Григорьева Александра Михайловна : другие произведения.

28. Воспоминания и совпадения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   28. Воспоминания и совпадения
  
   Саньку с утра одолевали дурацкие мысли. Копаться в себе - самое дурацкое занятие, можно раскопать такое, что потом не закопаешь. Но Санька упорно копался, пытаясь найти ответ на банальный вопрос "Кого я, в конце-то концов, люблю (хотя бы на сегодняшний день)?" Естественно, ничего он не накопал.
   Вано все-таки согласился стать на путь исправления, и Санька еще вчера договорился с одной клиникой за городом (клиника уверяла, что она супер-пупер передовая). Училище и сегодня, конечно, пришлось прогулять.
   "Ой, скоро они меня выгонят".
   Машина, слава богу, была в порядке, Ванька - в хорошем настроении, а пробки, как ни странно, Санька сумел объехать. Все было так хорошо, как, кажется, никогда в жизни не было. А так не бывает.
   - Саньк, а ты уверен, что ты не за так деньги заплатил?
   - О господи! - протянул Санька. - Нет, конечно. Но они уверяли, что у них все самое лучшее, лучше, чем за границей и всякое такое. Я им такие деньги заплатил, я думаю, не обманут.
   - Большие деньги-то? В долги небось влез?
   - Ванька, какая разница? Главное, чтоб с тобой все было хорошо. Чтобы навсегда избавить тебя от этой заразы.
  
   И навалилось разом тяжелое воспоминание (черт бы побрал его память).
   Давно, четыре года назад. Санька пытался разобраться в ящиках Ванькиного стола и в нижнем нашел кучу пустых ампул и шприц. Он схватил горсть ампул, но тут же выронил - слишком сильно сжал кулак. Закапала кровь. Он знал, что Ванька наркоман, но был уверен, что дальше таблеток дело не зашло...
   У Саньки была жуткая истерика. Та самая, которая нападала до этого на него лишь однажды - после смерти... нет, это еще более жуткое воспоминание... Он рыдал и кричал, упрашивал и угрожал, ругался и умолял... А кровь из порезанной ладони текла на коричневый ковер...
  
   - Сволочь ты все-таки, Вань, - очнулся от воспоминания Санька. - Я о тебе думаю, а не о деньгах. - Отметил мельком, что пытается дотронуться до ладони, хотя, конечно, она давно зажила.
   - Конечно, я сволочь, я никуда не годный человек, - подтвердил Вано. - Но если б тебя не было, я бы давно помер, и никто бы этого и не заметил. - И вдруг: - Сань, там в верхнем ящике лежат тетради, это моя книга. Я ее почти дописал. И в компьютере тоже, только там не целиком. Сань, это смысл моей жизни. Посмотри, чтоб ее никто не трогал и ничего не менял.
   - Конечно, - улыбнулся Санька, выворачивая наконец на кольцевую.
   - Ты так обо мне заботишься... Зачем, ведь не любишь?
   - Ну... ну... - Санька задумался. "Сказать, что люблю? А зачем? По-моему, уже не люблю". - Ну... а разве любовь - это главное... ну, вот, для человека?
   - А разве нет?
   - Ну, вот допустим. Считается, что в кино главное - талант. А у меня его нет напрочь. Абсолютно! Отсутствует в зародыше. И ничего, снимают и ничего не говорят. Значит, не так уж это и важно.
   - И что?
   - Про любовь тоже много что говорят. Но она тоже не очень важна. Говорят, что любовь, мол, одна на всю жизнь. Но ведь человек может любить многих одновременно! И ни капельки не терзаться. Гораздо важнее другое чувство...
   - Что за чушь ты несешь, Сань?
   - Я не знаю, как объяснить... Главнее любви чувство... ну, не знаю, ответственности, что ли. Чувство, что ты зависишь от другого человека, и он от тебя тоже зависит. Когда хочется сделать все, что угодно для счастья другого человека. Даже пожертвовать собственной жизнью. Это важнее любви. Это то, что я чувствую к тебе.
   Ванька засмеялся:
   - Дурак ты, Сань. Это и есть любовь. Та, которая, настоящая. А все остальное - так, мишура. Если ты этого не понимаешь...
   - А почему я должен понимать? Кто-нибудь мне когда-нибудь рассказывал, что такое любовь? Мама однажды пыталась со мной поговорить... ну, не про любовь, а сам понимаешь про что... это было пять лет назад. Ну, я ей и сказал: "Мамочка, неужели ты до сих пор думаешь, что я девственник?"
   - Представляю себе ее лицо. Если бы у меня был пятнадцатилетний сын и...
   - Но мне никто никогда не говорил, что такое любовь и какая она. Поэтому я считаю, что люблю - любил - многих.
   - К примеру?
   - Кама.
   - Айдаров? Ты думаешь, ты его любил?
   - Я думаю, да.
   - Ну, допустим. Хотя вы друг друга совсем не знали. Ты его имя-то узнал только на похоронах...
   Санька сжал зубы. Эта история отзывалась болью в сердце, хотя случилась больше пяти лет назад. (Когда-нибудь вы ее узнаете. Может быть, очень скоро).
   - Чтобы любить, не обязательно знать. Надо просто... любить.
   - Допустим. Кто еще?
   - Ты.
   - Ты уверен, что любишь меня?
   - Ты сам сказал, что мои чувства - любовь.
   - Допустим. Еще?
   - Хм... Ну, Перов. - "Все, сказал. Все, признался. Все, готово".
   - Молчу. Дальше.
   - Олег... Нет!.. Нет, все-таки... Я не знаю.
   - Допустим.
   - Что - допустим? Его я не люблю! Нет... Или... Все, я запутался.
   - Кто-то еще есть?
   - Туська...
   - Эта девочка в оранжевом? Из твоего класса? Ты разве ее любишь?
   - Раньше - любил. Сейчас - не знаю. Говорят, она замуж вышла.
   (Эту историю вы тоже узнаете, и, наверно, еще скорее, чем предыдущую).
   - Ладно, допустим. Еще кто-то есть?
   - Димка, - улыбнулся Санька. - Димка Мельников.
   - Зеленоглазый бандит?
   - Он.
   (Все, эту историю я точно расскажу сейчас).
  
   Это было в прошлом году, в конце августа, вечером. Санька купил свою давнюю мечту - цифровой фотоаппарат. Вышел из магазина, сел в машину. Коробку было лень класть в багажник, положил пока на соседнее сиденье. Завел мотор, тут подлетел мальчишка. Этакое зеленоглазое существо с торчащими ушами и в дурацком сером беретике, лет пятнадцати, не старше.
   - До Киевского вокзала не подвезете?
   Саньке было в другую сторону, но он решил - а почему не подвезти человека? В тот день он был неузнаваем - в любимых темных очках, небритый - отращивал бородку для нового сериала. Волосы собраны в хвост - тогда он носил длинные.
   - Садитесь, - он приоткрыл дверцу.
   Мальчишка схватил коробку с переднего сиденья и бросился наутек.
Санька сидел, оторопев, лишь полсекунды. Потом он легко выпрыгнул из машины и погнался за воришкой. Он знал, что догонит его - конный спорт и плавание, конечно, не бег с препятствиями, но дыхалка у него был хорошая. Да и бежал мальчишка медленно - ему мешала коробка.
Через минуту Санька догнал мальчика. Схватил его за плечи:
   - Отдай коробку. - Нарочно грубым голосом, чтоб считал за взрослого.
   - Дя-яденька, отпустите, я больше никогда не бу-уду! - притворно зарыдал мелкий обманщик.
   - Отдай коробку. - Санька добавил в голос стали. - Сейчас же.
   - Забирайте, - все те же фальшивые слезы.
   Санька осторожно взял у него из рук коробку. Потом схватил за запястье и потянул:
   - Пошли.
   - Куда? - мальчишка перестал плакать.
   - Еще один глупый вопрос - и пойдем в милицию.
   - Не надо!
   Они дошли до Санькиной машины, Санька сел за руль, пацана усадил рядом. Запер двери.
   - А теперь говори.
   - Чего говорить?
   - Зачем хотел украсть коробку?
   - Ну, зачем-зачем...
   - Да, зачем? - тверже спросил Санька. - Это же не деньги, что бы ты с ним стал делать?
   - Отдал бы Вадику, он знает, кому продать, - мальчик упорно отводил глаза.
   - Кто такой этот Вадик?
   - Там у нас один... Он говорит - приносите мне всякую технику, я знаю, кому продать, половина мне - половина вам.
   - А если тебя, к примеру, посадят, Вадик станет за тебя половину сидеть?
   - Не-ет...
   - Вот то-то и оно. Знаю я таких Вадиков... А тебе что, очень деньги нужны?
   - А кому они не нужны? - мрачно ответил мальчик. И вдруг совсем другим тоном: - Дяденька, а вы случайно не голубой?
   - Щас как дам по рогам! - возмутился Санька. - Маленький еще такие вопросы задавать.
   Пацан так прищурился хитро и спрашивает:
   - Хотите со мной переспать? За пятьсот рублей. (Он немножко по-другому сказал вообще-то, но у нас вроде как литература).
   Санька решил, что ослышался.
   - Что? Тебе сколько лет, мальчик? Меня посадят.
   - Шестнадцать, - сообщил мальчик.
   - Не верю.
   - Хотите, паспорт покажу? - Мальчик вынул из кармана куртки синюю книжечку с изображением орла-мутанта.
   В ней было написано, что Мельникову Дмитрию Ивановичу неделю назад, действительно, стукнуло шестнадцать.
   - Все равно же посадят, - вздохнул Санька. - За совращение несовершеннолетних... Что, так пятьсот рублей надо? - Мальчик захлопал глазами - на ресницах повисли прозрачные слезы. На этот раз, как ни странно, настоящие.
   - Ладно, поехали. - Санька вздохнул. - Скажу, что ты сам меня совратил.
   Санька, естественно, не собирался спать с этим существом. Совсем мальчишка. И не исключено, что его лишили невинности тем же путем, что и Саньку. Мальчик был похож на брошенного щенка. И его следовало помыть, накормить, обогреть... Дать пятьсот рублей, а лучше - тысячу, чтоб не воровал хотя бы какое-то время. И отпустить на все четыре стороны. Пускай со своим Вадиком разбирается. Хотя, если этот Вадик вроде Лэра... Он ему за предательство такое пропишет... Надо разобраться и с Вадиком.
   Саньку охватила жажда воспитания. Хотелось помочь вот этому существу, съежившемуся на сидении рядом. Устроить его жизнь. Спасти, может быть, от того, от чего не спасся когда-то сам. Ведь одного уже спас - рыжего мальчика по имени Данила. Спас собственным телом. Зато этого он больше никогда не попробует. И ничего не попробует... Нет, не надо про рыжего - тот повесился, говорят. Хотя неизвестно еще... Нет, все. Не надо.
   Чтобы отвлечься от мыслей, которые донимали его постоянно, Санька начал разглядывать мальчика. Ничего примечательного в этом существе не было. Он был симпатичный - не красивый и не урод, а просто так, симпатичный. Чрезмерно много родинок - на лице, на шее, на руках. Бывают такие люди, у которых много родинок. Но у него были совершенно невероятные, красивые зеленые глаза и какой-то особый взгляд, из-за которого Саньку и охватило такое желание помочь, уберечь и защитить.
   "Почему-то я сегодня странно добрый. Разве это для меня свойственно?"
   На переносице у мальчика было несколько блеклых веснушек. Но он был не рыжий, а светло-русый. Волосы были достаточно длинными - до подбородка.
   Мальчик заметил, что Санька его разглядывает и улыбнулся. Какая это была хорошая улыбка! Мальчик не пытался сделать ее соблазнительной или еще какой - он просто улыбался, слегка смущенно, и из-под верхней губы забавно торчали два больших передних зуба.
   - Меня Димка зовут. Ой, вы же знаете... А... вас?
   "Щеночек. Маленький, длинноухий, лохматый, веселый. Я в детстве о таком мечтал. Димка. Как ни странно, это имя ему подходит больше всех остальных".
   - Санька. Александр. - Санька снял очки и нацепил Димке на нос. - Рыбаков.
   - Я вас, кажется, по телику видел... ой, а я думал, что ты... вы... ты... старый.
   - Так и есть. Я жутко старый. Мне целых двадцать лет.
   Димка опять несмело улыбнулся.
   - А куда мы едем?
   - Ко мне. Видишь ту четырнадцатиэтажку? Вон туда.
   Дом был новый, не семидесятых, а конца девяностых годов. Все прибамбасы типа подземного гаража и охранника у дверей. Квартира была жутко дорогая. Два года назад они с мамой продали трехкомнатную, полученную в конце восьмидесятых и купили две двухкомнатных. С доплатой жуткой астрономической суммы. Он и не знал до того времени, что мама была так предусмотрительна, что в начале девяностых положила деньги в заграничный, а не российский банк. Деньги были малы по международным меркам, но за десять лет накапали такие проценты... Хватило на обе квартиры. Санька, к сожалению, такую хватку от мамы не унаследовал, в банках и курсах не разбирался. Да ни в чем, собственно. Даже в людях.
   Привез ребенка, сначала запихнул в душ. Волосы у него были немыты дней пять. Потом накормил оставшейся картошкой. Молча, ни о чем не спрашивая. Хотя очень хотелось докопаться, что за жизнь такая у мальчишки, что он до такого дошел. Димка лопал картошку и тоже не задавал никаких вопросов.
   "Странный молчаливый вечер", - подумал Санька.
   Мальчик чувствовал, что это все только оттягивает неизбежный финал. Он перестал улыбаться, во взгляде его появился страх.
   "Боится. Боится!" - подумал Санька. - "Сам предложил, а все равно боится"
   "А ты бы не боялся?" - спросил он себя.
   "Я никогда бы не стал торговать собой. Даже если бы никакого другого выхода не было".
   Да, он бы не стал. У него было чувство собственного достоинства. А у Димки не было. И вряд ли в этом его вина. Может, у него что-то такое в прошлом... Надо это выяснить. Хотя бы просто для интереса. Санька был начитан и наслышан, поэтому воображал себе истории - одна другой душещипательней.
   - Пошли, - сказал Санька.
   - К... - начал Димка и тут же замолчал. Понял. Бросил на Саньку быстрый взгляд - но что было в этом взгляде, Санька разглядеть не успел.
   - Идем, не бойся.
   "Кто ж его так запугал? Какая сволочь?"
   Они вошли в маленькую комнату - спальней он ее не называл, это глупо. В двухкомнатной квартире есть большая и маленькая комната. Их как-то обзывать - глупость, желание выпендриться.
Санька не стал включать свет, щелкнул только выключателем настольной лампы. Отдернул покрывало на кровати.
   - Раздевайся.
   Димка потянул с себя футболку. Санькина белая футболка с эмблемой кинофестиваля была ему сильно велика - его вещи Санька запихнул в стирку.
   - Да не дрожи ты так. Я - не монстр. Я обычный человек. Даже местами добрый.
   Димка криво улыбнулся. Стянул брюки - Саньке они были малы, а Диме в самый раз. Взялся за резинку трусов.
   - Оставь. И... ложись.
   - Как?
   - Как хочешь.
   Он улегся носом в подушку. Через несколько секунд Санька опустился рядом. Тронул Димку за плечо... и понял, что тот плачет. Беззвучно, стараясь не вздрагивать.
   - Перестал портить мою подушку, - сказал Санька притворно-строгим голосом. - А то она обидится и улетит.
   Так говорила мама, когда он устраивал боксерские тренировки с подушками.
   - Она же из синтепона.
   - Все равно. Иди сюда, - Санька прижал Диму к себе. Тот уткнулся лицом ему в плечо. - Ну что ты плачешь? Я тебе ничего не сделал. И не собираюсь ничего делать... Ну что ты... - Мальчик снова зарыдал. - Ну перестань, ну... Перестань немедленно! - тверже сказал он. - А то в угол поставлю.
   - Чего?
   - Поставлю. В угол. В темной комнате. И запру. И будешь стоять всю ночь.
   - Ты что, чокнутый?
   - А что делать, если ты ведешь себя, как трехлетний?
   - У тебя есть дети, - не то спросил, не то просто сказал Димка.
   - Нет, - ответил Санька.
   - А кто тебя научил воспитывать?
   - А что тут сложного? - сказал Санька и вспомнил вдруг, как они с Туськой сидели тогда на подоконнике. И он рассказывал ей, как они поженятся, как у них будет двое детей - мальчик и девочка. Она тогда сказала "А ты умеешь воспитывать детей?" Он ответил "А что здесь сложного - ремень у меня есть". Шутил, конечно... Детские мечты... Они ведь были уверены, что так и будет. Но - Туся уехала в Америку, а он давно разлюбил ее, и вообще перестал интересоваться девушками, как объектами любви - только как подружками на ночь. Смешно...
   Димка вроде успокоился.
   - Перестал плакать? Молодец. А теперь рассказывай.
   - Что?
   - Все. Кто ты такой, где живешь, кто твои родители и так далее.
   - Зачем тебе?
   - Надо.
   - Какая тебе разница? - вдруг раздраженно бросил Димка. - Я... готов. - Сложил руки лодочкой на подушке и уткнулся туда носом.
   - Это что еще за демонстрация? - Санька тронул его за плечо. Сейчас Димка не плакал - он просто застыл и, кажется, почти не дышал. Санька вытащил его руку из-под лица. Какая красивая, тонкая рука, какая узкая ладонь и пальцы - пальцы почти как у музыканта. Санька любил рассматривать чужие руки - например, Ванькины. Прикасаться, трогать губами, целовать...
   "Сань, у меня скоро мозоли на руках будут - все зацеловал!"
   Санька потянулся губами к этой тонкой руке, но остановился - лучше не надо. Отметил про себя, что такие руки - скорее всего признак породы. Вроде как у Олега Валентиновича (или у Перова - но тогда Санька о Перове не думал). Свои руки Саньке не нравились - слишком широкие кости, некрасивые пальцы - такой породы не было и в помине (да и откуда?)
   - Ты что, не понял? Я не собираюсь тебя трогать.
   Димка поднял лицо.
   - Почему?
   - Из принципа.
   - Нет, ну почему?
   - Потому что пять лет назад у одних людей этого принципа не было.
   Димка распахнул глаза.
   - Ты... тебя...
   - Неважно, - прервал его Санька. - Про себя я знаю все, а вот про тебя - ничего. Как твои родители допускают такое?
   - А их нету. Я интернатский.
   - Ясно. Сбежал?
   - Да.
   - Ищут?
   - А кому я нужен?
   - Давно сбежал-то?
   - Месяц назад.
   - Отчего?
   И Димка начал рассказывать. Если убрать все его заминки, лишние подробности и ругательства, без которых нормальный подросток обойтись никак не может, то дело обстояло так.
   Димка всю свою жизнь провел в интернате. Точнее, одно время его хотела взять к себе одна супружеская пара, но потом "Димочка, пока еще не все решилось с квартирой, поживи пока в интернате". Куда они потом делись - неизвестно. Интернат был вполне хороший, в основном благодаря завучу - он же историк - Александру Николаевичу. Ему было слегка за тридцать, учитель он был хороший, но строгий, поэтому большинство учеников его не любили. Но было несколько гуманитариев, любивших историю и заботившихся о своем будущем образовании, которые делали все задания (которые потом распространялись по всему классу) и ходили на дополнительные занятия. Димка был из таких "любителей". Но нравилась ему не история, а сам историк. Когда Димка понял это, он был в ужасе, пытался переключить внимание на знакомых девочек, но не помогало. Тогда он решить всеми силами добиться взаимности - про историка ходили слухи. Он готовил доклады, рефераты, пытался постоянно остаться с Александром Николаевичем наедине. И ему даже казалось, что появились какие-то признаки взаимности. Может, это было фантазией пятнадцатилетнего Димки, кто его знает. Потом интернат вывезли в летний лагерь, и Александр Николаевич стал начальником лагеря. Тогда Димка начал решительные действия. Он начал постоянно крутиться около начальника. Потом подкидывал ему записки с признаниями, сначала анонимные, потом начал подписываться. Посматривал на него постоянно. Потом собрался с силами и просто пришел ночью в домик начальника.
   - Я, значит, стучу. Он открывает - не сразу, а где-то через минуту, одевался, значит. В рубашке и халате. Мама родная, какой же красивый... Спрашивает: "Что тебе нужно?" Я говорю: "Вы. Только вы. Больше никто". Бросился ему на шею. Он сначала так замер, потом говорит "Уходите, так будет лучше". Я говорю: "Для кого?" Он "Для нас обоих". Я говорю "Нет. Если я вам нужен, не выгоняйте меня. А если не нужен, так и скажите. Я ничего больше не скажу, не сделаю. Забуду".
   - А он?
   - Оставил. И мы... ну... мы...
   - Ясно. А что дальше-то было?
   - Дальше? Сначала все было здорово. Две недели. А потом кто-то узнал. Настучал. Его уволили. За один день. Никому не сказали. Был человек - и не стало. Может, и посадили, я не знаю. Надеюсь, что нет.
   - А потом?
   - Про меня тоже узнали. И начали... знаешь... ну, то к стенке припрут, то в душе, то в спальне... Всякую чушь несли и щупали везде. Я и сбежал. Вот и все. Такая фиговая история.
   - Ты его любишь?
   - Очень. Если б я его нашел, но понимаешь... У него самая обычная фамилия - Смирнов. Сколько таких Смирновых в Москве? А может, он и не в Москве сейчас. Да и как искать? Я не умею.
   - Где ж ты теперь живешь?
   - У Вадика в гараже. Машину они продали, там жить можно.
   - Да-а?
   - Я ж там не один живу. Гараж большой, нас пятеро.
   - Ах, пятеро? И что, все сбежавшие? - в Саньке вдруг проснулась неуместная ирония.
   - Ну что ты смеешься? Да, все - кто из интерната, кто из дома.
   - Чего-то не верится... А девчонки у вас есть?
   - Трое. Они у Илюхи в гараже живут.
   - Они что - тоже машину продали?
   - У них ее и не было.
   - Так у вас там целая коммуна.
   - Ага, Вадик сказал - зарабатывать, как можем, или воровать. Мы домик купим.
   - Какой домик?
   - Маленький, двухэтажный.
   - Такой домик стоит тыщ тридцать долларов. Больше, чем машина. Дурак твой Вадик. Или денежки себе заберет, а вас из гаража попрет.
   - Неправда, Вадик хороший.
   - Хороший... Хотя, штук десять цифровых фотоаппаратов - уже машина... Ты мне скажи, торговать собой тебе тоже Вадик сказал?
   - Нет, я с-сам. Он же сказал - зарабатывать, как можем. Я слышал, что... ну, что можно хорошо заработать.
   - Дура-ак... Пятьсот рублей - по-твоему, хорошо? И много раз уже заработал?
   - Три... - Димка почему-то отвел глаза. - Я думал, что больше не буду. Противно так... Знаешь, гады такие...
   - Я вижу, - заметил Санька, рассматривая его спину. На ней было жутко много шрамов, царапин и синяков. - Что же это ты, друг мой? За дурацкие бумажки честь свою отдал. За жалкие какие-то пятьсот рублей.
   - А что такое честь? Объясни по-человечески, - сказал Димка.
   - А ты не знаешь? Честь - это вроде совести. Это чувство, которое не дает тебе сделать что-то плохое другим людям. Сделать что-то, из-за чего тебе потом будет стыдно или плохо. Это бесчестные поступки.
   - Значит, я бесчестный человек?
   - Ты не бесчестный. Ты обесчещенный. Это не ты совершил бесчестный поступок, а они. Вот те, которые тебя...
   - А ты? Ты когда-нибудь совершал бесчестный поступок?
   - Я? Знаешь, ты можешь подумать, что я хвастаюсь, но нет. Нет ничего, о чем мне стыдно вспоминать. Хотя... нет, было, но я тоже был не виноват.
   - Расскажи.
   - Нет. Не сейчас. Спать уже хочу. - Санька зевнул. - Спи. - И выключил свет.
   Повернулся на бок и тут же почувствовал прикосновение губ к своему плечу.
   - Отстань.
   Молчание, только губы переместились куда-то к шее.
   - Ты же говорил, что тебе противно?
   - Не-а... Ты... ты красивый, ты... не такой, как они.
   - Да-а?
   - Да. Перевернись на спину.
   Санька поднял брови, но перевернулся. Дима поцеловал его в щеку.
   - Отстань, голову откручу.
   Шепот:
   - Не открутишь.
   - Откручу-откручу... Мммм... Точно откручу...
  
   Наутро Димка исчез. И прихватил с собой две тысячи рублей, которые Санька недавно снял с карточки.
   Денег ему было не жалко - он сам хотел отдать их Димке. Не за постель, а за возможность почувствовать себя взрослым, старшим, "умудренным годами". Почувствовать, что ему внимают и безоговорочно верят. За это он мог бы и больше заплатить. Но почему - украл? Украл. Мог попросить. Но украл. Почему?
   Ванька усмехнулся тогда и сказал, что нечего было спать со всякими проходимцами, и что Димка вернется. Потому что почувствовал в Саньке поддержку и понимание. Санька тоже усмехнулся и сказал, что если вернется, то не за поддержкой, а за деньгами.
   Он вернулся. Через две недели. Весь избитый, в синяках и ссадинах - именно избитый, как будто его кто-то бил ногами. Санька старательно отмыл его, потом намазал перекисью. Про деньги ни слова. Про постель тоже. Смотрели вместе футбол. Наутро - нет ста долларов и кошелька, в котором они были. Ну и мальчика, понятно, тоже нет.
   В третий раз появился через неделю. Протянул сто рублей и сообщил, что все отдаст по частям. То есть, часть деньгами, часть натурой. Санька дал ему подзатыльник и сказал, что ему не денег жалко, он просто не может понять, почему Димка не спросил у него. Димка ответил что-то невнятно. В тот день он был молчалив и угрюм. Футболом дело не ограничилось. Наутро - все деньги были заперты в ящик - исчезла серебряная цепочка с кулоном. Лежала на тумбочке. Ничего особенного - то есть цепочка-то дорогая, но в кулоне обычное стеклышко - но это был Туськин подарок, который она отдала ему перед отъездом в Америку. Тогда он решил разобраться.
   Предыдущий раз Димка сказал, где находится тот самый "гараж" неизвестного Вадика. И Санька отправился туда. С гаражами у него были связаны не очень приятные (если честно, просто отвратительные) воспоминания - вкус грязной тряпки во рту и... ладно, черт с ним.
   Знакомая картина - большая компания ребят, сидят тесно друг к другу, едят что-то... Другое различие - девочки здесь есть, человек пять. И примерно пятнадцать мальчишек (на первый взгляд). В середине - двое парней примерно Санькиного возраста. Димка приткнулся у одного из них под боком.
   - Кто здесь Вадик? - как можно более сурово спросил Санька.
   Тот, рядом с которым сидел Димка, повернулся:
   - Я. А вы кто?
   Спросил вежливо, интеллигентно, не по-хулигански. И лицо очень симпатичное, умное.
   - Александр Рыбаков. - Пауза, чтоб вспомнили имя. - Вы здесь главный?
   - Ну, в какой-то степени... я.
   - Это вы тот самый Вадик, который заставляет детей воровать чужие вещи? - На этого человека не хотелось ругаться, к тому же он был так спокоен, что все ругательства разбились бы об него, как прибой о скалы.
   - К сожалению, - слабая улыбка, - иногда приходиться воровать, в случае, если заработать честно - невозможно.
   - А вы пробовали? - Разговор-то какой вежливый.
   - Да, я пробовал. Но... какие у вас ко мне претензии? - Как в какой-нибудь фирме. Секретарь и клиент. Даже начальники так не вежливы. Только заправщицы в автосервисе.
   Санька заговорил своим "фирменным" тоном - монотонно и растягивая слова (почему, непонятно, до этого говорил нормально):
   - У меня претензии не к вам, а к молодому человеку по имени Дима Мельников. Какого черта ему понадобилась моя любимая серебряная цепочка? На деньги-то наплевать, их у меня достаточно, а цепочка - подарок. - Взглянул Димке в глаза, отчаянные зеленые глаза - хотя нет, как это он ни разу не заметил: один-то глаз зеленый, а другой - цвета неспелого винограда - светлый-светлый. Интересно как... Вот ведь какие люди теперь по гаражам живут - не чета Лэру и его дуболомам. - Верни, пожалуйста. Если надо, я отдам деньгами. - Что за картина - его обокрали, и он ходит и просит, чтобы вернули, и сулит деньги. Обалдеть! Куда его характер делся? - Верни.
   Димка отвел глаза и вообще как-то так отвернулся, что чуть шею не свернул.
   - Что, уже дел куда-то?
   - Дмитрий, - повернулся к нему Вадик. - Ты говорил, что цепочку тебе подарили. Ты соврал? Я тебе верил, но и этому человеку я верю. Я же просил - говорить правду. Верни цепочку. Понимаете, - он снова обернулся к Саньке, - я никогда никого не заставлял воровать. Я говорил - зарабатывайте, как можете, нанимайтесь на работу, чтоб было на что кусок хлеба купить. Я могу обеспечить им жилье - хотя какое это жилье - в гараже? - но такого количества денег у меня нет. Воровать - это только в самом крайнем случае, просто у Димы документов нет никаких об окончании школы. Кроме паспорта, вообще ничего нет. Ну я ему и сказал - если совсем никак не можешь заработать, добывай для меня технику всякую, я знаю, кому продать. - Что-то неуловимо знакомое сквозило в этом голосе и интонациях, Санька это уже где-то слышал...
   - А проституцией заниматься тоже вы ему сказали? - Быстро, будто шпагой по воздуху рубанув, спросил Санька.
   Но оказалось, что шпага попала не в воздух. Димка покраснел до состояния помидора, выудил из кармана цепочку, кинул ее Саньке под ноги и выбежал.
   - Что? - Вадик был обескуражен. - О чем вы?
   - Он вам не говорил? Потрясающе, а куда же он деньги девал?
   - Какие деньги?
   - У меня он стащил пять тысяч в общей сложности. И я был не единственный его "клиент".
   - Что за чушь? Почему он мне не сказал?
   - Вы меня спрашиваете? Найдите его и выясняйте. А я пойду. Моей целью была цепочка. - Он нагнулся и поднял ее с пола. Пошел к выходу... и обернулся. - Вадик, вы где учились? В какой-нибудь гимназии или лицее?
   - В лицее.
   - Случайно не в том, который на улице... черт, ну, рядом с отделением милиции? Пятнадцатый, "турецкий".
   - Откуда вы знаете?
   - Ваша фамилия Долинский, кажется? Вы учились в восьмом "А", а я в девятом "Б". Мы еще вместе на городскую олимпиаду ездили. Юный вундеркинд, победитель всего, чего только можно? Вы?
   - Да, я. А вы... артист Рыбаков. Я вас по вашему носу узнал. - И Вадик улыбнулся. - А вот олимпиаду не помню...
   Санька засмеялся.
   - До свидания.
   И вышел. Ну черт возьми, почему именно нос?! Знаменитый широкий нос, "точь-в-точь как у отца"! Застрелиться и не жить...
  
   В тот же день, вечером, явился Димка. Он плакал и что-то обещал. Что - в это Санька не вслушивался. Но с того дня началась та непонятная жизнь, которая продолжалась до сих пор. Димка появлялся нерегулярно - иногда три раза в неделю, а один раз целый месяц не показывался. Иногда Санька совсем забывал про него, забывал вообще, что есть на свете Димка. Но однажды Санька приходил домой и видел знакомое лицо. И начиналось: "Димка, куда ты дел мои тапочки?", "Дима, зачем ты опять сжег картошку, не мог меня подождать?", "Дмитрий, опять какая-то чушь с компьютером. Что ты делал?".
Димка рассказал, что их компания называет себя "вольными художниками", потому что однажды они выяснили, что большинство из них хорошо рисует. Сам Димка, в частности. Тогда Санька попросил его осуществить кой-какую задумку. (Но это другая история, про Новый год).
   Санька рассказывал ему многое - и про то, что случилось давным-давно и о чем он до этого никому не говорил - про "лишение чести", и про свою любовь к Олегу, которую он тогда прятал и пытался убить в себе. Он понимал, что Димке это не очень интересно, но ему необходим был слушатель.
   А наутро Димка всегда исчезал. Всегда. Даже когда Санька запер его в соседней комнате - сумел открыть замок и все равно сбежал. Санька оставлял ему деньги на кухонном столе - он чувствовал, что они Димке нужны.
   И так длилось уже почти год. Санька называл это любовью, хотя, возможно, это было что-то совсем другое. Он не очень разбирался в любви. Но ему было не на кого раньше тратить эту любовь, поэтому он влюблялся в каждого, кто хорошо к нему относился. Ему иногда снилось, что из него исходят яркие лучи - это любовь лучилась в нем, и каждый, кто попадал под эти лучи, удостаивался капельки любви.
  
   - Да, я его люблю. И, пожалуйста, Вань, ничего не говори. Я сам с собой разберусь. Ты же знаешь, что нужен мне сильнее их всех.
   Ванька лишь грустно улыбнулся.
   - Если бы это было так...
   - Это так! - твердо сказал Санька.
  
   Потом было что-то такое смутное - чистенькая клиника (сразу видно, что частная), добрая тетенька-докторша, ее уговоры, что все будет хорошо... Все вроде бы нормально, но... Какое-то нехорошее чувство было у Саньки. И безумно жалко было оставлять Ваньку в этом месте. Но что делать? Он пообещал приехать завтра, сел в машину и поехал обратно по кольцевой, размышляя, чем придется пожертвовать - утром или вечером.
   Еще вдруг снова пришли мысли о Димке - в последний раз они виделись три недели назад - о тех понятиях о чести и бесчестии, которые он пытался внушить ему. А именно - не был ли тот трюк с переодеванием и поцелуем бесчестным поступком? А желание получить сразу двоих - и обоих отбить у отца? На двух стульях усидеть... Да, вчера он, получается, совершил сразу два бесчестных поступка... Или нет? Или... Нет, рассудком-то он понимал, что это нечестно, но так, чтобы о них было стыдно вспоминать - этого не было.
   Размышляя подобным образом, он въехал в город и двигался к центру. Но, решив объехать пробку, свернул немного не туда и оказался рядом с кладбищем. Или нарочно повернул туда? Ванька просил сходить на могилу к его родителям, цветы там и все такое. А еще здесь был похоронен Кама...
   Санька вышел из машины у кладбища, купил у бабушек перед входом цветов. Сначала сходил на могилу Рубинштейнов. Поклонился, положил цветы. Мама говорила, что если что сказать на могиле, то душа на небе услышит. Санька сказал, что у Ваньки теперь все будет хорошо и что он не скоро с ними встретится.
   Потом пошел туда, где стояла серая стена - и в нишах имена. Кое-где были фотографии - и в этой нише тоже. Сделана позже, на Санькины деньги - у Каминой многочисленной семьи едва хватило на кремацию. С фотографии смотрел раскосый, смуглый мальчик лет тринадцати - более поздних фотографий не нашлось. Мальчик с фотографии не знал, что это фото - старое и пожелтевшее - не будут рассматривать маленькие смуглые дети, а предназначено оно для эмалевого медальона. Этот мальчик не знал о будущем выстреле. И хорошо, что не знал...
   Камиль Айдаров
   1984-1999
   Положил и туда цветы.
   - У меня все хорошо. Я обещал отомстить за тебя. Лэр умер, остальные в тюрьме. Но когда они выйдут, я с удовольствием начищу им рожи. Даю тебе честное слово. Честное-пречестное. А твои слова про честь я помню до сих пор и буду помнить всю жизнь.
   Вздохнул и отошел.
Кладбище было пустынно, никого не было. Санька побродил еще, рассматривая памятники. Пока из-за громадного "новорусского" склепа навстречу ему не вышли двое. Похожие почти как братья-близнецы - только один поменьше и чернявый, а другой повыше и блондин.
   Они были Саньке незнакомы, но таких лиц он видел достаточно. Ленивые, тупые, толстые морды... На которых было крупным шрифтом написано "У тебя неприятности".
   - Привет, - поздоровался блондин.
   - Добрый день, - сказал Санька.
   - Не узнаёшь? - спросил чернявый.
   - Нет, а вы кто?
   - Не узнаёт, - сообщил чернявый.
   Тогда блондин каким-то неуловимым движением переместился Саньке за спину и схватил его за руки.
   - Не узнаёшь, падла? Ща узнаешь.
   А чернявый Саньке по лицу - р-раз!
   - Ах ты ***, - выругался Санька, врезал блондину ногой, кажется, по коленке, рванулся и по зубам чернявому!
   - Нехороший мальчик, в угол поставим, - как-то уж очень спокойно заявил чернявый, уворачиваясь от удара. - Подержи его, я ему щас...
   - Я думаю, на первый раз простим, - прошипел блондин сквозь зубы. - Иди отсюда, мальчик, подальше.
   И что есть силы толкнул Саньку в спину.
   - Пошел отсюда!
   - А если ты, падла, в ментовку пойдешь, - подскочил к самому уху чернявый, - завтра сам здесь окажешься. - И он мотнул головой, как бы показывая кладбище. - Понял?
   - Понял, - негромко сказал Санька, понимая, что связаться с ними - здесь и останешься.
   - Тогда вали отсюда, - и его толкнули еще раз.
   Санька дошел по кладбищу до машины, завелся, поехал, но все это машинально. А в мозгу билась одна мысль:
   "Струсил. Струсил. Струсил".
   Честное слово давал, что начистит рожи! И что? Струсил... Ах, это были не те? А если б те, ты бы с ними честно дрался? Вот это и есть самый настоящий бесчестный поступок.
   "Струсил. Струсил. Струсил".
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"