На маленьком холмике, робко выступавшем из спешно образовавшегося болотца, сиротливо жалась к чахлому клёну мелко дрожащая миловидная девушка лет шестнадцати. Надетая на ней узенькая мужская фетровая треуголка, заботливо собирая в струйку изливаемую небом влагу, неблагородно старалась запустить ручей то в сапог, то за шиворот, отчего требовала от девушки сосредоточенности и чёткости движений маленьких ручек. Хищное и невинное, мечтательное и жалкое, лицо её освещалось столь требовательной улыбкой, что она казалась одержимой каким-то древним и шаловливым языческим божеством. По извечному закону женской природы юная леди Аннет Дуглас, пьяная от впервые осознанного могущества своих чар, бездумно играла собой и своим смущённым возлюбленным. Запретные сладкие речи туманили разум, но мысли казались чище, и само небо сближало влюблённых, укрывая тела и обжигая души. В хмуром хрустальном шатре девочка, мальчик, и небо играли в древнюю игру. И время сердито шипя спряталось от их взоров. Наверное, время, как и все кошки, просто очень не любит дождя...
- Чёрт бы побрал эти приличия, - звонко и кокетливо тараторила Аннет, задумчиво разглядывая хмурое серое небо. - У нас через семь месяцев свадьба, а мне пришлось целый час ждать пока отвлечётся бдительная свита. Но, наконец, мы смогли "потеряться" на охоте. Зачем придумали эти сложности? Под озабоченные рожи служанок я стесняюсь смотреть в твои родные глаза, а слова застревают в зубах и становятся злыми и кислыми. Зато сейчас мы вдвоём, и в моём сердце кто-то танцует. Не знаю даже, чего мне сейчас больше хочется - плакать от счастья или смеяться просто так. Я буду пить эту встречу долгих скучных два зимних месяца. Быть может так сходят с ума, или становятся ведьмами. Ты знаешь как у тебя глаза светятся?
Сэр Генри Рутланд, её спутник с нижней кочки, влюблённо и проказливо заглянул девушке в глаза, но получив с ветки водопадик в нос несколько смутился, прокашлялся, и спрятав хитрую улыбку начал коварно да неспешно подводить её к главному. Вот что делает с людьми возраст! А казалось бы всего двадцать три годика...
- Быть собой - это чуть больше чем жизнь, а три часа беспечной правды больше семи месяцев бесплодной скуки. На что ты жалуешься? Соли никогда не много - пока в недрах души не родится соль и для неё. Обычай не слишком часто видеть невесту до свадьбы жесток, но сейчас мы чувствуем общность, и наслаждаемся не минутами общения, а гармонией между тем как мы стоим рядышком на этой кочке и лепечем всякие глупости, и тем как бьются наши сердца. И в разлуке, в суете и привычном лицемерии мы всё равно будем вместе. Это уже навсегда. Нужно ли сказать что мы победили обычай, или что обычай одарил нас? Неважно. Я уверен что дома мы не пожалеем ни об одной из сказанных здесь глупостей - настоящая жизнь упряма и умеет за себя постоять. Здравый смысл лишь её жалкий подражатель. Но сейчас мы легко можем отослать дурацкие приличия в их родные края, как ты и хотела. Стань моей ученицей! Твои родители могут осерчать, но большого урона их репутации ты не нанесёшь. Наша добрая Англия стоит на границе западной тьмы, ведя борьбу с нечистой силой и северными варварами, и мы остро нуждаемся в алхимиках, военных и гражданских. Злословить тебя будет непатриотично. Тем более в наш просвещённый восемнадцатый век. Прогресс! Посему спрашиваю, леди Элизабет, готовы ли Вы, в это тяжёлое для отечества время принести покой, приличия, а возможно и саму честь свою,- леди хмыкнула,- на алтарь общего блага?
Скромный и величественный вид юноши, медленно опустившегося перед дамой на одно колено, его взволнованный и тихий голос, недоверчивую морщинку на благородном лбу омрачали лишь досадные мелочи, вроде его лукавой улыбки, демонстративного разглядывания мелкой лесной пичуги и счастливого женского смеха. Однако прошло несколько мгновений и девушка нахмурилась.
- Моя тайна даёт лишь власть хранить ветер и тени стихий, она далека от алхимии. А значит меня обвинят в колдовстве. Ты хорошо подумал, милый?
- Да. Ты знаешь, я более учёный чем тайновед. Пусть тайна поддаётся лишь наблюдению, но к её земным плодам иногда применимы новейшие математические теории фон Лейбница. Я открыл некоторые закономерности и стал самым молодым в истории мастером - алхимиком. Но всё равно не смог бы провести тебя дорогами тайны. Военный совет это понимает, и будет ждать от тебя не надзора за тайной, но осознания и новых открытий. Возможно придёт время и мы научимся совмещать наши чуждые друг-другу силы. Откуда мы знаем что тени стихий не могут создавать стабильных печатей? Ведь тени людей увы стабильны...
- Откровения? Ты решил заглянуть за горизонт тайны? Так не означает ли это колдовства?
- Скорее наоборот. Это легко доказать. Мы знаем, что как говорит церковь, человек пал, а Тьма поселилась вокруг него и внутри него. Чтобы он не омрачился Тьмой одушевлённой ему даны кожаные ризы, скрывшие его величие. Однако оставлены в них малые щели, возможно для того чтобы он не забывал о прошлой славе. Так прежняя власть над видимой вселенной заменилась памятью о ней и силой бороться с омрачившимися стихиями мира. Так защищал человек своё жилище, возделывал землю от нечистых животных, стихий Тьмы видимой, и не погиб. Точное же знание же было у него отнято, либо чтобы не общался с Тьмой одушевлённой поневоле, либо просто прошлое величие человека было столь велико, что и малую тень его не мог он объяснить ни себе ни другим. Переживая свою власть как интуитивное понимание стихий, человечество от века не видит в тайне ни постоянства возможностей, ни предсказуемости результатов. А алхимические печати, построенные из обрывков тайного огня, лишь упорядочивают в сложный механизм непонятные вещи с понятным действием. - Генри поморщился, как будто сама мысль о чём-то чего он не может объяснить причиняла ему боль. - Способности каждого из умеющих возделывать землю весьма различны между собой, и не может один объяснить другому как он хранит стихии, поэтому хранение стихий названо тайной. Лишь результат хранения доступен пониманию, но не сам принцип рождения хранящих этот мир сил. Если же в попытке увидеть то как рождается в нём неведомая сила человек обратится сердцем к видимому и непознанаваемому, то надорвутся кожаные ризы, и невидимое поглотит его. Обретая силу и потеряв рассудок он часто наполняет стихии своей бессмертной тенью, полуразумной, но очень сильной. Так, стремясь к могуществу, хотябы и ради благой цели, прежде своей неотвратимой гибели он причиняет много зла. Этих людей мы зовём колдунами, и инквизиция ищет их. Теологи до сих пор спорят, являются ли тени людей прямыми орудиями ада, или бездушными слепками мыслей умирающих безумцев. Жажда власти очередной раз предала человечество. Оно заигралось с запретным и теперь с запада идёт великая Тьма, а древние тени людей направляют её. То что раньше было далеко стало близким и постоянным вызовом.
- Подожди. Я поняла. Зря ты пошёл служить в государственную инквизицию, был бы просто алхимиком - не помешался на поиске надёжного средства спасения сразу для всех. Заученно говоришь о Тьме внешней и темноте внутри нас, но за фанатизмом от тебя скрылся смысл очевидных запретов. - Голос девушки стал тороплив и печален. - Ты напугал меня. Думаешь отчего в наш век пара и стали порождения западной тьмы по-прежнему откусывают кусок за куском от многострадального британского народа? Сама человеческая природа противится прогрессу. Изучая внешность тайны найдёшь ли слова для обозначения найденных законов? Новые законы укажут на невидимые вещи, вроде эфира или теплорода, но укрытых тенью тайны. А их изучение ничем не будет отличаться от колдовской практики. Время и опыт раскроют твои глаза, и ты окажешься один на один с бездной. Этого же искушения не может долго выдержать никто из живущих на земле. Занимайся наукой, занимайся тайноведением, если хочешь то вышивай гладью и крестиком, но совмещение несовместимого проклято землёй и небом. Ты не жалеешь себя, но колдовство не пристало наследнику графской короны Рутландов. Пожалей и меня, я не хочу увидеть твою тень мой юный инквизитор, одумайся! Не променяй свою честь и свою правду на вечное проклятие. Так бывает. Сначала играешь в игрушки ты, а вскоре уже они играют тобой. Посоветуйся со старшими тебя, твоя ответственность необходимо требует дисциплины.
- Мрак тайны не развеется от слепого усилия человеческой природы. Церковь здраво предупреждает об этом, запрещая колдовство. И хотя человек, будучи царём природы, призван властвовать над слепыми стихиями, проклятие тайны постоянно полагает предел его стремлениям. Строгие законы механики верны лишь отчасти, причём даже массивные и точные часовые механизмы Королевской Палаты Мер и Весов подвержены искажающим влияниям. Влияниям не только колебаний эфира и теплорода, но и неприступных к изучению невидимых стихий, составляющих собой тайну. Но тайна - это не просто зло само в себе. Это вращающийся меч в руках падшего серафима, стерегущего вход в горние миры. Это посекающий нас символ власти над нами сатаны. Это проклятие. Впрочем, Христос изгонял демонов. Среди многих Его даров есть и дар исцеления одержимых. Христианские народы открыли для себя природу как гармонию чисел и стройных механических законов. Эта малость дала нам могущество и величие души. Она дала нам алхимию и тайную фармацевтику, пушки и печати, бомбы и дирижабли... Разве мы не смотрим на раба как на тупую и грубую скотину, невольно стесняясь его человеческого облика? Но наши далёкие предки были не на много лучше эфиопских рабов. Знание освободило их. И это не то знание, которым познаётся тайна. Наша Англия стоит на точной механике оружейных расчётов и мощи пара. Это ли убивает души? Это ли колдовство? Всевышний наказав прародителей, дал вместе с казнью и силы перенести её, и утешение. Проклята земля за грех людей, но пахарь боронит её, и господин охраняет покой земли своей, да не разрушит трудов пахаря игра стихии. Неужели люди должны оставить труд свой и жить охотой? В болезни рождает женщина, но врач облегчит мучения её. Неужели он враг Господень? Смирилась гордыня Евы, и господствуют над жёнами мужья их, но не суровый господин я тебе а брат. Так неужели и наша любовь проклята Богом? Тем более скромный учёный, противоставив тьме и тайне не тело своё повреждённое грехом, а перо и бумагу, осмелюсь сказать и веру свою, не превратится в зверя. А если и есть риск сойти с ума, то в настоящем положении, долг дворянина и инквизитора заставляет меня рискнуть.
- Если и так, то твои глаза упускают что став одержимым ты погубишь тысячи людей которых взялся защищать. Мужчины любят славу. Ты не боишься, что именно любовь к славе толкает "скромного учёного" на безумный эксперимент?
- Увы, моя честь не оставляет мне выбора. Можешь ли ты поклясться мне что сохранишь до поры доверенную тебе государственную тайну?
- Слово Дугласов.
- Османская империя творит нечто страшное. Уже девять лет как их боевые алхимики научились пробивать наши печати постоянства. Это было первой ласточкой. Чума в Риме имела мистическую природу, родственную алхимии. Все городские печати просто взорвались. Двое находившихся в городе боевых алхимиков погибли на месте, а великий римский государственный инквизитор сошёл с ума. Как ты знаешь, вскоре началась серая чума, фактически уничтожившая город. Причём из находившихся в его центре не выжил никто, в частности погибла вся императорская семья и высшее духовенство. Италия осиротела. При этом за стенами Рима стихии были в полном покое. Второй удар был нанесён во время съезда глав инквизиции в Вене, и хотя самых страшных последствий тогда удалось избежать, но потери были невоспонимы... Поскольку в разумность Западной Тьмы никто не верит, остаётся заключить, что последнее время османами правят могущественные колдуны, каким-то образом сохранившие и сатанинскую злобу и человеческий рассудок. Причём их возможности резко растут. Теперь ты знаешь что нам есть куда спешить. И ещё. У меня, как наверное у многих инквизиторов обоих ветвей, сейчас есть разрешение почти на всё, вплоть до некромантии. Мы должны успеть любой ценой, покуда вечное зло не разрушило и саму память о христианском мире. Я буду рад увидеть спасённую Англию и со дна адской бездны, но надеюсь, что смогу исполнить долг и дворянина и доброго христианина. Ты со мной?
- Я всегда была с тобой. Но если твой путь спасительный, то наша жизнь будет скорбна и опасна. Все силы зла постараются воспрепятствовать нам. Если же ты ошибся, то уже вскоре наши проклятые тени уничтожат всё что было дорого на Земле нашим проклятым душам. Смотри: дождь прошёл, и липкий серый туман цепляется к нашей одежде - так страх и несчастья обнимут наши сердца. Мы слабые люди, и если ты выбрал наш путь, то должен заранее решиться на такую жизнь, иначе невозможная надежда останется детской мечтой. Будь готов любимый! Я кажусь тебе смелой, но зная себя могу быть уверена что скоро страх пропитает мои кости. Поцелуй меня, может сегодня нам удастся согреть души, прикоснувшись телами. Моё сердце трепещет и чует - день прошёл, наступает долгая ночь.
- Разве мы продали души тьме, чтобы ад имел власть над нами? Ты очень устала за сегодня, тебя заели мошки, ты замёрзла и переволновалась. Но сейчас я наберу в треуголку болотной водички, и зажгу тёплое синее алхимическое пламя. Под его тихим светом мы обнимем друг-друга и неспешно пойдём домой. А страхи исчезнут как дым. Бояться сделать что-то хорошее - это как бояться шалостей фейри; поверить во власть тьмы - так же нелепо, как поверить в домового. Ты боишься фейри? Говорят, они любят совращать невест приняв чужой облик. Вдруг я это не я, а насмешливый лесной проказник?
- А может опасаться стоит тебе? Кстати, твоя невеста говорила не о власти, а о солидарности.
- Значит фейри это ты? Хорошая идея. Мы невольно напугали друг-друга, пусть добрая игра изгонит муть из наших сердец. Рад что удостоился внимания столь прелестной представительницы волшебного народа. Ты сида?
- Пожалуйста сохрани в памяти что сам назвал меня так. Мы так себя не называем. Хотя некоторых из нас действительно принимали за языческих богов. Но с этими засранцами я имею не много общего.
- Если сида - то ты слишком скромна, а если тилвит-тег, то странно слышать от тебя столь неуважительное отношение к своим старшим.
- Я не люблю и не почитаю их, они недостойны даже моего доверия. Принявшие чуждую человеку силу обольстители народов - они больше животные, чем боги.
- Неужели меня угораздило встретить крещёную сиду?
- Бывает всякое. Хотя я и не фейри...
- Конечно. Ведь фейри не лгут. Ты теперь не фейри, но и не человек - кто-то третий.
- С тем что я не совсем человек спорить не могу.
- Значит, тебя никак нельзя отнести к злым фейри?
- Нет.
- А зачем тогда ты приняла облик моей любимой? Неужели эта шутка подойдёт для доброй фейри? И как можно принимать чужой облик, не умея врать? Это ли не ложь?
- Я не лгала тебе. Ты сам наделил меня этим обликом. Спящему трудно увидеть свой страх при свете луны.
- Ты страшная?
- Не меня. Свой страх. Свой сон.
- Я не боюсь фейри.
- Ты боишься этой ночи. Готов ли ты увидеть её в себе?
- Правда. Почему? Ты пришла за этим?
- Ради вас двоих. И просто пытаюсь помочь. Но я не имею права решать.
- Жена не должна перечить мужу, и всё такое?
- Я не жена тебе, мой рыцарь.
- Ещё семь месяцев... И я не рыцарь.
- Нет, ты мой маленький рыцарь с деревянным мечом. В эту долгую ночь дозволь называть тебя так.
- Пусть так, фейри не лгут. Хорошая ночь. У нас не будет больше подобной. Ты такая серьёзная, я уже почти готов поверить что у тебя в роду были сиды. И ты уже не боишься что нас похитит нечисть. А я не боюсь грядущей выволочки от твоего отца. Приятно заблудиться с любимой женщиной.
- Твоя невеста спит.
- А если я увижу свой сон то проснусь?
- Нет.
- Тогда я готов.
- В твоих снах была беда. Прости что пришла за тобой.
- Ты пришла её отвратить?
- Уменьшить.
- Я готов.
- Пепел твоих слёз и кровь моей тени откроют тебе глаза. Если готов то пей.
- Твои руки покрыты туманом, но я готов целовать их вечно. Какой странный туман... Он придал твоей коже зеленоватый цвет. И где ты так извазюкалась?
Голос юного алхимика неожиданно начал приобретать панические нотки.
- Не бойся, подними глаза.
...
На какой-то миг Генри показалось что он спит, потом, почти целую секунду остатки здравого смысла заставили искать в происходящем розыгрыш, и лишь через три удара сердца над болотом пролетел его по-детски визгливый и захлёбывающийся крик.
- Сгинь нечисть!
Не будем судить, он действительно любил, а предполагаемая страшная и грязная смерть невесты от руки ожившей страшной сказки заставила его на миг поверить что в мире нет ничего кроме страха и горя. Но сдавившие виски руки чудовища и нереальный, ласковый и шелестящий голос постепенно приводили его в себя. Генри ненавидел фейри, но хотел надеяться хоть на что-то. И не надеялся... Хотел понять что можно изменить, но его представления о мире рушились. Тем временем сказочное существо небрежно смахнуло с полупрозрачной руки налипшую тину, в темноте принятую им за трупные пятна, и продолжило.
- Я не нечисть. И мы стоим на освящённой земле. Здесь возносились молитвы. Жаль что это место осквернено. Но настоящей нечистой силы здесь быть не должно.
- Правда. Я вижу крест. Это чья-то могила?
- Каждый видит только свою могилу. - Вздохнула сида.
- Я мёртв?
- Умерло время. Как могут жить люди?
- Но мы говорим. И время не могло умереть!
- Спящий не видит себя. Спящий не знает вещи, как они есть. И тебе нужны сравнения. А где я найду подобие живого времени? Оно воскреснет с Солнцем, и мертвецы утолят свою жажду.
- Я не жажду.
- Ты спишь, и тебе не дано знания своей жажды. В смятении и без надежды ты пьёшь мёртвое время, но в твоём сердце горечь. Меня разбудила Луна и моя тоска не слепа.
Генри испытал мучительное чувство абсурдности происходящего, он не мог понять ни логики сиды, ни её целей. Однако и безумной она не казалась, а её голос вызывал в груди странное чувство похожее толи на жажду толи на усталость при чрезмерном занятии алхимией. Стоило поторопиться. Но не понимая предмета разговора, и чувствуя как уходит время он решил попробовать понять собеседницу а не только её слова.
- Если ты знаешь имя своей тоски, то ты гораздо несчастнее меня.
- Луна даёт и утешение. Ведь она не светит своим светом. Я чувствую за спиной дыхание вечного дня. Жаль только свет Луны столь непостоянен.
- Твой мир ужасен. В нём есть лишь Ночь, Луна, туман, могила, сон и жажда. Я уже ощущаю её тяжесть. Зачем ты показала мне это? Моё знание не приблизит Солнце.
- Ты не видел мой мир. Смотря моими глазами ты видишь лишь то, что сможет отразить твоё мёртвое сердце. Когда тебя разбудит луна, ты поймёшь, что призрак видит больше сновидца. Туман - удел спящих. Твои страхи нелепы для согретых Луной.
- Зачем ты проникла в мои сны?
- Не сны, твой сон. И сон твоей невесты. В мире фейри нет обманов, но есть умолчания. Вы видите один сон про добрую Англию и голубое небо. Один сон и одна могила. Сны умершего мира хранят души мертвецов. Мертвецы могут видеть живые сны лишь когда сновидит сам мир. Мир очнётся, и его сны истают. И беда не проснувшимся. Одинокий сон мертвеца горек.
- Ответь!
- Твоя алхимическая лаборатория. В день твоей свадьбы туда залезет любопытный сын горничной. Надышавшись ядовитыми испарениями он умрёт. А потом его найдут на лабораторном столе... Тебя приговорят к сожжению как отравителя и чернокнижника. За два дня до казни твоя жена покончит с собой, и никогда не увидит Солнце.
- Ты дрожишь? Отчего? Сегодня же уничтожу малую замковую лабораторию, и всех этих ужасов не случится.
- Это боль и слабость, а не тревога. Я хуже чем ты обо мне думаешь, и не умею ужасаться неслучившейся беде. Но ты не вспомнишь о чём мы говорили. Человек забывает слишком страшные сны.
- Не вспомню? Такова магия фейри? Но зачем тогда ты пришла? Ждёшь что я тебе поверю и убью себя? Ты не получишь мою душу.
- В том что ты меня забудешь нет моей вины. Разве начав постигать тайну ты помнил что-нибудь хоть четверть часа? Только самая настойчивая и неотрывная мысль оставалась в твоей памяти после ухода эйфории. И лишь когда твоё тело окрепло а эйфория первых прикосновений ушла ты стал вполне осознанно возделывать стихии.
- Считаешь что этот кошмар сидит в моём уме не слишком устойчиво?
- Ты видишь меня в полусне, и от истощения сил твой сон сменится сном без сновидений. Я не могла ни придти наяву - тайна свела бы тебя с ума, ни дать тебе окрепнуть - моей крови бы не хватило и ты умер. Но я пришла за тобой потому что я жду. Жду тебя. Ты можешь уйти в царство луны вместе со мной. И защитить тех кто тебе дорог.
- К чему такие сложности? Чтобы надолго вывести алхимика из строя не нужно уводить его из мира людей. Достаточно сильной контузии и я с полгода не смогу активно заниматься алхимией. Несчастья легко избежать и без столь радикальных средств.
- Две причины. Во-первых, ты заинтересовал Древние Тени, и они найдут другой простой способ воздействовать на тебя. Не все в твоём доме одинаково защищены. Во-вторых, под всеми я совсем не имела ввиду только твою невесту, я знаю как остановить Западную Тьму. И для этого мне нужен ты.
- Остановить или усилить тьму моей тенью? Какие у тебя доказательства? Придя из древних мифов ты говоришь то что похоже на сказку. Но цена проверки будет слишком высока.
- Могу лишь попробовать убедить что встав рядом со мной ты сохранишь волю и душу. Возьми, я соединила этот кинжал со своим даром и своей тенью. Прикоснувшись к нему прямым действием стихий ты на секунды получишь часть моего дара увидев немногое из скрытого от людей. И поймёшь что прикоснувшись к нашей силе ты не теряешь себя как это бывает с силой людей.
Стоило юному инквизитору взять в руки кинжал, как в его глазах на секунду потемнело, и затем всё вокруг изменило очертания. Странный туман превратился в мерцающие хлопья, кружащиеся в воздухе и мгновенно тающие на земле, листья деревьев обзавелись серебристым ворсом, а чуть повыше серебристых крон раскинулись полупрозрачные радужные дороги. А напротив него сидела поджав по себя ноги девочка лет шестнадцати. В своих нелепых мужских штанах с обрезанными штанинами и ночной сорочке без рукавов она была немного похожа на экзотическую куртизанку. Но короткий меч на поясе и кровь на тряпке проглядывающей из дыры на сорочке скорее заставляли предположить что ребёнок из приличной семьи попал в беду.
- Этот же кинжал поможет тебе стать рядом со мной - пронзив им своё сердце, ты окажешься ко мне так близко что твоя смертельная рана станет моей. А когда моё тело исцелит неисцелимое для тебя и превратит твоё умирание в сон, то проснувшись ты увидишь свет луны как он есть. Выбор за тобой. Уйдёшь со мной и завеса тайны исчезнет не причинив вреда, откажешься и я предоставлю тебя твоей судьбе, - продолжала девочка поморщившись от столь откровенного разглядывания.
В своём новом обличьи фейри казалась совсем не опасной.
- Что связывает тебя с древними тенями? - Наконец спросил Генри.
- Месть. И желание спасти то что ещё можно спасти, - голос фейри дрогнул. - Они отняли у меня всё что мне дорого, и я несу им возмездие во имя луны.
- Это безумие, но я почти верю тебе, - отозвался Генри. - Ты говоришь что рана нанесённая этим кинжалом сделает меня подобным фейри?
- Да, сначала он изменит место раны, а потом и весь организм.
- То что я перед собой вижу я вижу глазами?
- Конечно. А как можно видеть не глазами? - Растерянно улыбнулась ночная гостья. - У тебя будет время изучить своё новое тело. Решайся.
- То что ты собралась со мной сделать уже кем-то проверялось?
- В другой форме и не над алхимиками. Я изменила ритуал так чтобы изменившись твой организм не успел привыкнуть к моей крови. Иначе, в большинстве случаев, зависимость от "родившего в крови" сохраняется долгие годы.
- Я выберу последнюю проверку, - пошатнувшись прошептал Генри, собираясь с силами. Он казался пьяным, но его глаза оставались трезвыми и холодными. - Проверку не на ложь, а на истинность того в чём ты уверна. Ведь я не только инквизитор, но и учёный.
- Какую?
- У меня два глаза и я готов рискнуть. Если то что от меня останется будет тебе нужно, то приходи и мы поговорим о сотрудничестве.
- Ты хочешь нарушить ритуал почти ничего о нём не зная? Не знаю что ты задумал, но скорее всего неправильно проведённый ритуал просто не сработает.
- Я думаю что это мой единственный шанс остаться собой и не потерять Аннет, - Генри криво усмехнулся. - Спасибо за самый необычный в моей жизни вечер.
Окончательно решившись, Генри быстро и без замаха вонзил волшебный кинжал в свой левый глаз. И проклиная коварство холмового народа успел увидеть как синим пламенем загораются кроны, и старые деревья падают под гнётом ураганного ветра. Через удар сердца затряслась земля, а взорванные изнутри алхимические печати ледяными иглами впились в его тело. Ужас узнавания сотряс Генри, и проваливаясь во тьму он шептал не молитву.