Он сидел на удобном раскладном стульчике, положив ноги на балконные перила, и наслаждался красотой заката. Этому занятию посвящался каждый вечер и оно, несмотря на привычность, с завидным постоянством доставляло удовольствие. Внизу сновали люди, куда-то спешили автомобили, словно стараясь непременно быть первыми у невидимой финишной черты, но раз за разом вынужденные смиренно сбавить ход и притормозить на светофоре. Телевизионные антенны причудливых форм и размеров, закреплённые на разноуровневых крышах, вперемежку с водонагревательными баками, казалось, собирались уловить малейший сигнал из небесной дали. Ему нравился установившийся порядок вещей. Наверное, свою роль играла специфика работы дипломата, а может унаследованная от отца манера во всём находить закономерность. Странным образом в нём сочеталась любовь к городу, в котором он жил уже больше десяти лет, к его архитектуре, к ухоженным паркам, к тёплому морю, к уличным кафешкам, даже к скамейкам в зале ожидания при железнодорожном вокзале, с тщательно скрываемой неприязнью к людям этого города. К их бережно соблюдаемым обрядам, одеждам и взглядам на окружающий мир.
Иногда, бессонной ночью, он смаковал идею фикс, разрабатывая в деталях неосуществимый план отправки местного населения в далёкую резервацию. Какая бы тогда настала жизнь! Без отталкивающих молитв, без вызывающих страх нарядов, без неподвластных пониманию средневековых обычаев...
В дверь негромко постучали. Комнату наполнил аромат заказанного кофе.
-Желаете что-нибудь ещё, сэр?-на безупречном английском спросила горничная комфортабельного отеля.
-Нет, благодарю,-ответил он с улыбкой на языке ненавидимого им народа.