Аннотация: Ужасы плена - Вред водных процедур - Главный вопрос
Глава шестая.
1.
Очнулся я в очень странном месте.
Кругом было темно.
Моя голова, раскалывающаяся от пульсирующей боли, покоилась на чем-то мягком. Рядом играла тихая грустная музыка и что-то, явно механическое, по-домашнему уютно урчало.
Я, наверное, пересмотрел фильмов-ужасов, потому что первым пришедшим в мою ничего не соображающую голову, было тайное захоронение известного в будущем писателя. Пьяные Обезьяны добились-таки своего. Они закинули меня в багажник, лишили сил и теперь везут на кладбище. Боже! Неужели я так и не увижу своей первой книги, пахнущей типографской краской?! Не ознакомлюсь с цветастым отзывом критика Пупкина с гигантской шапкой: "Позор русского слова!"
С последним я смириться однозначно не мог.
Судорожно дернулся, ожидая упереться руками в стенки, и зашипел от пронизывающей резкой боли. Моя правая рука превратилась в сплошной распухший синяк.
- Уймись ты, неугомонный, - вдруг сказал надо мной кто-то голосом Ольги, и холодная ладонь опустилась мне на лоб.
Я задрал голову и увидел ее лицо.
Оказывается, травмированная писательская голова покоилась на Олиных коленях.
На заднем сидении огромной, отделанной изнутри кожей машины.
- Очнулся? - спросил мужской голос, и надо мной появилось лицо Пьяной Обезьяны.
Мне стало страшно.
Но, во-первых, убежать я все-равно не мог, а во вторых, полагал, что Ольга-то уж меня точно не бросит. Кто ее тогда будет Архикаду учить? Пашка, конечно, его знает, но так, поверхностно...
Теперь, до кучи, не хватало еще только ставшего тенором Олежки.
Приподнявшись, я огляделся.
Дракона, опрометчиво положившего на Тигра, нигде видно не было.
Наверное, в багажнике, мелькнула мысль.
Удивляться чему-либо за сегодняшний день сил уже не осталось.
- А ты крепкий парень, - уважительно сказала Пьяная Обезьяна и подняла вверх руку. - Это ты здорово придумал с дверью.
Даже в темноте салона было видно, что рука его, мягко говоря, выглядит неестественно. Перелом, понял я. Очевидно, именно эта Пьяная Обезьяна повыбивала своим рыком стекла в уже спящих домах.
Радовало только одно.
Бить меня больше вроде бы не собирались. В особенности по больным местам.
Я покосился на Ольгу, посмотрел на Обезьяну и попытался сесть. Почти получилось, бочком, из-за жуткой боли в спине. Обвел слабоосвещенный салон двоящимся взглядом.
Я находился, очевидно, в том самом мерине, а за рулем сидела первая Обезьяна, фигурировавшая в одной из ролей китайского боевика. За стеклами пролетала занесенная снегом Москва.
- Куда едем? - как можно спокойнее осведомился я, все еще держа в мыслях тайное захоронение.
- В травму, - ответила Ольга. - Тебя посмотреть и Костину руку.
- Костя, - кивнула Обезьяна со сломанной рукой.
- Сергей, - не отрываясь от дороги, представилась другая. - И ты извини, что там так получилось.
- Это вы меня извините за руку, - ответил я, сейчас же на меня накатило. Мне стало омерзительно плохо. Салон поплыл перед глазами, а к горлу подкатил комок. Я стиснул зубы, сдерживаясь.
- Серега, останови, - рявкнул Константин, очевидно заметивший даже во мраке стремительно произошедшие на моем лице перемены. - Тормози, говорю...
По дороге меня рвало четыре раза. В последний, уже почти у входа в травмпункт, Костя по-отечески придерживал меня за плечи и приговаривал, успокаивая: "Пустяк, дружище, просто сильное сотрясение". Сергей, как раз и организовавший мне этот пустяк, виновато стоял в стороне и отрешенно курил.
По дороге, в общем-то, выяснилось почти все.
Эти двое были телохранителями Ольгиного отца, и она их прихватила с собой по простоте душевной. Ребята уже собирались выходить из машины, как вдруг увидели нас с Олегом и последовавшую жаркую схватку. К моему несчастью, Олега они хорошо знали. И естественно, сходу, попытались восстановить его статус-кво.
Мне сильно повезло, что Ольга - прекрасная появилась во время.
Задержись она хотя бы еще на пару минут, меня не опознал бы даже личный стоматолог. Конечно, если бы я не выступил со своей умной головой, все тоже могло бы закончиться спокойно. Но защекоченные Барсуки никогда не сдаются.... Они всегда бьются до последней капли крови...
Уже у врача, в кабинете, когда сонная медсестра накладывала швы на мою разбитую голову, а неестественно бодрый доктор с мощным алкогольным придыханием прощупывал спину на предмет сломанных ребер, я внезапно вспомнил свои офисные упражнения в остроумии. Счастливо подумалось о том, что Барсук я все-таки чертовски везучий. А окажись Ольгин папаша и впрямь генералом? Меня бы уже собирали по частям на дымящихся развалинах этого дурацкого интернет-кафе...
В общем, отделались мы все малой кровью.
Косте пообещали снять гипс через три недели, а мне сообщили о сильных проблемах со здоровьем. Я мысленно принялся загибать пальцы: сотрясение мозга, трещины в двух ребрах и вывих правой руки. После оглашения всего списка медсестра посоветовала заехать завтра за больничным.
- А где это вы так отдохнули, молодые люди? - поинтересовался доктор, заполняя наши истории болезней.
Мы с Костей переглянулись.
- В интернет-кафе, - ответил я. - Поспорили о проблемах связи.
- Вы бы не спорили больше, - вздохнув, сказал доктор. - От греха, подальше... Интернетчики...
В его устах это прозвучало почти синонимом к носителям заболеваний, передаваемых половым путем.
Наконец, мы выбрались на улицу.
Метель улеглась, и падал чистый, свежий прекрасный белый снег. Неторопливый и задумчивый, сразу навевающий мысли о скором Новом годе.
- Тебе куда ехать-то? - спросил Костя, с удовольствием вдохнув морозный воздух полной грудью.
- В Кузьминки, - ответил я, грустно прикидывая возможность поимки машины. Времени было все-таки четыре часа утра.
- Ты ко мне поедешь, - сказала Ольга из недр машины тоном, не терпящим возражений. - И мы это обсуждать не будем.
- Даже с очень привередливым инвалидом? - напомнил я.
- С этим мы справимся.
А я сейчас же подумал о том, что не все так уж плохо в моей стремительно бегущей жизни.
2.
Обычное существование обычного человека обычно складывается из простых и обычных событий. Работа, дом, дом, работа. Выходные, прогулки с детьми. Визит к родителям или на дачу. Походы в детский сад, магазин, аптеку...
Дни, в которые обычный человек оказывается в необычной ситуации за всю жизнь можно пересчитать по пальцам. Однако мать - природа, мне кажется, как раз и создала нас для таких именно дней. Тут не спрячешься и не увернешься, все как на ладони. Все, что есть в человеке и хорошего, и плохого обязательно вылезет наружу. А иногда на долю каждого из нас выпадают дни прекрасные и удивительные, из разряда вспоминаемых потом всю жизнь. Это может быть замечательный день рождения, прекрасно проведенный праздник или напоенная любовью нескончаемая ночь.
Утро я встретил на широченной кровати из разряда тех, которые в просторечье именуются "сексодромом".
Свежее хрустящее постельное белье, на тумбочке в изголовье - стакан чего-то красноватого, лаконичная записка рядом:
"На работе все предупреждены, дождись меня."
Поморщившись от боли в спине, я сел и огляделся.
Вчерашнее вспоминалось плохо.
Водки мы с Костей из чисто профилактических соображений выпили сразу грамм по триста, прямо там же, около травмпункта, сделав короткую остановку у ближайшей палатки. Сергей, обозрев нас обоих, порекомендовал догнаться пивом. Конечно, мы прислушались к мудрому совету. По дороге до Ольгиного дома, помниться, я усугубил несколько банок пива, а потом, уже поднявшись в квартиру, стал пилотом бомбардировщика, взяв вес в шесть Б-52. Или семь? Помниться, бортпроводница Оля что-то говорила вчера о возможной перегрузке и недопустимом взлетном весе...
Я глотнул из стакана.
В нем оказался ядреный клюквенный морс такой концентрации, что, казалось, им можно было выводить пятна. Но разум ударно просветлел и словно где-то внутри включился рубильник.
- Accessgranted, - раздался голос в районе среднего уха.
Естественно, меня занимал один вопрос. Самый главный.
- А было ли?... - набрал я на мысленном терминале дрожащими пальцами.
- Accessdenied, - ответил мозг и вновь отключился.
Я со скрипом поднялся, и нехорошие предчувствия обуяли меня с новой силой. Нижнее белье отсутствовало. Я был бесстыдно и бесповоротно гол.
Видение моих прибитых к стене причиндал неприятно замаячило на фоне голубоватых обоев.
Я пошарил взглядом по спальне, наткнулся на сваленную ворохом одежду и облегченно заметил, что она не валяется на полу, сброшенная нетерпеливой рукой страстного любовника. У меня еще оставались шансы, и немедленно потускневшему видению на обоях я показал язык.
- Ты не мог этого сделать, - сказал я сам себе, лихорадочно одеваясь. - Потому что ты не смог бы этого сделать никогда.
- Смог бы, - через пять минут ответило сознание, узрев сброшенную очевидно с Ольгиных плеч коротенькую ночную рубашку в куче моей одежды. - Как нечего делать.
Видение на стене стало настолько явным, что я, покидая спальню, чуть не расшиб об него лоб. Меня неприятно подтрясывало.
Коридор был погружен в темноту, а откуда-то снизу просачивался неясный свет. Так и не найдя выключатель, я решительно шагнул на него.
И чуть не свалился через перила.
Оказывается, я находился на втором этаже самой обычной московской квартиры.
Широкая деревянная лестница спиралью уходила вниз и я, нахмурившись, попытался вспомнить ее вчерашней. После нескольких мгновений пришлось признать, что мое появление на втором этаже так и останется загадкой. Не мог я вспомнить свой вчерашний подъем в спальню, хоть убей. Приходилось со стыдом признать, что не перевелись еще на Руси настоящие женщины... А вот настоящие мужчины почти вымерли... Как мамонты, за отсутствием тепла...
В холодильнике на первом этаже морса не было. Я потерянно осмотрел кухню. Никаких следов. Только около мойки стоял не выпитый, но, судя по всему, готовый к употреблению высокий стакан с Б-52.
Мои тягостные раздумья по поводу нового полета прервал телефон.
- Сейчас я не могу подойти, - после третьего звонка сказал он голосом Ольги, - но не все потеряно. Вы всегда можете оставить мне что-нибудь на память.
- Ау! - ответил тот же самый голос. - Если ты уже проснулся, возьми трубку.
Мой стремительный рывок к телефону напоминал, наверное, со стороны движения слаломиста.
- Взял, - сказал я, оставляя мысль о слаломе и новом полете на потом. - Уже проснулся.
- Как самочувствие?
- Как у инвалида, - ответил я, чувствуя, как нехорошие предчувствия навалились на меня с новой силой. - Ты как?
- Отлично. Поел?
- Не могу пока.
- А... - протянула она с пониманием. - Похмельный синдром.
- Нет, - сказал я, - у тебя просто нет моих утренних лобстеров.
- Почему это нет? - искренне удивилась Ольга. - Посмотри в морозилке.
Я не нашелся что ответить.
- А ты вчера был хорош, - доверительно сообщила мне она. - Помнишь?
Самое неприятное признаваться в том, что память отшибло начисто.
- Помню, - соврал я. - До мелочей.
- До всех? - осведомилась Ольга ехидно.
- Да, - снова соврал я, ощущая, что вступил на скользкую почву. - Конечно.
- Мне очень понравился твой инвалидный стриптиз.
Я облился холодным потом.
- И после было совсем неплохо, - добавила она.
- До утра? - осторожно поинтересовался я.
- Где-то до пяти, - ответила Ольга. - А потом ты начал омерзительно храпеть.
- Это последствия контузии, - сказал я, пытаясь лихорадочно сообразить о чем речь. Было у нас с ней что-нибудь или нет?! - Серьезная черепно-мозговая травма.
- Ага, - усмехнулась Ольга. - Тут ребята тебе привет передают. Волнуются. Ну, ладно. Пойду обедать, инвалид. Ты там не грусти. Холодильник и компьютер в полном твоем распоряжении. Может, упомянешь потом о моем вкладе в мемуарах.
- О твоем вкладе в тяжкие телесные повреждения?
- Нет. О моем вкладе в российскую литературу.
- Ну, что же, - резонно ответил я. - Приезжай побыстрее и вкладывай.
Она рассмеялась, и ответом на мой невысказанный вслух вопрос стали короткие гудки.