Если кризис конца пятидесятых годов определил различия в экономики колоний и метрополии, то война Севера и Юга выявила и политические разногласия.
Петербург почти сразу и безоговорочно поддержал Вашингтон. Новый посланник в Санкт-Петербург, Кассиус Клей, по дороге посетил Париж и Лондон и провёл там политические демарши "Я предпочитал обращаться к народу через голову правительства... Моя цель состояла в том, чтобы заручиться поддержкой народа, поскольку, как во Франции так и в Англии, монархические круги естественно настроены против нас." Однако этот радикальный и экстравагантный республиканец был принят в имперской столице как дорогой гость. Правда он не застал в столице ни Александра II, ни Горчакова и 3 июня был представлен только товарищу министра иностранных дел И. Толстому, который, тем не менее, оказал посланнику "самый сердечный прием" и заверил в "продолжающемся чувстве дружбы к Союзу со стороны России". Кроме того, Толстой выразил надежду, что "Конфедерация не рискнет учредить в России посольство". Очень сильное высказывание для сугубо протокольной встречи. На следующей встрече, уже сам Горчаков, наедине и "на очень хорошем американском", именно это слово счел необходимым употребить посланник в донесении в Вашингтон, высказал сожаление по поводу возникших в Соединенных Штатах "неурядиц" и выразил надежду на "быстрый успех Союза".
Впрочем и правительство СШ относилось к России с неизменной симпатией. Лучше всего это видно не из официальных документов, а из инструкции главы иностранного ведомства новому посланнику в Петербурге. "Нации, - по словам Сьюарда, - как и индивидуумы, нуждаются в трех важнейших вещах: во-первых, в свободе, во-вторых, в благосостоянии и, в-третьих, в друзьях. Благодаря смелости и предприимчивости США рано приобрели две первые. Завоевать друзей, однако, несмотря на очевидную умеренность, быстро не удалось. Исключение составляет Россия. Эта держава рано стала нашим другом и всегда оставалась им."
После столь возвышенного вступления, отражавшего давние геополитические воззрения главы государственного департамента, Сьюард поручал Клею "подтвердить и укрепить" между Россией и СШ традиционные узы "благожелательности и дружбы". Министр просил особо заверить Александра II в том, "что президент и народ Соединенных Штатов с восхищением и симпатией следят за великими и гуманными усилиями, какие он недавно приложил, для материального и морального прогресса своей империи и устраняя недостатки, присущие рабству".
Встреча Клея с императором состоялась 14 июля в Петергофе. Если в начале беседы Александр II говорил по-русски, с переводом Горчакова, то затем император перешел на английский. Он, в частности, поинтересовался мнением Клея относительно возможного вмешательства Англии и был доволен пренебрежением кентукийца к "старому Джону Буллю". В общем, собеседники, радикальный республиканец и самодержавный монарх, явно понравились друг другу. Император произвел впечатление не только своими европейскими манерами и импозантной наружностью. Он особо отметил, что, помимо традиционных дружественных отношений, обе страны теперь "связаны взаимной симпатией в общем деле освобождения". "Я не сомневаюсь, - пришел к заключению Клей, - что он является действительным двигателем (подчеркнуто в донесении) в этом великом проекте освобождения своих крепостных."
Встречи и беседы Клея в Петербурге сыграли свою роль лишь в окончательном оформлении позиции России в связи с началом гражданской войны в СШ. Сразу же после создания Конфедерации её посланники начали усиленно обрабатывать дипломатический корпус, рассчитывая добиться своего признания со стороны послов, аккредитованных в Вашингтоне. Стекль сразу отверг этот дипломатический зондаж. Уже 21 января 1861 года он сообщал: "Несомненно, что мы должны рассматривать г-на Линкольна законно избранным президентом... сохранение единства Союза соответствует нашим (российским.- А.Б.) политическим интересам". А 4 июня Горчаков направил Стеклю депешу в которой рекомендовал Стеклю всемерно использовать свое влияние в попытках примирить враждующие стороны и особо отмечал: "Американский Союз в наших глазах является не только существенным элементом мирового политического равновесия, кроме этого, он образует нацию, к которой наш государь и вся Россия питают самые дружественные чувства, потому что обе страны, расположенные в противоположных частях мира и находящиеся в возрастающем периоде своего развития, призваны, очевидно, к естественной солидарности интересов и симпатий, взаимные доказательства которых они уже представили друг другу... Американский Союз может рассчитывать на самое искреннее сочувствие со стороны нашего государя во время тяжелого кризиса, переживаемого в настоящее время".
.Ко времени приема нового посланника министром иностранных дел и последующей подготовки аудиенции у Александра II относится выработка текста знаменитой депеши Горчакова от 10 июля, в которой была подробно изложена политика России в отношении федерального Союза. Как и прежде, эта политика исходила из заинтересованности России в сохранении сильных и единых Соединенных Штатов, которые служили бы важным противовесом Великобритании. Традиции дружественных отношений с СШ и заинтересованность в сохранении "баланса сил" заставляли правительство России с сожалением наблюдать "за развитием кризиса, ставящего под вопрос процветание и даже само существование Союза". Оценивая успехи федерального Союза с момента его образования, Горчаков подчеркивал роль согласия между его членами и наличие учреждений, "которым удалось примирить единение со свободой". Именно единение, по словам министра, "дало миру зрелище беспримерного в анналах истории процветания.".
"Этот союз в наших глазах является не только существенным элементом мирового политического равновесия, но он, кроме того, представляет нацию, к которой наш Государь и вся Россия питают самый дружественный интерес, так как две страны, расположенные на концах двух миров, в предшествующий период их развития были как бы призваны к естественной солидарности интересов и симпатий, чему они уже дали взаимные доказательства". Сообщая Стеклю о заинтересованности императора в единстве Соединенных Штатов, Горчаков поручал Стеклю использовать его связи и влияние для сохранения федерального Союза. "Во всех случаях Американский союз может рассчитывать на самую сердечную симпатию со стороны Государя в течение этого серьезного кризиса, который Союз ныне переживает".
Позиция России особенно резко контрастировала с позицией Англии и Франции, которые в мае 1861 года, т.е. практически сразу же после ее начала, признали Конфедерацию в качестве воюющей стороны.
Воспользовавшись ослаблением СШ, Наполеон III организовал совместное вмешательство Франции, Великобритании и Испании в гражданскую войну в Мексике. Понимая, сколь велико значение его депеши, Горчаков предоставил Стеклю право познакомить с нею президента СШ и даже опубликовать ее в газетах. Руководитель ведомства иностранных дел хотел, таким образом, чтобы о "симпатии России к великому Союзу" стало широко известно. В том же, естественно, только еще более, были аинтересованы сами Соединенные Штаты. Как только Стекль познакомил Линкольна и Сьюарда с текстом депеши, оба они были глубоко тронуты, и президент специально просил довести до сведения императора их искреннюю благодарность. Со своей стороны Сьюард попросил разрешения опубликовать депешу в печати и в тот же день направил официальную ноту с выражением признательности за "либеральные, дружественные и великодушные чувства" императора в связи с событиями в Америке.
"Президент и государственный секретарь мне заявили, - доносил Стекль, - что из всех сообщений, полученных ими от европейских правительств, наше было самым дружественным и самым благосклонным и, пользуясь выражением самого г-на Линкольна, самым лояльным. Я убежден, что оно произведет такое же впечатление по всей стране".
9 сентября 1861 года на первых страницах газет появился текст депеши князя Горчакова от 10 июля и ответного письма Сьюарда, которые, по единодушному мнению, вызвали в дипломатических кругах "глубокую сенсацию".
"Это заставит Англию дважды и трижды подумать, - писала в передовой статье "Нью-Йорк Таймс", - прежде чем признать южных повстанцев". Позднее, давая общую оценку позиции России, один из наиболее влиятельных журналистов, Э. Эверетт заметил, что трудно переоценить впечатление, "которое произведет письмо князя Горчакова на общественное мнение Европы". От имени одной из ведущих держав он произнес "мудрые и правдивые слова, которые будут услышаны и к которым отнесутся с уважением повсюду в Европе и в Америке".
Российское общественное мнение не менее лестно отзывалось о СШ. Клей сообщал в Вашингтон: "Все русские газеты за нас". Властитель дум либеральной интеллигенции Н. Г. Чернышевский ратовал за единство СШ, правда считая гражданскую войну необходимой: "Очень может быть, что сецессионисты смирятся это было бы хуже всего, но мы смеем надеяться, что этого не случится. Тогда Севером снова овладеет мирное расположение, и дело, конечно, будет кончено каким-нибудь "компромиссом"... Компромисс был бы несравненно хуже всего - хуже междоусобной войны, еще гораздо хуже мирного расторжения Союза, обе эти развязки повели бы к восстановлению Союза с уничтожением невольничества или по крайней мере с законодательными постановлениями, ведущими к его уничтожению. А компромисс оттягивал бы дело".
В последующие два года, самые сложные в политическом отношении, дипломатическая поддержка России способствовала успешному решению внешнеполитических проблем, порожденных гражданской войной. "НьюЙорк Дейли трибюн" 7 августа 1862 года опубликовала статью под названием "Наш настоящий великий союзник". В статье говорилось: "Никто не забыл приветствия, которое послала нам Россия, когда началась война, и с тех пор Россия ни словами, ни делами не сделала ничего, что изменило бы ее позицию, занятую в начале войны... Трудно переоценить важность дружеских отношений с этой великой и растущей державой".
31 октября 1862 года Наполеон III предложил Англии и России потребовать от воюющих сторон заключить шестимесячное перемирие и снять блокаду Конфедерации. Горчаков ответил, что это было бы не посредничество, а враждебная акция по отношению к федеральному правительству, с которым Россия поддерживает дружественные отношения. Нью-Йоркская "Трибюн", как и большинство ведущих газет, разразилась редакторской статьёй: "Ответ... на предложение Наполеона о посредничестве следует расценивать как новое доказательство дружеских чувств России по отношению к нашей стране... Миру и материальному благополучию народов наилучшим образом будут содействовать сохранение сильной и процветающей России в Старом Свете и сохранение системы, созданной в США, в Новом Свете... Нет причин, препятствующих тому, чтобы Россия и Соединенные Штаты объединились в искреннем и прочном союзе и оказывали непреодолимое влияние на судьбы мира".
Надеясь всё же переломить политическую ситуацию, правительство Конфедерации направило полковника Люсиуса К. Ламара (19-й Миссисипский пехотный полк) посланником в Россию. В марте 1863 года Ламар добрался до Лондона, где, опираясь на связях Уильяма Мейсона и Джона Слайделла, хорошо известных в политическом бомонде благодаря делу "Трента", пытался разузнать как можно больше о ситуации в России. Хотя Ламара буквально обласкали в российском посольстве, однако он отказался от продолжения поездки в Санкт-Петербург заявив о "невозможности штурма укрепленных позиций Севера в России". Эта точка зрения возобладала и в Конгрессе Конфедерации, который в июне 1863 г. отозвал у Ламара полномочия посланника.
В 1863 году степень поддержки Россией своего союзника превысила даже знаменитый "вооруженный нейтралитет" Екатерины II. В Сан-Франциско и Нью-Йорк вошли эскадры под Андреевским флагом, что привело к фактическому вступлению России и СШ в военно-политический союз. Не будем углубляться в причины, приведшие российские корабли в порты СШ.*(2) До сего дня в американской литературе прочно утвердилась точка зрения о том, что корабли были посланы в Нью-Йорк и Сан-Франциско в связи с гражданской войной и угрозой вмешательства в нее Англии в Франции. Приведем в этой связи мнение автора ряда работ по истории русско-американских отношений Дж.М. Каллахана: "Именно во время сецессионной войны в Америке дружба с Россией оказалась наиболее полезной... В этот тяжелый час американской истории, когда целостность Союза была в опасности, а державы Западной Европы, казалось, взирали на эту угрозу со спокойным безразличием (если не с заинтересованным одобрением), когда наш британский родственник называл нас "разъединенными штатами", а наш старый союзник Франция стал нашим злейшим врагом, только одна рука в Европе оказалась протянутой к нам с горячей симпатией и доброй волей... Россия горячо аплодировала усилиям Америки сохранить Союз, отказалась присоединиться к европейскому предложению посредничества или вмешательства и послала свои флоты в американские воды для доказательства миру ее симпатий делу Союза".
Если же следовать фактам, то России этот визит был не менее выгоден, чем СШ. В апреле 1863 года Франция, Англия и Австрия направили протест правительству России в связи с польским восстанием. Протест был поддержан Швецией, Италией и Испанией. Император ответила на ноту европейских держав переводом армии на военное положение, но в июне получил новый протест и требование созыва конгресса европейских держав для разрешения польской проблемы. Это был серьезный тревожный сигнал - против России складывалась мощная коалиция европейских держав. "Старая крымская коалиция в июне-июле подошла вплотную к новой войне с Россией..."
В этой сложной обстановке федеральное правительство оказало действенную помощь России, отказавшись присоединиться к демаршу европейских держав. Несмотря на благожелательную позицию правительства СШ, Россия оказалась в очень затруднительном положении и в июле в Петербурге было принято решение о посылке двух российских военных эскадр в СШ. Одна эскадра под командованием контр-адмирала С. С. Лесовского вышла из Кронштадта. Другая, под командованием контр-адмирал А. А. Попов, из Новороссийска.
Секретные инструкции командующим эскадрами гласили, что в случае войны России с Англией и Францией их корабли должны перерезать морские коммуникации этих держав и начать каперские операции против их флота. Командование эскадр считало возможность военных действий с европейскими державами вполне реальной. Попов писал командиру корвета "Рында" капитан-лейтенанту Г.П.Сфурса-Жиркевич: "Вы должны иметь в виду главную цель вашего здесь назначения, т. е. войну с европейскими морскими державами".
Информация об этих приказах просочилась, или, скорее всего, была "слита" в европейские газеты. Упорно распространялись слухи, что между Россией и СШ заключен тайный военный союз, действие которого начнется в случае войны России с Англией и Францией. В Лондоне прекрасно помнили, что смогли натворить во время Восточной войны пол дюжины наскоро вооруженных и лишенных береговых баз "купцов" с полу гражданскими командами. Последнее, что правительство Великобритании хотело видеть, это современные корабли с элитными экипажами и десятками береговых баз на важнейших морских трассах двух океанов. Горячая любовь к угнетаемым полякам испарилась одновременно с желанием любой ценой помирить северные и южные штаты.
Подобное единообразие мнений просто не могло сложиться в Рус-Ам, хотя бы потому, что её население было гораздо лучше информировано о событиях политической жизни ближайшего соседа. А многие, так же, имели в этом деле свои, отличные от казённых, интересы. Общественность Колоний (точнее та её часть, которая интересовалась событиями внешней политики) уже через две недели после публикации в вашингтонских газетах смогла ознакомиться с посланием президента от 4 июля 1861 года. В обращении к конгрессу Линкольн подробно рассматривал военные, политические, экономические проблемы. Однако президент ничего не сказал о рабстве, этом важнейшем вопросе войны. Федералисты не решались нанести удар по самому уязвимому месту южных штатов - по рабству.
Цели Севера в войне были чётко сформулированы в резолюции конгресса, принятой 22 июля. В ней говорилось, что война ведется "не в целях уничтожения установившихся институтов (т.е. рабства), а для того чтобы защитить и отстоять верховную власть конституции и сохра нить Союз... Как только эти цели будут достигнуты, война должна прекратиться."
Впрочем то, что освобождение рабов противоречило официально провозглашенным целям войны, как и сама проблема рабовладения, мало беспокоило большинство русских американцев компанейских чиновников . А что беспокоило, так это "Королевская прокламация о нейтралитете" от 3 мая 1861 года. Провозглашая в ней нейтралитет, Англия одновременно признавала Юг воюющей стороной. Это был первый шаг на пути к полному признанию Конфедерации и возможному вступлению в войну самой Великобритании. Комментируя внешнеполитический раздел послания президента конгрессу, Стекль писал: "Позиция Англии становится все более враждебной, Франция, кажется, действует сообща со своей старой союзницей, наконец, присоединение СанДоминго ... не улучшило отношения, всегда малодружественные, между Испанией и Соединенными Штатами. Президент счел своим долгом обойти молчанием эти факты, очевидно, чтобы не дать публике новый повод для беспокойства".
В этом вопросе наши американцы были солидарны с метрополией. Впрочем не тем, что подстрекаемая Англией, Испания оккупировала республику Сан-Доминго. "Где мы и где Сан-Доминго?" Но демарш имел характер откровенной демонстрации, направленной против СШ. Возможным становилось вступление Англии в войну, что было синонимом морской войны. А вот этого в Рус-Ам никто не желал. Антибританские настроения повысили свой градус 31 октября, когла в Лондоне было подписано соглашение о совместной интервенции Англии, Франции и Испании в Мексике. А уж когда 18 декабря переброшенные с Кубы испанские войска под командованием маршала Э.Прима заняли города Веракрус и Тампико, а зимой высадились французские войска и вскоре оккупировали большую часть страны, включая Мехико. Англичане же, верные тактике "доставания каштанов из огня чужими руками", постоянно призывали своих союзников по коалиции "к более активным действиям".
Но ведь это наша Мексика! Десятилетия успешно развивающейся торговли! Купленные алькальды и епископы! Миллионные перспективы! Так они скоро и до западного побережья доберутся!
Поэтому позиция правительства России, в пункте, определяющем заинтересованность в сохранении единых и сильных СШ в качестве противовеса Англии и Франции, встретила в Колониях значительную поддержку. Что касаемо других пунктов...
В начале шестидесятых в Колониях сложились три центра сил, каждый из которых, в той или иной степени, оказывал влияние на политику, экономику, общественное мнение Рус-Ам.
Первым был, разумеется, Новороссийск. Город высшей американской администрации и главный военный порт. Моряки и чиновники, люди в Америке временные, представляли в своём лице государственную власть, что и определяло их влияние в колониях исключительно как политическое. Да и распространялось оно, в полной мере, на сам Новороссийск, да Москву с приисками. В прочих городах и поселениях к югу, северу или востоку чиновников из столицы принимали почтительно, "дарили" щедро и, в меру уровня "дарения", вели свою собственную внутреннюю политику. И не то, чтоб в Новороссийске сидели какие ретрограды. Губернская администрация "имела самые лучшие намерения ... состояла она во всяком случае из людей гораздо лучших, гораздо более развитых и более заботившихся о благе края, чем остальные власти в России. Но все же то была ... ветвь дерева, державшегося своими корнями в Петербурге. И этого вполне было достаточно, чтобы пытаться парализовать все благие намерения и мешать местным самородным проявлениям общественной жизни и ... не столько вследствие дурных намерений, но просто потому, что американские власти принадлежали к пирамидальной, централизованной администрации. Уже один тот факт, что они были ветвью правительственного дерева, коренившегося в далекой столице, заставлял их смотреть на все прежде всего с чиновничьей точки зрения. Раньше всего возникал у них вопрос не о том, насколько то или другое полезно для края, а о том, что скажет начальство там..." При таких условиях неудивительно, что Новороссийск чётко следовал в кильватере политики Петербурга и всячески выказывал свою поддержку Северу.
Позиции двух других центров были иными.
Хотя Правление и после образования генерал-губернаторства продолжало числиться в Новороссийске, многие службы Компании перебрались в Ново-Архангельск. Это была не столько политика, сколько экономика. С падением китобойного промысла торговый оборот столицы Рус-Ам резко сократился и главным портом стал Ново-Архангельск, который был не только важнейшим транспортным узлом Колоний, но и житницей. Свыше 90% провизии в Рус-Ам производилось в Виламетской долине и в низовьях Орегона. Генерал-губернаторство во многом зависело от Компании как от главной (с небольшой натяжкой даже можно сказать - единственной) фигуры финансового, сельскохозяйственного и промышленного поля Колоний.
Поэтому и Евфимий Васильевич Путятин и Аркадий Васильевич Воеводский, обладавшие, казалось бы, неограниченной властью, старательно выражали своё расположение к Степану Васильевичу Воеводскому и Югану Халтусовичу Фуругельм. Это не мешало генерал-губернаторам умолять Петербург окоротить "компанейских приказчиков, власть коих в вверенном мне государем генералгубернаторстве превышает государственную". И правительство старалось поддержать своих чиновников, что хорошо заметно по сходству фамилий генерал-губернатора и Правителя.
Капитан 1 ранга Степан Васильевич Воеводский с апреля 1854 года по декабрь 1858 находился на посту Главного Правителя Колоний, а в июле 1861 года, его младший брат, контр-адмирал Аркадий Васильевич Воеводский (Бакунин, в своей книге, почему то писал его фамилию как Воеводин) сменил Путятина на генерал-губернаторстве. К тому времени Степан Васильевич, уже адмирал, служил военным губернатором города Астрахань. Но даже если он поделился с братом секретами Компании, это не слишком отразилось на расстановке сил в Колониях. Ведь не только из-за денег и хлеба Новороссийск вынужден был считаться с мнением Ново-Архангельска. Влияние ГП РАК в столице превосходило влияние американских генерал-губернаторов. И когда рассматривались вопросы местного значения, не затрагивающие интересы большой политики или казны, как правило решение принималось в пользу Компании. Чтобы понять почему так происходило, достаточно прочитать список членов Правления.
Председателем Главного правления РАК был генерал-майор Владимир Гаврилович Политковский - внук Григория Ивановича Шелихова (его дочь Александра вышла замуж за представителя знатной польской фамилии Политковских).
А в состав директоров входили: контр-адмирал Михаил Дмитриевич Тебеньков, контр-адмирал Василий Степанович Завойко, генерал-адъютант Владислав Филиппович Клюпфель, полный адмирал и член Государственного совета граф Фёдор Петрович Литке и чинами не блиставший Бурхард Григорьевич ВанМайер, внук Якоба ВанМайера и внучатый племянник Григория Шелихова .
Главной "ударной" силой этого весьма представительного списка были два человека. Завойко, женатый на племяннице полного адмирала Фердинанда Петровича Врангель, управляющего Морским министерством (то есть морским министром), генерал-адъютанта свиты Его Императорского Величества, члена Государственного совета. За ним стоял весь мощный клан Врангелей. И Литке - бывший воспитатель великого князя Константина Николаевича. За 16 лет воспитатель и воспитанник сдружились, так что управляющий флотом и морским ведомством на правах министра и ближайший советник при императоре Александре II великий князь поддерживал своего старого учителя. Тем более, что они часто встречались на заседаниях Императорского русского географического общества, вице-президентом и фактическим создателем которого, был Фёдор Петрович, а бессменным президентом - его воспитанник.*(3)
Потому и не удивительно, что генерал-губернаторы старались не ссориться с Правителями. Но особенно вежливыми они стали, когда 24 февраля 1862 года в Ново-Архангельск пришла первая телеграмма из Солт-Лейк-Сити. Первая линия, проложенная "Russian Western Union Company" (совместное владение РАК и Вестерн Юнион) начала работать. Первые телеграфные столбы были установлены 22 октября 1861 года, через пять дней после того, как трансконтинентальная линия Вестерн Юнион дошла до Солт-Лейк. Линию тянули сразу с двух сторон. "Южным отрядом" командовал агент Вестерн Юнион Мозес Шайпер, а северным - компанейский приказчик Василий Иванович Кельсиев. Правитель Фуругельм с удовольствием перебросил на новый фронт работ 400 китайских кули, которые зря ели компанейский рис в Москве. Десятки тысяч столбов стали вдоль 1430 верст телеграфной линии через пустыни и горы. Не смотря на зимние условия каждый день линия прибавляла в среднем 10-12 верст и на её прокладку потребовалось чуть больше четырех месяцев.
Теперь послания могли быть доставлены в столицу за три недели и губернские чиновники, да и сам генерал-губернатор, становились зависимы от доброй воли чиновников Компании. Не то, что бы те рискнули изменить или исказить телеграмму, но сама зависимость напрягала, да и за ошибки, произошедшие на территории СШ компанейская линия ответственности не несла. Такая зависимость заставляла американских генерал-губернаторов продвигать идею Транссибирского телеграфа, а ГП РАК всячески препятствовать этому проекту.
В отличие от новороссийской политики, отношение компанейского Ново-Архангельска, со временем, подвергалось изменению. Если в начале 1861 года Фурагельм, в беседе с Путятиным, горячо поддержал единство СШ и необходимость "немедленно разобраться с этими мятежниками", то в конце года он, ещё осторожно, запрашивал в ГП об их отношении к торговле с "отделившимися штатами Конфедерации". А в августе 1863 года уже пространно писал: "Война есть трагедия, неизбывная со времен Каина и Авеля... Принося разрушение и смерть она так же всегда приводит к развитию промышленности и науки... Право южных штатов на выход не бесспорно, однако вполне легитимно и ничуть не менее, нежели былое право Московского царства отделиться от Золотой орды." В устах крупного чиновника торгово-промышленной компании такой "дрейф на юг" несомненно свидетельствует о значительных экономических интересах.
Кроме компанейского, в Ново-Архангельске присутствовало ещё одно мнение, истинно общественное, так как выражало его общество "Старовояжников". В него входили в основном местные коммерсанты, чиновники Компании и офицеры драгунских полков отставные и действующие, но решившие уже связать свою жизнь с Америкой. Таких было большинство.*(4) А главным рупором сторонников Конфедерации стал салон Елены Павловны Ротчевой. По большому счёту в первый год войны Севера и Юга только авторитет Елены Павловны заставил старовояжников громогласно поддерживать Конфедерацию. Выразитель противоположного мнения мог быть подвергнут обструкции и "отрешен от дома". Очень серьёзная угроза в провинциальном городке.
Примером может послужить история, случившаяся с Иваном Сергеевичем Аксаковым. В конце 1859 года, он принял предложение Географического общества описать экономическое состояние и торговлю в Колониях. Скорее всего Аксаков согласился, чтобы сопроводить в морское путешествие своего старшего брата. Константин Сергеевич заболел туберкулёзом и врачи рекомендовали ему морское путешествие. В Новороссийск братья пришли в мае 1860 года на барке "Севастополь" капитан-лейтенанта Бельского. Следующие пол года Иван Сергеевич провел в разъездах, которое отразилось в обширном "Исследование о промыслах и торговле в Американском генерал губернаторстве". Но Америка Аксакову категорически не "показалась". Не ясно, рассчитывал ли глава московских славянофилов найти за океаном некую "заповедную Русь", но то что он услышал, явно не соответствовало ожидаемому. "Всевышний! Во что они превратили прекрасный язык! Вообще удивительна эта способность русского общества - все истаскать, истрепать, обезобразить, опошлить, унизить, выгрязнить, и потом вовсе не из благородного негодования и не после напрасных упорных усилий упрочить, уберечь доброе, отринув злое и ложное, а так... из легкости или бескорненности мысли, из необыкновенной развязности чувств и совести, из мелкодонности душевной! Невольно вспоминается отчаянный возглас Гоголева городничего: "Что за город! Только поставь какой-нибудь монумент или просто забор, Бог их знает, откудова и нанесут всякой дряни!"
Родившиеся и созревшие в лоне гиганта, считающим себе тысячу лет исторического бытия (русский язык - А.Б.) пигмеи, во образе "интеллигенции", можно бы сказать, заговорила на мелком жаргоне каких-то еврейских, английских и просто дикарских наречий... Конечно, она одна, эта сверхнародная интеллигенция, по своей беспочвенности и нравственной дряблости, бессильна остановить рост великого языка и изменить его исторический маршрут. Россия, наперекор всем препятствиям, поставляемым внешними обстоятельствами и интеллигентною опекою, все же не переставала пробиваться, хотя бы и с трудом, вперед по своему пути, не переставала расти и шириться, увлекая подчас своим движением и верхние свои классы, до которых (только в некоторые, впрочем исторические, величавые моменты) досягала снизу волна исторического духа. Но ныне, похоже, я единственный в этом городе русский или, как скажет иной здешний обыватель - "der letzte Ivan".
Можете представить реакцию новоархангельского общества на подобный демарш. Аксакова нигде не принимали и вскоре, похоронив брата, он вернулся в Россию.*(5)
Поэт, взгляни вокруг! Напрасно голос твой
Выводит звуки стройных песен:
Немое множество стоит перед тобой,
А круг внимающих - так тесен!
Сей круг внимающих представлял собою небольшую группу новоархангельских "казар" составивших оппозиции мнению "королевы". Во главе её встал прибывший в Америку месяцем раньше Аксакова Василий Иванович Кельсиев.
Происходя из обедневшего дворянского рода, он рано осиротел и в 1845 году, десяти лет, от роду, был отдан в Императорское коммерческое училище, где обучался за счёт РАК. Это не была благотворительность. Окончив училище в 1855 году, Кельсиев обязался Российско-американской компании отслужить в колониях 10 лет, чтобы возместить расходы, потраченные на его обучение. Ввиду того, что Василий Иванович проявил большие способности к языкам, ему было предложено продолжить образование и он, в качестве вольнослушателя, до 1857 года учился на восточном факультете Санкт-Петербургского университета. Талантливый лингвист за два года изучил китайский и маньчжурский языки. В следующем 1858 году Кельсиев отправился в Америку бухгалтером РАК, но до места назначения не доплыл. В мае 1859 он сошёл на берег в Плимуте. Свой поступок Василий Иванович мотивировал болезнью жены - Варвары Тимофеевны Кельсиевой. В письме к Герцену Кельсиев спросил совета, остаться ли ему в Плимуте, и существует ли возможность заработка для эмигранта в Лондоне. Он рассчитывал остался в Великобритании на положении политического эмигранта, но и Герцен и Тучкова-Огарёва отговаривали Кельсиева от участи эмигранта. "Похоже, что именно в нашей Америке созидается новые, вовсе не российские отношения... Колокол имеет там несколько корреспондентов, но существует необходимость взглянуть на людей и события новым взглядом".
В ноябре чета Кельсиевых на барке "Керчь" продолжила свой вояж и прибыла в Америку за месяц до братьев Аксаковых. По каким-то непонятным вывертам чиновничьей логики, синолога Кельсиева отправили в Ново-Архангельск, где этот ярый революционер стал горячо поддерживать государственную политику в отношении с СШ, за что, по личной просьбе Елены Павловны, был "спроважен куда подальше", точнее - тянуть телеграфную линию. *(6)
После этого, даже губернские чиновники в Ново-Архангельске не рисковали высказывать в обществе своё мнение, ежели оно расходилось с "королевским". А уж когда, благодаря развитию промышленности и торговли с Дикси, город стал расти и расцветать, симпатия обывателей к Конфедерации стала совершенно не лицемерной. И симпатия эта не исчезла, даже когда доходы военного времени остались далеко позади.
В сентябре 1868 года в Ново-Архангельск приехал преуспевающий бизнесмен из Чикаго Джон Бэйзил Турчин, он же Иван Васильевич Турчанинов. Похоже, что он пересек континент за месяц до официального открытия Тихоокеанской железной дороги только для того, чтобы пообщаться на родном языке. Иван Васильевич не любил говорить о своих проблемах, но как-то раз сетовал, что "оказался единственным русским в многотысячном интернациональном окружении" и на невозможность общаться "по-русски с кем-либо, кроме посольских", с которыми он, ясно, общаться не стремился. В те годы, на Восточном побережье, русских было ещё считанные единицы.
Но "Архангелогородец" тут же опубликовал материалы военного трибунала над генералом Турчиным в июле 1862 года, старательно выбирая речи обвинения. Прочие газеты подхватили почин, рассказывая о попытке "непристойного надругательства" над девочкой-рабыней, конфискациях и прочих моментах, "недостойных офицера и джентльмена". Писаки "оставили за скобками" то, что генерал Турчин был оправдан по всем пунктам.*(7) Не забыли также, что полковник Генерального штаба И. В. Турчанинов 27 ноября 1857 года "был исключен из службы за долговременное неприбытие из отпуска с последующим преданием военному суду после розыска."
Турчин вынужден был срочно вернуться в Чикаго.
Ну а горячая любовь Елены Павловны к делу юга объясняется её давней дружбой с Люси Пикенс, женой посланника СШ в Санкт-Петербурге и ярой стороннице отделения. Их переписка началась в 1859 году с подачи кузины Елены Павловны, Н.П. Жеребцовой, и началась из прозаических интересов. Люси, по видимому, помогала мужу. Фрэнсис Пикенс, один из крупнейших плантаторов и влиятельный политик из Южной Каролины, был сторонником "доктрины Монро" и старательно отслеживать события в Русской Америке. Что касается Елены Павловны, то она старалась "сохранить себя в свете" и не пропускала повода писать письма лицам в высшем свете заметным. А Люси Пикенс была очень заметна. Ещё во время первой аудиенции в Петергофе 18 июля 1858 года все присутствовавшие отметили, что внимание 38-летнего Александра II сосредоточилось на красавице-американке. Император весь вечер танцевал с Люси и долго беседовал с ней. Он оказал посланнику и его супруге необычно тёплый приём, а когда выяснилось, что Люси беременна, поселил Пикенсов в Зимнем дворце - уникальный случай в истории дипломатического корпуса в Санкт-Петербурге! Это дало повод для сплетен, будто Александр был отцом дочери Люси, родившейся 14 марта 1859 года. Крещеная при участии императрицы Марии Александровны, девочка получила длинное имя: Френсис Евгения Ольга Нева Пикенс. Ольга - по желанию императрицы, Нева - по названию реки, на которую выходили комнаты роженицы. Во дворце, однако, новорожденную называли не иначе как "Душка", и именно это имя закрепилось за ней на всю жизнь. Рождение девочки императорская чета ознаменовала подарком коллекции бриллиантов и изумрудов. Осенью 1860 года Пикенсы вернулись в СШ, где Френсис Пикенс вскоре был избран губернатором Южной Каролины. Люси Пикенс вскоре стала самой популярной женщиной Юга. Она пожертвовала на дело Конфедерации драгоценности, подаренные ей царской четой, и ополчение Южной Каролины в ее честь взяло себе имя "Легион Люси Холкомб" (по девичьей фамилии Люси). Легион состоял из семи рот пехоты и одного кавалерийского эскадрона.
Кристофер Меммиджер, министр финансов Конфедерации и поклонник Люси, предложил украсить её портретом деньги южан. На долларовой банкноте 1862 года и на 100-долларовой банкноте 1862-1864 гг. был помещен портрет Люси в лавровом венке. Долгие годы после Гражданской войны эти банкноты служили украшением и сувениром на встречах ветеранов Юга.*(8)
Третьей силой в начале шестидесятых годов была партия Штетла, если продолжить территориальное деление. В исторической литературе это, ещё очень аморфное, объединение называют Индо-еврейским альянсом. И. Г. Штельман в монографии "Индо-еврейские договоры 50-60-х годах XIX века на территории Русской Америки" насчитал 1164 различных договоров с десятками племен. Но отсеяв всё мелкое, типа договора с кламат о праве во время хода покупать лосося прямо на берегу, он вычленил 35 политических договоров, которые связали почти все крупные племена и племенные федерации в некую единую сеть. Отдельные нити этой сети не всегда пересекались, поэтому евреи занимали в ней очень удобное место посредника. Штельман даже выдвинул теорию, что создание сети шло по единому плану, разработанному лидерами общины. Впрочем доказательства его очень неубедительны. Гипотеза базируется на том, что ни в одном из договоров не присутствует статья о покровительстве, что очень необычно, когда одна из сторон значительно слабее и даже живёт на чужой территории. Довод легко опровергается тем, что евреям было выгоднее считать своим покровителем Компанию. Правителям и приказчикам такое положение вещей тоже подходило. Без каких либо затрат они получали дополнительный рычаг влияния в племенах. Наглядным примером могут служить договоры евреев с Сиэльтом. В договоре 1840 года элемент покровительства явно присутствовал. Вождь дувамиш, пригласив переселиться на его земли семьи ремесленников, гарантировал им защиту, помощь в постройке жилищ и снабжение продуктами питания всем поселенцам в первый год. Это полностью проявилось осенью 1842 года, при попытке снокуалми и нискуалли захватить Штетл. Но, уже в 1848 году, в договоре о создании федерации лушудсид, раши Штетла выступают как равноправные вожди.
Да и трудно представить, что люди, попавшие в совершенно чуждое им общество, так быстро сориентируются и спрогнозируют планы политического строительства на 15-20 лет вперёд. Большинство историков сходятся к мнению, что сеть договоров сложилась спонтанно. Согласно традиционному племенному праву, евреи стали числиться племенем. То, что они жили очень разбросано и не имели своей территории этому не мешало, прецеденты были. Согласно тому же праву, вождь деревни или клана мог заключать договоры, которые становились обязательными для всего племени, если ратифицировались верховным вождём или, в случае, если племя не имело единой главы, согласием всех прочих вождей. Таким образом, любой глава общины, а общиной считается группа евреев в составе которой не менее десяти мужчин старше 13 лет, уже мог заключать любой договор. Как правило, главы прочих общин автоматически с такими договорами соглашались. Так и обросли евреи менее, чем за 20 лет сотнями договоров. Законченный вид эта сеть приобрела в 1859 году после заключения Вайилатпусского договора, хотя по "списку 35-ти" он шел под номером 31. К тому времени, из богатых и сильных племен, в неё не входила только федерация Атене, но несколько влиятельных впоследствии федераций ещё не сложилось.
Подавляющему большинству членов Индо-еврейского альянса проблемы взаимоотношений Союза и Конфедерации были глубоко безразличны, да и не интересны. Однако два ведущих членов этого союза, евреи и чероки, внимательно приглядывали за событиями на востоке. Оба, по разным причинам, симпатизировали Дикси.
Казалось бы, где евреи и где проблемы Севера и Юга? Но симпатии общественности были однозначны и последовательны, благодаря превосходно организованной Иудой Бенджамен рекламной компании в еврейской прессе. Да и личность самого Иуды прямо напрашивалась на рекламный плакат. Его история - классический American dream, история еврейского мальчика, сначала сделавшего себя, а потом много раз в жизни вынужденного делать все сначала, доказывая миру свою способность к выживанию. В фигуре Иуды Бенджамин евреи Рус-Ам видели свой новый идеал . "Не учёный талмудист, способный по памяти процитировать десятки томов, а тип максимальной витальности, сопротивляемости судьбе, умения приспосабливаться к обстоятельствам и одерживать над ними верх." Действительно, еврей-эмигрант, начавший с самых низов, не меняя веры, смог достигнути должности государственного секретаря, самой высокой, доступной эмигранту.*(9) Современнику Бенджамина, Дизраэли, в 1868 году ставшему премьер-министром Великобритании, ради политической карьеры пришлось креститься.
Благодаря рекламной компании и личности Иуды, даже сейчас, спустя полтора века, бытуют легенды об особой толерантности Дикси того периода к евреям. Хотя нам, с высоты послезнания, видно, что бытовой антисемитизм присутствовал и на Севере и на Юге, а попытки вывести его на более высокий уровень быстро подавлялись в обоих лагерях. А о возможностях карьерного роста можно судить по спискам офицеров. В Конфедерации, из 3000 евреев-военнослужащих, было всего 23 офицера. В то время, как, в армии Союза служило 7000 евреев, из них 597 офицеров (66 старших) и 8 генералов.
Ну а кроме общих симпатий были ещё и обещанные Бенджаменом перспективы в торговле и промышленности. А опыт Пони-Экспресс доказывал, что Иуда слов на ветер не бросает.
Предпочтения чероки складывались по иным причинам, хотя и обещанные гешефты играли очень значительную роль. Не меньшее значение имело и то, что лидеры чероки были крупными рабовладельцами. Верховный вождь Джон Росс, в 1860 году, имел 300 крепостных душ. Но ещё большее значение имели тайные общества.
В 1841 году несколько вождей с Индейской территории, оказавшись по делам в Вашингтоне, вступили в масонскую ложу. С тех пор история Индейской территории и история масонства переплелись так тесно, что почти невозможно пытаться отделять одно от другого. А споры о том, может ли масоном быть негр, были не менее жаркими, чем споры о самом рабстве. 8 ноября 1848 г. Великая Ложа Арканзасе основала в столице Территории Чероки, городе Талекуа, "Ложу Чероки Љ10". Это была первая масонская ложа, основанная среди индейцев.
Почти одновременно с масонами Индейской территории появились и масоны "русских" чероки. Моду на запрещённое в империи масонство в Колонии завезли моряки, члены лож "Нептун" и "Астрея". Падкие на всё европейское чероки быстро нашли путь в это закрытое общество. А узнав о новой ложе, никак не могли уступить своим врагам-соплеменникам. 12 августа 1849 года в городе Тишоминго на Орегоне была основана вторая индейская ложа "Китува".
"Брат" не может пролить кровь "брата". И в мае 1850 года представители обеих лож встретились возле форта Спенсер. Делегацию с Индейской территории возглавлял Элайс Будино-младший, а "русских" - Джошуа Росс. Масоны двух лож одного племени решили похоронить вражду, разделившую их после декабрьской резни 1839 года. Младшие представители семей кровных врагов пожали друг другу руки и поклялись строить дальнейшую жизнь вместе.
За последнее десятилетие перед войной Индейская территория превратилась в один из самых развитых регионов СШ к западу от Миссисипи. Правительства "Пяти цивилизованных племен" открыли первую сеть бесплатных школ в стране. У индейцев был самый высокий уровень грамотности на Западе. Большинство образованных индейцев умело читать и писать на двух языках - английском и своем родном, который сами сделали письменным, изобретя свои алфавиты. Они печатали на двух языках газеты. Многие приняли христианство.
В самой крупной индейской республике - Территории Чероки - в конце 1850-х годов насчитывалось около 22 тысяч жителей. Из них только 4 тысячи чероки-мужчин считались гражданами и имели право голоса. Остальную часть населения составляли женщины и дети чероки, негры (около 4 тысяч, в основном рабы), белые (около 1 тысячи) и индейцы других племен. Около 1500 индейцев посещало 30 общественных школ, где все учителя (кроме двоих) также были чероки.
В это десятилетие проблема рабства на Территории Чероки вышла на первый план, а количество рабов возросло в несколько раз: в 1839 году негры составляли 10% населения Территории, а в 1860 - уже почти 25%. Большая их часть (4 тысячи) находилась в собственности у узкой племенной элиты (10% чероки).
Среди чистокровных индейцев (по большей части они были "северными" баптистами, тогда как аристократия принадлежала к "южным" баптистам и методистам) появившееся в двадцатые годы движение за отмену рабства ширилось. Только 5 из 1100 баптистов-чероки имели рабов, а 50 рабов были членами баптистских миссий, даже если их хозяева таковыми не являлись. Хотя миссионеры никогда открыто не призывали к освобождению рабов, чероки самостоятельно пришли к идее "упразднить рабство". О том же говорил и баптистский миссионер Эван Джонс: "мы... твердые и решительные противники рабовладения... У нас нет ни единого аргумента в его пользу, и наше искреннее желание - как можно скорее положить ему конец". Федеральный агент Джордж Батлер писал, что северные баптисты - "фанатичные сторонники курса, который, если на нем настаивать, должен привести к самым печальным последствиям". Контакты жителей Индейской территории с миссионерами и приходскими священниками повлияли также на формирование Общества Китува. По иронии судьбы это общество ревнителей чистоты черокской крови, носило то же название, что и ложа самой космополитичной общины чероки.
"Форт Смит Таймс" писала летом 1860 г.: "Неделю или две назад мы узнали, что на Территории Чероки есть тайное общество. Оно состоит только из чистокровных индейцев; насколько нам известно из надежных источников, людей с примесью чужой крови туда не принимают. Члены общества соблюдают строжайшую секретность и за разглашение его тайн карают смертью. Они собираются в лесах и прочих труднодоступных местах, где и принимают в свои ряды новых членов. Говорят, что верховодит там семья Джонсов. Куда все это заведет, неизвестно. Мы опасаемся, что последствия могут стать самыми ужасными; как бы и другие племена не увлеклись этими играми. Благополучие Границы под угрозой".
"В самый канун войны, в 1860 году, народ чероки поразил новый всплеск беспорядков. Уже давно сторонники Джона Росса создали тайную организацию, известную под именем "Общества Китува". Ее члены мечтали полностью очистить территорию чероки от метисов и белых. Члены общества узнавали друг друга по двум скрещенным булавкам, приколотым к отвороту куртки, жилета или охотничьей рубахи. Поэтому их так и стали называть - "булавочники", или "пины". Во время войны мы захватили все их бумаги."
Главные Капитаны общества - Лео Гриттс, Смит Кристи и Льюис Даунинг - были баптистскими проповедниками. Общество распространяло свои идеи через баптистские церкви на Территории Чероки, а также среди криков и семинолов. При том, что баптистские церкви на Индейской территории были многорассовыми.
Чистокровные индейцы необязательно должны были быть баптистами, чтобы вступить в Общество. Их приглашали на собрания в церкви, где выбирали капитанов и субкапитанов. Доверяя индейским проповедникам, северные баптистские миссионеры Эван и Джон Джонсы разрешили Гриттсу, Кристи и Даунингу использовать для нужд Общества организационные принципы баптизма. Так оно получило сильнейшего союзника.
С другой стороны, идеологи сохранения "особого института", как уклончиво называли рабство, в 1854 году основали партию "За права Юга" и одержали победу на парламентских выборах, хотя верховным вождём и стал представитель традиционалистов Джон Когай.*(10)
А еще через год стало известно о появлении "тайного общества в округах Делавэр и Сэлин", созданного для защиты рабства и борьбы с аболиционизмом. У истоков его стояли масоны из Великой Ложи Арканзаса. Многие из сторонников рабовладения на Территории Чероки имели связи в Арканзасе. Именно они склоняли на свою сторону других индейских масонов.
Некоторые из масонов впоследствии основали орден "Рыцари Золотого Круга" - нечто среднее между масонской ложей и Ку-Клукс-Кланом. Его устав, принятый 28 августа 1860 года, гласил: "Только сторонник рабства может вступить в ряды Рыцарей Золотого Круга на Территории Чероки... Ты торжественно поклянешься, что сохранишь все тайны этого Ордена и будешь, не щадя себя, защищать интересы Рыцарей Золотого Круга... Да поможет тебе Господь!".
Главой (капитаном) Рыцарей был масон Стэнд Уэйти. В орден входили многие представители племенной элиты чероки - Элайс Будино-младший, Уильям Пенн Эдейр и другие. Все они принадлежали к партии "За права Юга".
Индейская территория интересовала конфедератов из-за своего выгодного стратегического положения. Имелись планы использовать ее как плацдарм для наступления на Канзас и Миссури. Однако, когда агенты Конфедерации начали свою агитацию среди индейцев, выяснилось, что значительное их число предпочло бы сохранить нейтралитет и не порывать с Союзом. Племена зависели от федеральных дотаций - компенсации за уступленную земли на Юго-Востоке. Правительство уже задолжало им свыше трёх миллионов, и они пропали бы окончательно, присоединись индейцы к конфедератам. К тому же в начале 1861 г. на Индейской территории стояли федеральные гарнизоны и работали федеральные агентства по делам индейцев. Правда большинство федеральных агентов на Индейской территории были южанами и активно агитировали за сецессию.
Серьезность намерений Конфедерации по отношению к индейцам подтверждает и то, что, несмотря на обилие проблем, в марте 1861 года при военном министерстве было создано Бюро по делам индейцев, а в апреле 1862 года - региональное суперинтендантство. Комиссарами по делам индейцев президент Дэвис назначал исключительно приличных и честных людей, обладающих незапятнанной репутацией - например, алабамца Дэвида Хаббарда.
Индейцы не считались гражданами Конфедерации, но наделялись рядом общих с ними прав - в частности, право свободно передвигаться и заниматься бизнесом на всей территории Конфедерации. Однако в этих договорах имелись два положения, которые федеральное правительство давно обещало реализовать, но так и не сделало этого. Граждане индейских республик получили право посылать своих делегатов в конфедеративный Конгресс и право на вхождение в состав КША на правах штата. Последнее было прописано в договоре с чокто и чикасо, к которым могли присоединиться и остальные "цивилизованные племена". Правда, Джефферсон Дэвис возражал против этого положения, считая его антиконституционным, однако Конгресс ратифицировал договор быстро и без каких-либо изменений.
Пять племен получили возможность ввести своих делегатов Палату представителей в Ричмонде. Будинот представлял чероки, Роберт МакДональд Джоунс - чокто и чикасо, а Сэм Кэллахан защищал интересы криков и семинолов. Разумеется, полноценным правом голоса они не обладали, но, тем не менее, могли принимать участие в дебатах и выходить с законодательными инициативами, касающимися Индейской территории.
В апреле 1861 года немногочисленные федеральные гарнизоны были выведены с Индейской территории, из фортов Уошита, Арбакл и Кобб, и переброшены на Восток. Этим тут же воспользовалось командование южан. Техасские войска вошли на Индейскую территорию и заняли форты. Кроме того пошли слухи о планах Вашингтона снова переселить индейцев, а их владения открыть для белых поселенцев. В частности, будущий госсекретарь Уильям Сьюард в октябре 1860 года заявил, что для благополучия СШ необходимо освободить от индейцев земли к югу от Канзаса.
4 июля 1861 года Стэнд Уэйти с группой единомышленников попытались водрузить знамя Конфедерации над зданием правительства чероки. Сенатор Уильям Даблхед и 150 индейцев из числа чистокровных чероки преградили им путь, и только Ричард Асудигади, родственник вождя Когай, сумел остановить кровопролитие.
12 июля 1861 года, до официального вступления Территории Чероки в войну, Стэнд Уэйти сформировал добровольческий полк из сторонников Юга. Эти индейцы несли пограничную службу, а отделение под командованием Джоэля Мэйса 10 августа участвовало в битве при Уилсонс-Крик (Миссури). По некоторым свидетельствам, именно индейский солдат застрелил федерального генерала Натаниэля Лайона, ставшего первым генералом, убитым на войне.
В этих условиях даже наиболее последовательным противникам участия в войне (в частности, верховному вождю чероки Джону Когай) пришлось пересмотреть свои взгляды. Немалую роль в этом сыграли ораторские способности конфедеративных дипломатов, прежде всего Альберта Пайка, "архитектора" союза с индейцами, и Дугласа Купера, федерального агента у чикасо и их будущего командира в войне. Летом-осенью 1861 года "Пять цивилизованных племен" одно за другим приняли Декларации независимости и подписали договоры о союзе с Конфедерацией. Они уже не могли уклониться от войны, так как в этом случае оказались бы под угрозой с двух сторон. Они не могли поддержать северян - потому, что тогда бы их уничтожили конфедераты. Так что им пришлось выбрать меньшее из зол, которое в случае победы Юга в войне к тому же сулило определенные выгоды.
"Когда началась война, генералу Альберту Пайку поручили привлечь индейцев на нашу сторону. Он приехал в мае 1861 года. Вождь Когай сперва наотрез отказывался договариваться с южанами - он заявил, что будет бороться за нейтралитет своего племени. Однако глава партии Риджа, Стэнд Уэйти, тайно сформировал свой собственный полк и присягнул Конфедерации.
Несомненно Джон Когай, остался бы непреклонным, но тут мы разгромили янки при Спрингфильде (они называют это "битвой на Уилсонс-Крик"). Люди из полка Уэйти пошли туда добровольцами, кто хотел. Нашему делу сопутствовал успех, и тогда Когай сам назначил Пайку встречу. Он согласился набрать полк солдат и привести их на службу Конфедерации, однако, заключая договор, не позволил никому из партии Риджа участвовать в этом.
Незадолго до этих событий генерал Бен Маккалок уполномочил капитана Джона Миллера и вашего покорного слугу сформировать независимую роту для трехмесячной службы. Эту роту назвали "Рейнджерами Дикси". Мы должны были занять ничейную землю на границе между Индейской Территорией и Канзасом."
7 октября 1861 года чероки заключили союз с Конфедерацией, но размежевание между ее активными сторонниками (Уэйти) и теми, кто пошел на союз под давлением обстоятельств (Когай) началось почти сразу же. Из двух коннострелковых полков, сформированных на Территории Чероки, 1-й полностью состоял из традиционалистов, многие из которых были членами тайного общества Китува, созданного при поддержке миссионеров-аболиционистов), 2-й - из риджитов. В дальнейшем им предстояло воевать друг с другом - после участия в карательной экспедиции против индейцев-диссидентов (зима 1861 года) и особенно после оккупации Территории Чероки северянами (лето 1862 года) 1-й полк Чероки практически в полном составе дезертировал. Сторонники Джона Когай объявили о разрыве с Конфедерацией и отмене рабства. Со своей стороны, индейские конфедераты - пользуясь тем, что Когай сдался северянам и отбыл в Филадельфию - объявили верховным вождем Стэнда Уэйти. На Территории Чероки началась гражданская война. Солдаты враждующих армий друг друга в плен брали редко. Территорию покинули тысячи беженцев, в их числе и семья Уэйти.
"Роту "Рэйнджеры Дикси" распустили, и почти все, в том числе и я, вступили в роту К 1-го полка Чероки. Командовал ротой капитан Томас Мэйс, брат последнего верховного вождя Джоэля Мэйса. Капитан был блестяще образованным человеком и прекрасным офицером.
Это была любимая рота полковника Уэйти, пожалуй и единственная в 1-м полку, где индейцы были и солдатами, и офицерами. В других ротах белые и индейцы служили вперемешку, хотя это им не мешало работать гладко и слаженно. В полках Чокто одни роты были "белыми", другие - индейскими, и порой это вызывало недоразумения. Однако штатное расписание утвердил полковник Д.Х. Купер, и оно не менялось...
В декабре 1861 года случились бои между нашими чероки и отрядом Обитла Яхола, вождем так называемых "лояльных" криков, семинолов, уичита, кикапу и делаваров. Они пытались уйти в Канзас. Стоял ужасный мороз. Наши обнаружили Обитла Яхола с его "лояльными" в горах у Чустенолы. Они хорошо там укрепились, но мы выбили их оттуда. "Лояльные" бежали, бросив свой багаж и бумаги. Они бросали даже своих скво и маленьких детей, обрекая их на неминуемую смерть от холода. От того, что здесь было, дрогнуло бы сердце у любого... Мы гнали врага три дня. На второй день подошел полк "пинов", но он в бою не участвовал. Затем мы вернулись в наш лагерь на отдых...
В то время мы подчинялись Арканзасскому департаменту, который возглавлял сначала генерал Холмс, а после него - генерал Хиндмэн. Затем нас перепоручили собственному департаменту - Индейскому, во главе с генералом Стилом. Полковники Уэйти и Купер были повышены до бригадных генералов. Уэйти возглавил 1-ю Индейскую бригаду, состоявшую из 1-го и 2-го полков Чероки (ими командовали полковники Дж.М. Белл и У.П. Эдейр), батальона Скэйлса (командир - майор Скэйлс) и батальона Куонтрелла. Последний нес службу по большей части в Миссури и Канзасе.
2-я Индейская бригада, под командованием бригадного генерала Купера, состояла из двух полков Чокто и батальона Чикасо.
В 3-ю Индейскую бригаду входили 1-й и 2-й полки Криков (командиры - Д.Н. Макинтош и Чилли Макинтош) и Семинольский полк Джона Джампера. Бригадой командовал генерал Сэм Чекоти.
Летом 1862 года мне поручили набрать рекрутов на западе. Я сформировал батальон Оседжей (командир - майор Сломанная Рука), большую роту из кэддо и аррапахо (капитан Джордж Вашингтон) и роту из команчей, во главе с их вождем по имени Эсопа (или Эск Хаббе). Все они были представлены генералу Уэйти и оказали нам добрую службу. Их отряды рассеялись между Канзасом и северным Техасом, не давая врагу высунуться. После битвы при Пи-Ридж миссурийцы генерала Прайса и 3-й Луизианский полк были переброшены на восток. Мы остались одни - все индейцы, кроме батальона Уиллса и полка техасской пехоты, которые охраняли нашу базу и в боях не участвовали."*(11)
В то время как конфедераты активно формировали индейские полки, федеральное правительство вообще вывело свои войска с Индейской территории. Несмотря на обещания отдельных романтиков-аболиционистов, заниматься индейскими проблемами Вашингтону было некогда - хватало и других забот. Ситуация изменилось только тогда, когда конфедераты прогнали диссидентов с Индейской территории в Канзас.
У форта Скотт собрались тысячи людей, которые нуждались в пище и одежде, а властям было нечего им предложить. Зимой умер 1861-62 гг. от голода и болезней умерли сотни этих беженцев. В Канзасе оказались сотни боеспособных мужчин, которые сражались с конфедератами раньше и горели желание вернуться домой. Им нужно было оружие, и они просили его даже у президента. Однако федеральная армия в то время воевала не только с конфедератами, но и с индейцами - сиу и черноногими в Канзасе и Небраске. Поэтому правительство отказывалось давать оружие индейцам, даже "цивилизованным". Однако в 1862 года власти решили, что куда проще и дешевле будет вооружить беженцев и отправить домой, чем содержать их в Канзасе.
В мае было сформировано два индейских добровольческих полка из запланированных пяти. Командирами полков и большинства рот были белые. В этих полках служили индейцы из разных племен. В 1-м оказались преимущественно крики, семинолы и выходцы из степных племен, а во 2-м - чероки и оседжи. В основном это были беженцы. Индейцы, к тому времени уже жившие в Канзасе, тоже помогали северянам. В частности, делавары служили скаутами в федеральной армии.
"Летом 1862 года полк "пинов" и сам вождь Кагай переметнулись к янки. Отныне мы не знали отдыха - недели не проходило без какой-нибудь стычки. В начале весны 1863 года военные власти Канзаса решили вернуть домой индейцев-северян, чтобы те смогли успеть на полевые работы. Они дали им лошадей, семена и все необходимое для сева. Их сопровождал генерал Блаунт со своими канзасцами и полковник Филипс, новый командир "пинов". Однако, генерал Уэйти не собирался сидеть сложа руки. Мы хорошо их потрепали и загнали в форт Гибсон...
Я не буду перечислять все наши стычки с индейцами-северянами. От них было больше всего неприятностей - они знали местность не хуже нас и пользовались этим. Однако, их потери были больше, чем наши...
В последнюю зиму войны генерала Мэкси перебросили в Техас. Генерал Купер принял командование Индейским департаментом, а генерал Уэйти - Индейской дивизией. Нас отправили на зимние квартиры у Ред-Ривер (Территория Чокто), и там мы впервые смогли хоть месяц отдохнуть.
Годом раньше к индейцам Запада и Северо-Запада были посланы гонцы, чтобы пригласить их встретиться с нами на совете в Уолнат-Спрингс. Первоочередной целью этого совета было помирить разные племена. Объединившись, они бы вторглись в Канзас с севера и запада, мы бы помогли с юга, и от Канзаса не осталось бы мокрого места. Зимой мы припасли вьючные седла, поскольку не хотели обременять себя обозом. К несчастью, генерал Ли сдался раньше, прежде чем совет успел собраться. Поэтому нам пришлось ограничиться дипломатией, и я не слышал, чтобы те племена, с которыми мы встречались, потом воевали. На совет пришли индейцы из Дакоты и Монтаны. Возможно, это был самый большой совет племен.
Индейские подразделения распустили в апреле 1865 года. Чокто, чикасо, крики и семинолы вернулись к своим очагам. Чероки повезло куда меньше. Их дома сожгли, скот угнали. У многих из тех, кто до войны считал своих лошадей и коров тысячами, теперь не осталось даже пони, чтобы вернуться домой. На Территории Чероки хозяйничали федералы и "пины". Чероки-южанам пришлось просить убежища у чокто. Они не расставались с оружием до тех пор, пока в июне 1865 года представители Соединенных Штатов не встретились с ними в форте Смит. Только тогда был провозглашен мир.
Это всего лишь маленький, беглый набросок кампании на Индейской территории. Но я не могу завершить его без слов признательности нашим индейским союзникам - особенно чероки под руководством их талантливого вождя Стэнда Уэйти, и семинолам, которыми командовал прекрасный человек и строгий солдат, полковник Джон Джампер."
Стэнда Уэйти стал последним из высших офицеров Конфедерации, кто сложил оружие. 9 апреля 1865 года сдался командующий Армией Северной Вирджинии генерал Р. Ли, а 26 мая - командующий Трансмиссисипским департаментом, генерал Э. Керби Смит. Уэйти же продержался до 23 июня, когда федералы зажали его в Доксвилле (Территория Чокто). *(12)
1* Использованы книги: Д. Стюарт "Под Южным крестом" (http://www.liveinternet.ru/users/stuart1861/) и Томас Ф. Андерсон "Наши индейцы: Воспоминания конфедерата"
2* См. Глава 58 "Флот Великого океана"
3* Довольно точно описав расклад сил в ГП РАК, автор допустил несколько фактических ошибок. Ф.П.Литке на протяжении многих лет активно сотрудничал с руководством Компании и всячески её поддерживал, но никогда не был директором ГП. Кроме того в графское достоинство "за долговременную службу, особо важные поручения и учёные труды, приобретшие европейскую известность" он был возведён только в 1866 году.
Также и В.Ф. Клюпфель в указанный период был ещё генерал-лейтенантом. В генерал-адъютанты к Его Императорскому Величеству он был пожалован в 1867 году.
4* Насколько сильна была симпатия к Югу среди офицерского корпуса Рус-Ам, можно судить по таким фактам. 16 мая 1864 года, через 5 дней после гибели Джеба Стюарта в сражение при Йеллоу-Таверн, офицерское собрание 1-го драгунского полка единогласно решило принять в качестве полковой песни любимую генералом "Вступайте в кавалерию" ("Jine The Cavalry") Ради этого, полковник М. Ф. Тощев распорядился, вопреки уставу, внести в полковой оркестр банджо и скрипки. 24 мая полк впервые исполнил свою новую песню, причём, в память генерала Стюарта, на английском, хотя уже был готов русский перевод. Позже был написан совершенно новый текст, но, сложившаяся полковая традиция требовала, в память о лучшем кавалерийском генерале континента, при исполнении "Кавалерии" хоть один куплет петь на английском и первоначальным текстом.
"Вступайте в кавалерию" в исполнении ансамбля 1-го драгунского полка - http://www.youtube.com/watch?v=bh1YU3YKFBI
Разумеется, соперники из 2-го драгунского не могли не ответить на вызов Они заявляли, что Томас Д. Джексон "Каменная Стена", как генерал, выше Стюарта и, кроме того, прекрасно разбирался в музыке. Он говаривал "Я знаю всего две песни. Одна из них - "Дикси", а другая - нет". Историки из 2-го драгунского убедительно доказали, что указанная "нет" и есть "Кавалерия". Не обладая финансовыми возможностями конкурентов, они всё же смогли изыскать средства и заказали у самого автора, Дэна Эмметта, строевой вариант его знаменитой песни "Земля Дикси" ("Dixie"s Land"). 6 сентября полк впервые прошёл торжественным маршем под свою новую строевую.
В наши дни исполнение "Дикси" в СШ иногда считается оскорблением для негров, потому что может восприниматься как выражение симпатии по отношению к рабовладельческому прошлому Юга, несмотря на то, что "Дикси" была любимой песней Авраама Линкольна и исполнялась при его инаугурации. В Рус-Ам "Дикси" вполне легитимна и популярна.
"Дикси - строевая" 2-го драгунского полка - http://img1.liveinternet.ru/images/attach/b/3/3621/3621750_songs_of_the_confederacy__dixie.mp3
5* К. С. Аксаков известный публицист, поэт, литературный критик, историк и лингвист, глава русских славянофилов и идеолог славянофильства, скончался от туберкулёза 7 декабря 1860 года в Новороссийской Морской больнице. Похоронен на городском кладбище.
"Исследование о промыслах и торговле в Американском генерал губернаторстве" было издано в 1862 году за счет Императорского географического общества и было встречено единодушными похвалами всей печати, а два учёных учреждения удостоили И. С. Аксакова почётных наград: Географическое общество присудило Константиновскую медаль, а Академия Наук - Демидовскую премию.
Н. Н. Страхов и Д. П. Святополк-Мирский считали, что именно значительное влияние идиша на язык Рус-Ам так повлияло на И. С. Аксакова, что в 1861-62 гг. он разразился целой серией анти еврейских статей.
6* В. И. Кельсиев свободно владел 14 языками и понимал ещё 11. В последующие годы он принимал деятельное участие в работе Вольной русской типографии и печатался в газете "Колокол" По инициативе Герцена Кельсиев стал заниматься сбором сведений о народах Рус-Ам и скоро пришёл к выводу о том, что в них скрыт значительный антиправительственный потенциал, которым при умелой организации можно воспользоваться в интересах революционных преобразований в России.
В 1861 году Кельсиев вместе с р. М. Ольсвангер сделали новый нецерковный перевод Библии ("с одного еврейского текста... без произвольных вставок из перевода LXX и славянского") книги Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие. Этот перевод был опубликован под псевдонимом Вадим в Лондоне в 1862 году. Поскольку первый русский синодальный перевод Библии был закончен лишь в 1876 году, в России перевод Кельсиева вызвал ответную реакцию. Как писал "Колокол" 1 февраля 1861 года: "Императрица Мария Александровна препроводила экземпляр русского перевода Библии в Духовную Академию с примечанием, чтоб Академия торопилась со своим переводом. Таковое поощрение обязывает русскую типографию в Лондоне благодарить е. и. в." Впрочем Герцен расценивал перевод Кельсиева неудачным.
Изучив состояние умов Кельсиев пытался распространять между евреями агитационные прокламации и найти себе союзников среди влиятельных представителей общины, но быстро убедился в ошибочности своих надежд на их революционность.
28 июня 1862 года был задержан однокашник Кельсиева по Коммерческому училищу Андрей Ничипоренко, герценовский агитатор. В декабре 1862 года следствие затребовало его приезда в Россию. Кельсиев отказался добровольно явиться на следствие и срочно выехал в Калифорнию. За это был заочно 10 декабря 1864 года приговорён Сенатом (высочайше утверждено 30 марта 1865 г.) к изгнанию из России навсегда и лишению всех прав состояния.
В Сан-Франциско издатель П. Райчик предложил Кельсиеву работу по составлению русской грамматики для изучающих язык. Но такая работа не удовлетворяла пылкого революционера. Оставив жену с дочерью на попечении Райчика, он отправился Константинополь, где несколько месяцев пытался объединить различные оппозиционные элементы и подчинить своему влиянию проживавших там старообрядцев.
В июле 1863 года Кельсиев решает основать русскую колонию в Тульче на Дунае. Смысл этой колонии, по Герцену, состоял в эксперименте по организации нового типа коммуны. В октябре к нему присоединились жена и дочь. Колония в Тульче просуществовала с декабря 1863 по апрель 1865 года. Начало деятельности общины складывалось очень удачно. отношения с казаками, скопцами, турками и румынами сложились вполне доброжелательные. Кельсиеву удаётся сблизиться с атаманом казаков-некрасовцев О. С. Гончаровым и убедить его прислушаться к идеям общинного социализма. В конце концов, колонистам удалось организовать собственную типографию для печати прокламаций и воззваний к старообрядцам.
Однако вскоре Кельсиев начал сомневаться в ценности своей агитационной деятельности, в осуществимости принципов революционного и социалистического преобразования, в которые незыблемо верил прежде. После смерти от тифа в июне 1864 года младшего брата Василиия, Кельсиев с горя начал пить. В апреле и он оставляет общину и несколько лет путешествует по Балканам. Потеряв в эпидемии холеры жену и детей, 20 мая 1867 года Кельсиев прибыл на российский таможенный пункт в Скулянах, сообщил о себе, что он эмигрант и государственный преступник, не подвергавшийся суду. После этого он сдался пограничным властям.
Будучи под арестом Кельсиев написал "Исповедь" в которой изложил всю последовательность и хронологию событий, которые привели его к сдаче российским властям. В ней Василий Иванович отрёкся от своей предыдущей революционной агитации, подробно пояснил причины своего духовного кризиса. Раскаиваясь в своей эмигрантской деятельности, Кельсиев, тем не менее, избегал упоминания фактов и лиц, неизвестных жандармам с тем, чтобы своими показаниями не скомпрометировать остающихся на свободе в России и за границей оппозиционеров, и не подвергнуть их преследованиям со стороны российского правительства.
"Исповедь" Кельсиева прочитал император Александр II и даровал Василию Ивановичу полное прощение, ему было возвращено даже право поступления на государственную службу и возможность жить в обеих столицах. 11 сентября 1867 года, по истечении трёх с половиной месяцев лишения свободы, Кельсиев был выпущен из тюрьмы и обосновался в Санкт-Петербурге и возвратился к научной и литературной деятельности.
В 1868 году Кельсиев выпустил книги "Орегон и Московия" и "Галичина и Молдавия", они представляли собой путевые очерки 1860-62 гг. и 1866-67 гг. вместе с авторскими рассуждениями о панславизме: "Вся цель и идеал славянства состоит в том, чтобы слиться во что бы то ни стало воедино; слиться в один народ, возыметь один язык, одну азбуку". Задача общеславянского союза, по Кельсиеву, была первоочередной политической целью. В этих же книгах Кельсиев рассматривал и другие аспекты желательной ему национальной политики славянских народов, в частности, взаимоотношения евреев и славян. Книги пользовались широким успехом. Также лестную оценку им дала супруга А. И. Герцена, Н. А. Тучкова-Огарёва. Однако значительных доходов автору не принесли, поэтому в 1870 году Кельсиев вновь вступил в службу РАК. Умер Василий Иванович в Гонконге 4 октября 1872 г. в возрасте 37 лет. Незадолго до смерти он опубликовал в "Новороссийском листке" статью "Крещение китайцев как необходимость", ставшую определяющей китайской политике Рус-Ам.
7* И. В. Турчанинов был превосходным офицером, достаточно взглянуть на его послужной список. 1841 году он окончил Михайловское артиллерийское училище и в чине хорунжего служил в Донской конно-артиллерийской батарее. В 1844 в чине прапорщика переведён в лейб-гвардии Донскую батарею. В 1852 году окончил двухлетний курс Академии Генерального штаба с малой серебряной медалью и представлением к производству в штабс-капитаны. В 1853 переведён в Генеральный штаб. За отличие по службе в 1855, в возрасте 33 лет, был произведён в полковники. А в 1856, через два месяца после окончания Крымской войны, уехал поправить здоровье на воды в Мариенбад, а оказался в Америке. Но и там служба его достала. 18 июня 1861 года "Чикаго Трибюн" на своей первой полосе представила публике командира 19-го Иллинойсского - полковника Джона Бэйзила Турчина, "солдата и джентльмена, ... под чьим руководством полку не грозят никакие проблемы, вызванные невежеством или некомпетентностью". История с трибуналом такова.
В ноябре Турчина был назначен командиром 8-й бригадой, включенной в состав 3-й дивизии генерала О. Митчелла. А в феврале 1862 года оказалась в авангарде наступления на Теннесси. Именно бойцы Турчина 25 февраля захватили столицу штата Нэшвилл. Это была первая захваченная столица одного из 11 мятежных штатов, поэтому генерал Бьюэлл 26 февраля выпустил специальный приказ Љ13а, в котором настаивал, что война ведётся только с целью восстановления целостности Союза, а потому требовал неприкосновенности личности и собственности мирных граждан. 11 апреля бригада без боя захватила Хантсвилл - самый крупный город на севере Алабамы. 29 апреля Митчелл поручил 18-му Огайоскому полку из бригады Турчина занять Афины в 30 верстах к северо-западу от Хантсвилла. Этот городок, расположенный на железной дороге, шедшей в Нэшвилл, в 1860 насчитывал всего 887 жителей, из них 338 негров.
Появление полка прошло без малейших происшествий. Весь следующий день, по словам мэра, "жители поздравляли друг друга с установлением покоя и порядка". Утром 1 мая солдаты и жители городка были разбужены револьверными выстрелами со стороны дальних караулов. Вскоре к револьверному огню добавился ружейный и выстрелы орудий. Наконец пришли известия, что атакуют 300-400 кавалеристов с двумя пушками и тремя батальонами пехоты. Это был первый бой 51-летнего Стэнли, ещё год назад - адвоката, и он скомандовал отступление на Хантсвилл, оставив всё имущество в лагере и захватив только повозки. Афиняне не смогли отказать себе в удовольствии шумно проводить ретирующихся янки: они смеялись, кричали всякое и плевали вслед. А на улицах Афин уже раздавались крики ликования: в город вошли почти две сотни кавалеристов 1-го Луизианского полка Джона Скотта. Он распорядился сжечь брошенный лагерь, а ранцы и другую полезную утварь по просьбе горожан передали неграм.
Тем временем Турчин выступил на Афины с тремя оставшимися полками его бригады. 2 мая кавалерийская разведка доложила, что южане ушли. Вступив в город, Турчин взял под охрану важнейшие объекты и приказал приступить к обыску домов горожан в поисках оружия и имущества 18-го полка. И то, и другое было найдено в некотором количестве, но обыски быстро вышли из-под контроля. Солдаты приступили к "обыску" магазинов, почты, кухонь. В аптеке пол был по щиколотку усеян протестированными на алкоголь склянками.
В последующие дни, хотя солдаты ещё выбирались в город в поисках съестного и столового серебра, но в целом порядок восстановился, Стэнли по заявлениям горожан арестовывал пойманных с поличным (если хозяева защищали свою собственность, солдаты старались смыться, а не нападать). Наиболее серьёзный инцидент произошёл 3 мая, когда на ферме недалеко от города один из рядовых изнасиловал 14-летнюю негритянку. Когда через несколько дней хозяйка рабыни приехала в город и опознала насильника, Турчин немедленно распорядился арестовать его и отправить в Хантсвилл. Впрочем, проболтавшись с месяц по гауптвахтам, солдат был возвращён в свою часть без дальнейших последствий. Кроме того, 5 мая у Турчина была отозвана кавалерия, а так как действия рейдеров южан в округе продолжались, Турчин реквизировал 100 лошадей и организовал летучие отряды из добровольцев. Кроме того, негры оставались частной собственностью, однако приказ по армии разрешал "реквизировать" и их (например, для работ). Но Турчин использовал в качестве посыльного только одного 12-летнего мальчика (который потом ушёл с полком), так что это имущество жителей Афин почти не пострадало. 26 мая бригада Турчина покинула город и его окрестности и направилась в Теннесси.
Во многих городках юга уже в 1862 году произошли события, подобные афинским - например, Пуласки, после того, как был отбит у кавалеристов Моргана, пережил "три дня ужаса", - но только в просвещённых Афинах нашёлся человек, который придал делу масштаб, вошедший в историю. Судья Лэйн убедил 45 афинян объединиться и составить общий список ущерба, которого насчитали на 54 тысячи долларов (более чем достаточно, например, чтобы полностью снарядить на войну полк). 27 июня, когда штаб генерала Бьюэлла оказался в окрестностях Афин, дал делу ход. 5 июля полковник Турчин был уведомлен, что с 7 числа в Афинах над ним начнётся военный суд. Судить Турчина должны были семь офицеров под председательством бригадного генерала Джеймса Гарфилда - будущего президента СШ.
Обвинение было предъявлено по трём пунктам: неисполнение обязанностей (сюда подпадало непресечение действий солдат, перечень которых был довольно длинен - вплоть до "порчи постелей лежанием с неснятыми сапогами"), поведение, недостойное офицера и джентльмена (влекло автоматическое увольнение со службы, сюда была добавлена неоплата счёта в гостинице - хотя хозяин никак не заикнулся Турчину об оплате, но не забыл включить 140 долларов в коллективный иск), и нарушение приказов (речь шла об уже упомянутом приказе Бьюэлла Љ13а по обращению с населением, а также о запрещении жёнам присутствовать в армии - последнее, впрочем, нарушали многие).
В Хантсвилле находилось несколько военных корреспондентов, и процесс стал достоянием прессы. В газетах первые статьи о разорении Афин стали появляться в начале июля - они всячески живописали творившиеся там ужасы. К концу месяца стало проясняться, что ужасы несколько преувеличены. Там же 19 июля было получено известие о производстве Джона Турчина в бригадные генералы. Утром 30 июля суд вынес вердикт: по первому пункту (неисполнение обязанностей) - виновен. По второму пункту суд не нашёл в поведении Турчина ничего, недостойного джентльмена, но поведение, недостойное офицера и выразившееся, опять же, в неисполнении обязанностей, имело место быть. По третьему пункту - виновен частично (изъятое в Афинах было изъято в том числе на нужды армии, т.е. в соответствии с приказом). Присутствие же в лагере жены Турчина никем не оспаривалось с самого начала. Шесть из семи судей подписали обращение к генералу Бьюэллу, изложив свои благожелательные рекомендации, с просьбой пересмотреть дело.
6 августа генерал Бьюэлл приказом по армии уволил бригадного генерала Джона Бэйзила Турчина с военной службы на основании решения суда, особо разъяснив, что если бы тот сумел привить своим войскам должное чувство дисциплины, события, повлекшие его увольнение, никогда бы не случились.
29 августа губернатор штата Иллинойс Ричард Йейтс написал Линкольну с просьбой восстановить Турчина в армии, 5 сентября президент наложил свою резолюцию: "Я буду очень рад, если генералу Турчину дадут бригаду, составленную желаемым, если это удобно, образом и там, где сейчас необходимы активные действия, в Кентукки". Бьюэлла хотели снять с командования армией 30 сентября, но в конце концов он был смещён только 24 октября после того, как не слишком удачно проявил себя в сражении при Перривилле. Бьюэлл сам оказался под судом, расследовавшим причины вторжения конфедератов в Кентукки, впрочем, никакой вины за ним не нашли.
8* Дамы состояли в переписке 13 лет но ни разу не виделись. Не смотря на это (а возможно именно поэтому) они оставались добрыми подругами. до самой смерти Е.П. Ротчевой в 1873 году. Это объясняет ту протекцию, которую оказывала Люси Пикенс всем русским начинаниям в южных штатах.
9* Автор имеет в виду, что, согласно Конституции СШ, президентом может стать только уроженец страны.
10* Здесь Когай - "Ворон" - не имя собственное, а титул, обозначавший военного вождя, человека, проводящего разведку впереди своих воинов.
11* Была предпринята попытка составить сводный полк из индейцев других племен, но она не удалась. Одни (в частности, команчи, кайова и кикапу) не желали сражаться бок о бок со своими старыми врагами-техасцами и покидали службу, когда им хотелось. Более развитым делаварам и уичита конфедераты не нравились вообще, и они предпочли эмигрировать в Канзас.
12* Индейская территория заплатила за участие в Войне Севера и Юга непомерно высокую цену. За годы войны экономика индейских республик оказалась полностью разрушенной - значительная часть окультуренных земель превратилась в выжженную пустыню. Тысячи людей погибли, тысячи стали беженцами. По примерным подсчетам, к концу войны 33% женщин Индейской территории овдовели, 16% детей лишились отцов, а 14% полностью осиротели. После войны "Пяти цивилизованным племенам" пришлось восстанавливать отношения с СШ, заключая новые договоры. В глазах федерального правительства они были не просто разбитыми мятежниками, а еще и индейцами-мятежниками (14-я и 15-я поправки к Конституции СШ индейцев не коснулись). Поэтому с ними обошлись соответственно, не делая разницы между теми, кто воевал за конфедератов и теми, кто воевал против них. В послевоенные годы остатки автономии, еще имевшиеся у индейских республик, методично уничтожались, от самой Индейской территории кусок за куском отчуждался в пользу белых поселенцев. В 1907 г. Индейская территория была окончательно ликвидирована и вошла в СШ как штат Оклахома. "Пяти цивилизованным племенам" уже в который раз за последние сто лет пришлось начинать все сначала.