> я ему напоминаю что так делать не следует не надо так делать напихивать между собой и реальностью очередной слой защитной стекловаты из отвлеченных рассуждений когда едешь по оживленной окружной в три часа ночи не умея при этом водить ну разумеется я сам умудрился загнать его за руль на слабо просто сказал mister your eyes are full of hesitation и понеслась истерический хохот вжимает меня в спинку пассажирского все сильнее по мере того как он удаляется от мыслей о спидометре тем более заумно и отстраненно чем яснее до него доходит в какую переделку я нас обоих заклинил и дальнобойщики на встречной проливают достаточно света на вероятные исходы очки его бликуют в этом свете атрибут умных ребят и маньяков истерический хохот вызывается не столько сложным положением в котором джоди постигает навык вождения на скорую руку сколько младенческим восторгом от мельтешения гирлянды в моем салоне сопровождаемого старым хитом баккары на репите это сочетание воскрешает то самое диско от которого мне всегда хотелось только взвыть и вздернуться именно поэтому я ничего не имею против ебаного диско в последние пару лет что хоть какие-то крупицы проваливаются в этот сраный пузырь кромешной изоляции то есть просачиваются в тяжелый акваланг на днище марианской впадины где мне даже не требуется баллон с дыхательной смесью ничего такого ведь дышать-то незачем именно по причине этого акваланга он и снисходит до моей компании что марианская впадина для него естественная среда обитания и сколько он там ни плачь все намертво беззвучно вязнет за пределами акваланга САМОЕ БОГОМЕРЗКОЕ ОДОЛЖЕНИЕ КОТОРЫМ ТЫ СТОЛЬ МИЛОСЕРДНО МЕНЯ СНАБДИЛ ЭТО ШАНС УГРОБИТЬ ТЕБЯ А НЕ СЕБЯ СУКА СУИЦИДАЛЬНАЯ и я отвечаю что baby i want to keep my reputation давясь смехом потому что дистанционная паника которая никак не отражается на своей жертве зрелище со стороны довольно забавное и от изобилия вещей за которыми приходится следить джоди забывается и ухмыляется криво это ему действительно очень идет я напоминаю вдобавок что трасса скоростная то есть такая на которой запрещается ехать меньше восьмидесяти невыносимо смешит тот факт что оба мы на одной марианской впадине столь же холодно пронаблюдаем лобовое столкновение с собственным участием доведись ему произойти на данном этапе это вопрос исключительно хаоса именно поэтому он на такое приключение и вписался не в силах устоять перед рандомом великим и ужасным из которого целиком состоит
стукнувшись как следует башкой в стекло на каком-то судорожном повороте я лезу за порошком и хвастливо сообщаю что сейчас буду либо ОЧЕНЬ УВЕРЕН либо ОЧЕНЬ ВОЗБУЖДЕН в зависимости от того насколько меня наебал поставщик а мой водитель не будет так как водителю положено блюсти трезвость джоди не согласен с таким раскладом но повинуясь инстинкту отличника упорно пытается выяснить где съезд или как это называется?? место где тормозят как называется?? в то же время выезжая на мост надвое рассекающий смоляную гладь лимана где полосы всего четыре и все несутся по ним стремительно я у себя в марианской впадине торможу на секундочку в попытке ощутить как обжигает носоглотку бессмысленной потому что все давно уже выжжено и сужено так что жалобы на порошок высыпающийся из носа перестают казаться столь абсурдными шмыгаю носом и говорю что место где тормозят называется поселок городского типа и находится примерно в трех часах езды там можно будет зайти в круглосуточный макдак или славно подраться с гопотой ну или просто наехать на нее как в гта если ему угодно на что джоди миролюбиво и даже с чем-то вроде смешка возражает but i need a certain song и снимает руки с руля отчего нас медленно сносит на встречную где в отдалении брезжат дьявольские очи очередного тягача и от этого что-то мелькает у меня в черепе задев единственную ржавую струну под ложечкой к которой никто не прикасался уже года четыре и я почти влюбляюсь на секундочку как бы дико это ни звучало в виде сознательной мысли потому что никто другой подобной хуйни со мной на сиденье смертника не допустил бы разве только я сам и захлебываясь адреналиновым хохотом я тычу искомое в его протянутую ладонь в очередной раз поразившись про себя ее размерам так что он изволит вернуть другую на руль и справившись с управлением запрокидывает голову он сыпет порошок в ноздрю прямо из зиплока и я не знаю оттого это что он так уверен в своем толере или так надежно аугментирован или просто хуй клал на риск дозануться воу воу говорю я а он в ответ сообщает конечно же что yes sir all night long sir и жмет на газ
к тому моменту, когда мы подъезжаем к реке, я уже начисто забываю о своих попытках что бы то ни было ему объяснить, так как всецело сосредотачиваюсь на сознании, которое утекает из меня через какую-то течь, словно бензин из дырявой канистры. сраженные предрассветным октябрьским великолепием мы оба молчим, разнообразной зелени в прибрежной зоне так много, что она доходит почти до самой кромки воды, и вместо песка мне приходится расположиться на капоте, чтобы в полной мере вкусить всепроникающей илистой сырости, как следует насладиться лунной дорожкой на беспокойной речной глади - она сборит, будто зеркало из нефти, вязкая с виду, как кровь. далеко на горизонте виден мост через город, увитый гейскими радужными огнями, огромный памятник вейвформу, я замечаю это, старательно отводя взгляд в попытках не смотреть на Лероя, когда он раздевается догола и удаляется окунуться в воду, ледяную, должно быть, настолько, что меня совсем не тянет пробовать, но не смотреть на него невозможно и не только потому, что все происходящее являет собой нескончаемый цикл игры в truth or dare, только даже без or, а потому что кожа у него безупречно гладкая, совершенно белая, просто livid, идеально коррелирует с лунным светом, и полосы трайблов на руках и бедрах кажутся слишком контрастными, как будто не набиты, а недавно нанесены масляной краской, и потому что весь он слагается из мышц, компактных и пружинистых, как бойцовый пес, его черные жесткие лохмы торчат на голове как у гиены, переходя справа в саркастический намек на косую челку, и потому что весь он сформулирован с изяществом до того эксцентричным, что скорее тянет на какого-то демона из лесу, человекоподобное животное, которым и является, и отродясь лишен каких бы то ни было инструментов укрощения. truth & dare льются рекой, которая смыкается у него над головой на неопределенно долгое время, скрывая от глаз это месмерическое зрелище, и меня не посещает даже отдаленное подозрение, что он может никогда больше оттуда не выйти, и даже не потому что окажется плодом моего воображения, но выходит он так же неспешно, как заходил, с небрежением к воде и холоду, к цепкому предрассветному сквозняку, к моему вниманию, которое ускользает из-под контроля, стекая по его синеватой в лунном свете коже вслед за каплями речной воды, закуривает из лежащей рядом со мной на капоте пачки с такой расстановкой, будто ему вовсе даже не холодно, будто сам он преуспел в самоубеждении насчет собственного холода достаточно, чтобы его не испытывать, и арктический лед в радужках с густым черным ободком как у хаски может служить тому подтверждением, но потом я опускаю взгляд ниже и нахожу доказательство того, что ему все-таки холодно, просто он никак на это не реагирует. равно как и на то, что я пялюсь на него неотрывно, все усилия тратя лишь на то, чтобы не захлебнуться слюнями, потому что каннибализм еще никогда прежде не восставал передо мной в таком зловещем всевластьи, как я уже признавал когда-то раньше, во всепоглощающем желании исключительно сожрать его нахуй со всеми цацками, татухами, выебонами, титановыми пластинами и сахарными костями. в ответ на меня пялится марианская впадина, лунная орбита из его ледяных глаз, из пустых глазниц медвежьего черепа у него на груди. Лерой не спешит одеваться, наблюдает за моим наблюдением с чем-то вроде насмешливого скепсиса, едва заметно щерится, обнажая свои непростительно гиеновые клыки, и я не знаю куда смотреть, на ямочку на щеке или на безупречно вычерченную линию челюсти, или маленькое острое ухо, которым эта линия венчается, или на нос, длинный и вздернутый, очень вызывающий, который откусить хочется, или же на засечки шрама над его правой бровью, или может быть на нежно-розовую нижнюю губу, слегка оттопыренную, под которой еще эта впадинка, так что туда смотреть совершенно противопоказано, равно как и на впадинку между ключиц, и на его издевательскую ухмылку, которая расцветает все шире по мере того, как все отчетливее возгорается во мне то, что я так отчаянно всю жизнь забиваю в угол. at this rate ему и впрямь ничего лишнего говорить не нужно, он и без того постоянно ловит меня на лжи, которой я сам не замечал или слишком привык повторять, и тычет ее мне в ебало в попытках оскорбить или разозлить, или просто сбить с толку, не знаю даже, вызвать на бой, может статься. кожаные и плетеные цацки на его запястьях теперь все мокрые, волосы мокрые липнут к скуле с той стороны, где не сбриты, он не слишком тщательно использует свою футболку цвета хаки вместо полотенца и вваливается назад в салон с грацией человека, слишком привычного к падениям, чтобы их бояться, оставляя меня терзаться смесью из облегчения и сожаления, раздражения, вожделения совершенно гастрономического, но это ненадолго, впрочем.
это не Райдер тебе в конечном счете, не прекрасное видение, сотканное из того же безнадежно просторного вакуума, что и ты сам. я все время порываюсь так отчаянно что-то Лерою объяснить, подчиняясь правилам разницы в возрасте и росте, а также тому непростительному впечатлению, которое он неизбежно производит, как ни пытайся его внутри себя опровергнуть, как будто он напрочь отбитый и отродясь не понимает, что происходит, хотя на самом деле опыт общения с аутистами подсказывает всю прискорбность этого заблуждения. на самом деле все яснее становится, что мне очень нужно объяснить кое-что себе самому. грядет очередной срыв покровов, зарево от него на горизонте я замечаю задолго до нашего попадания в мою черную съемную хату, еще тогда, когда выясняется, что именно туда мы нынче ночью направляемся, и первые отголоски паники по этому поводу ни с чем не спутаешь, раз уж заметил, эта разновидность паники эксклюзивна для пограничного расстройства, думаю, та самая, которая снисходит в момент столкновения с моей прелестью, очередным объектом поклонения, если ты при этом имел неосторожность попасться ему на глаза, и любой взгляд и вздох от этого приобретают такую сверхценность, что свобода действий болтается на грани паралича, потому что из-за каждого угла на тебя оскаливается самый ужасный факап из возможных, он во много раз ужасней смерти, мне ли не знать, в конце концов это единственное, обо что я по жизни разбивал ебало так исправно и больно, что в конце концов все ебало отбил, или еще не все, это совсем нетрудно выяснить, пронаблюдав все рефракции паники просто оттого, что это божественное создание соизволило переступить порог моей крашеной в темные тона норы и тусуется теперь в моей тесной прихожей, в моей ледяной галогеновой ванной, в моей единственной комнате, такой же пустой, как моя башка и список приоритетов, присутствует здесь, видите ли, с руганью спотыкается о провода, шумит и дышит, на моем убогом холостяцком матрасике сидит в искристом свете моих белых гирлянд и бухает из черно-кремовой банки свой излюбленный стаут, курит тут блядь свои ужасные сигареты с черничной отдушкой, я не упускаю случая поймать себя на мысли о том, что моя постель в результате сохранит эту чудесную смесь хвои и ягод, которыми он пахнет, и кажусь себе от этого каким-то mouth-breathing pervert, что лишь добавляет к неизбежному параличу, не говоря уж о том, как внезапно вскрылось очередное помешательство из серии самых трагических помешательств. это из-за ебаной диссоциации оно так внезапно, благодаря ей об меня бычки гасить можно, и о боли от этого меня скорее возвестит запах горелого мяса, чем сама боль, такой себе парадокс, он говорит что-то, конечно же, это занятие он похоже любит даже больше, чем раздачу пиздюлей или неосторожное вождение, и я все неминуемо проебываю, как обычно, но на сей раз не только потому, что слишком увлекаюсь звучанием этой его абстрактной читалочки с сильными ритмическими ударениями вместо знаков препинания и разнообразием гримас на его резком лице в сопровождении не менее резких жестов, которыми у него по традиции еще принято задевать собеседников по роже и смахивать со столов предметы, на сей раз я слишком занят попытками на месте понять, что именно делает его таким безудержно желанным, отследить корни помешательства, пока он еще не съебался и не лишил меня таким образом наглядности, хотя со стороны это выглядит, наверное, чем-то вроде кататонического ступора, хорошо еще, он слишком привык к тому, что никто не слушает, и не думает об этом беспокоиться; и беда не в разнице в девять лет, которую осознавать даже более печально, чем тот факт, что мне самому скоро тридцать два, и не в его экстравагантной внешности, призванной безвременно славить дветыщиседьмой, твинк-порно, косые челки, кавайный румянец, шипастые цацки, все такое, я, может, и mouth-breathing pervert, но не настолько, чтобы становиться жертвой атрибутов или не замечать за ними самого Лероя, наиболее провокативное создание из всех, с кем мне доводилось иметь дело в этой блядской стране, самое прямолинейное, если не сказать грубое, и весь этот культ берсеркерганга смотрелся бы в другом виде, возможно, куда менее привлекательно, но очередной срыв покровов состоит в том, что невозможно оторвать содержимое от формы, говоря о личности, и при всех собственных унылых траблах с самооценкой я даже не представляю масштабы компенсации, которой он обязан хотя бы даже своим внешним данным, не говоря о широком разнообразии проблем как врожденных, так и приобретенных, тем более с учетом этой медвежьей манеры держаться, более свойственной большим и страшным альфачам, при росте в сто шестьдесят его всегда очень много, как ни парадоксально, он яркий и до головной боли шумный, его невозможно не заметить, язык у него не менее острый, чем клыки или уши, запас ругательств сделал бы честь любому пирату, никаких авторитетов, ни малейшего самоконтроля, самый что ни на есть гиенабой, челюсти на полбашки, человекообразное животное, угодившее в это логово сегодня лишь потому, что удосужилось заметить капкан, в который давно уже само себя загнало, и теперь как все животные вредит себе в судорожных попытках высвободиться и за этим увлекательным занятием не хочет замечать, что логово принадлежит дракону или динозавру или какому-нибудь злобному турсу, который жрет детей, это потревоженное чудовище ворочается внутри меня с медлительным недовольством, когда гиенабой в очередной раз спотыкается о собственную речь, поворачивает голову в три четверти, отводя взгляд, и ухмыляется, в этом ракурсе особенно сладкий и убийственно уязвимый, сервирует себя чтобы удобнее было сожрать, желание сожрать столь отчетливо и первородно, что я пугаюсь ему подчиниться и хватаюсь за мысль, как всегда в борьбе за контроль, десакрализировать пожирание, добравшись до его причины,
- ..то есть не надо блядь стесняться, - продолжает Лерой, неверно трактуя мое недопустимое поведение сквозь призму собственных проблем, всепрощающим жестом опрокидывает пустую банку, которая грохочет об пол, вызывая у него раздражение, как и все прочие источники шума, включая его самого, так что раздражение это константа, боюсь, рекурсивная динамомашина, вечный двигатель дальнейшей речи и прочих импульсов, - с тобой как за каменной стеной надо признать хоть говори хоть молчи хоть все ебало разбей один хуй но это и хорошо наверное хотя я точно не знаю я просто пытаюсь сказать что это нормально и я в курсе что оно далеко от всех этих маленьких сладких куриных лап на которые ты привык у себя в интернетиках слюни пускать ну этих вылизанных мальчишек и девчонок а также их вредителей беда отнюдь не в пикантной глазури цифровой недосягаемости в смысле не только в ней хотя и не без этого потому что на нем мяса слишком много и поставить на паузу без пиздюлей нихуя не выйдет, - и мне не сразу удается понять, что он имеет в виду себя; он все чаще это делает в последнее время после шокирующего столкновения с собственным тяжелым аквалангом, когда забывается, ломает четвертую стену, упоминая о себе в третьем лице и в среднем роде, будто о непригодном транспортном средстве, не знаю даже, что было более мучительно пару дней назад в очередной просветительной беседе на тему ориентации при участии полковника - слышать, что _надо же оно по-прежнему краснеет и не может этого произнести гагага_ или наблюдать пристальное внимание, с которым на него в ответ косился полковник, чей покерфейс для меня все так же непроницаем, когда он не желает делиться соображениями, как и в самом начале, но само по себе внимание между ними уже само по себе признак достаточно тревожный, мама не рада, папа не рад, полковник не рад, пожирание ака поглощение имеет целью присоединение к себе, то есть заполнение пустот, вот и он, этот убийственный срыв покровов, так удачно отсылающий к воспоминанию о стишке моей предыдущей пассии многолетней давности насчет того что you just wanna become me, этот срыв покровов вскрывает очевидное, как ему свойственно, лежавшее на поверхности все это время, восходящее к тому, что вся непрерывная и непогрешимая череда моих травм, вся моя последовательная безответность есть по сути ничто иное как продолжение безуспешных попыток родиться, блядь, воплотиться в этих объектах только потому, что какие-то их компоненты напоминают те жалкие намеки, которые в ходе моего забагованного появления достались мне самому, и это значит, что ни о какой любви речи никогда не шло, я понятия не имею, что такое любовь, и это абсолютно кошмарно, кроме того, это также значит, что мой отец никогда не любил мою мать, потому что имел весь тот же набор проблем, который в конце концов с торжеством увенчал повешением, и вся затея с ней изначально служила задаче производства меня и делегирования в меня этой проблемы в таком виде, чтобы ее невозможно было не заметить, как случилось с ним самим, в сочетании эти простые и давно всем кроме меня самого очевидные озарения способны были бы заставить меня немедленно приступить к самоустранению, думаю, потому что я не могу его любить, я не могу перестать его любить, я не знаю как его любить, и меж тем не представляю, как можно жить, не обладая тем, что я так долго и наивно полагал за объект любви, а именно формулировкой, я бы и приступил, вероятно, не торчи у меня в комнате Лерой, который так много говорил о том, что ничего не чувствует, совсем ничего, на все лады перефразируя, с тех самых пор, как узнал что у Миши, его татуировщицы и герлы, лейкемия, и поэтому ей похуй, в общем-то, любит он ее в ответ или не любит, хочет или не хочет, видит или не видит, ей достаточно просто рядом тусоваться, пока она еще в состоянии стоять, и в ответ на эти новости он ничего не почувствовал, совсем ничего, и с тех пор начались вопли про тяжелый акваланг и катания по встречной со мной за рулем, драки с гопниками, драки с кладменами, с мусорами, с воображаемыми медведями, с чужими машинами, крупномасштабные вооруженные разборки, спонтанные поджоги, литры рома в глотку, кубы винта по вене, остервенелые отсосы по накурке на заднем сиденье посреди рассветного поля, производимые с таким леденящим отчаянием, что от лязга намотанной на его правое запястье стальной цепочки у меня теперь рефлекторные слюни текут, потому что этот же лязг сопровождал движения его руки по моему болту следом за его горячим тесным влажным розовым ртом, а царапины от его блядских зубов до сих пор болят, когда я о них вспоминаю, и я хотел бы чтобы так было всегда, потому что это лучшее, что когда-либо случалось со мной за пределами эротических снов, и все оттого что скудоумный гиенабой технически неспособен в силу своего адхд уразуметь, что тяжелый акваланг попался на глаза не случайно, а потому что отяжелел, а отяжелел потому что больно, и удаление от себя возрастает прямо пропорционально дальнейшей боли, причиняемой в попытках преодолеть удаление, я во многом могу не разбираться и многого могу не замечать, но в этой ебаной игре ненавистных гринго я просто ебаный эксперт, всю жизнь прошпиливший на тонкой грани между релапсом и ремиссией, и по этой же причине лучше чем кто угодно другой знаю, что являюсь для него в первую очередь очередным потенциальным средством самопричинения и лишь после этого другим аквалангистом в этом безлюдном местечке, способным обеспечить какую-никакую компанию, и в то же время я ни за что на свете не смог бы отвергнуть его еще и потому, что он со своим примитивным боевым кодексом вхождения в валхаллу пытается доверить мне свою слабость, которую не допускает больше нигде, и бровью не ведет, справляется гораздо лучше меня с моими депрессивными эпизодами и истериками в темных уголках, где все вижу только я сам, с Мишей справился безупречно, я бы так нихуя не смог, безмятежно и хладнокровно выяснил все неутешительные детали и в итоге повелел ей забить напоследок всех скотов какие на нем только поместятся, даже дразнит ее теперь иногда, хотя я-то знаю, оо мне ли не знать, тут уже неизбежные сопли развезлись, замечаю, когда он швыряет в меня зажигалкой и говорит,
- Я ВСЕГО ЛИШЬ ПЫТАЮСЬ СКАЗАТЬ что может эти твои пидоры малолетние и не врали насчет того что любовь можно трактовать по-разному и все такое но от меня упорно ускользает почему это так плохо в их представлении ведь не то чтобы таким методом можно было всерьез у кого-то что-то спиздить и кусок от них не отвалился бы в итоге так-то. не то чтобы кусок отваливался всякий раз как отражаешься в зеркале например к сожалению так в чем проблема-то блядь была?
и мне очень хочется в очередной раз попытаться объяснить ему, что так этот чудо-акваланг и работает, что тебе только кажется, что ты ничего не чувствуешь, а на самом деле ничто не мешает вслух отвечать на размышления человека, который молчит рядом, но для того, чтобы это донести, нет ни малейших слов, и поэтому я говорю:
- не знаю, может быть, хотя бы даже в том, что они были геи?
- а ты значит по-твоему не геи был в то же время ловкач ты наш, - хохочет он, music for my ears этот смех, тот редкий вариант, доступный только детям и деревенским дурачкам и потому наиболее заразительный, сколь бы ни издевательский, - про себя вообще молчу и это не причина нихуя и даже более того эта волшебная наклонность предполагает передачу прав по умолчанию ты не находишь потому что когда оказываешься сверху тебя неотступно преследует самоконтроль который превращает всю эту затею в утомительный ад который может быть и призван венчаться какой-то феерической развязкой но в моем случае на его поддержание уходит такое количество внимания и сил что в конечном итоге я просто счастлив больше в этом не участвовать даже в те редкие моменты когда удается вписаться изначально а это тоже та еще ебанина само по себе так что речь не об уходе от ответственности а скорее об освобождении внимания от самоконтроля который ей-богу до такой степени чужд что я был бы рад нанять по нему менеджера если бы хоть кто-то из тех безмозглых торчков в моем распоряжении на это годился так что нехуй тут откашивать на геев и все такое я пытаюсь сказать что это не беда месседжа а беда конкретной интерпретации и..
он умолкает на полуслове, сбитый с толку моей ладонью, которую я кладу ему на шею, для чего приходится преодолеть разделяющее нас расстояние на четвереньках, хотя я прикасаюсь к нему с максимальной осторожностью, настолько нежно насколько только могу, его это наверняка бесит, потому что он с детства привык к боли и ждет ее теперь как неотъемлемый аспект любого взаимодействия, но по-другому совершенно невозможно, слишком все хрупкое и безупречное, маленькое еще до жути, это просто я слишком большой, увы, он бросает взгляд мне в глаза и поспешно отводит и краснеет бледно-розовыми пятнами, очень легко краснеет вообще, от пальцев, от поцелуев, меня это с ума сводит отдельно потому что я mouth-breathing pervert, покорно следуя за движением моей руки он поворачивает голову вправо, отчего совсем близко перед моим носом оказывается сопряжение его челюсти, уха и шеи, и сглатывает, касаясь моего большого пальца кадыком, тут нет никакого mouth breathing и никакого pervert, я целиком состою из кислотных слюней и зубов, думаю, примерно как чужой, я чуть-чуть сжимаю пальцы просто чтобы выжать из его сбивчивого пульса чуть больше герц и очень тихо, едва слышно произношу ему на ухо по большому секрету, что он - ходячая эссенция тех мокрых снов, которые преследовали меня еще в средней школе, и я боюсь даже подумать в его сторону лишний раз потому, что сожрать его слишком охота, хотя отлично знаю кое-что о Лерое и пожирании, оно для него совсем не метафора, потому он и кусается с таким мрачным упоением в качестве прелюдии, так что у меня весь язык еще с прошлого раза в следах его зубов, и сам заводится от моих укусов до полного беспамятства, так что на нижней губе у него до сих пор прокушенный след от моего клыка, вот тебе и ugly smile нахуй, ugly but efficient eh, кровожадная близость = двойная близость, оттого он и охуевает по-прежнему и не может этого скрыть, что я через акваланг достаю, я знаю также кое-что и о его знакомстве со словом слишком, я конечно большой трус, очень большой, так что цифровой снежок недосягаемости порошит по жизни все, кроме мортидозной тяги к диссоциативам, но подставить его этим словом в очередной раз было бы выше моих сил, потому что battered heart is still on the sleeve, я никого чище и честнее в жизни не встречал и на полдороги все бросить в очередной раз ни за что не посмею, хотя страшно очень оттого, что мой самоконтроль висит на жалкой ниточке слюней и сдерживает при этом тридцать два года ходячей пустоты, и еще поломать все очень легко, от этого тоже страшно, хотя так только кажется, но все равно, этот кромешный ужас вытесняет меня отчасти прямиком в открытый космос, когда я касаюсь языком впадинки между его ухом и челюстью, где его яремную вену от моих зубов отделяет только шелковистый слой безупречно белой кожи, которая от этого уже розовеет, я боюсь подумать о том, что точно такая же кожа у него и на заднице, я абсолютно в этом уверен, желание до отказа разинуть пасть, вцепиться с хрустом ему в глотку и грызть до тех пор, пока башка не отвалится, застит весь разум нам обоим, но я держусь, едва не плача от того, как бессознательно льнет ко мне это человекообразное животное в ответ на ласку, и пытаюсь ему сообщить, что никогда прежде не делал этого с другими людьми, не то чтобы совсем ничего, но конкретно того, что собираюсь сделать, еще не доводилось, хотя это проделывали со мной, потому что сам я тоже непрочь время от времени делегировать контроль, но Лерой понимает меня превратно, как водится, и отвечает, сбиваясь с дыхания:
- ты только смотри не подавись всей этой титановой пластиной которая там вместо мозгов и все такое