Аннотация: Пожалуйста, не читайте это, если вы верующий человек. Впрочем, если не верующий, тоже не читайте.
- У тебя будет восемь минут, - сказал старый мастер, передавая мне Ключ, - если ты ещё не передумал. Если ты его используешь, то, скорее всего, ничего не сможешь изменить, однако, сожалеть об этом решении будешь всю оставшуюся вечность.
- Не передумал, - отвечаю я, приложив максимум усилий, чтобы мой голос прозвучал как можно более твёрдо. Аккуратно принимаю из рук мастера тяжелый бронзовый цилиндр, в центральную часть которого врезаны песочные часы. Подумать только, я сейчас держу в руках наивысшее достижение человеческого гения за всю историю существования нашего вида, включая будущее. Ключ превосходит не только мощнейшие атомные реакторы, ускорители и вычислительные центры. Даже искусственный интеллект и межзвёздные корабли, если мы доживём до того времени, когда научимся их строить, никогда не смогут с ним сравниться. Он нарушает базовые принципы реальности. Ключ представляет собой сплав науки и техномагии, в который вложены итоги тысячелетнего или больше, кто теперь знает, труда гностиков. Он может на целых восемь минут заблокировать всё сверхъестественное, оставив мир на волю одних лишь законов природы. Ключ не может только одного - позволить мне убить бессмертного. Старик даёт последние инструкции по активации, которые я знаю уже наизусть. Меня подмывает спросить, сработает ли Ключ, но незачем зря обижать мастера, учитывая, что я заранее знаю ответ, который он озвучит. Вместо этого я задаю другой вопрос, прерывая монотонное бубнение.
- Расскажи мне про тех, кто уже использовал Ключ, - задаю я вопрос, который не имел права задать раньше.
- Достоверно известно только про несколько случаев во времена инквизиции, - усмехается старик, - слишком мало желающих получить свой персональный ад.
Как будто, все те, кто тихо ненавидит Наместника и боятся в этом признаться не получат свой ад по-любому...
- До средних веков его ещё не умели делать, - продолжает мастер, - а после... Было несколько человек в середине ХХ века, во времена великой бойни, но они то ли не сумели то ли не успели его изготовить. Между прочим, первые Ключи работали всего по две минуты, так что твой экземпляр - своего рода совершенство.
- Не очень-то дорого он мне обошелся, учитывая его возможности, - ухмыляюсь я.
- Не говори глупостей, мальчик, - старик смотрит на меня с сочувствием, почти с жалостью. - Как можно определить цену предмета, если количество желавших обладать им за всю историю человечества, можно пересчитать по пальцам одной руки. Цена задрана ровно на столько, чтобы Ключ мог приобрести солидный человек, сделавший сознательный выбор, а не каждый выживший из ума идиот с большой дороги.
Прощаюсь с мастером. Знаю, что хоть он никогда не скажет этого вслух, но старик желает мне удачи, и за это тоже будет наказан.
Мне незачем куда-то идти. Всё что может мне понадобится у меня уже с собой. К тому же, я чисто вымыт и одет в новые одежды - как будто это будет иметь хоть какое-нибудь значение. Я абсолютно уверен в своём решении, как и в том, что ещё пожалею о нём несчётное количество раз. Но то, чего я не никогда не сделал бы ради себя, мне придётся сделать ради всех нас. Жара легла на город тяжелым душным и пыльным одеялом. Два часа пополудни, на площади возле маленькой мастерской, из которой я вышел, нет ни души. Даже кошки и голуби попрятались в тени кривых уродливых зданий, спасаясь от зноя. Я ставлю Ключ на лавочку в центре площади и активирую его, поворачивая нижнюю половину бронзового цилиндра. Адрес называть не надо, он намертво вшит в систему наведения Ключа. Песочные часы, вмонтированные в центральную часть механизма Ключа, переворачиваются, и тонкая струйка песка, отсчитывающего последние минуты моей жизни, устремляется вниз. Последней отлетает верхняя часть бронзового цилиндра, назначение которой было скрывать существование Ключа в нашем мире от всевидящего ока Наместника. Яркая малиновая вспышка и я вместе с Ключом оказываемся в Чертогах...
Наместник смотрит на меня, усмехаясь. Не знаю, правда ли, что "по образу и подобию", но он дьявольски красив. Великолепно сложенная фигура атлета не может быть скрыта даже свободно ниспадающими одеждами ослепительной белизны. Симметричное вдохновенное лицо, прорисовано тонкими чертами. Горящие глаза, в которых можно утонуть и от которых невозможно отвести взгляд. Небообразимый, нереальный эталон человеческой красоты, ни один манекенщик, ни одна модель никогда не смогут с ним сравниться. Я готовился к этому, но я поражён! Наместник. Демиург. Князь мира сего. Или сегодня правильнее говорить - смотрящий? Это не тот всемогущий Бог, который одним грандиозным усилием развернул нашу Вселенную из великого Ничто, но в нашем мире Наместник считает себя богом. И, не без оснований. Всемогущий и всеведущий, великий и непогрешимый, авторитет душ человеческих - пахан всяческих святых и пророков, включая христианских, мусульманских и даже буддистских, хотя последователи буддизма это и отрицают. Кровавый Жнец человечества.
Улыбка прекрасного лица обманчива, я жив до сих пор только потому, что пока работает Ключ, Наместник не может применять свои сверхъестественные способности.
- Ничтожный червь, раб, прах у ног моих, - звучат слова, обращенные ко мне Наместником, - как ты посмел сюда явиться? Ты всё равно ничего не добьёшься. Откажись от своих бессмысленных планов и вечность твоих мук будет не самой суровой.
Тембр его голоса потрясает. Любой оперный певец отдал бы за такой голос правую руку, да и ногу в придачу. Тонкая струйка песка льётся в Ключе, неумолимо пожирая оставшееся мне время. Даже временно лишенный своих сверхъестественных способностей, Наместник остаётся смертельно опасен. Несомненно, он в курсе боевых искусств, как и всех остальных знаний этого мира. И, пускай сейчас он не может предвидеть мои действия, но на его стороне идеальное тело и абсолютные рефлексы. На моей же стороне, реальный опыт, многолетние тренировки и, конечно же, ненависть. Нет, не так, Ненависть...Где-то в бездонной глубине глаз наместника хищно притаились кристаллы небесно-голубого льда с острыми гранями. Но я знаю, что первое же мое действие растопит этот лёд.
Я делаю обманное движение и ударяю подкованным носком в пах противника. Наместник складывается пополам. Ага, действительно "по образу и подобию". Ему сейчас на самом деле очень больно. Голос, которым я только что восхищался, становится похож на воронье карканье.
- Чего тебе не хватало, ублюдок? - Прекрасное лицо искривлено гримасой боли. - У соседа баба красивее или денег больше?
- Пошло, - отвечаю презрительно, доставая кинжал из ножен, висящих на левом боку, а керамбит из висящих справа - я здесь не из-за плюшек, которые ты мне якобы не додал, не думаю что ты мне тут что-то должен. Я пришел из-за зла и несправедливости, которыми переполнен мой мир.
С этими словами я зажимаю керамбит в правую руку и как кастетом ударяю наместника в челюсть.
- А, так ты идейный идиот, - Наместник сплевывает пару зубов с кровью, - я не могу отвечать за зло, я всего лишь дал ему свободу воли, и Люцифер сам сделал свой выбор.
Не собираюсь тратить свои драгоценные минуты на дискуссию, всё уже миллион раз обдумано. Когда человек спускает собаку с поводка, он тоже даёт ей свободу воли, пребывая в уверенности, что его милый, игривый и добродушный питомец не использует эту свободу во зло. Но если у собаки вдруг что-то щелкнет в голове и она набросится на кого-нибудь, отвечать должен в первую очередь хозяин, спустивший её с поводка. Так что, давая кому-то свободу воли, никак не избавляешь себя от ответственности за его действия. Наношу укол кинжалом, стараясь не попасть в сердце, печень и остальные жизненно важные точки. Убить бессмертного Наместника я всё равно не смогу, так что, мне совсем не нужно, чтобы он отключился преждевременно.
Проворачиваю кинжал, перед тем как выдернуть его из раны, Наместник взвывает, а из образовавшегося отверстия начинает хлестать маленький фонтанчик крови.
- Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю, когда эта штука отключится, - орёт он с перекошенным от муки лицом, движением головы указывая на Ключ, - никто не обещал вам справедливости, даже если ты решил, что трудности твои непомерно велики, я не посылаю человеку испытаний, которые тот не смог бы выдержать.
Да, справедливости нам действительно никто не обещал. Но ТАКОЙ несправедливости, такого лютого беспредела, который творится вокруг, тоже.
А насчёт испытаний, минуту назад я уже слышал похожую отмазку немного в другой интерпретации. Удобно устроились твари, что Наместник, что его приближенные. Виноват всегда оказывается человек, не выдержал испытаний, сломался, возроптал, значит, сам сделал свой выбор, сам перешёл на сторону зла. У нас, мол, всё строго дозировано, каждому чаша дерьма по его силам, не выдержал - сам виноват. А ведь он действительно может подумать, что я пришел сюда только из-за своей угробленной жизни. Обидно, что придётся тратить время и дыхание на объяснения. Я перехватываю керамбит обратным хватом и наношу удар рассекающий кожу, мышцы и сухожилия до кости.
- Это тебе за сотни тысяч невинных детей, погибших в концлагерях в середине прошлого века! - Я продолжаю наносить болезненные удары обеими руками. - А это за миллионы взрослых погибших там же! - Тело Наместника содрогается в судорогах боли.
- За ад Хиросимы и Нагасаки. За напалм и за "агент оранж". За детей, бегущих под фосфорными бомбами. За твоих католиков, тысячами растлевающих малолетних! За продажных Пап и ублюдочных Патриархов! За твоих мусульман с их кровавыми терактами и прочими непотребствами творимыми именем твоим! - Кровь десятками крохотных фонтанчиков заливает сверкающие одежды.
- За ад, в который ещё при жизни попадает всё больше людей, мучающихся от рака! За принимающих страшную смерть братьев наших меньших, которые не могут быть грешны по определению! За то, что мы все рождаемся уже виноватыми перед тобой! За то, что расплата за добрые поступки, гораздо тяжелее, чем за злые! - Наместник хрипит, но всё ещё остаётся в сознании.
- За сумму зла и жесткости в этом мире, превысившую все мыслимые пределы! И, наконец, за то, что ты готовишься развязать новую жуткую бойню в мире своих "игрушек", не имеющую аналогов в истории. - С этими словами я протыкаю кинжалом правый глаз Наместника и оттуда, с мерзким хлюпающим звуком выплёскивается что-то белое пополам с кровью.
В этот момент я чувствую, что мои руки и ноги скованны невидимыми путами, и пошевелится больше не удаётся. Я кошусь в сторону Ключа и замечаю, как падают последние песчинки в часах. Хорошо или плохо, но я использовал всё свое время.
Наместник изменяется прямо на глазах, перестаёт бить кровь, затягиваются раны, одежды снова становятся белоснежными и сияющими и прекрасное лицо поворачивается в мою сторону, сверкая голливудской улыбкой.
- Я не могу тебя испугать, потому, что у тебя даже фантазии не хватит вообразить, каким мукам ты будешь подвергаться всё время, оставшееся до конца существования вселенной, - ровным голосом сообщает мне Наместник. - Но ради чего? Ты же знал, что не сможешь меня убить. Неужели эти несколько минут торжества стоили вечного персонального ада?
- А с чего ты решил, что я последний, - подвешенный в воздухе, нахожу в себе силы, нагло ухмыльнутся ему в лицо, - я добился того, что ты не забудешь этой встречи. Сколько наших приходило, чтобы погасли костры инквизиции? Двое? Трое? Такими ли бесполезными оказались их визиты?
- Ты не можешь этого знать, - Наместнику не удаётся скрыть эмоции и тень ужаса проскакивает, уродуя на мгновение безупречную маску прекрасного одухотворённого лица.
- Ой ли, - оскаливаюсь ещё наглее, хотя секунду назад казалось, что наглее уже некуда, - в чём мы оба уверены, так это в том, что как раз ты не можешь знать сколько Ключей изготовлено, пока они не активированы. Ты конечно бессмертен, но вряд ли тебе нравятся такие посещения. Мы твои дети, но не твои игрушки. Ты и так наполнил этот мир злом безмерно. И пусть я миллиарды раз пожалею о своём поступке и буду взывать к твоему отсутствующему милосердию, даже не думай развязать ядерную войну, иначе за мной придут другие.
И это последняя мысль, в которой я абсолютно уверен, потому, что именно в этот момент всепожирающее пламя охватывает каждую клетку моего организма и сил не остаётся даже на крик. Говорят, что человек ко всему привыкает. Можно ли привыкнуть к вечной запредельной боли?