих двух лазуритов в поясном кошеле обнаружилась горсть медяков и два серебряных денария, и больше у трупа ничего не было.
   - Он здесь не жил, - заметила Энха, осматривая подклет.
   Иржи кивнул. Если бы он здесь жил, то должны были остаться какие-то следы - хотя бы нож, посуда или одеяло. Но кроме гнилой кожаной фляги рядом с трупом не было ничего. Как не было и каких-либо признаков лаборатории.
   Если Желда Хойничек изготавливал щуркинские артефакты путём расслоения, как это предполагает Макарек, то для одного артефакта нужна ровная поверхность, поперечник которой составляет порядка аршина. И порядка месяца времени. Если изготавливать за раз сразу несколько артефактов, то такой аршинный участок нужен для каждого артефакта и плюс хотя бы пол-аршина расстояния между ними. Известно, что посыльные привозили за раз от десятка до двух десятков щуркинских артефактов, а значит, помещение для их создания должно представлять собой примерно квадрат со стороной в шесть аршин, а это немаленькое помещение, в случайном закутке не спрячешь. Ну или устраивать маленькие лаборатории в нескольких местах.
   - Надо ещё раз обыскать деревню, - решил Иржи. - Мы смотрели только подклеты, а сейчас нужно смотреть всё.
   Однако повторный обыск не принёс результата. Ни в мазанках, ни в хозяйственных постройках, ни на чердаках не было никаких следов лабораторий и никаких следов, что они здесь хоть когда-то были. И никаких следов проживания человека, хотя бы временного.
   - Он мог умереть по дороге домой, - предположил Вито.
   Энха посмотрела на него ещё несколько плывущим взглядом:
   - Он умер два месяца назад, - напомнила она. - Но два месяца назад была зима.
   - А на трупе летняя одежда, - сообразил Иржи.
   В котте и штанах можно ходить весной или осенью. Но никак не зимой. А кроме того до Иржи только сейчас дошло, что ни на трупе, ни рядом не было обуви. Ноги были обмотаны тряпками с грязными подошвами, словно бы Желда Хойничек так и ходил. Но зимой так особо не походишь.
   Притянуть за уши можно. Можно предположить, что с ним что-то случилось в дороге, например, упал в реку и, чтобы выплыть, вынужден был сбросить обувь и тяжёлую верхнюю одежду. Добрался сюда и умер от воспаления лёгких.
   Однако это уже домыслы. Они могут быть верными, но могут и не быть.
   Но если лаборатория по созданию артефактов не здесь, то откуда высокий тёмный фон? Предположить, что Желда Хойничек перед смертью долго колдовал? Но что он такого мог колдовать тёмной магией? Пытался себя вылечить? Для этого нужна светлая магия. Отбивался от нечисти? Для этого тоже нужна светлая...
   А вот полузатопленное гумно на самой окраине деревни, за которой уже плескалась река, преподнесло сюрприз. Нет, лаборатории или её следов не было и здесь, но под кучей гнилой соломы обнаружилась ямка, прикрытая плоским камнем, а под камнем лежали три холщовых мешочка. В двух из них были золотые денарии - навскидку около сотни монет, а в третьем - четыре округлых лазурита с отверстием посередине. Три из них были пустыми, а четвёртый оказался готовым щуркинским артефактом.
   Иржи прощупал его магически, выписал в блокнот руны и попытался разобраться, что они должны делать. Потому что комбинация была совсем странной.
   - На светлом фоне, - с некоторым недоумением заметила Энха, - это был бы акерау, только без руны тау. Он бы прикрывал прорехи, и нечисть не могла бы из них вылезти. А на тёмном...
   Несколько мгновений заминки - и Вито с Энхой переглянулись. Судя по их виду, они догадались о значении рун. И ничего хорошего это значение не несло.
   - А на тёмном фоне ровно наоборот, - нахмурился Вито.
   Кто-то в столице снова собирается открыть прореху? Дерьмо. А если не в столице, всё равно дерьмо.
   Что делать с находкой, спорили долго, но в конечном счёте пришли к решению вернуть всё, кроме щуркинского артефакта, на место - потому что не факт, что клад принадлежал Желде Хойничку. Мало ли тот же Божек устроил здесь схрон честно заработанных денег и найденных лазуритов. А что среди них оказался один щуркинский - так мог найти его и не определить, что он не пустой.
   - Лазурит забавный, - внезапно улыбнулась Энха, показывая на один из пустых камней. - Петельку повести вниз - и будет руна сетех.
   Иржи и Вито присмотрелись. В самом деле на одном из лазуритов среди золотых вкраплений шла серовато-белая прожилка почти в форме руны сетех. Энха была права - только нижняя петелька уходила не туда.
   Иржи повертел лазурит в пальцах, сунул его обратно в мешочек, а мешочек кинул в ямку под камнем, куда они уже составили мешочки с золотыми денариями.
   - Где сейчас Божек? - уточнил он.
   - Насколько мне известно, - отозвался Вито, - до сих пор сидит в темнице у пана Благомила.
   Значит, сейчас его самого не спросишь...
   Итак, что имеем? Есть тело Желды Хойничка. Лич с демоном восьмого ранга - доказательство того, что умерший был сильным магом - в тонком теле немага или даже слабого мага демон восьмого ранга просто не удержится. По уровню тёмного фона он должен был умереть месяца четыре назад. Факты указывают на то, что умер он два месяца назад. Положим, два месяца и четыре - это допустимая погрешность, особенно если считать, что тёмный фон раньше был выше. Однако Желда Хойничек одет по-летнему, хотя два месяца назад здесь была зима. И, несмотря на высокий и однозначно рукотворный тёмный фон, нет ни следа лаборатории.
   Мог ли Макарек ошибаться, и артефакты изготавливались каким-то иным способом, а не путём расслоения? Мог, Макарек ведь сам признавал, что не сумел с помощью расслоения создать щуркинские артефакты. А раз не сумел, то способ их изготовления по-прежнему остаётся неизвестным. Может, Желда Хойничек был гением и изобрёл не известный до сих пор способ.
   Однако секрет их изготовления умер вместе с ним. Это было досадно, однако с другой стороны, если бы этот секрет стал известен магам, они бы начали массово изготавливать такие артефакты, то в Мораве начался бы хаос.
   Пусть лучше этого секрета никто не знает.
  
   Глава 32. Энха. Амулет Шу. Рудинек
  
   В университете временно царила идиллия. Студенты с утра учились, после обеда трепали языки на дискуссиях, вечерами предавались кутежам и пьянкам, зачётов и практик не предвиделось, а потому в библиотеке большую часть времени было тихо и пусто. Вечерами заходил Иржи, иногда звал её погулять по городу, ну или совершить прогулку за городом. Город у Энхи вызывал только головную боль, в глазах даже под защитным амулетом стояла фиолетовая пелена, появляться за городом ночью было страшно на уровне инстинктов, поэтому она категорически отбивалась от таких прогулок. Правда, один раз Иржи всё же уломал её на прогулку, и она закончилась на кладбище. Нет, все живые остались живы, но когда в темноте и тишине кладбища из-за костницы к ним вдруг потянулись перепончатые лапы ак-гуля... Ак-гуль был одновременно перерезан магией напополам и треснут по голове валуном с ближайшей могилы.
   - Куда смотрит Магический приказ? - буркнул Иржи, пытаясь придумать, что делать с ак-гулем.
   - На то, - не без злости отозвалась Энха, - чтобы провинциальные маги не отлынивали от своей работы. А помогать не спешит.
   Иржи гадостно ухмыльнулся. Реплика Энхи натолкнула его на мысль.
   Тайный проход в городской стене был со стороны университета - полулаз, полупролом, заросший кустарником и бурьяном. Иржи нашёл в костнице относительно целый дерюжный мешок, вытряхнул из него чьи-то кости, и они с Энхой затолкали туда ак-гуля, а потом кустами, перелесками и оврагами пробрались к тому пролому. По-пластунски проползли по нему, волоча за собой мешок, пересекли университетское кладбище, перелезли университетскую стену и тёмными улочками пробрались к каменному зданию Магического приказа, украшенному каменной резьбой. Пробрались на задний двор, нашли нужник и усадили ак-гуля над дыркой, составив две части трупа вместе. В лапы ему сунули валявшийся тут же Столичный вестник, дверь закрыли и тёмными улочками вернулись в университет.
   - Следующий раз, - проникновенно произнёс Иржи, - предлагаю сходить в корчму.
   Энха помотала головой, думая о том, что для Магического приказа она готова поймать и живую нежить или нечисть... Садится маг с голой задницей над дыркой, а оттуда к нему тянется перепончатая лапа...
   Это надо хорошенько обдумать.
  
   А ещё надо было обдумать, какие артефакты делать дальше. Сетехи уничтожали нечисть очень хорошо; на сколько их хватит, пока было непонятно, но из прорехи на Невежьей пустоши, окружённой теперь четырьмя сетехами, не пролезла живой ни одна нечисть. Наделать бы таких для Маяка, но на прореху там по подсчётам Вито их требовалось как минимум тридцать восемь. Изготовить столько было нереально, на это ушло бы немногим меньше года. Однако Вито, взяв двоих охотников, сходил с ними на Маяк, и они тщательно обследовали, равномерно ли оттуда вылезает нечисть или есть какие-то места, где её больше. Охотники отметили пять троп, явно предпочитаемых нечистью. А ещё заметили, что если обрушить часть стены одного из зданий, то этим перекроется одна из троп, а на оставшиеся четыре понадобится всего двенадцать сетехов. И Вито, и охотникам, всегда почтительно относившихся к наследию эльфов, было тяжело решиться на уничтожение их постройки, но жизнь, как ни крути, дороже.
   Двенадцать сетехов, конечно, тоже много. На изготовление одного у Энхи уходило четыре дня - и на резьбу, и на превращение дерева в нерех-камень. Оживить уже было делом быстрым. И хотя бы два дня потом надо было отдохнуть от магии, чтобы не свалиться с магическим истощением. Итого на каждый сетех, можно считать, уходило шесть дней. На двенадцать сетехов понадобится семьдесят два дня. Два с половиной месяца. К тому времени, как она сделает последний, скорее всего, выдохнется первый, и придётся начинать заново.
   Но может, попробовать что-нибудь другое? Может, какое-нибудь подобие барьера? Перегородить барьерами те тропы на Маяке, и нечисть из прорехи просто не вылезет? Или вырезать несколько акерау, чтобы прикрыть прореху, чтобы из неё хотя бы крупная нечисть не пролезала?
   Время поэкспериментировать у неё ещё есть. В Драконьих горах ещё зима, много нечисти вымерзает. Но в долинах уже тает снег, а значит пара седмиц - и тепло дойдёт до Маяка. А потом дороги подсохнут и станет тепло, и нечисть повалит в Околье. И вот тогда станет не до экспериментов.
   Энха тщательно выписала из сказаний описания двух десятков эльфийских артефактов и принцип их действия, рассмотрела в Эльфийских древностях их изображения и попыталась сообразить, что окажется наиболее эффективным. Три пришлось откинуть, потому что точного описания, как они выглядели, не было. Вполне возможно, что Энха сможет восстановить их внешний вид, но на это уйдёт много времени. Ещё несколько было непонятно, какую точно функцию выполняли: в сказаниях подробно описывались руны и процесс изготовления, но о применении говорилось только, что их оставляли в прорехе или около неё. А что происходило дальше - демон его знает. И если в двух таких артефактах Энха по рунам предположила, что они должны, наверно, закрывать прореху, то, например, зачем Шу оставил свой амулет на дороге между храмом и прорехой?
   Энха перечитала этот эпизод, потом взяла Эльфийские древности и нашла его изображение. Амулет Шу представлял собой плоский диск размером с ладонь, покрытый по периметру связкой рун ашшау-тау, а в центре с обеих сторон была начертана руна махъя.
   И руна махъя, и руна ашшау обозначали одно - пустота. Да и сам Шу был богом пустоты. Может, нечисть просто за этой пустотой не чует ментала, вот и не идёт туда?
   Попробовать можно, тем более амулеты Шу известны коллекционерам, и его изображение отрисовано точно и подробно. К тому же он небольшой, и на него не уйдёт много времени.
  
   Однако всё оказалось гораздо сложнее, чем она думала. Первая проблема вылезла сразу же, потому что Шу для своих амулетов использовал самшит. Мало того, что Энха не знала даже, как он выглядит, так ещё и выяснилось, что в Мораве в диком виде он не растёт, только в парках аристократии. Пришлось просить пани Збигневу, и через день слуга привёз ей ветку с плотными мелкими округлыми листиками - видимо, ограбил графскую оранжерею, иначе откуда листья зимой? Энха вырезала подходящий кусок для заготовки, свернула магию в спираль - и столкнулась со второй проблемой, потому что эксперименты показали, что пульсировать магией нужно на каждое второе биение сердца, а настолько часто она не умела. Пришлось подавать на каждое четвёртое, и из-за этого самшит превращался в нерех-камень гораздо медленнее, чем мог. А когда через пару дней всё же превратился, то вылезла третья проблема: получившийся нерех-камень не становился мягким несмотря на то, что Энха перепробовала размягчать его всеми способами подачи магии. Точнее, при каких-то становился чуть менее твёрдым, но этого было недостаточно, чтобы по нему можно было нормально резать.
   Подсказку дали Эльфийские древности. Энха отыскала зарисовку барельефа, где Шу создаёт свой амулет, и присмотрелась к его рукам. Она уже знала, что магия изображалась штришками, и разные штришки показывали разные магические потоки. Так штришки, исходящие от рук Шу, были плотные - очень плотные, таких больше ни у одного бога не было. По плотности к нему приближалась только магия Усира, которую Энха ещё не пробовала.
   Она взяла заготовку, уже превращённую в нерех-камень, и снова принялась подавать в неё магию всеми способами, которые знала, внимательно прислушиваясь к ощущениям, чтобы определить, при каком камень размягчается лучше. Нашла такой и попробовала его уплотнить. Получилось, камень размяк ещё сильнее. Потом попыталась уплотнить ещё сильнее, и ещё. На это ушло два дня, правда, с перерывами на то, чтобы сходить со Злобкой и Катруше на рынок, а с Иржи на второе кладбище, где флегматичное умертвие раскапывало свежую могилу, не покрытую рунами. Иржи его упокоил, прикопал в той же могиле, которую оно раскапывало, а Энха начертала на ней защитные руны.
   - Может, - проникновенно предложил он, когда с умертвием было покончено, - следующий раз всё же в корчму?
   В общем, к концу второго дня Энха кое-как сумела уплотнить поток магии так, чтобы он размягчил нерех-камень достаточно для того, чтобы по нему можно было вырезать руны. Но дело шло медленно, потому что поток такой плотности было тяжело подавать, приходилось постоянно прерываться, чтобы перевести дыхание. В самом прямом смысле - у неё начинало сбиваться дыхание, заходиться сердце и темнеть в глазах. В итоге на резьбу небольшого диска, на который она ожидала потратить несколько часов, ушло больше суток, и под конец Энха чувствовала себя выжатой, как лимон.
   А ещё амулет не светился зелёным. Вообще. Все эльфийские артефакты, которые она делала, сияли разными оттенками зелёного, а этот чуть подсвечивал, пока Энха его резала, а когда перестала - всё пропало.
   Может, она не дожала магию до нужной плотности, и она не задержалась в камне?
   Досадно. Но проверить его в деле всё же надо.
   Отослать Вито и попросить его написать, что получилось? Или самой метнуться в Околье на ночь? Или изготовить ещё что-нибудь, а только потом ехать к Вито?
   Энха полистала Эльфийские древности, прикидывая, что можно сделать, и остановилась на шлеме Гереха - одном из тех артефактов, которые оставляли около прорехи, но что они делали с этой прорехой, было непонятно. Но зато изображение этого шлема было известно и в резьбе он был несложным. Энха сходила на хозяйственный двор, разжилась подходящим сосновым чурбачком, обтесала до нужной формы, уселась за одним из столов в читальном зале и принялась напитывать его спирально магией на каждое пятое биение сердца, чтобы превратить в нерех-камень.
   Шаги в коридоре заставили её насторожиться. Библиотека находилась не то что в закутке, но все аудитории были дальше по коридору, и мимо библиотеки обычно не ходили. А прийти почитать что-нибудь - поздновато уже...
   Дверь распахнулась резко. Одновременно с этим Энха увидела, как в библиотеку ворвался поток фиолетового тумана и устремился к ней. Выскочить из-за стола и отбежать она попросту не успела, и туман стремительно влился в неё. Энхе показалось, что она даже почувствовала невесомый, но упругий удар, в затылке резко заломило, так что перед глазами заплясали чёрные мушки. Как сквозь пелену она увидела ухмыляющегося Рудинека, который неторопливо подходил к ней, а она не могла понять, что нужно делать.
   - Ты хочешь меня, красавица, - ухмыльнулся Рудинек, и провёл рукой по её щеке, - очень хочешь...
   Энха почувствовала, как внизу живота начинает сладко сжиматься, но боль в затылке оказалась сильнее наведённого желания. Несколько мгновений понадобилось, чтобы преодолеть боль и прийти в себя, а вместе с этим и осознать, что происходит.
   Ах ты, подонок!
   Она резко вдарила коленом ему промеж ног, а когда он согнулся и завыл, схватила его за немытые патлы и впечатала мордой в стол, а когда почувствовала, что он ещё не обмяк, но сопротивляться не в состоянии, рванула с его шеи тонкий шнурок. Шнурок лопнул, оставив на его коже заметный красный след, а в руке Энхи остался каплевидный лазурит, полыхавший фиолетовым. Она сжала его в ладони.
   - На колени! - резко приказала она первое, что пришло в голову. И увидела, как фиолетовый туман от её руки метнулся к Рудинеку. Тот, всё ещё воя и держась между ног, кособоко повалился на пол. Энха коленом врезала ему по залитой кровью морде, торопливо развязала его кушак, подвязывавший котту, заломила Рудинеку руки за спину, попутно всадив локтем в основание черепа. Стянула руки у локтей и завязала. И только тогда позволила себе перевести дух. Рудинек валялся на полу молча и неподвижно, нос его был сворочен на сторону, изо рта тонким ручейком стекала кровь.
   Подонок, однако! Последний раз пани Збигнева предупредила его, что ещё одно покушение на Энху - и он едет пахать провинциальным магом в Околье, и Рудинек притих. Но сейчас пани Збигневы нет, она вышла прогуляться - обычно раз в неделю она выходит совершить, как она выражается, променад, и он этим воспользовался. Да ещё с помощью ментального артефакта! Не вызови тёмное воздействие резкой головной боли, не факт, что Энха опомнилась бы до того, как...
   Думать дальше не хотелось.
   Сволочь!
   И это уже оставлять безнаказанным нельзя!
   В библиотеку бочком внедрился Дече, почуявший неприятность. Энха с некоторым облегчением подумала, что Дече почуял бы, если бы Рудинек начал... делать с ней то, что не надо, и пришёл бы... И не дал бы...
   Она положила на стол ментальный артефакт, только сейчас сообразив, что она вязала Рудинека, так и сжимая лазурит в пальцах. Фиолетовое свечение мгновенно свернулось, боль из затылка схлынула. Дече посмотрел на Энху, потом на Рудинека.
   Энха лихорадочно пыталась придумать, что делать. Убить или покалечить его открыто - это уже покушение на мага, и она может несдобровать. Если она сейчас ему отрежет яйца или пару пальцев, он будет знать, что это сделала она. А идти против Магического приказа Энха готова не была. Отпустить - он достанет её потом.
   Энха посмотрела на Дече, Дече посмотрел на Энху. Затем они оба посмотрели на Рудинека, начинавшего подавать первые признаки жизни. Потом Дече решительно развязал ему руки и за шкирку выволок из библиотеки.
   Верно. Сейчас отпустить. Сказать, что вырвал его из рук Энхи, почти что спас. Пусть погуляет на свободе. А пока он будет гулять, подумать, как обезопасить себя от него.
   Энха пошла за тряпкой и водой, чтобы вытереть с пола кровь, и только сейчас почувствовала, что её потряхивает.
   Что делать? Убить, а труп кинуть в Салашку или прикопать на местном кладбище? Слишком легко для него, хочется, чтобы он мучился, желательно долго и тяжко. Отрезать яйца, как предлагал Павко? Надо подумать. Покалечить руки? Тоже надо подумать. Но провернуть это так, чтобы он не связал свою травму с нападением на Энху.
   Она вытерла пол, выполоскала тряпку и выплеснула красную воду из окна. И именно этот момент выбрал Иржи, чтобы заявиться в гости.
   Энха не знала, на что именно он среагировал. Может, на её руки, на которых оставались красные капли. Может, на плохо заметные разводы на полу. А может, уловил состояние Энхи.
   - Что случилось? - он внезапно цепким взглядом осмотрел Энху, затем читальный зал, плохо заметные, но всё же заметные разводы на полу и столе.
   Энха не ответила, отвернулась и пошла наверх разводить самовар.
   Если бы Рудинек пришёл просто сделать ей гадость, она бы сказала. Но рассказывать... то, что чуть не случилось, было и противно, и... Она не могла подобрать слова. Пани Збигневе или приятельницам она бы могла рассказать. А Иржи - нет. И причина была не в том, что он начнёт острить, Энха понимала, что не начнёт. Но рассказывать ему...
   Нет.
   Вернулся Дече, глянул исподлобья на Иржи, какое-то время задумчиво на него смотрел, затем отвернулся и тоже пошёл наверх.
   Иржи, как ни странно, ничего не сказал. Энха увидела, как он взял со стола ментальный артефакт, который она там кинула, прислушался к нему магически, какое-то время посидел на краю стола, а затем ушёл, забрав с собой артефакт.
   Уже заварился чай и Дече принялся намазывать мёд на хлеб, когда Иржи вернулся. Он молча поднялся в верхнюю гостиную, молча положил Рудинеков артефакт на стол и сел в кресло. Вид у него был такой, что Энхе стало не по себе: она не усомнилась, что он всё знает. Он молча понаблюдал, как Энха разливает по чашкам чай, а затем прямо посмотрел на неё:
   - Мне Рудинека убрать из университета?
   Взгляд у него был непривычно жёсткий и колючий.
   Это было бы решением проблемы. Нет Рудинека - нет опасности, что он решит когда-нибудь повторить сегодняшнее. Только...
   Энха покачала головой. Отомстить ему хотелось лично.
   Иржи некоторое время вглядывался в неё, но сжал челюсти и промолчал.
   Чаепитие прошло в мёртвом молчании. Энха перебирала варианты мести, вернее, для начала пыталась решить, что Рудинеку отрывать: яйца или пальцы? Без чего ему будет хуже? Дече думал примерно в этом же направлении. О чём думал Иржи, по его виду было не понять.
   Когда чай выпили, Иржи глянул на Дече и коротко скомандовал:
   - Исчезни.
   Тот с готовностью поставил рядом с ним пустое ведро, мол, не вопрос, за водой пойдёшь ты, и утопал.
   Когда он ушёл, Иржи встал, порывисто стянул Энху с её кресла и прижал к себе.
   - Пошли ко мне, - как-то нервно предложил он.
   Энха, положив голову ему на грудь, закрыла глаза и отрицательно промычала.
   - Почему?
   Что ей в Сыскном приказе делать? Да ещё несколько дней? Эльфийские древности у всех на глазах подделывать? Да и жить с Иржи... хотелось, до сладкого томления в животе. Но и было страшно. Не готова она была жить с ним...
   Иржи подождал ответа, не дождался и криво произнёс:
   - В университете что-то... творится.
   - Здесь всегда что-то творится, - пожала плечами Энха. Пальцы Иржи мягко, но как-то судорожно поглаживали её по шее.
   - Столичная аристократия делит власть. И делит самыми радикальными способами - и подставы, и убийства. Один... Кто-то зачем-то убивает магистров и обставляет это как несчастные случаи.
   Энха снова пожала плечами. Магистров она не любила - и сама испытала на себе их пренебрежительное отношение, и от студентов слышала, что у них спеси выше крыши, а мозгов - так себе. И учат они... Из семнадцати студентов, уехавших в провинцию прошлым летом, в живых осталось только десять, а из девятнадцати, выпустившихся в позапрошлом году, четырнадцать уже погибли. И это в спокойных провинциях, где нежити и нечисти немного. Почти вся Морава держится на старых магах, учившихся при предыдущем ректоре. Поэтому... пусть магистры гибнут. Толку от них всё равно нет.
   Только провинции постепенно заполняет нежить и нечисть, а маги в столице грызут друг другу глотки, чтобы занять местечко потеплее. Король тянет из провинции налоги и каждый год их повышает, а делать что-то для этой провинции не спешит...
   Иржи помолчал, поглаживая её пальцами по шее, не дождался её ответа и сказал:
   - Этот ментальный артефакт делал Рудинек. Судя по дисперсности, он по уровню захвата пройдёт на пятый курс.
   Энха уверенно помотала головой:
   - Он не пройдёт на пятый курс.
  
   Иржи принёс воды, Энха перемыла посуду и вытерла кровавые разводы в читальном зале, а когда Иржи ушёл, села в кресло и принялась думать. Глаза зацепились за ментальный артефакт Рудинека, который так и остался лежать на столе. Энха посмотрела на него. Лазурит светился плотным фиолетовым светом, почти не выходящим за камень. Энха осторожно тронула его пальцем. Фиолетовое сияние тут же развернулось, а затылок снова потянуло болью, хоть и не так сильно, как раньше. Убрала палец - сияние свернулось. Тронула - появилось, а вместе с ним...
   Словно бы в то мгновение, когда она касалась - даже не камня, а свечения - в её пальцы тыкались крошечные... руны?
   Сердце бухнуло в груди так, что на мгновение перехватило дыхание. Она же... У неё никогда не получалось считывать руны с артефактов! Фон она воспринимала, а руны - никак... Впрочем, надо признать, что попытки считывать руны Энха последнее время забросила, занятая созданием эльфийских артефактов. А вот, видимо, какие-то умения внутри накопились, и проснулось умение воспринимать руны.
   Она даже забыла про Рудинека.
   Рун на его артефакте было много, Энха воспринимала их лишь одно мгновение и не успевала считать. Понадобилось раз десять прикоснуться, только чтобы определить руну атхе, ещё столько же, чтобы разобрать зенай. На руны махья и шевве понадобилось меньше попыток, а вот дальше дело застопорилось. Что руны ещё есть, Энха чувствовала, но они словно бы были свалены в кучу, и если сверху кучи ещё были видны, то внутри их было не рассмотреть. И сколько точно рун Энха не могла понять. Вроде бы до десяти, а там...
   Раньше она вообще никак не могла считать руны, как ни пыталась! А сегодня вдруг смогла определить сразу несколько! Не все, также она не считывала последовательность - но и это прогресс!
   И это натолкнуло Энху на идею.
   У студентов старших курсов есть защитные артефакты. Что если найти защитный артефакт Рудинека и подменить его на взрывалку? Потому что просто так подкинуть не получится - четверокурсники уже научены не хватать руками что ни попадя.
   Но где взять взрывалку? Попросить Мнишека или Катруше? Они сделают, но не хотелось втягивать в это дело приятелей. Иржи или пани Збигнева тоже сделают, но их взрывалка разорвёт на части самого Рудинека, а его нужно оставить в живых. А ещё - она должна быть на тёмной магии, потому что защитные амулеты все тёмные, и если подменить его на светлый, Рудинек может раньше времени это обнаружить и не схватить рукой.
   Взрывалка на тёмной магии...
   Тёмный накопитель добыть не проблема. Подобрать руны, которые взрывались бы на тёмном фоне, можно. Но впечатать их... В теории она знала, как это делается, но сама она не сможет создать тёмный артефакт. А если попробует со своей светлой магией впечатывать руны в тёмный накопитель, то или разрушит накопитель, или руны не возьмутся.
   Что остаётся?
   Остаётся Дече. Кто заподозрит дворника, которого все считают туповатым и с приветом, в изготовлении опасных артефактов?
   Она достала с полки шкатулку с накопителями, выбрала тёмный и пошла на хозяйственный двор. Дече обнаружился в курятнике, где он насыпал зерно курам.
   - Смотри, - принялась объяснять ему Энха. - Чтобы впечатать руны магически, нужно написать их на своей магии. Ты захватываешь магию, - она захватила сама и увидела в своей ладони едва заметный зеленоватый туман, - представляешь себе руну или комплекс рун. Потом эти руны мысленно помещаешь на магию, которую держишь в руке, и заставляешь магию втянуться в руны. И после этого магическим импульсом вбиваешь их в накопитель.
   Она попробовала вообразить себе руну элевель. Магия из ладони моментально рассеялась.
   Дече и Энха расхохотались. Энха почувствовала себя в роли магистра, который сам ничего не знает и не умеет, а студентов учит.
   Учиться они принялись вместе. На то, чтобы наловчиться удерживать одновременно и магию в ладони, и образ руны в мыслях, у них ушёл вечер. Ещё половина следующего дня понадобилась, чтобы руну - элевель у Энхи и махъя у Дече - переместить на магию в ладони. Заставить магию втянуться в руну, как ни странно, получилось само - они даже не прилагали к этому усилий. Дальше Дече попытки с десятой создал слабенький артефакт - Энха уверенно считала с него руну махъя. А вот у самой Энхи руна из ладони в накопитель не впечатывалась. Ни с десятой попытки, ни с шестидесятой.
   Энха показала свой накопитель пани Збигневе, призналась, что пыталась создать артефакт, но у неё не получилось. Пани Збигнева пощупала его, уточнила, какие действия она выполняла, и предположила, что дело всё же в слишком слабом импульсе, который не цепляется за магию.
   Досадно. Но не горько. Она ведь умеет создавать эльфийские артефакты. А что не получаются обычные...
   А ведь ещё можно попробовать вливать руны потоком, а не подавать импульсом...
   Она попробовала, однако руна на потоке не держалась - расплывалась мгновенно. Попробовала менять поток, сделала его плотнее, как в амулете Шу, и с некоторым удивлением почувствовала, что так руна расплывается гораздо меньше, а вот за накопитель не цепляется всё равно. Попробовала уплотнить ещё больше, руна стала держаться лучше, но за накопитель по-прежнему не бралась.
   Дальнейшие эксперименты пришлось отложить, потому что у Дече начали худо-бедно получаться простейшие артефакты, и Энха полезла по справочникам выяснять, какие руны нужны для взрывалки на тёмном фоне, и столкнулась с проблемой. Подобрать связки рун для взрывалки было можно. Но их выходило слишком много. А у Дече получалось удерживать на магии только две.
   Две руны. Нужны две руны, которые взорвутся в руке...
   Задача казалась невыполнимой, потому что тёмная магия сама по себе была такой, что она влияла на разум и чувства, но не была предназначена для физического воздействия, и чисто стихийные руны за неё просто не брались. Энха пересмотрела все справочники, но стихийных рун, которые действовали бы на тёмном фоне, не существовало.
   Она начала уже сомневаться в затее, как подсказку случайно дал один из магистров. Пани Збигнева отправила Энху в магистерскую коллегию забрать некоторые книги. Ожидая в коридоре, она увидела, как один из новых магистров принялся наливать в стеклянный стакан кипяток из самовара. И стакан треснул.
   Видимо, он был холодным, поэтому от кипятка и треснул. Тепло и холод...
   А что будет, если в одном артефакте соединить две руны противоположного значения?
   Для того, чтобы подобрать пары противоположных рун, понадобился ещё вечер. Получилось пять пар, две из которых Энха вычеркнула, потому что нашла данные, что, стоя рядом, они гасят друг друга. Ещё одна вызывала сомнения, но вычёркивать её Энха пока не стала. А наиболее многообещающей выглядела пара туххаль-левеннере, наружу - в себя.
   Дече исписал пол-листа рунами туххаль и левеннере, чтобы точно писать их правильно, затем создал тёмный накопитель и впечатал их в него. После чего поспешно отбросил лазурит, боясь, что он взорвётся в руке.
   Лазурит повёл себя воспитанно и не взорвался. Энха подкатила к нему накопитель для активации, и они с Дече нырнули за стену.
   Взрыва не последовало. Лазурит безвредно рассыпался на мелкую крошку - и всё.
   Энха подумала и поменяла порядок рун - сначала левеннере - в себя, потом туххаль - наружу. Дече снова создал артефакт, отбросил его, и Энха подкатила к нему накопитель.
   Лазурит брызнул осколками во все стороны. Один из них чиркнул Энху по руке, разрезав рукав котты. И это она стояла в сажени от взрыва!
   Дече радостно пошёл за сливовицей - отмечать собственный успех.
  
   Возможность подменить Рудинеков артефакт представилась этим же вечером. Энха услышала в читальном зале, что четверокурсники собираются в дом удовольствий, Дече проследил, как они ушли, и заговорщики прокрались в комнату Рудинека.
   Там царил даже не бардак, а самый настоящий свинарник. На полу виднелись следы грязных сапог, валялись крошки, тарелка из-под мяса, явно не сегодняшняя. Одежда была везде, книги тоже, на одной из них, раскрытой, стояла бутылка из-под вина.
   Энха усилием воли заставила себя не убирать бутылку. Чем меньше они с Дече тут наследят, тем лучше.
   Артефактов у Рудинека нашлось три. Плохо было то, что Энха ещё неважно считывала руны. Пока Дече тренировался создавать артефакты, она тренировалась их считывать. Две из связки она научилась определять с пары касаний, а вот дальше приходилось трогать артефакт много раз. А трогать сейчас каждый артефакт много раз - это риск того, что Рудинек застанет их тут.
   Поэтому, осторожно тронув свечение всех трёх артефактов, Энха определила, который из них защитный, только с долей вероятности. Дече подменил его на взрывалку, и заговорщики спешно покинули место преступления.
   Ждать почти не пришлось. Энха не успела ещё заснуть, когда до неё донеслись громкие вопли из коллегии, и она разобрала тембр Рудинека. Однако идти и выяснять степень его ранения не стала, чтобы не привлекать к себе внимания.
   За следующие два дня она превратила деревянную заготовку для шлема Гереха в нерех-камень и, размягчая его магией, вырезала на нём нужные руны. В конечном итоге у неё оказался резной округлый шлем с заострённым верхом, покрытый рунами и снаружи, и внутри. Он сиял густым зелёным светом и плотно сидел на голове, однако каких-то особых ощущений от него Энха не чувствовала.
   Утром надо будет отослать шлем Гереха Вито - пусть он оставит его около прорехи и посмотрит, что он делает. А заодно и амулет Шу.
   Рудинек пришёл в библиотеку, когда ещё не стемнело. Вид у него был совершенно убитый, от всегдашней надменности не осталось и следа, а его правая рука была забинтована. Но через повязку можно было понять, что указательного и среднего пальцев у него нет.
   Без двух пальцев дорога ему одна - в уездные маги.
   Энха приняла у него книги и мысленно поздравила себя и Дече с успехом.
  
   Глава 33. Иржи. Поиски Божека
  
   Было погожее тёплое утро, когда глава Сыскного приказа пан Геза отправился на рынок. Неторопливо прошёлся вдоль рыбных рядов, со знанием дела присматриваясь к выложенным налимам, минтаям и лососям, купил пяток форелей, уложил их в корзину - и в это время чей-то неосторожный слуга поскользнулся на рыбьей чешуе и требухе, потерял равновесие и завалился на пана Гезу. Корзина с форелями полетела на грязную брусчатку.
   - Смотри куда прёшь, осёл безрогий! - рассердился пан Геза.
   - Прошу простить меня, пан хороший, - всполошился слуга. - Я сейчас вам помогу.
   Он присел на корточки, чтобы собрать рыбу. Пан Геза тоже присел, поднял корзину и услышал быстрый чёткий шёпот:
   - Новая партия. Штук десять. Три дня назад. Посыльный неизвестен. Спьяну упомянул - однокурсник делает.
   Пан Геза, собирая рыбу, незаметно выронил из рукава серебряный денарий. Слуга незаметным движением сгрёб его. Они собрали рыбу в корзину и, не оглядываясь друг на друга, разошлись.
   Пан Геза зашёл домой, отдал рыбу супруге, а вернувшись в Сыскной приказ, собрал подчинённых у себя в кабинете.
   - Граф Понятко, - сообщил он, хмурясь и приглаживая пышные седые усы, - три дня назад получил новую партию щуркинских артефактов. Примерно десять штук.
   Ответом ему было молчание. Такой новости никто не ждал.
   - Но ведь Желда Хойничек мёртв, - подал наконец голос Безуха.
   - Он мог, - пан Отокар задумчиво потёр подбородок, - успеть наделать их до своей смерти.
   - Он умер, - кривясь, отозвался Иржи, - самое меньшее три месяца назад. Где эти три месяца те артефакты ходили, что он получил их только сейчас?
   - Объяснить можно всё, - пожал плечами пан Игнац. - Например, из-за смерти мага его сообщник пропустил время встречи с посыльным, а пока вышел на контакт...
   - Я не всё вам сказал, панове, - пан Геза принялся шагами мерить кабинет, - мой человек сообщил, что посыльный неизвестен. То есть если кто-то ездил в Околье, его не заметили. И это странно.
   - Мало ли, - предположил Безуха, - тот сообщник Желды Хойничка сам выправился в столицу и сам принёс щуркинские артефакты.
   - Если у Желды Хойничка был сообщник, - буркнул Иржи, - почему он не вытащил ему наконечник из спины?
   Ему смутно, но навязчиво казалось, что они притягивают за уши. И ошибаются.
   Ответом ему было молчание. Остальные следователи тоже чуяли, что ищут не там.
   - И последнее, - пан Геза обвёл взглядом подчинённых, рассевшихся по лавкам вдоль стены. - По словам моего человека, граф Понятко спьяну сказал, что изготовлением щуркинских артефактов занимается его однокурсник.
   - А Желда Хойничек, - уверенно покачал головой Шимек, - его однокурсником не был. - Я учился на первом курсе, когда Желда Хойничек был на третьем. Графа Понятко в университете тогда не было.
   - А ну-ка, Иржик, - пан Геза пригладил усы, - наведайся-ка в университетский архив. Нам нужен список однокурсников графа Понятко.
   Следователи отозвались ехидными смешками.
   - Ты только к завтрашнему утру вернись, - похлопал его по плечу Безуха.
   Иржи сунул ему под нос кулак.
  
   В библиотеке неожиданно было столпотворение, потому что студентам вместо занятий внезапно назначили кому зачёт, а кому практику, и они все ринулись в библиотеку. Иржи успел застать сцену, где какой-то из новых магистров, цедя слова сквозь зубы, требовал у Энхи на руки книгу, которая находилась в единственном экземпляре. Иржи хотел было вмешаться, чтобы поставить зарвавшегося магистра на место, но с этим успешно справилась пани Збигнева, показавшаяся из-за стеллажей. Магистр вымелся из библиотеки под тихие и злорадные смешки студентов.
   Иржи с сожалением отказался от возможности если не попить чаю с Энхой, то хотя бы поговорить с нею, испросил у пани Збигневы ключ от архива и устроился там.
   Граф Понятко окончил университет магии девять лет назад, проучившись четыре года и не сумев перевестись на пятый курс. От провинции его спас титул и щедрые взятки ректору и Магическому приказу. Этого, понятное дело, в документах не было, но это было известно всем.
   Иржи выписал однокурсников графа Понятко с разных курсов, опустив только первый, а затем поднял хранившуюся здесь копию реестра моравских магов. С ними ситуация была удручающая - ни одного из его однокурсников, выбывших после третьего и четвёртого курсов, уже не было в живых. Из трёх, перешедших на пятый курс, один был казнён по обвинению в измене, один найден убитым, а ещё один на данный момент обитался во дворце. Двое человек, выбывших после второго курса, ещё работали уездными магами.
   Подозревать этих двоих в изготовлении щуркинских артефактов? Они могли после выпуска раскачать захват до уровня королевских, однако по реестрам один из них обитал в Приморье, а другой в районе Кивейских болот, то есть в совершенно другой стороне от Околья.
   Но уровень их захвата можно проверить. Да к тому же если бы уездные маги раскачались до уровня королевских, это бы из мира демонов очень быстро заметили.
   Или кто-то из тех, кто выбыл после второго, третьего или четвёртого курса, раскачал свой захват до уровня королевского и очень ловко сымитировал смерть, так что Магический приказ не заметил подмены? Это надо идти в Магический приказ и поднимать дела об их смерти...
   Иржи пошёл в Магический приказ и просидел там до обеда. Всего из однокурсников графа Понятко, не считая его самого, после второго, третьего и четвёртого курса выбыли семнадцать человек, из которых только двое на сегодняшний день были живы. Иржи просмотрел все дела погибших пятнадцати магов. Четырнадцать из них погибли так, что их трупы были опознаны многими свидетелями без всякого сомнения. Пятнадцатый маг обгорел при пожаре дома, его вытащили живым, но он умер очень скоро. Как прочитал Иржи, лицо его обгорело и представляло собой облезшую пузырящуюся маску, однако он был в сознании, говорил точно так же, как разговаривал маг, и голос, по словам свидетелей, был голосом мага.
   Подозревать этого? Но этот маг остался после выпуска в столице - зачем ему, сымитировав смерть, ехать через всю Мораву в захолустное Околье, если в столице спрятаться гораздо проще? Зачем ему вообще имитировать свою смерть, если он был лавочником, в столице жил легально и отнюдь не прятался от Магического приказа?
   Вряд ли он. Но тогда кто? Дворцовые маги? Но из трёх, окончивших пятый курс, один прилюдно казнён, а другой найден убитым. И в первом и втором случаях личность убитого сомнений не вызывала и опознаны они были без сомнений.
   Подозревать оставшегося живого, что и сейчас живёт во дворце? Но опять же, он во дворце, а не в Околье...
   Иржи вернулся в Приказ порядком озадаченный и поделился с коллегами результатами своих изысканий. Остальные следователи тоже покрутили так и этак и тоже пришли к выводу, что никто из этих двадцати - вместе с пятикурсниками - не тянет на изготовителя щуркинских артефактов.
   - А тех, кто выбыл после первого курса, ты смотрел? - уточнил пан Геза.
   - А толку? - пожал плечами Иржи. - Они ж не маги.
   - Бывает, - голова Приказа задумчиво пригладил седые усы, - что студент после первого курса переводится на второй, но на учёбу не является. Таких Магический приказ не ищет. Ректор исключает их - и всё. И таких студентов каждый год один-два есть. Они основы магии уже знают, и коли захват хорошо раскачивается, то ничего не мешает им самим развиваться дальше. Нужные книги достать несложно - было бы желание. Выучить руны - храмовые школы есть везде. Или попроситься в ученики к кому-нибудь из провинциальных магов. И в итоге у нас есть маг, не проходящий ни по каким реестрам.
   - А ещё, - добавил пан Отокар, - студент мог на первом курсе гонять лодыря и ничего не делать, а после того, как его исключили за неперспективностью, спохватиться, начать раскачивать захват и учиться.
   - И у нас опять, - кивнул пан Геза, - неучтённый маг, которого нет в реестрах... Конечно, - признал он, - коли маг раскачает захват сильно, он станет виден из мира демонов. Но коли раскачал не очень сильно, он может жить в краевом или уездном городе и прикрываться магическим отсветом местного мага. А то, что щуркинские артефакты изготавливаются магом королевского уровня, у нас полной уверенности нет.
   Иржи вынужден был признать доводы убедительными и снова направился в библиотеку. На этот раз вместо второкурсников её оккупировали первокурсники, а потому к разочарованию Иржи Энха снова была занята, и ему снова пришлось сидеть в архиве одному.
   Здесь у него были только имена. Двадцать два человека были отчислены после первого курса. Из них двое были переведены, но на учёбу не явились. Иренка из Новосёлок и Ульянка из Рустани. Искать Иренку из Новосёлок - дурное дело, потому что Новосёлок по всей Мораве пара десятков наберётся. Рустань - уездной городок где-то на западе, да только Ульянок в той Рустани тоже далеко не одна и не две.
   А вот когда Иржи взялся выписывать имена тех двадцати студентов, что после первого курса были признаны неперспективными, то наткнулся на знакомое имя.
   Божек из Злинки.
   Иржи на всякий случай поднял документы по этому Божеку из Злинки, чтобы убедиться, что этот тот самый Божек, который в Околье ищет эльфийские древности. Это оказался он. В его деле было отмечено, что он во время учёбы показал себя прилежным и любознательным студентом, прилагал много усилий для раскачки захвата магии, однако после первого курса был отчислен за неперспективностью.
   Если он на первом курсе всеми силами раскачивал захват и всё равно не раскачал настолько, чтобы перевестись на второй курс, то нет надежды, что он смог раскачать его потом. К тому же Иржи самолично прощупывал его магически - уровень его захвата примерно соответствовал уровню первокурсника. А значит, он не может быть магом. Но...
   Но он из Околья, а щуркинские артефакты идут именно из Околья. Он искатель эльфийских древностей, то есть мог быть сообщником Желды Хойничка, бегать по всему Околью и не вызвать ни у кого подозрений. А ещё вспомнить, что в последнее время он тронулся разумом... Мало ли он каким-то образом помогал Желде Хойничку изготавливать артефакты, много имел дел с тёмной магией и из-за этого помешался? И он мог по разным причинам выдавать артефакты Желды Хойничка за свои.
   Это домыслы. Но можно отпроситься у пана Гезы, съездить в Околье и поговорить с Божеком под детектором лжи. Посмотреть, даст ли это что-нибудь.
  
   Идя с Энхой по порталу, Иржи внимательно осмотрел Околье из мира демонов - третьего магического отсвета не было. Никакого - ни тусклого, ни яркого. Иржи вывел Энху в Городище, а сам вернулся в мир демонов и прочесал его над Окольем едва ли не на коленках. Результат был отрицательным.
   Если тусклый отсвет принадлежал Божеку, то это значит, что его в Околье нет...
   Павко в Городище ничего о нём не знал. Когда они прибыли в Крутицу, Вито рассказал, что пан Благомил освободил его с месяц назад, однако с тех пор Божека никто не видел. Иржи заглянул в гости к пану Благомилу и расспросил его, активировав в рукаве котты артефакт-детектор. Пан Благомил без охоты подтвердил, что выпустил Божека месяц назад и дал сутки на то, чтобы вывезти своё имущество из Злинки, потому что землю и дом он у него отобрал. Однако Божек в Злинку даже не заглянул, хотя там оставалась диадема Сехмет, которую можно было выгодно продать, восемь золотых денариев и три пустых торовидных лазурита. Был ли он нормальным? По сравнению с тем, каким его посадили в темницу, да, по крайней мере не тыкал, не грозил и проявил к сюзерену должную почтительность. Но на некоторые вопросы ответы давал... очень странные, что говорило о том, что не весь разум к нему вернулся. Да и в целом больше всего походил на пьяницу после длительного запоя.
   - Уточните, пожалуйста, - насторожился Иржи, - как именно?
   Пан Благомил жёстко глянул на него:
   - Раздражительный был, помятый, вялый. Руки тряслись. Мучился бессонницей. Причём стражники, что приносили ему еду, говорили, что он последнюю седмицу был таким. Постоянно просил пить. За сутки, мне передавали, мог два ведра воды выпить.
   Иржи нахмурился, а сам вспомнил, каким был Божек четыре месяца назад, когда упырь увёл и убил его брата. Иржи тогда показалось, что его поведение очень похоже на поведение мага, наделавшего слишком много тёмных артефактов и тронувшегося умом.
   Это сумасшествие на магической почве обычно обратимо, и если маг перестаёт изготавливать тёмные артефакты, то разум к нему возвращается. Когда Иржи учился на третьем курсе, один из тогдашних пятикурсников наделал слишком много тёмных артефактов за раз и тронулся умом. И Иржи чётко помнил, что когда прошло несколько дней и к нему начал возвращаться разум, он тоже очень походил на пьянчугу, протрезвевшего после длительного запоя.
   Но Божек не маг. А к тому же тот пятикурсник походил на пьяницу после запоя всего полдня, потом ему полегчало. А Божека ломает седмицу?
   Из дальнейшего разговора Иржи узнал, что пан Благомил подумывал об убийстве Божека, однако в свете того, что разум к тому частично вернулся, приказа об убийстве не отдал. И ему не известно, чтобы кто-то его собирался убить. Куда он пошёл? Последний раз его видели на дороге, ведущей в сторону Роенки...
   Иржи и Вито заглянули в Роенку, поговорили там и с женой Божека, и его братом, и с их односельчанами. Однако после своего освобождения он там не появлялся. Они заглянули в пару ближайших деревень, где жили его более дальние родичи, но и там он не показывался. Им рассказали, что после того, как Божек пропал, они прочесали местные леса, хотя и не так усердно, как ищут пропавшего ребёнка, но останков не нашли. А потому где он сейчас, и жив ли - демон его знает.
   Если третий слабый магический отсвет принадлежал ему, то отсутствие его над Окольем говорит о том, что Божека здесь нет. А вот ушёл он или умер - неизвестно.
   А когда на следующий день Иржи и Энха поехали в заброшенную деревню, где прошлый раз упокоили лича и нашли труп Желды Хойничка, то обнаружили, что тайник, где были схоронены золотые денарии и торовидные лазуриты, пуст.
   Кто был его хозяином и кто забрал содержимое - уже не узнать.
   - От замка Благомила, - уточнил Иржи, - дорога на Роенку...
   - В противоположную сторону, - поняла его Энха, - чем если идти сюда.
   Мог ли Божек быть сообщником Желды Хойничка? Мог. Мог ли после освобождения сам отправиться в столицу, чтобы передать артефакты графу Понятко? Мог - он был освобождён месяц назад и времени у него было много. Только пытаться искать Божека в столице - это то же самое что искать иголку в стоге сена. Около четверти населения Велеграда не числятся в столичных реестрах, особенно районы трущоб. Даже если устроить облаву, то уйти там от облавы - раз плюнуть.
   А к тому же если Божек передал артефакты и ушёл из столицы, то искать его по всей Мораве - задача ещё более дурная. А если он вообще никуда не ходил и сгинул недалеко от той же Роенки...
   - Я бы хотел заглянуть на Маяк, - Иржи хмуро смотрел на пустой тайник, - вдруг он там побывал.
  
   Следы нечисти и её останки стали попадаться задолго до Маяка. Клочья шерсти, обломки когтей и рогов, остатки слизи и пузырей, мерцающие лужицы сугутов, щупальца вененок, древоподобные куски анчуток... Встретился им и отряд гоблинов, которые были не в себе и яростно накинулись на путников, едва завидев их. Видимо взаимное наложение тёмной и шаманской магии вызвало помутнение разума. К счастью, их было всего семь, Иржи и Энха успели вскарабкаться на скальный уступ и оттуда уничтожили их магией и совней.
   Тёмный фон чувствовался за полверсты от подножия. Когда они забрались на вершину, солнце уже клонилось к западу, а с севера начали наползать плотные тучи и резко стало холодно. Вдали над горами можно было рассмотреть серую пелену дождя. Прореха на западном склоне вроде бы в размерах не увеличилась, но словно бы уплотнилась, и через неё в некоторых местах можно было даже рассмотреть размытые силуэты мира демонов. А на подходе к ней Энха и Иржи едва не влетели в киселеобразную лужу, утыканную поникшими щупальцами - то, что при жизни было хаттатом.
   - Если до тебя ночью доберётся хаттат, - проникновенно попросил Иржи, - скажи мне, а? Я обещаю уделать его молча.
   Энха мрачно кивнула, рассматривая лужицу.
   До того, как стали сгущаться синеватые весенние сумерки, Иржи и Энха успели обшарить часть развалин, но ничего не обнаружили. Здесь много где ещё лежал снег, укатанный ветром до состояния льда, и следов людей не было. Свежих раскопов тоже не было, как и каких-либо остатков человеческой деятельности - кострищ, ошмётков одежды, посуды...
   С закатом солнца с севера начали наползать тучи, и когда Иржи и Энха забаррикадировались на постоялом дворе, достали из заплечных мешков хлеб с сыром и принялись за скромный ужин, вылезла нечисть и стала подтягиваться к постоялому двору. Ночь прошла полубессонно, хотя и тепло - они сдвинули два тюфяка, улеглись на них рядом, накрылись плащами и сверху ещё тюфяками. А ещё Иржи показалось, что нечисти вокруг меньше, чем было четыре месяца назад, когда он наведывался сюда последний раз. Во всяком случае не было ни хаттатов, ни вененок, и даже чуся он не заметил ни одного, хотя несколько раз за ночь вставал, чтобы из окна проредить нечисть, которая под ним паслась.
   Надо будет замерить утром прореху, может, она стала уже зарастать.
   - Я подумала, - вдруг сказала Энха, кутаясь в плащ. - А если... Прореха на западном склоне. А ниже, где она заканчивается, на этом склоне глубокая пропасть. Если установить на том краю пропасти манок, чтобы нечисть шла на него и падала в пропасть...
   - Манком туда сажать девку? - буркнул Иржи. - Как здесь принято делать?
   Энха не услышала сарказма:
   - Девку - надёжнее всего, - кивнула она; Иржи от этих слов перекосило. - На неё нечисть пойдёт и за несколько вёрст. Потому что от конца прорехи до пропасти более чем полверсты, а самый мощный манок...
   - Бьёт на полсотни саженей, - подсказал Иржи. - И работает самое большее двое суток.
   - И он не добьёт до прорехи, - она кивнула как-то задумчиво. - Девку нечисть с такого расстояния почует и пойдёт... А манок...
   Она задумалась. О чём она думает, Иржи не знал, надеялся только, что не о том, как она сама ночью будет сидеть на скалах. У него же самого мысли постоянно сворачивали с нечисти на то, что рядом спит любимая девушка, а он... А он вынужден даже трогать её осторожно, потому что чувствовал, что малейшее его неосторожное движение в её сторону - и она напрягается. И периодически направлять в себя волну расслабляющего заклинания, чтобы...
   Нет, лучше думать про нечисть, а ещё лучше спать...
   Утром, когда рассвело настолько, что нечисть попряталась по щелям и дыркам, плохо выспавшиеся Иржи и Энха выбрались на улицу и продолжили обыск руин.
   И у ног статуи Мефдет нашли свежий раскоп. Глубиной ямка была в пол-локтя, и под землёй находилась небольшая щель в камнях. Иржи выгреб примороженную и начавшую таять землю и подсветил в раскоп магически. А потом, натянув рукав котты на ладонь, выковырял из него торовидный лазурит, застрявший в щели.
   Лазурит оказался не пустым, а готовым щуркинским артефактом эмпатического воздействия.
   Иржи подержал его в пальцах, прислушался к рунам, а затем присмотрелся к раскопу.
   Тот был свежий, раскапывали его точно этой весной, потому что комья земли ещё не успели окончательно расползтись и лежали поверх снега, укатанного до твёрдости льда. То есть делал это не Желда Хойничек, а кто-то после его смерти. Но кто - на этот вопрос не ответить.
   Но кто-то этой весной поднимался сюда, забирал артефакты, и это может объяснить то, что у графа Понятко появились новые щуркинские артефакты, притом что его посыльные в Околье вроде как не ездили, а Желда Хойничек мёртв. Его сообщник по весне поднялся сюда, опустошил тайник и здесь, и в заброшенной деревне, и вполне возможно, направился в столицу.
   - Кто мог сюда прийти? - спросил Иржи Энху.
   Она неопределённо пожала плечами.
   - Кто-то местный, - выдала она, в общем-то, очевидное. - Или с проводником из местных. От Крутицы, точнее, от слияния Инны и Огже никаких троп нет, идти нужно по бездорожью. Проходы там знают единицы. От Вселово и Сопвишек есть дорога...
   - Видел я эту дорогу, - хмыкнул Иржи. - Не знать, что она там есть, так в жизни не догадаешься, что идёшь по дороге.
   Но, в общем, всё сводится к тому, что за содержимым тайника приходил местный. Мог ли Божек? Мог. До своего заточения он часто здесь бывал и руины наверняка знал хорошо. Пан Благомил выпустил его из темницы месяц назад. Раскопу порядка месяца и есть. Но искать Божека по всей Мораве - проще иголку в стоге сена отыскать.
   - Ты не знаешь, - спросил Иржи Энху, рассеянно глядя на раскоп, - у Божека в Мораве ещё родня есть?
   Не нравилась ему ситуация с Божеком, не нравилась. Сначала помешательство, очень похожее на магическое. Потом состояние, как у пьяницы после запоя, с каким маги отходят от магического помешательства. Да, магическое помешательство начинается в течение пары дней, несколько дней держится и заканчивается тоже в течение дня. У Божека оно начиналось год, а похмелье после него продолжалось седмицу. Но если это из-за того, что Божек как-то помогал в изготовлении щуркинских артефактов, то, кто знает, может, и могло магическое помешательство растянуться на столь долгий срок.
   А ещё вспомнить, что он был однокурсником графа Понятко, а по словам этого графа, щуркинские артефакты изготавливал его однокурсник. Или выдавал себя за изготовителя артефактов...
   Наверно, с Божеком можно и не дёргаться: Желда Хойничек мёртв, новых артефактов он уже не изготовит, а старых запасов вряд ли много. Но...
   Но что-то всё равно царапало какой-то неправильностью. Иржи упорно казалось, что они то ли что-то упускают, то ли чего-то не видят, то ли... Не все факты укладывались в стройную схему, где-то приходилось притягивать за уши. Начать с того, что Макарек так и не сумел создать подобие щуркинских артефактов, а это говорит о том, что они могут создаваться и каким-то иным способом, а не расслоением. А это значит, что и делать их мог не королевский маг, а более слабый. Потом то, что над Окольем третий яркий магический отсвет появлялся лишь изредка, а постоянно жить под амулетами-масками, даже чередуя светлый и тёмный, - всё равно или заболеешь, или свихнёшься. Желда Хойничек умер предположительно этой зимой, но его труп был одет по-летнему и разут. В заброшенной деревне не было ни следа лаборатории, притом что тёмный фон там был сильно повышен... Если Божек был сообщником Желды Хойничка, то почему не вытащил наконечник из спины? Уж охотники-то умеют и раны шить, и посторонние предметы из них извлекать. А там нужно было всего-то подцепить и вытащить наконечник - простой, без обратных зубцов и ни за что не цепляющийся.
   Не укладывалось в стройную схему. Все расхождения можно было логично объяснить и немного подтянуть за уши, но Иржи не нравилось то, что приходится притягивать за уши, пусть и немного.
   - Есть у Божека родня, - пожала плечами Энха. - В Крутице есть... В Бурчаках родня жены...
   А там у той родни окажется ещё родня...
  
   Иржи помогло то, что Околье было, по сути, одной большой деревней: конечно, нельзя сказать, что здесь все знали всех, но каждый очередной знакомый или дальний родич Божека мог назвать ещё пяток его знакомых и дальних родичей в других местах. Каждый из этих пяти - ещё по пять. Чтобы разыскать и расспросить этих знакомых и родичей, Иржи пришлось помотаться по всему Околью, чтобы выяснить - после освобождения из темницы Божека всё же видели. В каком состоянии? Да таком... Смурном, помятом и нервном. Был ли нормальным? Ну... наверно, можно так сказать, но нервничал по любому поводу, а вообще больше всего походил на пьянчугу после длительного запоя. Вроде вменяемый, а вроде и не очень. Куда пошёл?..
   Сличение показаний свидетелей позволило сделать вывод, что двигался он в сторону Вирейки. Иржи оказалось на руку то, что как раз в конце сушеца был праздник Ученичества Анахиты, и знакомые Божека запомнили, видели они его до праздника, во время или после. По словам пана Благомила, он выпустил его из темницы дня за четыре до праздника. Накануне его видели неподалёку от Вселово, в праздник он заходил на богослужение в храм в Журавах - большом селе на полудороге между Вселово и Вирейкой. В день после праздника он покупал в Вирейке сапоги. После Вирейки - нашлись свидетели - он направился в сторону Магьяры, и дальше его след терялся. Покинул ли он Околье, поселился ли в глуши, сгинул ли - демон его знает.
   А ещё демон его знает, где он был те три дня после того, как его освободили из темницы, и до того, как его видели во Вселово. Вполне мог заглянуть и в заброшенную деревню и на Маяк и обчистить тайники - времени хватало. То, что он объявился во Вселово, может указывать на то, что он ходил на Маяк...
   И что теперь делать? Попытаться отследить его путь? Но у Божека нет никаких особых примет, по которым держатели придорожных корчем или постоялых дворов могли бы его вспомнить. Темноволосых коренастых мужчин лет тридцати-сорока в Магьяре пруд пруди, да и в остальной Мораве такие не в диковинку. Тем более было это месяц назад...
  
   Когда Иржи вернулся в столицу и рассказал коллегам всё, что узнал и нашёл, те подумали, и пан Геза предложил проверить постоялые дворы на каком-нибудь участке дороги, ведущей с севера в столицу. Просто попросить книги учёта постояльцев и посмотреть, останавливался ли там месяц назад Божек из Злинки. Этим занялись Безуха и Алоис, прочесали около полусотни постоялых дворов, но результат был отрицательным - никакой Божек из Злинки там не значился. То ли он там не проезжал, то ли не ночевал, то ли назывался не своим именем - демон его знает.
   - Знать бы точно, - пан Геза пригладил пышные седые усы, - что он в столице, можно было бы поднять всех наших людей, устроить облавы в трущобах... Но искать иголку в стоге сена, коли той иголки там может и не быть...
   - Так может, - хмыкнул пан Отокар, - самого графа Понятко брать?
   Пан Геза ухмыльнулся в усы:
   - Возьмём, у меня есть несколько мыслей, как это сделать так, чтобы на нас не повесили его исчезновение. Но для этого придётся ждать, пока он поедет в свои имения, а он этим занимается в конце весны или начале лета.
   - Взять на границе краёв? - понял Иржи.
   - Именно, - пан Геза глянул на него одобрительно. - Чтобы его исчезновение не повесили на Сыскные приказы или магов тех краёв. Вернее, чтобы у них была возможность отбрыкаться от расследования, мол, не на моей территории, ничего не ведаю. Но для этого нужно ждать лета...
  
   Глава 34. Энха. Прореха
  
   На диадему Сехмет много времени не ушло. Как она выглядела, было известно, поэтому отрисовать её оказалось делом быстрым. Энха наведалась в ближайший лесок, подыскала подходящий осиновый чурбачок, вырезала из него рунный обруч, а затем, свернув магию в спираль, подобрав подходящую плотность и подавая её на каждое четвёртое биение сердца, за два дня превратила её в нерех-камень. Можно было бы и меньше, но иногда приходилось отвлекаться на студентов. Оживить её, вполне ожидаемо, с наскока не получилось, и пришлось идти через полгорода в храм Сехмет. Для пущей маскировки она переоделась из женских шаровар и длинной котты в штаны и короткую мужскую котту, сверху натянула стёганое сюрко, а косу убрала под клафт. Диадему она сунула за пазуху. В храме она в довольно плотной толпе прихожан отстояла вечерню, прислушиваясь к магии и пытаясь понять, что с ней нужно делать, чтобы оживить диадему. Магия как-то вяло плыла по её рукам, а потом и всему телу, Энха рассмотрела струящиеся зеленоватые потоки... Вообще, зелёная природная магия наполняла весь храм, она плыла прозрачным молочно-зелёным туманом, концентрируясь около жреца и служек, некоторых фресок и алтаря, а по Энхе струилась ручейками и не реагировала ни на какие её попытки хоть что-то с этими ручейками сделать. Потом Энха осознала, что ей хочется надеть диадему на голову, она каким-то нутром вдруг поняла, что это будет правильно, но как это сделать, если вокруг много народу? Положим, можно залезть в какой-нибудь тёмный закуток и надеть диадему. Если она оживится как амулет Анахиты - тихо и незаметно - глядишь, никто не обратит внимания. А если как с сетехами, каждый из которых она оживляла с немалыми внешними эффектами?
   Энха вместе с прихожанами пропела за жрецом славословие Сехмет и пошарила глазами по стенам и колоннам. Наткнулась на изображение Сехмет и посмотрела на нее.
   Подскажи другой вариант...
   По храму пронёсся лёгкий сквозняк, качнувший пламя свечей, и Энхе вдруг явственно померещилось, словно бы Сехмет подмигнула ей и едва заметно качнула нарисованной диадемой в пальцах.
   Энха некоторое время смотрела на неё, затем осторожно просунула руки под котту и взяла её кончиками пальцев, как это делала Сехмет. Ничего не изменилось. Но в это время жрец запел священное песнопение, Энха вместе с прихожанами пропела за ним - и сквозь котту потрясённо увидела, как с каждым словом древнего эльфийского языка диадема наполняется молочно-зелёным светом, густеющим с каждой последующей строчкой. А когда жрец закончил и трижды повторил амени, зелёный свет в диадеме вдруг впитался в неё и... и всё.
   Энха, боясь, что её заметят, поспешно вытянула руки из-под котты. И только потом услышала перешептывания и удивлённые возгласы прихожан. С холодеющим сердцем она посмотрела вокруг и с облегчением убедилась, что пялятся не на неё, а на ту фреску, которая подмигивала ей. Энха тоже повернула туда голову.
   Вокруг нарисованной диадемы нарисованной Сехмет кипела настоящая молочно-зелёная магия...
  
   Когда вечерня закончилась, на ратуше прозвонили первый час ночи, а когда Энха шла назад, она встретила Иржи. Он взял её за руку и предложил пойти в корчму, а если её не устраивает корчма, он согласен даже на романтическую прогулку по кладбищу. Прогуляться на кладбище Энха, в принципе, была не против, но ходить с каменным обручем под коттой было не слишком удобно, поэтому она позвала Иржи в библиотеку на чай.
   Однако едва они пришли и Энха в своей комнатке торопливо спрятала диадему в сундук, как в библиотеку заглянул Мнишек.
   - Прошу прощения, что помешал, - со своим вечным потусторонним взглядом извинился он, обменявшись с Иржи рукопожатием. - Энех, можно ли мне на руки Нежить центральной Моравы?
   - Она в одном экземпляре, - с сомнением отозвалась Энха.
   Впрочем, Мнишек относился к тем людям, ради которых она могла пойти на нарушение правил. Да к тому же побыть с Иржи хотелось... наедине. Понятно, что Мнишек шуршать страницами будет в читальном зале и им мешать не станет, но... Пусть и сидит ещё где-то внутри тревога, что Иржи опять примется за старое, но желание быть с ним уже пересиливало эту тревогу.
   - Я верну сегодня же вечером, - клятвенно пообещал Мнишек, спускаясь вслед за ней в библиотеку. - Практика закончится - и сразу верну.
   - У вас сегодня практика? - удивилась Энха.
   Она подставила табурет к одному из стеллажей и принялась шарить на верхней полке.
   - Да, - подтвердил Мнишек с отсутствующим видом. - Внезапно сегодня днём назначили. Нежить на кладбище упокаивать будем.
   Его вид выражал сомнение.
   - Кто ходит упокаивать нежить ночью? - озадачилась и Энха, снимая с полки требуемую книгу - не очень толстую, отпечатанную на желтоватой бумаге и в тиснёном кожаном переплёте.
   - У нас такое было, - вспомнил Иржи, тоже спустившийся с ними. - Нам объяснили, мол, всякое может случиться, и магу может понадобиться упокаивать нежить ночью.
   Не согласиться с этим Энха не могла: дотянется какой-нибудь упырь ментальным пленом, волей-неволей придётся идти убивать его. Но у магов-то обычно защитные амулеты есть, а к тому же маги - за редким исключением - могут сделать магический манок и просто подождать, пока нежить на него придёт... Хотя того же упыря манком не подманишь, а уж лича или навь и подавно...
   - Мне это кажется странным, - признался Мнишек.
   - У нас такое было, - усмехнулся Иржи. - Пришли мы ночью на кладбище, а там вместо умертвий - прореха, и анчутки бегают. Ты сбегай на кладбище, посмотри, - посоветовал он. - Я думаю, там сейчас магистры заняты созданием прорехи.
   - Это имеет смысл, - согласился Мнишек. Только в его взгляде всё равно плескалось сомнение.
   Он ушёл, забрав книгу и повторив клятвенное обещание вернуть её этим же вечером. Энха и Иржи снова поднялись в верхнюю гостиную, Энха настрогала лучинок и развела самовар, а когда вода вскипела и она заварила чай, снова пришёл Мнишек - вернуть взятую ранее Нежить центральной Моравы.
   - Ты был прав, - признался он. - Мы с Горимиром прокрались на кладбище. Там перед склепом Шалика Картвальца магистры установили железную матрицу, чтобы не вычерчивать пентаграмму, а вставить артефакты в нужные пазы... И если там будет не нежить, а нечисть, то книга не нужна. Но... боги мне говорят, что-то не то. Только я не могу понять. Я пытаюсь уточнять, что, но... не улавливаю ответ.
   Энха и Иржи несколько встревожились. Энха верила богам, Иржи верил в интуицию.
   - Защитные амулеты проверьте, - посоветовал он.
   - Спроси у богов, - пришло в голову Энхе, - что тебе делать?
   Взгляд Мнишека стал совершенно отсутствующим.
   - Уходить, - задумчиво озвучил он ответ. Постоял, слегка покачиваясь, и потусторонне посмотрел на Иржи:
   - Я не знаю, что грядёт... Не пойму. Но... наверно, тебе и Энех лучше пойти пить чай... подальше отсюда.
   Энха и Иржи снова переглянулись. Энха вспомнила сочельник Жертвы Инпу. Иржи, судя по его виду, тоже.
   - Злобке и Катруше надо сказать, - нахмурилась она.
   - Я тогда, - решил Иржи, - сбегаю на кладбище, сам посмотрю.
   Энха постучалась к пани Збигневе, передала ей рассказ Мнишека, а потом бегом скатилась по лестнице со второго этажа университета и помчалась в студенческую коллегию, постоянно озираясь по сторонам и прислушиваясь. Однако всё вокруг было как всегда - ночь, прохладный ветер, тёмный и безлюдный уже университет, и лишь в окнах студенческой коллегии светились свечи и магические огоньки. Злобка и Катруше к предсказанию Мнишека отнеслись неопределённо, не уверенные, стоит ему верить или нет, но решили, что можно сходить в корчму и выпить яблочного сидра.
   - Или в храм, - засомневалась Злобка.
   Катруше покосилась на неё без энтузиазма:
   - Мы в храме недавно были, - напомнила она. - Так часто молиться вредно для здоровья.
   - В корчме мы тоже недавно были, - возразила Злобка. - Так часто пить вредно для стипендии.
   - Дело говоришь, - согласилась Катруше, - пошли в храм. Это не так вредно для стипендии... Тихоня, ты с нами?
   - Она с Иржи, - хихикнула Злобка. - Я видела, как он шёл.
   - Тогда мы Дече с собой прихватим, - покивала Катруше, натягивая на голову светлый узорчатый клафт. - А тебе хорошего вечера, тихоня. И ещё более хорошей ночи.
   Энха невольно внутренне напряглась. К ночи с Иржи она... готова не была. И хотелось, и мечтала, но как только начинала думать, что это может случиться по-настоящему, а не в воображении, как желание сразу сменялось страхом.
   Хотя уже не таким, как всего несколько месяцев назад...
   По пути назад она встретила Иржи, который возвращался с кладбища.
   - Ничего там подозрительного нет, - пожал он плечами, беря её за руку. - Перед склепом Шалика Картвальца четыре магистра установили железную саженную матрицу, потому что вычерчивать там пентаграмму - нет столько ровного места. Я пощупал кладбище поисковым заклинанием - там больше никого нет. И никаких подозрительных приготовлений тоже. Хотя, - нахмурился он, вспомнив сочельник Жертвы Инпу, - надо проверить университетские лаборатории.
   Однако и они оказались пустыми - вообще во всём университете, помимо как в библиотеке, не было ни души.
   - Пошли пить чай, - предложил Иржи.
   Энха, мучимая сомнениями, поднялась в верхнюю гостиную, где их ждал уже заварившийся чай. Однако стоило ей достать из корзины несколько тонких лучинок, чтобы снова развести самовар, как затылок легко кольнуло болью, и она внезапно обратила внимание, что вокруг струятся едва заметные фиолетовые потоки.
   Тёмная магия? Откуда? Недавно ведь не было... Или это на кладбище магистры открыли прореху, и от неё сюда дотянулся тёмный фон?
   - Энха, что такое?
   Она посмотрела на Иржи, потом опять на фиолетовые потоки вокруг.
   - Тёмный фон здесь, - растерянно и настороженно призналась она.
   Не расскажи Мнишек о своих плохих предчувствиях, она, может, списала бы это на отголоски открытой прорехи и не волновалась бы. Но сейчас что-то внутри царапало...
   Лучше делать отсюда ноги. На всякий случай.
   - Пани Збигнева, - крикнула она, отбрасывая лучинки. - Тёмный фон!
   Иржи сделал пасс руками и прислушался к отклику. Из своих покоев выглянула пани Збигнева и тоже сделала пасс руками.
   - Слабый, - почти в один голос констатировали они.
   - Только его здесь, - добавила пани Збигнева, - никакого не должно быть. Поглотители я меняла не далее как позавчера.
   Теперь нахмурился Иржи. Если тёмный фон чувствуется, несмотря на свежие поглотители, значит, он гораздо сильнее, чем они воспринимают.
   - Пошли отсюда, - он взял Энху за руку и потащил вниз. - Посидишь у меня в Сыскном приказе, а я в это время разберусь, что тут опять творится.
   Они обулись и вышли в коридор. Там было темно, тихо и пусто, но тоже плыли фиолетовые потоки, более ощутимые, чем в библиотеке. Внизу в вестибюле они были ещё более плотными, а когда Энха и Иржи пересекли пустой холодный вестибюль, открыли массивную деревянную дверь, усиленную металлическими полосами, и вышли на парадное крыльцо, то окончательно убедились, что что-то происходит.
   В сочельник Жертвы Инпу точно так же плыл везде фиолетовый туман...
   - Здесь сильнее, - ещё больше нахмурился Иржи, одной рукой делая поисковый пасс, а другой продолжая держать ладонь Энхи.
   А ещё издалека доносились крики людей. Студентов ли, магистров - неизвестно, может, и горожан за стеной, но...
   Энха и Иржи тревожно переглянулись.
   Они продрались через заросли кустов, протиснулись сквозь узкий проход, образованный стеной и углом университета, и выбрались на хозяйственный двор. Крики стали слышны отчётливей, и доносились они со стороны кладбища. Энха выхватила из повети совню, с облегчением вздохнула - всё же с оружием в руках она чувствовала себя уверенней, хоть умом и понимала, что Иржи магией может сделать гораздо больше, чем она совней. А когда они, озираясь и чутко прислушиваясь, обогнули поварню и вышли к студенческой коллегии, то вдалеке, за ручьём и маленьким парком, Энха рассмотрела огромную фиолетовую размытость, накрывшую всё кладбище.
   Она похолодела и встретилась с таким же застывшим взглядом Иржи. Прореха - а то, что это была именно она, сомневаться не приходилось - была нереально огромной.
   - Как?! - только и смог выдавить Иржи.
   Однако времени рассуждать не было. Со стороны кладбища, вопя, неслись люди - студенты или магистры, в темноте было не разглядеть. В фиолетовом мареве видны были зелёные сполохи заклинаний. А за ними Энха внезапно проснувшимся чувством пространства почуяла дырки. Много дырок.
   Она дёрнула Иржи за руку, и потащила его к поварне, к которой была приставлена лестница. По ней они вскарабкались на крышу, влезли на конёк и слегка перевели дух. Толпа внизу рассеялась, кто-то помчался на хозяйственный двор, кто-то бросился к университету или коллегии. То тут, то там виднелись зелёные сполохи заклинаний и отблески огня. Откуда-то потянуло дымом.
   - Это невозможно, - Иржи вглядывался в кладбище и не мог поверить своим глазам. - На матрице в сажень в поперечнике прореха будет в сажень в поперечнике! Чтобы открыть ТАКУЮ прореху, нужно... нужны дни кропотливой работы и... и пуды артефактов! И ровная поверхность без деревьев и склепов! Я сам ходил на кладбище перед открытием прорехи. Я никак не мог просмотреть подготовку к открытию ТАКОЙ прорехи! Я пошарил там - всё было чисто!
   Поварня содрогнулась, словно бы от удара, внизу послышался вой мроя. Иржи шпульнул в него льдом, но при этом не удержал равновесие и начал скользить вниз. Он рухнул на дранку крыши, попытался ухватиться руками за конёк. Энха резко перехватила его за руку, однако сама не удержалась, и они с воплем и визгом полетели вниз в темноту.
   Приземлились на что-то пузыристое и слизкое; в тусклом фиолетовом свечении можно было рассмотреть, что это мрой. Живой - то ли Иржи промахнулся, то ли это был второй. Они стремительно сиганули в стороны, прежде чем мрой успел поймать кого-то из них, и Энха всадила в него совню, а Иржи разделал заклинанием льда.
   - Сюда! - крикнула Энха, схватив его за руку и потащив к сторожке Дече. Они взобрались на поленницу, сложенную у одной из стен, оттуда перебрались на односкатную крышу и по ней вскарабкались к стене, окружавшей территорию университета. Ухватились за её край, подтянулись и влезли на неё.
   Стена была сложена из крупных, слегка обтёсанных камней, скреплённых раствором, имела высоту в три человеческих роста, ширину порядка аршина и ремонтировалась, наверно, лет сто назад, если не больше - наверху камень оказался выщербленным, с крошащимся раствором, на нём росла трава, а местами и небольшие кустики.
   Оказавшись наверху, Энха и Иржи уже начали было примериваться, в каком месте удобнее прыгать, как поняли, что в городе неспокойно. Очень неспокойно. Оттуда доносились крики людей и...
   И рёв нечисти!
   Они одновременно ухватились друг за друга, не давая спрыгнуть.
   - Там нечисть! - крикнула Энха, всем своим существом чуя дырки в отдалении.
   - Я заметил, - Иржи прижимал её к себе и не отпускал. Потом высвободил одну руку, выпустил поисковое заклинание и прислушался к откликам.
   - И много, - скрипнул он зубами.
   - Надо закрыть прореху, - Энха едва не вывернула шею, чтобы посмотреть туда.
   - Давай сначала в Сыскной приказ. Я тебя там оставлю...
   Энха оторвалась от него и зло посмотрела на него. На несколько мгновений оба замерли.
   - Да, - процедил сквозь зубы Иржи. - Я забыл, что в Околье послать девку в толпу нечисти - это признак любви!
   Энха перехватила поудобнее совню и пошла по стене в сторону прорехи. До кладбища добраться можно по стене. Правда, до склепа Шалика Картвальца оттуда ещё саженей пятьдесят по земле...
   Прореха была огромной и занимала всё кладбище. Деревья, захваченные ею, казались искажёнными, неестественно выгнутыми, какие-то слишком толстыми, какие-то слишком тонкими. Склепы тоже приняли искорёженные формы. Прореха накрыла и часть стены, и всё кладбище было укутано густым фиолетовым маревом, от которого нестерпимо ломило затылок и которое казалось осязаемым. Энха даже провела рукой по воздуху - он и в самом деле казался плотнее, чем обычно.
   - Паскудство, - выругался Иржи. - Что магистры тут натворили?
   Обычные прорехи - это просто дырки между мирами. Как порвавшаяся ткань. На каком-то расстоянии от них чувствуется тёмный фон, но вот такого искажения пространства нет. Даже на Маяке, где ткань пространства была протёрта на большой площади и чувствовался сильный тёмный фон, реальный мир не искажался. И из него невозможно было увидеть мир демонов. А здесь - пожалуйста - размытые полуосязаемые тени и холмистые очертания мира демонов, переплетённого с миром людей.
   Энха поспешно метнулась назад, понимая, что ещё немного - и она свалится в обморок. Все ощущения были такие же, как в мире демонов.
   - Солнышко моё, - скрипнул зубами Иржи, когда они выбрались на ту часть стены, которая не была накрыта прорехой. - Ты без защитного амулета!
   - Я не маг, - огрызнулась она, - чтобы таскать его с собой!
   Однако то, что он упомянул амулет, натолкнуло её на мысль. Диадема Сехмет, которую она оживила часа два назад. Что именно делала эта диадема в прорехе, из эльфийских сказаний понятно не было. Так почему бы не проверить, раз такая возможность?
   Они по стене вернулись к хозяйственному двору и спрыгнули на крышу сторожки. Чутьё пространства показывало, что в непосредственной близости крупной нечисти нет, а потому можно добежать до поварни, залезть на крышу, а там по крышам подобраться почти вплотную к стене учебного корпуса.
   Они сиганули вниз и, не сговариваясь, помчались к поварне. Однако стоило им сунуться в простенок между ней и амбаром, как в них тут же едва не прилетело острым куском льда - они едва успели увернуться. Кусок льда пролетел мимо, врезался в землю, взрыв её фонтаном.
   - Идиот! - заорала Энха. - Смотри куда бьёшь!
   - Прости, - как-то тяжело ответил из темноты голос Горимира.
   Они снова сунулись в простенок. На этот раз по ним никто не попытался бить, а у стены, немного заваливаясь на бок, сидел Горимир. Когда Энха и Иржи подбежали к нему, то в неверном фиолетовом свечении увидели, что левый рукав и бок его котты разорван и весь в крови. Кровь постепенно текла вниз и пропитывала собой штаны.
   - Где ранен? - спросила Энха, торопливо шаря глазами вокруг. В принципе, позиция была неплохой, в простенок нечисть могла сунуться только с двух сторон, совней и магией они отмахаются. Но находиться на земле, когда вокруг бегает нечисть, было... некомфортно.
   - Рука и грудь, - с заметной одышкой ответил Горимир.
   На движение в конце прохода они среагировали одновременно: Энха почуяла крупную дырку, Горимир и Иржи захватили в ладони магии, однако бить не торопились - мало ли это человек, а не нечисть.
   - Яхайка! - крикнула Энха, и Иржи с Горимиром мгновенно метнули туда нематериализованный лёд. Короткий серебристо-голубой сполох позволил рассмотреть неестественно тонкие и короткие ноги, безголовое яйцеподобное тело в сажень высотой, и две пары толстых коротких лап. Иржи сделал короткий пасс - и облако разорвало верхнюю половину яхайки на куски.
   Только чутьё говорило о том, что помимо того яхайки ещё много дырок.
   Иржи выпустил поисковое заклинание, прислушался к нему и быстро подхватил Горимира под здоровую правую руку.
   - Бегом! - резко скомандовал он.
   Они оббежали поварню и оказались перед той самой лестницей, по которой ранее взбирались на крышу. Иржи довольно бесцеремонно затащил Горимира наверх. Энха забралась следом и втянула за собой лестницу, потому что рядом уже нарисовался чусь.
   Когда они с горем пополам устроились на коньке, Энха стащила с Горимира рваную окровавленную котту, затем такую же рубаху и скривилась: на груди была короткая рваная рана, словно бы от когтя мроя: неглубокая, но сильно кровившая. На левой же руке выше локтя кожа представляла собой едва ли не ошмётки.
   - Это кто? - спросила она, разрывая рубаху Горимира на полоски, чтобы перевязать раны. Как назло герцогская рубаха была новая, из хорошей ткани и рвалась с трудом.
   - Заклинание камней, - признался он. - Когда всё началось, такая неразбериха была... по своим попадали...
   Слышно было, что и говорить ему тяжело. Видимо, потеря крови была большой.
   - Что там случилось? - задал Иржи животрепещущий вопрос.
   - Когда мы пришли на кладбище... - Горимир говорил, несколько задыхаясь, - один из новых магистров сказал, что... случается, что маг приходит уничтожать одну тварь, а встречается с другой... или с несколькими. И мы должны быть готовы к такому... И когда он это сказал, нас накрыла прореха... Мы сначала даже подумали, что оказались внутри - наш мир и мир демонов были... словно перемешаны. И повалила нечисть...
   - Вот просто так в один момент и накрыла? - не поверил Иржи.
   Энха торопливо перевязывала раны Горимира и пыталась вспомнить, чтобы она хотя бы читала о подобном. Но нет. Ведь если прореха накрыла, то студенты должны были находиться внутри пентаграммы.
   - Не в один момент, но очень быстро... Сосчитать до десяти - за это время и накрыла. Нечисть вокруг была... Знаешь, и не бесплотная, как в мире демонов, и не плотная, как у нас... И всё искажено было - казалось, бежишь по прямой, а на деле оказывалось, что по кривой. Я нечаянно в склеп забежал, едва нашёл выход... Хотя, казалось, вот он, руку протяни, а иду туда - и натыкаюсь на стену...
   Иржи и Энха вопросительно посмотрели друг на друга. Однако оба ни разу не слышали ни о чём подобном.
   Отовсюду слышались крики людей и рёв нечисти, среди фиолетового тумана виднелись зелёные сполохи заклинаний. Иржи, поддерживая Горимира, помог ему пройти по крыше до конца поварни, там они кое-как, едва не сорвавшись вниз, перескочили на крышу птичника и по ней подобрались почти вплотную к стене учебного корпуса. С разбега можно было перескочить на ветку липы, росшей у самой стены, но Горимир не был способен сейчас прыгать, поэтому Иржи, сбив льдом пасшегося внизу мроя, скользнул вниз, поймал сначала Горимира, потом Энху, и они втроём бросились к заветной липе. Иржи втащил Горимира на дерево, Энха взобралась следом, уже чуя поблизости чуся, они вскарабкались до окна библиотеки и постучали. Пани Збигнева подковыляла к окну, открыла его, и беглецы с облегчением забрались внутрь.
   - Студентики опять решили повеселиться, - хихикнула она, выслушав сбивчивый рассказ Энхи, Иржи и Горимира. - А нет, на этот раз магистры. Здесь пока тихо... То есть не тихо, студентики вопят по аудиториям, так что уши сворачиваются. Но нечисти нет.
   Энха бросилась в свою комнату и вытащила из сундука диадему Сехмет. Покрутила её в руках, затем неуверенно надела на голову.
   Эльфийский нерех-камень был тёплым, приятно охватывал голову, но больше каких-либо ощущений не было. Энха натянула поверх диадемы полосатый мужской клафт, убрала под него косу, вытащила из сундука защитный амулет Иржи, надела себе на шею и сунула под рубаху. В гостиной она забрала свою совню, и они с Иржи вылезли назад в открытое окно. На нижней ветке липы некоторое время посидели, прислушиваясь к пространству и пытаясь определить, где нечисти меньше и где есть шанс проскочить мимо неё, а затем Энха сиганула вниз и помчалась туда, где чуяла зазор.
   На хозяйственном дворе Иржи упокоил сначала чуся, потом ушлёпка, и они взлетели по поленнице сначала на крышу сторожки Дече, а оттуда на стену.
   - Откуда ты знала, - озадаченно спросил Иржи, - где меньше нечисти?
   Энха отмахнулась - сейчас было не до того, чтобы рассказывать - и они принялись пробираться по стене в сторону кладбища.
   Первое, на что Энха обратила внимание, - это что не болит голова. Второе - что фиолетовые потоки растворяются примерно за сажень от них, оставляя внутри свободный от тёмной магии кокон. А когда они вошли в прореху, выяснилось, что диадема убирает и искажённость - деревья около неё становились ровными, а призрачные холмы мира демонов растворялись.
   Энха посмотрела назад. Там, где они прошли, искажённость возвращалась, но не сразу. Если впереди них её не было на сажень, то сзади - на две.
   Что диадема делает? Просто создаёт защитный кокон, как обычный амулет? Но Сехмет и другие боги не только надевали диадему, чтобы войти в прореху, но и зачем-то оставляли её в прорехе. Может, она перемещает тёмную магию назад в мир демонов? Или и вовсе восстанавливает завесу между мирами?
   - Что у тебя за артефакт? - заинтересовался Иржи.
   Он не мог не заметить изменения в тёмной магии.
   - Вито дал, - неопределённо соврала она, понадеявшись, что Иржи удовлетворится ответом.
   До склепа Шалика Картвальца, около которого магистры открывали прореху, было саженей пятьдесят, но чтобы туда добраться, нужно было слезать со стены. А нечисти вокруг было - прорва. Правда, она пребывала, похоже, в своём мире, потому что на Энху и Иржи вроде как и реагировала, но не нападала. И есть надежда, что она и не нападёт... по крайней мере, вся сразу.
   - Дай мне свой артефакт, - предложил Иржи. - Я сбегаю сорву матрицу.
   Энха поспешно замотала головой. Как потом объяснять ему, откуда у неё рабочий эльфийский артефакт? Тоже валить на Вито? Но Иржи может вспомнить, что она при нём вырезала сетехи...
   Энха, ничего не говоря, сиганула вниз. Иржи, матерясь, прыгнул следом.
   Могилы были изрыты, мертвецы, захваченные демонами, частью уже успели выкопаться из земли и уйти. То тут, то там попадались трупы нечисти - ещё пузырящейся и покрытой слизью. Иржи и Энха напряжённо оглядывались по сторонам, готовые бить на малейшее движение. Иржи рискнул зажечь магический светлячок, чтобы не спотыкаться на каждом шагу об изрытые могилы. Ближе к месту, где была матрица, начали попадаться и свежие трупы. Кто-то лежал ничком, кто-то просто распластавшись, кто-то схватившись за голову. Энха попыталась было перевернуть их, чтобы посмотреть, кто это, однако Иржи дёрнул её за руку:
   - Потом, - крикнул он, пульнув льдом в яхайку, сунувшегося к ним.
   Энха мысленно признала, что сейчас не время отвлекаться на трупы, и они, проваливаясь в разрытую землю местами по колено, поспешили дальше к матрице.
   Она оказалась именно там, где её видел Иржи - железный кованый круг в сажень в поперечнике и с высверленными пазами для артефактов был установлен перед входом в склеп Шалика Картвальца. Рядом лежали три трупа и пузырилась гора слизи - что это была за нечисть, затруднилась определить даже Энха. Иржи стянул на ладонь рукав котты и потянулся было, чтобы начать вытаскивать артефакты из пазов, как из прорехи над матрицей высунулась когтистая лапа, на которой пузырилась слизь. Энха резанула её совней, Иржи перерезал уплощённым льдом, однако стоило ему опять взяться за артефакты, как к ним вывалилась самавка на четырёх длинных тонких ножках.
   Энха наотмашь рубанула её совней, а со стороны к ним подковылял мрой. Иржи разорвал его льдом, и Энха осознала, что нечисти вокруг много и она их чует. И, соответственно, идёт на них.
   - Снимай с матрицы артефакты! - крикнул Иржи Энхе, снова засвечивая в руках зелёный сполох магии. - Сначала внешний круг!
   Она, натянув рукав котты на ладонь, принялась выдёргивать артефакты из пазов и кидать себе за пазуху. Фиолетовая размытость над матрицей заколебалась, но не исчезла. Иржи бил в туман магией.
   - Третий круг! - крикнул Иржи, когда она закончила с первым. - Второй не трогай!
   И вот на этом третьем круге оба они окончательно убедились, что дело неладно, потому что второй снятый с него артефакт должен был свернуть прореху до минимального состояния, а она какой была, такой и осталась. Нет, может, на окраинах она и стала меньше, но здесь ничего не изменилось.
   - Бл***, - выругался Иржи, зло пальнул в ушлёпка огненным шаром. - Теперь поочерёдно артефакт из второго круга - и противолежащий ему из четвёртого.
   Энха торопливо выдёргивала артефакты и кидала себе за пазуху. Мир демонов стал виден не так явно, фиолетовая размытость вокруг начала меняться, немного уменьшилась. Немного. А должна была вообще исчезнуть.
   И только когда остался один последний, внутренний круг артефактов, Энха и Иржи увидели...
   Внутренний круг, основу прорехи, составляли, как и полагается, шесть артефактов. Только не каплевидных, а торовидных.
   Энха и Иржи, похолодев, посмотрели друг на друга.
   Впрочем, предаваться размышлениям времени не было, и Энха начала выковыривать из пазов эти торовидные артефакты. И только сейчас фиолетовая размытость вокруг заколыхалась и начала становиться всё меньше с каждым вынутым артефактом. И когда Энха кинула себе за пазуху последний торовидный артефакт, вокруг осталось лишь разрытое и истоптанное кладбище, шляющаяся по нему нечисть да повышенный тёмный фон.
   Иржи схватил Энху за руку и бегом потащил её в сторону стены, где в одном месте росло дерево, по которому можно было на неё забраться. Однако когда они подбежали туда, то увидели, что стена проломлена, а в проломе видны следы нечисти и слизь.
   Вот, значит, каким образом нечисть попала в город!
   Иржи сотворил поисковое заклинание, прислушался к отклику, посмотрел вперёд.
   - Ну, а теперь давай пробиваться к Сыскному приказу.
  
   Глава 35. Иржи. Расследование
  
   До Сыскного приказа они добрались, спотыкаясь о трупы нечисти и людей и упокоив по пути с полдесятка тварей. Вокруг Приказа трупов людей было меньше, а трупов нечисти - больше, следователи, окружив Приказ, хладнокровно уничтожали приближавшихся тварей. Выслушав краткий рассказ Иржи, они помрачнели.
   - Паскудство, - подытожил пан Геза. - Наш граф нас опередил... Ты свою панночку, - он глянул на Энху, напряжённо прислушивавшуюся к окружающим звукам, - оставь Велушке, пусть паненки тут чайку без нас попьют. А мы пойдём смотреть, что в университете творится.
   В университете ничего не изменилось. Бегала нечисть, студенты отстреливали её из окон учебного корпуса и студенческой коллегии, от магистерской коллегии несло дымом, но огня видно не было. Четверо следователей почистили кладбище от нечисти и принялись рассматривать трупы.
   Их всего по всему кладбищу обнаружилось восемь. Три, лежавшие около матрицы, принадлежали магистрам - один из них был подсадной уткой графа Понятко. На них следов насильственной смерти не было - видимо, умерли от воздействия самой прорехи. Чуть поодаль нашлись ещё два тела - одного магистра и одного третьекурсника; все их кости были переломаны, обломки торчали сквозь порванную кожу, а серые лица были перекошены. Эти явно попались нечисти. В другой стороне кладбища обнаружили труп третьекурсника, скорчившийся в позе эмбриона и закрывавшего голову руками.
   - Этого самавка мучила, - констатировал пан Геза.
   А вот два оставшихся изуродованных трупа были незнакомыми. На обоих оказались сложные и сильные защитные амулеты на крови и по несколько артефактов-огневок.
   - Кто это? - спросил Безуха, закончив обыскивать трупы и вытирая вымазанные в крови руки о траву.
   - Это не магистры, - Иржи всмотрелся в лица, - не третьекурсники и не четверокурсники. А вот с первого и второго курсов, - признался он, - я не всех знаю.
   - Вряд ли это студенты, - отозвался пан Отокар. - По возрасту им явно больше, чем тем, кто грызёт здесь гранит науки.
   - Давайте, панове, - пригладил усы пан Геза, всматриваясь при свете магического светлячка в искажённые от боли, но к счастью не обезображенные нечистью лица, - этих в нашу мертвецкую. Да и остальных туда же.
   Дальнейший обыск кладбища ничего не принёс - никаких намёков на то, что где-то были ещё какие-то точки, поддерживавшие необычайно сильную прореху. Всё говорило за то, что магистры на саженной матрице с помощью щуркинских артефактов открыли прореху в двести саженей в поперечнике.
   Паскудство...
   Чтобы допросить студентов и магистров, пришлось зачищать территорию университета от нечисти и нежити. Показания студентов в целом повторяли то, что ранее говорил Горимир: они пришли на назначенное место, пан Шнейк сказал им, что случается, что маг приходит упокаивать одну тварь, а встречает другую, а то и несколько, а потому все должны быть готовы к такой ситуации. И после его слов вокруг стала очень быстро сгущаться тёмная магия, мир начал меняться, размываться, и они увидели тень мира демонов. Откуда повалила нечисть? Отовсюду. Она была вокруг неосязаемая, но отдельные твари становились осязаемыми и нападали. Знали ли о том, что магистры готовят прореху? Да, Мнишек и Горимир предупредили. Но все знали, что матрица в поперечнике имеет сажень, а потому не ожидали никого крупнее анчутки, самавки или балхи. А появились мрои, чуси, яхайки и ушлёпки. Не было ли на территории университета других прорех? Нет, не видели. Были ли посторонние? Тоже не видели, к тому же в темноте и своих-то видно с трудом.
   Горимир и Мнишек - тоже раненый - назвали имена трёх магистров, которые занимались прорехой - именно их трупы и нашли рядом с ней. Четвёртым погибшим магистром оказался тот самый пан Шнейк, который собирал студентов.
   Допрос оставшихся в живых магистров тоже ничего не принёс - они в практике не участвовали. Кто затеял практику? Пан Полонек. Знали ли, что собираются открыть прореху? Знали, каждый год такое студентам устраивают. Где брали артефакты? Сами делали. Все ли артефакты были стандартными? Демон его знает, не интересовались.
   В Сыскном приказе Энха уже спала в его комнате, не разобрав постель, а накрывшись лишь его плащом. Иржи посидел некоторое время около неё, осторожно поглаживая пальцем по щеке и раздумывая, переложить её под одеяло сейчас или потом. Додумать он не успел, потому что постучал Безуха, вооружённый жбаном пива, и позвал к Макареку.
   Штатный артефактор был в своей лаборатории и в свете желтоватых магических ламп раскладывал артефакты по уменьшенной железной матрице, копии той, что была в университете, и попутно делал пометки у себя в толстой тетради. Иржи и Безуха присели на скамейку и разлили пиво по кружкам. Пришли пан Отокар и пан Геза, сели рядом. Безуха налил пива и им. Макарек закончил раскладывать артефакты, вылил себе остатки пива и произнёс:
   - Все каплевидные артефакты, - он глотнул пива и вытер пену с усов, - абсолютно обычны, никаких отклонений. Самая что ни на есть стандартная практика.
   - Из стандартной практики выпадают только шесть щуркинских артефактов внутреннего круга, - подытожил Безуха. - Что за они?
   - Все шесть щуркинских артефактов, - кивнул седеющей головой Макарек, - одинаковы. На каждом шесть рун. Твоя панночка, Иржик, любопытно назвала эту связку - акерау наизнанку. Она рассказала, что эльфы использовали её - на светлой, понятное дело, магии - для закрытия прорех... У тебя очень интересная панночка, - Макарек многозначительно посмотрел на Иржи, - с ней было очень познавательно пообщаться... Так вот, на тёмной магии эта связка работает ровно наоборот - создаёт прорехи.
   - То есть, - не поверил пан Отокар, - одного этого артефакта, - он кивнул на акерау наизнанку, - достаточно, чтобы открыть прореху?
   - Я рискнул и проверил, - подтвердил Макарек. - Мы с Велушкой и твоей панночкой, Иржик, вышли на тюремный двор и активировали его. И получили прореху. Она была в поперечнике в полсажени, из неё никто не вылез. Но она была.
   Сколько ещё артефактов Желда Хойничек успел создать перед смертью? И каких?
   - И да, Иржик, - Макарек выбрал из матрицы один щуркинский артефакт и протянул его Иржи. - Его рассматривала твоя панночка. И взгляд у неё был... страшный. Я так и не добился от неё, что она в нём увидела. Но она сказала показать тебе.
   Иржи с недоумением взял торовидный лазурит, прислушался к нему магически. Мелкодисперсный, глубокая и чёткая прорисовка рун, руны те самые, что были на том артефакте, что они нашли в заброшенной деревне в Околье. Потом сообразил, что Энха магически к нему прислушаться не сможет, покрутил его в пальцах, рассмотрел завитую золотистую прожилку...
   Его прошиб ледяной пот.
   ... Заброшенная окольская деревня, полуразрушенное гумно, тайник с деньгами и лазуритами под кучей гнилой соломы... Энха держит в руке пустой торовидный лазурит, улыбается и показывает прожилку на нём, которая складывается в руну сетех, одна завитушка которой вместо того, чтобы идти вниз, идёт влево...
   Прожилка на лазурите, который сейчас держал Иржи, складывалась в руну сетех, и завитушка вместо того, чтобы идти вниз, шла влево...
   Только полтора месяца назад этот лазурит был пустым, а сейчас это готовый щуркинский артефакт.
   Какова вероятность, что в двух разных лазуритах прожилка будет иметь совершенно одинаковую форму? Притом что руна сетех не из элементарных?
   Нулевая...
   Иржи в один присест допил своё пиво и рассказал про лазурит с прожилкой в виде руны сетех, завиток которой идёт не туда. Про то, что в тайнике в заброшенной деревне был этот лазурит. Только тогда он был пустым. И был превращён в артефакт уже после смерти Желды Хойничка...
   Следователи молчали долго. Снаружи задувал ветер и где-то вдалеке выл мрой.
   - Труп Желды Хойничка, - заговорил наконец пан Геза, - был одет по-летнему. И был разут. И уровень тёмного фона вокруг него не соответствовал сроку, за которое должен был сформироваться лич.
   - Два с половиной года назад, - Иржи невидяще смотрел в одну точку, - над Окольем пропал магический отсвет Желды Хойничка. Мы думали, что он или ушёл, или спрятался под амулет-маску. А выходит, он тогда и умер. А тёмный фон появился уже после его смерти и с ним не связан.
   - И мы всё это время шли по ложному следу, - понял пан Отокар.
   Следователи снова помолчали, осознавая ситуацию.
   - Но тогда кто действовал... или действует в Околье? - наконец задал насущный вопрос Безуха.
   - В Мораве, - напомнил Иржи, - нет королевских магов, которые бы числились пропавшими без вести. Все или живы, или их смерть подтверждена.
   - Во всех окрестных странах, - добавил пан Геза, - также нет магов королевского уровня, местонахождение которых было бы неизвестно.
   - Выходит, - подытожил пан Отокар, - создаёт их всё же не королевский маг, а маг меньшего уровня.
   - Но в Околье всё равно нет мага, который может изготавливать щуркинские артефакты! - Иржи подпёр голову рукой. - Вито истинно светлый, у Павко одна рука. И больше магов там нет!
   - Но кто-то же там их изготавливает, - развёл руками Безуха и тут же предположил: - Божек?
   Следователи посмотрели на него как на идиота. Когда такое было, чтобы немаг смог создать сильный артефакт?
   Макарек неопределённо пожал плечами:
   - Я не смог методом расслоения создать аналоги щуркинских артефактов, - признал он то, что, в общем-то, и так все знали. - То, что получилось у меня, работало пару часов и очень быстро деградировало. Поэтому я не смею утверждать, что их создаёт именно королевский маг и именно путём расслоения... Может ли их изготавливать Божек, у которого захват магии находится на уровне первокурсника? Мне не известны случаи, когда слабый маг смог бы создать сильнодействующий артефакт. Но только на основе этого я не смею брать на себя ответственность и утверждать, что это невозможно.
   Следователи помолчали. На Божека указывало много улик, но все они были косвенные. Помешательство, похожее на магическое - но оно неестественно сильно растянуто во времени, так не бывает. Он был однокурсником графа Понятко, а щуркинские артефакты, по словам графа, изготавливал его однокурсник - но Божек был не единственным его однокурсником. Щуркинские артефакты шли из Околья, и Божек жил в Околье - но там помимо него ещё десятки тысяч людей живут. Он бегал по всему Околью - но охотников, травников и торговцев, которые тоже бегают по всему Околью, хватает и без него. Маг не пришёл на встречу с посыльным графа Понятко, в то время как Божек сидел в темнице - могло быть совпадением...
   Однако слишком много совпадений, чтобы быть случайностью. Что он тот самый маг, который изготавливает щуркинские артефакты, следователи откровенно сомневались. Ну не создают недомаги сильные артефакты, не создают! Но он мог оказаться связным мага и по разным причинам выдавать его артефакты за свои.
   Значит, нужно искать Божека, он может дать какие-то зацепки.
  
   Вернувшись в свою комнату, Иржи некоторое время сидел на краю кровати, слушая ровное дыхание Энхи. Здесь было уютно, здесь было тепло. Где-то далеко ещё выла нечисть, за которой сейчас охотились маги Магического приказа, где-то кричали люди. Завтра на Верхнем рынке будут лежать трупы горожан, поломанные или разорванные нечистью. Завтра надо подойти к Шимеку - скажет ли он что-нибудь о тех восьми мертвецах, что ему сегодня отнесли. Все ли умерли своей смертью или кому-то помогли. Завтра надо опознать двух неизвестных...
   Точнее, уже сегодня, потому что первые петухи давно пропели.
   Навалилась усталость. Если меньше часа назад Иржи думал, перекладывать ли Энху под одеяло, то сейчас он понял, что проще залезть к ней под бочок как есть и накрыться плащом - его на двоих хватит.
   Однако когда он сел на край кровати и принялся снимать сапоги, Энха проснулась. Она посмотрела на него, села на кровати, понаблюдала, как он снимает второй сапог, и тихо спросила:
   - Ты артефакт видел?
   И не нужно было объяснять, какой артефакт. И так было понятно. Тот самый торовидный с прожилкой в виде руны сетех.
   - Видел, - тяжело признался Иржи.
   Он посмотрел на неё, потом притянул к себе. Она уткнулась лицом ему в плечо, он положил подбородок ей на волосы. Помолчал, вдыхая запах каких-то трав, а потом спросил:
   - Божек занимался раскачкой захвата магии?
   Ему пришло в голову, что Божек просто мог до сих пор пытаться раскачивать захват магии - он же когда-то очень сильно хотел стать магом. Мало ли дораскачивался до сумасшествия. Такое, наверно, возможно...
   Энха отняла голову от его плеча, посмотрела на него удивлённо, долго думала, а затем пожала плечами:
   - Он ничего не говорил, и я не замечала. Он всегда переживал, что он не маг, первый год, когда его исключили, он пытался раскачивать захват. Он даже ездил к Павко, чтобы тот научил его сознательно захватывать тёмную или светлую магию, а не что получится, и через год ездил в университет проверить. Но у него ничего не изменилось. И больше, - она покачала головой, - не знаю.
   И в доме его не было найдено никаких улик в пользу того, что он пытался колдовать - три пустых торовидных лазурита не говорят ни о чём.
   Деньги и лазуриты из тайника мог забрать кто угодно - и Божек, и не Божек. Раскоп на Маяке тоже мог быть делом его рук, а мог и не его. Да, где он пропадал три дня после освобождения из темницы, неизвестно, то, что он потом был замечен во Вселово, говорит в пользу того, что он мог заглядывать на Маяк. Но не является доказательством, что заглядывал.
   Но кто-то же создал щуркинский артефакт на лазурите, который после смерти Желды Хойничка был ещё пустым...
   Божек или не Божек - но его надо искать. Он может пролить хоть какой свет на всё это дерьмо. Потому что кроме него никаких зацепок больше нет...
  
   Утро началось с того, что Иржи отвёл Энху в библиотеку, убедился, что демонических тварей там нет, а после возвращения отправился в мертвецкую. Там было холодно и пахло мертвечиной, уже въевшейся в стены. На каменных столах, накрытые серыми рогожами, лежали восемь трупов, три из них - ничком, а один - скрюченный.
   - Что могу сказать, - Шимек бросил в железную миску скальпель. - Все восемь смертей выглядят естественными. Четырёх ломала нечисть. Смерть от самавки, - он кивнул на скрюченного мертвеца, - наступает в очень характерной позе, плюс многочисленные кровоизлияния в мозгу.
   Он отвернул край рогожи с головы трупа. От одного уха до другого через затылок кожа была разрезана и сдвинута, кусок черепа выпилен и в отверстии виднелся мозг - весь в синих пятнах.
   - Такие же следы, - объяснил Шимек, - оставляет и смерть от прорехи, - он показал таким же образом вскрытые головы тех трёх магистров, что были обнаружены около матрицы. - Я осмотрел их внутренности, - он перевернул один из трупов и показал разрез от горла до паха, чуть прихваченный суровой ниткой, чтобы не вываливались внутренности, - но все органы выглядят нормальными, кровь тоже, так что нет повода подозревать, что им помогли умереть.
   Знал ли граф Понятко, что прореха будет такой огромной, и что открывающие её магистры умрут, не успев даже сообразить, что происходит? И на это и рассчитывал, чтобы следователи не определили, кто на этот раз был марионеткой?
   Тогда кто те два неизвестных? Приходили ли они убрать лишних свидетелей? Или забрать щуркинские артефакты, чтобы следователи про них не узнали? Или и то и другое? Потому как совершенно точно не были случайными прохожими - случайные прохожие не вооружаются защитными артефактами на крови и огневками.
   Лица покойников уже начали приобретать восковость и разгладились: они были чуть полноваты, одно по столичной моде выбрито, а другое украшали пышные русые усы.
   - Их артефакты, - сообщил Макарек, - изготовлены двумя людьми. Комплект одного имеет один магический почерк, комплект другого - другой.
   То есть можно предполагать, что они сами изготавливали себе артефакты, а значит, это маги. А это очень существенно облегчает поиск.
   Чтобы самим не поднимать реестры, запрос о погибших магах послали в Магический приказ и через несколько часов узнали, что это в самом деле маги. И оба по данным пана Гезы ходили под протекторатом графа Понятко.
   - И коли судить по их роду занятий, - пан Геза внимательно просмотрел досье на обоих почивших магов, - смею полагать, что они были отправлены в университет забрать щуркинские артефакты и ликвидировать свидетелей. Да, видно, не рассчитали мощь прорехи.
   К полудню последовала и другая новость - ректор отстранён от занимаемой должности и арестован, а на его место временно сел пан Вродек. А к вечеру догнала и третья - граф Понятко покидает столицу для ежегодного осмотра своих владений.
   - Рано, - пан Геза пригладил усы. - И слишком резко. Что-то его спугнуло.
   - Будем брать? - невольно обрадовался Иржи.
   - Обязательно, только нужно выяснить, по какому он маршруту едет... Так, Иржик и Безуха, утром скачите в Свейков и Чадины, кто куда - решайте сами. Определимся, куда он лыжи навострил, а там и решим, где его брать.
  
   Глава 36. Энха. Новый ректор
  
   Иржи пришёл вечером, вытащил Энху прогуляться за городскую стену - через всё тот же лаз - и рассказал, что завтра утром уезжает по делам неизвестно на сколько. Энха почувствовала разочарование... даже нет, какую-то пустоту и неуютность. И вроде бы умом она понимала, что не на месяц он едет, а даже если и на месяц, то... Раньше они и полгода могли не видеться, и ничего...
   Нет, признала сама себе Энха, не ничего. Она всё равно думала о нём, другое дело, что мысли тогда были горькими и безрадостными. Тогда и хотелось увидеть его, и одновременно она знала, что ничего хорошего встреча не принесёт - только его насмешки. А теперь...
   А теперь она будет думать о нём, но мысли не будут горькими. И она будет знать, что встреча будет хорошей.
   На душе стало светлее.
   Они пробродили по окрестностям столицы всю ночь, пока на востоке небо не стало светлеть. Искупались в речке - не специально, просто под ними проломился и без того полуразрушенный мост, попытались поймать балхи, но тот предпочёл сбежать, упокоили трёх ходячих скелетов и упыря. Его они не поленились затащить в отхожее место Магического приказа и устроить над дыркой с газетой в руках. Энха предложила напакостить Магическому приказу ещё как-нибудь, они поразмыслили, сходили в университет за верёвкой и ведром, в ведро набрали грязной воды из сточной канавы и привязали его над парадным крыльцом Приказа так, чтобы как только кто-нибудь откроет дверь, помои вылились ему на голову.
   Возможно, они бы устроили и ещё что-нибудь, но начало светать и горожане стали просыпаться, а потому свидание пришлось сворачивать. Иржи довёл Энху до библиотеки и на прощание прижал к себе.
   Расставаться не хотелось. Хотелось стоять вот так, в его руках, в его объятьях, от которых начинала кружиться голова и становилось жарко.
   - Будь осторожна, - наконец произнёс Иржи, горячо целуя её в висок, а потом в шею.
   Энха подумала, что, может, можно и в губы, но представила...
   Нет, потом... попозже. Может, когда он вернётся...
   Иржи ушёл. Энха подумала лечь спать, но поняла, что после сегодняшней ночи уснуть не сможет. Бродить по библиотеке и скрипеть полами тоже было не самым разумным решением, а потому Энха зажгла свечу, достала с полки Эльфийские древности и задумалась.
   Однако мысли свернули не на эльфийские артефакты, а на щуркинские.
   Она, Энха, может изготавливать эльфийские артефакты, подавая магию потоком, хотя все маги это считают сказкой. Можно ли этим же способом изготавливать артефакты на лазурите? Рунные - то есть вырезая на них руны физически - точно можно, Энха так делала. Но без физического вырезания у неё не получалось. Когда она замышляла оторвать Рудинеку пальцы, то подумывала над тем, чтобы подавать руну потоком. У неё это не получилось, но это не значит, что это невозможно. Эльфийские артефакты у неё тоже получились далеко не с первой попытки.
   Энха убрала на полку Эльфийские древности, взяла эльфийские сказания и полистала их. Иногда эльфы в самом деле изготавливали артефакты на лазурите, но если создание обычных артефактов из нерех-камня описывалось достаточно подробно, то на лазурите - никак. Взял лазурит - создал артефакт. И всё. И только в одной короткой легенде о том, как мало кому известный Нехт создавал артефакт-светилку, Энхе бросились в глаза строчки:
   Вынул Нехт лазурит, обтесал филигранно, форму тора придал самоцвету,
   Утром солнце взошло, день к ночи повернулся, Нехт защиту придал амулету.
   Во-первых, здесь было прямо сказано, что лазурит имел форму тора - то есть круга с дыркой. А во-вторых, утром солнце взошло, день к ночи повернулся - это что, означает, что Нехт делал его целый день?
   Как можно делать артефакт целый день?
   Сейчас простые артефакты делаются за несколько мгновений. Если многослойные, то от пяти дней, а день как-то ни туда, ни сюда. Может быть, день из-за того, что эльфы напитывали лазурит потоком магии, а не импульсами? Но даже у Энхи на создание накопителя уходил всего час.
   Может, эльфы руны всё же вырезали физически, и в этот срок входила и рунная резьба? Только вот почти никогда на эльфийских развалинах не находили лазурит с вырезанными рунами.
   Но если лазурит находят, это говорит о том, что эльфы им пользовались...
   Студенты сегодня ходили неактивно, а потому времени у Энхи было много. К вечеру она просмотрела все сказания, что были в библиотеке, пролистала и Ярилко Мочика, нашла несколько упоминаний о том, как эльфы создавали артефакты на лазурите, но никаких подробностей, которые могли бы натолкнуть на мысль, как они это делали...
   А вечером, когда пани Збигнева выпроводила засидевшегося первокурсника, пришёл пан Вродек, который со вчерашнего дня занимал пост ректора.
   - Пани Збигнева, - высокомерно бросил он, не соизволив даже поздороваться. - Я знаю, пан ректор вам благоволил и позволял вам тут работать, несмотря на то, что вы тут ничего не делаете. Но при мне такого не будет. А потому я даю вам и вашей помощнице времени три дня, чтобы покинуть библиотеку.
   Энхе кровь ударила в голову, она почувствовала себя словно грязью облитой. И пусть она сама собиралась уходить отсюда через месяц, но одно дело она ушла бы сама, и другое - её вышвыривали отсюда, как паршивую дворнягу.
   Она затравленно посмотрела на пани Збигневу. Та выглядела... Точнее, не выглядела ни удивлённой, ни обескураженной.
   - Что ж, пан Вродек, - спокойно согласилась она, - если так... Мне в самом деле работать мне уже тяжело, годы всё-таки... - с сожалением покивала она. - Однако я должна передать дела тому, кто придет на моё место.
   - В этом нет необходимости, - всё так же высокомерно махнул он рукой. - Неужели вы думаете, что человек, который придет сюда, не сможет разобраться, как носить студентам книги?
   Он резко развернулся и с высоко поднятой головой ушёл. Энха сжала зубы.
   - Я предполагала, что так будет, - задумчиво покивала пани Збигнева, когда за ним закрылась дверь, - но не думала, что это случится на следующий же день после того, как он займёт пост ректора.
   Она, подволакивая больную ногу, подошла к креслу и села в него. Энха остановилась напротив, не зная, что делать или говорить.
   - Пану Вродеку, - негромко произнесла пани Збигнева, - кто-то дал или пообещал взятку, чтобы тот пристроил его в университет. Однозначно. Конечно, мы с тобой, Ханичка, - она прямо посмотрела на неё, - можем потрепыхаться. Я всё же графиня, а сдвинуть графиню - это не простолюдинку убрать. За мной, если надо, встанет мой род, и меня отсюда никто не сможет вышвырнуть, если я того не захочу. И тебя не тронут, если я этого не позволю. Но...
   - Но пан Вродек, - закончила за неё Энха, припомнив слова Иржи о том, что в университете происходит что-то плохое, - сможет устроить нам несчастный случай.
   - Именно так, Ханичка. Я, конечно, опытный королевский маг, но я уже не молода, чтобы бегать горной козочкой и уворачиваться от заклинаний или стрел в спину. И уж точно не умею распознавать яды в еде... Конечно, если найдут мой труп со следами насильственной смерти, мой род перевернёт всё с ног на голову и найдёт убийцу. Но мне-то от этого, Ханичка, будет уже ни тепло, ни холодно.
   Энха сжала зубы. Растерянность от внезапной новости постепенно уступала место злости и решимости. А мысли начали привычно работать, какую бы свинью подложить пану Вродеку напоследок.
   - Поэтому, Ханичка, я решила, что лучше будет согласиться и уйти. Живее будем. Тем более ты-то всё равно собиралась уезжать.
   Энха кивнула, размышляя, напоить ли пана Вродека зельем для прыщей, поджечь его кабинет или обчистить университетскую казну.
   - Но ведь мы с тобой, Ханичка, - внезапно хихикнула пани Збигнева, - просто так не уйдём, не так ли? Думается мне, невежливо будет уйти и не оставить пану Вродеку парочку... сюрпризов, как ты считаешь?
   Энха ухмыльнулась - на душе стало гораздо веселее - и охотно кивнула.
  
   Весь следующий день ушёл на то, чтобы проверить перечень книг, хранившихся в библиотеке, и убедиться, что все они или на месте, или на руках у студентов. Затем проверили и архив, а вот после этого пани Збигнева велела Энхе аккуратно сложить все папки в сундуки, запереть их на ключ и позвать Дече. Дече пришёл сразу со связкой старых ключей и заменил ими ключи от сундуков, предварительно убедившись, что ни один из них не подходит. Затем пани Збигнева вручила Энхе список архивных документов и отправила к пану Вродеку на подпись, наказав внимательно наблюдать за его поведением. Пан Вродек был заметно навеселе, посмотрел на Энху как на вошь и заверил документы своей печатью, даже не взглянув на них.
   - Отлично! - пани Збигнева довольно потёрла сухонькие руки. - А теперь мы с тобой составим реестр наших книг.
   Что задумала пани Збигнева, до Энхи дошло только тогда, когда она начала вносить в реестр книги, не существовавшие в библиотеке, а также те, что были списаны, а заодно и немного увеличила количество учебников. Реестр в двух экземплярах был готов к вечеру второго дня. Зашедший Дече сообщил, что пан Вродек снова пьян и что у него гости.
   - Пан Вродек, - напутствовала пани Збигнева Энху, вручая ей прошитые суровой ниткой реестры, - должен пропечатать каждую страницу и собственноручно написать, что всё проверил и своими глазами убедился, что все книги на месте. Ты, Ханичка, как минимум два раза предложи ему сходить в библиотеку и самому проверить все книги.
   - А если он придёт? - забеспокоилась Энха.
   Дече скорчил пренебрежительную рожу и изобразил пьяницу, еле стоящего на ногах.
   - Если вдруг он придёт, - хихикнула пани Збигнева, кивнув Дече, - я с ним разберусь. Только можешь не сомневаться, что он не придёт. Если, Ханичка, он начнёт возмущаться или придираться, всё сваливай на меня. Мол, ты тут никто, только у меня на побегушках. И льсти ему. Да, и последний лист - это то, что он лично принял от нас ключи от архива и библиотеки.
   Пан Вродек обнаружился в ректорских апартаментах, с ним было трое богато одетых гостей - двое мужчин и одна дама. Они сидели за массивным полированным столом из красного дерева, стол был обильно накрыт - слуга в простой зелёной котте как раз вносил блюдо с кусками жареного мяса - и гости, включая даму, были сильно навеселе. У стены уже стояло три пустых кувшина, а пан Вродек как раз разливал по вычурным бокалам четвёртый. Энха, изо всех сил изображая робость и почтительность, протянула ему реестры книг и, глядя в пол, попросила сходить в библиотеку, проверить соответствие их реальности и подписать.
   - Как ты смеешь от меня что-то требовать? - возмутился новоиспечённый ректор, свысока глядя на неё плывущим взглядом.
   - Я... Пани Збигнева мне сказала. Она должна сдать дела... Она должна была сдать новому библиотекарю, но его нет, и вы должны подписать.
   Получилось косноязычно, но Энху сейчас это не беспокоило. Она молилась Анахите, чтобы пан Вродек подписал реестры, а заодно из-под опущенных ресниц тайком рассматривала кабинет, пытаясь решить, что здесь и как можно использовать для мести пану Вродеку. В углу стоял алхимический стол, на котором на горелке кипело какое-то зелье, распространяя лёгкий сладковатый запах...
   - Я ничего тебе не должен, нищенка! - рыгнул пан Вродек.
   - Да, ничего, - поспешно согласилась Энха, не поднимая глаз, - я рядом с вами никто... Но вы же... Вы теперь ректор, вы подпишите реестры, и мы с пани Збигневой... уедем.
   Что сработало - признание ли собственной никчемности или обещание побыстрее освободить место - Энха не знала, но пан Вродек с миной, словно бы он делает величайшее одолжение, вытер жирные руки о льняную салфетку и, не читая, принялся подписывать страницу за страницей.
   - Вы только проверьте эти книги, - второй раз попросила Энха, когда неподписанными остались три страницы реестра.
   - И как ты себе представляешь, нищенка, - взъярился он, - что я, ректор, пойду шарить по полкам?!
   - Но пани Збигнева говорила... - тихо напомнила Энха. - Как я скажу ей, что я не сделала того, что она просила?..
   - А это уже не мои проблемы, как ты будешь объяснять высокородной графине, которая не гнушается вытирать пыль на книгах, что ты не выполнила её приказания, - пьяно расхохотался он и швырнул Энхе полностью подписанные реестры. И подписанную расписку, что лично принял от пани Збигневы на хранение ключи от библиотеки и архива. Энха поймала бумаги, с трудом задавила на лице злорадную усмешку, на всякий случай изобразила реверанс и поспешно покинула кабинет.
   Прекрасно. Пани Збигнева свою месть осуществила. То есть пока ещё не осуществила, но рано или поздно фальшивый каталог пану Вродеку аукнется. И отсутствие ключей тоже. А сейчас её очередь мстить. Но она не графиня, она простолюдинка, а потому её месть будет попроще...
  
   Глава 37. Энха. Последнее чаепитие
  
   Книги по основам алхимии в университетской библиотеке имелись. Энха бегло просмотрела пару учебников, подобрала несколько рецептов, Дече за это время перечитал Ярилко Мочика - один раз сбегав переодеть штаны - и показал Энхе эпизод, где тот травил отряд вампиров. В зелье, которое он использовал, Энха узнала немного модифицированное слабительное, в которое он добавил порошок из мяса мроя. Когда стемнело и студенты с магистрами улеглись спать, Энха и Дече пробрались в алхимическую лабораторию и приготовили слабительное зелье по рецепту Ярилко Мочика. Слили его в кувшин, Дече добавил туда подкисшего вина, Энха всыпала порошок из мяса мроя, и они поспешно укупорили кувшин. А потом по крыше добрались до ректорской башни, тихо приоткрыли дымовое окошко, раскупорили кувшин, выплеснули содержимое внутрь и закрыли окошко назад.
   Как вскоре выяснилось, Энха недооценила силу зелья, потому что через час унюхала запах перебродившего вина в библиотеке, а ещё через час испытала его на себе его действие. Пани Збигнева тоже полночи бегала в нужник, в сердцах ворчала, что пану новому ректору нужно поумерить питие спиртных напитков, и хитро посматривала на Энху. К утру винное амбре докатилось и до коллегий, студенты и магистры дружно выстроились в очереди в нужники, а когда пан Вродек, страдающий тяжким похмельем и слабостью кишечника, открыл ректорский кабинет...
   Пани Збигнева выслала в своё поместье почтового ворона с требованием срочно прислать за ней карету. Студенты рванули из университета, как крысы с тонущего корабля, магистры как один вспомнили о каких-то неотложных делах в городе. Энха, замотав нос и рот мокрым полотенцем, поспешно собрала свои вещи и помогла упаковаться пани Збигневе, так что прибывшим двум слугам оставалось только снести вещи в карету.
   - Ты сейчас к порталу, Ханичка? - спросила Энху пани Збигнева, с помощью слуги усаживаясь в карету.
   Энха помотала головой. Уехать вот так, ни с кем не попрощавшись, было... Нет, Злобке и Катруше она рассказала, что пан Вродек велел ей убираться, они даже договорились в последний вечер устроить прощальное чаепитие, но в университете сейчас появляться... чревато, и приятельницы поймут, если она уедет в Околье, даже не повидав их, но...
   - Я ещё погуляю по городу.
   Пани Збигнева не стала ничего спрашивать и кивнула:
   - Если до ночи не успеешь нагуляться, - хихикнула она, - и если в университете... воздух не улучшится, приезжай ко мне ночевать. Попьём чайку напоследок.
   Энха кивнула.
   И только оставшись одна, она почувствовала, как наваливается грусть. До этого она была занята и описью книг, и подготовкой сюрприза пану Вродеку, и было не до собственных чувств. А сейчас делать было нечего, она оказалась предоставлена самой себе, и в голову полезли нерадостные мысли.
   Иржи до сих пор не вернулся. Вчера Энха выбрала время и сбегала в Сыскной приказ, но Велушка сказала ей, что Иржи ещё нет. Можно будет наведаться туда позже, но...
   Но только вот всегда жена едет за мужем, а не муж за женой. Не наоборот. А она ему никто - ни жена, ни даже невеста. И надеяться, что Иржи бросит любимую и хорошо оплачиваемую работу и поедет за ней - стоит ли? Да, он говорил, что подумывает, чтобы бросить всё и уехать краевым магом хоть в то же Околье, но он говорил это, когда был уставшим. А потом мог отдохнуть и передумать. Потому что больше он ни разу не упоминал, что у него есть планы уехать.
   А даже если и уедет из столицы - поедет ли он в Околье? Есть другие, более спокойные края, где нет краевого мага. А в Околье не рай, Иржи это прекрасно знает.
   А Энха прекрасно знала, как все маги хотят попасть в местечко поспокойнее...
   Она бесцельно брела по улочкам города, смотрела на фиолетовый туман вокруг - голова не болела благодаря амулету Иржи - на спешащих куда-то людей и чувствовала себя чужой. Словно бы она зачем-то попала сюда - в чужое место, где чужие люди бегут по чужим делам, и ей здесь делать нечего. И ничего не держит...
   Ноги сами привели её к Сыскному приказу. Энха какое-то время стояла невдалеке, смотрела на массивное каменное здание с высоким крыльцом, затем, отчего-то зная, что напрасно, зашла и спросила Иржи из Мглина.
   Его, естественно, не было...
   После полудня Энха наткнулась на Злобку и Катруше, тоже бесцельно шляющихся по городу. Девушки зашли в корчму, слегка разогрелись кружечкой разбавленного вина и направились в храм, где подрабатывал служкой Мнишек. Помогли ему подмести внутренний двор и отправились шататься по городу уже вчетвером. Ещё разок разогрелись вином и на дворцовой набережной встретили Татуню - в нарядном вышитом платье и сапожках с загнутыми по столичной моде носками. Татуня гулять с ними по задворкам отказалась, однако когда Мнишек, постояв с потусторонним видом, сказал, что можно наведаться к Горимиру в его поместье, тут же изменила своё решение.
   - Как вы думаете, - шёпотом, чтобы не услышала Татуня, спросила Злобка у приятельниц, - ей что-нибудь светит?
   Катруше пренебрежительно ухмыльнулась:
   - Наш Горимир, - тихо просветила она наивных приятельниц, - не абы кто, а жених старшей принцессы. Принцессе той, правда, лет восемь или около того, но если Горимир начнёт бегать по простолюдинкам, король может показать ему большую фигу и расторгнуть помолвку.
   Энха и Злобка посмотрели друг на друга, переваривая потрясающую новость. Если Горимир женится на принцессе, то он из двадцать девятого в очереди на трон станет пятым. А если верить слухам, что какой-то из принцев слаб здоровьем и долго не проживёт, - то четвёртым.
   А это уже реальные шансы занять трон...
   До имения князей Нетвальских они добрались часа через два, по дороге заглянув в ещё одну корчму. Стражники в имении наотрез отказались пускать полупьяную студенческую шваль, однако кто-то из слуг узнал Мнишека и снизошёл до того, чтобы сообщить о нём молодому господину. Горимир, ещё бледный и слабый после ранения, одетый в расшитый золотом халат, спустился к ним. На него вывалили последние новости и предложили отметить проводы Энхи. Горимир тонко улыбнулся, оценил подвыпившее состояние приятелей и согласился, что проводить Энху - это святое, тем более, если верить информации, кто придёт на место бывших библиотекарей...
   - А кто придёт? - заинтересовалась она.
   - Любовница пана бывшего ректора, - поколебавшись, раскрыл карты Горимир. - А теперь, похоже, и любовница пана Вродека.
   - Перешла к нему по наследству, - ухмыльнулась Катруше, - вместе с остальным университетским имуществом. Редкостная гадина, скажу я вам.
   Слуги накрыли им в небольшом, богато, но не роскошно обставленном кабинете на втором этаже. Энха, Злобка с любопытством глазели по сторонам, Катруше больше наблюдала за вышколенными слугами, накрывавших круглый стол. Татуня стояла с таким видом, словно бы она была здесь не первый раз. Энха и Злобка посмотрели на неё, на друг друга, но обсуждать это не стали.
   Когда всё было готово, Горимир кивком отпустил слуг тяжело опустился в кресло. За ним расселись и остальные, причём Татуня уверенно устроилась по левую руку от Горимира - место по правую занял Мнишек. Он вскрыл один из кувшинов и разлил вино по бокалам.
   - За то, - подняла свой бокал Злобка, - что нам вместе было хорошо!
   - Первый тост, - несколько недовольно одёрнула её Татуня, изящно держа пальчиками бокал, - должен говорить хозяин.
   - Это неважно, - чуть улыбнулся Горимир. - Главное, чтобы последствия нашего хорошо были не такими, как у пана Вродека.
   Все расхохотались.
   - Мне интересно, - хмыкнула Катруше, - что он там делал?
   - Пил, - охотно рассказала Энха. - Я вчера заходила к нему реестр подписывать, он с гостями сидел и пил. И ещё что-то варил на алхимическом столе, от него сладким пахло.
   - Есть зелья, - вспомнил Мнишек, - которые усиливают действие хмельных напитков, и я знаю, пан бывший ректор такими баловался. Наверно, и пан Вродек что-то использовал и перепутал рецептуру. Или ингредиенты были некачественные.
   - Выпьем за то, - согласилась Катруше, - чтобы мы не баловались некачественными зельями.
   Все охотно выпили. Вино было терпким и пряным.
   - Что ты будешь сейчас делать? - спросил Горимир Энху, когда все потянулись за сыром закусывать.
   Она пожала плечами:
   - Поеду в Околье.
   Больше вариантов нет. Можно, конечно, к родителям в Мглин, но если она в Околье будет делать артефакты от нечисти, от неё пользы будет больше, чем если она у родителей будет вытачивать посуду.
   А ведь всего полгода назад она переживала из-за собственной ненужности! Расстраивалась, что всё, на что она способна, - это подманивать на себя нежить и нечисть. А сейчас и она кое-что может. Немного пока что, но эльфы создавали сотни разных артефактов, из них она изготовила меньше десяти - не считая тех, что она делала по несколько штук. И её артефакты... не спасли пока что Околье от нечисти, но у неё ещё много вариантов, которые можно перепробовать.
   И если бы не разлука с Иржи, она не ехала бы в Околье, она бежала бы туда...
   - Мы приедем к тебе в гости! - с воодушевлением сообщила ей Злобка.
   Энха улыбнулась и кивнула.
   - У меня, - помолчав, признался Мнишек, - захвата магии не хватит, чтобы перейти на четвёртый курс...
   Лицо Татуни отразило пренебрежение, Горимира - печаль.
   - Ты в этом уверен? - со скрытой грустью спросил он.
   - Я узнал, - кивнул Мнишек, - где магистры прячут шар. Вчера мы туда залезли, тронули его. И у меня не дотянуло до того уровня, чтобы меня перевели на четвёртый курс. И я к чему это, Энех, - он прямо посмотрел на неё. - Околью нужны маги. Где они нужны больше?
   Энха оторопело смотрела на него, не веря собственным ушам.
   - Ты хочешь ехать в Околье? - наконец обрела она дар речи.
   - Околье, - потусторонне посмотрел на неё Мнишек, - это изначальная земля эльфов. Точнее, не само Околье, а земли, ныне пустынные, что лежат за ним. Околье... и тогда было окраиной. И оно же стало последним пристанищем эльфов в Чёрные века, когда тёмная магия выдавила их из их исконных земель. В земле Околья сохранились знания эльфов.
   Горимир закатил глаза. Весь его вид словно бы говорил: Что с тебя взять...
   - Если в Околье хранятся знания твоих эльфов, - насмешливо посмотрела на него Татуня, - то почему же там полное захолустье, и даже города - это не нормальные города, а деревни? И замок барона беднее, чем дома горожан здесь?
   Энха сжала зубы. Пренебрежение её братом задело её больше, чем если бы Татуня уколола её саму. Да и не бедный у него замок!
   - У Вито, - посмотрела она на Татуню, - много средств уходит на то, чтобы поддерживать замок в обороноспособном состоянии. У других баронов тоже. Нам не до роскоши. Потому что купишь, - её глаза случайно зацепились за зеркало в позолоченной оправе на стене, - купишь вот такое зеркало, - она показала на него, - и не останется средств, чтобы чинить оборонительные стены.
   - Тогда, может, - Татуня насмешливо посмотрела и на неё, - эти ваши знания эльфов - это просто старые камни, которые только и годятся, чтобы пылиться на полках?
   Энха не ответила. Она могла бы возразить, что старые камни уже не раз помогли ей создать артефакты, которые отгоняли и убивали нечисть. Которые прикрывали прорехи. Которые лечили людей. Могла бы. Но...
   Но Татуня не услышит - это было понятно.
   - Энех, - Мнишек помолчал, но тоже не отреагировал на выпад Татуни, - где в Околье маги нужнее?
   - Вселово и Сопвишки, - отозвалась она. - Но оттуда уже бегут люди. И там нечисти столько, что... что там нужен маг краевого уровня, а лучше королевского. А лучше несколько. Ты там можешь... не выжить.
   Энха невольно сглотнула, чувствуя себя отвратительно. Во Вселово и Сопвишках от нечисти гибнут люди. Маг там нужен как воздух. А она сейчас жалеет Мнишека...
   Но будет очень горько, если он погибнет. И судя по выражениям лиц Горимира, Злобки и Катруше, им тоже очень не хочется такого исхода.
   - В провинцию, - пренебрежительно усмехнулась Татуня, - едут только неудачники. Тем более в такую глухомань, как Околье!
   Энха и Злобка переглянулись. Какая муха сегодня её укусила?
   - Ты смотри, удачница, - ухмыльнувшись, глянула на Татуню Катруше, - кабы твоя удача не обернулась провалом. Ты уже на крючке Магического приказа. Захочешь ты исчезнуть тайком, чтобы не горбатиться тридцать пять лет на корону - из-под земли достанут. А если не достанут - вся твоя родня пойдёт в серваж.
   Татуня глянула на неё снисходительно:
   - У меня захват магии, - с заметным превосходством просветила она Катруше, - уже сейчас достаточен, чтобы перевестись на пятый курс!
   Энха и Злобка снова переглянулись. Вот оно как, оказывается! Татуня станет королевским магом!
   Значит, поэтому она и ведёт себя... так. Хотя всего три года назад была простой деревенской девушкой, носила котту и шаровары вместо платья, молилась богам и робела перед аристократами. А сейчас не постеснялась сесть по левую руку от Горимира. Да, стол круглый, и здесь принципиально только, кто сидит по правую руку от хозяина. Но то, что она уже считает себя почти ровней герцогу, который со временем станет князем, а то и - чем боги не шутят - королём, говорит о... высоком самомнении.
   Это магия так портит людей?..
   - Ну вперёд, удачница, - покивала Катруше. - У Рудинека тоже хватало захвата магии, чтобы учиться на пятом курсе. И что? Перешёл дорогу кому-то не в меру умному - тот умный и поквитался, подкинул взрывалку. И пожалуйста: захвата магии хватает, а пальцев - нет, и королевских магов ему не видать, как своих ушей. И ты абсолютно уверена, удачница, что на своей дороге к королевским магам не потеряешь пальцы, руки, а то и голову?
   - Я всегда проверяю, что я беру в руки, - просветила её Татуня с уже привычной снисходительностью, однако в её голосе послышалось беспокойство.
   - Рудинек тоже всегда проверял. А кто-то подменил защитный амулет так, что он ничего не заметил. А к тому же, удачница, ты всегда определишь, если у тебя в еде или питье окажется яд? А если в спину полетит стрела или заклинание?
   - Во дворце этим не занимаются! - не без высокомерия отозвалась Татуня.
   - Во дворце все интригуют, - заикнулась Злобка.
   - А ты, - насмешливо посмотрела на неё Татуня, - была во дворце и всё знаешь? Ты просто мне завидуешь, потому что я через два года буду во дворце, а ты как куковала в своей захолустной провинции, так туда и вернёшься.
   Энха под столом положила руку на колено Злобки и чуть сжала. Злобка, которая вспыхнула от этих слов и уже собралась что-то возразить, промолчала. Толку уверять человека, который абсолютно уверен в своей правоте.
   А если бы она, Энха, поступила учиться и доучилась до пятого курса. Стала бы она считать других неудачниками?
   Горько об этом думать, но она не могла уверенно сказать, что нет. Поступи она три года назад - кто знает, может, она тоже носила бы платья вместо котты и клеймила бы всех неудачниками. Особенно тех, кто не смог поступить...
   - Давайте выпьем за процветание провинций, - усмехнулась Катруше, чтобы сгладить повисшую паузу.
   - Это очень серьёзный тост, - тонко улыбнулся Горимир, - полностью поддерживаю...
   Просидели они довольно долго, разговаривая об учёбе, магистрах, артефактах, дворцовой жизни и немного об эльфах. Когда всё вино было выпито, закуска съедена, а солнце стало клониться к западу, Мнишек встал из-за стола, давая понять, что пора и честь знать. Девушки пожелали Горимиру скорее поправиться, и гости гурьбой вывалили за ограду имения и там разделились: Татуня направилась к городу более короткой дорогой, остальные решили, что можно прогуляться - всё одно торопиться некуда - и пошли более длинной.
   - Татуня изменилась сильно, - произнесла Злобка, когда Татуня не могла уже их слышать. - Я это и раньше замечала, но не думала, что так сильно.
   - Это магия так портит людей? - спросила Энха, не особо рассчитывая на внятный ответ. Сама она с тоской думала о том, что не стала бы и она такой, как Татуня, если бы поступила в университет?
   - Это чувство собственной важности портит людей, - возразила Катруше. - Она не хочет понимать, что сегодня она перспективный маг, а завтра может скатиться до серва. Вспомни наших пятикурсников. Так носы задирали, так задирали, а под излишнее ментальное воздействие попали - и где они теперь? Червяков кормят. Рудинека вспомни - тоже мнил себя неведомо кем, а не тот артефакт схватил - и здравствуй, провинция... Когда ему оторвало пальцы, - чуть понизив голос, призналась она, - мы всей коллегией пили за здравие того, кто это сделал. Потому что сволочью Рудинек был редкостной.
   - У моего батюшки, - покивала Злобка, - был знакомый, простолюдин. Он получил в наследство от какого-то виконта земельный надел. Ну, вы понимаете: становится он владельцем земли - становится и виконтом. А был он тому почившему виконту кем-то вроде троюродного внучатого племянника. Ему все говорили - что-то не то с этим наследством, не может быть, чтобы у того виконта совсем не было никакой более близкой родни. Не война в стране, и не мор. Мол, проверь, тут какой-то подвох. Но он никого слушать не стал. Принял наследство, нос задрал, с простолюдинами водиться уже не хочет, сразу панские замашки приобрёл. А поехал в своё новое имение, а там земля - одна глина да болота, селян - всего два дыма, поместье полуразваленное, сокровищ никаких, зато долго-о-ов... Другие наследники смотрели на это богатство и отказывались от него, а этот не посмотрел. И отказаться уже не может - наследство-то принял.
   - И что? - с интересом спросили Энха и Катруше.
   - Повесился на парадном крыльце своего имения.
   - Я думаю, - криво призналась Энха, - если бы я поступила сюда учиться, и если бы стала королевским магом... Я ведь тоже могла стать, как Татуня. Тоже могла начать задирать нос...
   - Если бы да кабы, - пробурчала Катруше, - да во рту росли грибы... А вот если бы я родилась не девкой, а хлопцем, а вот если бы не простолюдинкой, а принцессой... Ты не можешь знать, тихоня, что бы было если бы. Зачем тогда об этом думать?
   - Чтобы человек не заболел оспой, - внезапно негромко произнёс Мнишек, - ему делают ранку на руке и втирают содержимое оспинок коров, которые болеют коровьей оспой...
   - Я слышала такое, - кивнула Злобка. - Это называется прививка... Ты представь, Энха, что тебе боги сделали прививку от зазнайства. И поэтому зазналась бы ты без неё или нет - уже не имеет смысла думать.
   Мнишек согласно кивнул.
   Энха посмотрела на ухабистую дорогу, мощенную тёсаным камнем. В самом деле, нет смысла думать о том, чего не было и не будет. Или можно подумать, что у неё есть Вито, который, если бы она зазналась, вправил бы ей мозги на место.
   Они дошли до города, и Мнишек предложил Энхе ввести её в портал. Отказываться было глупо, и Энха согласилась. Она, замотав лицо мокрым клафтом, добежала до библиотеки, забрала свои уже спакованные вещи, сунула за пазуху штуха и метнулась назад, надеясь, что если ей припрёт в нужник - а запах перебродившего вина чувствовался уже сильнее - то это случится тогда, когда она будет уже в Городище. Затем она зашла в Сыскной приказ в тайной надежде, что Иржи всё же вернулся. Однако Иржи не было. Она оставила ему записку, присовокупив к ней ключи от архивных сундуков и библиотеки и направилась с Мнишеком к порталу.
   Грусть возвращалась. Энха смотрела на столицу, на крепостные стены, на шпили домов в заходящем солнце и понимала, что видит их последний раз. И что здесь остаётся Иржи, а она сюда больше не вернётся. И впереди её ждут старый замок, эльфийские артефакты, дороги и толпы нечисти. А Иржи... неизвестно...
   Мнишек активировал артефакты на портальной арке, внутри неё полыхнул фиолетовый туман. Энха сунула под рубаху защитный амулет Иржи, кивнула на прощание Мнишеку, последний раз бросила взгляд на виднеющиеся вдалеке шпили столицы, и шагнула в мир демонов.
   Прощай, столица...
  
   Глава 38. Иржи. Погоня за графом. Допрос магистра
  
   С поимкой графа Понятко с самого начала всё пошло не так. У него по всей Мораве было несколько поместий, но все они располагались так, что ехать к ним нужно было по Северной дороге, а затем сворачивать или на Свейков, или на Чадины. Иржи по утренней прохладе не спеша двинулся в Чадины, там присмотрел придорожную корчму, от которой хорошо была видна дорога, посидел на террасе, потягивая медовый квас. Затем побродил по окрестностям, не выпуская дорогу из виду, и здесь его нагнал почтовый ворон. К его лапке был привязан кусочек бумажки, на котором было написано четыре слова: Отбыл по Северной дороге.
   Куда именно он потом свернёт, пока неизвестно. Между столицей и Чадинами двадцать пять вёрст, карета аристократа проедет их часа за три. На ратуше в городке как раз недавно прозвонили три часа дня. Значит, после пяти можно начинать караулить.
   Иржи устроился в кустах на тёплом, прогретом весенним солнцем холмике, с которого на пару вёрст была видна дорога, петлявшая меж полей, уже зеленеющих молодой рунью, и принялся ждать.
   Однако графский кортеж не прибыл в Чадины ни через три часа, ни через четыре, ни через пять, и Иржи не без досады понял, что граф Понятко поехал в Свейков - потому что за шесть часов от столицы до Чадин можно дойти шагом. Он вернулся в корчму, там заказал себе миску гуляшовой полевки, щедро сдобренной свежим зелёным луком, а когда он уже вымазывал тарелку куском хлеба, к корчме подъехал всадник.
   Иржи напрягся и насторожился - средних лет мужчина имел надменное, выхоленное, гладко выбритое по столичной моде лицо и был одет в красное, шитое золотом сюрко, на груди и спине которого был вышит лев в короне, стоящий на задних лапах.
   Только люди короля имели право носить красное. И только королевские домочадцы и самые приближённые к нему люди имели право нашивать себе на одежду герб моравского королевского дома.
   На террасу, завидев высокого гостя, с поклоном выскочил целовальник. Редкие посетители перестали шевелиться, Иржи весь обратился в слух.
   - Здесь сегодня проезжал графский кортеж? - чуть растягивая слова, довольно высоким голосом бросил гость.
   - Никак нет, - подумав, ответил целовальник с подобострастием в голосе. - С утра всадники ездили, телеги с хворостом и дровами, люди ходили. А кортежей - нет.
   Иржи смутно уловил воздействие какого-то артефакта, направленного на целовальника. Но какого - определить без лишних движений не мог. А шевелиться сейчас не стоило, чтобы не привлечь к себе внимания.
   - Всадники были знатными?
   - Да какое, - махнул целовальник рукой. - Простой люд на простых лошадках.
   Гость в красном гербовом сюрко развернулся на каблуках, сел в седло своего выхоленного мерина и дал ему шенкелей. Иржи, целовальник и посетители проводили взглядами, как он скрывается за поворотом дороги.
   - Тьфу на тебя! - сплюнул ему вслед целовальник и сотворил защитный жест.
   Иржи довымазал тарелку хлебом, отвязал свою лошадку и двинулся в сторону Чадин. Там свернул на узкую тропку, сделал петлю среди полей и выгонов, по бездорожью продрался сквозь негустой лесок и вышел на дорогу, теперь уже за поворотом, так что из корчмы его было не видно. Запрыгнул в седло и быстро зарысил в сторону столицы.
   Пан Геза говорил, что графа Понятко что-то спугнуло, что он так резко покинул столицу. Теперь его ищут люди короля. Это плохо.
   Безуху он встретил вечером, пару вёрст не доехав до развилки, и его рассказ заставил насторожиться ещё больше: в Свейкове его светлость не появился, зато тоже прискакал королевский посланник и спрашивал графский кортеж. Судя по описанию, это был не тот человек, который наведывался в Чадины.
   Два королевских человека ищут графа, которого ищет и Сыскной приказ. И что-то Иржи подсказывало, что эти люди - маги. И граф не поехал ни по одной дороге, по которой должен был поехать...
   - Третье ответвление Северной дороги ведёт к озеру Медель, - заметил Безуха.
   Они посмотрели на мощёную древней брусчаткой дорогу, уходившую под сень тёмного елового леса. Граф Понятко выехал по Северной дороге. Ни на Чадины, ни на Свейков он не свернул. Значит, поехал прямо.
   Они двинули коней прямо. В первой же деревне Иржи спросил у местных, не проходила ли здесь девушка, такая, с корзинкой. Они должны были встретиться на развилке, но она не пришла ...
   Нет, охотно просветили их местные, девушка не проходила. Зато с утра какой-то аристократ пролетел со своей сворой так, словно за ним нечисть гналась. А несколько часов назад - два дворцовых в красных гербовых сюрко спрашивали того графа и помчались за ним.
   На этих словах селяне дружно сотворили охранный жест.
   В следующих пяти придорожных деревнях им говорили то же самое: аристократ какой-то с дворцовыми в красных сюрко пролетал, и кони, бедные, аж пену роняли. В шестой по счёту деревне Иржи и Безуху застигла ночь, и пришлось заночевать в маленьком придорожном постоялом дворе. Судя по рассказам селян, дворцовые маги опережали их часа на три, а граф - часов на пять.
   Утром выехали, едва засерел рассвет, и на подъезде к уездному городку Смальки выяснили, что временной разрыв между графом и дворцовыми магами увеличился - судя по всему, граф ехал всю ночь. Иржи и Безуха заглянули на конюшню под предлогом проверить подковы коней и принялись взахлёб рассказывать, как они вчера видели, как пронёсся та-акой кортеж, а потом через несколько часов за ними - двое в красных сюрко - и сотворили защитный жест. На что конюх с кузнецом им так же дружно и со смаком рассказали, как кортеж графа остановился у них посреди ночи и граф потребовал сменить коней.
   - Кони-то, были, бедолаги, - качал лохматой головой конюх, - все в мыле, пене, бока так и ходят, смотреть страшно. Еле выходили. А видно-то - холёные, породистые, не чета нашим простецким.
   Иржи и Безуха поехали дальше в сторону Речицы, благо дорога была всего одна. Задача, как разговорить местных, упростилась - стоило в очередной деревне начать разговор: А мы едем, а мимо нас вот такой кортеж, так и летит... как все местные охотно рассказывали им, что и они видели кортеж, который летел, словно за ним гнались демоны. А за этим кортежем через несколько часов - двое в красных гербовых сюрко...
   При упоминании двоих в красном сюрко все спешно творили защитный жест.
   Иржи и Безуха поднажали и к вечеру сократили отставание на час. Кортеж и дворцовых разделяло, судя по словам видевших их селян, меньше часа.
   Дорога, узкая и мощёная рваным диким камнем, между которого росла трава, нырнула под сень леса. Потихоньку начинало смеркаться, под деревьями было темновато, и Иржи с Безухой вынуждены были перевести уставших лошадей на шаг. А когда они проехали версты две, им навстречу из лесного полусумрака показался всадник в красном гербовом сюрко. Один.
   Иржи и Безуха напряглись, разъехались на обочины и, не слезая с сёдел, изобразили поклон. Маг посмотрел на них каким-то безумным взглядом, мгновение словно бы раздумывал...
   Он ударил заклинанием камней в Безуху. Безуха, ожидавший нападения, успел среагировать, выдернул ноги из стремян и скатился с лошади. Веер острых камней прошёлся над его головой, превратив голову лошади в кровавое месиво. Иржи вогнал в мага залп длинных тонких каменных шипов, выбив его из седла. К нему подскочил Безуха и безжалостно выломал запястья из суставов. А потом сорвал три артефакта с его шеи, один из которых оказался щуркинским.
   - Что ты сделал с графом Понятко? - Безуха стряхнул в ладонь свой щуркинский артефакт. - Говори!
   Маг в красном гербовом сюрко был не жилец: длинные острые камни Иржи, войдя в спину, выторкнулись из его груди, как иголки из ежа. А потому говорить с ним нужно было быстро.
   - Убил, - просипел маг, не в силах сопротивляться воздействию артефакта.
   - Кто приказал его убить?
   - Король.
   Иржи и Безуха посмотрели друг на друга. Паршиво, если в деле замешан король...
   - Зачем?
   - Артефакты нужны... щуркинские... У графа... был... выход... на мага...
   Камни заклинания явно порвали ему дыхательные пути - говорил он с трудом, хрипло, на губах пузырилась кровь, каждое слово звучало всё тише и тише. Он начал синеть.
   - Кто изготавливал щуркинские артефакты?
   Однако Иржи и Безуха только увидели, как зашевелились его губы. Имя было уже не разобрать. Какое-то время маг ещё хрипел и синел, а потом обмяк и перестал дышать.
   - Бл***! - Иржи, вымещая досаду, всадил ему носком сапога в бок.
   - Надо найти кортеж, - предложил Безуха. - Он должен быть недалеко. И где-то ещё должен быть второй маг.
   Иржи выпустил заклинание поиска, однако на полторы сотни саженей вокруг ни людей, ни даже крупных животных не было.
   Безуха опустил стремя у дворцовой лошади - досмотренной и выхоленной в отличие от его простого мерина, почившего смертью храбрых - и взобрался в седло. Следователи осторожно двинулись вперёд, каждые сто шагов прощупывая окрестности поисковым заклинанием.
   Кортеж нашёлся менее чем в версте от того места, где они убили дворцового мага. Карета и две грузовые повозки были разломаны в щепки, тюки, местами порванные, валялись по всей дороге, брусчатку покрывали осколки тонкой фарфоровой посуды, на богатых одеждах виднелись следы грязных сапог. Два коня были убиты, один хрипел и бился в агонии - Безуха из милосердия перерезал ему горло - ещё пять флегматично жевали траву на обочинах. Трупы, одетые в сюрко и котты с графскими нашивками, были посечены кто льдом, кто камнями, некоторые обуглились. Тело графини с задранными юбками и содранным исподним лежало посреди обломков кареты, труп графа был привязан к дереву и нёс следы пыток. И валялся один труп в красном сюрко с королевским гербом.
   Иржи выпустил поисковое заклинание. Живых не было.
   - Что будем делать? - спросил Безуха.
   Убирать все следы уничтоженного кортежа - это много часов работы и всё равно все следы они не сотрут. И это риск, что увидит кто-то из местных. Лучше всего, наверно, оставить, как есть. И уехать другой дорогой.
   Они перетащили труп дворцового мага, убитого Иржи, к остальному кортежу, Безуха снял сбрую со своего павшего мерина, выбрал лошадку, похожую на него, заседлал, а убитого мерина они привязали к лошади, оттащили саженей на сто в лес и там бросили. Трупы обыскали, забрали себе восемь обнаруженных щуркинских артефактов, присвоили две жмени серебряных денариев и в сумерках двинулись по узкой тропке через лес. Уже полностью стемнело, когда они, упокоив одного мроя и одного чуся, вывалились на дорогу, ведущую в Великовец, и заночевали в ближайшей деревеньке.
   В столицу они вернулись вечером следующего дня и там узнали, что поместье графа Понятко сгорело дотла. Официальная версия - неправильно потушенная печь на кухне, а что там было на самом деле - кто ж скажет?
   Второй новостью было то, что пан Вродек выгнал пани Збигневу и Энху и на их место поставил свою любовницу, перешедшую ему в наследство от предыдущего ректора. Велушка рассказала, что Энха вчера заходила два раза. Иржи обнаружил у себя в комнате её записку - короткую, где она в нескольких предложениях описала, что произошло. И ни словом не написала, ни что грустит, ни что будет ждать его...
   Иржи смял записку и резко зашвырнул её в угол.
   Впрочем, да, сообразил он, слегка остыв. Ждать от неё каких-то слов о чувствах - это скорее король начнёт заниматься делами провинций, чем Энха скажет хоть что-то, выходящее за рамки обычной жизни. Или нечисти с эльфами. Зашла, да ещё целых два раза - уже великое достижение...
   Пан Геза выслушал отчёт Иржи и Безухи хмуро, поглаживая пышные усы. Согласился, что они поступили правильно, и признался:
   - Интерес короля к щуркинским артефактам - это ожидаемо. Но плохо. Коли в игру вмешался дворец - лучше на его пути не становиться.
   - Мы потеряли единственную ниточку, - пан Отокар водрузил на стол жбан холодного пива, - которая ведёт к тому окольскому магу.
   - У нас ещё есть один магистр, - напомнил пан Игнац, - который подсадная утка графа Понятко. Надо его взять, он может что-нибудь знать.
   - А что мы будем с ним потом делать? - возразил Алоис. - Его сюзерена уже нет, но мало ли отпустим мы его - а он и донесёт кому не надо?
   - Какие проблемы? - Иржи подставил пану Отокару кружку. - Допросить, шею свернуть - и прикопать в чьей-нибудь могиле.
   - А если он не виновен? - глянул на него Алоис.
   - Магистр Бенце Тёрёк? - ухмыльнулся пан Отокар, разливая по кружкам пиво. - Я тебе могу сказать, что два года назад он сжёг улицу сукновалов. Вместе с жителями. А лет пять назад во время разборок знати взял в заложники детей. И убил их. Так что даже если он ни в чём не виновен сейчас, его прежних грешков с лихвой хватает, чтобы поквитаться с ним.
   Следователей передёрнуло. То, как два года назад на пожарище под ногами хрустели человеческие кости, было свежо в памяти у всех.
   - Значит, - дал добро пан Геза, - берём магистра Бенце Тёрёка.
  
   Взять его оказалось проще простого. Иржи и Безуха вечером кустами и тенями пробрались к магистерской коллегии, вскарабкались на крышу, Иржи активировал взрывалку-огневку и спустил её в одну из каминных труб. Внутри бабахнуло, по всей коллегии послышались взволнованные голоса, Иржи запустил огневку в первое попавшееся окно, и они с Безухой сиганули вниз и принялись караулить.
   Ждать долго не пришлось - магистры принялись споро выбегать из коллегии.
   - Дерьмо, - с отвращением прошептал Безуха. - Студенты бестолковые - а и те бросаются сразу тушить!
   Магистр Бенце Тёрёк выскочил одним из последних. Иржи и Безуха в темноте подкрались поближе, подловили момент, когда он оказался чуть в сторонке, перехватили ему руки, зажали рот и утянули в кусты. Там огрели обездвиживающим заклинанием, споро сунули в рот кляп, скрутили руки, запястья дополнительно замотали рогожей и тёмными пустыми улочками поволокли к Сыскному приказу.
   Он предстал перед паном Гезой, как и несколькими месяцами назад пан Врочица - в одних подштанниках, со скрученными за спиной руками и обысканный на предмет ненужных артефактов. Однако в отличие от пана Врочицы, сразу осознавшего своё положение, попытался сопротивляться и грозить пожаловаться сюзерену. Его любезно просветили, что его сюзерена в живых уже нет, а потому жаловаться некому, да и не выпустит его никто отсюда, по крайней мере, в живом виде. А потому посопротивляться он, конечно может, но и следователи могут применить что-нибудь интересное. Например, сдавить ему яйца особыми тисками, или гвозди под ногти вогнать... Любезнейший, вы что - уже говорить согласны? Ну вот, а мы только на зрелище настроились...
   Щуркинский артефакт, вызывающий желание говорить, помог делу - магистр пел соловьём, писарь Нежек только успевал записывать.
   Впрочем, ничего принципиально нового и ценного он не знал. Артефакты граф Понятко возил из Околья - Бенце Тёрёк после этого ликвидировал посыльных, чтобы не болтали лишнего. Имени того мага граф не называл, но несколько раз по пьяни проговаривался, что это его бывший однокурсник, исключённый за неперспективностью после первого курса.
   - Врёшь! - изобразил недоверие пан Геза, хотя артефакт-детектор в рукаве оставался тёплым, что говорило о том, что допрашиваемый говорит правду. - Как бездарь с минимальным захватом магии может создавать такие артефакты?
   - Правду говорю! - с отчаянием воскликнул магистр и поморщился от боли в связанных и затёкших руках. - Я не знаю, конечно, правда, я не видел его. Но его сиятельство говорил, что это его бывший однокурсник, которого исключили за неперспективностью!
   - Он мог врать, этот его однокурсник, - ухмыльнулся Безуха, подхватив игру пана Гезы. - А на самом деле быть только его посыльным.
   Магистр беспомощно посмотрел на него:
   - Мог, наверно, - признал он. - Но... Его сиятельство... он всегда проверял информацию. Если он так говорил, значит у него была... достоверная информация.
   Второе, что узнали следователи, - это что дворец давно интересовался щуркинскими артефактами и приобрёл - правдами или неправдами - несколько из них. Граф Понятко старался сохранить всё в тайне, но что-то где-то выплыло, и дворцу стало известно, что это он поставляет щуркинские артефакты в столицу. И граф понял, что нужно бежать - и бежал пять дней назад.
   Дурак, мысленно констатировал Иржи. Кортеж послал по одной дороге, сам на коня - и в другую сторону. Пока погоня сообразит, что пошла по ложному следу - он уже будет в безопасности в одном из своих имений. Нет, гнал зачем-то весь кортеж!..
   - Прорехи в университете, - спросил Иржи, - открывал граф Понятко?
   - Его светлость сам не открывал. Но он... делал так, чтобы другие люди открыли.
   - А потом ликвидировал исполнителей?
   - Да.
   - Зачем ему нужны были те прорехи?
   Магистр Бенце Тёрёк посмотрел на него как на недоумка:
   - Ректора снять. Университет - денежное место, казна на него выделяет шесть тысяч золотых денариев в год. Просто убить ректора - чревато, у него был компромат на моего сюзерена, если бы это дошло до короля, ему бы не поздоровилось. А так выходило, что прорехи случились по недосмотру ректора, его сняли, а потом его сиятельство дал бы кому надо, и Королевский Совет назначил бы его ректором.
   - И больше причин не было? - стараясь говорить спокойно, уточнил Иржи.
   - Ну и взятки ещё, - пожал плечами магистр Бенце Тёрёк. - Маги, если выбывают до пятого курса, не хотят ехать в провинцию, а остаться магистром при университете - это законная возможность не ехать. Вот они дают взятку ректору, чтобы пристроил их. Если мест нет, ректор тихо убивает кого-нибудь из магистров и освобождает место.
   Иржи сцепил зубы. Вот так - деньги и больше ничего. Только деньги. Только ради денег выпустить в город свору нечисти, уничтожающей на своём пути любого человека. А сколько там десятков или сотен ни в чём не повинных жителей погибнет - это не имеет значения!
   Уехать отсюда, давить в Околье нежить и нечисть с гоблинами, плодить с Энхой детишек, а столичная знать пусть душится и грызёт друг другу глотки из-за лишней горстки золотых денариев!..
   Всё было кончено меньше чем через час. Штатный палач отвёл бледного и трясущегося магистра в подземелье, там отточенным движением обезглавил его, обезобразил огнём лицо, пришил голову к телу, завернул в саван, написал, что это Кижек-портной и кинул в угол на пол, чтобы утром похоронить.
   Пан Отокар принёс два жбана пива, разлил всем по кружкам, и следователи молча выпили. Имя мага, изготавливавшего щуркинские артефакты, они так и не узнали. Радовало, конечно, что этого не узнал и дворец, но теперь то, кто следующий будет приобретать щуркинские артефакты у неведомого окольского мага, было лишь вопросом времени. Рано или поздно он найдёт очередного покупателя, и когда ещё тот покупатель проколется и о нём станет известно Сыскному приказу? И дворцу...
   Граф Понятко был уверен, что артефакты изготавливает его бывший однокурсник, исключённый за неперспективностью. После первого курса в тот год было исключено за неперспективностью двадцать человек. Откинуть шесть девушек - магистр Бенце Тёрёк, да и пан Врочица ранее уверенно говорили о мужчине. Остаётся четырнадцать. Из них из Околья был только один. Божек из Злинки.
   Мог ли он, человек, который мог захватывать только самую мелкодисперсную магию, суметь изготовить на ней артефакты так, чтобы они действовали мощно, долго и при этом незаметно?
   Или всё же он только посыльный, но по какой-то причине называет магом себя? Но почему тогда граф Понятко был уверен, что именно он маг?
   Божека надо найти, и если он действительно тот, кто изготавливает щуркинские артефакты, уничтожить, пока его секрет не стал известен многим.
   Только где его искать?
   - Значит, так, панове, - пан Геза пригладил пышные седые усы. - Нам известно, что Божек покинул Вирейку тридцать первого сушеца, и известно, что граф Понятко получил последнюю партию щуркинских артефактов семнадцатого кветеня. Разбредаемся, хлопцы, по всей Мораве и проверяем постоялые дворы. Все. По всем дорогам, по которым он мог ехать. Мы ранее проверяли, но только на одном отрезке дороги. А сейчас проверим все. Может быть, хоть где-то он засветился...
  
   И Божек в самом деле засветился. Не на Центральном тракте, которым быстрее и удобнее всего двигаться из Околья или Магьяры к столице, а западными дорогами, порой тропами, причём шёл не по прямой, а словно петляя. Бывало, на двух постоялых дворах разделённых двумя вёрстами, он ночевал с разницей в три дня, а бывало, за сутки покрывал почти пятьдесят вёрст. Бывало, в течение нескольких дней он нигде не обозначился, а потом вдруг обнаруживался на постоялом дворе где-то совсем в стороне от основной дороги. Что его заставляло так ходить - оставалось только догадываться. Может, не знал тамошних дорог и плутал, может, никуда не спешил, может, свои дела у него были. Пятнадцатого кветеня он заночевал в десяти вёрстах от столицы. Проверка постоялых дворов Велеграда не дала ничего - имени Божека в книгах постояльцев нигде не числилось. Зато пан Отокар случайно обнаружил его имя на постоялых дворах на северном берегу Салашки: три раза, двадцатого и двадцать пятого кветеня и четвёрного травеня он там ночевал. И больше данных о нём не нашли.
   - То есть, - подытожил пан Геза, сверив все выписки, - к столице он прибыл пятнадцатого кветеня. Семнадцатого кветеня граф Понятко получил партию щуркинских артефактов. До прорехи в университете Божек обитает в окрестностях столицы, после прорехи данных о нём нет.
   Зачем он ждал прорехи? Тоже участвовал как-нибудь? Магистр Бенце Тёрёк этого не упомянул, а напрямую его не спросили. И уже не спросишь. Но то, что к дате передачи артефактов он как раз появился в столице, говорило за то, что передал их именно он.
   И почему он исчез после прорехи? Погиб? Или просто ушёл и не ночевал на постоялых дворах.
   - В кортеже графа Понятко, - уточнил пан Геза, - который уничтожили дворцовые, Божека не было?
   - Мы морды не рассматривали, - не без досады признался Иржи. - Среди тех что бросились в глаза, его не было, а кто лежал мордами вниз - не ворочали.
   - Среди трупов, что после прорехи сносили на Верхний рынок, были те, кого никто не опознал и не забрал?
   - Три, - вспомнил Шимек. - Но все три женщины.
   Итак, Божек до четвёртого травеня обитает в окрестностях столицы, а после о нём ничего не известно. Погиб ли, ушёл ли - демон его знает.
   Если он, вопреки здравому смыслу, и есть тот самый маг, который изготавливает щуркинские артефакты, то лучше ему быть мёртвому. Если же он только посыльный - он может вывести на мага.
   Подождать какое-то время, а потом опять взяться прочёсывать постоялые дворы? Так себе удовольствие, но что поделаешь...
  
   Глава 39. Энха. В Околье
  
   Нечисть пёрла на Околье. Не так чтобы совсем массово - всё же и амулет Шу, и шлем Гереха, и диадема Сехмет, и акерау, и четвёрка сетехов своё дело делали, прореживали нечисть, но и не полностью, часть тварей прорывалась. Днями они сжималась до размеров сливы, втискивались в малейшие щели и пережидали в них светлое время, а с наступлением вечера разворачивались в саженных тварей и шли, чуя отдалённый человеческий ментал. Человек проходил расстояние от Маяка до Вселово или Сопвишек за день, нечисти на это могло потребоваться и полмесяца. Но она всё равно доходила...
   А ещё оживилась прореха на Невежьей пустоши между владениями баронов Вито и Благомила. Больше не стала, но с приходом весны нечисть оттуда повалила куда как активнее. То же самое наблюдалось и в болотах южнее Городища.
   Для прорехи на Невежьей пустоши Энха вырезала акерау - его одного было достаточно - а вот для прорехи на Маяке пришлось думать. Сетехи там выдыхались за месяц, хотя действовали эффективно, ничего не скажешь, нечисть убивали десятками за ночь. Она вырезала жезл Мефдет, но оказалось, что он, с совершенно другими рунами, действует аналогично сетехам. Потом Вито попросил её ещё раз сделать амулет Шу - тот самый, которого нечисть панически боялась и обходила прямо в пропасть - в одном месте на Маяке было эффективнее установить именно его. Однако возникла проблема, где добыть самшит - в Околье аристократы разведением оранжерей с редкими породами растений не баловались, в диком виде он не рос, а менять на какую-нибудь другую породу дерева - сработает ли?
   Энха и Вито полазили по сказаниям и справочникам эльфийских древностей и присмотрели посох Хеха, который, судя и по рунам, и по тому, как он использовался в сказаниях, действовал примерно так же, как и амулет Шу - то есть создавал магическую пустоту. Для его изготовления требовалась акация - она была нечастым растением окольских лесов, но всё же встречалась.
   Ближайшие заросли акации обнаружились на окраине Невежьей пустоши. Энха, порядком оцарапавшись, вырубила подходящий по размеру ствол, очистила его от коры, придала форму, близкую к жезлу, чтобы потом меньше резать, уселась тут же на траву и принялась спирально наполнять его магией.
   Превратить заготовку в нерех-камень получилось без особых проблем: пульсировать магией требовалось на каждое третье сердцебиение, это было частовато, приходилось делать перерывы, чтобы отдохнуть, но в целом не сложно. А вот когда она взялась вырезать по камню руны, столкнулась с той же проблемой, что и при изготовлении амулета Шу - размягчать нерех-камень приходилось очень плотным потоком магии, настолько, что Энха чувствовала, как ей самой становится тяжело от такой плотности. А к тому же жезл был не в пример больше амулета Шу, так что только на резьбу ушло пять дней с перерывами, и к концу она чувствовала себя так, словно эти пять дней она без сна и отдыха таскала брёвна с просеки и назад. Хорошо хоть, что оживлять его не требовалось, он уже был живой.
   - Сетх, - Вито положил свою узкую ладонь ей на лоб, - не твой бог. Хех и Шу, похоже, ещё более не твои боги.
   - Это изначальные боги, - Энха приняла от служанки чашку горячего сладкого кофе, устало откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. - Жрецы говорят, что их магия была тяжела даже для простых богов.
   А в перерывах, когда она не была занята артефактами, приходили мысли об Иржи. То горькие, что жёны едут за мужьями, а не наоборот, и что у Иржи в столице интересная и хорошо оплачиваемая работа. То вдруг прорывалась отчаянная надежда, когда она вспоминала, что он... хотя бы допускал, что может приехать в Околье. Потом надежда опять сменялась тоской и пустотой, и Энха поспешно бросалась вырезать очередной артефакт, чтобы хоть какое-то время не думать о том, что надеяться... не стоит...
  
   В Драконьих горах светило солнце, цвели редкие первоцветы и мать-и-мачеха, изредка попадавшиеся среди голых скал, везде заливались птицы, а вот на широком курумнике у самого подножия Маяка, где стояла плотная фиолетовая пелена тёмной магии, Энха и Вито обнаружили старое кострище.
   Кому здесь понадобилось разводить костёр? Ладно бы на Маяке рядом с постоялым двором, но у подножия? Ведь чтобы развести здесь огонь, нужно нести с собой дрова с расстояния в дневной переход, потому что здесь нет ни кустарников, ни карлушки, ни даже сухого помёта животных, который можно использовать для топлива.
   Вито присел перед кострищем, потрогал золу. Она была холодной, а не прогоревшие до конца уголья говорили о том, что жгли здесь дрова, а не кизяк. Кроме этого Вито выгреб из золы горстку странных косточек: небольших, по размеру как кошачьих, но непропорционально толстых.
   - Это кости гоблинского детёныша, - озадаченно определил Вито.
   Гоблины нередко убивали своих детёнышей, чтобы съесть, но делали это зимой, когда голодно и нет еды. Но они съедали вместе с костями, а здесь кости на месте. И своих умерших они не хоронили и тем более не сжигали, а тоже съедали.
   - Я читала, - вдруг вспомнила Энха, почувствовав холодок на сердце, - что когда шаманы шаманят на войну, они приносят в жертву своего детёныша.
   Читала она это в библиотечной книге, степень правдивости которой была неизвестна. Но проверить стоило.
   Они посмотрели на солнце, уже клонящееся к западу, на заброшенный форт на перевале, ведущем в Гоблинскую пустошь - он частично был виден в просветах между гор - но было понятно, что за сегодня они дойти туда не успеют.
   - Поднимаемся на Маяк, - подытожил Вито. - На перевал пойдём завтра.
   На Маяке гуляли холодные ветры и местами ещё лежал снег - почерневший и заветренный до состояния камня. С южного склона стекал узенький бурный ручеёк.
   Прореха по-прежнему висела длинной размытостью густого фиолетового цвета над расселиной и руинами на западном склоне, но вроде как не стала ни больше, ни меньше. Повсюду виднелись высохшая слизь, следы пузырей, беловатая пена, куски щупалец, Вито улавливал и затаившуюся нечисть, сжавшуюся до размеров яблока и забившуюся во все щели. Её было несколько меньше, чем прошлый раз.
   Прореха остановилась в росте, нечисти стало меньше, пусть и не намного. Это говорит о том, что эльфийские артефакты если пока и не улучшили ситуацию, то хотя бы не дают ей ухудшаться. А это уже хорошо.
   На вершине они в первую очередь пошли проверять артефакты, установленные там прошлые разы. Диадема Сехмет, закреплённая на крыше постоялого двора, полностью очистила его от тёмной магии. Ещё сажени на две от очищенного места фиолетовая завеса была гораздо светлее, чем в остальных местах. А вот шлем Гереха, водружённый на надломленную колонну, наоборот, словно бы концентрировал вокруг себя тёмную магию. Энха сначала испугалась, что он создаёт её вокруг себя, но, присмотревшись, увидела едва заметные тонкие фиолетовые потоки, тянущиеся со всех сторон к этому шлему.
   - Втягивает в себя тёмную магию, - сделал вывод Вито. - И судя по тому, - он снял шлем, заглянул в него и пощупал магически, - что в нём избытка тёмной магии нет, выдавливает её назад в мир демонов.
   Солнце клонилось к закату, северный ветер становился пронизывающим. Прореха лежала перед ними длинная, узкая, вытянувшаяся вдоль расселины, со всех сторон её окружали руины стен, обвалившиеся здания из фигурных эльфийских блоков. Энха впервые подумала, что, может быть, и формы блоков такие неспроста - может быть, каждый блок при изготовлении напитывали магией, и такая форма лучше держала определённый тип магии...
   У эльфов все города были магическими. Но и это не спасло их расу от гибели...
   Но тогда и прорех было многократно больше. Древние эльфийские сказания и сохранившиеся человеческие летописи рассказывали о том, что прорех тогда было, как деревьев в лесу. И эльфы смогли продержаться двести лет, прежде чем их раса угасла.
   Эльфов было много, а она, Энха, одна. Но тогда и прорех было много, а здесь всего одна. То есть, конечно, не одна, но те, которые на Невежьей пустоши и на болотах поймы Донавы - они пока не представляют такой опасности. Так неужели она ничего не сможет сделать всего с одной прорехой? Тем более что вся природа здесь на стороне людей. Горы, скалы и пропасти убивают часть нечисти. Светлая эльфийская магия, пусть и остаточная, губит ещё часть. Ей, Энхе, остаётся не так уж и много.
   Несколько сетехов и жезл Мефдет погубят ещё часть. Несколько акерау прикроют прореху хотя бы до того уровня, что часть крупной нечисти сквозь неё пролезть не сможет. Диадема Сехмет немного залечит завесу пространства. Шлем Гереха выдавит часть тёмной магии назад в мир демонов. А есть ещё сотни других артефактов, до которых у Энхи ещё не дошли руки. Может, это сдержит не всю нечисть, но её станет намного меньше. И в Околье можно будет жить... не спокойно, нет, о спокойствии здесь вообще можно не мечтать. Но жить так, как раньше - это тоже много стоит...
   Вито тронул её за плечо и показал вниз. Далеко между соседними скалистыми горами виднелась часть тропы, ведущей из Вселово, и на ней можно было рассмотреть одинокого путника.
   Энха и Вито глянули на закатное небо, затем на путника. Чтобы добраться до Маяка, ему нужно будет обогнуть гору. И если идти очень быстро и, где позволяет земля, переходить на бег, то в сумерках он сюда успеет.
   - Пойдём посмотрим амулет Шу, - предложил Вито.
   Он был вставлен в трещину между блоками, и вокруг него не было никакой магии - ни фиолетовой тёмной, ни зелёной светлой. И не было ни травинки. На четыре сажени вокруг него простиралось голое безжизненное пространство.
   Пока стояла зима и лежал снег, этого видно не было. А сейчас вся вершина зеленела молодой травой, а вокруг амулета Шу - как потравой вытравлено.
   Энха посмотрела на посох Хеха в своей руке. На пятно вытравленной земли вокруг амулета Шуха.
   - Они убивают природу? - тяжело спросила она.
   Что она выберет? Убитую на четыре сажени природу и гору мёртвой нежити под обрывом - или живую природу и живую же нечисть?
   Ответ был очевиден.
   - Я думаю, - отозвался Вито, тоже рассматривая мёртвый круг, - амулет Шу не убивает. Растениям помимо солнца, воды и почвы нужна и природная магия - без неё они гибнут. А амулет Шу отталкивает магию от себя. Всю магию. Потому-то нечисть обходит его - потому что не видит, не слышит, не обоняет. Да ей и нечем, в общем-то - она ориентируется только на магию. А амулет Шу и, похоже, посох Хеха убирают от себя всю магию... Представь, сестрёнка, что ты внезапно попадаешь в место, где ты полностью слепнешь, глохнешь и перестаёшь осязать. Видимо, нечисть ощущает нечто подобное, когда оказывается под воздействием амулета Шу. Поэтому и сторонится этого места.
   Энха смотрела, как Вито устанавливает посох Хеха невдалеке от прорехи, понаблюдала, как вокруг него медленно пропадает магия: сначала тёмная, затем и едва заметная светлая. Начало смеркаться, обострившееся чувство пространства уловило вокруг нечисть, ещё сидевшую по всем щелям и не развернувшуюся в саженных тварей.
   Путник уже начал подъём по склону, было видно, что он почти бежал. Холодный северный ветер крепчал, Энха и Вито надели сюрко. А когда они уже шли к постоялому двору, то увидели, что путнику наперерез метнулся ушлёпок. А в следующее мгновение этот ушлёпок полыхнул огнём.
   Энха и Вито насторожились. Мало ли к ним пожаловал тот самый неведомый окольский маг, изготавливавший щуркинские артефакты? Вито сотворил магическую линзу, посмотрел через неё и внезапно усмехнулся - несколько ехидно и удивлённо.
   - Иржи? - с отчаянной надеждой спросила Энха, почувствовав, как заколотилось сердце.
   - Пошли на постоялый двор, - кивнул Вито, рассеивая линзу. - Твой королевский маг доберётся и сам.
   Иржи добежал до постоялого двора уже в густых синих сумерках. Вито втянул его через пролом в полу, Энха заложила проход блоками.
   - Это была хорошая... пробежка, - Иржи, хватая ртом воздух, повалился на холодный каменный пол.
   - Надо было на Крапивнике ночевать, - серьёзно покачал головой Вито.
   - Я боялся разминуться с вами, - он не без труда сел, снял с пояса флягу и сделал несколько глотков. - Я приехал в Крутицу, - он вытер рот тыльной стороной ладони, - сегодня утром. Вчера немного не успел, ночевал в какой-то деревне... Мать вашу, я за ночь десятка два тварей упокоил, и на живую вененку первый раз в жизни посмотрел. Я уже не удивлюсь, если в следующий свой приезд на хаттата снова наткнусь, а то и на легендарного богоглота... Приезжаю в Крутицу - думал, встретят с распростёртыми объятья, а меня обрадовали, что хозяева ранним утром изволили отбыть на Маяк. Вот я и решил, что успею догнать вас. Меня Гонко до слияния Огже и Инны довёл, а потом ткнул пальцем, мол, шуруй туда... Ну я и пошёл... А нечисть тут совсем обнаглела, хочу вам сказать, чихать хотела, что у меня защитный амулет... Гоблины тоже оборзели...
   - Гоблины? - насторожились Энха и Вито.
   Он кивнул:
   - Я с дороги сбился, взял, как потом понял, западнее и вышел на тропу, что из Вселово ведёт. И наткнулся на четверых. И они на меня все четверо и набросились. И отправились к своим богам, или куда там гоблины после смерти идут?
   Вито и Энха тревожно посмотрели друг на друга. Гоблины обычно на мужчину и к тому же мага не нападают - они прекрасно чуют, кто беззащитен, а кто может дать отпор. А здесь набросились на мага?
   Это скорее всего говорит о том, что они попадали в место, где наложились их шаманская магия и тёмная. А это значит, что перед выходом из Гоблинской долины их обработал шаман. А это значит, что это не просто собрался молодняк пограбить людей и полакомиться человечиной, а нечто посерьёзнее. А если ещё вспомнить кострище на курумнике с костями гоблинского детёныша... Не шаманили ли гоблины прямо здесь?
   - Мы завтра идём к Гоблинской пустоши, - Энха вынула из заплечного мешка хлеб с сыром и мясом и подала Вито.
   - Ты какими судьбами-то? - спросил он, поправляя ломоть сыра на хлебе.
   - Да в гости просто решил заглянуть, - признался Иржи, тоже беря у Энхи хлеб с сыром и мясом. - Решил, перебьются пару дней без меня. Твоя ж сестра уехала и даже не попрощалась.
   - Тебя не было, - она посмотрела на него. - Я заходила. А пан Вродек требовал... освободить место.
   Иржи поехал через всё Околье... к ней? Вот просто так взял и приехал? Более того - один пошёл по бездорожью через Драконьи горы?..
   - За ключи от библиотеки, - усмехнулся Иржи, садясь рядом с ней на тюфяк и откусывая кусок хлеба, - спасибо. Правда, теперь они мне без толку, потому что пан Вродек вынужден был взламывать дверь библиотеки, когда его любовница... то есть новая библиотекарь не смогла попасть внутрь. После этого пришлось менять замок.
   Энха ухмыльнулась:
   - И как новая библиотекарь работает?
   - Работает она, - с сарказмом отозвался Иржи, - в постели пана Вродека. В библиотеку я три раза ходил и ни разу её там не застал. Студенты говорят то же самое - в библиотеке её видели только один раз, и она без понятия, где какие книги. Кто-то, кто очень хотел учиться, уже вскрыл дверь и, возможно, снёс несколько книг. За возврат не ручаюсь.
   Энха пожала плечами. Невозврат книг её уже не интересовал. Чем больше не вернут студенты, тем больше проблем будет пану Вродеку и его любовнице.
   Постепенно темнело, вокруг шуршала нечисть, путники сидели на тюфяках и неторопливо жевали свой поздний ужин, а Иржи рассказывал про события в столице. Про графа Понятко, который устроил обе прорехи в университете, про то, как бежал и как погиб. Как ради одного человека был уничтожен кортеж из двадцати человек. И что имени мага, изготавливавшего щуркинские артефакты, они так и не узнали.
   Но граф Понятко оговорился, что их изготовлением занимается его бывший однокурсник, в своё время исключённый после первого курса за неперспективностью. А среди его однокурсников был Божек из Злинки. И за два дня до того, как граф получил последнюю партию щуркинских артефактов, Божек пришёл к столице.
   - Наш Божек делает щуркинские артефакты? - опешил Вито.
   - Думаю, что нет, - признал Иржи, неторопливо прожевав кусок холодного мяса. - Скорее всего, он просто связной, но зачем-то говорит, что маг. Улики против него все косвенные, а к тому же, - он скривился, - ещё никогда ни один маг с малым захватом магии не смог изготовить сильный артефакт. Сила артефакта напрямую зависит от дисперсности.
   Энха не удержалась и посмотрела на Вито, встретившись с ним взглядом. Она могла бы поспорить с этим утверждением, но...
   Нет, когда-нибудь потом. Покажет ему какой-нибудь сетех и посмотрит на его рожу.
   Но всё же... Она, Энха изготавливает эльфийские артефакты, и они очень мелкодисперсные. Но действуют сильно и незаметно. Щуркинские артефакты, Иржи рассказывал, тоже действуют сильно и незаметно. Чем более мелкодисперсный артефакт, тем сложнее заметить его воздействие - это общеизвестно. Но тем и слабее он должен действовать. Но эльфийские артефакты действуют сильно. И щуркинские тоже.
   Может, их изготавливают одним способом? Создать артефакт на лазурите, подавая магию потоком, можно - Энха так делала, её первые светилка и грелка наполнены именно так. Но она на лазуритах вырезала руны физически, а на щуркинских они впечатаны магически. Когда они с Дече готовили взрывалку для Рудинека, она пробовала удерживать руну на потоке и вливать её потоком. Для этого нужен был поток очень большой плотности, с которым работать было тяжело, но тем не менее руна держалась на потоке. За лазурит, правда, не цеплялась, но Энха ещё не все варианты испробовала.
   К тому же если не получается у Энхи, это не значит, что не получится у кого-то другого, который смог додуматься до того, чего не додумалась она.
   Мог ли Божек додуматься, как вливать в лазурит руну потоком?
   Мог, почему нет?
   Надо будет, вернувшись в Крутицу, найти время и всё же попробовать вливать руны потоком. В столице у неё это не получилось, надо посмотреть, что можно поменять...
   - Это тот самый артефакт, - внезапно спросил Иржи, чуть сжимая руку Энхи своей рукой, - что ты применила в прорехе в университете?
   Энха не без труда вынырнула из собственных размышлений и не сразу сообразила, что он имеет в виду диадему Сехмет, из-за которой на постоялом дворе не было ни тени тёмной магии.
   - Тот самый, - подтвердила она, бросив взгляд на Вито.
   - Что всё-таки за он?
   - Экспериментальный, - ответил вместо Энхи Вито, правильно истолковав взгляд сестры. - Говорить что-то большее я пока не готов, потому что артефакт не проверен до конца.
   Иржи искоса глянул на него, потом на Энху, но говорить ничего не стал.
  
   Путь к Гоблинской пустоши проходил по узкой и относительно ровной долине без ущелий и непреодолимых скал, и до заброшенного форта на перевале путники добрались поздним утром, когда солнце уже стояло высоко. Массивный каменный форт с рухнувшей башней и частично обвалившейся восточной стеной никаких ненужных сюрпризов не преподнёс: во внутреннем дворе виднелись следы старых кострищ, которые жгли, похоже, ещё до зимы, валялись кости горных козлов и баранов, нашлись и обглоданные кости гоблинов - но это были обычные находки. А вот когда путники начали подъём на гору, что возвышалась на восток от форта, то даже не добравшись до Северного Балкона - выступа, с которого в хорошую погоду можно было увидеть всю Гоблинскую пустошь на сотню вёрст - Энха и Вито заметили перемены.
   Даже со склона, там, где относительно пологий подъём сменялся скалами, уже можно было рассмотреть, что таборы, обычно стоявшие в нескольких вёрстах друг от друга, сейчас располагаются компактными группами. Когда путники забрались ещё выше, то с помощью магических линз определили, что таборы стоят кланами, но кланов, которых всегда было восемь, сейчас насчитывалось только семь.
   - Всё плохо? - уточнил Иржи, глядя на мрачные лица Вито и Энхи.
   Вито нахмурился, но всё же неопределённо пожал плечами:
   - Сказать однозначно нельзя. Таборы обычно стоят изолированно друг от друга, у каждого своя территория, которую они охраняют. Собираться они могут по нескольким причинам. Во-первых, брачный обмен, когда самок, достигших брачного возраста, передают в другой клан. Во-вторых, делёжка территории. Ну и в-третьих, война: или друг с другом, или против людей.
   - Здесь нет клана Круглого Червя, - заметила Энха. - А это самый миролюбивый клан. Они когда приходят в Околье, редко на людей нападают, только скотину бьют.
   - Поэтому, - кивнул Вито, - скорее всего, здесь вопрос войны. Но когда собирается война, шаманы начинают шаманить, а для этого разводят костры. Сейчас костра ни одного не горит. Но это ещё ничего не значит.
   - Могли, - подтвердила Энха, - ещё дров не насобирать. Гоблины их из Околья приносят.
   Они, страдая от одышки и холода, поднялись на Северный Балкон и определили, что восьмого недостающего клана во всей пустоши нет, и территория, которую он занимал, пуста. Не видно было и больших запасов дров на территориях остальных кланов. Самки и детёныши занимались своими повседневными делами, самцы тоже. Явных признаков того, что они собираются воевать, не было. По крайней мере, пока.
   Вернее, друг с другом пусть воюют, как говорится: баба с воза - коню легче. Перебьют друг друга - людям меньше проблем. Главное, чтобы на людей не пошли.
   - Войтов Вселово и Сопвишек, - Вито поёжился от холода и глянул на солнце, уже клонящееся к западу, - нужно предупредить. Чтобы если вдруг - были наготове.
  
   Энха проводила Иржи до Городища. Выехав из Крутицы по утреннему сумраку, и идя большую часть дороги рысью, они доехали до столицы ещё засветло, когда солнце только коснулось своим краем дальнего леса. Портальная арка из резного песчаника стояла посреди пустоши, обильно цветущей жёлтыми одуванчиками, над головой висело голубое небо, уже начавшее бледнеть, тёплый ветер нёс ароматы леса и трав.
   - В столице что-то творится, - неохотно заговорил Иржи, когда они неторопливо двинулись в сторону портала, приминая высокую сочную траву. - На поверхности вроде тихо, а такое... ощущение, что кто-то что-то мутит.
   - Опять прореха? - поёжилась Энха.
   Он чуть сильнее сжал её руку своей рукой.
   - Я не удивлюсь. Но, знаешь, прореха посреди столицы - не самое худшее. Заперся в доме - и сиди спокойно. Если, конечно, дом не попал в саму прореху... После последней прорехи трупов было гораздо меньше, чем после того, как столица седмицу гуляла, отмечая рождение принца. Знать тогда делила власть: с помощью щуркинских артефактов поднимала людей на то, чтобы громить ремесленников, работающих на конкурентов. А потом, через несколько дней, уже и артефакты были не нужны - от избыточного воздействия начался сдвиг в мозгах, агрессия - и люди уже громили просто так кого попало... Через две седмицы будет годовщина коронации...
   - И тоже гуляния на седмицу? - похолодела Энха, вспомнив, что эта годовщина коронации всегда в начале лета празднуется.
   - Всегда гуляли седмицу, - криво подтвердил Иржи. - И вряд ли король согласится сократить. На гуляниях в честь рождения принца творилось демон знает что, и он не сократил ни на день, а на коронацию и подавно... Хотя, я сейчас подумал, - помолчав, признался он. - Может, дворец был заинтересован в беспорядках и тоже под шумок проворачивал свои делишки.
   Энхе стало неуютно и противно. Ради собственной выгоды попустительствовать тому, чтобы страдали и гибли люди...
   - И если дворец, - закончил Иржи совсем уж угрюмо, - и в этот раз будет заинтересован в беспорядках - а чем больше я думаю над этим, тем больше мне кажется, что он и будет заинтересован - то придётся ожидать примерно того же, что и на прошлых гуляниях. Если не хуже.
   Энха посмотрела вокруг. На тёплое солнце, уже коснувшееся леса, на высокое голубое небо, на цветущие одуванчики, на кромку леса вдалеке. Вспомнила пожарища и грязь столицы после гуляний...
   Здесь люди гибнут от нечисти и гоблинов - а там от собственной алчности...
   Они дошли до портала - рунной арки из песчаника на постаменте, внутри которой светился тусклый сиреневый туман. Вокруг колыхалось под тёплым ветром море жёлтых одуванчиков. Иржи смотрел на эти одуванчики, Энха смотрела на Иржи, на ровно подстриженные тёмные волосы, на гладко выбритое по столичной моде лицо, и внезапно подумала, что ему не идёт бритое лицо. Модно, но... ему не идёт.
   - Тебе не идёт когда ты бритый, - внезапно даже для самой себя сказала она.
   Он повернул к ней голову.
   - Выходи за меня замуж, - предложил он; глаза у него были шальные, словно он тоже говорит это неожиданно для самого себя. - Специально ради тебя отпущу бороду.
   Сердце бухнуло в груди, кровь бросилась в голову. Первым порывом, вбитым в себя годами, было или покачать головой, или проигнорировать. Она даже рефлекторно повернула уже голову к плечу, но усилием воли заставила себя не продолжать движение и сделать вид, что она просто смотрит на одуванчики.
   - Я не смогу жить в столице, - помолчав, ответила она, когда почувствовала, что сможет сказать так, что голос не сорвётся.
   Ей показалось, что его первым порывом было сказать какую-то колкость, он даже открыл рот, но закрыл назад, так ничего и не сказав. Помолчал, тоже посмотрел в сторону на одуванчики, а потом снова повернул к ней голову:
   - Я тоже долго там жить не смогу, - признался он. - Может, будь я каким-нибудь ремесленником, мне было бы там неплохо. Но я за эти три года, что я в сыске, такого насмотрелся... Знаешь, зачем граф Понятко устраивал и первую, и вторую прорехи в университете?
   Она покачала головой.
   - Ради денег. Просто ради того, чтобы занять должность ректора и получать золото из казны... Если бы он, - сцепил зубы Иржи, - делал это для того, чтобы поднять уровень образования магов - потому что сейчас оно паршивое... Когда я учился, - признался он, - я считал, что я всё знаю и умею. А когда пошёл работать в Сыскной приказ, маги, которые учились ещё при старом ректоре, быстро показали мне, что я знаю и умею очень мало. Они знали и умели такое, о чём я не имел и представления. Я за первый год работы выучил столько, сколько не выучил за пять лет в университете. Вот тогда я понял, что то, что маги мрут в провинции - это не потому, что там невыносимо жить, а потому что их паршиво учат...
   Энха смотрела на него и вспоминала, как он радовался, когда она не смогла поступить в университет магии. Тогда она была уверена, что он делает это, чтобы задеть её и в очередной раз дать понять, что она никто по сравнению с ним... А он просто понимал, что там учёба такая, что новоиспечённого мага убьёт первый попавшийся мрой... Сама Энха поняла это гораздо позже...
   - Так вот, - продолжил Иржи. - Если бы граф Понятко хотел стать ректором, чтобы улучшить обучение магов, чтобы они так не мёрли, если бы он заботился... о провинции, или о людях, или... не знаю, но не только о своих шкурных интересах. Я бы его... может, даже поддержал бы. Не оправдал бы его методов, но поддержал бы. Но ему были нужны только деньги, а на магов и провинции он ложил х... плевать хотел!.. И он не один такой. Там вся знать за горсть золотых денариев готова рвать друг другу глотки! На последние гуляния им было выгодно ослабить конкурента - и простые ремесленники были расходным материалом, а обезумевшие толпы - средством!..
   Он некоторое время помолчал.
   - И я чем дальше, - заговорил он уже спокойнее, - тем больше я понимаю, что это не моё. Всю жизнь смотреть на такое блядство... Прости, вырвалось... Всю жизнь трепыхаться в чужом го... грязном белье я не хочу. Мне нравится сыск, мне нравится разгадывать загадки и выводить преступников на чистую воду. Но не смотреть, как люди ради собственной выгоды идут по головам и считают других людей расходным материалом... Я подожду гуляний в честь коронации, посмотрю, чем всё закончится, и... Маги не спешат ехать краевыми в Околье, поэтому меня никто не подрежет.
   Энха задержала дыхание. Иржи сейчас почти что прямым текстом сказал, что приедет сюда краевым магом.
   - Так что, - он снова посмотрел на неё. - В Околье... со мной ты жить сможешь?
   - В Околье смогу, - кивнула она.
   - Вот и договорились, - кивнул он. Посмотрел на одуванчики, а затем неожиданно сгрёб её в охапку...
   Рефлексы, вбитые нечистью, сработали раньше, чем она сообразила, что сейчас они не к месту. Она резко вывернулась, и только в последний момент краем сознания поняла, что сейчас это было не нужно делать. И это спасло Иржи от разбитого носа.
   Они замерли в двух шагах друг от друга. Иржи напряжённо смотрел на неё.
   - Я... У меня само так получилось, - виновато призналась Энха. - Я привыкла так...
   - Я понял, - покивал он с заметным облегчением. - Подходить к тебе нужно медленно и предупреждать заранее. Так вот, предупреждаю: я подхожу.
   Он медленно подошёл и медленно же обнял. А потом медленно наклонился, и Энха почувствовала у себя на губах его губы...
   То ли он сам решил, что одного мгновения на первый раз хватит, то ли побоялся, что у неё сейчас сработает ещё какой-нибудь рефлекс, полезный с нечистью, но не очень желательный сейчас. И поэтому он разорвал поцелуй прежде, чем Энха сообразила, что нужно кусаться...
   И только ещё несколько мгновений спустя до неё дошло, что кусаться как раз было и не нужно...
   - Я вовремя успел, - удовлетворённо констатировал Иржи, правильно оценив её выражение лица. - Ладно, следующий раз тоже предупреждать буду, чтобы без губ не остаться.
   Когда Иржи исчез в портальной арке, и фиолетовый туман за ним снова стал серо-сиреневым, а магические потоки, связывавшие артефакты, потухли, Энха ещё долго стояла, смотрела на арку, на колышущиеся под тёплым ветерком одуванчики, на блекнущее небо над головой. И хотелось смеяться, бежать куда-то по этим одуванчикам, кувыркаться в них и кричать, кричать от переполнявшего её счастья...
  
   Глава 40. Иржи. Новости. Секрет щуркинских артефактов
  
   В столице в последние седмицы травеня все следователи буквально нутром чуяли какие-то подводные течения. Начать с того, что в городе слишком часто начали видеть дворцовых магов. Те, которые обычно не казали носа из дворца, сейчас появлялись тайком, одетые не в красные гербовые сюрко, а в обычные тёмные котты. Иржи и пан Игнац тайком проследили за несколькими из них и увидели, что те зашли в пару магических лавочек и вскоре вышли. А когда Иржи как бы между прочим спросил у лавочников (активировав для пущего доверия щуркинский артефакт), что те паны хотели, то лавочники удивлённо таращили глаза и утверждали, что только что никто не заходил. И только один, оказавшийся магом, не поленился проверить на себе, не было ли оказано на него ментальное воздействие. Определил это воздействие и признался Иржи, что у него забрали щуркинский артефакт, который он купил за целых восемнадцать золотых денариев.
   Потом из колодцев достали два трупа со следами пыток. Обоих опознали как магов, незаконно скрывавшихся в столице и зарабатывавших на жизнь всякими сомнительными делишками. Опрос родственников показал, что оба они одно время работали на дворец и что-то выискивали в столице. Судя по скупым обмолвкам, речь шла о щуркинских артефактах.
   - Дворец изымает щуркинские артефакты, - подытожил как-то пан Отокар, когда одним тёплым вечерком следователи уселись на внутреннем дворике глотнуть пива.
   Потом в двух местах нашли запрятанные взрывалки и огневки. Об одной из закладок донесла уличная шпана, о другой рассказала пану Игнацу его жена, увидевшая, как какой-то мужчина тайком засовывал что-то в простенок между двумя ювелирными мастерскими. О третьей - в квартале золототкачей - сообщил Магический приказ. О каком количестве подобных закладок они ещё не знают, можно было только гадать.
   - Готовятся к празднествам в честь коронации, - буркнул пан Игнац, подставляя пану Отокару кружку и размышляя, куда вывозить семейство: к брату в Приморье или к тестю в Кивейские болота. Что семейство нужно убирать, вопрос даже не стоял.
   Иржи впервые искренне порадовался, что Энхи в Велеграде нет.
   Затем прилюдно казнили семейство столичного виконта. Королевский суд обвинил его в заговоре против короля, однако когда пан Геза правдами-неправдами (и особенно неправдами) добыл дело, сразу стало ясно, что оно шито белыми нитками. Виконта нужно было зачем-то убрать - вот его и казнили по надуманной причине.
   Потом знать и богатые купцы начали вывозить свои семьи в загородные имения под предлогом отдохнуть летом на природе и свежем воздухе. Также усилилась охрана домов и поместий. И можно было это списать на то, что они помнят события последних гуляний и хотят обезопасить семьи, но помимо этого осведомители пана Гезы засекли и нездоровую активность некоторых аристократов и купцов. Постоянно кто-то к кому-то ездил, встречались ночью тайком, один раз следователи перехватили партию огневок, а другой - письмо к кузнецу-оружейнику с требованием в кратчайшие сроки изготовить пять десятков кухонных ножей. Поход по кузнецам показал, что практически все они завалены работой по изготовлению ножей, топоров, тесаков и вертелов.
   - Неужто массово пировать собираются? - изобразил непонимание Безуха и сплюнул: - Паскудство.
   - Что будем делать? - Алоис посмотрел на пана Гезу.
   Тот пригладил пышные седые усы и пессимистично покачал головой:
   - Мы ничего не можем сделать. Будь это заказы на оружие, мы могли бы изъять его. Но ножи и вертела - не оружие. Тайком можем перехватить несколько партий - не более. Я поставил в известность дворец, меня уверили, что разберутся, но предупредили ничего не предпринимать.
   - Паскудство, - согласился Шимек.
   А в один из первых летних дней пани Збигнева прислала Иржи надушенное письмецо с приглашением к себе в поместье на чай и настойчивой просьбой не пренебрегать одинокой старушкой. Иржи принарядился и заявился с букетом тюльпанов. Пани Збигнева при всех разыграла слегка сбрендившую старушку, которой скучно, слуги и внуки ей привычно подыграли - а наедине она отбросила маску и рассказала, что во дворце ходят слухи, что из столицы собираются убрать всех магов.
   - Вот прямо всех? - не поверил Иржи.
   - Вряд ли совсем всех, - пани Збигнева сидела в кресле, положив больную ногу на пуфик, держала в руке чашечку из тонкого фарфора и смотрела серьёзно. - Скорее всего, паны магистры останутся. А вот за всех остальных - и за штаты Сыскного и Магического приказов в том числе - я не ручаюсь. Я не вхожа ни в Королевский Совет, ни в Тайный Совет, но уши у меня не отсохли и слушать я умею. И выводы делать тоже. Королю нужны деньги. И поэтому принято решение... неофициальное... убрать всех магов из столицы. Магические вещи отныне будут изготавливаться во дворце дворцовыми магами. И магические услуги теперь тоже будут оказывать исключительно дворцовые маги.
   Магические вещи стоят недёшево, а магические услуги - и того дороже. Дворец нашёл очень неплохой источник дохода...
   - И какими способами будут убирать из столицы магов? - уточнил Иржи.
   - Думаю, что любыми, - пани Збигнева прямо посмотрела на него. - И отправлять в провинцию, и убивать.
   Убивать уже начали - вспомнить хотя бы трупы магов в колодце...
   Почаёвничав с пани Збигневой, Иржи подумал и направил коня к имению князей Нетвальских. Там он вежливо представился страже и так же вежливо попросил известить о нём его светлость, решив без необходимости не светить медальоном Сыскного приказа. Стража оценила его вполне приличный вид и проводила в приёмную, куда вскоре спустился Горимир, одетый в расшитую золотом котту.
   - Что-то случилось? - он протянул Иржи руку для пожатия.
   - Ещё нет, - признался Иржи, отвечая на рукопожатие. - Но мне нужно прояснить один вопрос. И он, наверно, не к тебе, а к князю. Если он, конечно, посчитает нужным отвечать на него.
   - Я могу узнать, какой вопрос?
   - Появились слухи, - кивнул Иржи, - что из столицы собираются удалить всех магов, причём самыми радикальными методами. И мне... хотелось бы знать, насколько обоснованы эти слухи.
   - Я не лезу в это, - признался Горимир. - Но я могу сказать тебе - да, слухи обоснованы. Урежут штат даже университета.
   Иржи присвистнул. Если собираются проредить даже магистров, которые всегда были неприкосновенны...
   - Идём к отцу, - Горимир развернулся к выходу.
   Иржи последовал за ним. Они поднялись по парадной лестнице из белого мрамора, и Горимир ввёл его в кабинет его высочества князя Нетвальского.
   Кабинет был отделан резным деревом, выглядел достаточно скромно, но за этой скромностью чувствовались богатство и вкус. Его высочество князь Нетвальский был одет в шитый золотом камзол и зауженные по последней дворцовой моде штаны, также расшитые золотом. Иржи и Горимир отдали ему почтительный поклон, и Горимир переадресовал ему вопрос Иржи.
   Его высочество глянул пронзительным взглядом на сына, затем на Иржи, сложил руки на груди и принялся мерить шагами кабинет. Иржи ждал, причём чем дальше, тем яснее становилось то, что дело ещё хуже, чем он предполагал.
   - Иржи, - он наконец остановился напротив него и снова посмотрел своим пронзительным взглядом, - я приносил клятву ничего не говорить об определённых дворцовых делах и я её не нарушу. Я ничего не могу сказать. Но я тебе, - он на мгновение нахмурился, но не отвёл взгляда, - обязан жизнью сына. Поэтому... прими совет. Пока не поздно - уезжай в провинцию провинциальным магом. Сейчас ты сможешь сделать это по своей воле. Но после... некоторых событий ты в лучшем случае поедешь в провинцию по приговору суда. А скорее всего - не поедешь никуда.
   Иржи несколько мгновений смотрел ему прямо в глаза, а затем поклонился.
   - Благодарю, ваше высочество.
   Ему только что прямым текстом сказали, что в столице празднества в честь годовщины коронации он если и переживёт, то не надолго...
  
   В Сыскном приказе Иржи передал и рассказ пани Збигневы, и совет князя Нетвальского. Следователи ответили ему гробовым молчанием. Слышно было, как в ближайшем колодце скрипит журавль.
   - Дворец взялся за дело серьёзно, - пан Геза встал и принялся мерить шагами кабинет. Следователи молча за ним наблюдали. - Коли собираются урезать даже количество магистров, то однозначно урежут и нас, и Магический приказ. И вполне возможно, полностью.
   - Но это же чушь! - недоверчиво воскликнул Алоис. - Оставить столицу без сыскарей?
   - Скорее всего, наберут немагов, как в провинции, - предположил пан Отокар.
   - Но ведь у нас... связи в преступном мире, агенты, осведомители...
   - Дворец это не волнует, - просветила его Велушка, поднявшаяся сюда из лаборатории и не снявшая даже клафт и передник. - Его волнуют золотые денарии, которые, когда в столице не станет магов, потекут во дворец. А то, что преступники начнут чувствовать себя вольготнее - когда это нынешний король беспокоился о простолюдинах?
   Все снова помолчали.
   - Так что, - подал голос пан Игнац, - нам делать ноги из столицы?
   - Советом его высочества князя Нетвальского, - подтвердил пан Геза, - пренебрегать не стоит. Коли он прямым текстом посоветовал ехать в провинцию, значит, он знает, о чём говорит.
   - И как это будет выглядеть, - хмыкнул Шимек, - что весь Сыскной приказ вдруг рванул в провинцию?
   - Дворец прекрасно поймёт, - пан Геза пригладил усы, - что просочилась информация. Но, надеюсь, у него нет цели уничтожить нас физически. Коли его цель - только прибрать к рукам источник дохода, то ему нужно очистить от магов столицу...
   Он замолчал. Всем пришла в голову мысль, что грядущие беспорядки будут направлены в первую очередь против магов. Что уничтожать будут в первую очередь их. А Сыскной приказ после беспорядков можно будет обвинить в том, что они не предотвратили эти беспорядки, или и того хуже - что попустительствовали им, и как итог - всех следователей на плаху. Пан Отокар и пан Игнац как аристократы ещё, может быть, отобьются, а простолюдинам ждать королевской милости не приходится.
   - У нас семь магов, - снова заговорил пан Геза. - Я остаюсь в любом случае, чем бы мне это ни грозило. Макарек уже отработал более тридцати пяти лет...
   - Меня не могут сослать в провинцию, - покачал седеющей головой артефактор. - Но это не значит, что меня не могут убить, раз им не нужны маги в столице.
   - Ты прав, - признал Голова. - Значицца так, панове. Вы все взрослые люди, вам решать. Я отпущу всех, кто захочет, потому что ежели кого не отпущу, боюсь, тот грядущие гуляния не переживёт. Выбор за вами, панове. У вас на размышления... сколько надо, столько и размышляйте, но помните, что до гуляний осталось две седмицы.
   Иржи подумал, что оно и к лучшему. Он поедет в Околье, будет бить нежить и миловаться с Энхой. А столица пусть хоть задавится своими интригами!
  
   Он наведался в Околье за три дня до начала гуляний, и уже переход по миру демонов преподнёс ему неприятный сюрприз. Магических отсветов над Окольем было два, но если отсвет Павко в Городище сиял как обычно, то Крутица светилась так, словно бы там сидел королевский маг!
   Иржи насторожился. Вито был относительно слабым уездным магом, его отсвет должен быть гораздо тусклее... Хотя может статься, что к нему просто наведался в гости какой-нибудь маг...
   В Крутицу Иржи приехал, когда уже начинало смеркаться, и самая голодная нечисть принялась вылезать из своих дневных убежищ и подвывать. Он упокоил сначала чуся, потом мроя, потом, уже проехав въездную браму, подождал, пока вылезет из щели в частоколе яхайка, и покромсал и его.
   На парадном крыльце его встретил управляющий и сообщил, что хозяин уехал днём на Невежью пустошь и пока ещё не вернулся.
   - А хозяйка? - спросил Иржи, чувствуя, что невольно начинает волноваться.
   - Хворает хозяйка, - охотно ответил управляющий. - Вчера уже с жаром ходила, а сегодня совсем слегла.
   Иржи с разочарованием и беспокойством передал конюху коня. Это как можно умудриться заболеть в летнюю теплынь?
   Управляющий отдал приказ служанкам приготовить гостю комнату и нагреть воды помыться, и Иржи поднялся с ним на дозорную башню. Там по центру плоской крыши была установлена огромная металлическая толстостенная чаша, в которой были сложены солома, хворост и тонкие дрова. У парапета стоял немолодой солдат и вглядывался вдаль во всё сгущающиеся сумерки. Когда Иржи и управляющий поднялись на дозорную площадку, он приветствовал их кивком головы и молча указал в сторону гор.
   С башни открывался вид на горы, невысокие и лесистые здесь и становящиеся круче дальше к северу. На западе долина резко сужалась, переходя в неширокий проход между хребтами, и замок стоял на самом сужении, перегораживая выход к городу. По тому проходу шла дорога, упиравшаяся в Невежью пустошь, и примерно на границе пустоши шёл магический бой - в сумерках сполохи заклинаний были видны очень отчётливо. Причём Иржи казалось, что магией сражаются как минимум двое.
   - У пана Вито, - спросил Иржи, - сейчас гостит маг?
   - Нет, - уверенно отозвался управляющий, с тревогой вглядываясь туда.
   Нет? Неужели слишком яркий отсвет над Крутицей говорит всё же о том, что здесь обосновался тот маг, который изготавливает щуркинские артефакты? Или Вито сражается с тем магом?
   Сполохи прекратились, а через некоторое время ветер донёс топот копыт. Чуть позже наблюдатели на башне рассмотрели в сгустившейся темноте на дороге всадника, идущего галопом.
   - Пан барон, - с облегчением признал солдат.
   Когда Иржи спустился вниз, Вито был уже там. Около них толпилось несколько слуг, а на земле лежало тело гоблинихи. Она была выше своих соплеменников и достигала роста взрослого мужчины, в ушах её висели огромные серьги, спускавшиеся ниже плеч, а лицо и руки покрывала криво сделанная боевая раскраска.
   - С гоблинами схлестнулся? - понял Иржи, обмениваясь с Вито рукопожатием.
   Тот мрачно кивнул:
   - С десяток их было. Я потому и задержался, что наткнулся на их следы и пытался выследить. А это шаманка, - он хмуро указал на гоблиниху. - Первый раз вижу, - признался он, - чтобы шаманы покидали свои стойбища.
   - Так может, - с заметным облегчением понял Иржи, - это я её видел?
   И он рассказал, как из мира демонов наблюдал слишком яркий отсвет над Крутицей. Вито некоторое время внимательно смотрел на него своими светлыми глазами, а затем сделал жест следовать за собой и двинулся в сторону замка.
   - Шаманы гоблинов, - покачал Вито головой, - не видны из мира демонов. Только когда они шаманят, это в самом деле можно увидеть, но не так, как отсвет человеческих магов. Их магия видна как серое размытое пятно.
   Иржи нахмурился:
   - И у тебя в гостях сегодня на заре магов не было?
   Вито покачал головой, думая о чём-то своём.
   Точное местоположение второго отсвета определить невозможно. Второй маг мог быть и в замке, и в городке, и в нескольких вёрстах от Крутицы. Но то, что он снова появился, не радовало.
   Пока слуги накрывали стол в малой трапезной, служанка принесла жбан холодного пива и две глиняные кружки, поставила на низкий табурет миску с водой и стопкой чистых льняных салфеток. Слуга вытащил пробку и разлил пиво по кружкам. Хозяин и гость молча выпили.
   Вито о чём-то думал. Иржи не мешал ему, ненавязчиво наблюдал, и ему казалось, что Вито что-то знает, или предполагает - но точно у него какие-то мысли были.
   - Когда точно, - внезапно спросил он, - ты видел отсвет над Крутицей?
   - Сегодня вскоре после восхода солнца.
   Вито покивал своим мыслям, но ничего не сказал. Служанка притащила ставец с дымящейся рыбной полевкой, разлила её по мискам, и Вито сделал ей жест удалиться.
   - Скажи мне вот что, - Вито, не прикоснувшись к полевке, откинулся на спинку стула и глянул на Иржи своими светлыми глазами. - Когда видели третий отсвет над Окольем - не считая сегодняшнего - где именно его наблюдали?
   - Лично я сам видел его на Маяке, в Вирейском уезде и на полпути между Крутицей и Маяком. Из Магического приказа нам доносили, что они тоже иногда видели над Окольем третий отсвет - и примерно в этих же местах.
   - То есть над Крутицей, - уточнил Вито, - его раньше не наблюдали?
   - Если кто и наблюдал, нам не доносили.
   - На Маяке, - чуть кивнул своим мыслям Вито, - тёмный фон из-за того, что там много колдовал тёмный маг. Точка на полпути между Крутицей и Маяком, смею предполагать, - это заброшенная деревня, где мы нашли труп Желды Хойничка. Там тоже колдовал тёмный маг. Вирейский уезд...
   - Хутор Вишвица, - понял его Иржи, - где Желда Хойничек убил семью. Там тоже повышен тёмный фон... Ты предлагаешь поискать повышенный тёмный фон в Крутицком уезде?
   Вито покачал головой:
   - Если я правильно понимаю ситуацию, ты его не найдёшь, а если и найдёшь, то он будет естественного происхождения...
   - Могу ли я узнать, что именно ты понимаешь?
   Вито задумчиво посмотрел на него, затем встал и сделал жест следовать за ним. По дороге перехватил горничную и отправил её к Энхе узнать, можно ли к ней зайти. Горничная присела в реверансе и упорхнула. Вскоре вернулась и доложила, что хозяйка их ждёт. Иржи почувствовал, как возвращается предвкушающее волнение.
   В комнате царил какой-то неясный полусвет, причём источник Иржи не определил. Энха сидела на широкой разобранной кровати, скрестив ноги и завернувшись в одеяло. Волосы были встрёпанными и выглядела она... нет, в любом случае лучше, чем когда она лежала с горячкой осенью. Но видно было, что чувствует она себя неважно.
   Иржи сел рядом и сгрёб её в охапку, щекой почувствовав, что лоб и лицо у неё горят.
   - Как умудрилась? - спросил он, проглотив фразу, что он к ней мчался со всех ног и копыт, а она специально к его приезду нагнала на себя болезнь.
   Энха неопределённо пожала плечами.
   - Расскажи ей, что ты видел, - попросил Вито Иржи, тоже садясь на край кровати.
   Иржи рассказал про слишком яркий магический отсвет над Крутицей, который никак не мог принадлежать одному Вито, а это значит, что в Крутице или где-то недалеко снова появился неведомый маг, потому что Вито утверждает, что это не могла быть гоблинская шаманка.
   - Не могла, - с тревогой подтвердила Энха. - Из мира демонов видна только их магия, когда они шаманят.
   - Гоблинские шаманы, - внезапно с расстановкой произнёс Вито, пристально глядя на сестру, - из мира демонов не видны. Но видна их магия, когда они шаманят. Когда колдует человеческий маг, то из мира демонов видно, что на момент колдовства его отсвет становится ярче. И сегодня на заре над Крутицей магический отсвет был слишком ярким, чтобы принадлежать только мне.
   Вид Энхи отразил недоумение - то, что ей только что сказал Вито, она прекрасно знала и сама. Но Вито продолжал смотреть на неё так, что даже Иржи стало понятно, что она из этих слов должна что-то понять...
   Он почувствовал, как она едва заметно вздрогнула, а недоумение на лице начало сменяться пониманием. Она, широко раскрыв глаза, смотрела на брата, потом повернула голову и глянула на Иржи, словно бы не веря собственным догадкам, а потом опустила глаза в кровать и принялась думать.
   - Это можно проверить, - предложила она.
   - Ты насколько к нам? - спросил Вито у Иржи.
   Вместо ответа Иржи достал из-под котты латунный медальон.
   - Меня Магический приказ вчера утвердил краевым магом Околья, - Энха на этих словах резко повернула к нему лицо, которое отражало недоверие и радость. - И у меня сроку три седмицы, чтобы переехать сюда. Я могу вообще в столицу не возвращаться, но через два дня там начинаются гуляния, и я... хочу посмотреть, что будет.
   - Можно завтра с утра поехать в Городище, - предложила Энха.
   - И что нам даст Городище?
   - Мы с тобой войдём в портал, - объяснил Вито, - и посмотрим, будет ли магический отсвет там, где... я предполагаю. Потому что мне кажется, я знаю, откуда он берётся, твой вопрос насчёт шаманки навёл меня на мысль. Но я хотел бы сначала всё же проверить.
   Иржи прикрыл глаза. С какого бока Вито и Энха приходились друг другу братом и сестрой, он не знал, но они были похожи в том, что не любили болтать попусту. И если говорили, то говорили проверенные вещи. И выпытывать у них сейчас бесполезно.
   Ладно, сутки - или сколько понадобится Энхе выздороветь - он подождёт.
   - А что это за свет? - перевёл он разговор на загадочный полусвет в комнате, источник которого он не мог определить.
   Вито и Энха снова переглянулись, затем Энха кивнула, и Вито взял с резного прикроватного столика маленькую деревянную плошку. В неё был постелен небольшой лоскут ткани, и на ткани лежали два лазурита - один торовидный и один каплевидный. Около этих лазуритов свет становился немного ярче.
   Энха пальцами взяла торовидный лазурит и подала его Иржи:
   - Это похоже на щуркинский артефакт?
   Он с подозрением взял лазурит в руку и прислушался к нему магически. Это была самая простая светилка на основе всего одной руны элевель и на светлой магии, и при этом заполненная не под завязку, словно бы артефакт или уже выдохся, или в него впечатали руну, не накачав магией полностью. Но...
   Но очень чёткий и глубокий рисунок руны на мелкодисперсной магии говорил о том, что этот артефакт создан по аналогии со щуркинскими артефактами.
   - Насколько я могу судить, - он серьёзно глянул на Вито, - да, манера та же. Мелкодисперсная магия - и очень чёткий рисунок руны... Кто это делал?
   - Давай сначала, - предложил Вито, - посмотрим из портала, верна ли моя версия насчёт отсвета. Если окажется, что да, ты узнаешь и о происхождении этого артефакта.
   - Его делал, - не без досады процедил Иржи, - тот самый человек, что делает щуркинские артефакты?
   И Вито, и Энха уверенно покачали головами.
   - Изготовитель этого артефакта, - Вито кивнул на светилку в руке Иржи, - к изготовлению щуркинских артефактов непричастен. За это я ручаюсь.
   Иржи посмотрел на него. Неужели Вито нашёл способ изготовления щуркинских артефактов, над которыми Макарек бился два года и ничего не добился? Или он говорит не про себя? Но других магов в Околье нет...
   - Щуркинские артефакты, - хмуро просветил его Иржи, - способны заставить человека и целую толпу делать то, что им не надо и что они не хотят. Когда мы обнаружили труп Желды Хойничка, мы всем Сыскным приказом радовались, что он умер, и что секрет их изготовления умер вместе с ним. Когда выяснилось, что он не имел отношения к щуркинским артефактам... У нас негласный приказ этого мага убить, чтобы никто больше не смог повторить. Ты не видел, что творилось в столице, когда гуляли по случаю рождения принца. Одного-единственного артефакта было достаточно, чтобы толпа пошла громить мастерские или склады! Сейчас дворец мутит воду, а через два дня грядут гуляния по случаю очередной годовщины коронации. И я уверен, что то, что было на прошлые гуляния, покажется цветочками! А сейчас вдруг оказывается, что магов, способных изготавливать щуркинские артефакты, как минимум двое, а где двое - там и трое, и пятеро!..
   Вито серьёзно кивнул.
   Спать Иржи внаглую пришёл под бочок к Энхе. Закутал её в одно одеяло, сам накрылся другим, и пощупал её горячий лоб, сильно сомневаясь, что завтра она сможет куда-то ехать. Одно радовало - она почти не напряглась, когда он завалился к ней. Хоть что-то хорошее. Потому что два мага, изготавливающие щуркинские артефакты... Ладно если один из этих магов научил другого, а если они додумались самостоятельно? Ведь где додумались двое, найдётся и третий, который тоже додумается. А там и четвёртый - и пошёл этот страшный секрет гулять по всей Мораве. При мысли, что будет, если секрет щуркинских артефактов станет всеобщим достоянием, волосы на голове начинали шевелиться. И пугало не то, что в Мораве начнут возникать прорехи в тех местах, где вздумают колдовать такие маги - нечисть уже казалась едва ли не безобидными зверьками - а то, что люди под воздействием этих артефактов начнут творить невесть что. Жители Щурки два с половиной года назад только от одного артефакта мутили всякую дурь, в столице три месяца назад людьми манипулировали, как хотели. Защитные амулеты постоянно носить не будешь, иначе поймаешь падучую и свихнёшься. Да и не наделаешь защитных артефактов на всю Мораву...
   Не повторится ли Чёрный век, в который погибли эльфы, так любимые Энхой?
  
   Поехали они не на следующий день, а через день, когда у Энхи спал жар, хоть и не полностью. Погода была очень тёплой, но не жаркой, по небу бежали редкие облака. На въезде в одну из придорожных деревень на липе висели два гоблина. У одного из них в зубах торчала разорванная курица, а ко лбу гвоздём была прибита дощечка, на которой кровью было написано: Задавись. Как им охотно рассказали селяне, сегодня ночью к ним заглянули гоблины. Ну, хозяюшки вытащили свои запасы противогоблинской мази, а у кого не было - зелье сварить недолго. Чуть сами не позадыхались. Из пяти гоблинов один ушёл, а четырёх добили и развесили вокруг деревни, чтоб остальным неповадно было.
   - А с гоблинами на пустоши что? - вспомнил Иржи.
   - Я туда больше не ходил, - признался Вито, - но ходили охотники из Вселово и Сопвишек. Пять дней назад мне передали, что заметили кучи хвороста и дров. Это значит, что гоблины собираются воевать, вопрос только против нас или против друг друга.
   Иржи понял, что в придачу к нечисти его ждут и распоясавшиеся гоблины.
   Выехали они на самой заре, кони большую часть времени шли бодрой рысью, и поэтому до Городища добрались, когда солнце ещё стояло довольно высоко. А где-то за час до Городища Энха спешилась у маленькой придорожной божницы Анахиты, сложенной из потемневших от времени брёвен и окружённой старыми липами, и сообщила:
   - Я здесь.
   Вито кивнул и, прежде чем Иржи успел спросить, как это понимать, бросил:
   - Поехали.
   Иржи посмотрел на него, но промолчал и порысил следом.
   А в портале Иржи снова поджидал сюрприз: над Окольем ярко сияло два отсвета: один, принадлежавший Павко, в Городище, а другой недалеко от него на север.
   То есть примерно там, где они оставили Энху...
   То есть, сейчас они видят... Энху? Или что-то, что она делает, если вспомнить намёки Вито? Но остальные лишние магические отсветы над Окольем не могли принадлежать ей, потому что когда их видели, она была в других местах...
   - Что она делала?! - первым делом спросил Иржи, когда они вывалились из портала обратно на поросшую белыми одуванчиками пустошь.
   - Поехали, - кивнул Вито. - Она расскажет... Только, Иржи, - он серьёзно посмотрел на него, - я прошу, чтобы информация, которую ты узнаешь, осталась тайной. И особенно - не светить имя сестры. Если то, что ты узнаешь, поможет тебе в деле щуркинских артефактов, выставь это... как хочешь. Что сам додумался, что прочитал в храмовых книгах, что рассказал некий таинственный незнакомец - но имя Энхи вообще звучать не должно.
   Иржи нахмурился и кивнул.
   Солнце уже заметно клонилось к западу, когда они вернулись к божнице. Энха сидела под одной из лип и грызла травинку, выглядела она снова неважно.
   - Видели, - кивнул Вито в ответ на её вопросительный взгляд.
   Мужчины сели рядом с ней. Иржи ждал. Вито молчал и смотрел на сестру. Энха тоже молчала и задумчиво смотрела в траву, словно не зная, с чего начать.
   - Начни с чего-нибудь, - предложил Иржи. - Если будет не по порядку, я разберусь.
   Энха подняла на него глаза:
   - Сколько существует способов подачи магии? - задала она неожиданный вопрос.
   - Один, - хмыкнул он.
   - Четыре, - поправила она.
   - Три других способа, - возразил Иржи, - поточный, спиральный и какой-то там... лучевой, - вспомнил он, - это эльфийские сказки. Я как-то пробовал подавать магию потоком, и получил мгновенное магическое истощение.
   Вито кивнул:
   - Я тоже пробовал, и у меня истощение наступало не мгновенно. И я предполагаю, что подавать магию потоком могут только люди с низким уровнем захвата магии, то есть не выше уровня первокурсника.
   Губы Энхи чуть дрогнули в усмешке:
   - В эльфийских сказках написана правда, - негромко просветила она его. - Способов подачи магии - четыре. Просто сейчас маги пользуются только одним - импульсным. А я... я попробовала подавать магию потоком - и у меня получилось.
   Иржи недоверчиво смотрел на неё. Она протянула ему вчерашнюю светилку. Он пощупал её магически, чтобы убедиться - магии в ней прибавилось.
   Прибавилось магии, когда в неё уже впечатана руна? Это возможно, но для этого нужна лаборатория и седмица времени!
   - Это делала... ты? - ошеломлённо спросил он, в душе всё же ожидая, что ответ будет отрицательным. Потому что Энха - немаг, а немаг не может создавать артефакты!..
   - Да, я, - ответила она вопреки его ожиданиям. - Вообще, - призналась она, - я делала другие артефакты. Эльфийские. Потому что на лазурите у меня не получалось, вернее, получались, только если руны вырезать физически. А эльфийские артефакты у меня получались. Тот артефакт, который был на мне, когда в университете магистры открыли прореху, был эльфийский. Диадема Сехмет. Это она была на постоялом дворе на Маяке. Если помнишь, на Маяке мы утром ходили смотреть прореху...
   - Там в нескольких местах, - подтвердил Иржи, всё ещё не веря собственным ушам, - были горы мёртвой нечисти.
   - Да, - кивнула она. - Это тоже работали эльфийские артефакты...
   - И тот амулет Анахиты, - вспомнил он, - когда меня ранила навь, делала тоже ты?
   Она кивнула. Он проглотил вопрос, почему тогда она это отрицала.
   - Значит, - он попытался собрать мысли в кучу, - когда... Когда колдует гоблинский шаман, он виден в процессе колдовства. Когда колдует человеческий маг - его отсвет становится ярче. Когда мы с Вито были в портале, ты колдовала... - он вопросительно глянул на неё, она кивнула, - и твой отсвет был виден... Тогда получается... Над Окольем третий отсвет появлялся иногда, и выходит, это мы видели процесс колдовства...
   Значит, маг, изготавливавший щуркинские артефакты, делал это потоком, и потому был виден длительное время, а не одно мгновение. Следователи думали, что это маг королевского уровня иногда снимает амулет-маску, а выходит, никакого амулета-маски не было. Маг обладал низким уровнем захвата магии и, пока не колдовал, попросту был не виден из мира демонов. А начинал колдовать - и начинал светиться.
   Щуркинские артефакты изготавливает... немаг?
   Нет, бред...
   - Когда мы были на Маяке, - продолжила Энха, - ты сказал про Божека, что на него указывает много улик, но он не может быть магом, потому что у него захват магии низкий. Но у меня захват магии ещё меньше, но я делаю эльфийские артефакты. И я подумала, что Божек тоже может изготавливать артефакты, только не эльфийские, а на лазурите. Я ещё в библиотеке пробовала делать артефакты на лазурите, впечатывала руну импульсом, но у меня не получалось, импульс был слишком слабым. И я решила попробовать подавать руну потоком. То есть ложить руну на поток и так вливать. Я сначала пыталась так вливать в накопитель, но руна не цеплялась за лазурит. И только три дня назад я додумалась, что вливать руну нужно в пустой лазурит. И вот, - она показала на светилку, - у меня получилось. И позавчера на заре, когда ты видел слишком яркий отсвет над Крутицей, - это я её делала. И жар - это магическое истощение, потому что делать артефакты на лазурите мне очень тяжело. Эльфийские гораздо проще.
   Иржи потрясённо смотрел то на Энху, то на светилку в своей руке. То, что ему сейчас рассказали, не укладывалось в голове, звучало дико и отдавало сказкой, но он видел, что ему говорят правду. Что Энха, совершенный немаг, которая не смогла даже поступить в университет магии, Энха, начитавшаяся эльфийских сказок, придумала то, что все маги считали чушью!
   И кто-то помимо неё тоже придумал то, что все считали чушью. Кто-то, кто тоже начитался эльфийских сказок? Или кто имел низкий уровень захвата магии и, зная, что есть поточный способ подачи, попробовал его - и у него получилось?
   Или и то, и другое?
   Кто-то, у кого захват магии низкий и к тому же не раскачивается. Кто-то, кто знал, что магию можно подавать потоком. А это можно узнать или из учебников по теории магии, или из эльфийских сказок...
   Маг, изготавливающий щуркинские артефакты, жил в Околье. У него был низкий уровень захвата магии, который не раскачивался. Он знал о том, что магию можно подавать потоком. И когда он вливал магию в лазурит, он становился виден из мира демонов. А третий магический отсвет чаще всего был виден на Маяке, куда обычные люди заглядывают крайне редко.
   Кто часто бывал на Маяке?
   - Божек, - не веря самому себе, выдавил Иржи.
   Однокурсник графа Понятко... Помешательство, очень похожее на магическое... То, что он прибыл в столицу ровно перед тем, как магистры открыли прореху в университете... То, что он мотался по всему Околью, прикрываясь поиском эльфийских артефактов, и не вызывая ни у кого подозрений...
   Больше некому...
   - Я предлагаю, - Вито взглянул на небо; солнце уже скрылось за лесом, - поспешить в Городище. Скоро стемнеет.
   Иржи, всё ещё в прострации, помог Энхе взобраться в седло, сел сам, и они быстро порысили в сторону Городища.
   Божек... Окольский искатель древностей и недомаг, очень хотевший стать магом. Настолько хотевший, что додумался до невероятного, совершил невозможное - и стал магом вопреки всему...
   Только от того, что он стал магом, плохо может стать всей Мораве...
  
   Глава 41. Энха. Гоблины
  
   Утро следующего дня выдалось погожим и солнечным, только Вито с утра был задумчивым и время от времени хмурился своим мыслям. Милена накормила Павко и гостей пшённой кашей с яйцом, и Вито, ничего никому не сказав, ушёл. Вернулся он где-то через час и позвал с собой Энху.
   - Что случилось? - встревожилась она, идя рядом с ним по выложенной брёвнами улице.
   - Мне не нравится пятно около Маяка, - хмурясь, признался он. - Я его увидел ещё вчера, сейчас сходил, посмотрел ещё раз. Оно не похоже на след прорехи. Я позвал тебя, чтобы ты тоже посмотрела.
   Мир демонов встретил их привычной размытостью. Около Маяка разливалось знакомое серое пятно, посреди которого можно рассмотреть и тонкую полосу прорехи. Пятно, обозначавшее тёмную магию, окружало прореху, и Энха сразу не поняла, почему Вито беспокоится. По форме оно было таким, как всегда, по цвету тоже. Однако когда они приблизились к нему, она рассмотрела, что пятно словно бы пульсирует, становясь то чуть темнее, то чуть светлее.
   Что это такое, непонятно. Но раньше этого точно не было...
   До Крутицы крепкие голштины донесли их к вечеру. Поспав всего пару часов, они выехали дальше, едва белёсое солнце осветило вершины гор. У места впадения Инны в Огже они были ещё до полудня, расседлали коней и оставили их пастись на лесном лугу, а сами, перейдя брод, двинулись на север.
   Горы постепенно становились более крутыми и голыми. Сначала исчезли деревья, потом кусты. Затем трава осталась лишь в низинах, а всё остальное покрыли лишайники и мох. Маяк был виден впереди и немного справа, и издалека ничего необычного на нём видно не было, однако когда до него оставался час ходу, Энхе вдруг показалось, что она слышит в той стороне какой-то шум.
   Она остановилась и прислушалась. Нет, тишина, только слышно, как ветер шуршит в камнях. Однако вскоре снова донёсся смутный отдалённый шум. А через полверсты порыв холодного ветра явственно донёс лёгкий гул.
   Вито и Энха тревожно переглянулись.
   Тропа, которой и так не было, пропала окончательно. Они прыгали с камня на камень, перебирались через расселины, карабкались на останцы - и пристально смотрели по сторонам и вперёд. И из-за того, что меньше следили за дорогой, сбились с пути. Это они обнаружили, когда оказались перед вертикальной двухсаженной скалой, которой раньше не видели. Энха влезла Вито на плечи, вогнала в узкую трещину железный крюк с верёвкой, подтянулась на нём и вползла на усыпанный каменной крошкой уступ. Вито влез вслед за ней, забрал крюк и верёвку, и они осмотрелись.
   Перед ними был склон невысокой, но крутой горы, за которой виднелся Маяк - судя по его расположению, они взяли несколько восточнее и, перевалив гору, должны были выйти к его южному склону. И теперь придётся либо обходить Маяк, чтобы выйти к северному склону, или карабкаться по крутому и осыпающемуся южному.
   - Полезли на гору, - предложил Вито. - С неё осмотримся.
   И вот когда они, пыхтя, отдуваясь и периодически останавливаясь передохнуть, добрались до плоской каменистой вершины, они сначала услышали явственный гул, а потом увидели и его источник.
   Далеко внизу у подножия Маяка на курумнике расположились гоблины. Навскидку их было порядка тысячи. Среди них горело шесть костров, и вокруг костров ходили шаманы.
   Энха и Вито почувствовали, как их прошиб ледяной пот.
   Гоблины массово покинули свои стойбища на пустоши! Здесь шесть кланов, нет ни самок, ни детёнышей, а это означает только одно: они готовятся к войне, и к войне против людей! И кроме этого, они колдуют в зоне плотной тёмной магии! Даже отсюда было видно, как от шаманов в фиолетовом мареве отходят серые плети шаманской магии. Там, где эти плети соприкасались с землёй, та взрывалась мелкими фонтанами камней.
   Шаманская магия делает гоблинов более сильными и ловкими и многократно подстёгивает заживление ран. А наложение шаманской и тёмной магий приводит гоблинов к безумию. Это значит, что на Околье сейчас двинется тысяча тварей, у которых лишь одна цель - уничтожать всё живое на своём пути!
   Шаманы перед походами шаманят три дня. Раз земля уже взрывается, значит, процесс шаманства подходит к концу. А значит, завтра орда обезумевших гоблинов двинется на Околье!
   - Что делать? - спросила Энха, чувствуя накатывающее отчаяние. Солдат в Околье нет, военных гарнизонов тоже, городские и замковые стражники обучены приёмам боя против малочисленных групп тварей, а не против целой армии. Писать королю бесполезно. Даже если случится чудо и он пришлёт солдат, то чтобы собрать их понадобится не день и не два. И пока они дойдут до Околья - может и месяц пройти. А гоблины снимутся с лагеря уже завтра. И противостоять такой орде гоблинов - как?!
   И Иржи, который сейчас так нужен, нет...
   - Вселово, Сопвишки и Крутица предупреждены, - глухо отозвался Вито. - До них гоблины будут идти двое суток. До Крутицы - трое...
   Они посмотрели на солнце, потом назад, откуда они пришли. Солнце уже клонилось к западу. Рискнуть и пойти сейчас назад в надежде, что до темноты успеют добраться до эльфийских развалин на Крапивнике? Опередить гоблинов хотя бы на сутки, чтобы селяне успели попрятаться за городскими или замковыми стенами...
   Они встретились взглядами, потом снова посмотрели на скалы, курумники и разломы позади себя, потом на солнце, уже клонившееся к западу. А затем, не сговариваясь, вознесли молитву Анахите, моля даровать удачу, и помчались, скользя на осыпающемся склоне, назад.
  
   До слияния Инны и Огже они, задыхаясь от бега, разодрав колени, локти и ладони, домчались, когда ещё не совсем стемнело, хотя солнце уже скрылось за горами. Перешли вброд, не озаботившись даже разуться и снять штаны. Подозвали своих коней, наспех заседлали их и погнали к Крапивнику, рискуя в полусумраке переломать им ноги на неровной земле. До подножия Крапивника добрались уже в темноте, когда над лесом показалась почти полная луна, вокруг вовсю шуршала нечисть, и чутьё пространства выло, что вокруг её очень много. Сдёрнули с коней сёдла, бросили их как попало под ближайший куст и, цепляясь за высокую траву, из последних сил принялись карабкаться на гору. Вито упокоил двух мроев, попавшихся им по дороге, Энха порезала самавку. Они, задыхаясь, промчались по террасам, нашли накренённую башню, служившую постоялым двором, пролезли в лаз, забаррикадировались и повалились на холодный пол, ловя ртом воздух.
   Руки и ноги тряслись от усталости, зубы ныли, в горле и носу пересохло, в правом боку кололо. Болели разбитые колени и локти и разодранные ладони.
   А перед глазами стояли сотни гоблинов, расположившиеся у подножия Маяка. Которые через два дня будут у стен Вселово или Сопвишек.
   И Иржи нет. Ему даже письмо не напишешь, потому что некуда - официально в столице его уже нет. Он обещал приехать, когда гуляния кончатся, но это будет через седмицу. За это время гоблины наводнят весь север Околья...
   - Завтра, - отдышавшись, Вито сел на холодном каменном полу, - я поскачу во Вселово, оттуда пошлю ворона в Крутицу. Ты скачи в Сопвишки, предупреди там.
   Энха тоже села и кивнула.
   - Что делать потом? - спросила она.
   - Не знаю, сестрёнка, - честно ответил Вито. - Смотри сама... А артефактов против гоблинов у эльфов не было?
   Энха попыталась вспомнить, но вынуждена была покачать головой. Против них эльфы сражались обычным оружием. Может быть, потому что по сравнению с ордами нечисти гоблины тогда не представляли особой угрозы...
  
   Утром Вито и Энха, не выспавшиеся в предыдущую ночь и вымотанные за день, проснулись, когда солнце уже было высоко. На ходу сжевав по ломтю хлеба с сыром, они спустились вниз, заседлали коней, напоследок обнялись и разъехались в разные стороны: Вито на запад во Вселово, Энха, пересёкши по неширокому мосту Огже, на северо-восток в Сопвишки.
   Узкая дорога вилась среди невысоких, поросшим тёмным еловым лесом гор, то подходя к самой Огже, то отодвигаясь от неё. Энха ехала рысью, время от времени переводила коня в галоп. Постепенно невысокие лесистые горы перешли в холмистое плоскогорье, лесов стало меньше, лиственные породы исчезли, остались только ёлки да сосны, и лишь кое-где встречались одиночные берёзы. После полудня среди леса стали попадаться деревни и хутора; в каждом поселении Энха торопливо рассказывала о гоблинах около Маяка и скакала дальше.
   Когда солнце стало клониться к западу, впереди с высокого пригорка показался замок пана Матиаса, барона Сопвишского. Слева внизу виднелась Огже, течение которой здесь было быстрым, а ширина не превышала и пяти саженей. За Огже простиралось травянистое холмистое нагорье, вдалеке переходящее в скалистые бесплодные горы. С которых завтра могут прийти гоблины...
   Пан Матиас - крепкий и бодрый семидесятилетний старик - встретил её с распростёртыми объятьями. Радостно выслушал её сбивчивый рассказ о гоблинах около Маяка, вызвал десяток слуг, велел Энхе повторить рассказ, затем приказал им седлаться и скакать во все окрестные деревни предупредить жителей, а сам счастливо повёл гостью ко вторым воротам замка, которые выходили в сторону реки. Там Энха увидела десяток мужчин, вооружённых кирками и лопатами, которые на заднем дворе копали яму у самых ворот. В глубину яма уже достигала трёх саженей, в длину и ширину - около двух. С внешней стороны стен Энха рассмотрела ещё несколько замаскированных волчьих ям, а от моста через реку к самим воротам замка шли два вала, утыканные сверху частоколом. Всё это было сделано так, чтобы у гоблинов было меньше возможностей, перейдя реку, разбрестись по окрестностям. Разбредутся, конечно - частоколы и валы были возведены наспех, насколько хватало времени и рабочих рук, и перелезть через них или повалить было несложно - но хоть кого-то из тварей они задержат.
   - И девок с детишками на этой стороне ямы поставить, - счастливо добавил пан Матиас.
   Энха кивнула. Та самая схема, которую она хотела устроить на Маяке: установить на скалах манок, на который бы шла нечисть, вылезши из прорехи - и падала бы в пропасть. Только там расстояние такое, что манок не добьёт...
   Она съездила в Сопвишки, отстоящие от замка пана Матиаса на пять вёрст, предупредила о гоблинах там, немного понаблюдала, как забегали люди и как поскакали во все стороны вестовые предупредить окрестных селян, а затем вернулась в замок пана Матиаса, куда уже начали прибывать первые селянские семьи. Делать было нечего, и она пошла в библиотеку. Нашла там Сказания эльфов, написанные от руки лет сто назад, и полистала их, вчитываясь в те места, где речь шла о гоблинах.
   Против них эльфы ничего специфического не применяли. Взрывалки, огневки, руны пустоты - видимо, они отталкивали шаманскую магию, и гоблины становились более уязвимы. Жезлы Изис маскировали ментал. А всё остальное - просто оружие. На одной из картинок, перерисованной с какого-то оригинального эльфийского рисунка, даже были изображены Усир и Инпу, сражающиеся против гоблинов секирами на длинных рукоятях. На лезвиях секир даже просматривалась цепочка рун.
   Только вот...
   Только вот магия-то за железо не берётся... Ладно, хорошо, можно допустить, что это сейчас маги не умеют вливать магию в железо, а эльфы умели. А сама Энха попробовать пока что не добралась. Но эльфы металлов не знали, все их орудия были каменными, из того же нерех-камня.
   А если... А если секира - это артефакт? Только как он сделан: сначала вырезан из дерева, потом превращён в камень, или наоборот? И какое дерево нужно?
   Энха пошла на задний двор, выбрала из поленницы подходящий кусок дубового чурбачка, топором стесала лишнее, затем разжилась у замковых ремесленников парой резцов. Вернулась к себе в комнату и принялась, сверяясь с рисунком, выстругивать секиру.
   Магия здесь не помогала, приходилось доверяться собственному чутью пропорций и надеяться, что художник не переврал изначальный рисунок. К тому времени, как на улице окончательно стемнело, у неё в руках уже была деревянная заготовка секиры с цепочками рун по лезвию. Причём руны были неожиданными - логичнее было бы ожидать какие-нибудь огненные или укрепляющие, а по обеим стороны лезвия шли руны пустоты.
   Ладно, - Энха отложила резец, зевнула и размяла пальцы, - попытка не пытка.
   Магия, свёрнутая в спираль, пошла в деревяшку на каждое четвёртое сердцебиение, однако Энха не чувствовала, как обычно, правильности. Хотя и чувства неправильности тоже не было - вообще никаких ощущений не было. К рассвету деревяшка превратилась в нерех-камень и... и опять ничего. Остаточная зелёная магия в нём была, но и только, как-либо оживить секиру не получилось. Энха даже сходила в замковую часовенку, попробовала там, но то ли магия Анахиты не подходила, то ли секира в принципе оживлению не подлежала - демон его знает.
   Энха потёрла усталые глаза и пошла на задний двор поискать подходящее древко. Скорее всего, не получилось, но проверить в бою надо. И поспать, хоть немного.
   Днём селяне продолжили прибывать, а ближе к вечеру прискакал пастух на вороном мерине и сообщил, что вдалеке в горах видны гоблины. Сколько их, сказать невозможно, несколько сотен точно будет. Но тысячи вроде нет. После этого сообщения пан Матиас радостно потёр руки и пошёл выбирать девок среди селянок. Присмотрел шестерых, велел конюху заседлать им коней, а сам повёл их на стену.
   - Там, - радостно провозгласил он, простёрши руку в сторону гор, - гоблины. Надо их встретить, чтобы они ненароком не прошли мимо замка... А то вдруг ещё с дороги собьются. А потому, девоньки дорогие, вам надо наследить, да побольше. Походить босиком по траве-мураве... Пописать... У кого из вас крови сейчас - тряпочку с кровью кинуть на тропу...
   Девушки покраснели до самых ушей и опустили глаза, но послушно закивали.
   Энха поехала с ними. Они рысью преодолели несколько холмов, по которым тянулась узкая тропа, ведущая от Маяка. Холмы постепенно становились выше, трава сменялась мхами, камней стало больше, и лошадей пришлось перевести на шаг. А с очередного пригорка они увидели вдалеке между двух хребтов гоблинов. Их было сотни четыре или около того.
   Находиться вечером посреди открытого нагорья было страшновато, а когда впереди вышедшие на тропу войны гоблины, и подавно хотелось развернуться и сломя голову мчаться под прикрытие стен и крыши. Однако девушки, выполняя приказ барона, спешились, разулись и, ведя на поводу коней, поспешили назад, время от времени, как велел пан барон, присаживаясь прямо на дороге по маленькой нужде. Расстояние между ними и гоблинами сокращалось, а к тому же надвигались сумерки, и натренированное ухо уже улавливало то там, то здесь шорохи и подвывание. Ступни были исколоты острыми камнями и немного кровоточили, девушки нервничали, морщились, но обуваться, а тем более садиться в седло не смели, понимая, что гоблины пойдут по этому кровавому следу, как гончие по следу зверя.
   К Огже они пришли, когда всё вокруг уже накрыли синие сумерки. Их и гоблинов разделяло всего версты две. Девушки перебежали крепкий деревянный мост, так же бегом преодолели сто саженей до замка, и там их перехватили четверо мужчин. Они забрали коней, а девушек стражники на верёвках подняли на стену, чтобы не сбивать след.
   И только оказавшись в безопасности на стене, они с облегчением перевели дух.
   Гоблины, помутившись умом, летели на человечину, не видя ничего вокруг. А за ними бежал шаман. Энха видела, как от него раскинулись во все стороны серые плети магии, которые словно бы держат гоблинов и не пускают в ловушку. Однако то один, то другой срывались с магического захвата и влетали в гостеприимно распахнутую калитку, за которой их поджидала яма, утыканная кольями. Девушки, выполнявшие роль манка, видя их оскаленные пасти и обезумевшие глаза, визжали, но не уходили. Собаки лаяли, коровы в стойлах мычали, овцы блеяли, куры кудахтали, гуси гоготали. Маленькие дети от этой какофонии принялись плакать. Гоблины, яростно рыча, давились около калитки, грызли и царапали своих сородичей, прорывались сквозь неширокий проход - и летели в яму прямо на острые колья. К визгу девок, плачу детей и рёву скотины добавился истошный вой гоблинов, проткнутых кольями.
   А потом шаман рыкнул, от этого рыка встряхнулась земля - и Энха со стены увидела, как серая плеть обхватила гоблина и зашвырнула его на стену, затем второго, и только сейчас она вспомнила про секиру и помчалась за ней.
   Когда она вернулась, на стене валялось уже с десяток гоблинских трупов, ещё примерно с двумя десятками шёл бой. В темноте и в отблесках горящих факелов гоблины рычали и тыкали копьями, стражники перекрыли спуски вниз и отбивались. Один из них уже неподвижно лежал в луже крови, ещё двое торопливо бинтовали раны прямо поверх котт. Один из гоблинов то ли пробился на задний двор, то ли свалился со стены, и на него сейчас наседали селяне с вилами. Энха увидела, как снаружи, подстёгнутый магией, прилетел ещё один гоблин, и, пока он не опомнился, ринулась к нему, размахнулась секирой и изо всех сил рубанула.
   Она почти не почувствовала сопротивления, ей даже показалось, что гоблин успел увернуться, однако в свете факела увидела, что одна его рука обрублена по локоть и из неё, пульсируя, выливается кровь.
   Обычное оружие так не может...
   - Во девка даёт! - воскликнул кто-то сзади.
   - Ну-ка дай сюда! - капитан стражи, оскальзываясь на крови и спотыкаясь о трупы гоблинов, пробрался к ней и буквально выхватил из её рук секиру. Взмахнул раз-другой, примериваясь к весу и балансировке, а затем рыкнул, размахнулся и снёс голову гоблину, как раз появившемуся из-за стены. Снёс так, словно шея у него была сделана из мягкого масла. Среди стражи послышались удивлённые возгласы.
   Впрочем, восхищаться времени не было, шаман закидывал на стену всё новых и новых тварей, некоторые из них пробивались на задний двор. Там селяне уже оттеснили своих девок и баб подальше и кололи гоблинов вилами и секли косами. Девки и бабы визжали, дети орали, гоблины, сорвавшиеся с магического крючка, обезумев, тиснулись в калитку и падали прямо на колья. Яма медленно наполнялась ревущими тварями, насадившимися на колья. Они, не обращая внимания на раны, пытались выбраться, царапали когтями землю и камни, лезли друг другу на головы. Бабы, вооружившись лопатами, цепами и чем придётся, скидывали их назад. Количество живых гоблинов уменьшалось.
   Ещё не пропели даже первые петухи, когда бой начал стихать, а за стеной остался лишь шаман в окружении десятка гоблинов-охранников. В него метали копья и дротики, стреляли из луков и пращей - бесполезно: задержанные магией, они или не долетали до него, или сильно отклонялись в сторону. А когда бой окончательно стих и люди временно перевели дух, шаман заголосил.
   Заголосил вибрирующим голосом и настолько низко, что казалось ещё немного - и звук перестанет быть слышным. От этого голоса мгновенно заныли зубы и закололо в висках, в деревьях поднялся ветер, в реке всплеснулась вода, а серые плети магии застыли неподвижно. А потом шаман резко ударил магическими плетьми по земле - и земля содрогнулась.
   Люди, не удержавшись на ногах, попадали на землю, где-то в горах сошёл камнепад, в окрестных лесах завыли волки.
   - Силён, гад! - капитан придерживался за зубец стены. - Помню, тридцать лет назад тоже к нам шаман наведался, тоже землю тряс.
   - И как с ним справились? - крикнула Энха, лихорадочно пытаясь придумать, что делать.
   - Это около форта было, что на перевале, - капитан вытер рукой окровавленный лоб. - Тогда там ещё гарнизон стоял, а я желторотым новобранцем был. Как справились? У нас взрывалки магические были, причём тогдашний краевой не на лазурите их сделал, а на обычном граните. Было у нас штук пятнадцать каменюк размером в кулак. Ими закидали. Осколки там летели недалеко, но секли исправно. Шаман был в фарш.
   Она взрывалок не наделает, тем более прямо сейчас...
   - А топорик знатный, - похвалил капитан, пытаясь в земной тряске рассмотреть секиру. - Эльфийская, вижу. Только выдыхается. Первых гоблинов резала как масло, а теперь уже чувствуется сопротивление... Эй, хлопцы, - крикнул он стражникам, почувствовал, что землетрясение стихает, - спускайте верёвки! Десять - со мной!
   Капитан с десятком стражников по верёвкам скользнул по стене вниз, туда, где снова начал голосить шаман. Энха увидела, как снова упорядочились плети, но в это время к ним подбежали стражники. Гоблинская охрана, рыча, метнулась к ним, капитан на ходу перерубил руки одному, в кувырке подскочил к шаману и рубанул его секирой.
   На землю упали две половинки шамана. Серые плети магии беспорядочно заметались, натыкались на землю, распадались на куски, вырывали из земли куски дёрна. Гоблины-охранники, разом сорвавшись с магического крючка, какие-то короткие мгновения были дезориентированы, и это позволило стражникам быстро перебить их и не погибнуть от их копий. Только один гоблин, увернувшись от меча, попытался прорваться сквозь частокол, но капитан всадил секиру ему в спину, а один из стражников вогнал меч в шею, перерубив позвонки.
   Бой был окончен.
   Селяне вылили в яму с копошащимися гоблинами несколько кувшинов масла, накидали соломы и бросили факел. Над ямой взвилось пламя, воздух наполнился истошными воплями сжигаемых заживо гоблинов и смрадом горящей плоти. А вокруг стояли стражники и кололи копьями тех, кто пытался вырваться.
   - Тварей десять ушло, - сообщил один из селян, стоявший на тихом участке стены. - Частокол проломили и ушли.
   Десять. А уничтожили сотни две. В Сопвишках, которые были видны со стены, ещё шёл бой, там пылали факелы и можно было слышать крики и рёв. Там тоже сотни две...
   Энха стояла на стене, прислушивалась к далёкому бою и с тревогой думала, что творится сейчас во Вселово и Крутице. Здесь, в Сопвишках, тропы две и мостов два, замок и город стоят прямо за мостами. Река относительно глубокая и быстрая, без моста переправиться можно, но не везде, и нужна сноровка, а гоблины большой воды боятся, а потому пошли прямо на укрепления и западни. Но во Вселово река хоть и имеет ширину порядка семи саженей, но её глубина едва достигает колена, и потому никаких мостов там нет и в помину, люди ходят где им удобно вброд, разувшись и закатав штаны. К тому же на левом берегу Инны селяне пасут овец и коз, косят траву, а потому наслежено там везде. И гоблины могут пойти по любому следу. А уж если они пошли на Крутицу, то пока они дойдут до неё, часть их успеет сорваться с магического крючка шаманов, отколоться от основной массы и рассеяться по всему Околью...
   Остаток ночи с всё утро Энха потратила на то, чтобы наделать амулетов Анахиты. Спешно вырезала, напитывала магией, оживляла - и надевала на самых тяжело раненых. Погибших было пять, один раненый был в таком тяжёлом состоянии, что вряд ли выживет, но остальные, хотелось надеяться, выкарабкаются. За двенадцать часов получилось четыре амулета, а когда со стороны Сопвишек на ратуше прозвонили полдень, Энха почувствовала озноб и поняла, что пора заканчивать, потому как если она попробует сделать ещё один амулет - свалится с горячкой.
   После полудня из города прискакал вестовой и рассказал, что там убили порядка двух сотен гоблинов и шамана с ними. А на вопрос, как убили, вестовой ответил:
   - Маг убил. Каким-то своим заклинанием.
   - Иржи? - Энха почувствовала, как радостно заколотилось сердце. Неужели он приехал раньше, чем обещал?
   Однако ответ вестового разочаровал:
   - Он назвался Мнишек. Наш уездной теперь... Только надолго ли, - без оптимизма махнул рукой он. - Такой... не от мира сего. И неопытный, видно, не то что пан Вито.
   Ну так Вито с самого детства сражался с гоблинами, нечистью и нежитью. А Мнишек, как сын жреца, имел немного дело с нежитью, но гоблинов видит, наверно, второй раз в жизни.
   Надо съездить в Сопвишки, увидеть Мнишека. Только сначала спать...
   Она проспала до вечера. Когда проснулась, уже темнело. Чувствуя себя немногим лучше, она поужинала морковной полевкой с рыбой и пошла искать капитана. Тот обнаружился в казармах и тоже орудовал ложкой.
   - Сколько ты секирой убил гоблинов? - спросила она.
   - Сколько? - усмехнулся он, проглотив кусок рыбины. - Демон его знает, не считал. Около полусотни. Но под конец уже тяжелее было, резала немногим лучше хорошего меча. А поначалу как масло, я и сопротивления не чувствовал. Сегодня я её рассмотрел - лезвие начинает крошиться.
   Пятьдесят ударов. Не так хорошо, как хотелось бы, но она готовилась к тому, что вообще ничего не получится.
   - А скажи ещё... Ты говорил, что тридцать лет назад окольский краевой маг делал взрывалки на граните...
   - Лазурита на всех гоблинов не напасёшься, а гранита в горах хватает. Осколки разлетались не так далеко, как от лазурита, но их было больше и они были острые. Правда, держались взрывалки на граните месяца два всего.
   Энха задумчиво покивала. Пани Збигнева рассказывала, что артефакты можно делать не только на лазурите, а на многих камнях, хоть на подножном булыжнике. Не всякий камень выдержит импульсы магии при накачке, особенно если маг сильный, а кроме этого если на лазурите или содалите магия держится годы, то на обычных камнях - седмицы или в лучшем случае месяцы. Но всё равно артефакт получается пусть слабее и недолговечнее, но рабочий.
   И выходит, что эльфийские артефакты, известные из сказаний, имеют идеальную форму, которая лучше всего держит магию, и сделаны из древесины, лучше всего подходящей для конкретных рун. Но можно создать артефакт любой формы и из любой древесины, как вчера секиру. Он будет недолговечным, быстро выдохнется - но пользу принести успеет.
   Энха чуть не задохнулась от осознания, что эльфийская магия - это не набор пары сотен артефактов, а возможность создавать почти бесконечные формы. Не идеальные, не долговечные, но способные помочь в каждой конкретной ситуации!
   На секиру она потратила ночь, а выдохлась она за час. Да, затраты времени несоизмеримы, но... но иногда и повар готовит какое-нибудь блюдо полдня, чтобы его съели за час. Секира своё дело сделала. А следующий раз она, Энха, сможет придумать что-нибудь ещё!
  
   Утром, когда рассвело и нечисть попряталась по всем щелям, Энха заседлала коня, а вот когда напоследок поднялась на стену глянуть, не видно ли в окрестностях гоблинов, то рассмотрела далеко над горами лёгкое фиолетовое марево.
   Она похолодела. Фиолетовый цвет - это цвет тёмной магии. В той стороне находится Маяк с прорехой, и там же три дня назад шаманили гоблины. Не нашаманили ли они так, что прореха увеличилась? Или не вступила ли гоблинская магия с тёмной в какое-нибудь ненужное взаимодействие?
   На душе стало тревожно. Настолько издалека она тёмную магию не видела. Версты за три до Маяка уже различала, но не за... Сколько отсюда? Вёрст тридцать? Какая же там концентрация тёмной магии, что она видна за тридцать вёрст?!
   Что делать? Идти туда одной, когда там могут быть орды обезумевших гоблинов? Ждать Иржи? Ехать за Вито? Или взять Мнишека? Он ведь маг, сможет отбиться...
   За Мнишеком ближе...
   Городок Сопвишки раскинулся на склоне длинного пологого увала и представлял собой скорее разросшуюся деревню, чем город. В центре его возвышалось с десяток каменных общественных зданий, несколько главных улиц были мощены камнем, а на окраинах петляли узкие грунтовые улочки и теснились обыкновенные мазанки с соломенными крышами. Город был окружён толстой стеной в полторы сажени высотой, сложенной ещё во времена Романской империи, а с одной стороны стена обрушилась и на её месте насыпали вал, увенчанный частоколом.
   По дороге Энхе попалась разорённая деревня: заборы были разломаны, огороды вытоптаны, пегий бык разорван на куски, однако останков людей не было - все успели укрыться в замке. На выгоне за деревней паслись кони и валялся труп гоблина, забитый копытами. У ворот Сопвишек была вырыта волчья яма, в которой ещё дымились сгоревшие останки гоблинов, трое из них были развешаны по окрестным деревьям для устрашения, головы десяти были насажены на колья частокола. Раненых, как выяснилось, здесь четыре десятка, но погибло только двое. В городе было не протолкнуться от подвод, и Энхе понадобилось с полчаса, чтобы добраться до центра города, найти войта и спросить, где Мнишек. А потом пробираться к раненым, потому что ей сказали, что Мнишек лечит раненых.
   Когда она его нашла, он никого не лечил, сидел на траве, привалившись к низкому каменному забору, и дремал.
   - Я, конечно, - с немного потусторонним взглядом признался он, когда Энха села рядом, - знал, что в Околье меня спокойная жизнь не ждёт, но не ожидал, что сразу попаду на войну, - он чуть улыбнулся. - Затраты магии сильные. Я... вот, наверно два десятка убил и почувствовал магическое истощение... Потом понял, что можно проще, что можно делать не полный захват, что можно не полный комплекс рун... Нас этому совершенно не учили. Я, когда это понял, на следующие... десятка три гоблинов потратил сил меньше, чем на первые два. Хорошо, что я шамана выбил первым, иначе последним на него сил бы не хватило...
   - Ты магию видишь? - спросила его Энха.
   - Глазами? - уточнил Мнишек и покачал головой: - Нет, глазами я магию не вижу. Я её... ощущаю.
   - Ты можешь сходить со мной к Маяку? - попросила она. - Там... Я вижу тёмную магию. Но настолько издалека я её никогда не видела. Там два дня назад шаманили гоблины, и я боюсь, что они могли усилить прореху.
   Мнишек подумал и кивнул:
   - Раненых я, кого надо было, уже подлечил, дальше они поправятся сами. Пошли.
   Энха побежала в центр города по лавкам, чтобы купить хлеба, сыра и варёного мяса в дорогу. А вот когда она уже завернула покупки в кусок льняной ткани, уложила в заплечный мешок и пошла назад, то на одной из улиц ей вдруг показалось, что невдалеке около корчмы она увидела Божека.
   Она неуверенно остановилась, разом вспомнив, что Иржи подозревает его в изготовлении щуркинских артефактов. Да и после того, как он привёл все факты, которые указывали на него, Энха тоже вынуждена была признать доводы очень убедительными. И что Божек сделает, когда узнает, что его секрет известен? Убьёт? Раньше Энха считала его не способным на такое, но если он смог изготавливать артефакты, с помощью которых можно управлять людьми, то, наверно, сможет и убить. А к тому же он не в себе... был по крайней мере...
   Энха сделала несколько неуверенных шагов в его сторону.
   А что делать ей? Убить, как хотел сделать Иржи? Но у неё рука не поднимется. Даже если точно будет знать, что это он делал щуркинские артефакты. Лично ей Божек не делал зла, и никому, насколько она знала, он зла не делал. Ну, по крайней мере, специально. И убить просто так человека, которого она знала всю жизнь и который ничего плохого ей не сделал...
   Она поколебалась несколько мгновений, а потом решительно двинулась в его сторону. Он не знает, что она знает, что он причастен к щуркинским артефактам. Можно про них вообще не говорить. А просто спросить... да хотя бы где он был и где живёт сейчас, и посмотреть, насколько он в своём уме.
   Мужчина, похожий на Божека - солнце слепило ей глаза, а потому она не была уверена, что это в самом деле он - повернул голову в её сторону, некоторое время смотрел на неё, а потом как-то поспешно развернулся и скрылся за углом корчмы. Энха перешла на бег, однако когда она добежала до корчмы и заглянула за угол, там никого не было. А искать кого-то в хитросплетении узких и кривых улочек, заросших по обочинам жимолостью, чубушником, сиренью и шиповником - пустое дело.
   Энха постояла посреди улицы, поколебалась, но всё же решила немного пожертвовать временем и побежала разыскивать знакомых. За полчаса она обошла их всех, однако про Божека ничего не выяснила. Все, кто его знал, утверждали, что видели его последний раз месяцы назад.
   Может, это был всё же не Божек? Но почему тогда он так резко сбежал?..
  
   Глава 42. Энха. В горах
  
   Заогжское нагорье было тихим и спокойным. Колыхались под ветром травы, где-то пели птицы, встреченный охотник-разведчик сообщил, что впереди на десять вёрст - никого, а дальше он не заглядывал. Постепенно местность повышалась, трава становилась всё ниже, её место занимали карлушка и лишайники. Горы придвинулись ближе, долина сузилась, и тропа потянулась вверх по течению бурного горного ручейка. Затем отошла от него влево и взобралась на склон невысокой горы. Энха и Мнишек шли быстрым шагом, внимательно глядели вперёд, по сторонам и даже назад, а затем завернули к вершине.
   Она была плоской, каменистой, выветренной; здесь гулял сильный тёплый ветер и открывался относительно хороший вид на горы впереди. Из хорошего было то, что гоблины на пару вёрст окрест не просматривались, а из плохого - что Маяк, видимый из-за пирамидальной горы более чем наполовину, укутывало густое фиолетовое марево.
   Этого точно раньше не было...
   - Ты видишь около Маяка что-нибудь? - подавленно спросила Энха, понимая, что такая концентрация тёмной магии однозначно или породит новую прореху, или увеличит старую. Или наоборот - такое количество магии говорит о том, что там или ещё одна прореха, или старая выросла до ужасающих размеров.
   Мнишек потусторонне смотрел в ту сторону.
   - Видеть - я вижу только гору, - наконец признался он. - Но то, что там очень много тёмной магии, чую даже отсюда. Её намного больше, чем когда мы были здесь прошлый раз.
   Они в тяжёлом молчании вернулись на тропу, обогнули склон, обошли недавний обвал и двинулись краем долины дальше.
   Фиолетовая взвесь в воздухе стала появляться за версту от Маяка, голова отдала болью, так что пришлось надеть защитный амулет Иржи. Верста - это было много, потому что раньше тёмная магия начинала ощущаться за полверсты. А ещё здесь земля взрывалась мелкими фонтанчиками камней. Присмотревшись, Энха разглядела серые, словно бы выцветшие плети шаманской магии, хаотично метавшиеся туда-сюда. И в моменты, когда плети врезались в землю, земля в этом месте взрывалась.
   Тропа свернула из долины в неширокое ущелье, огибавшее гору, а на выходе из него, когда тропа взяла вверх и вывела к подножию Маяка, Энха увидела то, чего боялась больше всего.
   Перед ними лежал курумник - тот самый, на котором четыре дня назад стояли гоблины. Повсюду хаотично метались оборванные серые плети шаманской магии, взрывая землю фонтанами камней, по всей округе валялась слизь и пузыри, оставшиеся от нечисти. А над курумником густой размытой завесой висела большая круглая прореха. Внутри неё можно было даже рассмотреть размытые холмы мира демонов.
   Путники остановились. Энха почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы бессилия и отчаяния.
   Круглая прореха хуже длинной и узкой - через неё нечисти проще пролезать. Концентрация тёмной магии вокруг была такой, что можно было не сомневаться, что прореха будет расти. И рядом нет эльфийских руин, светлая магия которых убивала бы хотя бы часть нечисти...
   И Иржи нет. Как раз тогда, когда он так нужен...
   Вокруг стояла мёртвая тишина, нарушаемая только взрывающимися фонтанчиками камней.
   - Тебе боги ничего не говорят? - прошептала Энха, чувствуя накатывающее отчаяние. Она сможет окружить эту прореху сетехами, чтобы они убивали нечисть, или поставить внутри несколько акерау, чтобы они прикрывали её. Но на это уйдут месяцы. А за эти месяцы прореха разрастётся ещё больше, и нечисти из неё вылезет столько, что тысяча обезумевших гоблинов покажется мелочью.
   Мнишек не ответил. Он потусторонне смотрел на прореху, покачиваясь с пятки на носок, долго молчал, а затем медленно произнёс:
   - Я не могу уловить... Есть способы... Как я понимаю, не закрыть прореху, но свести её последствия к минимуму...
   Энха удержалась, чтобы не разреветься. Что способы есть, она знала. Те же сетехи или акерау. Только пока она их наделает в достаточном количестве, нечисть наводнит Околье.
   Она обошла вокруг прорехи, примерилась к её размерам. Четыре сажени в поперечнике. И скорее всего она ещё будет расти. Можно было бы выстроить вокруг неё стену - местность позволяет. Даже если прореха вырастет до десяти или пятнадцати саженей, её можно окружить стеной и поставить вышки, с которых стража будет отстреливать нечисть. Только кто будет этим заниматься? Наместник? У него столько денег нет, а ждать подарков от короны не приходится. Войты? Территориально Драконьи горы не относятся ни к одному уезду, а потому войты ни Вселово, ни Сопвишек не обязаны тут что-то делать. Бароны? Ни один окольский барон по отдельности не потянет такое строительство, а объединить свои усилия - сумеют ли договориться?..
   Внезапно какое-то смутное чувство заставило её насторожиться. Она подобралась, сжала крепче совню и огляделась, пытаясь понять, что её обеспокоило. Вокруг по-прежнему стояла мёртвая тишина, нарушаемая только постукиваниями камешков о камни, когда шаманская магия соприкасалась с землёй. Мнишек всё так же продолжал потусторонне пялиться на прореху. Энха принялась осматривать горы вокруг, когда опытное ухо на пределе слышимости выделило из постукивания камешков отдалённый рык.
   Уверенности в том, что этот рык принадлежит гоблинам, не было. Но больше здесь рычать некому...
   - Пошли на постоялый двор, - дёрнула Энха Мнишека, напряжённо прислушиваясь. Отдалённый рык повторился.
   Однако до постоялого двора они не дошли: на середине склона, когда Энха, в очередной раз обернувшись, далеко позади увидела гоблинов. Они двигались по тропе, ведущей из Вселово. Навскидку их было около сорока, но не успел Мнишек успокоить её, что с таким количеством он сладит - если они засядут в постоялом дворе и он будет отстреливаться магией из бойниц - как Энха с холодеющим сердцем заметила примерно такую же банду гоблинов и на востоке, немногим севернее сопвишской тропы.
   Восемьдесят гоблинов. Если они почуют людей - а они почуют - то пойдут за ними. А засесть на постоялом дворе... Гоблины - не нечисть, у них разум есть. Они догадаются, что постоялый двор можно разрушить, если кидать в него крупные камни. В нескольких местах там кладка уже расползается и обстрела может не выдержать. А учитывая ещё, что гоблины сейчас усилены шаманской магией...
   Надеяться, что Мнишеку хватит сил расправиться с ними до того, как они доберутся до людей? Потому что из бойниц совней она не достанет...
   Она вопросительно посмотрела на Мнишека. Тот немного постоял с потусторонним видом, а затем покачал головой.
   Пути во Вселово и в Сопвишки, отрезаны. Идти на север к Крапивнику? Солнце ещё довольно высоко, времени, чтобы добежать, хватит. Но там тропы нет, бежать нужно по скалам и расселинам, а к тому же вдруг и там гоблины?
   Энха, отгоняя накатывающую панику, отчаянно пыталась придумать, что делать. Свободной оставалась только дорога на север, к перевалу и заброшенному форту на нём. Но неизвестно, что на перевале...
   Но форт построен из массивных каменных блоков, гоблины их не проломят. И там много помещений, предназначенных именно для того, чтобы в них засесть и обороняться. Если не будет шамана, то даже если на них насядут все шесть сотен обезумевших гоблинов, у них есть шанс отбиться.
   Главное, чтобы гоблины не поджидали их там...
   - Форт, - выдохнула Энха, отчаянно боясь ошибиться.
   Анахита, прошу, пусть там нас не ждут гоблины. Или пусть хотя бы их будет столько, чтобы мы могли их убить...
   - Амени, - кивнул Мнишек, и беглецы поспешили вниз по склону.
  
   Видимо, боги были с ними. По дороге им встретилось всего пять гоблинов, которых Мнишек уничтожил заклинанием каменных шипов, а когда солнце уже скрылось за горами и с заснеженных вершин потянуло холодом, беглецы поднялись на перевал, ведущий на Гоблинскую пустошь.
   Все окрестности форта были усеяны костями гоблинов и животных и следами кострищ, но самих гоблинов не было. Энха выбрала одно из помещений в угловой башне, где была массивная дверь с засовом, чтобы запереться, и три бойницы, чтобы отстреливаться. К самому же помещению вела узкая лестница с крутыми ступенями, по которой за раз мог подняться только один человек, ну или гоблин. Пока окончательно не стемнело и не вылезла нечисть, Энха метнулась к крошечному ручейку, стекавшему невдалеке с гор, набрала во фляги воды и спешно вернулась назад.
   Вечер прошёл спокойно. Нечисти вокруг было немного, Энха и Мнишек съели по куску хлеба с варёным мясом и, завернувшись в плащи, улеглись спать на жидкие кучки старой соломы, сохранившиеся, наверно, ещё с тех времён, когда тут стоял гарнизон. Первая половина ночи тоже прошла спокойно, а когда воздух стал сереть, беглецов разбудил яростный рёв гоблинов на внутреннем дворе форта.
   Энха с колотящимся сердцем вскочила и первым делом проверила, заперт ли засов и подтянуты ли блоки к двери, и только потом осторожно выглянула в бойницу.
   Проснувшееся чувство пространства подсказывало, что гоблины и во дворе, и за стенами, но определить их количество не могла. Мнишек, вбросив поисковое заклинание, неопределённо решил, что около полусотни. Во дворе было видно порядка тридцати.
   Мнишек тоже выглянул в бойницу, прицелился и выпустил каменный шип. Тот проткнул одну тварь в грудь насквозь.
   - В Сопвишках, - немного потусторонне пояснил он, - я пробовал заклинание залпа каменных шипов, чтобы ранить как можно больше тварей...
   - Но они, - поняла его Энха, - очень быстро залечивались. Точнее, их лечила шаманская магия.
   - Да, и рациональнее оказалось бить по одному, но точно насмерть.
   Помещение, которое занимали беглецы, находилось на втором этаже башни. Гоблины внизу неистовствовали, пытались допрыгнуть до бойниц, но тщетно. Некоторые метали копья - два из них влетели в бойницы, остальные стукались снаружи о стены. Из-за копий Мнишеку было сложнее прицеливаться, а к тому же гоблины постоянно двигались, и поэтому к рассвету он уничтожил только семерых. Когда рассвело, гоблины догадались, что кроме бойниц где-то должна быть и дверь, и бросились её искать. Запах следов быстро привёл их к нужной двери, гоблины принялись колотить в неё кулаками, камнями и копьями. К счастью, на узкой лестнице шириной не более аршина это одновременно мог делать только один. Энха рискнула, откинула засов и мгновенно ткнула ближайшего гоблина совней по горлу, а затем поспешно закрыла дверь и задвинула засов.
   Дело двигалось медленно, к полудню счёт убитых гоблинов не достиг и двух десятков. Мнишек, кого мог, бил шипами из бойниц, но большинство гоблинов пыталось добраться до них через лестницу. Дверь временами начинала тревожно потрескивать. Пару раз беглецы рискнули: Энха быстро открывала дверь, Мнишек выпускал на лестницу огонь - настолько сильный, насколько мог - и Энха поспешно захлопывала дверь назад. После этого на какое-то время наступало затишье, гоблины перемещались назад во двор, где Мнишек мог бить их шипами. А потом снова вспоминали про лестницу, и всё повторялось.
   И только к вечеру победа потихоньку начала клониться на сторону людей: по их подсчётам убито уже было порядка сорока гоблинов, а поисковое заклинание показало, что осталось около двадцати. Мнишека уже шатало от усталости, но к тому времени, как стемнело, он сократил поголовье гоблинов ещё на десяток. А вот последний десяток внезапно ушёл в другую часть форта и бой прекратил.
   Наступило затишье.
   - Ложись поспи, - сказала Энха Мнишеку, выуживая из заплечного мешка хлеб с сыром и отдавая ему.
   Он практически проглотил поздний ужин, повалился на солому и мгновенно уснул.
   Энха спать не собиралась, но и её сморил сон, однако посреди ночи её разбудило негромкое порыкивание, вклинившееся в шуршание и подвывание нечисти. Гоблины снова были во дворе под бойницами. К утру Мнишек расправился с ними, попутно уничтожил и яхайку с двумя мроями, убедился поисковым заклинанием, что вокруг чисто, и снова повалился спать.
   Уже светало, и Энха рискнула выбраться наружу. На узкой лестнице удушающее воняло палёной кожей и плотью, она была завалена обожжёнными трупами гоблинов, так что Энхе понадобилось немало времени, чтобы посталкивать их вниз и расчистить себе проход. Сжимая в одной руке совню, в другой фляги, она поспешно метнулась к ручью за водой. Там она посекла самавку, набрала воды бросилась назад.
   А утро, когда окончательно рассвело, показало, что пути к Маяку, нет. Туда вела неширокая долина, хорошо просматривающаяся с перевала, и было прекрасно видно, что там гоблины, сбившиеся в небольшие банды по семь-десять тварей. Всего навскидку их было около полусотни.
   Что делать? Продолжать сидеть здесь и ждать, когда гоблины сами придут, и убить их? У них еды ещё на два дня, а если растянуть, то и на три получится. Это не самый плохой вариант, здесь они в безопасности. Но Энху убивало ничегонеделание. Всех гоблинов убил Мнишек, на её счету всего два или три. И снова сидеть, ничего не делать и только смотреть, как Мнишек расправляется с ними?
   Но если идти, то куда? На юг путь перекрыт гоблинами, на запад или восток отсюда не пройдёшь. А на север - Гоблинская пустошь.
   Но через Гоблинскую пустошь можно обойти Драконьи горы и выйти к Вселово. Когда-то, когда Энха была ещё маленькой, так ходил Божек с отцом, и в памяти сохранился его рассказ, как они спустились на Гоблинскую пустошь, шли почти весь день по самому её краю, а потом ложем пересохшего ручья вышли к верховьям Инны. На дорогу ушло два дня. А запомнился рассказ потому, что Божек говорил, что по дороге им попались развалины эльфийского города.
   Но спускаться на Гоблинскую пустошь... Прямо в логово тварей... И ночевать там - где?
   Положим, с ночёвкой придумать можно. Места там необитаемы, люди не ходят, а потому нечисти быть не должно, а если кто случайно и забрёл - то единично. Но если за ними пойдут гоблины...
   Энха посмотрела через другую бойницу на гору на востоке и Северный балкон. Забраться туда, посмотреть, что на пустоши вообще творится, а потом решать?
   На сам Северный балкон они не стали забираться. Поднялись по склону к линии скал, и оттуда оглядели Гоблинскую пустошь.
   В принципе, затея может себя оправдать. Таборы стоят кланами, но не у самых гор, а примерно в полудне пути. Кланов было семь, через магическую линзу удалось рассмотреть, что там только самки и детёныши, а они обычно не охотятся на людей. Если гоблины, которые сейчас в Драконьих горах, не пойдут за ними, или хотя бы пойдут разрозненными бандами, то у них есть шанс проскочить.
   Если Энха, которая там никогда не ходила, не заблудится...
   - Идём, - немного потусторонне кивнул Мнишек.
   Анахита, укажи путь...
   Беглецы, стараясь прятаться за скалами и валунами, спустились с перевала на пустошь и, прижимаясь к горам, быстрым шагом двинулись на запад. Почва была усеяна камнями, среди них торчала редкая жёсткая трава, склоны гор были совершенно голыми. В полдень они пересекли узенький ручеёк, стекавший с горы и теряющийся в камнях, на его берегу даже прицепилась искорёженная сильными ветрами сосенка высотой в два человеческих роста. Постепенно солнце начинало клониться к западу, пустошь немного повышалась, горы стали чуть менее крутыми. Энха напряжённо вглядывалась вперёд, пытаясь определить, где может быть ручей, на который нужно свернуть, потому что после полудня никаких ручьёв - ни полных, ни пересохших - им не попадалось. А чем ниже клонилось солнце, тем сильнее снедало беспокойство и тем больше внимание переключалось не на ручей, а на то, чтобы присмотреть подходящую расселину или скалу, куда можно будет забиться ночью и где нечисть и гоблины не смогут их достать.
   Подходящее убежище заприметил Мнишек, когда солнце уже наполовину скрылось за горами. Это был небольшой уступ на почти отвесной скале. Беглецы поднялись по осыпающемуся каменистому склону до линии скал, и там, вбив крючья с верёвками в щели и цепляясь за малейшие выступы, вскарабкались на уступ.
   Он был больше, чем казался снизу, в длину составлял шагов десять, а в ширину пять, однако при этом имел небольшой уклон к краю, поэтому приходилось быть осторожным, чтобы ненароком не скатиться вниз. Во всём остальном убежище было идеальным: подобраться быстро было невозможно, и если гоблины попытаются добраться, их много раз успеют снять.
   Энха вогнала в одну из щелей в скале крюк, беглецы привязались и с облегчением уселись, вытянув гудящие от долгой ходьбы ноги. Солнце уже скрылось за горами, его лучи освещали красным светом только самые вершины. Слева возвышались суровые мрачные горы, почти лишённые растительности, справа протянулась Гоблинская пустошь - тёмная и мрачная. Ветер похолодел и усилился, на западе показались тучи.
   Только бы не дождь! Оказаться ночью в горах без крыши над головой и под дождём - удовольствие небольшое, но идти завтра по мокрым скалам - это ноги можно переломать!..
   Энха и Мнишек завернулись в плащи и прижались друг к другу, чтобы не чувствовать себя одинокими и потерянными посреди этих бесконечных гор. Пока было хоть что-то видно, Энха пыталась высмотреть ложе ручья, о котором говорил Божек, но на версту впереди его не было, а дальше заслоняли горы.
   Сон не шёл. На голом уступе под открытым небом тело и голова не могли расслабиться, хотя нечисти здесь не было, и тишину нарушал лишь вой ветра. Энха пыталась не думать о том, что вокруг нет надёжных стен, но не получалось. Потом мысли перескочили на Иржи. Энха гадала, где он сейчас. Гуляния в столице должны были закончиться вчера, и он... Перешёл по порталу вчера? Если да, тогда сейчас он, наверно, в Крутице. А если сегодня, то он ещё в Городище. А гоблины уже в Околье...
   И не случилось бы с ним чего-нибудь. Прошлые гуляния были опасными, даже если не вспоминать навь, которая его ранила. А сейчас должно быть ещё хуже...
   Энха уже начала урывками проваливаться в дрёму, как Мнишек сначала зашевелился, а затем тихо спросил:
   - Ты там что-нибудь видишь?
   Она открыла глаза и приподняла голову. Тучи закрывали небо, не было видно ни зги, но не очень далеко в горах что-то будто бы светилось лёгким желтоватым светом.
   Что это? Это не свет луны - она из-за туч не видна. Отблеск далёкого костра? Не похоже, слишком большой...
   - Может, - неуверенно предположила она, - это эльфийские руины, про которые говорил Божек. На Маяке после солнечного дня они немного светятся, так может, и там тоже так...
   Утро выдалось холодным, но сухим - дождь к счастью так и не пошёл, а тучи уползли дальше на восток. Энха и Мнишек, спавшие урывками, постоянно просыпавшиеся, а потому не выспавшиеся и к тому же подмёрзшие, внимательно осмотрели окрестности, убедились, что гоблинов нет - по крайней мере, поблизости, осторожно слезли с уступа и принялись пробираться в ту сторону, где ночью видели свет. Падь между горами оказалась прорезана глубокими узкими оврагами, и чтобы обойти их, пришлось взять на юг, залезть на гору, усыпанную острой каменной крошкой, и по ней перебраться на другую сторону пади. Там они прошли с версту по довольно ровному узкому плато, на котором кое-где росли трава и карликовая берёза. Гора, от которой ночью исходил свет, постепенно приближалась, и стало ясно, что там действительно был эльфийский город: она была вся террасирована, как и Уасет, и на ней виднелись развалины. А потом плато внезапно кончилось, и Энха и Мнишек оказались на его краю, резко обрывавшемся в долину.
   Долина была широкой, ровной, и по её середине проходила мощёная дорога, почти скрытая под многолетними наносами песка и камней, вокруг виднелись остатки эльфийских строений и местами странные кресты на земле, сложенные из рунных блоков - размерами они доходили до десятков саженей и тоже были частично скрыты под землёй. Дорога вела к террасированной горе, целиком покрытой руинами.
   Сердце сжало горькой тоской. Когда-то это была населённая местность, здесь жили и творили эльфы, строили города и дороги, выращивали на склонах гор чай и виноград. Но пришли люди, научились у эльфов колдовать... Эльфы были истинно светлыми, им тёмная магия была недоступна, а людям она подчинялась. И люди, ещё не ведая последствий, принялись колдовать - много и везде, постоянно делая проколы в мир демонов. И завеса пространства не выдержала, поползла, как ветхая ткань, во многих местах, появились прорехи, из них попёрла нечисть... И пока люди и эльфы разобрались, что стало причиной этого - прорехи покрыли всю землю. Тёмной магии стало в мире столько, что эльфы, носители светлой магии, не смогли её вынести. Они противостояли нечисти, нежити и обезумевшим гоблинам двести лет, они пропитывали светлой магией свои города, они как могли оттягивали смерть своей расы - но не смогли её предотвратить.
   Все сказания эльфов, которые дошли до людей, рассказывали только о начале Чёрного Века. Более поздних сказаний нет - потому что все силы уходили на то, чтобы противостоять нечисти и обезумевшим гоблинам и троллям, и было не до сказаний. Все силы уходили на то, чтобы выжить. И этих сил эльфам не хватило...
   И остались от них лишь руины, где гуляет ветер и медленно заносит их песком и пылью...
   Она посмотрела на Мнишека. Он глядел на руины как зачарованный, и выражение его лица было одухотворённым и совершенно потусторонним. А затем внезапно он повернулся к Энхе и показал рукой вниз.
   - Крест, - глядя как-то сквозь неё, произнёс он. - Нам нужен такой крест.
   - Зачем? - не поняла Энха.
   Вопрос немного вернул его с небес на землю. Он посмотрел вокруг чуть более осознанно, а затем несколько озадаченно пожал плечами и признался:
   - Не знаю.
   Энха тоже пожала плечами, но принялась высматривать спуски в долину. Для этого пришлось пройти по краю обрыва с версту, подобраться почти к самой горе и там съехать с неё вместе с потоком мелких камешков. Оказавшись в долине, путники отыскали один из крестов и принялись счищать с него землю, камни и песок.
   Он оказался сложен из фигурных блоков, покрытых рунами, причём на каждом блоке была лишь одна руна. Мнишек выудил из заплечного мешка блокнот и тонкий угольный карандаш и принялся записывать их последовательность. Затем перерисовал крест, тщательно вырисовывая фигурные стыки между ними, нанёс на них руны...
   - Крест Инпу! - выдохнула Энха, вдруг признав фигуру.
   Инпу, бог с головой леховиши, всегда изображался с этим крестом в руке. В сказаниях он запирал им прорехи, не давая разрастаться. Энха, когда подбирала артефакты для прорех, читала про этот крест, но он мало того что имел очень сложную резьбу, так ещё и не был особо нужен: прореха на Маяке и так не росла. А вот сейчас, когда появилась новая и грозит разрастись до огромных размеров, он более чем необходим.
   - На Маяке, - Мнишек поднял от блокнота затуманенный взгляд, - можно найти блоки с этими рунами?
   - Блоки? - недоумённо переспросила Энха. - Да, можно, там такие есть... Ты хочешь... из блоков сложить такой крест?
   - На этом месте, - Мнишек поднялся на ноги и указал на семисаженный крест на земле, - была прореха. Крест Инпу выкладывали внутри неё, чтобы она не росла.
   - Но... - растерялась Энха. - Но крест Инпу - он... Его небольшим рисуют, Инпу держит его в руке...
   - Возможно, использовали и маленький крест. Но я знаю... Теперь знаю, что около Маяка нужно выложить внутри прорехи такой крест. Он не даст ей расти.
   - Просто выложить?
   - И запустить в нём магию, - он посмотрел внезапно светло. - Ты сможешь это сделать.
   Энха ошеломлённо уставилась на него. Её потрясло не то, что он знает о её умениях - Мнишек нёс в себе дар пророка, и боги могли ему подсказать. Её поразило то, что она только сейчас сообразила, что она ни разу не пыталась заново наполнять магией свои артефакты. Если те же сетехи или акерау выдыхались, она просто вырезала новые.
   Но эльфы в сказаниях этого никогда не делали. И даже если артефакты можно наполнить магией заново, то хватит ли её сил на дорожку из блоков длиной в пять или больше саженей?
   Она покачала головой.
   - Не напитать магией, - понял её Мнишек, - а запустить её. Она там есть... Нерех-камень - его специально так делали, чтобы по нему могла свободно течь магия. Смотри, - он показал ей рисунок, - на концах креста и в его центре - руны тау. Это руна восприятия магии из пространства. Сейчас маги её не используют, потому что при импульсном изготовлении артефактов она не имеет смысла. Но если магия подавалась потоком, то руны тау вбирали магию из пространства. Эльфийские артефакты работают не так, как человеческие. Человеческие используют магию, вбитую в артефакт. Магия в лазурите закончилась - артефакт перестал работать. А эльфийские пропускают через себя магию, которую берут из пространства вокруг. Светлая магия - это магия природы, она есть везде, и поэтому эльфийские артефакты очень долговечные, хотя рано или поздно поток всё же останавливается. Но его можно запустить заново.
   - Но почему тогда в сказаниях эльфы никогда не... перезаряжали свои артефакты?
   - Эльфы перезаряжали их всё время. Они жили магией, как дышали, как... Я не знаю... Как я мету постоянно храм, не дожидаясь, когда там скопятся горы грязи, так и эльфы перезаряжали постоянно свои артефакты, не дожидаясь, когда они разрядятся. Поэтому они и казались вечными. Хотя и с перезарядкой они вечными не были - рано или поздно изнашивался материал.
   - Откуда ты всё это знаешь? - она жадно посмотрела на него.
   Он улыбнулся:
   - В храмовых библиотеках есть сказания, которые... не выносятся на широкую публику. Какие-то из них просто странные и непонятные, и обычному человеку неинтересные. А в каких-то содержатся... знания, пусть и разрозненные и намёками, но если человек их поймёт, он может снова по незнанию или эгоизму ввергнуть мир в Чёрный век.
   Как это уже сделал у Маяка... Божек? Или всё-таки не он?..
   Она посмотрела на рисунок в блокноте, потом на крест на земле. На изготовление артефакта размером в полруки уходило несколько дней. Сколько времени уйдёт на многосаженный крест, сложенный из толстых блоков? Пусть даже Мнишек и говорит, что его нужно не наполнить, а заново запустить то, что там есть...
   Но попробовать нужно. Потому что других идей, как остановить рост прорехи, всё равно нет.
   Значит, им опять надо к Маяку. Но горы здесь бесплодны, а у них еды осталось на день. Её можно растянуть на два, но, скорее всего, эти два дня уйдут на дорогу - Энха представляла только общее направление до Маяка. Или лучше идти на Вселово, и оттуда проверенной тропой - к Маяку? До Вселово она тоже только представляла направление, но там можно запастись едой.
   Внезапно Мнишек тронул её за плечо и указал в сторону неширокого ущелья, впадавшего в долину. Оттуда показался человек.
   Человек? Так далеко в горах?
   Они повернулись в его сторону, напряжённо силясь рассмотреть, кто это, но на таком расстоянии могли лишь определить, что это мужчина. Когда он подошёл чуть ближе, стало видно, что он невысокий, довольно коренастый, темноволосый и темнобородый.
   Невысокий, плотный, темноволосый...
   Энха почувствовала, как тревожно заколотилось сердце. Она расширившимися глазами всматривалась в путника, уже откуда-то чётко зная, кто это.
   Путник остановился на краю долины, какое-то время стоял, глядя на замерших Энху и Мнишека, а затем медленно двинулся к ним.
   Это был Божек.
  
   Глава 43. Иржи. Празднества в честь коронации
  
   В столице шёл первый день гуляний и пока что было тихо. Ну, то есть не тихо, люди плясали на площадях, торговались на ярмарках, смотрели представления, выпивали в корчмах - но беспорядков пока что не было. Иржи, как и было условлено раньше, не стал заходить в Сыскной приказ, а направился в университет, где студенты накануне сдали последний экзамен и прошли проверку на магическом шаре. Студенты - кто заливал горе, потому что не прошёл на следующий курс, а кто отмечал удачу. Мнишека не было. Иржи направился в храм, стоически выстоял службу, подождал, пока Мнишек, помогавший жрецам, освободится, и задал ему вопрос, нет ли в храме книг про магическое помешательство. Тот не удивился вопросу, какое-то время стоял, потусторонне глядя в никуда, затем отозвался:
   - В храме о магическом помешательстве нет - у нас только исторические или богослужебные книги. Но можно сходить в приют для убогих.
   Приют находился за стенами столицы и представлял собой квадратное в плане каменное одноэтажное помещение, обнесённое высокой каменной же стеной и с обширным внутренним двором. На входе сидел одноногий и одноглазый сторож, заросший седой бородой, и клянчил у входящих морковку. Мнишек вытащил из своей холщовой сумки чисто вымытую морковку и подал сторожу.
   - Проходите, - дозволил сторож, вгрызаясь в морковку поразительно белыми и крепкими зубами.
   Внешний двор приюта был истоптан, на куче дров сидел молодой мужчина, тоже заросший бородой, и в котте, надетой задом наперёд. Перед ним стояла доска с шашками. С другой стороны доски сидела мелкая дворняга, которая к изумлению Иржи передвигала шашки, когда приходила её очередь.
   - Собака дрессированная, - улыбнувшись, объяснил Мнишек. - Её специально натаскивали, чтобы она передвигала шашки по диагонали. Бить, конечно, не умеет, и когда шашка Яцека стоит под ударом, показывает, что нужно бить. И Яцек бьёт за неё. И так целыми днями.
   Внутри приюта анфиладой шли комнаты, бедные, но чистые. Вместо кроватей на полу были постелены толстые соломенные матрасы, на одном из них лежала женщина с оплывшим лицом, прикованная за ногу цепью к стене. На других люди сидели и лежали свободно. Пару раз встретились служки, занятые своими делами, в одной из комнат немолодая жрица в серой альбе, чёрном переднике и белом клафте зажала меж коленей тощего мальчика лет шести и кормила его. Мальчик непрерывно пищал и вырывался, но при этом исправно открывал рот.
   Мнишек привёл Иржи в небольшую библиотеку. Стены были чисто выбелены, вдоль них шли потемневшие от времени деревянные стеллажи, уставленные разномастными фолиантами. Иржи засветил магический светлячок, и они с Мнишеком принялись просматривать книги.
   В общих томах про болезни разума ничего о магическом помешательстве не было. Говорилось только, что оно обратимо: мага достаточно изолировать от тёмной магии, и разум к нему вернётся сам - если, конечно, это случается изредка, а не постоянно. А потом Иржи выкопал сшитую вручную брошюрку, аккуратно написанную от руки почти сто лет назад. Неведомый маг-жрец описывал сотни случаев магического помешательства, а в конце - листы там отличались по фактуре и были явно вставлены позже - приводил расчёты времени и силы помешательства.
   Иржи просидел над брошюркой часа два. Прежде всего, он понял, что вариант, что Божек слишком долго контактировал со слабым тёмным артефактом или помогал в лаборатории, где они изготавливались, можно исключить - в таких случаях появляются тики, подёргивание и спазмы мышц, заикание, головные боли, а ничего такого за Божеком не замечали. Также его состояние не характерно для длительного воздействия нечисти или нежити - оно тоже было другим.
   Иржи разобрался в расчётах и попытался подсчитать, при каком уровне захвата маг, перебравший с изготовлением тёмных артефактов, будет сходить с ума на протяжении года. И пришёл к выводу, что с уровнем захвата Божека это невозможно: если он будет создавать артефакт за артефактом с перерывом на магическое восстановление, он свихнётся месяца за два. Если между созданием артефактов допустить промежутки, за которые, однако, не успеет сойти тёмное воздействие, то сходить с ума он будет пять месяцев.
   Год понадобится кому-то примерно уровня Энхи, а то и слабее.
   Говорит ли это о том, что Божек всё же к изготовлению щуркинских артефактов не причастен? Или...
   Или считать надо по-другому? Ведь Божек подавал магию не импульсами, а потоком...
   Что такое поток? Поток, наверно, можно считать вариантом импульсной подачи, когда сами импульсы очень слабые, но подаются друг за другом почти непрерывно. Это как захват магии сравнить с ушатом воды. Сильный маг за раз захватывает и преобразует большой объём магии - как выплёскивает воду из ушата одним махом. Слабый маг захватывает понемногу - как опорожняет ушат по кружке. Поток - это когда ушат выливается по маленькой ложке, но почти непрерывно.
   Иржи прикинул показатели потока. Потом подсчитал, сколько щуркинских артефактов изъяли следователи и о скольких ещё было известно. И подставил всё это в расчёты.
   И получил год.
   Тот самый год, за который Божек сошёл с ума...
  
   Покинув приют для убогих, Иржи завернул в сторону от столицы, нашёл небольшой лесок, через который протекал порядком грязный ручей, поисковым заклинанием убедился, что соглядатаев нет, и принялся за дело. Вынул из кармана котты два флакона, пристроил на пеньке небольшое зеркало, откупорил один флакон и принялся старательно втирать его содержимое в свои тёмные волосы и щетину, которую он специально не брил последнюю седмицу. Закончив, полюбовался на себя в зеркальце, откуда на него смотрел белобрысый тип со светлой щетиной. Подождал, пока шевелюра и щетина высохнут, и откупорил второй флакон. Капнул каплю зелья на палец и втёр её в уголок глаза, потом вторую каплю - в уголок второго. По паре капель втёр в ноздри и щёки, стараясь делать это симметрично. Кожу в тех местах, куда он втирал зелье, неприятно стянуло, а из зеркальца смотрела теперь рожа - вроде и похожая на него, но и какая-то чужая.
   Правда Велушка предупреждала, что изменения внешности продержатся до первой помывки, а потом придётся наносить заново. И помнить, что чесаться тоже нельзя.
   Закончив с изменением внешности, он переоделся в захваченные с собой поношенные рубаху, котту и штаны, подвязался простеньким линялым опояском, в который всунул кошель и флаконы, свою одежду спрятал под кучей валежника и двинулся к столице.
   В первый день народные гуляния были обычными гуляниями: фокусники на площадях демонстрировали фокусы, танцовщицы танцевали, шуты веселили народ, балаганные артисты показывали сценки, торговцы на рынке зазывали покупателей, в толпе шныряли малолетние карманники - в общем, ничего ненужного.
   Только дворцовых магов много. Переодетые в простую одежду - но Иржи уже многих из них знал в лицо, а потому ему не нужны были красные котты с королевским львом, чтобы узнать их.
   Иржи, изображая бесцельно шляющегося и подвыпившего зеваку, тайком понаблюдал за некоторыми из них, но те ничего не делали. Время от времени переходили на другие места, наблюдали за толпами и словно чего-то ждали.
   Сигнала? Подходящей ситуации? Условленного времени?
   А если аккуратно схватить кого-нибудь из них и спросить, что они замышляют? Прихватить незаметно одного из дворцовых магов, затащить куда-нибудь и допросить. А тело... мало ли после гуляний будет тел, которые не подлежат опознанию?..
   Однако Иржи понаблюдал за дворцовыми магами в течение дня и не смог словить момент, когда они окажутся одни или, наоборот, в очень плотной толпе, когда можно незаметно угостить обездвиживающим и утянуть в подворотню. То ли соблюдали правила безопасности, то ли им везло.
   Вечером Иржи, изображая пьяного, с трудом стоящего на ногах, доплёлся до хибары, где его уже ждали пан Отокар и пан Игнац, тоже изменившие внешность и тоже якобы нализавшиеся в дым. Хибара была размером сажень на две, имела утоптанный земляной пол, в стенах, сколоченных из почерневших от времени досок, зияли щели, сквозь крышу можно было видеть небо, а дверью служила грязная дырявая рогожа. В матрасах, хоть их и набили полынью, за пару дней уже завелись клопы.
   Убедившись, что их не подслушивают, пан Отокар, завалившись на пахнувший полынью тюфяк, очень тихо сообщил:
   - В городе восемь дворцовых магов - это только тех, кого я знаю в лицо. Все чего-то ждут.
   Невдалеке слышались похабные песни выпивок, воняло мочой и дешёвым вином. Потом хибара сотряслась, словно бы об неё кто-то споткнулся, и через рогожную дверь ввалился Безуха, выглядевший не хуже подзаборной швали. Вином и солёной рыбой от него несло за сажень.
   - Пусти, курва, - пьяно рыгнул он, заваливаясь через пана Игнаца на тюфяк. - Что копыта разложил!..
   И шёпотом сообщил:
   - Голова передаёт, завтра начнётся. В городе двенадцать дворцовых. У всех защитные амулеты и щуркинские артефакты.
   Ничего хорошего ждать не приходится...
  
   Второй день начался с того, что взорвалось поместье маркиза Овица. Иржи, затесавшись в толпу зевак, сбежавшихся поглазеть на пожар, оценил масштаб разрушений. Если считать, что взрывалки создавались королевским магом, то их было не меньше семи, и заложены они были под несущую стену, которая и обрушилась.
   И тут он почувствовал, что толпа зашевелилась и заволновалась. Он повертел головой. Какой-то бритый мужик зазывал толпу идти грабить поместье.
   - Там всё то, что они награбили у нас! - надрывался он. - Заберём то, что мы законно заработали!..
   Артефакты-детекторы, запрятанные в рукавах, молчали - впрочем, ничего удивительного: тёмной магии вокруг было столько, что она просто забивала всякие детекторы. Но то, что толпа внезапно прониклась идеей пограбить поместье, однозначно говорило о том, что на неё воздействовали щуркинским артефактом.
   Иржи принялся пробираться в ту сторону, но добраться до цели не успел. За спиной мужика показалось лицо пана Отокара, тот панибратски обхватил его за плечи, навалившись на него и дыша перегаром, а попутно незаметным движением вывернул из его руки щуркинский артефакт.
   - Здар-рова, козёл, - заплетающимся языком провозгласил он, используя мужика как подпорку. - Ты уже тут, а мы тут... ик... тебя искаем... Ты куда, паскудина, всю заначку уволок?!
   Мужик пытался отбиваться и возражать, что пан Отокар ошибся, что они незнакомы и никакой заначки он не брал, но пан Отокар, не слушая никаких возражений, сгрёб его в охапку и поволок прочь, попутно громко угрожая скормить его свиньям, если он не вернёт деньги. Толпа, на которую перестал действовать щуркинский артефакт, успокоилась, принялась любоваться на пожар и на то, как слуги пытаются залить его водой, передавая друг другу вёдра. Иржи последовал за паном Отокаром и нашёл его в узком простенке между двумя купеческими домами; с одной стороны выход перегораживала куча деревянных ящиков, с другой - кусты. К тому времени, как подоспел Иржи, пленник был уже угощён обездвиживающим заклинанием и обыскан на предмет ненужных артефактов. Таких оказалось аж три - две огневки и взрывалка. Ну и щуркинский, который пан Отокар отобрал раньше, был четвёртым.
   - Ну, что, гадёныш, - едва ли не промурлыкал пан Отокар, пока Иржи скручивал пленнику руки за спиной, - расскажи-ка, кто надоумил тебя идти грабить поместье пана Овица?
   Сопротивляться щуркинскому артефакту, зажатому в ладони следователя, пленник не смог, а потому выложил всё как на духу. Что он маг, не поехавший в провинцию после того, как его выперли из университета после третьего курса. Что перебивался здесь случайными заработками разной степени незаконности и пребывал в постоянном страхе, что его найдёт Магический приказ. Что месяц назад его нашёл дворцовый маг и предложил послужить дворцу - за вознаграждение, разумеется. И что щуркинский артефакт ему передал дворцовый маг и выдал задание поднять толпу на грабёж поместья маркиза Овица. И что через два дня точно так же он должен будет повести толпу громить городской дом князя Сушейко, а завтра поджечь бумажную мастерскую.
   Пока пан Отокар нарочито добродушным тоном вёл допрос, Иржи слушал и мучительно размышлял, что делать. Убивать - так не виновен он ни в чём таком, за что его можно убить. Оставить в живых - донесёт своему работодателю из дворца...
   - Князь Сушейко... - протянул пан Отокар, многозначительно глянув на Иржи. - Нам это выгодно, его, пожалуй, в самом деле нужно пощипать, а то совсем меру потерял... А вот маркиза Овица трогать не смей. Мы ему служим, а потому... сам понимаешь, невыгодно нам, кабы его громили. Сечёшь?
   Маг понимающе закивал. Иржи с облегчением подумал, что это в самом деле выход - пусть маг доносит, что ему помешали вассалы маркиза Овица, пусть ищут их.
   И убивать не нужно.
   - Вацек, - пан Отокар снова глянул на Иржи, - будь добр, развяжи нашему... товарищу руки.
   Иржи, которого назвали Вацеком, развязал ему запястья и забрал свой опоясок. Пан Отокар на прощание похлопал бывшего пленника по плечу, напомнил не трогать маркиза Овица, и следователи быстро покинули грязный простенок. Отошли от места допроса на два квартала и смешались с толпой ремесленников, глазеющих на уличных танцовщиц. На взгляд Иржи, девчонки были очень даже ничего, тем более вместо штанов на них были чулки, плотно обтягивающие ноги, и можно было оценить красивые икры.
   Только вот было не до любования красивыми ножками, потому что ситуация начала выходить из берегов очень быстро - уже через пару часов запылал квартал ювелиров, а толпы в разных частях города поднимались громить лавки, склады и богатые дома. С утра третьего дня люди, что позажиточней, начали покидать город, забирая только самое ценное, в опустевших домах радостно мародёрствовали толпы. Иржи чувствовал, как от изобилия ментальных артефактов голову местами сжимает, как обручами от бочек, несмотря даже на защитный амулет. Злился на лавочников, которые не чувствуют переизбытка собственных артефактов... пока в одном месте совершенно случайно не обратил внимание, что воздействие идёт не из лавки. Это был небольшой крестец, в центре которого торчал колодец с опущенным журавлём; судя по вони, там уже плавал труп. И рядом никаких лавок не было. Четыре угла дома, нависающие сверху вторые этажи, с одной стороны через простенок виден садик - но никаких ни лавок, ни торговцев.
   Иржи остановился. Чтобы на него не обращали внимания прохожие, которых было достаточно, он прислонился к стене и изобразил пьяного, а сам незаметно пытался определить направление воздействия. Когда ему это удалось, он, нарочито уронив монетку, обследовал стык стены и мостовой, откинул плоский камень и вытащил из ямки каплевидный лазурит. Деактивировал его и прощупал магически.
   Сделан королевским магом, а вот комбинация рун была странной. Иржи затруднялся определить её действие: похоже, её задачей было вызвать именно избыточное ментальное воздействие и ничего более.
   Иржи прошёлся по некоторым улочкам, прислушиваясь к магии, и нашёл ещё две такие же менталки. Встретил пана Игнаца и рассказал ему о находке. К вечеру четверо бывших следователей приволокли в их вонючую хибару дюжину таких менталок. Сколько ещё они не почувствовали и не нашли - демон его знает.
   - К концу гуляний, - тихо произнёс пан Отокар, - в столице будет полное дерьмо. Паны дворцовые маги подготовились основательно.
   - Мы можем, - предложил Иржи, - проредить количество дворцовых магов.
   Настроение было паршивое. Хоть ты плюй на всё и едь в Околье, где тишина, свежий воздух и нечисть, которая хочет только жрать и не плетёт никаких интриг.
   - Даже если мы уничтожим магов, - хмыкнул Безуха, - мы не предотвратим то, что они замыслили. Слишком всё они основательно подготовили. Может быть, только снизим накал.
   - Давайте, панове, рассуждать так, - предложил пан Игнац, поисковым заклинанием убедившись, что их никто не подслушивает. - Можем ли мы сделать так, чтобы в столице не случилось беспорядков?
   - Сровнять столицу с землёй, - проникновенно предложил Иржи.
   - Даже без ментальных артефактов, - хмыкнул пан Отокар, - что щуркинских, что обычных, беспорядки будут.
   - Хорошо, - охотно согласился пан Игнац, ожидавший именно такого ответа. - Тогда вопрос: как можно снизить уровень беспорядков?
   - Поизымать ментальные артефакты, - понял Безуха. - Особенно щуркинские.
   - Тогда предлагаю заняться именно этим. Больше мы всё равно ничего особо не сделаем. Все щуркинские артефакты мы изъять не сможем. Но если хоть немного пощиплем - уже что-то.
   - А потом Божек, - хмуро буркнул Иржи, - наделает ещё.
   - Ты поедешь в Околье, - глянул на него пан Отокар. - Вот и посматривай там за ним. Если вдруг объявится... Сам знаешь, что делать.
   Настроение немного улучшилось. В самом деле, он будет в Околье, и если Божек туда вернётся, найдёт возможность его придушить. Или прирезать. Или пальцы оторвать, чтобы не творил всякой херни! И язык, чтобы не разболтал способ изготовления. А лучше вместе с головой...
  
   На четвёртый день в столице беспорядки продолжились и усилились. Полыхали дома знати и богатых купцов, толпы мародёрствовали, количество тех, кто бежал из столицы, увеличилось. За первые полдня Иржи выловил двух мужиков со щуркинскими артефактами, однако оба они оказались пешками, которым просто заплатили, чтобы они подняли толпы на грабёж. А потом почти лоб в лоб столкнулся с дворцовым магом.
   Он был одет обыкновенно, не в красную гербовую котту, но Иржи уже знал его в лицо и даже по имени, а к тому же надменное выражение на холёной роже скрыть было нельзя. Встреча произошла на широкой людной улице, вдоль которой располагались лавки готовой одежды. Иржи, ещё даже до того, как в голове созрел план действий, мгновенно прикинулся пьяным и с улыбкой радостного идиота схватил его за руки (чтобы не дать колдовать) и от души потряс:
   - Привет... ик... Количек! Какими, брат, судьбами?
   Количек растерялся от того, что его назвали по имени, машинально уставился на Иржи, пытаясь его вспомнить. Иржи, пользуясь его растерянностью и всё так же не отпуская рук, продолжая болтать радостную чепуху, потащил его в простенок между домами, до которого было пару шагов. А когда они оказались в простенке и маг опомнился и попытался вырваться из захвата, Иржи мгновенным движением угостил его парализующим, втолкнул его обмякшую тушку в кусты, в которых, как оказалось, уже валялся вздувшийся и смердящий труп, и быстро обыскал его. Выудил целую горсть артефактов, три из которых были щуркинские, а остальные - взрывалки и огневки, не пожалев сил, сломал ему сначала одно запястье, потом второе и на всякий случай несколько пальцев. Затем сдёрнул с его шеи защитный артефакт и пнул под рёбра, приводя в себя.
   - А сейчас рассказывай, падла, - зло прошипел он, сжимая в руке щуркинский артефакт. - Где и кого ты собирался взрывать и жечь?
   Маг попытался сопротивляться, для чего Иржи пришлось выбить ему пару зубов и пообещать переломать рёбра. Впрочем, против щуркинского артефакта шансов устоять не было, и маг выложил всё как на духу, шепелявя и сплёвывая кровь. Что король приказал устроить погром в квартале ювелиров, потому что они принадлежал герцогу Маринеку, а он богат и смеет идти против мнения короля. Что у других дворцовых магов похожие задания. И что потом в конце гуляний король во всех погромах обвинит столичных магов, и они все будут либо высланы в провинцию, либо уничтожены, если их вина будет доказана... А вина будет доказана, даже если они ни в чём не виноваты.
   - Что ты уже успел сделать? - процедил сквозь зубы Иржи, мучительно гадая, что делать: убивать пленника или бросить тут искалеченного, но живого?
   Но пленник унял его моральные терзания. На этих гуляниях он уже уничтожил две семьи ювелиров вместе с детьми, на предыдущих сжёг имение одного из столичных маркизов, сам маркиз спасся, а вот слуги остались там.
   Дети, слуги... Иржи со злостью всадил ему между рёбер нож и понаблюдал, как он, давясь кровавой пеной, издыхает. Затем обыскал труп, вывернул все карманы, забрал деньги, даже не считая, и сорвал с пальца золотой перстень с изумрудом, чтобы выглядело как ограбление. Затем пролез из простенка дальше во внутренний садик, там по стене дома, цепляясь за виноградную лозу, вскарабкался на крышу, по ней перебрался на крышу соседнего дома, затем ещё одного, там же на крыше кинул перстень, и в конце квартала слез вниз. Бегом преодолел ещё две улицы и только там позволил себе остановиться и перевести дух...
   К вечеру следователи, благоухая вином и изображая едва стоящих на ногах пьянчуг, собрались в своей хибаре, в которой клопами воняло уже сильнее, да и самих клопов прибавилось. Вокруг расстилался район трущоб, в каждой халупе орали свои пьяницы, где-то кого-то били, с другой стороны доносились сладострастные стоны. Пан Игнац поисковым заклинанием убедился, что их никто не подслушивает и за ними не подглядывают, и высыпал на утоптанный земляной пол пять щуркинских артефактов. Безуха присовокупил ещё столько же. Иржи ухмыльнулся и вывалил шесть. Пан Отокар выложил семь, довольный, что у него больше всех.
   Двадцать три. Неплохо. Если не считать, что по примерным подсчётам Божеком было изготовлено не менее сотни щуркинских артефактов. А чтобы устроить в столице хаос, достаточно и пяти.
   - Я, - шёпотом рассказал пан Отокар, - убил дворцового. Ножом по горлу, чтобы в убийстве не подозревали мага, потоптался ногами и изобразил ограбление... Он перед смертью сказал, что после беспорядков Сыскной и Магический приказы будут расформированы полностью, и всех магов или уничтожат, или по суду отправят в провинцию... Тех, кто ещё не уехал. Их Головы будут уничтожены. В университете магии количество магистров сократят на две трети... Подозреваю, что в университете это знают. Я туда заглянул - там пропали без вести четыре магистра, а труп одного вытащили из ручья. У него на шее следы пальцев - явно кто-то держал его за шею и топил.
   Иржи мысленно поблагодарил пана Вродека, что он выкинул из библиотеки Энху и пани Збигневу. Пусть они сидят в безопасности...
   А на следующий день лавочку прикрыли. Дворец недосчитался пятерых дворцовых магов и принял меры: все маги были с охраной. Охранники были переодеты в штатское и делали вид, что они тут просто так, но опытный пан Отокар мгновенно их срисовал и предупредил коллег. Каждого дворцового сопровождало четыре или пять охранников, и от идеи проредить поголовье дворцовых магов пришлось отказаться.
   Столица продолжала полыхать и сходить с ума, от избытка ментальных артефактов плавились мозги, и бывшие следователи чувствовали подкатывавшую головную боль и тупое раздражение на всех и вся. Погромы происходили на каждом шагу, приезжие артисты уже собрали манатки и рванули из столицы. В ночь на шестой день следователи вынуждены были уйти ночевать за город, устроившись просто на опушке леса, потому что чувствовали, что скоро от переизбытка тёмной магии начнут кидаться друг на друга. Это решение оказалось пророческим, потому что ночью они увидели над столицей огромное зарево пожара. Как выяснилось утром, полностью выгорел район трущоб, где они занимали хибару.
   - Небушице не горел никогда, - хмурясь, сообщил пан Отокар. - То есть горел, но никогда не выгорал весь. Через него протекает река, он расположен в низине, здесь всегда сыро, и если пожар - вода всегда под рукой. На моей памяти - а я живу здесь уже полсотни годков - самое большее выгорал квартал.
   Следователи переглянулись, а потом, разделившись и изображая подвыпивших любопытных, пошли пообщаться со свидетелями. И узнали, что Небушице загорелся одновременно с разных сторон, так что многие люди не имели даже возможности выскочить из кольца огня.
   Обширный район, ещё вчера плотно застроенный нищими гнилыми халупами, сегодня представлял собой чёрное пепелище, на котором там сям торчали обгорелые брёвна, редкие каменные фундаменты и печные трубы. И везде лежали обгорелые трупы...
   Кому понадобилось уничтожать целый район? Понятно, что трущобы портили вид столицы и были бельмом в глазу для всех ратманов, понятно, что отсюда по столице расходились клопы, крысы, болезни и преступность. Но кто решился уничтожить его с людьми?
   - Берём королевского мага, - зло сцепил зубы Отокар. - Такое без санкции дворца произойти не могло.
   Сказать легко, а провернуть так, чтобы не помешала охрана, было сложнее. Но следователей было четверо, у них перед глазами стояли обгорелые трупы, которые ещё вчера были живыми людьми, а потому у них на пути лучше было не стоять. Маг им попался недалеко от набережной. Он шёл по неширокой безлюдной улице, на которой Безуха изображал пьяного: мотался от стенки к стенке, между которыми было две сажени. Это заставило мага и четверых охранников, следующих за ним, замедлиться и брезгливо сморщиться. Пользуясь тем, что их внимание направлено на Безуху, пан Отокар и пан Игнац неслышно появились сзади и вогнали двум охранникам по магическому каменному шипу в основание черепа. Мгновение - и такие же шипы получили два оставшихся охранника. А мгновение до этого Иржи всадил в не успевшего среагировать мага парализующее заклинание.
   Людей на улице по-прежнему не было, в окна вроде бы никто не смотрел, а потому следователи быстро скинули трупы охранников в помойную канаву, протекавшую перпендикулярно улице и прикрытую каменными плитами, подхватили под руки мага и юркнули с ним в ближайший закоулок. Там втянули его на крышу, устроились между двумя скатами так, чтобы их не было видно с земли, скрутили руки за спиной так, чтобы он не мог шевельнуть и пальцем, и обыскали.
   Улов впечатлял. Взрывалки было всего две, а вот ментальных артефактов, назначение которых было лишь нагнетать тёмный фон, набралось два десятка. И два щуркинских артефакта, один из которых был эмпатическим, а другой - ментальным. Ну и защитный амулет на крови тоже перекочевал к следователям.
   - Ну что, - процедил пан Отокар, приставляя нож к яйцам пленника, - рассказывай, кто и зачем поджёг Небушице?
   - На кого вы работаете? - просипел маг - парализующее заклинание ещё не прошло полностью.
   - Нет, ты не понял, - покачал головой пан Отокар, чуть надавливая кончиком ножа, - вопросы здесь задаём мы. Почему сгорел Небушице?
   Активированный щуркинский артефакт, заставляющий говорить правду, своё дело делал.
   - Король приказал сжечь, - просипел пленник. - Поступила информация, что там скрываются маги, которые убили позавчера дворцовых магов. Сжечь надо было так, чтобы оттуда никто не вырвался.
   Вот оно как! За кем-то из них позавчера проследили и выяснили, что они живут в Небушице. И ради нескольких человек уничтожили целый район с жителями. Сколько их там жило? Тысяча? Полторы?
   - А кроме того, - сипло продолжил пленник, - там жило много магов, которые незаконно скрывались от провинции. Их тоже надо было уничтожить.
   Безуха не сдержался и от души вмазал кулаком по породистому носу пленника. Нос мгновенно изменил форму, а Безуха добавил ещё и по зубам. Зубов стало меньше.
   - Известно ли, - тоже с трудом сдерживая бешенство, задал следующий вопрос пан Отокар, - кто были те маги, что убивали дворцовых?
   - Нет, - со стоном прогнусавил пленник. - Это выяснить не удалось.
   - Кого-нибудь подозревают?
   - Тех, кто незаконно скрывается от провинции. Их много живёт в трущобах.
   Значит, бывший Сыскной приказ вне подозрений.
   - Какая цель беспорядков, - уточнил пан Игнац, - которые устраивают в столице?
   - Чтобы обвинить магов в этих беспорядках, - пленник уже не только гнусавил, но и шепелявил, понимать его стало несколько труднее. - И уничтожить их. Или отправить в провинцию.
   - Зачем это надо?
   - Казна почти пуста, нужны новые статьи дохода. А артефакты и магические вещи стоят дорого.
   Деньги. Только из-за денег король не гнушается устраивать погромы и пожары, в которых люди гибнут десятками...
   Пан Игнац с мстительным наслаждением перерезал пленнику глотку.
   - Голове это сказать надо, - хмуро предложил пан Отокар, когда труп аккуратно скинули всё в ту же сточную канаву. - Хотя он наверняка знает.
   Безуха, который сейчас единственный имел на него выход, отправился к нему. Через час он вернулся.
   - Пан Геза передал, - сообщил он, - что завтра будет якобы нападение на королевский дворец. - Якобы маги, которые живут в столице, совершат нападение. И предупредил, чтобы мы сегодня исчезли из столицы, потому что завтра это может не получиться.
   - Людей завтра поднимут на захват дворца! - проскрежетал зубами пан Отокар. - Сволочи!
   - Надо делать ноги, - скривился Иржи, напомнив предупреждение пана Гезы.
   Его раздирали противоречивые чувства. С одной стороны радость, что он наконец-то окажется вдалеке от столичного дерьма и увидит Энху, а с другой угнетало ощущение, что завтра он мог бы что-нибудь сделать, чтобы подгадить дворцу. Разумом он понимал, что раз дворец сам организовал нападение на себя, то нападающие проникнут не дальше, чем им позволят организаторы нападения. Но так свербело сделать с десяток взрывалок и снести пару стен дворца!..
   Только пострадают при этом слуги. Потому что король со своим семейством и приближёнными будет далеко от нападения...
   Иржи направился к порталу вечером. Людей на улицах стало меньше, мостовые были загажены, много где виднелись следы крови, почти на каждой улице попадались старые или свежие пожарища. Тут и там встречались люди с носилками, сносящие найденные трупы на Верхний рынок. Иржи, сам не зная зачем, заглянул туда. Трупов было несколько сотен, совсем свежие лежали вперемешку с уже начавшими разлагаться. Иржи прошёлся мимо них, вглядываясь в лица, и внезапно увидел знакомое лицо.
   Зажатое среди двух других трупов, лежало тело пана Гезы. Уже пожелтевшее и начавшее пухнуть.
   Иржи судорожно вдохнул, чувствуя, как душу заливает горе... А затем резко выдохнул, присел на корточки и присмотрелся к телу. И к медальону Сыскного приказа, выглядывающему из-под форменной котты.
   Этому телу дня два-три. А Безуха последний раз видел пана Гезу живым несколько часов назад.
   Иржи поднялся с корточек и пошёл к воротам, уже не оглядываясь на трупы. Следователи и предполагали, что пан Геза изобразит свою смерть: уж чего-чего - а трупов сейчас навалом, и выбрать похожий по комплекции и морде - не проблема. Зато его не будут искать, чтобы казнить.
   А уж спрятаться под самым носом у всех Голова сумеет.
   Около портала стражи было не больше, чем обычно, но она была напряжённая и нервная. Иржи ожидал обыска или придирчивого допроса, но ничего этого не последовало. Он, изображая лёгкую подвыпитость, записался в книге учёта как Вацек из Пшевы, заплатил два серебряных денария пошлины и, оглянувшись последний раз на столицу, над которой поднималось несколько столбов дыма, шагнул в серую размытость портала.
  
   Глава 44. Иржи. В Околье
  
   В Городище чувствовалась тревожность. И вроде бы никак она не проявлялась, но пока Иржи дошёл через полгорода до мазанки Павко, он явственно определил, что люди напряжены. Павко рассказал, что Вито несколько дней назад прислал вестового, что около Маяка гоблины шаманят на войну. Вчера войт Сопвишек прислал ворона, что накануне туда пришли четыре сотни гоблинов с двумя шаманами, но люди были готовы, а к тому же туда успел приехать Мнишек, и эти четыре сотни уничтожили. Ждали гоблинов и у Вселово, но там появилась лишь одна мелкая банда в одиннадцать голов.
   - А у Крутицы? - забеспокоился Иржи, принимая от Милены миску ячневой каши с земляникой.
   Кажется, он переоценил местные покой и благодать...
   Павко криво пожал плечом:
   - Вито ничего не сообщал, значит, тихо. И потому неизвестно, где ходят ещё шесть сотен гоблинов с четырьмя шаманами.
   Утром Иржи поскакал в Крутицу; до Славника всё было как всегда, а чем ближе к Крутице, тем чаще стали попадаться опустевшие деревни: мазанки были заперты, лошади и быки на выгонах паслись сами по себе, а людей и остального скота не было. За несколько вёрст от Крутицы ему встретился вооружённый разъезд. Командир рассказал, что здесь уничтожают единичных гоблинов, сорвавшихся с магического крючка шаманов, но где основная армия - неведомо. Также от него Иржи узнал, что Энха в Сопвишках.
   Он испытал разочарование одновременно с некоторым облегчением. Сопвишки от гоблинов отбились, а к тому же там Мнишек, и пусть маг из него средний и неопытный, с ним всё же безопаснее, чем без него. И лучше ей, пожалуй, сидеть за стенами города, чем разъезжать по дорогам, где их могут поджидать гоблины.
   Ладно, разберётся он с гоблинами, сам к ней поедет.
   Крутица была забита подводами и застроена шатрами, так что местами было не пройти. На стенах и замка, и посада патрулировали стражники, у каждого селянина под рукой были вилы, лопата или коса, перемотанная в совню. У всех ворот были выкопаны глубокие волчьи ямы, утыканные на дне кольями. За городом прогуливались босоногие девушки с детишками, зорко оглядывающиеся по сторонам и готовые нестись под прикрытие стен при первом же звуке горна. Но пока царила тишина.
   Вито был в замке. Он обменялся с Иржи рукопожатием, они выпили за встречу, Вито выслушал рассказ о том, что творится в столице, и в свою очередь рассказал, что происходит в Околье.
   - Неизвестно, где четыре шамана и шесть сотен гоблинов, - он подлил себе в бокал вина, глядя на оранжевый закат за окном. - Мы ожидали их у Вселово, но там они не появились. Разъезды проверили на несколько вёрст выше и ниже по течению Инны, однако обнаружили лишь следы небольшой банды голов на шесть-восемь. У слияния Инны и Огже их тоже не было.
   - То есть, - Иржи отрезал кусок тлаченки, - они где-то в Драконьих горах?
   Вито неопределённо пожал плечами:
   - Как только шаманы закончили шаманить, они сразу должны были пойти на Околье. Этот путь у них занимает два дня. На Сопвишки и Вселово ведут удобные тропы, но, положим, они могли взять свежий след, что оставили мы с Энхой, и двинуться по нему. Тогда до слияния Инны и Огже они должны были дойти тоже за два дня, но они там не появились. А чем больше времени проходит со времени шаманства, тем меньше, во-первых, влияние шаманской магии, то есть гоблины всё больше теряют повышенные силу, скорость и способность восстанавливаться после ран, а во-вторых, всё больше гоблинов срывается с магического крючка, то есть шаманы понемногу теряют свою армию. А с момента шаманства прошло уже пять дней. Это ещё немного, шаманы могут удерживать гоблинов на магическом крючке до трёх седмиц. Но... странно.
   - Может, - предположил Иржи, - они друг на друга пошли?
   Вито покачал головой:
   - Нет. Если шаманы шаманили в одном месте, то они не пойдут друг против друга.
   Ночь прошла спокойно, а наутро, когда рассвело и нечисть попряталась по всем щелям, на белом мерине прискакал вестовой от барона Благомила.
   - Большую банду гоблинов видели, - сообщил он Вито, почтительно стаскивая клафт. - Недалеко от Роенки, темно ещё было. Утром глянули в том месте - а там много следов, и Роенка разорена.
   - Седлать коней! - приказал Вито.
   Вместе с Вито и Иржи выехали десять стражников, а в последний момент к ним присоединились и две девки, причём девок изначально было шесть, и они едва не сцепились друг с другом за право ехать в разъезд. Смачную ругань, подбадриваемую довольными зрителями, пресёк Вито. Он посмотрел на девок, ткнул пальцем в двоих из них, те показали языки менее удачливым соперницам и ловко вскочили на коней.
   - Зачем они нам? - тихо спросил Иржи у Вито, догадываясь, впрочем, каким будет ответ.
   - Приманка, - Вито подтвердил его догадку, направляя коня к воротам. - Обычно в подобные разъезды ездит Энха, но её сейчас нет. Поэтому приходится брать, кто есть.
   С одной стороны отсутствие Энхи огорчало, с другой - радовало, что она не едет сейчас в зубы гоблинам. А с третьей - Иржи опасался, что она, с её-то характером, вряд ли сидит за безопасными стенами Сопвишек и ждёт, когда за ней приедет благородный рыцарь...
   Лучше бы она была здесь...
   Роенка была не просто разорена - она была разгромлена. В деревне на сорок дымов не осталось ни одной целой мазанки: все двери были выломаны, ставни выбиты, кое-где стены пошли трещинами, соломенные крыши распотрошены, плетни разломаны на кусочки. В одном месте улица была залита кровью и валялись ошмётки мяса и костей, причём видно было, что их не ели, а просто рвали. Судя по кускам кожи с бурой шерстью это, похоже, был медведь, на свою беду забредший в брошенную деревню.
   Останков людей, к счастью, не было. Вестовой подтвердил, что все жители окрестных деревень укрылись в замке сразу, как только стало известно о гоблинах.
   - Следов много, - напряжённо покивал Вито, рассматривая их.
   Их действительно было много. Очень много. Они были везде, и создавалось впечатление, что здесь бесчинствовали все шесть сотен. Однако Гонко и двое стражников, выехав за околицу и найдя, откуда гоблины пришли и куда ушли, определили, что всё же не шесть сотен, а меньше.
   - Полсотни, полторы, - Гонко неопределённо помахал рукой.
   - И шаман с ними, - снова кивнул Вито. - Как минимум один.
   Они двинулись по следам, готовые в любой момент к нападению. Гоблины двигались сначала вдоль поля, затем резко завернули направо и пошли по озимой пшенице. У леса опять завернули направо, обогнули холм и выбрались на тропу, ведущую к ещё одной благомиловой деревне. На выгоне за околицей разорвали трёх баранов и вола, саму деревню крушить не стали, зато на хуторе в версте от неё все постройки разнесли так, что от них остались груды прутьев и глины. Здесь обнаружился разорванный в клочья серый козёл и труп гоблина, в груди которого торчали рога этого козла.
   - Боевой мужик, - хохотнули стражники.
   Ещё с версту следы петляли по лесу. Вскоре люди стали улавливать запах гоблинов, затем вышли на дорогу, поднимающуюся на невысокий холм, и Вито сделал знак остановиться. С вершины холма открывался вид на луг, поросший высокой травой и местами кустарником, впереди возвышалась гора, поросшая лесом гора, дорога вела направо в обход неё, а налево отходила тропа. И около этого перекрёстка топтались гоблины. До них было саженей двести.
   - Сотня, - навскидку определил Гонко.
   - Шаман один, - добавил Вито.
   Девушки смотрели на него напряжённо и вопросительно.
   - Их лучше повести по дороге, - предложила одна из них; голос её чуть подрагивал. - Там они точно упрутся в замок. А если пойдут по тропе, могут проскочить.
   Вито кивнул, некоторое время размышлял, а затем велел:
   - Я пойду вперёд, вы, девоньки, пятьдесят саженей позади. На дороге спешиваетесь и топчетесь. Чуть что - сразу на коней и в галоп.
   Девушки закивали с заметным облегчением, что с ними идёт Вито. Тот повернулся к Иржи и стражникам:
   - Вы в обход гоблинов выходите на тропу и тоже скачете в замок. И можешь поколдовать, - он глянул на Иржи. - Если повезёт - спугнёшь, и они пойдут за нами.
   Он проскрежетал зубами. Краевой маг занимается не тем, что уничтожает гоблинов, а тем, что науськивает их на девчонок! На месте которых должна была быть Энха...
   Впрочем, стоило им разделиться, как события к тайному удовольствию Иржи пошли совсем не так, как планировал Вито. По расчётам гоблины должны были почуять девушек и пойти за ними, однако они едва взглянули в ту сторону и как один повернулись к стражникам и Иржи, которые, обходя их по большому кругу, продирались сквозь высокую траву и кустарник к тропе. Иржи даже показалось, что он почуял волну какой-то магии - не светлой и не тёмной, а какой-то непонятной.
   - Шаман колдует, - определил один из стражников.
   - Как это будет? - спросил Иржи, который с магией гоблинов никогда не сталкивался, и чего ожидать от неё, не знал.
   - Хрен его знает, - скривился тот. - Ветераны рассказывали всякое. И молниями могут кидаться, и землетрясения устраивать, и голову кружить.
   Иржи увидел, как вдалеке сначала Вито, а за ним и девушки выбрались на дорогу, и девушки рискнули подъехать к гоблинам поближе. Те не отреагировали никак, а продолжали пялиться на Иржи и стражников. А потом как один издали рык - и ринулись к ним.
   Иржи метнул в них веер каменных шипов, затем ещё раз, но гоблины и не почувствовали этого - как неслись на них, так и продолжали нестись, не замечая ни высокой травы, ни цепких кустов. Иржи, рискуя устроить пожар, выпустил по ним огненный шар, но тоже без особого результата. На четвёртый раз он создал силовую волну, и только она немного задержала бег гоблинов, позволив стражникам наконец-то выдраться из зарослей малины и поднять лошадей в галоп. Впрочем, не очень быстрый, чтобы они не отстали.
   Иржи скакал позади, постоянно оглядывался и прицельно бил гоблинов каменными шипами - по одному, уже поняв, что массовые заклинания бесполезны - гоблины падали только мёртвыми. Он пытался выцелить шамана, но тот бежал последним, и прицелиться на скаку, обернувшись, в движущуюся мишень, перекрытую другими головами и ветками деревьев - от этой затеи пришлось отказаться.
   Потом он снова уловил волну магии, и в следующий момент на круп его лошади приземлился гоблин, вцепившись в неё когтями. Лошадь заржала и встала на дыбы, Иржи вогнал в гоблина каменный шип и сбил на землю, с трудом удержавшись в седле. Мимо просвистела стрела - один из стражников умудрился на скаку попасть гоблину в грудь. Но, видимо, сердце не задел - и гоблин со стрелой в груди, оскалив пасть, продолжал бег.
   Лошадь продолжила скакать, хотя её круп заливала кровь из ран, пропоротых гоблинскими когтями. Иржи выбил ещё одного гоблина и попытался придумать что-нибудь более эффективное, но в это время лес закончился, и тропа вывела в неширокую долину между двумя невысокими горами. По середине этой долины проходила дорога, мощённая камнем и много где покрытая наносами земли. А впереди Иржи увидел стены Крутицы и услышал, как там тревожно загудел горн.
   Девушки и дети, топтавшиеся у ворот, как один рванули под защиту стен. Иржи снова уловил волну магии, успел обернуться и прошить гоблина шипом ещё на подлёте. Лошадь, по крупу которой текла кровь из ран, оставленных гоблинскими когтями, начала отставать, но замок был уже рядом. Рядом с воротами открыли калитку, над волчьей ямой бросили толстые сколоченные доски, беглецы друг за другом проехали внутрь, а затем доски поспешно убрали. Во дворе за ямой стояло несколько десятков девушек и девочек; с десяток гоблинов, почуяв их, воя и вытаращив глаза, ворвались в калитку и ухнули в яму прямо на колья, а потом Иржи, едва успевший спешиться, снова уловил волну магии.
   - На стену! - рявкнул один из стражников. Схватил Иржи за плечо и буквально толкнул в сторону узкой каменной лестницы, ведущей на прясло. Он помчался наверх, однако не успел добежать и до середины, как услышал, что наверху кипит бой - стражники с алебардами отбивались от гоблинов. Первого гоблина он снёс, ещё стоя на ступеньках, второго прошил шипом в перекате, у третьего перехватил копьё и вогнал в горло уже проверенный шип, и здесь его озарило. Следующего гоблина пришлось отбить просто воздушной волной, отправив его назад за стену, а к тому времени, как на прясло приземлилась следующая партия гоблинов, он успел сообразить, как можно каменный шип изменить. Поменять порядок рун и ввести цепочку рун пустоты - и каменный шип превращается в каменный диск, который режет лапы и глотки гоблинов, как нож масло. Правда, крови на прясле сильно прибавилось, и когда стражники, секущие гоблинов алебардами, и сам Иржи принялись скользить на лужах крови, он понял, что задумка хорошая, но в данной ситуации не самая гениальная. Поэтому пришлось вернуться к проверенным шипам, добавив короткую силовую волну. Правда, когда Иржи начал ощущать подкатывающее магическое истощение, пришлось отказаться и от силовой волны, а вскоре - и от полного захвата, перейдя на частичный.
   Никакому частичному захвату магии в университете не учили, Иржи о нём узнал, только придя работать в Сыскной приказ. Считал себя сильным магом... нет, сильным он был, а вот знаний, как оказалось, кот наплакал.
   И вряд ли в ближайшее время в университете что-то изменится в лучшую сторону...
   И в это время донёсся какой-то гул, а следом за ним стены содрогнулись. Люди, не удержавшись на ногах, попадали на пол. Иржи, придерживаясь за зубцы, выглянул вниз.
   Гоблинов там оставалось меньше половины, а шаман, стоявший за их спинами, остервенело размахивал лапами, и чем сильнее он размахивал, тем больше тряслась земля. А по дороге, прямо в тыл гоблинам, скакали Вито и обе девушки.
   Иржи попытался выцелить шамана, но не попал ни с первого раза, ни со второго, а когда промахнулся третий, то понял, что дело не в том, что он мазила, а в том, что шамана защищает его магия и отводит заклинания. В него пытались стрелять и лучники, и копейщики, но только зря переводили стрелы и копья - те летели сильно мимо. А к тому же усиливающееся землетрясение не способствовало точности.
   - Силён, гад, - сплюнул один из стражников, тоже держась за зубец и рукавом котты стирая кровь со щеки. - Хорошо ещё, что только трясёт. Двадцать лет назад, помню, один такой жёг всё на своём пути... Слышь, краевой, взрывалки у тебя нет? Лазурит его не убьёт, проверяли уже, так, может, отвлечёт.
   Иржи вытащил из кармана пустой лазурит и в две накачки вбил в него магию, а затем впечатал руны взрыва. Прицелился - и с помощью силовой волны швырнул его в шамана.
   Лазурит не просто не долетел до него - все на стене увидели, как он отскочил от невидимой стенки, окружающей шамана, и полетел назад. К счастью, не на стену, а упал в толпу гоблинов и там взорвался. Гоблины, ожидавшие приказов шамана, на небольшие резаные раны не обратили никакого внимания.
   Вито с девушками уже приблизился к гоблинам на десять саженей и тоже попытался достать шамана заклинанием - с тем же успехом, каменный уплощённый шип отлетел далеко в сторону. Потом последовало второе заклинание, которое Иржи не определил, но тоже безрезультатное. Потом Иржи пришла в голову мысль метнуть обычное копьё, только подтолкнуть его магией. Промах был меньше, но всё равно был. За это время Вито отъехал от гоблинов, которые даже не обратили на него внимания, и о чём-то разговаривал с девушками. Затем одна из них, поспешно спрыгнув с лошади, подхватила с земли одно из копий и снова вскочила на лошадь, а вторая пересела со своей лошади за спину Вито, причём в седло, одной рукой обхватила его за пояс, а второй взяла поводья.
   - Что он собирается делать? - спросил Иржи, пытаясь понять его задумку.
   Стражники пожали плечами; некоторые из них, несмотря на то, что стена тряслась, пытались стрелять за стену по гоблинам, которые толпились у ворот и рычали, однако в калитку не лезли.
   Долго ждать не пришлось. Вито направил лошадь к шаману, вторая девушка, держа копьё наготове, тоже, но немного с другой стороны. А затем Иржи увидел, как Вито сделал быстрый пасс, затем ещё пасс с обеих рук - и земля под ногами гоблинов словно бы вскипела, а стена внезапно перестала трястись. Вторая девушка замахнулась копьём, резко швырнула его шаману в грудь. А затем стремительно развернула лошадь и поскакала прочь.
   - Бей! - заорали сразу несколько стражников, поспешно накладывая стрелы на луки и хватая копья. - Бей шамана!
   В него полетело всё: стрелы, копья, пара камней и плоский каменный диск, на который Иржи не пожалел сил. Почти всё и попало: в одно мгновение шаман оказался утыкан стрелами и копьями, а диск перерезал его напополам. Земля перестала кипеть, и гоблины, оказавшись без магического поводка, внезапно зашевелились, повели носами - и с рёвом принялись ломиться в калитку, где их поджидала волчья яма. Во дворе девушки подняли визг и взяли наизготовку вилы и совни, хотя необходимости в этом не было - яма была слишком широкой, чтобы гоблины могли перепрыгнуть.
   Кончилось всё быстро. Стражники ещё стояли вокруг ямы и секли алебардами тех гоблинов, которые были ещё живы и пытались выбраться, а другие уже открывали ворота. В них въехали девушки, причём Вито навалился на шею коню и не падал только потому, что девушка, сидевшая за ним, его держала.
   Тут же поднялась суматоха. Кто-то расстелил на земле плащ, Вито в несколько рук сняли с лошади и уложили на этот плащ, кто-то закричал: Носилки!, кто-то: Зовите лекаря! Когда Иржи пробился сквозь толпу слуг и крестьян, он увидел, что Вито бледен до синевы и без сознания, однако ран видно не было.
   - Магическое истощение? - предположил он.
   Девушка закивала:
   - Пан Вито сказал, - объяснила она, - что он сделает заклинание, которое ненадолго сделает шамана уязвимым, но потеряет сознание. Я потому и села за ним, чтобы держать, чтобы пан не упал с лошади.
   Ну, от магического истощения пока никто не умирал. Только что это было за заклинание, от которого - одного! - маг свалился в обморок?
   - Мы в лесу около Невежьей пустоши, - торопливо заговорила вторая девушка, - видели следы гоблинов, но самих гоблинов не видели...
   Иржи понял, что отдых откладывается.
   В этот день он слез с седла только поздно вечером. Две небольшие банды успели побесчинствовать в пяти деревнях и разорвать там всю брошенную скотину, прежде чем их нагнали. Гонко, который вёл по следу, рассказал, что хорошо, что гоблины обезумевшие - в нормальном состоянии они бы сообразили броситься врассыпную, и поди их вылавливай по лесам по одному, а с замутненным разумом их вёл только инстинкт уничтожать всё живое, что встретится на пути. А потому к вечеру Иржи смог записать на свой счёт ещё два десятка этих тварей.
   К утру Вито пришёл в себя и даже вышел к завтраку, хотя был бледным и видно было, что его шатает. Он выслушал рассказ Иржи о том, что произошло после его обморока, и констатировал:
   - Остались пять сотен гоблинов и три шамана, - откинулся на спинку стула и понаблюдал, как служанка споро накладывает в миски из ставца гречневой каши на молоке и с земляникой.
   - Что это было за заклинание, - полюбопытствовал Иржи, пододвигая к себе миску и отрезая ломоть свежеиспечённого хлеба, - которым ты обезвредил шамана?
   - Пустота, - он тоже взялся за ложку. - Руны шерре и махъя на неоформленной волне магии. Но не импульсом, - он глянул на Иржи своими светлыми глазами, - а потоком. Импульсное заклинание изолировало шамана от его магии только на то мгновение, которое действовало, а за это время убить шамана было не успеть. Вот и пришлось применить поток. Энха рассказывала, как рисовать руны на потоке, и у меня получилось продержать его столько, чтобы хватило времени убить шамана.
   В это утро один из разъездов повстречал ещё одну банду на восемь голов и уничтожил её, а после полудня прискакал конопатый мальчишка с дитем и, размазывая слёзы по чумазому лицу, рассказал, что он из окрестностей Вселово, родители решили ехать в Крутицу, но на дороге на них напали гоблины. И вскочить на коня и ускакать успел только он с братиком. Иржи с разъездом нашли три разорённые подводы вёрстах в двадцати от Крутицы: упряжные лошади были разорваны в клочья, небольшая отара овец тоже, ну и люди... Их пособирали по кускам, обглоданные детские кости тоже, и сложили в выкопанную тут же яму.
   - Кто же ездит сейчас на подводах, - горестно вздохнул Гонко, рисуя вокруг могилы защитные руны. - На конях надо. Чтобы если гоблины - вскочить в сёдла и ускакать.
   До темноты изловить гоблинов не успели, пришлось ночевать в охотничьей заимке, сложенной из толстых, потемневших от времени брёвен, без окон и с бревенчатой же односкатной крышей. Внутри на землю был навален еловый лапник, а в углу притулилась крошечная глиняная печурка, труба которой, выдолбленная из ствола дерева и обмазанная изнутри глиной, выводила в щель между стеной и крышей.
   Ночью вокруг шуршала и выла нечисть, так что Иржи не выдержал и вылез её бить. Нечисть быстро распознала в нём и мужчину, и мага, а потому предпочла ретироваться, особенно после двух упокоенных мроев. Сначала Иржи пытался гоняться за ней, но затем из заимки вылезли обе взятые с собой девушки, вооружённые стражницкими алебардами. Они прочитали ему лекцию по тактике борьбы с нечистью, и следующий час стояли посреди леса, сжимали алебарды, смотрели по сторонам и обсуждали что-то своё. Иржи стоял в пяти саженях от них и прицельно выбивал яхаек, ушлёпков, чусей, мроев и более мелких анчуток и самавок, стягивающихся отовсюду на лакомую девчачинку. Потом нечисть то ли закончилась, то ли решила, что ну его такой ужин, и охотники с чувством выполненного долга пошли спать.
   Кажется, он начинает заражаться местными... обычаями. Выставить девчонок приманкой для нечисти уже не кажется ему чем-то диким. Энхе быть приманкой казалось совершенно естественным, этим девчонкам явно тоже. И он скоро таким будет...
   - Я гоблинов слышу, - сообщил один из стражников, поворачиваясь на другой бок.
   - Ты уверен? - спросил Иржи. Для него звуки снаружи были просто какофонией, а услышать что-либо из заимки, где половина мужчин храпит на все лады, и вовсе казалось невозможным.
   - Рычат, - подтвердил другой стражник и махнул рукой в сторону: - Там.
   Утром гоблины в самом деле обнаружились в той стороне. Вернее, сначала нашли их свежие следы, а потом пёс, бежавший за Гонко, тихо, но внятно зарычал. Стражники как один взяли оружие наизготовку.
   Отряд ехал по светлому негустому сосновому лесу, росшему между двух гор. Впереди долина сужалась, поднимаясь на невысокий перевал, а склоны гор становились круче. Пёс тихо рычал, Гонко, ехавший впереди, поднял руку и остановился...
   Как Иржи успел среагировать, он и сам впоследствии не мог понять. В тот самый момент, когда конь под Гонко стал, Иржи одновременно уловил и волну магии, и... Он не понял, что это, но впереди вдруг появилась туча непонятно чего, стремительно нёсшаяся на них. Местные, приученные реагировать мгновенно, живо сиганули с коней под защиту деревьев, а Иржи, замешкавшись на мгновение и поняв, что спрятаться уже не успеет, выпустил навстречу туче силовую волну, вложив в неё все силы.
   Жилы мгновенно потянуло болью, в голове загудело, туча, лишённая мощи, рассыпалась, и на людей посыпались острые щепки. Иржи, невзирая на боль, выпустил поисковое заклинание и определил, что гоблины сидят впереди за небольшим холмом. Тогда поднял коня в галоп, подскочил к холму, взлетел на него и, выцелив шамана, почти в упор вбил в него залп каменных шипов, задав им минимальный разброс.
   Шаман был в фарш, однако перед смертью успел отомстить: росшая рядом осинка внезапно рассыпалась на кучу острых щепок, и эти щепки стремительно выстрелили в сторону Иржи, превратив брюхо его коня в кровавое месиво. Конь взвился на дыбы и рухнул на землю, Иржи едва успел выдернуть ноги из стремян и скатиться на покрытую иглицей землю. А когда он вскочил на ноги, гоблины, лишённые вожака, выбрались из засады и ринулись к нему. Их морды были окровавлены, а из пастей стекала слюна. Иржи всадил один шип, второй, третий, а потом пришлось давать стрекача, потому что два десятка гоблинов на него одного - многовато. С ними он сладит, но не за раз.
   Среди деревьев засвистели стрелы - как оказалось, за то время, что он потратил на шамана, его спутники уже вскочили на коней, подъехали ближе, а потом развернулись и поскакали в разные стороны. Пока растерявшиеся гоблины пытались определиться с целью, Иржи уничтожил ещё двоих, а потом ему в голову пришла идея. Он швырнул под ноги гоблинам несформированный лёд, а затем резко отвердил его и разорвал.
   Зацепило не всех, но примерно у десятка ступни оказались разорваны на мелкие ошмётки. Гоблины подняли дикий вой, отдавшийся в голове тупой болью, и попытались преследовать добычу, но без ступней теряли равновесие и падали. Иржи ожидал, что они истекут кровью, но к его удивлению кровотечения особо не было. Девушки сидели на сосне - и умудрились же как-то залезть на высоту в полторы сажени по голому стволу! - и оттуда посылали гоблинам поцелуи и сладостно зазывали к себе. Четверо гоблинов, не пострадавших от заклинания Иржи, остервенело пытались раскачивать дерево, а пока они были заняты, стражники быстро со спины посекли их алебардами, а затем уничтожили безногих, которые, невзирая на раны и невозможность встать, яростно кололи копьями и царапали когтями.
   Закончилось всё быстро. Иржи проверил поисковым заклинанием и убедился, что живых гоблинов не осталось. А когда рассмотрел обрубленные ноги гоблинов, то с изумлением увидел, что обрубки покрыты рубцами и выглядят так, словно им уже несколько суток.
   - Шаманская магия, - объяснил один из стражников с располосованной рукой - его товарищ как раз промывал раны и перевязывал их. - Когда они после шаманства, раны на них затягиваются мгновенно, как на нежити. Поэтому и приходится резать на куски.
   По дороге в Крутицу им попались ещё следы, петлявшие вдоль Огже. Путь их отмечался разорёнными деревнями и хуторами, но если в Крутицком уезде все деревни были брошены и гоблины рвали только скот, то в Славникском уезде люди горестно рассказывали, что рассчитывали, что до них не дойдут. Где-то, где деревни стояли на самом берегу, люди успевали закинуть детей и стариков в лодки, оттолкнуть их от берега и сами попрыгать в воду - гоблины плавать не умели и большой воды боялись. Это если гоблины приходили днём и их успевали вовремя заметить. Если же нет... Селяне бились всеми подручными средствами, разбегались в разные стороны, душили гоблинов противогоблинским зельем - но слишком неравны были силы. Банда по рассказам уцелевших селян насчитывала порядка полусотни голов - усиленных шаманской магией и обезумевших от наложения тёмной и шаманской магий - и они хотели только рвать всех и вся, а на самих раны заживали мгновенно. Они разорили восемь деревень. В этих восьми деревнях убили одиннадцать гоблинов. Только самих селян погибло под сотню...
   Вёрстах в десяти от Славника они встретили разъезд во главе с Вито, преследовавшего эту же банду. Совместными силами её нагнали на окраине рыбацкой деревни, раскинувшейся на пологом каменистом берегу. Гоблинов было четыре десятка и к счастью без шамана. Вертеться по берегу, пытаясь разбить банду на мелкие группки и уничтожить по одному, пришлось долго. Иржи успел один раз выбросить по ногам гоблинов заклинание неоформленного льда, отвердить его и оторвать десятку тварей ноги, однако остальные быстро сообразили, что от него надо бегать. Правда, вскоре выяснилось, что Вито как мага они почему-то не воспринимают и не боятся, а потому на ходу родилась тактика, что Иржи загонял гоблинов в сторону Вито, и тот их уничтожал. Часть прорвалась в деревню, к счастью, уже пустую - жители кто в лодках, кто так качались в реке в десяти саженях от берега, а убегая, рыбаки успели накинуть на заборы сети, натянув их поперёк улицы. Гоблины попадали в эти сети, запутывались в них, рвали, но за это время стражники успевали посечь их алебардами. Скотина в хлевах визжала, ревела, кудахтала, выламывала двери и разбегалась, собаки сбились в стаю, лаяли и пытались рвать гоблинов, однако те остервенело рвали их когтями. Вито пробился к Иржи, по дороге вбив в ближайшего гоблина каменный уплощённый шип, и крикнул:
   - Дай силовую волну, максимальную по площади и сверху, а в конец рунной связки добавь ахенне и эввель!
   К силовым рунам добавить ментальные - и это на светлой магии? И что получится?
   Впрочем, задавать вопросы было не время, а потому Иржи вскинул руки вверх, захватил максимум магии, что был способен, впечатал в неё нужную связку рун, добавив две ментальные - и ударил этой волной о землю.
   В голове мгновенно загудело, уши заложило, лошадь под ним осела на колени, а сам Иржи на несколько мгновений потерял ориентацию. А когда немного очухался, то увидел, что гоблины тоже дезориентированы, и стражники и Вито секут их алебардами и магическими шипами, пока они не пришли в себя. Иржи - руки почему-то дрожали - добил последних двух.
   - Что это было? - спросил он, спешиваясь. Ноги держали плохо.
   - По действию аналогично ментальной волне, которую даёт нечисть, - Вито посмотрел на разорванный рукав своей котты, медленно напитывающийся кровью. - Сейчас пройдёт. Мы-то привычные, на нас она не действует.
   Троих стражников растерзали гоблины, пятеро, а с ними и Вито были ранены, впрочем, не особо серьёзно. Местная травница обработала им раны, и стражники разбрелись по домам рыбаков отлёживаться.
   - Вчера вечером, - Вито присел на лавку, выдолбленную из толщенного ствола дерева, рядом с домом травницы, - войт Сопвишек прислал вестового. В числе прочего он сообщил, что четыре дня назад Энха и Мнишек ушли к Маяку. И не вернулись.
   Иржи похолодел. Четыре дня - это много...
   - Они не могли потом пойти на Вселово? - голос всё же дрогнул.
   Вито неопределённо пожал плечами:
   - Могли, - признал он. - Но где им ходить четыре дня, когда везде могут быть гоблины?
   - Зачем они пошли?
   Вито снова пожал плечами.
   - Я хочу заглянуть в Городище, - сказал он. - Точнее, в портал, посмотреть, где отсвет Мнишека.
   И есть ли он вообще...
   - За сегодня, - Иржи сжал зубы и посмотрел на небо, где солнце уже заметно клонилось к закату, - можно успеть в Городище?
   - Галопом, - кивнул Вито, - можно.
   - Поехали, - Иржи встал со скамейки, не обращая внимания на то, что после силовой волны с ментальными рунами у него болит голова, а от нескольких дней в седле - спина, ноги и вообще все кости.
   Они домчали до Городища к закату, два раза поменяв коней в придорожных деревнях. Солнце уже скрылось за лесом, однако темнота ещё не наступила, и маги, не заезжая в город, поскакали к порталу. Ночью в мире демонов нечисть очень активная и сожрёт мгновенно, днём она сонная и малоподвижная, а в сумерках... Можно рискнуть.
   В мире демонов было темнее, чем обычно, но всё же видно, нечисть вокруг ощущалась каким-то шестым чувством, и Иржи и Вито иногда чувствовали на себе её пробирающее прикосновение. Околье было искажено настолько, что Городище и Крутица казались едва ли не рядышком, а Драконьи горы растянулись так, что Маяк едва просматривался. На нём к несказанному облегчению Вито и Иржи светился магический отсвет, по силе соответствующий отсвету Мнишека, виднелась серое пятно, обозначавшее скопление тёмной магии, а в этом сером пятне просматривалась светло-серая полоска прорехи. А рядом с этой полоской виднелся ещё один светло-серый круг.
   Что это? Похожим образом видны из мира демонов порталы... И прорехи?
   Когда они вышли из портала, Вито был бледен и без сил опустился на гранитный постамент, на котором возвышалась арка портала. Иржи сначала подумал, что его всё же цапнула нечисть, однако Вито отрицательно покачал головой:
   - Около Маяка вторая прореха...
   Иржи сел рядом с ним.
   Прореху можно закрыть, но для этого нужны как минимум три мага королевского уровня, а он здесь только один. И власти, чтобы заставить королевских магов покинуть дворец и приехать сюда, у него больше нет... Но считалось, что победить навь можно только вдвоём и только с целым набором артефактов, а три месяца назад он, Иржи, управился с ней в одиночку и только с одним защитным артефактом. Так, может, и с прорехой можно что-нибудь сделать в одиночку?..
   - Туда надо съездить, - взгляд Вито был каким-то обречённым и решительным. - Видимо, Энха тоже узнала о прорехе, потому и поехала туда.
   - Мы можем войти здесь в портал и выйти там через прореху, - предложил Иржи. На душе было тревожно - отсвет Мнишека-то они видели, но с ним Энха или не с ним, сказать невозможно. Пока она не начнёт колдовать, её из мира демонов не увидишь.
   Вито покачал головой:
   - Я думал об этом, но я не знаю, где точно прореха. Предполагаю, что на курумнике, где шаманили гоблины, но может быть, и нет. Она может быть и над пропастью, и на скалах, и в воздухе висеть: выйдем мы из неё - и разобьёмся.
   Иржи проскрежетал зубами, но вынужден был признать его правоту.
   Он был измотан несколькими днями, проведёнными в седле, и отголосками магического истощения, Вито был ранен, а потому проснулись они утром, когда солнце уже взошло. Милена накормила их яичницей с зеленью и напоила киселём, а прежде чем двинуться в путь, Вито и Иржи решили ещё раз заглянуть в мир демонов.
   Отсвет на Маяке светился, но слишком ярко для того, чтобы принадлежать одному Мнишеку. Даже более того - он был слишком ярким, чтобы принадлежать Мнишеку и колдующей Энхе.
   Там кто-то ещё? Или это всё же Энха, а степень её свечения зависит от того, как она колдует? Но с другой стороны, магический отсвет Божека, когда он колдовал, светился всегда одинаково...
   Божек... Помнится, изготовитель щуркинских артефактов ну очень любил Маяк...
   - Божек может быть там? - с нехорошими подозрениями спросил Иржи, когда они вышли их портала на цветущий луг.
   Вито сумрачно кивнул:
   - Вчерашний вестовой рассказал, что после боя его видели в Сопвишках.
   Иржи сцепил зубы, поймал свою лошадь, отдёргивая её морду от чемерицы, и вскочил в седло.
   Если окажется, что Божек поднял руку на Энху, он умрёт долгой, мучительной и паскудной смертью!..
  
   Глава 45. Энха. Крест Инпу
  
   Божек медленно подходил к ним, Энхе даже казалось, что чем ближе к ним, тем он движется всё медленнее и медленнее. Когда он приблизился, она рассмотрела, что его волосы и бороду, которые всего несколько месяцев назад были густого каштанового цвета, сейчас проплела седина, лицо осунулось, постарело, плечи ссутулились. Он остановился напротив напряжённо замершей Энхи, встретился с ней взглядом и отвёл глаза. Энха и Мнишек с невольным напряжением ждали, что он что-нибудь скажет, но он несколько раз вроде как набирал в грудь воздуха, словно собираясь что-то сказать, но выдыхал обратно и молчал.
   - Ты был на Маяке? - спросила Энха, больше для того, чтобы разрядить напряжённое молчание, а не потому, что её это интересовало.
   Он посмотрел на неё и глухо произнёс:
   - Это я сделал... Это я виноват...
   Энха почувствовала, как душу заливает горечь.
   Всё-таки это он изготавливал щуркинские артефакты... Всё-таки это он наизготавливал их на Маяке столько, что там протёрлась ткань пространства и открылась прореха...
   Зачем он делал это? Он ведь житель Околья и лучше чем кто знает, чем чреват высокий тёмный магический фон...
   Она смотрела на него и безнадёжно понимала, что не может задать этот вопрос. Хоть Иржи и был уверен, что это Божек, хоть все улики указывали на него - она, Энха, в душе всё же надеялась, что это кто-то другой - лучше чужак, а если и окольский, то тот, с кем она не знакома. Но не тот, кого она знала с самого своего рождения...
   - Ты знаешь отсюда дорогу на Маяк? - внезапно мягко спросил Мнишек.
   Божек тоскливо покивал.
   - Можешь отвести нас туда?
   Он вздохнул, обернулся, посмотрел назад в ущелье, из которого он появился, развернулся и молча двинулся в ту сторону. Энха и Мнишек переглянулись. Они не были уверены, что ему можно доверять, но без него Энха знала только общее направление на Маяк, а уж троп и проходов не представляла совершенно. Божек вроде бы выглядит вменяемым, и хочется надеяться, что у него нет мыслей их убить.
   Они последовали за ним.
  
   Первые несколько вёрст тропа петляла по ущелью, полверсты они и вовсе прошли по остаткам разбитой эльфийской дороги. Затем поднялись на скалы, пересекли неширокую и неглубокую пропасть по частично обрушившемуся мосту тоже эльфийской кладки, а после него любые намёки на тропу закончились. Путники карабкались на скалы, спускались в овраги, пробирались через полуразрушенные останцы и обширные курумники. С версту пришлось идти прямо по ручью просто потому, что берега у него были отвесные, и путники не могли выбраться. Когда они наконец с помощью крючьев и верёвки вскарабкались наверх, то увидели поле острых крошащихся скал, поднимающееся на склон горы. Попытались обойти гору, но скалы были такие, что идти по ним можно было только на вершину. С вершины в свете закатного солнца путники рассмотрели далеко на горизонте Маяк, укутанный едва заметной фиолетовой дымкой, а впереди - такие же скалы, ущелья, овраги и курумники. К тому времени, как стемнело, они сумели добраться до вершины следующей горы и там и остановились на ночлег в крохотной полупещерке-полурасселине, которая ни от нечисти, ни от гоблинов не защищала никак, и оставалось только надеяться, что сюда они не забредают.
   Вечер и ночь прошли в мёртвой тишине. Божек молчал, Энхе даже показалось, что он пытается спрятаться от них, хоть в крохотной пещерке прятаться было негде. Сидел, скрестив ноги и отвернувшись к стене, ссутулив плечи и опустив голову, от предложенного ему куска хлеба с сыром отказался, и не произнёс ни слова. Энха тоже не осмелилась лезть к нему с вопросами. Мнишек, то ли чуя состояние спутников, то ли думая о своём, тоже молчал. Они съели по предпоследнему куску хлеба с сыром, медленно рассасывая его по крошке и стараясь не думать о том, что от голода сосёт под ложечкой, а следующий раз поедят они только завтра вечером - и это будет последняя еда.
   Ночь прошла спокойно, к ним не пожаловали ни нечисть, ни гоблины, хотя порывы ветра изредка доносили их отдалённые вой и рыки. Утро было холодным, однако солнечным, а горы стали более проходимы, по крайней мере, таких пропастей и скал, как вчера, больше не попадалось. Около полудня, когда Маяк, окутанный фиолетовой дымкой, стал заметно ближе, путники набрели на ручей. В одном месте в него обрушился кусок скалы, запрудил русло, и в углублении образовалось небольшое озерцо. Место было тихим, тёплым, укрытым от холодных северных ветров скалами, поэтому около озерца обильно росли трава, кусты и даже с десяток невысоких деревьев. А под кустами ещё зелёных жимолости и тёрна путники к своей невероятной радости обнаружили несколько кустиков спелой мелкой земляники. Мнишек и Энха тщательно собрали её, не гнушаясь даже едва спелой, и по ягодке поделили на три равные кучки, однако когда Энха протянула Божеку его горсть, он угрюмо покачал головой и отвернулся.
   - Ешь! - разозлилась она, насильно всовывая в его грубую широкую ладонь землянику. - Свалишься от голода - кто тебя тащить будет?
   - Здесь бросите, - тоскливо отвёл глаза Божек. - Маяк близко, горы уже проходимы. И без проводника дойдёте.
   - Прореха на Маяке, - процедила она, - твоя работа?
   Он на мгновение замер, как-то скукожился, но через силу, не глядя на неё, кивнул.
   - Так вот иди с нами и исправляй то, что ты сделал! А то прореху устроил - а исправлять - другие?!
   Божек поднял на неё взгляд. От него вдруг повеяло какой-то безумной надеждой.
   - Ты... знаешь как? - едва слышно спросил он.
   И Энхе вдруг стало легче. Божек не сволочь. Сволочи вот так не загораются надеждой, когда им говорят исправлять то, что они натворили.
   - С той прорехой, что на вершине, - снова с неожиданной мягкостью ответил Мнишек, - мы ничего... радикального сделать не можем. Пока, по крайней мере. Но ту, что внизу, мы можем остановить в росте. Для начала. А потом ты и Энех сможете... прикрыть её.
   - Он тёмный, - напомнила ему Энха.
   Мнишек потусторонне улыбнулся:
   - Он не истинно тёмный. А значит, светлая магия ему подвластна.
   - Она мне тяжело даётся, - признался Божек, снова опуская глаза. - Я пробовал. Я потому и... да, тёмную магию, что... От слабой светилки на одной лишь элевель у меня три дня болело всё нутро.
   Энха положила в рот первую ягодку и от сладости, разлившейся во рту, испытала почти неземное блаженство. От слабой светилки на одной лишь элевель она два дня лежала с горячкой. Но от эльфийских артефактов она с горячкой не лежала, если вовремя делать перерывы.
   - Светлая магия может быть разная, - она посмотрела на Божека, так и державшего горсть земляники в своей грубой ладони. - Можно найти ту, от которой нутро не будет болеть.
   Остальной путь прошёл в молчании, однако теперь это молчание перестало быть таким тягостным, как раньше. К Маяку они вышли, когда тени уже стали длинными, и где-то даже послышался рёв мроя, многократно отражённый от гор. Следы гоблинов - помёт, обглоданные кости, отпечатки ног - были везде, однако самих их было не видно и не слышно. Серые плети шаманской магии почти исчезли, земля больше не взрывалась фонтанами камней. А вот прореха не порадовала - четыре дня назад она была в поперечнике четыре сажени, сейчас её размеры приближались к шести. А вокруг колыхалось густое фиолетовое марево, говорившее о том, что это ещё не предел.
   Путники поспешили на вершину Маяка. Там Энха прежде всего глянула прореху: она, к её облегчению, была без изменений. Нужные блоки для креста Инпу они нашли быстро, вознесли молитву богам, прося простить им кражу и благословить работу, подхватили по одному на плечи и поспешили вниз. На курумнике Мнишек уложил первый блок с руной тау так, чтобы он лежал вне прорехи, второй, с руной мерре, Энха пристроила вплотную уже внутри прорехи, дальше Божек уложил тахмие, и они, немного переведя дыхание, снова поспешили на вершину.
   - Третью ходку сделать не успеем, - сумрачно сказал Божек, когда они в начинающихся сумерках вернулись со второй партией блоков: Энха и Мнишек принесли по одному, Божек сразу два, хотя видно было, что его шатает. Они уложили блоки следом за первыми, сверившись с рисунком, чтобы не перепутать последовательность рун, мужчины повалились на камни перевести дух, а Энха попробовала наполнить руны магией.
   Довольно много времени ушло на то, чтобы понять, как нужно держать руки, куда ставить пальцы и как и какую магию подавать. Очень долго магия словно бы упиралась в камень, растекалась по нему, но не впитывалась. Энха попробовала свернуть магию в спираль и подавать её толчками, но сразу определила, что это точно не годится. Тогда она принялась видоизменять поток магии, чутко прислушиваясь к своим ощущениям. И наконец, когда поток сделался довольно разреженным и при этом очень тёплым, уловила, что магия наконец-то пошла в блок.
   Пошла она... не идеально. Вообще, все ощущения были похожи на те, когда она делала секиру перед нападением гоблинов - не было ощущения ни правильности, ни неправильности. Значит, это говорит о том, что это не идеально, но должно работать.
   Другой вопрос, сколько. Над секирой она работала ночь, а выдохлась она меньше чем за час...
   - Пойдём, - сумрачно буркнул Божек, когда заметно стемнело, а вокруг начала подавать голоса нечисть.
   Подняться на постоялый двор на гудящих от усталости ногах, съесть по последнему куску хлеба с сыром... Или посчитать, что сегодня они ели землянику, и этого хватит? Или хлеб съесть сегодня, а сыр оставить на завтра? Или наоборот?..
  
   Голодным желудкам одного небольшого кусочка сыра было слишком мало, они болели и не давали спать, однако в остальном ночь прошла спокойно: нечисти на Маяке было даже меньше, чем последний раз, а гоблины и вовсе не появились. А вот когда, волоча на себе по блоку, Энха, Мнишек и Божек на заре спустились на курумник, то увидели, что блок с руной тау, который вчера они укладывали вне прорехи, уже находится внутри неё. И в поперечнике прореха выросла примерно на полсажени.
   Они передвинули блоки так, чтобы первая руна тау снова оказалась вне прорехи. Блоки едва заметно светились молочно-зелёным светом, а когда приставили три новых блока, магия мягко перетекла в них, а общее свечение стало слабее.
   Работает? То есть ещё не работает, но есть надежда, что работать будет...
   За вторую ходку Энха и Мнишек притащили по одному блоку, а Божек сразу два, не обращая внимания на то, что его шатает от голода и временами подкашиваются ноги. Они уложили их внутри прорехи вплотную к предыдущим блокам, мужчины передохнули и пошли снова на вершину, а Энха принялась напитывать их магией.
   Тот способ подачи магии, который она нащупала вчера, подходил, но не полностью. Энха потратила ещё не меньше часа, чтобы определить, что поток нужно ещё разредить, и в какой-то момент... Она от неожиданности даже одёрнула руки - ей показалось, что руна тау сама потянула из неё магию, ещё чуть-чуть подправив поток. Справившись с удивлением, она осторожно прикоснулась к первому блоку и прислушалась к ощущениям.
   Нет, тау тянула магию не из неё, а через неё!
   К тому времени, как мужчины вернулись с тремя следующими блоками, Энха уже явственно чувствовала, как по рунам течёт магия. Мнишек и Божек, сверившись с рисунком, приставили блоки к уже построенной кладке.
   - Попробуй ты, - предложила Энха Божеку, с трудом поднимаясь на ноги. Тело от пропускаемой через него магии словно бы гудело и вибрировало, а кончики пальцев онемели и потеряли чувствительность. Зато чувство голода тоже слегка поутихло.
   Божек неуверенно приложил руки к блокам так, как показала Энха и пустил в неё поток светлой магии. Энха увидела, как из его рук потянулась волна сине-зелёного цвета и растеклась по камню.
   - Не так, - покачала она головой. - Пробуй менять поток, ты сам почувствуешь, когда пойдёт так, как надо. Только... его не надо уплотнять, как для лазурита, он наоборот, более редкий.
   Чтобы не терять время, они оставили Божека экспериментировать с магией, а сами пошли за следующими блоками. Когда они вернулись - за это время тело перестало гудеть и онемение в пальцах прошло - у Божека ещё ничего не получилось, однако по потоку, выходящему из его ладоней, было видно, что он приближается к нужной плотности. Когда они вернулись второй раз, он подобрал частично подходящий поток, правда, признался, что от онемения не чувствует рук. Вид у него был какой-то фанатично-безумный, а его борода, и без того всклокоченная, торчала во все стороны.
   Энха и Мнишек установили два последних блока в ряд и вогнали их в пазы предыдущих; они оказались уже за границами прорехи. Молочно-зелёная магия перетекла из уже наполненных блоков в них, а затем ошеломлённые путники увидели, как зелёный поток магии потёк из последней руны тау в пространство, и вдруг завернул вверх, пометался в разные стороны, над прорехой резко изогнулся и рухнул вниз, концом влившись в первую руну тау.
   - Работает, - не веря самой себе, признала Энха.
   Она подошла к первой руне тау и попробовала снова вливать в неё магию. Та пошла, и через некоторое время Мнишек, наблюдавший за аркой, сообщил, что он стал гуще и толще.
   - Давай теперь я здесь буду, - осторожно предложила Энха Божеку, глаза которого по-прежнему горели фанатичным блеском, - а ты поноси блоки.
   Она ожидала, что Божек упрётся, однако он послушно закивал. Мнишек закрыл глаза, вид у него был уставшим. Энха, поколебавшись, спросила:
   - А ты можешь наполнять блоки магией?
   Мнишек с сожалением покачал головой:
   - В детстве мог. У нас в храме есть яллин - это эльфийский артефакт, который предназначался для согревания помещения. Он только на двух рунах - ялле и тау. Я его смог заполнить так, чтобы он снова грел... Я, собственно, поэтому и был уверен, что ты сможешь запустить поток в кресте Инпу... А потом из-за того, что я пользовался магией, у меня начал раскачиваться захват. И я потерял возможность подавать магию потоком. Я помню, - он горько усмехнулся, - каким это было для меня горем, когда я понял, что у меня раскачивается захват.
   Энха и Божек во все глаза смотрели на него. Для них когда-то было горем, что у них захват не раскачивается!
   - Но ведь эльфы, - тихо заметила Энха, - были сильными магами. Но подавали магию потоком.
   Мнишек печально улыбнулся:
   - Эльфы, Энех, никогда не были сильными магами.
   - В смысле? - опешила она.
   - Вспомни эльфийские сказания, - он поднял на неё глаза. - И скажи, как часто эльфы убивали нечисть заклинаниями?
   - Постоянно!
   - О нет. Вспомни, когда Инпу сотворил хоть одно заклинание. Или Усир. Или Акеру. Или та же Изис, когда искала Усира, а на неё нападала нечисть... Что она делала?
   Энха замерла.
   Изис создавала жезлы. Пряталась за акерау. Вырезала руны на дереве и напитывала их магией. Подбрасывала артефакты-взрывалки нечисти под ноги. Активировала руны, которые обжигали нечисть огнём или резали льдом. Но ни разу не сотворила заклинания... И не только Изис...
   - Вот, - кивнул Мнишек.
   Энха и Божек потрясённо смотрели на него.
   - Эльфы, если мерить нашей меркой, - продолжал Мнишек, - были слабыми магами. Ни один из них не смог бы перевестись на второй курс нашего университета, а большинство, скорее всего, не смогло бы и поступить. Но они жили магией. Лить магию было для них, как дышать. Напитывать магией всё вокруг - это была их жизнь.
   Энха перевела дыхание, не в силах поверить в услышанное. Всю жизнь думать, что эльфы были сильнейшими магами, всю жизнь переживать, что ей не досталось хотя бы крох их магической мощи - и вдруг узнать, что они были слабыми магами. Как и она. Просто умели свои слабые способности использовать в полную силу!
   - Значит, - прошептал Божек, - и мы сможем...
   Энха закивала. Можно найти таких, у кого не раскачивается захват, и научить их эльфийской магии. И тогда она будет не одна против этих прорех!..
   Следующие две ходки на вершину они сделали втроём, снесли восемь блоков, а затем Мнишек без сил упал на камни и признался, что больше не может. Божек и Энха пошли вдвоём, притащили ещё три блока и принялись устанавливать их перпендикулярно первой линии, начав с центрального блока. И с каждым установленным блоком магия из той линии, что уже была напитана, перетекала в новые, правда, становясь при этом тусклее.
   К вечеру, когда солнце уже зашло за горы, но ещё не стемнело, замученные путники всё же на последних силах спустили последние блоки и достроили четвёртый конец креста. Энха, которая уже почти не чувствовала рук ниже локтя, а от вибраций в теле темнело в глазах, запустила в них магию, и с последним приставленным блоком все увидели, как из него снова вылетел поток магии, загнулся вверх, наверху слился с первой дугой магии, потёк вниз и влился в начальную руну тау. Божек тоже не чувствовал рук, а к тому же его плечи были стёрты в кровь, но он был всецело погружён в мысли о новых открывшихся ему возможностях, а потому физические неудобства были для него сейчас несущественной мелочью.
   - До ближайшего города мы дойти не успеем? - без надежды спросил Мнишек, которого мысль, что опять придётся подниматься вверх на гору, вгоняла в отчаяние. Перспектива остаться ночью один на один с нечистью или гоблинами казалась меньшим злом, чем снова тащиться наверх.
   Энха с сожалением покачала головой.
   На постоялом дворе они разделили последний кусок хлеба на троих и до самой темноты по крошке рассасывали его, а мысли были только о том, что завтра они доберутся до Вселово или Сопвишек и там поедят. Сначала полевки, рыбной и с перловкой, и обязательной с большим куском хлеба. Потом дадут животам переварить её, и съедят карпа, запечённого с картофелем или капустой. Потом каши... пшённой... с ягодами...
   А вот ночь впервые за время их странствий по горам, не была спокойной. Нет, то, что вокруг скреблась и выла нечисть, никого не беспокоило, даже замученный Мнишек буркнул: Ну её к демону и не стал подниматься и убивать. Но сквозь её шуршание и вой чуткое ухо уловило отдалённое повизгивание. Божек поднял с тюфяка голову и прислушался, затем переглянулся с Энхой.
   - Гоблины? - спросил Мнишек, заметив их тревогу.
   Они кивнули.
   Гоблины дали им построить крест Инпу, за это можно благодарить богов. Но если завтра они перекроют им дорогу во Вселово или Совишки... Бежать ещё раз к форту - еды больше нет. Тем или иным путём, но нужно будет выходить в Околье.
   Можно не полевку и не карпа... Можно грибов, жареных в масле, с луком и картофелем...
   Рёв гоблинов отчётливо пробился сквозь шуршание и вой нечисти.
  
   Глава 46. Иржи. Бой у Вселово
  
   До Крутицы Иржи и Вито доскакали вечером, там за время их отсутствия ничего не изменилось. Оттуда выехали рано утром, когда ещё и не рассвело, и до полудня были уже на месте слияния Инны и Огже. Там следы были, гоблины переходили вброд на этот берег, однако в количестве нескольких десятков, но точно не сотен. После переправы им попался один гоблин, и затем до самого Маяка было пусто. На подходе к Маяку версты за полторы Иржи определил повышенный тёмный фон, Вито мрачно подтвердил, что раньше он отползал от Маяка всего на полверсты, и маги вышли к курумнику, где более седмицы назад шаманили гоблины.
   Он был весь усеян следами слизи и пузырей, а посереди него зияла прореха, похожая на половинку яйца в шесть саженей в поперечнике. Сквозь её серовато-белую размытость просматривались неясные холмы мира демонов.
   Иржи окончательно убедился, что местную благодать он слегка переоценил.
   - Что это? - не веря самому себе, спросил Вито.
   Иржи непонимающе глянул на него. Вопрос явно относился не к прорехе - уж что-что, а их местные знают лучше, чем столичные гуляки питейные заведения. Но Вито пристально смотрел именно на прореху.
   Они подошли вплотную к размытости, и тут Иржи увидел эльфийские рунные блоки, выложенные крестообразно внутри прорехи. И над этими блоками размытость становилась меньше.
   - Зачем это? - непонимающе спросил он.
   Вито всмотрелся в руны на блоках. Затем задрал голову и глянул наверх. Потом обошёл прореху и долго молчал.
   - Насколько я вижу по рунам, - заговорил наконец он, - это крест Инпу. В эльфийских сказаниях он запирал прорехи, то есть не давал им разрастаться. Но я всегда думал, - признался он, - что это обычный артефакт, который можно взять в руки.
   Иржи присел на корточки, пощупал блоки и попытался почувствовать в них магию. Светлая, самая мелкодисперсная и словно бы остаточная.
   - Блоки напитаны магией, - кивнул Вито, заметив его скептический взгляд. - Я это вижу.
   - И у Энхи хватает сил на такой... - с откровенным сомнением спросил Иржи. - Здесь почти семь саженей в поперечнике, каждый блок аршин на два... Ей хватит на это сил? Помнится, от одной светилки на лазурите, который размером с перепелиное яйцо, она с горячкой лежала.
   - Да, так было, - признался Вито. - Поэтому я не знаю, как они это сделали. Но надо учитывать, что Мнишек - жрец, и он может обладать... знаниями, которыми не обладают остальные.
   Иржи мрачно покивал. Один такой уже добрался до знаний, которыми не обладают остальные. И пожалуйста: в Околье две прорехи и озверевшие гоблины, а по Мораве ходят щуркинские артефакты, с помощью которых можно крутить людьми, как хочешь!
   Они поднялись на Маяк и около постоялого двора обнаружили трупы пяти гоблинов. Трое из них были убиты магией, одному перерезали горло, а у пятого был размозжён череп: массивный острый булыжник со следами крови и мозгов валялся тут же. Сам постоялый двор и руины были пусты.
   Вито присел перед гоблином с размозжённой головой, присмотрелся, потрогал пальцем засохшую кровь и мозги. Затем глянул на остальные трупы.
   - Смерть наступила сегодня, - констатировал он.
   - Значит, - сделал вывод Иржи, - сегодня Энха и Мнишек ночевали здесь. Куда они могли пойти?
   Вито неопределённо пожал плечами. Пойти они могли куда угодно: и во Вселово, и в Сопвишки, и к Гоблинской пустоши. Разве что направление на Крутицу можно исключить - Иржи и Вито там прошли и никого не встретили.
   Они двинулись вниз и на середине склона заметили в стороне от основного спуска ещё три трупа гоблинов. На этот раз все трое были убиты магией. У подножия обнаружились шесть трупов, из которых двое были зарезаны, а у одного размозжена голова.
   Солнце уже стояло низко над горами, в долинах и падях сгущались сумерки. Вито постоял, глядя вокруг, а затем двинулся вниз. Вид у него был сейчас чем-то похожим на Мнишеков: потусторонний, словно бы он видел что-то, что другим недоступно. Он спустился с горы, миновал подножие, усеянное обломками камней и блоков, и вышел на тропу, соединявшую Вселово и Сопвишки. Там он уверенно свернул налево.
   - Они пошли на Вселово, - определил он, выныривая из своей потусторонности, и задумчиво посмотрел на солнце, которое отсюда было не видно из-за гор.
   - Как ты определил? - озадачился Иржи. - Ещё одна плюшка от того, что ты истинно светлый?
   Вито кивнул.
   - И ты можешь вместо собаки брать след? - Иржи постарался скрыть недоверие и - что греха таить - некоторую зависть. Уметь самому брать след - это же преступников можно на раз-два выслеживать!
   - Увы, - усмехнулся Вито. - Собакам я не конкурент... Я не могу вызывать эту способность тогда, когда мне хочется. За всю жизнь она проявлялась всего несколько раз.
   - Мы за сегодня во Вселово успеем? - Иржи посмотрел на солнце, сияющее за горой.
   - Если бегом, - подумав, решил Вито, - то... всё равно придём в темноте.
   - Пошли, - решительно кивнул Иржи, наплевав на то, что от нескольких дней в седле болят все кости. Тревога за Энху была сильнее.
   Тропа на Вселово была вполне удобной, и по ней можно было бежать. Временами она пропадала, но всё равно скалы или пропасти не встречались, и Вито вёл ровными долинами, поросшими низкой жёсткой травой. Там и сям попадались кости животных и гоблинов, выбеленных солнцем, редко - рыхлые кости нечисти, рассыпающиеся от одного прикосновения. Пот заливал глаза, в боку кололо, однако Иржи и Вито бежали, пока были силы. Потом переходили на шаг, пока не восстановится дыхание, потом снова бежали. Тропа поднялась на склон пологой горы, усеянной камнями и поросшей травой и лишайником, обогнула её и спустилась в узкую, немного заболоченную лощину. По ней протекал ручеёк, а на земле вокруг него Иржи и Вито увидели следы гоблинов. Много следов. Они появлялись на тропе, пересекали долину и снова терялись, когда тропа поднималась на каменистый голый перевал.
   - Свежие, - нахмурившись, определил Вито, пальцем трогая несколько следов босой гоблинской ноги, в который уже просачивалась вода. - Сотня точно будет.
   - Они прошли до Энхи или после? - Иржи сцепил зубы. С сотней гоблинов эти эльфийские артефакторы ничего не сделают, да и обычные маги посреди голых гор тоже с ними ничего не сделают: проредят слегка и полягут.
   Вито, стараясь не наследить, осмотрел лощину. В двух местах из-под гоблинских следов обнаружились незатоптанные человеческие: маленькая девичья ножка и мужская. Воды в них было больше, чем в гоблинских.
   - Пара часов между ними было, - с облегчением определил он.
   А когда уже в темноте, уничтожив десятка с два нечисти, маги поднялись на высокий пологий холм, то увидели впереди Вселово. До него было вёрст пять, и виден он был исключительно потому, что с одной его стороны пылали соломенные крыши мазанок. И в свете огня было видно, что в городе идёт бой.
   И в это время город окатила словно бы серая волна: накатила и схлынула.
   - Что это? - напрягся Иржи.
   - Шаманская магия, - нахмурился Вито. - Сбивает с ног и немного оглушает. А то, что пожар - думаю, это работа второго шамана, потому что не похоже на то, если бы просто уронили факел... Давай туда, - он указал чуть левее города. - Там есть курумник и деревья. Так себе укрытие, но если на нас насядут всем скопом, хоть не посреди луга. Оттуда осмотримся.
   Они сбежали с холма, спотыкаясь в темноте о камни, и побежали, на ходу убивая попадающуюся нечисть, среди которой оказались и три гоблина, сорвавшиеся с магического крючка шамана. Не доходя с полверсты до города, маги свернули налево, перепрыгнули узкий ручеёк и принялись карабкаться на нагромождение валунов, переплетённых корнями деревьев. По этим валунам они подобрались к берегу реки и оказались достаточно близко от городских стен. Внизу шумела мелкая в этих местах Инна, а гоблины прямо из реки атаковали стены, причём даже в темноте было видно, что частокол из толстых заострённых брёвен уже сильно повреждён.
   В это время из толпы гоблинов снова выросла серая волна, ударила в частокол - Иржи и Вито увидели, как опасно зашатались брёвна - и покатилась дальше в город. Через какое-то время вернулась, снова зашатав брёвна, и втянулась в шамана. И почти сразу же с противоположного края города поднялся огненный шквал и ударил по и так горящим мазанкам, накрыв ещё несколько. Крики людей стали громче.
   - Надо выбивать в первую очередь огневика, - понял Иржи. Тот шаман, который с оглушающей волной, выглядел менее опасным.
   Где-то в городе Энха... По крайней мере, на это хотелось надеяться... А она не будет тихо отсиживаться за спинами защитников. Полезет ведь в самое пекло!..
   Маги поспешно пробрались по курумнику чуть дальше вдоль реки, спрыгнули вниз и, черпая сапогами воду, перешли на другой берег. По большой дуге оббежали город, выбив по дороге с десяток мроев и яхаек, а заодно и нескольких гоблинов, и оказались в тылу шамана. В свете полыхающих крыш было видно, что его окружало восемь гоблинов-охранников, но остальная его армия лезла на стены или пыталась пробиться в узкую распахнутую калитку, а потому тыл почти не был прикрыт.
   Шаман развёл в сторону руки, явно собираясь колдовать. Иржи подскочил ближе и, вложив в заклинание все силы, метнул в шамана залп шипов, задав им минимальный разброс... чтобы увидеть, как шипы просто растворяются на подлёте.
   - Бл***! - констатировал Иржи, чувствуя, как тянет жилы от мгновенной перерастраты сил.
   - Я дам по нему волну, как я сделал в Крутице, - быстро и собранно проговорил Вито, пока шаман, не обративший никакого внимания на неудачную атаку, зажигал над собой арку огня, - а ты по моему кивку - бей.
   Угу, мысленно ответил Иржи, а потом улепётывай от гоблинов с твоей бесчувственной тушкой на плечах!
   Впрочем, другого выхода не было - он только что убедился, что магическая защита у шамана отменная.
   Гоблин уже медленно разворачивал ладони в сторону города, арка огня над ним стала гораздо толще. Вито сделал быстрый пасс - и Иржи почувствовал, как к гоблину потекла - именно потекла - магия. Дождавшись кивка, он, не пожалев сил и невзирая на боль в жилах, вложил в заклинание все силы и снова послал в шамана залп шипов.
   Результат показал, что все силы можно было на этот раз не вкладывать. Шамана буквально разорвало на клочки, огненная арка над ним взорвалась, окатив всё вокруг искрами. Вито, на этот раз не потерявший сознания, дёрнул Иржи назад в сторону реки.
   К курумнику пришлось пробиваться, причём не только через гоблинов, потерявших хозяина, но и через нечисть. Иржи и Вито уже потеряли счёт уничтоженным тварям, когда наконец пересекли реку, вскарабкались на курумник, где гоблины и нечисть от них отстали, повалились на камни и перевели дух. Внизу шла битва, ревели гоблины и кричали люди.
   - Я думал, ты свалишься в обморок, - признался Иржи.
   - Ты быстро ударил, - Вито не без труда сел, - меньше пришлось держать волну. Но вторую я не потяну.
   - Второго шамана и не достать, - напомнил Иржи.
   В это время снова из толпы гоблинов возникла серая волна и покатилась в город. Частокол в одном месте обрушился, гоблины ринулись туда. Видно было, как защитники хватают щиты и закрываясь ими, собой затыкают дыру. До шамана было саженей триста. И между ним и магами была сотня гоблинов, штурмующих город. А к тому же этот шаман стоял не позади своей армии, а в самой толпе, и к нему ни с какой стороны было не подобраться.
   Где-то там Энха...
   - У тебя магическое истощение? - спросил Иржи, примериваясь к расстоянию до бреши и к количеству гоблинов на пути.
   - Ещё нет, - покачал головой Вито, - но близко. Массовый бой не потяну.
   Иржи прислушался к себе. Жилы после перерастраты сил тянули ноющей болью, магическое истощение было не за горами. Но поотрывать ноги гоблинам хватит.
   - Прикрыть сможешь?
   Вито оценил расстояние до бреши, где гоблины наседали на защитников, и было видно, что долго они удерживать не смогут, примерился к количеству тварей на пути и кивнул:
   - Давай.
   Они скатились с курумника, цепляясь за корни деревьев, плюхнулись в реку и бросились к частоколу. Прицельными шипами выбили ближайших гоблинов, пока те не обратили на них внимания, буквально взлетели на вал, и Иржи, теряя равновесие на крутом склоне, вбросил в толпу гоблинов заклинание неоформленного льда. Вито придержал его за шкирку, и Иржи следующим пассом разорвал лёд, чувствуя, как тело начинает заливать слабость - признак магического истощения.
   Он не успел даже перевести дух, как краем глаза увидел, что вдалеке над шаманом снова начинает разрастаться серая волна. Вито, тоже заметивший это, схватил его за шкирку, чтобы затащить внутрь частокола, но внезапно эта серая волна полыхнула вверх, рассыпалась на отдельные пятна и рухнула на землю.
   В голове загудело, перед глазами поплыло, во рту появился металлический привкус. Иржи, едва соображая, что происходит, почувствовал, как Вито за шкирку тянет его наверх, потом ещё несколько рук ухватили его за патлы и котту и втянули за частокол. Сквозь гул в ушах он услышал яростные вопли: Бей, пока они не очухались!, ему на пальцы кто-то больно наступил, и Иржи осознал, что сидит на земле, прислонившись к каким-то доскам. Он проморгался, рассмотрел в пляшущем свете факелов какие-то глинобитные стены, лестницы, помост - в одном месте он был сломан, и на его обломках и сидел Иржи. Невдалеке лежало чьё-то тело, с другой стороны кто-то стонал, а за брешью с внешней стороны вала шёл бой. Иржи не без труда поднялся на ноги и выглянул. Гоблины были дезориентированы и полноценное сопротивление организовать не могли, стражники яростно секли их алебардами и секирами.
   - Что это было? - спросил Иржи у Вито, тоже наблюдавшего за боем.
   - Прерванное заклинание силовой волны, - отозвался он. - Они всё же как-то убили шамана.
   - Это меня одного так приложило?
   Вито усмехнулся:
   - Во-первых, мы привычные, с рождения нечистью тренированы. А во-вторых, от такой волны можно спрятаться за любым укрытием, даже просто на землю упасть и закрыть голову руками. А ты был и без укрытия, и непривычен.
   После гибели шамана бой закончился довольно быстро: гоблинов, дезориентированных ментальной волной, посекли без проблем, с той стороны, где горели пожары, на них ушло больше времени и сил, но победа тоже осталась за защитниками. Потом тушили пожары, выстроившись цепочками и передавая друг другу вёдра. Иржи прошёлся по городу, посмотрел на количество раненых, над которыми хлопотали женщины, прибил невесть откуда взявшуюся самавку, и порасспрашивал, были ли здесь Энха и Мнишек. Выяснил, что Мнишек во время боя стоял на стене, а где он сейчас - демон его знает. Кто-то видел, как незадолго до заката со стороны гор пришли трое человек, они же и принесли известие о том, что на Вселово движется орда гоблинов. Больше ничего полезного выяснить не удалось.
   Иржи, чувствуя слабость в теле от магического истощения и боль в голове после ментальной волны, выбрался за стену и пошёл разыскивать второго шамана. Берег был усеян телами гоблинов и кое-где людей; люди ходили и собирали своих раненых и убитых. Иржи перешёл вброд на тот берег, убил ушлёпка, прикинул, где примерно находился шаман во время боя, и направился туда. Его труп валялся наполовину в реке и был утыкан стрелами, как ёж, а к тому же половина руки была срезана как острым мечом.
   Шамана прикрывала магическая защита. Если его убили обычным оружием, значит, как-то исхитрились снять эту защиту...
   Иржи подсветил себе светлячком и в нескольких шагах обнаружил круглый камень словно бы от небольшой катапульты. На камне были выбиты руны. Иржи поднял его и рассмотрел.
   Четыре руны пустоты, две махъи и две хаухе. Выбиты явно наспех - линии и мелкие сколы не заглажены. И в камне чувствовалась мелкодисперсная, словно бы остаточная светлая магия.
   Такую же магию он ощущал в артефактах, сделанных Энхой, Вито утверждал, что это и есть эльфийская магия. Выходит, Энха всё же в городе. Хочется надеяться, что за время боя она никуда не влезла!
   Иржи вернулся в город, прошёлся вдоль стен и обнаружил небольшую катапульту; она была подтянута к частоколу, а около неё лежала горка круглых ядер, точно таких же, как и то, что он обнаружил около трупа шамана, только без рун. Стражники охотно рассказали, что пытались сначала достать из неё по шаману, да ядра отскакивали от его магической защиты, как блинчик от воды. А потом Энха принесла ядро с рунами, им выстрелили, и оно сорвало магическую защиту. А уж нашпиговать шамана стрелами оказалось не проблемой.
   А потом он снова встретил Вито, и они вместе нашли Мнишека. Тот был уставшим, с трудом держался на ногах, а на лбу наливалась синевой шишка.
   - Где Энха? - сразу спросил Иржи, обмениваясь с ним рукопожатием.
   - Где-то есть, - устало ответил Мнишек. - Мы в город пришли вместе, я Энех и Божек...
   - Божек всё-таки, - недобро пробормотал Иржи.
   - За нами гоблины шли, нас несколько часов разделяло. Энех и Божек с магическим истощением уже были...
   - Крест Инпу внутри прорехи, - уточнил Вито, - это ваша работа?
   - Да, - Мнишек светло улыбнулся. - Мы носили камни с Маяка, а Энех и Божек запускали в нём магию. В основном Энех, она умеет...
   - И ей хватило магии, - недоверчиво уточнил Иржи, - на тот... крест семь на семь саженей?!
   Ну не укладывалось в голове, что Энха могла наполнить магией... такое. Ладно небольшие эльфийские артефакты - с их реальностью Иржи кое-как примирился. Но крест из каменных блоков семь на семь саженей!..
   Тяжело всё же преодолеть инертность мыслей и принять, что Энха, которую он всегда считал немагом, всё-таки маг, пусть и... специфический...
   - При наполнении таких крестов, - пояснил Мнишек, - другой принцип. Его нужно было не заполнить магией, она там была. Её нужно было заставить снова двигаться. А это требует меньше сил.
   - Хочешь сказать, - уточнил Вито, - что теоретически она может в целом эльфийском городе снова запустить магию?
   - Если бы город был нетронутым, и все... или хотя бы большинство рунных цепей в нём были бы целыми, то теоретически да, хотя сам понимаешь разницу в размерах: крест семь на семь саженей и целый город. Но дело в том, что целых городов эльфов нет, все разрушены более или менее сильно. Можно, например, подобрать и сопоставить блоки, чтобы получились нужные связки рун, и тогда в них можно запустить магию. Другое дело, что я не знаю, как долго тот же крест Инпу будет действовать. И ещё, - он нахмурился, - я не уверен, что около Маяка не появится ещё одна прореха, раз уж мы ту остановили. Там слишком плотный тёмный фон.
   - С вами был Божек? - Иржи сцепил зубы.
   - Да, - кивнул Мнишек, - Энех учила его работать с потоками светлой магии. Но ему тяжелее, он тёмный. И он привык к другим... плотностям.
   Иржи и Вито переглянулись, но ничего говорить не стали.
   Город потихоньку пустел - жители Околья инстинктивно опасались ночью находиться на улице и спешили спрятаться. Раненых разбирали по домам, погибших пока складывали у стены, решив, что до утра в нежить они обратиться не успеют. Где-то кто-то плакал, кто-то молился, чадили, догорая, факелы. Брешь в стене наспех заколотили обломками досок, оставив починку на утро. За рекой снова подала голос нечисть. На востоке начинало светлеть небо.
   Мнишек проводил Иржи и Вито на постоялый двор, где они с Энхой и Божеком остановились. Город был переполнен селянами, прибывшими с окрестных деревень, шатры, палатки и телеги зачастую стояли посреди дорог, и идти приходилось по обочинам, продираясь через одуряюще пахнущий чубушник и заросли шиповника. Постоялый двор был небольшим, чисто выбеленным, с деревянным полом и низким потолком, и забитым до отказа: комнат людям не хватало, спали кто где нашёл место. Энха, Мнишек и Божек, как выяснилось, устроились на чердаке, в самом углу, где пол соединялся с камышовой крышей. Энха спала, завернувшись в плащ и скрутившись калачиком, и дышала очень часто и поверхностно.
   Иржи засветил слабый магический огонёк, опустился около неё на колени и потрогал лоб. Он был сильно горячим.
   - Магическое истощение? - хмуро спросил он.
   Она, услышав сквозь сон его голос, открыла глаза. Посмотрела, видимо, не понимая, то ли он ей снится, то ли нет, потом села и протянула к нему руки. Иржи сгрёб её в объятья, почувствовав, как она горит.
   - Всё, - тихо сказал он ей в шею, тайком касаясь губами, - я здесь... Ты шамана обезвредила?
   - Мы с Божеком, - сипло поправила она. - Шаман... Ему что-то с пустотой надо было, чтобы руны пустоты... убрали его магию. От него и оружие, и заклинания отскакивали...
   - Я пробовал, - объяснил Мнишек, тоже садясь рядом на грубый неоструганный пол, - накрывать его заклинанием пустоты. Но с такого расстояния я доставал только импульсными заклинаниями, но не потоком.
   - Потоком? - косо глянул на него Иржи.
   Как-то много вокруг развелось умельцев работать с потоком магии!..
   - Короткий поток, - кивнул он, - буквально в несколько мгновений. Он идёт медленнее, чем импульс. Я в Сопвишках так сделал: послал поток с рунами пустоты и вслед ему - импульс с заклинанием шипа. Как раз тогда, когда дошёл поток, дошёл и импульс, и шип убил гоблина ровно тогда, когда руны пустоты нейтрализовали его магическую защиту. А здесь так не получалось.
   Божек, разбуженный голосами, открыл глаза, посмотрел на Иржи, как-то скукожился, но сел, не глядя ни на кого. Отросшие волосы и борода торчали в стороны, но взгляд был осознанным.
   - Мы с Божеком, - немного задыхаясь от жара, продолжила Энха, - взяли одно ядро катапульты и дали его резчику по камню, чтобы он руны вырезал, махъя и хаухе. Я хотела диск, но его пришлось бы долго вырезать, а гоблины уже подходили... Хорошо, что они не сразу напали, сначала за Инной стояли, а когда напали, шаман не сразу начал бить... Так резчик вырезал руны, и мы с Божеком заполнили его магией. Мне с рунами пустоты тяжело, Шу и Хех не мои боги... Я когда амулет Шу и посох Хеха вырезала, очень часто приходилось отдыхать. Божеку легче. Мы по очереди наполняли, не смотрели, что тяжело и магическое истощение. А потом из катапульты выстрелили, чтобы ядро упало около шамана. Оно упало - и шамана убили... Мы знали, что есть второй шаман, но на него уже сил не было.
   Иржи, прижимая её к себе, погладил по спутанным волосам, затянутым как попало в косу, и повернул голову к Божеку.
   - Щуркинские артефакты делал ты? - прямо спросил он.
   - Я, - обречённо признался он, не глядя на него.
   - Зачем?
   - Я всегда хотел быть магом, - глухо признался он. - Всегда. Когда я поступил в университет, я... как на крыльях летал, что моя мечта сбылась. Я старался, учил всё, что нам говорили, и даже больше, раскачивал захват... А потом как гром среди ясного неба - шар показывает, что я неперспективный. Что захват раскачался всего ничего, несмотря на все усилия. А другие, которые весь курс гоняли лодыря, прошли. Тебе не понять, королевский маг, - Божек поднял на него глаза, а в голосе прорезалась злость, - каково это, когда понимаешь, что это приговор. Смотришь на других, которым эта магия дана как дар свыше, бери и пользуйся, а ты, как ни бейся, бездарь... После того, как меня выгнали, я целый год пытался раскачивать захват, всеми способами, в любое свободное мгновение, как одержимый... Но нет, приговор оказался окончательным, - он сжал зубы. - Бездарь.
   Он помолчал. Слабо горел желтоватый магический огонёк, освещая усталые лица, кусок шершавого деревянного пола и кусок же камышовой крыши. Из какой-то щели задувал ветер, вокруг сопели и похрапывали люди, кто-то постанывал и чесался.
   - И тогда ты вспомнил, - хмуро сказал Иржи, чувствуя под ладонью горячую Энхину шею, - что можно подавать магию потоком.
   - Я это знал всегда. Мы на эльфийских сказаниях выросли. Мне в университете все твердили, что это чушь - подавать магию потоком, но когда... когда отчаяние достигло предела, я попробовал. Я долго пробовал, несколько лет. У меня долго ничего не получалось. Магия идёт - а толку нет. Потом стало получаться менять плотность... Я не был идиотом... тогда ещё не был, - он передёрнул плечами и снова опустил глаза. - Я не трогал тёмную магию, пытался со светлой. Когда стало получаться, я понял, что это тяжело. Очень тяжело. Простая светилка на лазурите и одной только элевель выпивала из меня все силы, и я три дня не мог спать, потому что всё болело так, что хотелось кричать. Но это было хоть что-то. Ради того, чтобы быть хоть каким магом, я готов был терпеть боль... А потом, - его голос снова потерял силу и в нём засквозило отчаяние, - я попробовал тёмную магию. Она мне гораздо проще шла, не выпивала меня и от неё ничего не болело. Я знал, что с ней нужно быть осторожным, что нельзя колдовать долго и в одном месте, потому что можно свихнуться и поднять тёмный фон. Всё это я знал. Два года я учился наполнять лазуриты очень... осторожно, в разных местах и делал большие промежутки. А потом... вот, три года назад, я понял, что у меня получается. Что мой успокоительный артефакт действует посильнее артефактов, которые делают сильные маги. В Вирейке как-то было, шахтёры перепили и полезли драться, человек по десять с каждой стороны было, все с кирками и ножами. Все их пытаются успокоить, но только больше распаляют. А я... А меня послушали. Я активировал артефакт и начал им говорить: Успокойтесь, вашу проблему можно решить спокойно, что-то ещё я им говорил, и они... И они... вот только что глаза были налиты кровью, только что готовы были проломить друг другу головы кирками, и вдруг успокаиваются и соглашаются, что да, чего это мы, надо пойти выпить мировую... И тогда я понял, что я могу создавать артефакты. Я нашёл... людей, которым продавал такие артефакты, потом они стали присылать заказы, я стал делать на заказ, мне платили золотом... Я стал делать артефакты чаще и дольше, и вот тогда, наверно, я и начал сходить с ума. Медленно, очень медленно... Я понимал, что надо, наверно, не так часто, но я не чувствовал в себе никаких изменений. Я только ходил на Маяк, чтобы в Околье не повышать тёмный фон, я рассчитывал, что там остаточная эльфийская магия снимет тёмный фон, что я бы создал.
   - И каждый раз, - сцепив зубы, уточнил Иржи, - ты делал проколы в мир демонов вместо того, чтобы пользоваться той магией, что уже есть вокруг?
   Божек посмотрел на него обречённо:
   - Я не умею понимать, когда я беру магию из пространства, а когда делаю проколы в мир демонов. Я не чувствовал, что делаю проколы. Я как брал до этого светлую магию, так вроде бы точно так же брал и тёмную. То есть... я не брал, она сама шла.
   - И тебя не учили распознавать прокол... - начал было Иржи и осёкся. Вспомнил свою учёбу и свой первый курс. Да, первокурсников этому не учат. Он сам первые два года захватывал тёмную магию через проколы, и только в конце второго курса им рассказали, как определять, откуда берётся тёмная магия...
   Первокурсникам только раскачивают захват и начитывают теорию, которая никому нахрен не нужна, вроде природы тёмной и светлой магии. А полезные вещи вроде того, как определять фон и как предотвратить лишние проколы, начинаются потом, и то их нужно ещё выудить из кучи научного мусора, вываливаемого на них магистрами.
   И любознательный студент, слишком сильно хотевший стать магом, не обладал знаниями, чтобы понимать, что он творит.
   - И тёмный фон ты не умел распознавать? - уточнил Иржи уже без прежнего запала.
   Божек вздохнул и посмотрел в нетёсаный пол.
   - Не умел раньше, когда... начинал работать с тёмной магией. Потом в процессе работы я научился его определять, но... но я не осознавал это. Как я сейчас понимаю, я уже тогда два года назад начал сходить с ума, начал терять... как это сказать... понимание мира... нет...
   - Критичность мышления, - подсказал Вито, сидевший, скрестив ноги, прямо на полу.
   - Наверно... Да, наверно, так. Вот, потом, когда я пришёл в себя, когда в темнице у пана Благомила посидел, я понял, что я тогда уже знал, что на Маяке тёмный фон. Когда я пытался украсть акерау, - он виновато глянул на Вито, - я знал, что он уже выдохшийся. Пока он работал, я... у меня, наверно, хватало ума его не трогать... Но я этого не... понимал. Я знал, что на Маяке тёмный фон, но это было... что-то неважное... Нет, не так... Я никак не связывал появление тёмного фона и то, что я там создаю свои артефакты. Мне и тени мысли не закралось. У меня пропало всякое понимание, что между артефактами нужно делать перерывы, я мог несколько дней подряд сидеть на Маяке и накачивать магией лазурит за лазуритом, особенно если уже подходило условленное время, когда я должен был встречаться с посыльными... Мне люди начали говорить, что я сумасшедший, но я чувствовал себя совершенно нормальным, таким, как всегда, я не понимал, что я стал истеричкой, как та Юсюня из Марьяливо. Я... Для себя я был такой, как всегда, и то, что жена ушла от меня, - он как-то горестно сжался, - я воспринял как бабью придурь... И только когда посидел у пана Благомила в тюрьме, где я не мог делать артефакты, и у меня начало сходить магическое помешательство, и я начал понимать, что я натворил... Я графу Понятко должен был отдать партию артефактов, но из-за того, что я был в тюрьме, я не смог встретиться с его посыльным. Я пошёл сам в столицу, и пока шёл, магическое помешательство сошло ещё больше... Там, в столице, я отдал ему артефакты... А потом посмотрел, что он творил с теми акерау наоборот, что он у меня заказывал... И что творил с другими...
   Он поднял глаза на Иржи:
   - Ты можешь меня убить, - с какой-то фаталистичной покорностью сказал он. - За такое, что я наделал, я заслужил смерть. Я не буду сопротивляться или проклинать тебя... Но я клянусь Анахитой, я не понимал, что творю. И не понимал, на что способны мои артефакты, пока не увидел в столице, что с ними делают.
   Иржи не ответил. Он убивал, но убивал подонков и сволочей, которые тоже убивали и калечили жизни людей. Но Божек не был сволочью, и его вина заключается лишь в том, что он слишком сильно хотел быть магом. А винить нужно магистров, которым важнее их тёплое местечко в университете, а не знания студентов.
   - Я тоже, - сипло и негромко произнесла Энха, - хотела быть магом. Когда я не поступила... и когда стало понятно, что захват не раскачивается, для меня это было... крушением всей жизни. И тогда я тоже попробовала подавать магию потоком, потому что тоже хотела быть магом, хоть каким-нибудь... Но... Но мне повезло, я истинно светлая. Мне тёмная магия вообще недоступна, и у меня не было выбора, с тёмной магией работать или со светлой. Только со светлой, больше никак. А если бы мне была доступна и тёмная магия, то я... не знаю, с какой бы я работала. Может, я бы тоже делала щуркинские артефакты.
   Иржи сильнее прижал её горячее тело к себе и уткнул подбородок ей в волосы. На месте Божека могла быть Энха. Ещё один немаг, который хотел стать магом. И стал же...
   Пани Збигнева рассказывала, что когда-то учили и таких, учили всему, что они могли воспринять: определять фон, считывать магию и руны с артефактов, работать в лаборатории, выслеживать нечисть и нежить, основам алхимии... Толку от них было, может, и немного, но они были заняты делом и не тратили силы на то, чтобы придумать что-нибудь такое, от чего потом взвоет вся Морава.
   - Первые человеческие маги, - покивал головой Мнишек, - не зря скрывали свои знания от людей... Точнее, не так, - немного потусторонне поправился он. - Первые человеческие маги колдовали много и везде, и это привело к тому, что наступил Чёрный век. Когда они поняли это, они начали тщательно скрывать знания эльфов о магии. Многие сказания эльфов и первых людей были уничтожены, потому что в них слишком подробно были описаны потоки магии и работа с ними, и светлой и тёмной. Оставлены только те, которые не описывали магию подробно. И учили своих учеников, и внушали всем - наверно, и с помощью артефактов, аналогичных щуркинским - что есть только один способ подачи магии, импульсный, а поточный, спиральный и лучевой - это сказки и выдумки. Это нужно было, чтобы уменьшить количество человеческих магов, способных работать с тёмной магией. И отсечь тех, у кого был низкий захват - чтобы они считали себя бездарями и неспособными к магии. Но всегда находились люди, которые всё равно пробовали подавать магию потоком. У абсолютного большинства это ничем не заканчивалось. Но находились те, кто... докапывался до истины.
   - Ярилко Мочик! - ахнула Энха.
   Иржи хмыкнул. Книга по постельным утехам, которую каждый нормальный студент читает чаще, чем учебники, оказывается, пособие по эльфийской магии. Дожили.
   - Точнее, автор Ярилко Мочика, - светло улыбнулся Мнишек. - Он явно обладал юмором и сообразительностью. И в такой завуалированной форме передал... свои знания.
   Иржи погладил Энху по горячей щеке. Изготовителя щуркинских артефактов, то есть Божека, нужно убить, так будет безопаснее для Моравы. Но одно дело убить подонка, который сознательно портит жизнь другим людям, и совсем другое - придурка, который просто хотел знаний. И который сам раскаивается в том, что натворил...
   - Ты эльфийские артефакты изготавливать можешь? - спросил его Иржи.
   Божека нужно куда-то пристроить, чтобы был занят делом и не маялся опасной дурью. Как говорил пан Геза: Чем бы солдат ни занимался, лишь бы зае*ался. И чтобы всё время был под присмотром.
   - Такие, как Энех делает, - признался он, - не знаю, не пробовал. А крест Инпу... запустить магию в нём получилось, - его глаза зажглись фанатичным блеском.
   Точно нужно занять по самое не могу...
   - Артефакты у него должны получиться, - ответила за него Энха, часто и поверхностно дыша. - На разные артефакты нужна разная... плотность магии, и некоторую он точно может использовать. А некоторую надо смотреть.
   - Вот и будешь делать эльфийские артефакты для прорех, - кивнул Иржи. - Исправлять то, что натворил.
   Божек закивал с какой-то фанатичной радостью.
   Вито пошёл договариваться с войтом, чтобы им предоставили покои в войтовом доме. Город уже спал, лишь изредка отдельные смельчаки, осмотревшись, быстро перебегали от одного дома в другой. В воздухе стоял запах гари от полутора десятков сгоревших соломенных крыш и запах гоблинов - неприятная вонь немытых годами тел и чего-то приторно-сладковатого, перебиваемая одуряющим ароматом цветущего чубушника. Войт отказать барону Крутицкому не посмел, и через час Иржи перенёс Энху в выделенную ей комнату - небольшую, отделанную изнутри деревом и с неширокой кроватью. Служанка вручила ему миску с водой и чистые льняные салфетки, велела намачивать их и прикладывать к Энхиному лбу, чтобы хоть немного унять жар, а чуть позже принесла в кружке отвар трав. Иржи напоил Энху отваром, а потом без зазрения совести залез к ней под бочок. Под одно одеяло - второго всё равно не было. А потом долго лежал, ощущал своим боком горячее Энхино тело, слушал её частое поверхностное дыхание, и думал.
   Гоблинов они уничтожили - сегодня ночью под Вселово убили последние четыре сотни и двух шаманов. Остались наверняка отдельные твари, они ещё способны натворить бед, но уже не глобальных. И ближайшие лет десять, пока не подрастёт гоблинский молодняк, нашествия можно не опасаться. Прорехи на Маяке и около него - Энха и Божек смогут их по крайней мере остановить в росте, а уж нечисть он выбьет. А вот Божек...
   Пока они переселялись в войтов дом, Иржи расспросил его о заказчиках и выяснил, что их всего было пятеро, но только один знал его имя - тот самый граф Понятко, убитый месяц назад. И все пятеро на данный момент мертвы. Мертвы и агенты, которые встречались с ним - об этом заботились сами заказчики. Поэтому можно надеяться, что имя Божека в столице никому не известно. А раз так, то можно метнуться в столицу, пробраться в архив Сыскного приказа и подложить среди документов ложную информацию, что Божек убит... Нет, лучше не так. Лучше написать, что щуркинские артефакты изготавливал кто-нибудь другой, и этот другой мёртв.
   Но проблема в том, что когда-нибудь сюда могут пожаловать дворцовые маги и допросить его, Иржи, под детекторами лжи и применить щуркинский артефакт. Защитный амулет спасёт и от детектора, и от щуркинского артефакта - пока он не арестован, никто не смеет требовать с него снимать защитный амулет. Но его могут подловить со щуркинским артефактом, когда он будет без защитного амулета.
   Иржи даже сел, начиная осознавать, во что вляпался. Энха и Божек будут колдовать, и рано или поздно маги обратят внимание, что над Окольем появляются лишние магические отсветы. И когда-нибудь сюда пожалуют гости спрашивать его, что это за отсветы. Это лишь вопрос времени. И если ему предъявят медальон Сыскного приказа и потребуют снять защитный амулет, он обязан будет подчиниться. И тогда он не сможет утаить ни изготовителя щуркинских артефактов, ни, что гораздо хуже, умения Энхи.
   Один раз, максимум, два можно будет устроить гостям несчастный случай - в Околье этим никого не удивишь. Но во дворце не дураки сидят, и на третий раз сюда не поедут, а вызовут его в столицу. И там он будет... беззащитен.
   Иржи провёл рукой по лицу. Где-то вдалеке завыла какая-то нечисть.
   А если...
   - Энха, - он погладил её по волосам и горячей руке, лежавшей поверх одеяла, - Энха, можешь проснуться?
   Она с трудом открыла глаза и посмотрела на него не слишком осознанно.
   - Скажи, - он провёл пальцами по её щеке, - есть ли такой эльфийский артефакт, который блокирует воздействие щуркинского и детектора лжи?
   Эльфийские артефакты не определятся как артефакты. Подумаешь, эльфийская древность в кармане лежит... Или рядом стоит...
   Её взгляд стал чуть более осмысленным.
   - Надо проверять, - хрипло ответила она. - Должно что-то быть... Тебя будут преследовать?
   Он погладил её по спутанным волосам. С одной стороны не хотелось пугать её, но с другой... Она должна знать, какие проблемы получит, когда выйдет за него замуж.
   - Преследовать - нет, - он погладил подушечками пальцев по её горячей щеке. - Но меня могут спросить под детектором лжи и щуркинским артефактом, что за лишние магические отсветы появляются иногда над Окольем. А я, когда меня это спросят, могу оказаться без защитного амулета. И выдам и тебя, и Божека.
   На самого Божека ему было плевать. Но не было плевать на его секрет, который никто в Мораве больше знать не должен. Во имя благополучия этой Моравы.
   - Жезл Изис маскирует ментал, может быть, и от детектора закроет... Надо проверить... - она с трудом села, Иржи придержал её за плечи. - А от щуркинского... - она закашлялась, - амулет Шу можно попробовать. Но... нет, его постоянно носить нельзя... Надо посмотреть, что ещё есть...
   Иржи осторожно уложил её назад, смочил в миске с водой салфетку и накрыл ею Энхин лоб.
   Ладно, в ближайшее время дворцу будет не до провинций. А там они что-нибудь придумают.
   Где-то далеко пропели петухи. За окном занимался рассвет.
  
   Эпилог
  
   Его светлость Горимир герцог Нетвальский шёл по роскошным коридорам дворца спокойно и уверенно. Три дня назад вестовой доставил в его дом в Будаве приказ главного королевского дознавателя явиться для допроса. По какому поводу допрос, ему не сообщили. Дома отец шепнул лишь два слова:
   - Обмен свершён.
   Горимир только на мгновение прикрыл глаза, давая понять, что услышал и понял, что в нужный момент нужно будет изобразить нужные эмоции...
   Охрана с поклоном отворила перед ним двери Серебряного крыла. Горимир внешне совершенно спокойно ступил на белый мраморный пол, скользнул взглядом по золотой лепнине на стенах. Красиво, роскошно, дорого.
   Только какой ценой. Ценой постоянного повышения налогов, от чего уже начинают роптать провинции. Соседняя Суони, бедная плодородными почвами, заглядывается на то, чтобы захватить окраинные Магьяру и Околье, ходят даже слухи, что она строит дорогу через непроходимые горы для быстрой переброски войск. И Горимир, будучи магьярским краевым магом, сам лично слышал разговоры местных, мол, узнать бы, где они дорогу строят - подсобили бы со своей стороны...
   Навстречу попались двое придворных. Один из них почтительно поклонился Горимиру, другой, распознав в нём провинциального мага, пренебрежительно кивнул головой.
   Я запомню...
   Невесте Горимира, принцессе Милице, пятнадцать лет. Только через год можно рассчитывать на брак, так что ещё год ждать, когда он войдёт в королевскую семью... И станет четвёртым в очереди на трон. Третий по старшинству принц всегда был слаб здоровьем и четыре года назад скончался. Старший принц с ранней юности вёл разгульный образ жизни, предавался кутежам и обильным возлияниям, и поэтому никого не удивит, если в какой-то прекрасный день он переберёт вина и скончается от апоплексического удара, или упадёт по пьяни в воду и утонет. И перед Горимиром останется двое принцев.
   ... Шесть лет назад Горимир по захвату магии не смог перевестись на пятый курс, и отец отправил его краевым в Магьяру подальше от внимания дворца. Ещё и прилюдно отчитал: Разочаровал ты меня, сын! И только наедине крепко обнял и шепнул: Семь лет. Нам надо не быть заподозренными ещё семь лет. Пусть все думают, что ты у меня в опале. А ты, сын, храни честь и достоинство и запоминай тех, кто отвернётся сейчас от тебя, а кто останется тебе другом. Друзья познаются в беде.
   Два года прошли спокойно. Горимир познавал не только друзей, но и охоту на нечисть и нежить, умение обходиться только одним слугой, дешёвую выпивку с простолюдинами и объятья вдовушек, стосковавшихся по мужской ласке. А потом грянуло - умер-таки третий принц. В самом ли деле ему помогли, сказать трудно, он и сам был плох, но во дворце расцвела идея заговора, и дознаватели начали допрашивать всех подряд. Отец Горимира, князь Нетвальский, сидел тише воды ниже травы, но и его вызвали во дворец для официального допроса под детектором лжи...
   Тогда им повезло. Очень крупно повезло. Именно тогда Вито, барон Крутицкий, и Злобка играли свадьбу, и Горимир был приглашён в качестве гостя. Официальная часть уже давно закончилась, пир шёл горой, гости все были пьяны и веселы. Мнишек сидел с совершенно потусторонним видом, мысленно общался с эльфами и для человеческого общества был потерян. Иржи начинал щупать жену и, не стесняясь, уговаривать на второго сына, можно дочку. Энха уже два раза влепила ему по уху и обсуждала со Злобкой, по какому уху лупить третий раз. И в это время от отца прилетел ворон. С известием, что умер третий принц, а князя вызывают для допроса во дворец.
   В смерти принца князь Нетвальский виновен не был. Но ему под детектором лжи должны были задать вопрос, намеревается ли он свергнуть короля. А он намеревается...
   Видимо, по окаменевшему лицу Горимира друзья, даже пьяные, поняли, что дело плохо. Иржи тогда переглянулся с Энхой и коротко спросил:
   - Нужно не быть уличённым во лжи на допросе?
   Горимир кивнул.
   - Сутки, - так же коротко кивнула Энха. - На сутки допрос можно оттянуть?
   Он не верил, что друзья смогут чем-то помочь. Не верил, что резные пуговицы из нерех-камня, которые Энха вручила ему ровно через сутки, как-то помогут, но в крайнем отчаянии переслал их отцу вместе с повелением Энхи пришить к одежде и сразу идти на допрос.
   Не верил, что какие-то пуговицы, в которых чувствовалась только самая остаточная светлая магия, помогут. Не верил, что увидит отца на свободе. Готовился, что придут за ним...
   Но ещё через сутки снова прилетел ворон. Детектор лжи показал, что князь Нетвальский всецело предан королю и не замышляет государственного переворота.
   Горимир тогда опустился перед Энхой на колено и при свидетелях признал себя её вечным должником.
   - Мне ничего от тебя не надо, - покачала головой Энха. - Мне нужна Морава, где дворцу важны проблемы провинции, а не только собственная выгода.
   Горимир поднял на неё глаза:
   - Клянусь сделать для Моравы всё, что в моих силах!..
   И сейчас он шёл на допрос внешне спокойно и уверенно. Поломойка в коричневой котте, намывавшая пол в коридоре, повернула к нему голову и присела в глубоком реверансе. Когда они поравнялись, он услышал её быстрый шёпот:
   - Детектор подложный. Щурка.
   Он не повернул головы и не изменился в лице, Катруше тоже на него не глянула, а когда он прошёл, снова вернулась к намыванию полов.
   Даже так? Значит, официально его вызывают на допрос, а неофициально - что-то внушить щуркинским артефактом!
   Лакей с точно выверенным поклоном распахнул перед ним резные двери кабинета главного дознавателя. Горимир шагнул внутрь, и двери за ним закрылись.
   Кабинет был просторным и обставлен относительно скромно, по крайней мере, здесь не было излишней лепнины, ярких красок и бьющей в глаза роскоши. Массивные резные поставцы с папками и книгами, такой же массивный резной стол, ковёр на каменном полу, несколько стульев для посетителей. И хозяин за столом - высокий немолодой мужчина с уже заметными вторым подбородком и брюшком и жёстким прищуренным взглядом.
   А рядом с ним молодая женщина в роскошном платье по последней моде. И смотрит на него высокомерно и снисходительно.
   Панна Антуанетта Великовецкая. Которая раньше была Татуней.
   Она набивалась в его общество всю их учёбу, все четыре года, а когда магический шар показал, что его уровень магического захвата недостаточен, чтобы перейти на пятый курс, и особенно когда отец прилюдно выразил своё недовольство им и отправил на самую окраину Моравы - отвернулась от него.
   Ей нужен был Горимир как возможность пробиться в высшее общество. Когда он перестал быть этой возможностью, он перестал быть ей нужен. Он, прибыв в Магьяру, писал ей два раза, проверяя её отношение к нему. Она не сочла нужным ответить.
   Он это запомнил.
   Он запоминал всех, кто остался с ним, кто держал нейтралитет и кто отвернулся. И когда он взойдёт на трон, каждый получит то, что ему причитается.
   До этого остался год. Он прождал шесть лет. Осталось уже немного.
   - Пан Желибор, - Горимир чуть склонил голову перед дознавателем. И в это время буквально кожей ощутил лёгкое покалывание.
   Щуркинский артефакт. Он и Иржи в своё время потратили год, чтобы научиться улавливать его воздействие. И оба белой завистью завидовали Энхе, которая всю магию просто видела глазами.
   Ему видеть магию глазами не дано. Но и он научился чувствовать щуркинские артефакты. И сейчас к нему применили именно его.
   - Ваша светлость, - пан Желибор в отличие от Татуни манеры не забывал и приветствовал герцога, пусть и опального, вставанием и полным поклоном. - Прошу, проходите, присаживайтесь.
   Этого можно будет оставить. Пан Желибор - опасный человек, но своё дело знает и не делает разницы между опальными и фаворитами. Потому что умный и понимает, что в любой момент сегодняшний любимчик может отправиться в ссылку, а опальный вознестись до личного советника короля.
   Умными людьми не разбрасываются.
   - Ваша светлость, - жёстко, но вполне уважительно попросил пан Желибор, - дело государственной важности. Я попросил бы вас снять все амулеты, которые могут препятствовать ведению допроса, ибо он будет проходить под детектором лжи.
   И он выложил на стол активированный артефакт, светящийся ровным, чуть оранжевым светом. Якобы детектор лжи. Горимир коротко глянул на него и отвёл глаза.
   - На мне амулетов нет, - он спокойно и уверенно достал из кармана и выложил на стол защитный. - Можете проверить.
   Татуня встала, прошуршав роскошным платьем, с улыбкой превосходства подошла к нему и провела вокруг него артефактом, определяющим наличие источника магии. Артефакт ничего не показал.
   - Благодарю, ваша светлость, - наклонил голову пан Желибор, когда Татуня вернулась на своё место; Горимир и не взглянул на неё. - Тогда приступим. Скажите, вы знаете, что сегодня утром скончался принц Чеслав?
   Горимир вполне натурально отшатнулся и совсем не по-герцогски уставился на него. Правда, сразу взял себя в руки и вернул лицу приличествующее выражение.
   - Я слышу это первый раз!
   ... Перед Горимиром, когда он женится на принцессе Милице, будет три принца в очереди на трон. Раньше было четыре, но третий четыре года назад скончался. Оставалось ликвидировать троих, но если кронпринц и второй принц были взрослыми людьми, и один пьяницей, а другой сволочью, то четвёртому было всего шесть лет, и он был обыкновенным мальчишкой, ещё не испорченным дворцом. И принцесса Милица его любила. И Горимир не смог отдать приказ людям отца убить ребёнка.
   Четыре года назад люди отца получили приказ присматриваться к детским трупам, которые можно было бы выдать за труп принца. Похожих хватало, но проблема была в том, что это были трупы простолюдинов, а у принца были гладкие руки и мягкая чистая кожа. Поэтому и искали долгих четыре года. И фраза отца Обмен свершён, сказанная сегодня утром, и означала то, что подходящее тело нашли и выдали за тело принца. А сам принц под надёжной охраной тайно увезён к пани Збигневе в Приморье.
   Это было рискованно. Очень рискованно. Принцу Чеславу уже шесть лет, он уже знает, кто он. Да, с помощью щуркинского артефакта его аккуратно будут убеждать, что он бастард провинциального дворянина и правнук пани Збигневы, но всегда остаётся риск, что когда-нибудь он вспомнит, кто он, и захочет заполучить трон, или станет марионеткой в руках тех, кого будет не устраивать Горимир.
   Если это случится, не останется выбора, кроме как убить его. Но тогда он уже будет взрослым человеком. А сейчас убить ребёнка и любимого брата своей невесты Горимир не мог...
   - Знаете ли вы, - продолжил допрос пан Желибор, - кто причастен к его смерти?
   - Не знаю и не имею ни малейшего представления, - всё ещё изображая лёгкую растерянность, ответил Горимир. - Могу ли я узнать, каким образом он умер?
   Пан Желибор поднял руки:
   - Ваша светлость, прошу отвечать на мои вопросы, чтобы не сбивать детектор. Уверяю вас, обстоятельства его смерти вам совершенно неинтересны.
   На него сейчас воздействуют щуркинским артефактом. Значит, хотят это внушить.
   - Да, конечно, - покорно согласился он. - Продолжайте.
   - Причастен ли ваш отец к смерти принца Чеслава? - дознаватель жёстко смотрел на него. - Говорите правду.
   - Нет. Мой отец - верноподданный короля, он обязан ему возвращением из ссылки и не имеет намерений каким-либо образом вредить ему.
   Князь Нетвальский десять лет прожил в ссылке на самой окраине Кивейских болот. И своим возвращением он обязан не королю, а другому человеку. Но официальная версия, что король Вацлав Второй был столь великодушен, что простил опального князя и вернул ему конфискованные имения... некоторые. Пусть дознаватель будет уверен, что Горимир верит в официальную версию.
   - Дело в том, ваша светлость, - пан Желибор чуть откинулся на спинку стула, - есть сведения, что ваш отец хочет ликвидировать принцев, чтобы вы могли сесть на трон. И у нас есть данные, что смерть принца Чеслава устроил он.
   Горимир проследил, чтобы его лицо выразило удивление, а не страх. Если бы такие подозрения были, допрашивали бы самого князя Нетвальского под настоящим детектором лжи. Но раз князя не допрашивали, а пан Желибор сообщает эти сведения Горимиру, значит...
   Значит, его в этом хотят убедить.
   - Я такого... не знаю, - изображая растерянность, ответил Горимир.
   - Вы уверены? Подумайте хорошенько. Если вы постараетесь, вы вспомните, что ваш отец хочет сделать вас королём.
   Демоны, и что ответить? Согласиться - это подставить отца, а не согласиться - это дать дознавателю заподозрить, что щуркинский артефакт на него не воздействует.
   - Хорошо, я постараюсь, - изображая ещё большую растерянность, отозвался Горимир.
   Лицо Татуни отразило удивление и некоторую растерянность. Видимо, она ожидала, что он тут же вспомнит то, что им надо.
   Значит, знаешь, что меня сейчас пытаются подвести к виселице!
   - И вы, ваша светлость, - пан Желибор смотрел ему прямо в глаза, - женитесь на принцессе Милице, чтобы занять трон.
   Если перед допросом Горимир предполагал оставить пана Желибора в живых, когда он станет королём, то теперь стало ясно - его надо убить. И как можно скорее, чтобы потом заявить, что таких мыслей ему никто не внушал. Татуня, конечно, свидетель, но Катруше сможет аккуратно обработать её щуркинским артефактом, так что она не вспомнит об этих очень опасных эпизодах.
   Обойтись без лишних убийств.
   - И что мне делать? - Горимир продемонстрировал крайнюю растерянность.
   Татуня снова не смогла скрыть удивления - видимо, ожидала, что он прямо сейчас признает свою вину во всём.
   - Кода вас завтра снова вызовут на допрос, - улыбнулся пан Желибор, - вы признаетесь, что женитесь на принцессе Милице исключительно ради того, чтобы стать королём. И признаетесь, что вы для этого убили принца Чеслава и собираетесь убить двух оставшихся принцев и короля.
   Значит, к завтрашнему дню пан Желибор должен быть мёртв, а Татуня обезврежена.
   - Как скажете, - изобразил покорность Горимир.
   - Что ж, - он изобразил подобие улыбки, - в таком случае, можете быть свободны. Не забудьте завтра в полдень явиться ко мне для допроса. И не забудьте оставить дома все свои защитные амулеты.
   - Конечно, - Горимир чуть наклонил голову.
   - Да, и конечно, если вас будут спрашивать, о чём мы с вами говорили, вы скажете, что лишь о смерти принца Чеслава.
   Он снова согласно наклонил голову.
  
   Пан Геза, бывший Голова Сыскного приказа, а ныне слегка юродивый рубщик дров на кухне, бесшумно шёл тёмными дворцовыми коридорами. Вместо прежних пышных усов его лицо украшала короткая, криво обрезанная седая борода, а вместо грубой рваной котты рубщика он был одет в тёмные штаны и котту и мягкие кожаные сапоги, заглушающие шаги. Голову прикрывал капюшон, ноздри были плотно заткнуты ватой, и лицо обмотано чёрной плотной тряпкой.
   Умение видеть магию глазами редкое, обычно магию по-разному ощущают, но видят её единицы. Он в молодости десять лет потратил на то, чтобы развить в себе эту способность, мучил себя изнурительными практиками, глотал дрянные зелья - но добился своего. Потому что знал, что это умение очень полезно.
   Тогда, в молодости, он даже не подозревал, насколько оно понадобится ему в будущем.
   Он видел магию предупреждающих артефактов, запрятанных в стенах, и обходил их. Если они перекрывали коридор полностью, надевал защитный амулет, нужный именно для прохождения этой охранки, и двигался дальше. Таких амулетов у него было девять. И все они по очереди понадобились.
   Король очень боится за свою жизнь. И главный дознаватель тоже.
   Охрана, изредка встречающаяся в коридоре, спит - Велушка умеет готовить сонные зелья, которые достаточно вдохнуть пару раз, чтобы уснуть. Действуют они недолго - чтобы стражники думали, что лишь прикорнули слегка.
   Вот и нужные покои. Два охранника у дверей, сидя на припрятанных в нишах в стене стульях, спят. Пан Геза бесшумно открыл дверь и вошёл. И прямо от порога - короткий импульс обездвиживающего заклинания по телу, лежащему на высокой роскошной кровати.
   Быстрое поисковое заклинание ограниченного радиуса, чтобы убедиться, что в покоях никого больше нет. Несколько шагов до кровати, на короткое мгновение зажечь магический огонёк, чтобы точно видеть, что это пан Желибор. Погасить свет, вытащить флакон, откупорить его и поднести к его носу.
   Три вдоха, четыре, пять. Шестой вдох уже более быстрый и поверхностный. Седьмой ещё более быстрый и более поверхностный. Восьмой, девятый...
   Пятнадцатого вдоха уже не было. Сердце стало.
   Пан Геза укупорил флакон, спрятал его и покинул покои главного следователя. Тем же путём, что он шёл сюда, он двинулся назад, причём охранники уже начинали шевелиться и вот-вот должны были проснуться. Он свернул в боковой коридор для прислуги, вернулся в свою убогую каморку на хозяйственном дворе, переоделся в обычную одежду, а рабочую спрятал в тайнике.
   Катруше заглянула к нему через полчаса. Он сидел в полной темноте на своём жёстком топчане.
   - Сделано, - тихо отчиталась она. - Татуне я внушила, что пан Желибор расспрашивал Горимира о принце Чеславе и причастности к его смерти князя Нетвальского.
   - По-хорошему, - покачал головой пан Геза, - её тоже нужно убить.
   - По-хорошему - да, - согласилась Катруше. - Но Горимир не хочет лишних смертей. А я, - в её тихом голосе прозвучало злорадство, - хочу увидеть, как она, такой высокомерный королевский маг, поедет в провинцию.
   Пан Геза тихо и добродушно посмеялся.
   - А ещё я не успела раньше сказать, - всё так же тихо добавила Катруше. - Я выходила сегодня в город, встретила Дече. Он сообщил, что подслушал пана ректора, что готовится приказ, чтобы всех людей с магическим даром принуждать учиться в университете магии насильно.
   Университет магии за последние шесть лет сильно потерял в студентах. Если раньше на первый курс поступало человек сорок, примерно восемнадцать отсеивалось по причине неперспективности, а два перспективных бросали учёбу, то в последние годы поступало всё те же сорок, из которых около восемнадцати признавались неперспективными, а не являлось на учёбу уже пятнадцать перспективных. На второй курс переходило семь - максимум десять человек, из которых к четвёртому курсу могло не остаться никого.
   И единицы из тех магов, что учились в последние годы и уехали в провинцию, выживали там больше, чем полгода, и быстро погибали от нечисти или нежити. Провинция держалась практически исключительно на старых магах, уже дорабатывающих свой тридцатипятилетний срок. Лет десять-пятнадцать - и провинция останется без магов.
   И вместо того, чтобы улучшать образование, чтобы приглашать магистрами магов, работавших в провинции и знавших нечисть и нежить в лицо, дворец хочет заставлять потенциальных магов учиться насильно.
   Ни к чему хорошему это не приведёт.
   - Нам остался год, - тихо произнёс пан Геза.
   Через год Горимир женится на принцессе Милице, а верные роду Нетвальскому люди уберут принцев и короля. И тогда... Нет, хорошо сразу не станет, Горимир получит пустую казну, грызущуюся знать, задавленные налогами и начинающие роптать провинции, войну с Суони и острую нехватку магов. За пару лет это не исправить. Лет через пять начнут - только начнут чувствоваться изменения к лучшему.
   Но пусть десять лет - это не так уж и много. Может быть, когда-нибудь и он, пан Геза, бывший Голова Сыскного приказа, а ныне юродивый рубщик дров и шпион князя Нетвальского - когда-нибудь он увидит всех тех, с кем работал в Приказе. Его люди прошли хорошую закалку, никто из них до сих пор не погиб. Когда-нибудь они ещё все встретятся и выпьют за здравие молодого короля.
   И за процветание Моравы.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"