Так странно порой сидеть дома за кухонным столиком и размышлять о разном. Вот например, почему осины желтеют раньше тополей, и почему ветер поднимает пыль со скучающего асфальта, а потрепанные листы с истерзанной рифмой нет? И почему в какой то непонятный жизненный отрезок времени есть уверенность, что ты бездарность и попросту пустое место, а спустя месяц, за три неполные ночи ты создаешь сонет о беспечности всего грядущего и это несомненно лучшее, по твоему скромному мнению, что ты когда либо делал. Носишься с помятым листами бумаги в руках и размахиваешь ими перед носами, и носы, все как один, утверждают что ты чертов гений. Воодушевленный, следующей же ночью ты бросаешься за письменный стол и полночи коптишь над рассказом о прошлом лете, запивая это все красным сухим крымского разлива и грезишь проделать все то же, только под вечерний шум крымского прибоя и пить это вино там, где ему самое место.
А время, тем временем, бежит и все вновь начинает валиться из рук и скомканные белые листы бумаги летят в корзину. Мысли о никчемности и тщетности бытия достигают небывалых размеров, и одни и те же бетонные высотки по пути на работу вызывают приступы тошноты, а оживающая с приходом весны береза у моего печального окна не вызывает тех эмоций, которые она приносила, распуская зеленеющие сережки на повисших ветвях. Поневоле начинаешь задумываться, а не собрать ли рюкзак с необходимым, да и уехать вечерним поездом туда, где деревья уже зеленые, а море теплое и в нем уютно стоять и наблюдать, как соленые барашки волн скатываются к ногам и приятно холодят кожу. Где солнце, когда касается морского горизонта, становится тяжело-чувственно-красным, а вода - едва колышущейся громадой янтарных переливов с миллионом оттенков красного. Где тени при закате становятся мягкими, а песок - теплым. Где ветер ласково касается лица, с озорным свистом вскидывает волосы вверх, а после совсем по-ребячески забирается под рубашку. Где ночь наступает внезапно и долгожданно, не так, как звонит в шесть будильник в начале недели. Где под россыпью звезд в небе потрескивает костер и оранжевые языки пламени отражаются в блестящих глазах и греют распростертые руки на холодеющем белом песке. Где негромкий треск полыхающих сучьев слышится на долгие километры, потому что единственные звуки этой ночи - всплески остывающих волн, негромкие голоса, искренне переплетающихся у костра, да печальные крики невидимых чаек за этим утесом. Где луна горделиво висит в чернеющем небе, и она уже не кажется столь одинокой, как той сентиментально печальной ночью, когда рифма не хотела ложиться на заготовленные листы бумаги. Где неожиданно берет лирический аккорд гитара, и звуки шести ее струн надвисают над головами, а после устремляются в ночь, к луне и мерцающим холодным светом звездам в небе. Где вино касается головы не сразу, а постепенно, согревая изнутри и пробуждая полуночное красноречие и раскрепощение душ, так необходимое всем тем, кто думает, что оно ему не нужно. Где слова льются и совсем не проливаются, как это бывает поздно ночью в задымленных сигаретным дымом квартирах и где даже закрытое окно не спасает от того, что творится снаружи. Где рассвет томно появляется с другой стороны мира, просто и по-дружески, как легкое потрепывание по плечу от старого друга, куда более трезвого чем ты после долгого разговора и нескольких пустых темно-зеленых бутылок. Где сон в походной палатке на жесткой пенке под зеленое покрывало спальника заменяет все пуховые перины злосчастного мира, и тебе снятся синее море и голубое безоблачное небо, ведь это все, что нужно тебе этим утром, когда ты проснешься. Где молодое солнце нагреет палатку изнутри, и ты выбежишь из нее с веселым гиканьем и нелепыми гигантскими прыжками понесешься к неугомонному морю, с разбегу влетишь в еще холодные воды и твоим крикам будут вторить чайки, с самого утра витающие над водой в поисках добычи и .... много чего еще, о чем я расскажу, когда побываю там этим летом.