Всё началось торжественно и просто. Моя одноклассница решила крестить сына. И меня впервые пригласили стать крёстной. Я, конечно, верующая, но воцерковлённой меня назвать никак нельзя. Человек я, в этом случае, ответственный, поэтому, имея весьма смутные представления о таинстве крещения, решила действовать по инструкции. Но пойти в храм и честно признаться в собственной вопиющей неосведомленности не смогла. Что делать? И тут меня озаряет: "У хорошей знакомой свёкор - священник! Вот оно спасение!". Полученная информация меня слегка озадачила: перед обрядом я должна исповедаться и причаститься. Да уж! Легче сказать, чем сделать. Искренне желая мне помочь, Наталья выдала мне список грехов, в коих (каждом, прошу заметить, каждом) я должна покаяться. А поскольку крестилась я очень юной и ни разу не была на исповеди, то задача передо мной стояла неслабая. По совету той же Натальи, я список собственных прегрешений решила сделать письменным. Ну, так, чтобы ничего не пропустить. Получилось внушительно.
Выдержав положенный в таком случае пост, морально настроившись сознаться в неблаговидных делах и мыслях человеку, которого встречаю почти каждый день (я так и не смогла уговорить себя, что он священник), я явилась в храм.
Торжественность службы, запах ладана, свечи, горящее у образов... А меня колотит нервная дрожь. Но я непоколебима в своём намерении довести начатое до конца.
И вот батюшка приглашает к исповеди. Решительным шагом направляюсь к нему. И что вы думали, меня опережает, казалось, медлительная в силу возраста и природой солидности дама. Мне некомфортно, но, как особа воспитанная, я останавливаюсь и терпеливо жду своей очереди. Давя желание уйти, сравнением оного с позорным бегством; обязательством перед будущим крестником, ругая про себя нечистого, который, судя по легенде, с комфортом расположился на моём левом плече, я, всё-таки, добираюсь к месту и моменту истины.
Уже на подступах мой нос начинает дергаться, как у охотничьей собаки. Престарелая матрона, опередившая меня, оказалась кокеткой и перед походом в храм щедро полила себя "Красной Москвой". "Найти бы этой стратегический склад дрянного парфюма и взорвать к чёртовой матери!" - мелькает крамольная мысль. А метаться-то уже поздно! Батюшка накрывает мою голову эпитрахилью, я разворачиваю заготовленные листы и ... ничего не вижу. Слёзы льются потоком, в носу прочно обосновалась "Красная Москва". С горем пополам, судорожно всхлипывая и кашляя, шмыгая носом, я начинаю зачитывать позорный список.
Первым не выдерживает священник. Он забирает мою писанину со словами: "Давайте лучше я". Но... Почерк у меня, мягко говоря, мелкий. Батюшка утирает слезящиеся глаза, а до меня доходит, что он, бедолага, тоже мается аллергией, но чин обязывает. Я забираю листочки и с надеждой шепчу: "Можно я просто скажу: "Всё, и неоднократно"?". "Нет,- слышу в ответ, - нельзя брать на себя грех, которого за тобой нет. Конокрадством-то не грешила!", А я только вздыхаю. "Это-то как умудрилась!"- почти восторгается он.
Так вот, разговариваем мы шепотом, а плачем достаточно громко, чтобы обратить на себя внимание прихожан. Всё местные кумушки перестают суетиться возле свечей. В храме - гнетущая тишина. Не знаю, о чём подумали милые бабушки, но сдаётся мне, что одна мыслишка была и них одинаковая и примерно такая: "Это какой же грех содеяла Ленка! Аж батюшка рыдает!". Но больше всего их поразила мягкость эпитимьи, озвученной отцом Сергием непозволительно громко. Видно, он неплохо знал деревенский менталитет и неискоренимую страсть к сплетням своих помощниц.
Я, стараясь, чтобы мой уход не выглядел поспешным, пробираюсь к выходу. Уф! Свершилось! Перекрестившись у выхода, я чувствую громадное облегчение. То ли от того, что сбросила с себя груз грехов, то ли от того, что исчез удушливый запах "Кранной Москвы" и не жгут спину настороженные взгляды. Искренне надеюсь, что от первого.
P.S. Крестины так и не случились: у мамы несостоявшегося крестника всё не находится времени. Видать, лукавый не одной мне плечо отсиживает.