Аннотация: Жизнь и приключения хулигана и западлянца в стране додоиков
Часть I. Отражение в зелёных глазах.
1. Дым без огня.
Началось это утро, не выделяясь ничем особым из обоймы таких же точно будней - нескончаемых, мелькавших будто кадры знакомой киноплёнки смен времени суток. И утомлённое за лето солнце опять подсветило горизонт со стороны, где по мнению сведущих людей находился восток. Тронувшись в накатанный тысячелетиями путь, оно равнодушно явило макушку, показав, что обитателям города давно пора распечатать очередной день. Ещё один, а растревоженный многоголосым перезвоном будильников, народ прогнал остатки сна, засуетился и наводнил прохладные улицы.
Целеустремлённо двигаясь по искрящемуся от струй ранних поливалок асфальту, кто на работу, а кто и к закрытым пока магазинам, сами того не ведая, люди стирали подошвами остатки ночного покоя кварталов. Проложить дорогу в новое сегодня им помогала и разгоравшаяся золотистым пламенем заря. Пронзая лучами кроны задумчивых в безветрии деревьев, скользнув под самые укромные дворовые кущи, рассвет всё настойчивей вытеснял последние клочки зябкого сумрака.
Тьма растаяла, и постепенно набился пассажирами застоявшийся, играющий бликами свежей уборки транспорт. Сначала - неуверенно, с какой-то даже неохотой. А затем, по мере приближения к старательно оттягиваемой многими трудящимися первой минуте своего рабочего времени - всё более ненасытно. Завертевшись в круговороте перекрёстков и площадей, он поглотил переполненные остановки и разбежался по выскобленным до мельчайших деталей маршрутам.
Наконец стало совсем светло. Небо налилось пронзительной чистоты синевой, а лёгкий бриз едва заметно колыхнул опадающую листву. Ни облачка. Так бывает перед заморозками, но невзирая на густевшие людские потоки, скорое дуновение зимы и сбрасывающие отголоски дремотного безмолвия заводы с учреждениями, каждая частичка атмосферы погожего октября сияла предвкушением грядущих выходных.
Пятница - любимый день горожан, и не омрачённая хмурыми тучами его прелюдия настраивала на благодушный умиротворяющий лад. "Продержаться бы до обеда, а там - хоть всемирный потоп!" - лелеяло грандиозные вечерние планы большинство выжатых за трудовую неделю обывателей. И казалось, всё шло именно к тому. Практически всё, ведь ни одна испытанная годами примета пусть и слабым намёком не оповестила население о признаках подкравшейся грозной беды.
Часы молчали девять, когда данный отрезок второй половины 80-х принялся вычёркивать из жизни Серёга. Не отступая ни на шаг от собственного классического распорядка, прямо с утра. Он нехотя проснулся, обильно, мощно позавтракал, и только нацелился было пригреться на стареньком клетчатом диванчике возле телевизора, как оказался выставлен за дверь. Родная бабушка - ярая поборница жёстко-авторитарных методов руководства в семье властным жестом вручила внуку две авоськи.
"Ну вот, понеслись в дурдоме танцы" - машинально отметил паренёк, приняв и скромно замешанную мелкими бумажными купюрами горсть монет. Кучку, на сторонний взгляд бесформенную, однако - выверенную суммой до копейки. Подозрительно осмотрев внучка, старушка пересыпала деньги ему в ладонь и напнула по магазинам завоёвывать продукты. А на "круг почёта" выделила всего полчаса.
Под суровым напутственным взором он скривился, демонстрируя всем своим видом, будто тяжкая обязанность молодой организм чрезвычайно напрягла. Даже немного повозникал: типа нормативы чемпиона мира по бегу не имеют к нему никакого отношения. Но всплеск недовольства явился лишь инстинктивной реакцией на поручение - таким отпором мозг встретил бы и любой другой сигнал к действию, поступивший извне. Абсолютно любой. На самом же деле Серёга отправился добывать пропитание с великим энтузиазмом. Натурально полетел, преодолевая одним прыжком гулкие лестничные марши подъезда. Поскакал, будто на пружинах, ведь торговые заведения давно стали главной его слабостью. И потому, прикинув маршрут, их предстоящий обход юноша наметил с гастронома.
Ещё в середине века центр города был просторно застроен четырёх-пятиэтажными зданиями. Отличались они громадными окнами, арками, фасадами "под театр" и фигурными балконами всевозможных форм, чётко повторяющих очертаниями траекторию полёта проектировочной мысли. Силу необузданную, если не держать оную на коротком поводке.
Явным подтверждением изысканий абстракционистов минувших эпох служило и множество разбросанных по ним лепных архитектурных излишеств - выступающих куда попало пучков трёхметровых колосьев-мутантов или застывших в монументальных позах работяг с различными образцами ручного инструмента. Лапищи до пола у кузнецов, гигантские бюсты за символическими туниками худощавых колхозниц, одноплечий шахтёр под отбойным молотом калибра ракеты "СС-20". Изображая радостный труд на благо страны, остановленные в движении посреди стен, портиков и под крышами, рослые каменные барельефы впечатляли. Только вот запечатлённые вблизи пика творческого экстаза лица почему-то уставились на мир зверским оскалом. Встретишь такое перед сном - прощай, спокойная ночь. У некоторых же безмолвных, расплющенных по орнаментам пустоглазых истуканов, оно и вовсе выглядело трагически мученическими. Не соответствовал внешний победоносный задор элиты отечества её скрытым чувствам, и баста. Нехорошо. Не по-коммунистически, но всё равно, практически каждое строение представало воплощением индивидуальности архитекторского замысла. Дома обладали ярко подчёркнутым своеобразием, неповторимыми деталями наружной отделки, и возводились с уважением к людям, их населявшим.
А основная часть магазинов района имела с Серёгиной рациональной точки зрения весьма странную, зато необычайно удобную для всякого рода "народных промыслов" планировку. И чудеса брали разбег уже из фойе.
Посудите сами: вместо того, чтобы попасть через входную дверь прямиком к торговым залам, почти во всех универсамах среднестатистический покупатель сразу утыкался в большую длинную тумбу. Сооружение, образовывавшее непреодолимый, плавно выводящий на кассы барьер. Пограничный пост, гроб надежд людских, и на его изношенную жизнью твердь все водружали свои торбы. Привыкшие к переноске тяжестей, ладони чувствовали пустоту, тогда публика хватала кошелёк, решётчатую корзину и пускалась в круговорот по отделам. От молочного к "Дохлой рыбе"; оттуда - в бакалею, снова за сыром, пристраиваясь к очередям и делая умеренные или не слишком покупки.
Согласно обычаю, товар население атаковало с руганью, давкой и спортивным азартом, а оплатив - при отбытии перекладывало обратно в тару. Так просто, но настоящие правильные пацаны, к числу которых без сомнений относил себя Серёга, всегда, вне зависимости от погоды или даты на календаре вели себя с точностью до наоборот.
Каждый день, не исключая выходных, распахивал он врата определённого профиля рая в угрожающих оттисках "Добро пожаловать". Окидывал смелым взором помещение и случайно забывал пришвартовать сумку на неохраняемый аэродром. Проникнув же непосредственно к царству прилавков и лотков - степенно наполнял пошитый из брезентовой палатки уютный мешочек двухведёрной ёмкости всем, чем хотела удивить обывателей советская торговля. Не отказывал в гостеприимстве даже солидольной фактуры повидлу, а затем, смущаясь и терзаясь угрызениями совести, ставил улов поверх тумбы. Правда, уже с внутренней стороны зала, незаметно и кое-как подняв рекордный вес.
Избавившись от трещавшего по швам "невода", контроль на кассе парнишка проходил пустым, точно карман учёного. Хотя и не всегда: для разнообразия рутинной процедуры, разгулявшись, Серёга изредка приобретал окаменелый в многомесячном ожидании владельца плавленый сырок "Дружба" за четырнадцать копеек. Баловал он продавцов - что тут добавишь.
"Молочные продукты - основа здоровья нации!" - нужный лозунг, прибитый прямо над холодильным ларём с заплесневелым скукожившимся непонятно чем в треснутых золотинках, и отрок внял ему безоговорочно. Посему и выдавал кассиршам жалкую стоимость липкой какашки в футляре с лёгким сердцем. На добрую память: пускай ценят его щедрость. А вместо слов благодарности, те впивались испепеляюще-ненавистными, откровенно презрительными или просто чёрствыми взглядами в одухотворённую пионерством физиономию молодого покупателя, бесцеремонно шаря глазами по одежде и пытаясь обвешать всеми смертными грехами сразу. Большинство их могло бы расплавить и гранитную скалу, только на неудовольствие тёток в стоячих подкрахмаленных чепчиках, наделявших любую обликом типичного пугала, победа в немом поединке неизменно оставалась за честным юнцом, забредшим к ним исключительно ради любопытства. "На кошечках тренируйтесь" - мысленно советовал напоследок семейный посол недоброй воли устами героев "Операции Ы". Показывал пару дырявых карманов, и уже после такого унизительного испытания спокойно принимал отягощённый продовольственным набором баул возле финиша.
"Каков орёл!" - восхищённо воздали бы ему хвалу работники пищеторга, стоило им узнать, что столь нехитрым образом местами благообразный юноша поступал лет с двенадцати. Действовал уверенно, отшлифовал схему транзита до мелочей, а в вопросах частичной разгрузки торговых точек носил среди окрестной пацанвы звание эксперта.
Проделав аналогичный фокус и в хлебном, для чего потребовалась вторая авоська, Серёга с сожалением обнаружил у себя на балансе всего три с полтиной рубля навара.
- Негусто, скажем прямо! - прямо сказал он скривившись, ведь и от этой мизерной подачки судьбы предстояло оторвать немалый кусок, с болью душевной вернув домой 18 копеек сдачи. Натуральный грабёж! Противозаконная эксплуатация детского труда, и пренебрежительно встряхнув на ладони сиротские медяки, добытчик посетовал сам себе, что бабуле не потребовались ни дорогостоящая курица, ни колбаса.
Он с радостью "закупил" бы продуктов ещё рубля на три. Да хоть на все восемь, но стараясь особо не злоупотреблять доверием продовольственных лабазов, по личной инициативе рачительный подросток прихватывал излишек провианта только в меру надобности - для умятия с друзьями. Посему, надумав ещё пополнить стартовый капитал, он унёс сумку на растерзание старушке, вырулил к остановке, сел в первый попавшийся троллейбус и тут же приласкал кассовый аппарат маленькой шустрой копейкой.
Серёга очень ценил электротранспорт. В отличие от автобуса, где верхняя часть ящика для сбора денег была выполнена стеклянной, с движущейся лентой, а всякий доброжелатель мог срубить пожертвованную ненасытной утробе сумму, троллейбусы и трамваи оснащались полностью металлическими кассами. Просто подарок, но билет на трамс стоил всего три копейки.
Три! Цена стакана бурды из газировочного автомата, и ввиду данной неустранимой причины работать в трясущемся по рельсам саквояже приходилось долго, что напрямую вело к снижению эффективности предприятия при равной выручке. А самое главное - линии трамваев исторически прокладывались через окраины города. Грязь, утлые мазанки, груды мусора, мелкий домашний скот вокруг луж. Потеснённая на задворки современности деревня, и ездило там одно бичьё, готовое удавиться за ничтожный номинал талончика.
"Ну и кунсткамера!" - не уставал поражаться юный пассажир, очередной раз забившись в вечно переполненный звенящий шарабан при нужде добраться к неохваченным цивилизацией районам. "Точно - зоопарк на колёсах. Даже билеты у входа продают" - морщился он, протискиваясь к окну, ведь с таким гиблым контингентом постоянно присутствовал риск возникновения конфликтов.
Троллейбус же занимал среди общественного транспорта золотую нишу. Народ по мягким диванам быстроходных рогоносцев в основном располагался интеллигентный, веривший человеку на слово, да и такса составляла удобный во всех плоскостях знаменатель. Пятачок, а на него прекрасно делилась любая серьёзная монета из чьих угодно рук.
И вот, громогласно заявив дремавшей в полупустом салоне публике, что именно сейчас тот собственноручно обогрел кассу пятьюдесятью копейками железной денежкой, Серёга шлёпнулся рядом. На место "передаста", которое никто старался не занимать, дабы не грузить туда-сюда из разных концов тралика горы мелочи и не рассылать по обратке билеты. Незавидная роль для простого ханыги, но никак не для крупного кредитора обывательской массы. Ни одного броска мимо! Только сквозь фильтр, и приняв позу готового к прыжку вратаря, он застыл в ожидании паса.
Однако столь самоотверженный пассаж ответной реакции восторга в убаюканных дорогой сердцах попутчиков не вызвал, и паренёк предался раздумьям. Мысли текли в правильном русле, посему быстро и неизбежно привели его к выводу: опрокидывать государство на деньги примерный гражданин не собирался вовсе. Более того - оно халявно зарабатывало на каждом вынужденном его проезде целую копейку, и мигом лишилось бы сей финансовой глыбы, начни растущий налогонеплательщик передвигаться пешком. Ведь тот просто цедил пену с условно заявленной суммы и не наглел окончательно, скидывая в щель монетоприёмника ломтик фольги или другой "исходный предмет бизнеса". Звон-то слышали все, а что сборщик податей попутно ошкуривал негров - так это сугубо личное их дело.
И как не мечталось иногда ломануть заманчивую серенькую дверцу, тем не менее, на кассу он не покушался. Ни единожды, а следовательно перед законом и внутренней целостностью личности оставался кристально чист. Ну, почти кристально.
Логично? Вполне, и отсюда ясно проглядывалось: несознательный клиент линейно-транспортного управления сам, своими копчёными ручищами обувал любимую советскую власть. Доверил же расчёт посреднику в образе вспомогательной фигуры возле облезлого ящичка? Да: факт налицо. К делу укрепления народного контроля спустя рукава отнёсся - снова есть. Бдительность потерял, а так и шпиона у домашней постели прокараулить недолго!
Эпизодически прерывая глубокие, с любого угла обоснованные рассуждения изъятием пятаков у жаждавших приобрести право на пребывание в троллейбусе, полукондуктор неспешно настрогал рубля полтора. Даже без облома раздавал сдачу с нала, крупнее требуемого. До копейки. Вот бы у кого поучиться обходительному сервису рвачам из маршруток. Отношению к людям - тоже, а проехав остановок восемь и взвесив возросший актив, образец вежливой щепетильности решил: в данной ситуации излишняя жадность его вряд ли украсит. Да и кто знает, вдруг какой-нибудь прикорнувший самец окажется доморощенным бухгалтером и станет вполглаза завистливо подсчитывать более чем компактный доход труженика.
"Ну, явно - палит, вошь шестиногая!" - утвердился он в догадке, неприязненно оглядывая соседа, изображавшего отвлечённый вид на толстой морде с бородкой под Ленина. Сам бы попробовал кондукторского хлеба, ведь все только на готовенькое мастера. "Выкладываешься, потеешь, халтуры стараешься не допускать, а тебя - цап за шкварник! И верещать" - вспоминал подходящие случаи Серёга. Финита ля. Комедия за три рубля, и сколько он не прогонял дурные мысли, те окружали голову всё настойчивей.
"Да, хату пора менять" - склонился к окончательному мнению парнишка, со вздохом покинув гнёздышко и продав напоследок злющей тётке в сизых штанах свой билет.
Неблагодарная. Едва успев вскочить на подножку и тут же получив из добрых рук цифровую комбинацию, она уязвила благодетеля такими царапавшим когтями оком, что несчастный молодой человек поневоле внутренне съёжился. А за это, стоило тонкогубой выдре отвернуться и пойти к сиденьям - нырнул вслед, очистив от фольги мимолётом уведённый из гастронома и отдыхавший в кармане сырок.
Нет, он не проголодался; просто в отместку за беспочвенные подозрения "бортпроводник" задумал примостить клейкий жёлтенький брусочек на кресло. Сразу, как только тётенька обработает глазом пыльный троллейбус, и наметив точку для пикирования, выберет самое чистое.
Конвоировать долго не пришлось. Попутчица скривилась над целью тощим неухоженным задом, и подарок лёг поверх дерматиновой завалинки у лобового стекла. "Прошу, маэстро - займите место" - прошептал он со спины. Машину колыхнуло, и пассажирка опустилась на нежно взбитую подушечку.
"Ни тебе, спасибо. Ни тебе милой улыбки. Как всегда" - огорчился Серёга. Но лишь на секунду, и с чувством перевыполненного долга покинул "сохатого" при ближайшем хлопке дверей-раскладушек.
Заскочив в тралик обратного направления, он провернул аналогичную валютную операцию, практически не внося туда никаких изменений. За исключением, что на борту у расфасовщика дани не оказалось второй "Дружбы". Жаль, не предусмотрел; и завершил турне утомлённый выемкой из обращения денежной массы юноша опять перед своим домом, укрепившись ещё на рубль. Конечно, бонус оказался невелик, зато и утраченное из жизни время составило в оба конца всего минут двадцать.
А существовали дни, когда он торчал посреди троллейбусов часами, имея к окончанию напряжённой смены рублей 45-50. Случалось - проводил и масштабные "разовые акции" подобного рода.
Предварительно проникшись идеей, отрок вталкивался через задний вход "Икаруса"-гармошки возле пересадочной остановки. Стандартного ржавого покосившегося навеса с ларьком по продаже никому ненужных месячных проездных билетов. Здесь обычно пустой тарантас битком надувался потным народом, а людишки ехали в какой-то дальний, загромождённый многоэтажками микрорайон.
Подавившись пару минут у площадки между наступающими друг другу на ласты недовольными ворчливыми дядьками и тётками, первые из которых к тому же невзначай лапали последних, чему Серёга неоднократно являлся прямым свидетелем, а ещё неоднократнее - участником, он прорывался к висевшей за передней дверью кассе. Лез "ходок по головам" с боем, оставляя врагу пуговицы, а заодно собирал с упревших пиплов взносы. Задача - оседлать гребень вала дензнаков, хлынувший для передачи в оплату проезда. Вернее - того, что оным можно было назвать лишь при длинном перечне оговорок. Ведь схожая увеселительная прогулка стала неотъемлемым элементом быта многих павших заложниками градостроительной архитектуры людей.
Планировка разраставшегося города загнала их по коробочкам каменных муравейников, да ещё и в такие мрачные углы, куда не ступала созданная под круглогодичный чистенький асфальт нога паренька. А места работы остались у прежних обиталищ. Умно придумано: тут и физическая нагрузка, и живое общение, и экскурсия с дикторской озвучкой достопримечательностей, типа "следующая остановка: Психбольница". Всё в одном помойном ведре - автобусе. Маршруты-соковыжималкии, и скорее, они без скромности больше смахивали на подвоз в вертикальной стойке сплющенных задохнувшихся тел к участкам массового захоронения. Но это не важно.
Ювелирно рассчитав траекторию, он таранил сплочённые ряды липких спутников, успевая презреть могилку наличности с полными её кулаками и карманами точно перед торможением "гусеницы" около Училища N 3.
Из каких благих устремлений в совершенно необитаемом поле отгрохали изящную будочку - аналог тяжёлого бетонного бункера времён войны, Серёга понять не мог, только ни один пассажир там ни разу не вывалился. Впрочем, удивляться и нечему: никакого намёка хоть на обломки строения в простиравшейся километра на полтора пустынной местности не маячило. А возвели её, вероятно, согласно требованиям однобоких ведомственных законов, регламентировавших максимальную удалённость друг от друга объектов подобного толка.
Грамотно сработали, с огоньком. Не иначе - досрочно к непрекращающейся вялотекущей годовщине сдали. Ленточку безответную искромсали, и через газету пропечатали. Хотя, стоит поковыряться в сути таких вот явлений глубже, и любому становится ясно: сам по себе Закон - сухая отвлечённая теория. Силён же он, лишь обладая прочной исполнительной базой и насыщенными комментариями, разъясняющими недалёкому, но ретивому низовому звену цепочки "поручителей", как именно надо действовать. И главное - в каких границах разумного; а прежде, чем его реализовывать, лучше трижды подумать: "Надо ли? А про нас ли тот закон?".
Подумать, только человек, имеющий на плечах голову и одновременно наделенный властью, в стране его юности считался крайней редкостью. С мозгом же в этой голове - вообще был исключением из нормы, что постоянно приводило к дичайшим перекосам и извращениям самого смысла изданного закона. И чем зачастую пользовался парнишка для извлечения собственной выгоды. В данное время - подкатывая к эфемерному "Училищу N 3".
Он мог бы достать из памяти бесконечное множество примеров торжества всеобъемлющего принципа: "Дуракам закон не писан", с приложениями: "Если писан - то не читан; если читан - то не понят; если понят - то не так", но пора было и закругляться. В мутноватом стекле уже вырисовывался силуэт серенького павильона, давно приведённого к состоянию общего туалета прохожими, разглядевшими его предназначение именно в столь полезном качестве.
Там не выходил никто. Никогда. Зато всегда выходил Серёга, и едва замечал близость финиша - сразу признавал миссию по доставке тяжёлых монет завершённой. Подведя же её черновые итоги, он мало противился желанию вознаградить себя за губительный для здоровья труд. "Инкассатор" выжидал, пока перекосившийся на бок автобус не начнёт устало отваливать от пятачка, прикрывая двери. А поймав сей ключевой момент - выскакивал из бабковоза и проворно исчезал среди изобилия росших вокруг дремучих запылённых кустов.
Правда, такого уровня эстафеты юный фанат коллективного перемещения проводил достаточно редко. Не реже, чем после двух-трёхмесячной передышки, справедливо полагая: его курносая конопатая физиономия с лукаво оформленными зеленоватыми глазами, всеми чёрточками зовущая доверить обладателю оной крупные материальные ценности, нисколько не опасаясь за их дальнейшую судьбу, по салонам рано или поздно примелькается. И невинное создание, пав жертвой людской мстительности, может встрять на банальной ерунде, как иногда приключалось с некоторыми его подражателями.
К тому же, не любил паренёк слишком уж паразитировать под носом общества. Не осмеливался переступить через высокое звание советского человека, хотя и проездил всё детство зайцем, умудрившись ни единого раза не скрасить билетом путешествие. Вне зависимости от расстояния, но то была вынужденная мера: так компенсировались ужасные условия передвижения в душных "скотомогильниках". Не стоило оно платы.
И какой подъём с экономии пятачка? Пыль. Да и не ощущалось ничего приятного в положении зайчишки, трусливо жавшегося за сиденьями и готового задать стрекача при виде каждой лезущей с остановки протокольной морды. Где здесь сыновняя гордость за счастье родиться в великой стране? Стыдно, граждане. Поэтому, слегка повзрослев, Серёга с друзьями выработали методику кантовки по городу, образно выражаясь: львами. Как сами характеризовали личное пребывание на транспорте.
Сущность его "царь бесхвостых зверей" наглядно продемонстрировал в утреннем троллейбусе. Способ оказался солидным, прибыльным, уважаемым ребятами. Дерготня из района в район наполнилась разумной составляющей, но с годами хищников развелось - джунглей хватать перестало. Только шасть к кормушке - а там уже целый выводок поджидает. Глаза жаждой металла горят, когти навыпуск, зубы вот-вот у горла клацнут. Конкуренция. За обладание дойными тёлочками, хотя подобная роль и далеко не всем вышла по зубам.
Что такое заяц? Мелкий пассивный нарушитель, пресмыкающийся перед любым пассажиром. Ну, поймают, всандалят хорошего пендаля, и прощай до следующего свидания. Льву столь райские "условия содержания" не могли и сниться. Натуральным счастьем взять его за лапу, выполнив тем самым свой плешивый гражданский долг, ставили своёй задачей бесчисленные автобусные правдолюбцы, контролёры, а особенно - водилы. Но подобный улов был крайне редок, значит и ценился на вес золота.
Минус к минусу - плюс лишь в тетрадке. А жизнь не математика, и случалось, льва накрывали с поличным. Без разницы где и как, зато при неизменных почестях: выволакивали из салона и тащили здоровенной толпой пешим галопом в милицию. Зачастую, через половину города, только флагов с литаврами не хватало. Радетели, блин, за отчизну.
Не жалко было общественникам драгоценного времени на такую фигню? Лучше бы отдали его Серёге, ведь ровно спустя пять минут после оформления материалов на притихшего львишку и смыва последнего доброжелателя, того выпинывали из ментовки, отправив пестревшие истерическими показаниями бумажки в коридорную урну. Честь и хвала родной милиции! Похоже, там подобрались сплошь серьёзные люди, а серьёзные люди мелочёвкой не занимаются. И правильно.
С другой стороны, даже без каких либо санкций, чуток посидев на киче и испытав сильнейший стресс, множество подростков сбрасывали случайно доставшиеся маски и опять превращались в пушистеньких автобусных зайчиков. Обрастая деталями, их "муки в застенках" широко тиражировались леденящей молвой, и действительные "ужасы саванны" вновь обретали пастбища.
Именно по совокупности указанных факторов, обстановку, при которой копейка сыпалась с риском, парнишка обожал. Погружение в неё приносило поистине ураганный заряд так необходимого молодому мозгу адреналина, держало в тонусе лучше любого допинга и насыщало мир яркими красками. Но тем не менее, отягощаться сходными с мелким дорожным разбоем мероприятиями он стремился пореже.
Думаете, трусил? Фигушки! Попросту добивался, чтобы каждое удачно вылепленное дельце превращалось в классное приключение, не становясь обыденной нудной работой. Да и не искал он шершавой известности, стараясь чуждаться разного рода публичных экспроприаций или гоп-стопов шумными компаниями. А если уж, учитывая среду обитания, юноше и доводилось участвовать в "активных развлечениях", тот пытался занять при налётах незаметную, второстепенную роль.
Совсем иная ботва - объекты и территории, где имелся шанс прокрутить "тайную операцию". Там Серёга чувствовал себя опытной рыбой в мутной воде, а одним из громадного изобилия таких местечек по праву считал баню. Ветхое облупившееся по фасаду двухэтажное сооружение в самом центре района.
Чем она так привлекала публику, маня к себе не хуже магнита, с первого взгляда понять трудно. Изяществом и утончённостью досуга? Вряд ли: что возвышенного в монотонном хождении с оцинкованной шайкой среди пара и орд поддатых особей в простынях, да неусыпной слежке за собственными вещами. Уровнем сервиса? Тоже нет: ради групповой помывки за двадцать копеек предстояло часок-другой отсидеть в живой очереди перед входом отделения. Удовольствие лишь для одуревших от скуки пенсионеров. Однако заведение не пустовало, и популярность "банно-стаканного" времяпровождения можно было объяснить только одним - приобщением к декларированному кем-то всеобщему равенству голых.
Равны ли они в бане - вопрос спорный и философский, но внутри и снаружи пахнущего гигиеной строения неистребимо сновал перемешанный алкоголиками, гружёный вениками в авоськах разнополый люд. И это уже кое-что значило: при желании, рано или поздно возле открытой до 23.00 мыльницы удавалось встретить кого угодно. Независимо от чина, имущественного ценза и образования, а чтобы народу бегалось веселее, молодёжь шутила над любителями взбодриться связкой берёзовых веток. Серёга с товарищами вырубали там в тёмные периоды суток электричество.
Да, столь нелепые казусы изредка случались. Вообще-то - не изредка, и не только в баньке. Устав бороться с подобными неудобствами, ставшими прообразом, примером, взятым на вооружение творцами великих веерных отключений грядущих эпох, население Центра стонало и роптало повсеместно.
А чего, спрашивается, ради? Без разминки с подготовкой всякое дело сложнее стократ, и вызывающая одно неприятие обывательской массы, слава подвигов первопроходцев набирает нимба лишь по мере удаления в летах. Тем более - дожить до будущего суждено не каждому, и парни пока обкатывали аттракцион слепых на ограниченном пространстве. Хотя, противодействовать им даже здесь оказалось занятием бесперспективным. По причине владения добытым "в вечную аренду" у электриков и отмыкавшим любую трансформаторную будку ключом.
Нашпигованная кричащими голыми людьми, баня вечером без света - зрелище по красоте и силе воздействия неописуемое. Жаль только, до темноты было ещё далеко. В "ухвати письку" не поиграешь; посему, снова запланировав ссудить немного деньжат, да и не встретив после набитого капустой троллейбуса никого из знакомых, Серёга направился к зданию.
Грязных по лавочкам у крыльца расселось - пропасть. Судача о том о сём, все ждали свободной вешалки с перевёрнутым рядом тазиком. "Мочалкин блюз" под аранжировкой хора имени Пятницко-субботнего, и он безучастно обозрел контрастный рокочущий кворум. Глянул на небо, опять убедился, что в разгаре идеальных условий видимости день, и напевая: "Ещё не вечер. Ещё не вечер. Ещё в запасе время есть у нас с тобой...", обогнул угол, проникнув на первый этаж с чёрного хода.
В рабочие часы тот никогда не унижал гостя запорами, начинаясь крохотной неосвещённой площадкой, откуда к различным секторам постройки вели разветвления запутанных переходов. Но сегодня их клубок не интересовал. Нужна была всего одна низенькая дверь, и вот, преодолев хлипкую преграду, он оказался у цели.
Вдоль стен направленного по азимуту местного буфета сумрачного коридора, куда попал "немытый посетитель", хранилось банное барахло, убитые вещи торгового быта и ящики с бутылками из-под пива. А пиво - этот воспетый многими поколениями лириков напиток, выставлялось в закусочных и магазинах за 45-50 копеек, двадцать из которых составляла собственно стоимость пустого пузыря.
Мощно! Да что там - великолепно, и немногие ребята пренебрегали славившимся высокой доходностью бизнесом по обороту бутылок.
Учитывая перечисленные позиции и быстро освоившись в полумраке, он аккуратно без звона взял ящик зелёных флаконов. Сросшись же с весом посуды - вырулил на улицу, отмотал назад десяток метров, и войдя через парадную калитку, зашагал к кафетерию.
По дороге блеснуло зеркало фойе. В нём промелькнул высокий разбитной хлопчик пятнадцати целых девяти десятых лет, тоже куда-то тянущий бутылки и обративший внимание на коллегу. "Подстричься бы ему не мешало..." - отстранённо заметил Серёга: "А так - хоть в мавзолей укладывайся. Красавец!". Он подмигнул призраку и возник возле стойки, где предложил стандартно полупьяной мятой буфетчице обменять груз на денежку.
Даже не поглядев в сторону такого значимого клиента, на эту священную просьбу тётища сквозь лень выплюнула отполированное годами и непробиваемой совковостью: "Нет тары". "Пошёл на фиг, фонарь!" - расшифровал пространную тираду давно привыкший к подобному обращению юноша. Но с ним заговорили!
"Ёмкий ответ" - уважительно отметил "подносчик боеприпасов" и понял: начало партии складывается вполне благоприятно. Тогда, засветив ящик, Серёга дал понять бабенции габаритов штангиста-тяжеловеса, что пончик зря держит его за чёрта. Опалубку, кстати, средним количеством нагромождённую пустой в только что покинутом закутке, оптовик прихватил свою.
Весьма удивив, деревянный квадрат вывел торговку из забытья. Наличие короба сразу изменило комбинацию фигур в его пользу, и просителя одарили кругленькой суммой четыре рубля пятьдесят копеек. Причём, россыпь благоухающих свободой фантиков тот зацепил по делу, а полташ - за грубо сколоченный из необструганной доски каркас с перекрестиями ячеек, великодушно уступив его насовсем. Но ведь тара, тара, тара-рара, бодрыми подсчётами буфетной тумбы сама по себе оценивалась раза в три дороже. Вот она - искра удачи среди мрака похмельного утра! Душа её пела и плясала, а покрывшаяся счастливой улыбкой румяная шайба уже ощущала под оборками некогда беленького фартука шуршание целого, возникшего буквально из ниоткуда рубля.
Разочаровывать тётушку раньше времени молодой человек не стал, а в ознаменование сделки угодливо помог ей донести ящик до базы. Поставил точно на пятно, откуда снял за секунды перед открытием торгов, и гордо сияя достоинством (в хорошем смысле данного определения), выбрался из мойдодырки главной дорогой.
Пришлось даже сделать утомительный крюк. Двадцать! Двадцать шагов и ступени крыльца, дабы не слить банщице свою осведомлённость об уязвимой "пацанской".
"Ладушки, не потопаешь - не полопаешь" - смирился Серёга. Нет, лучше: "Не топнешь - не лопнешь!" - усмехнулся паренёк, оставляя вшивый домик с его мыльными постояльцами за кадром. А оценив пропущенные через "шлюз" и частично осевшие на борту финансовые потоки - посовещался и заключил: вполне удачную вспашку местности можно признать оконченной. Солнышко ещё не перевалило полдень, и под ручку с чистой, разомлевшей возле парилки совестью, он полетел проматывать свежесколоченное состояние.
"Хорошо, когда денежкам тесно в карманах! А ещё приятней - если тесно им капитально. Вовсе же зашибись, когда башли оттягивают карман и увесисто и всегда!" - радовался последним денёчкам золотой осени труженик.
Он брёл по шуршащим кленовой листвой бульварам, теребил пальцами "зарплату", улыбался миру, но знал твёрдо: никогда, ни под каким предлогом не посвятить ему жизнь алчной всеохватывающей мании стяжательства. "Фи!" - как сказали бы в приличном обществе. Допустим, при дворе какого-нибудь средневекового короля норманнов, и вообще-то совсем не жажда наживы, а совершенно иное постоянно терзало изнутри Серёгу с подобными ему ребятами. Теми, из которых состоял костяк его компании. Друзьями прочно овладела неистовая испепеляющая страсть, именуемая одним словом - западлянство. Лишь ради неё паренёк считал себя готовым абсолютно на всё, будучи настоящим идейным западлянцем и мастером своего дела.
В Центре - сердце города, отвоёванном несколькими поколениями молодёжи в стычках с хулиганьём из других районов, где представители оной чувствовали себя полновластными хозяевами любой щепки, её земли касавшейся; среди тихих уютных улочек, старых домов, многочисленных парков и скверов, под порог неприметных зелёных двориков кто-то и обронил озорное семя. Давно это было, только попав на благоприятную почву, оно стало бурно развиваться, по прошествии лет переродясь в массовое, без остатка захватившее помыслы юных легионов движение.
Уже с раннего детства пацанята испытывали чисто отвлечённый, академический интерес в отношении различных предметов и явлений. К примеру, им до нервного тика хотелось понять: горит ли облитая маслом дерматиновая дверь? Что крепче - пустая бутылка или голова, и какую фразу произнесёт человек, наступив в вырытую у дороги яму с водой?
Вот и вам, признайтесь, разве не занятно? Но не почерпнув на свои животрепещущие вопросы ни одного полноценного и внятного отклика из традиционных источников знаний, ребятня приступила к первым неумелым опытам в постижении мира.
Можно ли осудить человека, пусть - маленького, желающего хотя бы частично удовлетворить любопытство? Оказалось - ещё как, и мальчишки сразу натолкнулись на активное неприятие окружающих. Выяснилось быстро: правами они обладали не большими, чем заключённые штрафного карцера тюряги, а место свежей поросли отводилось при дворовых песочницах. Там, определением взрослых, ей предстояло нянчить засохший собачий помёт до тех пор, пока не начнут пробиваться усы. Либо, как вариант - в перерывах между планомерным подметанием улиц заниматься влажной уборкой родного подъезда.
С течением времени наезды становились всё жёстче, и к процессу формирования личности подключилась школа. Пацанов лихо спеленали штампованной формой, под завязку напичкали напрочь ненужными в нормальной жизни сведениями, вроде формулы Гей-Люссака, заставили маршировать под барабан и строго указали, какую именно причёску следовало носить.
Особенно же отрывались на подростках те, кого тиранили дома близкие, а то и самого дома в наличии не имелось. О кого вытирали ноги на работе, или просто он коротал дни беспробудным оленем. Активисты, неудачники и мозгоклюи разного пошиба, большинством, однако, представленные в окружении ребят замшелым старьём. Получая зуботычины среди равных, усохшие от злобы пердуны-консерваторы обоих полов вели непрестанный поиск кого-то слабее или угнетённей себя, дабы, продемонстрировав собственное величие, выплеснуть на него скопившиеся амбиции. И как же много расползлось такого шлака по дну общества людей-винтиков, заполонивших страну с неудавшейся судьбой.
Без счёта; макая юность в лишённые какой-либо разумной основы и практической ценности нравоучения, любители нагадить у чужой тарелки подстерегали "молокососов" абсолютно везде. А влача существование - усугублённую тупизмом копию будней рабов Древней Спарты, восхваляли его, гордясь и мечтая принудить жить так других.
Патриоты с маразматиками стучали на молодёжь во все мыслимые инстанции. При малейших зачатках инициативы - били по рукам и песочили сознание. Категорически воспрещали то, что исподтишка делали сами. Всегда и беспрекословно обеспечивали полем дармового труда, навязывали протухшие идеалы стада, секли за её передвижениями, досугом и отовсюду выгоняли. В общем - каждый по мере способностей портили удовольствие от бесшабашного периода отрочества. Буквально день ото дня претензий становилось больше, отношение к пацанам - гаже... И тогда они восстали.
Сперва против самых оголтелых недоброжелателей, а потом и прочих - более мелкопакостных грызунов, "народные мстители" начали осуществлять жестокие акции устрашения. Награды за длинный нос. Возмездие, принёсшее результат даже сверх ожидания. Раздираемый ужасом, враг отпрянул, а ребята постепенно осознали: поставить на уши кого угодно - раз плюнуть. Два, и он попкой рваной сверкает. Три - венок похоронный заказывать бежит. Многое им по плечу, если расковырять тему серьёзно и творчески.
Короче, старт западлянству был дан. А уже после, когда небольшие группки парней внезапно оказались хорошо организованными и информированными отрядами, когда обзавелись собственной философией, перекрывая общепринятые догмы свежими трактовками событий любого порядка, тормозить лавину стало поздно. Да, пожалуй - и нереально. Оценив её явное преимущество перед блёклым, диктуемым сводом пионерских законов при поддержке устава ВЛКСМ служением на задних лапках, новое поколение стремительно оценило вкус пропитанной романтикой времён батьки Махно жизни.
Основной своей целью западлянцы провозгласили создание невыносимой обстановки для всякого, кто их окружал, путём подавления потенциального неприятеля огнём, водой, газами или твёрдыми телами. Невзирая на его численность, вес и заслуги друг перед другом. А окончательным итогом "приручения" считался устойчивый паритет, при котором тот проникнется мыслью, что юные сограждане ни капли не хуже пузато-сумчатых и не будет особо борзеть. Уважение, основанное на страхе; да плюсом ещё служил мало с чем сравнимый кайф от самого процесса отвязного хулиганства.
В канву столь грандиозной задачи плавно укладывались и систематические мелкие, либо - напротив, хищения. Повсеместное кидалово тоже занимало весомый объём багажа дней их бренных. Молодецкие забавы, наряду с другими интересными делами, подробно описанные УК РСФСР. Разводки, торговля воздухом, поборы; Центр трещал ночами и в часы пик. Но к счастью, мнение ушлых детишек по вопросам классификации своих подвигов расходилось с толкованием данных нюансов бытия скованным нормами права обществом. У корня, и посему, действия, подчинённые достижению мирового господства районного масштаба, носили в юношеской среде расплывчатое название "операции".
"Брались" приятели за всевозможные профили или направления. Отсюда - насколько сложнее выглядела затея, настолько значимей и почётнее становился оттяпанный орган. Ведь при осуществлении "хирургического вмешательства" добывалось ничто иное, как боевые трофеи. Да, пусть прооперированные гордятся, если подавляющая их часть снабжала ребят дарующими независимость от родителей доходами и вновь запускалась в водоворот западлянства. Уже более качественного, глобального степенью встряски мещанского студня. Круг замыкался.
И всё-таки, смыслом его, со скидкой на возраст главных фигурантов, сначала была игра. Не прекращавшаяся ни на минуту, долгая, увлекательная; по собственным канонам и сюжету. Правда, размахом она скорее напоминала ведение полновесной партизанской войны в тылу противника, а на войне, как известно - все средства хороши.
Кому известно? Смазывая их сущность, проигнорировав место и период озвучивания, чужими, вырванными из контекста фразами умеет сыпать каждый. Латать хлёсткими, напыщенными, вознесёнными до ранга непререкаемой истины банальностями дыры междустрочий, стараясь компенсировать оными нулевой в области высказывания личный опыт. Хотя, правильнее было бы - не проверив сам, не пытайся втюхивать другим.
А раз так, молодым людям ничего не оставалось, как примерять общеизвестные незыблемые аксиомы к себе, своему времени и окружению, подтверждая или опровергая их практикой. Все без исключения, и любыми, подчас самыми невообразимыми способами, посланцы из завтра, где им предстояло Жить, постоянно испытывали мир на твёрдость и упругость. Тыкали. Рвали зубами. Били наотмашь с синяками в ответ, пока не убедились: тот оказался лишь плюшевым. Обволакивающим движения домашними занавесками, тянущим вглубь подушечной вязкости обывательского болота, не дающим вдохнуть полной грудью, приглушающим мысли и чувства. Зато мять его, подкладывая под себя, стало легко и приятно, а поступать подобным образом мог опять-таки каждый. Тем более - Серёга.
Но к полудню достойного повода вырваться бурлящим внутри тектоническим силам он не находил, отчего шаг за шагом впадал в премерзкое настроение. Мелькавшие перед глазами зачатки идей рисовались каким-то плоскими, бесхребетными, неоднократно опробованными. И парнишка просто ворошил увядшие воспоминания о лете. Под его подошвами Земля вращалась чуть быстрей, а верные ноги, столько выручавшие остальной организм из гнилейших передряг и живущие теперь собственным костным мозгом, случайно занесли владельца в Центральный универмаг города.
Магазинище удерживал поистине стратегический плацдарм - у слияния крупных магистралей, трамвайных путей и жизненных интересов громадного числа обитателей Центра. Охваченный с двух углов перекрёстками, вклинивался он в море людское возведённым точно по чертежам тюрьмы середины века гранёным кубическим сооружением. Тюрьмы красивой, трёхэтажной, благоустроенной, ведь назначение постройки выдавали только сплошные ряды высоких, чистых от решёток окон. А за ними совпадало многое. Пепельно-седые стены, локальный двор, куча дверей в подсобки. Имелись равные хитростью маршрутов коридоры с тупиками и лестницами, куда можно забрести, а потом без риска быть обнаруженным теряться среди лабиринтов хоть целый день. И конвой присутствовал. В синих жилетках.
На просторах ЦУМа он навестил бескрайний отдел бытовой химии, где механически сунул под куртку баллончик какого-то аэрозоля. Возможно, чтобы похимичить на досуге, соорудив бомбочку. Или обмотать вытянутой из подручных почтовых ящиков прессой, и тихо затем поджечь в ближайшем подъезде. Он пока не решил. Время намекнёт, а уже почти миновав пост контроля у кассы - споткнулся взором о пирамиду непонятных цилиндров, формой напоминавших среднего калибра банки с эмалью.
Всё бы ничего, но окрашена жестяная утварь была очень странно и подозрительно. В цвет "хаки". И Серёга замер, насторожившись.
Военное барахло всегда вызывало живейший отклик ребят. Практически любое изделие оборонного комплекса взрывалось, горело, или в худшем случае - било током. Армия, есть армия; шутить там не любят, а если и сыплют юмором - то весьма своеобразно. Правда, попадала в распоряжение молодёжи атрибутика притеснения супостата лишь изредка. Обычно, после дождичка в четверг, и заинтригованный её делегат с неприкрытым любопытством принялся изучать мелкий шрифт на прилипшей к торцу верхней шайбы промасленной серой бумажонке.
Едва впитав первые слова текста, он покрылся испариной, а сердце вдруг беспорядочно забарабанило по ставшей тесной грудной клетке. Невзрачная типографская надпись гласила: "Дустовая дымовая шашка "ДДШ-25". Огнеопасно! ЯД! Обращаться с особой осторожностью, в средствах индивидуальной защиты! Беречь от детей!!!".
Угрозой здесь веяло от каждой запятой. Серёга проглотил подступивший к горлу ком, и ещё не веря, что всё творится наяву, осторожно взял один из крепких запаянных сосудов, где даже крепилась подъёмная складная ручка. Объятый радостным возбуждением, он выбросил в мусорную корзину позорный баллончик, скользнул к кассе и молча оплатил 2 рубля 10 копеек - стоимость таинственной штуковины.
К крайнему удивлению невинно потупившего глазки мальчика, кассирша приняла деньги в столь же гробовом безмолвии. Не нарушив торжественности момента и не поинтересовавшись едко: для чего это советскому подростку понадобилась такая ядерная вещица, ни единой окружностью не стыкующаяся с его моральным обликом? А тот вовсю пускал под потолок каскады оглушающего громовыми ударами салюта: "Неужели оно? Счастье! И не какая-нибудь дешёвая синица, а целый пингвинище в руках!".
Между тем, прилизанная дама возраста за... с комсомольским значком вновь его изумила. Скорее - повергла в натуральный шок. Довольный покупатель нужнейшего в быту каждого человека предмета процентов на девяноста покинул секцию, когда тётечка его окликнула.
"Недолго музыка играла..." - чуть расстроился ещё не успевший адаптироваться к холодному металлу ёмкости, но уже мысленно попрощавшейся с ней юноша: "Как обычно. Только удача улыбнётся, и сразу ей какой-нибудь завистник кулаком в зубы тычет". Серёга уныло подтянулся к точке возврата, а продавщица неожиданно достала из-под прилавка свёрток, выдав три обмотанных бумагой стержня неясного назначения, здоровенную, похожую фактурой на бок спичечного коробка чиркалку и пакет.
И вот, каменея в ежесекундном ожидании яростного крика опомнившихся торгашей: "Стоять!", он выбрался на улицу. Передохнул и принялся исследовать товар. Тщательно, в соответствии с инструкцией - сжатым чёрно-белым комиксом, роль которого исполняла упаковка от пачкающих блескучим веществом палочек.
Чем дальше продвигалось освоение аннотации, тем радужнее и краше становился прилегающий мир. Лишние поначалу серебристые карандаши толщиной с мизинец фигурировали там, как магниевые запалы. Их предписывалось погрузить в специальные отверстия под этикеткой и чиркнуть по большим выглядывавшим головкам приложенной к "комплекту западлянца" шкуркой. Что произойдёт после - руководство утаивало, да и молодой человек воображал с натягом. Его подмывало реализовать прибор немедленно, но предусмотрительная осторожность и стремление узнать, каким же всё-таки продуктом человеческого разума тот обзавёлся, натолкнули владельца сокровищ на мысль не уподобляться обезьяне с гранатой. Предварительные испытания - вот залог спокойствия за будущее любого дела, и обняв пышущую милитаризмом, возможно величайшую в истории человечества ценность, он понёсся собирать бригаду.
* * *
Ареал естественного распространения Серёги в природе поражал своими размерами. Кляксы жилых кварталов, рынки, предприятия, участки зелёных насаждений, стадионы, транспортные развязки и многочисленные увеселительные либо принуждающие к труду заведения. Площадью и характером рельефа - почти карманное княжество Лихтенштейн. Или даже Ватикан. Куда не пойди, везде папы Римские роятся, а ограничивалась земля обетованная произвольно возникшими когда-то преградами из двух рек и железнодорожной магистрали, образуя сильно растянутый треугольник с извилисто прочерченными сторонами. По Центру его фигуру знала каждая четвероногая, и тем более - двуногая собака, а сама она могла пересечь район с завязанными глазами. Да хоть на метле обскакать, попутно ещё устроив какой-нибудь громкий фестивальчик или добыв что-то к личному пользованию. Без всяких стеснений в душевных порывах, ведь и атмосфера развитого социализма вкупе с закостенелым укладом провинциальной жизни неплохо этому способствовали.
Зачем далеко лазить за примером? Был грех - любил парень полезные для растущего организма фрукты. Желательно поэкзотичней, а страсть свою выражал короткими, как майский ливень сезонными её обострениями. Согласно календарю. Родись он африканским бербером у оазисов бесконечного лета - может и тащился бы от свёклы, но под давлением умеренного климатического пояса приобретал больше арбузы с дынями. В "стекляшке" возле гастронома, где по старому доброму советскому обычаю, торговля, пользуясь литературным языком, велась через зад.
Выбирали товар покупатели непосредственно в магазинчике. Ковырялись среди груд разнокалиберных недозрелых ядер, нагружали ими авоськи, а взвешивали и обналичивали за углом на улице. Неудобно, зато по-нашему, и такая организация сбыта бахчевых культур создавала для всякого рода злоупотреблений воистину бескрайние возможности.
Редко, скорее никогда не утруждался Серёга толкотнёй в давке по оплате арбузов. Ещё реже - дынь. Не на того напали, если от первого касания собственной купюры он взращивал в себе принцип: денег к загребущим рукам барыг любого сорта без крайней надобности не подносить. С её возникновением - тоже, и как сие не прискорбно, упаковавшись тяжёлым плодом среднеазиатского растениеводства, отрок выплывал из павильона на плечах массовки. Отдавался милости течения, но в отличие от главного русла - остолбенело ударял по лбу, делал встречный рывок к дверям и с безмятежным челом исчезал под сводами ближайшей арки.
Сходными романтическими чувствами к природным витаминам он удумал однажды отведать и винограда.
Выглянув из окна, юноша заметил: под прикрытием менее серьёзных фруктов тот бойко растворялся в народной среде, реализуемый глуховатой, хотя и зоркой бабкой-продавщицей.
Как и раньше, торжище набирало размах на открытом пятачке с торца его дома. Провиант давно разгрузили, и бабулька, известная всему Центру под именем Вобла, настолько поразительным казалось её внешнее сходство с объектом сравнения, снова копалась в импровизированном деревянном загонишке. Обычно она впаривала редким желающим подпорченный лук и морковку с другой условно съедобной дребеденью, а ребята внимания данной точке уделяли мало. Но виноград... В общем, Серёга не стал пародировать глупую лису из одноимённой басни, трусливо умаляя прелести недоступных ягод, и оценил панораму с ракурса опытного стратега.
Вобла трудилась без передыха. Торговала вкусненьким не разгибаясь, а нижней частью спины, именуемой в серьёзных местах очком, подступала к высокой пирамиде ящиков с гигантскими рубиновыми кистями - сектору вероятного нарушения зоны её интересов. Зато по обратной стороне площадки, вожделённо взирая на фрукты, нависала здоровенная, хамского вида очередь. Как на похороны лауреата, и собралась она не зря: по шкале местных ценностей переквалификация с тайного на явное делала добычу ещё привлекательнее.
Покинув квартиру с необходимостью провести рекогносцировку на местности, он выполз во двор. Осмотрелся, мотнул пару неторопливых кругов около периметра и стал прикидывать варианты испарения деликатеса. Самый простой отпал слёту: позорить себя дешёвым хапком верхнего короба "сладкий разведчик" не захотел, не будучи уверенным в качестве лежащего там винограда и полноте тары. Слишком примитивно. Тогда поклонник десертов сместился обратно на стартовую позицию. Обмозговать план предстоящего сбора урожая, алгоритм которого нащупывался пока весьма туманно.
Он шёл, а мысли - нет. Напротив, голову заполняла какая-то муть, вроде мечты уехать в жаркие края и умереть там под фиговой пальмой от обжорства. Время двигалось тоже. Капало себе на противоположную чашу весов, но сразу за углом истекающий слюной подросток случайно обратил взор к чёрному ходу обувного магазина, в классификации молодёжи - "Радость ортопеда".
Заведение по снабжению населения лаптями, к своей несчастливой участи располагалось вместо жилой части первого этажа соседнего дома. Рядовой шопец с большими витринами и страшными скукожившимися ботами модели периода массовой коллективизации. Оттуда друзья тырили лишь кеды, да иногда отключали вечерами электричество. Ничего сверхординарного, зато сейчас, ввиду обеденного перерыва на приоткрытой створке двери колыхался заюзаный рабочий халат грузчика.
Вмиг повеселевший Серёга для начала обшмонал его карманы. Но не нащупав в недрах ни малейших, кроме мятой упаковки сигарет "Пегас" следов цивилизации, с омерзением обтянулся сальной ветошью и поспешил к бастиону торговли. А чтобы никто вдруг не посчитал, будто спецодежда пала жертвой воров, заботливый мальчик оставил возле крыльца "лошадку с крылышками". После того, как плюнул в упаковку на память.
Возникнув у заднего плана обставленной разномастной тарой площадки, при вальяжном достоинстве бывалого работяги он неторопливо отложил из полутораметровой стопки виноградных ящиков частично разграбленный. Бабка, считая кому-то сдачу, изгибалась раком и в тыл активности не проявляла. Тогда, сняв следующий, внештатный работник торговли подмигнул голодным, и переполняемый отстранённым равнодушием, поволок его ко второму от края подъезду. Очередь молчала.
Он сполоснул улов прямо в деревянной рамке из крана за дверью фойе и устало поднялся на лестничную клетку между верхними этажами. Тишина, широкий подоконник, отличная панорама двора. Чем ещё можно окружить человека для наилучшего усвоения растительной пищи? Пожалуй, только переборами арфы. Да мавр бы с опахалом не помешал. Непритязательные запросы, и исполняются они быстро: где-то снизу пианино забренькало "Во поле берёзка...". От разбитой форточки повеяло свежестью, юный виноградарь открыл окно, и обозревая окрестности, с томным спокойствием стал поглощать крупные ягоды.
Буквально через пару минут, сотрясая землю выдающейся массой, перед парадной протопал Серёгин приятель Шаман, также знакомый окрестностям под псевдонимом Рыхлый. Мрак! С таким невесёлым прозвищем до Штирлица точно не дорасти, а снабдили им парня за то, что тело его выросло огромным, ярко-белым, толстым и действительно рыхлым на ощупь при тычке в любую часть. Вот не повезло. Хуже, чем бабой родиться.
Нет удачи с пелёнок - не ищи её по улицам. Там для тебя тоже халвы не будет. Не разбросали. Шаман же постичь очевидного не мог и брёл в одиночестве, ещё на что-то надеясь. "Опять не повезло" - сочувственно подумал Серёга, угостив прохожего с вершин блаженства спелой гроздью.
Встретив сюрпрайз ответным чмоканьем мягкого черепа, тот притормозил и недоумённо поднял в направлении траектории полёта вопросительно изогнутое табло бледно-розового окраса. Хотел оскалить зубы, а узрев, чем занимался товарищ - начал жалобно, но настойчиво клянчить виноград.
Парируя выпад, от высот занимаемого положения "раб и господин желудка" моментально сравнил личность попрошайки с животным, известным узкому кругу знатоков фауны под труднопроизносимым латинским названием баран. Даже жёваную ягоду изо рта выпустил, и вышло оно явно не поводом к самолюбованию человека. Осознав всю несостоятельность претензий, Рыхлый сник, а проведя пяток секунд в стойке коня витязя на распутье - принялся вновь. "Ну отвесь хоть немножко!" - с безнадёгой в голосе проныл настырный побирушник ещё раз: "Ну, хоть с Гулькин нос".
"Нос? Ух, ты!!!" - удивлённо обрадовался паренёк: "Оказывается, у этого недомерка и нос маленький! Вот непруха-то". Мельком представив скромного во всех отношениях Гульку, он усмехнулся. Потом орлиный взор пал на просительно застывшее существо. "А у тебя - не нос, а хрен ко лбу прирос!" - вдруг вскричал Серёга, и давай обрабатывать дряблый торс винным сырьём.
Но он вовсе не желал зла приятелю. Так ребята веселились. Без обид, потому в нагрузку к пламенным эпитетам юноша сбросил рекомендацию: всем жаждавшим полакомиться фруктами их без каких-либо ограничений выдавали за углом по ксиве пожарного. Правда, второпях он забыл упомянуть одну малюсенькую незначительную деталь. Главным условием для отпуска тары являлось наличие ключа к миру подсобок, смердящей каралькой притаившегося на нижнем ярусе лестничного пролёта.
И Шаман, понукаемый острым словцом, упылил по указанному курсу, уже спустя мгновение вынырнув из-за дома с ящиком-поддоном наперевес. Бежал. Быстро бежал, но его победное появление сопровождалось грозным разноголосым гулом. Своим низким качеством содержания отдельные выкрики больно травмировали ухо молодых слушателей, а едва тот дотилипал до крайнего подъезда - следом возникли три жлоба из фруктовой толкучки. Остановились, перекинулись горсткой фраз и начали пристально обозревать двор.
К негодованию погони, ей пришлось осознать: нахальный осквернитель мечты о десерте на домашнем столе куда-то без остатка утрамбовался. Парадные же старого Центра - дело тёмное, и вкусив горечи разочарования, бугаи отвалили обратно. На законное место в стаде.
Всплески ярости стали понемногу утихать. Затем взбудораженный гомон прекратился вовсе, и Рыхлый перекочевал к Серёге. А тот, давно его заждался, радушно приняв корифана в качестве равного себе по имущественному состоянию. Потискал выставленный ковш экскаватора, одарил улыбкой и прильнул сердцем, словно к родному. Настолько близко, что сходу потянул наиболее приличные грозди с его короба, стоило лопоухому отвлечься на какую-нибудь указываемую "хозяином трактира" из окна фигню.
Около получаса парочка без спешки продолжала приятное занятие. Друзья смаковали виноград, параллельно обсуждая вкусовые качества сорта в совокупности с низкой, пакостной гадливостью людской душевыжималки, способной загрызть ближнего за килограмм тухлячек. Корявую "Берёзку" сменил почти терпимый для психики марш Мендельсона, и длилась дегустация, пока из ближайшей подворотни, насторожено вытянув маленькую любопытную мордочку, не вырулил Соска.
Всем обличьем он напоминал благообразного фарфорового херувимчика. Ручки, ножки, крылышки, светленькая лучезарная физиономия... Хотя, как иногда случается: найдёт человек симпатичный кошелёк, возрадуется, а там стараниями западлянцев - обильно использованная туалетная бумага. Так и Соска. Являя крайнее противоречие собственному внешнему виду, мальчик-ангелочек обладал чрезвычайно желчной душой и злым языком. Натурально ядовитым - до чесотки в кулаках. Нарекли же вполне адекватного пацана такой двузначной кличкой ещё с младенчества: лет до четырёх тот теребил вокруг шеи голубенькую пустышку, частенько пользуясь ей по прямому назначению. В смысле - посасывая. Вот посасывал он, посасывал, да и принялся расклеивать на окружающих обидные погоняла, заодно сочиняя про каждого знакомого, не считаясь ни с его возрастом, ни с силой, мерзкие глумливые стишки.
По мере прибавления длины туловища сатирические нападки казались лишь гаже. Буквально весь город кишел брюхозадыми щекотрясами или жопоногими говноклюями, а самая гнусная их часть почему-то окружала именно стихоплёта. Сообществом пропёртых тупиц он и был неоднократно бит, вследствие чего жало вечного страдальца за поэзию становилось только острее. Под воздействием глубокого массажа рифмы обретали язвительную утонченность, а из-за постоянного страха перед взбучкой, источавший сплошное ехидство организм всегда пребывал в тревожном напряжении. Посему, когда о него ударились посланные двумя твердыми руками виноградины, отскочив, Соска взвизгнул.
Затравленно повертев шеей и удостоверившись, что реальная опасность целостности кожных покровов не угрожала, дерзкий пигмей выступил с требованием пищи. И мотивировал он свои причитания полученными от лавочных бабок сведениями, согласно которым существует бог. Так вот: эта конкретная фигура и советует делиться с друганами излишками фруктов, а кто жадничает - бог очень ругается.
Выслушав виртуозно исполненную арию, братья по трапезе уловили в словах долю резона, решив облагодетельствовать "лиру" пропорционально её объёму среди общего потока исторгнутой информации. "А кто мы такие? И зачем здесь собрались?" - ещё спросил навскидку кто-то из аудитории. От ответа карлик уклонился, тогда растроганные товарищи пригласили его к столу, где в торжественной обстановке выдали на уничтожение пару мелких кисточек.
Шустрый халявщик моментально вошёл во вкус. Развесил пельмени и стал требовать большего, но Серёга повёл с ним занудную назидательную беседу в духе: "Не твоё - не хапай. На чужой херок не разевай роток", иллюстрируя речь соответствующими историческими примерами. Одновременно он пожирал на глазах товарища виноград.
Каждую пронесённую мимо поэтических уст ягодку, тот воспринимал, как личное оскорбление, в связи с чем быстро утомил ребят стенаниями и вздохами. От пассажира требовалось избавляться. Стряхивать с хвоста - выражаясь доступным ему языком, и получив напоследок подробные пояснения о местах бесхозной зимовки лакомства, "третий лишний" был удалён. Уже на улице Соска испустил особо тяжкий стон сожаления, помахал кукишем и взял лыжню навстречу судьбе.
В дружеские её лапы он попал сразу и основательно. Затарившись фуражом по своим скромным меркам, парнишка влетел во двор. "Три ящика цапнул, змеёныш!" - восхищённо присвистнул Рыхлый. "Обличитель эпохи" семенил конечностями, сжимал в объятиях свежеприсвоенные витамины, а на пятки наседала толпа с пустыми авоськами и перекошенными от ненависти рожами. Ежесекундно оглядываясь за спину, восходящая звезда сатирической лирики понимала: в скорости разъярённым преследователям она здорово проигрывает. Переполненное неттом брутто мешает, а бросить - пальцы разжиматься не хотят, предатели.
Всё-таки Соска избавился от непосильной ноши, хотя экстренная разгрузка диспозиции теперь не меняла. Кипевшая азартом погони, стая настигла скачущего тушканчиком похитителя фруктов точно под окнами, где перекусывали добрые советчики. И когда, свалив с ног, враги обступили художника слова, те выдвинули предположение, что зрелище обещало быть увлекательным. Серёга встал и захлопнул фрамуги: не намеревался он поганить гармонии картины грязной руганью вперемешку с воплями терзаемого агнца. Изолировав же слух от уличного шума - принял удобную для созерцания рукоприкладства позу.
Объект непосредственного правопользования плющили долго и разнообразно. Били, пинали. Как обычно, но помимо этого к нему применяли и достаточно редкие воспитательные схемы: выкручивали различные торчавшие из головы органы или возили ангельской мордашкой по заплёванному асфальту. В лучшем наследии суда Линча. Не меньше, а приятели сочувственно комментировали мучения: "Так ему и надо. Ишь - винограда захотел. Иди, на завод трудись, сморчок!".
С галёрки расправа смотрелась просто кинематографично. На все лады обсасывая предъявленный к оплате счёт, посланцы за счастьем обменивались то восторженными, то критическими репликами после не очень эффектных подач. Наслаждаться переливами "красного на чёрном" им решительно ничего не мешало, как вдруг положение серьёзно обострилось. Один старый пень достал блокнот и застрочил туда выдержки из редких всхлипов стоически переносившего экзекуцию юниора. Разгладил каракули, спрятал, и поручив щуплую распластанную тушку охране нескольких горилл, свора потянулась к парадной. К их парадной! А так как встреча с быками в планах не значилась принципиально, ребята с резвостью Гаврошей соорудили на пути противника баррикаду. Высыпали содержимое одного ящика посреди площадки, туда же, расколотив ногами, свалили тару, а затем бегло помочились в чудесный натюрморт.
Покончив с прикладным творчеством, друзья удовлетворённо обозрели временно оставляемую неприятелю территорию. "Но пасаран!" - выругался по-испански Серёга. Подельники забрали резервный запас фруктов, и не торопясь, спесиво покинули "столовую" через чердак.
Ни он, ни Шаман вовсе не ожидали, что не раз проверенный в делах товарищ настолько по-босяцки их вломит. Три дня и три ночи "декораторы подъездов" продумывали изощрённые детали казни для изменника, но скоро выяснилось: тот оказался честным пацаном.
Из-под конвоя Соска ушёл. Выбрал момент и рванул с нижнего старта, а заодно набздел владеющему грамотой пролетарию все данные соучастников пиршества. Вдвойне порядочным, ведь для него-то банкет закончился в роли боксёрской груши. С полым брюхом, а так завоёвывается уважение. Появлялся участковый, загрёб совершенно левых мухоморов из соседнего квартала, и терявшийся в непонятках побочный продукт чужого праздника куда-то таскали.
Там их никто не опознал. Говорили даже: случайную дичь слегка взлохматили, добиваясь признания в подготовке угона самолёта. Но после, видя глухую бесперспективность материала - пнули к дому, а Соска стал считаться полностью своим кентом.
Сказать о ком-либо подобное - означало выразить высшую степень доверия. Лично Серёга смог бы очертить этой линией совсем узкий круг человечества, а вообще, вокруг него роилось достаточно желающих помешать спокойной жизни "простого чёрного парня". Это и учителя, и растерявшие остаток рассудка бабки, и сторожа сотен шарашек, и какие-то правильные обыватели с подёргивающимися при виде ребят в нервном тике кадыками. Не жаловал юноша и жмых другого сорта - подростков отсталых полусельских окраин. Выглядели они в гуще своей законченным отстоем, зато передвигались среди трущоб громадными до неприличия кодлами.
Самым же непримиримым и опасным противником молодёжь Центра по справедливости выставляла ментов. Вот оно - зло в первозданном виде. Правда, зло объективное, без которого нельзя. Убери фуражки хоть на день, и общество захлебнётся собственной кровью.
Единственное, что облегчало участь нового поколения - милиция была малочисленной, невооружённой и слабо оснащённой технически. А такое величайшее, дарованное советским образом жизни благо несколько уравнивало шансы в противостоянии. Тем не менее, менты портили западлянцам существование, насколько умели. Но и те не собирались давать им спать спокойно.
Как и положено, милиция ловила дворовых хулиганов всеми возможными способами. В качестве ответной любезности они старались пореже попадаться в лапы блюстителей внешней оболочки порядка, используя при любом негативном для себя развитии событий дьявольскую изобретательность. В общем, дни катились заведённым чередом; людям находилось, чем заняться, и достигнутое незыблемое равновесие вполне устраивало ментов, а ещё больше - пацанов.
Что же касается так называемых мирных граждан - в их стране милиция издавна защищала и оберегала лишь саму себя. Либо стерегла выделенный сегмент основных государственных устоев, поддерживая правопорядок исключительно с помощью фантастических тюремных сроков за каждую запрещённую уголовным законом мелкую шалость. "Было бы лицо - дерьмом облепим!" - чуть осовременив фразу предшественников, любили хвастаться в среде красных лампасов. За счёт людской массы структура неплохо на подножном корму питалась, из её отбросов или лиц с диктаторскими замешками формировала собственный нижний эшелон, потому-то на стоны народные по факту повального западлянства и хищничества там всем было наплевать. Нужны подтверждения? Да запросто. Спросите у любого её представителя, и тот докажет: возмещение ущерба потерпевшему стояло и стоит на последнем! месте среди задач милиции, а его спокойствие в быту - забота личная. Убьют, ограбят, изнасилуют - тогда приходи. Кого-то, может быть, посадят, а ты трепещи дальше. Таким окажется молчаливый негласный совет, хотя вам и станут клясться на мать, будто это неправда.
Помимо прочего, начинающие районные банды отнюдь не стремились заработать сомнительную, сопровождаемую излишне пристальным вниманием в свой адрес славу непобедимых беспредельщиков. Держались они пока больше в тени, и к прямым столкновениям между конфликтующими сторонами ситуация не сползала. За исключением единственного, из ряда вон выходящего случая.
Кучка местных парней шакалила вдоль бесконечной очереди. Одной из тысяч, стекавшихся на позывные винных магазинов периода расцвета кампании по борьбе с пьянством. Ребята честно занимали места в давке, а потом, около заветной двери - продавали их страждущим вкусить целебных напитков побыстрее. И просили-то за уступку порядкового номера ничтожную при таком накале страстей сумму: пять рублей.
Работа была напряжённой, жёсткой. Часто возникали стычки, что случилось и тогда. В извивавшемся метров на триста раскалённом докрасна скопище промышляли конкуренты - ватага из двадцати с лишним мужиков колхозного вида. Они тоже столбили ячейки, только брали за услуги натурой: пузырь с двух человек, к общему яростному возмущению пытаясь втиснуть клиентов на одну позицию. Ясно, те в конечном счёте предпочли столь невыгодным условиям свежие, приветливые, неиссушённые винными парами лица. Да ещё под гарантии моментальной отоварки, и "старшим товарищам" полдня улыбался мозолистый кукиш. Сами-то топтуны наличностью не обладали. Отстояв очередищу впустую, они попросту возвращались к хвосту. Хмурили морды, о чём-то злобно совещались, и на почве пересечения финансовых интересов возникла драка, в финале которой молодёжь подавляющими силами здорово отутюжили.
Насовали им солидно, после чего пострадавшие сколотили мощнейшую бригаду. Район блокировали, а обидчиков вычислили и накрыли вблизи автобусной остановки "Театр драмы" у фонтана, откуда весь выводок хряков собирался слинять из Центра.
Возмездие удалось - хоть в музей вывешивай. Растеряв зубы и молчаливо уткнув к небу мутный взгляд, половина "коллег по бизнесу" валялась вокруг ажурной остановочной будки пластами. Пара наиболее шустрых дядюшек забилась под перепуганный ЛАЗ, в чьём ходившем ходуном салоне также кого-то метелили. Остальных, пока державшихся на ногах участников недавней трёпки, плотно зажав по радиусу, друзья приводили в нужную кондицию. И когда побоище уже клонилось к логическому завершению за явным преимуществом спортивной юности, а валить стало почти некого, трясшийся мимо, ничем не примечательный зелёный тентованный УАЗик внезапно развернулся и понёсся в его гущу.
Обстановка вмиг изменилась к худшему, а победителям не довелось насладиться апогеем казавшегося таким близким разгрома. Напротив - часть компании едва успела выскочить из автобуса, и сразу после вмешательства в выдохшийся конфликт посторонней силы улица наводнилась массовым шухером. Ребята начали дружное, организованное отступление; да и побитые мужики тоже кое-как отползали, не меньше других обломившись при появлении "лунохода".
В это время, какой-то лет пятидесяти мясистый хмырёк, жавшийся у обочины среди бабок всю активную фазу раздачи призов, ухватил за шиворот Соску. На его взгляд - самого мелкого и безобидного, с низменным намерением сдать подоспевшим стражам порядка. Но к счастью, ангелочек сматывался одним из первых. Товарища в беде бросать - гнилое дело, и торжествовал активист недолго. Каждый, кто улепётывал следом, плюнув на дыхание облавы за самой кормой, описывал крюк и со всей широты души заряжал ему в бубен.
Уже после третьей плюхи рукастый выпустил пупсика, барахтавшего конечностями в бессильной попытке достать светлый лик патриота. Присмирел, и лишь вяло сносил оскорбления действием, пока не загнулся от удара ногой под брюхо.
Ему добавили с разгона ещё, а в совокупности получилось, что парням удалось оторваться. Обруливая разные бордюры с урночками, УАЗ припоздал к "отправке автобуса". Зато, стоило ментам выпорхнуть на прямую дистанцию, сокращать отставание они стали быстро. Радовало одно: машина теснила отряд с отлично просматриваемого проспекта-ловушки к спасительным подворотням. Там, и только там шли границы земель, где могла раствориться хоть целая армия, и ворвавшись в ближайший двор, преследуемая по пятам команда разделилась на две группы. Улизнули чудом, но путь к избавлению лежал дальше - вглубь "тёмных территорий", оттого оба её рукава стремительными потоками ломанулись к расположенным друг напротив друга боковым коридорам между домами. И надо же, приключилось как раз меньше всего желаемое Серёгой: набитый готовыми к десантированию ментами, рюкзак погнался именно за шайкой беглецов, где уносил костыли он.
"Ну не гады, а?" - досадовал юноша, притапливая газу и обречённо понимая: в ускорении до сотни техника превосходила его намного. Но стоило автомобилю поравняться с коллективом, когда каждый вдруг осенился идеей выручать шкуру согласно индивидуальной программы, хлопчик по кличке Беляш, рвавший когти рядом, неожиданно затормозил. Встал к врагу грудью, расправил плечи и выдернул что-то из рукава. Взмах, и лобовик УАЗика поразила выданная напрокат одним из уработанных под лежачую статую алкашей бутылка водки.
Бросок набрал максимум баллов! За доли секунды стекло со стороны водилы утратило прозрачность и покрылось сеткой трещин. Тачка потеряла управление, врезалась в ограждение дороги, подскочила и медленно завалилась на бок. Гитлер капут!
Всё произошло мгновенно. Бежавшая по инерции, лавина замерла, сгрудилась невдалеке от перевёрнутого ментовоза с ещё крутившимися в былом запале погони колёсами и принялась бурно ликовать над поверженным неприятелем. Сколько учтивых великосветских слов. Россыпь галантности, череда возвышенных метафор, а как только начали открываться вверх двери бобона и оттуда полез помятый экипаж - к не успевшим принять вертикальную стойу мишеням полетели кирпичи с трубами из кучи наваленного рядом строительного мусора.
Победа была полной и любые мыслимые категории противника оказались разбиты. Ведь сделав пару робких попыток покинуть терпящее бедствие судно, люди с дубинками предпочли укрыться в кабине и сидеть там до окончательного отхода бригады. Уводя раненых, измочаленные синяки тоже сквозанули куда-то к бане. Горизонт снова стал чистым, и блестяще проведённая операция моментально засветилась ореолом величия. На зависть многим, кому отметиться в ней подвигом по ряду причин не пофартило.
Сочувствующих накопилось море, а оно щедро подпитывалось сведениями: враг ещё в пределах досягаемости. Вероятно - замышляет коварную месть, и чем меньшую принадлежность имел чело к сражению, тем активнее рвался на поля брани. Или рисовал перед ротозеями дополнительные эпизоды ликвидации "незаконных бандформирований", под личным командованием.
Традиция такая; ветеранством зовётся. К тому же, в существенный бонус триумфаторов, зачистки района милицией почему-то не последовало. Скорее, УАЗ ехал залётный, и подчиняясь зональному принципу раздела ответственности, местные менты вместо помощи морально опустили коллег, посмеявшись над их подбитой машиной. Как, впрочем, и всегда. Своих подопечных чужим серым галифе обидеть никто бы не дал. Где пашешь землю, там и доставай червячков, а на смежный участок не суйся - проблем не оберёшься. Железный принцип.
Вылилась же всеобщая жажда повоевать в совсем вычурную форму. Уже после, небольшие, вооружённые кусками труб компании до самой ночи возбуждённо бродили по дворам и скверам Центра. Играя в народное ополчение, они раздавали гостинцы всем. Мужикам, пацанам, дяденькам, дедам или младенцам, хотя бы отдалённо подходившим под описание бутылкообразных.
Перепадало, правда, и совершенно непричастным. Так, для профилактики, а битва запомнилась надолго, распространяясь в устных преданиях от свидетелей первого круга к очевидцам второй, третьей и последующих степеней. Главным же её итогом стали волнующие воображение, расползшиеся лавой слухи: тем вечером пять кварталов были залиты кровью и на радость собакам - завалены костями; горели автобусы и рухнул вертолёт. А сия отрадная картина, стоило только представить её мысленно, наглухо отвадила гопников любых сортов от нарушения порядка в очередях.
Их порядка. По разъяснении "политики государства" в десятке-другом однотипных мордотыков, "сторонние организации" подвинули конкретно. Говоря утончёнными словами театрального грузчика: за авансцену и дальше к декорациям, что обеспечило торговцам мёртвыми душами возле районных водочных магазинов полное господство. При постановке их телесной оболочки с лишними пятью рублями на конвейер, остальные кузюки старались не возникать, а зачастую и сами брали веселящую жидкость у прохлаждающегося поблизости "зелёного патруля" напрямую - уже по восемнадцать. Монополия, как уважительно отметили бы в рассказах про Энди Такера, а кому пожалуешься? Перед торговыми точками воцарилось спокойствие, органам правопорядка и не снившееся, поэтому вряд ли кто осмелится оспорить утверждение: растревоженный рой пацанов с трубами - угроза серьёзная. Всегда и для всякого оппонента, невзирая ни на его мощь, ни на понты, и тем более - количественный состав. Правда, если трубы не оркестровые, но подобного рода хламом руки молодёжь пачкала редко.
Сам Серёга неотвратимость данной аксиомы реально усвоил, пополнив футбольную команду летнего спортивного лагеря.
Загородный оздоровительный центр "Пламя" оказался просто превосходным, и ребята оттягивались в нём на износ. До крайней степени изнеможения, после чего падали обессиленные и ночами напролёт крепко дрыхли. А свободными от тренировок или балдежа часами, днём их дозоры шерстили кедровые заросли, отовсюду сдавившие одиноко расположенные в глуши корпуса. И не просто так: "таёжное братство" искало шишкарей.
Девять из десяти прилегающих к филиалу ДЮСШ высоченных деревьев одаривали мир полными вкусных орешков шишками. По правилам, плоды разрешалось долбить не раньше 1-го сентября, но особо продвинутый народ безжалостно браконьерил уже с третьей декады июля. Хамы, пугали бурундучков; а места вокруг простирались дикие. На много десятков километров, ведь сам лагерь стоял у отшиба цивилизации, и всё сообщение с городом поддерживалось кораблями. Петляли, конечно, кое-где и заброшенные, поросшие бурьяном лесные дороги, хотя большинство направлений вели в никуда, а на хитросплетениях их узоров уверенно ориентировались только поклонники таёжной халявы. Этим и пользовались начинающие спортсмены, обращая чужой просмолённый верхолазный труд в свою выгоду там, где кромешное беззаконие считалось основным законом.
Заметив употевшую стайку туристов-молотильщиков, дозор падал в засаду и терпеливо ожидал, пока её мешки не раздадутся вширь окончательно. А минут за десять перед финальными аккордами страды, связной мчался к лагерю, сообщая квадрат охоты ударной группе из 35-40 оснащённых ножками от панцирных кроватей бойцов. Бесшумно выдвинувшись по указанному направлению, "эскадрон гусар летучих" строился под прикрытием кустов в боевой порядок, а затем с жутким воем штурмовал ничего не подозревающую артель.
У шишколюбов, чья душа и без того гуляла ниже пояса, развивался натуральный нервный кикоз с интересными для психиатрии последствиями. Сверкнув пятками, большинство мгновенно пускалось наутёк. Некоторые же, особенно впечатлительные, наоборот - прирастали в разинутых от ужаса ртах к хвойному покрову, где были застигнуты нелёгкой. Но даже вялых признаков сопротивления ни один из обрёкших белочек на голодную смерть злодеев не осмелился оказать. Не взбрыкнул и не рыпнулся, так сильны казались впечатления от бескомпромиссной психической атаки. И обескураженные, взятые в плен злобными лесными гномами, осквернители природы наспех расставались с добром.
Уже налегке добытчики орешков рысью срывались с места. Покидая необъятный бор, только на безопасной дистанции отходили они от потрясения нападением неизвестно откуда явившихся лешиев. Икали и радовались, что по счастливой случайности остались живы. Давились локтями, ели землю в клятве отомстить, но никто из расхитителей таёжных богатств к точке своего позора впредь не возвращался.
Проведя среди буйства растительности в постоянном поиске месяц, к концу сезона отряд так удачно "пошишкарил", что у каждого сборщика урожая на руках осело по восемь огромных кулей честно завоёванных спортивных трофеев. Плюс, ещё двенадцать перепало тренеру, носившему важную погремуху Шеф. За руководство операциями и общее покровительство. А каков экономический эффект от нейтрализации воздействия браконьерства на экологию региона! А воспитание командного духа ребят, а резкое снижение в радиусе нескольких морских миль сразу всех видов нарушений социалистической законности! Короче, добром забился целый склад, и грузили его на приплывшее из внешнего мира судно часа два.
В городе же они с Шаманом, Соской и другими "егерями" толково пристроили добычу знакомому спекулянту с колхозного рынка. Без остатка, и по этой теме до поздней осени сорили капустой.
* * *
Вот как раз их-то в первую очередь и решил подтянуть Серёга к снятию пробы с дымовой шашки. Он был уверен: столь знаковое событие не сможет оставить друзей равнодушными. Тем более, созывать в поход совсем уж широкие слои населения паренёк не рискнул. "Кто знает, а вдруг мне фуфел впарили?" - рассматривал он слабенький, но всё-таки вариантишко удариться рогом об асфальт перед обществом, если нечистые на руку продавцы его продёрнули. Тогда и трёпа ненужного возникнет меньше.
Соску он срисовал практически у старта. Херувимчик заинтересованно тёрся поперёк давившейся за овощами толпы, явно пытаясь протиснуться поближе к её середине и попытать в тесной сутолоке счастья минёра.
Минёрством, как основным источником извлечения прибыли, по Центру занимались многие. Некоторые даже - профессионально, только невзирая на простоту и обилие желающих, способ выглядел неблагодарным, нервозным и малорентабельным. "Капитальные пацаны" до него опускались редко, а заключалась производственная деятельность постановщика мин в любви к ближнему. Чистейшей и безответной.
Святое, хотя и плотское чувство. Присмотрев объект воздыхания, тот лез в самую гущу очереди, а стоило лопушку начать пересчитывать на ладони мелочь - нежно толкал его сзади под локоток. Повинуясь правилу рычага из области механики, бабосы рассыпались, и далее следовало два варианта развития отношений. Можно было сразу придавить ступнями наиболее крупные монеты. Устремить взгляд ввысь и задумчиво обмякнуть, выжидая, когда возлюбленный соскребёт остальные и потеряет тягу к земле. По альтернативному же сценарию не считалось стрёмным изобразить на лице боль грядущей разлуки и помочь в сборе денежных знаков, попутно прикарманивая весомую их часть.
Правда, сейчас возможности слегка подзаработать Соске не представилось. Не успел он шмыгнуть под руку нянчившей открытый кошелёк тётке, как Серёга выдернул минёра из народных масс и поведал о случайном приобретении.
Презрительно ковыряясь в носу, "король поэзии" долго не хотел верить чуду. Нет, он не сомневался: такими фонтанами радужного настроения кто-то может и владел, но чтобы прикоснуться к величайшей для западлянца ценности самому... "Не-е. Фигня!" - опасаясь подвоха, думал сгусток яда с головкой мадонёнка на иконе. Он уже почти заминировал избранную пассию и сожалел о брошенном кладезе наличности. До тех пор, как не увидел освобождённое от пакета изделие "ДДШ-25". И солнце взошло второй раз за день. Глаза Соски полыхнули хищным огнём, он моментально утратил интерес к толкучке, воспрянул духом и без разговоров присоединился к экспедиции. А миновав ряд кварталов, приятели встретили любимца публики - Шамана. Тот тоже не распылял часов быстротечной юности даром и трудился конём.
В противовес просящей тумака объёмистой попке и прочим залётным свойствам личности, главная удача рыхлой жизни Рыхлого крылась в его географическом положении. Серёге, к примеру, с координатами на местности так повезти не могло по определению. Закон Всемирного равновесия каки и ляли не давал, а он из поголовья ребят любых возрастов заселял свой громадный дом один! Факт, в голом виде прискорбный. Особенно, если учесть драки или хоккейные турниры двор на двор, но: с фасада здания раскинулся первый по району ларёк мороженого, а в тылу - холодильник, где продукт хранили. Оно же по праву служило предметом общего поклонения всех без исключения подростков. Мороженое являлось одним из немногих доступных товаров, выпускавшихся в стране на пять с плюсом, и под его безвозмездную "усадку" проектировались сложнейшие мероприятия.
Наиболее конструктивное разработал Шаман. Хотя, нет: внедрил. Да чего стесняться в эпитетах - оформил путёвку на большую дорогу! Жалко их, что ли: вознёс в ранг искусства... под ненавязчивым покровительством товарища, а соорудив такую серьёзную комбинацию по правильному изъятию деликатеса - возгордился до изгибов среднего сегмента памятника Петру Великому. Провернул пробный финт, и прямо со следующего дня часть лишнего времени стал отслеживать мороженщицу из окон.
Как только товар в киоске иссякал, продавщица - артритная недобабка лет пятидесяти пяти, громоздила на большую железную тачку штук двадцать пустых деревянных зелёных ящиков. Понятно, чтобы вместо них подвезти набитых полезным содержимым. А добрый Шаман таился в квартире за шторой. Несколько минут он сочувственно наблюдал, с каким адским трудом Сизиф в протёртой юбчонке кантует вокруг строения тяжеленную телегу. Затем, доведя еле шевелившиеся развалины до угла - выбегал из подъезда с устрашающих размеров чёрным сумарём.
Эта неизменная, болтаемая встречным ветром кошёлка, в глазах прогрессирующей старухи уже ассоциировалась с неотъёмлемой частью юноши. Вроде ноги или уха. Она настолько привыкла к внешнему единству образа, что удали у Рыхлого "орган" - попросту не узнала бы хорошего человека. И мороженщица подслеповато игнорировала трепыхание возле себя столь обыденной для одногорбого советского верблюда вещицы. А зря.
Терпеливо подождав, когда истекавшее потом чучело подковыляет к самым дверям вотчины Дедушки Мороза, друг сирых и убогих галантно предлагал бывшей женщине содействие в транспортировке ящиков. Она давно знала Рыхлого под имиджем честнейшего пацана, неравнодушного к чужим трудностям самоотверженного неутомимого тимуровца, и всегда мёртвой хваткой вцеплялась в скромную лепту облегчения своей участи. Обратная-то дорога с полной выкладкой предстояла ещё каторжней, а пока бабка передавала благодетелю товар и шебуршалась по закуткам, тот с проворством лап снегоуборочной машины бомбил выставленные короба. Развинчивал проволочные контрольки, поднимал крышки, грёб, возвращал тару в исходное состояние, и к эпилогу оказания бескорыстной помощи его доля составляла порядка 12-15 упаковок или стаканчиков лакомства.
Наследник идей Гайдара легко мог отсыпать и больше. Пробовал, но тогда добыча становилась заметной на дне аккуратного чехольчика для паровоза, а подорвать доверие восхищённой торговки к белоснежному свечению персональной ауры Шаман вовсе не желал. По этой же причине, закончив амбальствовать, он впрягался в тачку и перетягивал пирамиду к ларьку, традиционно поощряясь одним сверхурочным мороженым.
Паренёк никогда им не гнушался, с подобострастием благодарил расточительную бабушку и утомлённо нёс улов домой. Таких ходок в день он успевал сделать две. Всего-то, но если по гороскопу, на который никто из здравомыслящей молодёжи не ставил, а ложил, звёзды принимали особо злачную позу - то и три.
Конь - фигура выдающаяся. Работа считалась весьма почётной и высоко котировалась среди ребят. К несчастью, вакансий на неё было, как на место генсека ООН, и каждый хотел подконить в ущерб рыхлым интересам. Только Шаман соперничества не терпел. Едва заметив постороннее движение у холодильника, "ржущий против" наводил палево перед хозяйкой, не давая воровать продукт и одновременно зарабатывая в её мнении дополнительные очки.
Кстати, наряду с самим понятием - термин "воровать" имел среди подрастающего поколения резко отрицательный смысл. Потому, при необходимости он заменялся вполне нейтральными на слух синонимами. Типа: сковырнуть, нахлобучить, потянуть, свистнуть, насунуть, подрезать, дёрнуть, тиснуть, притырить. Или совсем уж благозвучным сочетанием, которое Серёга однажды прочёл со страниц вывернутого из чьего-то почтового ящика журнала "Мартышка и закон", прежде чем подтереть им зад: перевести из легального оборота в свою пользу. Богат всё-таки Русский язык шоколадным словом.
Да и Рыхлый - везунчик: открыл стабильный, полностью окупаемый затратами энергии, слегка посвистывающий бизнес. И лишь самым близким друзьям он разрешал "побренчать копытами". Иногда, снимая за это долю мороженым, точно последний барыга. Им же и торговал через дверь по дешёвке. Вот шкура, а Серёга с момента основания предприятия о таком одолжении не попросил ни единожды. Непогрешимый, он был усладой тревожным бдениям товарища, хотя дело здесь обстояло значительно проще. Лошади учились в разные смены, и пока одна грызла заплесневелую пемзу науки, предлагаемую школой вместо общепринятого гранита, другая, обладая биноклем, сидела у себя на балконе. Юный самаритянин свободно вычислял расход десерта, а установив, что продавщица готовится к эстафете - поступал совершенно по-Шаманьи, замещая "владельца фирмы" на должности коня до самодовольства успешно и качественно.
Вообще-то, пребывающего в неведении о творимых за спиной махинациях, компаньона он использовал, чисто как элемент общей схемы. Часовым для разгона от объекта грызунов из отряда липкоруких в своё отсутствие. А они, ненасытные, так и кружили поблизости, намереваясь тут же чпокнуть с брошенной к ногам случая тележки ящик пломбира. Или нагадить в этом святом уголке так, чтобы обтрескавшись до отвала раз, похоронить туда доступ всем и навсегда.
Толкая заставленный уже неполными коробами воз, Шаман кряхтел, упирался, но легче ему не становилось. Тротуар змеился в горку, а недостающие брикеты, подозрительно выпирая углами, оттягивали висевшую у плеча торбу. Как следствие - суммарный объём груза не менялся, и всё равно парнишка излучал счастье. Осенние каникулы. Тепло, народ кушать хочет, ввиду чего он ощутил потребность спасать торговлю на постоянной основе - с рассвета и до самого закрытия точки.
Серёге же, выставившему "жеребца" к полюсу холода втёмную за шакала, пришлось смириться с вопиющим фактом: в день у того скапливалось до семидесяти единиц товара. "Совсем озверел - конище педальный! И губы ведь не потрескались" - перемалывал он косточки морально-деловым качествам оного при каждом воспоминании об убытках. Зато хобот лишним людишкам отсекался надёжно, и ограбленный до нитки мог сколько угодно предаваться веселью, ни капельки не беспокоясь за личный "капитал".
Рыхлый оберегал вверенную территорию с рвением главного евнуха из лучших гаремов Аравийского полуострова, но громадный перебор трофеев начал тяготить и его. Морозилка маловата, и "коренной" остался несказанно рад, когда в упряжь вклинились начальник караула с Соской.
Подогнав совместными усилиями ставшую лёгкой для троицы лоботрясов тачуху к базе, ребята навылет поразили бабку, пренебрежительно отказавшись от скудной подачки. А как только по ходу перевалки Серёга чиркнул на половине коробов плакатным фломастером одинаковое неприличное слово, увлекаемые Шаманом во двор, "гнедые" с гордо поднятыми носами удалились.
Уж там-то он очаровал друзей широтой души, выдав на двоих четырнадцать крупных пачек аппетитного "Морозко".
"Чует, собака - дома и мышиной говёшки присунуть некуда" - подытожил Серёга пиршество, проведя беглый подсчёт доходов концессии в сопоставлении с возможностями коня по их уничтожению. Несмотря на обширность его желудка, получалось: при всём старании гривастый физически способен был осилить процентов тридцать навара. Или около того, и поднимался Рыхлый по мороженому так, что "смежник" оставил занимательную арифметику. Перекрыл виртуальную массу стоимостью и лишь покачал головой.
"Ладно, грохнется и на нашу улицу самолёт с чемоданами!" - утешил себя обездоленный, надеясь восполнить урон сразу после окончания каникул. А набив утробу до икоты, пацаны чуток покидались талыми обсосками, предъявили снаряд и вкратце объяснили недоделанному волшебнику из голубого вертолёта суть торжества.
Как и предполагал распираемый превосходством над остальным миром владелец "ДДШ-25", лучшая вещь, какую он держал в руках за свою жизнь, не произвела на мягкотелого губошлёпа особого возбуждающего действия. "Мальчик в яблоках" не страдал от мук пространного мышления и не мог представить общий результат какого-либо процесса, пусть и заполучив ингредиенты с технологией его воспроизводства. Но увидев итог, изумлялся неожиданному эффекту, точно ребёнок сложенной из кулачка фигушке. Так что, заарканить в личное пользование конягу без веского повода было проблематично. Скала, омытая волнами слёз посрамлённых конкурентов, и учтя данные факторы, тот присоединил Шамана к экспедиции просто. С некоторым даже ущемлением в самоуважении, поставив условие: "Кто последний добежит до бани - маструбант".
Серёга до корней зубов потряс публику знанием такого козырного научного понятия. Высшего творения разума, перла академической лексики, хотя компашка и оставалась в непробиваемой убеждённости: ничего мало-мальски приемлемого в качестве приза он не заявил бы никогда. Разве что - себе. Под железный выигрыш, и ребята кинулись наперегонки к месту эксперимента, финишировав со смехом у промежуточного этапа. Запыхались прилично, но почётного звания делить не стали. Его носителем признали встречного прохожего, лишь глумливо оскалившись вслед за детальным истолкованием слова.
Стоило Рыхлому утратить визуальную связь с мороженщицей, он быстро разбазарил твёрдую финансовую почву под ногами. Начихав на промысел, изъявил готовность к новым свершениям, и усиленные конницей, товарищи выдвинулись в стону набережной. Ради придания мероприятию кое-какой массовости они нацепляли по дворам мелких авторитетов западлянства с прочим балластом из "гражданской" молодёжи, а в дополнение, посредством таксофона Серёга собрал свою молекулу.
Однажды, не слишком удалённой от точки отбытия "крестного хода" порой, он подробно изучил непонятным манером прилипшую к рукам книгу о деятельности против СССР организации "Народно-трудовой Союз". Слова-то всё какие знакомые, однако за их избитой оболочкой скрывалось грязное пятно на карте мира, стая акул - приспешников империализма, долгое время базировавшаяся в Штатах на деньги ЦРУ. Так писалось ещё в прологе, а по сути, с первых глав книжица оказалась пустой и ерундовой, поскольку вещала стилем тупорылой советской политизированной сатиры, поголовно охаивавшей то, чего её авторы никогда не видели или не понимали. Хотя, постепенно вникнув в насыщенную повальным осволачиванием сюжетную линию, для себя Серёга почерпнул и кое-что ценное. Уяснил чётко, и практически без изменений слил на запасной аэродром: в квартал, где жила мама, а он отсиживался после "громких дел". Это было на редкость удачное строение конторы.
Оборудуя плацдарм под развал социалистического строя, из попавших в их сети разноплановых жуликов или неудачников, покинувших разными путями Союз и не сумевших грамотно присосаться к другой жизни, хитрозадые американцы сколотили коллектив. Встряхнули от пыли вечный истасканный флаг борьбы за свободу, а согнав воедино желающих расшатать устои плановой экономики и ужаснувшись их громадному числу - подробили всю шваль на звенья. Молекулы.
Каждую структуру возглавлял так называемый фюрер, имея заместителем куркуля. И к удивлению вдумчивого подростка, данное понятие означало всего лишь - вождь, совершенно не блистая даже оттенком той угрожающе-ругательной окраски, которую ему придавали в привыкшей полагаться на чужое мнение стране штампованной идеологии.
Уже интересно! Вмиг растеряв зловещий лоск, удобный для безответных плевков, созданный годами страшный образ пожух на глазах. Следовательно, дальнейшие книжные измышления вниманием окропить тоже не мешало.
Лист за листом, и высветилось: фюрер с куркулём управляли десятком рядовых членов группы, именуемых живчиками. Власть держали жёсткую, неоспоримую и непререкаемую. В свою очередь, любой живчик мог создать собственную молекулу, становясь вассалом фюрера и параллельно - фюреришкой вспомогательного калибра.
Если молекуле случалось провести прибыльную акцию, либо ухватить за какой-нибудь особо гнилостный выпад супротив враждебного краснознамённого государства деньжат, половину ценностей грёб себе по закону "бригадир". Половину от огрызка - куркуль, а остальное дербанилось поровну между пехотой. Отношения при этом носили характер натурально армейский, плюс - пронизанный потрясающей алчностью и всеобщей шпиономанией. Посему, надо ли говорить, что среди живчиков процветала круговая порука и сопряжённая с градоподобным стукачеством коллективная ответственность, а фюрер пользовался в своём окружении правами горного князька.
Столь продуктивным времяубитием соотечественников за океаном Серёга остался тронут до слёз. Но главным образом его всё-таки поразили два нюанса: уморный термин "секонд-хенд" с дракой эмигрантов за линялые штаны, и функциональная эффективность сгустка врагов коммунистического завтра. Ведь при совсем невеликой численности, молекулы запросто справлялись с любыми возложенными задачами. Не прятали они в себе паразитов - комс..., парт..., мест..., проф... или иных оргов с якорями из административного аппарата. Нет, сколько читатель не заглядывал промеж строк: те сидели где-то сбоку и финансировались отдельно.
Сама же ячейка прихлебателей капитализма, свора его оскалившихся гиен, действительно здорово походила на молекулу из школьной Химии. Ядро - фюрер с куркулём, атомы - окружение. Порушь ядро, молекула разлетится. Отскочит живчик - уцелеет, хотя и переродится в другой элемент, заниженного периода. Как и в реальности, она магнитила соединения слабее себя, одновременно являясь структурной единицей определённого конгломерата. В частном случае - негласного сообщества молодёжи Центра.
А процитировав через недельку наиболее яркие выдержки из фонтанирующего какашками опуса, он до мозга костей пронял новыми сведениями о строении веществ шпану маминого района. Книжицу полистать никому не дал, зато принялся красочно расписывать прелести и выгоды организованного существования. Даром убеждать (особенно - с палкой в кулаке), природа парнишку не обидела, ввиду чего и несогласных с логичными выводами оказалось мало. Под впечатлением от услышанного приятели кидали на Луну шапки, а затем, прямо у центра ореола глобального одобрения он основал молекулу, где моментально узурпировал все властные рычаги, присвоив звание и фюрера и куркуля.
Поступил красиво - в духе вековых традиций народовластия, но вскоре выяснилось: единолично управлять бандой лихих джигитов сложно. И кроме того, выметание трёх четвертей общака показалось явным перегибом даже ему. Тогда, проведя мучительное совещание между половинками мозга, новоиспечённый начальник решил снова поиграть в демократию и назначил выборы. От самовыдвиженцев не было отбоя, хотя никто из них значения не имел: на хлебную должность "крайней правой руки" Серёга собрался в наглую просунуть своего заядлого друга Марика. Что и сделал.
Он сильно уважал этого шухерного чувака. Годом выпуска на один младше, не меньшего подрезчика и западлянца широчайшего профиля, чем сам сторонник молекулярной теории. Товарища отличного и надёжного.
Марк, как бы его величали патриции античного Рима, всю жизнь ходил в трико с отвисшими коленками, рваных кедах и единственной растянутой безразмерной футболке цвета редиски, увитой надписью "Олимпиада-80". Умели тогда красить вещи: сколько бы лет не минуло, такая же яркая, она лишь плотнее обтягивала могучий живот хозяина и становилась короче. Носил паренёк и пухлую черноволосую лохматую Голову с направленным к правой щеке собеседника взглядом тёмных глаз. Богатство невеликое, зато без топора не отнять. И ещё. Несмотря на бурную молодость, он так и не удостоился никакого погоняла, потому что само когда-то пугавшее ранних христиан имя успело прослыть нарицательным.
"Марик - это вообще!" - упоминали в разговорах обладателя навеки застывшей посреди лица мимической композиции "иди ты на фиг" знакомые. Ёмче некуда, а из тьмы людской тот выделялся национальностью полуеврея. В смысле: при разных обстоятельствах долю крови "избранников божьих" его организм быстро менял от считанных капель до максимума. Порой исчезая вовсе, иногда она зашкаливала за любые разумные пределы. "Такой маленький, а уже евгей" - дразнилась под впечатлениями очередного всплеска лейкоцитов Серёгина мама. Парадокс. Генная аномалия, хоть прямо противоречившая канонам арифметики, согласно которым половина - строгие пятьдесят. Круг их устремлений совпадал полностью, и ребята были настоящими друзьями.
Как только он перекочевал к куркулям, вдвоём "геносе" оптимизировали большущую команду до пятёрки наиболее хулиганистых живчиков, а остальных отправили в шлак, предоставив им на откуп формирование собственных молекул. Кто успеет. Из оставшейся бесхозной массы, в основном, чтобы те прочувствовали своё величие и не разбежались. Мысль дальновидная, и спустя всего месяц Серёга превратился в верховного фюрера - главу целой молекулярной сетки.
Круто, но бестолково. Не подпёртый крепким фундаментом, столь льстивый юному самолюбию чин оказался лавровым. А по-другому бы и не вышло: идейных пацанов поблизости отиралось немного, "под ружьё" вставала одна шушера, и за малым исключением отряды канули в небытие.
Его же конторка продолжала неплохо действовать на спайке взаимовыгодного, хотя и неравноправного партнёрства. Правда, зависимое состояние никого из "подчинённых" копии выдернутого с книжной полки босса не напрягало. Да и намекни им об этом - засмеют, ведь юноша постепенно стал подмечать: большинство людей нуждались в беспрекословном руководстве и тщательной опеке, лишь тогда проявляя лучшие деловые свойства. Чувствуя вожжи, они кипели, ворочали горы, совершали подвиги, в то время, как получив возможность рубиться на полях жизни самим за себя - махом становились беззащитными червячками.
Гомо ням-нямус произошёл от стадного животного и привык инстинктивно сбиваться в связанные групповыми интересами кучки, уютненько выглядывая из-под крылышка вожака. В тёплом уголке, где можно спокойно пощипывать травку, будучи избавленным от необходимости принятия решений. Таких жвачных особей - сколько угодно. Ткни в первого встречного - не промахнёшься, а вот среди городских оазисов его постоянного обитания ребята каким-то капризом дьявола уродились до бунтарства независимыми. Совсем иной, противоположный край человечества, пусть и в сотне шагов. Взаимоотношения их определялись полным паритетом, фюрера в коллективе там вряд ли кто бы потерпел, и Серёга даже не пытался разбросать молекулы на непригодную для культа вождизма землю.
Впитав достаточное количество "профессоров" и порожних зрителей, сводная процессия достигла необъятного, вольготно простиравшегося вдали от цивилизации пустыря у городской речки-помойки. Чем славилась местность - невозможностью проезда к ней на машине. Менты туда нос практически не совали, а молодёжь могла без опаски проводить в "условиях приближенных к боевым" любые эксперименты. От банальных испытаний лупивших мелкокалиберными патронами поджиг, до опытов, масштабами и значимостью сравнимых с запуском орбитального спутника.
Сама пустошь представляла холмистую площадь, на две трети поросшую непролазным смешанным кустарником и жёстко иссечёнными деревцами. Специалист охарактеризовал бы многочисленные ссадины или отверстия их коры, как следы пуль и осколков, а фауна зеркально отражалась глубиной нескольких небольших родниковых озерец. Гладких, печальных, уже необитаемых и заполненных водой с изрядной примесью разноцветных химикатов, внесённых в её состав пацанами.
Таковы были особенности ландшафта приграничного к Центру "заповедника". Целиком же подконтрольная юному поколению территория проецировалась на карту громадным, почти правильным сегментом окружности. Один его радиус образовывал песчаный берег реки, в летний сезон используемый под пляж. Вторым лучом петляла болотистая низина устья речушки-вонючки, а дугой, их соединявшей - гряда вогнутого обрыва с пологим асфальтированным спуском от угла. У вершины, по набережной, собственно и пролегала граница урбанизированного мира с диким. Полигон пестрел отметинами воздействия высокой температуры, кислот, красителей, и покрывался воронками, явно наводящими формой на мысль об их искусственной природе.
Оказавшись в пределах своего поместья, за пешеходным мостом через фекального аромата речонку, компания наперво убедилась: от нежелательных соглядатаев пустырь чист. Ребята шоркнулись вдоль кустарника и даже изгнали приблудившегося бродячего кота. На всякий случай - уж больно колер знакомый. Серый, с тёмными лоснящимися пятнами под лапами и хвостом, только кантик куда-то делся. Затем, найдя отлично просматриваемую площадку, откуда при возникновении скользких обстоятельств удалось бы легко свинтить, Серёга приступил к подготовке испытаний. Он утрамбовал шашку грунтом, стал колдовать с запалами, а банда во избежание неожиданностей откатилась за гребень канавы шагах в двадцати от эпицентра опыта и стреляла из укрытия беспокойными взглядами.
Сделав разумный вывод, что глупо расходовать три воспламенителя на разогрев единой массы, "руководитель проекта" измерил направление и скорость ветра путём слюнявого пальца над головой. Планета ответила штилем. "Точно по заказу!" - отметил он благоприятный климатический фон. Попрощался с дружелюбным солнцем, и оттянув ещё миг - поднёс зернистую шкурку к вдавленному в центральное углубление стержню.
Не успел парнишка коснуться головки запала, как сверкнуло шипящее белое пламя. Пару секунд огонь пожирал шишку набалдашника, докрасна раскалил сердцевину, и вдруг устремился внутрь корпуса снаряда. Это загорелся магний. Тогда он посчитал дальнейшее пребывание возле объекта нецелесообразным. Процесс пошёл самостоятельно, да ко всему прочему, было неизвестно, какой непредсказуемый фортель способна отмочить ёмкость. И экспериментатор резво дёрнул в кусты.
Своей устрашающей силой химическая атака намного перехлестнула самые смелые ожидания. Из отверстий, на высоту человеческого роста под ядерным давлением вырывался непроницаемый горячий тёмно-сизый дым. Вероятно, от нескольких источников тепла начинка полыхнула бы куда активней, а так извержение длилось минуты две. Шашка свистела, с шипением вибрировала, и уже к исходу первой площадь метров сорок на шестьдесят полностью растворилась во мраке. Тяжёлоё едкое облако легло очень плотно, да ещё и жутко воняло, вызывая спазмы в лёгких парочки счастливчиков, им задетых.
Сначала среди убежавших от волны чада к дальнему кордону пустоши архаровцев воцарилось пронзительное, звенящее молчание. Такое, что отчётливо улавливались шумы, издаваемые растревоженными паломничеством букашками шагах в десяти. А через мгновение полевую лабораторию прорвало. Никто не мог поверить: как такая крохотная, безвредная с виду банка сумела исторгнуть совершенно чудовищное количество ядовитого смога! Обалдевшие, поражённые, восхищённые, они заходились криком, пытаясь переорать друг друга в выражении восторга увиденным, пока каждый не выплеснул нахлынувшие эмоции до дна.
Постепенно страсти несколько стихли. И после кратких дебатов, процентов на сто состоявших из всё ещё непроизвольно вырывающихся, густо пересыпанных угрозами обывателям возгласов радостного изумления, "экспертный совет" с сосредоточенными лицами быстрёхонько испарился.
При других обстоятельствах он не оценил бы столь подозрительного поведения товарищей. Будто синдикат шулеров с обувания крупного бобра задворками уходил. Но сейчас Серёга тоже спешил домой, и толчком ускорения послужил всенародный подрыв к ЦУМу. Ведь наблюдатели, ввергнутые в ступор невероятной картиной, осознали: чуть ли не впервые под их контроль могло попасть действительно полноценное "оружие первого удара". А оружие означало лишь одно - война, и драгоценного времени нельзя было терять ни минуты.
До этого переломного события ребята перебивались сущей ерундой. Большинством поджигали самодельную дымовуху из кусочков определённого типа пластмассы, заботливо упакованной в бумажный лист. Пыхтела она балла на четыре, но запахом обладала не выше, чем на слабенькую троечку. Кроме того, в обращение граждан попадали только школьные линейки, пеналы, мелкий пролетарский ширпотреб или медиаторы для гитары, из неё отлитые. Первые, по мнению молодых вулканологов, имели неоправданно вздутую цену, и "цель не стоила выстрела". Зато медиаторы катили по копейке за три сердечка. Вот бы где воздать хвалу Зевсу с Посейдоном и Аидом вместе взятым, да не судьба: в музыкальных магазинах субъектам мужского пола моложе двадцати лет их не продавали ни под каким предлогом.
Пацанскими же методами добыть смердячек казалось сложнее, нежели ограбить сберкассу. По отделам канцтоваров неусыпно секли именно за буйнёй из вышеупомянутого "стратегического" материала, а ученики подобных аксессуаров на занятия тоже старались не таскать, будучи свинцово уверенными: ещё до ближайшей перемены их сопрут.
Самому Серёге как-то даже пришлось экстренно разгрузить собственную бабулю на дефицитнейший, невосполнимо утраченный пластиковый футляр от очков.
Берегла она старушечий реквизит. Держала у сердца в годы лишений, холила, укрывала от пурги досадной забывчивости, ругалась, кто прикасался к святыне, и сохранила-таки для потомства. А её обломки с успехом выполнили своё второе предназначение посреди сеанса агитационного, намазанного на годовщину казни неведомого Сакко и Ванцетти фильма в актовом зале.
Почестями, оказанными их праху, сбежавшие с названия карандаша герои раннего коммунистического эпоса явно остались бы довольны. Из пары-тройки наиболее впечатлительных педагогов удалось отжать искреннюю поминальную слезу, да и лишённая надзора залитых горечью соболезнования глаз, братия скорбела на отрыв. Вынеся дверные проёмы, школяры повыскакивали в коридор, а там предались безудержному трауру по поводу досрочного окончания очередной нудистики. Ему же потом посчастливилось целый месяц играть главную роль в домашнем детективном спектакле. Инсценировать усиленные поиски бордового чехольчика, возбухать и перекидывать стрелки на словесно рисуемый старушке образ таинственного злопыхателя, посмевшего так коварно над ней надругаться.
А за отказ в уступке медиаторов парнишка мстил магазину "Мелодия", более знакомому районным джентльменам удачи под логотипом "Балалайка". Соответственно основному ассортименту товара на стеллажах.
Одно время он носил длинные драповые пальто. "Ну и лох!" - скажете вы. Точно! И пусть нехорошо показывать пальцем, костюмы коня с пугающим постоянством приобретала ему родная мама. Сезонов пять кряду, без передышки, а выглядели "зипуны деда Мазая" изумительно - хоть прямо из примерочной огород оборонять становись. Вороны от удивления передохнут.
Глист в обмотке. Жертва изыска отечественных модельеров по ветви "тинэйджер ХХ - Х - Х...ёвого века", только вокруг многие зимовали ещё колхознее, и Серёга с годами наловчился использовать рванину в несколько ином амплуа. Не совсем конечно, чтобы перейти на мытьё полов своей верхней одеждой. Для этой цели существовала чужая, а "страшила", надпоров подклад и вырезав внутренности карманов, исхищрялся совершенно буднично прятать в мягких нишах такие габаритные предметы, что убивал наповал любого, достав вещицу при нём.
Надо ли грустить, когда почётному покупателю доводилось бултыхнуть туда у закутка гастронома до шести пузырей "Крем-соды" или три-четыре килограмма конфет, а затем сколько угодно фланировать с начинкой незамеченным. Не пускают в приличные места через парадный вход? Из отелей и кабаков выпроваживают? Тоже мне, борцы за юную нравственность: случалось, гостила в гнёздышке и целая птицефабрика - штук пять пупырчатых кур с замученными мордами на недощипанных синюшных шеях-верёвках. Либо - пулемётная лента сосисок метров под десять. Так кто лох?
Укромная ширмочка отворялась всему, а начинал он с малого. Оформив дизайн скрытых полостей, маэстро бритвы и ножниц периодически свистел в "Балалайке" музыкальные пластинки или новенькие миниатюрные наушники "Вега". Отзывчивый, он с благодарностью пользовался радушием продавцов, оставлявших их перед визитом вежливости подключенными к демонстрационному проигрывателю для тихой отслушки записей.
Какая услада! Никто не подходит, не пристаёт. Сухо, чистота, одинокий чудак вдалеке бесшумно извивается, а ты сидишь себе за прилавком, зеленец в носу гоняешь. Стоило, стоило всё-таки клевать зёрнышки основ техничного обмана клиентов у кафедры торгового техникума! Правда, после того самого чудака блестящих дужек со штекером и красными симпатичными бубликами возле шарманки обычно не мурлыкало. Да и пластов по полкам существенно убавлялось, но он не видел в отбытии стопочки летающих тарелок великую потерю для такого громадного магазина. Промышленность, слава партии - работала, заваливая розничную сеть малопривлекательной мутотой, а "клетчатое пугало" лишь возвращало заслуженный долг врагам рода человеческого. Подлым наёмникам мракобесия, вступившим в сговор против молодёжи и повсеместно лишающим его права на покупку столь насущного каждому западлянцу товара.
Здесь неистовый потребитель мог поклясться под зуб. Свой, ведь наушники, а тем паче - винил, как таковые ему тоже душу не грели. И это, учитывая привередливую до крайности разборчивость меломана: всякий пибор тот ни через рукава, ни за пазуху, ни под полу не всасывал, работая только с редкими импортом или популярными группами. Нет, молодой человек живо интересовался эстрадой, зато считал натуральным жлобством складировать дома более чем по два диска идентичных воплей и три пары головных телефонов повторяющейся конфигурации (обзовут же цивильную, похожую на вещь штуковину). А раз дело касалось принципов - ему волей-неволей предстояло налаживать сквозной канал сбыта музыкального имущества, и Серёга выменивал омытое нелёгким трудом у одного скользкого типа на аудиокассеты. Заряжал туда ходовой музон, украшал росписями, а уже в рукотворном великолепии двигал желающим под маркой студийных, но ощутимо дешевле.
Короче, прогорал на всех стадиях производства: и по бартерному курсу сырья, и в стоимости конечного продукта. Вилы всюду - куда не сунься: фрагменты созвездия "Вега" пристраивались тому же адресату; за треть госцены. Ну как при таком куцем спросе финансовую империю создать прикажете? А хребет государственной коммерческой монополии вырвать? Эх, тяжела и неказиста жизнь карманного артиста. Одно спасало - рыбачить в "Балалайке" было необычайно балдёжно.
Вот и получалось: подымить на полную катушку выходило редко. И даже если раскуривался гигантский кратер, а его засылали в почтовый ящик квартиры первого этажа, где прикрепив короба изнутри, хозяева навырезали для удобства по дверям щелей, прикол казался вялым.