Может у цыган в Александрове слет. Может семинары по обмену опытом или повышению квалификации. Чорт их знает. Даже не чорт, а кто там есть у этих цыган. Дэв какой-нибудь или там поганый божок, не знаю и меня уж это точно не интересует. Правда. А вспомнил я о цыганах только потому, что несколько минут моей последующей жизни оказалась сложным образом повязаны с ними.
Все-таки с начала и по порядку. В то утро меня как тогда, так и сейчас абсолютно не интересовало, почему на улицах Александрова оказалось столько прохожих, если быть более точным — столько цыган. Может их было и не столь много, как показалось сразу, зато они слишком профессионально создавали впечатление огромной толпы снующей по городу. Факт. Но факт этот отметил я совершенно машинально, не был он достоин внесения в записную книжку, а потому прошмыгнул где-то на краю сознания, — даже этот край сознания был поглощен исключительно предстоящим делом. Дело простое, стандартное, без огонька, но особенно к таким делам я относился настороженно. С чего? — сейчас подвохов не ожидалось никаких, но я кропотливо обдумывал варианты поведения в непредсказуемых ситуациях. Даже в самом ужасном варианте, удавшемся и собранном на конструкторе в моем мозгу, все проходило опять же слишком гладко, а возникающие препоны рушились от одной лишь уверенной поступи. Слишком гладко, слишком. И я не успокаивался, а как раз наоборот. Антоним к успокаивался... Ну, ну... Чорт, какой же этот антоним, наоборот чтобы, — на сколько я помню — побеждать. Похоже, — я собирался побеждать. Поэтому чем ближе подходил я к цели, тем более фантастические случайные факторы рожались в воображении. А мне уже давно говорили, что воображении у меня отсутствует напрочь, полностью и даже чуть-чуть больше.
А я в этот момент уже подхожу к центру городу, даже секунды считать начал. Тут ко мне, оторвавшись от парочки подружек, через дорогу кидается очень миленькая цыганочка, совсем еще юная, практически ребенок. Очень задорно перебегает дорогу, на оцепление ей плевать, — верно, плевать, между делом, что оно ей сделает, а пользы от него понятное дело нет. Охрану можно понять, как можно тормозить такую девушку. Я и то от ее действий несколько ошалел. До тротуара ей остался пару шажков — бежит ко мне. Зачем я ей нужен? Для чего? Нет, нет и еще раз нет, у меня сейчас намечается простая, но серьезная работа, — нет времени флирту. А она уже добежала и повисла на моем рукаве. Чорт, что делать, до секунд все расписано, какой тут флирт. Жестко и резко сказать - Гражданка, что у вас, - нельзя, обидеться может, а обидеть такую девушку просто нельзя. И тут она разворачивает цветастый платок, что держит в руках и достает из него колоду карт. Пронесло. А я-то думал. Великолепно, потому что гадать — это быстро, главное не сопротивляться — скоро отстанет, с некоторой частью моих денег, разумеется.
"Залатой, залатой, хочешь пагадаю, карты не соврут, сматри", колода разламывается пополам, и схлопывается в колоду снова, а из середины выскакивает, конечно, с помощью ее пальчиков, и на меня смотрит король бубен. Миг — достаточно разглядеть карту профессионалке, а я что, — мог и не успеть — карта ныряет обратно в колоду. Стушевалась, а как ей румянец идет, стоит колоду дрессирует, только обмануть меня хотят, отметил я, — король бубен подчеркнул факт будущего обмана, но это я знаю и так, без карт.
Цыганка тщательно перетасовала колоду и достала из нее карты, нужна была одна, она конечно так и хотела, но протянула она мне четыре слипшиеся семерки. Она тщательно уронила их на землю, тряхнула массивным золотым браслетом на левом запястье и заговорила скороговоркой: "Ой, бархатный, дай я тебе еще погадаю. Дальше — лучше будет. Счастья нагадаю. Денег нагадаю." Она начала нервничать, суетиться и акцент, на полуслове пропал. Так, пока она мне нагадала сначала обман, потом неприятности, куда уж лучше. Хорошая из нее гадалка, карты правду говорят, она бы хоть карту вытащила у кого неприятности будут. Профессионалка. С напряженной легкостью она взялась за колоду еще и почти не дрожащей рукой вытащила из нее восьмерку пик. Остерегайтесь опасности, она близка, - вспомнилась цитата из одного крайне бездарного учебника по гаданию. "Остерегайся, залотой, ветреной женщины," - несколько растерянно прощебетала цыганочка. Странно их нынче гадать учат, особенно с языком беда — подвешен плохо.
Ой, не та эта колода, золотой. Врет она тебе, врет она мне, только рука правду скажет. И она раскрыла мою широкую ладонь с белесым шрамом через линию жизни, взглянула, вздрогнула, побледнела, хваткой утопающего вцепилась, до боли продавила костяшки, и начала что-то рассказывать про холм Венеры, и, привычно выбрав самую длинную не задетую шрамом линию на ладони, она стала называть ее линией жизни. Здесь она почувствовала себя более уверено, чем с картами. А может она просто испугалась и хотела выпутаться из этой истории поскорее. В кратком пересказе только удачи меня ждали и как, - очень помногу - долгая жизнь, много детей, счастливый брак (не понятно только почему всего один счастливый брак, а не много счастливых браков). Она врала и даже не справлялась у ладони о чем врать, очень беспардонно и глядя прямо в глаза (она похоже просто боялась смотреть на ладонь). Такая наглость ей очень шла в сочетании с еще детскими губками и наивными, бархатно-черными глазами. Я бы дал ей лет тринадцать, много четырнадцать, если учесть, что цыганки взрослеют рано и уже к годам шестнадцати обычно таскают за спиной одного младенца и оттопыренном животе второго. Косметика не была вульгарной, как у ее подружек, а только едва-едва кричащей. Но будь она наложена по другому, то это бы ей уже не пошло. Тяжелые, широкие, безвкусные золотые браслеты на запястьях здесь были удивительно к месту и великолепно гармонировали с цветастой шалью поверх платья.
"Не надо милая, счастье при мне, оно мое, зачем гадать, если я знаю, что будет. "- я открыл бумажник, достал новенькую хрустящую банкноту, - правда новую, два часа как напечатана - "Возьми, это за труды." За такое гадание можно давать только по шее, а ни в коем случае ни деньги, но бить по такой шее нельзя - уж больно хороша, и шея в том числе, да и на самом деле не виновата она в неудавшемся гадании.
Банкнота, что я ей сунул (достоинство, не производство), достаточный повод прекратить гадание, даже если совести нет вовсе и охота денег. Она забыла о гадании и кинулась к подружкам, стоящими на другой стороне улицы. Я засмотрелся, как она бежит и не сразу заметил вынырнувший из-за угла кортеж машин. На узкой, извилистой улице в ухабах и разбитым асфальтом она еще как-то увернулась от первой машины, но вторая машина охраны задела ее крылом, девушку развернуло поперек дороги и бросило под колеса бронированной машины. Ей даже повезло - все случилось практически мгновенно и не только ее смерть. Во-первых, сработала противотанковая мина под днищем первой машины эскорта. Машину подбросило развернуло и перегородило дорогу. А во-вторых, сзади выехала небольшая малолитражная машинка, из которой выскочило двое. Они, еще вылетая из машины, всадили в последнюю машину эскорта по выстрелу из гранатомета и начали отстреливать охранников, пытающихся выбраться из горящих машин. В-третьих, начал действовать я.
За двенадцать секунд все было закончено. Я выпустил из правой руки револьвер на остатки обугленного асфальта рядом с развороченной бронированной машиной и склонился над трупом цыганочки, который так и остался под бронированной машиной.
Лицо было не повреждено и оно продолжало светиться все той же экзотичной красотой четырнадцатилетней девушки. Но вот только, когда она гадала мне по руке, я мельком увидал ее ладонь. Рассмотреть все мне конечно же, не удалось, более того я практически ничего не увидел, и собственно и не собирался, но по-моему линия жизни обрывалась у нее на восемнадцати. Я проверил, да так оно и есть. Все-таки не умею определять женский возраст по внешности. Машина за мной уже подъехала и ждала, — я таки задержался секунды на две, но виновная цыганочка, так этого и не узнает, я даже не смогу ей сказать об этом. Я сел на заднее сидение и достал из внутреннего кармана плаща небольшой пузырек, на котором было написано: спиртовой раствор валерьяны. В нем и была валерьянка. В основном. Да и клей, на котором сидела этикетка был практически обычный клей, впрочем, не совсем обычный клей. Я отодрал этикетку, смочил ее жидкостью из пузырька с валерьянкой и стал протирать кисти рук. Везде там, где с кожей соприкасалась мокрая бумага, начиналась немедленная трансформация - кожа как бы начинала кипеть. Нет, даже не кипеть, а взрываться. Тончайшие образования дермы разбухали, расширялись до невозможных размеров. Капиллярный рисунок на ладони превратился в одну подергивающуюся от боли желеобразную массу. Я, стараясь не смотреть на руки и не кривиться от боли, досчитал до десяти. С технологией смены кожи это не было связано никак, но это чуть-чуть успокаивало. Тем более что процесс замены кожи длился около десяти секунд. Десять! Теперь можно и взглянуть вниз, на руки. Все в порядке. Я свободен, задание выполнено. Стоп, началось то, чего я всегда старался замуровать в мозгу - всегда забываю, как это называют доктора, но суть в том, что, по их мнению, смена кожи это не то для чего создан организм человека. И когда человек все-таки это делает, то он даже вполне в состоянии умереть от перенапряжения и поэтому когда человек находиться на дороге к смерти, то могут появиться эйфорийные ощущения. Только они молчали о том, что эйфорийные ощущения есть всегда. Я думаю, что просто организм так привыкает к новой судьбе нанесенной норнами на человеческие ладони.
И еще надо будет устроить разнос в техническом отделе - представляете, ведь вся операция могла сорваться из-за одной полуграмотной цыганочки, пусть даже с очень милой улыбкой. Надо более реалистично делать отпечатки пальцев вместе со всей ладонью. Тогда и возможности такой накладочки, что с цыганочкой случилось, не будет. А может, я зря ей за такое гадание столько дал? Нет, правильно - в результате она получила именно то, что заслуживала за такое гадание. Дай я меньше одной гадалкой, что, видя разорванную шрамом линию жизни, начинает рассказывать про будущее счастье, было бы больше.