Поздний вечер. Лучшее время суток с его прохладой и затихнувшим гомоном людских голосов и рева двигателей. Плохо только, что теперь комендантским часом запрещены прогулки в его сумеречных, особо пахнущих, объятиях. Но ведь мне закон не писан. Люди называли бы меня ведьмой. Мне больше нравится слово бог, если бы оно не было таким претенциозным. Это определение подразумевает готовность нести ответственность за свои поступки и изменение чужой жизни. А отвечать за кого-то я не люблю.
Десять вечера, надвигающаяся ночь манит далекими спокойными звуками. Эту тишину пока что не нарушит грохот перестрелки. Родители будут крепко спать до полуночи, которую разорвет ставший уже привычным звук залпов из гаубиц и установок Град. Мать опять примется бегать по квартире и вслух молить Бога оставить нам жизнь. Но она не знает, что свою роль он на время подарил мне.
Привычным рывком я оттолкнулась от подоконника окна на четвертом этаже, проскользив по воздушной дуге на крышу козырька подъезда. Бетон бухнул под ногами, и недалеко замерли двое солдат, патрулирующих улицу. Вскинув автоматы, они слепо водили дулами по направлению звука, не догадываясь, что источник его вверху.
Света нет уже три недели - войска сами разбили подстанции при штурме города. Мне нравится эта кромешная непроглядная тьма, потому что в ней можно спрятать абсолютно все. Даже мой прыжок на дорогу перед вояками. Но скрываться я не люблю, это признак трусости или плохих намерений. Ни того, ни другого и в мыслях пока что не было.
Защитники и освободители развернулись в мою сторону, взяв на прицел, и потребовали документы и неподвижность.
- Стреляй! - засмеялась я одними губами, двигаясь к ним. Руки одного задрожали. Растерявшийся мальчишка, пришел убивать или быть убитым - и боится выстрелить в неизвестное нечто, напролом идущее из темноты.
Другой уже привык, видимо. В корпус, в район сердца ударилось что-то, и я подхватила рукой внезапный подарок. Горяченький привет. Раньше тело мое упало бы от этого удара и умерло. Но сегодня я бог. Чего-то солдатик жалостливый попался, совестит угрюмого товарища за чужое убийство. Как будто не знает, сколько окончаний жизненного пути дарят их ревущие смертью стволы орудий, выплевывающие в ночь снаряды, будто грязную площадную брань. Только слова рвут душу, а бесчисленные осколки чужой металлической ненависти - тело.
Я сидела на асфальте и смеялась с его растерянного "Ты это... зачем ее так...". Война - дело мужчин, готовых стать убийцами ради своих убеждений или денежного вознаграждения. В прошлой жизни солдатик был женщиной, наверное. Жалко дурачка, дома, наверное, мать заждалась уже. С таким характером вряд ли дождется.
Рядом свистели пули, вонзаясь в асфальт, и брызгами отскакивали от моего бессмертного тела. Рокотал только один автомат, и вскоре все патроны из рожка были израсходованы абсолютно бесполезно. Лишь только звякали разбитые в домах стекла.
Они смотрели на меня как на исчадье, отказавшееся рухнуть перед их силой. Вялая рука добросердечного воина не сопротивлялась, когда я взяла ее в свою. Вложила туда еще теплую пулю.
- Не боись, пока она с тобой - будешь жив.
Парнишка захлопал глазами, но ладонь сжал.
- Кто ты? - прошептал он едва заметно. Я засмеялась:
- Наверное, ведьма. Не стойте на моем пути к Шабашу...
Ветер подхватил мое тело, сливая его с темнотой. Мальчишка застыл, сжимая в руке свой шанс выжить в утренней перестрелке. Второй-то его напарник уже определил свое будущее - кто стремится дать смерть, должен сам ее сполна познать.
Я брела утром на рынок, ведя под руку мать. Тяжело, знаете ли, после ночных прогулок по посадкам идти за банальной картошкой. Но моей семье нужно что-то есть, и желательно, чтоб это "что-то" было подешевле - нового денежного поступления в наши карманы не было уже два месяца. Один ящик в погребе был мною доверху засыпан бумажками, на которые можно выменять все - даже чужую смерть. Только вот объяснять не хотелось, откуда это богатство и что я стало такое. Потому мои руки сейчас были оттянуты изрядной порцией картошки и дешевых круп.
Знакомые глаза испуганно таращились на мое лицо. Гляди-ка, все же не забыл солдатик утром талисман. Я улыбнулась ему, глядя на дрожащие пальцы, пересчитывающие тоненькую пачечку одногривенных купюр, которыми он надеялся расплатиться за десяток яиц. Продавец замахал руками, отказываясь от оплаты, и паренек спрятал свое богатство во внутренний карман куртки, так и не заметив, как усилием моей воли дрогнула изменяющаяся реальность. Цифра на бумажках поплыла, превращаясь из единицы в пятерку, выволокшую следом два нуля. То-то будет ему диво по возвращению.
В хлопотах время летит быстро, и сумерки подкрадываются незаметно, лишая возможности читать и отвлекаться на собственное желание выжить в рокоте выстрелов. Это желание уже давно потухло во мне, перерастя в мечту сберечь жизнь моих близких. Ночь снова звала, и можно было опять лететь наперегонки с ветром, поднимаясь к самим звездам, вытканным на покрывале ночного неба. Я высунулась из окна и развеселилась, увидев пять темных фигур в отсветах полной луны. Одна из них носила в кармашке подаренную мной вчера пулю. Настроения не было, так что зря стоят - ничего не получат более.
Козырек привычно грохнул под ногами, и пятеро теней обернулись на шум. Странно, сегодня никто стрелять не хотел.
- Тоже вышли на полную луну полюбоваться, да? - поприветствовала я незнакомцев в форме. Те притворились глухонемыми, сверля меня испуганными взглядами. Раздражает... как будто монстр какой-то.
- А может быть, вы чувствуете в себе зверя? - мой шепот ласкал ухо одного из охотников за приключениями, - следуйте за своими желаниями... за мной!
Впервые они заговорили. Правда, не совсем по-человечьи. Небольшая волчья стая, огрызаясь друг на друга, рванула за мной блуждать по полям, не разбирая дороги...
Рассвет окрасил верхушки деревьев, слабыми пальцами трогал пучки ночных сумерек, прятавшиеся под деревьями и в глухих углах возле моей пятиэтажки. Как приличный кавалер, я довела их измененные тела до места нашей ночной встречи и вдохнула в них обратное превращение. Меня звал новый день, а за спиной застывшими статуями неподвижно стояли фигуры в камуфляже, боящиеся даже шевельнуться.
На-до-е-ло! Сколько можно сидеть без света? Родители говорят, что повалены столбы электропередачи. Ремонтная служба отказывается ехать даже за миллион, после того как снайперы сняли со столба двоих работяг, искусившихся кучей денег. Одену-ка платье поприличнее да пойду прогуляюсь.
Фу, какие злые люди. Только вот мирно шла по дороге, как в следующий миг пуля щелкнула совсем рядом. Одна даже ударила в средину лба, и пришлось погрозить им пальцем в оптический прицел. Явно не ожидали, что я так быстро окажусь рядом на их тайной вышке. Да еще и слегка изогну дуло ружья, чтоб неповадно было отвлекать от починки.
Столбы поднимались с земли крайне неохотно, видимо, изрядно разморило их после стольких лет труда, да и пригрелись на солнце. Вот они потянулись друг к другу невидимыми руками, устанавливая прочную электрическую связь проводов. В городе, наверное, радость сейчас...
Фигурка под окнами, судя по всему, стала уже постоянным элементом обзора. Вот уже третий вечер подряд она маячит в проулке в тщетной надежде разгадать, что я такое. А может, сегодня будет разнообразие? Ладно, не буду привычно бухаться в козырек. Лучше тихой тенью скользну вниз за его спину.
- Бу! - ляпнула первое пришедшее на ум. Странно, чегой-то он не подпрыгнул? Я так надеялась схлопотать хотя бы шальную пулю от этого тощего, потерянного в своей судьбе человечка. А вместо этого он несчастными глазами маленького теленка глядит на меня. И, кажется, вот-вот расплачется.
- Помоги мне! - дрожащим от осознания своего поступка голосом попросил он, - брат... брата...
Можно подумать, я сейчас не вижу этого брата, и как его призрачная мертвая тень мелькает вокруг и машет руками, чтоб не просил. Потому что уже поздно и изорванное осколками тело замерло пять минут назад в холодной тканевой палатке.
- Зачем вы пришли на нашу землю? - голосом строгого судьи спрашиваю, а сама уже знаю ответ.
- Пять лет обещали дать, если откажемся... - сник парнишка. И опять всхлипнул, - брата утром...
Я подошла к урне и задумчиво поковырялась в ней. Вот она, стеклянная бутылка. Дух мертвого отчаянно сопротивлялся и не хотел лезть в этот маленький сосуд. Впрочем, в большой он тоже бы отказывался - рядом уже мелькал пресловутый туннель на тот свет. И судя по вспыхивающим картинкам - последующая его жизнь была б куда лучше этого прозябания. Но слезы в глазах брата сделали свое черное дело, и бедный комок энергии бился в плену моей злой воли, бережно заткнутый скомканной оберткой.
- Отгадай, солдат, загадку. Вот в бутылке жизнь. Откроешь - выпустишь, разобьешь - убежит. Поймешь, как поместить в тело - будет тебе брат.
Он непонимающе поглядел в пустоту, сжимая в руке плененный дух. Люблю я это божье свойство - незримо присутствовать рядом. А еще мне нравится мчаться с птицами наперегонки и дергать их за хвост. Впрочем, вечерами только летучие мышки тихонько скользят в темном небе. И иногда проносятся снаряды, освещая свой путь ярким светом. Как-то шутки ради я поймала этот снаряд, услав обратно по его траектории.
Охохо, и зачем этой ночью я изволила купаться во всех окрестных ставках? Новая, чрезвычайно веселая забава, нашлась на ставковом дне в виде затопленного негодного танка. Вы никогда не видели летающую по небу огромную махину? А выражение лиц полупьяных освободителей, когда эта махина плюхнулась рядом с гаубицами, готовыми к запуску снарядов? Три человека сразу же дали зарок не пить, остальные обрели ясность мышления и способность витиевато излагать свои мысли в нецензурной форме.
За все нужно платить, и за ночные забавы тоже. Мое унылое лицо неслось в огромную очередь за хлебом. Сотня человек на три контейнера вчерашнего хлеба, как всегда.
Я нежно обнимала черствый "кирпичик" - после двух дней без оного мучного произведения это была радость. Под магазином дежурил маленький солдатик с автоматом едва ли не больше его самого. Игрушка была тяжелой, и он прижимал ее к груди так же, как я свою буханку - двумя руками. Что ж, каждому свой хлеб.
Сосед щуплого воина был такой же тонкий. Красные глаза невидяще смотрели перед собой. Ни силы нет у него, ни мышления логического, ни брата как следствие. Не мог додуматься вставить один конец тонкой соломинки в холодные каменные губы мертвого, а другую ее часть в бутылку, слегка смяв бумажную преграду.
Печальный дух носился рядом и просил меня отпустить в другой мир. Пришлось сделать вид, что не замечаю его.
- Что, похоронили уже? - без обиняков спросила я мальчишку. Он вскинул голову, и понимание вдруг ужасом высветилось на его лице. Узнаааааал!
- Сегодня вечером будут... - снова сник он, потеряв вспыхнувшее было выражение любопытства. Можно помочь ему, не сходя с места. Но куда приятнее предоставлять другим творить чудо собственными руками. Придется объяснять дома, куда девалось одно яйцо из купленного десятка.
Я вложила образец куриного творчества в ладонь паренька. Он непонимающе воззрился на мою усмешку. Дух никак не хотел влезать в эту хрупкую конструкцию, мотивируя, что там уже занято. Но что его слова по сравнению с высшей волей. Сказано - лезь и вернешься в исходное тело, когда скорлупа будет раздавлена, значит умещайся, как хочешь.
- Вот тебе символ жизни, разрушь его стенки и обретешь того, о ком плачешь.
Он глядел мне вслед, и автомат забыто висел на его шее, а обе руки бережно сжимали хрупкий подарок.
Где же делся силуэт, привычно торчащий уже в свете зажженных фонарей?
- Спасибо! - раздалось сзади двойное наслоение голосов. Ух ты, а я думала, что они так и будут сидеть в темном укрытии деревьев. Но следующая фраза окончательно меня удивила.
- Ты можешь убивать таким же способом, как и давать жизнь?
Неее, ребят, убивать разными способами - это ваша задача, с которой вы пришли на мою землю уничтожать всех несогласных с идеологией, пропагандируемой в ваших городах. Моя воля может распылить на молекулы хоть все население этой округи, но зачем? Человек сам определяет путь своей гибели образом жизненного уклада. Так что ищите эти дороги сами.
- Смерть висит на шее каждого из вас и весит около четырех килограмм. Добавьте десять грамм намерения и решайте свои проблемы самостоятельно.
Братья замялись.
- У него заражение крови, нога гниет все выше и выше. Кричит по ночам, бредит. Не жилец... сам понимает и просит убить. Никто не может.
Ха! Никто не может... да пригласите кого-то из соседнего отряда наемников, четыре дня спустя после нашей беседы они недрогнувшей рукой все равно расстреляют двадцать одного военнообязанного солдатика за то, что те шли под белым флагом сдаваться, ибо им стало отвратительно уничтожение своего же народа. Одним больше, одним меньше.
Тьфу, ненавижу эмоции!
- Завтра приду в гости! - буркнула я, проворно цепляясь за протянутую ладонь ночного порыва ветра и уносясь вверх. На крыше третий день трепыхался и на все лады громыхал лист железа. Надо б оторвать...
Обещания нужно держать, и не важно кто ты - мужчина или женщина. В умении подкрепить свои слова делом и кроется крепость характера. Поэтому нельзя понапрасну разбрасываться пустыми фразами, за которые ты не согласен нести ответственность.
Я готова следовать этим утверждениям и потому сейчас бреду знакомой раскаленной дорогой к шахтам, где раньше сидели снайперы. Там сейчас сосредоточена основная масса войск. И, самое главное, - именно там лазарет с умирающим от гангрены бойцом.
Дежавю - рядом снова предупреждающе щелкнула пуля. И тут же стрелявший отшатнулся от окуляра, узнав мое платьице. Наверное, еще за ту испорченную винтовку наряды не отработал.
По дороге бежала камуфляжная фигура и махала руками. Видимо, чтоб не стреляли или же я повернула назад. Ну уж нет, будущего и так почти не осталось и нужно идти только вперед. Знакомый солдат, запыхался, бедняга. Ждали...
Меня встретила толпа глаз, жаждущих чуда. Растрепали братья про все, наверное. Круглолицый сержант проводил меня в лазарет и замер у входа. Мнется и даже понятно, почему. Но зачем лезть, пусть сам потом спросит.
Человеческая фигурка лежала, разглядывая потолок потухшим взглядом. Красивый... когда-то я бы такому охотно построила глазки. Рука моя отбросила одеяло, прикрывавшее его черные искореженные ноги. Взгляд перетек с потолка на меня, и ничего в нем не было. Одна пустота и обреченность.
- Убивал когда-нибудь?
От неожиданности вопроса он вздрогнул и помотал головой, отрицая.
- А помогал? Может, наводил орудия?
Снова нет и сиплое:
- Только на пополнение кинули, ранило в ноги. Думал, пройдет, а за две недели вон как случилось.
Руки одновременно коснулись его темных отмирающих конечностей. Ползущая вверх чернота отступила, и лик смерти по-змеиному зашипел на меня, протестуя. Она свое получит, но немного попозже.
Люблю смотреть на такое выражение лиц. Парень шевелил вновь ожившими ногами, на которых не было ни следа болезни. Я вышла раньше, чем он успел что-то сказать, и зашагала по дороге, не обращая внимания на плетущегося рядом сержанта.
Настырный человечек. Мой вопросительный взгляд вынудил его задать мучивший вопрос:
- Скажи... он жив?
А что сделается этому здоровенному детине с перебитыми ногами за три дня, проведенных без воды где-то в полях под Мариуполем? Ему еще два дня мучиться как минимум. До того как тело потеряет надежду доползти до своих. Это тебе не Маресьев. Те идеалы вы выжигали каленым железом два десятка лет, если не больше. Как же, оккупанты и все у них неправильное и подлежит перекручиванию и изменению на свой лад. Да только вот в одной огромной стране светлых умов даже по логике будет больше, чем в одном ее маленьком осколочке.
Что-то приуныл сержантик, услыхав о своем товарище.
- Что, никак лучший друг был?
Он кивнул, поглощенный своим горем. Странные люди - могут сеять зло вокруг щедрой рукой, но как только малое его зерно падает на их ниву и дает всходы - тут же впадают в панику и сетуют на злую судьбу, незаслуженно с ними обошедшуюся
- Ладно, пойдем поищем его.
Он не понял, но покорно шагал рядом, пока я лезла через кустарниковые сплетения, попутно изменяя пространство. Стон раздался от раскидистого шиповника. Надо же, распухший язык еще может внятно шевелиться, проговаривая скороговоркой:
- Братки, не проходите, спасите...
Тяжко лезть обратно, когда у тебя на руках огромное недвижное тело, пусть даже и лучшего друга. Но это не моя задача - тащить. Можно было б вылечить его переломы, но пускай полежит и поразмыслит о причинах, толкнувших его прийти с оружием.
Пыхтящий сержант вылез таки из зарослей, предварительно полюбовавшись на табличку "Мариуполь - 5 км". Широкий спектр эмоций на его лице был мне наградой за труды по переброске нас в пространстве на 170 км.
Все, надоел мне этот балаган с войнушками. Хорошее печенье в магазине, вкусное. Надеюсь, солдаты тоже оценят. Особенно его дополнительное свойство по доставке их домой к маменьке под крыло. Ну или дарование неуязвимости для желающих остаться. Хотя насчет последнего уверенности не было, потому что я лично закладывала туда общую слабость и недвижность на три дня, которых будет достаточно, чтобы эти вялые тела освоились с новым статусом "пленный боец". Говорить об этом сюрпризе, естественно, не стоило.
Старый знакомец, излеченный от гангрены, быстренько понял все мои пояснения и тут же умчался раздавать гостинец, призывно размахивая кульком.
Теперь уже точно все, и в моем городе наконец-то поселится тишина. Я обрету спокойствие за будущее своих родителей, и не страшно уже будет шагнуть в неизвестность, которая наступит послезавтра. За дни такой жизни и вправду не обидно было терпеть лишения, уготованные мне высшими силами.
Когда я узнала свой диагноз, то долго плакала и обвиняла Его в том, что не дал мне жизни, как у других. Ни детей, ни счастья, ни любви. И тогда Он бросил мне шанс прожить оставшиеся дни, самостоятельно изменяя свою жизнь и все привычные нормы Его силой. Родители не знали, когда наступит день нашего расставания, а я не сообщала им этого, потихоньку меняя их внутри. Теперь моя мать снова сможет родить, несмотря на перенесенную операцию и возраст. Да и какие это годы, если теперь они проживут максимально возможный для человека срок? Надеюсь, потом у нас с ними все сложится намного лучше. Ну а пока...
Взволнованный голос диктора рассказывал о страшных находках в местах, где стояли ушедшие военные. Все эти люди бесследно пропали, будто растворились в воздухе, и лишь одна я знала, куда на самом деле услала их моя воля.
Мелькали бесчисленные картинки чужих страданий и откровений. Плакали обворованные старухи, лишенные последних гробовых сбережений. Черным отчаянием стояли матери над разрытыми могилами с найденными замученными безликими телами, в которых они боялись увидеть свою пропавшую дочь или сына. Я мрачно смотрела на десятки изувеченных тел и не могла понять, где же я запуталась в своих поступках. Не хотелось верить, но ночью ветер принес меня на край этих захоронений и беспокойные потерявшиеся души плакали и молили о помощи, рассказывая о десятках своих смертей.
Где, где я просмотрела мерзость, увидев ее в личине человека? Срок мой придет завтра, и рука моя помогала убийцам, ненавидящим мою же землю.
Пальцы нервно сжимали оставшееся одно-единственное печенье, и от него тянулись за сотни километров тонкие черные ниточки, накрепко вплетаясь в хлипкие нити жизни. Невиновные будут жить. Рука с хрустом сломала крекер, разрывая десятки нитей одним махом.
Жаль, что невиновных не бывает.
Август-сентябрь 2014. События, схожие с реальными, являются реальными.
Постскриптум. Прости, Господи, за посягательство в рассказе на силу Твою. Не гордыни ради...