Груздева Валентина Александровна : другие произведения.

Землячки 2. Н

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:

   Груздева В.А.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ЗЕМЛЯЧКИ
   2. Н
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ОГЛАВЛЕНИЕ
  
  
  
   Глава 1 . . . . . . . . . . . 5
  
   Глава 2 . . . . . . . . . . . 35
  
   Глава 3 . . . . . . . . . . . 65
  
   Глава 4 . . . . . . . . . . . 97
  
   Глава 5 . . . . . . . . . . . 165
  
   Глава 6 . . . . . . . . . . . 217
  
   Глава 7 . . . . . . . . . . . 273
  
   Глава 8 . . . . . . . . . . . 297
  
   Эпилог . . . . . . . . . . . 319
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Не удивляйся, что умрёшь.
   Дивись тому, что ты живёшь !
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 1
  
  
  
  
  
  
  
  
   Воспоминания грели...
   Папа, пританцовывая вокруг единственного стола в пустой горнице постоянно, можно сказать всю жизнь, напевал свою песенку "... папка рыжий, мамка рыжий, рыжий я и сам, вся семья наша покрыта рыжим волосам...", а мы, трое крошек, еле поспевали за ним, пытаясь его поймать. Это было наше ежедневное развлечение, когда он возвращался с работы. Длилось это до тех пор, пока мама не говорила своим тёплым голосом:
   - Отец, давайте за стол.
   Без приглашения за стол садилась и Нюра, наша старшая сестра. Она уже была большая и в наши детские игры не играла. У ней был свой столик, где она готовила уроки. Этот столик ей сделал своими руками папа, он работал в Лесном отделе, и стол был из леса. На большом кухонном столе, тоже из леса, прикрытом клетчатой клеёнкой, стояла большая железная тарелка с круглой очищенной картошкой, горячей, прямо из печки, и каждому -- по стакану молока.
   А ещё... Когда мы по воскресеньям ходили в общую баню, все трое с помощью рук и ног забирались по высоким мокрым ступенькам на самый верхний широкий полог и ждали маму. Она в парилку заходила последней, так как пока лавку в бане для всех займёт, чтобы рядышком, пока кипятком пол и лавку не окатит, пока воды в тазики всем наберёт, и только после этого скажет, присев рядом и распустив свои золотые волосы:
   - Ну что, птенчики мои, согрелись?
   Мы ползали вокруг неё и гладили эти волнистые пряди, делали из них замысловатые причёски, поднимая с деревянного мокрого полка, разбрасывали их по её плечам, прятались под ними, и тёрлись, тёрлись, и тёрлись об это богатство. Нюра не радовалась вместе с нами, она сидела далеко внизу сама по себе, она не любила париться. А нам нравилось, когда мама стегала нас горячим веником по всем местам, приговаривая "хороша банька", "хорош веничек". Мы только в бане и видели всю эту красоту, а дома она никогда не снимала с себя платочек, которым туго-натуго затягивала свои волосы.
   Да, мы все были похожи друг на друга, все были рыжие. Только младшая Наташка была темнее всех, а когда подросла, то её волосы стали совсем тёмными, как у папки. Да у меня глаза были не как у всех, не голубые -- тоже папкины.
   Улица наша Комсомольская проходила по горе, в ней был всего один порядок домов, у нашего росли две молодые липы. Они и до сих пор растут. За горой в трёх километрах был сооружён пруд на слиянии двух малых речек, глубокий, до двенадцати метров, с отвесными берегами, здесь отдыхало всё население города. Здесь я научилась плавать. На импровизированном плоту собралось так много ребятишек, что стало тесно, кто-то столкнул меня в воду. Открытыми глазами я видела светлые отвесные известковые берега впереди и тёмно-зелёное водное дно, куда опускалась. Наблюдение пришлось прекратить из-за нехватки воздуха, и я устремилась наверх. Вынырнув, долго плыла до берега. Наглоталась? - Да. Испугалась? - Нет. Молча долго сидела на берегу, осознавая то, что случилось и что могло случиться. Ни один человек не обратил на меня внимания. В то время мы росли свободными, забота родителей была одеть и прокормить. Они редко интересовались, где и с кем я пропадала целыми летними днями, иногда даже ночами -- вповалку с ребятнёй на соседских сеновалах. А ведь я ещё не ходила в школу.
   Я поняла тогда, вода -- мой друг! Бежала ли я с покоса уже много позднее, или выходила из леса с ведром ягод -- я всегда с любовью купалась в нашем прекрасном пруду, ныряя с отвеса. Вода была для меня родной.
   А за прудом дальше на юг -- прямая высоковольтная линия через высокую точку горы Балабан в пятнадцати километрах от нашего города. Под высоковольтной тянулась дорога, возили покосников и лесозаготовителей, а вместе с ними и ягодников, на открытых грузовиках, стоя, сидений не было. Я с родителями сотни раз ездила на покосы, и мне всегда нравилось упорство, с которым машина, полная людей, стремилась преодолеть очередную гору и как, забравшись наверх, отпускала тормоза, чтобы с разгону взлететь на следующую. А по сторонам -- хвойный лес со всеми видами грибов и ягод да иногда торцы скалистых хребтов или низинки с речушками.
   Мать учила нас послушанию, честности и бесконечному терпению. Когда я пошла в первый класс, она сказала, что теперь я должна со всеми здороваться. Я шла по улице и со всеми здоровалась впервые, мне все отвечали на приветствие и улыбались, мне это нравилось. Потом вдруг заметила, что соседка наша, дюньдина мама, в ответ на моё "здравствуйте" молчит раз, два молчит, три. После этого я никогда с ней больше не здоровалась, даже когда уже подросла. Она сетовала моей маме, та мне читала нравоучения, но я всё это просто молча игнорировала.
   А вот дюньдин папа был необычным человеком. Он всегда был чёрным, и волосы у него были чёрные, и одежда, и кепка, даже рукавицы, а всё потому, что он работал не как все, а на железной дороге. Он всегда и на работу, и с работы носил с собой маленький чёрный чемоданчик, я думала, что он в нём носил ключи от железной дороги. Дюньдя рассказывала, что железная дорога очень-очень длинная, что все дороги ведут к ней, она находится прямо за базаром, а базар -- на той же улице, что и школа, только очень далеко, очень-очень далеко.
   И сразу после окончания второго класса я собралась, наконец, посмотреть железную дорогу. Утром, наевшись горячих картофельных шанег с молоком и засунув ещё парочку в карман, смело отправилась в далёкий путь. Миновав знакомую школу, я шла, как и все, дальше, читая вывески на домах. Это была улица Советская. Магазин 13... Вот баня осталась позади... Дальше всё было незнакомым, "Пивная", "Столовая", магазин "Одежда"... А народ всё шёл и шёл, как и я, прямо по дороге, "наверное, все идут на железную дорогу". Нет. Больше всего людей сворачивало вправо.
   - "Базар", - прочитала я, - так вот он где! Будем знать. Но мне сюда не надо, - и прошла дальше.
   Заглянула за базар и в недоумении озиралась по сторонам -- за базаром, прямо за большущим забором, ничего вообще не было, только крутой каменистый склон уходил далеко вниз. Присела на большой белый камень и достала шаньги, разглядывая открывшийся внезапно простор. Однако, люди-то шли, хотя дорога и уводила их круто вниз. Со своей высоты над зеленью берёз уловила-таки глазами большое сооружение, к которому вела дорога и, весело подпрыгивая с шанежкой в руке, помчалась вниз, цепляясь за мелкие берёзовые кустарники по обочине.
   Тихонько медленно поднималась на это высоченное сооружение, держась за железные перила. Была уже на самом верху, как вдруг увидела Жукову тётю Таню, соседку, которая шла мне навстречу.
   - Лизонька! Что ты здесь делаешь? - Спросила подозрительно.
   - Вот, пришла железную дорогу посмотреть.
   - Ну давай посмотрим вместе, - подвела меня к самому краю, - вон там внизу блестящие рельсы. Видишь? Это и есть железная дорога.
   - Как! А это что? - Спрашивала я, разочарованная, показывая на железные поручни, за которые держалась.
   - А это мост через железную дорогу.
   - Мост?
   - Да. Людям ведь нельзя по железной дороге ходить. По рельсам только поезда, вагоны и паровозы ходят. Вон посмотри, вдали дымок показался, это паровозик едет по рельсам. Если мы немного подождём, то прямо под нами, под мостом, он и проедет.
   Я с любопытством рассматривала приближающийся с грохотом паровоз. Три гудка потрясли окрестности. Он остановился прямо под нами. Маленькие чёрные люди вылезли из него по лесенке и вошли в здание напротив.
   - Станция.... - Сумела я прочитать только одно слово из-за дыма.
   - Посмотрели? Пойдём домой. Пора. На базар зайдём, семечек купим.
   Я следом спускалась с моста и всё смотрела, не отрываясь, на паровоз с красными колёсами, к которому, как большая гусеница, прицепились много-много вагонов. Теперь я знала, что такое "вагон".
  
  
   х х х
  
  
   Наши соседи с другой стороны дома купили телевизор, и вся улица от стара до мала приходили к ним со своими табуретками смотреть передачу. Он большущий стоял на комоде, экран был 10 на 15 квадратных сантиметров, и перед экраном устанавливалась большая линза -- выпуклая ёмкость, наполненная специальным водным раствором. Мы приходили каждый день, усаживались рядами и смотрели, и смотрели, и смотрели всегда одно и то же, наверное, раз пятьдесят -- "Лебединое озеро". Больше ничего не было.
   Помню, как под конвоем тысячи пленных работали в разных местах, и на лесозаготовки их возили полными грузовиками, и дома в городе строили они, и Дворец культуры. И всё сделано на совесть, дороги, выстланные резаными камнями до сих пор ни разу не подвергались ремонту. Помню, что на одном из пленных всегда на шее висела доска, на которой крупными буквами было написано "Я УБИЛ ЗОЮ КОСМОДЕМЬЯНСКУЮ", я каждое утро встречала его, идя в школу.
   С детства я росла болезненной, мои ноги были сплошь в коростах. Сначала я спала с родителями, так как кровать в доме тогда была только одна, они задевали мои коросты, и я хныкала, плакала, они не высыпались. Потом решили, что мне лучше спать у них в ногах, но это ничего не изменило. Помню, однажды папка не выдержал, схватил меня и, как фуфайку, забросил к старшей сестре на печку, она всегда там спала, причём под шубой. Скоро и мне купили кровать, подростковую, я спала на ней до десятого класса, когда мои ноги на полметра вытягивались за её пределы. Как же я могла вырасти до приличного размера, если почти десять лет спала только скорчившись!
   Кожа на моём лице, плечах и руках была в непроходимых лишаях, они оставались до окончания школы белыми даже при загаре, а купаться и загорать я любила, но приходилось это удовольствие получать в одиночку в стороне от посторонних глаз. Сейчас я знаю, почему -- моим питанием было только молоко, плюс хлеб, плюс кусок сахара. Мама даже в детский сад меня отдавала, чтобы меня научили есть, но воспитатели вернули, так как я вообще, кроме молока, в рот ничего не брала.
   В третьем классе очень сильно переболела желтухой. Кожа, ногти, лицо были одного цвета -- жёлтые, роговица глаз вместо белой тоже жёлтая. Я сама увидела это в зеркало и побоялась в таком виде идти в школу, которая была рядом, так два дня и проболталась на улице. И только когда учительница зашла узнать, в чём дело, мать обратила на меня внимание и положила в больницу.
   Собаки кусали меня много раз, я ведь любую дворняжку не пропускала -- с каждой лезла целоваться. Одна умудрилась распластать мне лицо. До сих пор удивляюсь, как глаза остались целы. Я забралась на печку и два дня прикидывалась спящей, даже есть не слезала. И когда мать решила проверить, жива ли я, просто от оторопи оступилась и упала с лесенки -- вместо моего лица была кроваво-фиолетовая опухшая лепёшка. В больницу увезли на скорой. Я слышала, как врач говорил матери: "Бывает. Дети ведь, не уследишь. Назначим сорок уколов, до свадьбы заживёт". После пяти уколов опухоль спала и я ушла, сбежала, из больницы, пришла домой. Мама, наверное, подумала, что так должно и быть.
   Шрамов на моём теле более тридцати, то я повисла на заборе задницей, то на черёмухе ухо разорвала, то проткнула ногу гвоздём, то упала на ёлочные игрушки, то вылетела с велосипеда соседского, даже умудрилась попасть под мотоцикл, то провалилась в яму, а о драках, кошках, и моей дурьей башке и говорить нечего.
   Ангина преследовала меня постоянно. Один раз врач скорой помощи сказал: "Подозрение на скарлатину". Я не видела его, только слышала его голос и поняла, что это очень серьёзно, к счастью, его подозрение не подтвердилось. Помню, задыхаясь в бреду, голос врача преследовал меня. И вот тогда под утро я увидела сон. Впервые в жизни. До этого времени мне сны не снились.
   "Передо мной медленно вращается круглая планета. Половина её с правой стороны освещена. Редкая облачность даёт возможность видеть леса, горы, реки, города. Я рассматриваю её со стороны, то дальше, то ближе, внимательно рассматриваю. Мои глаза видят неровности океанского дна, скользят по водным просторам, перелетают по снежным переливам гор, ласкаются на зелёном бархате хвойных вершин, перебирают волнистость песков, измеряют глубину льдов. Я вижу, как внутри её пульсирует горячий кристалл, от которого до самой поверхности исходит свет, но другой, не солнечный. Я знаю, что это планета Земля".
   Всё бы ничего, но этот сон повторился в следующую ночь, и ещё несколько раз, поэтому я его очень хорошо вижу даже много лет спустя. Сейчас я предполагаю, что это моя душа наконец-то выбрала себе тело, моё тело, которое нуждалось в её помощи. А может быть сам Создатель направил её ко мне? Болезнь тогда отступила, и я вступила в новый этап жизни, у меня появился союзник -- моя душа!
   Училась я неважно. Тогда весь год в первом классе изучали только букварь и цифры. Мне кажется, что я до четвёртого класса не умела читать, а только мяукала, так учительница говорила. Но всё постепенно стало меняться. Я иногда уже ела суп, но только у отца на коленях и из его тарелки, с мясом, с луком, с перцем. Я полюбила пельмени. Каждое утро специально для меня мама жарила в печи картошку на маленькой чугунной сковородочке, которую купила только для этой цели. И всё детство мама насильно заставляла меня пить рыбий жир, от запаха которого меня даже сейчас тошнит. Я научилась хорошо читать, в четвёртом классе появились новые учителя, стало интересней, и я даже стала поднимать на уроках руку, чтобы меня спросили.
   В игрушки я не играла, не в пример своей старшей сестре, которая в десятом классе в тайне от всех всё шила и наряжала куколки, что вызывало у меня презрение. Все мои игры сводились к опытам над людьми, типа я врач, а остальные -- мои пациенты, которым я ставлю уколы, натурально втыкаю иголки в попу, или стеклом вырезаю кому-то на запястье "часики на ремешке", или кого-то отцовской машинкой стригу наголо, чтобы вшей меньше было и так далее. Конечно, на меня жаловались, и мама шлёпала меня полотенцем.
   Подружек у меня не было, так как девчонок я не любила, жалела, что не родилась парнем, папа тоже так хотел. К единственной соседской ровеснице, которая постоянно липла ко мне, я навечно прикрепила кличку "дюньдя", так как она всё время была с соплями и, не переставая, нюнила. Зато все мальчишки были со мной заодно. Я дралась просто из любопытства получить новые ощущения. Я материлась с великим удовольствием, целый год, наверное. Не было дня, чтобы я кого-то не заводила, или хоть кого-нибудь да не обманула. Я постоянно всех провоцировала на какие-то подвиги. Даже с родителями так же:
   - Мама! Тётя Паня идёт! - Кричала я из горницы.
   И она моментально наводила чистоту на кухонном столе, на залавке, кастрюльки с тазиками горкой составит, у печки подметёт быстрёхонько, перед зеркалом прихорохорится, сядет и сидит ждёт. Потом спрашивает:
   - Лиза, так куда тётя Паня-то делась?
   - Не знаю.
   Танька уронит ручку, или я помогу ей в этом, и толстая залезет под парту, чтобы поднять, а я возьму и захлопну крышку -- она пыхтит там, пыхтит, а вылезти не может. Ей делает учитель замечание, а я хоть бы что сижу рядом с серьёзным и внимательным лицом. Или строить "рожи" начинаю за чужими спинами, полкласса уже хохочет, учитель не понимает, в чём дело, наказывает других, но не меня. Или, забравшись на парту, начинаю говорить, якобы на английском языке в перерыве между уроками, всем нравится, просят: "Ещё! Ещё!". Жизнь закипала. Я стала бесшабашной и весёлой. Тёмными вечерами я видела мчащуюся с горы на велосипеде весело напевающую девушку в светлом платье с крылышками -- это была я, а наблюдала за мной -- моя всевидящая душа!
   Мне понравилось говорить "нет!" себе самой, друзьям, родным, знакомым, детям, взрослым. Что бы я вдруг ни захотела, внутри вскакивало "нет!" -- я делала всё наоборот. Что бы мне ни предложили -- "нет!" -- и всё наоборот. Я заметила, что многих людей моё "нет!" обескураживало, ставило в тупик, сбивало в мыслях в самых простых ситуациях, а мне при этом очень нравилось наблюдать за всеми ними. Меня стали называть вредной. Мама называла поперечной. А я веселилась, думаю, что и других веселила.
   Мама до седьмого класса туго заплетала мои пышные волосы раз в три дня, сначала две косички от самых висков, а потом две косы сзади, которые перевязывала много раз между собой, но все завитки всё равно были видны.
   С мая по сентябрь я спала на сеновале, дома всем места не хватало, отодвинув подальше сено, соорудила себе уютный уголок из досок подальше от входа, чтобы не всякий меня сразу мог видеть. Мама выделила старый матрац, сшила на него новую наволочку, реставрировала старое ватное одеяло, подушка была из сена. После ночи всё это накрывалось огромным брезентом, через который не проникали ни свет, ни пыль, ни дождь. Были ещё чистый халат, в котором я спала, и большой серый кот, который всегда спал только со мной, и дома у печки, и здесь. Он сам мог забираться в постель под брезент, и мне приходилось в темноте осторожничать, чтобы не раздавить или не разбудить его. Здесь всегда была чистота, было даже подобие столика, на котором стояла стеклянная баночка, часто со цветами.
   Позднее, когда Нюра окончила школу и уехала по комсомольской путёвке, жить на сеновале в летний период стало для меня просто необходимостью, так как только дом и двор запирался на ночь на все запоры, после маминого оклика: "Лиза, ты спишь?", и моего: "Да! Да! Я легла!" -- я украдкой исчезала. Для этого мне пришлось у пары досочек вытащить нижние гвозди и, отодвинув их, я свободно спрыгивала в наш огород. А чтобы обратно забраться, рядом поставила всегда находившуюся здесь деревянную лестницу.
   Я мчалась в ближайший на горе лесок, где собиралась вся молодёжь округи. Здесь старшие соорудили огромные качели, на которые зараз помещались человек пятнадцать. Сосны, на которых они крепились, при раскачке постанывали. В животе дух захватывало от полёта в воздухе. Сюда собирались и взрослые, и дети. Здесь играл аккордеон, веселили баянисты, кто-то пытал гитару, пели песни, рассказывали байки, даже вытоптали ногами подобие танцплощадки.
   В ночи прямо рядом с качелью постоянно горел большой костёр, возле которого кругами были выложены белые камни, кварц, а далее -- множество самодельных пенёчков, которые можно было пододвинуть поближе к костру, присесть, поставить ноги на тёплые камни и впитывать в себя здоровую энергетику весёлой ночи, следя за бликами и тенями от костра по желтеющей листве берёз, по красным гроздьям рябин, по тёмным стволам сосен, в просветах -- по далёким огонькам затухающих окон.
   Иногда я засыпала, прижавшись к сосне, и меня укрывали чьей-то одёжкой. А утром, оставшиеся у угасающих углей парочки, будили меня, вытаскивая печёные картофелины из горячей ещё золы, которые я съедала вместе с кожурой и золой и -- мчалась со всех ног домой, на свой сеновал, надо было успеть до рассвета, пока моё отсутствие не заметили родители. В первый раз после такой ночёвки я крупно оконфузилась. Когда утром зашла в дом позавтракать, мама руками всплеснула:
   - Лиза! Что опять у тебя с лицом!
   Я недоумённо посмотрелась в зеркало -- всё лицо было измазано горелой картошкой, золой и сажей от костра. С тех пор у меня на сеновале всегда был запас воды для умывания и чистая тряпка для обтирания.
   Однажды на моих глазах при полном размахе качели лопнула доска, видимо, не выдержала перегруза, и масса людей, в том числе и малые дети, с огромной высоты разлетелись по кустарникам, но все отделались лёгкими ушибами и ссадинами. На следующий день, вернее, ночь, горел костёр, пели песни, но качели не было -- на земле валялись оборванные тросы, видимо, кто-то из родителей так выразил свой протест случившемуся. Но к следующему лету появились новые качели почти на том же месте, хотя и чуть поменьше прежних. Никогда за все годы не было здесь ни драки, ни ругани, старшие наравне общались с малышнёй. Было просто здорово!
   А зимой такой же оравой мы катались на санках. С самой высокой горки по переулкам через три улицы и далее далеко за огороды по отшлифованной колее мчалась вереница саней. На первых взрослый рулевой ложился на живот, ногами цеплял следующие санки и так далее до десятка, на которых тоже были крепкие ребята, а сверху на них лежачих садились мы по одному, по двое, по трое. Вся эта махина набирала огромную скорость. И всё это летело со свистом, хохотом, визгом от восторга, а ещё, чтобы не дай бог не попал под нас случайный прохожий, так как зимой темнеет рано, а уличных фонарей в то время не было, разве только лунный свет да белизна снега. Заканчивалось это далеко за домами -- рулевой делал резкий поворот, в это время все лежачие должны были умело расцепиться, и нас разбрасывало по сугробам. Бывало, летели на нас и санки, тут уж, как говорится, "кто не спрятался -- я не виноват".
   Тем, кто находился в хвосте состава, приходилось непросто, так как горки, ухабы, повороты, переезды через дороги, даже были трамплинчики -- мотали хвост в разные стороны, подбрасывали вверх, кто плохо держался, просто сдувало. Адреналин выбрасывался полностью! Не все ребятишки участвовали в этой езде, многие катались на своих магазинных салазках в одиночку, потихоньку. Но только не я! Мои самодельные саночки были не коротенькими, лёгкими, с широкими полозьями, очень устойчивыми, на них удобно было возлежать взрослому, а самое главное, места для просовывания валенок при сцепке были идеального размера, поэтому саночки мои пользовались спросом. А куда им без меня!
   В выпускном уже классе наш прицеп занесло, мы протаранили чей-то забор, не все сумели расцепиться. Больше всего пострадал рулевой, он головой врезался в угол дома, долго потом лежал в больнице, отстал на один год от своих одноклассников. А накатанную нашу трассу уже на следующий же день засыпали шлаком.
   Папка работал шофёром в Лесном отделе, и в детстве мама отпускала меня с ним покататься и чтобы дома не мешаться. Лицо у него всегда оставалось серьёзным, но это был человек с большим чувством юмора, заразительно смеялся и всегда над всеми подшучивал. Ранним утром в начале рабочего дня я видела, как на спор с завязанными глазами по звуку он определял не только выезжающую из гаража машину, но и её водителя, которого участники представления пытались на время заменить. Машин было штук сорок, если даже я ошиблась, всё равно это очень много. В то утро он был на высоте, ни разу не ошибся! Ему рукоплескали все оставшиеся от слесарей до начальства. Я поняла, что он сделал это для меня.
   - Вот что такое профессионализм, дочка, - сказал он, подсаживая меня в кабину.
   Я видела, что отца любят и уважают в этом большом коллективе. Он прошёл всю войну, имел много ранений и наград. Рассказывал, что ему приходилось возить даже маршала Рокоссовского.
   Как-то ему хотели задержать выдачу отпускных, но он сказал, что ему надо билет купить срочно на родину слетать -- тут же съездили в банк и выдали. А через три дня ему встречается их молодой начальник и, удивлённый, интересуется, почему он не уехал на родину. Отец отвечает, что уже съездил.
   - А где ж твоя родина, Николай?
   - В Кунгурке, - был ответ с заразительным смехом, это деревня в десяти километрах.
   У отца и матери большая родня, которая, бывало, и у нас пировала. У всех их братьев и сестёр было по четыре-пять сыновей, а у наших все четыре дочери, и над ними тоже подшучивали по этому поводу. Но папка никогда не обижался, и нас никогда пальцем не тронул, а ругаться он вообще не умел. Несмотря на то, что он в любой момент мог использовать любой транспорт, ко всему прочему в хозяйстве появилась лошадь. Мама сетовала: "кулацкая порода даёт о себе знать", имея в виду предков отца.
   Хозяйство всё было на маме. С утра до вечера -- печь, чугуны, ухват, кормёжка. Помню, денег нам всегда не хватало до получки, хотя кроме хлеба и сахара мы ничего не покупали. Мясо, молоко, картошка были свои. Один раз в месяц с отцовской получки мама покупала нам конфет -- "подушечки", которые мы перепрятывали друг от друга да так, что сами не могли потом найти. А иногда отнимали у Наташки, не избегая, конечно, наказаний.
   Мама была справедливой и решительной в сложных ситуациях со всеми, в том числе и с нами, обязанности по дому мы исполняли чётко. Ручки у ней, как говорится, были "обе правые", она умела всё -- прясть, кроить, шить, вязать, обшивала и родню, и соседей. А машинка швейная у нас была трофейная -- папа с войны привёз, "Зингер", шила всё от обуви, одеял, фуфаек стежёных до нижнего белья.
   Вдруг оказалось, что отец играет на гармошке, которую его братья хотели выбросить, а он отремонтировал, и вот она -- новая радость. Мама любила петь. Некоторые её старинные песни я и сейчас иногда в незнакомой компании исполняю на "бис".
   Школьные экзамены я сдала на троечки, собственно на троечки я и училась все эти годы. А после экзаменов подружка Томка сманила меня в Свердловск. В отделе кадров сказали, что как раз сейчас начинаются курсы кочегаров, если согласны, то завтра -- к занятиям, а сегодня -- в общежитие.
   - Это что, по трубам лазить? - Спросила я, разочарованная перспективой. - Разве в городских домах топят печи?
   В ответ раздался оглушительный смех присутствующих. Потом разъяснили разницу между кочегаром и трубочистом, очень подробно всё рассказали, и мы согласились. Через месяц с небольшим началась наша трудовая деятельность, мы обслуживали малые паровые установки в детских садах, школах, мелких районах, только следили за приборами. Работали с Томкой в разных местах, но в одну смену и жили в одной комнате, в которой кроме нас было ещё четверо.
   С первой получки я купила себе осеннее пальто, вязаную шапочку с шарфом, перчатки и сумочку, да ещё ботиночки. Жили просто, дружно, дома не сидели, облазили все магазины, всё на себя примеряли от обуви до верхней одежды, но никогда ничего лишнего не покупали, и -- наслаждались самостоятельностью. Появилась и компания дружных ребят, посетили все кинотеатры. Удивительно, но все мои кожные болячки исчезли через три месяца питания в общественных столовых, разнообразию, качеству и дешевизне которого я не переставала восторгаться. Домой тоже ездили вместе, но договорились, что родителям будем говорить будто работаем на заводе сортировщиками изделий, а не кочегарами.
   Девчонки все модничали. Мне быстро убрали косички, на треть обрезали волосы, теперь я не смачивала их, как делала мама при заплетании косичек, а, наоборот, сушила их распущенными. Волнистые, они обрамляли голову пышностью, которую я забирала в объёмный "хвост" высоко на затылке, и концы которого закрывали всю спину свободным полукругом.
   - Ты хоть целовалась с кем-нибудь? - Интересовались девчонки.
   И я рассказывала, как целое лето перед выпускным классом целовалась с Вовкой. Мы были одногодки, но учились в разных школах, познакомились на танцплощадке. Он каждый вечер, как только стемнеет, заявлялся под окна и свистел, вызывая на свидание.
   - Опять твой пастух пришёл, - ворчала мама каждый раз.
   - Мама, я ж никуда! Только на скамеечке у дома посидим, - и быстрёхонько убегала.
   Он гордился тем, что уже четвёртое лето работает пастухом. Был очень симпатичный и очень впечатлительный, его синие глаза были всегда удивлёнными, он мечтательно намекал, что не прочь жениться на мне. Я же никак не хотела выходить замуж за пастуха и только смеялась про себя, не желая его обидеть. Он жил далеко, совсем в другом районе, и, нацеловавшись, уходил. Не знал он, что я целыми ночами веселилась у костра, а то бы непременно пожаловал туда. А зима положила конец свиданиям, сказала, что родители не разрешают мне больше десяти минут быть на морозе. И он терпеливо согласился ждать до весны.
  
  
  
   х х х
  
  
   Года хватило, чтобы познакомиться с будничной суетой областного центра. В мае, после окончания отопительного сезона нас направили поработать в летнее время подсобными рабочими на строительства жилья. Потом -- отпуск. И вот опять сентябрь -- в котельные.
   - Неужели так будет всю жизнь? - Думала я. - Какое однообразие!
   Я валялась в кровати и вспоминала, вспоминала... Картины яркого детства одна за другой проходили перед глазами, азартно красуясь всеми гранями, пытаясь до предела унизить моё сегодняшнее состояние.
   - Лиза! Ну что ты всё время скучаешь? - Тормошила подружка. - Пойдём хоть сходим куда-нибудь.
   Я молча поднималась и шла за ней просто так, от нечего делать.
   Евдокия, как самая старшая в комнате, поддерживала порядок и дисциплину. Это была сухая и некрасивая женщина с редкими прядями волос и тёмной кожей лица. Она не была назойливой, не придиралась, не повышала голоса, но обсуждала каждого явившегося молодца, коих было не счесть. После круглого вечернего стола, когда после одиннадцати компания расходилась, все под её руководством разбирали по "косточкам" потенциальных женихов. Но к её советам, как правило, никто не прислушивался, поболтали и забыли. Она встречалась с похожим на неё мужчиной, как потом рассказала, это был её муж. Когда они поженились, свекровь не пустила её в квартиру, и они снимали жильё, сначала одно, потом другое, потом третье, в конце концов она устала и настояла на разводе, чтобы жить спокойно в общежитии. Но они так и продолжали встречаться.
   - Мы просто пара с ним. Даже внешне похожи. - Говорила она.
   Она жила здесь уже девятый год. Остальные же постоянно менялись. Вообще, женское общежитие, как проходной двор -- только поселилась, смотришь, собирает чемодан -- выходит замуж. Вот и Томка, только летом на стройке познакомилась с Ванечкой, а уже поделилась:
   - Лиза, у Ванечки тётя уезжает на два месяца к дочери. Я ухожу к нему. Наверное, у меня будет ребёночек.
   - Ты выходишь замуж?
   - Не знаю пока... Наверное...
   Я почему-то представила истёртые внутри объёмные бёдра подруги. Они у ней всегда были коричневыми и потными, и ей всегда приходилось носить длинные рейтузы, так как ещё со времён школы она истирала кожу до крови при ходьбе.
   - Как же Ванечка, такой стройненький, не испугался-то? - Думала я. - Может ночью тёмной не разглядел?
   Меня не устраивало сегодняшнее положение дел . Я не хотела быть кочегаром. Не хотела быть разнорабочей. Я не хотела жить в шестиместной комнате. Нельзя сказать, что я оставалась без внимания мужского пола, совсем наоборот. Но выходить замуж, искать потом жильё, женатых из общаги сразу выдворяли, рожать -- это представлялось мне столь хлопотно. К тому же, что-то совсем ни у кого из женившихся я не замечала любви, только одно желание двигало всеми -- как бы получше устроиться. Я с сожалением вспоминала, что все персонажи в романах Мопассана, Стендаля, Драйзера, влюбившись, теряли почву под ногами. "Нет, я не потеряю от любви голову". Но из расчёта поставить себе целью семейную жизнь не решалась.
   - Ты завидная невеста, - говорила Евдокия не раз.
   Надо было что-то менять, не жить же в этих двух квадратных метрах на казённой кровати многие годы подобно Евдокие. Вспоминались мамины слова: "Лиза у нас решительная, вся в меня, мозги у ней всегда двигаются". И, расстилая постель, махнула на эту никчёмную жизнь рукой:
   - Пусть идёт всё своим чередом, пусть мозги сами определят мои последующие шаги.
   Только вымолвить успела, как говорится... Подсела к моей кровати девчоночка и говорит, что сегодня на вечер пригласила гостей, и будет там один паренёк, простой, симпатичный, очень одинокий, работает у них в цехе. Сложная у него жизнь, ему поддержка нужна...
   - А ты смелая, сильная, самостоятельная. Присмотрись, пора тебе замуж, уже все девчонки в комнате повыходили. Веселее жизнь-то будет, интереснее.
   И поддавшись общему настроению муравейника, в котором жила, я решила всё-таки присмотреться к парню.
   Действительно, приятный молодой человек выше среднего роста, с тёмно-русым слегка волнистым чубом, с тонким профилем лица, со стеснительной улыбкой, в костюмчике, не склонный к полноте. Он, видимо, знал, что присутствует на сватовстве, но компания была весёлая, все с одного цеха, так что он, поначалу молчавший, всё-таки разговорился. Он посматривал на меня всё чаще, или питая надежду, или ища недостатки. Когда разошлись, девчонки все, как один, устремились с расспросами.
   - Ну как, неплохой?
   - Да ничего вроде, - пожимала я плечами.
   - Он тебе слова поперёк никогда не скажет, - убеждала сваха, - будет за тобой, как ниточка за иголочкой. Ты, безусловно, главная будешь в семье. Вот познакомитесь поближе, сама увидишь.
   На следующий вечер он пригласил в кино, видимо, ему передали, что яростного отказа не было высказано. Как-то сразу я определила ему роль -- вместо подружки Томки. Всюду ходили вместе, и по магазинам, и в центре болтались, по кинотеатрам. Знакомились. Он был на год старше.
   - Ты что, в армии не служил?
   - Нет. Я после училища, как раз перед призывом, очень сильно переболел туберкулёзом, списали, как негодного.
   По этой же причине он жил в комнате один.
   - У меня здесь две тётки живут, давай походим по гостям, пока зима не кончилась, - предложил он, - я им уже сказал, что с тобой познакомился. Аня с мужем прямо у завода живут. Пойдём?
   Аня с двумя пацанчиками суетилась на кухне. Была простой и разговорчивой, накормила нас, пошли смотреть телевизор.
   - Заходите хоть каждый день, нечего по морозу шляться.
   Так мы и делали, отношения у них были вполне дружеские. В марте навестили другую тётку, которая жила далеко на Эльмаше. Встретила нас тоже очень гостеприимно:
   - Люба. Проходите, муж на работе. Андрейка занимается, десятиклассник.
   - Лиза, - представилась я сама.
   - Миша, ухаживай за гостьей, - командовала она, - что, как не родные.
   Поставила на стол выпивку и не отстала, пока мы по одной не выпили. У них была радиола, завели пластинки. Тётка эта мне не очень понравилась, взбалмошная какая-то. Кончилось тем, что она не отпустила нас домой:
   - Завтра воскресение. В такую даль по ночи нечего тащиться.
   Мы сидели с Мишей, смотрели друг на друга и не знали, как поступить. Уже в двенадцатом часу она стелила постели, пока мы мыли посуду на кухне. Остались на раздвинутом диване в темноте и молчали.
   - Ты не против, если мы поженимся? - Тихо спросил он.
   Я тупо молчала, недовольная, что так всё получилось непутёво.
   - Лиза, нам надо пожениться, я так хочу этого, - он первый раз обнял и поцеловал меня.
   Я не сопротивлялась.
   Утром он, радостный, счастливый, рассказывал Любе, что мы решили пожениться, пусть готовятся к свадьбе. Он всё решил за меня, так как я ни одного слова согласия не произносила. На следующей неделе подали заявление в ЗАГС, регистрация намечена на седьмое мая. Аня сказала, что очень хорошее время -- праздники, как раз все отдыхают, соднова пировать:
   - Свадьба будет вот здесь, у нас, квартира большая. Спиртное я беру на себя.
   Поехали к моим родителям знакомиться. Они ничего против не имели. Люба поехала с нами в свадебный салон. Фату я выбрала не длинную, вместо туфель -- белые босоножки, вместо роскошного платья -- белый костюмчик. За все эти покупки, в том числе и кольца, заплатила, видимо, богатая тётя Люба.
   Но все эти приготовления не отвлекали от заботы, которая легла на мои плечи -- поиск жилья. И мы вдвоём целых полтора месяца читали объявления, записывали адреса, и ходили смотрели, смотрели, и смотрели, но ни в одно место я так и не решила перебраться. Квартиры -- дорого. Частный сектор -- или холупы, или нужны были дрова, или деньги вперёд за полгода и так далее.
   Выручили родные. Нюра, старшая сестра, после молодёжной стройки вышла замуж в довольно крупном пригороде Свердловска, совсем рядом. Им уже дали комнату в добротном бараке и обещали вскоре квартиру в новом микрорайоне. Она прямо на заводе выучилась на крановщика и, оказывается, скоро пойдёт в декрет. А устроила их туда мамина младшая сестра, тётя Лена. Мама и посоветовала съездить к ним в гости, пригласить на свадьбу, а заодно и поговорить с ними о жилищной проблеме:
   - Там, говорят, очень большое строительство идёт, сдают целыми кварталами каждый год.
   Так мы и сделали. Тётя Лена сразу же повела нас к соседке:
   - Дарья, прими квартирантов, пока жильё не получат.
   - А где работаете?
   - Да в Свердловске пока. Хотят сюда переехать, - ответила за нас.
   - Значит, и на работу хотите устроиться?
   - Да, - ответила я.
   - Так я поговорю со своим сыном, он поможет, начальник всё-таки. Переезжайте, чего там, раз задумали.
   - У нас седьмого мая свадьба в Свердловске, мы в праздники сразу и приедем.
   - Хорошо, ждать буду. Постараюсь не напиться.
   Радости не было предела. Просматривалась хоть какая-то перспектива, и родные рядом всё-таки. Радость настолько объединила нас, что мы с Мишей и ели только вместе, и ходили только вместе, руки наши не расставались друг с дружкой, мы целовались у всех на виду. Объединённые общей целью, не замечали, что было вокруг. Регистрация даже казалась лишним звеном, и мы не могли дождаться, когда это всё закончится. Мы торопились в будущее.
   Люба договорилась с комендантом, и три ночи свадебные ночевали у Миши в общежитии. Свадьба была весёлой, а девятого мая все разъезжались по своим городам, в том числе и мы, собрав свои чемоданы, отправились на новое место жительства. Конечно, к вечеру вернулись обратно, на неделе предстояло уволиться и выписаться.
   Сын тёти Даши работал председателем профкома в железно-дорожном цехе СУМЗа, Средне-Уральского медеплавильного завода. Миша устроился в депо токарем, а я -- стрелочником. Большая тёплая светлая комната встречала нас после работы. Тётя Даша готовила нам еду, когда топила печь, и мы были полностью освобождены от всех обязанностей по дому. За это платили ей дополнительные деньги, совсем не обременительные, не то, что в Свердловске. Ходили по гостям. Я пряла шерсть, вязала. Был телевизор. Копили деньги для будущих покупок. Так прошёл почти год. Уже близились отпуска, когда нас вызвали в профком, сообщили о выделении комнаты в новом деревянном бараке. И весь отпуск был потрачен на переезд в собственное жильё. Благодарили тётю Дашу, тётю Лену за приют и помощь, приглашали всех в гости.
   Первыми покупками были раскладной диван, столик и две табуретки, плюс кастрюльки, чайник, тарелки, стаканы. Комната была совсем крохотной, но нам хватало. Мы были счастливы! Муж занимался освоением печного отопления. Я сразу сказала, что заготовка дров и вода -- это его дело. Колонка была рядом, а вот насчёт дров он как-то не среагировал. Пришлось через месяц напомнить:
   - Ещё пара недель и нас отсюда выселят, так как соседи по бараку будут жаловаться, что мы не топим, а греемся за счёт них, зима-то на носу.
   Он недоумённо смотрел на меня, думая, что я, как всегда, возьму на себя роль организатора семейной жизни, но я пыталась заставить его хоть чуть-чуть самому проявить инициативу и не собиралась делать даже малейшие подсказки. Не знаю, как, но всё-таки дрова у нашей стайки к зиме были выгружены. Оставалось напилить, расколоть и сложить под крышу, должно хватить на два года, всего одна маленькая каминка.
   - Сходим к тёте Лене, попросишь пилу, и её ребятишки нам помогут. А топор придётся купить, он должен быть у нас всегда.
   Распилили за воскресенье. Ребятам сказали "спасибо", и оставила я муженька наедине с чурками, пусть репетирует.
   - Пойду, есть что-нибудь приготовлю, обедать надо. А тебе -- колоть.
   Сварила картошки с тушёнкой большую кастрюлю, на два дня хватит, и вышла попроведать, как идут дела. Сосед, видимо, вышел помочь молодожёнам, орудовал своим колуном.
   - Вот решил размяться. Одно удовольствие дрова-то колоть, - смеялся он.
   - Пойдёмте пообедаем с нами.
   - Нет, вы уж сами. Миша, колун я пока оставлю, быстрее у тебя дела пойдут. Когда всё закончишь, принесёшь.
   Мой муж, радостный и уставший, с удовольствием рассказывал, о чём они с соседом болтали. Немного отдохнув после обеда, опять принялись за дрова, я начала складывать поленницу. Теперь он после работы две недели занимался расколкой дров, и к зиме мы были готовы полностью, и муж мой почувствовал себя не квартирантом уже.
   Моя младшая сестра Валютка в десятом классе заболела и не смогла посещать даже школу. Диагноз никак не могли поставить, очень сильно болела голова. Консилиум решил, что это из-за того, что она очень сильно выросла за короткое время. И правда, она за лето нас всех переросла на целую голову. В школу ей врачи настрого ходить запретили, и она приехала к Нюре, помогать водиться с появившимся племянником. Мы частенько приезжали к ним в новую квартиру.
   - Нам бы такую, - мечтал Миша вслух.
   - Чтобы такую получить, надо не только детей народить, но и в горячем цехе работать, - пояснял зять.
   В свободное время ездили к родителям, там с ними осталась только наша младшая Наташка, она уже училась в седьмом классе. Обратно привозили картошки, мяса, варений, солений, стряпни всякой. Жить родителям стало легче, они обзавелись мебелью. Мама пыталась устроиться хоть на какую-то работу, но пока безрезультатно.
   Давно собирались съездить в Свердловск, и вот, дождавшись мужа в короткую субботу, поехали навестить его тёток. Ночевать решили у Ани, вечером сходили в общагу, поболтать с Евдокией, на следующий день -- на Эльмаш к Любе. Отчитались перед всеми.
   - А что в гости не приглашаете? - Спросила бойкая Люба.
   - Так у нас даже шифоньер поставить некуда, мала комнатка очень, - оправдывался муж.
   Вернулись домой очень уставшие. Нет, шумный город не для нас, решили оба.
   Я из купленной пряжи связала Мише свитер, теперь он его не снимал. Принялась вязать себе. Вот так и шли денёчки один за другим. Друг другу не надоедали, так как я дежурила по скользящему графику железнодорожников, а он работал в две смены понедельно. Так что диванчик наш ни днём, ни ночью не заправлялся, то я сплю, пока он на работе, то он спит, пока я на работе.
  
  
   х х х
  
  
   - Здравствуйте, баба Паня! - Весело кричала я, минуя старенькое помещение станции Медная, которая обслуживала основные цеха СУМЗа -- медеплавильный, сернокислотный, мазутку.
   Баба Паня в прошлом году учила меня премудростям работы стрелочника целых два месяца. Здесь постоянно сновали две чёрненькие с красными колёсами "танкеточки" -- маленьких маневровых паровозика, которые усердно перетаскивали вагончики с одного пути на другой. Издали они казались совсем сказочными, играючи подавали свои гудочки, требуя перевести стрелки. Вот и сейчас, приветствуя меня, машинист, нарушая все правила, объявлял "воздушную тревогу", черномазые лица с белозубыми улыбками кричали на ходу:
   - Лизавета! Останься с нами. Не уходи!
   Но я теперь проходила дальше, далеко за завод, ближе к горе Караульной. В моём распоряжении теперь была другая станция -- Новомедная, новое здание из белого кирпича уже появилось на горизонте. Станция была тупиковой и обслуживала обжиговый цех завода, помещение было разделено на две части, одна -- для грузчиков и путейцев, вмещавшая человек двадцать пять, в другой половине -- всё моё хозяйство, небольшой камин, столик с электроплиткой и столовыми принадлежностями, большой рабочий стол у окна с видом на железнодорожные пути. На нём три телефона для прямой связи с диспетчером смены, с соседней станцией и с начальником цеха. Вдоль стен широкие крепкие скамьи. Моей обязанностью было встречать гружёные составы, отправлять порожняк, вести журнал учёта движения и простоя вагонов, разбирать документы, и командовать сортировкой грузов и грузчиками. Четыре сменщицы работали по двенадцать часов.
   Я давно научилась на ходу переписывать восьмизначные номера приходящих составов и не тратила время на их обхождение, это намного ускоряло работу, и составители поездов находили время поболтать, а зимой и обогреться. Диспетчер смены ровно в восемь часов вызывал всех на связь, проверяя готовность всех станций к работе. Ко мне он обычно обращался по телефону: "Молодая наша на месте?", или "Лизавета, говорят, ты рыжая?", или "Лизавета, говорят, ты кучерявая?", или "Весёлая, когда заглянешь познакомиться? Мимо ведь ходишь". Я хозяйничала здесь уже полгода, но все его приглашения воспринимала, как шутки. Здесь все шутили, и грузчики, и кондуктора, и машинисты с помощниками. А я делала своё дело, довольная, что справляюсь. Я всем нутром ощущала себя маленьким звеном этого постоянно движущегося механизма, сбой которого недопустим ни на одну секунду. На работе я жила в полном смысле этого слова. Кроме меня в смене не было женщин. А молодая я была, со слов других, вообще, одна во всём "движении" цеха.
   Сейчас, после отпуска, я была в новом тёмно-синем халате, в крепких туфлях, на голове -- глубокая светлая кепка с козырьком, под которую вмещалась копна волос. Иногда какой-нибудь новенький из экипажа просил показать волосы:
   - Мы специально сюда попросились, чтобы посмотреть на тебя.
   И я, сняв кепку, распускала их, надо же было удовлетворить их любопытство, раз в такую даль приехали. Но лишь пять минут для болтовни, и я уже давала задание, работа -- есть работа. Постоянное движение.
  
  
   х х х
  
  
   В свой следующий отпуск в конце июня мы поехали к свекрови, в город Бирск, Башкирия. Дом стоял на высоком берегу реки Белой, за которой не закончившееся ещё половодье разлилось по низкому противоположному берегу до самого горизонта, затопив там все леса. В огороде росли сливы и яблони, были баня и колодец. Мы целыми днями загорали с Мишиными младшими сестрёнками, гуляли по городу, все улицы которого круто спускались к реке. Самым примечательным было то, что абсолютно каждый дом, если это не частный сектор, вместо крыши заканчивался куполом. Было и несколько действующих церквей. Кроме того, побывали на огромном высоком плоскогорье, где я увидела, как растёт ковыль -- целое море воздушной травы. Под плоскогорьем были пещеры, тянувшиеся, говорят, на многие километры, мы находили там старинные чашки, сосуды, металлические безделушки, иконки из меди и дерева.
   Дом был небольшим, но имел хорошую солнечную веранду, где мы и спали. Свекровка была простой симпатичной женщиной, она всю жизнь работала главным бухгалтером в крупной Заготконторе. В первый же день нашего приезда в сенях подвесили тушу копчёного поросёнка, и все были сыты. Она всю еду привозила с работы, где находилась с утра до вечера, и мы были совершенно свободны от её присутствия. Миша был самым старшим в семье, кроме него было ещё четверо детей, правда, старшая сестра уже жила на Алтае и была замужем, так что дома оставались трое. В прошлом году свекровка развелась с мужем, как оказалось, он всю жизнь пьянствовал и тащил из дома всё, что мог. Миша даже не захотел с ним повидаться. Свекровь подарила нам красивый-красивый ковёр, но тонкий, как покрывало, и ещё материал бостон мне на юбку и Мише на брюки.
   В самом конце отпуска у меня ни с того ни с сего поднялась высокая температура, с которой я и уехала. Я просто пылала, но у меня ничего не болело. После возвращения домой это прошло как-то само собой. А через две недели я поняла, в чём дело.
   - Миша, сходи и подай заявление на улучшение жилищных условий, я беременна, - сообщила я мужу новость.
   - Правда! Я рад! Я очень рад, - кружил он меня по комнате, - конечно, схожу в профком. Завтра же.
   После нового года в нашем бараке стала освобождаться жилплощадь -- переезжали в новые дома, сданные в конце года, и нам дали здесь же двухкомнатную квартиру с отдельной прихожей, с отдельной кухонкой. Одна печь отапливала с разных сторон две просторные комнаты. Сюда уже можно было поставить и шифоньер, и телевизор, и кроватку для малышки, и ещё много чего.
   Я после дежурства в этот раз прошла через сернокислотный, там всегда стоял думкар с известняком, набрала лёгких камушков.
   - Что это? - Поинтересовался Миша.
   - В воскресенье белить будем. А сейчас пойди на улицу и разгаси известь вот в этом новом ведёрке.
   - Это как?
   - Очень просто. Налей туда воды полведёрка и хорошо размешай. Только на улице. Кипеть будет.
   Весь выходной белили. Вернее, я белила, а он держал стол, на котором я стояла.
   - Может потолок хоть побелишь?
   - Нет, лучше ты сама.
   Так я со своим животом и тягалась весь день, даже поесть вечером не было сил приготовить. А всю неделю потом мыла окна, двери, полы.
   - После работы зайди купи гардины на все окна, - попросила я, - а то я поздно сегодня, магазин уже закрыт будет.
   Но муж мой ничего не купил.
   - Давай лучше диван из нашей каморки перенесём.
   - И спать там будем? - Усмехнулась я.
   - Ага, - радостно кивнул он.
   - Нет. Спать мы будем на кровати, которую ещё купить надо. А пока не повесим гардины, шторы, никакой мебели я покупать не буду, - строго сказала я.
   Гардины он всё-таки купил.
   - Пойдём прибивать, - обратилась я к нему, - соднова и шторки повесим.
   Приятно было войти в совершенно чистое помещение. Запах свежей извести ещё не выветрился. Разложили у каждого окна гардины, на пол в чистый уголок положила уже поглаженную тюль. И всё. Стояли и смотрели друг на друга.
   - Так что стоишь? Неужели мне и этим самой заниматься?
   - Так... а... на что прибивать?
   Я впервые заплакала и ушла в свою каморку, легла под одеяло и отвернулась к стенке. Да, симпатичный был муженёк, но молотка и гвоздей, даже отвёртки у него в руках никогда, видимо, не бывало. В этот вечер я не хотела подавать ему на стол, не хотела с ним даже разговаривать. Он молча сидел рядом и боялся даже прикоснуться ко мне, переживая случившееся. Потом выключил свет и тихонько лёг рядом.
   Через день я застала его с соседом, который прибивал наши гардины, а он стоял рядом и смотрел, как тот умело делает своё мужское дело. Муж радостно улыбался, завидев меня на пороге:
   - Вот. Заканчиваем.
   - Вижу, - только и сказала я.
   Через полчаса он уже звал меня весить тюлевые занавески. На этот раз я заставила его залезать на столик и прикреплять их, а сама смотрела со стороны, слава Богу, получилось. А когда ужинали, сказала:
   - Если я ещё раз увижу в своей квартире соседа, то придётся мне тебя на него заменить. В своей квартире ты всё должен делать сам. Завтра купи в прихожую большую вешалку, и пора уже хозяину иметь свой молоток, гвозди, шурупы, и прочие мелочи, а не позориться перед всеми.
   Нюра научила, как обмануть врачей на пару недель и посоветовала в женскую консультацию идти только когда будет три месяца. Мы купили ножную швейную машинку, о завозе которых в торговлю сообщила тётя Лена, она знала о моих детских пристрастиях к кройке и шитью, учила меня машинному вышиванию и строчению, которыми сама занималась всю свою жизнь, и все наши родственники были обеспечены произведениями её искусства, наволочки, скатерти, занавески, шторки, покрывала. Купили кровать, телевизор, большой круглый стол. Было приятно заниматься домашним хозяйством, приглашать в гости родственников.
   Под осенней и зимней одеждой беременности заметно не было, но я уже не летала по своей станции, как ветерок, не прыгала с подножек локомотивов на ходу, а ходила спокойно.
   - Лизавета! Запрыгивай на подножку, - по привычке кричали машинисты, кондуктора, протягивая руки, - подвезём.
   - Не положено по технике безопасности, - отвечала я с улыбкой.
  
  
   х х х
  
  
   Сыночек родился в апреле, точь- в-точь через девять месяцев. Только врачи недовольны были, так как проморгали две недели оплачиваемого декретного отпуска. А муж решил признаться на радостях, что целых два года тщательно скрывал от меня, что принимал огромное количество противотуберкулёзных препаратов, держал их на работе, поэтому я два года не беременела.
   - Почему ты не сказал мне этого раньше?
   - Не хотел, чтобы ты волновалась.
   - Слава Богу, сын родился нормальненький, в любви, доброте, и довольствии, - думала я.
   Первую свою неудовлетворённость, я бы сказала даже -- внутренний стресс, или молчаливый протест в семейной жизни, я испытала, когда в первый раз в больничной палате мне принесли кормить моего малыша, я назвала его Николаем -- у него были голубые глаза! Когда на родильном столе его показали, мне понравилась его отцовская конституция, не моя, не женская. А потом, разглядывая его личико, любуясь его волнистой длинной чёрной шевелюрой, "моими" пухлыми губками, мне было очень обидно на природу -- ему бы гораздо больше подошли мои карие глаза. Родился сын в семь часов сорок минут утра, ни одну акушерку мы в их пересменку не задержали, чему все были радёхоньки, второго апреля -- в день рождения моей старшей сестры Нюры. Когда муж всем сообщил об этом, они не поверили, думали, что он играет в первоапрельскую шутку всё ещё.
   А мы теперь думали, как будем жить дальше, в конце мая мне надо было на работу. Мы не забывали, к чему стремились -- получение благоустроенной квартиры, поэтому должны были оба работать. Нам выделили путёвку в детский комбинат, где с двух месяцев была ясельная группа, но он находился очень далеко от нашего заводского района, там, где шли новостройки, где жила Нюра, и возить его туда каждый день всю предстоящую зиму было бы очень проблематично. Миша предложил написать свекровке письмо и попросить, чтобы младшую сестрёнку отпустили к нам пожить. Так и сделали. Письмо, конечно, писала я.
   И девятнадцатого мая к нам заявились свекровка с Танюшкой. Недельку поездили по гостям в Свердловск, к нашим родителям, прописали Танюшку, записали в пятый класс школы, которая была рядом. Я вышла на работу в свою смену на свою станцию. В первый день слушала приветственные слова диспетчера смены:
   - Новомедная? Кто сегодня дежурит?
   - Заступила Сунегина.
   - Лизавета! Поздравляю с выходом! Не забыла, как работать? Много груза собираемся вам отправлять. Докладывай обстановку.
   - Свободны два пути плюс эстакада. В обжиговом пусто. Шихтовый передел пуст. Порожняка двадцать восемь полувагонов и четыре платформы.
   - Значит так, Лизавета. Первое, открой путь на Караульную с Пиритной. Второе, на Заводской формируют для тебя массу радостей. Очень много, придётся с толкачём отправлять. Команда ведущего локомотива опытная, протянут до самого тупика, сколько не войдёт в предел -- перебросят на эстакаду. В это время толкач то, что не войдёт на станцию, перебросит на обгоночную и вернётся на Комбинатскую со всем твоим порожняком. Можешь не запрашивать, только сообщи, когда отправишь. Ведущий с обгоночной протолкнёт в цех. Если там окажется щебёнка -- сразу поставит в шихтовый передел.
   - Не скажете, откуда пирит?
   - Джезказган, но сам я документы не видел.
   - Поняла.
   - Но первое -- это Караульная, жду доклада о готовности через двадцать минут. Всё.
   - Поняла. Ушла.
   - И, пожалуйста, ведущего не задерживай, они мне здесь нужны.
   - Хорошо.
   Мне нравилось работать. Днём с двумя флажками, развёрнутым жёлтым и свёрнутым красным, ночью с фонарём, встречала огромные железнодорожные составы. Весенними ясными ночами проверяла, не спят ли грузчики, любовалась огнями горы Караульной с одной стороны и заревом горячих отвалов -- отходов медеплавильного производства -- с другой.
   Около двух недель свекровь хозяйничала, потом мы её проводили. Сестрёнка была очень бойка, она полностью справлялась и со своим племянником, и с хозяйством, я только готовила пищу и стирала. Она и гуляла с малышом, потребовала купить коляску, и следила за режимом питания, и полы мыла, и посуду, всё у неё в руках горело. И Мишу гоняла почём зря, не как я. Он уже не уходил, не заправив за собой постель, ботинки его грязные она не мыла, а выставляла... нет!... даже не за дверь, а на крыльцо ко входу в барак. А когда он утром спрашивал, где его обувь, отвечала:
   - Там, где ей и положено в таком виде находиться. Чтобы даже на порог в грязной обуви не являлся! Я тебе не прислуга. И чашки за собой чтобы убирал! И есть надо на кухне, а не в чистой комнате весь вечер перед телевизором.
   Безусловно, она была моей настоящей помощницей, что здорово облегчало мою жизнь. А у меня остались только кожа да кости, сын высосал из меня с молоком всё за три месяца и -- отвернулся, нечего было из груди взять. Спасти могли только специализированные молочные кухни для новорождённых, но туда надо было далеко ездить. А делать было нечего, пришлось это делать мне, каждый день.
   Няньке к школе купили новую шерстяную форму, новый портфель, новые учебники, чему она тоже была рада. Теперь, когда она пошла в школу, а училась она с утра до часу дня, кому-то из нас приходилось подменяться на работе, для меня это было один-два раза в неделю, и я работала вместо дня в ночь, или Миша шёл во вторую смену, дождавшись Танюшку. Училась наша нянька на одни пятёрки, это меня не могло не радовать, всё-таки я несла за неё ответственность. Глазки у сыночка через полгода потемнели, были круглыми и чернущими, чем успокаивали мою душу.
   В конце декабря радостный муж сообщил, что нам выделили благоустроенную квартиру. Однокомнатную. Нюра готовила меня к этому событию, чему я была благодарна.
   - Я не уйду из этого барака, пока не получу положенные нам квадратные метры, - заявила я, - нас четверо, разнополые дети, нам положено дать большую двухкомнатную квартиру. Если мы заедем в однокомнатную, нас снимут с очереди в самый конец, и мы будем ждать ещё пять лет, чтобы жить нормально.
   - Сказали, чтобы мы все справки собрали.
   - Собирай. Они не имеют права поселить нас в однокомнатную.
   - Они дают нам вне очереди потому, что я стою на учёте в туберкулёзном диспансере, - пояснил он.
   - Тем более, бери справку из диспансера.
   Когда все документы сдали, женщина из профкома заявилась к нам домой, чтобы убедиться в количестве проживающих.
   - А почему сестрёнка живёт не у матери?
   - Мать одна. У ней там ещё четверо. А мы без помощницы не можем, оба ведь работаем посменно.
   - А как она учится?
   - На "отлично" учится. Проверьте.
   - Проверим. Обязательно проверим.
   Она действительно ходила в школу, Танюшка рассказала, так как её вызывали в учительскую, и она слышала, как её хвалили все учителя.
   В начале нового года мы переезжали в большую двухкомнатную квартиру на втором этаже. Ура! Ура! Ура! Мы все трое кружились и смеялись, смеялись, смеялись. Место в детском комбинате, закреплённое за нами, оставалось свободным, и я занялась устройством малыша в ясельки. Нюра жили совсем близко и быстро помогли нам справиться с новосельем, на которое мы пригласили и моих родных и Мишиных тёток из Свердловска.
   - Господи! Красота-то какая! - Не переставала я восторгаться. - И балкон есть! И туалет тёплый! И ванная! И кухня с газовой плитой! Счастье-то какое! И Николка в яслях сытый! Слава Богу! Слава Богу! Слава Богу! И весна скоро! И лес рядом! Вот когда начинается счастливая жизнь!
  
  
   х х х
  
  
   Весной получили письмо из Башкирии, свекровь сообщала, что в мае к нам приедет жить и работать другая сестра Миши -- Вера, а Танюшка пусть сразу собирается домой. И ко дню Победы мы все четверо ехали в отпуск в Бирск, задумали там крестить малыша, заодно Танюшку проводить, а с Верой вернуться обратно. Для совершения обряда с нас потребовали паспорта и наше обязательное присутствие, так как без родителей крещение детей не производили. Крёстной была, конечно, Танюшка.
   Оказывается, обо всех наших деяниях было сообщено по месту работы, служители церкви обязаны были это делать. Меня даже обсуждали на партийно-комсомольском активе, но я прикинулась дурочкой, сказала, что это было сделано бабушкой без нашего согласия. Миша этой участи избежал, так как комсомольцем не был. Хорошо, что мы уже получили квартиру, а то нас выкинули бы в конец очереди на жильё.
   Жилой микрорайон разрастался. Рядом выросли автостанция, бытовой комбинат, поликлиника, больничный городок. Открылся магазин "Юбилейный", растянувшийся стеклянными витринами сверху донизу на целый квартал. Вот только продуктов в нём "шаром покати", полмагазина -- конфеты, хлебный отдел, а полмагазина -- новейшие холодильные прилавки, заполненные литровыми банками консервированных "щи" и "рассольник". Ни мяса, ни колбасных изделий, ни овощей, ни фруктов, ни рыбы, ни молочных -- не было. Одно хорошо, что в заводских столовых было всё и дёшево, так что во время работы можно было не только пообедать, но и позавтракать.
   Из вещей ничего не покупали, так как денег в связи с декретным отпуском, переездом, новосельем как-то всё время не хватало, да и нас всё-таки четверо было. Купили только кухонные шкафы. Я сразу узнала, у кого из соседей есть дрель, и попросила в отсутствие мужа просверлить дырки в стенах под шкафчики да под вешалку в прихожей, которая уже третью неделю лежала на полу у входа. Миша смотрел на это добро, которое без его ведома заняло свои места и ничего не мог выразить словами. Молчал и пыхтел.
   Летом мы с Верой купили недорого толстый китайский ковёр у частника. Очень нам понравился. Мужчина объяснял, что это очень редкий ковёр, что цены ему нет. На нём были изображены стебли, листья и плоды китайского таёжного женьшеня. Он был антисимметричен. Вечером мы с Верой его повесили над диваном в большой комнате, а Миша нами командовал "немного вправо", "чуть-чуть выше". Мы спали в этой комнате, а Вера в другой на кровати рядом с детской кроваткой Николки, там же стоял и шифоньер с письменным столом. Нашу комнату очень украшала большая белоснежная люстра с сосульками, которую ещё в прошлый приезд нам подарила свекровь. Вера устроилась на работу, но долго у нас не задержалась, через два месяца уехала в Свердловск к тёткам, и мы остались одни. Ещё год радовались новому житью-бытью. Так шёл пятый год нашей семейной жизни. Радостей было больше, чем проблем, на которых я старалась не акцентировать внимание родных и окружающих. По природе своей я была молчаливая и скрытная с малых лет, так как не могла объяснить почти всех своих поступков даже самой себе, тем более матери или сёстрам.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 2
  
  
  
  
  
  
  
  
   Муж был доволен. Всё, как у всех -- квартира, жена, сын, работа, дружелюбное окружение. Отступили неприкаянность, неудачи, болезни. Сыто, чисто, легко. После работы делать нечего, только телевизор да накрытый стол перед ним. Постель рядом. День рождения у нас обоих был в августе с разницей в одну неделю. Он сам предложил собрать родственников:
   - Пора нам с новым зятем познакомиться поближе.
   Моя младшая Валютка, что жила поначалу у Нюры, закончила десятилетку в вечерней школе, работала на заводе и весной вышла замуж за молодого плавильщика. Им уже дали отдельную комнатку. С ними мы ещё очень мало общались.
   Это было в первый раз, когда мне было стыдно за своего мужа. Во-первых, он оказался пьянее всех. Но "со всеми бывает", успокаивал всех Нюрин муж, Павел, пытаясь уложить его в постель. Но не тут-то было.
   - Что вы меня держите! Я здесь хозяин! - Кричал он лёжа, потом лез, падая, к столу, стучал кулаком так, что бренчали стаканы. - Да вы знаете, почему мне дали эту квартиру? Потому, что я больной! Я туберкулёзник! Это мне без очереди дали квартиру!
   Мои родственники, как и я, недоумевали, чем тут гордиться-то? Пытались успокоить его, но он не хотел успокаиваться. Из его пьяного рта брызгали слюни и вылетали поразительные слова:
   - Вы все у меня в гостях! У меня в гостях! Вы пьёте моё вино! Это я его покупал!
   Конечно, все захотели побыстрее удалиться. Я молчала, ошарашенная таким поведением своего супруга. Гости, тоже в недоумении, жалели меня, они считали его столько лет приличным человеком, а тут на тебе...
   Нам обоим надо было завтра с утра. Мой муженёк уже спал, и я не стала убирать со стола. Только две нетронутые бутылки водки отнесла соседке на хранение с глаз долой да холодец выставила на балкон, холодильника у нас ещё не было. На столе оставалось полбутылки вина и полбутылки водки. Утром я всегда вставала раньше, разогревала завтрак, собирала сыночка в ясли. На этот раз мне было противно кормить мужа. Я даже не разбудила его, уходя утром с сыном из квартиры.
   Я всегда, когда работала, просила сменщиц менять меня на полчасика пораньше вечером, чтобы успеть забрать малыша из детсада, или па полчаса задержаться утром, чтобы отвести его. И как только видела их далеко на горизонте, бежала навстречу, на ходу обменивались информацией по работе. Женщины вполне понятливо относились к моей проблеме и никогда не отказывали. В девятом часу вечера мы с Николкой заявлялись в такие дни домой. Ему было уже полтора годика, он сам снимал сапожки, сам ел, сам забирался в свою кроватку, одну стенку которой мы опустили, оставив небольшой барьерчик.
   Мы разделись, я разогрела еду, молча уселись за стол, демонстративно не обращая внимания на окружающее безобразие. Муж молча с мутными глазами сидел рядом и смотрел телевизор. На столе была только пустая бутылка из-под водки. Я поняла, что сегодня он не работал. Поев, мы ушли в другую комнату, поиграли в кубики, почитали картинки, и малыш заснул. Я слышала, как муженёк встал, сходил в туалет, зашёл в ванную, потом направился к нам, но, увидев, что я у кроватки читаю книжку ребёнку, решил, что ему здесь делать нечего, выключил телевизор и лёг на диван.
   - Слава Богу, обошлось без разговоров, - думала я, ложась на кровать.
   Тот так и уснул, не выключив даже свет. Я не стала подниматься. Утром я слышала, как он рано проснулся, видимо, выспался, и знакомился с газовой плитой, чиркая спички. Слышала, как закипел чайник -- это было впервые сделано им самим за всё время, как мы здесь живём. Я поднялась, как только зазвенел будильник, погладила Николку, согрела и принесла ему кружечку молока, и стали собираться в детсад. Слава Богу, он просыпался легко и никогда не капризничал.
   Сегодня мне в ночную смену, я целый день была дома, но даже и не думала прибираться. С работы он должен прийти трезвый, пусть посмотрит на то говно, во что превратилось его жилище. Хотя поставила варить картошку к его приходу, достаточно перекусить с солёными огурчиками. Раздевшись, он попытался изобразить невинную улыбку:
   - Я так проголодался. Есть что-нибудь поесть?
   - Пока не приберёмся в комнате, пока не перемоем посуду, пока не вымоем полы -- никакой еды.
   - А что ты днём делала?
   - Тебя ждала! - Гневно произнесла я.
   Он решил не возбуждать меня и молча принялся собирать грязную посуду со стола, складывая её в раковину. Я обтирала столы, окна, и собиралась мыть пол, а он стоял в дверях и смотрел, пока я не домыла.
   - Я заработала себе поесть, а ты -- нет. Может подашь мне горяченького?
   - Так... тарелок-то чистых нет.
   - Так что же ты стоишь столько времени над моей душой! Помыл бы давно. - Со злостью сквозь зубы вылетели слова.
   Включила телевизор и слушала, как он брякает тарелками на кухне. Чувствуя, что заканчивает, вышла на кухню. Сели за обеденный столик.
   - Я в ночь. Пойдёшь за сыном в садик. Знаешь, где находится, помнится, был там один раз. Вторая ясельная группа. Нос шарфом завязывать ему не надо. Он этого не любит. Дома покормишь перед сном, молоко с картошкой вот здесь, да подогрей. Всё понял? Так будет теперь всегда. Уводить буду я, а забирать -- ты, или наоборот. Завтра утром тоже тебе отводить, хватит мне подменяться.
   Он и не пытался перечить, чувствуя, что я полностью права. Из дома вышли вместе, я на работу, он в детсад.
   - Давно надо было приучать его к хозяйству, разбаловала совсем, - думала я, - ничего, я теперь с него не слезу.
   На следующий день мы беседовали о прошедшем.
   - Ну расскажи, что наврал на работе? - Начала я за едой.
   - Я сказал, что жена с ребёнком приболели, не мог уйти.
   - Типун тебе на язык! - Вскричала я, вскочив. - Да ты быстрее сдохнешь, чем я или сын заболеем!
   - Так я же пошутил, - обомлел он, обескураженный, - как ещё я мог оправдаться...
   - Но не моим именем и не именем сына! Я тебе не позволю прикрываться ими! Ещё раз такое повторится -- все в цехе узнают. Понял?
   Он молчал. Долго молчал. Потом перевёл разговор на день рождения:
   - Я даже не помню, как родственники разошлись...
   - Родственники, посмотрев твой концерт, боюсь, никогда с тобой за один стол больше не сядут. Стыдоба, да и только! Скажи, ты и впрямь думаешь, что это тебе квартиру дали?
   - А кому же!
   - А я думаю, что это нам дали. Нам! А не тебе. Таким алкоголикам, как твой отец, и одиноким туберкулёзникам квартиры не дают. А о своих недостатках тебе бы лучше помолчать было, а не афишировать их с такой гордостью во всеуслышание.
   - А водку что, всю выпили?
   - Нет. Разошлись сразу, как ты выступать начал.
   - А где она?
   - Сёстрам по бутылке раздала, чтобы за моё здоровье и моё многолетнее терпение выпили. Они ведь как-никак и на мой день рождения приходили. Ладно, ты тут думай, а я пошла за ребёнком. Завтра тоже утром и вечером -- я.
   Две недели до получки голодали в прямом смысле этого слова. Я разделила деньги по количеству рабочих смен на обеды в столовой, даже на автобус к родителям ни копейки не осталось. Пили только чай с вареньем, да каши ребёнку варила.
   - У нас даже хлеба нету...
   - А что же ты не купил?
   - Так ты говоришь, денег нет.
   - Да, денег нет, всё пропили, муженёк! Теперь до получки лапу сосать будем.
   - Может занять у кого?
   - Займи , а я не пойду позориться к родственникам или соседям.
   Видимо, он всё-таки занял у кого-то, так как хлеб он покупал до получки сам. После получки съездили к родителям, привезли картошки, тушёнки. Мама курочек убрала, две нам завернула. На работу собралась, техничкой в столовую временно принимали.
   - Зиму продержимся, а к весне надо покупать холодильник и стиральную машину. Буду откладывать деньги, - заявила я.
   Всё продолжало идти своим чередом. Иногда заглядывали Нюра со своими, но чаще Валютка с Валерой, молодым да без детей легче да и интересней по гостям ходить, к тому же у них был мотоцикл, и они даже зимой привозили нам из дома картошки, мяса, так как родители после ноябрьских праздников закололи двух поросят. Что бы мы делали без родителей! С голоду бы все поумирали. Они нас всех вместе с нашими семьями кормили все эти годы!
  
  
   х х х
  
  
   Наступающая весна несла свои прелести. На работе зимние фуфайки и ватные штаны уже отложены в сторону, не надо чистить от снега стрелки на путях, зайцы уже выскакивают из леса не белыми пушистыми комочками. На кухне появился холодильник, в прихожей стояла стиральная машина. По настоянию Нюры поставили телефон, и теперь постоянная связь с ними поддерживала весёлый образ жизни. Все эти весенние радости свёл на нет объявленный в садике карантин -- гуляла среди детей ветрянка. Не избежал её и наш сыночек, смазанные зелёнкой пупырышки "украсили" и красивенькое черноглазое его личико, и тельце. Работу на две-три недели бросать я не хотела, так как температуры у него не было, и я искала няньку. Женщины, постоянно сидевшие под весенним солнцем на скамейках у подъезда, посоветовали обратиться к бабе Моте, что жила одна в пятиэтажке напротив. Она согласилась нам помочь. А через пару недель я поняла, что забеременела. Меня это так потрясло, что я сама с собой начала кричать:
   - Никогда больше одного ребёнка в этой семье не будет!
   - Подарков для такого мужчины от меня больше не будет!
   - С голубыми глазами -- не будет!
   - Я не хочу! Не хочу! Не хочу!
   Муж был на работе, и я зловещими глазами смотрела на всю эту прелесть, окружавшую меня, и кричала, и кричала, и кричала! Сходила на неделе в женскую консультацию, записалась на аборт. Надо было сдавать анализы. И, о! Ужас! Они оказались плохими! И кровь никуда негодная, и моча. Попросили через неделю пересдать. И опять -- то же самое.
   - Мы не можем вас оперировать с такими результатами, - серьёзно говорила врач.
   От бессильного молчаливого бешенства подкашивались ноги. Меня начало лихорадить, вечерами поднималась температура. Муж, видя моё состояние, вызвал скорую, те сказали, что надо с утра идти на приём к терапевту. Но утром температуры не было, и больничный не дали. А вечерами всё опять повторялось. Я теряла силы. В очередной раз в очереди к терапевту я упала, меня тут же положили в стационар. В шестиместной палате я была одна.
   - Мужу позвонить надо, ребёнок один, - просила медсестру.
   Еду, которую приносили, я есть не могла, меня сразу рвало.
   - Это от высокой температуры, - объясняли мне, - вот в графине клюквенный напиток, пейте больше, легче будет.
   Уколы ставили четыре раза в день. Полегчало через три дня. Оказалось, что меня первую в городе сразил грипп, эпидемия которого господствовала в округе. Через неделю еле добралась до туалета и удивилась, когда после меня весь унитаз был заполнен кровью. Смывать побоялась, позвала медсестру. В постели меня осмотрел врач и скомандовал:
   - Быстро скорую, и -- в гинекологию!
   Там меня быстренько привели в порядок и оставили ещё на неделю, где я без сил, держась за стенки, иногда выходила по своим надобностям. После выписки получила больничный ещё на пять дней, но так как анализы мои вызывали всё ещё вопросы -- продлили ещё на пять дней.
   Итак, сын переболел ветрянкой, а я ровно месяц пробыла на больничном. Если бы не баба Мотя, мужу пришлось бы очень туго. И я благодарила её от всей души, конечно, рассчиталась деньгами, принесла ей коробку конфет "ассорти", которую она сама бы сроду не купила, пару банок тушёнки, десяток яиц.
   По рецепту гинеколога выкупила в аптеке презервативов сто штук, так как та сказала, что по крайней мере три месяца я не должна забеременеть -- скажется на развитии плода.
   - Что это? - Спросил муж, хохоча.
   - Если не хочешь заразиться, месяц ко мне не прикасайся, а потом -- только вот с этим, - ответила я, - это требование врачей. Грипп в этом году, невиданный доселе, и с очень опасными осложнениями.
   Он так ничего и не узнал ни о беременности, ни о выкидыше.
   По больничному я получила даже больше, чем, если бы работала, и решила впервые в жизни отложить заначку на всякий случай, ровно половину.
   Муж после трудовых будней без жены расслаблялся:
   - Лиза, я так устал без тебя, можно я выпью немного, завтра ведь воскресенье.
   Мне было безразлично. Я думала теперь только о своих личных женских проблемах. Что будет, когда презервативы кончатся? То же самое?
   Но радовало наступающее лето. В свободное время, когда сын в садике, а муж на работе, я, приготовив пищу, спешила на берег небольшой речушки, которая протекала прямо за автостанцией, пять минут ходьбы -- и лежи под солнечными лучами, хочешь -- спи. Птицы поют, ребятня купается, молодёжь в волейбол играет, и никому до меня нет дела. Красота! Сюда же в воскресный день уводила и своих домашних, нечего дома в телевизор глазеть. Здесь хоть воздух свежий, вода блестит, и главное -- солнце! Солнце вокруг! А не стены бетонные.
  
  
   х х х
  
  
   Зима шла по накатанной колее, выработанные привычки выполнялись машинально, поддержание чистоты, приготовление еды, стирка. Я научилась отдыхать. С мужем мирно сосуществовали. В ноябре сделала первый аборт, и боязнь новой беременности всё больше охлаждала меня от соприкосновения с ним. Он не настаивал. Лишь требовал хорошего питания, напоминая о своём туберкулёзе, начал даже козырять этим, да в субботу после работы приходил с бутылкой водки, которую растягивал на всё воскресенье, сидя за столом в большой комнате весь день перед телевизором. Кстати, его мать тоже болела туберкулёзом и часто говорила, что выпить не вредно. А отец его был пьяницей, свекровка выгнала его в год нашей женитьбы. А бабка, по отцу, которой было за семьдесят, спилась совсем, даже по помойкам шастала в поисках бутылок, чтобы выпить последние капли со дна, мы видели это собственными глазами, когда были там в отпуске.
   - Муженёк мой собрал самое худшее из родительского наследства, - думала я.
   Сыночек растёт, слава Богу, здоровеньким, умненьким. Мы с ним понимаем друг друга с полувзгляда. Учимся говорить, поставив его на табуретку у окна, ищу за окном новые слова:
   - Сорока!
   - Сорока-белобока, - серьёзно добавляет он.
   - Вам Кира Андреевна читала про сороку- белобоку?
   - Да.
   - О! Целая стая птиц! - Обращаю я его внимание.
   - Стая?
   - Да, когда много, говорят "стая".
   - Стая людей?
   - Нет, "стая", это только для птиц.
   - Стая голубей?
   - Да, это правильно.
   - Стая овечек у бабушки?
   - Нет, "стая", это только про птичек, курочек, гусей. А про овечек, лошадей, козочек, коров говорят "стадо".
   - Стадо коров?
   - Да, правильно.
   - Ой, мама, стая воробышков, смотри!
   - Холодно воробышкам зимой, маленькие они.
   Он уже довольно чётко выговаривает все звуки, все слова, кроме одного -- уже вторую неделю пытаюсь ненавязчиво заставить его произнести своё имя. Спрашиваю, слегка скосив глаза:
   - Как тебя зовут?
   Молчит, только хитро смотрит на меня. Прошу:
   - Пожалуйста, назови своё имя.
   Смотрит, улыбается, но не говорит. Заглядывая в глаза, умоляю:
   - Скажи слово "Коля", это ведь просто слово!
   Заразительно хохочет и только. Вот и сегодня так же:
   - Так ты скажешь, как тебя звать? - Улыбаюсь я доверчиво.
   - Николка, - вдруг заявляет он.
   - Николка! Что ж ты раньше-то молчал? - Засмеялась я.
   - Так Кира Андреевна говорит, - смеётся он.
   - Мне нравится! Я тоже так буду тебя называть. Я давно уже тебя Николкой называю, когда с родными про тебя говорим. Пойдём-ка, Николка, мы с тобой на улку погуляем, солнышко уже поднялось высоко, не замёрзнем.
   Когда его спрашивали про маму, он просто молчал, никогда не отводил взгляда, но не отвечал, как будто не считал нужным.
   - Настоящий партизан растёт, - гордилась я сыном.
  
  
   х х х
  
  
   Меня перевели работать опять на станцию Медная. Старую избушку здесь снесли и построили из белого кирпича хорошее новое здание. Работы здесь было много больше, строилась заводская столовая рядом, большой двухэтажный медпункт, между сернокислотным и медеплавильным -- трёхэтажное здание душевых и бытовок, в районе мазутки закладывали фундамент теплофикационной котельной, которая должна обеспечить горячей водой весь город. Да, горячей воды у нас в микрорайоне ещё не бывало. В смене работали по двое, дежурная и стрелочник, поспать ночью ни той ни другой не удавалось. К тому же станция была проходная. Я с тоской вспоминала спокойную работу в прошлые годы, вдали от заводского грохота.
   Весной Николке исполнилось три года, и его перевели в первую садиковую группу. Меня уже не пускали с ним в общую баню, он был довольно рослым. Муж никак не реагировал на эту мою проблему, сам он мылся, как и все, на работе. Горячей воды у нас не было, и я то мыла ребёнка в холодной ванной, грея три-четыре ведра воды на газу, то ехали к родителям попариться в баньке, то приходилось просить соседа, чтобы взял его со своими ребятишками в городскую баню. О финансовой стороне жизни мой муженёк ничего не хотел слышать, буквально закрывал руками уши. Он не знает, сколько стоит хлеб, потому что по магазинам ходить -- женское дело. Его не выпроводишь на улицу погулять с сыном. Если я весь день воскресный на работе, он так и сидит перед своим телевизором, не заправив постелей с самого утра, и ждёт, когда я приготовлю горячей еды, придя с работы. Мне всё это так надоело! Надо было что-то менять. Я всё чаще вспоминала недавний сон, будто я нахожусь в огромной клетке и то выхожу, свободно раздвигая железные прутья, то обратно захожу в неё, так же руками раздвигая их. И всё хожу и хожу по разным сторонам, то вхожу, то выхожу.
   Я уже который раз решила начать воспитывать мужа. Надо заставить его, в конце концов, уважать тех, с кем он рядом обитает. У нас ведь две комнаты, пусть он живёт со своим телевизором на своём диване, если не хочет жить по-человечески. Вещи его, брошенные где попало, я уже не поднимала -- "где бросил, там и ищи". Сожгла, не нарочно, конечно, когда гладила, его выходные брюки -- "теперь будешь сам гладить". Не мыла пол в его комнате, пока он не поднимет разбросанные носки и не заправит постель, даже если это было перед сном, даже специально делала это вечером. После двенадцатичасовой смены в магазин не бежала уже -- "хлеба мог бы и сам купить, на четыре часа раньше меня пришёл". Или: "я буду ужин готовить, а тебе за ребёнком в детсад, если хочешь, можем поменяться". Водку я вообще вычеркнула из покупок, а если он её покупал, я такую же сумму тратила себе на ночнушки, халаты и прочие мелочи. Деньги на обеды я ему уже не выдавала -- "сам бери, знаешь ведь, где лежат". Если денег до получки не хватало -- "сам занимай, я не буду, не буду принципиально".
   В выходные, как всегда, исполнялись актёрские роли с родственниками, в коих он принимал очень активное участие. Заявила, что с каждой получки буду откладывать деньги на поездку в отпуск -- "хватит сидеть, как медведь в берлоге". И, действительно, мы по путёвке туристической в августе побывали в Волгограде, Севастополе, Херсоне, поручив нашего малыша Валютке с Валерой. И мне и мужу очень понравилось, и этой общей радости нам хватило почти на целый год. Мы заинтересовали поездками будущими и моих сестёр с мужьями. Путёвки нам обошлись через профсоюз по тридцать процентов стоимости, за такие деньги можно всю страну объездить. Чтобы ещё как-то расшевелить мужа, я настаивала, чтобы он пошёл учиться в открывшийся недавно техникум, ведь его образование состояло из семи классов.
   Зарабатывали мы одинаково. Меня тоже на работе заставляли учиться, обещали прямо в первый же день поставить начальником станции, как только сдам документы и поступлю -- но всю оставшуюся жизнь я не хотела быть железнодорожником. И зимой, и летом, и в снег, и в дождь, под открытым небом, в спецодежде, целых шесть лет в движении, в огромном мужском коллективе единицы женщин, причём предпенсионного возраста, кроме меня одной. Интересно! Никакого застоя! Обслуживание основных цехов СУМЗа, быстрые чёткие команды, работа без просчётов, без простоев. Да, очень живая интересная работа, но -- достаточно. Перспективы в этой области меня не устраивают. Хочу перемен!
   И на тебе! Стоит только захотеть, как говорится... Объявляется набор работников в ЦТК, Центральную теплофикационную котельную, первая очередь которой будет запущена в течение года. Дело в том, что директор этой ЦТК жил в доме рядом с нашим, а по ходу строительства котельной мне приходилось напрямую с ним контактировать от лица жд. Я вечером к нему домой с заявлением, он подписал переводом. В цех свой я уже принесла приказ отдела кадров завода.
   Моя профессия теперь была деаэраторщик - - обслуживание огромных ёмкостей воды под давлением пара. Четыре смены во всём цехе, по восемь человек в каждой. Новые просторные помещения, полное дистанционное управление всеми параметрами, тепло, чисто, коллектив молодой. Позади полгода строительно-монтажных работ, знакомство с оборудованием, с людьми, успешно прошедшая учёба и экзамены! Ура!
   Рядом с нашим домом напротив автостанции вырос новый ресторан-столовая, где было всё для жизни и очень-очень дёшево, полный обед для мужчины стоил не более тридцати пяти копеек при зарплате сто двадцать рублей в месяц. На работе общепит тоже был доступен и разнообразен, так что мы питались в столовых, как и всё рабочее население города. Среди недели мы -- хозяйки -- приходили сюда с битонами, кастрюлями, набирали еды и уже не бедствовали. А в магазинах было всё также пусто. По воскресениям тоже просто ходили обедать все вместе. Какое облегчение!
  
  
   х х х
  
   Мужу не хватало чего-то для самоутверждения. Да и я становилась всё более принципиальной в отстаивании своих методов его воспитания. Он чувствовал, что я сильнее его и спуску ему не дам. Как на грех, правительство объявило пятидневную рабочую неделю. Меня это не коснулось, так как на непрерывном производстве я работала по скользящему графику с выходным через каждые четыре смены -- первая, вторая, ночная. А муженёк мой теперь с пятницы начинал употреблять спиртное, говорил: "Имею право". Я же старалась с ребёнком уехать на это время к родителям или сёстрам, мне не по душе было тратить свои выходные на обслуживание его трапезы. А когда к вечеру воскресения возвращались, он начинал вести себя неадекватно. Дело доходило иногда до грубых придирок, наигранной ревности, и битья посуды. Однако, он чётко распределял по времени имеющееся спиртное -- последнюю стопку он демонстративно выпивал около кровати, предварительно разбудив меня около двенадцати часов ночи. Потом уходил спать на свой диван -- ведь утром рано на работу. Он не был пьян в стельку и прекрасно сознавал, что утром я его будить не буду. Я в такие моменты ему не перечила, просто молчала.
   В отместку за этот негатив на следующий день, даже если днём была не на работе, я не прибиралась в большой комнате, и, когда он возвращался с работы, то молча сам поднимал стулья, убирал разбитую посуду, замачивал в тазике облитую водкой и пищей скатерть, выносил мусор. И только после этого я мыла полы.
   - Выключи телевизор, ты ж его не смотришь, - говорил он.
   - Ты включил его ещё в пятницу, тебе его и выключать, - слышал в ответ.
   Да, понедельник для него всегда был тяжёлым днём. Я не дерзила, но и не поддавалась. Он пытался иногда плакаться, что я его совсем не понимаю, что он несчастный, больной, но такое бывало только по пьяне и когда рядом много родственников. Но я не реагировала на его ложную жалость.
   На нашем очередном дне рождения сестрица огласила тост "...так выпьем за любовь!". Я же впервые в жизни поделилась с родными своими чувствами:
   - За прошедшие шесть лет в этой семье никогда не было произнесено ни слово "любовь", ни его подобие. А целовалась я в последний раз на нашей свадьбе, когда кричали "Горько!", - и подтвердила их вопросительные взгляды словами, - как ни горько, но это именно так.
   И сама удивилась простоте, с которой это было сказано. Мой муж на неделю онемел от моего "выступления". Он не мог поверить, что я выставила на обозрение всей родни нашу семейную жизнь, ведь раньше и намёка на подобное моё поведение не было. Нас считали образцовой парой. У старшей Нюры ребёнок был очень слабый, постоянно болел, кажется даже, отставал в развитии от нашего, хотя был старше. Валютка с Валерой, несомненно, любили друг друга, он во всём ей помогал, и на мотоцикл посадит, и капюшон завяжет, и сумки всегда в его руках, и в глазах у них совместные чувства светились, несмотря на то, что сестричке сделали операцию, внематочная беременность, и сказали, что детей у ней никогда не будет. У нашей младшей сестрички, Наташки, муж оказался сильно зависим от алкоголя и, не прожив и года, они развелись. Муженёк медленно приходил в себя. Потом сказал:
   - Хорошо, что мы в разных цехах работаем. Я ведь на хорошем счету на работе.
   Его интересовало только общественное мнение, оно значило для него гораздо больше, чем наши семейные отношения.
  
  
   х х х
  
  
   Придя как-то со второй смены около часа ночи, разбудив меня, известил:
   - Меня забирают в армию. Завтра с утра пойду медкомиссию проходить.
   - Тебе полезно будет, уж там-то из тебя сделают человека будущего, - подумала я, но вслух ничего не сказала.
   Дело в том, что он был освобождён от призыва по причине бывшей открытой формы туберкулёза, но с учёта в тубдиспансере его в прошлом году сняли. А этой весной была объявлена всеобщая воинская обязанность людей до двадцати девяти лет, и он, якобы попадал в эту категорию. Как потом я узнала, при условии, если не учащийся, или бездетный и прочее. То есть были какие-то исключения.
   Утром я, как всегда проснувшись раньше, взяла около телефона в прихожей бумажку на медкомиссию.
   - Справка номер 286, - прочитала я. Меня словно обожгло. - Розыгрыш!
   Мне была знакома эта форма 286, она предназначалась для поступления в учебные заведения. Как-то в больнице одна девочка рассказывала и показывала врачам её в числе документов, которые ей необходимо было срочно сдать для поступления, чтобы её после аборта отпустили в первый же день, а не держали в больнице три дня, как полагается.
   - Играть продолжаешь! - Подумала я. - Ну держись! Я тебе отвечу с открытым забралом!
   Разогрела завтрак, подала на стол, и наблюдала за его наигранным беспокойством.
   - Как вы тут будете без меня-то? - Суетился он, забыв надеть на лицо маску неудовольствия. - Ну, я побежал... до обеда медкомиссия... после -- на работу. - Лицо его светилось радостью.
   Был конец августа. Учёба начинается во всей стране с первого сентября. До этого оставалось всего три дня!
   - С одной стороны, это хорошо, будет учиться, меньше времени свободного, может быть поменьше водки, поменьше скандалов, - думала я, - а с другой стороны, каждый день на несколько лет вперёд "Я работаю! Я учусь! А ты дома!". Ведь я должна буду ему помогать! Ценить его! Уважать! Кормить, поить, любить, спать с ним только по одному тому, что он ещё и учится! А я просто жена, я должна буду обеспечить эту его трудную беспокойную жизнь -- стирать, мыть, готовить, заниматься ребёнком, создавать уют, но не более, и -- терпеть! Нет! Я за равенство. Я не позволю больше себя унизить. Что делать? Итак, мне сегодня в ночь...
   Собрала все имеющиеся документы, отвела сына в детсад, и направилась в техникум. Мне сказали, что на третий курс надо сдавать экзамены, а они уже прошли, но есть свободные места на первый курс безо всяких экзаменов, только для этого нужно свидетельство о восьмилетнем образовании. А у меня его никогда не было. Мне посоветовали взять его в той школе, где я закончила восемь классов. Я со скоростью метеора бросилась на автобусную остановку, это ж в другой город. Слава Богу, там уже готовились к новому учебному году и все были на местах, нашли в архиве моё свидетельство. В этот же день после обеда я прошла медкомиссию, соблюдая осторожность, чтобы не столкнуться случайно с мужем. Но он, видимо, здесь уже все дела сделал.
   На следующее утро после ночной смены сдала документы и была зачислена на первый курс горно-металлургического техникума в группу механиков, предварительно уточнив, что здесь же будет учиться и мой благоверный. Ха- ха! Сердце колотилось в груди, хотя я ещё не сознавала, что произошло. В этот же день я перевела в круглосуточную группу сына. Опять получилось. Холодный мой мозг говорил, если всё получилось, значит, всё правильно, и я успокоилась.
   Только первого сентября, придя с работы, муж решил признаться, что пошутил, ни в какую армию его не забирают, просто он начинает учиться в вечернем техникуме и сегодня вечером идёт на первое занятие. Видя радость на моём лице и то удовольствие, с которым я собираю школьные принадлежности, с удовлетворением сказал:
   - Ты же давно этого добивалась. Вот, начинается новая жизнь!
   - Молодец, Миша! Я иду с тобой!
   За пятнадцать минут ходьбы до техникума его приподнятое настроение ничуть не омрачилось, хотя он был несколько обескуражен:
   - Оба работаем и оба учиться! А как же домашние заботы? А что будет с ребёнком?
   - Об этом ты должен был заранее подумать.
   Я с ужасом обнаружила, что мне нечего одеть. Одно серое платье да ещё в мелкие цветочки. Одна юбка, тоже серая. Один свитерок потрёпанный собственной вязки и о, Боже, тоже серый! Ни одной комбинации, ни одной приличной блузки, обувь -- только для работы. Отправляясь на работу, это как-то прикрывалось верхней одеждой, а здесь в техникуме я уже не первую неделю всё в одном и том же. Ужас какой-то охватил меня, в группе почти тридцать молодых людей и вместе со мной всего двое девчонок, все выглядят прилично, даже мой муж меняет рубашки, а я всё в одном и том же. Я знала, что мой заработок был много больше моих расходов. "Что же я позволила себе до такого неприличия обнищать-то?!"
   - Новую жизнь начинаем, тогда всё по справедливости. Отныне, Миша, твоя зарплата в правом стакане, моя -- в левом. Питаемся всё равно в столовых. Четыре дня в неделю, когда учимся, я готовить не буду, а в среду, субботу и в воскресение, когда ребёнок дома и в техникум не надо, всё, конечно, сделаю, и пищу, и стирку, и чистоту наведу. А по магазинам -- ты, - продолжала я, - причём со своими деньгами. В магазины я ходить не буду вообще, так как брать там нечего, кроме хлеба, сахара и водки. За картошкой и мясом к родителям тоже будешь ездить ты, хватит отлынивать от хозяйских дел, шесть лет уже бесплатно ешь. За квартиру "твою", как ты часто говоришь, и за детсад -- плачу я. Всё по-честному!
   Сказано -- сделано. Так и жили. Пить водочку по выходным было уже некогда, да, оказалось, и не на что, его денежки кончались задолго до получки. У меня не просил, хотя часто при виде меня заглядывал в свой пустой стакан, но я делала вид, что не замечаю.
   Итак, мы сидели за одной партой. Он учился хорошо, а я -- только на "пять", я утверждала своё достоинство, к тому же я ведь после десятилетки, хотя после её окончания на "троечки" прошло уже столько лет. Я, конечно, прикупила со временем необходимую одежду. Ссориться было некогда, да он и боялся рисковать, так как я бы моментально перестала ему помогать. Втянулись, как говорится. После окончания первого года учёбы поехали к свекровке в Башкирию. Танюшке уже шёл пятнадцатый год, она с длинными развивающимися светлыми волосами охмуряла вовсю молодого парня, который возил её на лёгком мотоцикле. Ни на минуту не умолкая, она тараторила с нами, таскала Николку по огороду, кормила ягодами, рассказывала ему сказки про то, каким он был маленьким, мыла его в баньке. Купались на реке Белой. Съездили всей семьёй в Уфу к родственникам, там в коллективном саду провели неделю, загорели все, отдохнули. Кстати сказать, в магазинах там было всё, и мясо на прилавках, и рыба, изобилие молочных продуктов, одного молока я насчитала двенадцать видов. А ведь не так уж и далеко от нас, всего четыреста километров.
  
  
   х х х
  
  
   Но никак эта жизнь не даёт мне душой расслабиться, ну никак не даёт, ставит одно препятствие за другим. Я всё время занимаюсь каким-то воспитательным процессом, в садике говорят, что из меня получился бы хороший педагог, они, конечно же, судят по сынишке. А вот с великовозрастным муженьком ничего у меня не получается, значит, что-то не то я делаю, не тем занимаюсь. Впустую мои силы потрачены, правду говорят, "горбатого могила исправит". Его пытливый мозг репетировал всё более развращённые способы поведения. Его по-прежнему тянуло к водочке, и он находил для этого время. Вспоминалось сожаление свекровки, что так поздно развелась со своим, всё думала, как дети без отца будут.
   А моего в этот раз потянуло на философию по поводу родственников:
   - Вы все правы, и ты, и родители твои, и родственники, и сёстры. А о моих ты почему-то не вспоминаешь даже.
   - Так ведь мои нам и с жильём помогли, и на работу устроили. Разве бы ты жил сейчас в таких условиях? И кормят твою семью, и тебя в том числе, все эти годы. А твои что? В постель меня к тебе подсунули, вот и вся их заслуга. Мои бы родители так никогда не поступили.
   - А мои тётки и свадьбу нам сделали, и одежду купили, и кольца.
   - Так они ж просто откупились от содеянного, только и всего, чтобы пристроить тебя несчастного. Может хватит уж нырять тебе в своё дырявое прошлое! Ты уже давно выкарабкался из той ямы. Или просто приятно вспомнить?
   - Вот опять ты права, а я нет, - и он с досады наливал следующую стопку.
   Вот так проходили выходные. Среди недели было не до того.
   - Ты! Иди-ка подскажи мне, - донеслось до ушей.
   Я почему-то остановила руку, не снимая утюга, стояла, как вкопанная, пока не почувствовала запах гари. Отдёрнув утюг, увидела насквозь прожжённую марлю.
   - Ты! Оглохла что ли там?
   Поставив утюг на подставку, скомкала обгоревший след и направилась на выручку. Муж, глядя в мою тетрадку, "делал" домашнее задание. Сухо разрулив возникшую у него проблему, вернулась на кухню. Гладила постельное и размышляла:
   - Он давно не называет меня по имени! Когда же это началось? - Но вспомнить так и не смогла. - Местоимение "ты" в его речи давно превратилось в обращение. Если когда-то он говорил: "Ты не знаешь, где моя ручка?", то сейчас: "Ты! Ручка моя где?", если раньше: "Ты носки мне достала?", то сейчас каждый день: "Ты! Носки мне достань!". Если раньше: "Ты сама сегодня за ребёнком?", то в последнее время: "Ты! Сама пойдёшь за ребёнком?". Как же я не заметила этого раньше? - Спрашивала я себя. - А ведь я его называю по имени. Нас ведь даже в техникуме называют по именам! Так как дам в группе было только две, женщины-преподаватели, видимо, из солидарности называли нас по имени, когда опрашивали.
   Я не обиделась, не рассердилась, не возмутилась, просто решила для начала расставить все точки над "и", тщательно обдумывая методы воспитания.
   Случай предоставился довольно быстро. Все с нетерпением хотели узнать оценки за предыдущую контрольную работу. Стопка тетрадей была на уголке учительского стола, но преподаватель начала с опроса, бросив: "в конце часа поговорим об ошибках", и вызвала меня к доске, продиктовав уравнение. В это время, пока я принялась за решение, ту вызвали к телефону в учительскую, которая находилась в другом конце коридора, и сокурсники начали просить меня заглянуть в тетрадки. Я быстренько стала сверху называть отметки. Муж не выдержал и, поднявшись из-за стола, кричал:
   - Ты! Мне! Ты, мою найди! - И своим указательным пальцем подтверждал своё право на блат.
   - Михал Михалыч, у меня имя есть. И отчество. В крайнем случае фамилия вам моя известна, - строго проговорила я, продолжая по очереди открывать тетрадки на углу стола.
   Он не обратил на мои слова никакого внимания. Послышались шаги в конце коридора, все приумолкли, один муж продолжал от возбуждения бесконтрольно тыкать пальцем в воздух: "Ты, мне! Ты, мою!". И в полной тишине я сказанула:
   - Михал Михалыч, ваш маленький указательный пальчик незаметен в пространстве, спрячьте своё уродство, это опасно. - Поправив стопку контрольных, повернулась к доске, продолжая решать уравнение.
   По дороге домой он молчал. А дома высказал:
   - Ты опозорила меня перед всеми.
   - Ты сам себя опозорил, - бросила я в ответ невозмутимо.
   Я решила, что не буду называть его по имени с этих пор:
   - Я совсем перестану к нему обращаться, хотя это давно уже и происходит. А на обращение "Ты!", которым он заменил моё красивое имя, я откликаться и реагировать тоже перестану. Вот так, ещё одна грань проведена между нами, ещё одна жирная разделяющая черта давно проведена.
   Трезвый он больше молчал и, видимо, обдумывал то, что будет изливать из себя во время следующей выпивки. Когда перебирал, ему уже хотелось продемонстрировать свои силёнки. Он мог ни с того ни с сего прижать меня на кухне к стенке, схватив за грудки, но не выдержав моего молчаливого взгляда и не найдя причины, пыхтел и уходил. Он мог сонную сбросить меня с кровати, так как надо было, чтобы я сидела напротив и выслушивала его пьяные претензии. Я, зная, что конфликты ни к чему хорошему не приведут, садилась и молча слушала. Иногда его это удовлетворяло.
   - Ведь я сама взгромоздила на себя эту семейную обузу. Не ту цель я себе поставила, вот и не даёт моя жизнь мне покоя. Ошиблась, - размышляла я, - а деваться-то некуда.
   Муж вдруг захотел второго ребёнка. Можно подумать, если я не сделаю аборт, а рожу, так и беременеть больше не буду.
   - Ты себя-то прокормить не в состоянии, ещё кучу детей требуешь. Научись сначала жену ценить.
   Я с ужасом думала, что было бы, если б я всех детей рожала -- уже четверо бы бегали, лазали по всем углам квартиры. Тогда бы мне точно, как свекровке, с пьяницей пришлось бы, наверное, жить до старости. Как я от него устала! Не на кого опереться, не с кем посоветоваться, не на кого положиться, кроме как на себя. Не растаскивать же по своим родным весь этот негатив. Скорей бы весна, там лето, выбраться бы куда-нибудь из этих стен. Как всё надоело!
  
  
   х х х
  
  
   В этот год по графику отпуска у нас были в разное время, мы ведь теперь в разных цехах работали, у него в июле, а у меня в августе. И, оказалось, точно так же, как у нас, у Валютки с Валерой. Мы решили с сестрицей отправить мужей вместе, заказали им путёвки в Болгарию, а себе выкупили путёвки на озеро Иссык-Куль в Киргизию. Но вот напасть какая, когда они с оформленными загранпаспортами пришли выкупать путёвки, им отказали, потому что там планировался какой-то международный фестиваль, и въезд туристов на это время был закрыт.
   И весь месяц мой муженёк расслаблялся, конечно, водочкой, сначала помалу, потом помногу. Все сэкономленные мной денежки ушли на его радости да мои горести. С пьяным изо дня в день заводить разговор бесполезно. Но он требовал к себе внимания, стуча кулаком по столу: "Кто в доме хозяин!", "Подать мне горячего!", "Нечего шляться на всякой работе, совсем ребёнка забросила!" и так далее. Придирчиво, настойчиво обвинял во всех смертных грехах. Накручивал мои волосы на руку, если я не успевала отскочить.
   Как-то Нюра с мужем попали на такой сеанс, и Павел, видимо, хорошо припечатал моего распоясавшегося, так как я увидела его на полу у телевизора с разбитым носом.
   - Лиза, что же это такое-то! Он тебя душит, а ты хоть бы что, лежишь и даже не сопротивляешься! А если бы мы не заглянули сейчас к вам?
   Она завернула в скатерть всё, что было у него на столе, в том числе и недопитую бутылку, отдала Павлу со словами:
   - Выбросим по дороге.
   Обшарила все карманы, вытащила все деньги, отдала мне:
   - Ни копейки чтоб ему больше не давала. Поняла? Не захочет жить по- нормальному -- выгоним, сколько можно нервы тебе трепать!
   Утром окаменевшим взглядом, стоя у кухонного окна, я проследила, как силуэт мужа удаляется от подъезда. Ноги, как вкопанные, не могли сдвинуться с места. Дыхание замерло... оттенки воспоминаний... оттенки прошлого... как много этих оттенков хранят глаза мои... Ласковые жёлтые оттенки детства, пёстрые весёлые оттенки юности, а дальше -- очень длинные оттенки только одного серого цвета замужества, даже самые светлые из них не были основой, на которой стоило бы задержаться взгляду.
   - Это не мои цвета, - подумалось почему-то, - я ж внутри другая! Я ж почти золотая! - И уже твёрдым голосом вслух. - Я стряхну с себя это мутное наваждение! Хватит за болото хвататься!
   Вдруг почувствовала, что сзади толкает что-то очень тёплое. Это "что-то" физически придавило меня вплотную к подоконнику, прижало к стеклу и -- грело. Голове и глазам стало легче, даже плечи согрелись, "Это волосы мои согревают меня". Закрылись глаза от нежности успокаивающего тепла, которому я тут же присвоила соответствующий оттенок.
   - Да. - Подтвердила недавнее чувство. - Я золотая! И кучерявая! И мозги у меня есть!
   Его хватило только на три дня. Как-то после ночной смены он долго куражился надо мной, не пуская домой и вставив свои ключи в скважину, чтобы я не смогла открыть входную дверь. Я сидела на лестничных ступеньках, и вдруг перестала слышать его громкие богохульства в мой адрес, моя нервная система перестала реагировать. Из обморока меня вывела соседка, у которой я проспала весь день.
   Оставь его! Уйди! Уйди!
   Так разум шепчет мне.
   А сердце? -- То молчит,
   вот в сторону немножко покачнулось,
   от боли вся душа дрожит.
   Вот так всегда,
   прижму его рукой, прислушаюсь,
   оно как будто ждёт -- заговорит.
   И больно слушать мне его,
   и всё-таки немножечко приятно,
   "Коснись меня рукой. Смелей!"
   Сердце моё доброе и ко всему участное,
   оно мне не велит молчать о жизни сей,
   велит протестовать!
   - Да, я уйду!
   Раз сердце так велит -- ему видней!
   Я даже не сразу сообразила, где проснулась, но ещё больше была удивлена гремящим внутри словам "Оставь его! Уйди! Уйди!".
   - Это ведь душа моя измученная кричит! Даже во сне!
   - Проснулась? - Соседка сочувственно присела у постели. - Твой только что двери закрыл, пошёл куда-то.
   - За очередной бутылкой, наверное. Дай-ка, пока ушёл, я домой забегу.
   Я собрала свои документы, одёжку себе и сыну, деньги. Увезла всё на работу, благо там тепло, сытно, спокойно, был душ, даже спальные кушетки. Теперь, забирая ребёнка из садика в среду, мы ночевали у сестры, которой настрого наказала ничего не говорить, чтобы не расстраивались, родителям, куда мы ездили по выходным.
   Я делала хладнокровный анализ своей жизни:
   - От мужа я уйду, это однозначно. Все мои потуги для создания нормальной семейной жизни потерпели крах.
   - Я больше никогда не выйду замуж. Женщин полно, найдёт другую, несомненно. У него есть всё -- хорошее общественное мнение, работа, учёба, крыша над головой. Была плохая жена, теперь её нет.
   - Я на "пять" знаю всю школьную программу, не для красивого словца, а действительно знаю,
   - но нет жилья,
   - и есть сын.
   - Куда направиться? Уехать в другой город? На пустое место, подальше, начать всё с самого начала? Нет! Это будет повторение, а ошибки повторять нельзя, не умно.
   - Значит, должно быть продолжение положительного опыта, продолжение достигнутых успехов.
   - Продолжение учёбы? Где? В техникум я не вернусь. В институте? Да, как раз наступает время экзаменов в институтах.
   - Сына можно оставить родителям, хорошо, если они меня поймут, там и детсад рядом, и школа. К тому же мама работает неполный рабочий день, всегда с утра, отец скоро на пенсию пойдёт.
   - Если сдам вступительные экзамены, может даже общежитие дадут.
   Раненько утром электричкой до Свердловска, к четырём часам должна успеть вернуться на работу. Я знала, где находятся четыре института -- Железнодорожный, Горный, Политехнический, и институт Народного хозяйства. Железнодорожный -- самый сложный, это я слышала от многих. Горный -- тяжёлое мужское производство. Хотелось в Политехнический, туда и направилась. Решила только на экономический факультет. Там поступающих оказалось уже одиннадцать человек на одно место и -- письменная математика. Чего бы я себе не простила, так это -- не пройти по конкурсу при таком отборе. Исключить риск! Поехала в институт Народного хозяйства, СИНХ, здесь конкурс был в два раза меньше и не было письменной математики, я просто не знала, чем отличается письменная математика от устной. В приёмной комиссии девушка, посмотрев мой аттестат о среднем образовании, сочувственно посоветовала:
   - Может вам лучше выбрать другой факультет, вы так давно закончили школу, и средняя по аттестату у вас только "троечка".
   - Нет. Я буду здесь учиться, - твёрдо заявила я.
   Сдала донорскую кровь, скрыв от медиков, что болела желтухой. Забронировала три конкретных выходных дня в отделе кадров, как донор имела право, для сдачи экзаменов. Жила на работе. Готовилась. Никто, ни коллеги, ни родные, ни сестрицы не знали о моём решении. Погода стояла тёплая. На городском пляже, вдали от городской суеты, взяв в библиотеке учебники, я занималась по билетам чётко и быстро. Самым больным местом была химия, так как этого предмета у нас в техникуме не было, а учебник Глинки был довольно объёмным, поэтому изучению химии я посвятила все оставшиеся до экзаменов дни, распределив вопросы в равном количестве на каждый, и только остальное время готовилась к предстоящему очередному экзамену. Слава Богу, на работе я была одна, мастер заглядывал лишь в начале смены и перед её окончанием, да работники КИПа изредка регулировали приборы. Вся котельная работала в автоматическом режиме, любое отклонение параметров от нормы сопровождалось сигнальным сообщением и миганием лампочек.
  
  
   х х х
  
  
   Первым было сочинение. Я выбрала свободную тему "Мой любимый советский поэт". Как раз недавно официально разрешили Есенина, и дома, балуясь стишками, я захотела показать это своё увлечение и преимущество перед мужем и другими ещё в техникуме, правда, там его задавали на дом и в сравнении с лирикой Маяковского, но суть оставалась той же. Окрылённая возможностью получить "отлично", я быстро набросала черновичок, добавив и исправив кое-что из прошлого, по крайней мере ни у кого из абитуриентов такого точно не будет:
   Сергей Есенин.
   Поэзия его близка мне,
   скажу сразу.
   Я с томиком его стихов
   могу сидеть
   до утреннего часу,
   когда печально на душе
   иль тяжело.
   Стихи Есенина.
   Как не любить мне их!
   Как не понять,
   что чувствовал он в жизни!
   Он тридцать лет всего
   прожил.
   Мной -- двадцать семь уже
   прожито.
   Почти всё то же, что и он,
   успела я понять,
   запомнить, полюбить,
   в стихах о том сказать.
   Мать с ухватом,
   отцовская избёнка,
   скотина во дворе,
   любимый пёс.
   Разница лишь та,
   что любила я котёнка,
   ласкового серого кота,
   что со мною рос.
   Есенин о любви своей писал,
   какую испытал и в юности,
   и в поздние года.
   И я не скрою, почти то же
   было у меня,
   хоть нас с Есениным
   сравнить никак нельзя.
   Потом оставил он деревню,
   отчий дом,
   уехал в город.
   Сначала был он счастлив в нём,
   но, повзрослев и жизнь поняв,
   разочаровался,
   занялся кабаками
   и вином.
   И уж ни сам себя,
   и уж другой никто
   не смог
   остановить его.
   Сейчас пошли хитрее люди,
   о себе я говорю,
   таким он не был,
   жаль, конечно,
   он жизнь
   устроил бы свою.
   И всё же близки, близки очень
   страданья, радости его.
   В стихах его найдём средь строчек
   и крепко русское словцо,
   любовь и страсть,
   разврат и пьянство,
   тоску по дому, по полям,
   и шарлатанство, и буянство --
   всё это так знакомо нам!
   В словесной рифме мы встречаем
   и описанье бытия
   деревни, города
   от всех величий сельской жизни
   вплоть до городского
   уличного фонаря.
   Писал о том, что думал,
   жил чем,
   а так живут сейчас
   почти что все.
   И этим он становится
   нам ближе,
   вот потому Есенина
   и любят все.
   Стихи его читают все,
   кто может,
   и тот, кто трезв,
   и тот, кто пьян,
   и кто влюблён,
   кому изменят -- тоже.
   А я читаю их
   ещё и потому,
   что немножечко похожа
   на поэта быть хочу.
   Лишь познакомившись с Есенина стихами,
   свои я начала писать.
   А сколько вдохновенья получаю,
   стоит томики его стихов перелистать!
   Когда пришла на второй экзамен, мне выдали зачётную книжку, по сочинению стояло "отлично". В билете по физике попался второй закон Ньютона, закон Ома и две задачки. Я без подготовки ответила на "пять". Третьим была математика. Я всегда сдавала в первом заходе. Всё решила, всё ответила, но проверяющая сказала, если я хочу получить "отлично", то надо дождаться старшего преподавателя и ответить на дополнительные задания. Мне надо было "пятёрку" и я ждала, потом попросила ассистентку, чтобы дала мне какое-нибудь задание, чтобы не сидеть, сложа руки, та согласилась, из имеющихся на столе билетов отметила в одном какое-то уравнение, и я принялась его решать. Старшая уже подошла, и они беседовали с принимающей, которая докладывала, как идут дела, показывая на меня. Я справилась и протянула решение, та проверила, задала ещё пару вопросов, и открыла мою зачётку. Увидев предыдущие "пятёрки", внимательно посмотрела на меня своими очками и поставила "отлично".
   Последний -- химия. Я всё отлично рассказала о фосфоре, даже то, чего не было в вопросах по школьной программе, хорош всё-таки учебник Глинки, решила пару простеньких задачек, но на вопрос по органической химии сразу сказала, что имею об этом смутное представление, знаю только общие понятия, могу написать несколько цепочек органических соединений, но все уравнения составить смогу. Мне предложили нарисовать бензол. Слава Богу, я его знала. Но из-за неполного ответа заработала только "четвёрку". Ура! Я уже знала проходной балл на сегодняшний день. Даже с моей средней по аттестату "троечкой", которая учитывалась, я должна быть в списке для зачисления примерно в самой верхней части. Я буду учиться! Ура!
   Зачисление состоялось двадцатого августа. По количеству набранных баллов я оказалась в первой десятке, им всем полагалось место в общежитии, причём благоустроенном секционного типа. Декан беседовал лично с каждым. Его явно заинтересовало несоответствие оценок в аттестате и на вступительных экзаменах. Он поднял все мои работы, просмотрел сочинение, проверил математику, удостоверился об ответах на дополнительные вопросы.
   - Вы знаете, - начал он, - с этого года высшая математика в институтах будет по новой программе, довольно-таки сложная. Справитесь?
   - Справлюсь, - уверенно сказала я, - я закончила три курса горно-металлургического техникума, нас уже кое к чему готовили, - и показала зачётную книжку из техникума с пятёрками по всем предметам.
   - Ладно. Но вы ведь замужем? А общежитие с семейными дело сложное, тут всё не так просто.
   - Я ушла от мужа. Сын у родителей, ещё три года будет в детсаде. Жить мне негде, содержать меня некому, - отчаянно говорила я, - если не будет общежития, то придётся просто идти искать работу и жильё, и учиться я не смогу. А я очень хочу! И могу!
  
  
   х х х
  
  
   Общежитие мне дали. Даже больше того, женщина из комиссии, вышедшая в коридор следом за мной, остановила меня и сказала, что поможет мне устроиться работать в деканате, техничкой, или рассыльной, или машинисткой печатать. Но сначала -- колхоз, уборочная компания на весь сентябрь, я в соответствующей одежде должна буду явиться к восьми утра первого сентября. За неделю -- поездка к родителям и увольнение.
   Я, еле сдерживая себя, поехала ближе к обеду, так как до обеда мама была на работе.
   - Лизонька! У тебя сегодня выходной? - Приветствовала она меня вопросом.
   - Нет, мама. У меня -- проблема. Я ушла от мужа и уже целый месяц живу то у сестричек, то у вас, то на работе. Я никогда больше к нему не вернусь, - сказала я и замолчала.
   - Жизнь, она не простая, - собирая на стол, вздохнула она, - то чёрная полоса, то светлая. Может наладится всё. Как ты намерена дальше-то?
   - Мама, мне нужна ваша помощь. Я вчера была зачислена в институт, все вступительные экзамены сдала на "пять", мне дали благоустроенное общежитие. Учиться четыре года. На дневное отделение. Если бы вы взяли Николку на это время к себе, то всё бы получилось у меня. Садик здесь рядом. Он, слава Богу, здоровенький, не капризный.
   - Что ж, давай дождёмся отца, что он скажет. А потом пойдём к Галине Петровне, узнаем, возьмут ли, может мест в детсаде нет.
   - Мама, ты не против?
   - Конечно, я не против. Институт -- дело совсем не пустяковое. Думаю, что отец даже доволен будет, ты ж у него любимая.
   - Мне сегодня в ночную смену. Давай я зайду в детсад прямо сейчас, Галина Петровна ведь хорошо нас знает, да и Николку тоже. Если она не откажет, я сразу домой уеду, мне уволиться надо, из дома вещи забрать.
   - Ладно. Вези сюда всё. А когда на учёбу-то?
   - С первого числа на весь сентябрь в колхоз всех студентов отправляют, только потом учёба.
   - Куда в колхоз?
   - Не знаю.
   - Ладно, делай свои дела. Отцу я сама всё расскажу.
   - Спасибо, мама.
   - Да что уж там. Как-нибудь всё уладится. Поживём -- увидим.
   Галина Петровна была старше меня всего на один год, жила в соседях, работала воспитателем. Повела меня к заведующей. Место для моего малыша нашлось, попросили только всю историю ребёнка медицинскую не забыть, да справку, что в детском комбинате в данный момент нет никакой инфекции и карантина.
   - Хоть завтра приводите.
   - Спасибо большое. Завтра, наверное, не получится. Только послезавтра.
   - Ждём.
   Я торопила автобус, чтобы успеть в садик до вечера. А грудь рыдала! Слёзы катились из глаз, застилая действительность! Я ничего не могла с ними поделать, у меня даже платочка не нашлось, так как раньше я никогда в нём не нуждалась.
   - Кинотеатр "Победа", - Донеслись слова кондуктора.
   Летнее солнце моментально пресекло льющуюся из глаз влагу. Я вдруг осознала, что рассталась с прошлым.
   Уже в шестом часу вечера я объясняла заведующей детского комбината, что уезжаем в другой город, и просила к утру приготовить все документы для ребёнка, завтра в десять утра я заберу его насовсем. Потом отправилась в квартиру. Ключ был в двери. Встречаться с мужем не хотелось, и я осторожно вышла на улицу. Зашла в столовую и решила доложить о своих намерениях Нюре. Там посидела до ночной смены и -- на работу, последнюю смену. Утром с заявлением зашла к начальнику, но, оказалось, что он в отпуске, секретарь посоветовала съездить к нему домой, так как он никуда не уехал.
   - Вот ведь совпадение, - с улыбкой думала я, - заявление об увольнении, как и заявление о приёме на работу, я подписывала у начальника цеха дома.
   - Удачи, Сунегина, - улыбался он, провожая.
   - Спасибо.
   Дом рядом. Зашла в свою квартиру -- никого. Собрала зимние и осенние вещи для Николки, свои остались, так как я просто не в силах была всё это унести сразу. Забрала ребёнка, и мы поехали к бабушке. Он был радёхонек поездке. Ему было уже четыре с половиной года. На озеро Иссык-Куль сестрица поехала с подружкой, которая купила у меня путёвку.
   Десять дней у родителей -- сплошной рай. Каждый день отводила сынишку в садик, каждый день забирала. Пыталась внушить ему, что уеду всего на один месяц, бабушка будет забирать его каждый день, а потом я буду приезжать каждое воскресенье, так как работаю теперь очень далеко, совсем на другой работе. Отец отнёсся к моему намерению учиться довольно легко:
   - Хоть одна дочка выучится у нас.
   Собирали меня в колхоз. Купили крепкие резиновые сапоги, мама отдала свою новенькую фуфайку, пару шерстяных носков, двое трико, гамаши, рабочие отцовские брюки обрезали, подшили, даже рабочие рукавицы положили, еле вошло всё в рюкзак. Деньги на первое время у меня были, должно хватить до нового года. Вышла я из дома в ветровке с капюшоном и в кроссовках.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 3
  
  
  
  
  
  
  
  
   Я была много старше своих однокурсниц, меня сразу назначили бригадиром -- управлять ровно сотней девчонок и двадцатью парнями третьекурсниками, которые занимались погрузкой и вывозкой картофеля к железной дороге, расстояние до которой было сто двадцать километров. Год этот выдался очень урожайный, картофель уродился нестандартный -- очень большие были картофелины, поэтому собирали не вёдрами, а сразу в мешки. А вот с погодой не повезло, после первой декады начались сплошные дожди. У некоторых девчонок отнимались ноги от постоянной сырости, пришлось срочно завозить в торговлю резиновые сапоги. Сами себя кормили, выбрали поваров. Сами собирали грибы, их было -- море, как оказалось, татарское население грибы вообще не ест. По пути набирали горох с соседних полей. На столах всегда был очищенный турнепс, репа, морковь, лук, чеснок. Знали, что за все продукты, взятые со склада, с нас вычтут из заработанных денег. Картошку и молоко нам предоставляли бесплатно.
   Я должна была следить не только за качеством уборки урожая, но и за качественным питанием студентов. Кроме того, должна была организовать соревнование, доска по выполнению объёмов и отчёты председателю колхоза были моей обязанностью. Пришлось подобрать редколлегию -- ежедневно должна быть газета или молния. Я несла ответственность за поведение своих подопечных по вечерам и ночам, даже за их здоровьем или симуляцией. Я на радостях была неуставаема. С нами были двое преподавательниц, одна -- та самая, что ставила мне "отлично" на вступительных по математике, другая -- совсем молоденькая преподаватель по политэкономии. Работали от темна до темна. Но молодёжь есть молодёжь -- вечерами в местном клубе танцы до часу ночи, концерты с нашим участием для местного населения и так далее.
   И снова -- аут. В половине сентября из деканата пришла заверенная телефонограмма "Сунегину срочно отправить домой, болен муж". Удивлённая математичка встречала последнюю машину с поля, на которой я всегда возвращалась.
   - У вас есть муж?
   - Да.
   - Отправляйтесь с этой машиной на станцию, как раз успеваете к поезду, - показывала она телеграмму.
   - Надо деньги хоть взять.
   - Сколько надо? Вот, возьмите. Потом вернёте. Чтобы время не терять.
   Я, голодная, вся мокрая, в грязных сапогах, забралась в кабину грузовика.
   Поезд шёл шесть часов. Я всю дорогу ненавидела его болячки. В то же время знала, что муж мой все годы не перестаёт их любить, даже лелеять, он гордится своими болячками, он просто жить без них не может. Даже, если их нет, он хочет, чтобы они у него были.
   - Болен, так тебе и надо, ты давно этого хотел, - со злостью обращалась я к нему, надеясь, что мои слова и мысли долетят по назначению.
   Мы не виделись с середины июля. Два месяца. В пять часов утра стучусь, как будто в чужую дверь, открывает "мой ненаглядный", весёлый, радостный, помогает разуться, раздеться, приглашает за стол поесть, рассказывает, как долго меня искал -- целую неделю, у сестёр, на работе, у родителей, в конце концов, заявился в деканат и сказал, что мой муж болен и его просили передать это жене. Он позвонил кому-то, чтобы передали на работу, что использует сегодня отгул.
   - Ты должно быть рада, что в такую погоду я вытащил тебя из грязного колхоза!
   А я молчала и думала: "Опять театр!". Поела, сказала "спасибо", молча оделась, обулась в сырые сапоги и вышла в дождь. Он догнал меня ещё до автобусной остановки. До вокзала ехали молча -- люди ведь кругом, причём все знакомые, все здороваются, улыбаются. Поезд до Красноуфимска только через полтора часа. Я боялась, что не смогу выдержать его присутствия столь долго. Он много говорил. Сначала знал, что приду, никуда не денусь, потом не верил, что я поступила в институт, не мог и подумать, что я уволилась, выписалась, и увезла ребёнка, доволен, что удалось обмануть декана и так далее. Открыли кассу, я купила билет, и стала молча смотреть ему прямо в лицо.
   - Ты меня пугаешь, - тихо и уже нерадостно произнёс он.
   - Я такая страшная? - Ласково со смешинкой спросила я.
   Уже на перроне зацепился было словами "я люблю тебя" и, наконец, опустив голову, промолвил:
   - Прости...
   - За что тебя простить? - Спросила я, настойчиво требуя ответа.
   Он долго думал. Ответить он так и не смог, думаю, что не был готов к вопросу. Или боялся услышать свой ответ?
   А я в вагоне разделась, сняла сапоги, сырые носки, нашла под сидением обогреватель, развесила на нём всё, прилегла в тепле, размышляя над случившимся -- полтора месяца, значит, жил королём, а две недели пошёл по сёстрам, которым я наказала на все его вопросы отвечать "не знаем, давно не видели", потом на работе моей опозорился, потом к родителям в выходные поехал...
   - Сволота прилипшая, - с ненавистью думала я, - ещё родителям моим нервы трепать отправился.
   Математичка опять удивилась:
   - Уже вернулась! Что с мужем?
   - Театр устроил. - Больше они ни слова объяснений от меня не услышали.
   Я легко выбросила поездку из головы, будто её и не было, так как повседневная нелёгкая работа хорошо опустошает мозги.
  
  
   х х х
  
  
   В первый выходной после колхоза я собралась к мужу в квартиру забрать свои осенние и зимние вещи, как мне повезло в этот раз -- он был на работе. Часть я отнесла к Нюре, чтобы зимнее отвезли к родителям. Посидели поболтали, сестрица рассказала обо всех приключениях за прошедший месяц:
   - Твой появился в сентябре, пытаясь ответить на вопросы, которые ему задавали в техникуме, почему его жена не посещает занятия. Он не знал, что ответить. Соседи спрашивали, куда ты пропала, он старался их избегать, так как сам не знал, да поначалу не очень и интересовался. Потом знакомые начали задавать вопросы, правда ли, что ты поступила на очное в институт. Вот тогда-то он после всех этих намёков и отрезвел, пошёл в детсад, надеясь там тебя встретить, его огорошили, сообщив, что ребёнок больше месяца сюда не ходит. Он к нам и припёрся, но мы, как ты и наказывала, отвечали: "Не знаем, давно не видели". Видимо, потом поехал к родителям.
   - Да, сложно ему пришлось, - смеялась я ехидно, - надо же хоть что-то ответить окружающим на постоянно задаваемые вопросы. Он же, как огня, боится общественного мнения, боится, что о нём подумают что-то плохое.
   Я рассказала, что он проделал с деканом, и как проводил меня обратно в колхоз.
   - Привяжется же такая зараза, - возмущалась Нюра, - но ты не сдавайся, ты во всём права, не вздумай опять смалодушничать и вернуться.
   - Нет, об этом не беспокойся. Лишь бы мне с учёбой справиться.
   Огромный урожай задержал нас в колхозе дольше, чем планировалось. Учиться начали только десятого октября. И начала я грызть науки, восемь часов лекции в институте, остальное время суток -- домашние задания, и так каждый день. Каждый день и каждую ночь. В субботу уезжала домой с тетрадками и книжками поесть, повидаться с ребёнком, привезти еды на неделю. Хорошо, что наши ребята-грузчики догадались привезти из колхоза себе по мешку картошки, ну и мне заодно, сумку из дома можно было другими припасами загрузить.
   Времени не хватало. Полтора колхозных месяца, отнявшие у нас время обучения, выразились в интенсивности. Преподаватели пугали слабеньких отчислением. Это была гонка на выживание. В общежитии правил студенческий комитет, студком, который следил за поведением, за чистотой не только в общественных местах, но и в комнатах. Не заправлена постель -- наряд на работу, шум, музыка после одиннадцати часов -- наряд на работу, не вымыта посуда -- наряд на работу, разбросана одежда -- наряд на работу и так далее. Особенно страдали первокурсники. Слава Богу, староста нашей группы, с которой меня поселили, была аккуратненькой девчонкой, и мы как-то всё время избегали участи многих сокурсников, которых для отработки этих нарядов заставляли дежурить на вахте, мыть коридоры, душевые, бытовки, убирать на улице снег и прочее.
   В первые же недели учёбы убедилась, насколько убого моё деревенское воспитание, насколько городские девчонки смелее меня, целеустремлённее, знают, чего хотят, и знают, как всего добиться. Они, я бы сказала, наглее, жёстче, могут вступить в полемику с преподавателем, отстаивая свои взгляды. Я быстро училась у них. Конечно, не одна я была "деревенская", к первой сессии обнаружились и их слабости. Кто-то учился в английской школе, но не мог сдать даже зачёты к первому экзамену -- начертательной геометрии. Кто-то сразу влюбился и бросил институт. Кто-то проворовался и опозорил себя напрочь. Кто-то из школьных отличников сполз на одни троечки. А я с трудом, но выстояла.
   В конце октября в общежитии сгоняли всех на собрание, четверокурсники разъезжались на преддипломную практику и нужно было выбрать нового председателя студенческого комитета. Актовый зал не вмещал всех проживающих огромного корпуса, многим пришлось толпиться рядом в фойе и коридорах по обе стороны. Но организаторы собрания, видимо, хорошо подготовились, председатель студкома объявила о сложении с себя полномочий и сразу назвала фамилию своего преемника -- Сунегина Елизавета. Ребята третьекурсники моментально хором поддержали, колхозники наши сговорились, видимо, девчонки из нашей группы закричали "Ура!". Попросили меня выйти на авансцену и всем показаться. Мои девчонки проталкивали меня сквозь толпу вперёд. Я под этим неожиданным натиском плохо понимала происходящее. Затем слово взял комендант общежития, ещё раз напомнил о строгих правилах проживания и так далее.
   После собрания бывшая предстудкома, её все звали Аннушка, взяла меня под руку и увела к себе в комнату, утешая:
   - Не расстраивайся ты так! Сегодня переходи ко мне жить, я тут в двухместной одна живу, так с комендантом решили, хотя кровати две стоит -- для проверяющих комиссий, я тебя за две недели во все тонкости правления посвящу. Я ведь не сама всё это придумала, и с деканатом согласовала, и после твоего успешного бригадирства в колхозе и преподаватели, и ребята все, как один, согласились, и комендант к тебе присмотрелся. Ты постарше всех своих, посерьёзнее. А предстудкома избирается на три года, ты как раз по всем параметрам подходишь, и с учёбой справляешься.
   - Господи, ну зачем мне на голову ещё и эта забота свалилась, - думала я, - учиться времени не хватает.
   - Члены студкома все сильные студенты, четверокурсников среди них уже нет, они все своё дело знают, главное, ты не давай им расслабляться, ставь задачи и требуй, требуй, и требуй всё точно по срокам. Вот наши планы за прошедшие три года, они почти ежегодно повторяются, так что тебе легко будет. А комендант у нас учится заочно, но живёт здесь всей семьёй, так как две дочери у него здесь на очном, одна на втором курсе, другая нынче поступила, жена в институтском садике работает, куда их четырёхлетний Антошка ходит. Они только нынче летом все сюда перебрались. А вообще, он очень жёсткий человек, был много лет начальником детской колонии -- несовершеннолетних преступников, не давай ему "перегибать палку" в отношении студентов. Ты теперь здесь хозяйка и твой студенческий комитет из двенадцати помощников.
   Две недели я молча присутствовала на заседаниях студкома, познакомилась с этой машиной правления. С санкомиссией обошла абсолютно все комнаты, я хотела, чтобы все проживающие знали меня в лицо. На первом же самостоятельном своём заседании студкома в присутствии коменданта, по настоянию Аннушки, после очередных обсуждений нерадивых студентов потребовала, чтобы каждая комиссия к следующему заседанию предоставила мне очень подробные планы своих работ на весь учебный год, отдельно на первый семестр, включая январь месяц, с указанием сроков, с ответственными пофамильно.
   Комендант предложил мне переехать в опустевшую Аннушкину комнату, но я отказалась, так как мне легче было учиться, живя среди своих, и он решил отселить от себя в эту комнату двух своих дочерей.
  
  
   х х х
  
  
   А муженёк мой всё плёл свои незамысловатые хитрости, пытаясь вернуть всё на круги своя. Он теперь вперёд меня приезжал с пятницы к моим родителям и пудрил им мозги. Спать мама стелила ему на пол, я его к себе не подпускала, так как все ночи сидела за учебниками. Видя полный бойкот с моей стороны, он то играл с сыном, чего раньше никогда не делал, то вёл рассудительный разговор с мамой, которая тактично старалась вести беседу с зятем по всем житейским вопросам. Отец молча игнорировал его присутствие. Я просила Нюру почаще приезжать по выходным, так как он в присутствии большого количества родни, видя всеобщее непринятие его, как члена семьи, обычно удалялся, сославшись на свои дела -- учится всё-таки. Я запретила маме хоть что-нибудь давать ему из продуктов, своих дармоедов достаточно.
   Не видя никаких сдвигов, вдруг стал забирать тайно ребёнка из детсада и увозить его к себе, родители волновались, и мне приходилось ехать к нему, чего он и добивался. В это время он всем пытался меня показать, не только соседям, даже с работы гостей приглашал, чтобы все знали, что "я его не бросила". Просил перевестись на заочное и жить с ним, как прежде. Но я, злющая на пустую трату времени, прямо говорила ему, что к прошлой своей жизни никогда не вернусь, что я хочу жить не просто спокойно, а радостно, не для людей , а для себя. Чем больше я получу сама, тем больше смогу дать ребёнку. Меня утомляли его нудные разговоры. Поздно в воскресенье мы с сыном возвращались к родителям, и немного поспав, с первым автобусом в понедельник я ехала в институт.
   Галина Петровна, наша воспитательница, живо сочувствующая моему положению, как-то сказала:
   - Лиза, а ты не езди к нему забирать сына. Он ведь и учится, и работает, ему ведь девать-то малыша некуда. Сам забрал, пусть сам и везёт обратно.
   Посоветовавшись с мамой, решили попробовать. И получилось! Ждал, ждал он меня и не дождался, и рано утречком с первым рейсом привёз сам Николку. И больше на эту авантюру ни разу не отважился.
   Но выдумал другое. Как-то меня вызвали вниз на вахту. Он стоял внизу, его без документов не пропускали.
   - Лизавета, вот к вам молодой человек просится, - сказал дежурный.
   - Это мой бывший муж. Никогда, ни при каких обстоятельствах его сюда не пропускать! И, пожалуйста, запишите это в журнале, чтобы все знали! - Отрезала я.
   - Слушаюсь, Елизавета Николаевна, - ответил он с усмешкой.
   В другой раз он ожидал меня в субботу с утра на улице, но я не собиралась из-за него пропускать занятия в институте.
   - Девочки, ну помогите мне избавиться от этого прилипалы, он всю мою радостную жизнь искалечил, - смеялась я нагло, одёргивая свою руку и продолжая путь среди девчонок.
   Не знаю, как мне удалось дожить до первой сессии, но азарт, вселившийся полгода назад, когда я была зачислена в институт, не покидал меня.
  
  
   х х х
  
  
   Впереди зачётная неделя по всем предметам, кто зачёт не сдаёт -- к экзамену не допускается. Самым трудным для меня оказалась высшая математика. Вроде и знала я материал, но почему-то по контрольным работам у меня были тройки по всем темам, значит, по каждой теме я должна буду на зачёте решить или ответить по два вопроса по выбору преподавателя, у кого четвёрки -- по одному решению, у кого пятёрки -- автоматом допуск к экзамену. Зачёт по математике был первым. Я с утра до семи вечера всё решала, и решала, и решала, одну тему за другой, то задачки, то теорию отвечала. Но к вечеру всё-таки справилась. Ассистентка бдительно следила за всеми, четверых за день выпроводила из аудитории, так как пользовались шпаргалками. Все пыхтели, как и я. Когда ответила по последней теме, она как-то озабоченно подняла брови:
   - Как же это получается, Сунегина...
   - Что... "получается"?
   - За один день со всеми темами справились за весь семестр...
   Вечером пришла в общежитие и бросилась на кровать, самое страшное -- позади. По остальным предметам у меня были четвёрки и пятёрки. Рано утром меня разбудил голод, желудок просто кричал. Разогрев лапшу с тушёнкой и запив горячим чаем, сытая, выспанная, я была счастлива.
   И вот все зачёты сданы, даже раньше времени. И, как водится на первом курсе, лучшим студентам предложили сдать экзамены досрочно, каждый день по одному предмету без перерыва. Благодаря этому, студенческие каникулы у меня начались не с первого февраля, а с первого января и до половины февраля. Надо сказать, что сами экзамены у нас, пятерых девчонок из группы, принимались совсем снисходительно, даже наша строгая математичка Зубрицкая, "Правда, интересная фамилия для математички?", излишней строгости не проявила.
   Девчонки в группе нашей были интересные. Все разные. Одна, например, очень слабенькая по учёбе, перед зачётом каждый раз садилась за стол и раскладывала очень интересные карты, таких я никогда не видела.
   - Это бабушка мне давно подарила. Я только им верю, - поясняла она всем нам, недоверчивым.
   И мы все всякий раз с нетерпением ожидали подтверждения результатов гадания.
   - Не сдам сегодня, - говорила она, совсем не расстроившись, - даже учить не буду.
   И точно, не могла сдать. Или на следующий день:
   - Учить не буду, всё равно сдам, - резюмировала она свой очередной расклад.
   И точно -- сдала. И так все зачёты, и все экзамены, девчонки говорили. Она могла погадать абсолютно любому, и всё на сто процентов сходилось.
   - У нас в классе тоже была одна картёжница, фанатка гадания. Имя у ней интересное -- Аксана, на букву "А". Стихи она классно сочиняла, мы с ней стенгазеты в школе вместе оформляли. Сейчас она, говорят, на Дальнем Востоке после института.
   Студенческий комитет работал в полную силу, там были все отличники учёбы и хорошо знали своё дело. Договорились с комендантом, что зимние каникулы он меня подменяет, полностью отпуская домой, а всё лето я буду в общаге хозяйничать, они всей семьёй уедут на родину. И полтора зимних месяца я жила у родителей, каждый день ела, спала, кормила лошадь, носила воду, ходила в магазин, готовила пищу, занималась с сынишкой. За каникулы я отъелась, даже потолстела, выспалась досыта, я ни о чём не думала, ничего не хотела, просто отдыхала. И муженёк мой, слава Богу, куда-то подевался.
   Правда, вспоминались трудные дни учёбы, я комплексовала на молодой учительнице по политэкономии, что была с нами в колхозе. Она, кстати сказать, была куратором нашей группы. Когда она меня поднимала для ответа, я не могла связать и двух слов, она просила меня найти текст в учебнике и прочитать, но я не считала это ответом, хотя она ставила мне положительные отметки.
   - Моложе меня, а какая красивая, какая умная, всё знает, не то, что я, - всё время думала я.
   Но она всё-таки была отличным педагогом и стала задавать мне темы для самостоятельного изучения и заставляла проработанный материал объяснять всей группе. В конце концов она заставила меня преодолеть скованность и разговориться к концу семестра.
  
  
   х х х
  
  
   Коменданта нашего звали Феноген Акимович, но студенты не знали его настоящего имени и называли Свет Акимыч. Так как он на занятия ходил по свободному расписанию, в основном по вечерам, то весь день был начеку, а я, как правило, сменяла его после учёбы до ночи. Он следил в основном за вверенным ему имуществом, а я за студентами.
   - О! Хозяйка прибыла. Давай-ка заходи в кабинет, потолковать надо. Как отдохнула? Вижу, вижу, что похорошела. Значит так, Лизавета, нам с первого марта обещают шесть рабочих ставок, четыре вахтёра и две технички. Я целый год добивался этого, ведь общежитие-то наше одно такое в своём роде, здесь ведь не только студенты живут, но и преподаватели почти весь средний отсек занимают. Так вот о чём нам надо чётко с тобой договориться -- думаю, что двух вахтёров поставим надёжных ребят всегда в ночь через раз с восьми вечера до восьми утра, а все остальные ставки раздадим членам студкома, каждый из которых будет мыть только нижний коридор, актовый зал и фойе по очереди, и чтобы все это видели. А дневную вахту, уборку снега, мытьё бытовок, окон, прочие общие помещения, как и прежде, оставим на нерадивых студентах. Согласна?
   - Конечно, Свет Акимыч. Можно мне первой записаться в ваш список?
   - Безусловно, - засмеялся он. - Я бы вот ещё хотел, чтобы дочки мои как-то в студком вошли, они у меня активные обе, старшая рисует хорошо, оформителем всех праздников может запросто быть, а младшая стихи любые сочиняет, причём за десять минут, на любую тему. Пора им обеим общественной работой заниматься. Сессию, слава Богу, обе без троек сдали.
   - Так вот начнут уходить старшекурсники, да ради бога. А то может и раньше кто лентяйничать из редколлегии захочет. Да и у меня одна отличница есть, прямо родилась администратором, я бы её хотела в санитарную комиссию ввести, мы бы совсем спокойны с тобой были насчёт санэпидстанции.
   - Так кто нам мешает увеличить студком на двух человек?
   - Можно? Хорошо бы было, Вика бы втянулась в работу.
   - Вспомнил ещё, раз нам дают штатные единицы, то отпадают постоянные проблемы со средствами дезинфекции, будет и мыло, и порошок, и хлорка, и тряпки, а то надоело уже то из дома, то из садика жена таскает, то со студентов тягать. Порядок теперь легче наводить будет. Только так -- знаем только ты и я. Поняла? И ни одна душа больше! Вахтёров я подобрал, они мне подчиняться будут. Техничками -- ты и моя старшая дочь. Две ставки вахтёра -- это мои деньги. Договорились?
   Я-то хотела было со второго семестра начать работать в деканате, так как там эту ставку делили меж собой молодые преподаватели, и декан перед сессией интересовался, буду ли я работать, но теперь мне это уже не надо, за семьдесят рублей мне достаточно и председателя студкома.
   Девчонки возвращались все радостные с полными сумками продуктовых запасов, все отдохнувшие. Валя, староста нашей группы, с которой я жила, вообще, на машине приехала из Миасса, привезла консервов всяких, картошки мешок, до самого лета хватит. А я сгущенки наварила дома трёхлитровую банку, варенья, солений. К тому же февраль, это не осень дождливая, жутко даже вспомнить, солнышко-то днём пригревает. На первую лекцию шли, как на праздник. Правду говорили старшекурсники -- студентами становятся лишь после первой сессии. Мы были сейчас совсем не те, как в прошлом сентябре. Оказалось, что троих из нашей группы отчислили за неуспеваемость. Мне почему-то было радостно, что картёжница наша сдала все экзамены.
   - Так я же, ещё когда в институт поступала, знала, что закончу его, - опровергала она мои запоздалые заботы.
   Одна была новенькая, с заочного перевелась. Теперь на лекциях мы ушами не хлопали, знали, что можно запомнить, а что надо записать. И преподаватели теперь не казались строгими, и занимались мы не по восемь часов, а только по шесть, а в субботу, вообще, поставили одну физкультуру, где предложили вместо общих занятий желающим записаться в любую секцию, которые были по два раза в неделю -- я захотела в стрелковую. И суббота, как для преподавателей, так и для нас стала свободным от учёбы днём. Вот такими радостями осветилось начало второго полугодия.
   Муж мой иногда приезжал к родителям по воскресеньям, но так, для приличия, для напоминания о себе, ночевать никогда не оставался, и меня особо не тревожил.
   - Мама, что мне делать? Ну нельзя же так жить.
   - Миша, а ты женись, - советовала мама, - ты же молодой, квартира у тебя есть. Ну раз так у вас не получилась жизнь -- это же не смерть. Найди себе жену покладистую. - Пересказывала она мне их разговор.
   Он всё-таки попривык к мысли о том, что я к нему не вернусь. По весне знакомые говорили, как он на вопрос :"Где она живёт?" уже отвечал, махнув рукой: "А, по общежитиям таскается!". Да, жизнь действительно расставляет всё по своим местам, вносит свои поправки в зависимости от нашего выбора и неизбежности сложившейся ситуации.
   В апреле меня пригласил к себе декан факультета.
   - Я вот о чём хотел поговорить, - начал он, - студентка ты у нас серьёзная, с успеваемостью у тебя всё в порядке, комсомолка, общественная нагрузка у тебя приличная. Не думаешь в партию вступить? Возраст-то комсомольский у тебя кончается, ещё годик и всё. На наш факультет выделили два рабочих места. Видишь ли, на первых двух курсах студенты проходят, как рабочие, если до этого они действительно были рабочими, а не служащими. А ты у нас из рабочих. Подумай.
   - Я даже думать не буду. Сразу заявление подам. Кому?
   - Кроме заявления нужны ещё две рекомендации от членов КПСС и одна от комсомола. Значит, решила?
   - Да.
   - Не тяни. Две недели на сбор документов и -- к нашему парторгу, ты его знаешь, молодой с кафедры политэкономии.
   Комсоргом в нашей группе была очень бойкая зеленоглазая девушка, она даже подходила на роль воспитателя, постоянно кого-нибудь да поучала, под её началом обсуждали поведение некоторых, даже письма родителям писала, чтобы повлияли на своих детей. Она делала это открыто, честно, и на неё никто не сердился, даже если она ругала.
   - Ирина, мне нужна рекомендация от первичной комсомольской организации для вступления в партию. И характеристика поярче.
   - Нет вопросов, сегодня сразу после занятий задержимся на пять минут группой и проголосуем, а уж потом сочиним.
   - Есть! Один -- ноль! - Целеустремлённо подводила я итог дня и дальше направила ход своих мыслей, - в студкоме есть один парень, член КПСС, не откажет же он мне.
   - Иван, - обратилась я, пригласив его в кабинет коменданта, который тот делил со студкомом, - у тебя сколько лет партийного стажа?
   - Пятый год.
   - А сколько ж тебе лет?
   - Двадцать восемь.
   - Так мы с тобой ровесники! А выглядишь совсем мальчишкой.
   - Все так удивляются. Это плохо? - Улыбался белокурый.
   - Отчего же плохо, до пенсии молоденький будешь, - смеялась я. - Знаешь, у меня к тебе личная просьба. В партию меня агитируют, да и сама хочу, а то как рабочая лошадка, а право голоса не имею. Рекомендация мне нужна. Дашь?
   - Лизавета, ты ещё спрашиваешь! Да ты приказывать должна. Конечно, дам. Студенты тебя уважают.
   - Спасибо, Иван. А не знаешь, кто у нас ещё член партии здесь есть?
   - Так Свет Акимыча попроси.
   - Да ты что! - Удивилась я. - Он член КПСС?
   - Конечно. Кто бы его сюда комендантом без этого поставил.
   - Спасибо. Не подумала как-то.
   Всё свободное время после занятий я, как правило, находилась в нашем кабинете рядом с вахтой, сюда все приходили со своими проблемами, а перед сном, часиков в десять вечера, сюда наведывался и наш комендант обсудить текущие дела.
   - Что радостная такая! - Начал он. - Думаешь, опять победила? Нет, я этого так не оставлю! Посмотрите-ка на неё, она меня лысым обозвала, малявка паршивая! - Возмущался он.
   - Свет Акимыч, так ведь ты и в самом деле лысый, - хохотала я, - ну не сердись ты так. К тому же ты ведь первый начал. Зачем было её учебником по голове-то стукать. Студентка ведь тоже человек.
   - На вахте сидит, так пусть делает, что положено, а не книжки читает.
   - Ну сделал бы тактично замечание, ты же взрослый, воспитывать должен. Ну пусть бы лишний наряд она отработала, - убеждала я его. - Она вся в слезах чуть не на коленях просила, чтобы не выгоняли её из общежития. Одна мать у неё. Да и учится хорошо, после первой сессии на повышенной стипендии.
   - Пусть извиняется передо мной.
   - Я так же ей сказала. Но сейчас она очень взволнована, вот успокоится день-два, конечно, извинится. Обещаю. Но ты-то уж будь добр, скажи тоже, что погорячился.
   - Видно будет. - Усаживаясь поудобней перед телевизором, продолжал. - Что на вашем фронте нового?
   - Есть к тебе ещё один разговор, - улыбалась я до ушей.
   - Ну-ну, давай, кому ещё я сильно не нравлюсь?
   - Свет Акимыч, да все мы тебя любим, что бы мы без такого строгого делали, на тебе ведь всё держится. Просто мы с тобой и должны быть противоположностями. Слава Богу, что находим святую середину по всем вопросам и мирно уживаемся, и не злые оба, и для общего дела стараемся, - продолжала я улыбаться во весь рот.
   - Так что сказать-то хотела?
   - Свет Акимыч, дай мне рекомендацию в партию.
   Он только хмыкнул. Потом глубоко вздохнул. Потом улыбнулся.
   - Дам, Лизавета, чего там говорить. Интересная ты девка. Украшением для партии будешь. Только послушай совета, не забирайся высоко в руководящие посты, плохо там с отношениями между собой у них.
   - Спасибо за совет, учту.
   Вот так в конце апреля на первом курсе я стала кандидатом в члены КПСС. Поддержка власть имущих мне не помешает, думала я. Опять скоро зачётная неделя и экзамены. На этот раз я сдала все без троек, и моя стипендия стала на восемь рублей больше.
  
  
   х х х
  
  
   А впереди -- лето. Все студенты разъезжались, в том числе и комендант, а всё его хозяйство оставалось на мне. За вахту я не беспокоилась, двое надёжных парней на всё лето оставались жить на первом этаже и дежурить по очереди и днём, и ночью, получая за четверых. А мне досталась зарплата двух техничек. Абитуриентов в наш новый корпус не заселяли. Преподаватели со среднего отсека тоже уезжали на все летние месяцы.
   - Пойдём-ка со мной, покажу тебе ещё кое-что, - повёл меня Свет Акимыч и открыл ключом самую последнюю дверь на первом этаже, - заходи, смотри. Здесь душ, можешь летом мыться, ключи будут только у тебя. Ни один студент об этом не должен знать, даже эти двое ребят, что остаются, они прекрасно в своём спортзале моются. Поняла меня?
   - Поняла. А я всё думала, где мне с сыном летом мыться, студенческую баню на лето закрывают, а в общую не пустят -- пять лет уже.
   - Вот и я о том же. Забочусь о тебе. Вот теперь я всё тебе передал. С ребятами договорился, входные двери на замок снаружи и запор видела какой сделал -- изнутри. У вас у всех троих ключи от "чёрного" входа. И делай, пожалуйста, вечером обход всех секций, мало ли что.
   - Не беспокойтесь, Свет Акимыч, всё будет хорошо. Если уж ЧП какое, знаю, куда обратиться. Вы когда улетаете?
   - Через два дня. Вернусь числа двадцатого августа. На-ко вот ещё мой домашний телефон, на всякий случай.
   - Ладно, завтра еду за ребёнком, послезавтра к десяти утра будем здесь на всё лето. Не беспокойтесь ни о чём.
   И мы с сыном всё лето отдыхали, как на курорте. В солнечные дни купались и загорали то на ВИЗе, то на Шарташе, в плохую -- гуляли по набережной с зонтом. Исколесили весь город на трамваях, ходили в кино, в цирк, зоопарк, музеи. Обедали, как правило, в пельменной у Главпочтамта. Половину времени провели в центральном парке культуры и отдыха имени Маяковского, ни один аттракцион не остался без нашего внимания. Заходили мы туда с его задней стороны, от нефтебазы, через лес, там и малины, и черники полно. Читать мы научились по названиям афиш, считать -- по номерным знакам транспорта да за игрой в карты по вечерам с нашими дежурными ребятами. Домой съездили за всё лето лишь два раза, в основном перезванивались с Нюрой по телефону. Денег нам хватало с лихвой, за лето я заработала и получила в общей сложности много больше, чем в стройотрядах старшекурсники. Николка вырос, хитрый такой стал, осваивал игру в шахматы с ребятами, все вечера с ними пропадал. Они оба были спортсменами и всё лето занимались тренировками, иногда кто-либо из них брал сына с собой в спортзал. В общем, лето прошло, как в сказках бывает.
  
   х х х
  
   К двадцатому августа вымыла всё общежитие с хлорочкой, техничка всё-таки. Свет Акимыч явился точно в срок, придирчиво всё осмотрел и прощупал, замечаний не высказал. Вечером сидели в кабинете.
   - Так. Слушай, Лизавета. Заселяем первый и второй курсы в левое крыло, третий и четвёртый -- в правое, в средний студентов не селим, пусть там будут только преподаватели. В ноябре четвёртый курс разъезжается на практику на полгода, но места за ними остаются. А пока они будут отсутствовать, можно за отдельную плату временно на зиму кого-то поселить. Так что пользуйся моментом, если найдёшь нуждающихся.
   - Да я уж поняла, что вы не промах, Свет Акимыч.
   - Можешь съездить домой. А двадцать восьмого числа чтоб была здесь, как штык, будем заселять всех, кроме первокурсников, тех только после колхоза.
   Мы собрались домой. Пришлось после долгого перерыва все анализы сдавать, чтобы детсад снова посещать. Неделя суеты, и снова с полными сумками продуктов -- в общежитие.
   - Посмотри, какие мне пропуска напечатали, ни у кого ни в одном общежитии таких не будет. На три года запас сделал, и место для фото, и номер комнаты издалека виден. Под всю эту кипу пришлось лишний чемодан загружать из дома, - хвастался Свет Акимыч. - Теперь твоё дело, требуешь фото, заполняешь фамилию и отдаёшь ключ от комнаты. Чем быстрее заселим, тем лучше для нас. Только строго по спискам от деканатов. С преподавателями я буду сам разговаривать, пусть тоже по пропускам ходят.
   Я выбрала себе угловую двухместную комнату, она была побольше остальных в секции, на втором этаже, солнечная. В конце прошлого года нашей группе выделили двенадцать мест, шестеро было свердловчанок, ещё восемь девчонок скитались по квартирам. Их-то мне и надо будет хоть временно, но поселить на зиму. По негласным тарифам коменданта -- это восемьдесят рублей в месяц, с каждого по десятке.
   До начала сентября сходила в деканат. Наша кураторша была уже на месте, с улыбкой встретила меня.
   - Сабина Сергеевна, мне надо списки всех, кому предоставили на год общежитие.
   Вместе зашли к декану.
   - Приступили к работе, Сунегина? Сейчас найду... Вот, здесь прямо по курсам расписано.
   - А ещё узнать хотела, когда второй курс начинает занятия?
   - Так, второй курс до двадцатого сентября работает на институтских работах, а начнёт учиться с двадцать первого. Работы разные, и уборка территории, и на ремонте учебных корпусов, и на строительстве -- это всё у кураторов.
   Наша группа до двадцатого сентября будет мыть помещения в главном учебном корпусе.
   - Сабина Сергеевна, так ведь мне не справиться, комендант повесил на меня четыреста с лишним человек заселения в общежитие, - с испугом проговорила я.
   - А вы у нас и не будете, как все. Ваша выборная должность уже считается работой для института, все это понимают, так что занимайтесь своим общежитием.
   Я облегчённо вздохнула.
   Старшекурсники были поумнее и приезжали пораньше, но три дня я не спала ни днём, ни ночью, студенты заезжали круглые сутки, едва успевала шахматку заполнять. Зато знакомых было много, и приятно было слышать радостные приветствия, а со студкомовцами своими, не скрывая чувств, обнимались и целовались. Быстрёхонько приспособила их к себе в помощники.
   Староста наша не пожелала ни с кем жить, кроме меня:
   - Руководитель не должен водить компании с подчинёнными своими, - заявила она, смеясь.
   - Где это ты нахваталась таких понятий, - поинтересовалась я.
   - Расскажу, всё расскажу, а сейчас ключи давай.
   - Фото доставай. Потом ключи. Вас тут четыреста человек, некогда мне за каждым два раза ходить.
   - Какая ты деловая, - ворчала она шутливо, роясь в сумочке.
   Я, конечно, предупредила всех своих, что почти месяц будут работать в закрытом корпусе, чтоб одёжку соответствующую приготовили, хотя знала, что все студенты всегда имели рабочую одежду наготове.
   Пятого сентября, после первого заседания студенческого комитета, комендант отпустил меня домой на десять дней, которых мне так не хватало для отдыха, и я опять отъедалась у мамы с папой. Вспоминали с Николкой, как провели лето, он всё рассказывал, и рассказывал, и рассказывал бабушке с дедушкой все подробности каждого нашего летнего дня. Нюра привезла ему букварь, который был уже не нужен её Максимке, тот пошёл во второй класс, и сын к удовольствию своему и моих родителей уже находил в нём очень много знакомого.
   И завертелась студенческая жизнь, снова по восемь часов учёбы, плюс работа со студкомом, довыборы, перевыборы, планы и так далее. Как оказалось, трое из нашей группы всё лето работали, в том числе и моя Валя -- на мебельной фабрике, и не кем-то там, а экономистом. И хотя я за лето заработала достаточно денег, более половины которых даже остались нетронутыми, но моё сердце почему-то не могло успокоиться -- ведь я всё лето просто балдела.
   - Нет. В следующее лето мне обязательно надо устроиться, пора изучать экономическую работу не только в теории, - думала я.
   Девчонки все повзрослели, у каждой были свои взгляды, но дружеская атмосфера всё-таки объединяла, все были достаточно разумны, чтобы отдать ей приоритет в отношениях.
   Наша комсорг, Ирина, целый месяц провела у родственников на Чёрном море и хвасталась своим загаром, недолго, однако. Через месяц от него не осталось и следа, девчонки тут же это отметили:
   - Лизавета вон чернее тебя оказалась.
   Да, мой летний загар ещё долго привлекал внимание многих.
   - А давайте, девочки, поедем куда-нибудь после сессии всей группой, - предлагала Иринка, - ведь столько прекрасных мест в стране, можно в Москву, в Ленинград, да хоть куда.
   - Кстати, наша Сабина из Ленинграда после университета сюда направлена, - вставила Валя.
   - Это же замечательно! Если это её родина, она поможет нам. Обязательно с ней поговорю при случае, - зацепилась Иринка за идею.
   На втором курсе мы сообразили, как всем получать одни пятёрки -- стали сами распределять, кому отвечать по каждому предмету на занятиях, так как только на одной математике отвечающий был по выбору педагога, а на остальных предметах -- кто захочет, тот и отвечает, лишь бы отметки в журналах были. Это давало огромный ресурс во времени.
   А я проводила личные беседы с теми, кто жил на квартирах. Из восьми человек только трое согласились пожить в общежитии, даже если и временно, остальные не хотели бросать имеющееся жильё. Потом Валя поделилась, что её одноклассница из Миасса работает в Свердловске и болтается по квартирам:
   - Очень хорошая девочка, чистоплотная, скромная. Давай её возьмём к себе?
   - Тогда давай пусть с тобой и живёт, а то комендант давно настаивает, чтобы я в отдельную комнату перебралась, не хочет свой кабинет делить со студкомом. Пусть прямо сейчас и перебирается. Только это нелегально, чтоб ни одна душа не знала.
   - Поняла, учить не надо.
   Пришлось опросить каждого члена студкома, может кто-то из их близких нуждается в общежитии для временного проживания. Конечно, такие нашлись почти у каждого.
  
   х х х
  
   Однажды ко мне в студком вошла экстравагантная девица с улыбкой на лице, в чёрных, как смоль, волнистых распущенных волосах, с чернущими глазами, явно не студентка, студентов я всех знаю в лицо.
   - Здравствуйте. Вот зашла познакомиться.
   - Из преподавателей, - подумала я. - Здравствуйте. Проходите, присаживайтесь, - встала я, приглашая её.
   - Халида.
   - Елизавета.
   - А что это у вас красный уголок не работает? Вот захотелось телевизор посмотреть, или газеты почитать...
   - Так, пожалуйста, - предложила я, показав на подшивки на стойке.
   - Тесно у вас здесь... И не уютно... И телевизор маленький...
   Разговорились. Оказывается, она работает уже много лет секретарём у ректора института, вернее у его проректора по хозяйственной части, и раньше жила в других общежитиях, а в этот раз настояла, чтобы поселили в благоустроенное. Простой разговор с этой татарочкой, как кнутом, ударил меня по мозгам. На следующий же день с тремя ответственными студкомовцами мы пошли знакомиться с житьём-бытьём в других общежитиях. Красные уголки были везде, правда, очень маленькие, иногда даже просто в конце коридоров, но были. А у нас Свет Акимыч огромный актовый зал, так он числился по плану здания, держал пустым круглый год и запертым на ключ, за исключением больших собраний. Срочно надо было снять этот запрет, и я попросила членов студкома, чтобы они собрали от студентов жалобы на отсутствие комнаты отдыха, и сами активно от своего имени выступили по этому вопросу на следующем заседании при коменданте.
   После объявления повестки дня, мои активные помощники потребовали отдать в ведение студентов актовый зал. Комендант не ожидал такого подготовленного напора, вышел красный из кабинета, хлопнув дверью. Мы сидели, как окаченные кипятком, но в душе никто не собирался сдаваться.
   - Ничего. Он сейчас подумает хорошо, и всё уладится, - спокойно заверила я, - мы правы. Деваться ему некуда.
   И, действительно, он вернулся через десять минут и бросил связку ключей мне на стол:
   - Владейте, Елизавета Николаевна, - ехидно сказал он, - но учтите, за порядок отвечает студком, и за вечерние посиделки там, и за имущество. Вахтёров я для этой цели не отдам.
   - Свет Акимыч, конечно, мы берём всю ответственность за дисциплину и порядок на себя, - улыбалась я, - только помогите нам туда большой телевизор приобрести, шахматы, стулья.
   - Да у нас самый лучший красный уголок в институте будет, и стенгазеты не на вахте будем развешивать. Вот увидите, мы ещё первые места на конкурсах по оформлению занимать будем, - слышались радостные голоса.
   - И парни в красных повязках по вечерам дежурить будут.
   - Танцы можно по праздникам устраивать!
   - Свадьбы студенческие праздновать! Такое огромное помещение стоит без дела.
   - Ну-ну, размечтались больно, - охладил пылких комендант. - Только с моего личного разрешения все танцульки! Понятно?
   Как бы то ни было мы с радостью принялись за планы по оформлению большого помещения. Перед каждым членом студкома поставила задачу, как минимум по одному разу за учебный год провести хорошо организованный тематический вечер, без привлечения большой массы студентов просто на танцульки, но оригинальный. Все остальные помогают, конечно.
   - Я берусь провести первая -- для начинающих поэтов знакомство друг с другом, - сообщила вдруг вслух, сама от себя не ожидавшая такой прыти. - Поэтому прошу узнать в своих группах пофамильно всех, кто хоть малейшим образом причастен к стихоплётству.
   По совету Свет Акимыча написали ректору института письменное обращение о выделении большого телевизора и мебели для красного уголка. Всем факультетам, проживающим в общежитии, предложили оформить вступительную стенгазету на открытие уголка. Решили, что студком еженедельно должен выпускать молнии, событий для этого предостаточно. И всё у нас получилось!
   В ноябре я собирала дань, мне причитающуюся, вместо восьмидесяти -- сто тридцать рублей за месяц. Свет Акимыч, конечно, собирал, так как всех нелегалов контролировал лично, а потом делил со мной, причём его навар был в два раза больше. А места свободные ещё оставались.
   Я жила теперь одна в двухместной комнате на втором пустующем этаже в среднем преподавательском отсеке. Преподаватели-одиночки жили выше. Рядом в такой же комнате жила Халида. Комендант, видимо, давно задумал заселить весь этот этаж членами студкома, но пока мы были одни. Было поначалу непривычно без толчеи в коридоре, без шумных бесед с однокурсниками, но всё-таки здесь было хорошо на год, а может на два. К Халиде приходили интересные мужчины, а иногда по двое-трое, и она частенько зазывала меня на чай. Она, живя и работая в институте и не думала получить высшее образование.
   - Зачем оно мне? - Говорила она, пожимая плечами. - У меня достаточно знакомых, чтобы прожить спокойно и весело всю жизнь.
   У неё было более десятка приличных нарядов, не говоря о повседневных костюмах, в которых она постоянно посещала рестораны, какие-то банкеты, присутствовала, по её словам, на представительских приёмах. Она не скрывала, что были у неё и любовники, но она никогда не хотела выйти замуж и быть от кого-то зависимой. Ей её жизнь нравилась, и менять или усложнять её она не хотела. Она была на три года младше меня, но была с довольно широким кругозором во всех областях жизни. С её помощью я узнала так много интересного, а она по простоте душевной с картинками рассказывала обо всём, с чем касалась её жизнь.
   - Можно, я зайду к тебе на работу, посижу, посмотрю, как ты работаешь? - Спросила я.
   - Конечно, к нам вход свободный. Главный корпус, второй этаж, приёмная ректора. В любое время. Нас там двое, одна секретарь ректора, а я -- у его помощника.
  
  
   х х х
  
  
   На первое собрание начинающих поэтов собралось шестнадцать человек. Познакомились, рассказали о себе, каждый, что хотел, прочитал из своих собственных сочинений. Все внимательно слушали друг друга. Попросила рассказать о причинах или поводах, приведших каждого на этот путь творчества. Все весело с критической иронией относились к своей забаве.
   - Лизавета, что-нибудь расскажите о себе, - просил молодой человек.
   - Наверное, придётся, не зря ведь я вас сюда собрала.
   - Так давайте скорее, интересно ведь, про нас всё выспросили уже.
   - Я вот когда на этой недельке навела ревизию своих записей, то пришла, честно говоря, просто в ужас -- все мои стихотворные высказывания оказались сплошным молчаливым протестом абсолютно всем событиям моей жизни. Недаром мама всегда называла меня поперечной. Я никогда не хотела жить, как все, не хотела делать то, что все, не хотела ходить в школу десять лет, но приходилось, не хотела по расписанию вставать, но меня поднимали, не хотела мыть полы, стоять в очередях за хлебом, не хотела носить воду, не хотела выходить замуж, но вышла, не хотела рожать, сделала массу абортов. Никто никогда меня не спрашивал, что я хочу, никто не предлагал мне выбора, и приходилось жить по установленным кем-то правилам. И вот, все эти протесты, а их, как я прикинула по оглавлениям, более пятисот -- все в стихах. В них нет радости, одни разочарования, злость, проклятия, обиды, грусть, даже маты. Их никто никогда не читал, это только моё "богатство". А писалось только в период засыпания, если не запишу -- утром не могу вспомнить ни одной рифмы. Последнее я написала на вступительных экзаменах за полчаса на свободную тему про Есенина, кстати сказать, в стихах написала, получила "пятёрку". С этих пор, видимо, своим выбором я теперь занялась сама. Нет грусти, нет разочарований, сплошные радости, и -- кончились мои стихи.
   - Ну прочитайте хоть что-нибудь.
   - Ну хорошо, - сказала я, - только для вас:
   Слабость моя.
   Не люблю я светлых глаз,
   не хватает в них чего-то,
   то ль глубины, то ли загадки,
   слишком ясны, слишком просты.
   С голубыми сын родился --
   прокляла себя, весь мир!
   И в полгода цвет сменился,
   стал темнущим -- сердцу мил!
   Тёмный взгляд влечёт меня,
   и спешу я обернуться,
   чтоб успеть ответить сразу,
   чтобы в счастье окунуться.
   И он уводит, с ума сводит,
   раздевает до гола,
   судорогой тело сводит.
   Темнота -- слабость моя.
   С глазами глаза пришли на свиданье.
   Люди видят. Подруги судят.
   Ну что сказать мне им в оправданье?
   Неужели они ничего так не любят!?
   Ответ я ищу и не нахожу,
   кроме двух слов: "Хочу!" и "Хочу!".
   - Лизавета, а ещё что-нибудь, пожалуйста, интересно ведь.
   - Нет, больше не буду вас развращать, не просите, - смеясь, отказывалась я, - давайте лучше сегодня выберем дирижёра для всей нашей группы, который поведёт нас за собой в ближайшие годы, будет собирать нас регулярно, вести протоколы для отчёта. Думаю, что каждый из вас приведёт ещё не одного любителя в наш кружок. Предлагаю к Новому году объявить о существовании в общежитии нашего кружка -- выпустить газету, где каждый опубликует себя, пусть шуточно, на любую тему , пусть это будут четыре, или шесть, или восемь строчек. Придумайте девиз, сделаем подшивку. Кроме того, можно печатать наши произведения в институтской газете. В общем -- мы есть! Согласны?
   Вот, ещё одно хорошее начало положено. Я была полностью удовлетворена сегодняшним общением. Мне было так хорошо, что я лежала прямо на одеяле, зная, что никто меня за это не накажет, никто не будет мне читать нравоучений, никто не посмеет за это разбирать меня на студкоме и не заставит отрабатывать наряды. Душа отдыхала, витая по детским стихам.
  
  
   х х х
  
  
   Учёбы шла своим чередом. Свет Акимыч претензий к нам не имел. Он быстро завёз в красный уголок стулья, выделил из пустых комнат столы для подшивок газет, журналов. Ребята разрисовали один столик под шахматную доску, планировали проведение шахматных турниров. Сооружали в углу стойку под телевизор, ректор обещал к Новому году. Мы в тайне от всех решили отпраздновать Новый год именно в новом помещении, уже знали, где взять напрокат радиолу, готовили костюмы, маски, даже часы с кукушкой кто-то из дома привёз. Эти тайные дела придавали азарта, всё продумывали до мелочей. Кроме того, решили, что все нюансы работы студкома будем фотографировать, и даже каждую молнию, а не только стенгазеты, будем сопровождать фотографиями, подобрали двух любителей этого дела.
   - Халида, помоги достать пару костюмов на Новый год, - необычность моей задумки не давала мне покоя, так хотелось удивить Свет Акимыча и остальных.
   - Каких тебе надо?
   - Милицейских с погонами, с кепками, с дубинками, всё как полагается. На одну ночь, - горевала я, сидя у ней в комнате.
   - Ментовских? - Хохотала она.
   - Да, мужских, на наших дежурных ребят, размера пятидесятого.
   - Вообще-то можно, есть у меня знакомые.
   - Я видела. Потому и прошу.
   - Попробую. Только придётся посидеть здесь, выпить кое с кем. Ладно, - продолжала она смеяться, - что, вечер собираетесь проводить?
   - Нет, Свет Акимыч запрещает устраивать танцульки, еле-еле уговорили отбой перенести с одиннадцати на один час ночи, всё равно ведь все спать не будут до этого времени. Согласился, только после одиннадцати чтоб никаких шатаний по коридорам, все по комнатам и без посторонних.
   Перед зачётной неделей съездила домой, там приехали Валютка с Валерой, рассказывали, как отдохнули нынче на море, собираются и в следующем году также в сентябре дикарями. Очень им понравилось, жили лучше, чем на курорте, винограду наелись, напробовались чачи, питание в столовых, шашлыки прямо у моря, мороженое по берегу разносят, душевые есть и на берегу и на квартире.
   - Вот бы мне с сыночком съездить на море, - размечталась я, - никогда не была.
   А комсорг наша договорилась с Сабиной, что та свозит нас в зимние каникулы в Ленинград, написали туда письмо, чтобы бесплатно пожить в университетском общежитии, студенты ведь всё равно на это время разъезжаются. Если придёт положительный ответ, Сабина согласилась быть нашим экскурсоводом.
   Три экзамена я сдала вместе с нашими отличниками на зачётной неделе, оставалась только математика на пятое января, Зубрицкая в этот раз никого досрочно не принимала, так как была в какой-то командировке. Зато зачётов в этот раз было по восьми дисциплинам, пришлось изрядно попотеть.
   И вот он Новый год! Последние приготовления. Ещё днём всё фойе, весь красный уголок были украшены, все четыре факультета, проживающие в общежитии, представили свои стенгазеты, наши поэты выпустили свою, в которой было и моё четверостишие:
   Новый год стучится в окна, хохочет!
   Бабу Снежную обнять так и хочет!
   А она его метлой угощает --
   его шалости с другими не прощает!
   " 22 ЭФФ Сунегина."
   В красном уголке работал большой новый телевизор, но все кучковались у газет, так как критики в них было достаточно. У шахматного столика в другом конце всегда толпились любители интеллектуальной игры. В комнате коменданта теперь было свободно, новые шторки, чуть-чуть отличающиеся от таких же в красном уголке.
   - Что, Лизавета, ещё один Новый год на носу. - Констатировал он. - Вроде всё у нас в порядке. Завтра вечером комиссия будет, оценивать придут, какое общежитие претендует на звание лучшего по итогам года. Чтобы весь студком был в сборе и готов ответить на все вопросы! Документацию проверьте, галочки проставить не забудьте в выполненных мероприятиях. И чистота чтоб была прямо с утра везде! Может даже по комнатам захотят пройтись... Знаешь, куда можно вести, а куда нет. Знаешь?
   - Конечно, Свет Акимыч, всё сделаем. Куда не надо -- не попадут. А вы как собираетесь Новый год встречать?
   - Да как все, посидим у телевизора, да спать пойдём, может рюмашку выпью. Мне лишь бы в общежитии спокойно было. Ну, оставайся, хозяйничай. С наступающим тебя!
   Я намеренно не стала его поздравлять, знала, что ещё увидимся. Мы для него купили страшную маску, которую ему придётся сегодня ещё одеть -- волосатого дикаря с клыками, беззубым ртом, красным языком, и красными глазами. А себе я купила маску большого бело-розового колобка с яркой улыбкой от уха до уха, большими круглыми глазами, и удивлёнными бровями. Халида тоже напросилась на наш карнавал, так как у неё был костюм зелёной змеи, похожий на гимнастический, плотно облегающий её тонкую фигуру, а лицо вместе с волосами прикрывала более светлая сеточка с большим змеиным язычком. Двух студкомовцев мы должны будем увидеть в милицейской форме со всеми атрибутами власти, даже документы им нарисовали с подписью "Студком", думаю, они предъявят их Свет Акимычу. Фотографы были готовы к работе, а к утру -- новая газета "Наш костюмированный бал". Халида выделила мне своё тёмно-бардовое платье из люрекса. Всех старост предупредили, чтобы после одиннадцати никаких хождений по коридорам, а после часу ночи -- тишина в общежитии должна быть идеальная, пусть проследят за своими.
   После одиннадцати все уже разошлись по комнатам, и наступила наша очередь. На двери в красный уголок появилась табличка "Вход только в костюмах". На подоконнике -- радиола с усилителями и мигающими подсветками по бокам. Под часами с кукушкой -- стол, шампанского три бутылки, пирожные на двух подносах, бутерброды белого хлеба с красной икрой на масле, нарезанные апельсины, море конфет, и, конечно, мандарины. Для шампанского мне пришлось купить двадцать тонких стаканов. В комнатах уже давно было слышно веселье, многие брали напрокат и телевизоры, и радио. А мы включили на всю громкость свою музыку и принялись отплясывать, рассматривая свои костюмы и маски. Были здесь и баба Яга на настоящей метле, и цыганки, дочки Свет Акимыча, и настоящая огненная лиса в маске и огромном лисьем меху до пояса, был детина с лысым черепом, был и чертёнок с хвостом и рожками и так далее.
   Все ждали, конечно, что нервы у Свет Акимыча не выдержат, так как его комната находилась как раз над нами, и он нас осветит своим присутствием. Так оно и случилось через десять минут, но его встретили наших двое ментов в форме и с дубинками, не пропуская в зал без маски, какого бы начальника он из себя ни строил, наконец они все ввалились в раскрытую дверь и сразу попали к нам в объятия. Мы не дали ему и рта раскрыть, обнимали, целовали, танцевали вокруг него, пока он не махнул на нас рукой. А тут и поздравления с Новым годом по телевизору. Открыли шампанское, все, стоя, под крики кукушки сомкнули прозрачные стаканы, и снова да ладом принялись трясти Свет Акимыча по очереди. Он ничего уже не пытался сказать. Фотографы работали вовсю.
   - Лизавета, и как долго вы тут собираетесь греметь? - Добрался он, наконец, до меня.
   - Без пятнадцати час будет полнейшая тишина, - заверила я его.
   - Ну ладно, давайте хоть допьём что ли шампанское, молодёжь, - пришлось согласиться ему.
   И тут он увидел, вернее, разглядел своих дочек, которые пока скрывались в полутьме за спинами остальных.
   - Анютка, ты что ли? - Удивился он.
   - Я, папа, я, и мы вместе с Катей, - пришлось им перед ним попаясничать, - позолоти ручку -- погадаю. Всю правду расскажу. И кого любишь, знаю. И чего, дорогой, хочешь, знаю. Всё скажу.
   - Вот бестии! - Рассмеялся он, наконец, в полную силу.
   А все танцевали "Гоп, гей-гоп! Гоп, гей-гоп!", любимый ритм с хлопками, с подпевками, заполоняя всё пространство. Посидел ещё, посмотрел на всю эту гремящую неразбериху и поднялся:
   - Пойду я. Вы тут без меня справитесь, вижу.
   Вышел, постоял у вахтёров минут пять, оставил маску, и удалился. А в нашем распоряжении было ещё полчаса. Я вышла к вахте:
   - Как студенты?
   - Да пытались тут некоторые на музыку спуститься, но вы же сказали "не для них", так что пока всё нормально.
   - Да, - думала я, - не хватает молодёжи танцевальной разрядки. Все полчаса плясали без передыху. Не нужна ни выпивка, ни красная икра, ни фрукты, ни конфеты. Бешеных танцев всем не хватает.
   Из минуты в минуту без пятнадцати час я включила свет. Выключили молча радиолу, сели за стол, поболтали немного и потихоньку разошлись по комнатам, разобрав закуску и поставив столы на место. Халида пригласила ментов к себе. Я переоделась и пошла мыть пол в красном уголке. Быстро закончив, хотела было лечь, но не тут-то было, Халида условным стуком в стенку звала к себе. Через полчасика я прошлась-таки по общежитию, в два часа ночи всё было тихо.
   - С Новым годом, душа Елизавета! - Вслух поздравила я себя и улеглась спать. Утром спешить было некуда. Как хорошо мне было одной.
   Проснулась до восьми часов. Вообще, спать мне эти полтора года досыта никогда не приходилось. Все курсовые работы, все домашние задания приходилось делать до полуночи. Хорошо, что лекции начинались только с девяти утра, к этому времени всегда можно проснуться, а некоторые студенты спали прямо на лекциях, их, как правило, даже преподаватели не будили, бесполезно. Первое января -- начало зимней сессии. Студкомовские постоянные проверки мы, негласно сговорясь, во время сессий не проводили, разве что исключительный случай, и на заседания не собирались, если возникали проблемы -- решали на ходу.
   Свет Акимыч, отмеченный, как комендант лучшего общежития за прошедший год, удовлетворив своё тщеславие, душевно отдыхал. Его фото перед двумя ментами всё ещё красовалось в центре газеты:
   "Вахтёры наши ни с кем не шутят,
   Даже коменданта без пропуска не впустят!"
   Я, собрав экзаменационные вопросы, лекции, книжки, шла к своим однокурсникам слушать и разбирать очередную партию ответов по математике.
   Третьего января к нам неожиданно заявилась наша Сабина Сергеевна, которая получила письмо из Ленинграда, и мы громко кричали "Ура!" на всю общагу -- нам предоставят бесплатные места для проживания в студенческом общежитии на время каникул. За день-два мы должны сформировать группу для поездки в Ленинград, собрать деньги, чтобы заранее купить билеты туда и обратно. Последний экзамен у всех двадцать третьего января, решили, что в этот же день должны и выехать, вернуться должны двенадцатого февраля. Проблема возникла только с отсутствием фотоаппарата, Сабина выразила надежду, что декан не должен отказать и одолжит на время поездки, а плёнки заправлять и снимки делать у нас комсорг умеет.
  
  
   х х х
  
  
   Экзамен, слава Богу, сдала и, как в прошлом году, оставив Свет Акимыча одного, уехала домой на пару недель. Родителям ни слова не сказала о Ленинграде, ни к чему им лишняя информация.
   - Как сдала, дочка?
   - Пап, - улыбалась я, - я тебе уже второй год говорю, что студентов не спрашивают "Как сдала?", а спрашивают "Сдала или не сдала?". Да на пятёрки я всё сдала, повышенная стипендия у меня остаётся.
   - Молодец, дочка.
   Прошлой весной он пошёл на пенсию и не спешил теперь просыпаться рано, но с удовольствием разминался, откидывая снег, возил во фляге воду с колодца, ходил за внуком в садик.
   - Я его только в магазин не отправляю, - говорила мама, - а то, если пойдёт, его до вечера не дождаться, с каждым, кто встретится, по часу может разговаривать.
   - Мама, я двадцать второго вечером должна обратно. Всего на две недельки в этом году.
   - А что, трудности какие?
   - На работу устроилась в нашем общежитии техничкой, не хочется кому-то деньги отдавать.
   - Успеваешь?
   - Конечно.
   - А сколько платят?
   - Семьдесят рублей.
   - Это хорошо. Это деньги. Отец вот эту зиму что-то неважно себя чувствует. Привык всю жизнь с утра до ночи работать, отдыхать совсем не умеет, скучает по работе, а сил-то нет, да и зрение уж плохое.
   - А ты-то как? Работаешь?
   - Да так же, на полставки, да мне больше и не надо, у других и этого нет.
   - Как Николка?
   - Нормально, отец вон целыми вечерами, глядя на него, только и радуется. Слава Богу, растёт самостоятельным, снег с дедом вместе разгребают, пришлось лопатку ему сделать, вместе у лошади убирают, за водой ездят, книжки читают. Он сам себе ищет занятия, никогда без дела не скучает.
   - Нюра-то давно были?
   - В прошлый выходной не были.
   - А Валютка?
   - Те -- реже. Зимой на мотоцикле не много наездишь, а на автобусе не хотят.
   - Наташка-то пишет?
   - Недавно получили весточку.
   - Как она?
   - Замуж не собирается. Работает. Хорошо, говорит. Кто её знает, то ли врёт, то ли правду пишет. Вы ведь плохое-то от нас всегда скрываете.
   - Так зачем зря беспокоить-то, у вас своих забот невпроворот. Разве уж когда сильно приспичит только. Мама, я оставлю тебе сто рублей, это на Николку, истрать, пожалуйста, не жалей, они мне лишние там.
   - Смотри сама. Нам вроде хватает. Ладно, оставь, не пропьём.
   - Сунегин-то не был?
   - Нет. Вот только осенью тогда был один раз и всё. Успокоился, видно.
   - Мама! Как экзамены сдала? - Услышала я первый вопрос с порога.
   - На одни пятёрки, Николка! Можешь поздравить меня, - помогая раздеваться сыну, отвечала я.
   - Я сам. Я сам. Я уже не маленький, - спорил он, уворачиваясь.
   - Так я же соскучилась. Дай я тебя потискаю маленько.
   - На вот рукавички с валенками подними на печку, они там живут.
   - Давайте все за стол, - приглашала мама, - только сначала всем руки мыть и с мылом, вода горяченькая в рукомойник налита.
   Утром мама ушла на работу, я отвела сына в садик, и мы остались с отцом одни. Я перебирала Николкины книжки, которых накопилась уже целая горка, и он складывал их в коробку, здесь и детский журнал "Весёлые картинки", и всевозможные сказки, которые он знал наизусть, а сверху лежал Букварь. На этот раз я привезла новые две и положила сверху.
   - Лизавета, - окликнул отец, - поди-ка сюда.
   Он протянул мне плоскую медную пластинку на шнурочке размером со спичечный коробок.
   - Что это?
   - Держи. Это заговорённая вещица, я с ней всю войну прошёл. Пока будет с тобой рядом -- ничего не бойся. А мне она уже ни к чему.
   - Спасибо.
   Я рассматривала букву "Н", продавленную так на довольно толстой медяшке, что она выступала с другой стороны, правда, в несколько размытом очертании.
   - Ты ведь Николаевна. И глазки у тебя карие, как у меня. Теперь это твоя хранительница.
   - Спасибо, папа.
   - Можешь в кармашек прицепить, в него булавка легко вдевается, видишь, сквозное отверстие по всей стороне, оно достаточно широкое. Хочешь, на цепочке носи на пояске, можно и в сумочке -- лишь бы рядом.
   - Спасибо.
   Я рассматривала самодельный, довольно тяжёлый для своих размеров амулет, поворачивая то одной стороной, то другой. Шнурочек был из мягкой кручёной кожи, концы которой были прочно скреплены металлической проволокой, которая скрывалась в продольном отверстии. Мне показалось, что отец отдаёт мне неведомую силу, которой пользовался многие годы. Почему-то было жалко отца, он так постарел за этот год, но я не могла не принять его подарок, он бы очень огорчился, и, чтобы он видел, я одела его. Шнурок совсем не чувствовался на шее и груди, хотя сам медальончик тянул прилично.
   - Привыкнешь. Носи с Богом.
   Эта тайная передача буквы "Н" волновала меня беспричинно несколько дней.
   И вот мы в поезде, двадцать восемь человек, половина плацкартного вагона. Халида выпросилась у своего начальника съездить вместе с нами, даже оформила себе студенческий билет. Оба дня пути были восторженно радостными. Сабина расписала нам график экскурсий по часам, кормились в университетской столовой. Посетили знаменитые на весь мир музеи, соборы, Монетный двор в Петропавловской крепости, побывали в Пушкино, в Эрмитаже три дня бродили. Вечерами -- театры по студенческим без очереди, рестораны, в "Астории" танцевали даже с неграми. Спали, как убитые, ноги за ночь не успевали отдыхать. И так все восемнадцать дней! Всё зафоторгафировали. Впечатлений у всех -- на всю жизнь. На обратном пути уже планировали следующие поездки.
  
  
  
   Глава 4
  
  
  
  
  
  
  
  
   Началось второе полугодие второго курса. Учёба, конечно, главное, но меня всё больше беспокоили мои перспективы. Вспоминала, с каким вниманием рассматривали старшекурсники осенью перечень предлагаемых мест по распределению выпускников факультета. В нём расписаны были должности от начальников отделов, экономистов, главных бухгалтеров до просто бухгалтеров по всем отраслям народного хозяйства по разным городам Поволжья, Урала и Сибири, но очень редко, где предоставлялось жильё, в основном только общежития. А мне нужно было жильё, значит, надо выбрать такую отрасль, которая была бы к нему ближе всего. Эти раздумья заполонили полностью мою голову. Весенний семестр пролетит моментально, а ещё через год я должна буду выбирать место своей будущей работы и жизни.
   В доме, где мы жили с мужем, под нами на первом этаже дали квартиру совсем недавно поженившейся паре, которая работала простыми разнорабочими на стройке, они говорили, что при сдаче жилого объекта десять процентов отдавалась именно строителям. Но везде ли так? В любом случае строительные организации гораздо ближе были, по моему мнению, к жилому фонду, и слово "стройтрест" никак не покидало меня. Через месяц мои мысли несколько упорядочились. Если по распределению выбрать стройтрест, значит, дипломная работа и преддипломная полугодовая практика должны быть в строительстве -- это будет через полтора года. А в это лето и в следующее я должна устроиться на любую работу именно в строительную организацию, таковых в городе много. Я была уверена, что работа на любой стройке для меня найдётся, но мне хотелось бы, чтобы она была поближе к экономической, финансовой стороне. Кто из деканата может мне помочь? Только кураторша.
   - Сабина Сергеевна, помогите мне, - обратилась я к ней после очередной лекции по политэкономии.
   - Вам что-то непонятно?
   - Нет, я по личному вопросу. Хочу всё лето поработать в строительной организации, не подскажете, может кто из наших преподавателей знакомых имеет. Много ведь строят в городе, даже у нас в институте два общежития, говорят, начнут скоро.
   - Даже не могу тебе ответить, Елизавета, но поинтересуюсь, обещаю.
   - Спасибо.
   В марте позвонила Нюра, сообщила, что отца положили в больницу сразу, как я уехала в воскресенье. Мама подумала, что он, как обычно, заснул на диване, а он оказался без сознания. В следующую субботу, когда я приехала, дома никого не было, и я отправилась за сыном в садик. А вечером мама вернулась из больницы.
   - Диагноз поставили "хронический цистит", - вздохнула она, - но у него никогда не болели почки, да ведь с врачами не поспоришь. Лиза, он хочет тебя видеть, просил, чтобы завтра ты к нему пришла.
   - Конечно, конечно, схожу обязательно.
   - Только в больнице карантин, не впускают и не выпускают. Маски вот я купила, без них даже через окошечко не дают общаться.
   Я видела, как отец ощупью спускался по лестнице со второго этажа, занял очередь к окошку свиданий. Народу было много и с той стороны, и с этой. Наконец, его лицо показалось в окне.
   - Папа! Я здесь! - Он узнал меня по голосу. - Вот возьми, передачу мама собрала.
   Но он ничего не видел, глаза были бесцветными, а не тёмно-карими, какими я их совсем недавно видела. Он также ощупью взял пакетик и поставил рядом на столик одной рукой, а другой не отпускал мои руки и гладил их.
   - Папа, ну как ты тут? Чем лечат? Уколы ставят?
   - Ставят, дочка, много ставят, но не помогает, - бормотал он не очень разборчиво, и всё гладил и гладил мои руки, пока его не оттеснили очередью.
   Слёзы полились из моих глаз.
   - Папа, я здесь, - кричала я, так как он опять умудрился просунуть свою шершавую руку.
   - Иди, Лиза. Спасибо, что пришла, - крепко-крепко стиснул мои пальцы, пока его опять не оттеснили.
   Я со слезами смотрела в верхнюю часть окна, видела, с каким трудом он, опираясь всем телом на перила, поднимался на второй этаж, стараясь не уронить пакет с передачей.
   Через две недели он умер в больнице, также в субботу, мне казалось, что меня ждал, когда приеду. Похороны были во вторник, народу было много. Всего год он прожил на пенсии. На следующий день мы всей семьёй сходили на кладбище, а вечером я уехала в институт. Теперь мама с Николкой остались дома одни. У лошади уже нашлись покупатели, так что хозяйства у них не было.
   Мне Свет Акимыч ещё с первого курса предлагал забрать сына в институт, так как его Нина работала в детсаде совсем рядом.
   - Росли и жили бы вместе с моим Антошкой рядом, - говорил он.
   Но я боялась, что могу не справиться с учёбой, студкомом, с сыном, мало ли как всё обернуться может. А сейчас всерьёз решила заняться устройством ребёнка в институтский садик. Если летом работать собираюсь, то тем более, не надо будет каждые субботу-воскресение домой ездить.
   - Здравствуйте, - постучав к ним впервые за время проживания, начала я.
   - Лизавета, что случилось? - Засуетился комендант.
   - Да я к Нине пришла поговорить, - присела на подставленный стул.
   - Давай говори.
   - Свет Акимыч, отца мы на прошлой неделе схоронили. Хочу воспользоваться вашим давнишним предложением забрать ребёнка сюда, как-то бы в садик устраивать надо.
   - Нина, - обратился он к ней, - как там у вас сейчас? Думаешь, найдётся место?
   - Мне не срочно, хотя бы к маю, может даже к июню, чтобы до летней сессии.
   - К лету если, то и заботы меньше, - включилась в разговор жена, - на лето детей совсем мало остаётся, даже нас, работников, по отпускам разгоняют. А сколько ему?
   - Весной шесть будет.
   - Старше нашего. Не болеет?
   - Нет вроде, здоровенький, прививки все, он же в садик ходит с самого рождения, можно сказать.
   - Тогда хлопот ещё меньше, если переводом. Я у заведующей уточню. Давай определимся, с какого времени точно?
   - Лучше с начала мая. Пусть апрель пока с бабушкой поживёт, а то ей одной совсем скучно покажется.
   - В школу нынче не собираешься его отдавать?
   - Нет. Рано ещё. На будущий год пусть.
   - Ладно, я как узнаю, сразу скажу тебе.
   - Спасибо.
   Как-то, проходя через вахту после занятий, меня остановили:
   - Лизавета, вам тут письмо. Говорят, уже неделю в почтовом ящике болтается, решили выложить на стол.
   Я действительно никогда не заглядывала в почтовый ящик на букву "С". Может ошибка? Взяла конверт, "Сунегиной Елизавете Николаевне". Уже поднимаясь на второй этаж, поняла, что почерк передо мной был знакомый.
   - Господи, мой муж решил мне письмо написать, - недоумевала я, распечатывая конверт.
   Просторное на две страницы послание, совсем ничего не значащее, ни просьб, ни претензий, ни обвинений. И только последнее предложение обращало на себя внимание "Я так жить больше не могу, подавай на развод". Мне мои родные давно советовали подать на алименты, но я не хотела, чтобы хоть что-то связывало меня с мужем, даже денежные отношения, и не обращала внимания на все эти разговоры. А теперь мужу надо, чтобы я подала на развод.
   - Мог бы и сам это сделать, - думала я. - Однако, раз захотел развестись, надо это сделать, пока не передумал.
   Расспросила Халиду, где делаются разводы, и отправилась искать районный ЗАГС. Мне ответили, что такое заявление надо подавать по месту жительства супруга, я совсем не хотела туда ехать.
   - Мы можем принять такое заявление только вместе с заявлением на алименты.
   - Хорошо, я напишу заявление и на алименты. Когда это может разрешиться?
   - В течение месяца мы обязаны рассмотреть.
   Я сидела и заполняла заявления, в которых указывала не только свои реквизиты , но и место жительства и место работы мужа. Хорошо, что догадалась захватить с собой свидетельство о рождении ребёнка и свидетельство о регистрации брака.
   Теперь я заглядывала в почтовый ящик ежедневно.
  
  
   х х х
  
  
   В общежитии всё было без ЧП. Студкомовская работа шла по накатанной колее. Весна полным ходом набирала силу. В конце апреля -- приём в члены КПСС, присутствовал какой-то незнакомый, который поинтересовался семейным положением:
   - Вы, говорят, замужем?
   - Да. Муж работает и учится на четвёртом курсе горно-металлургического техникума. Вполне успешно. - Отчеканила я.
   - Что ж, у меня вопросов больше нет.
   А в предпоследний апрельский день познакомилась с заведующей детского сада, которая, кроме документов на ребёнка, попросила справку с моего места жительства.
   - Ждём вашего малыша сразу после первомайских праздников.
   - Спасибо.
   Срочно в этот же день сняла копию паспорта со страницей прописки и взяла справку, что живу в общежитии. На следующий день надо было уехать домой пораньше, чтобы успеть взять документы из садика, пришлось пропустить занятия в институте.
   На Первое мая домой собрались сестрицы с мужьями. Доложила, что забираю Николку с собой, собираем сумки. Бабушка всё целовалась с внуком. Валютке с Валерой дали однокомнатную квартиру. Сын рассказывал двоюродному братишке, Максимке, про город Свердловск, про общежитие, приглашал в гости.
   - Ты никак насовсем собрался? - Вопрошала бабушка. - В гости-то ко мне будешь хоть приезжать?
   - Конечно. Вместе с мамой по выходным только, - отвечал он, как заправский и всезнающий.
   Третьего мая мы шли в новый детский сад в старшую группу к восьми часам утра.
   - Во сколько мне его лучше забирать? - Спросила я.
   - После обеденного сна у нас полдник. Часа в четыре, не раньше. Устроит?
   - Конечно. Николка, я пошла. - Он, окружённый ребятишками, помахал рукой.
   - Слава Богу, - думала я, - большое дело сегодня сделано.
   Стало как-то спокойно-спокойно на душе. А вечером сынишка первым делом пошёл навестить своих старых знакомых -- дежурных вахтёров и весь вечер провёл в красном уголке, знакомясь абсолютно со всеми: "Сунегин Николай Михайлович". Нина сама предложила, что будет и приводить его из садика вместе со своим Антошкой, и утром отводить. А я, на всякий случай, сделала тайничок для ключа, чтобы он всегда в моё отсутствие мог им воспользоваться, так как на вахте я ключ не оставляла никогда. Ему очень понравилась новая взрослая кровать, которую, просыпаясь много раньше меня, он сам заправлял.
   - Не то, что отец, - думала я, радуясь его аккуратности.
   Сдвигов не было только по предстоящей работе на лето.
   - Халида, ну что мне делать? - Горевала я перед ней.
   - Чего тебе ещё надо? - Смеялась она. - Всё ведь хорошо у тебя устроилось.
   - Работать мне надо, а деканат ничего не может предложить.
   - Так ты ж за техничку хорошо получаешь.
   - Я не об этом. Мне ведь через год диплом писать. Хочу в строительстве устроиться, чтобы и этим летом, и следующим там поработать. Неуч ведь я пока. Мне ведь в будущем экономистом или финансистом быть. Что я приду после института на производство тридцатилетняя мамаша ни бе ни ме.
   - Ты что, намерена всё лето на стройке работать?
   - Да, намерена. Вот только где? Куда мне направиться, чтобы меня взяли просто на работу?
   - Ну давай, я попробую с кем-нибудь поговорить, - предложила она.
   - Правда? У тебя есть такие знакомые?
   - Так ведь я у проректора по хозяйственной части секретарь. К нему знаешь сколько начальников ходит!
   - Халида, помоги мне. Мне именно строительство нужно. Но не рабочей простой, а что-нибудь хоть чуть-чуть, связанное с моей будущей профессией экономиста.
   - Ладно, и из стройтреста у нас начальник частенько бывает. Если сам не согласится, своего начальника попрошу.
   - Халида, золотая ты моя, помоги.
   - Ресторан должна будешь, если получится, - смеялась она.
   - Да ради бога, согласна на ресторан! - Не верила я наметившемуся повороту событий.
   Получила извещение из ЗАГСа, слушание дела о разводе назначено на двенадцатое мая в двенадцать часов дня. Пришлось пропустить пару лекций, хорошо, староста группы своя, если не будет переклички, то пропуска не поставит. Показала ей своё извещение.
   - Здравствуйте, Михаил Михайлович, - приветствовала я мужа по деловому и присела рядом, ожидая вызова.
   Он не ответил на моё приветствие, сидел и молчал. Нас пригласили через десять минут. Две женщины сидели напротив.
   - Вы согласны на развод? - Первый вопрос был к нему.
   - Да. Согласен.
   - По заявлению вы живёте отдельно. Давно?
   - Два года, - ответила я.
   - Теперь об алиментах. За эти два года отец помогал содержать ребёнка?
   - Нет.
   - Имеется ввиду не только деньгами, вещи может покупал, игрушки?
   - Нет.
   - Это так? - Обратилась та к мужу.
   - Да.
   - Понятно. А вы где работаете? - Обратилась она ко мне.
   - Я учусь на очном в институте.
   - На стипендию живёте?
   - Да.
   - Хватает?
   - Мои родители помогают.
   - Где сейчас ребёнок?
   - В детсаде, старшая группа.
   - В каком детсаде?
   - В институтском.
   - На квартире живёте?
   - Нет. В общежитии отдельная благоустроенная комната.
   - Придётся алименты вам платить с момента подачи заявления. И за процедуру расторжения брака с супруги взять мы тоже не имеем права, - объявила она мужу. - Вам это понятно?
   - Да, - молвил он.
   - Фамилия ваша какой будет после расторжения брака? - Вопрос был ко мне.
   - Сунегина останется, чтобы с сыном на одной фамилии.
   - Теперь о разделе имущества, совместно нажитого.
   - Я всё оставляю мужу, кроме швейной машинки для себя, и ковра -- ребёнку.
   - Вы не против? - Спросили его.
   - Нет.
   - Так и запишем. Подписывайте документы и подождите в коридоре минут пятнадцать. Исполнительный ваш мы сами перешлём на вашу работу, только уточните название предприятия, цеха, и профессию.
   Я, получив свидетельство о разводе, паспорт с таким же штампом, исполнительный лист, помахав бывшему своему ручкой, вышла из ЗАГСа с чувством полного удовлетворения. Солнце сияло!
   А зачётная неделя совсем близко, как бы тут не опозориться. Билеты с вопросами для всех экзаменов уже на руках, слава Богу, семестр прошёл без троек. Я целыми вечерами не выпускала тетрадки и учебники из рук. Впереди четыре зачёта и четыре экзамена. Свет Акимыча волновали свои проблемы, смогу ли я опять всё лето здесь похозяйничать.
   - Конечно, Свет Акимыч, я всё лето здесь, ни о чём не беспокойтесь, всё будет хорошо, как и в прошлый раз.
   Я ничего не говорила о планируемой работе, ни к чему ему ещё и это беспокойство.
  
  
   х х х
  
  
   - Лизавета! С тебя ресторан, - объявила Халида.
   - Правда!
   - Правда. Сегодня сама лично разговаривала с начальником стройтреста, сказала, что подруга просится на студенческую практику экономистом.
   - И что?
   - Сказал, что если понравишься ему, то возьмёт.
   - Это как?
   - Хочет посмотреть на тебя.
   - Когда?
   - Они тут строить у нас собираются два корпуса, и по вторникам сразу после обеда будут у проректора на оперативках. Придёшь после обеда во вторник и будешь ждать, когда закончат.
   - Хорошо. А во что мне одеться?
   - Одень костюмчик тёмненький, каблучки повыше. Хвост свой не завязывай, а распусти волосы свободно.
   И во вторник после занятий, вся дрожащая, я была у Халиды в приёмной.
   - Да не трясись ты так, - смеялась она, - они уже полчаса заседают, через полчасика выйдут, не совсем так на перекур.
   - Я по коридору похожу, может коленки друг о друга так стучать не будут.
   - Иди, я позову тебя.
   По коридору из кабинета в кабинет сновали люди, постоянное хлопанье дверей притупляло обеспокоенность. Я рассматривала на стенах всевозможные объявления, приказы, схему пожарной эвакуации, когда меня за локоть взял очень большой полноватый мужчина.
   - Елизавета Николаевна? - Спросил он серьёзно.
   - Да.
   - Здравствуйте, голубушка.
   - Здравствуйте.
   - Вадим Петрович, - представился он. - Это ведь вы ищите работу?
   - Да, Вадим Петрович, - догадалась я.
   - Вы мне понравились, - засмеялся он, - вы уже где-то работали?
   - Пять лет в железнодорожном цехе СУМЗа, стрелочник, дежурная по станции -- движение.
   - Экономистом хотите быть?
   - Да.
   - Когда начнёте?
   - С середины июня до конца августа, а может даже с начала июня, обычно я досрочно всегда сессии сдавала.
   - Какой курс?
   - Второй заканчиваю.
   - Хорошо, что-нибудь придумаем. Приходите ко мне после экзаменов, Халида знает, куда.
   - Спасибо, Вадим Петрович.
   - Ни пуха ни пера! - Смеялся он уже, уходя.
   - К чёрту, к чёрту, к чёрту, - бормотала я про себя.
   Я села прямо в коридоре на стоящие повсюду скамеечки, и сидела так безо всяких чувств минут десять, пока Халида не окликнула меня:
   - Ну как? Поговорили?
   - Поговорили.
   - Так что он сказал-то?
   - Сказал, чтобы после экзаменов приходила. А куда -- ты, сказал, знаешь.
   - Я? - Удивилась она. - Понятия не имею, - и засмеялась, увидев моё расстройство, - да узнаем мы, где его стройтрест находится, он ведь здесь теперь раз в неделю да будет появляться.
   Зачёты мои и экзамены прошли успешно, и уже двадцать седьмого мая я была свободна. Ура! Мы собрались с сынишкой к бабушке денька на два.
   - Мама! Два курса позади! Это же половина! Ура! - Я не сдерживала своих эмоций.
   - Надолго приехали?
   - На выходные, - пояснил тут же сынок, - маме на работу надо. Она же теперь работать будет. Строителем.
   - Строителем?
   -Да, мама, я всё лето буду на практике в строительной организации. Кем, пока не знаю. В понедельник, или лучше во вторник, наверное, пойду первый день.
   - Из общежития-то не попросят?
   - Нет. Там никто ничего не знает. Во-первых, весь июнь сессия ещё у всех, это только я досрочно всё сдала. А с июля и весь август я, как и в прошлом году, остаюсь хозяйничать в общежитии, и до меня вообще никому дела не будет.
   - Николка, а ты-то как? В садике нравится?
   - Нравится. И в общежитии нравится. Кровать у меня настоящая большая, и стол письменный большой, и вечером там много народу.
   - Так ведь там все взрослые.
   - Ну и что, я тоже уже не маленький.
   - Да он уже там и старых, и новых друзей нашёл. К тому же и Антошка там живёт, вместе в садик ходят.
   - Он меньше меня, - парировал сын своё превосходство.
   Вечером, оставшись наедине с мамой, рассказала, что развелась с мужем и буду получать алименты.
   - Ну, слава Богу, видно, жениться собрался, раз сам изъявил желание, - вздохнула мама, явно, сочувствуя ему.
   - Мама, меня в партию приняли.
   - В партию?
   - Да. Сами предложили, я согласилась, вместо мужа хорошая поддержка в жизни пригодится.
   - Что, замуж-то совсем не собираешься?
   - Пока Николка не вырастет, замуж не выйду.
   - Не зарекайся, дочка. Жизнь, она своё возьмёт, может хороший человек попадётся, почему не выйти.
   - Сомневаюсь, что смогу кому-то уступить свою свободу. Женщин много, мужчин мало, пусть другие поживут замужем хоть десяточек лет, как я.
   - Смотри, дочь, тебе жить.
   - Как ты одна-то?
   - Да лучше одной-то, - засмеялась она, - собака да кошка, никаких забот, летом так совсем хорошо. Огород мне зятья вскопали, посадили всё.
   - Ну вот видишь, а меня -- замуж. Нет, мне пока ребёнка хватает.
   На следующий день приехали на мотоцикле Валютка с Валерой, потом Нюра со своими. Казалось, что жизнь только начинается. На самом деле начиналось просто ещё одно лето.
   - Ну как вы, собираетесь нынче на море?
   - Да. Нам обоим отпуска дали на сентябрь.
   - Может вы нас с Николкой возьмёте с собой?
   - Вас? Так это же здорово! Веселей будет. Конечно!
   - Я вот узнаю точно, когда учёба на третьем курсе начнётся, и решим тогда.
   - Давайте, давайте собирайтесь, билеты надо за сорок пять дней покупать, народищу уйма едет, а это -- середина июля.
   - Ладно.
   - Запиши-ка наш номер телефона.
   - Телефон поставили? Молодцы. Теперь можно хоть каждый день разговаривать, - обрадовалась я.
   - Валера у меня фотоаппарат купил. Нафотографируемся!
   В понедельник, отправив сына в садик, наводила ревизию в своей одёжке. У меня был один тёмненький костюмчик и один летний ещё со времён замужества, одно тёмно-синее прямое платье в потайную длинную клетку с поясом и карманами, да из Ленинграда очень качественный тонкий облегающий кремовый свитерок. Нужна была хорошая юбка, чуть удлинённая, как сейчас носили, да парочку блузок бы не помешало новеньких. Я поехала за покупками и, как водится, проплутала по магазинам до самого вечера, но была рада приобретениям, купила ещё по паре трико себе и сыну, ещё ему пару лёгких рубашек, шортики на лето, и обоим летние кепки с прозрачными козырьками от солнца.
  
  
   х х х
  
  
   Утром во вторник, дождавшись Антошку с Ниной, отправилась на своё место работы, захватив документы и деньги. Стройтрест находился не в центре. Быстро нашла приёмную, слава Богу, начальник был у себя. Сказала, что мне назначено, и по селектору услышала, что просил подождать.
   - Посидите немного, - повторила секретарь.
   Через некоторое время из его кабинета вышли трое.
   - Можете заходить.
   - Здравствуйте, Вадим Петрович. Я на практику.
   - Как вас звать, простите?
   - Сунегина Елизавета Николаевна.
   - Присаживайтесь... Любушка, ко мне срочно отдел кадров и начальника планового, - проговорил он.
   - Хорошо, - прозвучал селектор.
   - Значит, экономист, финансист, бухгалтер.
   - Только не бухгалтер, - уточнила я.
   - Не нравится бухгалтерия? - Засмеялся он.
   - Не знаю пока.
   Вошли одна за другой две женщины.
   - Эмма Ивановна, студентку надо принять на лето на практику. Начальник транспортного просит диспетчера на время отпуска. Пусть поработает, справится, - командовал он кадрами, видимо, - а потом, Ольга Евгеньевна, на ваше усмотрение, любая экономическая работа на любом объекте. Договорились? Всё. Свободны.
   Молча все вышли из кабинета.
   - Пойдёмте со мной, - пригласили меня, - заявление напишите. Документы с собой?
   - Конечно.
   Она объяснила, где находится транспортный цех, и я поехала. Там меня уже ждала весёлая женщина, которая спешила передать мне свои дела.
   - Завтра я с вами день один проработаю, а потом уже будете без меня. Если возникнут вопросы, то -- к экономисту, она рядом в кабинете, пойдёмте познакомимся.
   - Нелли Иосифовна, принимайте мою замену.
   - Здравствуйте, - произнесла я.
   - Здравствуйте. Садитесь. Как зовут?
   - Елизавета.
   - Приходилось раньше работать?
   - Пять лет в железнодорожном дежурной по станции.
   - Хорошо, уже хорошо. Ладно, поможем, если что, деваться-то некуда. Оформились?
   - Да.
   - Что ж, приступайте. Сегодня считается первый день у вас.
   Итак, первого июня -- первый рабочий день. До пяти часов я заполняла путёвки по разнарядке на завтра, журналы всякие, считала расходы ГСМ, перерасход горючего, знакомилась с водителями, которые заезжали, знакомилась с маршрутами передвижения транспорта, с картой строящихся объектов, и слушала, и слушала, и слушала все тонкости по моим обязанностям.
   - Лучше приходить за полчаса до восьми часов, быстрее всех отправишь, и водители не толкутся, и самой спокойнее. А вечером, если всё на завтра приготовить успеешь, можно и пораньше уйти.
   Транспортных единиц было больше шестидесяти. Я внимательно читала по разнарядке фамилии, имена, номера авто, я должна быстро привыкнуть именно к этому, а ещё к названию объектов. Километраж я потом могу проставить. Надо будет выписать и повесить дома на стенку, чтобы выучить быстрее. Вроде ничего сложного, просто очень большой объём.
   Возникла ещё одна проблема -- из дома мне надо будет уходить ровно в семь утра, то есть Николку надо будет или отводить на полчаса раньше, или оставлять на вахте, пока Антошка с Ниной не спустятся. Вечером он сам мог спокойно открывать двери в комнату, если минут на тридцать раньше меня придёт. Главное -- утром.
   Пока Свет Акимыч был в своём кабинете, я пошла к его жене.
   - Нина, посоветуй, как лучше. Я на время сессии устроилась на работу на один месяц. Экзамены сдала досрочно. Всё равно делать целый день нечего. Но утром я должна буду уходить в семь часов. Вы уж нас не ищите, мы сами до садика будем ходить. Ладно?
   - Ладно. Нам-то так рано ни к чему. А люди-то ещё раньше некоторые, говорят, приводят.
   - Ну, договорились, не ждите нас.
   - Так что, прямо завтра?
   - Ага.
   - Счастливого рабочего дня тебе.
   - Спасибо.
   Будильник будил нас теперь полседьмого. Я завтракала, а Николка только яблоко съедал. Слава Богу, он целый день был сытый. Садик работал до семи вечера, и я попросила, чтобы он дожидался меня каждый день теперь, а не уходил раньше. Но к шести часам мы уже всегда были дома.
   - Лизавета, ты что ли работать устроилась? - Спросил комендант. - И куда же?
   - Диспетчер в транспортном на строительстве.
   - Надолго?
   - Да на месяц, пока вы все здесь.
   - Молодец, зря время не теряешь.
   - Вот так, - думала я, - всех обманула, но вроде никто не горюет.
   Через три дня я уже, можно сказать, справлялась с работой. Люди, я имею в виду водители, народ интересный, весёлый, даже заигрывать пытаются. Мне было приятно узнавать каждый день что-то новое. Через неделю даже появилось днём свободное время, и я попросила Нелли Иосифовну дать мне что-нибудь посчитать, или что-нибудь рассказать о её обязанностях. Женщина она была добродушная и иногда отправляла меня куда-нибудь с мелкими поручениями.
   - Вот когда выйдет из отпуска Надежда, я заберу тебя с собой на недельку на склад, ревизию мне поможешь сделать. Согласна?
   - Конечно.
   Я слышала, как она ежедневно передаёт отчёты по телефону и поинтересовалась, кому.
   - Начальнику планового отдела, - ответила она, - я перед ней отчитываюсь теми циферками, которые ты в путёвках обсчитываешь.
   - А можно мне хоть попробовать самой это сделать?
   - Попробуй. Вот форма, которая утверждена для ежедневной отчётности. Сосчитай по путёвкам и проставь все данные. Это просто.
   Теперь я ежедневно подводила итоги работы транспортного цеха, а она их проверяла только и передавала. Начальника цеха мы видели только по утрам, он всецело где-то разъезжал по объектам и нашей работой интересовался лишь изредка, почему-то ругался именно с экономистом.
   - А чем наш начальник так недоволен? - Поинтересовалась я.
   - Показатели работы не нравятся.
   - И что мы должны сделать?
   - Так ведь мы только констатируем всю работу цеха, а работают другие, и под его руководством. Если горючки перерасход, я ведь ничего не могу изменить. Показания-то спидометров ты списываешь, от этого никуда не убежать. Что есть -- то есть. Пусть с водителей и спрашивает, или спидометры проверяет. Мы с тобой только километраж можем проверить, а он уже десятки раз выверен, итак на разъезды увеличили в этом году, по три километра прибавили. Может водители горючку для себя сливают, может баки у них худые -- это не наша проблема!
   - Они ведь не только здесь заправляются. Может на других заправках что не так?
   - Водитель никогда за лишний литр не распишется. Наше дело -- подписи их проверять, чтобы везде стояли.
   - А водителей как-то наказывают за перерасход? Или может поощряют за экономию ГСМ? - Интересовалась я.
   - Нет. Мы же второстепенный цех, обслуживаем основное производство. Всё премирование идёт от своевременной и качественной сдачи построенных объектов. Одного только нашего начальника и ругают, и наказывают.
   У экономиста была пишущая машинка, и она попросила меня напечатать на новые чистые листы всякие нормы, расценки, тарифы, списки рабочих, бланки отчётов и так далее. Я решила, что оставлю себе на память всех по одному экземпляру. Потом подумала и оставила не по одному, а по два экземпляра, вдруг пригодится. Завела себе папочку, дополнила её всевозможными чистыми и заполненными путевыми листами и прочими формами, попавшимися под руку.
   Восемнадцать дней отпуска диспетчера пролетели почти мгновенно.
   - Здравствуйте, вот и я. - Улыбалась Надежда. - Как вы тут без меня? Ничего страшного не случилось?
   - Всё нормально. Справилась, - довольная отвечала я.
   - Нелли Иосифовна, я сегодня на работе! - Кричала она в приоткрытую дверь экономисту.
   - Слышу, слышу. Сейчас я с плановым переговорю, потом зайдите ко мне.
   Через пятнадцать минут она сама соизволила оторваться от своего стула:
   - Елизавета, тебе надо ехать в плановый. Так сказали.
   - Надо -- так надо, - сказала я, собирая свои вещички.
   Через полчаса я сидела перед начальником планового отдела.
   - Рассказывайте, как поработали.
   - Нормально. Справилась. Понравилось.
   - Да. Экономист осталась довольна. Теперь так, лето -- пора отпусков, вот стол освободился на время очередного отпуска. Будешь у меня помощником на побегушках. Не против побегушек?
   - Нет, конечно, можно даже с нагрузкой, - смеялась я.
   - Ну и хорошо. Приказ я уже подготовила, отнесёшь в кадры, и приступаем к работе. Но сейчас у меня оперативка собирается часа на два, то есть до обеда. Если хочешь, можешь отправиться куда-нибудь, так как мне будет не до тебя, не хочешь -- сиди в уголке и слушай молча.
   Я подумала, что успею ещё наслушаться, и отправилась посидеть на солнышке в сквере. Встретилась столовая, где пообедала, простояв приличное время в очереди, и возвратилась в отдел. Уселась за стол, проверила все ящички, нашла в одном тряпку, сходила простирала её, вымыла своё рабочее место, села, сложив руки на стол.
   - Елизавета, говоришь, тебя зовут? - Улыбалась начальница, входя. - Значит так, Елизавета, будешь продолжать работу для нас по транспортному цеху. Моим заместителем является экономист по труду и заработной плате, у неё -- соседний кабинет, ОТЗ, но работать там тебе будет негде и трудно с непривычки, так как там всегда масса народу, поэтому будешь сидеть здесь. В следующие две недели проведёшь хронометраж на транспорте. По три дня -- на вывозке бетона, на вывозке кирпича, на вывозке шлакоблоков, на вывозке панелей. Сдавать будешь в ОТЗ. Что такое хронометраж, знаешь?
   - Только в теории.
   - Я дам бланки, знай заполняй, только обязательно весь восьмичасовой рабочий день должен быть. Садись ко мне поближе, разберём подробно. Ещё запомни, каждый день машины должны быть разные.
   Я сложила огромную кучу бланков в папку, потом в пакет, и она отправила меня домой.
   - Если что не получится, Нелли Иосифовна может помочь, это её работа, только трудно её из-за стола вытащить. А тебе в радость будет, посмотришь, как наш транспорт работает, по объектам поездишь. Да очень чистую одёжку не одевай.
   Кроме того, она посоветовала мне все результаты хронометража перерисовать и для себя, якобы они мне могут пригодиться для дипломной работы.
   - Какая хорошая женщина, - думала я, - даже обо мне заботится. Значит, не зря я завела папочку с бланками по работе всего транспортного цеха.
   На следующий день я заявилась к старым знакомым, но уже в ветровке, джинсах и на не высоком каблуке, а в кедах. Эти две недели в моей жизни стали незабываемыми. Каждый день разные водители, разные жизни, разные у всех интересы, разные характеры, разное отношение к работе, к своим машинам, к начальству. Но у меня сложилось впечатление, которое потом подтвердилось, что все они используют горючее в своих личных целях, им абсолютно всё равно, перерасход у них, или нет. Они все, как один, каждый раз или через раз наполняли свои канистры, даже завозили их к себе в гаражи, хотя записывали в путёвки. Когда я поинтересовалась у молодого, он только вопросительно посмотрел:
   - Надеюсь, ты меня не продашь начальнику?
   - Не бойся, не продам, это не моё дело, - ответила я, но для себя выводы на будущее сделала.
   В воскресение мы, захватив Халиду, отправились в парк на целый день. Первым делом накатались на электромобилях, потом пошли по всем каруселям, наелись мороженого, пирожков, всякой всячины, нахохотались, к вечеру так устали, что еле ноги волочили, но все остались довольны.
   - Ни разу ещё я так не отдыхала в своей жизни, - хихикала измученная Халида.
   Июнь подходил к концу. Многие покидали общежитие, сдавали комнаты, постели, ключи, разъезжались по домам на каникулы. Я выбрала денёк, закончив поездку пораньше, и зашла в деканат, узнать мне надо было, когда начнёт заниматься в следующем учебном году наша группа.
   - С двадцатого сентября, - ответила Сабина Сергеевна. - А ты что в рабочей форме?
   - Да я работаю, скоро месяц уже.
   - Где?
   - В стройтресте, как и хотела.
   - Рада за тебя. Хорошо, что у тебя получилось задуманное.
   - Сабина Сергеевна, я хочу в сентябре с ребёнком на Чёрное море съездить. Вдруг у меня с дорогой что не получится, вы уж меня не теряйте.
   - Хорошо, буду иметь ввиду.
   - Как наши-то сдают?
   - Да молодцы все, стойкие, как оловянные солдатики.
   - Ну, до свидания.
   - До свидания.
   Теперь -- проводить Свет Акимыча, оставить документы и деньги Валютке на билеты, и можно спокойно продолжать лето. Пошла к своим однокурсницам. Слава Богу, ответственная за санитарную комиссию девочка ещё не уехала, хотя готовые сумки были уже собраны у порога.
   - Вика, приезжай, пожалуйста, к двадцать седьмому августа, очень прошу. Я отдаю тебе свою зарплату за техничку на сентябрь месяц, меня не будет в это время. Поможешь коменданту с расселением, ему одному не справиться. И мытьё моё весь сентябрь на тебе будет. Пожалуйста. Мне очень надо отсутствовать до двадцатого сентября.
   - Хорошо. Приеду. Не беспокойся.
   - Спасибо. Когда уезжаешь?
   - В десять вечера.
   - Счастливо.
   - Спасибо.
   Через неделю проводили и Свет Акимыча со всей семьёй. Оставались только двое вахтёров, как в прошлое лето, да шесть человек нелегалов, проживающих за деньги рабочих, которых я переселила в свой средний отсек, в пустующую секцию напротив.
   Сдала оформленный хронометраж. Получила за июнь зарплату восемьдесят два рубля. Ольга Евгеньевна передала меня экономисту в ОТЗ, где пришлось познакомиться с расчётом норм и расценок сначала, конечно, по транспортному цеху, потом непосредственно по строительным работам. Потом мне поручили заниматься оформлением всевозможных таблиц и плакатов по соцсоревнованию всего треста, это мне не понравилось, но делать было нечего, пришлось, наслушалась почти ежедневных споров и претензий, которые предъявлялись экономистам по труду приходящими рабочими, бригадирами, начальниками всех видов. А в конце июля, чтобы побыстрее отдалиться от соцсоревнования, попросилась у Ольги Евгеньевны в бухгалтерию, так как там в связи с отпусками не хватало людей для начисления зарплаты, и сама вплотную познакомилась с первичными бухгалтерскими документами, все виды которых и чистых бланков, и заполненных, безусловно, набрала для себя на всякий пожарный случай. В оставшиеся дни августа была рядом с начальником планового отдела. В общем, в это лето мне так и не пришлось поработать непосредственно на строительных объектах, никакой конкретики о них я так и не узнала, только отчёты, цифры, названия, кое-какая аналитика, вот и всё.
   - Ольга Евгеньевна, пожалуйста, возьмите меня на следующее лето поработать на одном каком-нибудь объекте экономистом.
   - Елизавета, экономистом взять я тебя не могу, это очень серьёзно.
   - Мне не нужны деньги, мне не нужна должность, я хочу знать работу.
   - Давай мы устроим тебя просто рабочей, а будешь следом ходить, писать, считать, отчёты делать за экономистом какого-нибудь участка.
   - Так ведь я этого и хочу, только прикрепите меня к такому, чтобы она научила меня всему.
   - Вот так-то можно будет.
   - Спасибо, Ольга Евгеньевна. Мне так понравилось с вами общаться. Можно в следующий год я прямо к вам приду, а не к начальнику?
   - Приходи, - смеялась она, - не забудь зайти в кадры, там документы для тебя приготовили.
   - Какие?
   - Что практику у нас проходила, копии приказов, характеристики всякие.
   - Спасибо, спасибо, Ольга Евгеньевна.
   Двадцать пятого августа я получила остатки зарплаты, сказала всем "спасибо" и "до свидания" и, счастливая, спешила домой собираться в поездку на море. Комендант приехал два дня назад, пока без семьи. Всё общежитие до этого я вымыла с хлорочкой, придраться было не к чему. Только я как-то ещё не могла решиться объявить ему о своём предстоящем отсутствии, а завтра мы уже должны быть у бабушки, а ещё через день -- уже в поезде. Утром ещё раз отвела Николку в детсад, сказала, что заберу сразу после обеда, что уезжаем в отпуск, спросила, надо ли анализы сдавать потом.
   - Если больше месяца будете отсутствовать, то надо.
   - Нет, не больше, двадцатого сентября уже будем здесь.
   - Тогда просто покажетесь нашему врачу.
   - Хорошо. Спасибо.
   А в общежитии меня уже ждала Вика.
   - Радость ты моя! У меня -- гора с плеч! Молодец, выручила, век не забуду. Куда хочешь поселиться? Может одной лучше, пока места есть?
   - Нет, мы лучше там же вдвоём, как жили, привыкли уже.
   - Ну хорошо. Пойдём к коменданту отпрашиваться.
   Мы предстали перед ним с заговорческими лицами.
   - Что случилось?
   - Вот, Свет Акимыч, - сказала я, - Вика вместо меня остаётся на весь сентябрь, а я сегодня в отпуск с ребёнком уезжаю.
   - В отпуск? Куда?
   - На море.
   - На море?
   - Да, с родственниками едем отдыхать, купаться, загорать.
   - Ну ты даёшь, Лизавета, чего удумала. Все, значит, учиться, а она на море.
   - Да. Вот так, - я не могла скрыть улыбки.
   - Что ж, счастливого отдыха.
   - Спасибо.
   - Когда уезжаете?
   - Да прямо сейчас.
   - Ишь ты какая проворная, - всё ещё врубался он. - Ладно. Так и быть, разрешаю.
   - Спасибо за понимание, Свет Акимыч.
   "Ура! Ура! Ура!", - душа кричала, я кружилась и смеялась вокруг Вики.
   - Вика, я тебе ключи от своей комнаты оставлю? Хотела соседке, да она тоже отпуск взяла.
   - Конечно.
   - Иногда хоть загляни туда, мало ли что.
   - Ладно. Не беспокойся.
   - Ну, спасибо. Пойду поем и через часок занесу тебе ключи.
   Дозвонилась до Валютки, сказала, что двадцать восьмого с первым автобусом от бабушки будем у них дома.
   - Всё-таки не зря я лето поработала, - думалось мне, - и на будущее лето договорилась. Правильно всё сделала. Слава Богу, не опозорилась в своём неумении. И люди простые и разумные рядом были, не оттолкнули.
   Отнесла Вике ключи, попрощалась с дежурным, и вот он, отпуск!
   - Николка, скажи всем детям и воспитателям "до свидания", что уезжаем в отпуск на море, - попросила я его.
   Пока он там прощался, сказала всем "спасибо", напомнила, что двадцатого сентября будем, как штык, чтобы ждали нас. Теперь на автостанцию.
   - Мама, а ты взяла мои тетрадки?
   - Нет, сынок, ни одной тетрадки, ни одной книжки, ни ручки, ничего не взяла. Мы же в отпуск едем, нам надо полностью от всего отдохнуть, даже головкам нашим надо отдохнуть. Мы с тобой славно поработали, усердно позанимались, научились за лето красиво писать все буквы, и заглавные, и прописные, и цифры. Ты достаточно хорошо читаешь и считаешь. Ещё успеешь показать свои записи всем. Просто у нас сейчас очень мало времени, сегодня ночку у бабушки, а завтра утром будем уже ехать в поезде целых три дня.
   - Три дня?
   - Ага.
  
  
   х х х
  
  
  
   У нас было отдельное купе. Я сразу забралась наверх, уступив нижнее место сыну. Знала, что им без меня будет совсем не скучно, спала полдня, а первую ночь на страже была. На второй день Валера достал прошлогоднюю карту, и они с Николкой занялись географией маршрута, он каждую станцию сначала читал, потом находил на карте, потом познакомился с расписанием движения и объявлял нам, во сколько часов будет следующая станция и на сколько минут. По ходу дела познакомился со всеми ребятишками, выделил из них себе товарища постарше, и на третий день они с нетерпением ждали море, которое показалось только поздно вечером. Ночь брала своё, и он всё-таки заснул. Прибыли в Адлер в пять часов утра, я разбудила его за десять минут до выхода, вагон был к этому времени уже полупустой. Валера повёл нас в противоположный конец вокзала, где через дырку мы быстро дошли до нашего места жительства. Хозяева ещё спали, но мы упорно звонили в звонок.
   - Принимайте отдыхающих, деньги вам везём, - шутил зять.
   Нас поселили в разных комнатах на втором этаже хозяйского дома. Кровати были мягкие, у нас между ними на полу лежал большой ковёр, был телевизор, сервант, трюмо, диван.
   - Все комнаты заняты, придётся вам здесь жить, - пояснила хозяйка.
   И мы с Николкой шиковали. Кухни и бытовки все были на первом этаже.
   - Как устроились? - Заглянула Валютка. - О! Да у вас здесь лучше, чем у нас, будем к вам ходить телевизор смотреть. Пустишь нас, Николка?
   - Приходите, только вечером. Сейчас ещё спать надо, темно ещё, - и, раздевшись, с ходу забрался под одеяло.
   Спали почти до обеда. Только вышли за ворота -- попали под знойное солнце. Ладно Валера нас без кепок не выпустил, а то бы за полчаса испеклись на жаре. До моря было не более десяти минут хода. Я всё время следила за новыми впечатлениями сынишки, он сначала долго стоял на парапете и всё смотрел, и смотрел на море. Слегка штормило, но все купались в набегавшей пенной волне. Устроились у самой воды.
   - Здесь лучше, чем в середине, и душ рядом, - сказала сестрица, - после каждого купания надо обмываться, а то моментально кожа сгорит, а болеть здесь не очень-то приятно.
   Плавать он у меня научился ещё в прошлом году, это немного успокаивало, но он раньше, чем плавать, нырять научился, и это ему нравилось гораздо больше, поэтому я с него глаз не спускала.
   - Хватит на сегодня, больше часа на солнце. Всем помыться, одеться, и пойдём пообедаем, - распоряжался Валера. - Потом на рынок за продуктами, а вечером ещё раз сюда придём.
   - Как хорошо, что мне не надо принимать никаких решений, - думала я. - Сестричка, скажи, сколько тебе денег отдать на питание?
   - Пока рублей тридцать, может больше и не надо будет.
   По пути выпили по стаканчику коктейля. На рынке купили хлеб, молоко, дыню, помидоров, чай, сахар, кофе, и прочие мелочи. Пообедали ещё на берегу, и, намучив ноги, опять уснули. Вечером, уже перед самым темном, сходили погулять по набережной, и было уже не до телевизора -- только спать.
   На второй день на берег пошли рано, вода была много теплее утреннего воздуха, и мы до одиннадцати часов не вылезали из неё, наслаждаясь лёгкими волнами, окатывавшими нас и смывающими с белой гальки в глубину. Николка собирал в воде мелкие медузы, ковырялся в них, рассматривал внутренности, пробовал на вкус и нам предлагал. Потом переключился на сбор камушков. Вымывшись под горячим душем с мылом, которое я на сей раз прихватила, отправились пить коктейли, зашли в столовую на берегу, и по теневой стороне пошли в обратный путь, рассматривая сувенирные мелочи во множестве открытых киосок.
   - Мама, мы что-нибудь купим?
   - Конечно, купим, только позднее, перед отъездом, а сейчас надо присмотреться хорошенько, кому и что мы в подарок привезём, а что для себя на память оставим.
   - Мама, а знаешь, что я хочу больше всего?
   - Что?
   - Надувной плотик, полосатый, вон такой.
   - А кто надувать и таскать его будет?
   - Дядя Валера поможет.
   - Если поможет, вечером купим.
   И он уже не отступал от того, пытаясь обратить на себя внимание всеми возможными способами.
   Дневной сон, не знаю, как у сестрички с зятем, но у нас был крепок, с двенадцати до трёх дня -- как один миг. Николка, кроме шорт и кепки, ничего на себя не одевал. По ковру ходили босиком, сандали стояли за дверями. Он принёс снизу оставшуюся дыню, нарезал, и сидел ждал, когда я открою глаза, чтобы тут же побежать позвать Валеру, поесть, и бегом за покупкой плотика полосатого. Хорошо отдохнувшие днём, мы были на пляже до самого заката. Раскалённое солнце медленно опускалось в расплавленную воздушную массу над горизонтом, каждую минуту меняя вокруг себя зрелищные картинки. Это длилось более получаса. Глаз невозможно было оторвать. Огромное, оно было так близко, и так далеко. И вот он, последний миг -- и сразу стало быстро темнеть, море стало чёрным, белая галька -- тёмно-серой, со стороны города с гор моментально налетели облака, радуясь освободившейся территории, под ногами был уже не раскалённый песок и обжигающие подошвы камни, а холодный морской берег. Кто-то пытался ещё повеселиться в морской воде, но основная масса отдыхающих спешно покидала насиженные места. А мы ещё не помылись, почему-то не хотелось, но зять был на этот счёт строг, пришлось мыться почти в темноте уже.
   - Завтра чтобы до захода солнца все вымылись под душем с мылом! - Поставил он задачу.
   На третий день сын разбудил меня стуком в дверь и кричал, чтобы я открыла -- он стоял передо мной с подносом чёрного винограда.
   - Мама! Там его так много! Все заборы увешаны! - С округлившимися глазами объяснял он.
   - Сынок, как же ты мог без спросу по чужому огороду ходить? - Заволновалась я.
   - Меня Жанина позвала. Она сама велела всем нам отнести.
   - Мы не можем так, не заплатив, это есть, - сказала я, - пойду сначала рассчитаюсь с ней.
   - Я с тобой.
   - Веди к своей Жанине.
   Хозяйка смеялась, рассказывая, как он с ней знакомился поутру. Договорились, чтобы она нам каждый вечер приносила по подносу винограда -- и дешевле, и таскать не надо с базара. Теперь каждый вечер все четверо, сидя у телевизора перед сном, наедались не только животом, но и глазами. По вечерам я вызвалась готовить помидорный салат. Лук, укроп, петрушку, базилик, перец рвала без ограничения у хозяйки, по стоимости это не было дополнением к винограду. Валера вечерами упражнялся с чачей. По утрам -- булочки с кофе, чаем, молоком, так что обедали только днём на берегу, на рынок ходили только за дынями и помидорами.
   Совсем рядом был небольшой детский парк с каруселями, который мы обнаружили в один из пасмурных дней, поэтому частенько туда стали захаживать после столовой. Там в бассейне с фонтанами плавали настоящие золотые рыбки, довольно крупные, чего бы мы нигде и никогда больше не увидели. Удивительно, но никто их до самого нашего отъезда не выловил. Сестричка звала на экскурсии, которых было множество, но они все были очень длительные, и я не решилась на них отправляться с ребёнком, а они два раза съездили. А мы, насмотревшись за первые дни самолётов, которые пролетали над пляжем прямо над нашими головами каждые десять минут, по желанию сыночка отправились в аэропорт, где провели целый день, удовлетворяя возникшее любопытство. Да все четверо нагулялись в Сочи в парке "Ривьера", посетив все его заповедные местечки. Николка умел уже отличать пальмы от кипарисов, дубов, орешника, листья винограда от листьев киви, все эти разновидности мы собирали и засушивали в новых интересных книжках.
   - Дядя Валера, прокати меня на водном мотоцикле, - который день настаивал сын.
   А тот и сам давно бы радёхонек побороздить по воде на таком, и вот всё-таки собрался, взял с собой документы на право вождения, и мы отправили их на десять минут возбуждать морскую поверхность. А они, видимо, ещё сумели меж собой договориться и атаковали нас с сестрицей, уговаривая съездить в Сухуми в обезьянарий, пришлось согласиться. Не зря съездили, очень понравилось.
   Сын вскоре стал чернёхонький, как головёшка, да и мы тоже наслаждались и морем, и солнцем, уже не боясь обгореть. Конечно, нафотографировались и в бамбуковой роще, и с крокодилом, и с попугаем больше Николкиного роста, и с неграми в костюмах папуасов, бродящими по пляжу студентами в поисках развлечений и заработка, и так далее. Зять настоял, чтобы все фотографии были коллективными, за исключением некоторых только.
   А однажды, через минуту после заката, нас пригвоздила к месту внезапно появившаяся Луна. Она была так низко, прямо над нами, огромная, как живая, и, словно из прожектора, она выпустила на пляж свои белесые струны, очерчивая чётко границы берега и небольшую дорожку на море. Установилась полнейшая тишина, исчезли смех, шум воды, музыка в прибрежном кафе. Всё в этом круге, и люди, и камни, и постройки на набережной были облиты серебром, даже глазами друг на друга мы смотрели серебряными. Все, как под гипнозом, сидели и смотрели на это серебряное окружение, и на Луну, и на серебряные струны, связывающие нас с ней. Длилось это часа полтора. С пляжа никто не уходил. Нам просто повезло, что пришлось испытать это навязчивое завораживающее состояние. Больше этого никогда не повторилось.
   Но отпуск подходил к концу. Мы, как всегда, не могли насмотреться на закат солнца, который каждый вечер был разным. Завтра мы его уже не увидим. Исполнили всем известный ритуал -- бросили в море монетки, загадав желание, чтобы ещё раз сюда вернуться. На поезд мы шли с сумками в руках и зубах, даже у Николки в двух руках. Один огромный пакет винограда, сумки с продуктами в дорогу, Валера с Валюткой везли с собой пятилитровую бутыль коньяка плюс один литр чачи. Я купила себе трикотажный халат, прекрасный тёплый пуховый свитер, сыну -- тёплый жилет, пышный свитерок и кожаные сапожки, так как он приехал в одних сандалях. Наша поездка на двоих вместе с покупками обошлась в двести десять рублей -- три месячных зарплаты технички.
   Первый день до вечера ехали рядом с морем, Николка не отрывался от окна и махал, и махал рукой абсолютно всем, остающимся на перронах, будто это его все провожали.
   - Мама! Дядя Валера! Смотрите! Нам даже с берега машут, - кричал он от восторга, когда поезд проходил совсем рядом с морем.
   - Так это же наши, уральцы купаются, они же видят, что мы домой возвращаемся, - пояснял зять, - может и они вот так же через три дня на этом же поезде домой поедут.
   А под вечер он привлёк внимание всех к карте:
   - Вот на этой станции мы распрощаемся с морем и сделаем поворот на восток, к нашему Уралу. Николка, покажи-ка всем, где наш Свердловск, помнишь ещё?
   И тот, наконец-то, оторвался от окна и стал искать знакомое название.
   - Откуда мы уехали?... Правильно... Так где Урал?
   Тот водил по карте пальцем, ещё надеясь на подсказки.
   - Холодно. Холодно. Так, уже теплее, ещё теплее, - намекал зять.
   - Вот. Вот Свердловск! Нашёл! Нашёл! - Радовался сынок.
   - Молодец. Видишь, а вот это Урал, горы -- они на карте коричневые, Уральские горы, наши горы. А где мы сейчас едем?
   Сын торопливо вернулся к морю:
   - Где-то здесь.
   - Правильно. Прямо перед поворотом. Какая станция на карте?
   - Джубга, - еле выговорил сын.
   - А теперь иди посмотри по расписанию, во сколько она будет.
   Через полчаса только на миг удалось увидеть далеко уже море.
   - А почему мы всё ещё не поворачиваем? - Следовал вопрос.
   - Ещё немного и повернём. Понаблюдай за солнцем, сейчас оно над морем, слева от нас, на западе. А через некоторое время будет сзади поезда, значит, повернули уже. Железная дорога не делает резких поворотов, но увидеть можно будет, если выйти из купе и смотреть с той стороны, с правой. Сейчас ведь ты не видишь локомотива, который нас тащит, и последнего вагона не видишь, а на повороте сразу можно увидеть и то, и другое.
   И ребёнок отправился в коридор ждать поворота.
   - Задал ты ему задачку, - смеялась я, - надо двери открытыми оставить, мало ли что взбредёт ему в голову.
   Ещё через полчаса мы все выбрались из купе посмотреть на поворот, как малые ребята, так как Николка на весь вагон кричал:
   - Вижу! Вижу! Поворачиваем! Поворачиваем!
   Наконец, все успокоились -- к родному дому повернули всё-таки. Принялись за виноград. Проводники открыли туалеты. Вагон был уже полон. Стелили постели.
   - Мама, я наверху ещё не спал.
   - Да ради бога ложись.
   Он уснул моментально, а мне не спалось. Было очень жарко, и я открыла двери.
   - Надо же, я устала даже отдыхать, - смеялась я про себя,- но всё-таки хорошо-то как.
   Перед глазами чередовались картины закатов, поднос с чёрным виноградом, Николка на полосатом плотике в голубой воде, негры в пышных перьях, золотые рыбки в фонтане... Я лежала с открытыми глазами и смотрела, и смотрела эти картинки до самого утра.
   - Значит, всё-таки выспалась я в отпуске, - думалось мне, - раз всю ночь спать даже не хочется.
   Светало. Присела у окна, открыв шторку, в коридорное окно уже вставало солнце, а в вагоне все спали. Захотелось есть. Нарезала хлеба с колбасой и пошла за кипятком, так как проводница уже давно шуршала в коридоре, растапливая титан. Напилась чаю, сходила в туалет, умылась, пока никого нет. Валера зашевелился наверху.
   - Выспался?
   - Выспался.
   - Садись сюда, я на твоё место залезу, не могла глаз сомкнуть всю ночь.
   - Кипяток-то уже есть?
   - Ага.
   И до обеда я хорошо поспала, никто меня не беспокоил. Я не слышала, как все проснулись, как завтракали, как болтали, ничего не слышала. А проснулась от тишины. Поезд мчался полным ходом, и, кроме стука колёс, ни одного звука, я даже испугалась, быстро перевернулась, и еле сдержалась от смеха -- все трое спали. Кто как, зять -- сидя перед стаканчиком с чачей, Валютка -- на верхней полке головой к двери с поднятыми ногами, видимо, затёкшими, Николка -- с книжкой под головой. Всех сморил дневной сон. Открыла двери, чтобы запустить свежий воздух, и лежала совершенно бездумно, слушая монотонный стук колёс на стыках рельс.
   Через час -- опять еда, болтовня и знакомства с пассажирами, игра в карты.
   - Где это ты научился так в карты-то играть? - Дивился зять.
   - Так у студентов, где же ещё-то, целыми вечерами то карты, то шахматы.
   Вечером доели виноград, горюя, что на завтра не осталось. За окном мелькали станции, города, но нас это уже не привлекало. Наверное, все, как и я, думали, быстрей бы ещё ночь пролетела, да к выходу поклажу собирать. В эту ночь спать будет легче, вагоны остыли, кое-кто уже накидывал ветровки при выходе на перрон на остановках. В дороге мы ничего, кроме мороженого, не покупали, еды было навалом, ещё к помидорам не прикасались, а их был огромный пакет. Я присела их пересмотреть, что помягче -- выложила на стол.
   - Курочку сегодня надо доесть обязательно. На завтра колбаска утром, а на вечер сыру достаточно.
   - Мама, отпусти меня на перрон, я ещё ни разу не выходил из вагона. Целых полчаса стоять будем, проводница сказала.
   - Хорошо, пойдём прогуляемся, только куртёшку накинь и капюшон завяжи.
   Вышли все, потом зять вернулся за фотоаппаратом, попросили нас запечатлеть всех вместе на фоне вывески "Свердловск -- Адлер", пока ещё не темно.
   - Да, холодно, не то, что на море, - резюмировал сынок, снимая с себя одёжку.
   А на следующее утро молча наблюдали из окна за голыми берёзками и белым инеем в низинках, пытаясь заставить себя вспомнить, что на Урале нас может ожидать даже снег. Но дневное солнце ещё радовало нас до самого вечера. Рассортировали перед сном сумки, разделили оставшиеся продукты, достали тёплую одежду.
   - Все тёплые вещи, Николка, оденешь на себя, чтобы в руках не тащить.
   Он всё аккуратно раскладывал, чтобы рано утром быстро одеться. У нас оказалось два больших тяжёлых пакета, в одном остатки еды, в другом наши обновки, а ему я вручила только рулончик, в котором у нас были плотно свёрнуты южный двухметровый камыш, ветки молодой пальмы и большой красочный календарь на следующий год. Сестричка с зятем вышли у себя на станции, а мы через час должны добраться до Свердловска. Николка уже не спал и в окно, залитое дождём, махал им рукой.
  
  
   х х х
  
  
   Прибыли в четыре утра. Автобусы и трамваи ещё не ходили, и, чтобы не терять время, поехали на такси. Сегодня понедельник, двадцатое сентября, сыну в садик, мне на занятия. Разбудили вахтёра своего, он открыл студком, я взяла запасные ключи, и поднялись в свою комнату.
   Вода вместо горячей была тёплая, но этого было достаточно, чтобы хорошо умыться с дороги.
   - Спи, сынок, почти три часа ещё до садика. Я разбужу.
   - Мама, погладь мне спинку.
   В комнате было тепло, значит, отопление включили. Я гладила его и смотрела на чёрное тельце в белой футболке с морским рисунком и таких же трусиках, на вьющиеся светло-русые волосы, отгоревшие сверху, и длинноватые почти до плеч, два месяца почти не подстригались. Потом погладила ему белую рубашку, приготовила шерстяные чёрные шорты, белые носочки, чёрные тёплые гамаши, жилетку, свитер, поставила рядом с кроватью новые сапожки с шерстяными носками и пакет с сандалями и большой ракушкой, в который, подумав, добавила новые книжки для показа ребятишкам в садике. Собрала себе для занятий ручки, тетрадки, вымыла волосы, и отправилась к своим однокурсницам. Пол у них в подъезде был только что вымыт, значит, Вика на ногах. Тихонечко вошла в приоткрытую дверь.
   - Вика! - Шёпотом позвала я.
   - Ой, Лизавета, - она вывела меня в коридор, чтобы не разбудить подружек. - Приехала?
   - Ага, только что. Всё нормально?
   - Всё нормально. Загорела-то как! - Восхищалась она. - Что глаза, что лицо -- одного цвета. Волосы совсем белые стали.
   - Какие лекции сегодня, не скажешь? И за ключами я.
   - Так сегодня никаких. С завтрашнего дня учиться начинаем.
   - Да ты что! Как хорошо, - обрадовалась я, - тогда дай ключи, а об остальном днём поболтаем.
   - Нам всем сегодня ещё на работу. Сказали, что пораньше отпустят в последний день, может до обеда, - сообщила она, вынося ключи.
   - Вика, я дома буду. Как закончите, приходи ко мне.
   - Ладно.
   - Ну, пока.
   Я, довольная свободным днём, отдала вахтёру запасной ключ, который он при мне водрузил на место.
   - Никому пока обо мне ни слова, дай отдохнуть денёк, - наказала я ему.
   - Слушаюсь, - откозырял он, смеясь.
   - Провожу сыночка, приберусь, схожу в магазин за продуктами, приготовлю поесть, разберусь с дебетом-кредитом -- всё успею за день.
   - Сыночек, - начала я тихонько, - надо вставать.
   Он быстро открыл глаза, потянулся, полежал одну минуту, и стал одеваться.
   - Дождь всё ещё идёт?
   - Да, мелкий, холодный.
   - Это не юг, это Урал, - готовил он себя к выходу.
   - Да уж. Поспал хоть немножко?
   - Ага, выспался.
   - Я приготовила в пакете подарок для садика -- большую ракушку. Правильно?
   - Да, так договаривались.
   - И положила новые книжки твои, просто показать ребятишкам, может воспитатели почитают детям, может в других группах даже. У нас ведь здесь таких не продают. Скажешь, что мама разрешила только на три дня. Ладно?
   - Ладно.
   - Что поешь?
   - Эх, винограду бы сейчас, - засмеялся он.
   - Кекс у нас с дороги остался, сыр и помидоры. Чай горячий.
   - Я, наверное, кекс с чаем.
   - Ну давай садись. Накинем-ка на белую рубашку полотенечко. Я приду за тобой после полдника. А сейчас с утра нам надо сначала к врачу зайти, поэтому чуть пораньше выйдем.
   - А какой у нас сегодня день?
   - Понедельник сегодня, двадцатое сентября.
   - К бабушке, значит, только через пять дней поедем?
   - Даже не знаю точно, через пять, или через шесть, у нас сегодня только первое занятие, будем в субботу учиться, или нет, ещё не знаю.
   Захватив зонтик, вышли на улицу. По всем аллейкам со всех сторон уже шагали люди, все в одну сторону, в сторону учебных корпусов.
   - Сынок, на перемену климата организму требуется обычно дня три. Прошу тебя, шапочку на ушки поглубже натягивай, когда на прогулку пойдёте, не дай бог сопли появятся.
   - Нет, если дождь, нас на улицу не отпустят.
   Он старательно обходил все лужи, встречающиеся на пути.
   - А платочки ты мне во все карманы положила?
   - Во все. У нас только футболка, трусики, и брючки остались не подписаны, вечером вышью на них букву "Н". Вот и садик, нам в соседнее крыло.
   - Здравствуйте, - вперёд меня сказал сын.
   - Здравствуйте. К нам что, новенькие? - Нарочито серьёзно начала тётя врач.
   - Нет, мы старенькие. Вера Васильевна, вы что, меня не узнаёте?
   - У нас негритят ещё не было, - улыбалась та.
   - Теперь будут, - понял он шутку.
   - Николка, ты что ли? - Продолжала она игру.
   - Вы правда меня не узнали? - Довольный спрашивал он.
   - Да как же тебя узнать-то, был беленький, стал чёрненький. Или не умывался давно?
   - Сегодня умывался, проверяйте.
   - Ну раздевайся, буду проверять. С какого числа вы у нас не были?
   - Мама, с какого? - Смотрел он на меня.
   - С двадцать седьмого августа.
   - На что жалуемся?
   - Ни на что не жалуемся.
   - А зачем пришли?
   - Не знаю, - смотрел он на меня.
   - А я знаю, - говорила врач, - если вас долго не было, то я должна тебя полностью осмотреть. Где вы отдыхали?
   - В Адлере.
   - В море купались?
   - В море.
   - А как море называется? - Продолжала она, осматривая его с ног до головы.
   - Чёрное море.
   - Оно правда чёрное?
   - Нет, вода голубая, а на карте -- синее, значит, очень глубокое.
   - Что ещё интересного видели?
   - Негров настоящих.
   - Правда? - Обратилась она ко мне.
   - Да, это так, - отвечала я, - настоящих негров. Вот напечатаем фотографии, принесём покажем.
   - Давай-ка я теперь тебя прослушаю. Дыши глубже, ещё, ещё глубже. Теперь не дыши. Так, горлышко посмотрим. Теперь одевайся и вставай к линеечке, узнаем, на сколько ты у нас вырос за отпуск.
   - На сколько? - Интересовался он.
   - Сейчас сосчитаю. На шесть сантиметров. Теперь вставай на весы.
   - На сколько? - С нетерпением спрашивал он.
   - Маловато, всего на один килограмм, но это не страшно, даже хорошо, ты ведь не лежал, не спал, не одной едой занимался. Бегал, купался, наверное?
   - Так целыми днями только и купался, да по экскурсиям ходили. Сидели, только когда на закаты смотрели.
   - На какие закаты?
   - Ну, когда солнце за море закатывается.
   - Красиво, наверное?
   - Очень красиво, даже во сне сегодня приснилось.
   - Что ж, отправляйтесь в свою группу. Рассказывай всем ребятам, что видел.
   - Так я же с собой даже книжки привёз, здесь таких не продают. Только посмотреть, потом заберу домой, мне ещё самому некогда было ладом почитать.
   - Ты читать умеешь?
   - Умею.
   - Ну-ка, прочитай, что здесь написано? - Протянула она ему. - Вот это слово.
   - Справка, - прочитал он сначала про себя, потом вслух.
   - Да, это справка о том, что ты совершенно здоров, отдашь её воспитательнице.
   - До свидания, Вера Васильевна, - не забыл сказать он.
   Мы зашли в свою группу немного с опозданием, он быстро разделся в своём шкафчике, накинул сандали, и с пакетом вошёл в соседнюю игровую комнату. Я только в приоткрытую дверь смотрела, как его обступили со всех сторон. Воспитательница вышла.
   - Здравствуйте, Елена Николаевна.
   - Здравствуйте.
   - Я там ракушку положила, как могла выскоблила, на солнце неделю сушила, много раз кипятком ошпарила, но посмотрите ещё раз сами, мало ли что.
   - Хорошо. Отдохнули-то как?
   - Да что говорить-то, прекрасно, слов нет. Николка сам всё расскажет. Побежала я, пора мне.
   - Ну бегите, бегите, разберёмся без вас.
   Зашла в магазин, набрала продуктов, сходила ещё раз за арбузом. Прибралась в комнате, на тумбочку между кроватями поставила огромный букет, молодые веточки пальмы тут же раскрылись, а в середине -- пышные ветви золотисто-светлого южного камыша. Пусть пока насытятся водой, а потом сухим стоять будет, на целый год хватит напоминаний о южном климате. Приготовила еды на два дня, перебрала одёжку, и легла полежать. Нечаянно заснула.
   Вика задела за плечо. Рассказала новости. Оказывается, в группе одна девочка вышла замуж за лето и уже беременна. Принесла расписание занятий, в субботу две лекции до двенадцати часов. По студкому всё нормально.
   - Санэпидемстанция на этой неделе должна быть.
   - Понятно, я помогу тебе.
   - Не надо. Штрафников хватает. Я тут ещё нелегалов ваших к уборке привлекла, они были не против, за два вечера вылизали весь средний отсек.
   - Молодец. Сама-то как лето провела?
   - Отдыхала, отъедалась, видишь, даже растолстела, - смеялась она, - а букет у тебя шикарный, прямо украшение всей комнаты.
   - Вика, а я ведь все три месяца летом работала.
   - Да ты что! Где?
   - В стройтресте. Сначала месяц диспетчером в транспортном цехе, а потом два месяца в плановом отделе управления.
   - Молодец. И на море съездить ещё успела. Завидую я тебе, а я пролентяйничала в своей деревне. Ой, забыла совсем, тебе там извещений куча пришла.
   - Каких извещений? - Испугалась я.
   - Денежные переводы. Я сходила на почту, сказала, чтобы обратно не отправляли, что ты на каникулах. Сейчас сбегаю принесу.
   Оказывается, я теперь должна буду ежемесячно получать алименты, а первые два перевода были аж за четыре месяца. Я вспомнила, как при разводе сказали "с момента подачи заявления". Сунегина стало жалко, первые платежи были по пятьдесят процентов из зарплаты, то есть он всё лето "лапу сосал".
   - Надо будет заехать к нему, сына загорелого показать, - засмеялась душа моя, - да, прямо в эту субботу, пусть пообщаются пару часов.
   Получалось, что это его денежки мы на южные радости-то истратили. Позвонила Валютке, сказала, что приедем к ним в субботу после обеда новую квартиру посмотреть, уточнила адрес. Боже мой! Не поверила своим ушам -- прямо с другой стороны ресторана, то есть напротив мужа.
   - Чтобы фотографии были готовы к субботе. Поняла?
   - Валера уже плёнки проявляет, сказал, что завтра напечатает, а то послезавтра ему на работу уже, некогда будет.
   - А тебе когда на работу?
   - Я только со следующего понедельника. У меня ж ещё отгулы были.
   Вечером ели арбуз. Николка без остановки рассказывал про свой детсад. Я поделилась с ним своими планами, сказала, что в субботу после обеда поедем за фотографиями, что надо зайти к отцу показаться, вдруг ему там скучно, а уж потом ночевать к бабушке. Обратно привезём большую сумку свежей картошки с морковкой.
   - Пойду к Антошке поиграю. Ракушки покажу.
   - Иди.
   Я сводила дебет с кредитом. На сберкнижке восемьсот рублей, то есть десятимесячная зарплата. Проживание с ребёнком у нас получается на шестьдесят рублей в месяц. Значит, на зарплату технички мы будем жить и впредь, а стипендия остаётся свободной, плюс алименты, плюс с нелегалов. Я решила, что денежки мне через год могут очень понадобиться, или через два года, когда окончу институт, к тому времени надо будет и одежду обоим новую, и обувь.
   - Всё -- копим денежки.
  
  
   х х х
  
  
   Спустилась вниз к коменданту.
   - Здравствуйте, Свет Акимыч, - присела к стенке, улыбаясь.
   - Здравствуйте, Елизавета Николаевна. Когда начнем работать?
   - Вы о чём?
   - О студкоме.
   - Так ведь студком работает. Заседания проводились. К визиту санэпидемстанции подготовились, все бытовочки -- с хлорочкой, панели -- с порошком, даже газета с летними фотографиями свеженькая висит. Я всё проверила. Днём студенты на вахте дежурят. Недостатка в штрафниках нет. Всё ведь в порядке.
   - Когда же успела всё рассмотреть-то?
   - Так целый день только разглядыванием и занималась. Завтра у нас учёба начинается, последние приедут. Студком, как всегда, проведу в четверг.
   - Ох и хитрая ты, Лизавета.
   - Что, придраться не к чему, Свет Акимыч? - Улыбалась я.
   - Ещё бы вот первокурсников после колхоза расселить, - озаботился он.
   - Да к порядку бы их ещё к нашему быстро приучить, - добавила я, вздохнув.
   - Как там море-то Чёрное? - Наконец, расслабился он.
   - Слов нет, прекрасно! Каждый день, как картинка. Вы были когда-нибудь на море?
   - Нет. Мне загорать с детства не рекомендуют.
   - Вам нельзя, так детей бы отправили.
   - Так они ведь все такие же уродились, - смеялся он.
   - Можно ведь не обязательно на юг ехать, можно на Балтийское, можно просто по экскурсионным путёвкам.
   - Везде можно. Так некогда ведь. И трое ведь учимся, Лизавета!
   - Вы какой курс начинаете?
   - Четвёртый.
   - Последний?
   - Нет, у заочников на год больше учёба длится.
   - Свет Акимыч, а когда вы сессии сдаёте? Никак что-то я не могу заметить.
   - Эх, Лизавета, Лизавета, я так всем преподавателям уже мозги запудрил, они меня как облупленного знают, что сессии автоматом идут по всем предметам, лишь бы я иногда занятия посещал, да домашние задания с курсовыми делал. Слава Богу, голова у меня ещё варит. Выкручиваюсь, как могу.
   - Бог даст, всё у нас с вами получится. Пройдут и эти трудные времена.
   - Поскорей бы.
   - Время не обгонишь.
   -Здравствуйте, - Халида стояла в дверях, широко улыбаясь.
   - Вот, ещё одна заочница явилась, - молвил комендант.
   - Как "заочница"? - Недоумённо переспросила я.
   - Вот так! Заочница! - Кокетничала она. - Можешь поздравить меня, я зачислена на первый курс экономического факультета.
   - Когда?
   - Так месяц назад.
   - Так ты же в это время в отпуске была.
   - А я заочно зачислена, - хохотала она, - будешь мне теперь задачки решать.
   - Господи, сколько я всего нового-то за час с небольшим узнала, - продолжала я удивляться. - Ладно, Свет Акимыч, с завтрашнего дня по вечерам я дежурю в студкоме. Пойдём, Халида, к себе, поболтаем.
   Она, как всегда, использовала свои разносторонние связи, в данном случае проректорские, легко обошла все препоны с зачислением. Только, видимо, одного не понимала пока -- что ей надо будет учиться. Самой учиться. Самой!
   - А мой начальник сказал "лишь бы ты училась", а сколько лет я буду учиться, это неважно, хоть десять, хоть двадцать лет.
   Я не стала брать в свою голову заботу о поверхностной Халиде, у меня своих забот хватает. У меня вполне определённые цели, и первая из них -- успешная учёба до окончания института.
   И вот он, наш корпус экономическо-финансового факультета, знакомые коридоры, аудитории. Я разглядывала расписание занятий. Как всегда, первый семестр по восемь часов в день, но общих дисциплин уже не было, кроме математики, началась специализация -- экономика, бухгалтерский учёт, отрасли народного хозяйства, финансы, банковская система, эстетика, психология... Другие преподаватели, другие задачи, другие требования, больше конкретики. Самостоятельный выбор рефератов, курсовых работ, коллоквиумы. В первый же день по начатым дисциплинам все под диктовку записывали планы домашних заданий... нет! ...не на завтра!... Не к следующему занятию!... А на весь семестр, по их результатам и будут оцениваться наши знания. Детально расписаны конечные сроки по всем самостоятельным заданиям. Раньше сдал -- свободен! Мне это нравилось. Осталось только справиться.
   После летнего перерыва все стали другими, с интересом переглядывались друг с другом, улыбались. Четыре группы на потоке, примерно по двадцать пять человек. В перерывах между лекциями кучковались со своими. Из нашей группы в это лето работали уже пять человек, каждый рассказывал о своём. Мы больше всего общались, как всегда, староста Валя, комсорг Иринка, я, да две девочки, одна из учебной комиссии факультета, другая -- наш профсоюзный лидер, именно эта пятёрка училась без троек и сдавала досрочно все экзамены. Решили поддерживать и помогать друг дружке и впредь.
   Вечером сидела в студкоме и разбирала документы по первокурсникам и свободным комнатам, списки в этот год были больше, чем в прошлом, видимо, отличников на вступительных стало больше. В средний отсек заселились четыре новых преподавателя -- ещё минус четыре комнаты.
   - Свет Акимыч, - предложила я ему перед сном, - а что если нам в большие двухместные, с перегородками которые, по третьей кровати поставить для первокурсников. Также кровати от преподавательского отсека стоят, целую комнату занимают.
   - Можно, конечно, я ещё в прошлом году задумывался об этом, но как-то не осмелился.
   - Санпед вот пройдёт завтра, и займёмся. Можно нелегалов вместе поселить по трое.
   - Нет, нелегалов вместе селить нельзя, заметно очень, пусть со своими протеже вместе живут, лучше, если они по всему общежитию разбросаны будут. А вот первокурсников в большие двухместные -- это вполне допустимо, тут нормы проживания подходят. А оставшиеся кровати можно поплотнее в маленькую бытовку составить, вёдра с тряпками, да метёлки с лопатами под лестничные площадки уберём. Целая четырёхместная комната освободится. Хорошо, так и сделаем.
   - Лизавета, там тебе извещение лежит, - сказал вахтёр.
   - Спасибо, всё время забываю почту смотреть. Итак, переводы мне будут приходить после двадцатого числа, знать будем.
   На следующий день на почте обратила внимание на каталог подписки на следующий год, решила выписать себе Строительную газету с нового года, надо вникать в суть отрасли.
   Вечером -- первое заседание студкома:
   - Всем здравствуйте. Поздравляю всех с началом учебного года. Итак, готовим планы работ на год, отдельно на первый семестр, как всегда. Санкомиссии -- не забыть первым пунктом включить собрание первокурсников для ознакомления их с порядком проживания, можно разделить по факультетам, чтобы без толчеи в красном уголке прошло, цивилизованно, так сказать. Административной комиссии так же включить в свои планы, на этих же собраниях познакомить новоиспечённых студентов с требованиями и порядками, установленными студкомом при возникновении споров со всеми службами института и между собой. На этих же собраниях выявить активных необходимых нам талантливых ребят, редколлегия -- воспользуйтесь собраниями и так же включите в свои планы работ. Второе, в студкоме теперь будем дежурить по очереди, Валера, согласуй с каждым график, чтобы каждому удобно было. Меня в этот график не включать. График должен висеть и здесь в кабинете, и в красном уголке с указанием фамилии, имени, номера комнаты и названия факультета. При затруднениях подменяйте друг друга, но чтобы я это знала. У меня всё. Вопросы, предложения, идеи новые будут?
   - Да нет, всё понятно.
   - Срок на составление планов -- неделя. Да, ещё, чтобы нашло отражение общее собрание студентов в конце октября по довыборам и перевыборам. Валера, на тебе потом составление общего плана работы студкома, имей ввиду.
   А Свет Акимыч целых два дня таскал с ребятами кровати. Сколотили под каждой из трёх лестничных площадок полочки для вёдер, лопат, метёлок, прочего хозинвентаря. Вика вымыла освободившуюся из-под кроватей комнату. Кровати-то составили, а матрацы не входили, и комендант решил, что можно некоторым, в том числе и своим, положить по два матраца на кровать. Теперь и у нас с Николкой постели стали повыше и помягче.
  
  
   х х х
  
  
   В субботу на электричке ехали за фотографиями. Нас уже ждали, накормили тортом, потом рассматривали кипу с фото и вспоминали, вспоминали, и вспоминали каждый день отпуска нашего южного. Разделили, часть оставили Валютке с Валерой, а свои завернула в пакетик:
   - Николка, собирайся, погостишь у папы два часа, покажешь фотки, расскажешь, как отдохнули, а в три часа я буду ждать тебя под окном на лавочке, поедем к бабушке. Если папа попросит, то оставишь ему одну или две фотки. Ладно?
   - Ладно.
   Я проводила его до квартиры. Он сам свободно достал до звонка.
   - Коля? - Услышала я удивлённый голос бывшего мужа, - Ты с кем?
   - Я один. Мама проводила.
   - Ну заходи. Раздевайся.
   - Слава Богу, голос спокойный, не пьяный. - И я тихо ушла к сестрице.
   - А вы к маме-то не собираетесь?
   - Собираемся. Вон сколько барахла лишнего приготовили отвезти. В три часа вместе и поедем.
   - На автобусе? - Удивилась я.
   - Нет. На мотоцикле все уедем. Вы с Николкой-то в коляску легко ведь войдёте.
   - Нормально. Николке понравится.
   Квартира у них была большая, комната двадцать четыре квадратных метра, на солнечной стороне, плохо, что на первом этаже, поэтому без балкона. Но они были в ней счастливы, а это главное в молодой жизни. Сестрица была очень ласковая, да и он был с ней учтив, и сам по себе деловой. Он и готовить каждый день не стеснялся, и кофе в постель по выходным приносил. Она больше за чистотой следила, стирала да мыла.
   В три часа подъехали. Валютка, она очень любопытная.
   - Сиди, - остановила она меня, - я за ребёнком схожу. Посмотрю, как он там, муженёк твой бывший, интересно ведь.
   Её долго не было. Зять уже занервничал, когда она догадалась подойти к окну на кухне. "Иду, иду" поняли мы по подаваемым знакам.
   Было прохладно, но дождя не было, и мы с ветерком, как говорится, подъехали к родному дому. Нюра со своими были уже здесь. Полчаса обнимались и целовались, радуясь встрече. Наконец, усевшись в большой комнате, начали рассказывать, как отдохнули. Опять фотографии, потом домашние новости.
   - Николка, расскажи, как папу-то попроведал? - Искрилась Валютка.
   Он вопросительно посмотрел на меня.
   - Что хочешь, расскажи, - ответила я на его молчаливый вопрос.
   - Сестрёнка у меня есть. Женя. Совсем маленькая ещё. Только что родилась.
   - Сестрёнка? - Удивлённо переспросила мама.
   - Да. Беленькая вся.
   - А фотографии-то показал? - Направилась я ему на выручку.
   - Конечно, мы на кухне смотрели, я про всё рассказал. Даже две подарил.
   - Молодец, - похвалила я.
   - Максимка, - отделался он, наконец, сам от вопросов, - а тебе какие подарить? - Они отошли от нас к столу.
   А мы пошли на кухню, за столом слушали продолжение.
   - Знаешь, дорогая сестрица, - обратилась ко мне Валютка, млея от удовольствия, - его жену зовут, не поверишь -- Лиза!
   - Господи! - Изумилась я. - Не мог что ли другую-то найти?
   - Видно, судьба у него такая, - включилась в разговор мама, - два раза повезло мужчине.
   Я ничего не хотела больше слушать и пошла в огород, пусть без меня болтают языками. Мне до глубины души было жалко ещё одну женщину, которой придётся обслуживать и воспитывать бывшего мужа. "А может она не такая, как я, и справится? Может и он вынес какие-то уроки из прошедших десяти лет? Дай-то бог, чтобы всё так и было".
  
  
   х х х
  
  
   Закончились колхозные работы. Заселяли первокурсников, Свет Акимыч работал днём, я сменяла его после занятий до ночи. Впереди -- октябрь. Халида смеялась вечером, разложив по всем предметам на столе вопросы для курсовых работ по заочному обучению. Читала названия тем по каждой дисциплине и смеялась:
   - Лизавета, и с чего я должна начать?
   - Ты уже месяц назад должна была начать, - сердилась я, - Свет Акимыч вон по утрам четвёртый год ходит заниматься. Возьми себя в руки, не поздно ещё, хоть парочку предметов выбери, да походи три-четыре раза в неделю. Заочники ведь помалу часов занимаются. Скажут, какие учебники взять, на вопросы отвечают, помогают, наверное. С преподавателями познакомишься. Вечера-то ведь у тебя свободные. Начнёшь, тебе самой понравится. Рядом ведь совсем.
   - Придётся и правда сходить, показаться. Задание получить.
   - Завтра же чтобы пошла. Тогда может и я чем смогу помочь.
   В середине октября на факультете я опять внимательно всматривалась в список мест распределения для четверокурсников. Сначала просмотрела, в каких отраслях предоставляется жильё -- почти что во всех. Начала проверять чисто строительные организации, оказалось, что только высокооплачиваемым должностям. Снова пошла взглядом по жилью -- точно так же, во всех отраслях жильё предоставляли только высокооплачиваемым, остальным -- общежития. В Свердловске тоже только общежития.
   - Неужели мне предстоит в будущем году выбирать именно должность, а не организацию и не город, где я буду работать? А если мне не справиться потом на должности начальника планового отдела, или на должности главного бухгалтера, или начальника финансового отдела? Это будет для меня настоящим ударом. Что бы ни говорили, но даже после четырёх лет учёбы выпускники мало что смыслят в реальной жизни предприятий. Неужели на предприятиях нет собственных кадров для таких должностей? Может эти предприятия не достаточно хороши, раз там нет своих желающих? Почему у таких возникают проблемы с кадрами? Эти вопросы я должна выяснить. С кем? Кто мне может на них ответить? У кого есть подобный опыт? Свет Акимыч? Завтра же с ним поговорю. И с четверокурсниками, пока не разъехались, надо пообщаться, узнать, как они себе выбирают места в распределении.
   В студкоме дежурил второкурсник Вадик Воробышков. Фамилия соответствовала его внешнему виду, но в этом молодом невысоком парнишке было столько энергии и масса идей, кроме того, он притягивал к себе, как магнитом, абсолютно всех. Он никогда не был один, вокруг него всегда толпились студенты. Вот и сейчас двое его однокурсниц что-то бурно обсуждали.
   - Я не помешаю вам?
   - Мы только на минутку забежали, - тут же распрощались они.
   - Вадик, скажи, ты ведь работал до поступления в институт?
   - Да. Три года.
   - В армии что ли не был?
   - Не был. По зрению не взяли. Я с рождения в очках.
   - Может ты мне подскажешь, вопрос меня не пустой мучает.
   - Если смогу, - развёл он руками.
   - Как ты думаешь, почему руководители предприятий ищут себе на высокооплачиваемые должности студентов? Неужели у них нет своих желающих уже с опытом работы, например, начальника планового отдела, финансового отдела, главного бухгалтера? Вот ты учишься на экономфаке, почему именно здесь? И куда ты хочешь по распределению?
   - Лизавета, ты так много вопросов задала, я не многим больше тебя знаю. На экономфак я пошёл, потому что это интересней, чем бухгалтерия. Я ведь бухгалтером работал.
   - Ты -- бухгалтером? - Удивилась я.
   - Да. Представляешь, в нашем небольшом посёлке всего одно предприятие, работать негде. Бухгалтера все старёхонькие, но места свои никому не уступают, вот директор и решил в качестве личного эксперимента разрядить моим присутствием эту бухгалтерию. Я почему-то сразу не смог отказаться, так три года и проработал, работа, она ведь затягивает. Сюда я два раза поступал, первый раз не прошёл по конкурсу, вернулся снова в бухгалтерию. Но главбухом я ни за какие деньги не пойду.
   - Почему?
   - Во-первых, я умнее любого главного бухгалтера, - смеялся он, - это я сейчас так думаю. А самое главное, знаю, что из всех руководителей только главбух и начальник планового отдела подчиняются лично директору. А директор -- единоначальник всего предприятия, он крутит ими, как хочет, как правило, своим авторитетом, даже принуждением заставляет коверкать фактические данные. Я насмотрелся на своего директора, я к нему никогда не вернусь. Если начальник планового ещё подчиняется как-то вышестоящей, то главбух у такого директора просто остаётся во всём виноватым. И кто поумнее с опытом, никогда не пойдёт на эту должность, вот и ищут неопытного студента, который через год-два сбежит, чтобы с ума не сойти, или будет бестолковым орудием в руках самоуправца, связанный жильём.
   - Вадик, ты меня так напугал. Неужели это правда?
   - Правда. Это чистая правда. Я на это три года смотрел своими глазами.
   - Но ведь не все же такие директора?
   - У хорошего перспективного директора всегда должны быть свои кадры в запасе. Всегда! Конечно, проблем всегда много на любом производстве, но у нормального директора главбух и начальник планового, да и начальник любой службы являются его помощниками, подсказчиками, сообщниками, а не беспринципными исполнителями его указаний. Если директор среди своих пользуется уважением, то предприятие и работает успешно.
   - А ты кем бы стал после распределения?
   - Только директором, - смеялся он.
   - Директором! Без опыта?
   - Шучу, конечно. Я бы для начала выбрал простого экономиста. Потом бы чуть-чуть на заочном подучился и выбрал бы себе производственную сферу, а под старость стал бы финансистом в банке.
   - У тебя всё расписано, вижу, по мелочам до старости. Молодец. А я совсем об отношениях подобных ничего не знаю, боюсь впросак попасть.
   - Надо просто определить для себя, или воевать, быть бойцом, может даже хитрить, но ни минуты не спать спокойно, или жить спокойно, наслаждаться всеми прочими прелестями, быть рядовым работником, хорошо делать своё дело, только и всего-то. Интересных сфер приложения ума много. Вот по некоторым источникам лучше всего, если человек даже одной профессии просто время от времени меняет предприятие, например, экономист сначала в торговле, потом в больничном секторе, а потом может в аэропорту. Работа по сути одна и та же, но есть разные тонкости, смена взглядов, разное общение.
   - Ну и разговорчик у нас с тобой получился, Вадик. Очень для меня неожиданный. Поучительный. Спасибо.
   - Да не за что. Я люблю на любые темы поговорить.
   - Ладно. Пошла я во сне всё услышанное переваривать.
   Членами студкома были ещё трое с четвёртого курса, которых скоро надо будет переизбирать, так как они сразу после распределения уедут на преддипломную практику. На следующий день я пообщалась со всеми троими. Двое из них уезжали по родным городам, где жили и работали их родители, они и практику там будут проходить. Обе впоследствии выбрали работу экономистов. Родители заранее позаботились о месте их будущей работы, заранее договорились с директорами предприятий об оформлении гарантий студентам и направлении для них вызовов. У третьей девочки мама работала экономистом всю жизнь и подготовила ей место для прохождении практики в Госбанке, которому молодые специалисты пока не требовались, поэтому для начала она тоже будет работать под маминым крылышком в финансовом отделе.
   - Таня, а кто из потока у вас отправится в незнакомые города? На высокооплачиваемые должности?
   - Только те, кому больше некуда деваться. У нас вот за лето четверо замуж вышли тоже за наших студентов. Хоть и не с нашего факультета. Там ведь тоже распределение идёт. Сравнивают, выбирают, им в первую очередь жильё нужно. Институт даёт право семейным ехать вместе по любому выбору.
   - И на практику едут вместе?
   - Конечно, супруге или супругу тоже ведь надо место будущей работы там подготовить, так как один из них едет как бесплатное приложение пока. Кто-то из таких после практики привозит с собой вызов с гарантиями по определившемуся месту работы.
   - А преддипломную практику обязательно надо проходить там, куда будет распределение?
   - Вовсе нет. Её можно и у нас в институте проходить. Хоть где можно. У нас на факультете начал один молодой ассистент работать, так он себе пятерых студентов оставил, они разные дипломные пишут, а он, говорят, на этих дипломных работах себе кандидатскую делает.
   - А кто им платить будет?
   - Никто.
   - Как никто?
   - На преддипломной практике студентам никто не обязуется платить, они ж все на стипендии. Хотя многие устраиваются, но далеко не все.
   - Понятно. Спасибо, Таня, просветила мои пустые мозги немного.
   Да уж, мозги мои до сих пор на случай распределения были совсем пустые, что и говорить. Я снова стояла перед списком мест по распределению и читала, и читала. Распределение проходило по баллам. Сначала выбирали себе места те, кто набрал их большее количество, как правило, отличники. Дополнительные баллы были у тех, кто имел за время учёбы общественные нагрузки. Я знала, что за каждый год работы на выборной должности председателя студенческого комитета я заработаю полтора балла, то есть за три года получается четыре с половиной, а это уже больше, чем просто отличник без общественной нагрузки. И хоть я не была круглой отличницей, но у меня есть шанс попасть в первую десятку при распределении.
   - А если бы я вдруг заявила, что имею право отобрать себе любое место из заранее определившихся студентов, позади меня стоящих? Интересно, что бы тогда могло произойти? Конфликт? Где? В институте? На предприятии, куда приеду? Боже мой, куда меня понесло! Мне это надо?
   Но я всё-таки задала этот вопрос Сабине Сергеевне.
   - Дело в том, что институт с давних пор поддерживает связи с огромным числом предприятий на взаимных интересах. Мы готовим им кадры, а предприятия нас и финансируют частично, и работы строительные выполняют, и мебелью обеспечивают, и многое другое. И, конечно, конфликтные ситуации никто не одобрит, здесь дело коснётся не только факультета, а выйдет за его пределы, всё будет решать уже ректор.
   Я поняла бессмысленность такого варианта развития событий. Сабина показала мне вывешенный список, но уже с примечаниями, более половины которых было уже заполнено фамилиями студентов. Глаза мои рассматривали теперь только пустующие строки. Остался только один начальник планового отдела, четыре главных бухгалтера, остальные -- простые финансисты и бухгалтера на предприятиях, причём все не в близлежащих городах, были даже посёлки, и даже деревни с жильём на съёмных квартирах.
   - Так вот что мне предоставит институт через год! - Я впала в прострацию. - Зачем я стараюсь учиться? Зачем мне этот студком? Зачем мне вообще институт? Мне нужна спокойная жизнь. Мне, оказалось, вообще надо быть просто техничкой. Но не здесь, не в этом сгустке интеллектуалов, не в этом общежитии, не в этом городе, не в этой суете.
   Мне стало вдруг так тесно в четырёх стенах. Мне было тесно в студенческих аудиториях, в столовой, даже на асфальтовых дорожках среди белого только что выпавшего снега. Меня задевали, обгоняя, и я стряхивала с себя их прикосновения. Со мной здоровались, я не хотела им отвечать. Мне улыбались -- все казались чужими.
   Ночью мне снился огромный муравейник, а рядом с ним несколько крохотных муравейничков. Я сидела на пригорке и рассматривала их. Огромная куча шевелилась передо мной, чёрная куча. А вокруг до самого горизонта зеленела трава, шелестели низкие берёзки, синее небо над головой. Спину грело горячее солнце.
   Утром, когда открыла глаза, голова была необычайно спокойна, видимо, неделя тяжёлых раздумий ей надоела.
   - Мама, посмотри, какой снег валит. - Лёжа в кровати, говорил Николка. - Ну что, встаём? - И легко забрался на широкий подоконник, подставив стул. - Снежинки-то какие крупные!
   В свете прожектора тени от идущего снега ударялись о стекло, искажались, меняли направление, даже поднимались вверх, притягивая взгляд.
   - Так это снегом завалило все мои тревоги, - думала я, - как хорошо. Тихо. Спокойно. Жизнь идёт своим чередом. Значит, и я, как хорошо отлаженный механизм, продолжаю двигаться в этом клубке, хочется мне того, или нет. Однако, пока хочется, - поняла я.
   Учёба была всё-таки интересна, видимо, потому, что у меня получалось. А некоторые даже не понимали предмета, или думали, что будут работать, там всё и узнают. Мне же нельзя оставлять всё на потом, и приходилось читать очень много разного материала, зубрить бухгалтерские проводки, запоминать номера и даты законодательных актов, различные формы управления и подчинения разных ведомств, знакомиться с юридическими документами и обязательными положениями уставов предприятий и так далее. И это только теоретическая часть, так сказать, для экзаменов, а кроме этого рефераты, курсовые, правда, давались они легко, если знать теорию и внимательно слушать на лекциях.
   В студкоме все бойко вели работу по всем направлениям, провели собрания с первокурсниками, прошли довыборы-перевыборы, красный уголок был всегда полон, редколлегия заставляла всех упражняться в конкурсах, в общем, я только успевала ставить галочки на плане работы. Все разборки я полностью повесила на административную комиссию и даже не пыталась вникать в проблемы, если ко мне лично не обращались сами студкомовцы.
   После одиннадцати вечера занималась мытьём полов в своём преподавательском отсеке и в фойе у входа перед вахтой, уходило на это не более одного часа, что давало мне стабильно семьдесят рублей в месяц. Навела ревизию в своих нелегалах, мне не хватало ещё четверых, было бы пятнадцать человек, а это ещё сто пятьдесят рублей в месяц.
   Халида всё-таки начала учиться и иногда просила что-нибудь ей порешать, чаще по математике, и я, подняв свои тетрадки за первый курс, иногда целыми вечерами занималась этой благотворительностью, не могла ей отказать.
   - Это тебе вместо обещанного ресторана, - говорила ей каждый раз.
   Сын по вечерам сам находил себе занятия, или торчал в красном уголке, или в карты играл со своими старыми знакомыми, или Антошке читал новые книжки, привезённые с юга. Сам к десяти часам возвращался и, поев, укладывался в свою любимую кровать, засыпал мгновенно.
  
   х х х
  
  
   Тренер Максим Максимыч был суховатым пожилым мужчиной. Он ко всем без исключения обращался на "вы" и только по фамилии, даже когда поправлял нашу осанку, или руку.
   - Сунегина, на этот раз вы не отнекаетесь. Готовьтесь к соревнованиям.
   - Не поеду, - твёрдо отвечала я.
   - Поедете.
   - Нет, не поеду.
   - Поймите, Сунегина, кроме вас некому.
   - Не уговаривайте, Максим Максимыч, всё равно не поеду.
   - Войдите в положение, межвузовское ведь. Четвёртый курс разъехался, а первый только после зимней сессии начнёт пополнять нас. Не хватает мне двух человек. С одной я договорился, с Потаповой, она в Свердловске на практике, а больше некому ехать.
   Я не хотела разговаривать на эту тему и молчала, продолжая стрельбу. Это моё личное желание заниматься в секции вместо физкультуры, и нечего меня принуждать.
   - Всё равно поедете, - не отступал он.
   - Нет, не поеду, - твердила я.
   А через неделю прямо с лекции меня вызвали в деканат, в кабинете стоял Максим Максимыч.
   - Знает, или нет декан, что у меня здесь ребёнок? - Мелькнул в голове вопрос. - Не должен. Я ведь только в мае оформила сына в детсад. Даже если Сабина случайно услышала это от девчонок, у ней не было причины откровенничать по этому поводу с деканом.
   - Здравствуйте, - начала я после долгого осмысления ситуации.
   - Здравствуйте, Сунегина. Догадываетесь, о чём пойдёт речь?
   - Да, - ответила я недовольно.
   - Что делать будем? - Продолжал декан.
   - Ладно, Максим Максимыч. Когда ехать?
   - Двадцатого ноября, утром выедем, вечером на третий день вернёмся.
   - Куда?
   - В Челябинск.
   - Хорошо, договорились.
   - С десятого числа тренировки каждый день в своё время!
   - Поняла. Всё?
   - Всё, Сунегина, идите, - отпустил декан.
   - Чёрт бы их побрал, - злилась я про себя. - С кем ребёнка оставлять?
   Я никак не могла перед деканом сослаться на свои семейные обстоятельства. Он вошёл в моё положение при зачислении. Ни разу не упомянул о выступлении моего бывшего мужа в разгар колхозных работ на первом курсе. Я совсем не хотела, чтобы кто-то знал о том, что ребёнок нелегально занимает место в общежитии, не хватало ещё Свет Акимыча подставлять.
   - Ну всё! Пора успокоиться. Согласилась ведь. Ничего страшного, просто надо решить ещё одну возникшую проблему -- на кого оставить Николку. Всего на две ночки.
   Пришлось опять обратиться к соседке своей закадычной.
   - Халида! Придётся тебе в няньки записаться, - смеялась я вечером.
   - Какие няньки?
   - Николку нянчить.
   - Он же большой, что с ним нянчиться-то.
   - Понимаешь, Халида, дело серьёзное на карту поставлено. Честь института.
   - Ребёнок-то причём? - Не понимала она.
   - Декан насильно посылает меня на соревнования на три дня. Не смогла я отказаться. Останешься похозяйничать? Или мне к кому-то другому обращаться? Ты здесь рядом. Проще.
   - Конечно, останусь, раз за честь института так, - хохотала уже она, - он ведь со мной легко общается.
   - Только ведь и в детсад надо проводить, и забрать вечером, ну, может покормить перед сном.
   - Не бойся, не умрём без тебя. Мне даже интересно стало.
   - Спасибо, Халида, - смеялась я. - За мной опять ресторан.
   - Ну вот, теперь точно сходим. Выведу тебя в люди.
   - Давай после сессии.
   - Никуда не собираетесь нынче?
   - Никуда не хочу.
   Вечером объясняла сложившуюся ситуацию сыну:
   - Николка, мне надо будет уехать на целых три дня и оставить тебя одного.
   - Это по учёбе?
   - Не совсем. На соревнование за честь института с командой.
   - А как ты соревноваться будешь? Бегать?
   - Нет. Мы из пистолетов и из ружей стрелять будем.
   - Стрелять!
   - Да, стрелять.
   - В кого?
   - По мишеням. Как в тире. Помнишь, в парке мы заходили в тир, стрельбу смотрели. Примерно так же.
   - Помню. Мама, возьми меня с собой! Я так хочу посмотреть, как ты стреляешь!
   - На соревнования я тебя взять не смогу, не разрешат. А вот на тренировку с собой один или два раза обязательно возьму.
   - Ладно, хоть на тренировку возьми. Я ведь только посмотреть.
   - А когда уеду, Халида тебя и в садик отведёт, и заберёт, и ночует с тобой.
   - Не надо со мной ночевать, пусть она у себя ночует, я лучше один. Не бойся, не просплю.
   - Ну, это уж вы как сами с собой договоритесь.
   - А когда ты меня на тренировку возьмёшь?
   - Так вот прямо завтра после обеденного сна и заберу.
   - Ура! - Обрадовался он. - Ура! Ура! Ура!
   - Совсем большой парнишка стал, - думала я, - и понимает всё.
   На следующий день он всю дорогу подпрыгивал около меня, пока мы не дошли до места. Сняли верхнюю одежду в раздевалке, где уже слышны были команды тренера, и тихо вошли в тир. Максим Максимыч был далеко около мишеней. У входа три стойки были заняты, четвёртая ждала меня. Сняла с Николки сапожки и поставила его на скамейку возле стенки, чтобы он мог обозревать весь зал.
   - Это ещё здесь что за чудо такое? - Грозно спросил тренер.
   - Вот, стрелка ещё одного привела, - без грамма усмешки сказала я, - вам ведь не хватает.
   Он не знал, что делать и как себя вести, но, видимо, кое-что сообразил.
   - Здравствуйте, молодой человек, - протянул руку, - Максим Максимыч.
   - Здравствуйте, Сунегин Николай Михайлович, - серьёзно представился сынок.
   - Интересуетесь?
   - Да, интересуюсь.
   - Похвально. Похвально. Вынужден разрешить вам поприсутствовать на одной тренировке, - снизошёл он, и уже отошёл, подавая команды студентам:
   - Готовы? Начали. Первый! - В ответ шесть щелчков. - Второй! - В ответ шесть щелчков. - Третий! - В ответ шесть щелчков. - Закончили. Первому принести мишени.
   И так снова да ладом, снова да ладом. Через полчаса троица, пришедшая до меня, освободила стойки.
   - Сунегина, теперь пятнадцать минут на скорость по всем мишеням. Готова? Начали...
   В конце всё-таки опять подошёл к любопытному малышу, который около часа молча следил за происходящим, не привлекая к себе внимания:
   - Понравилось?
   - Не знаю.
   - Не понравилось?
   - Не знаю.
   - А что ты знаешь?
   - Дайте мне самому попробовать!
   - Что? Тебе попробовать!
   - Ну хоть подержать дайте! - Настаивал сын.
   Тренер молча развёл руками, обращаясь ко мне. Я молчала. Пусть сам разбирается, раз впутался в разговор с ребёнком. Тот молча почёсывал свой лысый затылок.
   - Эти нельзя трогать, здесь у каждого свой. Одевай сапожки, пойдём со мной, я тебе свой пистолет дам.
   Я присела на скамеечку, не стала им мешать, зная, что сын не даст себя в обиду. Слышала, как щелкали затвором, пустым, конечно, и не один раз, о чём-то разговаривали. Наконец, услышав, что заявилась следующая группа, оба вышли из кабинета. Николка -- сияющий и довольный.
   - Ну что, Николай Михайлович, теперь понравилось?
   - Теперь понравилось.
   - Надеюсь, в жизни вам пригодится. Только сюда больше не надо приходить. Не положено. Понятно?
   - Понятно.
   Дома весь вечер рисовали мишени, разбирая, чем отличается десятка от остальных кругов.
   - Теперь летом в парке мы будем заходить в тир стрелять. Будем? Научишь меня?
   - Будем, Николка, обязательно будем учиться. Там даже призы можно выиграть.
   - Какие?
   - Разные.
  
  
   х х х
  
  
   На ноябрьские праздники с разрешения коменданта уехали попроведать бабушку. Странно, мама была с утра дома.
   - Бабушка, мы на три дня приехали, - доложил сын с порога.
   - Замёрзли? Раздевайтесь скорее, у меня картошечка горячая.
   Николка сам составил на печку наши сапоги, рукавички с шапками положил на опечек, нашёл собственный крючок, на который с детства вешал своё пальтишко. Одел на ноги старые сухие валеночки, так как пол в доме не был тёплым никогда.
   - Мама! Мама! Иди-ко сюда, посмотри.
   Я заглянула в горницу. За дверью у печки на большом сундуке рядом с прялкой в коробке мурлыкала Клякса, к которой присосался рыжий котёнок. Я любила кошек и не могла оторваться от этого живого клубочка, который от наших прикосновений растянулся, подставив свой живот и раскинув в стороны свои лапки.
   - Мама, он на тебя походит.
   - Ну вот ещё. Что ли у меня такие ушки? - Смеялась я. - Что ли у меня такой маленький хвостик?
   Достались наши ласки и Кляксе, которая громко что-то рассказывала своим кошачьим языком.
   - Бабушка, а как ты его назвала?
   - А как ты думаешь?
   - Рыжик!
   - Угадал.
   - Так это же у него на лбу написано.
   - Давайте-ка руки с мылом мойте, воды горячей в рукомойник налила, да -- за стол.
   - Да, бабушка, у тебя вкуснее. На нашей плитке такая картошка не получается, - как большой, рассуждал он, уплетая за обе щёки.
   - Мама, ты не работаешь?
   - Меня, Лиза, на работе вежливо попросили заявление написать. Молодым, говорят, негде работать. Заведующая свою дочь после декретного пристроила. Да я не в обиде, сама всё понимаю. Проживу как-нибудь на свою пенсию, много ли мне надо.
   Она уже шестой год получала пенсию, тридцать четыре рубля всего, так как стаж для полной пенсии был недостаточный, за колхозные годы не все справки удалось собрать, потом нас четверо друг за другом. Да, собственно, и работы-то в городке было не лишку.
   - Вот, десятый день уже не работаю. Слава Богу, дома тоже хорошо. Высплюсь, истоплю печку, накормлю собаку с кошкой, снежок пораскидаю чуть. Поем картошечки с молоком, да сижу в горнице за прялкой песни пою. Телевизор есть, соседка заходит то одна, то другая. Молоко да хлеб покупаю, мне уж и не надо ничего больше. На колодец раз в день схожу. Даже спать днём приспособилась от нечего делать. Вы-то как?
   - А у нас с утра до самой ночи беготня, суета, четыреста человек студентов рядом -- сплошной муравейник. Целый день книжки, тетрадки, ручки, лекции по восемь часов в день. Спать ложусь только после двенадцати, перед этим полы в коридорах успеваю ещё помыть. Слава Богу, Николка самостоятельный, сам себя занимает.
   - Трудно учиться-то?
   - Самое трудное позади -- первый год. Сейчас удивляюсь, как я выжила. Теперь попривыкла, ещё бы годик этот вот справиться. Бог даст, всё получится. На лето с работой договорилась на той же стройке.
   - Ему ведь в школу на будущий год.
   - Да.
   - Вези его на лето-то сюда.
   - Видно будет. Даже не знаю пока, как со школой получится.
   - Там не получится, пусть здесь в первый класс идёт. Он смышлёный, читать, считать умеет.
   - Пока не знаю. У меня ведь на следующий год с ноября целых полгода преддипломная практика будет. До марта месяца. Куда пошлют, неизвестно пока. Рано загадывать.
   - Всё получится, знай учись.
   - Сестрички-то приезжают?
   - Валютка редко. Нюра в прошлый выходной не были, завтра, наверное, приедут. Тоже не из приятных по такой погоде на автобусе с ребёнком таскаться. Всё равно беспокоятся, едут. Ладно летом, или там картошку убирать бы, а так я ещё пока бойко бегаю, зимой-то и не ездили бы.
   - Пойду-ка я посплю, пока никого нет.
   Я улеглась на кровать у горячей печки в маленькой комнате. Было так тепло и хорошо, ничего не надо было делать, ни мыть, ни стирать, ни учить. Спокойно, тихо. Так и проспала почти весь день.
   - Мама, а где Николка?
   - Во дворе. - Она сидела за прялкой.
   - Давай-ка я на колодец схожу, разомнусь немного.
   - Сходи, если хочешь. Утром рано не надо будет идти.
   Накинув шалюшку и фуфайку, вышла на крыльцо. На бряканье вёдер заглянул сынок:
   - Ты за водой? Я с тобой.
   - Пойдём.
   - И Жулика возьмём. Жулька, ко мне!
   Чёрная дворняжка по тропинке бежала первой, потом Николка, потом я с коромыслом. По дороге они бегали на перегонки до самого переулка. Колодец был глубокий, но пока ещё не обледенел.
   - Одно в бачок выльем, другое сверху поставим, израсходуем за вечер. Может соднова дров занесёшь?
   - Конечно. С какой поленницы берёшь?
   - Рядом с яслями. Увидишь.
   Николка с собачонкой остались резвиться на улице. Я взялась сначала за метлу, подмела всю ограду, выскоблила все уголки, потом около стаек, вышла с лопатой в огород, под метёлочку расчистила вокруг погреба. Снег всё шёл, но сегодня уже без ветра.
   - Мама, может что из погреба достать надо?
   - Нет, пока всё из подпола не съедим, не надо его открывать.
   - Интересно, а Николка спать не ложился?
   - Посмотрел, что ты спишь и тоже прилёг, но не больше часа. Поел да во двор собрался. Потом с лопаткой своей на улице ковырялся. Вышла его посмотреть -- что-то приколачивал у собачьей будки. Я не стала ему мешать.
   - Попрясть что ли посидеть у печки.
   - Я потолще начала. На носки.
   - Поняла. А может ещё помочь что?
   - Нет. Сейчас затоплю каминку, супчик на сегодня сварю, да картошки пожарим.
   Я крутила веретёшку. Рядом мурчала Клякса.
   - Какая размеренная здесь жизнь. Неспешная. Снег девять месяцев за окном. Со всех сторон тысячи похожих друг на друга домишек, всю жизнь дрова, огород, полдома ребятишек, единственный колодец на всю округу, в котором каждый март кончается вода до самой оттепели, и приходится таять оставшийся снег, или ходить за три километра до соседнего колодца, а то и дальше. Нет! Я не хочу так жить. Даже в Свердловске зима не так заметна, как здесь, и теплее там , хотя всего сорок километров до дома. И светлее там, до полночи улицы освещены, транспорт работает. А здесь стемнело, и ни одного фонаря. Редкая машина по дороге проедет. Нет, я не хочу так жить. При распределении мне надо выбирать город. Крупный город, где много предприятий, не получится на одном, можно подыскать другое место работы, где есть школы десятилетки, а не как здесь -- рядом только с четырьмя классами. Хочется уехать куда-нибудь далеко-далеко. Интересно ведь и ребёнку показать другие места, где совершенно другой климат. Может на большой судоходной реке, где растут яблони, груши, вместо трамваев снуют катера. На Волге, на Каме полно городов. Да, надо уехать по возможности подальше. И будут к нам сестрички в гости приезжать. - Крутились мечты, словно веретёшко.
   - Всё. Жулика привязал. Темнеется совсем. Хорошо набегались, все валенки промокли уже, - разговаривал он сам с собой, раздеваясь.
   Переоделся в домашнее и сидел на корточках у камина, грея руки. Он уже давным-давно не давал помогать ему ни в чём, не позволял делать подсказок, терпеть не мог нравоучений, хотя не стеснялся без устали задавать вопросы, на которые не знал ответа. Ему не надо было два раза повторять. А если что-то у него не получалось, то мог делать одно и то же по нескольку дней, пока не добивался того, чего хотел. Вскоре после южной поездки он как-то спросил: "Может нам фотоаппарат купить?", но настаивать не стал. Мне и самой этого хотелось, но ведь надо будет этим заниматься постоянно, а времени свободного-то совсем нет. К тому же надо будет к нему и проявители, и закрепители, и дополнительное оборудование, ванночки всякие.
   - Куда после института всё это девать? Бросить всё здесь? Чтобы ребёнка научить как следует, надо самой сначала всё освоить, - перебирал мозг вопросы-ответы.
   - Как вкусно жареной картошкой пахнет, - наслаждался он запахами.
   - Сейчас, ещё немного и готово будет, - отвечала бабушка, - уже можешь руки мыть. Может супчику сначала поешь?
   - Нет, я только картошку жареную с молоком.
   - Ну хорошо, садись. Картошку, так картошку, ешь досыта.
   - А вы что ли не будете?
   - Ты у нас один сегодня мужчина, тебя надо накормить сначала. А мы уж потом, после тебя присядем за ужин.
   - Я ещё не такой и большой, - довольный хихикал он,- просто проголодался сильно.
   - Так ведь растёшь, поэтому и проголодался, а нам уж расти-то некуда, нам меньше надо. Ты целый день бегаешь, а мы сидим больше.
   - Ещё бы Жульку покормить, он тоже много бегал сегодня.
   - Вот наешься, тогда и Жулику вынесешь, он и правда сегодня много бегал, да и холодней голодному-то ночевать на улице.
   - А шкура-то у него тёплая, я щупал, а кожа даже горячая, можно об него руки греть.
   - На то они и собаки, привыкшие на морозе жить.
   - Всё, наелся до отвала. Спасибо.
   Лёг на диван кверху животом, попотягивался, но собрался-таки накормить собаку. Включили телевизор, но ему было неинтересно и он, забрав коробку с кошками, ушёл в маленькую комнату, где через некоторое время затих.
   - Уснул ведь, кажется. Даже не разделся. Иди, укладывай его сама.
   Я тихонько сняла с него одёжку и укрыла одеялом. Коробку с котёнком поставила на табуретку рядом.
   - Пойдём, Лиза, поедим.
   Я не стала её обижать и поела супу.
   - Завтра приедут, оладьями квашеными всех накормлю, а послезавтра можно пельмени постряпать, где-то в холодильнике свинина ещё у меня есть, добавим кручёной картошки с луком и наедимся. Лиза, сейчас ведь все поросят убирают, может вам с собой мяса надо увезти или сала. Можно хоть у кого купить.
   - Я бы не против, только немного, храним-то за окном в сумке. Ещё бы молока сгущенного сварить. Можно?
   - Конечно, завтра утром принесу. Сварим.
   - Вот, мама, пятьдесят рублей. Работаю, у нас достаточно.
   - Ладно.
  
  
   х х х
  
  
   Сытые, отоспавшиеся, с полными сумками возвратились в общежитие. Сын сразу убежал к Антошке, а я, разобрав поклажу, приготовила еды на два дня и только потом спустилась вниз.
   - Елизавета Николаевна, вы мне нужны, - умоляющий взгляд приковывал внимание, - мне сказали, вы можете помочь.
   - Кто сказал?
   - Вадик. Мы с ним из одной деревни.
   - Что ты хочешь?
   - Со мной сестра поступила, мы как бы двойняшки, а ей общежитие не дали, еле-еле по конкурсу прошла. У тётки живёт, далеко на Уралмаше. Можно к нам устроить? - Он нерешительно замолчал.
   - Хорошо, я придумаю что-нибудь. Скажу. Как тут дела у нас?
   - Да за сегодняшний вечер никто даже не заглянул сюда.
   - По домам на праздник разъехались. Свет Акимыч без
   претензий?
   - Был. Ничего не сказал.
   - Ну ладно, хозяйничай. Только знай, во время дежурства чтобы никаких тетрадей и учебников я здесь больше не видела. Только всё, что связано с работой студкома, если учиться срочно надо, подменяйся с кем-нибудь. Нечего делать -- походи по первому этажу, проверь все углы, зайди в красный уголок, бытовки, подшивки, в столах наведи порядок и прочее. Понял?
   - Понял. Исправлюсь.
   В красном уголке меня увидела Халида и быстренько потянулась следом:
   - А я жду, жду, аж скучно стало, - смеялась она.
   Посидели, попили чай с печеньем домашним. Она радостно поделилась, что её похвалил историк, которому она по учебнику целый час читала домашнее задание.
   - Представляешь, он сказал, что я должна была это написать. Что я, с ума что ли сошла, книжки переписывать!
   - Так заочников ведь оценивают только по предоставленным работам.
   - Я сказала, что писать не буду -- я ему напечатаю, мне так легче.
   - И что?
   - Он согласился, - смеялась она, - молоденький такой, смешной. Да я ему сразу все учебники на пять лет вперёд на своей машинке напечатаю.
   - Вот видишь, у тебя даже преимущество есть перед очниками. Я тебе только посоветую текст покрупнее сделать и не весь перепечатывать, а только заголовки плюс один абзац -- вывод по каждой теме. Всё равно читать никто не будет.
   - Да, да, тут надо подумать. И попробовать, как пойдет? А главное, в рабочее время. Красота! Вот только по математике много больно задают.
   - Это что -- три задачки. Вот мы в первом семестре по двадцать-тридцать каждый день решали, ночами сидели. Потом догадались разделить меж собой, легче стало.
   - Это идея. Надо мне тоже с кем-то скомпановаться.
   - Халида, мне сегодня надо ещё одно дело сделать. Пойду я.
   - Ладно, мне тоже пора, скоро уж десять часов.
   Я зашла в комнату на первом этаже. Дверь была не закрыта. Увы, никого нет. Заглянула в красный уголок, по телевизору шли новости. Посидела, не нашла в темноте, кого искала, вышла в коридор.
   - Андрей! - Он спускался сверху. - Погоди-ка. Твой товарищ где?
   - Он ещё не вернулся из дома.
   - Вот и хорошо. Пойдём к тебе.
   Он включил в комнате свет. Окно было завешано совершенно чёрным плотным материалом.
   - Это что, брезент?
   - Почти что.
   - Я вот хочу афёру провернуть, но сначала хочу согласовать с тобой. Надо вам, я имею в виду фотографам, для работы иметь отдельную комнату? Надо?
   - Хорошо бы.
   - Значит, я на верном пути. Мы с тобой должны решить, какую. Большую, маленькую, светлую, тёмную, может с перегородкой, какую? Может вы мечтаете о каком-то особенном помещении?
   - Ты не знаешь, да и Свет Акимыч тоже, мы себе ещё прошлым летом к себе из бытовок воду провели, вот посмотри, маскируем, как можем. Нам без воды никак нельзя. Приспособились.
   - Хвалю за находчивость. Но я ведь не просто так хочу знать, меня перспектива интересует. Некоторые хотят любительский кружок организовать. Как ты на это смотришь?
   - Нет, мы этим заниматься не будем, нам учиться некогда!
   - Понятно. Всё пока.
   Через неделю я заловила коменданта около вахты.
   - Свет Акимыч, разговор есть, - зазвала я его в студком. - Света, пойди погуляй с полчасика, мы потолкуем.
   Он уселся на своё место, я с боку у стенки.
   - Давай, что у тебя там?
   - Первое, с двадцатого ноября три дня я буду отсутствовать. Ребёнок при этом останется здесь, за ним Халида присмотрит. Я просто вам к сведению, чтобы вы были в курсе. Она и в садик отведёт, и обратно заберёт, и накормит, и спать уложит.
   - А ты куда?
   - На соревнования посылают.
   - На олимпиаду что ли?
   - Нет. По стрельбе. Межвузовское. В Челябинск.
   - По стрельбе? Слушай, ты меня не перестаёшь удивлять! Она ещё и стреляет! И давно?
   - Так третий год уже. Я всё как-то отбивалась от выездов, а тут аж через деканат заставили. Не могу же я декану объяснять, что со мной нелегально ребёнок живёт.
   - Ладно, понял. Что ещё?
   - Второе, на первом курсе парнишка учится, в семнадцатой комнате живёт, в студком его нынче выбрали. Просит сестру-близняшку к нам поселить на все четыре года, учатся вместе, а ей общагу не дали.
   - Ладно, это проще, по отработанной схеме, твоя будет. Согласен. Сама решай, куда.
   - Третье. Все уже давно требуют с меня отдельную комнату для занятий фотографией. Ты был когда-нибудь в их комнате? Советую заглянуть. В комнате они света белого не видят, окно завешено чёрным брезентом. Вся их аппаратура, там и увеличители, и химикаты, глянцеватели, ванночки, вода, короче -- заниматься учёбой им там просто невозможно. Ребят надо куда-то недалеко от этой комнаты поселить. Студком настаивает на организации кружка фотолюбителей, но я согласия не дала, так как для этого вообще нужно будет огромное помещение, так как любителей набирается много. Сами наши фотографы тоже против этой затеи, им учиться и сейчас времени не хватает. Эту комнату пусть хорошо оборудуют только для занятий фото. Кровати там ни к чему. Я сказала, что, если вы согласитесь, то чтобы первоклассное оборудование было на много лет вперёд.
   - Ну и задачки ты мне всё время подкидываешь. А если при проверке кто-нибудь кому-нибудь мозги вправит?
   - А мы вынесем, как положено, на решение студкома. У нас ведь нет перенаселения, пустующие комнаты в преподавательском отсеке стоят. Это даже может служить оправданием для нашего нелегального уплотнения. Подумайте, Свет Акимыч. Как скажете, так и поступим. Просто ребят жалко, они ж не для себя стараются.
   - Понятно. Что ещё?
   - Всё.
   - Ну всё -- так всё, - он поднялся.
   Я подождала Свету и пошла к себе. Заметила, как комендант беседует с Андреем в дверном проёме.
  
  
   х х х
  
  
   - Нянька, привет!
   - Привет, - отвечала Халида.
   - Справились без меня?
   - Даже не спрашивай, - отмахнулась она.
   - Так живая вроде. Без проблем, надеюсь?
   - Ну и сынок у тебя, - смеялась она, - мне б такого.
   - Расскажи, расскажи, интересно послушать.
   - Я, значит, неделю готовилась нянькой быть, по ночам репетировала, можно сказать, а понянчить так и не удалось.
   - Трудная роль досталась?
   - Утром я же всегда позднее вас встаю. Он зашёл ко мне уже одетым, сказал, что пора вставать, что чай уже горячий. "Рано ведь", говорю. А он знаешь, что мне? - "Все знают, что ты засоня". Я обалдела! Это ты его научила?
   - Так ты ж сама об этом постоянно твердишь, - заметила я, смеясь.
   - Дверь сам закрыл, ключик в "ПШ" повесил. Говорю: "Давай мне в карман, мамы ведь три дня не будет", не дал: "Мало ли что, пусть здесь висит". Я, значит, счастливая, что рядом с ребёнком среди людей вышагиваю, хотела за руку взять, пусть все видят, думаю. Не дал: "Что я маленький ребёнок?". С работы пораньше отпросилась, думала рад будет, вышел из группы: "Сейчас полдник будет, придётся тебе подождать". Сидела, как дура, ждала.
   - Я ж говорила, во сколько за ним надо приходить, - смеялась я.
   - Из столовой мяса отварного принесла на вечер, разогрела, поел перед сном с картошкой.
   - Спали-то, как я поняла, не вместе?
   - Какое там! Хотела будильник завести -- "Я уже завёл". Присела на кровать -- "Это мамина кровать". Говорит: "Халида, мне не уснуть, пока ты к себе не уйдёшь".
   - Я же предупреждала тебя, что такое может быть.
   - На следующий день я уж и не рыпалась. Вчера только попросил сходить с ним вниз, ноги вымыли. Да попросил перед сном в постели уже рассказать что-нибудь.
   - И что ты ему рассказала?
   - Начала было сказку, он мне: "Я все эти сказки сам тебе могу рассказать". "Про что тогда хочешь?", спрашиваю. "Про работу". Ну я и начала ему фантазировать.
   - Слушал?
   - Долго слушал. Потом говорит: "Надо будет с мамой сходить к тебе на работу. Можно?". Конечно, говорю, приходите.
   - Видишь, хорошо всё закончилось, - продолжала я веселиться.
   - Спрашивал, дам ему на машинке попечатать или нет. Вы-то как съездили?
   - Без особых успехов, - скорчила я недовольную гримасу, - но, вообще-то, нормально. Второе место. Тренер доволен.
   - А что тогда такая недовольная?
   - Халида! Мне это надо!?
   Спустилась в красный уголок. Шли мультики. Тихонечко подсела к нему на пустой стул. Он посмотрел, увидел меня, и подмигнул, улыбаясь, обоими глазами сразу, несколько раз. Это была дружба. Настоящая! Зашла к фотографам нашим.
   - Я обещала коменданту, что у вас здесь будет идеальная чистота во всех уголочках. Если обнаружит хоть пылинку, сказал, что тотчас прикроет вашу лавочку.
   - Мы это понимаем, Лизавета.
   - Хорошо устроились на новом-то месте?
   - Слов нет, замечательно, даже не верится. Спасибо тебе большое.
   - Андрей, как ты думаешь, зачем я здесь столько времени сижу?
   - Не знаю.
   - Придётся признаться, - не знала я, стоит начать, или нет, - понимаешь, я сделала для вас хорошее дело. Хорошее?
   - Слов нет, хорошее.
   - Теперь ты у меня должник.
   - Вы только скажите. Мы в любой момент готовы.
   - Я знаю, что вы безотказные. Дело не в этом. Личная у меня проблема.
   - Хотите сами фотографией заняться?
   - Не совсем.
   - Тогда что вы от нас хотите?
   - Ребёнок мой этим хозяйством интересуется.
   - Да. Бывал он тут у нас. Раз пять, если не больше.
   - Даже так? Тогда, видно, действительно придётся тебя просить. Андрей, по возможности займись его обучением.
   - Так я не против.
   - Раз не против, послушай меня внимательно. Он просит у меня фотоаппарат. Я сказала, что куплю только в том случае, если он будет уметь всё остальное. Вот этому всему остальному ты его и должен научить. Сначала пусть только смотрит, что ты делаешь, а ты каждое движение и мыслей своих, и рук должен говорить вслух. Пару недель -- только смотрит и слушает! И только потом он должен будет начать что-то делать, при этом точно так же говорить вслух то, что он делает. Понял?
   - Хорошая методика.
   - Просто он именно так всё хорошо воспринимает. Это ведь ему на всю жизнь. Сейчас ты его учишь, а когда-то он будет учить других. Это очень важно.
   - Понятно мне всё, Лизавета. Научимся. Меня ж отец точно так учил.
   - Расскажи ему всё, что ты знаешь о фотоаппаратах, обо всех этих приспособлениях, материалах, о людях разных, я имею в виду фотографах, чем они отличаются друг от друга, о способах и так далее. Он абсолютно всё запомнит, ничего из его памяти не потеряется. Ко всему, он очень терпелив, мешать не будет. Скажешь "нельзя", он не обидится.
   - Да не беспокойтесь вы так. Плохому не научим. Всё будет нормально.
   - Действительно, учёного учить -- только портить. Спасибо, что не отказал, Андрей. Меня именно это беспокоили больше всего.
   Перед сном наказывала сынишке:
   - С Андреем ты, я вижу, уже знаком. Скажешь, "Я пришёл учиться". Сначала будешь только смотреть и слушать. Это будет долго, дней десять. А когда он разрешит тебе помогать ему, вот тогда можно будет его спрашивать обо всём. Понял?
   - Понял.
   - Когда научишься всё делать сам, купим самый лучший фотоаппарат, думаю, это будет к лету. Постарайся Андрею не надоедать, у него тоже скоро экзамены, зачёты.
   - Хорошо, мамочка, хорошо, не буду надоедать.
   - Ладно, а теперь спи. Я пойду полы мыть. - Успокоилась душа моя, - слава Богу, нашла ребёнку занятие, на полгода хватит. Да и в жизни с фотоаппаратом будет интересней. Теперь всё внимание только на учёбу. Господи, как быстро летит время! Ещё две курсовые надо до ума довести, а декабрь уж на носу. Впереди шесть зачётов и четыре экзамена. По двум предметам ещё много вопросов. Да и текучки хватает, каждый день что-то новое.
   А девчонки опять собирались путешествовать. На этот раз из Свердловска формировался целый состав "По городам-героям" со всех учебных заведений на время зимних студенческих каникул.
   - Лизавета, ты что, не собираешься с нами? - Интересовалась комсорг Иринка. - Наших уже человек пятьдесят набралось, почти целый вагон.
   - Нет, Ирина, я в этот раз не смогу поехать.
   - У тебя что-то случилось?
   - Нет. Некогда мне нынче. Домой надо.
   На самом деле мне совсем не хотелось находиться в этой весёлой компании молоденьких студенток, которых не заботили проблемы будущего. Меня же тяготила неизвестность, было не до веселья. Хорошо, что учёба отнимала всё свободное время, ни минутки не оставляя для раздумий, это не позволяло впасть в депрессию или пассивничать.
  
  
   х х х
  
  
   Всё-таки успела я в срок сдать свои курсовые, в результате четыре зачёта прошли автоматом, другие сдала за два дня. Три экзамена успела до нового года. Оставалась статистика, на шестое января. В Новый год студкомовцы веселились без меня. Не до этого мне было -- учебники, инструкции были толстенными, лекции -- скудными, понятия -- размытыми, формулы -- примитивными, и всё слова, слова, слова... Я могла пофилософствовать на любые темы, любила и точные проблемы, конкретные решения. Но статистика просто убивала. Видимо, преподавательница была без опыта, в лекциях не было выделено главного. Я вспоминала её прозрачный голос, такие же глаза, такую же невзрачную одежду, без каких-либо акцентов, подчёркиваний, нюансов. Да, не повезло в этот раз с преподавателем, и я читала, читала, и читала. У нас даже практических занятий по статистике не было. Так ведь и зачёта -- тоже не было! Вот это да! Просто -- один экзамен. Ни по одной дисциплине такого за всё время учёбы не бывало. Я так и не смогла оценить данного предмета. Если на первом курсе самым трудным для меня была математика, потом политэкономия, на втором электротехника -- там можно было докопаться до истины, то сейчас мы шли на экзамен трое, взявшись плотно под руки, и у всех стучали не только зубы, но и коленки друг о друга, казалось, перед нами пропасть неизвестности. Сам экзамен тоже прошёл необычно. Мы ничего не отвечали, преподаватель смотрела наши написанные черновые ответы, иногда, говорят, это было всего несколько слов, и всем ставила четвёрки, кроме нескольких пятёрок. Мы не верили своим глазам -- ни одной тройки. А сколько нервных клеток мы потеряли! Какое испытание пережили! Слава Богу, с удачным концом.
   В Новый год нашу комнату украсил большой календарь, перекидной, каждому месяцу отводился один лист, на каждом листе картины соответствующей природы. Мы повесили его на двери, напротив нашего южного букета.
   На две недели съездили домой, попроведовали всех своих родственников, у всех погостили, все нас кормили, поили, лелеяли. Разумеется, я отправила его на полдня к отцу. Двадцать пятого января вернулись. Теперь я забирала его из садика после полдника, и мы сразу отправлялись в центр. Провели один день на центральной площади, где дождались вечера, когда ёлка и все ледяные скульптуры вокруг засветились разноцветными огнями, накатались на горках, прошли через набережную, обошли со всех сторон плотинку. День был тёплый тихий, вечерний Свердловск светился рекламами. Думаю, ребёнок запомнил этот день надолго, так как вечерами рассказывал Халиде обо всём не по разу. Сводила его в краеведческий музей, благо тот был недалеко. Эта экскурсия, видимо, понравилась ему ещё больше, так как нас сопровождала работница музея, которая только и делала, что отвечала на его вопросы.
   В субботу с нами отправилась и Халида, на этот раз мы с утра шли в кукольный театр. Сама я там тоже никогда не была, надо же когда-то начинать. Перед началом почти час бродили по всем коридорам, рассматривали галереи с артистами, сказочными героями, попили чаю с пирожными, в зале народу было немного, поэтому он смотрел сначала рядом с нами, а потом опробовал и другие места. Сюжет сказки был ему хорошо известен, и он любовался только куклами да декорациями.
   Увидев афишу, Халида предложила сходить в воскресение в оперный театр. Я "Демона" уже смотрела, очень понравилось, но согласилась, просто хотела узнать реакцию сына на это произведение искусства.
   - А вдруг не пустят его на вечернее представление?
   - А мы прямо сейчас и зайдём, купим билеты да и спросим. Прошлись до оперного, купили на завтра на семь вечера всем троим. Пообедали в давно знакомой нам пельменной.
   Я наслаждалась отдыхом. Студенты потихоньку разъезжались. Свет Акимыч усиленно учился, не то, что Халида, хотя она тоже умудрялась как-то сдавать зачёты и экзамены. Впереди ещё целых две недели каникул -- блаженство!
   - Халида, съезди со мной в магазин, что-то очень хорошее надо из одёжки выбрать, - просила я.
   - Ладно, мне тоже может что приглянется. А ты что хочешь-то?
   - Мне бы оригинальное что-нибудь на выход.
   Купила себе платье из очень плотного, я бы сказала, толстого трикотажа, с рисунком выбитым, прямое, с одного бока невысокий разрез, такой же прямой разрез на груди, оба отделаны широкими полосами серебра на коричнево-красном общем фоне. И купила брючный костюм -- совершенная новинка, так как студенток в выходных брюках я что-то пока не замечала, очень хорошо смотрелся в витрине и подошёл мне по размеру.
   - Вот, теперь можно и в ресторан выйти, - но я старалась Халиде об этом не напоминать.
   Собрались на очередную прогулку:
   - Пойдём-ка сегодня на наш стадион, я там ни разу не была, говорят, недалеко, может горки есть, покатаемся.
   Пока он веселился с ребятишками, я вглядывалась вдаль -- за стадионом через лесок, над верхушками деревьев, возвышалось высотное здание, работал кран. Слышны были работы двигателей, но чуть правее.
   - Стройка! Определённо это слово преследует меня. Сынок, давай-ка прогуляемся вон до тех новых домов, посмотрим, что там строят.
   Мы плотную подошли по тропинке к лесу. Рядом со строящимся домом бульдозера рыли землю. Автокран укладывал трубы. Понятно, что рядом будут строить что-то ещё. Нам навстречу шла группа рабочих в спецодежде.
   - Скажите, пожалуйста, что здесь строится? - Обратилась я.
   - Будут два общежития для института и там дальше ещё два жилых дома.
   - Это сколько же этажей?
   - Все тринадцатиэтажки.
   - Спасибо.
   Я удовлетворила своё любопытство и думала:
   - Нет, не зря меня сегодня сюда занесло.
   Пару раз в центре в кино сходили. Ещё один раз вместе с Халидой на центральную ёлку попросился. Вот так и прошли наши зимние студенческие каникулы на третьем курсе. Больше месяца. Хороший перерыв.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 5
  
  
  
  
  
  
  
  
   Второе полугодие по времени опять было легче, лекции по шесть часов, суббота свободная. Вечера свои я начала с просмотра Строительной газеты, стопка приличная накопилась за полтора месяца на подоконнике. На последней странице привлекли внимание объявления о приёме на работу по всем регионам страны, в том числе на всесоюзные стройки. Меня удивлял размах потребностей строительного комплекса в специалистах. А я сижу здесь горюю. Почему ни одна строительная организация не предлагает работу студентам? Потом поняла, почему -- институт наш общей направленности, наши знания не углубляются в какую-то отдельную отрасль экономики, только общие понятия, нет производственной специализации. И учимся мы не пять лет, как во всех ВУЗах, а только четыре года.
   - Господи! Что же мне делать-то? - Кричала душа моя, опять растревоженная больным вопросом. - Куда направить свои усилия? В какую сторону обратить свой взор?
   Свет Акимыч мне в этом случае советом помочь не сможет. Девчонки рассматривали напечатанные после поездки фотографии, хорошо им. Светило солнце, таяли сугробы за окном. Лектор за кафедрой делал своё дело, а студенты -- каждый своё, кто спал, кто книгу читал, кто письмо писал, были и такие, кто внимательно слушал, или только делал вид, а сам мечтал. Сто человек, четыре группы. Будущие экономисты. Видимо, мои отчаяния отразились на моём лице. Меня старались не беспокоить, я это заметила. Мой ребёнок начал укладывать меня спать даже днём в воскресный день, я заметила.
   - Ложись, мамочка, со мной, поспим вместе, - уговаривал он.
   И я ложилась, и даже засыпала.
   - Лизавета, тут у меня два персонажа на развлечение приглашают. Пойдёшь со мной, в этот раз я от тебя не отвяжусь, ты мне давно ресторан обещала.
   - В ресторан? В какой?
   - Не знаю. Куда уж поведут.
   - А как потом расплачиваться?
   - Никак. Они у меня оказались в должниках. Я, видишь ли, им курсовые печатаю.
   - Да ты что! Ты быстро учишься. Молодец. Надеюсь, что не только ресторан у них выцыганила?
   - Конечно. Они и мне все курсовые сделают, - смеялась она, - так сказать, я -- им, они -- мне. Взаимовыгодно.
   - И когда?
   - Сегодня.
   - Сегодня? Ладно, - вздохнула я, - сходим. Надо с тобой рассчитаться.
   - Ну что ты так грустно со мной разговариваешь? Что у тебя опять за неразрешимая проблема?
   - Халида, у меня и правда большая проблема. Не знаю, с какого конца к ней и подступиться.
   - Так расскажи хоть. Выход, он всегда есть.
   - Хочу уехать отсюда после окончания далеко-далеко, а как это сделать, не знаю.
   - А куда ты хочешь?
   - Хоть куда, лишь бы подальше, хоть на Север, хоть на Дальний восток, где не ступала нога человека. Не хочу в этом муравейнике больше, тошнит от суеты. Лишь бы жильё было и десятилетка для ребёнка.
   - Ты ведь хорошо учишься, у тебя выбор должен быть.
   - Увы! Я со своей кураторшей рассмотрела очень хорошо, из чего мне придётся выбирать. В прошлогоднем распределении восемьдесят процентов -- уже фамилии были проставлены, кто откуда приехал, тот туда и вернётся. И мне остаются только простые бухгалтера в деревнях да посёлках. А мне город нужен. Она мне сказала, что если я отберу у кого-то место, конфликт перейдёт на уровень ректора института.
   - Да ты что! Правда? Но это же несправедливо.
   - Вот эта несправедливость меня и угнетает.
   - Не думала, что всё так сложно.
   - И я не думала. А как подумала, да потом узнала, так мне плохо стало.
   - Я припоминаю, года два назад, был какой-то конфликт на вашем факультете, даже фамилию помню -- Хлебникова. Она весь день плакала сидела у ректора.
   - Вот видишь.
   - Постой, постой, она всё-таки уехала тогда, куда хотела, потому что через некоторое время снова заходила к нему, но уже улыбающаяся. Мне надо повспоминать. Я у секретаря ректора спрошу, она ведь с ней общалась, а я-то в суть не вникала. Всё! Хватит о грустном! В понедельник всё узнаю. Собирайся давай, ребята через час ждать будут. Вот увидишь, сходим повеселиться, и сразу всё у тебя получится. Радость надо уметь к себе притягивать. Пошла я наряжаться.
   Волосы были чистые. Надела платье новое, слегка подкрасилась, накинула туфельки на шпильке, пошла в комнату к Халиде посмотреться в её большое трюмо.
   - Красавица! И платье тебе очень идёт! - Рассматривала она меня со всех сторон. - А разрез внизу просто великолепен.
   - Мне надо ещё ребёнка своего отыскать, отпроситься у него. Придётся платье пока снять.
   - Не надо, - остановила она меня, - я сама схожу найду его.
   - Он, наверное, в пятнадцатой у фотографов.
   С этой Халидой не соскучишься. Как у ней всё легко получается. Не прошло и десяти минут, как она, сияющая, вошла и заговорчески прикрыла за собой дверь. Видно было, что её распирал смех.
   - Сюрприз будет, - не сдерживаясь более, захохотала она и распахнула дверь.
   Сын держал фотоаппарат со вспышкой, улыбаясь во весь рот до ушей:
   - Мама, давай я тебя сфотографирую в новом платье.
   - Ну давай, - уже рассмеялась я, догадавшись, кто его подготовил к этой фразе.
   Он поставил меня около южного букета.
   - Волосы, волосы вперёд на одно плечо сделай, - спешила Халида с советом.
   - Присядь на стул... облокотись щекой на руку, - присматривался он, - хорошо.
   - Давайте букет-то вниз поставим рядом, он как раз вровень будет... Видите, как хорошо, - суетилась задумщица.
   - Внимание, - сработала вспышка.
   - Халида, - обратилась я к ней, - а сфотографируй нас вместе.
   - Ну-ка, дорогой, покажи, где я должна нажать? Внимание! - Вспышка.
   - И меня одного сфотографируй, - просил сын.
   Сделали ещё один кадр.
   - А меня, Николка? - Вопрошала подружка, смеясь.
   Он уже совсем заправски щёлкнул и её. И только после этого представления завели разговор.
   - Николка, остаёшься хозяйничать. Спать без нас ложись, мы поздно вернёмся. И поешь перед сном. Ладно?
   - А вы куда нарядились?
   - На вечер торжественный пригласили, и отказаться нельзя.
   - Ладно, идите, не первый раз остаюсь.
   И он нас покинул, а мы хохотали от души.
   - Хорошо я всё придумала?
   - Да уж. Интересно получилось, ничего не скажешь.
   - Давай одевайся уже, спускайся вниз.
   Перед вахтой в фойе нас ждали двое мужчин:
   - Наконец-то! Мы уже полчаса стоим тут.
   - Не правда, не более десяти минут, - парировала Халида, смеясь.
   Прямо у дверей нас ждало такси.
   - С полным комфортом!
   - Как положено, - ухаживал за нами один, открывая дверцы.
   - И куда мы едем, позвольте узнать? - Не унималась подружка.
   - В "Космос".
   - Давно мечтала там побывать.
   - Рад, что угодили.
   Зал был полон. Столик, видимо, был заранее заказан, так как они смело провели нас вперёд. Честно говоря, в ресторане я была третий раз в своей жизни, если исключить Ленинград. Первые два раза пришлись на первый год моей трудовой деятельности после школы. Почему-то вспомнилось страшненькое лицо Евдокии, которая любила расчёсывать мои волосы. Ей бы я сегодня непременно понравилась. Я видела своё отражение в тёмном простенке и не могла оторвать взгляда от дымчатого силуэта, смотревшего на меня и повторяющего мои движения.
   - Давайте знакомиться. - Хозяйничал всё тот же мужчина. - С чего начнём?
   - С шампанского, конечно, - ответила Халида.
   - Лёня.
   - Кирилл.
   - Халида.
   - Елизавета.
   Ухаживал за нами, оказывается, Лёня. Имя "Кирилл" вызвало мою усмешку, "Кирюха" почему-то подумалось мне, напомнив дразнилку из детства.
   - Господи, вдруг он заметил что я насмехаюсь, - но улыбку сдержать так и не смогла.
   - Наконец-то ты улыбнулась, - отметила Халида.
   - Ну, давайте выпьем за весенние улыбки, - тут же подхватил Лёня.
   - Хорошее шампанское, ребята, сто лет не пробовала, - решила я поддержать веселье. - Есть предложение -- без тоста чтоб ни одной рюмки.
   - Где ж мы столько тостов наберём? - Заговорили все сразу.
   - Так нам всего и не выпить!
   - С собой придётся уносить!
   - Тогда, видно, всё одной мне достанется, - засмеялась я.
   - Ты столько тостов знаешь? - Удивилась Халида. - Давно надо было тебя по ресторанам водить.
   - Я уже свой сказал. Кто следующий? Лиза?
   - Елизавета, - поправила я.
   - Даже так!
   - Только так!
   - Елизавета, вам слово.
   - Только после водки, - смеялась я.
   - Какая хитрая!
   - Давайте выпьем за женщин. За женщин и хорошее шампанское. За шампанское и хороших женщин! - Выручил всех Кирилл.
   - Ура! За женщин!
   - Ура! За нас красивеньких!
   Я намеренно не допила шампанское, Лёня это заметил.
   - Какой внимательный, - подумала я, - значит, отдаст тост Халиде.
   Я разглядывала мужчин, никак не покидала мысль об этом театральном знакомстве. У каждого своя жизнь, и, тем не менее, мы все за одним столом. Мы пришли сюда для разнообразия. Я не должна никоим образом испортить этот вечер отдыха, он должен остаться лёгким красивым воспоминанием. Я, говорят, тоже красивая, и Халида привлекательная, и мужчины нормальные. Принесли первые закуски.
   - Я скажу. - Подняла бокал Халида. - Жрать хочу! За еду!
   Все расхохотались от простоты сказанного.
   - Очень оригинальный тост. Просто выручила, - принимаясь за салат, приговаривал Кирилл.
   - Перед едой надо всё-таки водочки выпить, - разливал Лёня.
   Все смотрели на меня. "Ну смотрите, смотрите", подняла рюмку:
   - Сослали мужчину в наказание за любвеобильность на далёкий остров. Много лет один. Одичал. Вокруг никого. Одни обезьяны. И так вдруг ему захотелось женщину! Подкараулил одну обезьянку, сидит, ждёт под деревом, а она наверху бананы ест и очистки ему на лысинку бросает. "Ну погоди! До дразнишься ты у меня! Поймаю, так отделаю!". Она прыг, и бежать. Он за ней. Она от него. Он за ней. Бах! Перед ним змея подколодная, наступил на змею -- обернулась та красной девицей: "Спас ты меня от колдовства дикого. Что хочешь, для тебя сделаю!". Он: "Догони мне вон ту обезьяну!". Так выпьемте ж за целеустремлённость мужчин! - Закончила, настойчиво приглашая чёкнуться.
   - Хороший тост, - резюмировал Лёня, - правильный.
   - Длинный очень, - сказала Халида.
   - Остальные ещё длиннее будут, - строго проговорила я.
   Заиграл оркестр. Кирилл сразу пригласил меня на танго. Сразу со всех сторон меня обняло мужское тело. Я просто растворилась в нём. Мне было тепло и уютно. Я забыла об окружающем пространстве, о сыне, об учёбе, обо всём на свете. Голова не кружилась, она просто исчезла. Ещё эта музыка! Этот саксофон так возвеличивал каждую ноту! Так верил в искренность и в непосредственность настоящего момента! Сердце пело! Каждая клеточка моего тела пела! Но короток блаженства миг. Увы! Увы! Увы! После танца он только сжал мои пальцы. Потом был быстрый фокстрот, Халида на этот раз танцевали. Мы сидели за столом, я мечтательно продолжала свой танец и улыбалась. Чёрные глаза напротив молча наблюдали за мной. Как хорошо, что он ничего не спрашивал, ничего не говорил, и не мешал мне.
   Официант поставил перед каждым следующие порции.
   - Нет, вы посмотрите, опять закуска! Когда же еда-то будет? - Садился Лёня, шутя возмущаясь. - Остаётся только выпить.
   - Продолжай, Лёнчик, раз первый за рюмку взялся, - смеялась подружка.
   - Много веков назад Бог создал Землю. - Начал он. - Чтобы Земля была красивой, он создал Адама и Еву. Так осушим бокалы за женщин, благодаря измене которых, мы все произошли от обезьяны!
   Мне кажется, что я запьянела, поэтому сделала только глоточек. Следующий глоточек пришлось сделать после коротких слов Кирилла:
   - Он на одном берегу. Она -- на другом. Выпьем за перспективу!
   Халида сидела и улыбалась, ни на кого не глядя, что-то шепча губами.
   - Давай, давай вслух, хватит репетировать.
   - Ещё немного погодите, больно быстрые. Шампанского хочу, не люблю водку.
   Пока переливали, переставляли, подставляли, она собралась с мыслями:
   - В грехах мы все,
   как цветы в росе,
   святых меж нами нет.
   А если ты свят --
   ты мне не брат,
   и не подруга, и не сосед.
   Я была в беде,
   как рыба в воде,
   и знаю закон простой --
   там грешник приходит на помощь,
   где отворачивается святой.
   За нас, грешных!
   - Молодец, Халида, - думала я, - даже в стихах сказала. Так, мне не надо ударить лицом в грязь.
   Я перебирала в голове подходящие варианты. Что подойдёт для первого знакомства? Пододвинула поближе салат, взялась за вилку, пока мужчины делали комплименты моей подружке. Та сама собой была довольна и не скрывала радости от творческого застолья:
   - Правда, хорошо сидим?
   - Хорошо. Правда. Когда же мясо-то горячее принесут? Совсем с голоду студентов хотят заморить. Придётся опять выпить, - сетовал Лёня.
   Я подняла рюмку:
   - Чтоб жизнь прожить, знать надобно немало.
   Две заповеди я уже узнала:
   ты лучше голодай, чем что попало есть,
   ты лучше будь один, чем вместе с кем попало.
   За голодных! Одиноких! Но -- убеждённых!
   - Сказанула! Прям не в бровь, а в глаз. - Воспринял удар Лёня.
   - Тебе что ли? - Хохотала Халида.
   - У нас прямо творческий вечер какой-то. Давайте потанцуем хоть. Музыка тоже относится к искусству, - поднял всех Кирилл под первые аккорды твиста.
   Мужчины наши прилично выпили, и мы с удовольствием все вместе разгоняли кровь, сохраняя свою компанию в этой бесовской тесноте. Танец длился долго, но никто не сдавался. Оркестру хлопали и даже кричали "Молодцы!" всем залом, те уходили на перерыв. За стол садились уставшие, и смеялись, и смеялись, и смеялись. Наконец, стали разносить горячее. Опять налили рюмки.
   - Грех под горячее не выпить. Чтоб хорошо жилося! И елось! И моглося! - Отработал свою порцию Лёня.
   Потом Кирилл, глядя на меня:
   - Желания нас ослепляют, и мы совершаем ошибки, но если бы человек отказывался от желаний, то вся жизнь была бы ошибкой. Хочу выпить за ослепляющие нас желания!
   Следующий произнёс Лёня:
   - Мы часто встречаем написанное на заборах слово из трёх букв, - начал он загадочно. - Женщины его любят. Мужчины его берегут. Давайте поднимем бокалы за "Мир!". Оно стоит того.
   Водка давала себя знать, и я решила расслабиться:
   - Если б я была свободна,
   если б я была горда,
   то ни за что бы! И ни как бы!
   Никому бы! Никогда!
   Но, увы! Я не свободна.
   Но, увы! Я не горда.
   И потому я с кем угодно!
   Где угодно! Как угодно!
   И хоть когда!
   Давайте выпьем за мелкие наши радости!
   - Слушай, Елизавета, ты и правда, красивые тосты знаешь, - удивлялась подруга.
   - Теперь твоя очередь, Халида, - наполнял бокалы Лёня.
   - Богинями мы были и остались!
   Сведём с ума соблазном наших тел!
   Пусть плачут те, кому мы не достались!
   Пусть сдохнут те, кто нас не захотел!
   - Изумительный тост, Халида, - улыбнулся Кирилл. - Вы сегодня обе здесь похожи на богинь. Не то, что мы с Лёней -- простые смертные.
   - И правда, - поддержал его друг, - вы очень красивые, и обе за нашим столиком. Во всём зале с вами никто не сравнится.
   - Может на анекдоты перейдём? - Смеялась Халида.
   - Легко! - Кивнул тамада.
   - Кто первый съест, тот первый и рассказывает, - хохотала она, показывая на почти пустую тарелку соседа.
   Тот аж поперхнулся, и смех и грех.
   - Халида, нельзя же так издеваться над мужчиной, - подчёркивала я трагичность картины. - А если бы он подавился? Это же мог быть несчастный случай! Отдай ему свою тарелку, ты всё равно ничего не ешь.
   - И правда, не в сумку же складывать, - продолжала она смеяться, отдавая ему своё горячее и поясняя, - я мусульманка, свинину не ем.
   - Спасибо, Халида, выручила, дай я твои ручки поцелую, не дала мне с голоду в ресторане умереть, - паясничал Лёня.
   - Ты что, правда свинину не ешь? - Спросил Кирилл.
   - Да. Правда.
   - Даже под водочку?
   - Даже под водочку.
   - Извини, не знал.
   - Ладно уж, чего там. Зато повеселились как!
   Посмеялись, поели, перешли к анекдотам. Начал Кирилл, решили оставить Лёню в покое:
   - Ева пришла к врачу.
   "О! Ева! Да ты святая!" - Воскликнул он.
   "Почему вы так думаете, доктор?"
   "У тебя нет пупа!"
   "Ну что вы, доктор. Он просто стёрся".
   Халиде, видно, так понравился анекдот, что она смеялась до истерики, изнемогая и сдерживая себя:
   - Завтра своему начальнику расскажу, - еле выговорила она сквозь хохот.
   - Давайте я вам студенческий расскажу, почему-то оказалось, что его даже третьекурсники не знают. Может и вы не слышали?
   - Давай, давай, опять, наверное, длинный.
   - На экзамене по философии профессор говорит незадачливому студенту, который, как показалось, неудовлетворительно ответил на билет, назидательно так: "Каждый-здравомыслящий-индивидуум-не-должен-игнорировать-тот-критерий-на-котором-зиждется-весь-презентабельный-субъективизм!". Студент, ничего не понявший в логике профессора, однако, в тон ему отвечает: "Оно-то-конечно... оно-то-действительно... всё, что-касательно... -- то относительно... Оно-бы-конечно-и-не-нужно-бы... ну-а-случись-такое-дело... вот-тебе-и-пожалуйста!". Профессор, подняв очки на лоб, удивлённо думает: "Может быть у нынешней молодёжи своя философия?" и, беря зачётку, ставит "Удовлетворительно", успокаивая себя словами: "Всё-таки, философия!".
   - Да. У студентов смекалки не занимать.
   Все успокоились и сидели, улыбаясь, наверное, каждый вспоминал что-то своё, испытавшее в студенческой жизни. Оркестр снова взялся за инструменты, и снова я танцевала танго с Кириллом. Так же. Зал потихоньку расходился.
   - Ну что, ребятки, отвезёте нас? - Уточнила Халида.
   - Конечно.
   - Тогда пойдём мы одеваться. Пора. Ребятишки у нас одни дома, - хвастала она почём зря.
   Дома мы были полдвенадцатого. Николка спал. Попили горячего чаю у Халиды, посмеялись, и я пошла мыть полы. Завтра воскресение, высплюсь.
  
  
   х х х
  
  
   В понедельник в свой обед Халида ждала меня у дверей аудитории после звонка на перерыв:
   - Хорошие новости для тебя, - тараторила она, - эта Хлебникова потом письмо написала, благодарила ректора, и в нём отдельный конверт был для вашего декана. С документами она сама относила их в ваш деканат. Она сначала уехала, только потом вызов оттуда прислала. На Лене город Тикси, это где-то на севере. Если интересует тебя, надо взять адрес и написать ей письмо.
   - Давай сначала по карте хоть посмотрим.
   - А где карту-то взять?
   - В главном корпусе книжный-то ведь киоск есть. Купи, Халида, а вечером поговорим.
   - Ладно. Я побежала тогда, пора мне.
   Вечером мы рассматривали город Тикси на реке Лене у самой кромки Северного Ледовитого океана, Халида купила большой географический атлас. Река Лена тянулась чуть ли не от Байкала до самого океана с западной стороны Верхоянского хребта, который закрывал её от ветров.
   - А почему я не помню эту Хлебникову, я ведь в это время была уже председателем студкома?
   - Так она свердловчанка. Она без распределения хотела уехать с родителями, чтобы забронировать здесь квартиру, а её не отпускали. Кстати, у неё ребёнок, говорит, был. Ну что, подходит тебе такой вариант?
   - Не знаю.
   - Надо документы тебе самой посмотреть, что она там в письме пишет. Обычно письма подшиваются в дела архивные, не выбрасываются.
   Я всю ночь не могла отделаться от мысли, что мне нельзя пренебрегать предложением Халиды, досконально довести дело до логического конца я всё-таки должна, узнать, что написано в письме. Мной двигал пока только интерес, как она устроилась. Если у ней ребёнок, то там должны быть и школы. В конце концов это же город. Можно и письмо написать, вдруг ответит, а там видно будет.
   - Сабина Сергеевна, как мне можно архивные дела выпускников посмотреть, - обратилась я к нашей преподавательнице на следующий день.
   - Кого-то ищешь?
   - Да, надо.
   - Для газеты?
   - Ага.
   - Пойдём, я тебе открою.
   Порядок в архиве был исключительный, я быстро нашла нужную папку -- Хлебникова Надежда Владимировна. Подшивка была по времени поступления и оформления документов, прямо сверху был конверт, а под ним и само письмо. Два листа формата А-4 с двух сторон были исписаны ровным красивым почерком. Приветствия, благодарности, и вот "... нас встретили сверкающие вершины айсбергов, которые толпились в бескрайних просторах устья реки Лены. И это летом, в начале июля! Зрелище необыкновенное! Даже после недельного обозрения красивейших берегов Лены наши глаза не готовы были увидеть такого чуда. Восхищению не было предела... Порт тянулся несколько долгих километров... Спали при ослепительном свете -- полярный день... Я работаю начальником отдела труда и заработной платы в порту... Родители живут рядом, в одном подъезде... Обеспечение всё завозное, своего ничего нет... Нам всем очень нравится, люди хорошие... Город по общепринятым меркам небольшой, но очень благоустроенный...". Я списала с конверта адрес, убрала папку на место, и сидела с ручкой в руке ещё минут десять, пока глаза передавали пойманную информацию мозгам.
   - Мне идти надо. Ты остаёшься? - Заглянула Сабина.
   - Нет, нет. Всё. Одну секундочку.
   Я не помнила, как дошла до общежития. Николку забирать только через два часа.
   - Итак, писать письмо, или не писать? - Размышляла я. - Если писать, значит, надо сразу конкретно просить вызов. Сейчас начало марта, в апреле придёт ответ. А если не писать? А если не писать -- значит, работать много лет бухгалтером в деревне, ужас! Конечно, писать, другого решения в данный момент быть не должно, хоть какая-то надежда на трудоустройство. Я же хотела "подальше", "город", "школа", "благоустроенное жильё" -- всё это есть. Хотя ещё неизвестно, получу ли я ответ. А если получу ответ, будет ли мне вызов? И я села писать сочинение: "Здравствуйте, Надежда Владимировна! Пишет вам Сунегина Елизавета Николаевна. Мне сегодня выпал счастливый случай -- я читаю ваше письмо в архиве экономическо-финансового факультета СИНХа. Я три года мечтаю после института жить и работать в наших северных широтах и не могу не воспользоваться выпавшим мне шансом. О себе -- тридцать лет, разведена, учусь на третьем курсе довольно успешно, третий год председатель студкома в общежитии плюс техничка. Каждое лето работаю в стройтресте, диспетчер в транспортном, экономист в управлении, договорилась, что буду и в этом году там же работать экономистом на объекте. Надеюсь, что преддипломная практика и защита диплома будут по строительству. У меня есть сын, в этом году он пойдёт в первый класс, живём вместе, он уже умеет читать и писать, вчера сделал первую фотографию в своей жизни, я прилагаю её к этому посланию. Надежда Владимировна, буду вам бесконечно благодарна, если вы поможете мне в осуществлении моих надежд. Пожалуйста, оформите для меня персональный вызов для работы после распределения в ваш город. На любое предприятие, желательно экономистом. Официальный. На адрес нашего факультета. До июля этого года. И, если не затруднит, черкните несколько строк в отдельном послании лично для меня, даже если это будет отказ".
   Вечером показала Халиде запечатанный конверт.
   - Я же говорила, повеселимся, и всё у тебя получится, - сказала она. - Ну расскажи, что вычитала-то?
   Но я ещё неделю носила его с собой, не решаясь отправить, пока не успокоилась и не утвердилась в своём желании. А время стремительно летело. Через неделю начнут возвращаться четверокурсники, надо, чтобы нелегалы освободили места своих зимних спячек. Я сводила дебет с кредитом -- на сберкнижке было две тысячи триста рублей. Я прекрасно понимала, что в следующий год у меня таких доходов уже не будет, одно лето может пополнить мой лицевой счёт.
   - А почему я не использую летний период для нелегалов? Нет очников -- есть заочники, абитуриенты. Надо будет обдумать этот вопрос хорошенько. С июля перед вступительными экзаменами по всем факультетам проводятся подготовительные курсы. Найти только пару человек, а там они сами приведут за собой. Да, так и надо будет сделать, нельзя упускать такую возможность. Никто меня за это из института не отчислит. Постельного только побольше оставить.
  
  
   х х х
  
  
   Кончалась картошка, и мы собрались к нашей бабушке.
   - Мама, а после весны -- лето, это ведь скоро уже.
   - Да, совсем скоро.
   - Андрей сказал, что самый лучший фотоаппарат -- это "ФЭД".
   - Вот, напомнил уже, что я ему обещала к лету, - усмехнулась я про себя. - А они есть в магазинах?
   - Не знаю.
   - Давай в следующие выходные поедем в центр, посмотрим, к тому же тебе надо на ноги что-то лёгонькое купить, старое-то мало. Скоро тротуары совсем подсохнут.
   Мы шли по широкой улице Советской.
   - Да, Николка, весной здесь совсем ещё и не пахнет.
   - Снег-то даже не чёрный.
   - Просто воздух здесь чистый, здоровый, не то, что в Свердловске.
   - Так здесь и машин-то раз, два, и обчёлся, - разговаривал он, как взрослый.
   - Вот моя деревня, вот мой дом родной, - смеялась я, увидев родное жилище с пригорка.
   - Вот качусь я в санках по горе крутой, - продолжил он радостно.
   - Давай тихонечко войдём, дверями не хлопай.
   - Жулька, это мы, - гладил он собачонку, - не лай.
   Мы осторожно, чтобы не скрипнули ступеньки, поднялись в сени, без шума открыли входную дверь, замерли на пороге. На кухне -- никого. Один Рыжик спал на лестнице у печки, свесив хвост с одного её конца и голову -- с другого. Мы удивлённо переглянулись, я приложила палец к губам. Он на цыпочках заглянул в горницу, тут же заулыбался во весь рот:
   - Сонное царство! - Произнёс шёпотом. - Все спят.
   Сдерживая смех, разделись и присели за кухонный стол, ожидая развязки. Но ему быстро надоело. Он достал из сумки завёрнутые в газету фотографии, которые привёз показать бабушке, разложил на столе, и -- обнаружил пропажу:
   - Мама, здесь только две, - растерянно обратился он ко мне.
   - Это я виновата. Пришлось одну подарить подруге. Но это не самое главное -- я готовлю для тебя большой сюрприз, даже не большой, а большущий. Обещаю, ты ещё встретишься с этой фотографией, где мы вдвоём.
   - Самой красивой нет, - обидчиво проговорил он, но тут же весело засмеялся, - плёнка- то сохранилась, ещё раз напечатаем.
   - Правда? Как хорошо! А я сама долго расстраивалась, самой жалко было. Надо их штуки три сделать сразу, всем подарим, и бабушке, и дяде Валере, и Максимке.
   - Тогда не три, а четыре надо, ещё себе оставим, - совсем не скрывая радости, планировал он.
   - Это кто у нас там смеётся? - Донеслось из горницы.
   - Бабушка, это мы приехали, - побежал он к ней.
   - А я думаю, во сне что ли мне приснилось. Думаю, полежу так ещё вас во сне увижу. Лежу, лежу, а сна всё нет. Потом только догадалась, что это не сон вовсе, - улыбалась она, выходя на кухню. - И давно вы тут?
   - Так со вчерашнего вечера, - смеялся Николка, заглядывая ей в глаза.
   - Это так долго я спала! - Нарочито удивлялась она. - А кто печку топил? Истоплена ведь.
   - Это ты во сне по привычке, наверное.
   - Неужели такое может быть!
   - Может! Может! Голова спит, а руки и ноги нет, - фантазировал сынок.
   - Совсем, видно, старею я, - присела за стол.
   - Бабушка, мы фотографии привезли. Посмотри. Нравится?
   Она одела очки и рассматривала фотки. А он ждал от неё ответа, ждал восторгов.
   - Я их себе в сервант поставлю, чтобы всё время смотреть.
   - Пожалуйста. Я ещё себе напечатаю. Бабушка, это же я сам фотографировал. Не веришь? Спроси у мамы, - пытался он пробудить у ней интерес.
   - Если сам, то молодец, - говорила она просто так, совершенно не интересуясь подробностями.
   Он это быстро понял и не стал навязываться. Взвалил Рыжика себе на плечо и отправился на диван. Наверное, понял, что искусством фотографии интересуются далеко не все, живущие на земле, и что, оказывается, без этого можно прожить даже до самой старости.
   - Давайте-ка я вас покормлю, у меня в печи кашка преет, готова уже должна быть.
   - А какая кашка?
   - Тыквенная.
   - Это какая такая "тыквенная"? - Спросил он из горницы.
   - А помнишь, в самом конце огорода ты про листья широкие спрашивал?
   - Из листьев что ли!
   - А там ещё на ветках зелёные завязи были, как огурцы большие. Помнишь?
   - Помню. Из них что ли?
   - Пока вы на юг ездили, из них четыре тыквы выросли большие, как арбузы. Всю зиму в подполье стоят. Вот из одной такой я уже второй раз кашу варю. Объедение!
   - Интересно, что за тыквы?
   - Сначала поедим, а потом, если хочешь, сам слазаешь в подпол посмотреть.
   Каша действительно была вкусной, и мы ели большими ложками, посмеиваясь. А на каминке ещё стояла большая из жаростойкого стекла кастрюлька с парёнками. Вот эта еда ему была хорошо знакома, и он от нечего делать уплетал их весь вечер.
   - Бабушка, а картошкой жареной нас накормишь сегодня?
   - Накормлю. Вечером вот будем камин топить и нажарим.
   Я пошла до колодца, а он направился Жульку проведать. Вечером сидели у печки в горнице, телевизор смотрели, да новости друг дружке рассказывали. Кроме нас в эти выходные никто не приехал. Так как днём он не спал, то вечером уснул ещё засветло. Утром я проснулась уже под разговоры.
   - Бабушка, а что-то я давно Кляксы не вижу. В каникулы зимой её тоже не было.
   - Так зачем мне две кошки-то? Мне же их не прокормить. Отдала на соседнюю улицу, там у одних крысы развелись, а она у нас хорошая мышеловка. Попросили, я и отдала. Осенью ещё, чтоб за зиму попривыкла, чтобы обратно не прибежала. Зимой-то кошки больше на печках греются.
   Я спустилась в подпол за картошкой.
   - Покажи ему тыквы-то, - напомнила она, - у дверей самых стоят.
   - Николка, иди смотри, - кричала я, - я её даже с места сдвинуть не могу!
   - Вот это да! Правда, как арбуз, только цвет другой, - смеялся он, лёжа на полу и опустив голову в подпол. - Мама, репку достань жёлтенькую. И с собой одну возьмём.
   А днём он лежал на диване с котом. Я присела рядышком. Делать было нечего. Даже прясть не хотелось. Мама копошилась на кухне. Билеты были на вечер.
   - Может поспишь.
   - Не хочется. Скучно здесь. Скорей бы обратно.
   - Скучно, говоришь? А ты поговори с ней.
   - С кем?
   - Со скукой.
   - Как это?
   - Спроси, зачем она пришла?
   - Кого?
   - Скуку.
   - Да как я её спрошу? Она же не живая!
   - Но раз ты чувствуешь, что скука рядом, значит, она есть? Ей, видно, ты понравился, раз она к тебе явилась.
   - Она что ли меня видит? - Смеялся он.
   - Не знаю, - настаивала я, - может ей тоже скучно.
   - Скуке скучно!
   - А почему бы нет? Тебе скучно, ей скучно -- обоим хорошо. Лежим оба, скучаем. Красота!
   Он заливался смехом, тормоша кота:
   - Вот он что ли скука?
   - Он целыми днями спит, он лентяй, а лентяям скучно не бывает. Скучно бывает только тем, кому есть о чём скучать, кто устаёт, кто всеми днями занят, работает, учится, что-то делает, чего-то всё время хочет, чего-то добивается. И вдруг у человека появляется один свободный день -- и он скучает. Это нормально, даже полезно иногда поскучать. В такой день можно подвести итоги, проанализировать прошлые успехи, помечтать о будущем, просто ничего не думать. Редко такие дни бывают, надо уметь в это время просто отдыхать. Лишь бы она надолго не привязывалась.
   - Кто?
   - Скука.
   - А если привяжется, что тогда?
   - А тогда гони её прочь.
   - Как это? - Смеялся он. - Палкой или веником?
   - Достаточно громко сказать: "Пошла прочь, скука, видеть тебя не хочу!"
   - Пошла прочь, скука, видеть тебя не хочу! - Закричал он, лёжа на диване. - Так что ли?
   - Нет, она же видит, что ты лежишь, и думает, даже знает, что ты её обманываешь. Надо встать и чем-нибудь заняться, можно просто встать и смахнуть её рукой: "Пошла прочь, скука!"
   - Ладно, полежу ещё немного поскучаю, раз иногда полезно. Может и усну. Правда спать хочется.
  
  
   х х х
  
  
   Я только что вернулась с занятий и переодевалась. Двери наши никогда не закрывались. Я скорее почувствовала, чем увидела его. Кирилл схватил меня в объятия, подойдя сзади, прижался всем телом, не давая шелохнуться. Мозги мои тут же вылетели. Мы стояли, слившись в одно целое, пропитывая друг друга. Его руки медленно прощупывали грудь, скользили по животу. Подкралось чувство страха -- "Мы одни на всём этаже, Халида на работе. Он сильнее меня, мне с ним не справиться". Я резко развернулась. Он развёл руками, глаза его смеялись:
   - Не мог сдержаться, извини. - Но тут же снова схватил меня в объятия, поцелуям не было конца.
   - Всё! Всё! Хватит! - Взмолилась я.
   - Елизавета, ты не выходишь у меня из головы. Ничего не могу с собой поделать. Просто безумие какое-то.
   - Действительно безумие, - промямлила я, одевая халат.
   - Это не просто весеннее безумие, это что-то гораздо больше. Ты не сердись. Вот пообнимал тебя, спокойнее стало.
   - Кирилл, ты ведь взрослый человек. Я ничего не могу тебе обещать.
   - Я ничего и не требую, просто увидеть тебя хотелось, прикоснуться.
   Мы стояли напротив друг друга, он не отпускал мои руки и гипнотизировал чёрными глазами, в которые я старалась не смотреть.
   - Мне кажется, я смог бы быть с тобой рядом всю жизнь.
   - Боже упаси! Нет! Нет! У меня нет таких планов! Даже не заикайся! - Вырывала я свои руки.
   - А ты не зарекайся, - смеялся он, не отпуская, - в жизни всё бывает не так, как задумано.
   - Кирилл, оставь меня в покое. Не до этого мне, поверь.
   - Я совсем не надоедливый. Можно, я посижу рядышком, погляжу на тебя, глазами порадуюсь.
   - В первый раз ты был серьёзней.
   - Тогда я точно тормозил -- настолько внезапно был шокирован случившимся во мне переворотом.
   - Как ты меня нашёл?
   - Это мужские хитрости. Вы вдвоём живёте?
   - Вдвоём.
   - А где подружка? - Показал на вторую кровать.
   - Где-то здесь, - засмеялась я, думая про себя, - вот чем я его охотку на подобные встречи отобью. Сынок быстро поставит его на место.
   - Елизавета, пожалуйста, не смейся надо мной, - он, видимо, заметил иронию в моём смехе.
   - Что будем делать? - Собралась, наконец, я с мыслями.
   - Любить друг друга.
   - И как ты себе это представляешь?
   - Когда ты молчишь, то более искренняя, а когда говоришь -- мы сразу чужие делаемся.
   - Так мы чужие и есть.
   - У нас есть время познакомиться. Вся жизнь впереди.
   - Кирилл, ты много себе нафантазировал, - сказала я серьёзно, - боюсь, мне со всем этим не справиться, и ты быстро разочаруешься. Мне некогда тебя переубеждать, сам всё быстро увидишь. Трудно со мной. Я не буду тебя ни выгонять, ни отталкивать. Уверена, ты сам поймёшь и отстанешь, чем быстрее, тем лучше для тебя. Не умею я радоваться. Жизнь не даёт.
   - Тебе со мной легче будет, вот увидишь.
   - Сомневаюсь. Мне ещё с тобой забот не хватало, итак времени не хватает.
   - Не хочешь даже познакомиться со мной?
   - У меня расписано всё по минутам, даже ночью. Нет тебя в моём расписании, понимаешь!
   - Неужели ни одной минутки даже ночью? - Смеялся он. - Надо будет проверить.
   - Ещё чего не хватало! Не вздумай! - Строго сказала я. - Сплю всего по пять часов в сутки третий год подряд.
   - Да шучу я. Не беспокойся, не потревожу. Я ведь всё прекрасно понимаю, сам и учусь, и работаю, и другого невпроворот. Но ведь весна впереди, лето, дни длиннее, учёбы меньше. Елизавета, найди для меня время, хотя бы после сессии. Пообещай, и я терпеливо буду ждать.
   - Боюсь обмануть. Честно.
   - Я рад, что ты согласилась. Спасибо.
   - Не соглашалась я!
   - Но и не отказала, - смеялся он. - Надо скорей убегать, пока ты не передумала. Провожай.
   У порога мы опять обнимались. Наконец, оторвавшись от меня, он исчез. Хоть я и твердила ему, что ничего у нас не получится, но была всё-таки рада, по крайней мере он меня ни к чему не принуждал. Думала, улыбаясь про себя, как бы его перехитрить, не дать головёнке своей с пути сбиться. А пообниматься-то, ради бога, одно удовольствие. Самое главное, держать его на расстоянии. Пошла в садик за ребёнком.
   - Мама, ты сходи к Андрею. Он сказал, что сам мне фотоаппарат купит, его хорошо выбирать надо.
   - Ладно, поговорю, узнаю.
   - Потому что у него другой -- "Зенит", а ему ещё самому надо сначала на моём научиться. Он так сказал.
   - Вот съездим сначала цены посмотрим, тогда решать будем. А ты сам-то как думаешь, справишься без Андрея?
   - Не знаю, надо же пробовать, а для этого нужен фотоаппарат.
   Вечером я пошла смотреть, чем занимается мой ребёнок, проторчала там около часа, задала ему абсолютно все вопросы, какие смогла. Тот всё рассказывал, Андрею запретила любые подсказки.
   - Итак, Андрей, пора или нет покупать фотоаппарат?
   - Надо покупать, Лизавета. За неделю я его опробую, все тонкости узнаю. Там наведение сложнее. Но мы быстро разберёмся, и Николка уже сам всё с ним будет делать, а то ведь наши-то всё время заняты. А ему пора, и к лету он будет уже специалистом. На плёнки только денег не жалей, даже если будут испорчены.
   - Ладно. Покупай нам. И вспышку к нему тоже, плёнки, бумаги, сам смотри. Сколько денег надо, не знаешь?
   - Так я уж смотрел в фототоварах. Двести надо.
   - Пойдём, Николка, за деньгами.
   Я дала двести пятьдесят рублей, наказала, чтоб купили химикатов на лето, чтобы мне этим не заниматься.
   - Всё, что купит нам на лето, принесёшь сюда. Они после сессии все уедут, а ключи от фотолаборатории должны оставить мне, будешь там один заниматься. Понял?
   - Понял. Скажу. А если ключи не оставят?
   - У меня запасные на этот случай есть. Лишь бы у нас всё необходимое было.
   Снег быстро таял. Все скинули зимние одёжки, обнажили весенние причёски. Улыбки не сходили с лиц. Учёба давалась легко, из курсовых работ оставалась только одна, экзаменов впереди всего три. Если курсовую во-время сдам, зачётов не будет, все пройдут автоматом.
   В конце апреля месяца сын вошёл в комнату с фотоаппаратом. Застеснялся.
   - Вот, мам, здесь всё, и вспышка, и плёнки, и проявители, и закрепители, и бумага. Осталось тридцать рублей, - он выкладывал из пакета все принадлежности.
   - Тридцать рублей отдашь Андрею. К нему ты ещё сто раз будешь обращаться. Ну давай посмотрим фотоаппарат.
   Он, не снимая с шеи ремешка, расстегнул кобуру:
   - Тяжёлый, большой.
   - Сынок, тебе ведь его не на один день, не на один-два года, а на всю жизнь. Через пять лет ты уже будешь выше меня ростом, уже невест будешь фотографировать, - смеялась я, - привыкай.
   - Я только показать зашёл, возьму одну плёнку и пойду вниз, заправить надо.
   - Ладно. Покупка стоящая. Только, когда задумаешь сам фотографии делать, поговори сначала со мной. Не забудь! Я хочу кое-что наказать тебе. Ладно? И ещё, вот тебе толстая крепкая тетрадь, сегодня-завтра запишем все твои расходы, ты должен знать все цены. Спроси у Андрея.
   А ответа с севера всё не было. Я старалась не думать об этом. Днём такой самообман удавался, а перед сном начала раз от раза всё больше волноваться, с этим волнением и просыпалась. Скоро это стало невыносимо. А Халида, как всегда, была легка:
   - Если боишься чего-то, представь, что это уже случилось, и продолжай жить с улыбкой дальше, - советовала она.
   - Не могу я с улыбкой.
   - Ты когда отправила?
   - В самом конце марта, в последние дни.
   - Так оно ещё только туда дошло. Может туда и самолёты-то не летают. Месяц обратно будет идти. Документы ведь ещё будут сколько-то времени делаться, начальники -- народ занятой. Так что рано ты ждать ответа начала.
   - И правда, успокаивать ты умеешь, - согласилась я с ней, - может и рано. Халида, ко мне Кирилл приходил.
   - Кирилл! Да ты что! - Удивилась она. - Когда?
   - Недели две назад.
   - И как? - Смеялась она.
   - Как? Как? Тебе смешно.
   - Целовались? - Хохотала она от своих предположений.
   - Не говори. Схватил, зажал, пикнуть не смогла.
   - Надеюсь, на кровать не свалил?
   - Нет. Сдержался.
   - Я бы сразу сдалась такому мужику.
   - Хорошо тебе говорить. Я думала, ты ему сказала, где я живу.
   - Если б спросил, почему не сказать.
   - Давно ты его знаешь?
   - Я его вообще не знаю, в ресторане первый раз видела. Лёнчик попросил дружку напечатать, пообещал, что тот рассчитается, я и напечатала. Он в УПИ учится, на четвёртом курсе сейчас.
   - На какую тему работа была?
   - Какое-то оборудование, схем много, таблицы, расчёты. Почти неделю ковырялась.
   - А я ребёнку своему фотоаппарат купила.
   - Молодец он у тебя, время не теряет.
   - Ты-то как? Учёбу я имею ввиду.
   - Да всяко. Больше договариваюсь, чем учусь. А Кирилл-то что? О чём говорили?
   - Ни о чём я с ним не говорила, сказала, что не до него мне.
   - А он?
   - Что он? Любовь на всю жизнь придумал.
   - А он холостой или женатый?
   - Не знаю, и знать не хочу. Так ему и сказала.
   - Так хоть бы познакомились, интересно ведь.
   - Ага, стоит только поговорить с мужиком, сразу откуда ни возьмись дети появляются. Он ведь не ребёнок.
   - Лизавета, тебе вот уже тридцать скоро, а ни черта ты к жизни не приспособлена. Ещё на север собираешься, там, говорят, одни мужики, а из баб -- одни бляди. Тебе с такой необычной внешностью прохода не будет. Что будешь делать тогда?
   - Откуда ты знаешь, что там одни мужики?
   - Да слышала такие разговоры.
   - А почему раньше не сказала? - Смотрела я растерянно на неё.
   - Да как-то не думала. Это сейчас про Кирилла разговор зашёл.
   - Ты меня просто убила. Я там не выживу. Мне никто не нужен.
   - Я и говорю, не приспособленная ты совсем к жизни, мужиков боишься, как огня, а их ведь обмануть-то проще простого.
   - Сколько ни обманывай, всё равно одним кончается.
   - Не скажи.
   - Что ты имеешь ввиду?
   - Вот скажи, ты ведь боишься забеременеть?
   - Конечно.
   - А аборты ты делала?
   - За десять лет замужества -- со счёту сбилась.
   - С ума сошла. Правда?
   - Да.
   - Что же ты так себя не уважаешь-то! А я только один сделала, с сразу спиральку поставила.
   - Какую спиральку? Куда поставила?
   - Туда поставила, - смеялась она, показывая руками, - мне с моими случайными связями иначе никак нельзя.
   - Объясни.
   - Медицина сейчас имеет множество способов, чтобы противостоять беременности. Я, когда первый раз поставила, ещё сомневалась. На пять лет. И поняла, что это выход. А в прошлом году снова на пять лет поставила, и заботы не знаю. Мужикам-то ведь тоже дети не нужны, это государству только надо.
   - И где это делают?
   - В женской консультации.
   - В любой?
   - В любой, наверное.
   - Что же мне ни одна врач не предложила-то!
   - А им запрещено открыто предлагать, рожать совсем не будут.
   - И что, прийти и попросить?
   - Да. Потребовать. Причину хорошую придумать.
   - Какую причину?
   - Я сказала, что студентка, пока учусь, детей не надо.
   - И этого было достаточно?
   - Да. Я студенческий с собой взяла, даже не спросили.
   - Придётся спиральку, на всякий случай, перед севером ставить.
   - Да. Только так, иначе тебе капут, - смеялась Халида.
   - А если вылетит?
   - Кто?
   - Спиралька.
   - Не вылетит, - хохотала она, - испробовано на себе.
   - И правда твоя, деревенщина я и есть деревенщина.
   - Не задумывайся, Лизавета, ставь, жизнь сразу уверенней будет. С мужиками ведь не всегда сладишь, а это всё-таки защита.
   - А там что, на операцию надо ложиться, или как?
   - Да нет. Только сроки какие-то с месячными связаны, дня через три-четыре после них, но врачу надо раньше показаться.
   - Скажи уж для полного счастья, в какую больницу-то ты ходила?
   - Так наша консультация по улице 8-е Марта, в сторону автовокзала, недалеко.
   - Халида, что бы я без тебя делала!
   - Ставь скорее, Кирилла порадуешь, - поджучивала она.
   - Как бы не так, у него поди жена есть, обойдётся.
   Сына я застала за записями в своей комнате. Разложив всё из пакета, на первой странице выводил старательно, под цифрой "Один" стоял фотоаппарат, марка, цена.
   - Андрей тоже всё записывает, - пояснил он, - здесь на каждой упаковке цена стоит.
   - Хорошо. Занимайся. Ещё только дату сегодняшнюю на этой страничке поставь.
   - Это в конце, когда всё сосчитаю. А какая сегодня дата?
   - А давай схитрим. Напишем второе апреля, будто это тебе на день рождения. Никто ведь нас не контролирует, а лет через пять-десять заглянешь на первую страничку -- приятно будет.
   - Давай. Так и сделаю.
   - Заправил плёнку-то?
   - Ага.
   - Деньги Андрей взял?
   - Да. "Большое спасибо" тебе велел передать. Трудно у него с деньгами.
   Как же я сразу не додумалась? Ребята больше года на свои стипендии всё покупают. Я на следующем же заседании студкома поставила вопрос о сборе для них денег:
   - Значит, решено, разовый сбор со членов студкома по пять рублей, с работающих -- по десять. Валера, сколько соберёшь, скажешь мне, запишем в протоколе.
  
  
   х х х
  
  
   Неожиданные требования преподавателей после майских праздников шокировали почти всех -- нас начали готовить к курсовым работам по основным дисциплинам, которые мы должны будем сдать в первые три дня сентября на четвёртом курсе, получалось, что мы должны всё лето ими заниматься. Вот тебе и летние каникулы! Никто из нас такого поворота не ожидал. Провалились у некоторых все планы по поездкам на отдых. Спешно расхватывали темы курсовых. Мне удалось выбрать по экономике "Хронометраж" и по бухучёту "Себестоимость". По финансам остались последние на столе, взяла "НДС", а по банковской деятельности "Резервные фонды", о которых даже в лекциях была всего одна строчка. Пока не расхватали учебники, пришлось срочно бежать в библиотеку, слава Богу, по резервным фондам была объёмная глава в "Инструкции по кассовым операциям". Зачётная неделя была по расписанию, как всегда, с двадцатого мая. Досрочные экзамены, кто готов -- с двадцать третьего, каждый день по одному. В этот раз досрочников было много, даже очень много. Но получилось.
   Сразу же отправилась в стройтрест. Ольга Евгеньевна, начальник планового отдела, видимо, не забыла, что я обещала к ней явиться.
   - Можно мне с первого июня начать?
   - С первого -- так с первого.
   - Ольга Евгеньевна, ещё попросить хочу, если можно, на институтскую стройку, ребёнка легче из садика забирать.
   - У тебя есть ребёнок?
   - Да. Нынче в школу собираемся.
   - Хорошо, я решу этот вопрос. Приходи сюда первого числа. С экономистом познакомлю. Маляр тебя устроит?
   - Конечно, хоть кем.
   - Всё. Договорились.
   - Спасибо, Ольга Евгеньевна.
   - Может диспетчером на время отпуска ещё поработаешь?
   - Нет проблем. Конечно.
   - Это, наверное, в июле будет.
   - Хоть когда, на всё согласна. И мне бы за лето ещё с вами рядышком несколько дней посидеть, вопросы есть.
   - Ты ж вольный студент, в любое время приходи.
   - Спасибо. Спасибо. Побежала.
   Всё! Ура! Отпросилась у Свет Акимыча на пять дней домой съездить, и мы с фотоаппаратом ехали счастливые к нашей бабушке.
   - И бабушку сфотографирую, и Жулика, и Рыжика! - Планировал сынок.
   - И дом наш тоже, - продолжала я с не меньшим энтузиазмом.
   - Мама, а я ещё хочу в нашем садике всех сфотографировать.
   - Хорошая идея, Николка, только я посоветую в садике не по одному человеку фотографировать, а сделать коллективные фотографии, старшую группу отдельно, среднюю отдельно, и младшие так же. Вместе с воспитателями. Коллективные -- они интереснее, посмотришь на неё и сразу всех вспоминаешь. Только мы должны их заранее предупредить, чтобы оделись нарядно.
   - Правильно, мама, правильно. И альбом нам надо купить.
   - Придётся тебе меня научить, где нажимать.
   - Зачем?
   - Ты всё наведёшь, настроишь, а потом сам в серединку встанешь, а я только щелчок сделаю.
   - Андрей сказал, что для начала фотографировать лучше по два раза одно и то же.
   - Хорошо, два щелчка сделаю. У бабушки потренируюсь.
   - Дядю Валеру бы увидеть, ему, наверное, мой фотоаппарат понравится.
   - Не сомневаюсь. Он очень удивится, что ты за один год всему научился.
   - Учусь ещё. Не совсем научился.
   - Не скромничай. Самое главное -- это не щелчки делать, а всё остальное. Ты уже всё сам делаешь, я же видела, и Андрей доволен своим учеником. Только, если мы задумали сделать снимки в садике, нам придётся у бабушки всего три дня побыть, а не пять, так как мне с первого числа уже на работу надо на всё лето, с утра до позднего вечера.
   - Так нам здесь и трёх дней хватит.
   - Конечно. Я тоже так думаю. А сколько кадров на одной плёнке?
   - Андрей по двадцать четыре кадра купил. Так удобнее, быстрей можно проявить.
   - А сколько в садике групп?
   - Три в садике и в яслях две, всего пять.
   - Значит, для садика надо оставить десять кадров. Правильно?
   - Да.
   - А десять-двенадцать здесь сделаем, не больше. Так?
   - Так.
   - И через неделю у тебя уже будут результаты. Дай бог, чтобы всё получилось.
   - Дай бог, - повторил он.
   Так как мы приехали среди недели, то всех родственников, конечно, не застали. Сидя под вечер на скамеечке перед домом, ждали какого-нибудь прохожего, чтобы он всех нас вместе щёлкнул. Кот наш грелся рядом на солнышке, Жулька к столбу привязан.
   - Мама! Галина Петровна идёт с работы! - Первый заметил он.
   Мы быстренько все приготовились, бабушке на колени кота положили, я Жулика у ног держала.
   - Здравствуйте.
   - Здравствуйте, Галина Петровна, - нетерпеливо встретил он её, - мы вас ждём, чтобы вы нас сфотографировали.
   - Так я ж ничего в этом не понимаю, - смеялась она.
   - Я вам всё покажу. Это просто. Я уже всё настроил. И солнце хорошее.
   - Ну давайте попробую. А если испорчу?
   - Ничего страшного. Ещё раз сделаем.
   Он заставил её присесть, объяснил, куда смотреть, что нажать, потом ещё раз всё проверил и встал к нам в серединку.
   - Сначала скажите нам "Внимание", чтобы мы не моргнули.
   - Внимание, - щелчок.
   Он перевёл кадр. Повторить попросил.
   - Николка, а чей это фотоаппарат?
   - Мой. Мама мне на день рождения подарила.
   - А кто фотографии делает?
   - Я сам всё делаю. У нас в фотолаборатории.
   - Может в садик к нам придёшь ребят сфотографировать?
   - Когда?
   - Да хоть завтра.
   Он восторженно смотрел на меня, ожидая одобрения.
   - А во сколько прийти? - Спросила я. - Мы вечером уезжаем.
   - Прямо с утра можно.
   - Ладно, зайдём с утра. Только фотографии привезём, когда в следующий раз приедем.
   - Понятно. А сколько берёте денег за одну фотку?
   - Один рубль за штуку, - поспешила я опередить сомнения сына.
   - Хорошо. Приходите. Ждать будем.
   Ребёнок мой волновался, первый раз всё-таки:
   - Мама, а вдруг не получится, а все ждать будут.
   - Сынок, техника у тебя надёжная, надо своему аппарату доверять, он ведь тебя слушается. А если не получится, что ж теперь, не умереть же от этого. У любого даже взрослого знающего человека не всё всегда получается, к этому тебе тоже надо привыкать. Дядя Валера рассказывал, что целыми плёнками, бывало, засвечивал все кадры. Ничего, бывает и хуже. А у нас всё получится. Скажешь сам себе вслух перед сном: "Всё будет хорошо!" и успокоишься, так всё и будет.
   На следующий день у нас получилась генеральная репетиция коллективных фотосъёмок.
   - Мама, - попросил он шёпотом, - я хочу с Галиной Петровной.
   - Иди. Снимай фотик.
   Я ждала, пока он с ней договаривался. Она улыбалась. Посадила его к себе на колени. Я сделала снимок, и мы распрощались.
   - Хорошая Галина Петровна, правда?
   - Правда.
   Через день съёмки продолжались в институтском садике. Чистых кадров оставалось всего шесть.
   - Когда будут готовы? - Поинтересовалась воспитательница.
   - За неделю сделаю, - ответил сын.
   - Николка, я думала, что мама твоя делать будет.
   - Нет. Она не умеет.
   - Как не умеет? - Удивилась та.
   - Это мой фотоаппарат, я и фотографии сам буду делать, - уже совсем серьёзно вёл сын разговор, поправляя ремешок и пряча фотоаппарат в футляр.
   - Елизавета Николаевна, - отвела она меня в сторонку, - это правда?
   - Правда. Всё именно так, я ничего в этом не смыслю, он только щёлкать меня и научил, всё остальное сам делает.
   - Поверить не могу.
   - Принесёт фотографии -- поверите.
   - Тогда уж скажите, не бесплатно ведь?
   - Не бесплатно. Мы ж студенты. Предупредите, что одна фотка стоит один рубль. Сами соберёте, надеюсь.
   - Конечно, конечно. Всё-таки очень даже интересно. А где он этому научился?
   - Целый год от одного студента не отходил. Пока не доказал, что всё умеет, я ему фотоаппарат не купила бы. Однако, пришлось вот сделать подарок.
   Мы шли домой. Предстояла обработка снимков. Николка был спокоен, зато я теперь волновалась за него.
   - Ещё бы шесть-то кадров как-то использовать, - озабоченно говорил он, - даже придумать никак не могу.
   - Так в общежитии полно народу, - смеялась я, - выйди на середину красного уголка вечером со вспышкой и кликни желающих -- отбоя не будет. Или попозднее вечером, парочки влюблённые целуются, ты раз -- и готово. А когда напечатаешь, отнесёшь, они спасибо тебе скажут. Тебе надо интересные моменты искать, а их в жизни много.
   - Так хочется плёнку проявить побыстрее.
   Вечером прибежал ко мне с возгласами:
   - Мама, получилась плёнка! Хорошо всё вышло! Только Андрей сказал, что бумагу надо покупать другую.
   - Какую?
   - Коллективные надо больше размером чтобы были.
   - А он сказал, какой размер надо?
   - Даже показал, только у него таких всего несколько штук. Покупать надо.
   - Что ж, завтра с тобой после работы поедем в фототовары, пора нам с этим магазином познакомиться. Узнай, где он находится.
   - На улице Ленина, почти в центре, около оперного.
   - Всё. Успокойся. Завтра купим. Надо только прикинуть, сколько у нас таких фоток будет. Много ведь надо.
   - Плёнка к утру высохнет, и я сосчитаю.
   - Только я теперь тебя рано отводить буду, а забирать из садика только после пяти. Купим завтра, магазины допоздна работают.
   - Ладно, я пойду скажу Андрею.
   - И спать пора уже и тебе, и мне.
   Короче, две недели мы оба сходили с ума с этими фотографиями. Надо как-то умерить его аппетит, очень уж возбуждён. Целых три вечера я смотрела, как он их обрабатывает.
   - Мама, помогай давай, быстрее будет, - командовал он, заставляя меня опускать их то в проявитель, то в закрепитель, то укладывать на глянцеватель. - Вот и ты теперь будешь моим помощником, - довольный смеялся он, - смотри, как хорошо получается вдвоём-то.
   - А Андрей-то где?
   - Так сессия у него началась. Экзамены трудные, говорит.
   - А нам, Николка, столько курсовых назадавали, на всё лето учиться хватит. А ты тут меня фотографиями занял, поесть приготовить времени нет.
   - Да, есть и правда сильно хочется. Давай вот эти сегодня закончим и пойдём есть и спать. Больше половины уже сделали, может завтра и закончим вместе-то.
   На следующий вечер я с интересом разглядывала последние фотки.
   - Ой, надо же, и Свет Акимыча с семьёй сфотографировал!
   - Да, они скоро все уезжают. Про тебя спрашивал, я сказал, что на стройке работаешь.
   - Ты не очень-то про меня болтай. Он не должен всё знать. Спрашивал, надолго я пошла на работу, или нет?
   - Нет, не спрашивал. Спросил только, где? Я сказал, на стройке.
   - А это кто?
   - Не знаю. Увидели меня, попросили сфоткать. Влюблённые. Целовались.
   - Так надо было и сфотографировать, когда целовались.
   - Они так и хотели, только лиц-то бы не видно было.
   - Ой, а тебя кто сфотографировал за шахматами?
   - Андрея попросил.
   - Очень хорошо шахматный столик получился. Просто великолепно.
   - Всё, мама, заканчиваем. Слава Богу. Я так устал. Наверное, надо большой перерыв сделать.
   - Да. Надо записи все сделать по расходам, и отдельное место под закладку в тетради выделить по полученным доходам от продажи фотографий. Имей ввиду, я свою стипендию на твои радости тратить больше не собираюсь. Надо к школе готовиться, форму, учебники, тетради, портфель покупать. У меня может на всё денег не хватить. Ты меня слышишь?
   - Слышу.
   Ещё два дня рассматривали и раскладывали по пакетам всё его хозяйство. Ещё через день он положил на стол деньги:
   - Вот, мам, целых семьдесят восемь рублей насобирали. Потом ещё некоторые принесут.
   - Николка, ты хоть понимаешь, что это большие деньги? Это моя месячная зарплата! Вот чем хороши коллективные съёмки. И всего одна плёнка. Будет свободное время, надо будет посчитать, во сколько нам обходится одна большая фотография, а во сколько стандартная. Кто сам просится попасть в кадр, с тех можно и дороже брать. А с влюблённых парочек и того больше, любовные сцены стоят дороже.
   - Надо в этот выходной Галине Петровне отвезти обязательно.
   - Конечно, тянуть не будем. Андрею надо хоть похвастаться, показать твои первые труды.
   - Так я ж ему уже всё показал.
   - И что он?
   - Похвалил, - довольный отвечал сынок, - даже удивлялся, что так много садиковых. Вот ещё скажу, что деньги получил, совсем удивится, - сияли его глаза.
   - Да, они здесь второй год бесплатно работают.
   - Совсем-совсем?
   - Я пару раз собирала со студкомовцев для них, только это не окупает их расходы.
   В воскресенье привезли ещё шестьдесят два рубля.
   - Давай сделаем так, фотоаппарат и всё первоначальное будем считать, что я тебе подарила, эти деньги и все последующие положим вот в эту металлическую коробочку -- они твои. Я больше к твоим фоткам не касаюсь, и денег у меня не проси.
   - Ладно.
  
  
   х х х
  
  
   На работе Ольга Евгеньевна оформила меня не маляром, как раньше хотела, а сметчиком. Экономистом на институтской стройке была бойкая молодая девица, которая на две недели поставила меня на хронометраж за штукатурами, которые начинали отделку первого многоэтажного корпуса, я следила сразу за всей бригадой из двенадцати человек. В первую неделю не было ни секунды свободного времени, не то, что на автотранспорте, где один человек, где мягкое сидение, редкие пометки. Я решила, что этот хронометраж гораздо интереснее для моей курсовой работы, к которой намерена была незамедлительно приступить, нечего время терять, и курсовая у меня быстро двигалась.
   Как-то вечером ко мне заглянула однокурсница, сказала, что Сабина просила заглянуть в деканат. У меня дрогнуло сердце. Я отпросилась с работы чуть пораньше на обед, благо, недалеко было.
   - Уже работаешь? - Встретила она меня вопросом.
   - Ага, на наших институтских общежитиях. Обед сейчас.
   - Елизавета, вызов на тебя персональный пришёл.
   Я стояла окаменевшая, не зная, как реагировать. Я уже давно перегорела в этом ожидании, даже верить и надеяться как-то само собой перестала.
   - Ты знаешь, откуда?
   - Догадываюсь.
   - Расскажи, как это могло получиться?
   - Посмотреть-то можно?
   - Вот, смотри.
   - "Северное морское пароходство, - читала я фирменный бланк сверху, - приглашает на работу Сунегину Елизавету Николаевну на должность старшего экономиста. Гарантируем обеспечение двухкомнатного благоустроенного жилья и все гарантии по выплате подъёмных и оплаты дороги ей и её семье...", - я с трудом сдерживала подступившие слёзы.
   - Так как это получилось, можешь сказать?
   Комок в горле мешал продолжать разговор, но уверенность в правоте помогла справиться:
   - А как у всех получается? Не так что ли?
   - По крайней мере персональных вызовов мы не практикуем. Декан в замешательстве.
   - Тогда я буду выбирать так, как мне положено -- по баллам. Вы же этого тоже не захотите! Вам абсолютно всё равно, где я буду жить и работать, в деревне бухгалтером, или по общежитиям с ребёнком ютиться. Так ведь, Сабина Сергеевна? Приходится самой устраивать достойное будущее. Что в этом плохого?
   - Просто интересуется он, не было у нас такого раньше.
   - А теперь есть. Здесь всё по правилам, фирменный бланк, круглая печать, подпись удостоверена, все гарантии предусмотрены. Какие ещё вопросы могут быть?
   - Вы действительно туда поедете?
   - Да, только туда. У меня там друзья. Пригласили.
   - Ну ладно, я так и передам декану. Он сомневается, что вы сами изъявили желание в столь отдалённое место отправиться. Сомневается, не подделка ли?
   - Нет, мы действительно туда поедем жить и работать.
   - Ну хорошо. Я передам наш разговор, только он сам с вами может ещё захотеть побеседовать на эту тему.
   - Пожалуйста.
   - Иди тогда обедай. Я всё поняла.
   Зашла в институтскую столовую, даже не помню, что взяла, как ела. Поднялась на второй этаж, заглянула в приёмную ректора.
   - Халида, - выпалила я, - вызов пришёл!
   - Правда! - Обрадовалась она. - И что? Как? Кем?
   - Сейчас в деканат вызывали, выспрашивали, боятся, что это подделка документов.
   - Да ты что?
   - Объясняла своей кураторше, сказала, что друзья у меня там. А вызов очень грамотно оформлен, на фирменном бланке, с круглой печатью, с удостоверением подписи, со всеми гарантиями. Старшим экономистом в Северное морское пароходство.
   - Здорово! Рада за тебя. Вечером поболтаем. Иди. Меня сейчас начальник ждёт.
   Штукатуры мои спокойно работали, а голова моя была в каком-то неопределённом состоянии до конца смены. Как хорошо, что недалеко от дома и садик по пути.
   - Николка, плохо мне, спать лягу. Только разогрею тебе поесть, сам всё остальное делай.
   Уже поздно вечером сквозь сон услышала голос Халиды:
   - Всё ещё не проснулась?
   - Тише ты, разбудишь ещё, плохо ей, пусть выспится.
   - Молодец, - думала я, - хорошо охраняет.
   И только когда он начал стелить постель, села на кровати.
   - Мама, тебе получше уже?
   - Да, легче. Выспалась. Что поел перед сном?
   - Халида винегретом накормила. Целый вечер ходит сюда.
   - Ладно, спи, а мне надо всё равно полы мыть. Пойду, может она и меня накормит. Завтра надо будет в магазин зайти, все продукты покончались, плохо летом без холодильника.
   Зашла к Халиде:
   - Кипяти чайник, от голода проснулась.
   - Выспалась?
   - Не выдержала, видно, переволновалась.
   - Не мудрено, учёба, работа, ребёнок. А я сегодня целых два зачёта сдала. Можно сказать, заочно, - улыбалась она. - Рассказывай про вызов.
   - Так я всё уж тебе днём сказала, нечего больше. Просто неожиданно как-то, я уж и ждать перестала.
   - Теперь целый год собираться будешь?
   - Наверное, - засмеялась и я. - Точно ты говоришь, теперь целый год собираться буду.
   После долгого сна я и вправду оклемалась от пережитого. Казалось, что всё тяжёлое позади, ближайшее будущее определилось, огромный груз неизвестности свалился с плеч. Полы мыла, а душа летала, улыбка не сходила с моего лица.
   Даже штукатуры мои заметили во мне перемену. А я, чтобы не терять время, брала с собой теперь на работу "Инструкцию Госбанка по кассовым операциям", эту самую незнакомую мне тему по резервным фондам я должна сделать вперёд оставшихся. После хронометража обратилась к начальнице своей:
   - Ольга Евгеньевна, я совершенно не знакома с работой Госбанка, а мне в этом месяце надо курсовую сделать по резервным фондам. Теорию-то я прочитала, мне бы хоть одним глазком взглянуть, что они собой представляют. Не подскажете, как это сделать?
   - Надо тебе в банк съездить. Я поговорю с нашим главным бухгалтером, она там часто бывает, думаю, возьмёт тебя с собой. Ты пока результаты хронометража тут оформляешь, вот и совместим всё на этой неделе.
   - Я, наверное, надоем вам совсем со своей учёбой.
   - Так ведь все учились. Ты ещё ничего, безотказная. У меня тут столько разных студентов перебывало, и бестолковые совсем, и с гонором, всяких навидалась.
   Я всё никак не решалась попроситься к ней на преддипломную практику, духу не хватало. Вроде и простая она, однако, я видела, как из других отделов при её упоминании некоторые буквально в струнку вытягивались. Это впечатляет. Казалось, она совсем не обременяет себя заботами о своей работе, на самом деле она всё знает, всем коротко со знанием дела отвечает на все вопросы, ни на минуту не задумываясь. Просто знает ответы на все вопросы. И улыбается хорошо, и не повышает никогда голоса -- пример для подражания для меня. Уже к вечеру она сказала:
   - Завтра главбух свозит тебя в Госбанк, она договорилась, пропустят тебя, паспорт захвати, там только по пропускам.
   - Спасибо.
   - Зайдёшь к экономисту, попроси, чтобы разрешили тебе два-три дня там позаниматься, поговорить на твою тему. Они быстро всё расскажут, может и покажут даже, и литературу специальную могут дать на ночку. Были уже у нас такие эксперименты.
   - Хорошо, поняла, подготовлюсь, все свои вопросы захвачу. Федотовна-то меня не потеряет?
   - Не потеряет. Я ведь на месте. Малыша-то твоего как зовут?
   - Николка.
   - Читать-то научила?
   - И читает больше года, и считает, и пишет всё уже. В этом году фотоаппарат ему купила, перед этим всю зиму учился фотографии делать. Теперь уже полностью сам занимается, я даже не вмешиваюсь.
   - А сколько ему?
   - Семь. Апрельский.
   - Развитый. Хорошо. А замужем была?
   - Десять лет. В прошлом году развелись, еле отвязалась.
   - Да, не сладко, видно, тебе в жизни пришлось, - вздохнула она.
   Вечером из Строительной газеты выпал конверт.
   - Тикси, - прочитала я на обратном адресе.
   - От кого это, мама?
   - Пойдём скорее, в комнате почитаем. Это очень важное.
   Он удивлённо посмотрел на меня, когда я закрыла за собой дверь на ключ, никогда у нас такого раньше не бывало. Села на кровать:
   - Распечатывай, сынок. Читай, я слушать буду.
   Он достал из стола ножницы, аккуратно отстриг краешек, развернул:
   - "Привет с севера! Здравствуйте, Елизавета и Николка! Сообщаю, что одновременно с этим посланием я отправила на ваше имя официальный вызов для работы в Северном морском пароходстве. Будешь, Елизавета, моим первым помощником, старшим экономистом. У нас в следующем году уходит на пенсию женщина с этой должности, а, как правило, все северяне здесь не задерживаются, разъезжаются по стране.
   Край необычный, вам понравится. Город небольшой, но очень благоустроенный. Полгода -- полярная ночь, полгода -- полярный день. Лето устойчивое три месяца.
   У меня сын Андрей тоже в этом году пойдёт в первый класс, школа рядом, работа рядом, квартиру вам подготовим, может даже с мебелью. Конечно, здесь всё дорого, но и зарплаты в три раза больше, чем на Урале. Единственное, что я вспоминаю -- это свердловский шоколад.
   Мы вместе с родителями на всё лето уезжаем в отпуск на юг, вернёмся только к сентябрю, это на случай, если будете нам писать. Приезжайте, не пожалеете. Айсберги ждут вас!"
   - Сынок, об этом письме ни одна душа не должна знать. Никто, даже из родных, даже Халида, так как ещё неизвестно, отпустит ли меня туда институт. Халида знает о моём намерении уехать на север, это она помогла мне найти адрес в архиве, но, что пришёл положительный ответ, ей говорить пока не надо, чтобы не сглазить. Распределение будет точно известно только поздней осенью, в ноябре, тогда всё и решится.
   - А где этот север?
   - Давай карту посмотрим.
   Он достал свою коробку с книжками, раскрыли атлас.
   - Вот наш Урал, видишь, Свердловск, прямо в центре страны. Покажи, где Чёрное море? Правильно, оно внизу, на юге. Рядом -- запад, здесь солнце заходит на ночь. Восток там, где солнце встаёт, вот здесь, на противоположной стороне. А север в самом верху, вдоль океана, Северного Ледовитого. Вот здесь и будем искать город Тикси. Он стоит на самой могучей сибирской реке Лене, которая тянется через всю карту и впадает прямо в океан. Вот она.
   - А город-то как называется? - Искал он.
   - Тикси.
   - Вот он, нашёл. На самом севере.
   - Вот здесь нас и ждут после института.
   - Это в два раза дальше, чем до Чёрного моря.
   - Да. Ну и что. Поживём на севере, интересно ведь посмотреть другие места, другую природу. Плохо будет -- сюда вернуться никогда не поздно, вся жизнь впереди.
   Он снова читал письмо. Снова вслух.
   - А кто такие айсберги?
   - Это, говорят, надо видеть! Летом огромные льды при таянии откалываются и прибиваются к берегам, но своим низом цепляются за дно и близко подплыть не могут, так и стоят в отдалении, сверкают всё лето своими ледяными вершинами, высота которых много выше всех многоэтажных домов. А на них, говорят, белые медведи всё лето греются.
   - Интересно. А полгода ночь, это что, все полгода спят?
   - Это явление вы в школе изучать будете в старших классах. Люди к нему привыкают, полгода, конечно, не спят, так же по будильнику ходят на работу, учатся. Только солнце спит, не видно его полгода. Зато вторые полгода оно светит и днём, и ночью, приходится спать при солнечном свете.
   - Да, у нас такого не увидишь.
   - Я долго рылась в архиве, прочитала более сотни мест, куда институт посылает работать студентов -- все похожи друг на друга с небольшими отличиями, понравилось только два. Очень привлекателен Дальний восток, около Японии, Курильских вулканов, тепло там, как на Чёрном море, и даже виноград в лесах растёт. Только совсем уж далеко, вот здесь, - показала ему на карте, - да и давно уже туда никто не уезжал. А Надежда Владимировна, которая письмо это написала, тоже наш институт закончила, наш экономический факультет, они два года назад всего уехали, нравится им там. Я в тайне от всех и написала ей письмо, и вот она ответила нам.
   - И Андрей у ней тоже в первый класс пойдёт.
   - Да, интересное совпадение. Давай-ка я адрес запишу с конверта. Куда бы его записать, чтобы он не потерялся?
   - А давай ко мне в тетрадь, где фотозаписи, здесь он точно не потеряется.
   - Точно. На корочке прямо. Лучше на последней, туда реже заглядываем, пусть живёт там до поры, до времени. Не помнётся, не сотрётся. А письмо я уберу к своим документам.
   - Убрала? Я двери с ключа открываю.
   Он, взяв свой фотоаппарат, отправился вниз, а я с огромным сердцебиением принялась разбирать сумку с продуктами и готовить еду. Радость пришла на смену возбуждению.
   - Песни поёшь? - Заглянула Халида.
   - Да. Вот надо пищу приготовить, - улыбалась я во весь рот.
   - Когда комендант-то уезжает?
   - Сказал, что двадцать пятого.
   - Может отпразднуем это дело?
   - Что ты предлагаешь?
   - Да хоть в парк прогуляться в выходные.
   - Давайте сходим. Июнь уж кончается. Неплохо бы. Сейчас суп доварится, картошечку поставлю, поедим. Не против?
   - Ладно. У меня колбаска есть.
   - Нет, сегодня я вас кормлю, мясо отварное. Колбасу сама съешь перед сном. Завтра в Госбанк пойду на три дня, курсовую надо делать. На всё лето назадавали. Одну только закончила, а месяц уже пролетел.
   - Все учатся, никого даже в красном уголке нет, - заявился сын.
   - А мы в выходные в парк решили сходить на каруселях покататься. Как ты на это смотришь? - Встретила она его.
   - Конечно, я согласен, - обрадовался он, - мороженого наедимся, в тире постреляем, я вас сфотографирую на всех каруселях.
   - Как тебе не надоело таскать такой тяжёлый? - Смеялась она.
   - А я в воскресение тебе его отдам, носить будешь, отдохну немного.
   - Вот это да, а я думала, что отдыхать буду после экзаменов.
   - Тогда по переменке.
   - Давайте -- за стол. Ох, давно я уже сытно не ела. Халида, помоги мне человек десять на лето в общагу заселить.
   - Зачем?
   - Пусть полы вместо меня моют, надоело уже.
   - Девчонок, значит?
   - Не парней же.
   - Парней мне легче найти, - смеялась она.
   Насытившись, они разошлись, а я приготовила на завтра документы, вопросы по курсовой, инструкции, и села готовиться к завтрашнему посещению банка. Тихо. Спокойно. Незаметно пролетели два часа. За окном стало темнеть. Не хотелось включать свет, и я размечталась за столом.
   - Елизавета, не пугайся, это я.
   Я только голову смогла повернуть.
   - Учишься? Сколько сдавать осталось? - Поинтересовался Кирилл, заглядывая в разложенные книжки и обхватив за плечи.
   Я закрывала свои тетрадки, собирала всё со стола, до чего могла дотянуться руками. Попыталась встать -- не тут-то было, он игрался с моими волосами. Я молчала. Ну, что делать! Представила, как упорхну через год, оставив его в дураках, и рассмеялась.
   - Тебе сейчас хорошо?
   - Хорошо! Очень хорошо, - смеялась я.
   Он поднял меня вместе со стулом и стал кружить между кроватями. Я только охала, цепляясь за него.
   - Сумасшедший, остановись!
   - Крепче, крепче обнимай меня, Елизавета. Ещё крепче.
   Наконец, он остановился и, бросившись на колени, обнял меня за талию.
   - Дай отдохну немного, - прижимался головой к груди, пока я приходила в себя от возникшего головокружения.
   - Кирилл, это до добра не доведёт, - почему-то голос мой был совсем не серьёзным.
   - Елизавета, посмотри на меня. Я похож на злодея?
   Я смотрела в его чёрные глаза и совсем не находила причины его оттолкнуть.
   - Поднимайся, не дай бог кто войдёт.
   - Пусть заходят, мне давно все безразличны. Кроме тебя.
   - А если мужчина сюда войдёт?
   - Нет, в этом ты меня не убедишь. Нет у тебя мужчины и быть не может, кроме меня, - улыбался он.
   - Но ты не мой мужчина.
   - Это только пока. Пройдёт немного времени и всё изменится
   он отряхнул свои брюки и сел за стол.
   - Как экзамены?
   - Я ещё в мае все сдала досрочно.
   - А это что? - Показывал на мои учебники.
   - Четыре курсовых к первому сентября задали. Одну пока сделала.
   - Понятно. А я четыре курса закончил. Чем летом заниматься будешь?
   - Я работаю всё лето в стройтресте. Завтра вот в Госбанк напросилась, готовлю вопросы по резервным фондам.
   - Так ты здесь всё лето будешь!
   - Не радуйся так сильно, - предупредила я его восторженность.
   - Да как не радоваться-то! Ура!-Ура!-Ура!-Ура!
   - Ты ещё и петь умеешь! - Смеялась я.
   - Только на радостях! Дай я тебя расцелую!
   И я почему-то не сопротивлялась. Мне было просто весело.
   - Я буду приходить к тебе, не гони. Ладно? Я тоже всеми днями работаю, а вечерами по городу походить можно. Согласись.
   - Нет. Не соглашусь я с тобой, как бы ты этого не хотел.
   - Упрямая же ты. Ну скажи, почему?
   - Некогда мне, - отстранилась я, - и тебе уже пора уходить. Ты ведь документы на вахте оставил?
   - Оставил, строго тут у вас.
   - Ну вот и хорошо, что строго. Иди давай, - выпроваживала я его.
   В коридоре он опять обхватил меня, успев нажать выключатель вниз, и уже ничего не видя и не слыша, мы обнимались и целовались.
   - Внимание!
   От неожиданности он развернулся. Нас осветила вспышка. Я расхохоталась. А ребёнок мой, как ни в чём не бывало, направился в свою комнату, бросив фразу:
   - С вас пять рублей!
   - Почему так дорого? - Быстро среагировал Кирилл.
   - Любовные сцены стоят дороже. - Скрылся за дверями.
   Я не могла сдержаться и продолжала хохотать.
   - Что это было? - Хлопая глазами, спросил он, наконец.
   - Наш студенческий фотограф нарушителей режима фотографирует, - не унималась я.
   - На смех выглянула Халида:
   - Я тоже повеселиться хочу.
   - Здравствуйте, Халида. Вы рядом живёте?
   - Рядом, - улыбалась она. - Чему это вы так громко смеётесь?
   - Мы, Халида, целуемся, - начала я, еле сдерживая смех, - а нас фотовспышка ослепила, и мы в кадр попали.
   Она принялась хохотать больше моего. Вышел и мой сынок.
   - Николка, оставь кадры на воскресенье, для парка пригодятся, - смеялась подруга.
   - Вот звезда такая! - Думала я. - Это ж она Кирилла с нами зазвать хочет.
   - Вы в воскресение в парк собрались? Я с вами. Во сколько? - Тут же сориентировался он.
   - Часов в девять утра, - явно приглашала его Халида.
   - Я не опоздаю, - уверенно сказал он. - Всё. Я побежал. Пора, пока опять в кадр не попал.
   А Халида зашла к нам, и мы опять смеялись.
   - Здорово ты его напугал, Николка. Молодец.
   - А кто это?
   - Мамин кавалер. Влюбился в неё ещё зимой, а она всё никак это не понимает.
   - Он что, с нами в воскресение пойдёт?
   - Не знаю. Хочет.
   - Он что, студент?
   - Студент, как и все мы.
   - А почему я его раньше не видел?
   - Так он в другом институте учится, - поясняла Халида.
   - На кого?
   - Не знаю, надо у него спросить.
   - Всё, хватит, нахохотались. Пьём чай с булками, и спать пора, ночь уже, мне ещё полы мыть, - собирала я на стол.
   Утром с главбухом на "Волге" ехали в банк. Она представила меня экономисту и оставила.
   - Пропуск вам я выписала на три дня временный, можете завтра прямо с утра приходить, мы с восьми работаем. Клиенты приезжают только после девяти, у нас будет время позаниматься. Какая тема у вас?
   - Резервные фонды.
   - Значит, к восьми вы должны подойти обязательно, так как резервы открываем только минут на тридцать.
   Она достала "Инструкцию госбанка по кассовым операциям".
   - У меня есть такая, - сказала я, - уже давно читаю.
   - Очень хорошо. Тогда тонкости давайте записывайте, я буду вам диктовать:
   Ваш стройтрест является клиентом нашего банка, таких у нас более сорока. Ежедневно все предприятия, организации, которых мы обслуживаем, до двенадцати часов дня делают нам заявки для получения наличности. К ним относятся и сберкассы нашего района, и торговые организации. На основании этих заявок мы, банк, делаем сводную кассовую заявку, которую до четырнадцати часов отправляем в вышестоящую нашу инстанцию -- Госбанк. Резервные фонды только хранятся у нас в хранилище, но распоряжается ими государство, в лице Госбанка СССР. На следующее утро до девяти утра нам из Госбанка приходит зашифрованная телеграмма, которую ты завтра увидишь, и в которой будет указана сумма, в её пределах мы и изымаем деньги из хранилища.
   Всё поступает в операционную кассу и выдаётся клиентам до обеда. Кроме того, все предприятия обязаны ежедневно в эти же часы сдать всю выручку, поступившую к ним за прошлый день. У каждого клиента в банке свой расчётный или текущий счёт, в которых указываются все движения средств, как поступления безналичным путём, так и сданная выручка, и, конечно, расходы -- списание со счетов. Все банки в стране по наличному движению средств руководствуются только вот этой инструкцией Госбанка.
   - А какие банки в стране ещё есть?
   - Кроме Промстройбанка есть Соцбанк, Сельхозбанк, Внешторгбанк, и ещё множество.
   - А кроме инструкции Госбанка, что ещё используется при работе?
   - Мы руководствуемся ещё "Положением о Промстройбанке СССР".
   - Можно его взглянуть?
   Она принесла из соседнего кабинета папочку, я полистала её и попросила на ночку домой.
   - Оставишь мне свой паспорт. Только на одну ночь. Поняла?
   - Конечно, не беспокойтесь. А копию разрешительной телеграммы бы ещё хотелось.
   - Хорошо, накажу, чтобы распечатку для вас сделали. Ещё вопросы есть? Тогда это всё на сегодня, иди учись, завтра утром увидишь всё своими глазами, и -- свободна.
   - Спасибо большое. Быстро и понятно. Спасибо.
   Я отправилась делать свою курсовую на черновичок, мне достаточно было нарисовать тридцать листов. Надо будет не забыть ещё завтра взять копии заявки клиента и сводной кассовой заявки для Госбанка, этих приложений будет достаточно. К вечеру половина курсовой была готова. Забрала Николку из садика, зашли поесть в столовую, и попросила его не мешать мне сегодня. Закончила к трём часам ночи. Вымыла полы и провалилась в сон. Утром он меня будил, будильника я не слышала.
   - Мама, может мне уже одному в садик пора уходить?
   - Нет, нет, мне ведь тоже надо на работу бежать. Вместе выйдем.
   Я никогда не видела такого количества денег. Полные стеллажи до самого потолка, набитые аккуратно нафасованными пачками разного достоинства. Внизу опломбированные мешки с разменной монетой. Тройные двери в хранилище опечатывались одновременно тремя персональными печатями, внутренняя и внешняя сигнализация. Если одного человека не было, то открывать его категорически запрещалось. Каждый из троих пересчитывал, как изъятые, так и вкладываемые суммы, заполняя определённые документы, которые я попросила для своей курсовой. После этого экономист повела меня в кассу пересчёта, где шесть кассиров пересчитывали купюры поступившей выручки и упаковывали в пачки для сдачи в резервные фонды с помощью нехитрых станков для увязки.
   В десять утра я была уже дома и начала оформление на чистовую свою курсовую работу. Теперь понятие о резервных фондах банка я имела вполне достаточные.
   - Завтра пятница, никуда не пойду, - решила я, - и в понедельник тоже. Надо закончить и закрыть данную тему.
   На следующее утро я провожала Свет Акимыча. На этот раз он уезжал раньше обычного, общая сессия ещё не кончилась, и студенты ещё оставались в общежитии.
   - Лизавета, будь внимательна, - как всегда обеспокоенный, наказывал он, - проверь, чтоб ни одного лишнего не осталось, и сразу всё на ключ. Поняла?
   - Не беспокойтесь, всё сделаю. За всем прослежу. Вахтёры на месте. Справимся.
   - Ты когда работу заканчиваешь?
   - До первого числа работаю. Пять дней осталось, - нагло врала я.
   В субботу сын требовал прогулки, но я не хотела прерываться:
   - Нет, я сегодня должна закончить курсовую. Если тебе нечего делать, зови Халиду, она тоже скучает от безделья, наверное.
   Они собрались в центр в кино. Я к обеду подшила всё в папочку и отправилась в душ, надо смыть с себя всю усталость, а потом завалилась спать. Успела выспаться, приготовила еды, и сидела ждала, когда они появятся.
   - Есть хотим, - заявили они с порога.
   - Можно было и в центре пообедать, - улыбалась я.
   - А мы и пообедали, и снова уже хотим, - смеялись они довольные.
   - Мама, ты закончила?
   - Да, закончила. Видишь две папочки у меня уже готовых на окне. Одна самая лёгкая и одна самая трудная. Ещё надо две работы сделать до первого сентября.
   - Значит, завтра отдыхаем в парке.
   - Вот именно отдыхаем, не спешим, не бегаем, а отдыхать пойдём.
   Поев, Халида ушла к себе, а Николку я отвела в душ:
   - Свет Акимыч уехал, теперь здесь мыться будем. Только никто об этом знать не должен, ни вахтёры, ни Халида. Давай включу тебе воду. Я через пятнадцать минут приду, в коридоре буду. Дверь я на ключ закрою. Не обожгись.
   - Не обожгусь, не маленький.
   Я подошла к вахтёрам:
   - Ребята, а что если нам звонок на запасной выход сделать, не надо будет вам здесь сидеть целыми днями и вечерами летом. Провод вам в комнату перебросить временный.
   - Я давно, ещё в прошлом году, Свет Акимычу предлагал -- не разрешил.
   - А он и знать не будет. К осени снимем.
   - У меня и звонок, и провода с прошлого года где-то лежат.
   - Только чтоб незаметно было с улицы.
   - И местечко для кнопки я давно облюбовал, захочешь найти -- сразу не получится. Покажем только, кому надо.
   - Договорились.
   Студкомовцев у меня оставалось только трое, по одному вечеру дежурства на каждого, а потом, пока все не разъедутся, придётся самой всё время торчать внизу, это, значит, со вторника.
   - Лизавета, как хорошо, что ты здесь, я собрался к тебе, - Андрей уже вынес сумки в коридор.
   - Всё сдал?
   - Всё, слава Богу. Николка где?
   - Сейчас подойдёт.
   - Ключ вот вам отдаю.
   - Пойдём проверим вашу обитель, иди открывай, - сама же поспешила к душу открыть Николку с ключа, - сынок, Андрей уезжает, попрощаться хочет.
   - Иду, иду. Я уже почти оделся.
   - Николка! Принимай хозяйство. Я всё своё вот сюда в сторонку сложил, чтобы не мешало. Свет выключать не забывай и приборы тоже.
   - Не забуду. А ты когда приедешь?
   - В самые последние дни августа.
   - Пойдём, я тебя до главного корпуса провожу.
   - Счастливо, Андрей, - попрощалась я.
   - До свидания. Не скучайте тут.
   Хорошо, что четвёртый курс ещё в мае закончил. Так вот и мы на следующий год в конце мая будем вольными и свободными. Но ещё целый год впереди. Целый год! Зашла в студком:
   - Нина, много сегодня съехало?
   - Человек тридцать.
   - Сама-то когда собираешься?
   - Завтра у меня в десять утра поезд.
   - Ну давай, счастливо отдохнуть.
   - Спасибо.
   Закрыв душ, поднялась на свой этаж в противоположный отсек, надо проверить постели во всех комнатах, четырнадцать коек с матрацами и подушками стояли одна к одной, ожидая своих жильцов, сюда можно поселить нелегалов, которые никак не выходили у меня из головы. Принесла давно заготовленное постельное бельё, застелила кровати, проверила все радио, электроплитки, обтёрла пыль. Набрала воды, вымыла везде полы.
   - Завтра же надо зайти в приёмную для абитуриентов, узнать, в каких аудиториях будут проходить подготовительные курсы.
   Написала на альбомном листе крупно: "Кому общежитие?", спустилась в студком, достала из шкафчика старые образцы пропусков.
   - А в понедельник у меня будет свободный день, и я с утра должна заняться поиском нелегалов прямо в помещении приёмной комиссии, вдруг удача подвернётся. А в среду, первого июля, надо отпроситься с утра и прямо в аудиториях найти желающих. Я должна их найти. Здесь они все будут под моим постоянным надзором. Кто-то из них не поступит, а кто-то может не получить общежитие, такие останутся на весь год ещё для пополнения моего дохода. На лето постельного достаточно.
   - Мама, что ты здесь делаешь?
   - Проверяю, сынок. Надо всё общежитие за ближайшие дни проверить, все до единой комнаты. Давай поедим сейчас, да я пойду в другие подъезды. Проводил Андрея?
   - Проводил. Ему целую ночь в поезде придётся ехать. В Челябинскую область.
   - По карте она как раз под нашей находится.
   - Потом посмотрю. Поем и спать лягу. Завтра весь день опять на ногах.
   - Это точно. Завтра я сначала раненько в институт сбегаю на часок всего. Вернусь быстро. Позавтракаем и -- в парк.
  
  
   х х х
  
  
   Утром в воскресенье я поставила начищенной картошки полную кастрюльку, приготовила всё к чаепитию. Первый раз одела свой брючный костюмчик.
   - Ты для парка нарядилась? - Послышался голосок.
   - Да, облачность сегодня, ты тоже на футболку что-нибудь накинь. Я включаю плитку. Слышишь меня? Закипит картошка, проследи, чтобы не убежало тут. Я буквально на полчасика до института и обратно.
   В восемь утра по аллейкам никого ещё. Воскресение. Свежо.
   - Бог ты мой! Вот ведь не спится человеку! - Далеко на противоположном конце Кирилл шёл навстречу. - Прямо один на один, неужели обниматься будет?
   - Елизавета! - Улыбался он, разводя руками. - Уж не меня ли ты встречать вышла?
   - Мне до института на полчасика надо, - приостановилась я.
   - Мне, наверное, лучше к твоим пойти?
   - Да. Хозяйничайте там. Я быстро, - вздохнув облегчённо, я ускорила шаги.
   В приёмной двери для абитуриентов были уже открыты, но я остановилась около всевозможных объявлений перед ними. Нашла, что мне нужно, записала номера аудиторий, где будут проходить подготовительные курсы, обвела один -- для экономфака. Всё. Это для первого июля.
   - Зачем я не убрала табличку "Кому общежитие?" с окна, - встревожилась душа моя, - ни к чему мне лишние расспросы по этому поводу.
   - Елизавета, к вам тут пришли, - доложил вахтёр, улыбаясь.
   - Знаю, встретились уже.
   - Ухажёр?
   - Не говори. Прохода не даёт, - улыбалась я. - Мы сегодня все в парк собрались, так что не теряйте меня.
   Как я и предполагала, Николка показывал ему наши фотографии.
   - Знакомитесь? - Спросила я, строго глядя на сына.
   - Елизавета, не будь так строга к нам, - занял оборону Кирилл, - мы же ничего плохого не сделали. Картошка сварилась. Чайник поставили. Интересно ведь фотографии посмотреть. А скажи, правда, что сын у тебя сам их печатает?
   - Правда, врать он ещё не научился, - недовольно ответила я, пряча своё объявление на подоконнике под курсовые работы, - ладно уж, воскресение сегодня, не буду на вас сердиться, делайте вы, что хотите, а я сегодня отдыхать буду, - присела на кровать и через изголовье стала смотреть с ними фотки.
   - А это где вы были?
   - На Чёрном море. На поезде ездили. Вот смотри, сколько мы каждый вечер винограду ели.
   - Каждый вечер! Никогда не был на море, - вздохнул Кирилл. - Разве такие большие попугаи бывают?
   - Бывают. Прямо с меня ростом.
   - А это что за дикари?
   - Негры это настоящие. Мама говорит, студенты иностранные подрабатывают, - смеялся сын. - Кстати, готовьте пять рулей. Не забыли?
   Закипел чайник. Я пошла будить Халиду, захватив сразу с собой кастрюльку с картошкой.
   - Просыпайся, за твоим столом завтракать будем, а то у нас все не поместимся.
   - Придётся тебе ещё один стол ставить для ученика, - хихикала она.
   - Как мне надоело всей этой ерундой заниматься, с утра до вечера как заведённая. И повариху все рады из меня сделать! И спать под себя положить! И поломойка отличная! И даже учёная степень скоро будет! Как челнок по магазинам! И работаю за троих! Надоело! Надоело! Выспаться хочу. Трое суток подряд спать хочу. Ничего не делать хочу. Думать ни о чём не хочу.
   - Вот уедешь на север, скучно тебе покажется после студенческой жизни.
   - Ты мне про север чтобы не трепалась. Хватит с тебя, что на целый день в парк его зазвала.
   - Я ему скажу, чтобы не приставал к тебе сегодня, пусть за мной ухаживает, - продолжала она посмеиваться надо мной.
   - Так он к тебе и прислушается. Они вон меж собой уже больше часа толкуют.
   - Кирилл уже пришёл!
   - В шесть утра нас поднял с постели, - врала я, веселясь.
   - Правда, засоня, такого мужика проспала. Пойду поздороваюсь.
   Я подвинула стол на середину комнаты. Кровать её стояла у окна. Подставила стулья, достала вилки, ложки, открыла из запасов Халиды литровую баночку огурцов.
   - Давайте, мальчики, убирайте своё хозяйство, - командовала та, - быстро всеми руками захватили еду и -- ко мне за стол. Мама уже картошку выложила и хлеб нарезала.
   - Николка, сходи варенья ещё принеси, - отправила я его.
   - Какого? - Обратился он к гостю.
   - Не знаю.
   - Малиновое будешь?
   - Буду. Вот это да! Я сто лет не ел просто картошки, да ещё с молоком.
   - А мы только картошку с молоком и едим каждый день почти, - делился сын секретами.
   - А я в основном по столовым.
   - Мы тоже в столовую ходим, когда дома есть нечего.
   Булочки оказалось только три и, наверное, все, как и я, думали, как их делить на четверых.
   - Булочку я не буду, - заявил Кирилл, - не наемся, я с чаем лучше большой кусок белого хлеба с вареньем малиновым.
   - Я тоже большой кусок белого хлеба с вареньем, - сказал сын.
   - Так, - думала я, - уже подражать ему начинает. Можно ожидать в будущем атаку с двух сторон. Готовься, Елизавета, к бою.
   Вопреки ожиданиям день прошёл спокойно. Правда, на десять минут налетела тёмная тучка, и мы попали под проливной дождик, но последовавшее солнце высушило. В обед добрались до столовой, где расплатился Кирилл.
   - А в зоопарке вы давно были? - Спросил он.
   - Давно, - ответил сынок.
   - У нас ещё полдня впереди. Может съездим? Здесь ведь совсем недалеко, - все смотрели на меня.
   - Дело ваше. Если ноги вас ещё носят, я согласна.
   - Там тигров, говорят, понавезли.
   - А белые медведи там есть?
   - Не знаю. Увидим.
   - Тогда вперёд!
   - Кадры-то остались? - Тихонько спросила я.
   - Да, около десяти ещё.
   Я заметила, что хоть фотоаппарат он с себя и не снимал, но лишнего не фотографировал, чаще просил прохожего, чтобы запечатлеть всех вместе.
   - Отдохни хоть немного от тяжести, давай мне в пакет, - предложила Халида.
   Белых медведей в зоопарке не оказалось. Было пять часов вечера, когда добрались до института.
   - Спасибо, что взяли меня с собой сегодня, - обратился Кирилл сразу ко всем. - Я уже лет десять ни в парке, ни в зоопарке не был. И день не очень жаркий сегодня. Просто счастливый день. Ребята, мне в ночь сегодня, и из ночи я. Наверное, мне пора вас покинуть. Вы отпускаете меня?
   Мы улыбались уставшие, молчали.
   - Пойдём, Николка, пусть они прощаются, - Халида взяла его за руку.
   - Я хорошо себя вёл сегодня? - Смеялся он. - Больше терпеть не могу. - Он, не взирая на окружающих, обнимал меня. - Так не хочется отрываться от тебя, а мне пора. До свидания, - шептал на ухо.
   Неудобно всё-таки при людях, и он поддался моим усилиям. Я догнала своих. Они болтали о чём-то, не обращая на меня внимания, или делали вид только, что я им неинтересна. Мне и одной было хорошо.
   - Николка, как ты думаешь, нам надо поесть?
   - Нет, я только попью горячего. Мороженого наелись. Лучше поспать. Подожди-ка, всего один кадр остался, - остановил он меня, - давай-ка я тебя в зелёном халате сфотографирую, он должен хорошо получиться. Куда бы тебя посадить? Вот, на подоконник садись.
   - С ума сошёл, высоко ведь.
   - Как раз вровень с фотоаппаратом. Забирайся давай. Да плёнку новую поставлю, а проявлять лучше сразу две или три вместе, дешевле обходится, химикаты после одной всё равно остаются.
   - Ну? Как мне здесь расположиться?
   - Так, шторка темнее волос, мы её на стул раскинем. Ближе к косяку садись... ещё... обними руками коленки. Нет, на эту руку облокотись, за спину поставь. Хорошо. Откинь голову назад... а теперь посмотри на меня... внимание! Всё. Слезай. Чайник закипел.
   Я пошла звать Халиду пить чай.
   - Налей мне в кружечку, я уже легла. Устала.
   Принесла ей горяченького.
   - Спасибо.
   - Мы тоже ложимся с Николкой.
   Он уже стелил себе постель:
   - Мама, а как мне твоего ухажёра называть?
   - А как он тебе утром представился?
   - Кирилл.
   - Так и зови. Раз сказал Кирилл -- значит, Кирилл. Все студенты друг друга по именам зовут.
   - А кого дядями зовут?
   - Это когда родственные отношения. Или очень пожилой уважаемый, но незнакомый человек, к которому ты обращаешься, а назвать его не знаешь как.
   - Так ведь Кирилл старше меня?
   - Ну и что. Халида тоже старше, ты ведь её просто по имени зовёшь. Это нормально. В Америке и в других странах даже президента всё население только по именам называет. Там даже и отчеств нет. Спи давай.
   А сама лежала и думала, что не хватило мне сегодняшних объятий. Что со своим телом делать, совсем не слушается головы.
   - Думала из сыночка преграду сделать, ха-ха, не вышло ничего.
   Засыпая, ощущала со всех сторон его прикосновения. С ними же и проснулась. Поесть на вечер было что, по утрам Николка яблоки с удовольствием ел, свежего урожая купленные. Пошла вниз, собрала кучу ключей, надо освободившиеся комнаты проверить. Хоть и делали это дежурившие девчонки мои, но сама -- так сама, вдруг кто электроплитку не выключил не дай бог. Ребята с утра мастерили себе звонок. Преподавателей оставалось на лето только двое. В две комнаты на первом этаже велела сегодня же переселиться нелегалам. В первом отсеке осталось всего восемь человек, из них шесть уезжают завтра. Правый подъезд для обхода оставила на вечер.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 6
  
  
  
  
  
  
  
  
   Поздно вечером, лёжа в постели, вели разговор.
   - Ты полы сегодня не моешь?
   - Каникулы начались у студентов. Теперь раз в неделю внизу только буду прибираться да у себя на этаже. Можно мне и отдохнуть.
   - А у нас в группе всего пять человек осталось.
   - Наверное, я завтра в школу загляну. Не очень далеко от стройки нашей. Может тебе на месяц к родным съездить? Поживёшь у Максимки недельку, он ведь тоже на каникулах. У бабушки в огороде ягоды спеют. Вчера видел, клубнику уже продавали первую. Дорого, а там бесплатно. У дяди Валеры можно пару ночек ночевать, на неделе-то они работают, а в выходные-то можно. Отцу покажешься, сестрёнка поди уже ходить начала, сфотографируешь всех.
   - Я согласен съездить, а то ты работаешь, вечером учишься, а мне одному неинтересно.
   - А в августе я тебя заберу. Привыкай один хозяйничать. Сам будешь в школу и обратно ходить, сам себе еду разогревать, сам уроки делать, и так -- целый год. Учиться тебе легко будет, если будешь внимательно на уроках слушать и домашние задания в срок делать каждый день, трудностей не должно быть. И вечера, когда я с работы приду, у тебя тоже свободные будут.
   - Ты что ли работать будешь?
   - Да. У нас осенью начнётся преддипломная практика на целых шесть месяцев, до самого марта. Учиться только сентябрь-октябрь будем да весной -- защиты диплома и госэкзамены. А в самом начале следующего лета мы с тобой уже будем в пути к другому месту жительства, так что это лето тебе надо побыть с родными, потому что такое больше долго не повторится, может и никогда вовсе.
   - Всё надо зафотографировать, потом смотреть будем и только вспоминать. Дядя Валера ещё мой фотоаппарат не видел, плёнок с собой штуки три возьму.
   Сын уже заснул, а мне не давал спать Кирилл. Он ведь сюда обязательно явится. Сына не будет. Боже мой! Не избежать близости. Халида в отпуск собирается. Я чувствовала, что не смогу ему отказать. Не смогу! Не хочу даже!
   - А что потом? Опять беременность? Нет! Только не это!
   Я тихонько включила настольную лампу, достала паспорт, свидетельство о рождении сына, студенческий, деньги. А утром, отведя ребёнка в детсад, вместо того, чтобы искать абитуриентов около приёмной комиссии, прямиком отправилась в женскую консультацию. Волнение, начавшееся ещё с вечера, не покидало меня. Передо мной в очереди оставалось ещё четыре человека, а я не находила себе места -- волнение переросло в физическое. Врач была лет на пять меня постарше.
   - Слушаю вас.
   - Я хочу поставить спиральку на пять лет, - проговорила я тихо.
   - Вы замужем?
   - Два года разведена.
   - Дети есть?
   - Сын, нынче в школу пойдёт.
   - Когда была последняя половая близость?
   - Четыре года назад.
   - Сколько всего было беременностей?
   - Три, - соврала я.
   - Когда последняя?
   - Четыре года назад.
   - Работаете?
   - Учусь очно, третий курс. И работаю.
   - Давайте посмотрим документы.
   Она перелистала весь паспорт, и прописку посмотрела, и штамп развода, все записи о ребёнке.
   - А ваш мужчина не против будет?
   - Он работает и тоже учится в институте, только заочно. Нельзя нам никак сейчас ребёнка заводить. Он о моём посещении к вам ничего не знает. Но дело принимает серьёзный оборот, к этому всё идёт.
   - Хорошо. Ложитесь, я вас посмотрю. Когда были последние месячные?
   - Пятого июня.
   - Период?
   - Двадцать восемь дней. Числа второго июля должны быть.
   - Сколько длится?
   - Максимум три дня.
   - Точно не было половой связи?
   - Не было. Давным-давно.
   - Хорошо, я поставлю вам спиральку. Всё у вас нормально. Придёте лично ко мне на пятый день, считая от первого дня менструации.
   - Спасибо.
   - Вот моё расписание.
   - Лучше, если попозднее вечером, сложности с работой.
   - Я принимаю один день с утра, один день вечером. Лежите, не вставайте, я сейчас размерчик уточню... Так... Всё. Одевайтесь.
   - Пожалуйста, объясните принцип работы, я ничего об этом не знаю.
   - Вот в этой инструкции вы найдёте ответы на все вопросы, если интересуетесь.
   - Спасибо. До свидания.
   Я, счастливая, с песнями, чуть не с припрыжками, улыбаясь во весь рот, мчалась в сторону института. Опомнилась, когда уже проскочила школу. Свернула. Школа стояла вдали от проезжей части, сзади неё виднелся редкий лесок, за которым через шоссе расположились пятиэтажки. В коридоре никого не было. Постучала в учительскую на втором этаже, приоткрыла дверь:
   - Разрешите войти?
   - Да, пожалуйста, - все трое кивнули головами.
   - Мне бы ребёнка в школу записать.
   - Где вы живёте?
   - В общежитии СИНХа.
   - Подходите ко мне, - пригласила одна, - вы в первый класс?
   - Да.
   - Садик посещали?
   - Да, и сейчас ещё ходим.
   - Сколько лет?
   - В апреле семь исполнилось.
   - Какие документы у вас с собой?
   - Мой паспорт и его свидетельство о рождении.
   - Достаточно. Вы сами учитесь?
   - Да, один год ещё остаётся.
   - Готовили ребёнка к школе?
   - Старались.
   - Писать, читать, считать учили?
   - И читаем, и пишем, и считаем. Он сам даже фотографирует, проявляет и печатает.
   - Хорошо, запишем его в первый "А" класс, Сунегин Николай Михайлович. Вам из детсада нужно будет забрать его историю развития и медицинскую карту. Лучше занести до первого сентября.
   - Поняла. Спасибо. Когда явиться в парадной форме?
   - Прямо первого сентября к девяти часам утра.
   - Скажите, книги мы самостоятельно должны купить?
   - Во всех книжных магазинах продавцы знают, что входит в набор первоклассника, там и тетради, и прописи, и азбука, и все учебники, и ручки и так далее. Кроме этого, надо иметь спортивную форму, на ноги кеды или тапочки и для занятий в помещении, и на улице.
   - Всё поняла. Спасибо. А как звать нашу первую учительницу?
   - Я, Людмила Витальевна.
   - Очень приятно. До свидания.
   Ура! Два хороших дела с утра сделано! Эти дела важнее, чем поиск нелегалов. Зашла в столовую, поела, с собой захватила котлет и ватрушек на вечер. Энергия била через край, и я открыла новую тему для курсовой работы -- Налогообложение "НДС". Не заметила, как день и пролетел.
   - Елена Николаевна, последнюю недельку сын у вас, готовьте документы, историю развития и медкарту, в школу нам пора собираться.
   - Хорошо, я ему на неделе всё передам. Николка! Мама пришла.
   По дороге рассказывала ему, как сходила в школу.
   - А она старая, или молодая?
   - Людмила Витальевна чуть постарше меня. В пятницу ты попрощаешься с садиком навсегда, всем-всем скажи "спасибо" и что "век их не забудешь". В субботу поедем к бабушке, а там дядя Валера или тётя Нюра отвезут тебя, куда пожелаешь. Так должен наскучаться без меня, чтобы сил у тебя на целый год хватило.
   - Ладно, я только звонить тебе буду. Учись.
   На следующий день захватила с собой готовые курсовые работы, попросила Ольгу Евгеньевну прочитать их между делом:
   - Вдруг грубые ошибки найдутся.
   - Ладно, - посмеялась она, - прочитаю.
   - Когда мне в транспортный-то?
   - С десятого числа до конца месяца.
   - А эту неделю?
   - Так отдыхай пока.
   - Как "отдыхай"? Нет. Давайте мне что-нибудь.
   - У тебя ж ещё две курсовые, говоришь, вот и делай, потом ведь некогда будет.
   - Да, вчера "НДС" открыла -- ничего не знаю, - смеялась я.
   - Что-то ты сегодня весёлая, - заметила она.
   - Так ребёнка своего в школу вчера записала. Оба счастливы. Значит, вы меня отпускаете?
   - Да. Девятого в четверг подойдёшь с утра, конкретно решим.
   - Может прямо в транспортный?
   - А давай прямо туда. Правильно, дорогу знаешь, а с десятого уже одна будешь.
   - Хорошо. Понятно. Побежала тогда.
   Радости не было предела -- целых восемь дней про работу не думать. В голове конкретные задачи -- учёба, нелегалы, отвезти сына, спиралька.
   Утречком, положив в папочку своё объявление и отведя в детсад ребёнка, пошла искать нелегалов. До начала занятий на подготовительных курсах оставалось ещё двадцать минут, но в аудитории было уже полно народу. Пока не было преподавателей, прошла к кафедре:
   - Внимания прошу. Кто желает пожить в общежитии, прошу подойти, есть свободные места.
   Подошли две девушки:
   - Можно нам? Мы из Пышмы, сначала отказались, не подумали, а ездить каждый день трудновато будет.
   - Сегодня после занятий найдёте общежитие 6, спросите Елизавету, это я. Если ещё кто захочет, то приведёте с собой.
   - Спасибо.
   Потом ещё одна подошла. Потом ещё трое. Я понимала, что долго здесь задерживаться нельзя, собрала свои записи и отправилась в столовую. Через часок -- в другую аудиторию в перерыве, там захотели только четверо. Итого десять человек, пока достаточно, вдруг они с собой ещё кого приведут, лишку мне не надо. По расписанию занятия у них кончаются в четыре часа. Теперь -- заполнить им пропуска и ключи во все двери вставить. Предупредила Сергея на вахте, что поселятся после четырёх часов около десятка абитуриентов:
   - Деканат попросил, мест всем не хватает. Поселятся на моём этаже, чтобы под постоянным моим контролем были. Пропуска всем выдам старой формы. Вход только до десяти, и никаких посторонних даже днём я им не разрешу. Понял? Вход и выход через "чёрный", звонок каждому покажете сами.
   - Понял.
   - Придётся сегодня ребёнка пораньше забрать из садика.
   Оставалось пять часов для занятий, и я разложила вокруг себя все материалы. Даже на первый взгляд их было достаточно, и на лекциях по налогу на добавленную стоимость уделялось много времени. Набросала план и начала сразу на чистовую с самого начала. К двум часам дня прочитала то, что нарисовала -- хорошее начало получилось. Для перерыва решила пройтись по общежитию.
   - Сергей, все комнаты во всём общежитии я проверила, оба крайних отсека вам задание -- перегородить, чтобы никто туда не шастал, вся ответственность за это -- на вас. Сейчас я схожу за ребёнком, и мне весь вечер сегодня придётся в студкоме дежурить. Сегодня к ночи закрываем входные двери до конца лета. Поэтому с утра каждому выходящему надо будет показать звонок.
   - Понял.
   Вечером объясняла вновь прибывшим:
   - Девочки, общежитие благоустроенное. Порядок должен быть идеальным. В комнатах есть туалет, холодная вода, радио, электроплитка. Бельё меняем один раз в две недели. Ключ на вахте оставлять обязательно. Вход только по пропускам. В десять вечера общежитие полностью закрывается со всех сторон, никто никого не впустит после этого времени. Вход и выход с завтрашнего дня будет не через центральные двери, а с противоположной стороны, вахтёр каждой из вас покажет звонок, который вы должны нажать, чтобы вам открыли двери. Рядом с вахтой есть красный уголок, он всегда открыт, работает телевизор. Вы будете жить все вместе на втором этаже. Над вами живут преподаватели, постарайтесь не шуметь. И самое главное -- ни одного постороннего даже днём. Плата за поселение по десять рублей в месяц, причём вперёд. Вечером я вас всех навещу, за август -- первого числа, независимо от того, сколько вы проживёте. Кто согласен, прошу в комнаты, они есть на двоих, на троих, на четверых.
   Записала у всех паспортные данные, выдала пропуска, собрала деньги. Двенадцать человек, одна двухместная осталась свободной.
   Халида вечером зашла, смеясь:
   - Завтра, сказали, общежитие закроют. А если Кирилл придёт?
   - Как придёт, так и уйдёт, - ответила я при сыне.
   - И не жалко тебе его?
   - А что я должна делать, посоветуй. А то может сама встанешь в дверях и караулить его день и ночь будешь? Он может через сто лет придёт.
   - А ты, Николка, что делаешь?
   - Читаю. В школу мне скоро.
   - Да, - сказала я, - в школу мы записались в первый "А" класс.
   - Уже записались? Молодцы.
   - В садик я последнюю неделю хожу.
   - Так без садика тебе здесь совсем скучно будет.
   - А я на целый месяц с фотоаппаратом к родным уеду. Уже в субботу меня мама отвезёт.
   - И я тоже на месяц в отпуск уеду к тётке.
   - А где она живёт?
   - В Перми.
   - Это город такой?
   - Да. Пермь -- это областной город. Пермская область рядом с нашей Свердловской.
   - Вот и у меня отпуск, значит, будет, - смеялся он.
   - Одна мама у нас останется. Заскучает.
   - Поскучать немного полезно.
   - Хотя она и работать ведь целый день будет.
   - И учиться ещё ей надо.
   - Труженица она у нас. И за общежитием приглядывать надо.
   - Николка, чтобы ты знал, пока ты будешь у бабушки, я для тебя куплю все книжки, тетрадки, и всё остальное, в книжном продают специальный набор для первоклассника. Так что вы там не вздумайте ничего покупать. Ладно?
   - Ладно.
   - А форму в августе приедешь и купим по размеру, а то вдруг ты за месяц вырастешь, да мала окажется.
   - Конечно, вырасту.
   - А ты, Халида, когда уезжаешь? - Спросила я.
   - В это воскресенье утром.
   - Значит, целоваться вечером в пятницу будем, - смеялась я.
   Вдруг почувствовала, как на меня навалился жар. Присела на стул около стола, ожидая, когда пройдёт волна, а она бродила по мне, пока не сосредоточилась внизу живота. Там и осталась.
   - Какое сегодня число?
   - Первое, мама, ты же мне утром сама сказала. Забыла?
   - Ещё только первое? Какой длинный сегодня день. Сынок, давай я тебя покормлю пораньше, - сказала я после ухода подружки.
   - Давай.
   Я разогрела ему варёной картошки с котлетами.
   - А ты?
   - Я лучше полежу. Там ещё ватрушки завёрнуты, поешь с чаем перед сном.
   - Ладно. Тебя укрыть?
   Он набросил мне на ноги уголок одеяла и сверху свою подушку. Я не спала. Я просто лежала, смотрела, как он поел, убрал со стола, поставил чайник, тёплой водой вымыл посуду за собой. Понял, что я не сплю, взял обратно свою подушку, поставил около себя коробку с детскими книжками и просматривал их, посмеиваясь.
   - Мама, а кому мы эти книжки оставим, когда уедем? Или с собой возьмём?
   - Николка, нам всего не увезти. Лучше подарить здесь кому-нибудь. Или у бабушки оставить. Сестрёнка ведь у тебя подрастёт на будущий год. Потом ещё раз подумаем и решим.
   - Бабушка их читать не будет, наверное, на растопку в печку сбросает. Они ведь как новенькие ещё.
   - Пойду-ка я пройдусь, посмотрю, что в моём хозяйстве творится. Десять доходит.
   Зашла к своим новым поселенцам:
   - Девочки, как устроились? Сидите, как мышки. Голодные поди?
   - Нет, мы вечером в столовую сходили.
   - Сходите телевизор посмотрите, он круглосуточно открыт, ребята внизу хорошие, они рады будут пообщаться. Там шахматы есть, стенгазетки наши почитаете.
   - Правда, пойдёмте сходим? - Переглядывались они.
   - Девочки, если кто-то из вас не сможет вернуться до десяти часов, вы уж сами предупредите дежурного, они сговорчивые ребята, круглыми сутками не спят.
   - А не подскажете, где нам мыться?
   - К сожалению, наша студенческая баня летом не работает. Есть баня на улице Первомайской, в центре, параллельно улице Ленина, остановка Главпочтамт.
   Позвонила обеим сестричкам своим, сказала, что отвожу ребёнка на месяц к бабушке, и что они должны дать ему возможность погостить у всех из них по недельке, чтобы к отцу отпустили обязательно. Все согласились, конечно. Два дня занималась курсовой.
   - Итак, к гинекологу в понедельник с утра шестого числа. Девятого в четверг -- ещё раз, проверить, как прижилась, и с десятого июля на пять лет я -- вольная женщина, безо всяких опасений, безо всяких предрассудков, смелая, весёлая, с прекрасным будущим!
   - А кого это нам в соседи населили? - Заинтересовалась Халида.
   - Это я поломоек себе на лето нашла. Ты же на мой запрос никак не отреагировала.
   - И кто такие?
   - Студенты, конечно. Будущие, - смеялась я.
   - И зачем они тебе?
   - Да чтоб не скучно было. Молодые. Весёлые. Всё живая душа рядом. Не могу я спать одна на этаже, понимаешь! - Смеялась я. - Привыкла, что всегда мужичок рядом со мной и ты за стенкой.
   - Не смеши меня. Рассказывай лучше.
   - Так нечего больше, всё уже рассказала.
   - А что весёлая такая?
   - Уж и повеселиться нельзя?
   - Не понимаю я чего-то.
   - Хорошо всё, Халида. Просто хорошо. Я так давно не была одна. Так все надоели. Хоть отдохну от всех сразу и от всего сразу. Давно мечтала.
   В субботу рано утром попрощались с Халидой, расцеловав её сонную, и, захватив деньги и одёжку на месяц, ехали на автовокзал. А дома все уже собрались и ждали только нас. Валютка была в отпуске, и Николка на первую неделю сразу собрался к ним. Гордый, с фотоаппаратом, с пачкой фотографий для показа, он из коляски мотоцикла сдержанно помахал нам на следующий день рукой.
  
  
   х х х
  
  
   До вечера я поболталась по огороду, набрала с собой зелени, огурчиков свежих, буду на салатах жить, помидоры в продаже уже давно появились. Добралась до общежития уже к девяти вечера.
   - Сейчас проверю, как мои ребята дежурят... Так... Основной вход закрыт, снаружи замок висит. - Обошла общежитие с другой стороны -- все запасные выходы закрыты. Нажала звонок.
   Дверь открыл Игнат с повязкой на руке.
   - Елизавета, давайте я вам помогу, - занёс мою тяжеленную сумку до комнаты.
   - Спасибо.
   Достала ключ. Взяла из проёма записку. Писала Халида: "Кирилл придёт одиннадцатого утром. Я ему сказала про звонок". Разделась, проверила себя -- всё чисто, менструация закончилась. Делать было нечего, и я залезла под одеяло. Но долго ещё не спалось.
   - Сказать или не говорить Кириллу про спиральку? - Мучил меня вопрос. - Скажу. Если с его стороны последует негативная реакция, значит, так тому и быть, пусть отправляется вовсояси. Не захочет понять -- не надо, зато сразу станет ясно, что не мой мужчина.
   В инструкции от врача были представлены разные стороны поведения мужчин на это предохранительное средство.
   - А если ничего не скажу, он ведь обязательно поинтересуется, почему до этого -- нет, а теперь вдруг -- да? Ну совру я что-нибудь, ну притворится он, что поверил. И будем жить с этим враньём и радоваться? Чему? Кто кому больше наврёт? Может нам совсем и не нужна обоим искренность? Нет, в этом случае я не смогу узнать мужчину, а узнать его подноготную суть хочется. Значит, скажу. Да, я же ещё должна в школу занести документы на ребёнка.
   Встала, приготовила всё с собой на утро и снова долго не могла заснуть, мечтая и фантазируя, разговаривая вслух, даже смеялась, пока не упрекнула себя в сумасшествии, приказав:
   - Спать! Спать, Елизавета! - Громкий окрик самой себя всегда действовал безотказно.
   И опять я волновалась в очереди перед кабинетом врача, но, слава Богу, всё прошло почти безболезненно
   - В четверг вечером покажетесь.
   - Вы до семи?
   - Да.
   - Спасибо.
   В этот раз я не скакала от радости, а шла спокойно и медленно, даже очень осторожно, ни одного резкого движения. Занесла в школу документы. Заглянула в книжный, пересмотрела портфель первоклассника, но не купила, решила сравнить, что продают в других торговых точках. Набрала помидоров, буханку чёрного хлеба, булочек и вернулась домой. Наевшись салата, уснула. В шесть вечера села заниматься. В прошлый раз у меня что-то тут не получилось, по теории всё нормально, а по конкретному заданию в расчётах что-то не сходится. Не стала искать ошибку, начала расчёты заново. Около десяти вечера решила сделать перерыв, темнеть за окном начало. Спустилась в красный уголок, вахтёры там с молодёжью веселились.
   - Могли бы для радости и музыку завести, потанцевать в узком кругу. Мне бы ваши годы, я бы учебники-то по ночам не читала, - смеялась я.
   - Лизавета, соврите нам что-нибудь, - просил Сергей.
   - Хотите анекдот про студентов?
   - Хотим.
   Я рассказала им свой любимый анекдот.
   - Теперь ваша очередь. Кто следующий? Пока все по одному не расскажут, Сергей, никого спать не выпускай, - шутила я.
   - Слушаюсь, - откозырял он.
   Вернулась к себе, решила посмотреть, кто из них по комнатам сидит. Только в одной комнате горел свет. Постучала и вошла. Двое из Пышмы лежали в кроватях и учились.
   - Девочки, не переусердствуйте. Все ваши в красном уголке анекдоты рассказывают, а вы учитесь. Отдыхать тоже надо уметь.
   - Перед сном, говорят, лучше запоминается.
   - Это правда, на себе испытываю три года, у меня именно так. Домой-то хоть в воскресенье съездили?
   - Съездили. Еды навезли, с голоду не умрём теперь.
   - Аккуратней с электроплитками только, особенно утром. Не забывайте лишний раз проверить, выключена ли плитка. Ладно, учитесь.
   Вернулась к своим расчётам НДС. Почему-то по вечерам у меня всегда всё легче получалось. Вот и сегодня во втором часу ночи у меня всё сошлось. Получились и проверки. Завтра я должна закончить, осталось принести бланки по бухучёту для приложений.
   - Не мешало бы налоговую инспекцию посетить, посмотреть, как они делают контрольные проверки предприятий, но это только в августе, после работы в транспортном можно попроситься, - размышляла я. - А может и в стройтресте были такие проверки? Мне ведь достаточно Акты ГНИ посмотреть, почитать, и в налоговую тогда ходить не надо будет.
   Следующий день посвятила магазинам, купила набор для первоклассника, набрала ручек, тетрадей. Не могла пройти мимо "Одежды", надо присмотреть шубку для своего мальчугана, которую придётся покупать в следующем году. Подходящая висела только одна, мех внутри, сверху кожа пропитана лаковым покрытием, толстая, почти никаких швов, с накладными карманами, внутренняя и внешняя застёжки. Даже меховой подклад от кожи отстёгивается! Очень хорошая шубка для севера, но маловата. Вот такую бы в следующую весну встретить. Цена 220 рублей.
   В женском отделе в глаза бросился светлый вязаный костюм, прикрытый сверху прозрачным пакетом. Плотный, пятьдесят процентов -- шерсть. У меня ничего не было светлого.
   - Можно примерить костюмчик?
   - Пожалуйста, проходите в примерочную, я принесу.
   Пиджак был на лёгком подкладе. Простой воротничок, можно под горлышко застегнуть, можно раскинуть. Маленький карманчик слева вверху. Чуть притален. Юбка прямая на широкой резинке, тоже на подкладе. По всей ткани проглядывался невзрачный рисунок мягкого сиреневого цвета. Так он мне приглянулся, но казался великоват.
   - Большеватый? - Обратилась я к продавцу.
   - Совсем чуть-чуть. Так ведь не на один раз покупаете, после одной-двух стирок подсядет, ещё мал окажется, если неаккуратно состирнёте.
   - Вы думаете?
   - Да знаю. Шерсть ведь. Девушка, он вам очень к лицу, поверьте.
   - Сколько стоит?
   - Сорок пять рублей. Для такой красоты очень даже недорого.
   - Уговорили.
   Вечером всё, что могла, закончила по НДС, сложила в папочку, но чувствовала, что на "пятёрку" не потянет, "Ну и бог с ним". Решила посмотреть задание по последней курсовой работе -- "Себестоимость". По ней целых два года нам на лекциях трезвонили. Положила кучу закладок в учебники и лекции, достаточно на сегодня. Есть и спать.
   Вот и среда, последний свободный день, завтра на работу. А вечером к гинекологу. Одна мысль о нижней части тела приводила меня в трепет. Даже вчера при примерке костюма, расправляя юбку перед зеркалом в примерочной, я видела себя голой и упорно моргала глазами, чтобы увидеть на себе юбку. Совсем головёнка с ума сходит. Из общаги не выходила, просидела над курсовой, которая трудностей не вызывала.
   - Хорошо бы взять и сделать по приведённой схеме расчёт себестоимости одного квадратного метра жилья. Можно даже дополнительно взять и вместо одной колонки с цифрами приведённых данных во всех таблицах добавить вторую колонку с фактическими цифрами по стройтресту за прошлый год. Бланков совсем немного. А в годовом отчёте должна быть и пояснительная записка. Может Ольга Евгеньевна разрешит мне взять годовой отчёт на пару ночек, тогда бы я в июле всё закончила. А если нет, то придётся в августе с этим возиться.
   Рано утром не поехала в транспортный, а направилась в плановый отдел.
   - Здравствуйте, Ольга Евгеньевна. Я на пять минут. Как мои курсовые?
   - Нормальные твои курсовые, особенно хороша по резервным фондам, удачная работа. Да и бригадный хронометраж тоже неплох.
   - Я заберу их. А вам оставлю "НДС", чувствую, что на "пятёрку" не тянет, а не знаю, чего не хватает. Очень уж широкая тема. Сейчас я занялась себестоимостью. Мне бы хотелось годовой отчёт по всему стройтресту недельку полистать. Но сначала все бланки по себестоимости взять. Ночи, вечера у меня абсолютно свободные. Нельзя никак домой взять? А то июль бездельничать придётся.
   - "НДС" я прочитаю быстро. Так сделаем, дня через три заканчивай работу на часок пораньше и приходи. Я к этому времени тебе и бланки приготовлю, и с годовым отчётом что-нибудь придумаю.
   - Спасибо. Я побежала.
   В транспортном меня ждали, и я быстренько врубалась в когда-то уже пережитое чувство движения. Водители улыбались, шутили, спрашивали, не вышла ли я замуж. А я опять читала, считала, запоминала. Все, распечатанные моей рукой таблички за год пожелтели, позагибались, но мне в них сейчас было всё понятно.
   Гинеколог сказала, что всё нормально, пожелала удачи на медовый месяц. Дома начала прибираться, сменила постельное, перечистила содой всю посуду, вымыла окно, в кухонных шкафчиках все уголочки выскоблила, добралась до полов, закончила далеко в фойе. Запах хлорки стоял повсюду. Для полного счастья решила прибраться в студкоме. Помылась в душе, и только после всего этого добралась до постели. Но в глаза бросились занавески -- сняла, открыла прачечную, выстирала. Прихватила утюг к себе в комнату.
   - За ночь высохнут, утром поглажу до работы.
  
  
   х х х
  
  
   Первый рабочий день диспетчера оказался совсем не таким уж и лёгким, как хотелось бы, но он всё-таки кончался. Сказала экономисту, что приходить буду каждый день полвосьмого утра, а уходить на полчаса раньше. Та была не против.
   Повесила шторки, они даже совсем светлые стали. Принялась под песни из радио мыть овощи, поставила по углам за шторки на подоконник, прикрыла полотенцем, чтобы птичек не привлекать, на середину поставила настольную лампу. Отодвинула стол к кладовке и стул с портфелем поставила туда же -- хватит мне и одной дверцы у шкафа, зато подход к окну оказался свободен и в комнате появилось свободное пространство. Пара стульев -- напротив окна с тумбочкой посередине. Присела на стул у тумбочки и балдела. Хорошо! Даже никаких курсовых на столе и все дела переделаны. Пошла вниз, присела у телевизора новости с ребятами посмотреть. На вахте раздался звонок, Сергей пошёл открывать.
   - Лизавета, к вам пришли, встречайте.
   - Проходите, молодой человек, чего уж там. - Поднимаясь вверх, заметила, что Сергей на протянутые документы только махнул рукой, не взял.
   Только он заметил, что сына в комнате нет, обхватил со всех сторон:
   - Проказница, почему не сказала мне, что уедете?
   - Так ты не спрашивал, - смеялась я.
   - Теперь буду спрашивать, - продолжал он трепать меня. - Что это тут за перестановка у нас? - Кружил посередине комнаты, не отпуская.
   Наконец, развернул меня перед собой и обнял сосем по серьёзному, замолчав надолго. По радио музыка гремела, а мы стояли, слившись, и молчали, как в танце. Я попыталась сдвинуться с места -- бесполезно. Музыка кончилась и стало слышно, как бьются сердца, у него в два раза быстрее, чем у меня.
   - Не могу оторваться, - шептал он, - не могу. Не могу, - перебирал руками мои волосы за спиной, - Елизавета, может нам пора уже познакомиться, - совсем безнадёжно произнёс он.
   - Ладно, уговорил, согласна начать знакомство, - высвобождаясь, улыбалась я. - Может начнём с застолья?
   - Эх! Я бы с удовольствием выпил красного вина! Завтра не на работу.
   - Я согласна, - смеялась я, - мне тоже не на работу.
   - Правда?
   - Ага.
   - Тогда я слётаю, пока ты бокалы приготовишь.
   - Смотри, лишку не бери, - строго проговорила я.
   - Может ещё что?
   - Если только конфетку, - улыбнулась я.
   Я нарезала салат, начистила и поставила варить картошку, приготовила по паре тарелочек, вилок, хлеб. Открыла комнату Халиды, сняла там скатерть и закрыла ею наш письменный стол, отыскала у ней же красненькие салфеточки. Душа моя смеялась.
   - Тук -тук!
   - Я вижу, ты уже с вахтёром поладил, придётся мне его наказать, - голос по привычке опять стал требовательным.
   - А как ты его можешь наказать?
   - Да просто. Уволю.
   - Тебе дано такое право? - Удивился он строгости голоса.
   - Да. Так что будь поаккуратней с этим делом.
   - А какое отношение ты имеешь к вахтёрам?
   - Самое непосредственное.
   - Елизавета, они ж не слепые, всё понимают.
   - Это меня и беспокоит. Вдруг они не только меня понимают? Хотя мы с ними уже третий год работаем, надо будет понаблюдать. Ладно, это моя проблема, тебя она не касается.
   - Вот конфетка, вот винцо. Нет, ты посмотри, и стол накрыт! - Улыбался он, проходя в комнату. - Елизавета, улыбнись, не думай о плохом.
   - И правда, - вздохнула я, - просто рефлексы быть всё время настороже сами срабатывают, сама от этого устала. Ты голодный?
   - Прямо с работы.
   - Салаты ешь?
   - Я -- всеядный.
   - С одним твоим положительным качеством я, стало быть, познакомилась, - шутила я. - Присаживайтесь.
   - А сынишка-то будет есть? - Кивнул он на новый портфель.
   - Он сытый. - А сама думала, сейчас сказать, что мы одни, или позднее. - Кирилл, ты домой сегодня не торопишься? - Спросила тихо, пока он наливал вино.
   Он внимательно посмотрел на меня. Взял за руку. Ещё что-то соображал, потом еле выговорил:
   - Что ты хочешь сказать?
   - Ребёнок у бабушки остался.
   Он закрыл глаза и опустил голову на сомкнутые наши руки. Потом, видимо, переварив эту информацию, довольно уверенно сказал:
   - Не тороплюсь, Елизавета, никто меня не ждёт. Давай выпьем "За нас грешных", нет повода для грусти. Всё будет хорошо.
   Мы молча сидели, медленно пили, смотрели в глаза друг другу.
   - Хорошее вино, сто лет не пила.
   Встала, приоткрыла закипевшую картошку, принесла с подоконника отварное мясо, положила на сковороду.
   - А ты неправильно стол поставила, - вдруг сказал он.
   - Почему это?
   - Надо было ближе к кровати его поставить, - смеялся он, - а ты наоборот, отодвинула.
   - Стол ещё на той неделе переставлен был, - засмеялась и я, - а ребёнок только в воскресение решил остаться. Так что ваш гол не засчитан в данном случае.
   - И на всё-то у тебя есть ответ. Привыкла защищаться?
   - Привыкла воевать, скорее.
   - За что может воевать женщина?
   - За жизнь. Достойную.
   - Хороший тост -- принимается, - засмеялся он, - даже я согласен.
   Пока пили, оба смеялись, долго смеялись.
   - Тогда, в ресторане, ты втянула нас в разговоры, целый вечер на перебой все старались, даже потанцевать некогда было! Ты хочешь сегодня всю ночь вести полемику?
   - Нет, до ночи ещё далеко, - смеялась я, - спать полагается не раньше, чем через два часа после ужина, а мы ещё и не начали даже, - продолжала я хохотать, - поговорить-то хочется, а поговорить-то не с кем, кругом одни студенты.
   - Ты хочешь сказать, "кругом одни обезьяны"? - Хохотал он. - Да, Елизавета, с тобой не соскучишься. И ты решилась-таки выбрать одну из них?
   - А что остаётся делать-то? - Смеялась я.
   - Картошечкой пахнет хорошо, пойду-ка я взгляну, может уже сварилась, - направился он на кухню.
   Вино разлилось по телу, глазам стало мягче, ногам жарко. Беспокойство и напряжённость попрятались. Слышала, как он слил воду с картошки, достал из шкафа тарелку, пересыпал её, вымыл сразу кастрюльку. Слышала, как затрещало на сковороде мясо, как он прикрыл его крышкой. А я сидела, просто сидела. На часах -- одиннадцать перевалило.
   - Кирилл, мне надо спуститься, проверить всё. Если без ЧП, я вернусь через пять минут.
   Всё было тихо. Телевизор выключен. Все четыре двери закрыты на все запоры. Дежурные были в своей комнате на кроватях, их дверь была открыта. Услышав шаги, один тут же встал.
   - Лежите, ребята, это я. Всё нормально.
   Вернулась к себе, всё было уже на столе, вымыла руки с мылом, присела с полотенцем, вытирая.
   - А какие могут быть здесь ЧП?
   - Вдруг кто кого тискает не по правилам. Только глаза да глазоньки за ними. После одиннадцати ни звука даже в комнатах быть не должно. Я на шум имею право войти без спроса в любую со своими ключами.
   - И кто дал тебе такое право?
   - Сами студенты.
   - Да ты что! А если кто нарушает?
   - Наказание. В зависимости от тяжести содеянного.
   - Какое? - Смеялся он.
   - Кто снег чистит, кто сантехнику чинит, кто ремонт в прачечной делает, кто полы моет, кто стены красит, а кто тут же вещички собирает и прочь отправляется. Как иначе порядок-то поддерживать?
   - Хорошая система. Почти самообслуживание.
   - Да так оно и есть. Кроме этого, конфликты идеологические часто возникают, это, пожалуй, похуже. Я первый год из студкома не вылезала, в конце года только выход нашла.
   - А конфликты-то с кем?
   - И меж собой, и со студкомом, и с комендантом.
   - И какой ты выход нашла?
   - Объявила о создании кружка юристов, там отобрала сразу парочку из них, ввела в студком и загрузила их работой. Поначалу отчитывались раз в неделю мне, потом раз в месяц, а на следующий год -- одна профилактика и никаких серьёзных дел. Ну, кроме парочки -- коменданта воспитывали. Он у нас крутых нравов, бывший начальник исправительно-трудовой колонии, у него свои рефлексы срабатывают. Всё! Хватит меня пытать! Устала я. Надоело всех воспитывать!
   - И что? Сколько тебе платят за это?
   - Как бы не так.
   - Ну ты патриотка. Ещё работаешь. Ещё учишься. Ещё ребёнок!
   - Ещё ухажёры тут! - Подыграла я. - Давай поедим нормально.
   Мы съели всё, что было на столе, выпили, конечно, сначала. Вина ещё половина оставалось.
   - Мне тебя жалко, Елизавета, говорил он, моя посуду, пока я убирала со стола.
   - Поздно жалеть. Три года прошло. В начале следующего учебного года перевыборы. Мне бы лето продержаться. Кроме того, я за каждый год выборной должности получаю полтора балла при распределении, и на сегодняшний момент у меня больше, чем у любого отличника. Со всего потока из ста человек при распределении я первая буду выбирать место будущей работы. Так что награда ждёт меня.
   - Хватит разговоров на сегодня, давай-ка лучше займёмся собой, - нежно обняв, проговорил он.
   - Кирилл!
   - Молчи... молчи, - переходил к поцелуям.
   - Кирилл!
   - Не думай о плохом, я не дурак уж совсем-то.
   - Кирилл! - Всё ещё сопротивлялась я.
   - Елизавета, я ж как Ромэо сейчас перед тобой...
   - Кирилл...
   Но он никак не давал мне вымолвить ни слова. Нажал выключатель, темнота поглотила нас, выпитое вино тоже делало своё дело -- он уже целовал мою грудь.
   - Кирилл...
   Он закрывал мой рот поцелуями, приближая к постели.
   - Кирилл! Я со светом хочу!
   Он замер. Потом всё-таки оторвался от меня, отошёл, включил свет, взял за руки. Мы стояли и смотрели друг на друга. Он уже немного отвлёкся от своего намерения, и сам это почувствовал.
   - Елизавета...
   - Кирилл, я спиральку поставила, - поспешила я перебить его.
   Он, не мигая, уставился на меня:
   - Повтори.
   - Я спиральку поставила, - тихо повторила я, наблюдая за его реакцией.
   Он сел на кровать, задумался. На меня не смотрел. Я отошла к столу, открыла купленную им шоколадку, сходила налила кипятку, присела к столу. Он тоже встал, налил себе кипятку, сел напротив, тоже отломил шоколад.
   - Ты думаешь, это может спасти тебя от беременности?
   Я достала из стола и положила перед ним инструкцию врача. Он молча прочитал её до конца.
   - Когда поставила?
   - Неделю назад.
   - Ты её чувствуешь?
   - Только в первый день было.
   - И ты этому веришь?
   - Врач сказала, что сделала уже более тысячи таких операций, из них восемьдесят процентов пришли на второй раз. Она чуть постарше меня, пишет на эту тему диссертацию, уже двенадцатый год наблюдения ведёт, в её практике сбоев не было ни одного.
   Он ещё раз читал инструкцию. Совсем спокойно.
   - Елизавета, всё это хорошо, конечно, но, если что-то будет не так, я ж виноват останусь!
   - Я вчера, обеспокоенная этим же вопросом, была у ней ещё раз на приёме. Она проверила -- всё нормально, пожелала удачи в медовый месяц.
   - Ну как знаешь, - тихо проговорил он. - Что же ты меня весь вечер-то мучаешь! - Улыбка появилась на его лице.
   - Так ведь ты не даёшь мне слова вымолвить со своими поцелуями.
   - Господи! - Воскликнул он, - Помоги нам в нашей радости! Пожалуйста, пусть всё будет хорошо! - И закрыл своё лицо руками.
   Я сидела и думала о том же самом. Мы оба хотим такой малости -- взаимной радости, и ничего больше. Работа, учёба, хозяйство, друзья-товарищи -- всё остаётся, как прежде, только каплю радости не хватает в этой тяжёлой жизни. Спросила:
   - Ты веришь в Бога?
   - "Каждый здравомыслящий индивидуум"... Как ты там тогда говорила?
   - " ... не должен игнорировать тот критерий, на котором зиждется весь презентабельный субъективизм", - продолжила я.
   - Всё, Елизавета, - засмеялся он, - обещаю, я сберегу твою девственность. Поверим молодым врачам. Не перестаю удивляться, - продолжал он, - ты опять болтологией сегодня занималась весь вечер. Второй час ночи! Всё. Пора приступать к взаимной радости.
   Схватил меня, совсем уже не скрывая своей мужской страсти, откровенно прижимая ко всем частям своего тела, чувствуя, что я никогда не была такой податливой.
   - Может пора постелить постель? - Тихо прошептал, зарываясь в моих волосах.
   - Да, - пролепетала я, - свет выключи.
   - Ты ж со светом хотела!
   - Я пошутила.
   - У тебя очень отрезвляющие шуточки.
   Пока я разбиралась с подушками, он уже разделся.
   - Надо шторки задёрнуть, - всё ещё стеснялась я.
   - Нет уж! Вдруг я тебя не найду. Да и должен же за нами-студентами кто-то присматривать, пусть уж это Луна делает.
   Я прошла в туалет, не глядя на него -- волнение давало себя знать. Открыла двери -- он стоял передо мной, обвязав себя полотенцем:
   - Можно, я тоже?
   Я осматривала его при свете с ног до головы.
   - Ну как я? Ничего? - Поинтересовался он.
   - Ничего, - засмеялась я, уступая ему место.
   Прошла в тёмную комнату, постояла у окна.
   - Не ложиться же мне первой, - думала я, - и правда, Луна вот-вот заглянет в комнату.
   - Елизавета, - подошёл он сзади, прижимая к окну всем телом и уверенно расстёгивая халат, - я давно понял, что ты любишь длительные церемонии. - Поднял, положил на кровать, обнял меня сверху с ног до головы.
   Утром открыла глаза, не шевелясь, перевела взгляд на будильник. Одиннадцатый час. Я не чувствовала ни одной клеточки своего тела, ни рук, ни ног, ни живота, ни спины. Одни груди, и ничего больше у меня не было. Одна его нога была между моих. Осторожно сняла его руку со своего плеча. Он спал. Потянула на себя простынку. Голова моя просыпалась медленно. Всё, надо вставать, полдня проспали. Включила радио, поставила воды на плитку подогреть. Кирилл на животе растянулся во всю кровать. Собрала на стол пару помидорок, пёрышки чеснока с луком, укропом, пару булочек, варенье, хлеб, вино с тонкими стаканами, шоколад ещё остался. Умылась горячей водой, обтёрла себя всю хорошенько. Снова поставила греть воду. Одела свой брючный костюм -- нечего дома сидеть, лето ведь. Приготовила денежки в пакет, чуть-чуть подкрасилась. Посидела, думала, проснётся -- нет, спит по-настоящему. Перебралась на кровать, легонько стянула простынь. Руки потянулись к густым зарослям на спине. Прикоснулась -- приятно. Радио играло. Руки гладили плечи, спину.
   - Неужели он не слышит? Может он дома не высыпается? - Я продолжила это нехитрое занятие, увеличив нажатие рук.
   - Никогда такого блаженства не испытывал, - проговорил он, улыбаясь, не открывая глаз. - Лежу вот и думаю, когда тебе это надоест? - Перевернулся на спину, - ещё вот здесь, пожалуйста, - положил мои руки себе на грудь.
   Пришлось доставить ему и себе это удовольствие. Наконец он открыл глаза.
   - Выспалась твоя душа? - Улыбалась я.
   - Выспалась. А куда это вы сегодня собрались?
   - Друга верного выгуливать.
   - Это вы меня имеете в виду?
   - Тебя.
   Поулыбались друг дружке, и я встала с кровати, отвернулась к окну. Он вышел на кухню:
   - Это для чего вода?
   - Для тебя.
   - Спасибо. Я чайник поставил.
   Пересмотрела постель, заправила кровать. Пока он одевался, сполоснула все полотенца, схлопнула, развесила перед окном -- за день на солнце высохнут.
   - У тебя даже зеркала нет.
   - Боюсь сглазить красоту свою.
   - Ты суеверная?
   - Суеверная.
   - Я готов. Чайник несу.
   Сели за стол, посматривая друг не друга.
   - Давай попробуем, - он налил по чуть-чуть, - если понравится, допьём.
   Обоим понравилось. Разлил остатки.
   - Всё, кажется проснулся. Ну-ка, радость моя, - потянул он меня к окну, обнимая, - скажи, каковы наши планы на будущее?
   - Какое будущее? - Настороженно спросила я.
   - Сначала на ближайшее. Должен же я сориентироваться. Я могу приходить сюда каждый день?
   - Если это не помешает твоей работе, моей работе и учёбе.
   - Вы же сейчас не учитесь?
   - Увы! Нам на лето задали четыре курсовых, первого сентября должны сдать.
   - Говори, какие темы? Подробно.
   - Экономика -- хронометраж, банковская деятельность -- фонды резервные, по финансам -- НДС, по бухучёту -- себестоимость. Ты что, проверяешь меня на ложь?
   - Да, я хочу слышать только правду. Что из этого уже сделано?
   - Ровно половина. Кирилл, хочу предупредить, если будешь задавать назойливые вопросы, я начну врать.
   - Понятно. Тогда начнём завтракать, - он вернул меня к столу, - булочки не буду, я лучше хлеб с вареньем, но сначала помидоры. - И требовал продолжения разговора. - Где ты сейчас работаешь?
   - Диспетчер в транспортном стройтреста на время отпуска.
   - Справляешься?
   - Так не первый раз уже, в прошлом году там была. А ты кем работаешь?
   - Я механик, сейчас работаю сменным мастером. На следующей неделе мне надо во вторую смену. Как поступим в этом случае? Может мне подмениться?
   - Нет! Мне не нужны никакие жертвы, - воспротивилась я, - никаких осложнений ни для тебя, и тем более для меня!
   - Понял.
   - Пока ты на работе, я могу спокойно заниматься. Мне на неделю обещали дать годовой отчёт треста, я должна с ним разобраться за этот короткий срок.
   - А могу я здесь выспаться до обеда?
   - Можешь, - смеялась я, - только пообедай перед работой. В нашей студенческой хорошо кормят.
   - Покажешь сегодня, где она находится, чтобы я не плутал. А как я зайду сюда ночью?
   - Договоришься сам с вахтёром, - смеялась я, - в первый раз что ли.
   - Может ты ему сама скажешь, Елизавета.
   - Ладно. Конечно, я должна сказать ему.
   - Все формальности мне ясны. А теперь по сути, - он взял мои руки в свои. - Как долго продлится наш медовый месяц?
   - К августу я обещала забрать ребёнка обратно, - вздохнула я, - плюс-минус. - Глаза мои неожиданно увлажнились.
   - Иди ко мне, - он притянул меня на колени. - Успокойся, всё будет хорошо, - гладил мои волосы, прижимая к себе, пока я не затихла.
   Весь день мы провели на набережной в центре. День выдался тихий, совсем безветренный, лёгкие редкие облака отражались в воде. Слава Богу, он не демонстрировал окружающим наши отношения, лишь переглядывались, когда встречались влюблённые парочки. Только один раз при спуске по многочисленным ступенькам к воде я тормознулась.
   - Что? Девственность выпала?
   - Тебе смешно. У меня всё ещё ноги никак не сходятся.
   - Ну это мы поправим. Сегодня же, - смеялся он, подхватив на руки и шепча на ухо, - лишь бы девственность твою сохранить.
   - Кирилл, люди же кругом!
   - Они мне все чужие, им нет до нас никакого дела.
   За весь день он не задал мне ни одного вопроса, видимо, моё предупреждение, что я могу начать врать, воспринял серьёзно. Когда солнце скрылось за домами, отправились, не спеша, в обратный путь.
   - Может в пельменную зайдём?
   - Зайдём.
   На следующий день уехали на Шарташ в лесопарк.
   - Хорошие у меня выходные получились. Никогда не ходил пешком столько времени. Теперь, кажется, и у меня что-то с ногами происходит, - смеялся он под вечер.
   - Зато у меня, слава Богу, успокоились.
   - Еда у нас ещё осталась?
   - Да. Салат сейчас сделаю. Картошки сварим, мясо ещё есть.
   - А утром ты во сколько уходишь?
   - В семь часов должна быть уже на улице.
   - Я завтра с тобой уйду. Надо своё хозяйство проведать, кажется, что год уж там не был.
   - Соскучился?
   - Да скучать-то не по ком, но заглянуть всё-таки надо, помыться, побриться. Не забудь своим вахтёрам наказать, что около часа ночи позвоню, смена у меня до двенадцати.
  
  
   х х х
  
  
   После рабочего дня спешила в плановый отдел, где меня похвала не ждала.
   - Сначала по твоей курсовой. То, что ты сделала -- это только одна сторона вопроса, тут всё нормально, добавишь соответствующие бланки, заполнишь. Но, Елизавета, эта работа у тебя не по предприятию, я имею ввиду не по экономике, а по финансам. Поэтому надо сделать ещё один раздел, в котором должна отразиться работа именно финансовой структуры. Кто у нас этим занимается?
   - Налоговая.
   - Да. Налоговая. Я отдаю тебе свой экземпляр Акта налоговой инспекции, в прошлом году они нас проверяли. По указаниям это делается один раз в два года. Разберись с ним.
   - Поняла.
   - Теперь по балансу нашему. Он тебе для курсовой не нужен.
   - Нет, Ольга Евгеньевна. Для НДС да, не нужен. Я его хотела взять для четвёртой курсовой, по себестоимости. Она у меня получилась, но очень уж простая оказалась. Хотела вторым примером отобразить себестоимость одного квадратного метра жилья именно по стройтресту.
   - Елизавета, не усложняй себе жизнь. У тебя что, количество листов не набирается?
   - Нет, с этим проблем нет. Вполне достаточно набралось.
   - Вот и забудь об остальном. Забирай бланки свои и отправляйся.
   - Спасибо, Ольга Евгеньевна, что вразумили. Побежала я.
   Всю дорогу нарадоваться не могла, что в хорошие руки попала, что повезло мне с начальницей, и в банк без неё бы я не попала, и главбух неизвестно бы как ко мне отнеслась без её протекции, и зарплату я всё-таки здесь получаю. Как-то бы аккуратно надо попросить её руководить моей дипломной работой, лучшего помощника мне не найти. И как мне отблагодарить её за всё хорошее?
   Наевшись булочек с чаем, принялась читать Акт ГНИ, он был довольно объёмным, два часа ушло на его изучение. Проставила в Акте карандашом свои условные задания из курсовой, сделала расчёт. Ура! Получилось!
   - Теперь сразу пишем на чистовую текст -- Раздел 2. "Контроль налоговых органов".
   Получилась курсовая работа аж на сорока восьми листах, одно это заслуживает "пятерки". Сложила в папочку. Ура! Ещё одна работа закончена. Спустилась вниз, наказала Сергею, чтобы запускали моего ухажёра после работы всю неделю.
   - Утром я на работу, а он пусть отсыпается до обеда, не выселяйте уж его, - смеялась я.
   Приготовила поесть. Попроведала своих нелегалов. Отнесла скатерть Халиде. Вернулась, посмотрела на свой убогий письменный стол, очень уж неуютно показалось без скатерти в комнате.
   - Надо будет светлую клеёночку купить, а пока придётся вернуть скатерть сюда обратно.
   - Привет. Это опять я. Ну-ка, во сколько я пришёл?
   - Без пятнадцати час.
   - Знать будем.
   Оба голодные оказались.
   - Как успехи?
   - Представь себе, третью закончила.
   - За один вечер!
   - Нет, конечно, я ж её раньше начала. Вот, последнюю разложила.
   - А мне посмотреть можно?
   - На подоконнике три папочки готовые, выспишься завтра, можешь взглянуть.
   - А ты спать не хочешь, я вижу.
   - Так ведь я привыкла по ночам не спать.
   - Так нельзя, Елизавета, это может плохо кончиться.
   - После выходных дня на два-три хватает, а к концу недели, конечно, плохо бывает, иногда оба выходные только сплю и ем, сплю и ем.
   - Всё, в постель без разговоров, - скомандовал он.
   Утром позавтракали вместе.
   - Ключ на вахте не оставляй, пойдём, я покажу, куда повесишь. Ребята в курсе, что ты остаёшься, но всё-таки закройся, а то тут молодёжи полно шастает, приляжет ещё какая-нибудь рядом.
   За неделю я закончила последнюю курсовую. Купила-таки зашла клеёночку. Везде попримыла, сама вымылась. Убрала свой брючный костюмчик, достала длинную юбку с белой гипюровой безрукавкой поносить недельку. Было ещё совсем светло, а делать было нечего. Совсем нечего! Чем занять себя? Дай-ка я высплюсь! И завалилась в постель.
   Первое, что я услышала -- это ход секундной стрелки будильника. Открыла глаза -- светло. Ничего не поняла. Закрыла глаза. Нет, поняла, что выспалась. Неужели утро? Посмотрела на часы -- восемь доходит. Легла в десять, значит, утро. Стол, как был накрыт, так всё и стояло нетронуто. Повернула голову -- Кирилл спал на Николкиной кровати, моя юбка с блузкой аккуратно перевешаны на спинку стула.
   - Не разбудил, - подумала я, - не буду пока вставать, поваляюсь, подожду, пока проснётся. Если он уснул в час, то спит уже семь часов. Если мне встать, то делать нечего, значит, лучше спать.
   Уже далеко во сне я почувствовала, как он осторожно забирается ко мне в постель и, не раздумывая, подминает под себя. И мозги мои на сей раз присутствовали, и все клеточки моего тела согласно стремились к одной цели, и руки, и ноги, и бёдра наслаждались своеволием. Это продолжалось бесконечно, просто праздник какой-то. Я была готова хоть на аборт, хоть на роды, только бы это не кончалось. Ещё долго он не отпускал меня из объятий.
  
  
   х х х
  
  
   Мы шли по центральной аллее главного проспекта города.
   - Сегодня я буду твоим экскурсоводом, - объявил Кирилл. - Давай-ка присядем вон на той скамеечке. Посидим. Не устала на своих каблучках?
   - Ничуть.
   - Правда хороший день сегодня?
   - Да.
   - А ты не видишь здесь ничего необычного?
   Я осмотрелась по сторонам. Всё, как всегда, шум трамваев, масса магазинов с обеих сторон, по широкой тенистой аллее прогуливались люди с ребятишками, с колясками. Я вопросительно посмотрела на своего спутника.
   - Мне кажется, вот это слово, что перед нами, очень похоже на тебя.
   - "Золото", - прочитала я вывеску магазина.
   - Елизавета, - черные глаза его проникали в мою душу, - я не могу не оценить того, что ты сделала для меня. Я просто обязан сделать тебе дорогой подарок. Мы сейчас зайдём в этот магазин, и ты выберешь то, что тебе понравится.
   - Кирилл, всё, что я сделала, я сделала не для тебя, а для себя.
   - Нет, я к этому причастен, ты не можешь этого отрицать.
   - Ты явился только возбудителем.
   - Рад, что это именно я, а не кто-то другой. Нам обоим хорошо, и мне не в меньшей степени. Идём?
   - Кирилл, мне ничего не надо, - упиралась я.
   - Это мне надо.
   - Я не хочу быть никому ничем обязана, даже тебе. Неизвестно, что впереди.
   - А я хочу сделать тебе подарок, лучше, если ты сама его выберешь. Это просто подарок, он не потребует от тебя никаких обязательств. Вставай, идём, не хочу больше это обсуждать, - силой поднимал он меня.
   Мы рассматривали витрины. Я никогда не задумывалась об украшениях и была в таком магазине впервые. Обойдя круг, я остановилась.
   - Мы отсюда не выйдем, пока ты не выберешь, - развёл он руками, - спешить нам некуда.
   - Тогда давай посмотрим вот здесь, - я направилась к витрине, поглянувшейся мне, - что-нибудь из этого.
   - Давай серьги, - предложил он.
   - Но у меня даже уши не проколоты!
   - Это не проблема, - смеялся он, - буду присутствовать при нарушении ещё одной девственницы -- косметический салон на противоположной стороне улицы. Какие ты хочешь?
   Я показала на продолговатые "сосульки".
   - Я бы предложил соседние. Здесь ещё и кулончик такой же.
   - "Капли", - прочитала я на этикетке.
   - Капля золота меж твоих грудей не помешает, - смеялся он. - Капля моей мужской слезы будет постоянно на твоей груди, это тебе понравится, - продолжал он подтрунивать надо мной.
   - Ну ладно, - засмеялась я.
   Он подошёл к продавцу, та достала нам свой товар. Конечно, он сам попросил и цепочку. Примерил одну, потом подлиннее, потом ещё одну потолще, наконец, застегнул на мне цепочку с кулоном, расплатился. Положил коробочку с серьгами к себе в карман, и мы вышли на улицу.
   - Ну-ка, дай я поправлю, - расстегнул мою гипюровую кофточку с трёх мелких пуговиц сверху. - Вот так теперь будешь носить, нечего красоту свою скрывать.
   Зашли в косметический салон напротив, мне прокололи уши, сразу вдели серьги. Я смотрела на своё зеркальное отражение.
   - Халида сразу заметит, - подумалось почему-то, - да и сын тоже, да и все остальные, конечно.
   - Готова, принимайте свою подругу, - говорила девица в белом халате улыбающемуся моему ухажёру.
   - Довольна твоя душа теперь? - Обратилась я к нему.
   - Да. Теперь моя душа довольна. Пойдём, продолжим наше путешествие по свету.
   Мы шли дальше по проспекту Ленина.
   - А вот здесь я учусь.
   - Ты сам учишься, или ходишь на занятия?
   - Хожу. Так легче.
   - Знаешь, я, когда собиралась поступать, хотела тоже сначала в УПИ документы сдать, но испугалась письменной математики.
   - Ты с ней не в ладу?
   - Нет. Я просто не знала, чем отличается письменная математика от устной, и не стала рисковать. Я и до сих пор этого не знаю.
   - А теперь мы свернём на улицу Студенческая.
   - Я никогда здесь не была.
   - Предлагаю зайти пообедать основательно, дело-то к вечеру. Здесь недалеко есть замечательное заведение "Цыплята табака".
   Небольшое подвальное помещение было полно народу, но очередь шла довольно быстро. Такой вкусной курочки я ещё никогда не ела. Нам принесли вина. Мы никуда не торопились, сидели рядышком в полутёмном зале, негромко играла музыка, почти, как в ресторане.
   - Кирилл, меня изнутри какая-то радость сегодня распирает, - улыбалась я.
   - Это с самого утра началось, - посмеивался он, намекая на утреннюю близость.
   - Я, наверное, пьяная, - жалась я к нему.
   - Это иногда неплохо, - обнимал он меня, заглядывая в глаза, - дай-ка я проверю, не оборвались ли твои уши. Смотри-ка, ни одной капли крови! Не больно?
   - Вообще-то больнее, чем спиралька, - смеялась я. - Сказали, что с недельку поболит. Сказали, чтоб не снимала, пока не заживёт.
   - Придётся нам на ушах не спать теперь.
   Дальше мы долго ехали на трамвае, вышли на конечной остановке, прошли мимо массы ларьков, свернули.
   - Это улица Энтузиастов. Вот сюда теперь. Дом номер шесть. - Повернул меня к одному из подъездов. - Четвёртый этаж, направо. Не надо так смотреть на меня. Да, я здесь живу, квартира 57.
   Он открыл дверь, бросил ключ на полированный столик в прихожей.
   - Не стесняйся, проходи, снимай свои туфельки.
   - Интересный у вас ключ, - обратила я внимание.
   - Я ж специалист по металлам, сам замок себе сделал, ну и ключ соответствующий.
   Квартира была трёхкомнатная. Прибранная. Подошла к окну -- окна давно некрашеные, снаружи совсем облупились, и стёкла немытые после зимы ещё, да и шторки давно нестираные. Провела пальцем по подоконнику -- пыли нет, значит, прибираются всё-таки. Одна комната была совсем пустой, только толстый ковёр на полу. В ванной и в туалете всё сверкало чистотой. Заглянула в кухню, здесь тоже всё в порядке.
   - Возникли вопросы?
   - Нет, вопросов не будет, - ответила я, - пока.
   - Хорошо. Подожду. - Он хлопотал со съестным.
   - Кирилл, мы ведь недавно поели.
   - Это, чтобы нам от сна потом не отвлекаться, - смеялся он.
   - Мы будем здесь ночевать?
   - Да, сегодня мы будем здесь ночевать. Выбирай место.
   - На полу, на ковре.
   Он удивлённо воззрился на меня. Потом расхохотался.
   - Ваша воля, - заключил меня в свои объятия и, смеясь и целуя, тут же приступил к исполнению моего желания.
   - Что творится! - Мелькало в голове. - Никакого стыда, ни капельки стеснения, полная распущенность... До чего я докатилась!
   Когда всё закончилось, меня всё ещё трясло от возбуждения, я ничего не могла с собой поделать. Он обескураженно смотрел на меня, соображая, что предпринять. Навалился на меня всей своей тяжестью, прижал к ковру, зажал со всех сторон. Лежали, прислушиваясь друг к другу.
   - Возбудитель, - упрекнула я его.
   - Ничего. Справимся. Какие наши годы! - Жёсткие его мышцы понемногу отпускали меня. - А ну-ка, покатаемся по персидскому ковру. Вы этого хотели?
   И, перевернувшись вместе, мы поменялись местами.
   - Знаешь, какое-то невменяемое состояние, - пыталась я уже за столом оправдаться, заливаясь краской.
   - Елизавета, в нашем настоящем мы с тобой одинаковы. Я тоже ничего не могу поделать с тем, что у меня ниже пояса, но я ни в коем случае не хочу от этого счастья отказываться. Так же, как и ты.
   Мы пили чай, я с булочкой с маслом, он с хлебом с маслом, когда во входных дверях послышался звук поворачиваемого ключа. Я вопросительно смотрела на Кирилла. Он направился в прихожую. Прислушалась к перебранке шёпотом у порога.
   - Ты ж не собирался сегодня?
   - Пап, интересно ведь... хоть одним глазком.
   - Мы ночевать хотели.
   - Так я посмотрю только и уйду.
   - Засмущается ведь.
   В дверях показалось весёлое молодое лицо:
   - Здравствуйте.
   - Здравствуйте, молодой человек.
   - Я -- Вадим.
   - Елизавета, - улыбалась я. - Давно ждём, кто нас развеселит. Присаживайтесь чай пить с нами.
   - Нет, я на минутку только забежал, - продолжал он рассматривать меня, улыбаясь. - Пап, денег дай! - Говорил он, а сам не сводил с меня глаз.
   Я встала из-за стола, смотрины -- так смотрины. Куда Кирилл подевался?
   - Сколько тебе? - Послышалось из комнаты.
   - Сколько дашь. Знаешь, что нам всё равно мало, - повернулся, наконец, в другую сторону.
   Я смотрела, как он одевает ботинки. Кирилл, не скрывая улыбки, провожал сына.
   - До свидания.
   - До свидания, - ответила я.
   Кирилл закрыл дверь, оставив на сей раз ключ в замке.
   - Вот ведь любопытный, - разводил он руками. - Пойдём, чайник подогреем.
   - У тебя такой большой сын! Во сколько же лет ты женился?
   - Этот ещё до армии родился, - вздохнул он.
   - Вылитый отец.
   - Это точно. Весь в меня. Нынче школу закончил, в армию через год, а уже с девчонкой целуется. Думаю, что не только целуется, пропадает у них днём и ночью.
   - Быть тебе скоро дедушкой, - смеялась я.
   - Не говори... И ничего ведь не сделаешь! Что я могу? Разговоры тут никакие не помогают.
   - Слава Богу, жить у вас есть где. Расходы только большие.
   - Да он не лентяй, сразу на завод пошёл. Это он сегодня другой причины не нашёл, чтобы заявиться сюда, - засмеялся он. - Интересно посмотреть ему, видите ли.
   - Ничего страшного.
   - Елизавета, раз уж зашёл разговор, у меня ещё ведь второй есть, на год всего разница, родился, когда я в армии был.
   - А где он сейчас?
   - С матерью. Теща три года назад схоронила тестя, сосем слегла. У ней и живут, одну оставить нельзя. Там тоже трёхкомнатная. Сначала так жили, а потом прописались, квартиру на себя оформили, и здесь больше не показываются.
   - Дети-то хоть общаются?
   - Это да, хоть там, хоть тут. Тот школу не стал кончать, после восьмого в училище заводское поступил.
   - Не плохо для начала.
   - Видишь вот, поневоле наше знакомство продолжается.
   - А если бы он раньше пришёл, да не за чаем нас застал!
   - Это моя оплошность, надо было мне ключ в дверях сразу оставить, - смеялся он.
   - Кошмар! Представляю, на какое зрелище он бы попал. Как бы ты потом перед ним оправдывался?
   - Этот -- мой сын, он понимает меня. Посмеивался бы надо мной, наверное, всю жизнь только, - смеялся он. - Ну и денёк у нас сегодня!
   - Да. Весёлый денёк.
   - Заметь, с самого утра, - опять напомнил он, смеясь.
   Похохотали оба, повспоминали промелькнувшие мгновенья. Пошли смотреть телевизор.
   И следующие недели прошли, как в сказке.
  
  
   х х х
  
  
   Курсовые мои были проверены, осталось оформить обложки, титульные листы, оглавления. Позвонила Валютке, узнать, как там мой сынишка. Сказали, что беспокоиться не о чем, Нюра сад купили, там они с Максимкой и пропадают, к бабушке только на один денёк в выходной ездят. Я предупредила, что приеду за ним к бабушке только восьмого августа, не раньше, пусть его об этом заранее предупредят, успеет ещё до школы один тут насидеться. Через пару деньков уже и диспетчер должна появиться после отпуска.
   Я спешила к своему жилищу, так как сзади надвигалась огромная тёмная туча, раскаты грома подгоняли, предупреждая о готовности номер один. Сергей вышел посмотреть на небесную стихию.
   - Успела, Лизавета, сейчас начнётся. Чернота-то какая! А я думаю, что это телевизор моргать начал. Пойду выключу.
   Даже в комнате темно. Я на ощупь сходила в туалет, присела в уголочке на кровати подальше от окна и смотрела, как ливень промывал стёкла снаружи. Показалось, что даже на меня попадало. Захотелось прикрыться, скорчиться, исчезнуть. Но вот шум за окном стих, отступил сумрак, а мне было тяжело даже пошевелиться, даже ноги распрямить. Только на бок смогла повернуться. Наконец, осознала, в чём дело. Осторожно поднялась, осмотрела себя -- пока чисто. Достала прокладки.
   - Итак, пока я не беременна. Слава Богу, не наказал меня за радости мои.
   Через час, улыбаясь, после того, как поели, я не смогла не поделиться с Кириллом:
   - Знаешь, я не беременна.
   - Не понял?
   - Всё хорошо у нас.
   - Как ты узнала? - Спросил было он, но, видимо, догадался, - У тебя сегодня месячные?
   - Да.
   Он тихонько отстранил меня с колен. Посадил напротив и смотрел, и смотрел, ничего не говоря.
   - Это хорошо. Мне спокойнее стало, - сказал, немного погодя. - Елизавета, у меня для тебя есть разговор.
   - Давай поговорим, - всё ещё не могла я сдержать улыбки.
   - Давай сначала со стола уберём.
   Я почувствовала, что настоящей радости в его словах не было, и примолкла, ожидая продолжения. Он как-то странно поглядывал на меня, мыл посуду, а я суетилась рядом, стараясь помочь:
   - Давай я протру.
   - Нет, я сам, - взял из моих рук полотенце.
   И опять ничего не говорил, совсем не торопясь радоваться. Всё-таки закончил своё кухонное занятие.
   - Пойдём-ка сюда, - слегка приобнял, подталкивая к кровати, - ложись.
   Я начала было стелить постель, совсем не думая о предстоящих неудобствах.
   - Нет, не расстилай, - остановил он меня. - Так полежи. А я рядом посижу, на тебя погляжу, - улыбнулся скупо.
   - Видимо, придётся нам сегодня спать отдельно, - подумала я, - может так даже и лучше.
   - Елизавета, у нас впереди расставание, - сказал он и замолчал, глядя в глаза.
   - Меня это не страшит теперь, - ответила я отречённо, отведя свой взгляд и приготовившись к худшему. - Говори, в чём дело. Я не умру, не бойся.
   - Меня на военные сборы отправляют, - взял мою руку.
   Что-то подобное я уже когда-то слышала. Да. Вспомнила -- Валеру у Валютки как-то тоже отправляли на военные сборы. Всё. Больше ничего не припомнилось. Сунегин в армии не служил и с этим явлением никогда не сталкивался.
   - Когда?
   - С первого августа.
   - Прямо нисколько порадоваться нельзя! - Возмутилась я. - Как это получается! Всё время кому-то что-то от нас надо! Ненавижу! Ненавижу!
   - Успокойся, - засмеялся он, - успокойся. Ну повернись ко мне. Елизавета, ты же не ребёнок. Дай я тебя обниму, - тянул он меня к себе.
   Я психовала, отталкивая от себя его спокойную реакцию на происходящее. А он смеялся, пытаясь найти моим рукам другое применение:
   - Лучше обними меня... Вот так... Вот сюда руку... Посмотри на меня, не отворачивайся.
   - Как можно соглашаться со всеми этими..., - не могла я оформить свои словосочетания, - приказаниями, указаниями! Кто их придумывает!
   - Так ведь мужик же я. Настоящий. Обычное мужское дело. Переподготовка.
   - И что ты там будешь делать?
   - Я механик, механиком и буду. Посмотрю технику новую, это же интересно. Где я ещё это увижу.
   - Тебе интересно?
   - Да.
   - Ну ладно. Хорошо, если так, - приходила я в себя. - Надолго?
   - На два месяца.
   - На два месяца!
   - Да, на два. До первого октября.
   - И куда тебя отправят?
   - Не сказали.
   - Это ведь уже через три дня будет, - размышляла я. И опять вскипела. - Ещё эти месячные тут не ко времени навязались!
   - Да, так всегда и бывает, - смеялся он, - беда, говорят, одна не приходит. Но мы ведь это переживём с тобой? Скажи, переживём?
   - Куда деваться-то, придётся опять запереть себя на все замки.
   - А сегодня я здесь не останусь, - вдруг заявил он. - Раз у тебя всё нормально, не будем вмешиваться в природные процессы. И тебе спокойнее, и мне. Вижу, твоя голова в полном порядке. Так будет разумно, согласись со мной.
   - Да, как ни крути, ты прав. Жалко, конечно, август, сентябрь -- такое время хорошее.
   - Тебе ведь тоже скучать не придётся, за ребёнком надо съездить, в школу собирать. Работаешь ещё август?
   - Работаю, - вздохнула я.
   - Вот, отдохнёшь от меня.
   - Халида должна вот-вот приехать.
   - Посплетничаете тут про меня...
   - Как бы не так, - прервала я его, - ни слова даже не подумаю сказать никому. Обойдутся.
   - Она ж всё равно спросит.
   - Я прекрасно врать умею, об этом не беспокойся. Вот только, думаю, как учёба начнётся, мы уже не сможем здесь так открыто встречаться -- и ребёнок, и комендант, и студенты.
   - Придумаем что-нибудь. Как уж получится.
   - Звонок-то мы нелегально с ребятами сделали, к осени они его уберут, чтоб ты знал.
   - Первого октября какой день будет, посмотрим, - он заглянул в наш большой календарь. - Пятница. Вот я в субботу утром и появлюсь. Надеюсь, вы не уедете в этот выходной к бабушке?
   - Постараемся.
   - Вот и договорились, - улыбался он. - А теперь провожай меня.
   Пообнимались, пообнимались, и я проводила его до улицы. Он ещё у поворота помахал рукой.
   - Закрывайся, Сергей.
   - Он что, не придёт?
   - Долго его теперь не будет, на сборы военные отправляют. Придётся мне опять только на мытье полов сосредоточиться, - засмеялась я.
  
  
   х х х
  
  
   Халида зашла, как всегда, улыбающаяся:
   - Слышу, что пришла. С работы? Пойдём, у меня еда готова. Что это у тебя тут всё переставлено?
   - Да вот, думаю, надо ещё один письменный стол нам, чтобы обоим заниматься. Не знаю, как и поставить. Стол-то я присмотрела. Поможешь занести?
   - Конечно. Пошли сначала поедим.
   - Когда приехала?
   - Часа три назад. Рассказывай, как Кирилл-то? Нашёл тебя?
   - Нашёл, конечно, - смеялась я.
   - И как, к любви не приступили?
   - Я сказала, что на три недели домой уезжаю, чтобы не привязывался.
   - И что, совсем не виделись?
   - Вчера приходил. Наобнимались опять. Что делать, не знаю. Настырный такой. Женатый ведь.
   - Не мудрено. В такие-то годы.
   - Как сама-то, отдохнула хоть?
   - От работы отдохнула, а дома -- суета, сестра со своими приехала, тесно в квартире, еле дотерпела до отъезда. Здесь лучше. Николка где?
   - У бабушки до восьмого августа будет ещё. Пойдём моей перестановкой заниматься.
   Мы весь вечер двигали своё нехитрое хозяйство. Одну кровать развернули поперёк, перпендикулярно другой. В угол между ними поставили тумбочку с букетом. У окна теперь стояли вплотную два одинаковых однотумбовых стола со свободными подходами со всех сторон.
   - Замечательно! А то на одном столе и едим, и фотки смотрим, и учимся. Теперь у каждого свой будет.
   - Учебники купила? - Рылась она в портфеле.
   - Да, пора уже. Забирайся на кровать, я соднова пол вымою. А ты рассказывай что-нибудь.
   - Пойдём завтра сходим куда-нибудь.
   - Давай послезавтра. У меня завтра последний день диспетчером.
   - Ладно. Как твои курсовые?
   - Вот что хорошо, то хорошо, все четыре закончила, даже их у меня начальник планового отдела проверила, так что август я от учёбы отдыхаю.
   - Может дашь посмотреть?
   - Возьми. Тебе когда на работу?
   - Первого.
   - Вот, днём тебе делать нечего, читай сиди. Четыре папочки. Не перепутай только.
   - Ладно. Забираю, может пойму что-нибудь. Пошла я спать.
   На следующий день она смеялась, предложив напечатать мои курсовые:
   - Знаешь, как здорово будет. Сразу под закладку два экземпляра, себе один оставлю, на третьем курсе ничего придумывать не надо будет.
   - Я, конечно, не против, только количество листов меньше быть не должно.
   - О! Я к этому уже приспособилась, не первый раз. Сделаем поля пошире, текст пореже, всё нормально будет. А ты скажешь, что сама за лето печатать ещё научилась.
   - Потом в деканате меня попросят что-нибудь напечатать, а я, как дура, буду смотреть на эту машинку. Нет уж, лучше промолчу.
   - Как знаешь.
   Передав свои дела на работе по транспорту, отправилась в плановый. Начальница моя сказала, что пока я остаюсь сметчиком, а практику продолжу на своей институтской стройке. Я, конечно, решила, что начну завтра, и отправилась домой. Разбудила Халиду, и мы поехали в центр. Зашли в "Пассаж", где я прикупила Николке спортивный костюмчик из чёрного эластика, курточка у которого была на красных широких резинках по низу, по вороту, на обшлагах. На крепкой молнии. Тянулся -- не на один год хватит. Пришлось купить ещё одну клеёночку, слава Богу, такая расцветка ещё осталась. Посмотрели кино "Этот безумный, безумный мир", нахохотались досыта. Вечером, проводив Халиду, от нечего делать решила набросать черновичок письма на север. Вопросов набралось много. Как добраться? По карте железнодорожных путей туда не было. Что лучше купить здесь на время зимы? Есть ли там фототовары? Как перевести отсюда алименты и деньги, чтобы не беспокоиться о них в дороге? Вопросов добавлялось всё больше и больше, хорошо, что я озаботилась этим пораньше, а то за раз всего и не вспомнить.
   Первого августа обошла своих нелегалов. Собрала со всех денежки, поинтересовалась, как прошёл их первый экзамен. Ответить они, конечно, не смогли, так как список с оценками будет вывешен только завтра после обеда. Свела свой баланс -- на сберкнижке чуть меньше трёх тысяч рублей, плюс на руках двести пятьдесят. Вымыла с хлорочкой свой подъезд, первый этаж, вымылась в душе.
   Халида заявилась с цветным журналом в руках:
   - Уже не первый год хочу заказать себе тёплый костюм из драпа на весну-осень. Поедем со мной в ателье завтра? Смотри, какой красивый нарисован. Может и ты себе закажешь.
   - Нет, Халида, у меня вот пальто осеннее совсем уже негодное, подклад в решето превратился, шестой год ношу, самой стыдно стало, как посмотрела. В магазинах какие-то неподходящие всё висят.
   - Так я и говорю, поедем в ателье, там и закажешь, там хорошо шьют. Я все платья там шила, и ткани у них приличные, и выбор современный. Дороговато, правда, но не на один ведь год.
   - А когда ты собираешься?
   - Завтра после работы и поедем.
   - Далеко?
   - Около железнодорожного вокзала.
   - Наверное, денег у меня на пальто не хватит.
   - Они ж не сразу берут, а когда сошьют. За заказ немного надо.
   - Собраться что ли?
   - Всё, договорились. Если раньше с работы придёшь, иди сразу ко мне, я деньги с утра с собой захвачу, чтобы время не терять.
   - Ладно. Уговорила.
   Я весь вечер думала о своём пальто, Халида разбередила больную тему.
   - Какое мне надо? Не чёрное. Тёплое. Весной этим некогда будет заниматься, а на севере осень раньше начинается. Зимнее тоже уже никуда негодное, я его здесь брошу. Не ехать же совсем без одёжки. У Николки ещё осеннего на осень-весну должно хватить, ему весной надо обязательно именно зимнее купить, дублёночку бы. А мне, если тёплое осеннее, можно его и подольше поносить, пока там к зиме что-нибудь не приобрету. Да, надо поехать завтра с Халидой, может что и получится. - Так и заснула с мыслями о новом тёплом осеннем пальто.
   Народу в ателье совсем никого не было. Халида выбирала себе ткань, ей нужен был яркий в клетку драп. Мне приглянулось пальто в одном из журналов, разложенных на столике -- свободного покроя, со стоячим воротничком, переходящим в широкую строчку борта, пуговицы скрыты внутри, рукав реглан, потайные карманы слегка заметны. Тканей было много. На чёрные я даже не смотрела. Привлёк внимание густой ворс на двух рулонах, один тёмно-синий, другой тёмный мутно-болотного цвета, издали почти чёрный оттенок которому придавал именно ворс. Это был не драп, просто толстая пышная мягкая ткань. На манекенах висели образцы уже готовых для кого-то изделий, пальто было только одно очень большого размера. Я решила заглянуть внутрь. Оно было на ватном подкладе.
   - Это будет зимнее пальто без мехового воротника? - спросила я.
   - Нет, осеннее заказали на подкладе. Подклад можно отделить, если тепло, он на молниях, - объясняла работница ателье.
   - А вот эта ткань на осеннее пальто подойдёт?
   - Конечно.
   - Вот к этой модели, - показала я в журнале.
   - Почему бы нет. Сейчас мода на ткани с ворсом появляется только. Конечно, драп -- это классика, но и эта ничем ему не уступает.
   - А мне ещё вот такое пальто на ватном подкладе надо. Получится?
   - Да, оно же свободное, очень даже получится.
   - И сколько это будет стоить?
   - Рублей сто семьдесят.
   Хотелось отдать сразу все деньги, но я сдержалась, вдруг потом что-то не так сделают.
   - Сколько я сегодня должна заплатить?
   - Пятьдесят хватит.
   - Хорошо, я сделаю заказ. Когда готово будет?
   - Через месяц. На примерку через десять дней. Подходите к столику, мерки снимем.
   Для Халиды цветного яркого в клетку драпа не нашлось, пообещали подвезти в течение двух недель, и она ходила рассматривала ткани для очередного платья. Я, расплатившись, взяв квитанцию, подошла к ней.
   - Ты хотела когда-то себе платье из люрекса, смотри, какой большой выбор.
   - Нет, Халида, пошли отсюда, достаточно на сегодня я уже денег растранжирила. Тебе хорошо, у тебя все остались целёхоньки.
   - Ну и жадина ты, - смеялась она, - ладно, пойдём. Когда на примерку поедешь, меня не забудь захватить, может привезут уже и для меня драп.
   Все мои нелегалочки были допущены ко второму экзамену -- математике.
   - Придётся в пятницу с работы пораньше уйти, так как отсев на нём неизбежен, вдруг кто-то из них не сдаст, уезжать будут, комнаты надо будет сразу проверить.
   Я вдела в уши серёжки, которые к приезду Халиды днём снимала, и улеглась спать, предавшись лирическим воспоминаниям прошедших дней июля.
   На стройке всё шло своим чередом. Я вникала по привычке во все работы, во все бумаги экономиста, следила за тонкостями оформления актов скрытых работ, читала в свободное время техническую литературу. А сама думала:
   - Зачем мне всё это? Я буду работать в мореходстве, там близко строительством не пахнет. Если б не диплом, я бы давно бросила этот интерес.
   - Завтра у Ольги Евгеньевны день рождения, - сообщила утром моя наставница, - давай вместе поздравим.
   - Конечно. Что купим?
   - Да ей всего нанесут. С нас букета хватит.
   - Так давай я сегодня съезжу на плотинку, а завтра в восемь мы первыми будем.
   - Давай. А потом им не до нас будет, уйдём домой пораньше.
   Быстро сбегала в общагу, переоделась.
   - Мало с меня букета, надо что-то ещё, - думала всю дорогу.
   Решила купить хоть коробку конфет, зашла в центральный гастроном. Купила двухкилограммовую коробку "Ассорти". Радости не было предела -- достойный подарок, не то, что двести граммов. Купила поздравительную открытку и только потом спустилась к плотинке за цветами. Выбрала большой букет белых игольчатых астр. Шикарный букет! И со всем этим вернулась в общежитие.
   - У вас сегодня праздник? - Улыбался Игнат.
   - Завтра у начальницы моей день рождения, - смеялась я.
   Поставила цветы в воду, подписала только от своего имени открытку, осторожно открыла коробку, набрала себе горсть конфет, вложила внутрь открытку, аккуратно заклеила разрез. Душе моей стало спокойно -- хоть маленькая благодарность за участие в моей жизни.
  
   х х х
  
   Как давно я не была дома. Николка с Жуликом сидели на скамейке, и, только увидели меня, побежали на перегонки навстречу.
   - Как ты вырос-то! - Кружила я его от радости.
   - Закончила свои курсовые?
   - Закончила! Закончила! Ура! - Смеялись мы оба, а собачонка прыгала вокруг нас, гавкая.
   - А ты-то как? Отдохнул от меня?
   - Отдохнул. У всех в гостях пожил, почти три плёнки использовал. Андрей ещё не приехал?
   - Нет, его ещё нет.
   - Когда мы поедем?
   - Завтра с утра можно.
   - Книжки мне купила?
   - Купила. И костюм спортивный на физкультуру.
   - Ну пойдём, бабушка блины замешивает, первые наедимся. Тетя Нюра вчера меня привезли, сами обратно уехали, сад у них теперь. А дядя Валера сегодня утром хотели приехать. А знаешь, дядя Валера фотографии в ванной делает, он там доску ровную, широкую, как стол, ставит на ванную, и очень удобно, вода рядом, и темно, свет же туда не попадает.
   - Вот, всегда надо у разных людей учиться, это эффективнее. У всех разные методы, разные условия, разные подходы. А он дал тебе попробовать?
   - Конечно. Знаешь, как он удивился, что я уже всё понимаю. И фотоаппарат ему мой понравился, когда он свой покупал, таких в магазине не было. Но я не стал свои печатать, только плёнки проявил.
   - Ты говоришь, что у тебя кадры остались? Много?
   - Пять, наверное.
   - Мне бы мою начальницу сфотографировать. Сходишь со мной на работу?
   - Конечно.
   - Очень хорошая женщина, помогает мне. Я её недавно с днём рождения поздравила.
   - Что ты ей купила?
   - Огромный букет белых астр и вот такую коробку конфет.
   - Дорого?
   - Дорого. Но она этого стоит. Она уже с прошлого года меня на работу устраивает, зарплату, как всем, платит. Ещё и курсовые мои проверила все. И про тебя всё время спрашивает, интересуется. Про север-то никому не проболтался?
   - Ни слова никому не сказал.
   - Молчи, сынок, молчи. Не дай бог сглазит кто до поры до времени, придётся потом всю жизнь в какой-нибудь захудалой деревне за тридевять земель грязь ногами месить. Не дай бог.
   - Бабушка, мама приехала за мной.
   - Слава Богу, дождался тебя сынок, с самого утра, как проснулся раньше меня, так всё на завалинке и сидит ждёт, не могла поесть дозваться.
   - Как он тут, слушался?
   - Так я его почти и не видела, то у одних живёт, то у других, с ними только по выходным и приезжал.
   - Сама-то как?
   - Нормально. Мойте руки, накормлю вас блинами.
   - Мама, и охота тебе с ними возиться каждый раз?
   - Так для меня проще-то, чем блины, и нет ничего.
   - Стоишь всё утро на ногах у плиты.
   - Пока могу стоять -- стою, зато сыты все весь день. Наедитесь, да ягоды идите собирайте, и малина осыпается, и крыжовник, и смородина спеет, девать некуда, полно уже наварила и варений, и компотов, и мне, и вам хватит. Хоть продавать нести что ли?
   - А почему бы нет, людям ведь надо.
   - Наташка письмо прислала, замуж собирается, может даже в гости, пишет, приедут в сентябре.
   - Ну вот, и там всё хорошо, и в сентябре тебя развеселят.
   Младшую сестрицу мы до вечера так и не дождались.
   - Наверное, Валютку на работу опять в выходные попросили выйти, а Валера сроду никуда без неё, - вздохнула мама. - Если утром завтра не приедут, придётся вам блины с собой забирать, на всех ведь завела.
   - А мы ещё вечером поедим, - вмешался сын, - и утром допечёшь. Мама, я уже всё своё собрал.
   По приезду в общежитие он первым делом осмотрел свой стол, проверил свою коробочку с деньгами, портфель, примерили спортивный костюм. Взяв ключ, отправился фотолабораторию свою проверять. Я решила при нём всё там попримыть. Весь вечер общался у телевизора с Халидой и вахтёрами.
   Утром вместе отправились в плановый отдел, удивили Ольгу Евгеньевну своим присутствием, сфотографировали её среди цветущих букетов. На обратном пути зашли в студенческую столовую. Проводила его до общежития.
   - Всё, Николка, теперь есть я дома, или нет меня дома, ты здесь сам будешь хозяйничать, хоть днём, хоть ночью. Не ищи меня, не жди меня, сам учись, сам спать ложись, сам есть будешь. Договорились?
   - Договорились.
   - Ключ на прежнем месте. Будешь вниз уходить, не забывай дверь закрывать. Иди. А мне на работу надо.
   После работы наелись картошки с молоком, и он попросил помочь напечатать фотографии с двух плёнок. Вечером вместе с Халидой накормились блинами, и он забрался в свою постель. Долго ещё лежали разговаривали.
   - Хорошо здесь. Тихо. Никого нет. - С этими словами и уснул.
   Через пару дней пришла с работы пораньше, думала съездим в магазин форму школьную купим -- не тут-то было, сына дома не оказалось. Пришлось заняться приготовлением пищи. Сварила суп, салат сделала. Ждала, ждала, так и не дождалась. Он заявился вместе с Халидой, был, оказывается, у ней на работе, печатное устройство изучал, последние кадры использовал. Накормила их, и он отправился проявлять плёнку.
   - Знаешь, открывается дверь, - начала Халида рассказ, - а он стоит, улыбка до ушей. Спрашиваю: "Ты с мамой?", говорит: "Нет, я один, зашёл посмотреть твою работу", "Как ты меня нашёл?" -- "Мама говорила, что прямо над столовой, в приёмной", я обалдела. Нафотографировал нас.
   - Вот так, Халида, детки растут, - смеялась я.
   В субботу купили школьную форму, пару белых рубашек, чешки для спортзала, кеды и крепкие ботиночки для осени. По настоянию сына прогулялись до школы.
   - Теперь хоть знать буду, где она находится.
   Кончается август, скоро Свет Акимыч прибудет. Я заставила ребят снять звонок. Из моих нелегалов зачислены на первый курс оказались только трое, из них одна осталась без общежития, и я сразу предложила ей нелегальное место у себя. Открыли все служебные помещения, всё общежитие вымыла. Халида напечатала курсовые. Кончалось третье студенческое лето.
   Ольга Евгеньевна согласилась стать руководителем моей преддипломной практики, сама предложила тему дипломной работы "Высотное домостроение". Очень осталась довольна и конфетами моими, и фотографией.
   - Я оставлю тебя до конца августа в штатном. В сентябре, как все, десятого за зарплатой придёшь. Согласна?
   - Конечно. Спасибо, Ольга Евгеньевна.
   - Тогда я и документы все для тебя подготовлю, и за лето, и для будущей практики.
   - Хорошо.
   - Всё. Можешь быть свободна.
   - До свидания. Спасибо.
   Я ехала на вторую примерку пальто. Оно уже было похоже на готовое изделие, смотрелось прилично, и цвет мне всё больше нравился.
   - Давайте теперь с подкладом померяем.
   - А можно из этого же материала берет у вас заказать?
   - Конечно.
   - Только мне глубокий надо.
   - Понятно. С такой-то копной. Может вам лучше капюшон сделать, пока воротничок окончательно не пристрочен?
   - Как это будет выглядеть?
   - Вот, взгляните в журнале. Он будет на скрытой молнии, можно легко снять, легко пристегнуть.
   - Я согласна. Мне и капюшон, и берет, пожалуйста, - смеялась я, - буду чередовать по погоде.
   Денег мне хватало, и я решительно сегодня направилась выбирать на платье ткань из люрекса. И правда, любые оттенки -- глаза разбегаются. Перелистала все журналы, вздохнула безнадёжно.
   - Подскажите, пожалуйста, мне из люрекса необычное надо.
   - Красное?
   - Ни в коем случае, - воспротивилась я.
   - Тогда вам подойдёт только стального цвета.
   - И всё?
   - Или красный, или цвет стали. А из моделей для светлого посмотрите вот на эту. Это как раз для вашей груди. Очень, скажу вам, удобен, так как гофрированная вставочка впереди -- это и украшение, и она даёт возможность изменять изделие по ширине до двух размеров, поэтому никаких замков, поясов, никаких застёжек не требуется, и точно по фигуре. А полураспашоночка с длинными тонкими рукавами придаёт элегантность -- хоть на праздник, хоть под венец!
   - Сколько надо за заказ?
   - Двадцать рублей.
   - Снимайте мерки. Когда готово будет?
   - Третьего сентября придёте за пальто и примерку сделаем, а десятого готово будет.
   - Не подскажете, яркий в клетку драп не подвезли ещё? Подруга спрашивала.
   - Пусть приходит. Три разных расцветки завезли.
   Нарадоваться не могла, что такими нужными красивыми вещами обладать буду.
   - Всё. Два костюма, один чёрный брючный и один светлый шерстяной, два нарядных платья, то, в котором была в ресторане, и этот из люрекса у меня теперь есть. Этого достаточно для начала жизни. И ещё теперь у меня будет новое тёплое осеннее пальто!
  
  
   х х х
  
  
   Свет Акимыч, деловой, осматривал своё хозяйство, придирчивым нравом проверял и комнаты, и бытовки, но остался доволен.
   - Молодец ты, Лизавета, спокойно мне с тобой. Отдыхай пока.
   - Отдыхать-то уже некогда, дня два-три и приезжать начнут. Как отдохнули, Свет Акимыч?
   - Какой отдых! О чём ты спрашиваешь! Работал два месяца. И дочек своих нынче заставил трудиться, пусть втягиваются в эту жизнь, пора.
   - Мы ведь с вами последний год к учёбе приступаем.
   - Скорей бы уж, надоело мне всё здесь.
   - Старшая-то кем начала работать?
   - У тёщи экономистом.
   - А мне первого сентября сына в первый класс провожать.
   Приехал Андрей, и сын отчитывался своими работами за лето, показывая фотографии на своём столе. После его ухода сказал:
   - Мама, вот эти я все продам, тридцать рублей будет, а остальные себе оставим и родным раздадим. Как ты думаешь, когда лучше наш класс сфотографировать?
   - Я думаю, что в самый первый день, нарядные все будут, да и уроков в первый день мало будет. Усядетесь все за парты, я и сфотографирую.
   - Это ведь уже завтра будет.
   - Давай-ка прогуляемся со мной до института, надо расписание посмотреть, мне ведь тоже к учёбе с первого дня приступать.
   - Ты из-за меня лекции пропустишь?
   - Ничего страшного, другие чаще пропускают.
   Меня удивило расписание -- всего по четыре часа в день! За все годы такого не бывало. Заглянула в деканат. Наша кураторша на месте, попросила её выйти.
   - Здравствуйте, Сабина Сергеевна.
   - Здравствуйте.
   - Сабина Сергеевна, я завтра задержусь, не теряйте меня. Сына в первый класс с утра провожать пойду.
   - Здравствуйте, - поздоровался он.
   - Что ж, - улыбалась она, - с новым учебным годом вас. Как тебя зовут?
   - Сунегин Николай Михайлович.
   - Собрался в школу?
   - Собрался, - улыбался он.
   - Удачи тебе, Николай. Учись хорошо, как мама.
   - Спасибо.
   Мы шли по аллейке к своему общежитию. Листва, хотя и зелёная, начала опадать. Появились жёлтые краски. Сухо, но облачно.
   - Мама, мы этим летом совсем не писали, и читал я мало.
   - Знаешь, Николка, я специально не хотела этого делать. Я всему научила тебя по-своему, а в школе могут тебя учить иначе. Теперь твоя задача -- делать так, как тебя будут учить другие учителя. Справишься аккуратно с заданиями, значит, всё будет хорошо. А ты справишься, я уверена.
   - Мама, не зови меня "Николка", я уже большой.
   - А как ты хочешь, чтобы я тебя называла?
   - Николай.
   - Хорошо, Николай, - смеялась я, - я согласна с тобой, ты прав.
   Первого сентября все тротуары были полны народу. Студенты шли на занятия. Чем ближе к школе, тем больше учеников, девочки в белых фартучках, с белыми бантами, многие со цветами. Те, кто с родителями, явно первоклассники. Все толпились у входа в школу перед широкими ступеньками, на которых стояли учителя.
   - Вон наша Людмила Витальевна, - показала я ему, - слева у самого края. Встречает своих подопечных. Пойдём к ним.
   - Здравствуйте, Людмила Витальевна, мы к вам.
   - Кто это у нас?
   - Сунегин Николай, - ответил он.
   - Хорошо. Знакомься, Николай, с ребятами.
   Я отошла в сторонку к толпе родителей. Минут через десять всех поприветствовал директор школы, поздравил всех с началом нового учебного года, и -- прозвенел звонок. Звонок на первый урок! Старшеклассники быстро улетучились, и только потом учителя начали разводить первоклашек. Родители остались в коридоре. Всё стихло. Минут через пять наша учительница вышла сообщить родителям, что первая переменка будет минут через пятнадцать, и что уроки закончатся полпервого. Я предложила свои услуги по фотографии, она сказала, что рассадит всех и пригласит меня.
   С приготовленным фотоаппаратом я вошла в класс. Все встали.
   - Садимся, дети, - командовала она.
   Меня приятно удивило просторное светлое помещение с низко расположенными большими окнами. Три ряда аккуратных светлых новеньких столиков, за каждым лишь по одному ученику.
   - В наше время тяжёлые большие чёрные парты на двоих были, - подумала я, - и в классе нашем тридцать человек было, а здесь всего двадцать один. Людмила Витальевна, разрешите, Николай поможет мне?
   - Николай, помоги.
   Он внимательно наводил объектив, я стояла в стороне.
   - Людмила Витальевна, вам надо тоже туда пройти, - обратился он к ней.
   Она с улыбкой спустилась вниз в проход между столиками.
   - Чуть-чуть подальше, чтобы всех видно было. Всё, стойте.
   Он передал мне фотоаппарат и сел на своё место за третий столик около окна.
   - Внимание! - Вспышка. Ещё раз. Внимание! - Вспышка.
   - Людмила Витальевна, надо бы ещё стоя всех вместе, здесь очень хорошо получится на ступеньке.
   - Дети, давайте быстро построимся вот сюда, - командовала уже она, расставляя свою ораву.
   Сын готовил фотоаппарат:
   - Надо из двух рядов три сделать, - шепнул он мне, - лучше будет.
   Я пошла их переставлять, кто повыше -- наверх, маленьких -- на самый низ, учительница посередине, оставила место рядом с ней для сына.
   - Всё, теперь очень хорошо. Держи фотоаппарат.
   Сделав ещё пару снимков, я попрощалась:
   - До свидания, дети!
   Все вразнобой ответили. Я вышла в коридор, устав от волнения, меня тут же окружили вопросами.
   - Получилось?
   - Думаю, да. По две фотографии будет.
   - По сколько нам собирать?
   - По рублю за штуку.
   - Хорошее воспоминание у детей останется.
   Прозвенел звонок, четырёхэтажная школа наполнилась шумом дверей, грохотом ног, весёлыми голосами. Три первых класса были на первом этаже, здесь было потише. Первоклассники робко выходили в коридор.
   - Сынок, ты сам до дома доберёшься?
   - Конечно, не беспокойся. Иди, тебе пора, - говорил он совсем серьёзно, - иди, иди, я в класс пойду.
   Я пропустила только одну двухчасовую лекцию. Здесь меня ожидал сюрприз. Оказывается, все преподаватели нас в конце прошлого года обманули -- на завершение всех курсовых работ отводили ещё весь сентябрь, поэтому и занятия весь месяц будут только по четыре часа. У меня появлялась масса свободного времени. Как его использовать?
   - Наверное, сначала студкомом займусь, зарядить всех надо, встряхнуть. А потом посижу, носочков шерстяных навяжу и себе, и сынишке, давно таким простым делом не занималась, восемь клубков напряденной овечьей шерсти с весны лежат.
   Сын вернулся из школы чуть позднее меня.
   - Рассказывай, строгая учительница?
   - Нет. Нормальная.
   - Много задали?
   - Нам ничего не задали совсем. Только всех спрашивали. Людмила Витальевна удивилась, что у меня дневник в портфеле, больше ни у кого не было.
   - Он с портфелем не продавался, я его отдельно купила, - засмеялась я.
   - Она сказала, пока не нужен.
   - Ну и ладно.
   - У нас у каждого полочки есть, надо положить туда подписанные тапочки, кеды, спортивный костюм и футболку. И ещё по пять рублей на обеды на месяц просили завтра принести.
   - Хорошо, приготовим сегодня.
   - Всё в пакетик надо отдельный сложить. Я сам подпишу.
   - Ладно. Я эти дни все вечера в студкоме буду или на четвёртом этаже в первом отсеке с однокурсницами. Хозяйничай. А сейчас вместе пообедаем, я только что приготовила.
   Девчонки собрались все у комсорга нашего, Иринки, она опять умудрилась большую часть лета провести а Анапе.
   - Наверное, туда жить уеду после института, тётя хочет меня в сберкассу устроить на работу. Будете ко мне в гости все приезжать на море, обещаю дорого не брать за жильё, - смеялась она.
   - Как с курсовыми-то у нас, девочки? - Строго спрашивала староста Валя. - Все справились? Ну-ка давайте по порядку все докладывайте. Может кому помочь ещё можно.
   - Девочки, - улыбалась я, - а я сегодня сына отправила в первый класс. А ещё он хочет всех вас перефотографировать. Просил узнать, когда?
   - Сегодня. Чего тянуть-то, пока у всех улыбки на лицах ничем не омрачены.
   - Вот только принарядимся, подкрасимся.
   - Обстановочку вокруг себя создадим.
   - Значит, через час?
   - Давайте через два.
   - Хорошо, договорились. Коллективную где сделаем, подумайте.
   - Может всей группой сфотографируемся, вместе с Сабиной?
   - Хорошая идея. Но он может лишь после часу дня.
   - Значит, задержимся на полчасика завтра, всё равно надо классный час проводить. Соднова, - утвердила время Иринка.
   Я, радостная, вернулась к себе.
   - Николай. Через два часа будем фотографировать моих однокурсниц. А завтра после школы зайдёшь сразу на факультет, где мы вчера расписание смотрели, там сделаешь коллективную для всей нашей группы. Фотоаппарат я с собой заберу.
   - Хорошо, - радовался он удаче, - это сколько же у нас фоток будет коллективных? Надо прикинуть.
   - Я посчитала, вместе с первоклашками получается штук девяносто.
   - Бумаги такой не хватит, надо покупать.
   - Я послезавтра поеду пальто выкупать из ателье и по пути зайду в фототовары, куплю, только напиши, какую.
   На следующий вечер он радовался, что всё на плёнке получилось, а ещё через день они с Андреем печатали до самой ночи.
   - В понедельник отдашь все фотографии Людмиле Витальевне, скажешь, что я сказала, одна фотография стоит один рубль. Пусть она сама раздаст ребятам и сама деньги соберёт. Ты не занимайся сборами, вы ещё мало друг с дружкой знакомы. Понял? Остальные отдашь нашей старосте, деньги она соберёт со всех и мне принесёт. Так спокойнее будет тебе, чем по одной торговать. Ты ведь не продавец, а фотограф.
  
  
   х х х
  
  
   В субботу после занятий мне на вахте передали свёрток, я развернула и обомлела -- ключ и, прикреплённая к нему, записка " 6 -- 57, пятого".
   - Кто это принёс?
   - Молодой юноша, улыбчивый такой, - ответила дежурившая студентка.
   Я быстро поднялась к себе, переоделась в брючный костюм, застегнула цепочку с кулоном, приготовила деньги и начала вдевать серьги в уши.
   - Мама, у тебя серёжки! - Сын явился из школы.
   - Николай, это мне Кирилл подарок сделал.
   - Когда?
   - Летом ещё.
   - Почему ты их только сейчас одеваешь?
   - Стесняюсь, не привыкла ещё, да и Халида больно любопытная. Ну, как они на мне?
   - Хорошо. Красиво. Только под волосами не очень видно.
   - Николай, Кирилл сейчас на военных сборах, его всего на сутки отпустили. Я к нему уеду. Придётся тебе одному спать ложиться сегодня. Хорошо, если бы Халида ничего не узнала об этом.
   - Не бойся, не проболтаюсь.
   - Я сейчас всё разогрела, а вечером сам. Ладно? Только будь осторожней с плиткой.
   - Ладно, влюбляйтесь, без вас обойдусь, - смеялся он.
   - Ты что, насмехаешься надо мной?
   - А что, нет что ли? Конечно, влюбляться поехала.
   - Ну что, я побежала?
   - Иди, иди.
   Интересно, даже звонка около их двери не было.
   - Постучать что ли? Нет, вдруг соседи выглянут.
   Достала ключ, замок оказался тугим, но поддался. Закрываться не стала, положила ключ на столик в прихожей, прошла на кухню -- никого, пустая квартира. На табуретке стоял не разобранный пакет с продуктами. Пришлось похозяйничать. Хлеб, помидоры, кулёк конфет, колбаса, консервы, что помыла, что в холодильник убрала. Ушла на диван, прилегла, ожидаючи, четвёртый час на будильнике.
   - Здравствуйте, Елизавета, я на минутку. Отец вчера позвонил, что часам к шести приедет. Я там продуктов купил.
   - Спасибо, Вадим, я уже разобралась с пакетом.
   - Вы давно здесь?
   - Только что, - соврала я.
   - Ключ я забираю, это мой.
   - А вдруг он не сможет, мало ли что? Как я завтра, открытой квартиру оставлю?
   - Да, всяко может быть. Придётся мне завтра заглянуть перед обедом. Вы уж дождитесь меня, отец к этому времени уедет.
   - Хорошо. Дождусь. Не беспокойся.
   - Всё, я побежал.
   Я хоть и была с утра голодная, решила часок ещё подождать, попила только кипятку с конфетами.
   Услышала, как открылась дверь, смотрела, как он скинул с себя камуфляжную форму, и смеялись, и смеялись, и смеялись, обнимаясь и радуясь, что встреча получилась.
   - Что сначала? Есть, или что?
   - А ты с чего начать хочешь?
   - Давай поедим. Я с утра здесь сижу голодная.
   - Тогда -- за стол. А почему ничего не приготовлено?
   - Кто знает, вдруг бы ты не приехал.
   - Как мой сынок, нашёл тебя?
   - Я его только час назад видела, на минутку забежал. А ключ мне утром на вахте передали.
   - Понятно. Вина выпьем?
   - Выпьем. Когда ты обратно?
   - Завтра часов в десять утра. Учиться-то начали?
   - Ага.
   - Сына с кем оставила?
   - Он теперь один хозяйничает. Никаких вопросов друг другу. Так договорились. Я, правда, сказала, что к тебе на ночь уезжаю.
   - И как он?
   - Засмеялся только и выпроводил.
   - Он у тебя не по годам понятливый.
   - Больше не понимает, а чувствует.
   - А мне вот придётся месяц учёбы потом догонять. Не знаю, как у меня получится, тяжёлый семестр впереди.
   - Обещаю, пока не догонишь, я не буду тебя насиловать. Трудно тебе там, на твоей переподготовке?
   - Да нет, там всё нормально, без проблем. Дай-ка я тебя потискаю, пока за стол не сели, не терпится прощупать тебя до косточек.
   Утром после его ухода я прибрала всё, дождалась Вадима и прибыла к обеду домой. Сын подводил свой баланс, делал записи.
   - Мама, с одной плёнки получилось сто двадцать рублей, только четыре фотографии для нас оставил.
   - Так редко бывает. Только по большим праздникам. Просто мы удачный момент нашли -- начало учебного года. Мне нравится, что ты не торопишься, хорошо настраиваешь, это самое главное. За всё время ты не испортил ни одного кадра, значит, правильно учился. Просто молодец, слов нет! Старайся быть готовым, когда тебя попросят, а остальное время отдыхай.
   Десятого числа съездила в стройтрест, получила зарплату, все свои характеристики за летнюю работу и документы для прохождения преддипломной практики. Сразу занесла в деканат. Сабина сказала, что планировали меня оставить для преддипломной работы здесь, но я отказалась, и она со мной согласилась. Курсовые мои прошли на "отлично". Не заходя домой, поехала в ателье за новым нарядом из люрекса -- великолепное изделие получилось. Купила три мотка пряжи, задумала к пальто связать длинный двойной шарф. Заявилась только к вечеру, отчиталась сыну о проделанных за день успехах.
   Спустилась в студком.
   - Свет Акимыч, у меня к тебе разговор.
   - Знаю, что тебя беспокоит -- перевыборы.
   - Это как раз меня совсем уже не беспокоит, - засмеялась я.
   - А вот меня это очень беспокоит. Что хотела-то?
   - Я с ноября по март на преддипломную никуда не уезжаю, здесь буду жить, в стройтресте работать. Документы с институтом все уже согласовала.
   - Так может и не надо никаких перевыборов? Доработали бы вместе год-то.
   - Не положено. По уставу -- на три года выборная.
   - Плевать мне на устав.
   - Нет, не получится, меня уже предупредили. Новую кандидатуру готовят, придётся тебе с этим смириться.
   - Что ты хочешь?
   - Оставь мне техничку ещё на год, - попросила я.
   - Да нет проблем. Я не только техничку, я тебе всех твоих нелегалов оставлю. Неизвестно, какой он будет новый предстудкома, я не собираюсь с ним откровенничать по этому поводу.
   - Спасибо, Свет Акимыч, вы меня здорово выручили.
   - Хорошо, что сказала. Значит, мне надо продумать свою политику на предстоящий год.
   - Да всё нормально будет, студком-то рабочий, зря вы так беспокоитесь, Вика тоже себе достойную замену подобрала, вот ещё думаю, может на перевыборы не надо всё общежитие собирать, эту толпу в коридоре, в фойе. Может собрать только по три-четыре человека активистов от каждой группы? Достаточно ведь.
   - Может ты и права, надо хорошо подумать. Плюс студком, плюс желающие, нам ведь чуть более пятидесяти процентов надо собрать.
   - Так припишем! Кто нас проверит-то? Только в объявлении надо всех пригласить, а сгонять-то не обязательно. Вот собрания с первокурсниками по правилам проживания будем проводить, и сразу пусть каждая группа проголосует за своих делегатов на перевыборное собрание -- это уже будет легальное представительство.
   - Вот так и надо сделать. Правильное решение. Договорились.
   - Ну всё, отдыхайте идите, я Вику дождусь.
   Учёба шла своим чередом. Весь сентябрь и октябрь планировалось изучать только баланс предприятий, составление техпромфинплана, и все подробности преддипломной практики с написанием и защитой диплома. Никаких зачётов до нового года, никаких экзаменов.
   Урожай был нынче, видно, неважный, так как заселение первокурсников начали уже двадцать третьего сентября. Летняя абитуриенточка привела с собой ещё пятерых, я поселила их в разных секциях в уплотнённых трёхместных и велела держать язык за зубами:
   - О деньгах и речи чтобы не было даже с однокурсниками своими. Живёте, как все -- и всё!
   В последний день сентября в школе у сына был открытый урок, приглашались родители посмотреть на первые успехи своих чад. Многие не умели читать, но человек пять, как и Николка, делали это без усилий, поэтому с ними приходилось заниматься отдельно, давая задания, отличные от всех.
   Почти неделю лил дождь, выходить на улицу лишний раз не хотелось. Даже ребёнка было жалко, и я его провожала до школы и встречала обратно с зонтом.
   В первую субботу октября явился Кирилл, у нас по субботам занятий не было, ребёнок был в школе, Халида, как правило, до полдня валялась в постели, и мы до обеда досыта наобнимались. Решили, что вот так по субботам и будем встречаться. На всякий случай он записал номер телефона нашей вахты, и я его отправила обратно -- учиться, учиться, и ещё раз учиться, догонять упущенное, плохая погода этому способствовала. У обоих хватило ума понять это.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 7
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ждала распределения, успокаивая себя вязкой. И вот он, список, вывешен на общее обозрение -- город Тикси почти в самом конце, я вздохнула с облегчением. Принялись с сынишкой сочинять письмо на север, целую неделю обсуждали все вопросы, на которые хотелось получить ответы, наконец, конверт был запечатан и подписан.
   - Отправлю, как только всё окончательно решится, на двадцать пятое октября назначено официальное определение мест будущей работы.
   Это был понедельник. Декан со мной разговаривал довольно спокойно, поинтересовался только, каким образом я связалась с мореходством.
   - Нашла в вашем архиве письмо Хлебниковой Надежды, она три года назад туда уехала.
   - Хлебниковой? Да, да, вспоминаю, была с ней тогда какая-то неувязочка. И что?
   - Написала ей, она и помогла. Теперь ждут нас там.
   - Не страшно так далеко?
   - Ничуть, везде люди живут. Вы почитайте письмо -- лучшего места мне не надо.
   - Что ж, Сунегина, удачи вам.
   - Спасибо, - улыбалась я.
   Едва сдерживая радость, вышла в коридор, меня тут же обступили с вопросами.
   - Куда?
   - Что спрашивали?
   - Сколько их там?
   Я, счастливая, смотрела на своих девчонок и думала, что им не понять моей радости, всё-таки произнесла:
   - Город Тикси.
   Все бросились смотреть по списку город Тикси.
   - Двухкомнатная квартира!
   - Старшим экономистом!
   - А где это такой город?
   - Морское пароходство!
   Весь вечер в общежитии обсуждали эту же тему. Иринка, комсорг наша, добилась-таки своей Анапы. Валя, староста, будет экономистом в родном Миассе на мебельной фабрике, а я расписывала им красоты далёкого северного края.
   - Девчонки, надо отметить это дело, - предложил кто-то.
   - Давайте завтра же!
   - Девочки, - предложила я, - давайте лучше в ресторан сходим. В пятницу можно, или в субботу. В самый лучший! Я фотик захвачу. Достойно чтобы.
   - Правильно! Пойдёмте, это запомнится нам больше, чем последний звонок.
   Так и решили, что всю группу пригласим. В субботу. В "Космос". Заказ пораньше сделаем. На следующий день сказала сыну:
   - Николай! Я сегодня письмо отправила!
   - Правда! Отпустили?
   - Отпустили! Отпустили, сыночек! Отпустили нас на север! За зиму тихонько соберёмся. Давай пока не будем тревожить родных по этому поводу, спокойней будет. Да и Халиде с Кириллом, пока ответа не получим, тоже лучше ничего не говорить.
   - А Андрею можно?
   - С Андреем, если хочешь, поделиться можно. Он твой друг, с нашими не общается.
   На перевыборном собрании определился новый предстудкома -- статный парнишка, первокурсник. Я передала ему все дела. Отвезла Николку на недельные каникулы к бабушке. Практика моя начнётся только после ноябрьских праздников. Четверокурсники сдавали свои комнаты, но я к этому уже не имела никакого отношения. Всю неделю мы провели с Кириллом в его квартире. Уже выпал первый снег, было сухо, и я была в новом пальто с беретом и длинным шарфом. Каждый день гуляли по городу, и оба были счастливы короткой передышкой в этой жизни.
   - Здравствуйте, Ольга Евгеньевна. Я прибыла на преддипломную практику. Вот документы.
   - Здравствуй, Елизавета. Посиди пока часок. Меня начальник ждёт.
   Я сидела, ни о чём не думая, сидела и мечтала. Все хлопоты куда-то отступили. Всё за меня будут теперь решать другие, где мне работать, сколько получать. Защита диплома будет только в апреле. Двести страниц печатного текста за пять месяцев, это по сорок страниц в месяц -- справлюсь. Халида поможет напечатать. С сыном проблем нет, слава Богу. Оставался только вопрос, как отнесётся Кирилл к моему отъезду на север, но до этого ещё так далеко.
   - Ну вот, все свои дела порешала, давай теперь тобой займёмся. С какого ты числа? По документам -- с десятого ноября. Так, Елизавета, сейчас я оформлю тебя бухгалтером до конца января месяца. На первое ноября мы провели первый этап инвентаризации по материальным запасам, по оборудованию, по незавершёнке. А по состоянию на первое января будет полная инвентаризация по строительным объектам. Работа очень большая. Будешь в подчинении главного бухгалтера, а она тебя загрузит под завязку.
   - Мне ведь надо с дипломной работать. Материалов-то много собирать придётся.
   - Я об этом подумала. Я этой весной была на конференции в Калуге и привезла оттуда интересные очень работы, в том числе и диплом именно на тему, которую я тебе и предложила. Ты девица грамотная, нечего тебя мучить проблемами, можешь просто списать диплом. Нормы по Калуге такие же, как на Урале, и ни один эксперт к теме не придерётся, даже наш начальник.
   - Вы дадите мне его домой?
   - Да, занимайся дома.
   - Спасибо. Тогда я работать здесь полный день могу спокойно.
   - Вот и я о том же. А инвентаризацию советую изучить поглубже. Если дипломная работа может никогда тебе не пригодиться, то с инвентаризацией ты столкнёшься на любом предприятии, в любой отрасли. Она проводится ежегодно, и её результаты отражаются в годовом отчёте. Советую обратить внимание на роль в этом процессе главного бухгалтера, начальника производства, начальников других служб, ведущих специалистов.
   - Поняла.
   - А в феврале дальше определимся. Ну и если вопросы по диплому возникнут -- я всегда на месте. На, забирай. Сегодня ты свободна, а завтра -- к Тамаре Борисовне, она уже тебе рабочее место приготовила.
   Я три вечера знакомилась с дипломной работой, она была мне понятна -- сравнивались два варианта, строительство пятиэтажек и тринадцатиэтажек. Экономическая эффективность приличная. В конце, как заключение, приводилась эффективная целесообразность квартальной застройки перед точечной. Я начала со списка литературы, на основании которой сделан диплом, у меня он должен соответствовать нашим Уральским регламентирующим документам. Возник вопрос, строит ли наш стройтрест тринадцатиэтажки. Есть ли по ним конкретные данные? Завтра с утра это будет первым вопросом моему главбуху.
   Оказалось, что первые шесть высоток будут сданы уже в этом году. Недаром всё-таки Ольга Евгеньевна заинтересовалась этой работой, и для меня очень актуальная тема получилась. Расшила предложенный мне диплом и, сделав карандашом соответствующие поправки, в конце ноября отдала Халиде печатать первую треть. Ещё через пару недель приготовила выверенный весь расчётный материал и отдала в печать следующую партию. Остались статистические данные по стране, в этом поможет "Строительная газета", по области, по городу, и по моему стройтресту -- это только по окончанию и результатам текущего года, то есть в конце января. Для защиты решила представить комиссии шесть таблиц для наглядности.
   А время стремительно неслось. Николка собрался на зимние каникулы к Максимке, я отвезла его прямо туда, наказала, чтоб отцу показался, и к бабушке хоть на один денёк да съездили. Кирилл пригласил меня с собой на новогодний праздник с коллегами, и я вся трепетала, не зная, которое из своих двух нарядов одеть. Пришлось показаться ему в обоих для сравнения, он выбрал люрекс.
   - Со мной должна быть завтра самая необычная женщина, - смеялся он, - я этого достоин. Да и рядом с кулончиком есть на что посмотреть.
   Он ещё ни сном ни духом не ведал о том, куда мы собираемся после института. Я лишь упомянула, что распределение будет после защиты диплома. Тридцатого до полночи гуляли в ресторане, а первое число наступившего года были вдвоём в его квартире. Следующие три дня гуляли по праздничному Свердловску. И ещё неделю радовались ежедневному общению друг с другом, хотя пришлось уже ездить на работу, а ему ещё и сдавать экзамены.
  
  
   х х х
  
  
   - Мама, у меня теперь уже две сестрёнки, - делился сын своими впечатлениями после каникул.
   - Да ты что!
   - Да, ещё одна сестрёнка родилась.
   Я никогда не задавала ему вопросов, он сам рассказывал, чем считал нужным поделиться.
   - А бабушка совсем старенькая стала.
   - Не болеет?
   - Нет. Улыбается. Только морщинок много.
   - Жулик-то не забыл тебя?
   - Узнал. Целуется языком своим, всего меня облизал. А Рыжик такой толстый, еле поднял его.
   - К Валютке-то ходили в гости?
   - Конечно, даже ночевали там с Максимкой один раз. Дядя Валера усы длинные отростил, смешно так.
   - А я только один раз с Кириллом на вечер сходила новогодний, а так только дипломом занималась да вязала.
   - Давно я его не видел.
   - Так учится ведь и работает в три смены. Поспать, говорит, некогда. А сейчас ведь у всех ещё сессия, это у меня только нет, я имею в виду наших четверокурсников.
   - А он на каком курсе?
   - Он на пятом, только в их институте надо шесть лет учиться, он ведь на заочном учится.
   - Мама, а письмо ещё не пришло нам?
   - Нет, пока не пришло.
   - А если там нет фототоваров?
   - Придётся отсюда везти. Не хотелось бы.
   - А на ёлку центральную сходим?
   - Конечно, может даже в следующий выходной, она ведь целый месяц стоять будет.
   На следующий день сразу после работы полетела к Кириллу, занятия у него с семи вечера, когда в ночь работает, должна успеть.
   - Ну что это, Кирилл, ни звонка у тебя нет, ни телефона!
   - Что случилось, Елизавета?
   - Соскучилась, - засмеялась я.
   - Тогда -- постель согрета, мадам.
   - Шучу я. Скажи, в какой день мы сходим на центральную ёлку?
   - На ёлку! Ты за этим приехала?
   - Представь себе! Не могу сыну отказать в удовольствии. Давно, говорит, я Кирилла не видел.
   - Он так сказал?
   - Ещё вот на ёлку просится, я и решила совместить приятное с полезным.
   - Давайте в субботу.
   - Ты ведь после ночи будешь. Может лучше в воскресение?
   - В субботу до обеда высплюсь, а до позднего вечера на горках покатаемся, с огоньками интересней будет. А в воскресение у меня экзамен.
   - Ну ты даёшь!
   - А что делать? Выживу как-нибудь, не первый раз. А теперь быстро в постель, нечего время терять, - смеялся он.
   Вернулась с продуктами, приготовила поесть и села сводить концы с концами -- в сберкассе четыре тысячи сто рублей, плюс на руках около трёхсот. Очень даже неплохо прожила я здесь четыре года, очень даже неплохо. Пора заняться дипломом. Начала читать с самого начала. К ночи очень поразилась, обнаружив много ошибок.
   - Вот звезда Халида!
   Решила положить закладки, проверить всё до конца и только потом предъявить ей претензии.
   - Ну, в тексте-то не страшно, - заявила она. - Таблички, конечно, я полностью перепечатаю, а текст подправлю, не придерёшься. Знаешь, сколько у меня печати лежит? Полный стол! Всё несут и несут! Шеф, если узнает, выгонит к чёртовой матери, - смеялась она. - Хоть машинку себе домой покупай.
   - Халида, скажи по секрету, сколько ты денег берёшь за левую работу?
   - За курсовую двадцать рублей, за диплом пятьдесят, - чётко поведала она свои тарифы.
   - Вот тебе, дорогая моя подруга, двести рублей -- мой подарок новогодний, - положила перед ней две новенькие купюры, - купи себе печатную машинку.
   - Да ты что?
   - Я так решила. Деньги у меня есть, не бедствую, и самой мне, поверь, приятно одарить тебя.
   - Ну, спасибо, - смеялась она довольнёхонько, - мне тоже приятно.
   - А в субботу после обеда собирайся, поедем на ёлку в центр, Николка просится непременно с тобой.
   - Ладно, надо проветриться.
   - Только не рано, ближе к вечеру, чтобы с огоньками.
   И ещё один весёлый зимний вечер около ёлки мы вспоминали потом со смехом и радостью, рассматривая фотографии.
   В конце января начались жуткие морозы.
   - Мама, в субботу будет родительское собрание в одиннадцать часов.
   - Хорошо, не беспокойся, я приду. У тебя там всё нормально?
   - У меня всё хорошо, замечаний по поведению нет.
   - А у кого-то есть?
   - Есть. Там всё расскажут, - не захотел он поддержать разговор.
   - Слава Богу, сын у меня растёт серьёзным, - думала я.
   Ольга Евгеньевна на следующие два месяца оформила меня сметчиком со свободным расписанием. Я две недельки поработала хорошо, потом принесла ей готовый, напечатанный, подшитый, со всеми необходимыми атрибутами диплом на проверку.
   - За неделю прочитаю, - смеялась она.
   - Пожалуйста, попридирчивее, - просила я, - вдруг что не так совсем.
   - Загляни в следующую среду, должна справиться к этому времени. А сейчас нечего тебе тут делать, занимайся своими делами.
   - Спасибо, Ольга Евгеньевна.
   А в почтовом ящике меня ждало письмо, я вздохнула с облегчением. Не стала распечатывать, решила дождаться Николку, он вот-вот должен явиться. Вскипятила чайник, приготовила булочки с маслом, поставила всё на стол и сидела ждала. Он, ещё не раздевшись, увидел конверт, быстро скинул обувку.
   - Распечатывай, сынок, читать ты будешь, а я слушать.
   - "Привет с севера! Здравствуйте, Елизавета и Николка. Отвечаю по порядку на все ваши вопросы. Добраться до нас можно через Мурманск или Норильск, далее северным морским путём, но я вам посоветую другой вариант -- самолётом до Якутска, вы прилетите рано утром, а около обеда с речного вокзала на теплоходе по реке Лене -- через неделю будете на месте. Великолепная нехоженая Сибирь будет рядом с полноводным течением. На теплоходе и столовая есть, и спать удобно. Оденьтесь по-спортивному, ветровки с капюшоном достаточно. В Тикси от порта на автобусе три остановки до Дворца культуры, на такси очень дорого, спросите улицу Юбилейную, дом 9, квартира 9. Если дома никого не будет -- ключ у соседки слева. Далее, счёт в сберкассе я тебе, Елизавета, открыла. Фототовары у нас есть, сама специально заходила смотрела. Насчёт покупок -- здесь всё втридорога, особенно детское, если что надо на зиму, то лучше купить в Свердловске. О школьных принадлежностях не беспокойтесь, здесь всего достаточно. Андрейка мой ждёт вас. Вот адрес и реквизиты твоего счёта в сберкассе..."
   - Всё, мама! Всё! Можно ехать!
   - Да, хорошее письмо, - улыбалась я, всё понятно. И ждут нас.
   - И фототовары есть!
   - Теперь нам с тобой надо написать список необходимых вещей и купить чемоданы. Приедем в пустую квартиру, что нам в первую очередь надо?
   - Кровать.
   - Мы что, кровать отсюда захватим? - Засмеялась я. - Нет, я когда читала первое её письмо, то поняла, что мебель в квартире уже будет. А вот простыни, наволочки, шторки на окна -- они много места не займут и в первый день нам понадобятся. Короче говоря, ты пиши свой список, я -- свой, потом объединим и посмотрим, что вычеркнуть, а что взять с собой, но всё должно войти в наши чемоданы. Все вещички перечисляй, вплоть до ручки с тетрадками. До июня времени у нас достаточно, целых три месяца.
   На следующий же день я поехала по магазинам, нужно во что бы ни стало купить ему зимнюю одёжку и посмотреть чемоданы, купить материал на постельное и тюль. Зима кончалась. В центре весь товар быстро осмотрела, дублёнки для него были все неподходящие. Чемоданы меня удивили, даже в самый большой наши вещи не войдут. Для постельного выбор был большой, как и для занавесок, но покупать пока не к спеху. Поехала в сторону железнодорожного вокзала, там полно магазинов. Шла по улице Свердлова и заходила во все по порядку. Наткнулась на кассы аэрофлота, посмотрела расписание -- ТУ-144, два раза в неделю, в двадцать один час по московскому времени, это по нашему в одиннадцать часов вечера, очень удобно. Проголодалась, на ходу съела пару пирожков. В одном из детских отделов были зимние вещи, не стала терять времени на осмотр, спросила продавца, есть ли дублёнки сорок второго размера. Она повела меня к стойке.
   - Бог ты мой! Красота-то какая! Огромный выбор! Именно то, что нам надо! Завтра же с Николкой едем сюда покупать.
   Успокоилась и пошла по ларькам около самого вокзала. И ещё раз глаза мои обрадовались, один открытый павильон приглашал купить сумки в дорогу. Я вошла. Действительно всё для путешественников, и рюкзаки, и чемоданы чуть не с меня ростом, и кожаные, и лёгкие.
   - Вот что нам подойдёт, - засмеялась я, не сдерживаясь, - лёгкие прочные сумки, с молниями, почти невесомые.
   Я выбрала одну, с ручками через низ, охватывающими весь объём, с большим наружным карманом, с дополнительными незаметными карманами с обоих торцов, и вместимость гораздо больше, чем в стандартном чемодане. Они были совсем не дорогими, из какой-то серой парусины. Я купила сразу две. Потом подумала, хорошо бы такую же Николке в руку для мелочей, и купила ещё одну в три раза поменьше, типа большого пакета. Сложила в последнюю свои сумки и отправилась домой, голодная, как волк.
   - Вот, сынок, наши первые необходимые вещи, а завтра сразу после школы, поедем покупать тебе зимнюю одёжку для северной зимы.
   - Ты что ли завтра не на работу?
   - Мне недельку дали отдохнуть, пока диплом мой проверяют.
   Мы рассматривали свои сумки. Очень удачная покупка, обоим нравилось.
   - Может попробовать сложить туда что-нибудь?
   - Да нет, рано ещё складывать, вот на восьмое марта поедем к бабушке, там я нашью постельного, его можно положить на самый низ, даже если в дороге подмокнет, легко постирать можно, а уж потом будем дополнять потихоньку.
   - А мы ей уже скажем про север?
   - Придётся родным уже сказать, пусть привыкают к этой мысли.
   - Надо карту захватить, покажем, где мы будем жить.
   - Можно.
   В субботу раненько спрятала все покупки в кладовку, проводила сына в школу, должен появиться Кирилл. Убрала в стол списки вещей наших, чтобы ничего не напоминало о наших сборах. Одела на лицо обманную улыбку, готовила на стол еду. Он, как всегда весёлый, быстро заставил меня отвлечься от моих забот.
   - Мы шестого марта домой уезжаем.
   - Ладно, не часто ездите, - смеялся он, - переживём. Как твой диплом?
   - Отдала на проверку.
   - Уже? Ещё ведь весь март впереди.
   - Я же не в институт отдала, а своему руководителю практики.
   - А, ну тогда понятно. А у меня только через год такое счастье будет.
   - Ничего страшного, год -- это не вся жизнь.
   - Елизавета, если б ты знала, так не хочется уходить, - не отпускал он меня из своих объятий, - вот так бы и стоял, и стоял с тобой, и ничего бы мне больше не надо было.
   - Кирилл, не напоминай мне о расставании. Слава Богу, радости у нас всё-таки есть.
   - Как ты думаешь, у нас с тобой любовь?
   - Не знаю. Думаю, что нет. Это только её часть.
   - Большая или маленькая?
   - Около половины где-то, - серьёзно говорила я.
   - А что должно быть в другой половине?
   - Очень много чего может быть. Внешние факторы на всё могут повлиять, можем что-то упустить, ошибиться, не понять друг друга, не простить.
   - А что ты относишь к имеющейся половине?
   - Влюблённость. Ещё природные страсти. Может наши внешние данные.
   - Например?
   - Меня непрерывно преследуют твои чёрные глаза, - засмеялась я. - Кирилл, тебе пора, скоро Николка появится.
   - Ладно, пойду, не буду нарушать твой строгий порядок. Значит, две недели тебя не увижу? - Глаза его просили ответа.
   - Чтобы за две недели все весенние курсовые сделал!
   - Придётся постараться, - прижимался он всё плотнее и плотнее.
   - Пойдём, я тебя провожу.
   В среду я явилась за своим дипломом. Кабинет Ольги Евгеньевны был закрыт, заглянула к её подопечным в соседнюю дверь. Экономист, увидев меня, сказала, что та в командировке, и передала мне мой диплом с резолюцией, написанной от руки на листе бумаги "Всё оставь, как есть. У меня замечаний нет".
   Зашла в книжный, купила шесть листов ватмана, гуашей -- пора оформлять наглядный материал для защиты. На следующий день накупила широкого простынного полотна и ситцу на пододеяльники в мелкий сиреневый горошек. Кошелёк опустел, денег осталось только домой съездить. Получка будет сразу после праздников.
  
  
   х х х
  
  
   Снег уже днём хорошо таял, и я одела своё осеннее пальто с подкладом и берет с шарфом. Сын тоже захотел перебраться в осеннее.
   - Холодно ещё.
   - Я свитер одену под него.
   - Если в шапке зимней поедешь, то соглашусь.
   - Ладно. Снегу-то ещё много, и шарф у меня тёплый пушистый.
   - Хорошо, попался нам мохеровый осенью. Правда?
   - Да, красивый.
   - Не надоело тебе фотоаппарат таскать?
   - Не надоело. Я вот думаю, нет у нас такой общей фотографии, чтобы мы все-все вместе были. Может в этот раз все приедут?
   - Будем надеяться. Много у тебя на плёнке?
   - Только папка со всей своей семьёй.
   - Ну ничего, к лету ещё что-нибудь появится. Сугробы -то здесь, сынок, выше нас, - удивлялась я, когда вышли из автобуса.
   - На севере может ещё больше будут, - смеялся он.
   - Может быть. Увидим.
   - А бабушке ты сегодня скажешь?
   - Даже не знаю, но говорить-то всё равно надо. Может ты начнёшь?
   - Ладно, - обрадовался он.
   - А потом уж я уточню что-нибудь. Так по переменке легче будет.
   Мама встречала нас у крыльца.
   - Вижу, незнакомые по моей тропинке идут, думаю, надо выйти спросить, может заблудился кто.
   - А это мы оказались, - смеялся Николка. - Бабушка, ты нас не узнала?
   - Как же вас узнать-то, вы раз в сто лет появляетесь. Да и кто зимой в осеннем пальто ходит?
   - Так у нас в Свердловске снег давно тает, - болтал сынок.
   - Здравствуй, мама.
   - Здравствуй, Лиза, проходите в дом.
   - Жулька, привет, - забежал он по пути во двор, погладить вилявшую хвостом собачонку.
   Наелись горячих лепёшек с молоком, и я собралась принести воды с колодца.
   - Придётся тебе пару раз сходить, чтобы утром рано не бежать.
   Сын так и не вышел на улицу, наверное, рассказывает новости. Я пошла второй раз -- то же самое.
   - Дров-то занести на вечер?
   - Давай. Соднова, - вздохнула мама.
   - Значит, точно, поделился новостями, - думала я. - А что, собственно, горевать-то? Жизнь идёт своим чередом. Выбор сделан. Сестрёнки с зятьями её здесь вниманием не обделяют. Она должна меня понять.
   Раздевшись, я подошла к своей машинке:
   - Мам, как ты думаешь, наверное, смазать надо, давно я за неё не садилась.
   - Да я недавно на ней тут шила, смазываю время от времени. Попробуй. Что пошить-то хочешь?
   - Так вот, собираться начали к отъезду, на постельное привезла.
   - Что-то далеконько вы собрались, как я погляжу.
   - Это самый лучший вариант, мама, и город, и двухкомнатная квартира с готовой мебелью, и работа старшим экономистом, и школа десятилетка рядом. И ждут нас там, специалистов не хватает.
   - А вдруг что не заладится, никого близких рядом нет.
   - Что раньше времени беспокоиться. У Николки уже друг там по переписке появился, в одном классе учиться будут, и я под руководством нашей выпускницы буду начинать.
   - Всё равно далековато.
   - Мы вот здесь рядом живём, а видимся пять раз в году, а оттуда может каждый год приезжать будем в отпуск, отпуска там большие. А плохо будет -- сюда в любой момент вернуться можно. Есть ведь куда.
   - Вот это правда. Ну, раз уж собрались и договорились -- надо работать, а там видно будет, вы молодые ещё. Может замуж там выйдешь.
   - Не знаю. Сомневаюсь, что это скоро будет, - засмеялась я.
   - Твой-то вон, вторую девочку родили.
   - Это дело не хитрое, пускай себе плодятся. У меня другие цели, жить хорошо и спокойно хочу. Северяне богаче других живут в три раза. Думаю, что хуже не будет, даже наоборот, новые места, другая природа, в мореходстве работать буду, река рядом судоходная, северное сияние посмотрим. Сыну для жизни полезно будет, и мне лучше, чем в деревне бухгалтером работать.
   - Смотри, дочка, тебе виднее.
   Вот так и шли наши разговоры весь вечер, пока я шила. Перерыв сделали, картошки горячей с молоком наелись. Николка свои реплики вставлял в наш разговор иногда, но как-то поуспокоились все, и спать ложилась я довольная -- начало положено. На следующий день прибыли все наши родственники, не было только младшей Наташки, осенью она также не собралась приехать. Только и разговоров два дня было, что про наш отъезд, удивили мы всех. А мы с Николкой только радовались, поэтому и у всех создалось-таки хорошее настроение. Поздравления от большой компании для нашей мамы и бабушки тоже способствовали праздничному настроению. Валютка примерила моё новое пальто, поинтересовалась, где я такое чудо купила.
   - На севере, можно сказать, - смеялась я, - летом буду носить.
   - А зимой поди носа из дому не высунете!
   - А зимой в шубах натуральных ходить будем, - парировала я.
   - Из белых медведей. - Добавил сын.
   - Ну, Николка, фотографируй нас всех, да пора нам домой.
   - Так я тоже хочу с вами на одной фотографии получиться.
   - Тогда надо пойти опять Галину Петровну просить, рядом ведь живёт. Больше некого.
   - Мне просить?
   - А то кому же?
   - Ну я пошёл. А вы одевайтесь тогда и выходите. Жулика с Рыжиком прихватить не забудьте.
   Галина Петровна, смеясь, вышла с нами пообщаться. Я шепнула, чтобы он поцеловал её в щёчку, праздник ведь женский. Он, уловив моё веселье, попросил её нагнуться, обнял обеими руками, поцеловал, поздравил с Днём 8-е марта, сказал "спасибо", не удержался и разоткровенничался про север.
   - Даже нас так не поздравлял, - шутливо сердилась Валютка, - ну-ка сейчас же целуй нас всех!
   И он, уже смеясь, пошёл по рукам, целуя и поздравляя всех по порядку. Досталось и мне.
   - Давно бы так, а то уехали бы не целованные. Надеюсь, перед отъездом-то на север попрощаетесь с нами? - Не унималась сестрица.
   - Конечно. Не скоро ведь ещё, - смеялся он.
   Поехала за зарплатой. Ольга Евгеньевна была на месте.
   - Когда у тебя окончание практики?
   - В последний день марта.
   - Я подготовлю к этому времени все документы, приходи прямо тридцать первого, всё получишь.
   - Ольга Евгеньевна, а вы придёте на мою защиту?
   - Елизавета, в этом нет необходимости. Эффективность, которая раскрыта в твоей работе, даже простому человеку вполне очевидна. Мой отзыв об этой работе будет официально оформлен на фирменном бланке треста, подписан начальником, с печатью, этого вполне достаточно.
   - Даже не знаю, как вас отблагодарить, вы столько хорошего для меня сделали, так приятно было с вами общаться. Вы просто хороший пример для будущей моей работы.
   - Куда собираешься после института?
   - Распределение уже было. На север уезжаем, в Тикси на Лене.
   - На север? - Удивилась она.
   - Да, постранствуем, пока молодые, - улыбалась я.
   - И кем?
   - Старшим экономистом в мореходстве, в порту.
   - Что обещают?
   - Двухкомнатную благоустроенную и все северные гарантии.
   - Необычный выбор. Необычный.
   - Наши тоже все удивляются.
   - У вас ведь фотоаппарат есть. Может оставишь мне на память свою фотографию? Как-то получилось, что набралось у меня уже более пятнадцати моих практикантов.
   - О чём речь. Конечно.
   - Подпиши только, буду на старости лет вспоминать, - улыбалась она.
   Пришлось выпросить у сына фотку, на которой мы с ним у нашего южного букета, на обороте которой я написала:
   " Не удивляйся, что умрёшь.
   Дивись тому, что ты живёшь!
   Сунегина Елизавета Николаевна
   и мой Николка"
   Радость предстоящей жизни захватывала всё больше, украшая мелочами. Купила восемь метров на шторы -- тонкая вуаль с широкими, переходящими друг в друга, вертикальными полосами цветов идеальной радуги, по четыре метра на два окна. Для кухни белый тюль, теплые шерстяные гамаши себе и ребёнку, носочков махровых, белья по мелочи. Даже вместе с дублёнкой Николкиной в одну сумку вошло всё наше состояние, если хорошо уложить, то ещё и пальто моё войдёт.
   - Обувь ведь ещё надо будет положить, туфли мои, его ботиночки. Господи! Портфель ведь ещё он свой нагрузит.
   В конце марта у ребёнка после третьей четверти, оказывается, будут недельные каникулы, он собрался опять к Максимке до первого апреля, а второго, в пятницу, у него день рождения.
   Меня беспокоил Кирилл. Я должна быть готова в любой момент к разговору с ним, который может начаться неожиданно. Как он отреагирует на наше решение? А если это будет в грубой форме? Хотя в этом случае мне легче будет с ним расстаться. Переживу, это только подтвердит правильность принятого решения. А если просто отвернётся и уйдёт? Жалко будет, ещё целых три месяца могли бы быть рядом.
   - Нет, я должна сама начать этот разговор, пусть он не считает меня совсем уж подленькой. Когда? Когда я должна это сделать? Он знает, что защита диплома у меня в апреле. Значит, в конце апреля скажу. Может лучше в майские праздники?
   Во время школьных каникул ему выпала дневная смена.
   - У меня три отгула есть, попробую их оформить на это время. Если удастся, отдохнём вместе.
   - Учёба-то не пострадает?
   - Нет, сейчас всё нормально, не то, что осенью было.
   - По утрам, пока я еду готовлю, будешь учиться ходить.
   - Ладно, - смеялся он, - зато всё остальное время вместе будем весне радоваться.
   - И на прогулки буду тебя каждый день выводить.
   - Согласен, это у тебя хорошо получается.
   Халиде соврала, что уезжаем на каникулы к бабушке. Отвезла сына, заехала к маме, взяла натеребленной белой шерсти огромный пакет, три веретёшка -- хорошее занятие себе на апрель придумала. Быстро подшила купленные шторки, завезла всё в общежитие и поехала наслаждаться любовью. Провела в любимых руках ещё одну безмятежную неделю, весёлую, ничем не омрачённую.
   Пятого апреля -- первая лекция в институте, сдача дипломов, встреча с однокурсницами. По строительству писали темы на потоке только двое, в группе -- я одна. Половина апреля отводилась на недоделки для отстающих, и через пару недель назначены первые защиты. Я попала на пятнадцатое число, четверг, Кириллу сказала, что защита моя будет двадцатого и предложила отметить это дело в субботу.
   - Сходим в ресторан, - просила я, - должно же быть по этому поводу торжество.
   - В какой?
   - Давай в "Русские пельмени"?
   - Хорошо. Вдвоём?
   - Никого не хочу видеть, кроме тебя.
   - Я закажу.
   - Нет, это я сделаю, мне ближе, я хозяйка положения.
   - Ладно, ты -- так ты, - смеялся он. - В субботу я буду у тебя в пять часов.
   Защита прошла спокойно. Я была уверена в своей работе. Резюме от руководителя практики достойное. Вопросов была всего парочка. Всё это действие закончилось за час. Душа моя не кричала "Ура", все эти возгласы уже давно случились у меня, и совсем не по поводу учёбы. Госэкзамены, назначенные на восемнадцатое мая -- это, говорят, чистая формальность. До них ещё около сотни девчонок будут защищать свои работы, а я -- свободна.
   Комсорг наша, Иринка, купила двадцать шесть одинаковых записных книжек с алфавитом, решила записать абсолютно все адреса девчонок из нашей группы, если знают -- будущие, если не знают -- родительские с их полными именами и телефонами. Она ходила и всех опрашивала.
   - Всем вам подарю, чтобы связь держали меж собой. Мой адрес точный, жду в гости, - объясняла она каждому. - Может лет через двадцать пять соберёмся все вместе, посидим на берегу Чёрного моря, повспоминаем на закате годы учёбы.
   Я записала адрес своей заочной подруги и ниже -- мамин адрес, а телефоны -- моих сестёр.
   - Мама, ты что, сумку уже собрала?
   - Пробую, наверное, всё в одну войдёт, пальто только моё не входит, придётся его в маленькой отдельно везти, ну и мелочи остальные туда же, тапочки в дорогу засунуть, фотоаппарат, свитерок сбросить, если жарко будет, лето всё-таки.
   - Я вот думаю, может химикаты здесь купить, пакетики много места не займут.
   - Конечно, что по мелочи -- по карманам растолкаем.
   - А букет наш здесь останется?
   - Его уже пора выбросить, два года стоит.
   - Нет, красивый ещё.
   - Может Халида захочет взять. А ещё мы забыли про очень важный момент.
   - Какой?
   - Помнишь, в первом письме было написано, что скучают они только по Свердловскому шоколаду. Может захватить одну большую коробку в подарок? Им приятно будет.
   - Ну давай купим. Довезём как-нибудь.
   - Хотя можно ведь и вторую сумку задействовать, а то эта больно тяжела. И пальто туда положить, и шоколаду две коробки купить можно, нам-то ведь тоже захочется. Можно что-нибудь из одежды здесь прикупить, всё выгоднее будет.
   - Ещё форма моя будет, и трико из школы, и кеды.
   - Да, надо разделить по двум сумкам, легче будет и здесь, и там в автобусы поднимать.
   - Всё, опять приехали, - смеялся сын, - выгружаемся.
   Мы целый вечер со смехом раскладывали своё барахло по двум сумкам.
   - Не зря, видно, мне в руки две сумки продали, - смеялась я. - Вот, совсем другое дело, весь груз разделился на две руки.
   - А сумки-то всё равно почти полные, - веселился он.
   - Зато бока не набиты до предела. Всё, хватит на сегодня. Вытаскиваем свои шубы, остальное ставим в кладовку в сумках. Я вот ещё платье нарядное себе на плечиках оставлю.
   - Пойдёшь в нём куда-нибудь?
   - Решила Кирилла в ресторан сводить, отпраздновать защиту своего диплома, да и пора ему сказать, что уезжать собираемся, может проводит нас в аэропорт потом.
   Он зашёл, как всегда, со смеющимися чёрными глазами.
   Я пока была в халате, но и примытая, и подкрашенная.
   - А это что за чудо такое?
   На окне стояла перевёрнутая табуретка с шерстью и веретёшком.
   - Это, как ты должен сообразить, прялка, - смеялась я.
   - Ты что, прясть умеешь!
   - Я же почти деревенская барышня.
   - Ну-ка, покажи, как это делается?
   Пришлось показать, он вовсю смеялся.
   - Можно мне попробовать?
   - Попробуй, - хохотала я, помогая ему приспособиться.
   - Нет, из меня пряхи не получилось пока, - поставил табуретку на место. - Диплом-то как?
   - На отлично!
   - Молодец ты, Елизавета. Что теперь впереди?
   - Госэкзамены в мае.
   - Николка где?
   - Внизу где-то.
   - После ресторана на ночь -- ко мне.
   - Я ему об этом намекнула уже.
   В "Русских пельменях" нам понравилось больше, и зал не такой обширный, как в "Космосе", и свет не такой яркий. Почти весь вечер танцевали, подстёгиваемые к молчанию, вспоминая наш с ним первый танец. Только мелодии той здесь не было, очень уж она нам тогда запомнилась. Я так и не решилась испортить ему этот вечер своими разговорами об отъезде. Только на следующий день, когда собиралась домой, он поинтересовался, когда будет распределение.
   - Завтра обещали списки вывесить, а распределение -- в среду.
   - Надеюсь, ты выберешь себе достойное место, - заглядывал он мне в глаза.
   Я так ничего и не ответила. Какое, интересно, место было в его понимании "достойным"?
   Следующая суббота приходилась уже на первое мая. Решили уезжать в конце июня.
   - Школу закончишь и поедешь на месяцок к бабушке, родных всех попроведаешь, к отцу зайдёшь попрощаться.
   - А ты что будешь делать?
   - У меня впереди ещё госэкзамен. Потом будут документы оформлять, трудовую книжку, сам диплом об окончании института, надо будет выписаться в паспортном, билеты на самолёт купить. Я заберу тебя за недельку до отъезда, чтобы последние фотографии здесь напечатать. У Андрея ещё сессия в это время будет. А в свободное время мне надо успеть всю шерсть допрясть, в клубочках удобнее везти.
   - Может мне у дяди Валеры фотки напечатать, одна плёнка всего. Я бы сразу фотокарточки всем раздал.
   - Хорошая мысль. Тогда надо бумагу с собой захватить, только и всего-то. Поедешь в свитерочке и брючках, наверх ветровочка, а то в пальто уже жарко будет.
  
  
   х х х
  
  
   Кирилл заявлся в последнюю субботу апреля с вопросом в глазах. Уселись за стол.
   - Что-то, Елизавета, не слышу я твоего громкого "Ура", и не смеёшься ты от радости, а вроде бы должна.
   - Ну вот, началось, - думала я. Однако, улыбнулась, даже искренне получилось.
   - Уезжаем мы, Кирилл.
   - Куда? - Просто спросил он.
   - На север.
   - На какой север?
   - На самый крайний.
   - Ты же говорила, что первая выбирать будешь? - Тревожно спросил он.
   - Я и выбрала.
   - Не понял. А что, Свердловска не было?
   - Был. И очень много.
   - Ты не захотела здесь остаться?
   - Не захотела, Кирилл. Не захотела.
   - Почему?
   - Мне так надоел этот шум, гам, суета! Да и тесно мне здесь.
   - Так... Кое-что прояснил...
   - Что, будем дальше знакомиться? - Уверенно продолжала я. - Или не стоит?
   - Елизавета, дай одуматься! Я никак этого не ожидал!
   - Кирилл, может вина выпьем? Легче пойдёт разговор.
   - Да, наверное, надо сходить мне прогуляться.
   - У меня, вообще-то, давно стоит твоё любимое. Случая не было.
   - Давай, была не была...
   Я собирала на стол -- вино, тонкие стаканы, хлеб, огурчики молоденькие, колбаска копчёная. Он ничего не говорил, не смотрел на меня, не предлагал помочь, сидел с опущенным взглядом, рассматривая свои руки.
   - Давай выпьем за мой выбор, - предложила я.
   - Мне ничего больше не остаётся. Я должен его оценить. Давай выпьем, будь по-твоему. А теперь рассказывай, как ты до такого додумалась.
   - Я как-то случайно в архиве наткнулась на письмо одной нашей выпускницы, она с таким чувством описывала своё место работы, что я решила написать ей. Нынче, в марте. Так она не только ответила, а прислала официальный запрос на институт, сетуя на нехватку специалистов, о чём меня и уведомила. Я, не задумываясь пошла в деканат, и вот результат -- оно моё.
   - Где такое место?
   - В устье реки Лены, город Тикси, дальше -- Северный Ледовитый.
   - И что тебя там прельстило?
   - Двухкомнатная квартира с мебелью. Десятилетка рядом. Северные отпуска и всякие надбавки, плюс все гарантии для семьи молодого специалиста.
   - А какая работа?
   - Северное морское пароходство. Порт. Судоходная Лена. Старшим экономистом.
   - А в городе-то какие производства?
   - Мелкие. Основное предприятие -- порт, типа перевалочной базы, лес со всей Сибири на экспорт.
   - Может это деревня какая?
   - Нет, на карте обозначен как город. В письме пишет, что очень благоустроенный.
   - Ну, Елизавета, ты меня сегодня просто шокировала.
   - Женщина и рождена для того, чтобы удивлять мужчин, - улыбнулась я. - У меня ведь ещё и свой мужчинка растёт. Чтобы не покрылись его мозги паутиной городской, ему полезно посмотреть новые места, северное сияние, полярные ночи, айсберги, морской простор, другой климат, других людей. А здесь он уже всё узнал, ему скучно стало, он, кстати, обрадовался больше моего, собирает второй день свои безделушки. Даже к бабушке не хочет ехать -- на север ему надо. Нового душа его просит, у него глаза -- фотографа!
   - А если что не так пойдёт?
   - Какие наши годы! Да я с дипломом теперь хоть куда. Страна большая. В крайнем случае сюда вернуться никогда не поздно, родственников много.
   - А как же я, Елизавета?
   - Кирилл, у тебя очень много незавершённых дел, у тебя жена, дети, квартира, институт, работа, любимый город. Я бы с радостью сорвала тебя отсюда и смогла бы это сделать, но я не имею на это права. Понимаешь?
   - Да, в этом ты абсолютно права. Я тебя понял. Спасибо за откровенность, Елизавета. Когда вы уезжаете?
   - Я прикинула, что возьму билеты на субботу двадцать шестое июня, в одиннадцать вечера по нашему времени самолёт до Якутска, а там теплоходом до места, неделя в пути.
   - Я провожу вас.
   - Спасибо, Кирилл, - я закрыла лицо руками, слёзы подступили так близко, но проморгалась, слава Богу.
   - Здравствуйте. Вот и я. - Сын пришёл из школы.
   - Здравствуй, Николка. Как первый класс заканчиваешь?
   - Нормально. Хорошо.
   - Мама сказала, что во втором классе ты уже на севере учиться будешь?
   - Да, в Тикси. Летом на самолёте полетим сначала, а потом на теплоходе. Ты нам поможешь сумки нести?
   - Конечно, я просто обязан вас проводить.
   - Мама меня после школы к родным отправит на месяц попрощаться со всеми, а потом заберёт, и мы сразу улетим. Так, мама?
   - Да, так.
   - А когда вы школу кончаете?
   - Я сегодня спросил, сказали, что восемнадцатого мая последний день.
   - Садись давай с нами, пора обедать, - сказал Кирилл.
   Пока я разогревала на сковороде варёную картошку, сынок, переодевшись, уже вёл свои разговоры.
   - А ты когда-нибудь плавал на теплоходе?
   - Нет, никогда, только по телевизору видел.
   - А белые медведи не в лесу живут.
   - А где?
   - В воде и на льдинах.
   - Говорят, это самый опасный хищник.
   - Правда? А на вид красивый.
   - Видел что ли?
   - Так... На картинках...
   - Давайте поешьте горячего оба, хватит болтать.
   - Сама-то садись, - смотрел на меня Кирилл.
   - Боюсь, как бы мне дурно не стало, с самого утра жуюсь. Чай вот с лимоном попью.
   - Чем в выходные заниматься собираетесь?
   - Ничем, - отвечал сын. - Мама всё веретёшко крутит.
   - Так может сходим куда-нибудь?
   - Куда? Я согласен.
   - Да хоть в кино, всё не дома сидеть. День-то весь впереди.
   - Пойдём, мам.
   - Пойдёмте.
   - Я пойду Халиду позову, - сорвался сын, - она любит с нами ходить.
   До самого вечера болтались по городу, кино посмотрели, наелись мороженого. В центре совсем и снега уже не было видно. Простая болтовня погасила тяжёлый утренний разговор. Я ни о чём не думала, ничего не говорила, даже, кажется, ничего не слышала. На меня никто не обращал внимания. Голова была пустая, почему-то сердце было тяжёлое. Душа оставила моё тело на произвол судьбы, и оно бесцельно следовало по течению, ничего не чувствуя. Только рефлексы глаз следили за сыном, да иногда пальцы ощущали сжатие Кирилла. Уже зажглись на набережной старинной формы фонари, когда он встал передо мной.
   - Поедем ко мне.
   Я молча кивнула. Он сам отправил сына с Халидой, посадив их в трамвай. Дождались своего. Ехали молча. Почти по темну добрались до его дома. Повесив пальто, он стиснул меня в объятиях, не отпустил, пока не перебрал все мои косточки -- я согрелась. А после того, как поели и напились горячего чаю с пряниками, мне немного полегчало.
   - Устала?
   - Нормально. Хорошо, что вытащил нас, дома бы засиделись.
   - Ну, слава Богу, - засмеялся он, - я уж подумал, что ты говорить разучилась. Пойдём отдыхать.
   Ни в этот вечер, ни на следующий день, ни за весь период до нашего отъезда он ни разу больше не напомнил о сегодняшнем разговоре. О сборах, об отъезде говорили, но не об этом разговоре, как будто и не было его. Я всё ждала запоздавших упрёков, но, увы, их не было.
   - Знаешь, Елизавета, я в этот семестр уже все работы сдал.
   - Поздравляю, - смеялась я. - И что это значит?
   - А то, что и отпуск у меня начинается.
   - Здорово! Удобно на время экзаменов.
   - Вот думаю, какой отдых нам придумать? Что бы ты предложила?
   - А ты действительно хочешь услышать моё желание? Может оно тебе не понравится, - смеялась я.
   - Хочешь оттолкнуть меня? У тебя ничего не получится, я готов к любым твоим пакостям. Итак, что делать будем?
   - Вот отправлю сына, и будем загорать каждый Божий день с утра до вечера и купаться. Я ж на север с юга приеду, загорелая должна быть, не такая, как все медведи белого цвета.
   - Прекрасно, я давно этой прелестью не занимался. Посмотрим, кто из нас чернее будет через месяц. Погода на Урале май-июнь замечательная всегда стоит. Я согласен. Где будем загорать?
   - Да хоть где, ВИЗ, Шарташ, лишь бы тело солнышку радовалось. Я и на плотинке могу раздеться, и в Маяковке -- ты ведь рядом будешь, дикари не набросятся, - смеялась я.
   - Договорились.
   Мы и правда почти месяц пропадали у воды, и ели там, и спали. Мы так с Николкой в первое студенческое лето отдыхали. Мне даже подумалось, что надо было билеты на более позднее число купить, но что сделано -- то сделано. Билеты куплены, деньги в Тикси переведены, написала письмо на СУМЗ в бухгалтерию, чтобы туда же переводили и алименты. Трудовая книжка и диплом на руках, получила последнюю стипендию за весь летний период, выписалась, даже "ассорти" две двухкилограммовых коробки куплены, остался букет только неприкаянный. Завтра с утра Николка ждёт меня у бабушки.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 8
  
  
  
  
  
  
  
  
   - Мама, сколько мне плёнок в дорогу взять?
   - Сам решай. Три можно приготовить. Целую неделю на палубе будем, может тигр или медведь лесной на берегу появится. Может в Якутске до обеда что приглянется. Всё необычное должно попасть в кадр.
   - Значит, три, остальное всё в сумки.
   - В самолёте у нас только пакет в руках будет с деньгами и документами, тетрадь с ручкой, расчёска, нитки, булавки, полотенечко брошу. Сумки у нас заберут в багажное отделение.
   - Кирилл-то во сколько приедет?
   - Ровно в девять вечера обещал. Сказал, что на такси нас отвезёт.
   - Как долго. Ещё только семь часов. Пойду к Андрею схожу да с Антошкой попрощаюсь.
   - Мы ещё в восемь часов поесть должны хорошо, Халида нам готовит.
   Мы сидели с Халидой на кроватях и улыбались, разговаривая.
   - Смелая ты. В такую даль с ребёнком собралась.
   - Так ты же помогла, - смеялась я.
   - Напишешь хоть письмецо?
   - Обязательно напишу.
   - Хлебниковой привет от секретарей ректора передавай.
   - Передам.
   - Может появитесь когда, так загляни.
   В открытых дверях появился Кирилл, за ним Николка со своим фотоаппаратом.
   - Готова? Что нести? Две сумки и всё?
   - Ага, - я кивнула головой.
   - Николка, будешь мне двери открывать.
   Мы с Халидой спускались вниз. Странно, на вахте никого не было. Оказывается, у нас были провожающие. У машины собрались наши мужички, и Сергей, и Игнат, и Андрей, и Свет Акимыч. Солнце вот-вот спрячется за высотки, оно только на минуту закинуло свои лучи меж двух корпусов. Сын разговаривал с водителем, прося его выйти из-за руля, чтобы сделать снимок.
   - Быстрее все ближе к машине подойдите, - командовал он возбуждённо, - ещё, ещё ближе. Стоп.
   Тот, видимо, был знаком с этим делом, присел, сделал наведение:
   - Улыбнулись! Внимание! Готово.
   Кирилл грузил сумки в багажник, сын забрался на переднее сидение.
   - Лизавета, вы правда на север?
   - Правда, Свет Акимыч, - смеялась я, садясь в машину.
   - Николка, марш на заднее сидение к маме, - распоряжался Кирилл.
   Тот послушно перебрался ко мне. Пара сигналов, и мы тронулись в путь. До аэропорта долетели быстро. Регистрация уже началась.
   - Не спешите, - успокоил Кирилл, - там вас целый час мурыжить будут ещё.
   Наши сумки в багаж не взяли, только заклеили лентами замки через весь объём и вдоль, и поперёк. Объявили посадку. Сын стоял рядом с сумками, а мы обнимались.
   - Спасибо, Кирилл.
   Он только улыбался, на ушко шепнул: "Тебе спасибо". Потом достал из своего внутреннего кармана большой коричневый кожаный портмоне.
   - Елизавета, возьми в подарок под большие северные деньги. Пусть он у тебя всегда полным будет.
   - Спасибо, - я бросила его в свой пакет.
   - Всё, пора, вы последние остались. Николка, давай руку на прощанье, друг. Приглядывай там за мамой.
   Мы шли за всей толпой со своими сумками, только один раз оглянулись, приостановившись, помахали ему рукой. Сумки оставили на полках прямо у входа в самолёт, и прошло ещё около часа, пока наша махина сдвинулась с места. Сын неотрывно смотрел в иллюминатор, пока не исчезли последние огоньки. Потом заглянул в пакет, проверяя, на месте ли его фотоаппарат, обнаружил там чужую вещь.
   - Мама, что это?
   - Кирилл подарил мне на прощанье.
   - Мама, здесь деньги... Много... Посмотри.
   Насчитали около тысячи рублей, всякие, и сотки, и по пятьдесят, и по десять рублей, даже размену в среднем отделении было полно.
   - Обо всём позаботился, - думала я, а сказала только, - теперь наши будут. Пригодятся. Давай-ка пакет мне под ветровку, да спать надо до утра, днём некогда будет, смотреть пока всё равно нечего.
   Утром нас разбудила команда "Пристегните ремни".
   - Ну вот, Николай, мы уже и в Якутске, на другом конце страны. Сейчас найдём туалеты, а потом поедем искать речной вокзал. Прошу, будь всегда рядом, чтобы я тебя видела постоянно. Понял?
   - Понял.
   - Никаких такси. Только автобус. Спешить некуда.
   Оклемавшись после полёта, вышли из здания аэропорта.
   - Вон автобусы стоят, пойдём посмотрим.
   Мы легко добрались до речного вокзала, нашли кассу, народу не было совсем, и мы присели на лавочку осмотреться.
   - Ты посиди, а я пойду взгляну, где у них тут посадка на теплоходы.
   Река была широка. На причале недалеко стоял только один белый красавчик, около которого толпились несколько мужчин.
   - Куда этот собирается?
   - В низовье.
   - Не поняла?
   - В Тикси.
   - Во сколько?
   - В двенадцать.
   Вернулась обратно. Постучала в окошко кассы.
   - Нам, пожалуйста, до Тикси два билета на верхнюю палубу.
   Подошли с сумками к теплоходу. Остановились. Мужчины сами к нам обратились, видя нашу нерешительность:
   - Проходите.
   Поднялись по мостику. Через некоторое время к нам подошёл, видимо, дежурный, посмотрел наши билеты и проводил до нашего места обитания.
   - Можете погулять до отплытия, ключ у вас, - предложил он.
   - Что, сынок, устраиваться будем? - Смеялась я. - Или пойдём знакомиться с теплоходом? Надо столовую найти, туалеты.
   - Пойдём походим. Я только фотоаппарат здесь не оставлю.
   - Да, мне вот тоже документы и деньги надо как-то поближе к телу сделать, а не в руках таскать.
   Пришлось мне аккуратно завернуть их в простой головной платок несколько раз и привязать вокруг себя на талию под белую футболку, сверху которой была клетчатая рубашка, хорошо и надёжно очень получилось. Я сняла свитер, достаточно ветровки. Выставили будильник на столик, оставили по карманам деньги для жизни, пустые кошельки бросили в пакет и вышли на палубу. Солнце уже грело.
   - Мам, давай никуда не пойдём, здесь хорошо всё видно.
   - Я тоже так думаю, город-то вон какой большой, ещё заблудимся. Да и сумкам нашим без нас скучно будет.
   - Я пойду тогда вон туда, там кто-то есть. - Он направился к капитанской рубке.
   Порт жил своей жизнью, работали краны, люди, тарахтели судёнышки, на нашем мостике постоянно сновали взад-вперёд рабочие. Я перешла на другую сторону, присела на скамеечку, здесь солнце не слепило глаза. Поняла, что до обеда мы проголодаемся, решила, что надо что-то купить. Нашла своего ребёнка, и мы сошли на берег. Нашли буфет со столиками, поели, захватили с собой ватрушек, молока, мясного, приобрели пару пластмассовых стаканчиков, сидели, посматривали в окно.
   - Мам, а на теплоходе уже много народу.
   - Здесь ведь время другое! - Опомнилась я. - Разница-то с нашим огромная! Вот-вот отплытие! Бежим скорее!
   Едва мы ступили на палубу, длинный гудок нашего теплохода объявил об отплытии. Наше стрессовое состояние невозможно передать словами, мы истерично смеялись.
   - Сидели бы ещё в буфете-то!
   - Больше никуда с теплохода, пока не доберёмся до Тикси, - тоже хохотал он.
   - Пойдём вперёд, там меньше народу.
   - Надо будет будильник не забыть перевести.
   Ещё один длинный гудок после разворота, и впереди -- наше будущее. Мы ещё около часа беспричинно смеялись. Солнце грело спины. Становилось жарко и мы забрались в каюту передохнуть.
   Через два дня он позвал меня:
   - Пойдём сфотографируемся, место нашёл, - вёл он меня наверх, - может договоримся. Я в кепке капитана хочу.
   - Он серьёзный, - засомневалась я.
   - Его мой объектив заинтересовал, сам попросился в кадр.
   - Он ведь там не один.
   - Ну и хорошо.
   - Здравствуйте, - улыбнулась я.
   - Здравствуйте. Это ваш сынок? Покоя нам не даёт второй день, и в трюм ему надо, и за штурвал подержаться, - улыбался капитан.
   - Давайте готовьтесь, я настраиваю. Вас обоих сразу?
   - И обоих, и по одному.
   Он сделал три снимка. Солнце было слева, за его спиной, хорошие должны получиться фотки.
   - Теперь мама меня сфотографирует на вашем месте и в вашей кепке.
   Те, засмеявшись, надели на него кепку и отошли. Он легко изобразил давно продуманную позу.
   - А теперь маму в вашей кепке, - уже смело говорил он. - Так, снимай рубашку, в белой футболке лучше.
   Я завязала рубашку на поясе.
   - Волосы раскинь, - пришлось развязать свой "хвост". - На обе стороны!... Так... Смотри прямо... Хорошо, а голову ко мне немного поверни... Внимание!
   - Когда фотографии будут? - Улыбались мужчины.
   - А когда вы следующий раз прибудете в Тикси?
   - Дней через двадцать только.
   - Вот тогда я вас и встречу, - отвечал сын серьёзно.
   Вот, только пять кадров, да ещё столько же на палубе. Берега с каждым днём отдалялись. Только переклички гудков при встречах. Выспались досыта, да день на пятый справа далеко появилась стена заснеженных гор. Сын осваивал новые слова, новые названия, побывал в машинном отделении, знакомился со всеми -- все ведь в Тикси едут, а перед сном всё это мне рассказывал и рассказывал не по разу. Да ночью звёзды были совсем близко.
   Солнце неожиданно оказалось с другой стороны. Странно.
   - Мама, - прибежал сын, - мы приплываем! Уже завтра утром! Поворот большой делаем. Скоро море будет!
   - Какое море?
   - Море Лаптевых называется. Сказали, одеваться теплее.
   Ему не терпелось увидеть айсберги. Мы увидели их в самом конце. Да, они действительно встречали нас. Утренняя дымка, прижимаясь к воде, на глазах увеличивала их причудливые формы. Сын смотрел только в фотоаппарат, но был несколько разочарован.
   - Далековато... Не получится...
   Наконец, далеко справа появились признаки порта. Города ещё не было видно. И вдруг всё преобразилось -- солнце завладело пространством и отразилось в бесчисленных гранях ледяных вершин -- мерцающий фейерверк над водной гладью.
   - Мама, скорее вот сюда встань! - Делал снимок. - Ну-ка, меня теперь! - Я делала щелчок.
   Гудок теплохода напомнил о конце путешествия, но никто даже не пытался покинуть палубы. Фотоаппарат работал.
   - Может не получиться, далековато всё-таки.
   - Ну уж как будет.
   - Хорошо, что "ФЭД", "Зенитом" точно бы ничего не получилось, - утешал он себя. - Ещё восемь кадров осталось. Надо теплоход будет сфотографировать с берега.
   Город, видимо, был в глубине материка. Мы легко добрались до нужного адреса, позвонили -- дома никого не было. Постучали соседке. Посмотрев на наши заклеенные сумки, она быстро сделала выводы.
   - Меня Янка зовут. Вы из института к нам?
   - Здравствуйте. Да.
   - Пойдёмте, я вам открою. - Она почему-то открывала не девятую квартиру, а седьмую -- напротив. Здесь будете жить, проходите. Андрей, наверное, в магазин убежал. Надя только вечером придёт с работы. Я сейчас соберу поесть, пообедаете.
   - Она что ли не русская? - Спросил сын, когда мы остались одни.
   - Так мы же в Якутии теперь, - смеялась я, - среди якутов жить будем. Давай квартиру смотреть.
   - Мам, кровать широкая!
   - Сын, газ работает!
   - Мам, я в туалет!
   - Николка, горячая вода в ванной есть!
   - Мам, а здесь окон в комнате нет!
   Распахнули две одинаковые створки, и хлопали глазами:
   - Вот это да! Какой зал огромный!
   Он был пуст, только в полметре от окна с двух сторон стояли длинные столы с резными ножками, над которыми висели такие же длинные полочки, разделённые на квадраты -- такое чувство, что здесь жили и учились двое близняшек.
   - Придётся на такую ширину сюда мне обе мои шторки-то из радужной вуали вешать, - думала я.
   В широкой прихожей за дверями была длинная овальная перекладина, такая же оказалась и за дверями в спальной комнате, рядом была дверь в небольшую кладовочку.
   - Это для чего?
   - Пальто на плечики будем здесь вешать, - смеялась я. - Давай, чтобы нам быстрее освоиться, достань ручку и чистый лист бумаги, запишем, что нам надо в первую очередь. Как ты думаешь, что?
   - Плечики! - Засмеялся он.
   - Правильно!
   В открытые двери вошёл улыбающийся мальчик:
   - Здравствуйте, я Андрей.
   - Здравствуй, Андрейка! Мы приехали! Ура! - Смеялась я.
   - Меня Николай зовут, - улыбался сын.
   - Идите-ка за стол, накормлю вас, - приглашала Янка.
   Сразу после обеда все трое пошли в хозяйственный, накупили всю мелочь от посуды до ведра с веником, извести для побелки, прикупили еды, и с полными пакетами в шести руках еле поднялись на третий этаж. Чтобы ночевать, нужен был матрац. Я измерила кровать, оставила их хозяйничать и уже по знакомому маршруту пошла в мебельный. Привезла на машине матрац, три подушки, покрывало, ватное одеяло, четыре табуретки. Ребятишки быстро помогли занести всё домой.
   - На сегодня достаточно, - сказала я. - Только домашние дела. Я начинаю приборку. Мне не мешать.
   - Мама, можно я к Андрею пойду?
   - Если Андрей не против.
   - Нет, конечно.
   - Ступайте.
   Обтёрла кровать, вешалки, двери, столы, подоконники, вымыла полы. Вышла, затёрла пол на лестничной площадке. Застелила постель. Простыни мои были точь-в-точь, а вот пододеяльники, увы, я не рассчитала -- ширина у кровати не полуторкой оказалась. Зато подушки мягкие и покрывало красивое, в большую цветную клетку с белым полем внутри. Развесила одежду на двадцать штук плечиков, сумки опустели. Решила проведать ребят, а потом заняться кухней.
   - Как вы тут? Не безобразничаете?
   - Мама, иди посмотри, - улыбался сын во весь рот, - у них наша фотография. Моя самая первая фотография.
   - Помнишь, я говорила тебе, что ты с ней ещё встретишься? - Улыбалась я. - Что этот сюрприз ещё ждёт тебя?
   - Я теперь понял, куда она пропала, - смеялся он.
   - Ну ладно, пошла я дальше прибираться.
   В кухню не было дверей, в неё упирался широкий коридор, напротив которого было окно с выходом на балкон с торца здания. Она была на всю ширину квартиры и казалась узкой, на самом деле она была много больше спальни. С одной стороны её были двери в кладовку, с другой -- раковина с газовой плитой, между ними самодельный закрытый столик. Ближе к окну стоял большой обеденный стол с точно такими же резными ножками, как в зале. Видимо, деревообработкой занимался бывший хозяин. Под окном были маленькие дверцы, там в стене оказался целый шкаф с полочками, пришлось мытьё начать с них. Потом растолкала посуду, продукты, затёрла пол, и отправилась в ванную. Вымыла стенки, вычистила ванную содой, сполоснулась, повесила в ванной и на кухне полотенца. Всё. Сил больше не было. Накинула на себя зелёный халатик.
   - Надо будет утюг купить, - записала на листочке.
   Присела на табуретку и начала осмысливать содеянное. В этом положении и застала меня заочная наша подруга.
   - Здравствуйте, - улыбаясь, вошла она. - С приездом!
   - Здравствуйте, Надежда Владимировна. Спасибо. Проходите.
   - Ничего себе скорости какие! Прибралась уже!
   - Так ведь жить надо начинать, - смеялась я, разводя руками.
   - И кровать уже готова! - Заглядывала она везде.
   - Спать ведь уже сегодня надо будет.
   - Ну пойдём ко мне, поболтаем. Как добрались-то?
   - Нормально.
   - Андрей, ставь чайник, - командовала она.
   - Сынок, неси-ка коробку с шоколадом сюда, - шепнула я.
   - Так, Елизавета, вот тебе два ключа, третий пусть у соседки будет, она всегда днём дома. Хорошая женщина. Далее, вот тебе твоя сберкнижка, завтра Андрей покажет, где сберкасса. Зайдите в паспортный, сразу пропишитесь, там уже давно меня изводят, я ж в квартиру восьмой месяц никого не пускаю, - смеялась она, - у нас здесь много пустующих, обойдутся. Неделю тебе на обустройство, и в понедельник -- на работу.
   - Надежда Владимировна, я и раньше могу, мне и двух дней хватит. Там хоть люди.
   - Ну, как сможешь тогда. Чем раньше выйдешь, тем лучше, так как и отпуск у тебя уже в мае будет, да и зарплата пойдёт.
   - В субботу работаем?
   - Нет.
   - Замечательно. Успеем до зимы устроиться. В школу бы нам ещё зайти надо.
   - Да, да, Андрей проводит. Ну, пойдём чай пить.
   У них квартира была совершенно другого расположения. Ребята уже всё собрали на стол, открытая коробка конфет стояла посередине.
   - Ба-а-а! Это что такое!
   - Гостинцы вам, - улыбался Николка.
   - Вот это сюрприз! И как вы это тащили!
   - Всю дорогу только конфеты и берегли, - смеялся сын.
   - Спасибо. Спасибо. Я же пошутила в письме про шоколад-то, - но лицо её светилось радостью, и это было заметно. - Андрей, ты конфеты не любишь, всё -- моё, одна всё съем! - Смеялась она. - Рассказывай, Николай, как там на Урале житьё-бытьё, как погода, как добрались? Айсберги-то видели?
   Посидели, поболтали более часа, от Халиды привет передали, от декана, порассказали, что смогли, и я позвала сына к себе.
   - Спасибо. Пойдём домой, Николай, у нас ещё очень много дел. Надо известь разгасить, завтра белить начнём.
   - Сама белить будешь?
   - Конечно, диплом ведь по строительству защитила, - смеялась я.
   - Приходите телевизор вечером смотреть.
   - Придём. Андрей, заходи, не стесняйся. Сын сразу облюбовал себе большую комнату, так что там всё ваше пространство.
   - Мы что, вместе спать будем? - Рассматривал сын постель.
   - А что делать? Пока будем. Кровать-то огромная, не то, что в общежитии. Вот побелим всю квартиру, тогда твою комнату обставлять будем.
   - Откуда начинать будем?
   - Так надо бы с самого тёмного угла. Посмотрим, что за известь в пакетах.
   - Мама, а эту без окон комнату может под фотографии займём?
   - Я туда даже ещё и не заглядывала. Давай посмотрим.
   - Она рядом с туалетом, легко можно воду подвести.
   - Это, наверное, кладовка должна быть.
   - Так кладовка и на кухне есть большая, и в твоей комнате.
   - Согласна, будь по-твоему. Так, надо найти хорошего столяра, чтобы он поставил здесь для тебя неширокий прилавок во всю длину, закрытый, с полочками. И ещё человека, чтобы просверлил нам под гардины, которые мы завтра должны купить. Может и стенку под вывод воды нам просверлит здесь, а потом уже и сантехника искать будем.
   - Когда в фототовары пойдём?
   - Завтра с утра и пойдём, и в паспортный, и в школу, и в сберкассу, и фототовары нам Андрей покажет, в хозяйственный зайдём. Утюг надо обязательно купить ещё. Ты давай сейчас в ванную, помойся хорошо, да я выстираю всё дорожное. Пойду-ка я к Надежде Владимировне сразу, есть ведь у неё знакомые, пусть пришлёт работников. Балкон-то видел какой!
  
   х х х
  
   Через месяц мы уже жили, как люди, смотрели телевизор, купили морозильную камеру. Не хватало пока денег на раскладной диван для Николки.
   - Мама, а что у тебя там за железка висит? - Спросил сын уже в постели.
   - Где?
   - На плечиках. С твоими красивыми платьями.
   - Разглядел, значит.
   - Я давно уже разглядел. Ещё в общежитии. Она в сумочке в кармашке булавочкой была пристёгнута. В твоём столе лежала.
   - Любопытный какой, - смеялась я, тиская его.
   - Интересно ведь. А перед отъездом проверил -- её там уже не было, я долго искал, оказалась у тебя в кармашке, который ты пришила к своим брюкам внутрь на поясок и булавочкой закрыла, чтобы не выпала.
   - Ну иди снимай с плечиков, неси сюда.
   Он снова забрался ко мне на широкую кровать, держа в руках моё тайное сокровище.
   - Это что, иконка?
   - Я думаю, что это амулет.
   - А что такое "амулет"?
   - Мне пришлось очень много и долго искать по этому поводу разъяснения. В конце я выяснила, в амулет вкладывается сила мысли человека, который его создал. Он может пополняться силами человека, которому принадлежит, если его мысли сродни мыслям его изготовителя. Силой амулет обладает только в том случае, если он передан или подарен. Как ты думаешь, что хотел сказать человек, сделавший вот это? Какая мысль у него была задумана? Посмотри внимательно, что тебе здесь знакомо?
   - Буква "Н".
   - Я тоже так думаю.
   - Интересно, и с одной стороны "Н", и с другой "Н".
   - Это очень необычно. Вот если бы была буква "Е", например, как бы она выглядела с обратной стороны? Это тоже была бы буква "Е"? Или нет?
   - Надо нарисовать, - он соскочил с кровати, написал букву "Е" на листочке и стал рассматривать её со всех сторон на свет. - Нет, не "Е", вообще непонятно что.
   -Значит, изготовитель задумал не просто какую-то букву, а именно двухстороннюю "Н". Значит, она была ему чем-то близка. Как ты думаешь, чем? Он ведь для себя делал.
   - Может его звали, как и меня? - Неуверенно спросил сын, глядя на меня.
   - Допустим, его звали Николай. Даже больше того, я потом тебе расскажу, его действительно звали Николай.
   - Ты его знаешь?
   - Нет, я с ним не знакома. Но я знаю о нём по рассказам.
   - Так рассказывай скорей!
   - А нам не пора спать? Рассказ-то будет очень длинным, на много дней хватит.
   - Ну хоть начнём сегодня, - не терпелось ему.
   - Тогда слушай. Жил-был кузнец, и звали его Николай.
   - Это что, сказка что ли?
   - Нет, сынок, всё это было на самом деле.
   - Мам, ты погладь мне по спинке и рассказывай, - перевернулся он на живот, засучив вверх майку.
   - Кузнец этот был на все руки мастер, один на всё село большое, ковал подковы для лошадей, сабли острые, шлемы всякие и многое другое, что селяне попросят. И появилась у него эта задумка, сделать себе амулет для защиты себя и всей своей семьи от зависти, от злых людей, от всяких несчастий, болезней, опасностей, от бедности. Долго он вынашивал эту идею, как однажды ему приснился во сне Николай Чудотворец.
   - А это кто такой?
   - Раньше люди верующими были, и особо почитали одного из святых, к которому обращались с молитвами о помощи, и тем, кто от чистого сердца просил, всегда помогал, говорят. Это и был Николай Чудотворец, который и приснился нашему кузнецу. Понял сразу кузнец, что его назвали в честь этого святого, и на следующий же день легко довёл свою задумку до конца -- на горячей медной плашке выдавил инструментом букву "Н". Получилась как бы связь между двумя буквами. Понимаешь? Не только между обычными буквами, а между двумя людьми, Николаем Чудотворцем -- всемогущим Богом, и Николаем-кузнецом. Ну, обработал со всех сторон, отверстие проделал под шнурок, и носил с тех пор, не снимая. Конечно, каждое воскресение в церковь ходил, раньше все люди в церкви молились, и молился святому своему: "Николай, угодник Божий, ты и в поле, ты и в доме, и в пути, и в дороге, на небесах, и на земле, заступись и сохрани от всякого зла".
   - А потом?
   - А потом у него родилась внучка. У него было много детей, и много внуков, но почему-то родители назвали одну свою дочь Анной, то есть у кузнеца появилась внучка Анна. И, когда он собрался умирать, а жил он более ста лет, он подарил своё изделие именно ей со словами: "У тебя, внучка, в имени две буквы "Н", значит, и подарок этот я тебе делаю. Заговорённая вещь, храни её, поможет она тебе в жизни".
   - Всё, мам, сплю я уже. Завтра дальше расскажешь.
   И на завтра, и в следующие вечера он засыпал под мой рассказ.
   - Ну, подарил он внучке Анне амулет, дальше давай рассказывай.
   - А эта Анна Семёновна -- моя бабушка.
   - Да ты что! Она тебе отдала?
   - Нет. Она, когда собралась умирать, передала амулет этот своему сыну Николаю -- моему отцу. Он с ним всю войну прошёл, много ранений у него было, много наград, но жив остался, с руками, с ногами. Хотя в этой войне против гитлеровских немцев полстраны нашей людей головы потеряли, а сколько инвалидов до сих пор мучаются, то руки нет, то ноги. А отец мой, этот Николай -- твой дедушка. Помнишь его?
   - Конечно, он за мной в садик ходил. А когда его хоронили, видела, сколько машин всяких было! От дома до самого кладбища бибикали, он же шофёром раньше работал.
   - Так вот, когда он умирать собрался, я на втором курсе уже училась. Он мне и передал этот амулет, и рассказал всю эту историю. Сказал, что очень большая в нём сила заключена: " Ты ведь Николаевна, и глазки твои тёмно-карие, как у меня -- тебе его и хранить дальше, а мне он уже теперь не нужен. А все, кто держал его в руках, теперь твоими ангелами-хранителями будут". Мне осталось только "спасибо" ему сказать. Вот, с тех пор у нас с тобой этот амулет.
   - А потом ты мне его подаришь?
   - Конечно, Николай, кому же ещё, - смеялась я, поглаживая его спинку. - Но только я умирать пока не собираюсь, амулет-то мне подарен. Но это ещё не всё, сынок.
   - А ещё что?
   - Я долго думала, почему он мне достался? У меня ведь старшая сестра Нюра, мама Максимки.
   - И что надумала?
   - Оказывается, она некрещёная была. Это я потом узнала.
   - Как это?
   - Все верующие люди крестятся. И в церкви специальный обряд такой есть -- крещение. Но в наше время об этом нигде не говорят, во всех книгах написано, что Бога нет, так что будь с этим поосторожнее, сынок.
   - А ты крещёная?
   - Да, крещёная. А во время войны церквей вообще не было, все колокола на пушки и танки переплавили, а Нюра как раз в первый год войны родилась, вот и негде было крестить.
   - А зачем крестить-то?
   - Как тебе объяснить? Говорят, что крест, если даже просто перекреститься со словами "Господи Иисусе!", вот так, - показала я ему, - то сразу всё зло отскакивает. Даже поговорке этой "если кажется -- крестись" скоро уже две тысячи лет будет. Значит, есть в ней какая-то сила. Вот люди и крестятся, если боятся чего-то. Верят или не верят они в Бога, а срабатывает. Думаю, это ангелы-хранители им подсказывают, как защититься от опасности.
   - Наши ангелы-хранители?
   - Говорят, у всех разные ангелы-хранители, у нас -- свои, у них -- свои, у всех ведь разные папы, мамы, бабушки, дедушки, прадедушки.
   - А я крещёный?
   - Да. С тобой история ещё интересней. Чтобы тебя окрестить, мы с твоим отцом уехали в другой город, даже в другую область, к другой твоей бабушке, Наде, матери твоего отца. Я уже упоминала, что это сейчас очень запретная тема. А там была действующая церковь, в которой тебя и крестили, тебе тогда годик только исполнился. И церковь называлась "Церковь святителя Николая Чудотворца". Но даже оттуда, из другой области сообщили об этом на наш завод, и меня, активную комсомолку, обсуждали на партийно-комсомольском собрании. Нам только перед этим выделили новую благоустроенную квартиру, где сейчас отец твой живёт. Если бы мы чуть раньше тебя окрестили, нас бы из очереди на жильё выкинули, но, видимо, наши ангелы-хранители отвели от нас эту беду.
   - А папу тоже на собрании обсуждали?
   - Нет, ему этой участи удалось избежать, так как он не был комсомольцем. Но и это ещё не всё!
   - Про меня?
   - Про тебя.
   - Тогда рассказывай, я ещё спать не хочу.
   - Ты помнишь, я всё боялась, что нас сюда, на север, не отпустят?
   - Конечно. Ты всё время Бога вспоминала.
   - Так вот, перед самым распределением сходила я в церковь.
   - В Свердловске?
   - В Свердловске. Зажгла там свечку перед иконой Николая Чудотворца, помолилась, почитала всякую литературу про него, и вот что вычитала. Оказывается, что этот святой имеет свой особый день, девятое мая -- день рождения святого. И знаешь, что получается -- именно девятого мая крестили мы и тебя.
   - Правда?
   - Правда. Вот и получается, что наши ангелы-хранители заботятся о нас, сохраняя связь и друг с другом, и с ангелами нашими, и с Богами нашими. Я очень хорошо помню, потому что день-то праздничный был, девятое мая -- день Победы в Великой отечественной войне. Полная церковь народу была, тех, кто в войне погиб, поминали, а потом в соседнем зале детей крестили. И у всех этих детишек тоже день ангела теперь девятого мая, и все они находятся под покровительством Николая Чудотворца.
   - Интересно. Очень даже интересно. Прямо, как в сказке со счастливым концом.
   - Спи давай. Будем надеяться, что радость эта -- связь эта между нами -- будет длиться долго-долго.
   - Всё, спокойной ночи, я уже сплю.
   - Спокойной ночи, сынок.
  
   х х х
  
   Я, как всегда, вернулась с работы. Сын, улыбаясь во весь рот, встретил меня в прихожей.
   - Это что ещё за тапочки? - Спросила я строго.
   - Я на улице нашёл, - засуетился он, отодвигая их по столик.
   - Николай, ты что, маленький! Зачем ты всякие тапочки на улице подбираешь?
   - Так они новые совсем, - оправдывался он, смущаясь.
   - Завтра же пойдёшь и выбросил чтобы!
   - Ладно. Не ругайся. Пойдём на кухню, поможешь на стол собрать.
   Он резал салат и не отрывал глаз от часов, постоянно обращая на них свой взор. Я заглянула по кастрюлькам.
   - Что ты тут варишь?
   - Лапша закипела, - улыбался он.
   - С тушёнкой сделаем?
   - Ага.
   - Суп-то доел?
   - Доел, доел.
   - Пойду переоденусь.
   Он вошёл следом за мной в комнату.
   - Мам, одень зелёный халатик, - умоляли его карие глаза.
   - Так он ещё неглаженый, наверное.
   - Я всё, что было, ещё утром погладил, видишь, сложено.
   - Ну ладно, зелёный -- так зелёный, раз тебе нравится. Чем ещё занимался сегодня?
   - Ничем, спал долго, потом суп ел, потом рубашки себе выгладил, в дорогу всё приготовил..., - он опять взглянул на часы.
   - Собираешься куда-то?
   - Да нет...
   - Пойдём есть, что-то я проголодалась сегодня.
   Мы присели за столик напротив открытого кухонного окна. Раздался звонок в дверь.
   - К тебе? - Спросила я.
   - Нет, мам, это к тебе, - смеялись его глаза. - Сюрприз! Иди сама открывай.
   Я, нехотя оторвалась от табуретки, "Кого чёрт принёс опять не ко времени!"
   Он стоял на площадке с букетом красных роз, и одни глаза его смеялись.
   - Кирилл!
   - Да. Это я. Можно войти?
   - Ты откуда? - Только и смогла я выговорить.
   - С Урала, - улыбался он. - Вы меня впустите?
   - Конечно, конечно. Проходи, - отступила я.
   - Ты одна?
   - Николай дома.
   - Николай -- это кто?
   - Сын.
   - Надеюсь, замуж ты ещё не вышла? - Спросил со смешком.
   - Не успела, - засмеялась я.
   - Тогда это тебе, - протянул розы, - не уколись, осторожно.
   - Раздевайся, проходи.
   - Где тут мои тапочки?
   - Твои тапочки? - Удивилась я. - Это твои тапочки!
   - Да, представь себе, я сегодня здесь третий раз, - смеялся он.
   - Ах вы заговорщики! Разыграть меня вздумали! - Дошло до меня, наконец. - Я вам отомщу! Обязательно отомщу! - Но мне было уже весело.
   Сын стоял в проходе, довольный до предела.
   - Найди-ка, сынок, куда поставить, - передала ему букет, приглашая гостя в кухню.
   Кирилл обнял, подойдя сзади, совершенно не стесняясь сына:
   - Нашёл я вас. Нашёл.
   Целый год я не испытывала ничего подобного при соприкосновениями с мужчинами, ни радости, ни интереса, ни малейшего желания. А тут в животе что-то случилось, физическая боль потянула меня вниз, захотелось скорчиться. Я оседала, закрыв от неё глаза.
   - Кирилл! Маме плохо! - Закричал сын.
   Мужские руки не дали мне добраться до пола, донесли до дивана.
   - На бок надо, - просила я, - прикрой чем-нибудь.
   Сын притащил подушку и накрыл пледом, под которым удалось свернуться в клубок. Стало чуть полегче. Вздохнув, я открыла глаза и болезненно засмеялась.
   - Где больно? - Чёрные глаза были напротив.
   - Не знаю... Живот... Проходит уже.
   - Николка, поставь-ка кипятку, горячего ей надо, спазм какой-то, в лице ни кровинки. Может у тебя месячные?
   - Нет, неделю назад прошли, - мне удалось расправить ноги, - можно уже сесть.
   Он обернул вокруг меня плед, сын принёс кипяток.
   - Давай мелкими глоточками всю чашку, - настаивал Кирилл.
   Резь в нижней части живота прошла, оставив длинный, противный, тянущий душу, след. Я допила кипяток и засмеялась:
   - Хватит тебе по полу ползать, садись рядом.
   - Нет уж, я пока напротив посижу. А ещё лучше, если делом займусь.
   Он подвинул к дивану стол. Принёс цветы, раздвинув занавески, поставил их на широкий подоконник. Включил телевизор. Я слушала, как они на кухне, переговариваясь, что-то готовили, временами занося в комнату то вилки, то чашки, то закуску, на столе появилось вино. Я встала -- получилось. Заглянула на кухню, улыбаясь:
   - Помощь нужна?
   - Помощница ожила! - Смеялся Кирилл. - Иди руки с мылом мой, и за стол пора, я последний раз на Урале ел.
   Стол был полон. У нас в холодильнике вчера этого не было, видимо, они всё приготовили сегодня.
   - Садитесь на диван, а я -- напротив, посмотрю на вас, - улыбался Кирилл.
   - Нет, я на табуреточку, - хозяйничал сын.
   - Рассказывай, Кирилл, когда приехал? - Начала я.
   - Давай сначала выпей красного, тебе не повредит, - разливал он вино.
   - Какая там на Урале погода? - Интересовался сын.
   - Май холодный стоял. Демонстрация была под снегом и дождём, а июнь ничего, нормальный.
   - Да, мы видели по телевизору, смеялись с мамой. У нас тогда солнце сияло.
   - Институт-то закончил? - Спросила я.
   - Закончил, Елизавета, закончил. Институт закончил, старшего сына в армию отправил, квартиру на него переписал, собрал вещички и в путешествие отправился вас разыскивать, - смеялся он. - Решил тем же путём, что и вы, через Якутск по Лене.
   - Давно ты здесь?
   - Неделю уже работаю.
   - Работаешь! Где?
   - Да где и все.
   - В порту?
   - В порту.
   - Кем?
   - Механиком, кем же ещё.
   - А вещи где твои?
   - Так сразу квартиру дали. Однокомнатная. Через дорогу от работы. Не захотел большую, ни к чему мне, зато пообедать в любое время забежать можно. Давайте выпьем за встречу, вижу, что рады мне здесь, приятно ведь.
   - Так мы ж все с Урала! - Искренне радовался сынок.
   - Как там Халида, не интересовался?
   - Перед отъездом сходил, поболтали, передавала привет вам.
   - Учится?
   - Учится. Всё вспоминала, как ты её на путь истинный наставляла, математику ей решала. Николка, ты-то как, фотографией занимаешься?
   - Конечно. Только не так часто теперь, привык уже.
   И потекли разговоры в простой, тёплой, дружественной атмосфере, полные взаимопонимания, согревая душу и отодвигая мелочные заботы.
   - Николай, давай-ка убери со стола, насытились уже, - попросила я. - Да посмотрим фотографии, давненько не заглядывали.
   Пока сын мыл посуду, мы сидели, обнявшись, на диване.
   - Николкой не называй его, большой он уже совсем.
   - Привык.
   - Отвыкать придётся.
   - Где он у тебя спит?
   - Вот здесь, в этой комнате хозяйничает.
   - Мы вместе сегодня будем?
   - Если сын разрешит, - смеялась я.
   - Как твоя болячка?
   - Всё прошло.
   - Точно?
   - Абсолютно.
   - Дай-ка я проверю.
   Он надавливал мой живот со всех сторон, прощупывая насквозь. Мне и самой было интересно узнать, не осталось ли чего от этой боли -- нет, ничего не осталось. Тепло и хорошо. Наверное, вино помогло. Сын принёс фотоальбомы. Начали смотреть с самого начала.
   - Кстати, Кирилл, ты мне всё ещё пять рублей должен. Вот за эту фотографию. Может выкупишь?
   - Легко.
   - Только она теперь в три раза дороже стоит.
   - Это почему?
   - Северная надбавка.
   - Так ты ж её ещё на Урале делал!
   - А какое она длительное путешествие проделала, чтобы встретиться с тобой. Это ведь затратное дело.
   - Согласен. Вот тебе пятнадцать рублей. Вытаскивай из альбома.
   - Забирай. Присмотрись, может ещё что тебе приглянется?
   - Нет, ты посмотри, Елизавета, он хочет меня обанкротить! Я ещё ни одного длинного рубля не заработал! Ничего у тебя не выйдет, Николай, я не дурак. Я лучше здесь буду приходить и смотреть на вас живьём, - смеялся он.
   - Ну ладно, давайте дальше смотреть, - хохотала я.
   - А вот эту я у тебя выкуплю прямо с первой получки, даже втридорога.
   - Нет! - Воспротивилась я. - Она одна такая осталась у нас!
   - Это моя первая фотография, - вздохнул сын, - самая первая. Очень красивая. Надо будет мне плёнки перебрать, я ж ни одной не выбросил. Сделаю большой портрет. Завтра же схожу в фототовары, присмотрю бумагу, может есть такой формат. Если нет, придётся заказ сделать. Пусть везут.
   Так до самой ночи и смеялись, вспоминая каждый сюжет из прошлой жизни.
   - Давайте на кухню, ещё раз поедим, чтобы до утра не умереть, - звала я их, - всё горячее.
   - Николай, - довольно весело спросил Кирилл, - ты разрешишь мне здесь ночевать? Или мне маму с собой уводить придётся?
   - Наверное, здесь вам лучше будет, - согласился сын, - я же в её комнату не заглядываю.
   - Спасибо, Николай, ты настоящий друг. Елизавета, - смеялся он уже, - скорей поесть, и -- спать. Никак только привыкнуть не могу спать при таком свете. Как вы не замечаете?
   - Мы тоже до самой осени не могли привыкнуть, пока мама шторки плотные не купила.
   Как только прикрыли за собой дверь, он тут же приник ко мне, обхватив со всех сторон всеми клеточками своего существа.
   - Елизавета, как я скучал! Как я скучал! Если б ты только знала! Я только через неделю после вашего отъезда понял, что тебя нет рядом. Я не мог ни спать, ни есть, за лето моё мужское достоинство превратилось в морщинистого старика. Только осенью, когда учёба началась, немного оклемался, времени свободного меньше стало, - шептал он, прижимаясь ко мне, и гладил, гладил мою спину, плечи, волосы. - Я так соскучился по твоим рукам. Не отпускай меня. Не отпускай.
   - Давай отойдём от двери.
   Мы, не выпуская друг друга, перекочевали к окну и ещё немыслимо долго целовались и обнимались, обмениваясь взглядами и наслаждением вперемежку с короткими шуточными репликами.
   Утром он спал на животе, раскинув руки и ноги в стороны. Я прижалась головой к его спине и водила рукой по жёстким чёрным волосам на его плечах, пытаясь разбудить. Десять утра уже.
   - Эх, хороши же здесь кровати, и у меня точно такая же.
   - Не то, что в общежитии. Забудешь скоро односпалки.
   - Нет, общежитие мне никогда не забыть. При одной мысли о том времени я живой делаюсь. Не веришь? Посмотри, матрац скоро просверлю, - смеялся он. - Иди ко мне, - подминал он под себя, - не могу же я с таким грузом перед Николкой ходить.
   Пока я мылась, завтрак был уже на столе.
   - Мам, я уже всё собрал.
   - Сколько решил плёнок взять?
   - Три хватит.
   - Куда это он?
   - В лагерь завтра уезжает.
   - В какой лагерь?
   - Загородный. На Лену, - ответил сын.
   - Ты нас двоих оставляешь?
   - Двоих. Влюбляйтесь тут, - смеялся он.
   - Нет, с вами не соскучишься. Что-нибудь да придумаете, куда-нибудь да уезжаете, - смеялся Кирилл. - А я никогда в лагере не был.
   - Приезжайте в выходной, посмотрите. Там горы видно.
   - Ты что, там уже был?
   - Да, на зимних каникулах, смотрел же на фотках.
   - Я думал, это на Урале.
   - Кирилл, а как у тебя отчество? А то мама не знает.
   - Платонович.
   - А... Знаю... Это планета такая есть Плутон.
   - Нет, Николай, - засмеялся тот. - Отец мой был не плут, и не Плутон, а Платон, а я -- Платонович.
   - А... Ладно... А как у тебя фамилия?
   - Никольский.
   Мы с сыном воззрились друг на друга, округлив глаза.
   - Как? - Удивлённо переспросил сын, прожёвывая.
   - Никольский Кирилл Платонович.
   Я, захлебнувшись, вышла из-за стола. Кирилл похлопывал меня по спине. Сын хохотал, зажимая пищу во рту.
   - Что-то я ничего не понял. В чём дело?
   Мы смеялись, пытаясь сдержаться.
   - Теперь я знаю, почему мама выбрала тебя...
   - Нет, Николай, это я её выбрал, а она долго не хотела со мной общаться даже.
   - Нет, Кирилл, - настаивал сынок, - это она тебя выбрала... Вернее, это для неё тебя выбрали...
   - Кто?
   - Наши ангелы-хранители, - смеялся сын. - Правда, мама?
   - Николай! - Я укоризненно смотрела на него, думая, - разболтает ведь на радостях.
   - Ну-ка, объясняйте мне давайте, - требовал Кирилл.
   - Да так..., - сын воспринял, наконец, мои взгляды. - Просто... совпадение интересное... Я -- Николай, мама -- Николаевна, ты -- Никольский.
   - Правда, в этом что-то есть. Никогда не задумывался.
   - Всё. Спасибо. Сегодня со стола вам убирать, вам сегодня не на работу. Пойду я до фототоваров. Мама, а плёнку-то первую я нашёл.
   - О! У меня же подарок для тебя, - спохватился Кирилл и принёс из прихожей свёрток.
   - Что это? - Разворачивала я пакетик. - Пластинки!
   - Это наша любимая мелодия. Музыка нашего танца. Нашего первого танца.
   - "Маленький цветок", - прочитала я название.
   - Пока сын наш в лагере, целый месяц каждый вечер слушать и танцевать будем, - смеялся он.
   - А две одинаковые-то зачем?
   - На всякий случай. Вдруг одна состарится.
   - У нас даже проигрывателя нет, - вставил реплику сынок.
   - Не проблема, сегодня купим.
  
  
  
  
  
  
   Эпилог
  
  
  
  
  
  
  
  
   - Елизавета, привет! - Звенел голос в телефонной трубке. - Слышишь меня?
   - Да, прекрасно слышу, Иринка!
   - С Новым годом вас!
   - Спасибо. Вас всех поздравляем с Новым годом! Здоровья всем, успехов, настроения новогоднего!
   - Что не приезжаете второй год?
   - Да мы нынче в Прибалтике отдыхали до осени. На Рижском взморье янтарь собирали.
   - Сынок твой летом на неделю прилетал. Подарок вам оставил, тебе понравится. Приезжайте.
   - Как девчонки твои растут?
   - Как на дрожжах! Валя с Франции в сентябре была, почти полмесяца жила. Такая же серьёзная.
   - Как всегда. Староста ведь, - смеялась я.
   - Всё. Пока. Звоните. Ждём.
  
  
   х х х
  
  
   - Мама! Здравствуй, мама! Ты меня слышишь?
   - Слышу! Слышу!
   - Мы уже в Тулоне...
   Связь прервалась.
   - Что, опять с работы звонят? - Спросил Кирилл. - Не надоело тебе каждому отвечать?
   Он на диване читал газеты. Я, улыбаясь, присела ему на колени, отодвинув газеты в сторону, обняла за плечи, заглянула в глаза. Он тут же опрокинул меня на диван. Повеселились. Потом, лёжа головой на его коленях, спросила:
   - Кирилл, а где находится Тулон?
   - Тулон? - Переспросил он. - Вроде во Франции, или в Италии, Николай как-то упоминал. Так это Николай звонил!
   - Сказал, что "уже", значит, близко где-то...
   - Давай по карте посмотрим, - достал наш допотопный атлас.
   - Его ещё Халида покупала, - засмеялась я.
   - Так... Тулон... Сейчас найдём... Точно, Французский порт.
  
  
   х х х
  
  
   - Елизавета Николаевна, зайдите на радиостанцию, вам радиограмма.
   - Срочная?
   - Нет.
   - Хорошо, зайду.
   Вечером показывала Кириллу -- "Встречайте "Кандалакшу". Николай".
   - Когда прибудет, узнала?
   - Вчера из Мурманска отошла.
   - Понятно. - Притянул меня себе на колени. - Понарассказывает нам опять всякой разности, развеселит. Может женился уже. Ты совсем лёгкая стала, надо тебя получше кормить, придётся мне заняться этим, - улыбнулся он, - за неделю чтоб отъелась, не дай бог Николай сделает мне замечание.
   Он освобождал от шпилек мои волосы, разбрасывал их, и смотрел, и смотрел своими чёрными глазами.
   - Любишь? - Улыбнулась я.
   - Больше, чем когда-либо.
  
  
  
   х х х
  
   - Ну, как вы тут, родители, поживаете. Рассказывайте, - смеялся сын за столом, - не надоело вам на севере?
   - Надоело мне. Надоело! Даже работа мне моя любимая надоела!
   - А друг дружке-то не надоели ещё?
   - Чего нет -- того нет, - улыбался Кирилл.
   - Надолго ты?
   - Так на пару деньков, и -- обратно, пока погрузка-разгрузка. Наше в ДОК на два месяца поставили.
   - Так отдыхай здесь.
   - Нет, в Мурманске веселее, - улыбался он, - там девчонки ждут. Да и однокомнатная моя по мне соскучилась.
   - Может тебе жениться пора, сынок?
   - Нет. Рано ещё. Вы-то свои северные отработали, а мне ещё около двух лет придётся бороздить моря-океаны. Вот тогда и женюсь, у тёти Ирины младшая как раз подрастёт, школу закончит, может удастся соблазнить, - смеялся он, и непонятно было, то ли шутит, то ли серьёзно говорит.
   - Она , кстати, в Новый год звонила, сказала, что ты прилетал, подарок какой-то маме приготовил.
   - Так я ведь за этим сюда в принципе-то и пришвартовался, - его весёлые глаза играли с нами. - Квартиру я купил в Анапе. В прошлом году ещё доверенность тёте Ирине оставил, она всё и сделала. Ключи у ней. Можете заселяться.
   - Это для нас? - Переглядывались мы с Кириллом.
   - На себя, конечно, оформил, документов-то ваших не было. Так как, соберётесь?
   Мы смотрели друг на друга, оценивая ситуацию.
   - А от моря далеко?
   - Десять минут, - смеялся он.
   - Кирилл, каждый вечер купаться будем до самой смерти! А какой этаж?
   - Девятый. В тринадцатиэтажке.
   - Ты что, сынок, мы же старые скоро станем. Как мы подниматься на такую-то высоту потом будем?
   - Так на лифте.
   - А, ну ладно. И правда, высотка ведь. Однокомнатная?
   - Ну, мама, ты меня обижаешь. Трёхкомнатная! На все стороны, хочешь -- рассвет, хочешь -- закат, хочешь -- город в морской дымке. Согласны, значит? В отпуске вы, я понял, нынче ещё не были. Все карты разложены. Соберётесь до заморозков -- я смогу проводить, по северу до Мурманска, там на поезд посажу -- вместе с багажом до места.
   - Машина ведь ещё.
   - Нет, Кирилл, машину надо здесь продать, пора тебе её сменить. Здесь и подороже выйдет, все знают, что она у тебя на ходу. А там на таких не ездят.
   - У меня и гараж новый, его-то я легко загоню хоть завтра, желающих полно. Только у меня в нём новеньких запчастей ещё на две машины, - озаботился он.
   - Вот и займитесь этим. Продайте всё абсолютно, чтобы не тащить старьё за собой, и выгоднее это получится.
   - Что, Елизавета, скажешь?
   - Молча от всего избавляемся. Потом оформляем отпуск с последующим увольнением.
   - И в сентябре я веду тебя на море. Ура! Спасибо, Николай, спасибо! Ты настоящий друг! Господи, пусть удастся наша радость!
   - Даже жить захотелось! Волосы надо подрезать, лохматая буду ходить! И в шляпе с широкими полями!
   - А пока я по морям блуждаю, вы мне земельный участочек подберёте, - смеялся сын, - усадьбу хорошую построите, по моему проекту, конечно, с виноградной аллеей, с двумя гаражами, с пресным бассейном, и чтобы всем там места хватило, не только детям, но и внукам моим!
  
  
   х х х
  
  
   - Сватья! Сватья! Где ты? Опять сидишь в земле ковыряешься. Новость у нас радостная! Внучка у нас родилась!
   - Когда? - Разогнула я свою спину.
   - Сегодня. Вся в меня, говорят, чёрненькая! Николай ночью в больницу отвёз, сейчас перед работой заехал, сказал.
   - Присядь, Иринка, не тараторь.
   - Чёрненькая... Вылитая я! Вся в меня!
   - Так ты ж белёхонькая, - смеялась я, - в зеркало-то давно поди не смотрелась.
   - Это я сейчас седая, а всю жизнь чёрные волосы были... Вся в меня... Вся в меня... Кудрявая только.
   - Кудрявая! - Улыбка озарила мою душу. - Если кудрявая, то, значит, в меня!
   - Девочки, что за сыр-бор с утра? - Кирилл поставил лейку на каменную дорожку.
   - Нашёл девочек! Бабушки мы теперь! Внучка у нас родилась. Чёрненькая и кудрявенькая.
   - Внучка! Как назвали-то?
   - Вероника, Николай сказал.
   - Вероника? Красивое имя, - присел рядом. - Стало быть Вероника Николаевна. Женя-то как?
   - Ничего больше не знаю. Свозил бы ты нас к ней, может надо чего. Затем и прибежала.
   - Так собирайтесь, я всегда готов. Ну вот, Елизавета, не только я дедушка, и ты теперь бабушкой стала, - подтрунивал он, открывая переднюю дверцу.
   - Маму мою Вера звали, - думала я, улыбаясь всю дорогу, - папу -- Николай, а внучку Вероникой назвали -- в честь прадедов. Интересно придумали, в одном слове присутствуют сразу два имени, и Вера, и Николай. И кудрявая -- вся в меня!
   - Дом наш под крышей уже, - рассуждал Кирилл, - верхний этаж готов полностью. Сразу сюда привезём.
   - Нет уж, - возражала наша сватья, - я с девочками справляюсь лучше, троих вырастила, все красавицы. Пусть у меня поживут, пока вы свою трёхэтажку закончите.
   - А у нас нынче виноград зацвёл, - почему-то сказала я не в тему.
   - Интересно, какие глазки у внученьки? - Беспокоилась Иринка о своём. - Хоть бы зелёные были, как у меня.
   - Я думаю, карие будут. Отцовская дочь, - сказала я, а про себя думала, - и волосы первые чёрные полностью сменятся через год, а уж глазки-то точно потемнеют, полгода не пройдёт.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

325

  
  
  
  
  
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"