Кисло-смрадной гарью чадила на обочине догорающая техника. На опрокинутом грузовике, превращённом в груду искорёженного металла, пламя жадно пожирало дощатый настил кузова, а тлеющие хлопья его брезентового покрытия, накрывали чёрно-зелёным саваном уже обгорелые тела тех, кто не успел выпрыгнуть оттуда.
В десяти метрах от него, упёршись смятым передом в огромный придорожный валун, скрёб траками землю гусеничный бронетранспортёр. Натужный рык изувеченной машины, уже не повинующейся руке умирающего механика- водителя, угасал, медленно растворяясь в тиши утра.
Одна лишь Смерть властвовала сейчас над этим местом, где не было победителей, потому что в развязке неожиданной и скоротечной встречи на горной дороге не было побеждённых. Ей, Смерти, не было до этого никакого дела. Но для того, кто засев на вершине выступающей над дорогой скалы, видел всё происходящее - не ускользнула ни одна деталь. С того самого момента, когда навстречу друг другу, лоб в лоб, выскочили БТР с десятком бойцов на броне и крытый военный КАМАЗ.
Ни один мускул не дрогнул на лице невольного свидетеля. Казалось - одни лишь глаза жили на словно высеченном из серого гранита лице. Точно так же, как у затаившегося, терпеливо выжидающего своего часа одинокого волка.
Всего один день Чёрного Января потребовался для того, чтобы с человека сошли все краски, кроме серой, - серой золой осевшей на чёрных, как смоль волосах, погребальным пеплом въевшейся в мозг, запорошив там воспоминания о каких-либо праздничных цветах и радуге. И как звериное чутье приводит волка через тысячи километров из одного географического пояса в другой к только ему одному ведомой цели, так и человека-волка привела в эти гористые леса месть за последний крик тонущей матери, замерший над свинцово-серыми волнами...
А пока месть не свершилась, пока железные челюсти волка-одиночки не сомкнулись намертво на горле заклятого врага, - он был невозмутим, наблюдая за боем.
... Что произошло у поворота, Лоты осознал не сразу. Ещё не успел оборваться нудный голос Болтуна, как их БТР резко вильнул в сторону. И Лоты, будто сдутый ветром, слетел на дорогу, не зная, что это спасло ему жизнь. Отползая ужом за обочину, Лоты видел, как чудом избежавший лобового удара БТР занесло к правой обочине и ударило о валун. Завизжали покрышки дающего задний ход КАМАЗа, и тут же, по команде командира БТР, по грузовику ударили автоматы.
Первые же очереди вдребезги разнесли ветровые и лобовое стёкла, изрешетили широкую прямоугольную кабину. У КАМАЗа не было никаких шансов: спешившиеся с БТР точно прицельным огнём рвали в куски крытый брезент и борта машины, а с ними - и тех, кто за ними находился. И когда, спустя несколько минут, в дело вступил крупнокалиберный курсовый пулемёт БТРа, перекрывший редкие ответные выстрелы, случайный встречный бой превратился в форменный расстрел.
- Пусть повоюют. Наши и без меня управятся, - только и успел подумать про себя уютно устроившийся за густым кустарником Лоты, как вдруг...
Весь изрешеченный КАМАЗ неожиданно ожил. Взревел мотор, и зияя пустым провалом вместо переднего стекла, грузовик двинулся на БТР.
- Что он делает? - выкрикнул Лоты в отсчитываемые роковые секунды, за которые всё ещё расстреливаемый в упор КАМАЗ преодолевал свои последние тридцать метров.
Взрыв страшной силы, огненно-жёлтым столбом взметнулся над обеими машинами, поглотив их и разметав в разные стороны тела людей. Едва Лоты закрыл глаза от охватившего его ужаса, как взрывная волна ударила его в голову и он потерял сознание.
Очнувшись, он помотал отяжелевшей головой и поразился разом наступившей тишине. Пригнувшись и испуганно озираясь по сторонам, Лоты подбежал к дымящемуся БТРу и задыхаясь от едкой гари, рванул крышку люка. То, что он увидел вызвало у него приступ мучительной рвоты, скрючившее враз обессилевшее тело и помутившее сознание. И вдруг мозг пронзила мысль: он жив! Один из всех, чудом оставшийся в живых.
Присев у обгоревшего БТРа, Лоты принялся размышлять, со свойственной ему деловой хваткой оценивая создавшуюся ситуацию.
Он остался жив - а всё остальное:опасность в этом враждебном краю, преодоление 15-ти километрового расстояния до своих расположений, - не так страшно. Однако, объяснять, как и при каких обстоятельствах они потеряли БТР со всем экипажем, придётся ему, а не командиру. Вся вина на нём, мёртвом, - заплатившим, однако, за по-дурацки, с показным шиком организованный разведдозор.
Не принять во внимание опасность вражеского прорыва на нейтральную территорию, не рассадить людей под защиту брони, допустить сведения на нет максимального преимущества вооружённого крупнокалиберными пулемётами БТРа, перед обыкновенным КАМАЗом! И - не только не выполнить порученному ему, как командиру важнейшего задания: узнать разведбоем, куда именно на этой "нейтралке" и с какой целью противник перевозит взрывчатку - но и погибнуть в обычной ситуации, погубив вместе с собой десять спецназовцев! Правда, - кто ж знал, что этот противник рванёт на них, словно бешеный!
Лоты в задумчивости покачал головой. Молодцы, всё же эти гяуры: таранить БТР гружёным взрывчаткой КАМАЗом! Как же надо любить свою землю и свой народ, чтобы возносясь на небо, в последнюю свою секунду прихватить с собой и своих врагов!
Ах, этот молокосос-командир, сын взяточника, фазан шекинский - да простит меня Аллах за дурное слово о покойнике... Вот, отвечай теперь вместо него... Ну да ладно... Ведь недаром пословица говорит: хитрый в дождь две папахи на голову надевает. Как не хитра лиса, но лисий хвост всё же хитрее неё!
- Это ты верно сказал. Только хоть я и не хвост, а всё же похитрее тебя, лиса.
Оборвалось разом сердце Лоты, пропустив сразу несколько ударов. Кто сказал эти насмешливые слова в ответ на нечаянно произнесённые им вслух мысли?
Тот же голос приказал ему:
- Вставай и иди.
Лоты вскочил на ноги и пошёл, боясь даже оглянуться назад. Потеряв ощущение времени, он шёл в забытье, пока не осознал вдруг, что они идут в сторону своих. Вон гора с кривой вершиной, а вот и буковая роща. От усталости он стал спотыкаться и тут неожиданно прозвучало:
- Остановись.
Лоты рухнул на колени, от нечеловеческого напряжения у него двоилось в глазах. И он не сразу разглядел висевший на нитке на груди пленившего его незнакомца клок волчьей шерсти вместе с парой клыков. Неужели?... Так вот он какой, Одинокий Волк, самый безжалостный убийца-террорист, за которым уже четыре месяца безуспешно гоняются лучшие подразделения спецназа его армии, от страха и бессильной ненависти приписывавшие ему двухметровый рост, звереподобную внешность и прозвавшие его "Оборотнем". Да и откуда знать было им, как выглядит Одинокий Волк, если никто живым после встречи с ним не возвращался.
Лет ему было сорок пять, хотя из-за совершенно седой головы мог показаться старше. Подтянут, худощав, как-то ладно скроен. Черты лица - правильные, но ненормально серый цвет лица и жуткие в своей неподвижности холодные глаза навевали ужас.
- Я никогда не убивал армян, - дрожащим голосом заскулил Лоты, - я - городской парень, сам плакал, когда погромщики насиловали и резали моих соседей. Здесь, на фронте, случайно... схватили на улице, как бродячую собаку... А ведь никого из Народного фронта здесь, на войне, нет... А ведь это они...
- Заткнись... , - голос Одиночки Волка был низким и пригибал и без того сгорбленного Лоты к земле исходящим из него холодным презрением, - Я не убью тебя. Ты сейчас вернёшься к своим и передашь послание от меня Шер-хану.
Если лицо Одинокого Волка при произнесении этого прозвища стало похоже на каменную маску, но лицо Лоты побелело. Дрожащие губы шептали что-то, похожее на молитву. "О, Аллах, только не это!", - сумел разобрать Одинокий Волк и жёсткая улыбка тронула его обветренные губы. Ещё бы ему было не знать, почему напугало его пленника это прозвище.
Шер-хан, один из самых боеспособных полевых командиров, садист с обезьяней внешностью и таинственным прошлым, сумел внушить к себе "уважение" подчинённых, замешанное на страхе и ненависти. Он был впереди во всех ответственных моментах боёв, отдавал распоряжения не допускающим возражения тоном и расстреливал за неповиновение солдат. А когда он избил до полусмерти на совещании в штабе своего "коллегу", одного из немногих кадровых офицеров, прошедшего к тому же Афганистан, за то, что тот в лицо назвал его "самозванцем" и обвинил в непрофессионализме - авторитет Шер-хана стал непререкаем и у командования - какая армия, такое у неё и командование.
- Передай этому вашему "бригадному генералу", нацепившем на себя генеральские погоны как мартышка очки, что я, Одинокий Волк, вызываю его на поединок. Один на один. Через три дня, вот на этом месте. И я его убью. Он знает за что. И я подозреваю, что Шер-хан не придёт, побоится прийти даже в окружении всей своей своры. Но я всё равно его найду и тогда уже честного поединка не будет.
Лоты свалился лицом вниз:
- Лучше убей меня сам.
- А я думал, что обрадуешься своему везению, - в голосе Одинокого Волка звучала откровенная насмешка, - Выжить, когда все сгорели от взрыва. Не быть убитым Одиноким Волком, даже царапины не оставившим на твоей коже. И быть отпущенным к своим, таким как ты, точно таким же...
- Нет, я не могу....
Одинокий Волк вдруг прыгнул на Лоты, связал его руки за спиной. Потом поднял его на ноги. И, сняв со своей шеи нитку с клочком волчьей шерсти и клыками надел на шею Лоты. Потом достал из кармана тонкую золотую цепочку с каким-то странным медальоном, завязал её узлом на нити с шерстью и толкнул Лоты вперёд:
- Давай, пошёл к своим братьям, "самыми мужественными" со спящими и безоружными, беззащитными женщинами и детьми... Что-то не вижу пока доблести здесь на фронте... Пошёл, вперёд... - Одинокий Волк кричал, матерясь.
Лоты прибавил шагу - вот она расплата. Он вдруг переместился во времени и так явственно увидел свою бабушку, пытающуюся удержать его тогда в Чёрном Январе. "Аллах покарает всех этих нелюдей и тебя тоже, не иди с ними", - причитала старая бабка, цепляясь за него, пока взбешённый отец не оттащил её в сторону, чтобы никто не услышал. Он тогда с разграбленных квартир принёс кое-что, и мать спокойно разложила принесённые им хрустальные вазочки в свой сервант. А вот сейчас пришла пора заплатить за хрустальные вазочки.
- Вот, как раз дорога.... - донёсся как сквозь туман до Лоты голос Одинокого Волка, - А вот и машина, вроде... с вашей стороны... Повезло, тебе... Сейчас свои подберут...
Лоты остановился посреди дороги, оглушённый внезапно наступившей тишиной. Он резко обернулся - никого не было видно. Как же так, ведь не испарился же этот гяур. В самом деле - оборотень. Вот бы и ему, Лоты вот так испариться, исчезнуть вон в том лесу, пока не подобрали "братья". Он сделал попытку свернуть с дороги, но усталые ноги отказывались повиноваться, а с подъезжавшей машины уже прогремели одиночные предупреждающие выстрелы ...
...Спустя три дня, Одинокий Волк получил ответ на своё приглашение. Опять посредством Лоты. Тот стоял, прислонившись к старому дубу, мёртвый, с пригвождёнными к нему руками. Широко разинутый рот зиял в застывшем крике, который никто не услышал, потому что был зверски вырезан язык. На шее Лоты висела та самая золотая цепочка.
Острый глаз Волка сразу разглядел тонкую, словно нить паутины, проволочку, протянутую от медальона к невидимым под одеждой, но учуянным гранатам, спрятанных в распоротом животе Лоты.
- Ах, Шер-хан, всё так же плутуешь? Гёт... Всё равно найду..
Он выстрелил. Гулкий, раскатистый выстрел эхом отдалялся от деревьев, уносясь вдаль предгрозовым предупреждением заклятому врагу.