привычный мир начал свое плавное нисхождение ко всем чертям с того самого дня когда я узнал что именовался Святой Джо задолго до того как мать решила назвать меня Джо. и вот пожалуйста, живи в бараках посреди развалин как какой-то блядский бедуин и жри всякую гадость, по ночам торчи с винтовкой на посту, как сова, и это притом что элдер не упускает случая уронить свое загадочное "Джо, иди к монахам". рано или поздно на консилиуме ученых мужей появляется некто Кристофер, нагруженный гроздями внушительных дипломов и аттестатов, Кристофер высок, чрезмерно осанист, что выдает в нем педанта и меланхолика, но глаза его сверкают тем самым остросюжетным оттенком фанатизма, который Аксель распознает навскидку, Кристофер расхаживает по кафедре древней аудитории в ослепительно старом здании этого ослепительно старого и слепого города с бодростью победителя, и слова, которые срываются с языка, звучат чуждо, будто он не озвучил их самостоятельно, а ретранслировал наживо как радиоприемник. С П А С Е Н И Е говорит Кристофер. дамы и господа, джентльмены и леееди, герры унд фрау, мадам и месье, Гитлер и Сталин, Штирлиц и Мюллер, разрешите представить - панацея! для коррекции любой проблемы психоневротического происхождения достаточно теперь одной инъекции. прямое воздействие на рецепторы. абсолютно безвредно, мол, трали-вали, Аксель втихаря смывается из величественного помещения обратно в свои аскетические апартаменты, чтобы как следует там все обмозговать, но обмозговывать нечего - СОВЕРШЕННО ЛЕГАЛЬНО - поэтому он рискует попросить совета у своего подручного всадника смерти всех мастей одновременно, химеры из живого и неживого, Аксель спрашивает КАК скажи мне какими словами какими именно некромантическими заклятьями этому ублюдочному монархисту удается переманывать их на свою сторону, ведь и стороны-то уже никакой не осталось а эти пидары все равно.. у Акселя личный мотив, кровная ненависть, от обиды он чуть не плачет и разговаривает грязно с оттенком привычной небрежности - все крысы из-под земли на самом деле разговаривают грязно, брань обратилась в традицию уже так давно что ее отсутствие в речи есть жест не куртуазности а скорее напротив демонстрация дремлющего шантажа (а что это у меня в кармашке такое что даже язык не поворачивается обозвать его дерьмом). Легион щурит глаз как обычно один и беззаботно стучит по крышке непонятного девайса вмонтированного в его бок со стороны печени кажется с рождения, вызывая ритмичный полый звук как в пустом пластиковом стакане, щурит с насмешкой и говорит босс, теперь им нравится отсутствие стороны, если вы понимаете, босс, шеф, замсекретаря райкома партии, издевается Легион и не дожидаясь негодования покидает апартаменты, идет на улицу покурить. сидящей в царственном уюте древнего католического храма Тамаре кажется, что еще немного - и взгляд сидящего сзади прожжет в ее обнаженном высокой прической затылке самую настоящую дыру, и сердце ее от этого сладостно замирает, как при поимке экзотического насекомого, за которым так долго гонялся, и она чувствует, как жарко в уши, но упорно не оборачивается. обоих воскресные службы уже давно не интересуют, а процесс преобразился в старинную игру, для нее занимательную, для Идена по большей части изнурительную. похоже на недоумение оттого что некуда поставить цветы. ее позвонки на голом затылке кажутся чем-то крайне хрупким и в то же время вполне съедобным, волшебство тирамису, и что мне подождать, думает Тамара с досадой, и что мне умереть, тебе тринадцать лет, не встать и умереть, хоть и сама она старше всего лишь года на три, которые в первые два десятка еще имеют вес. в ее представлении Иден обладает всеми признаками галлюцинации, с которыми в силу профессии приходится порой иметь дело, прекрасное видение, на которое смотреть боязно чтобы не развеять, но она смотрит иногда, поражаясь тому, как бортовой компьютер лихо производит выбор стратегической линии вместо нее. Идену хотелось бы лучше праздно торчать во дворе и обижать маленьких, чем таскаться за ней на расстоянии ста метров по всему городу, так что таинственная необходимость, почти обязанность исправно делать это каждое воскресенье порождает в нем бешеную ненависть, такую что тошно всем чертям, Тамара видит его отражение в витрине через перекресток и думает, что подобные создания прежде рисовались ей в воображении в шортах до середины бедра и темных гольфах так чтобы видно было коленки, но ее преследователь вместо этого демонстрирует боеготовность ослепительным великолепием, сотканным из дыр и черной джинсы. наш и ваш мозг стремительно работает несется на всех парах красного солнца в 100500 лошадиных сил к краю пропасти по прожженной насквозь калифорнии оставляя в горячем песке следы шин и прочерчивая свою траекторию сажистым дымом из горящего двигателя. нам-то что мы обе педали сорвали еще до того как забрались в кабину к вашему сведению. сумасшедшая мать Идена нашла идеальный выход: все симптомы своего безумия которые открываются в редких просветах она незамедлительно перевешивает на сына и с чистой совестью добросердечно лечит его, водит к доктору, которому платит достаточно, чтобы тот имитировал терапию, и на одном из очередных сеансов скорби Идена осеняет что вообще-то у многих людей хватает наивности исповедоваться перед своим психотерапевтом и на его месте многие из них вложили бы все это нагромождение в его светлой голове Тамары, эту идею он находит до того комичной что с трудом сдерживает смех. док спрашивает что так веселит тебя (мальчик), но Иден вместо ответа вскакивает с кресла, с ногами забирается на подоконник, едва не вытеснив собой здоровенный горшок с папоротником, и торжественно заявляет знаете док я бы не отказался в один прекрасный день исцелить всех одним махом. вообще-то док славный парень и к Идену относится с особым пониманием профессионала, который неизбежно приходит к неутешительным выводам при одном взгляде на такую мать, но здесь он с пациентом расходится вроде как идеологически. как ты собираешься исцелять здоровых? - здороовыххх? эхом тянет Иден, безжалостно наматывая на палец свою длинную витую прядь, шелковую на ощупь и льняно-пепельную с виду. когда ты в последний раз их видал, здоровых-то, док. ладно, положим, где-нибудь в тибетском бомбоубежище еще найдется парочка, но можешь быть за них спокоен. если человек здоров, исцеление ему придется нипочем, он его не заметит даже. все равно что нейтронная бомба для тектонических плит. на этих словах в глубине его сознания вдруг вспыхивает сумрачное чувство, как будто кто-то недавно собирался напомнить ему, что все это где-то ранее уже было сказано кем-то другим, чувство тихое и рассеянное, как отголосок, писк или шепот, оно смущает Идена on approach и вынуждает от неожиданности немного примолкнуть. у себя дома он ложится на пол и пытается сосредоточиться на источнике дискомфорта, но тот выскальзывает из-под внимания как кусок сливочного масла. некоторое время спустя его обладатель сдается и переходит к попыткам окончательно выяснить в каком именно месте и при помощи каких технологий визуализируется все воображаемое. место это кажется ему сокрытым в какихто тайных недрах черепа примерно посередине линии, которую можно провести от затылка к носоглотке. думать о нем Идену до странности жутко, но раз начав он уже не может остановиться, уводит себя в рекурсию и раздражается, со стороны на первый взгляд беспричинно. жженщины, жженщины, друг. в обществе женщин его ожидает неизменная благосклонность, хоть и присыпанная порой перечной пудрой осуждения за классовые промахи - ПРИЛИЧНЫЕ ЛЮДИ НЕ - и он потребляет эту благосклонность как должное, его учительница музыки слишком молода, она уже попалась на удочку искусных манипуляций и играет теперь в основном самостоятельно, пока он сидит рядом и слушает и созерцает пыльные лучи хрустального солнца в ее огромной запустенной квартире и гармония неотделима от самой крови. приятное шелковое. в свободное от работы время Тамара, получившая образование еще у себя на родине, коротает часы безделья живописью и обычно может приступить в любой момент, но все поломалось, стоило ей обнаружить что окна квартиры, в которой живет Иден, располагаются в соседнем доме точно напротив ее окон. потрясающее открытие в опасной близости, жалкие пару десятков метров, старые кварталы для знати строили убористо, отвлеченно отмечает она, ломая голову в попытках определить источник волшебства. необоримый магнетизм ставит ее в тупик. Тамара привыкла к желанию разглядывать, но в данном случае хочется скорее касаться, и сбой в отлаженной системе раздражает ее даже больше собственного стыда. хочется осязать особую нордическую свежесть, которая в таких людях заключена, как покрытый стеклянным льдом коралл или прозрачный лавандовый чупа-чупс в обрамлении бледно-розовых, по-детски облизанных губ, мучительно и на редкость недосягаемо, она только сильнее бесится и отказывает клиентам, переносит встречи одну за другой, боясь что от неспособности сосредоточиться не сможет гадать. шлейф ее репутации, сложенный из ведьмовства и еретичества, и без того прочерчен страстью к гневу, так что получив такой отличный повод для бешенства она не упускает шанса. однажды любопытство берет-таки над гордостью верх, заставляя ее обернуться на очередном сеансе воскресного гипноза, чтобы посмотреть, что из этого выйдет, и захваченный врасплох Иден не успевает отвести взгляд и медленно краснеет пятнами от носа к ушам но взгляда так и не отводит, потому что челлендж ассептед, и смеет к тому же ухмыляться ей бесхитростно и вместе с тем заговорщицки, открыто, прямо и - Тамара задыхается от возмущения и рывком возвращается в исходное положение, как он смеет, как они смеют, непростительно, возмутительно, постельно, возмутительно, постельно, думаешь секс это ничего особенного? не встать и умереть, разве это не позиция здоровых людей, в чем она прекрасно отдает себе отчет, но ни за что не признается остальным. основным источником мнительности служит ее врожденная хромота, которую Иден и замечает-то раза с четвертого, слишком много более важных деталей, которых не замечает она. если застывшее на лице Джоди выражение и можно как-либо обозначить, то это в первую очередь редкая форма злорадства. бледность оттеняет его кожу особой зеленью из того же разряда что и патина на медной посуде. специалист по оверклокингу. вчера я сделал вид что ложусь спать и закрыл глаза а там из недр подсознания выступила вдруг огромная улитка и медленно-медленно высунула из панциря белую голову в черных пятнышках и стала вертеть своими глазками-усиками тщательно обследуя окружающую пустоту. что-то вроде частично исчерпывающей статьи по оверклокингу как тебе не стыдно. чем меньше самого человека тем больше ему требуется одежды. или все эти с кишащим упоением занимаются своим rinsing & repeating компания с таким названием услуги которой заключатся в списках повторяющихся изо дня в день задач в считанные дни превзошла бы в рейтингах самые популярные нефтяные синдикаты. вот еще кстати вопросец насчет ширянова который я конечно понимаю занимался исследованиями в среде низших умов и потребностей из этого как следствие весьма ограниченных но есть с его стороны одно упущение. среди всех перечисленных заморочек нет заморочки на заморочках а также заморочки на недоборе. из всех доступных стереотипных действий это еще коварнее отжиманий или бега. ну и чего ты планировал этим добиться мой дорогой норный друг. того же что и обычно. Джоди наделен фанатичной верой в святую физику и критическую массу которая у всего на свете бывает и достижение которой равносильно покорению горных вершин. к тому что разглядел до дна нет необходимости возвращаться. достаточно к такой простой технологии подобрать название чтобы можно было основывать культ. культ поклонников бульдозинга - благо лошадиная доза меркнет по сравнению с бычьей - которые живут в системе канализационных тоннелей жизнями технотуземцев, не хоронят падших в борьбе с непреклонной неизвестностью и не оборачиваются. еще\больше\еще\еще я случайно добавил в друзья кореянку лихим движением мыши и теперь она ко мне пристает хотя я уже сто раз извинился. там идеально за стеклом и небо облицовано перламутром будто изнанка огромной раковины и гадкие девушки гадко ступают гадкими ногами в шлепанцах безвольно болтая при этом руками как наскоро сшитые куклы и педофилы без зазрения совести ходят и смотрят на детей в шортиках фотографируют приползают обратно и дрочат много часов подряд а потом идут и для очистки совести пишут огромную частично исчерпывающую статью по сексологии где оправдывают себя заведомо предосудительными притянутыми за уши методами. культ поклонников бульдозинга объявляет войну оправданиям для чего всем участникам приходится извлечь из походных принадлежностей прием cold turkey. знаешь что такое cold turkey, это способ после которого тебе неизбежно захочется возобновить драку ради которой ты приобретал зависимость. когда куришь а потом просто больше не куришь и пол превращается в хлипкую палубу в штормовом море и секреты разъезжаются между висками, сердце ведет себя из рук вон, разрумянившиеся щеки горят солнечными ожогами а мысли застряли в промежутке меж двух радиочастот и никогда не перестают громоздиться словами и образами сквозь шелудивый шум помех, ты включаешь дворники и не снимая рук с руля высовываешься в окно чтобы остудить дурную голову под дождем слабо надеясь таким образом сбить внутричерепное давление и твое восприятие различает полутона тоньше лезвия бритвы бумажного листа детского волоса а видишь ты как орел и думать боишься о том что что-нибудь в самом деле может случиться. ты заглушил двигатель и погрузился в молчание заманив в салон бархатные летние сумерки ты где-то на обочине скоростного шоссе между лас-вегасом и долиной смерти хлещешь водку из большой красивой бутылки похожей на свежесколотый лед который жестоко бьет тебя по мозгам после тяжелого дня грибные гифы твоих мыслей тянутся под землей на сотни тысячи километров вокруг насквозь прошивают все слои горных пород и куболитры океанических глубин добираются до каждого одновременно как электрический импульс. поворачиваешь голову смотришь в окно на втором этаже со строгой гримасой полотняных жалюзи и от твоего взгляда там вспыхивает приглушенный серый свет. язык скребет по пересохшему небу в которое стучится лишняя кровь проверяет на предмет слабых мест в поисках лазейки для выхода но твоя система труб и тоннелей задраена герметично напряжена в извечной боеготовности. я люблю этот запах и вкус моя бы воля я бы жрал его ложками из стеклянной баночки как сахарную пудру интересно на сколько минут меня хватило бы 20 или меньше. у нас тут дизельпавер и дьяволопоклонники стадом забредают во мрак ракушняковых катакомб невинно желая вызвать какого-нибудь дьявола но не знают что ждет их впотьмах а наши друзья культисты бульдозинга уже бдительно раскинули там свои сети которые собственноручно сплели из кишок павших в боях собратьев и поджидают не выдавая себя ни шорохом единым усилием сжимая в челюстях тугую пружину ожидания. сегодня в меню доступна одна лишь безвкусица, но человеколюбивых культистов этим не остановить. ракушечник царапучий крохкий и пористый впитывает как губка крики и кровь. девица которую дьяволопоклонники битых два месяца зазывали в это место с собой чтобы хоть какую-нибудь жертву дьяволу предложить подвергается безмолвному коллективному осуждению, которое выражается отсутствием каких-либо жестов в ее адрес вовсе. так что она ползает по полу с надрывным воем целая и невредимая и имеет больше шансов наладить контакт с дьяволом чем кто-либо из присутствующих когда-либо мечтал. дьявол это дурной тон. жуткий упырь по имени самогонный Сэм выползет одной прекрасной ночью как ни в чем не бывало из-под вашей кровати и окатывая волнами трупного смрада предложит рюмочку и попробуйте только отказаться. самогон ведь можно гнать из любого сырья. как свиней кормить. i can't change my face, don't you remember. лицо которое ты видел я больше никому никогда не показывал. даже себе только краем глаза в полумраке. молчание = золото в тигеле моего страха расплавилось быстро превратилось в тягучую неспешную вязкую жидкость я помимо своей воли схватил посудину и рывком выплеснул содержимое себе в рот. tell me what the fuck. я просто не мог больше говорить по техническим причинам, спал по 4 часа в неделю и работал семь через семь. в следующий раз пойду таксистом-психотерапевтом. выясню кто из моих постоянных клиентов одинок и буду от его имени сбивать ночных бабочек. нехорошо его разувать. раздевать. развинчивать. дурачок Джоди, какой же глупый Джоди дурачок. дурачок с оснащением, ведь говорили же тебе что курить вредно, вредно курить пачку за 4 часа, особенно если предварительно предпринял ряд усилий в области паверлифтинга кровяного давления. похуй на друзей и предков, да кто здесь не панк (я здесь не панк). нас будит приятный шорох, с которым вращается ручка свежесмазанной задрайки на переборке машинного отделения, сразу за которым следует зубовный скрежет петель, и мы молча понимаем: кто-то снова собирается избить Эдди. за те две недели, что он сидит у нас в плену это начало потихоньку входить в привычку, и я отношусь к тому меньшинству которое еще способно задуматься насколько это нормально. всегда когда я не в кают-компании я тайком от всех пытаюсь решить насколько это нормально, потому что ежедневные акты насилия не проходят даром ни для нас ни для него и слез каждый раз все больше а значит больше и крови. когда-то мне казалось, все наоборот, но Генрих демонстрирует принцип слишком наглядно. стоит Эдди расплакаться и Генрих теряет рассудок превращаясь из рассудительного лидера терпеливого хозяина мудрого наставника любимца женщин в кровожадного и упрямого садиста. черта с два его оттащишь в таких случаях, только кусается молча раскрасневшись и растрепавшись а то и по роже съездит если очень уж настаивать. подозрительные тенденции. на обсуждение в нашей скромной общине такие эпизоды выносить боязно - разве не пропадем мы без Генриха? этот парень один из немногих у кого есть родители. этот парень сам выбрал свой путь, отдав предпочтение нашему образу жизни, в отличие от подавляющего большинства подчиненных. тем лишь бы сломать что-нибудь, ангажировать телку на вечер да заторчать. малейшего понимания об организации; о том как дела делаются, и я частенько оказываюсь в их числе. сам я редко нуждаюсь в том чтобы кого-нибудь избить, но в кают-компании странно смотрят на тех кто не посещает Эдди, поэтому я иногда все равно прихожу. рассказываю ему что-нибудь из своей практики, например про газовую гангрену или дирофилярий. Эдди в ответ только плачет стараясь незаметно заткнуть уши. об освобождении он давно уже не просит потому что Генрих запретил ему произносить все слова которые для этого необходимы. Генрих и нам запретил в свое время; те, кто не подчинялся, рано или поздно сталкивались с NRF-64, его особой подружкой. не уверен что ее следует называть подружкой а не собственностью не служанкой не имуществом и не рабочей единицей, хотя на вид репликат дорогущий: даже глаза от человеческих не отличишь, не говоря уж о коже. мышечный рельеф сымитирован гениально. если добавить к этому ее обходительность и неприхотливость, соседка по каюте выходит просто идеальная, и так кажется до тех пор пока кто-нибудь не пересечет дорогу Генриху будь то случайно или намеренно. не более чем через день или два NRF-64 вырастет у вас за спиной словно тень и ни слова не говоря приступит к своим фокусам. возьмет сперва за голову нежно и осторожно, едва ли не ласково, прижмет руки к вискам и вы почти труп. весь секрет в девайсе которым она оснащена. этот девайс позволяет улавливать и декодировать мозговые волны а стало быть и излучать на этих частотах обратно в разумы. насаждает что угодно. со мной эта милашка встречалась всего один раз вскоре после того как Генриху доложили что я в нетрезвом виде обижал детей. всего-то дал затрещину этой мелюзге которая увела у меня курево - почти полную пачку, как можно было удержаться и не проучить. через два дня лилейные пальцы ее ледяных рук сомкнулись на моем черепе и погрузили в бездонную череду образов, отступивших постепенно перед сценой в которой я обнаружил что занимаюсь сексом с огромной кучей опарышей неотличимых наощупь от какой-нибудь роскошной красотки из красного квартала. потом в холодном поту просыпался еще полгода. однако же совет магистра: маскируйся под обновления, и тогда никто ничего не узнает, даже о 3д печати соевых подделок свиной печени, богом клянусь. гелиодинамическая лошадь входила там в набор моих персональных транспортных средств для передвижения по угодьям, чему окружающие меня подданные завидовали все до единого. огромный до неприличия серый пикап, в котором я проехал сквозь туман и грозы, намертво засел в прилегающих к усадьбе галлонах няши неподалеку от серебристого пруда, который терялся в горизонте и сумерках. передвижением в нем кувшинок, утят и прочих поделок со знанием дела управляла при помощи половинок яичной скорлупы моя первая любовь, которая сидела на бортике и на мелочи вроде меня предпочитала от этого увлекательного занятия не отвлекаться. по методу контроллеров от консоли. LEMME SEE YOUR REAL WAR FACE, нагружая мое плечо своим весом кричал очередной старый пастор. мы стремительно вбегали на главную площадь, пустую и мощеную булыжником, в сопровождении его престарелой помощницы и двух моих сабочек, верных и глупых, какими и надлежит быть идеальным ассистентам. вместо церкви я избрал своей целью муниципальную школу, которая состояла по большей части из утопающих в речном иле деревянных заборов, хлопающих на ветру простыней и стаек перепуганных воспитанниц, в которых я путался, неуклонно продвигаясь к цели. в загоне за порванной во многих местах стальной сеткой обитал дьявол. девочка которую он избрал своей обителью от такого сотрудничества вся давно уже окаменела офарфорела и растрескалась синими венами, отчего передвигалась с деревянной грацией марионетки, наводя на всех присутствующих известный ужас своим бесчеловечием. голову разбить, подумал я, вдребезги, и дело с концом. эта кукла мне нравится больше, сильной рукой нагнув меня за патлы внезапно прошептала на ухо одна из ассистенток, та что брюнетка. я заглянул в ее безмятежные карие глаза и понял что дьявол теперь работает на меня. я плачу ему в среднем по восемьдесят косарей в год. речь разумеется идет не про тот год когда я последовал примеру терминатора и воскрес в совершеннейших ебенищах вдалеке от всяких хоть мало-мальски вразумительных населенных пунктов. песчаные барханы слагались из чего-то похожего на известь или асбест, простирались на сколько хватало глаза и перемежались редкими оазисами курортной зелени вокруг административных зданий. мелкая кофейная плитка кое-где обвалилась, выбитые ступеньки зияли арматурой, все окружающее казалось заброшенным. я пытался найти способ попасть в более оживленную местность. на стройке обнаружился исполинских размеров кран и стоило только обратить на него внимание как тут же выяснилось, что крановщик ошивается у меня под рукой и делает свою работу исключительно силой мысли. едва заслышав просьбы о помощи в попадании в город он напустил на себя важный вид, как бы невзначай совершая попытки снести мне голову крановым крюком который угрожающе качался на тросах в опасной близости от него самого. я дал ему двадцатку а он мне в ответ целых три, что сопровождалось обильным потоком шизофренического блеяния и попыток улизнуть от всех возможных вариантов прямого ответа. наконец меня заебало и некоторое время пришлось потратить на обратный обмен купюрами. единственное что занимало на тот момент все мои мысли - покупка булки с повидлом в местной административной столовой
![[]](/img/g/grobokop/04_stalevar/275901.jpg)