Григоров Сергей Львович : другие произведения.

Пренебрежимая погрешность

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фрагмент пятилогии "Третий шаг" - Научно-фантастическая повесть для интеллектуалов. Далекое высокотехнологичное будущее, когда человечество приобрело практически неограниченную власть над косной материей и возвращает к жизни давно умерших людей. Межзвездная экспедиция к таинственным космическим объектам, предположительно принадлежащим сверхцивилизации так называемых Перворожденных, описана как выполнение научного проекта, когда каждому явлению ищется теоретическое объяснение, большая доля информации добывается косвенными, общенаучными методами, а действия детально планируются; много внимания уделяется науковедческим, философским вопросам.

  

ПРЕНЕБРЕЖИМАЯ ПОГРЕШНОСТЬ

  
  

ПРОЛОГ

  
   Прочитав сообщение, что первая исследовательская экспедиция Ремиты направляется к Медузе Страута, Ник Улин понял, что обязан оказаться в ее рядах.
   Ремита издавна занимала особое место в Галактическом Содружестве. Внешне архаичная структура общества и пренебрежение ценностью жизни представителей правящей верхушки дисгармонировали с относительно высоким уровнем жизни всех слоев населения и тесными связями с магами Мериты. А когда поступило сенсационное сообщение о присоединении меритской общины к Ремите, в результате которого молодой король Олмир Пятый принял титул императора и возглавил Совет магов, то малейшие перипетии жизни Ремиты стали главными обсуждаемыми темами на всех галактических новостных каналах.
   К моменту, когда Ник Улин прибыл на Ремиту, состав экспедиции был определен. Пришлось требовать аудиенции у самого Шоанара, главного императорского советника. Отказать ему, народному трибуну Квартара, было политически недальновидно, и Шоанар включил его в отряд астронавтов. Однако политика требует взаимности, и Ник Улин вынужден был обещать "взять шефство" над холой Яфетом, личным телохранителем императора, вздумавшим побывать в космосе для повышения эрудиции.
   Не только маги способны удивлять мир диковинками. Обыкновенные люди тоже могут творить чудеса, создавая невообразимые предметы. Всеобщее восхищение, например, вызывают Решатели Уренара. Поразительно также творение Лоркаса - холы, биологические роботы, изначально предназначавшиеся блезирцами для имитации гладиаторских боев древности.
   Вскоре после того, как подросли первые холы, Лоркас выяснил, что их генетическая программа слишком рано прекращала формирование центральной нервной системы. Он тогда торопился занять место преподавателя в королевском лицее Ремиты и, "на ходу" подправляя досадный дефект, не придумал ничего лучшего, чем просто вшивание в мозг холам компьютерных узлов. Но как это было проделано! Мало того, что холы создали самодостаточную общественную систему. Некоторые из них смогли приобрести самосознание, разум ничуть не хуже человеческого.
   Побывав в тысячах звездных систем, человечество неоднократно сталкивалось с иными расами разумных. Но только у тхланков структура мышления оказалась похожей на земную, прочие цивилизации мыслили иначе, зачастую - абсолютно непознаваемым образом. Испарилась прежняя надежда на взаимовыгодный обмен научно-техническими достижениями, создание братств Галактического Кольца и расцвет космической дипломатии. Любую плодотворную совместную деятельность с представителями иных рас разумных стали относить к пустым фантазиям. Единственная польза человечеству от контактов с Чужими, как заявил как-то Рон Шер, состояла в получении новых игр и прочих изысков для досуга. В результате окрепло убеждение об уникальности каждого очага возникновения Разума во Вселенной. И вот на тебе - появление у себя под боком разумных, иных телесно, но с человеческой системой мышления.
   После встречи с советником Ник Улин месяц пробыл на Ремите, отдыхая от бешеного квартарского ритма жизни. Здесь у него не было никаких обязательств. Разве что - как дань традиции обмена знаниями между человеческими общинами, разделенными межзвездными расстояниями, - несколько лекций по антропологии аспирантам университетов Мифополя и Шера. Все остальное время он оказался предоставленным самому себе.
   Ремита цвела и притягивала, как девица на выданье. Мгновенно перемещаясь с помощью кабинок нуль-транспортировки, плотной сетью опутавших всю планету, Ник Улин вволю налюбовался горными пейзажами Конды и ее подвесными дорогами, ловил свое изображение в бесчисленных хрустальных колоннах Шера, окунался в болотное марево Сольдерио и в негу Беззаботных островов, терял чувство реальности в парках Коколь-Вуха, углублялся в обманчивую хрупкость вечной сельвы. После объединения с меритской общиной ремитцы получили в свое распоряжение неограниченные ресурсы и как малые дети принялись воплощать в жизнь самые смелые фантазии. Всюду возникали причудливые постройки, парящие в облаках замки и плавающие в океанских глубинах города. Повсеместно, всевозможные - от малых в бытовых закутках до циклопических, высеченных из цельных скал - изображения Олмира Удерживателя, императора.
   Когда-нибудь большинство шедевров помпезного новостроя, красочных, но неудобных для обитания, отомрет, прогнозировал Ник Улин. Останется лишь то, что строго функционально. И лики, коробящие и рационально мыслящих, и по-настоящему верующих людей, пропадут. А пока... пусть потешатся. Ну не возникло еще у ремитцев чувства ответственности перед собственным разумом и приютившим их миром. Не привыкли они смотреть дальше собственного носа - что поделаешь? Перестройка бытового сознания сообразно внезапно возросшим материальным возможностям всегда требует времени.
   Получив вызов, он без всякого сожаления сразу отбыл в космопорт.
   Более он уже никогда не ступал на поверхность планет.
  

1. Звездолет

   Легко оттолкнувшись от шершавых поручней, Ник Улин полетел в бездну. Дал максимальное увеличение оптике скафандра. То ли обман зрения, то ли разрешающая способность датчиков была высока, но перед его взором застыли манящие немерцающие звезды, заструились разноцветные газовые облака. Сердце замерло в восхищении.
   Рядом мощной торпедой промчался Яфет. Притормозил локтевыми движками, медленно приблизился, уравняв скорость.
   - Красота-то какая!
   Ну не может хола молча любоваться громадой мира! Подавив досадливую гримасу - наверняка Яфет видит его лицо - Ник Улин молча кивнул.
   - Здесь звездная плотность на десять процентов выше, чем у Блезира, - сообщил Яфет менторским тоном. Подумав, добавил: - И почти в полтора раза выше, чем в окрестностях Земли. Потому что ближе к главной плоскости Галактики. Я прав?
   Наученный горьким опытом, что любой вопрос холы требует ответа, Ник Улин поспешно сказал:
   - Ну конечно.
   Кто-то приближался к ним. Ник Улин вывел на мультиэкран лица двух астронавтов, ближайших к нему в данный момент. Вторым после Яфета оказался Алексей Сковородников, их товарищ по команде-22.
   - Куда, куда вы удалились, друзья мои грядущих дней? - пропел Сковородников. Потом ворчливо добавил: - Не слишком ли далеко вы забрались? Может, решили домчаться до канадской границы?
   - Докуда? - удивился Яфет.
   - Ну, это я так, к слову пришлось. Вон, наша "Норка" как далеко.
   Ник Улин развернулся, чтобы вместить звездолет в прямое поле зрения, и порадовался точности и экономности своего управления реактивными движками. Не пропали навыки астронавта, оттачиваемые много лет назад. Яфет, чрезмерно резкий в движениях, забултыхался в разные стороны и застыл только после того, как значительно облегчил запас топлива в скафандре.
   Они и в самом деле отдалились неоправданно далеко, где-то на край разрешенной для индивидуальных прогулок зоны. Четырехкилометровая громада "Элеоноры" казалась детской игрушкой, подвешенной в безбрежном пространстве. Других звездолетов у причалов в это время не было, и их корабль загораживал всю осьминогоподобную конструкцию ремитского космопорта.
   - Словно ружейный ствол с патронташем на поясе, - пробормотал Сковородников.
   Ну откуда у ружейного ствола пояс? и почему ствол обязательно ружейный? и почему именно ствол, а не гвоздь? - не принял неуклюжего сравнения Ник Улин, но промолчал.
   - Главный корпус "Элеоноры" имеет цилиндрическую форму с максимальным линейным размером четыре тысячи двести двадцать один метр, радиус округлых оснований около четырехсот восьмидесяти шести с половиной метров, - медленно произнес Яфет, почти дословно цитируя по памяти официальную инструкцию. - А в середине главного корпуса по цилиндрической оси в два ряда крепятся батареи двигательных устройств. Нам отсюда видны только реактивные движки.
   Поскольку никакой реакции на его слова не последовало, хола после непродолжительной паузы продолжил:
   - Я вчера изучал эти реактивные движители. Ужасно сложная конструкция, должен заметить. Зато необычайно надежная и многорежимная. А также долговечная.
   - Насчет надежности и долговечности ты прав, - счел нужным прокомментировать Ник Улин. - Звездолеты практически не стареют. Используемые витаматериалы самовосстанавливаемые. Трущиеся конструкции и детали либо саморемонтирующиеся, либо легко заменяются на изготовленные в корабельных мастерских. Энергетические запасы почти неограниченны. В общем, исчезни в один прекрасный миг человечество - его звездолеты еще долго будут блуждать в космических просторах.
   - Да, но утверждается, что не всякая подсистема звездолета сконструирована наилучшим образом.
   - Оптимальность в целом не есть оптимальность в частном. Из высших соображений, например, принято решение: основная расходуемая масса - обыкновенная вода. Более рациональным казалось бы использовать свинец: и плотность повыше, и дополнительная защита от жесткого космического излучения, и еще кой-какие полезные качества, включая устойчивость к возникающим конструкционным автоколебаниям. Допущена явная глупость? Как посмотреть. Свинец нельзя пить, и трансмутация его в другие химические элементы довольна сложна. А вот если рабочее тело - вода, то хотя бы ее на борту всегда будет в избытке. Если мне не изменяет память, сейчас на "Элеонору" загружено чуть более двух миллиардов тонн чистейшей воды.
   - Совершенно правильно - два миллиарда тонн. Не считая запасенной для потребления экипажем и поддержания корабельных систем в рабочем состоянии. А почему именно вода? - нет вопросов. Она позволяет добиться коэффициента полезного действия - кэпэдэ - реактивных движков почти в сто процентов. Девяносто девять и еще три девятки после запятой.
   - Надо же, - с деланным удивлением протянул Сковородников и пропел: - Какая мощь, какая мощь - пять девяток в кармане, и я не прочь...
   Яфет принял игривый тон.
   - Ваш сарказм неуместен! Пока вы блуждали в загробных снах, люди старались изо всех сил и далеко продвинулись по лестнице научно-технического прогресса.
   - Да, славно я поспал. Более двух тысяч лет. Но вам того не желаю.
   - Я бы не советовал принимать на веру любые цифры, не разобравшись в существе, - поспешил сгладить скользкий момент Ник Улин. - Кэпэдэ под единицу какого-то реактивного движка? - ну, это из области фантастики.
   - Но я же своими глазами читал вчера!
   - Упустили из виду прилагаемое разъяснение, что подразумевается под этим кэпэдэ. Реактивные движители основаны на отбрасывании вещества и потому просто не могут иметь высокий коэффициент полезного действия. Вам знакомо выражение "сохранение положения центра масс изолированной механической системы"? В нулевом приближении это означает следующее. Пусть наш Леша будет представлять собой точку отсчета, - Ник Улин подлетел к Яфету и коснулся его плеча. - Прошу для чистоты представления не пользоваться двигателями скафандра. Чтобы набрать скорость за счет реактивной силы, я должен отбросить в противоположную сторону некую массу. В данном случае вас, милейший.
   Оттолкнувшись от холы, Ник Улин чинно поплыл в сторону от "Элеоноры". Яфету не так повезло: толчок заставил его медленно вращаться, но он мужественно терпел неудобство наглядного пособия.
   - Так вот, дорогой Яфет, мы с вами представляли механическую систему. Центр масс ее был и всегда будет находиться рядом с Алексеем, если пренебречь действием внешних сил. Я за счет отталкивания вашей массы приобрел скорость движения во-он к той звездочке. Когда я подлечу к ней, вы - чтобы наш общий центр масс все время оставался на прежнем месте - окажетесь далеко в противоположном направлении. Так и любая ракета: кончик хвоста ее реактивной струи оказывается, как правило, гораздо дальше от точки старта, чем она сама. Если под полезным действием понимать перенос звездолета на определенное расстояние, ваши девятки надо делить по крайней мере пополам.
   - Но что тогда там понимали под кэпэдэ?
   - Возможно, всего лишь рабочий коэффициент для расчета относительного количества тепловой энергии, которую необходимо отводить от дюз при работе двигателей.
   - Ладно, посмотрю.
   - Я получил напоминание о необходимости возвращения на "Элеонору", - сказал Сковородников. - Чтоб не опоздать на общее экспедиционное собрание.
   - Ну и возвращайся, - ответил Яфет, замедляя вращение. - А я ничего не получал.
   Ник Улин заглянул в полетный журнал. О нем тоже никто не побеспокоился. М-да, интересно... Социальный статус каждого члена человеческого общества не виден глазом, но отражается во множестве мелких деталей. В том числе в опеке со стороны окружающих компьютерных систем. О Сковородникове позаботились, а о личном телохранителе самого императора и трибуне Квартара - ни-ни. Что это за глыба такая, что за сверхважная шишка - Алексей Сковородников? Обычный человек, погибший на рубеже двадцать первого века, а сейчас вместе с немногими другими людьми возвращенный к жизни.
   - Понравилось в открытом космосе? Но нам в самом деле пора возвращаться, - сказал он примирительно, обращаясь к холе. - Успеете еще нагуляться, когда будем кружить у Шара.
   - Ладно, поплыли обратно, - буркнул Яфет.
   Включив двигатели скафандров, они помчались к звездолету. Ник Улин успел затормозить у поручней, ограждающей входной люк. Яфет неуклюже ударился головой. Ни вскрика, ни сетований, но несколько раз хола все же дернул головой, как отряхивающаяся от воды собака. Сковородников спланировал неумело, но без неприятных последствий.
   В первом тамбуре, под леденящим светом асептических ламп, они сбросили в утиль-аппараты навешиваемую амуницию - плечевые и поясные каркасы с реактивными двигательными установками - и разошлись по кабинам плазменного душа. Предстояло избавиться от внешней многослойной оболочки скафандров из витаматериалов. Отработанные технологии лепки конструкций из атомарных составляющих и "пропитки" их электромагнитными полями позволяли изготавливать броню, не затрудняющую движений, но надежно защищающую не только от жестких космических излучений, но и от опасных для жизни механических воздействий, даже от ударов микрометеоритов.
   Ухватившись за специальные скобы и широко расставив ноги, Ник Улин с закрытыми глазами терпеливо переждал, пока с него не сползли последние капли тошнотворной пузырящейся массы в приемное отверстие под ногами. Уши заложило от сопровождающего пронзительного звука, и он несколько раз открыл и закрыл рот, восстанавливая слух. Довольно неприятная процедура. Зато гарантирующая полную хаотизацию всех химических структур и, тем самым, исключающая даже гипотетическую возможность заноса внутрь звездолета не то что чужеродной жизни, но даже простейших упорядоченных образований, создающих сугубо теоретическую опасность для корабельных материалов.
   Во втором тамбуре Ник Улин освободился от "бриджей" - нижней части скафандра, оснащенной системой сбора отходов жизнедеятельности астронавта, затем снял жилет, содержащий дыхательную систему. В нем были предусмотрены также карманы для термосов с питательной смесью, но поскольку они подавали заявку на выход в открытый космос на непродолжительное время, эти емкости на сей раз были пусты. После этого настал черед избавления от шлема с встроенным компьютером, гармонизирующим функционирование всех систем скафандра. Управление было комбинированным - посредством команд, снимаемых с глазных мышц, и мысленное. В обиходе ходило "мультиэкран", "дневник", "полетный журнал", но все это были надуманные сущности. Необходимая астронавту информация проецировалась непосредственно на сетчатку глаза.
   Сняв шлем, Ник Улин подсоединил его главный разъем к считывающему устройству, чтобы запись о пребывании их в космосе осела в корабельных архивах. На нем осталась лишь внутренняя оболочка скафандра, плотно облегающая тело, словно вторая кожа. Тоже из витаматериалов, но предназначенная не защищать, а лелеять. Она мгновенно устраняла все неприятные ощущения, в том числе нервный зуд и блуждающие боли неясной этиологии, впитывала потовые выделения. Содрав ее с себя, Ник Улин запихал все в утиль-аппарат. Вслед отправил шлем, когда загорелся зеленый огонек, оповещающий о завершении процесса считывания данных.
   Когда-то простейшие рукотворные изделия - топор, нож, шуба и так далее - служили и сделавшему их, и его детям, внукам, правнукам. Сейчас Ник Улин уничтожил сложнейшие устройства, само появление которых было вызвано его минутной прихотью. Образ жизни на Квартаре подразумевал строжайшую экономию природных ресурсов для обеспечения сносного существования семидесятимиллиардного населения. Дома он бы еще подумал о нерациональности изготовления подобных вещей для разового пользования. Но здесь, на звездолете, его совесть даже не екнула: что поделаешь, таков порядок. Корабельные мастерские наштампуют таких поделок сколько хочешь - зачем скаредничать? Астронавты находятся на острие человечества, и глупо экономить за их счет.
   Совершенно голый, он прошел в медицинскую кабинку. Водный душ, ионный массаж, осмотр каждого миллиметра кожи, просвечивание, взятие анализов, затем обсушка мощными потоками горячего воздуха - и наконец-то открылась комната для одевания. Процедура возвращения на звездолет завершена.
   У лифта его догнал Яфет.
   Кто впервые сталкивался с холой, испытывал острое чувство физической неполноценности. По всем измерениям Яфет был много больше любого человека. Глубоко посаженные глаза победно горят. Толстые ручищи до колен. Кожа какая-то ячеистая, будто змеиная. Под ней непрестанно перекатываются мощные бугры мышц. На голове ни волосинки, даже брови, кажется, из роговицы. Стандартный астрокомбинезон, обтягивающий его, выглядел случайно прилепившейся тряпкой.
   - Может, заглянем в столовую? - предложил он. - Она вот-вот закроется. Часа на три или четыре. Пока не закончится общее собрание, а затем - пока не отцепят буксиры. На всякий случай надо бы подкрепиться. И, кстати, я упустил один вопрос.
   Ник Улин не ощущал голода, но решил составить холе компанию. В столовой взял себе стакан первого попавшего сока. Яфет, притащив на стол горшочек с жарким, с вожделением разглядывал его, ожидая когда тот остынет. Подошел Алексей Сковородников и пропел нечто вроде "спрашиваю Яфку, че он будет пить, а он мне отвечает, мол, голова болит". Хола не мог не ответить какой-нибудь колкостью - и начался разговор ни о чем.
   Только при расставании Яфет, спохватившись, спросил:
   - Когда вы говорили о сохранении положения центра масс изолированной механической системы, произнесли слова "в нулевом приближении". Что вы имели в виду и каково тогда ваше следующее приближение?
   Времени для разговора уже не осталось, и Ник Улин ответил коротко:
   - В нулевом потому, что то пустое пространство, которое мы видим собственными глазами и представляем себе продолжающимся куда-то очень далеко, - обман чувств и заблуждение разума. "Чистое" пространство, в котором справедливы изучаемые в начальной школе законы сохранения импульса, центра масс и прочих механических величин, - это абстракция, не имеющая никакого отношения к реальности. Выдумка, возникшая в незапамятные времена и используемая до сих пор только по причине экономии мыслительной энергии.
   - А что же тогда это такое - пространство? - растерялся хола.
   - То же самое, что и время, - функция гравитирующих масс. И не существует в их отсутствие. Если б было иначе, то люди не смогли бы совершать надпространственные прыжки и поныне жили бы все на Земле.
   Яфет замер в задумчивости. Ник Улин, махнув ему рукой, пошел в свою каюту.
  

2. Старт

   Как он и запрашивал, ему было предоставлено самое маленькое из помещений, предназначавшихся для проживания членов экспедиции, - всего-то шесть на шесть метров. Личный санитарный блок, примыкающий к ней, был больше.
   В полном соответствии с корабельным уставом в каюте не было свободно лежащих, незакрепленных предметов. Никаких острых углов, вся мебель выдвижная. Каждая вещь знала свой закуток. Поддержку такого порядка в личном пространстве многие называли самой мучительной из тягот космических полетов, но для любого квартарца это казалось слабым подражанием их привычной среде обитания.
   Посреди каюты выросло кресло, и Ник Улин уселся в него, мановением руки уничтожив фантомный тропический лес, до того заполняющий все помещение. Тут же зажглись конференц-экраны. На среднем из главных высвечивалась командная рубка, где вокруг ситуационного стола не спеша рассаживалось руководство экспедиции. На правом боковом экране в обычном мультипрограммном режиме мелькала новостная лента, на левом - справочные данные по техническим характеристикам различных корабельных систем. Нижний ряд экранов, снабженных аудиосистемой, допускающей разговор собеседников без выхода в общее информационное пространство, высвечивал ближайших коллег Ника Улина - членов команды-22.
   Лидия Гиреева сидела неестественно прямо и неподвижно - лишь умненькие глазки шустро бегали по экранам. С последней их встречи она коротко постриглась и походила на проказливого мальчишку, готовящего новую каверзу. Щеки ее пылали от волнения.
   Яфету мало было конференц-экранов - он скорчился над маленьким рабочим дисплеем. Учится, видимо, - прорехи в образовании у него действительно огромны.
   Алексей Сковородников по-барски развалился в кресле, лениво помаргивая. Компьютерная программа, режиссирующая трансляцию видеоизображений, была, конечно же, квартарской, но не последней модификации - заостряла внимание на важных деталях, выхватывала необычности, но как-то лениво, без должной прыти. Ник Улин не сразу заметил на мочке уха Сковородникова прилепленную мушку аудиплеера. Вот оно что: их товарищ постоянно слушает какие-то звуковые записи и посчитал возможным не прерывать сие занятие даже на общем собрании экспедиции. Еще один интересный факт, дополняющий пока еще эклектичную мозаику, характеризующую нетривиальность человека, тысячелетия проведшего в небытии.
   Отсутствие в нижнем ряду изображения Вана Мерсье, Ник Улин вначале упустил. Только увидев руководителя их группы на главном экране, понял: их начальника ввели в высший руководящий состав экспедиции. Кстати, какова его официальная фамилия? Родовая - Мерсье, но Ван стал консортом Лусонским, получил герцогский титул, и его прежняя фамилия по местным обычаям вроде бы должна быть заменена... На справочном экране услужливо высветилось: маг Ван Лусонский, шестой заместитель начальника экспедиции, начальник двадцать второй команды особого назначения. А также: ремитский герцог, главный императорский прокурор, временно оставивший эту должность из-за проблем со здоровьем, и так далее.
   - Здравствуйте, товарищи, - Антон Благов, капитан "Элеоноры" и начальник экспедиции, появился в командной рубке и на несколько мгновений заполнил собой весь экран. Внимательно изучил доступные только ему справки, представленные главным компьютером звездолета. - Все в сборе, здоровы и полны сил. Больных нет. Разрешите открыть общее предстартовое собрание экспедиции. Устраивайтесь поудобнее.
   Изображение на главном экране, изменив масштаб, охватило все руководство экспедиции, собравшееся вокруг ситуационного стола. Восемь человек в стандартных комбинезонах, но с золотыми нашивками сидели в первом ряду. За ними в высоких противоперегрузочных креслах расположились их ближайшие помощники.
   - Согласно традиции, я детально обрисую цели предстоящего исследовательского полета, пусть даже для вас это не будет новостью. Как вы знаете, одними из самых загадочных и опасных космических образований считаются так называемые Медузы, создание которых приписывается Перворожденным - разумной расе, предположительно значительно старше человечества. Медузы представляют собой гигантские - протяженностью в тысячи астрономических единиц - куполообразные образования из квазибелковых молекул, проявляющих слабую электромагнитную активность. Длительное время полагали, что локализация этих объектов ограничивается окрестностями Сумеречных Созвездий. Однако сенсационное открытие уважаемого Анатолия Страута, научного руководителя нашей экспедиции и моего второго заместителя - Благов жестом представил аудитории сжавшегося в комочек человечка, сидевшего справа, - перевернуло прежние взгляды на пространственное распространение следов деятельности Перворожденных. Примерно десять лет назад...
   На справочном экране Ника Улина высветилась уточняющая запись: такого-то числа, то есть девять лет два месяца назад... Квартарские программы обеспечивали сопровождение в реальном масштабе времени практически любой человеческой речи справочной информацией. К сожалению, большинство людей в Содружестве не умело правильно этим пользоваться, и Антон Благов относился к их числу. Пытаясь быть точным, он зачитывал отдельные фрагменты справок, видимые всем. Спохватываясь - разрывал логику доклада, вынуждая компьютер давать и чисто образные разъяснения. Бездушное программное обеспечение мастерски справлялось с трудностями. Касательно восторженного описания Антоном Благовым открытия Страута компьютерный комментарий, как показалось Нику Улину, содержал даже легкую иронию.
   Давным-давно все наблюдения за звездным небом осуществляются в автоматическом режиме. Компьютеры ежедневно выдают "на гора" массу данных, требующих особого внимания и человеческой оценки. Все астрономические обсерватории завалены материалами наблюдений. Кто что интересное вытащит из накопленного - тому и честь соответствующего открытия. Анатолию Страуту случайно выпал джокер. Ученый мир сильно удивлялся, почему за несколько столетий никто не обратил внимания на Медузу, пребывающую на расстоянии всего-то тридцати световых лет от давно колонизированных планет, в зоне космоса, считающейся полностью изученной.
   - Первоначальные расчеты показали, что Медуза Страута движется строго в направлении звездной системы Ремиты. Именно это обстоятельство определило цель первого полета строящегося в то время звездолета: считается, что создания Перворожденных опасны для населенных планет. Однако систематические наблюдения позволили снять опасения. Медуза в самом деле приближается к нам, но ее спролонгированная траектория проходит все же на значительном расстоянии, каковое по мнению научного сообщества Галактического Содружества признано безопасным для Ремиты.
   Справочные экраны затопил шквал информации. Антон Благов, также просматривающий мелькающие графики и диаграммы, неумело дополнил компьютерную справку в общем-то ненужными, второстепенными деталями.
   - В этих условиях администрация Ремиты сочла возможным удовлетворить просьбу Илвина Ли, командующего Пятой эскадрой Межзвездного Флота, и временно передать "Элеонору" в его распоряжение. Примерно год назад - на справочном экране появилось: тринадцать месяцев двадцать суток - звездолет был возвращен. При перегоне "Элеоноры" с Ценодва временный экипаж, чтобы извлечь хоть какую-нибудь пользу от порожнего рейса, решил проложить трассу от Медузы Страута к Ремите.
   Астронавигационные данные компьютер дополнил справкой о комплектации "Элеоноры" при перелете с Центральной-2. Во флоте Илвина Ли ее использовали как передвижной госпиталь, базу для релаксации астронавтов. Поэтому она была предельно облегчена, все исследовательское оборудование снято. Никакого вооружения. После передачи корабля ремитскому экипажу в трюмы была заложена сотня-другая тонн наноэлектронных изделий, до изготовления которых на Ремите руки не доходили, и все.
   - При выходе из надпространства в окрестностях Медузы было проведено зондирование по Эве-Си - на экранах высветилось разъяснение, что подразумевается под этой тонкой и трудоемкой процедурой исследования пространства, - в результате которой был обнаружен планетоидный шатун с остатками атмосферы из благородных газов. Размеры его сравнимы с земными - радиус почти шесть тысяч километров, сила тяжести на поверхности около трех четвертых единицы. Впоследствии он был назван Шаром.
   Антон Благов подождал, пока на экранах не пройдет бурный поток пояснений, и медленно продолжил, давая компьютеру время на прогон обильного справочного материала:
   - Результаты физико-химических и радиоизотопных анализов приповерхностного слоя показали, что возраст Шара сравним с возрастом видимой нам части Метагалактики и составляет более десяти миллиардов лет.
   В этой части Галактики не должны попадаться тела, возраст которых был бы выше семи-восьми миллиардов лет. Существование Шара противоречило современной космогонии. И, как не раз бывало в истории, этот факт старательно замалчивался ученой общественностью. Семь раз проверь - один раз отрежь? Чтобы не оказаться смешным в глазах коллег, помолчать до выяснения всех обстоятельств? Если им удастся найти ответ на эту загадку, экспедицию уже можно будет считать успешной.
   - Точнее определить временные параметры, - продолжал капитан, - не представляется возможным из-за отсутствия отработанной методики: человечество еще не встречалось со столь древними объектами. В то же время прямые измерения температуры пород Шара и, соответственно, расчетные потери тепла за счет инфракрасного излучения в космос не позволяли свести энергетический баланс. За столь долгое существование никакое обычное планетоидное тело не может не остыть до абсолютного нуля. Исходя из данного несоответствия был сделан вывод об искусственном происхождении Шара и наличия внутри него чрезвычайно долгоживущих источников энергии.
   Необходимую паузу капитан заполнил, со вкусом выпив стакан воды.
   - Подчиняясь приказу диспетчерской службы Флота, дальнейшие исследования осуществлялись с предельной осторожностью и только дистанционно. Не было никакого просвечивания Шара. Внутренняя структура определялась по его собственному излучению и измерениям магнитных полей. Было определено, что Шар представляет собой как бы слепок отдельных, четко выделяемых эллипсоидов вращения, поверхность которых обладает фактически единичным показателем отражения во всем электромагнитном спектре. Размеры этих "ядрышек" - около полутора тысяч километров. Скрепление их осуществляется породами высокой гомогенности, состоящими в основном из силикатов. Словно какой великан скатал горсть гальки в глине и забросил в космос...
   Антон Благов помолчал, оценивая, согласился ли компьютер с его сравнением.
   - Данный факт признан как второе неопровержимое доказательство искусственного происхождения Шара...
   А Лидочка-то неотрывно смотрит только на Вана Лусонского, дошло вдруг до Ника Улина. Ни до кого и ни до чего другого ей нет дела.
   - На двадцатые сутки барражирования около Шара стало понятно, что последующее наблюдение за ним малопродуктивно. Изделие Перворожденных словно впало в спячку, не проявляло никакой активности. Поведение Медузы Страута - аналогично. В сложившейся ситуации, учитывая исключительную сложность изучения чужих артефактов и налаживания контактов с носителями иного разума, в соответствии с рекомендациями верховного командования Межзвездного Флота и Галактической академии наук экипаж принял решение прекратить дальнейшее исследование Шара.
   Яфет откинулся в кресле, предчувствуя завершение затянувшегося капитанского экскурса в прошлое.
   - В свете отмеченных обстоятельств, нашей экспедиции поставлены следующие главные задачи. Первая - всестороннее исследование космического объекта с условным названием "Шар", отталкиваясь от гипотезы о его искусственном происхождении. Вторая задача - изучение Медузы Страута, то есть максимально полное описание ее пространственной и молекулярной структур, физико-химического состава, электромагнитной активности и так далее и тому подобное. Нам дана санкция Галактического Содружества осуществлять при решении этих задач любые действия исходя из конкретно складывающихся обстоятельств. Поскольку не исключается возможность прямого выхода на представителей иного разума, научный потенциал нашей экспедиции усилен специальной группой Академии наук Содружества под руководством...
   Ба, внутренне взвился Ник Улин, а ведь третий справа от капитана - его давний знакомый по Четвертой, Илвиновской экспедиции к Сумеречным Созвездиям! Имя всплыло в памяти чуть раньше, чем его назвал Антон Благов: Макуайр. Да, действительно один из самых известных ксенологов Содружества. Что-то сильно похудел он за последние годы.
   - Я обязан задать обычные в нашем положении вопросы, - голос Антона Благова окреп. - Все ли из вас добровольно, без какого бы то ни было принуждения согласились принять участие в экспедиции? Все ли готовы подтвердить свои обязательства, ранее данные письменно, соблюдать устав Межзвездного Флота и безоговорочно выполнять приказы командования, не противоречащие единым законам Галактического Содружества, даже если выполнение этих приказов сопряжено с риском для собственной жизни? Все ли обязуются безоговорочно нести тяготы и лишения, обусловленные пребыванием в космических аппаратах, в течение всего срока работы экспедиции и, если возникнут непреодолимые обстоятельства или руководством будет принято соответствующее решение, остаться в космосе, на "Элеоноре" или вне ее и далее на неопределенный срок? Есть ли у кого обоснованные предложения по исключению из экспедиционного состава того или иного человека? Прошу незамедлительно ответить на поставленные вопросы. Жду.
   Ник Улин послушно выдал "да, да, да, нет".
   - Завидное единодушие, - прокомментировал Антон Благов сводные результаты опроса. - Итак, с этой минуты я в полном объеме принимаю на себя руководство экспедиции. Представляю своих заместителей...
   Собственно говоря, когда начальником экспедиции был капитан звездолета, назначение своих заместителей считалось его личным делом. Но по флотской традиции, что за тысячелетия космической деятельности человечества стала беспрекословным руководством к действию, первым заместителем всегда назначался старший помощник, старпом, организовывающий и направляющий работу всех внутренних служб звездолета за исключением навигаторской. Место второго заместителя отдавалось ответственному за выполнение научной программы полета, третье - первому навигатору. Далее традиция допускала варианты - последующими заместителями могли быть главный энергетик или выбранный пассажирами староста, начальники медицинской службы или десантного подразделения или еще кто.
   В целом решение Антона Благова по отбору своих заместителей представлялось Нику Улину разумным. Разве что Ван Лусонский, начальник второстепенного маленького подразделения с неясными функциональными обязанностями, выглядел белой вороной. Примерно такой же инородной фигурой казался Рональд Грей, начальник службы психологической безопасности, назначенный в заместители капитана в обход главврача. Удивительно бесцветное существо. К тому ж, как и Макуайр, не являющийся императорским подданным. А ведь ремитцы крайне не любят подчиняться "залетным варягам". Чем вызвано данное обстоятельство?
   Ларчик, по мнению Ника Улина, открывался просто - стоило только ознакомиться с биографическими данными Рональда Грея. Он, оказывается, член коллегии Комитета Защиты Человечества. После позора с историей Шамона козачи ой как боятся вызвать малейшее недовольство императора Олмира в свой адрес и напрочь отказались от всех мероприятий в отношении его подданных. Однако требование присутствия на каждом звездолете функционера КЗЧ никто не отменял. Проблему решили самым простым образом: прислали якобы в знак уважения видную публичную фигуру. Ремитцы ответили встречной любезностью: ввели Рональда Грея в руководящий состав экспедиции, по сути легализовав надзор над экспедицией со стороны КЗЧ. Политика - дело тонкое.
   А Ван Лусонский стал замом, вероятно, только благодаря своему статусу мага и герцогскому титулу. Больше не за что его выделять из прочих руководителей групп и команд.
   - Общее собрание предлагаю считать закрытым, - меж тем объявил Антон Благов. - Прошу подготовиться к старту. Ввести десятиминутную...
   Судя по реакции старпома, капитан сделал что-то не так. Промах был исправлен молниеносно:
   - Руководителям служб доложить о техническом состоянии систем корабля и о готовности к старту.
   Все данные высвечивались перед капитаном на специальном экране, но традиция есть традиция: положено выслушать личные доклады подчиненных - будь добр слушать.
   Пока шла обычная предстартовая процедура, Ник Улин перекинулся парой фраз с Лидой, притушил возникшую было новую пикировку между Яфетом и Сковородниковым, ответил Вану Лусонскому, вздумавшему поприветствовать своих непосредственных подчиненных, и поудобнее устроился в кресле - первые минуты, когда звездолет отводили от причала мощные буксирные катера, иногда возникали неприятные толчки и перегрузки. Очередная команда Антона Благова застала его за восстановлением в каюте фантома густого тропического леса.
   - Отдать швартовы! - разнеслись по "Элеоноре слова капитана.
   Ну кто сейчас знает, что такое "швартовы", и почему их надо кому-то отдавать!
   Много слов и оборотов речи потеряли свое былое значение, подумал Ник Улин. Из глубин памяти выполз еще один пример: задорный боевой клич "сарынь на кичку". Кто сейчас сможет объяснить смысл этих слов?
   Очередная команда Благова прозвучала в унисон мыслям квартарского трибуна.
   Команда состояла всего из одного слова. Того, что произносится каждый раз, когда человеческий космический корабль отправляется в полет.
   Того, что было произнесено первым человеком, вырвавшимся в космос:
   - Поехали!
  

3. Разгон

   Светлая безмятежность съежилась в микроскопический овал, из которого хлынула чернота, и Алексей Сковородников понял, что проснулся.
   Он уже давно не вскакивал в горестном отчаянии. Но, как и прежде, вынужден был несколько мгновений приходить в себя, вспоминая, кто он, где он и что он должен делать.
   Его кровать - можно ли это ложе, низкое и всюду мягкое называть кроватью? - затерялась посреди безграничной пустыни. Воздух по-утреннему свеж, но чуть-чуть пахнет пережженной сковородкой. Вблизи проглядывает нормальный пол, смутно напоминающий паркет. Но где-то в полуметре уже накатывается тоненький слой мельчайшего песка. А далее вырастают целые барханы с рифлеными от ветра боками, нескончаемыми колоннами устремляясь к горизонту. Редкими неуверенными пятнами чахнут засохшие до коричневости деревца. Низкое небо, освещаемое всходившим солнцем, нависает многотонной темно-синей громадой. Как он здесь очутился?
   Невольное желание броситься выяснять, как он в одиночестве, но на вполне цивильном лежаке оказался в пустыне, легко ушло, ибо в подсознании сидело, что ничего страшного - надо только вспомнить, к чему все это.
   И он вспомнил: вчера он экспериментировал с бытовой техникой, да так и уснул.
   Закрыл глаза, мысленно приказывая фантому раствориться. Открыл. Каюта приняла прежние формы. Абсолютно голая комната размерами десять на десять метров. От иллюзии песка не сохранилось даже запаха.
   По привычке горестно кряхтя, сел. Должна была заныть спина, напоминая о разбитых межпозвонковых дисках, а в тазобедренном суставе - последствия былого ранения - поджидала удобного момента острая боль. Ничего не болело. Даже шрамов не осталось. Устранили теперешние эскулапы ранее приобретенные им памятные метки. Движения легки и свободны. Тело переполняет задорная энергия, несвойственная ему в прежней жизни. Вроде бы и он здесь сейчас, а вроде бы и не он. Вроде бы живой... да не совсем.
   Встал, подошел к стене-экрану, послушно высветившей обзорную картинку. Его каюта была глубоко внутри звездолета, да и вообще, как он смог лично убедиться, у "Элеоноры" не было ни одного иллюминатора, но телевизионное изображение давало полную иллюзию, что за тончайшей прозрачной перегородкой разверзлась пропасть. Угрожающе горели немигающие звезды. Внизу, у самого пола хищно метались сполохи от факелов непрестанно работающих реактивных двигателей.
   Яфет как-то заговорил с Ником Улиным, что коли луч прожектора в космическом вакууме не виден сбоку - нет молекул воздуха, рассеивающих свет, - то и реактивные струи двигателей звездолета не должны были видны. Тем более что выбрасываемая дюзами плазма такой температуры, что излучает разве что далеко за оптическим диапазоном. Телевизионные датчики, мол, подсовывают им неверную картинку. Ник Улин степенно отвечал, что да, в первом приближении луч прожектора в глубоком вакууме сбоку не виден... если пренебречь квантовыми эффектами. Кроме того, полный вакуум - это абстракция, нет такового в природе. А реактивные струи всегда будут видны хотя бы из-за спонтанно образовывающейся турбулентности. Взаимодействие различных по плотности плазменных сред характеризуется широким энергетическим распределением, что и порождает попутное хаотичное свечение... Грустно ему было слушать ту тарабарщину.
   Зажглись информационные экраны. Малый, вспомогательный, высвечивал лишь оценки состояния физического и психического здоровья членов команды-22 - все бодрствовали и пребывали в отличном настроении. От их начальника, Вана Лусонского было сообщение: на сегодня назначен званый обед, приглашен старший помощник капитана; всем к такому-то часу быть в банкетном зале номер три, дресскод - смотри приложение.
   На главных информационных экранах шла обычная подборка общекорабельных новостей: текущие галактические координаты "Элеоноры", характеристики окружающего космического пространства, огромный массив постоянно контролируемых технических параметров, в отдельных окошечках, раскрывающихся от одного только взгляда на них, показывалось, чем заняты звездолетчики сейчас, каковы дневные планы их работ, и так далее. При желании можно было понаблюдать за любым членом экипажа - от юнги до самого капитана - при исполнении им служебных обязанностей. Можно было лично поучаствовать в любом производственном совещании, дать свои предложения, покритиковать. Он никак не мог привыкнуть к такой открытости.
   В свое время ему объяснили, что в Галактическом Содружестве одну из главных причин возникновения в прошлом общественных волнений устранили самым принципиальным образом: обязали все земные общины следовать единому закону, налагающему запрет на искажение или засекречивание любой информации. Каждый имел право знать все и обо всем. Однако жизненные реалии оказались несовместимыми с подобной открытостью. В сфере социально значимых профессий развились свои языки, понятные только посвященным. Он много раз присутствовал на различных медицинских консилиумах, где обсуждалось состояние его здоровья, но почти ничего не понимал из того, что говорили врачи. Изменились и этические правила поведения: считалось крайне неприличным ставить в неудобное положение собеседника и задавать прямые вопросы, на которые тот не желал отвечать. Кроме того, заматерело зарождающееся на заре компьютерной эры искусство закапывания файлов в информационном мусоре.
   В прошлой жизни он видел тогдашние, весьма несовершенные компьютеры только издали. Здесь без общения с интеллектуальными машинами нельзя было и часа прожить. После воскрешения он упорно овладевал новыми для себя навыками. Однако, несмотря на все старания, путешествия в виртуальной реальности давались ему с большим трудом. Предприняв несколько безуспешных попыток докопаться, что на самом деле думают о нем теперешние и какие планы в отношении него строят, он убедился: все, что ему действительно не положено знать, сам он никогда и не узнает, сколько б времени он ни потратил на сидение за компьютерным пультом. Вот тебе и доступность информации!
   Принять личное участие в работе экипажа? Возможность чисто теоретическая. А на практике - чем он, при его уровне знаний, может быть полезным? Сейчас, например, полным ходом идет подготовка к выключению реактивных двигателей и переходу в илин-парковый режим набора скорости. Что он может по этому поводу сказать, совершенно не представляя, как не-ракета вообще может ускоряться в безвоздушном пространстве?
   Раньше ему удавалось испытывать чувство быть нужным другим людям. Но все привычное утонуло в веках, осталось разве что... Мгновенное воспоминание включило миниатюрный аудиплеер, прилепленный к уху. Раздалось смутно знакомое "утро красит нежным светом стены древнего...". Вчера перед сном он поставил подборку песен, созданных за несколько десятилетий до своего первого рождения. Хорошие песни. Добрые. Задорные. Теребящие душу. А вот те, что были написаны в год его смерти, почему-то не вызывают никаких ассоциаций - ни приятных, ни неприятных. Словно бы та, прежняя жизнь заранее, еще перед физической смертью бесповоротно отторгла его.
   Но он чужой и в этом мире "далекого далеко". Поначалу, когда приходилось приспосабливаться к новым условиям существования, его томило неясное чувство какой-то огромной потери. Потом добавилось ощущение полнейшей никчемности. Все, чего бы он ни пожелал, почти немедленно исполнялось. Будто бы попал он после смерти в рай, но болтается в нем никому не нужным телом. Ему нечего здесь делать. Нет у него ни цели, ни планов на будущее. Ни знаний, ни профессии, ни какой бы то ни было полезной работы. "Учись", - говорили ему. Но учеба - это же не само дело, это подготовка. К чему?
   Вон, с явной неприязнью подумал он, летят космолетчики за тридевять земель к какому-то Шару. Только несколько раз возникали мгновения, когда действительно чувствовалось: да, летим, изменяем скорость, пол уходит из-под ног или, наоборот, тело наливается тяжестью. Все остальное время как на обычной земле. Ходишь по бесконечным палубам как внутри большого закрытого здания. И это у них называется тяготы и лишения!?
   Мысль о звездолете породила новую цепочку неприятных переживаний. Дернуло его сказать "хочу поучаствовать в космической экспедиции". Сказал - и забыл. Потом ему предложили: готовится полет на небольшое расстояние к очень интересному объекту, созданному на заре возникновения нашей Метагалактики, хотите лететь? С большими колебаниями - ну какой из него астронавт-исследователь! - он согласился. Мучаемый сомнениями, несколько раз хотел отказаться. А потом случайно наткнулся в компьютерной сети на переписку по поводу включения его в состав экспедиции Благова к Шару - уйма ходатайств, возражений и подтверждений, экспертных заключений солидных организаций... Ну как после этого взять свои слова обратно? И что они в нем нашли?
   Завели как-то Яфет с Ником Улиным разговор, что можно бы и быстрее набирать скорость. Уж больно монотонно проходят дни за днем. Утомительно, видите ли.
   - Я полагаю, что Благов старается исключить малейший риск, и в этом он прав, - сказал Ник Улин. - Не надо торопиться, когда можно не торопиться. Ускорение в две единицы - самый безопасный режим разгона.
   - Но ведь нам очень долго придется набирать ту скорость, что была объявлена! Около ста тысяч километров в секунду, как я помню, - зачем так разгоняться? - не унимался хола.
   - Этой скорости требует проверенная в предыдущем полете точка выхода из надпространства около Шара. Нас же никто не гонит. Тысячи и миллионы лет Шар существовал сам по себе. С тем же успехом он подождет нас, как бы мы ни задерживались.
   - Ускорение в две единицы - это сколько? - машинально спросил он.
   Яфет внимательно и, как показалось, немного удивленно посмотрел на товарища.
   - Это два "же" - удвоенное ускорение свободного падения на Земле, - решил все же ответить, поняв, что Алексей Сковородников его не разыгрывает. - Около двадцати метров в секунду за секунду. С такой малой перегрузкой нам ускоряться целых два месяца!
   - Но я не ощущаю вообще никаких перегрузок. Все как обычно, словно и не летим никуда.
   Маленькие колючие глазки холы раскрылись шире. Наконец-то он встретил кого-то, кто знает меньше его.
   - Работает гравитационная аппаратура. Она съедает одно "же". Из двух отнять один, получается просто "же" - та сила тяжести, к которой ты привык.
   - Но, может, эта аппаратура не может сильнее работать, и мы набираем скорость так, чтобы не чувствовать дискомфорт? В детстве, помнится, я читал, что первые земные космонавты испытывали большие перегрузки - такие, что обычному человеку не пережить.
   - Ну ты сказал! Да ее мощность позволяет постоянно держать искусственную силу тяжести в двадцать единиц! А пиковая - все сорок. Даже до пятидесяти!
   - Так почему бы нам не двигаться пошустрее?
   - Да-к и я о том же!
   Ник Улин решил вмешаться:
   - Девяностопятипроцентный резерв мощности установок искусственной гравитации считается достаточной гарантией безопасности. Дело в том, что космическое пространство - это не пустота. Особенно вблизи галактической эклиптики. Довольно часто попадаются газовые облака. Чрезвычайно редко, но тоже бывает - одинокие макроскопические тела. Столкновения с ними очень опасны: не столько повреждениями внешней обшивки звездолета, сколько резкими гашениями скорости, влекущими перегрузки, как правило, не совместимые с жизнью человека.
   - Но мы же выжигаем все пространство впереди! Я только вчера изучал, как "Элеонора" ионизирует вещество прямо по курсу лазерным излучением, а затем раздвигает образовавшуюся плазму магнитными полями.
   - Все равно возникают приличные колебания импульса движения. Они компенсируются в жилой зоне изменениями искусственной силы тяжести. В итоге мы вообще не чувствуем противодействия среды. Но считайте, что нам просто повезло. Мне приходилось летать в условиях, когда от встрясок и дрожания не знал, куда деться...
   - Немножко все ж можно было бы и потерпеть, - не унимался Яфет. - Зато быстрее б прилетели.
   - Успокаивай себя мыслью, что тормозить у Шара мы будем гораздо сильнее.
   Алексей Сковородников промолчал, сообразив, что при торможении встречная реактивная струя будет попутно расчищать пространство перед звездолетом.
   Свободный поток мыслей прервал зуммер вызова. Стоило только подумать, кто это - так прямо в воздухе перед ним возник фантом: голова Яфета, обрамленная лавровым венком.
   - Милый Лешик, - произнесла голова, заговорщицки подмигивая, - ты не забыл, что нам пора в спортзал?
   - Да я как-то и не помнил, - честно признался Сковородников.
   - Выходи. Жду тебя у лифта.
   Обязательные ежедневные физические упражнения, как сказал Ник Улин, - традиция, заложенная первыми космическими полетами. Тогда из-за слабой энерговооруженности космолетов астронавты много времени находились в состоянии невесомости и могли поддерживать здоровье только интенсивными физическими нагрузками.
   Послушно протянув положенное время, Алексей Сковородников вышел из тренажерной кабинки. Постоял некоторое время, наблюдая за тем, как издевался над собой Яфет. Хола привязал к ногам многопудовые гири и с этим утяжелением подтягивался на перекладине. Лицо его, насколько можно было читать по нему, лучилось счастьем. Насчитав более ста подтягиваний и сбившись после этого со счета, Алексей, махнув товарищу рукой, отправился в свою каюту заниматься утренним туалетом.
   Примерно через полчаса Ник Улин, Яфет и Алексей Сковородников встретились в столовой - подошло время завтрака. Лиды по обыкновению не было.
   Обеденный зал мог вместить, наверное, всех людей, летящих на "Элеоноре" и еще раза три по столько же. Меж тем, каждой команде и службе предписывалось принимать пищу в строго назначенный час. Почему? Задумавшись, Алексей Сковородников поймал редко посещающее его после пробуждения от многовекового сна ощущение гармонии, вместе с которым пришла догадка: руководство экспедиции старается не допустить, чтобы элеонорцы собирались вместе в одном помещении. Чтобы в каждый момент времени экипаж более-менее равномерно распределялся по жилым и служебным помещениям.
   Яфет, расправившись с горой салата, удовлетворенно крякнул и придвинул к себе поднос с омлетом, нашпигованным ветчиной. Ник Улин обреченно возился со своей микроскопической порцией овсянки с цукатами.
   - Завидую я тем, кто каждое дело делает от души, - сказал Алексей Сковородников, пододвигая ближе пшенную кашу. - Физзарядка - так физзарядка. Обед - так чтоб за ушами трещало. Счастливый ты, Яфка.
   - Я? Да, грех мне жаловаться. Но ты все же не совсем прав. Здесь для меня не созданы достойные условия для физических занятий.
   - Не понял, - удивился Сковородников. - Мне казалось, что ты просто излучаешь удовольствие, болтаясь на перекладине.
   - Лешик, запомни раз и навсегда: мы, холы, в физическом отношении сильно отличаемся от людей. У нас иной метаболизм, по-иному работают нервные центры, ответственные за получение и оценку телесных ощущений. Нам необходимы ежедневные и очень сильные в твоем понимании физические нагрузки, чтобы чувствовать себя здоровым. Для нас наивысшее удовольствие - испытывать сверхпредельное напряжение физических сил. Поверь, от подтягиваний с утяжелением у меня нет никакого удовольствия...
   - Ну еще бы, - вставил Алексей Сковородников.
   - ... а вот от их количества - бывает. Иногда. К слову, мне повезло, что хоть пища здесь хорошая - шлаки из организма легко вымываются. Мне здесь хватает всего одного посещения спорткомплекса, чтобы чувствовать себя нормально.
   - Ты хочешь сказать, что в других условиях ты днюешь и ночуешь в спортзале?
   - Не то, чтоб ночую, но в течение дня частенько приходится поддерживать тонус специальными упражнениями. Для нас, холов, это так же естественно, как дышать.
   Алексей Сковородников недоверчиво посмотрел на холу.
   - Что тебе надо, чтобы получать глубокое удовлетворение от занятий физкультурой?
   - Обычно я тренируюсь со спарринг-партнером. На Ремиту захватил с собой троих своих безымянных. Один из них - очень даже достойный противник на ринге. Но два других, к сожалению, оказались годными только для легкой разминки. Пользы от них немного. Заставляю их копаться в Информатории. Вместо переносного калькулятора использую. Да даю исправлять грамматические ошибки - я редкая бездарность в письменном деле.
   - Хм - "захватил". Ты говоришь о них, как о простых вещах. Они что, твои рабы?
   - Любите вы, люди, бросаться разными словами, как плевками. Рабы - не рабы, но мои подопечные. Их жизненная функция - выполнять мои указания, оберегать, всячески заботиться обо мне.
   - Не понял. Они тоже холы. Такие же, как ты.
   - Такие, да не такие. Они не имеют права на получение имени.
   - Почему?
   - Они неразумны!
   - Ну как же! Ты же сам говорил: нужную тебе информацию подыскивают. Считать умеют. Грамотно писать.
   - Ох, Лешик, не в этом счастье. Любой компьютер даст сто очков форы человеку при проведении логических и арифметических операций. То же - при распознавании образов и классификации. И мои подопечные в этом деле, возможно, опередят меня. Ну и что? Все равно они подобны механизму. Не могут додумываться до нового, непривычного. Не могут воспринимать метафоры и иносказания... ну, почти не могут. Придумывать - точно им не под силу. Ты не мог бы общаться с ними так, как со мной - тебя начал бы раздражать их чересчур правильный язык, когда каждое слово употребляется только в своем главном значении. Они войдут в ступор, если, например, наткнутся без контекста на словосочетание "туп, как валенок" - валенок же и должен быть с тупым носком, а думать его никто ведь не заставляет. В общем, не доросли они до получения собственного имени, и все тут!
   - По моим наблюдениям... из прошлой жизни... люди в основной своей массе так и живут: денежки считать может - значит, умный человек. Умеет жить. А книжки читать да красиво говорить вовсе не обязательно. Отработал свое, принял на грудь, добрел до дома, поел, уставился в телевизор - вот и хорошо. Так и бегут день за днем, как в степи поезда.
   - Ну, не знаю, как там было у вас раньше. Может, и сейчас нечасто люди в полную силу применяют свой разум. Но понимают символизм слов и образов? Понимают важность решения той или иной практической задачи? Способны додумываться до чего-то принципиально нового? Значит, они разумны.
   - А ежели кто не хочет додумываться до чего-то новенького?
   - Значит, предпочитает вести растительный, как ты говоришь, образ жизни. Это его право. Но запомни раз и навсегда: разум есть способность производить принципиально невычислитель... тьфу ты... невычислибельные умозаключения.
   - Что-то неправильно у тебя, - не сдавался Алексей Сковородников. - Сравни существование любого животного и образ жизни человека, обращающегося со всевозможной бытовой техникой, слушающего музыку, разговаривающего с кем-либо по телефону, смотрящего последние поступления из интересующего его новостного пакета... Знающего, наконец, великое множество всего того, о чем даже не догадывается самое умное животное. Неужели этой разницы мало для отделения разумного от неразумного?
   Яфет в затруднении уставился на Ника Улина.
   - Возможно, сотворение и постоянное усложнение искусственной среды обитания и является достаточным признаком разумности, - пришел на помощь холе квартарец. - Однако надо четко разделять количественные показатели от качественных. Нельзя сбрасывать со счетов голое подражание. Не всегда можно понять, по какой причине поступает человек в той или иной ситуации - по своему ли разумению, или потому, что ранее подсмотрел чье-то поведение и скопировал. Человек кажется умным потому, что живет в обществе, создавшем цивилизацию и культуру. Но так повсюду в мире живого: всевозможные полезные навыки точно таким же образом, как человеческий социум, "держат" в себе отдельные сообщества животных. В конце концов, чтобы кошка ловила мышей, ее мать должна показать ей, как это делается.
   - Значит, я могу подтвердить свою разумность только если придумаю что-то эдакое? - спросил Сковородников.
   - Ну... - Яфет смутился - я бы сказал немного по-другому: если твои рассуждения окажутся непредсказуемыми, принципиально неформализуемыми. Пусть даже в какой-то мелочи, в самой-самой что ни на есть "чуть-чуть". Это та форма мышления, обладание которой качественным образом отделяет любого разумного от компьютера. Позволяет заниматься искусствами. Познавать окружающий мир.
   Алексей Сковородников вопросительно посмотрел на Ника Улина. Тот ответил:
   - Яфет говорит правильно. По содержанию. Но по форме - просто чудовищно.
   - То есть?
   - То есть в современной науке существование различных уровней мышления - общепризнанный факт. Но употребляются для описания сего феномена совсем другие слова. Поскольку эта научная область относится практически к моей профессиональной сфере, я не буду распространяться на эту тему, чтобы не запутать вас.
   Яфет, казалось, еще больше расправил свои необъятные плечи.
   - Вы, люди, любите наводить тень на плетень, - сказал он. - Сейчас говорите одно, а раньше - другое. В старину утверждали, что творить, угадывать тайный смысл слов человеку помогает Святой Дух. Другие же заявляли, что человек отличается от неразумных созданий тем, что имеет душу. И в то же время говорили, что душой обладают многие животные - кошки, лошади, собаки. То есть существа явно неразумные, хотя и довольно смышленые. Я так и не смог разобраться, как уживались вместе эти противоречащие друг другу взгляды. Было такое?
   - Все было, дорогой Яфет. Путь познания тернист. Даже если взял правильный курс, все равно приходится залезать во все ямы и закутки, что встречаются по дороге.
   - А некоторые ваши ученые в древности полагали, что человеческий мозг не генератор, а всего лишь приемник новых мыслей от некоего Единого Вселенского Информационного Поля.
   - Да-да, - лукаво сказал Алексей Сковородников, вспоминая свои чувства после воскрешения, - надо только хорошую антенну воткнуть куда следует. Кстати, сегодня наш начальник устраивает званый обед. Приглашен старший помощник капитана. А я совсем не представляю, что это такое - званый обед, и как проходят такие мероприятия.
   - Давненько не бывал я на званых обедах, - протянул Ник Улин, отодвигая от себя пустую тарелку.
   - Я волнуюсь, - сказал Сковородников.
   - Не надо волноваться - сейчас я все расскажу, - уверенно сказал Яфет, подыгрывая Сковородникову. - Званых обедов я переобедал целую кучу и еще маленькую тележку. Первым делом надо позаботиться о наряде: вы должны одеться так, чтобы бояться любой соринки, которая теоретически могла бы попасть на вас. А также чтобы испытывать огромные неудобства, какую бы позу вы ни приняли за столом. В информационном приложении к приглашению, кстати, приведены образцы такой одежды.
   - Не нравится мне это дело, - отозвался Сковородников.
   - Нравится - не нравится - кого это интересует? Если мы непосредственно подчинены ремитскому герцогу, нам придется вести интенсивную светскую жизнь. Думаете, ему очень хочется мучиться несколько часов за столом? Как бы еще бал не пришлось ему организовывать, да на целую ночь. Вот тогда-то мы и попляшем!
   - Надо будет - и споем, и спляшем, - заверил Сковородников. Затем добавил любимое прежде выражение, всплывшее в памяти только сейчас: - А кому сейчас легко?
   Яфет воспрял и зашевелил губами, беззвучно повторяя очередной сковородниковский словесный шедевр, чтобы лучше запомнить.
   - Ну, до светских балов вряд ли дело дойдет, - сказал Ник Улин.
   - Будем надеяться.
   - Должен предупредить, что за званым обедом большое значение придается способу потребления еды, - сказал Яфет. - Так что подучите требования этикета. Не мешало бы и потренироваться немного, как правильно держать вилку и нож, как накладывать себе на тарелку пищу. Заодно - вспомните правила ведения светской беседы. Это очень важно.
   - Вспомнить можно только то, что знал, - сказал Алексей Сковородников. - Ладно, где наша не пропадала. То, что не знал, можно додумать. Разберемся.
   После завтрака он по обыкновению засел за учебу. Распорядком дня астронавтам отводилось много часов на самоподготовку, а во время надпространственного прыжка - так вообще рекомендовалось круглосуточно совершенствоваться в выбранной области.
   Он подозревал, что те, кто вернул его к жизни, не только устранили прежние его телесные недостатки, но и усовершенствовали. Он стал лучше контролировать себя, мог совершать одновременно несколько дел. Внутри, в голове произошли серьезные изменения: буквально каждое слово или воспоминание - он чуть ли не физически ощущал это - порождали длиннющую вереницу образов, вначале ясных и сложных, а далее постепенно размывающихся капризными призраками. Значительно улучшилась память - он без труда запоминал огромное количество информации.
   Погруженный в занятия, он пропустил час, когда постепенно начали отключать реактивные двигатели, пока их тяга не стала нулевой, и "Элеонора" помчалась, набирая скорость без выброса массы.
   Из гипнотического транса его вывел Яфет, напомнивший о намеченном светском мероприятии.
  

4. Прыжок

   - Сегодня я обнаружил интересный тренажер, - как-то за завтраком поведал Яфет. - Он позволяет проводить настоящие схватки по боевым искусствам, выравнивая силу и скорость реакции поединщикам. Леша, ты не желаешь стать моим спарринг-партнером?
   - Нет конечно же. Отмахал свое я в детстве, еще до армии. - Видя недоумение на лицах собеседников, Алексей Сковородников пояснил: - В мое время молодых мужчин на два года превращали в солдат. Это называлось пройти срочную службу в армии. Так вот, до того, как стать солдатом, я дрался довольно много. Это была одна из наших главных забав. А еще было великое множество сезонных развлечений. Я, признаюсь честно, с детства был испорченный ребенок, на маму и на папу не похож, и потому всюду принимал самое деятельное участие. Зимой мы купались в проруби, весной - лазали на гладко струганный столб да мутузились мешками с сеном, летом качались на "тарзанке", круглогодично - катались, зацепившись, на автобусах и трамваях...
   - Своеобразные спортивные состязания.
   - Ну, к спорту все эти дела мы не относили, хотя и существовали тогда определенные правила. Более важным считалось опровергнуть наиболее ожидаемый результат. Скажем, всяких дзюдоистов и каратистов мы били тогда с особым удовольствием.
   - А после этой твоей армии?
   - А после все стало совершенно по-иному. Изменилась жизнь. Причем самым коренным образом. Понаехали к нам чужаки. Каждый всегда имел при себе либо нож, либо пистолет, и ради интереса драться с ними не было никакой возможности. В общем, началась одна сплошная проза.
   - Значит, с тех пор ты ни с кем не дрался?
   - Ну почему - не дрался? Остановила меня как-то темная компания - я тогда машины перегонял из-за заграницы - выскочил я с монтировкой, но получил удар по затылку, и больше ничего не помню. Очнулся - гипс. Точнее - медицинская палата на Яшаре.
   Повисла тишина.
   - Извините, - сказал Яфет, - я не знал, что мои вопросы доставят вам такие неприятные воспоминания. Больше не буду вам досаждать.
   - Дыши ровнее, Яфка.
   Хола уткнулся в тарелку. Сначала потихоньку, потом все увереннее и увереннее стал поглощать пищу. Но глаза не решался поднять, боясь встретиться со взглядом Сковородникова.
   Ник Улин почти зримо ощущал возникшую преграду между ними и человеком, воскрешенным из далекого прошлого.
   Разрядил обстановку очередной вопрос Алексея Сковородникова:
   - Слышь, Яфка, вроде бы завтра наша "Эля" войдет в надпространство. Что это такое? Расскажи, пожалуйста. Я понял, что должен буду крепко поработать над собой. Но что я при этом буду чувствовать?
   - Ты что, в первый раз летишь?
   - Да. Впервые.
   - Как же ты оказался на Ремите?
   - Как-как, да никак! С Яшара меня по этому самому... нуль-туннелю меритскому переправили на эту, как ее... Элефантиду, оттуда - прямиком в ремитский космопорт, а потом уже на саму планету. Вроде бы и был в космосе, а вроде бы и не был. Скафандр вот впервые надел, когда прогуливался около звездолета вместе с вами. До этого, можно сказать, что и звезд не видел.
   - Понятненько, - ввернул хола сковородниковское словцо.
   - Что ж тебе понятненького-то, а?
   - Темный, однако, ты человек.
   - Да я разве отрицаю? - примирительно сказал Сковородников. - Темный, как египетская ночь. Но не скрываю, в отличие от некоторых, свою темноту.
   - Какая ночь?
   - Египетская.
   - Какая!?
   - Да такая. Почем я знаю, какая! Никогда я в Египте не был. Говорят так. Точнее, в мое время говорили. А как сейчас гутарят - не знаю.
   - Понятненько, - повторил Яфет. - Ты знаком с квантовой физикой?
   Сковородников смутился.
   - Раньше - разве что только слышал краем уха об этой фрукте. Не помню уж, что именно. А здесь... В предложенной мне литературе попалось несколько популярных статей. Но не в коня корм. Читал, но мало что в голове осталось. Какие-то высшие измерения, квантовое детектирование... в общем, с моей точки зрения сплошной бред. Все эти мудрствования не для трудового народа.
   - Ладно, слушай сюда и запоминай, что говорит тебе хола, про которого ты по недомыслию намекаешь, что он темный. Ежели обойтись двумя словами, то под надпространством понимается либо пространство каких-то следующих - не привычных нам трех - измерений, либо особое состояние, в котором вообще нет пространства в нашем понимании. Какую точку зрения принять, зависит от соответствующей научной школы. В первом случае считается, что сверхбыстрое перемещение звездолета обусловлено тем, что в высших пространственных измерениях скорости много выше, чем в обычных условиях. А во втором случае полагают, что звездолет посылает вперед свой квантовомеханический образ, а потом, материализуясь, вновь преобразовывает его в самого себя. Понял?
   - Не издевайся над устамшим человеком, пожалуйста. Говоришь, посылает самого себя? Как барон Мюнхгаузен вытаскивал самого себя за волосы из болота? Ну-ну.
   - Мюхазен? Нет такого баронства на Ремите. Ты не ошибся?
   - Нет, не ошибся. Я имел в виду мифическую личность моего прошлого, выделяющуюся неудержимой фантазией.
   Ник Улин доел свою кашу и, попивая травяной чай, то ли невозмутимо слушал разговор напарников, то ли витал мыслями невесть где.
   - Ну что ты не понимаешь?
   - Не понимаю, как может быть то, что ты говоришь. Не понимаю, как в пустоте - а космический вакуум это есть пустота, не так ли? - можно перемещаться нереактивным способом. Не понимаю, как на самом деле устроено надпространство, и почему это зависит от какой-то человеческой научной школы.
   Хола явно был в затруднении. Ник Улин пришел ему на помощь.
   - Как "на самом деле" устроен мир - не известно. То ли высшие пространственные измерения, то ли некая особость - какая разница, если сие невозможно непосредственно прочувствовать? Пишутся начальные соотношения, а потом начинаются математические преобразования и продолжаются до тех пор, пока не выводятся конечные формулы, проверяемые экспериментально. У двух научных теорий могут быть логически противоречивые друг другу исходные положения, а рекомендации и выводы одинаковыми.
   - Не представляю, для чего это нужно и как такое безобразие можно терпеть.
   - Еще и не то стерпишь, ежели иначе нельзя объяснить наблюдаемые факты. Вот простейший пример: аксиоматики геометрий Евклида и Лобачевского несовместны. В одной параллельные линии не пересекаются, во второй - пересекаются. Ну и что? Обе геометрии полезны. Одна хорошо работает на плоскости, другая - на внутренней поверхности сферы, например. При решении конкретной задачи допустимо привлекать математический аппарат как первой, так и второй теории.
   - Это, поди, исключение...
   - Отнюдь. Давно подмечено: чем важнее закон, тем больше независимых изложений он имеет. Теорема Пифагора, например, имеет с десяток различных доказательств. Второй закон термодинамики - неисчислимое множество формулировок.
   Алексей Сковородников в растерянности уткнулся в тарелку. Сказанное Ником Улиным не укладывалось у него в голове.
   - Ну, и что молчим? - не унимался хола.
   - Я задавал тебе простой вопрос: что я буду чувствовать, когда наша "Элеонора" будет находиться в надпространстве? А ты мне о теориях, об измерениях. Неужели трудно ответить просто и внятно? По-человечески.
   - Успокойся, ничего с тобой не произойдет, если не будешь плохо думать. Все цвета как бы выгорят, станут блеклыми. Словно смотришь через белесое стекло. А материальные предметы размоются, расплывутся.
   - Это как - размоются?
   - Ну, тебе будет казаться, что потеряли четкую границу. Особенно те, что вдалеке от тебя. Это потому, что в надпространстве увеличивается масштаб чисто квантовых эффектов. Обобщенная постоянная Планка становится больше на несколько порядков.
   - И что мне до этой планки?
   - Планк - это не предмет. Это фамилия.
   - Хорошо, учту. Что дальше?
   - Окружающие тебя предметы смогут проникать друг в друга. Потому как будет размыта грань между маленькими частичками, невидимыми невооруженным взглядом, и большими, которые мы видим. В микромире ж совсем другие законы. Там каждая частица - волна, обладающая довольно большими размерами, и, одновременно, что-то вроде малюсенького камушка, о котором говорят: корпускула.
   - Ну и что дальше?
   - Боюсь, я тебя еще больше огорчу. Каждая микрочастица не только волна и корпускула, но также может одновременно находиться в нескольких состояниях. Проявляется это в том, например, что если на ее пути окажется два отверстия, то она будет пролетать как бы сразу через оба. Понимаешь? Но это еще не все! Все микрочастицы взаимодействуют между собой, и видов этих взаимодействий - тьма! Спиновое, зарядное, странное, глюонное, очарованное, хромо... если при появлении квантовой механики множили количество элементарных частиц, то потом увеличивали перечень квантоводинамических взаимодействий. Скорости передачи всех их во много раз выше скорости света в вакууме - максимальной скорости движения материальных тел. Это и понятно: обычные в нашем понимании материальные тела могут существовать только тогда, когда установлена матрица квантовых потенциалов.
   Поскольку Сковородников молчал, хола, откинувшись на стуле, повысил голос:
   - Не понимаю твоей реакции. Я же говорю известные вещи. Обоснованные теоретически и проверенные экспериментально. С ними давно все свыклись.
   - Может, кто и свыкся. Но только не я - удобной оказии не было.
   - Так привыкай. Я читал, что когда только-только начали изучать микромир, было модным разрабатывать так называемую единую теорию поля, объединяющую все известные тогда виды фундаментальных сил. При этом полагалось, что квантоводинамические взаимодействия устанавливаются мгновенно, а все микрочастицы находятся в "спутанных" состояниях - на любом расстоянии, сколько бы времени ни прошло с момента их начального взаимодействия, они все равно "чувствуют" друг друга. Этот эффект назвали квантовой когерентностью. И только во времена Илина смогли измерить некоторые скорости ее распространения.
   Ник Улин поморщился и встал, собираясь выйти.
   - Я что-то не так говорю? В чем я не прав? - забеспокоился хола.
   - Ты неточен. Но я не буду мешать тебе учительствовать.
   - Я пересказываю азы. То, что положено знать любому холе, будет у него имя или нет.
   - Устарели ваши азы. С момента их появления прошла, вероятно, не одна сотня лет. Коренным образом изменились представления о физической картине мира - как говорится, сменилась научная парадигма. И не один, кстати, раз. Изменился даже сам язык изложения законов квантовой динамики.
   - Хорошо, я освежу свои знания, - важно пробурчал хола.
   - И правильно сделаешь. Изучайте физику, дорогой Яфет. В старые добрые времена шутили, что человек, знающий квантовую механику, отличается от человека, не знающего ее, сильнее, чем последний отличается от обезьяны.
   - Знаем мы таких шутников яйцеголовых, - возмутился Сковородников. - Навидались в своей жизни ботаников, у которых руки не из того места растут.
   - Пойду я, - сказал Ник Улин.- Вы бы тоже здесь не засиживались. Займитесь самоподготовкой. Сегодня наш герцог опять будет давать обед. Приглашен Макуайр. Тот, кого злые языки величают заместителем в квадрате - и капитана, и научного руководителя экспедиции. В настоящее время уточняется план исследований Шара, и Ван стремится заручиться поддержкой Макуайра в том, чтобы за нашей командой был закреплен важный участок работ. Есть резон в его действиях, не так ли? Так что подумайте, как подыграть герцогу. Ну, пока!
   Алексей Сковородников уже не испытывал внутренних переживаний при упоминании запланированных светских мероприятий Вана Лусонского. Более-менее научился не топить в частностях генеральную линию беседы за столом. Генеральную - это ту, которую Ван Лусонский наметил для достижения какой-то своей цели. Под ней могло прятаться и тривиальное желание познакомиться ближе, и привлечение приглашенного на свою сторону при подготовке какого-либо решения, и разузнавание важной информации, которую трудно было выловить в общем потоке внутрикорабельных новостей - всего, что может понадобиться знать и уметь герцогу, не перечислишь.
   Тем не менее, в первые минуты начавшейся за трапезой беседы Сковородников почувствовал себя не в своей тарелке. Что-то шло не так, не по правилам.
   Неестественным было поведение Макуайра. Ведущий ксенолог Галактического Содружества и заместитель научного руководителя экспедиции неприкрыто стелился перед Ваном Лусонским, ел его восторженным взглядом и подобострастно подхихикивал, поддакивая на любую фразу своего кумира. Казалось, прикажи ему Ван съесть вилку - он тут же с радостью начнет грызть ее.
   Ремитский герцог умело вел застольную беседу в намеченном направлении. Мол, его двадцать вторая команда - сплошь уникумы, способные справиться с любой проблемой, которая более никому не по зубам. Навигаторы сумели оценить высочайший профессионализм жемчужины их маленького коллектива - Лидочки. О нечеловеческой глубине мышления Ника Улина, квартарского трибуна, Макуайр уже имел счастье удостовериться лично. Яфет и Алексей также обладают исключительными способностями. Однако до сих пор за командой-22 не закреплена ответственность за выполнение какого-либо пункта исследовательской программы экспедиции.
   Макуайр оправдывался, как нашкодившая малолетка. Да-да, как всегда Их Высочество абсолютно правы. Разбрасываться талантами - последнее дело. Будь его воля - людям герцога было бы поручено выполнение ключевых работ экспедиции. Но решения о назначении конкретных исполнителей работ принимаются коллегиально, заместитель научного руководителя экспедиции - всего лишь заместитель, не начальник...
   Когда обсуждение возможной роли команды-22 в работах экспедиции зашло в тупик, Ник Улин сказал:
   - В первом, разведывательном обследовании Шара было обнаружено, что он слеплен из неких зерен. Я полагаю, что нашей экспедиции придется проникнуть по крайней мере в одно из этих образований. Может, застолбить это проникновение за нами?
   - В плане уже расписано, кто отвечает за организацию исследовательских работ по первым двум эллипсоидам... - потеряно сказал Макуайр.
   - Прекрасно, - прервал его Ван Лусонский, - значит, за нами - третий по списку.
   Макуайр поперхнулся, но промолчал. Тем самым, понял Алексей Сковородников, заместитель научного руководителя экспедиции взял на себя обязательство всеми силами отстаивать предложение герцога.
   - А кто формирует список? - спросил Ник Улин.
   - Конкретный выбор объектов будет сделан по результатам зондирования Шара.
   - Значит, наш объект выберет... - герцог сделал паузу - Лидочка.
   - Ой, я не смогу. Это такая ответственность. Вдруг я выберу плохой? Пусть это сделает Алеша, хорошо?
   - Хорошо, - величественно согласился Ван Лусонский и потерял интерес к дальнейшему разговору.
   По окончанию мероприятия Алексей Сковородников, уподобляясь холе, не удержался от вопроса Нику Улину:
   - Мне показалось, что Макуайр вел себя, мягко говоря, не совсем естественно. Как вы думаете, почему?
   Ник Улин пренебрежительно махнул рукой:
   - Макуайр - магик. Что тут скажешь! Я всегда поражался, как это люди с подобными отягощениями вообще способны заниматься наукой. А в случае с Макуайром, надо признать, - довольно успешно заниматься.
   - Что это значит - магик?
   - Так называют фанатиков религиозного течения, обожествляющих магов. Всех магов - и меритских, и ремитских. А наш начальник прошел полный курс обучения магическому искусству и имеет звание мага. Правда, как я слышал, сейчас он временно утратил паранормальные способности из-за болезни.
   - Довольно жалкое зрелище Макуйар представляет со стороны.
   - Все фанатики жалки.
   - Почему? - встрял Яфет.
   - У любого человека мышление рваное...
   - Как это - рваное? - удивился Яфет.
   - Я имею в виду, что у каждого из людей, каким бы гением мысли он ни был, всегда найдутся червоточинки в психике - какие-либо суждения, принимаемые им за истинные, но противоречащие друг другу. Чтобы мы не сходили с ума, оперируя взаимоисключающими умозаключениями, матушка-природа наградила нас большим набором средств, предохраняющих нашу психику от перегрева. Почитайте, если желаете, что в психологии понимается под алиенацией, репрессией, супрессией и прочими процессами подавления нежелательной психической деятельности. Благодаря этим качествам в психике человека образуются некие области, не подвергающиеся сознательному осмыслению. А ежели добавляются еще и религиозные догмы, запретные для критического анализа, эти области разрастаются до неприличия. В результате мышление вообще становится фрагментарным. С фанатиками просто невозможно найти общий язык. Для них не существуют ни здравый смысл, ни логика. По сути, они теряют разум.
   - Понятненько, - протянул хола.
   Алексей Сковородников промолчал. Не до того ему было - он готовился с максимальной отдачей использовать время пребывания "Элеоноры" в надпространстве. Ник Улин потратил много усилий, растолковывая ему, что пребывание в надпространстве - лучшее время для самосовершенствования, приобретения полезных навыков и талантов. Мозговые структуры, мол, легко перестраиваются. Надо лишь не лениться делать соответствующие целевые упражнения, которые детально отработаны и собраны в одной инструкции, являющейся настольной книгой для каждого астронавта...
   Ник Улин советовал заняться упражнениями для углубления ассоциативности мышления. Яфет рекомендовал подумать о повышении скорости реакции. Алексей Сковородников слушал товарищей, согласно кивал, но думал о своем. Он давно принял единственно верное, как ему казалось, решение.
   И настало мгновение, когда зазвучал сигнал о включении н-генераторов звездолета.
   Смотровая панель в его каюте озарилась сиреневой вспышкой - примерно такой же, какие приходилось видеть ему в кабинке нуль-транспортировки. В следующий миг звезды пропали, "Элеонору" окружила чернота.
   У Алексея Сковородникова не было слов, чтобы описать свои ощущения. Казалось, что все, что окружало его, превратилось в мираж и в любую минуту могло растаять как хрупкий фантом. Он слышал какие-то неясные гулкие звуки, кружилась голова... Стряхнув наваждение, он приступил к работе над собой.
   Желал он одного: вспомнить, как и где он существовал, если существовал, что чувствовал, если чувствовал, что и как думал, если думал, когда был мертв.
  

5. Торможение

   Словно гигантский мыльный пузырь лопнул, разлетаясь тающими лоскутами, и "Элеонора" ворвалась в обычное пространство. Во всех отсеках гигантского корабля пропели сигналы, призывающие экипаж свершить массу неотложных дел.
   Первое, но не самое важное - ориентировка в пространстве. Навигаторы сообщили: надпространственный прыжок совершен успешно. Звездолет находится на расстоянии в пятьдесят астрономических единиц от финальной точки маршрута и имеет относительную скорость в двадцать одну тысячу километров в секунду. Не тормозя, "Элеонора" могла достичь Шара менее чем за пять суток.
   Язык за два тысячелетия изменился коренным образом, и Алексею Сковородникову чуть ли не с азов пришлось учиться говорить. А вот в части использования основных единиц измерения царил махровый консерватизм. По-прежнему в ходу были те же килограммы, метры и минуты, что и в его детстве. И временные интервалы, называемые сутками, также содержали двадцать четыре часа, несмотря на то, что не нашлось бы, пожалуй, ни одной колонизированной планеты, период вращения которой точно совпадал бы с земным. Межзвездные расстояния, как он успел выучить, измеряли в световых годах, иногда - в парсеках, а межпланетные - в астрономических единицах, равных ста восьмидесяти миллионов километров. Приблизительно таким было расстояние от Земли до Солнца.
   Бурным потоком полились доклады службы старшего помощника: выход из строя отдельных агрегатов обеспечения жизнедеятельности, образование вредных веществ в жилых отсеках, отказ электроники, замыкания энергокабелей, сбои точной настройки приборов, и прочее и прочее. Изобретательности природы в придумывании хитроумных поломок не было предела. Алексей Сковородников с удивлением обнаружил, что забытый им на выдвижном столе лист бумаги неестественным образом превратился в часть поверхности, оставшейся по-прежнему гладкой и блестящей. Бумага каким-то непонятным образом пропиталась полимерами, из которых состояла рабочая поверхность стола, стала прочной и водоотталкивающей. Бывает же...
   На его вопрос, почему до сих пор не зарегистрировано ни одного случая, когда какой-нибудь астронавт оказывался сросшимся, скажем, с любимым креслом, Ник Улин разразился длинным малопонятным объяснением. Алексей уловил лишь, что чем интенсивнее использовался какой-нибудь предмет при нахождении звездолета в надпространстве, тем с меньшей вероятностью он изменится, оказавшись в обычном мире - не зря же микроэлектронику всегда перевозят во включенном состоянии. За все время космической деятельности человечества не было зафиксировано ни одного случая фатальной поломки функционирующих компьютерных систем. Тем более - ни одного случая смерти живого существа при возвращении в привычное пространство. Наблюдались, правда, различные психические отклонения, но это уже из области "каждый сам кузнец своего счастья": значит, переусердствовал в оттачивании имеющихся или приобретении новых способностей.
   Поскольку серьезных отказов технических систем не обнаружили, первые четыре часа после выхода из надпространства по традиции были посвящены установлению связи с диспетчерской службой космопорта Ремиты. По завершению доклада капитана каждый астронавт получил возможность послать весточку родным и знакомым. Записанные сообщения кодировались и сжимались - получасовое видеописьмо превращалось в импульс, длившийся не более секунды. Алексею Сковородникову некого было оповещать, что он жив и здоров, чего и своему визави желает, поэтому он просто наблюдал за поднявшейся суматохой. К его удивлению, больше половины всего времени, отведенного для связи, съел Ник Улин, отвечая на бесчисленные вопросы своих подопечных квартарцев.
   На устранение неполадок и проверку экспедиционного снаряжения ушло двое суток. Заняты были все. Нашлось дело и Сковородникову. По его мнению, технология порученных ему работ соответствовала его квалификации: присоединить тестер к хитрому разъему, дождаться, пока на тестовом экране не пробегут характерные синусоиды, еще подождать, пока не высветится надпись "аппаратура работает нормально" - и все. Вначале он радовался, что оказался полезным. Однако вскоре его посетила мысль, что эти действия можно было возложить на обыкновенного робота. Неужели его занимают видимостью работы, как младенца погремушкой? Сразу ухудшилось самочувствие и навалилась привычная хандра. Перелистывая литературу времен своей первой жизни, он нашел для нее красивое название: депрессия. Когда-то это было модной болезнью.
   Мучаемый сомнениями, он кое-как завершил свой урок и нашел Ника Улина. Квартарский трибун сидел в лаборатории системного программирования, рассеяно сверяя данные с двух десятков экранов, перегруженных формулами и графиками. Чуть в стороне, на специальном экранчике бойко рассказывал о сложной и многогранной жизни "Элеоноры" научный раздел экспедиционного журнала.
   Узнав, что и сколько компьютеры записывают в свои протоколы о событиях, происходящих на звездолете, Сковородников испытал нечто вроде шока. Он не мог придумать причины, почему накапливается такое море информации. Причем по неукоснительно соблюдаемым правилам Галактического Содружества, после каждого космического полета все архивные записи экспедиции передавались специальным институтам на предмет внимательнейшего изучения... Не бери в голову, прокомментировал Яфет. Чрезмерное накопление информации - обычное явление. Мало ли что пишут. Читать стоит разве что раздел экспедиционного журнала, посвященный научным разработкам. Да и то выборочно: мол, томящиеся в ожидании славы молодые и ретивые умники рвутся в межзвездные экспедиции, чтобы обратить внимание на какую-нибудь экстравагантную теорию, - поощряется, чтобы каждый член экспедиции фиксировал как можно больше своих мыслей и рассуждений. И известны примеры, когда гонимым гениям удавалось таким вот образом достучаться до высокоученой общественности.
   Сначала Алексей Сковородников с любопытством раскрывал научный раздел журнала. Но запал его скоро погас, ибо ни осилить сколько-нибудь значимую часть, ни толком понять что-либо он был не в состоянии.
   - Ну, как дела? - спросил он Ника Улина.
   - Пока не знаю, что сказать, - ответил квартарец. - Вот сойдутся у меня два числа, тогда будет ясно, что все в порядке. А не сойдутся - буду дальше думать, в чем дело.
   - А мой биологический эксперимент закончился.
   - Какой эксперимент?
   - Биологический, - с максимальной серьезностью пояснил Сковородников. - Проверяли тута, выдержу ли я двое суток монотонных манипуляций. В прошлой жизни, помнится, все было много проще: объявлял старшина, что копаем отсюда и до обеда - вот мы и копали. А после обеда и положенного после него отдыха закапывали.
   - Что закапывали?
   - Яму.
   - Зачем?
   - Тогда, как я понимаю, большие общественные руководители тоже были не лыком шиты. Лаптем щи не хлебали, сопли не жевали. Тоже проводили важные биологические эксперименты. Исследовали, могут ли солдаты просто копать. Или просто закапывать. И как долго они могут заниматься бессмысленным делом.
   - Понятно. Объясни толком, что ты делал, - и, выслушав Сковородникова, сказал: - Не, времена изменились. Ты проверял те приборы, каждый из которых затем тестировал с десяток других. Так что был смысл в твоих деяниях.
   - Но так много...
   - Да, имущества у нас в избытке... - Ник Улин помолчал, победно хмыкнул и переключил экраны. - У меня, к счастью, тоже все завершилось удачно. Все, я свободен. Можно понаблюдать за отправкой "ягуара".
   - Это что еще за хищник?
   - Одна из замечательных инженерных конструкций человечества. Летательный аппарат. По габаритам - обычный планетолет, но обладающий фантастической мощностью и способный двигаться в надпространстве. Правда, в пределах маяковой ког-зоны, то есть в радиусе примерно двух световых лет от "Элеоноры".
   - Понятно, - покривил душой Алексей Сковородников. Несмотря на чуть ли ежедневные "уроки" Яфета, он чурался премудростей квантового мира. Понятие ког-сферы вводилось в последних главах учебника по квантовой динамике.
   Экипаж "Дракоши", одного из трех экспедиционных "ягуаров", состоял всего из четырех человек: капитан-пилота, штурмана, бортинженера и астронавт-исследователя. Им предстоял многосуточный полет, трудный даже с точки зрения Сковородникова. С действительными тяготами и лишениями. С быстрыми и довольно болезненными надпространственными переходами, с жестким распорядком вахт и недолгих часов отдыха - только на сон. С сильными перегрузками: габариты и масса "ягуара" не допускали установки комфортабельных антигравитационных систем.
   Процедура отправки субэкспедиции также была прописана многовековой традицией. Экипаж "ягуара", построившись в ряд, замер по стойке "смирно". Капитан-пилот, изображая строевой шаг, отдал рапорт подошедшему начальству во главе с Антоном Благовым. Получив разрешение, сделал шаг назад и влево, вполоборота повернулся и скомандовал "вольно". Ничего сверхъестественного, но подчеркнуто торжественно. Сковородникову показалось: и печально, словно прощаясь.
   - Какое-то неприятное предчувствие... - не выдержал он напора чувств.
   - Что такое? - живо откликнулся Ник Улин.
   - Да как будто навсегда прощаются.
   Квартарец смотрел на Сковородникова с неподдельным интересом. Поняв, что продолжать тот не намерен, сказал:
   - При первой встрече с Медузами - экспедицией Илвина Ли, в Сумеречных Созвездиях - их не удалось как следует изучить. На то нашлось много причин, главная из которых - невозможность сверхсветового режима полета из-за тамошней структуры гравитационных полей. А приблизиться к ним на обычной тяге не получилось вследствие скоропостижного свертывания работ экспедиции. По сути - бегства. Но здесь-то нам вроде бы ничего не грозит. Пока... не грозит. И запас времени у нас большой... наверное. Что, по вашему мнению, нам может помешать?
   Алексей Сковородников понял, что от него ждут серьезного ответа.
   - Не знаю, - смущенно пробормотал он. - У меня просто ощущение, что произойдет что-то нехорошее...
   После упражнений, проделанных во время надпространственного прыжка, он обрел внутреннее равновесие, казалось безвозвратно потерянное им после пробуждения от смертного сна. Много что спонтанно возникало у него в мыслях как вполне разумеющееся, не требующее доказательств, но источник этой уверенности был неведом. И не находилось слов объяснить квартарцу свои переживания.
   Смерив его долгим внимательным взглядом, Ник Улин сказал:
   - Что ж, доживем - увидим. У меня, кстати, никаких предчувствий нет, и только разумом я понимаю, что вся наша экспедиция от начала до конца - одна большая афера.
   Навсегда ли прощалась субэкспедиция, не навсегда ли, но маленькому летательному аппарату предстояло преодолеть расстояния, измеряемые миллиардами километров. В той, первой жизни Сковородникова подобное относили к разряду неумеренной фантазии. Здесь же было привычно, заурядно.
   Руководство почтило отправляющихся рукопожатиями и объятиями. Напоследок Благов сказал несколько ободряющих слов, и "ягуар" отправился в полет. Когда он покидал стапели, Алексей Сковородников не почувствовал ни малейшего толчка, настолько велика была масса "Элеоноры". Да и гравитационные компенсаторы звездолета работали отлично.
   Сразу после старта "ягуара" был отправлен автоматический зонт с обязывающим названием "Посол", предназначенный для установления первого контакта с Иным Разумом. Он был оснащен быстродействующими системами обработки данных и мощной приемопередаточной аппаратурой. Подобные космические станции, прокомментировал Ник Улин, используются со времен встречи с Инверторами для обеспечения возможности все информационные потоки между звездолетом и потенциально опасным объектом пропускать через посредника.
   Прошла команда "по местам, приготовиться к торможению". Сковородников вернулся в свою каюту, сел в кресло, включил информэкраны и приготовился к наблюдениям.
   Ничего экстраординарного не происходило. От нечего делать занялся чтением. Нечаянно задремал. Дернувшись во сне, сконфуженно проснулся. На вечер - редкое исключение! - Ваном Лусонским не было назначено официального обеда. Поэтому вместе с Яфетом в положенное время сходил на ужин. Еще почитал перед ночным сном. Разделся, лег. Помечтал немного - и словно провалился в сладкое небытие.
   Звездолет сбрасывал скорость гораздо интенсивнее, чем разгонялся до входа в надпространство, но Алексей Сковородников не чувствовал неудобств. Если отвлечься от внутрикорабельного потока информации, можно было представить себе, что сидишь в уютном помещении в каком-нибудь тихом месте на давно освоенной планете. Ни толчков, ни вибрации. Вообще никаких ощущений, связанных с изменением параметров их движения. Тем не менее, всем членам экспедиции, не участвующим в управлении звездолетом, предписывалось больше времени проводить в своих каютах в специальных креслах, снабженных - на непредвиденный случай - дополнительной противоперегрузочной системой. Все массовые мероприятия были отменены. Спортзал закрыт.
   Отправленный в автономный полет "ягуар" сообщал, что все отлично. "Посол" отрапортовал, что вышел на высокую стационарную орбиту вокруг Шара и провел первоначальные замеры излучений.
   Системы звездолета также работали без сбоев. Однако в командной рубке вдруг возникло беспокойство. Алексей Сковородников не сразу понял, в чем причина. А когда узнал - подивился. Обстоятельство по его мнению было совершенно несущественным: падение замеренной мощности И-движков на какие-то ничтожные доли процента. Как вообще удалось обнаружить такую малость?
   "Посол" попросил разрешения провести спектроскопический анализ химического состава поверхности Шара и получил добро. Одновременно он сообщил, что начал сложную процедуру астрофизической и временной привязки к объекту исследований.
   Замедлив относительную скорость приближения к Шару до пятисот километров в секунду, "Элеонора" перешла на торможение реактивными движками. И вновь шквал дебатов: выяснилось, что истечение реактивных струй происходит быстрее обычного, из-за чего эффективная мощность двигателей оказывалась выше - Сковородников не мог удержаться от ухмылки - на три сотых процента от номинала. Была создана особая группа, занимающаяся поиском объяснения обнаруженного явления. Возглавил ее Ник Улин - единственный, кто выдвинул какую-то поясняющую, но совершенно непонятную Сковородникову гипотезу. Для ее подтверждения были подготовлены к полету большие астрофизические зонты. На полчаса, необходимые для уточнения положения звездолета относительно Шара, расчета навигаторских программ зонтов и их отстрела, реактивные двигатели звездолета были выключены. После этого "Элеонора" продолжила торможение.
   Через несколько часов - время для Сковородникова, зачарованного обилием информации о деятельности экипажа, текло незаметно - звездолет приблизился к Шару на триста тысяч километров. Настала пора создания приемного экрана.
  

6. Шар

   От "Элеоноры" отделился рой малых летательных аппаратов, каждый из которых в точно рассчитанный момент времени и в строго указанной пространственной точке обзавелся хвостом субмикронных частиц из проводящих материалов. Постепенно расширяющиеся дисперсные потоки, подсвечиваемые многочисленными прожекторами, слились в одно целое. Два десятка юрких космолетов, вооруженных широкополосными лазерами, деловито, как бывалые надсмотрщики, шныряли по обе стороны от формируемого образования. Перед ними стояла сложная задача: не допустить образования зон турбулентности, способных поглощать или непредсказуемым образом искажать сигнал, приходящий к поверхности облака.
   Наконец, подготовительные работы были завершены. Звездолет степенно отклонился в сторону от созданного экрана и немного увеличил скорость.
   Все элеонорцы приняли участие в обсуждении информации, полученной "Послом". Из-за малой температуры поверхности Шара - чуть выше абсолютного нуля - переданные изображения его были сильно размытыми, и понять, изменился ли загадочный артефакт Перворожденных за время подготовки и полета экспедиции, было нелегко. Все же было решено, что Шар остался таким же, как и год назад. Поэтому "Послу" была дана команда приступить к следующей, основной фазе своей программы - посылке сообщений.
   Технические аспекты установления контакта с неземными цивилизациями были давно отработаны. Структура сигналов, которые начал излучать "Посол", со всей очевидностью свидетельствовала об их искусственном происхождении, а избыточность кодировки, содержащей внутренние ключи дешифровки и обучающие пояснения, позволяла сформировать ответ с минимальными затратами интеллектуального труда.
   Но Шар молчал.
   Спустя двое суток, прошедших в тщетной надежде получить ответ, "Посол" начал постепенно увеличивать мощность сигналов и расширять диапазон излучаемых электромагнитных волн. Появилась возможность использовать отраженное от Шара излучение для его детального фотографирования. Сравнение изображений, переданных "Послом", с первыми фотографиями, полученными в разведывательном полете, когда было определено искусственное происхождение Шара, подтвердило вывод о том, что внешне он не претерпел никаких изменений.
   Следующие пять суток "Элеонора" двигалась на постоянном удалении в сто тысяч километров от Шара за счет периодически включаемых реактивных движков. За это время возросшая мощность сигналов, посылаемых "Послом", оказалась достаточной, чтобы возгонять сконденсировавшиеся на его поверхности газы и порождать феерические свечения ионизированных потоков - своего рода небесные сияния, похожие на возникаемые на Земле в приполярных областях. Пребывая на поверхности Шара, невозможно было не обратить внимания на сигналы - только слепой не увидел бы сполохи в небе, только бесчувственный не ощутил бы образующиеся перепады температур. А обитатели, находящиеся достаточно далеко под поверхностью, должны были уловить проникающую вглубь часть электромагнитной энергии сигналов "Посла", относящейся к жесткому рентгеновскому излучению.
   Яфет, пытаясь лучше понять цели и существо предпринимаемых "Элеонорой" действий, терзал Ника Улина вопросами. Его фантом почти постоянно висел в каюте квартарца, создавая идеальную иллюзию непосредственного общения. Прознав про это, и Алексей Сковородников установил свой фантом рядом с холовским. Так и проходили их дни: с небольшими перерывами на прием пищи и обязательные занятия спортом, они начинали очередной раунд нескончаемой фантом-конференции.
   Таинственный объект Перворожденных молчал. По намеченному плану работ экспедиции пора было переходить к зондированию "Шара", чтобы исследовать его внутреннее строение. Но Благов почему-то медлил.
   В навигаторском блоке "Элеоноры" полным ходом шла обработка тонких измерений параметров квантовых полей в окрестностях Шара, поступающей с астрозондов. Сводные результаты расчетов отражались на отдельном экране, и по мере их накопления наблюдался явный рост уважения к квартарскому трибуну со стороны экипажа, поскольку все полнее подтверждалась выдвинутое им предположение и одна за другой отметались альтернативные. Когда же с максимально возможной точностью был вычислен интервал времени, который "прожил" Шар между первым контактом с ним и теперешним, руководство экспедиции, а вслед чуть ли не каждый элеонорец поздравили квартарца с блестящим подтверждением его гипотезы, и блог его в научном разделе экспедиционного журнала приобрел наивысшую популярность. Яфет потребовал объяснений.
   - Помнишь, при торможении "Элеоноры" мощность двигателей оказалась отличной от номинальной? - пояснил Ник Улин. - Я предположил, что некто производил квантовый заем в огромной - десятки астрономических единиц - зоне пространства вблизи Шара. Измерения остаточной динамики квантовых потенциалов, проделанные нашими астрофизическими зонтами, подтвердили мою догадку. Но ключевым доказательством должно было стать "выпадение" Шара из местного потока времени. "Посол" определил, что сей эффект наблюдается.
   Яфет понимающе закивал. Стараниями холы и из прочитанной литературы, рекомендованной ему, Алексей Сковородников уже знал, что ход времени - локальная характеристика. В различных областях пространства оно течет со своей скоростью, зависящей главным образом от местной напряженности гравитационных полей. Но выпадение, квантовый заем - до сих пор эти слова он и слыхом не слыхивал.
   - Сколько ж К-энергии вобрал в себя Шар? - спросил хола.
   - О, если б знать! Он недоповернулся на восемь минут, то есть почти на одну десятую процента периода своего вращения вокруг собственной оси. Исходя из этого, при его массе поглощенная энергия может быть до трех миллиардов тонн. Расчеты очень приблизительны. Не хватает данных об объемном распределении вещества в этой галактической зоне.
   - Что же мешает их получить?
   - Время, дорогой Яфет. Пока только время. Наши астрозонды сейчас именно этим и занимаются. Где-то через пару недель они удалятся на требуемые дистанции и тогда проведут замеры.
   - Понятненько, - величаво произнес Яфет полюбившееся ему словечко.
   Кое-что понятно было и Алексею Сковородникову: сказывались, видать, уроки холы. Слова Ника Улина насторожили его. То, что большие количества энергии было принято выражать в массовых характеристиках - в тех же граммах или килограммах, он уже привык. Однако названная квартарцем величина поглощенной энергии была, по его мнению, совершенно неправдоподобной.
   - Вы хотите сказать, - обратился он к Нику Улину, - что при нашем приближении Шар запасся энергией, сопоставимой с той, которой располагает наша экспедиция?
   - Скорее всего, так, - согласился квартарец, с интересом взглянув на него.
   Следующим вопросом Алексей Сковородников, видимо, вдребезги разбил свой зарождающийся авторитет знатока:
   - А почему энергию вы называете К-энергией?
   Ответил ему Яфет, пренебрежительно махнув рукой:
   - Это ее термодинамическая характеристика. Самая плохая энергия - теплота: во все другие формы она переходит с максимальными потерями, без толку рассеиваясь в пространстве. А лучистая энергия, например, гораздо ценнее. Самая лучшая - это К-энергия: она легко преобразуется в любую другую почти со стопроцентным кэпэдэ.
   - Важнее иное ее качество, - поправил Ник Улин. - Она легко переходит в потенциальную энергию квантовой когерентности.
   Яфет важно закивал, соглашаясь. Алексей Сковородников по обыкновению промолчал. Придавленный выросшим в последнее время ощущением никчемности и ненужности, он все чаще руководствовался принципом "не буди лихо, пока оно тихо": ни к чему в очередной раз выслушивать длинные пояснения холы и изо всех сил пытаться понять то, что ныне известно даже школьникам. Да и надоело делать вид, что квантовые премудрости начинают ему открываться.
   - Наконец-то начали просвечивание! - воскликнул Яфет, указав на замелькавшие по-новому информационные экраны.
   Анализ отраженных сигналов "Посла" уже позволил определить структуру приповерхностных слоев Шара. Но сейчас мощность задействованных излучателей позволяла просветить Шар насквозь, а приемный экран, площадь которого достигла восьмидесяти миллионов квадратных километров, улавливал чрезвычайно слабые излучения. Вот для чего, оказывается, было затеяно строительство этого грандиозного облака из мельчайших частиц.
   На главном демонстрационном экране завертелось трехмерное изображение Шара, постепенно зеленеющееся от поверхности. Глубже лежащие серые слои поочередно меняли цвет, становились то синими, то оранжевыми, внезапно окрашивались краснотой, но постепенно, иногда с новым отступлением в красноту наливались зеленью. Черными оспинами застыли "ядрышки", как они стали их называть с легкой руки Лиды, - те загадочные эллипсоиды вращения, отражающие все падающие на них сигналы. На общем радостно-зеленом фоне они выглядели чужеродными крапинами.
   Ник Улин, комментируя по просьбе Яфета происходящее, объяснял не столько холе, сколько Сковородникову:
   - Перед вами интегральная картинка. Зеленым цветом помечены области, физико-химический состав которых полностью определен. Серым - зоны с неизвестным составом. Красным - участки корректировки. Те, для которых получаемые и предполагаемые параметры противоречат друг другу.
   - Как же это определяется? - спросил Алексей Сковородников.
   - Вы видите торжество комплексного подхода к решению вроде бы неразрешимой задачи. Массивный объект неизвестной структуры и физико-химического состава - а Шар является именно таковым - облучается пучком различных излучений: нейтральными и заряженными частицами, электромагнитными волнами различной длины, мощными магнитными импульсами, субквантовыми пакетами. Но чем глубже проникает какое-то излучение внутрь, тем хуже взаимодействует с веществом и слабее его отражение. Нейтринные потоки, например, легко пронизывают любое планетоидное тело, но почти ничего не позволяют сказать о его строении. К тому ж все отраженные сигналы несут неполную информацию. Один, от магнитного резонанса, например, дает представление только о ядрах атомов минералов, об их изотопном составе. Другой - о характере химических связей, и так далее. По времени прихода можно выделять сигналы от участков Шара, находящихся на различном расстоянии от интровизоров, что позволяет запустить процедуру послойного томографирования. Но только при комплексной компьютерной обработке всей этой какофонии с внутренней взаимной коррекцией промежуточных данных может быть составлена более-менее полная и точная трехмерная модель Шара.
   - Понятненько, - сказал Яфет и вопросительно посмотрел на Сковородникова. Тот молча кивнул, но не удержался от нового вопроса:
   - А как определяется возраст космических тел?
   - В целом примерно таким же путем. Совмещением множества данных.
   - Решается обратная задача... - встрял Яфет.
   - Можно и так представить себе существо проводимых расчетов, - согласился Ник Улин. - Если под прямой понимать задачу, когда задается химический состав какого-то небесного тела на момент его формирования - столько-то процентов атомов водорода, гелия, кислорода, железа, урана и так далее. Среди них оказывается немного радиоактивных изотопов, которые начинают распадаться. То есть с известными вероятностями ядра их атомов делятся на более легкие, среди которых в свою очередь попадаются как радиоактивные, так и стабильные - говорят, что образуются цепочки радиоактивных распадов. Со временем соотношения долей различных изотопов начинают отличаться от первоначальных. Попутно под воздействием космических излучений образуются новые радиоактивные атомы, которые также формируют свои цепочки распадов. И все же зная начальное состояние небесного тела, определить его изотопный состав на любой момент времени не составляет трудностей. Решение обратной задачи - по конечному состоянию оценить продолжительность существования данного небесного тела - более трудоемко, не столь однозначно, но также возможно. Вот этим мы и вынуждены заниматься.
   - Ничего себе, "более"! - воскликнул Яфет. - Одновременно приходится решать более двухсот рефлексивных систем, каждая из которых состоит из восьмидесяти-ста нелинейных дифференциальных уравнений в частных производных!
   - Для вычислительных мощностей "Элеоноры" это не представляет затруднений.
   - Хорошо, - сказал Алексей Сковородников. - Вы рассказали, как можно определить возраст небесного тела по радиоактивному распаду в минералах. Но как тогда та, первая экспедиция к Шару смогла определить его возраст? Насколько мне известно, никаких проб и просвечиваний тогда не делалось.
   - Есть и другие методы. - Ник Улин пришел на помощь Яфету. - Вместо расчета радиоактивных распадов можно интегрировать уравнения диффузии. Грубо говоря, закон постепенного увеличения энтропии, тенденцию сглаживания различных неоднородностей никто не отменял. Кидая сахар в стакан с чаем, можно не утруждаться перемешиванием - со временем весь напиток станет одинаково сладким. Примерно то же происходит и с твердыми веществами. Надо только дольше ждать. Даже вечные казалось бы кристаллы стареют.
   - А черные шары...
   - Не шары, а эллипсоиды вращения, - уточнил Яфет. - Таково название этой геометрической фигуры - как шар, только вытянутый по одной оси. Здесь все они растянуты примерно на десять процентов. Оболочка их состоит из квантита, а что под ней - не известно.
   - Квантит? Что это за вещество?
   - Квантит - это не вещество, - мгновенно среагировал Яфет.
   - А что это? - изумился Сковородников.
   - Это квантит.
   - Яфка, не нервируй меня.
   - Под квантитом понимается один из видов существования материи - равноправный элемент ряда, включающего также вещество, поле и так далее, - серьезно сказал Ник Улин. - Некоторые, впрочем, считают, что это просто качественно следующая ступень материалов, которые мы называем живыми.
   - Витасплавами, - встрял Яфет.
   - Что, на мой взгляд, не совсем точно, - поправил Ник Улин. - Термин "сплав" я бы относил только к металлическим смесям со слабыми атомно-кристаллическими связями.
   - Ну, взяли, и решили назвать "витасплавами". Что здесь плохого?
   - Неточно. В обыденной жизни без метафор и гипербол не обойтись. И ни к чему запрещать устойчивые словосочетания наподобие "увидел сон", "заболел идеей", "столкнулся с неожиданными трудностями" и им подобные. Всем ясно, что сны, например, переживают, а не разглядывают глазами, как и не болеют идеями. Но язык науки и техники, я считаю, должен быть более точным. Более адекватно описывать явления.
   Яфет неопределенно махнул рукой, то ли соглашаясь, то ли в знак пренебрежения.
   - Кстати, недавно я вычитал, - сказал он, - что в незапамятные времена способы изготовления витаматериалов называли нанотехнологиями. Однако первоначальный термин не прижился. Почему?
   - Слова - слова и есть. Думаю, потому, что "нано" - это что-то очень малюсенькое и плохо ассоциируемое с окружающими нас изделиями. Ныне все они за малым исключением имеют сложную структуру, кирпичики которой - соединения одно- или двухатомных слоев. Этим конструкциям научились придавать массу всевозможных полезных свойств. А создавая внутри них сильные электромагнитные потенциалы, смогли в тысячи раз повысить прочностные характеристики. Есть, например, изделия, предназначенные для работы при температурах в десятки тысяч градусов, а с отводом тепла - выдерживающие воздействия среды, нагретой до миллионов градусов.
   - Хорошо. Но причем здесь квантит? - вернул разговор в прежнее русло Сковородников.
   - Это, как я уже сказал, можно назвать качественно новой ступенью витаматериалов. - ответил Ник Улин. - Пропитывание вещества не электромагнитными, а квантовыми полями. В результате материальные частицы связываются ког-взаимодействием до такой степени, что полностью теряют свою индивидуальность. Исчезает информация, из чего квантит создавался - из каких атомов, каких элементарных частиц. Все они становятся неотличимыми друг от друга. Да и вся квантитная оболочка "ядра" по сути представляет собой единую сущность.
   - Откуда вам это известно? - удивился Алексей Сковородников. - Как вы можете столь определенно утверждать что-то о незнакомом прежде материале, ни одного образца которого не смогли заполучить?
   - Теория, мой друг. Если нельзя нечто подержать в руках, попробовать на зуб, остается одна сухая теория. На острие пера получены химеры и похлеще квантита.
   - В теории... а в жизни?
   - На практике сложнее. Пока еще ни одна из предложенных технологий изготовления квантита не дала результата. Не получается.
   - Так, может, теория неверна?
   - Скорее, неполна. Человек много знает, еще больше предполагает, но в обыденной жизни пользуется жалкими крохами знаний. Скажем, сразу при появлении квантовой механики были предложены правдоподобные физические механизмы образования некоторых "чудес", включая левитацию, телекинез, мгновенную связь на большие расстояния, возможность воздействия на прошлое. Ну и что? С тех пор научились воспроизводить совсем ничего из того, что вроде бы стало понятным.
   - Каков возраст этих ваших эллипсоидов? - спросил Алексей Сковородников. - У всех один и тот же?
   - Не совсем, - ответил Ник Улин. - Косвенно возраст эллипсоидов можно оценить по прилегающим породам.
   - И какой самый старый?
   - Компьютер их всех перенумеровал. Судя по полученным, пока еще неполным данным - седьмой. Он, кстати, уже выбран как первый кандидат на проникновение внутрь. Второй на очереди - под номером четыре. Он среднего возраста. Самый молодой, как я вижу, - с номером два.
   Поддаваясь внутреннему импульсу, Алексей Сковородников сказал:
   - Если обещание Макуайра остается в силе, и нам дадут право организовывать исследования внутри одного "ядрышка", то предлагаю выбрать его. Пусть он будет третьим на очереди.
   Ник Улин пожал плечами.
   - Поскольку критерий выбора произволен, можно вписать в план работ экспедиции вскрытие "ядра", как ты назвал эллипсоид, под номером два. Но, если честно, я не верю, что очередь дойдет до него. Сейчас же начнутся обсуждения чисто технических проблем - как проложить входной туннель, какой принять план исследований внутреннего объема и так далее.
   Как обычно, квартарец оказался прав.
   Вечером, на званом обеде разговор продолжил общекорабельные обсуждения, что может находиться внутри загадочных эллипсоидов. Поймав себя на мысли, что они гадают на кофейной гуще, Сковородников замкнулся в себе, отдавшись очередному приступу депрессии. Он даже не поддержал слабое оживление, внесенное красочными рассказами Лидочки о ее мытарствах при сдаче зачетов по практическим занятиям.
   Приглашен был Рональд Грей, заместитель Благова, начальник службы психологической безопасности экспедиции. В Галактическом Содружестве он был известен как один из высших руководителей Комитета Защиты Человечества. Удивительно блеклая личность, ни одной запоминающейся детали. Тихий голос, вкрадчивые манеры... В общем, встретишь где - пройдешь мимо и никогда не будешь мучиться вопросом, кто это, и знаком ли ты с этим человеком. А комитет его... лучше, в самом деле, держаться от него подальше.
   К сожалению Сковородникова, Рональд Грей сел рядом с ним. Вначале вел себя подчеркнуто правильно: не брал на себя инициативу, сосредоточив внимание на герцоге Лусонскому и шумном Яфете. В меру и к месту посмеявшись вместе со всеми над рассказами Лиды, прокомментировал, наклонившись поближе к Алексею:
   - В Межзвездном Флоте поддерживается стариннейшая традиция. Астронавты, относящиеся к штатному составу, постоянно учатся и сдают всевозможные зачеты и экзамены. Пока они идут по всему реестру специальностей, оставляют за собой возможность вертикальной карьеры, вплоть до командира звездолета, а далее - командующего эскадрой, адмирала и, наконец, Главкома Флота. Но как только начинают специализироваться, максимум, на что могут претендовать в будущем, - стать начальником соответствующей службы, в самом невероятном случае - руководителем тылового главка. Лида, насколько я могу судить, начала свою службу блестяще. Не удивлюсь, если по окончании полета она будет повышена в звании не на одну, а на две или даже три ступени.
   Алексей Сковородников лишь кивнул головой, что со стороны, возможно, выглядело не совсем вежливо.
   - Вас что-то беспокоит? - участливо спросил Рональд Грей.
   - Не обращайте внимания. Опять меня хандра одолела... письссимизьм называется.
   - Странно. Вроде бы по характеру вы жизнелюбивы и оптимистичны.
   Промелькнувшая искорка сочувствия (не показалось ли?) толкнула Сковородникова на запредельно откровенный ответ.
   - Да с чего мне радоваться, коли здесь, на "Элеоноре" я играю роль тупого балласта? Ничего не понимаю, ничего не могу - кому такой фрукт нужен?!
   - Подбор экипажа - большая и чрезвычайно сложная наука, скрывающая свои тайны от непосвященных за семью печатями. Как я помню, наиболее весомый аргумент зачисления вас в состав экспедиции - уникальный жизненный опыт. Потенциально вы можете сыграть решающую роль там, где все другие уткнутся в тупик. Важный нюанс.
   - Да неправда это! Ничего я не могу и ни на что не способен - разве не понятно?!
   Рональд Грей дипломатично промолчал, но через некоторое время вновь обратился с Сковородникову.
   - Скажите-ка, Алексей Федорович, что вас больше всего удивило во время полета? Или насторожило, показалось странным.
   - Да все! Будто бы не летим за десятки световых лет, а просто собрались вместе, чтоб мило провести время - ни перегрузок, ни авралов. Никакого напряжения!
   - Есть такое. Это свидетельство достижений нашей технической мысли.
   Алексею Сковородникову показалось, что его собеседник ждал от него чего-то большего и разочарован его словами.
   - Ну, еще... сильно удивило меня пребывание в надпространстве. Какие-то сказочные ощущения, не передаваемые словами. Ну и... удивлен, конечно, что при такой мощи вы обращаете внимание на крайние мелочи. Я имею в виду шумиху по поводу снижения ли завышения мощности двигателей. Всего-то доли процента!
   - М-да. Бывает, что мельчайшие детали много значит. В моей службе я как раз занимаюсь самыми, казалось бы, незначительными мелочами. Однако именно из них часто вырастают очень важные последствия. И таково положение не только в сфере моей профессиональной деятельности. Например, не располагая никаким научным реквизитом, можно ли было в свое время догадаться, что человечество пребывает на достаточно большой планете, вращающейся вокруг своей оси? Вероятно, - только по одному маленькому обстоятельству: из необходимости объяснить, почему плоскость колебаний маятника со свободной подвеской вращается.
   - Такой маятник называется маятником Фуко! - встрял Яфет, ревниво прислушивающийся к их разговору.
   - Вы абсолютно правы: маятник Фуко, - с удовольствием поддакнул Рональд Грей. - Фактически единственное устройство, преподносящее странный и непонятный факт. Маловажный для повседневной жизни и посему не достойный внимания. Однако если все же попытаться понять, почему этот маятник ведет себя необычно, следуют очень сильные выводы.
   - Для экспедиции время сильных выводов еще не пришло, - авторитетно сказал Ван Лусонский, и разговор за столом продолжился с прежней неторопливостью.
  

7. Бессилие

   Перед тем, как направить к Шару многофункциональный модуль, начиненный аппаратурой для проникания в намеченное "ядро", Благов назначил новый сеанс связи.
   На сей раз капитанское послание предназначалось не только диспетчерской службе Ремиты, но и Главному штабу Межзвездного Флота. Были переданы все записи участников экспедиции в корабельном журнале. Вообще все, что могло представлять хоть какую-нибудь научную ценность. В том числе подробные описания выявленных квантовых аномалий при подлете к Шару и полученные данные о его строении. И, конечно же, сетования о его зловещем молчании. После этого все члены экспедиции за исключением Алексея Сковородникова отправили видеописьма. Ника Улина прервали на полуслове - он мог, наверное, сутками общаться со своими подопечными квартарцами.
   То на экранах в своей каюте, то глазами фантома, висевшего над Ником Улиным рядышком с холовским, Алексей наблюдал, как собранная из разнородных модулей многотонная махина "Проникателя" - более трехсот метров длиной - медленно отплывала от звездолета, уменьшаясь на глазах. Вели его, отбрасывая мертвенно фиолетовые факелы реактивных струй, три буксирных катера, прилепившиеся к бокам.
   На месте запланированной посадки "Проникателя" завершались подготовительные работы. Преодолевать квантитную оболочку "ядра" решили не в точке максимального приближения ее к поверхности - на глубине метр с небольшим - а в нескольких десятках километров в стороне. Там была выжжена специальная шахта, приповерхностный слой залили клеевым составом синевато белого цвета.
   Связывающие "ядра" силикатные породы Шара за миллиардолетия превратились в плотную пыль мельчайшей зернистости. За счет плотности породы силы сцепления были достаточны сильны, но стоянку для "Проникателя" все же решили укрепить основательно. С этой целью заблаговременно были пробурены скважины, в которые вставили якорные жгуты и под высоким давлением закачали быстро твердеющий полимерный раствор.
   Буксиры подвели сложную конструкцию к поверхности планетоида и зависли, ожидая пока четыре выдвинувшиеся штанги "Проникателя" не коснутся своих опор. Рванулись во все стороны разноцветные блики от образовавшихся газовых потоков - то под действием реактивных струй испарялись залежи конденсата. По поверхности Шара покатились волны и скатки, словно кто-то невидимый тер огромным ластиком по наждачной бумаге. "Есть контакт", прошло сообщение, и буксиры взмыли вверх, чтобы не тратить понапрасну ракетное топливо.
   "Проникатель" несколько минут покачался на штангах-ножках и затих. Затем ощетинился стволами, из которых далеко ударили газовые струи, прорубающие широкие просветы в окутавшем его облаке, пока последние пылинки, сцепившись с себе подобными, не легли вновь на поверхность Шара. Все, осталось дождаться, когда спадет образовавшийся мелкодисперсный туман.
   Район приземления "Проникателя" - Яфет с готовностью заменил это слово сковородниковским "пришарением" - был ярко освещен многочисленными светильниками, равномерно посеянными на всей поверхности планетоида, куда падал глаз. Трудно было назвать преобладающий цвет расстилающейся местности. Напрашивалось лишь одно: грязь - она грязь и есть. Человек без защитной оболочки не мог существовать в том мире, и цветовая гамма определялась используемыми оптическими фильтрами.
   Организаторы работ не поскупились, и наблюдать за происходящим можно было чуть ли не с сотни различных ракурсов - таково было количество задействованных телекамер. Главный сигнал поступал сверху, со спутника, неподвижно висевшего в нескольких километрах чуть сбоку, чтобы детали конструкции "Проникателя" не загораживали дна шахты. Оптика была изумительной: Алексей Сковородников, увеличив масштаб изображения, разглядел даже случайную царапинку длиной меньше сантиметра на одной из штанг-ножек.
   На бескрайней равнине посреди маленького белесого плевка неуклюже застыло хрупкое творение человеческих рук. Словно собранное из неподходящих друг к другу, разнородных деталей детского конструктора, неказистое, несимметрично выставившее опорные штанги, стояло оно кособоко. Казалось, еще чуть-чуть, и завалится. Алексей Сковородников понимал, чем это вызвано: главная ось "Проникателя" была выставлена строго перпендикулярно к поверхности "ядра", а не к линии горизонта.
   Из днища "Проникателя" выдвинулся бур и углубился на несколько сантиметров в "ядро". Алексей Сковородников наблюдал, как черные капли разрушенной квантитной оболочки, поднимаясь по желобкам бура, падают вниз и медленно, словно сгустки киселя, растекаются - геометрическая форма поверхности "ядра" выдерживалась безукоризненно. Малая часть квантита попала в лоток, который утонул в специальном контейнере. Проба была взята. Вскоре от "Проникателя" отделился "ангелок" - автоматический реактивный аппарат, предназначавшийся для связи между космическими объектами, и весело помчался к звездолету. Космические расстояния велики, и лететь ему предназначалось несколько часов.
   - Ну, завтра узнаем, что за черноту нам привезли, - сказал Яфет.
   Сковородников знал, что только что на его глазах была совершена вторая попытка взятия пробы квантитной оболочки "ядра". В первый раз отобранный образец поместили в обычный сосуд, при вскрытии которого в лаборатории "Элеоноры" выяснилось, что он пуст. Объясняя казус, большинство членов экспедиции склонилось к гипотезе, что добытый квантит просто-напросто превратился в пространство - "испарился".
   - Не узнаем, - возразил Ник Улин.
   - Почему? В первый раз промашка вышла потому, что не учли эффекты квантового испарения. Но сейчас-то такой контейнер отгрохали! Лучше любого сейфа. Напомню кое-кому, хотя сие и не очень скромно, что даже пару моих рацпредложений реализовали.
   - Дело не в квантовом испарении, - стоял на своем Ник Улин.
   Яфет по обыкновению начал методичный обстрел хитрыми вопросами. Ник Улин пустился в разъяснения. Алексей Сковородников слушал-слушал, потом пожелал им спокойной ночи и отключил фантомный канал связи. Все равно экспедиционный план работ на текущие сутки был исчерпан, и ничего не должно было произойти.
   Разбудило Сковородникова чувство какого-то невнятного беспокойства. Включив информэкраны, увидел: "Элеонора" гудела. Контейнер, специально сконструированный для доставки образца квантита, вновь оказался пустым. Руководство экспедиции занималось уточнением плана дальнейших действий. Группа теоретиков с Ником Улиным во главе вела бурный семинар по общим вопросам квантовой физики. Конструкторы обсуждали, каким образом доставить к Шару лабораторное оборудование для исследования квантитной оболочки "ядра".
   Понемногу страсти утихли несмотря на то, что ясности по решению ни одной возникшей проблемы на возникло. Рожденные в жарких дебатах теории требовали экспериментального подтверждения. Конструкция же "Проникателя", по мнению корабельных инженеров, не позволяла установить необходимое лабораторное оборудование. В конце концов решили действовать вслепую - бурить оболочку "ядра", а там будь что будет. Для полевых исследований квантита сконструировали специальный аппарат, снабженный жилым отсеком для многосуточного пребывания персонала.
   Алексей Сковородников вновь установил свой фантом рядом с холовским в каюте Ника Улина, чтобы вместе наблюдать за процессом проникновения в неведомое.
   - Пока действуют по первоначальному плану, - заботливо проинформировал его хола. - Готовятся начать самое обыкновенное, без дополнительных искусов механическое бурение - даже ультразвуковые предвестники убрали. Заготовлен шахтерский щит стандартной конструкции. Номинальная скорость прохода любых скальных пород на планетах земной группы - десять километров в час. В два раза больше скорости обычного пешехода. Из людей, разумеется. Мы, холы, редко когда ходим. Либо бежим, либо используем какое-либо транспортное средство.
   Алексей Сковородников видел, как размытые - из-за огромной скорости вращения, выпадающей за пределы возможностей человеческого глаза, - массивные режущие головки соприкоснулись с идеально ровной поверхностью "ядра". Углубились сантиметров на десять и... застыли, нервно дрожа.
   Что произошло?
   Скорость вращения и сила давления буров остались прежними. Изменились параметры среды - квантит вдруг резко повысил прочность.
   - Так, не режется. Перешли в другой режим - с перфоратором.
   Проходческий щит углубился еще на несколько сантиметров и вновь застыл. Шахта вдруг окуталась паром.
   - Подали жидкий гелий для охлаждения, - не преминул пояснить Яфет. - Усиливают давление на буры и скорость их вращения.
   И без его комментариев информации, выдаваемой на экраны, было достаточно, чтобы понять что к чему. "Проникатель", покосившись чуть более первоначального, вибрировал от перенапряжения. Один из якорей немного поддался вверх.
   - Кончен бал и спеты песни, - ввернул хола сковородниковское выражение. - Все режущие головки стерты в пыль. Сейчас будут поднимать щит.
   Ник Улин, не обращая внимания на висевшие у него над головой фантомы, лихорадочно работал. Анализаторы, установленные на проходческом щите, выдали длинные колонки цифр о параметрах оболочки "ядра". Теоретики развязали очередную дискуссию, творя колонны формул и редкие непонятные слова-междометия. Судя по одобрительным возгласам, они приходили к единодушию. Реагируя на десятое, наверное, требование Яфета пояснить происходящее, квартарец сказал:
   - На глубине восемнадцать сантиметров квантит приобрел немыслимые прочностные характеристики. Ни сверлить, ни даже отколотить кусочек не удавалось. Но нельзя всюду быть несокрушимым. Теплопроводность участка поверхности "ядра", что в нашей шахте, позволяет с успехом применить плазменный резак. Сейчас сменят рабочую головку, и прожгут эти несчастные пять метров.
   - Почему пять, а, например, не десять? - недоуменно спросил Сковородников.
   - Ну... потому, что зона адаптации мала... В общем, так следует из общетеоретических соображений. Квантит мы делать не умеем, но физика есть физика. Глубинные взаимосвязи, вскрытые ею, еще никто не отменял.
   - Чудно!
   - Да, чудно, - согласился Яфет.
   - Подобные выводы есть результат, как говорил Илвин Ли, высшей ступени научного анализа, иногда называемой логикой парадоксов - некорректное решение некорректно поставленных задач, - рассеянно прокомментировал Ник Улин. - Ценность и важность любой новой теории прямо пропорциональны количеству порождаемых ею вопросов, не имеющих однозначного ответа. Представьте себе такую картинку: познавая природу, с каждой новой открытой закономерностью мы словно поднимаемся на один шажочек вверх на гору, с которой открывается лучший вид. Пока еще поднимаемся... а вот когда начнем опускаться в долину, что тогда? И начнем ли когда опускаться... Все, начали прожиг.
   Из сопла хищно выросло жало факела раскаленной до миллионов градусов плазмы и коснулось матово черной поверхности "ядра". Легко двинулось на пять, десять... двадцать сантиметров... И остановилось, внезапно обессилев. Истечение плазмы прекратилось. Сбоку высунулись штанги анализаторов, коснулись поверхности "ядра" и застыли, недоумевая.
   - Вот это да! - воскликнул Яфет. - Никогда не думал, что могут быть материалы с такой огромной теплопроводностью.
   - Новая метаморфоза. Квантит опять резко изменил свои свойства. Сейчас тепло, что мы подводим к поверхности, практически мгновенно растекается по всей массе оболочки. Греть ее придется очень долго. Только вряд ли когда согреем... Скорее поджарим сперва "Проникатель", затем весь Шар. Мала скорость частиц плазмы: они мешают самим себе. Пора заканчивать неудачный эксперимент.
   Словно ожидая слов Ника Улина, шахта вновь окуталась облаком гелия, охлаждаясь. Ученая общественность экспедиции открыла дебаты в поисках выхода из тупика. Надо же: преодолеть невообразимо огромное расстояние и споткнуться о пятиметровую преграду! Положение экспедиции было столь унизительным, что раздались даже предложения взломать оболочку "ядра" гипергравитационным взрывом. Горячие головы немного охладили расчеты, показавшие, что в таком случае мало что сохранится внутри "ядра". Да и весь Шар может распасться.
   С учетом последних данных анализаторов построили новые математические модели, показавшие, что квантит поддастся лазерному излучению.
   Смена рабочей головки и аккумулирование энергии заняло несколько часов. "Проникатель" включил лазер, когда по внутрикорабельному времени было за полночь. Прожиг длился всего несколько секунд, за которые квантитная оболочка из темно матовой превратилась в зеркальную, полностью отражающую бьющий в нее поток лучистой энергии.
   Лазер также оказался бессильным.
   На "Элеоноре" воцарилась растерянность. Никто не мог предложить плана дальнейших действий. Отправили к Шару лабораторный модуль для исследований квантита на месте с пятью астронавтами на борту. А пока, до получения новых данных, решили поставить громкую точку в неудачной эпопее проникания внутрь "ядра" - прострелить оболочку пенетратором, разогнанным до высокой скорости с помощью электромагнитного ускорителя.
   - Возможно, снаряд и успеет преодолеть эти жалкие метры оболочки, пока квантит в очередной раз не изменит свои свойства, - сказал Ник Улин тоном, будто бы заранее оправдывающим будущую неудачу. - Никогда нельзя терять надежды. Вдруг нас ждет неожиданный успех? Но на всякий случай я бы подстраховался, объявил бы чрезвычайное состояние: после пробития изменится топология квантитной сферы - могут возникнуть эффекты, предсказать которые невозможно.
   "Проникатель" максимально удлинил свои ножки-штанги и опустил в шахту направляющую шину. Температура окружающей среды была низкой, и получение огромного тока для разгона снаряда не вызывало технических трудностей - в обмотке использовали сверхпроводящие материалы. Требовалось лишь накопить достаточную энергию.
   После нескольких часов зарядки мощных конденсаторов прозвучал сигнал готовности к выстрелу. Весь состав экспедиции прильнул к экранам. В звенящей тишине черной змеей прошелестел по всем, наверное, отсекам "Элеоноры" шепот Ника Улина:
   - Я бы вернул лаборантов на корабль. Мало ли что может случиться при прорыве оболочки...
   И словно в ответ прозвучал выстрел. Сковородников заметил лишь мгновенную тень, ударившую в одну из штанг-ножек "Проникателя" и почти переломившую ее.
   - Рикошет! - вскричал Яфет. - Отскочив, снаряд задел опору. Но вроде бы не перерубил ее. Повезло.
   - Как посмотреть, - пробурчал Ник Улин. - Главная-то задача - прорвать квантитную оболочку - не выполнена. Ну, да ладно, за сутки-двое, пока будем решать, что делать дальше, опора успеет восстановиться. Что ж, перерыв.
  

8. Удар

   На следующий день, когда они завтракали, Ник Улин озвучил Яфету основной вывод длившейся почти сутки научной дискуссии:
   - Квантитная оболочка Шара представляет собой единое целое. Создатели ее реализовали довольно простой, но действенный механизм обратной связи, делающей их детище неприступным. При преодолении некоей пространственно-временной ячейки определяется природа сил, за счет которых внешнее тело проникает в оболочку, и соответствующим образом изменяются физические параметры квантита. Светим на него лазером - он становится зеркальным, отражая падающий лучистый поток. Начинаем бурить - становится сверхпрочным. Подводим тепло - оно мгновенно растекается по всему объему оболочки. Поскольку квантовые силы первичнее, наши витаматериалы не могут достичь сравнимых ни прочностных, ни теплопроводных характеристик.
   - Размеры этой ячейки вычислили? - важно спросил Яфет.
   - Да, и довольно точно. Двадцать пять сантиметров на три секунды.
   - Какие-то странные цифры.
   - Объяснений, почему они должны быть именно такими и никакими иначе, высказано много. Посмотри материалы группы теоретиков.
   - Все равно не понимаю, почему сантиметры на секунды.
   - Ох, дорогой мой. Читай школьные учебники. Еще Аристотель, разбирая апории Зенона "Ахиллес и черепаха", "Летящая стрела" и другие, строго логически вывел, что время и пространство единородны. Единосущны. Разница между ними лишь в том, что пространство уже реализовалось. А время - еще только реализуется.
   - Как это - единосущны?
   - Могут быть измерены в одних и тех же единицах. Скажем, температуру мы меряем в градусах, а вес - в килограммах, и нельзя складывать градусы и килограммы. Соответственно, температура и вес - разные характеристики, соизмерять их неправильно ни при каких обстоятельствах. А время с пространством можно соизмерять, складывать. Как, например, вес железа и ваты. Понятно?
   - Э-э, - протянул Яфет.
   - Аристотель имел огромный авторитет. Каждое его слово, каждая мысль обсуждались множество раз на все лады. Тем не менее, его вывод о единородности пространства и времени лежал втуне более двух тысяч лет. Только в двадцатом веке, в результате совершенно иных рассуждений пришли к такому же умозаключению и ввели в науку так называемый пространственно-временной интервал.
   - Значит, никакой возможности прорубиться внутрь "ядра" нет? - ушел от скользкой темы Яфет.
   - Не видно. Вероятно, придется идти на крайние меры - взрывать. По обломкам, однако, мало что можно будет сказать, что было там внутри. Проблема - как при этом сохранить целостность всего Шара...
   Да ясно же, что надо делать, пронзило Алексея Сковородникова понимание вместе с чувством единения с чем-то огромно правильным. После пребывания в надпространстве такие ощущения стали возникать довольно часто. Даже чаще, чем когда-то в прошлом.
   - А что мешает быстренько менять тип проникающей головки? - спросил он. - Пробурили двадцать четыре сантиметра за две с половиной секунды, включили лазер, затем плазмой вдарили, потом снова сверлом.
   Ник Улин застыл с открытым ртом.
   - Э-э... эта... голь на выдумки хитра, - вставил Яфет сковородниковскую приговорку. - А что, Лешик вроде бы дело говорит.
   - Честно говоря, подобная мысль ни у кого, кто занимался проблемой преодоления квантита, не возникала, - произнес Ник Улин, поднимаясь. Каша его осталась недоеденной, какао - недопитым. - Пойду я, напрягу народ.
   Весь день шли обсуждения. Выдвигались и отвергались теории, вызывающие резкую критику или восхищение. Проводились сложные расчеты, подтверждаемые или опровергаемые грубыми оценками. В конце концов конструкторам было выдано устроившее их техническое описание проникающего устройства. Дальнейший процесс пошел результативнее. Часа три ушло на конструирование и изготовление нового устройства в корабельных мастерских и чуть больше - на доставку и установку на "Проникателе".
   Ключевой эксперимент начался за час до обеда.
   Алексей Сковородников привычно установил свой фантом над головой Ника Улина рядом с объемным изображением Яфета. Длительное молчание - говорить было не о чем перед грандиозностью транслируемой картинки с поверхности Шара - прервал хола:
   - Хорошо идет. Пройдено более четырех метров. Сейчас увидим, что там внутри...
   Внезапно экраны потухли. "Элеонора" еле заметно встряхнулась.
   - Что такое? Что такое? - забеспокоился Яфет.
   Ник Улин молчал. Но вид его не предвещал ничего хорошего.
   Несколько минут прошло в томительном ожидании. Внутренние системы связи работали в обычном режиме, но отказали все внешние сенсоры за исключением базовых навигаторских, показывающих распределение гравитирующих масс в ког-зоне звездолета. Замолкли многочисленные космические аппараты, ранее отправленные с "Элеоноры" по различным причинам. С них, в частности, шла трансляция о работе "Проникателя", в данный момент находящегося на противоположной, невидимой со звездолета стороне Шара. Экспедиция оказалась ослеплена.
   На "Элеоноре" повисло тревожное молчание. Паники не было, сигналы тревоги не звучали. Однако экипаж подобрался, исчезли улыбки.
   Минут через десять пришло сообщение с "Посла". Автомат сообщал, что подвергся мощной хадрайверной атаке. Все периферийные устройства, включая двигатели, выведены из строя, сохранилась только особо защищенная центральная часть. Передать более полную информацию о внешней среде он сможет только после выращивания новых датчиков. Поскольку его орбита неустойчива, прогнозируемая продолжительность его существования составляет не более десяти суток.
   - Ничего не пойму! - переживал Яфет. - Какой хадрайвер?! О чем вообще речь?!
   - Вероятно, имеется в виду энтропийный удар со стороны Шара.
   - Это как?
   - Погоди, скоро узнаем.
   Первыми стали восстанавливаться телевизионные датчики ближнего обзора.
   - Качество изображения упало, - посетовал Яфет. - Все небо в бурой дымке. Будто в тумане летим.
   - Так оно и есть, - отозвался Алексей Сковородников. - Глянь, какой стала шкурка "Эли". Из гладкой превратилась в шершавую. Отслаивается. Самый верхний слой обшивки, наверное, весь слез.
   - Только что около нас находилось более сотни наших аппаратов. Ни один не отвечает. За исключением "Посла". Ну и ну! А как же лабораторный отсек... там же люди. Что с ними сталось? Пять человек...
   Та же мысль, по всей видимости, обеспокоила и руководство экспедиции. "Элеонора" включила реактивные движки, чтобы быстрее оказаться на той стороне Шара, где был десантирован лабораторный модуль.
   - А еще "ягуар" у нас в полете, - напомнил сам себе вслух Яфет.
   Понемногу восстанавливались телескопические сенсоры дальнего обзора. На демонстрационных экранах появилось изображение того, что стало с приемным экраном - вместо однородного облака какое-то хаотичное месиво.
   Минут через пятнадцать открылось место посадки лабораторного модуля. Компьютерные программы обработки данных мгновенно "разложили" возникшее изображение человеческой конструкции по множеству составляющих и ракурсов. Покореженная башенка. Зияющие многочисленными дырами, словно истлевшие стены... было очевидно, что жизнь из нее давно ушла.
   Скорбный вздох пронесся по отсекам огромного корабля.
   - Унылое зрелище, - не выдержал молчания Яфет. - Видел я как-то результаты опытов по старению технических устройств. Шар проводит их в тысячи раз убедительнее.
   Ник Улин не отвлекался от экранов, выдающих аналитическую информацию.
   Сенсорам звездолета открывались новые участки поверхности Шара.
   То, что раньше называлось "Проникателем", сиротливо лежало, скукоженное, на боку. Рядом из отверстия в оболочке "ядра" бил мощный фонтан газа. У отверстия были абсолютно гладкие стенки глубиной в пять метров десять сантиметров, диаметр его был таким же. Фонтан газа с высоты в сотню метров превращался, охлаждаясь, в поток мельчайших твердых частиц, медленно осаждающихся на поверхность Шара. Кое-где намело уже высокие сугробы.
   - Возможно, экипаж "ягуара" все еще жив, - неожиданно сказал Ник Улин. - Все зависит от того, какие работы проводились в момент энтропийной атаки.
   - Что это такое - энтропийная атака? - спросил Алексей Сковородников.
   - Скачкообразное снижение упорядоченности, - ответил Яфет, - хаотизация, ускорение старения. Мы умеем это делать на микроуровне. Устройства специальные есть. Хадрайверами называются. С моими мозгами мне приходится держаться от них подальше.
   - На уровне квантовых взаимодействий - да, мы умеем вносить хаос, - сказал Ник Улин. - Но на макроуровне, согласно современным научным представлениям, энтропийная волна невозможна...
   После некоторой паузы Сковородников то ли спросил, то ли высказал утверждение:
   - Стало хоть ясно, что возраст Шара не десять миллиардов лет, а какой угодно.
   - Да, одну загадку нам уже удалось разгадать, и это хорошо, - рассеянно сказал Ник Улин, поглощенный наблюдением за полетом только что запущенного с "Элеоноры" разведывательного космоплана. - Параметры среды вошли в норму. Надо срочно отправлять спасателей к "ягуару". Пять человек мы уже потеряли.
  

9. Растерянность

   Никогда полеты в космос не будут для человека легкой прогулкой, утвердился в горькой истине Алексей Сковородников. После энтропийной атаки из Шара звездолет представлялся ему хрупкой скорлупкой, игрушкой для грозных космических сил. Прежний восторг "Элеонорой", перебирание в памяти миллиардов тонн ее массы, количества лошадиных сил двигателей, восхищение возможностями управляющих компьютеров сменилось ощущением неопределенной, постоянно подстерегающей опасности. Они оказались один на один с враждебным миром, готовящим очередную смертельную ловушку, и не в силах уклониться от нового неожиданного удара.
   Размеренная жизнь первых дней полета окончательно сменилась лихорадочной работой. События разворачивались, как картинки в калейдоскопе.
   Вначале все силы были брошены на расконсервацию и подготовку к полету второго "ягуара" для вызволения из беды экипажа первого. Технические устройства такого класса не доверялись компьютерам, должны были быть пилотируемыми. Яфет вызвался добровольцем. Несмотря на конкуренцию со стороны всех без исключения космодесантников, его кандидатура победила. Опыт и навыки перевесило одно обстоятельство: физические данные.
   Старт Яфетовского "ягуара" Алексей Сковородников и Ник Улин наблюдали из своих кают. Хола категорически отверг попытки каких-либо прощаний.
   За останками астронавтов, погибших в лабораторном модуле, был отправлен специальный космоплан. Траурная церемония заложения негэнтропийных саркофагов с телами в ритуальный отсек длилась больше часа.
   А затем вся "Элеонора" превратилась в площадку для жарких обсуждений. Процесс старения материалов и технических устройств издревле занимал лучшие умы человечества. Многое из того, что стало космическим мусором, представляло несомненный интерес для науки. Решали, что развеять в пыль, что изъять для изучения на звездолете, что заложить в трюмы, чтобы скрупулезно исследовать по возвращению.
   Не охваченный азартом исследований, Алексей Сковородников не чаял дождаться, когда улягутся страсти.
   Дискуссия прекратилась на короткое время, когда пришло сообщение от Яфета: экипаж первого "ягуара" жив, но находится в анабиозе. Погружение астронавтов в глубокий сон было вынужденным - рассыпалась в прах система регенерации воздуха.
   Новость застала Ника Улина со Сковородниковым в столовой, во время обеда.
   - Ну, слава богу! - воскликнул квартарец. - Будем надеяться, что нам удастся избежать новых жертв.
   Алексей Сковородников совершенствовался в тяжелой меланхолии, на себе испытав специфичное человеческое качество - вне всякой логики и здравого смысла расширять связи между явлениями и предметами. Он кожей, ушами, кончиками ногтей чувствовал косые взгляды, что окружающие бросали в его сторону, будто бы на нем, придумавшем способ преодоления квантитной оболочки "ядра", лежала часть вины за гибель астронавтов. Выдерживать эти взгляды оказалось чрезвычайно трудно. Когда-то в старину, вспомнил он, существовал обычай казнить вестника, доставившего дурную новость и потому якобы несущего внутри себя несчастье.
   Переживая, он еще больше замкнулся в себе. Яфет, постоянно теребивший его, отсутствовал. Ник Улин по уши ушел в работу - по сути, он стал неформальным лидером экспедиции. Случайно Алексей Сковородников обнаружил, что как они следили по информационным экранам за работой различных служб и групп астронавтов, так и другие интересовались происходящим в каюте Ника Улина - их разговоры, оказывается, квалифицировались как производственные совещания команды-22 и на общих основаниях подлежали трансляции по корабельной сети. С ростом авторитета квартарца все чаще мимоходом высказанные им слова становились причиной долгих обсуждений, а пожелания приобретали статус приказа.
   Принужденный к одиночеству, Алексей Сковородников погрузился в учебу и, к своему удивлению, втянулся в непривычный для себя процесс познавания. В той, прежней жизни, он никогда бы не поверил, что чтение скучных учебников и проникновение в суть чистых абстракций может дарить удовольствие.
   В ответ на оптимистические слова Ника Улина о завершении списка погибших он с сомнением покачал головой. В глубине души он ждал новых страшных неожиданностей.
   Дальнейшие события подтвердили его правоту.
   После короткого ликования, последовавшего за доброй новостью Яфета, стартовало множество космических аппаратов, автоматических и пилотируемых. В хозяйстве "Элеоноры" началась большая уборка. Необходимо было уничтожить вышедшую из строя технику, в свое время покинувшую борт звездолета: в Межзвездном Флоте действовало строгое правило не оставлять в пространстве пришедшие в негодность рукотворные изделия.
   Пострадавшему "Послу" была дана команда на самоликвидацию. Интересных для изучения процессов старения технических узлов, которые нельзя было бы снять с других вышедших из строя космопланов, на нем не было. В момент атаки Шара он корректировал орбиту, и сейчас траектория движения его оказалась неудачной. Решили, что проще его взорвать и запустить новый, такой же. Что и было сделано.
   Долго спорили, что делать с космическим экраном, пришедшим в негодность из-за появившихся множественных неоднородностей. В конце концов решили уничтожить в нем последние остатки упорядоченности. С этой целью запустили две автоматические станции, снабженные мощными термическими излучателями для разрушения молекулярных связей экранных частиц. Им предстояла долгая и кропотливая работа.
   Астрофизические зонты, отправленные еще при торможении "Элеоноры" и успевшие отлететь на приличное расстояние, молчали. Решили их уничтожить, для чего пришлось послать высокоскоростные самонаводящиеся ракеты-убийцы.
   Ник Улин посетовал, что тем самым экспедиция собственными руками лишает себя возможности понять, что происходило с Шаром в период от его обнаружения до подлета к нему "Элеоноры". У Алексея Сковородникова непроизвольно вырвалось:
   - Так и было ими задумано.
   - Кем - ими?! - удивленно встрепенулся квартарец.
   Сковородников не знал, что сказать. Не было у него никакого продолжения! Вылетевшие слова пришли, казалось, ниоткуда, а то, чем они подкреплялись, застряло по дороге. Ник Улин задал тогда много вопросов, но он лишь растерянно разводил руками.
   - Ты и неудачу нашему первому "Ягуару" предсказал, - вспомнил квартарец. И, подумав, добавил: - Медузу нам опять не удалось исследовать. Тогда, в Четвертой экспедиции также возникала масса всевозможных препятствий...
   Алексей Сковородников лишь неопределенно пожал плечами. Что он мог сказать?
   После этого Ник Улин частенько устремлял на него настороженные взгляды, словно ожидая новой каверзы.
   Возвратившемуся "ягуару" устроили торжественную встречу. Немного подпортил ее сам Яфет. Непривычный к всеобщему вниманию и дифирамбам, он засмущался и, воспользовавшись первым же удобным моментом, сбежал в свою каюту. Его затворничество, впрочем, длилось недолго - почти сразу же его фантом вновь повис над головой Ника Улина. В отличие от людей, холе не нужен был отдых от запредельных физических нагрузок.
   Долгие шесть часов продолжалась медицинская процедура выведения экипажа "ягуара" из анабиозного состояния. Когда же они пришли в сознание и отпали последние подозрения в их нездоровье, "Элеонора" наполнилась шумом рукоплесканий. Кому предназначались овации - проснувшимся ли астронавтам, медикам ли, продемонстрировавшим высочайший профессионализм, или все тому же Яфету - было не ясно. Возможно, сразу всем. Заодно и счастливому жребию, отведшему беду. А также забрезжившейся надежде, что удастся перебороть трудности, воздвигнутые хозяевами Шара.
   Прошло оповещение о получасовой готовности к сеансу мгновенной межзвездной связи. По тому, что не последовало никакого оживления информационных экранов, Алексей Сковородников понял, что ни для кого это не было неожиданностью. Гибель людей требовала незамедлительного доклада о случившемся диспетчерской службе Межзвездного Флота. Благов, вероятно, оттягивал эту неприятную обязанность до последнего.
   На сей раз львиную долю времени, пока поддерживался надпространственный канал связи, потратил старпом - уведомления об обстоятельствах смерти астронавтов и дальнейшей судьбе их тел должны были проходить в диалоговом режиме, с обязательным повтором полученной информации. Поэтому для передачи личных сообщений каждому выделили всего по две минуты. Сковородников хотел было отказаться от своего времени в пользу Ника Улина, но ему заявили, что он обязан лично засвидетельствовать то, что жив и здоров. Тогда он послал короткий привет Синину, первому человеку, с которым говорил на Яшаре после воскрешения.
   Последующие дни были посвящены завершению утилизационных работ.
   Вскоре лишь два космоплана методично жгли термолучами остатки приемного экрана да неслись в неведомые дали смертоносные ракеты, нацеленные на умершие астрозонты. И, конечно, на поверхности Шара, рядом с полученным отверстием в квантитной оболочке "ядра" лежало то, что совсем недавно было некрасивым, но сложным и многофункциональным техническим устройством, называемым "Проникателем".
   Для его уничтожения был послан специальный аппарат. Коснувшись поверхности Шара, он выпустил с десяток подручных роботов-утилизаторов. За несколько часов они превратили былой "Проникатель" в кучу пыли. Алексей Сковородников обратил внимание, что один робот бродит по окрестностям, и понял, почему: выискивает останки размещенной ранее осветительной и телевизионной аппаратуры.
   Команда-22, забытая своим начальником, герцогом Лусонским и потому предоставленная самой себе, старалась поспеть повсюду. Алексей Сковородников, впрочем, отслеживал новости вполуха, основное время бодрствования посвящая учебе. Сухая теория требует практики, и Яфет с удовольствием помогал ему, водя по многочисленным лабораториям "Элеоноры" и заставляя самолично экспериментировать. Все астронавты души не чаяли в холе и по первому его требованию давали Алексею необходимые пояснения, разрешали пользоваться капризными приборами.
   В лаборатории звездолета доставили множество состарившихся образцов материалов и технических узлов. Большинство членов экспедиции занялось их изучением. Вопрос, какому интервалу времени было эквивалентно воздействие энтропийной волны Шара, решили довольно быстро: 400-440 миллионов лет. Огромный промежуток времени! За такое время не только рассыпаются в прах планетарные горные хребты и пересыхают океаны, но гаснут или взрываются неустойчивые звезды, лик галактик изменяется до неузнаваемости...
   Вырвавшись в Большой Космос, люди привыкли оперировать в уме большими промежутками времени, забывая, что за один только век необратимо ветшают и стареют все окружающие их изделия. Даже ювелирные золотые украшения становятся хрупкими, с большим трудом поддающимися ремонту.
   К моменту отправки к вскрытому "ядру" исследовательского модуля истечение газов изнутри практически прекратилось. Несколькими независимыми группами астронавтов было оценено, каков был объем выброшенных газов, их химический состав, начальные температура и давление внутри "ядра". По настоянию холы Алексей Сковородников повторил расчеты и, к своему удивлению, получил те же числа. Правда, эффективной была помощь стандартных компьютерных программ. Многие вспомогательные величины, как объем снега, в который превратился выброшенный газ, рассчитывались автоматически.
   Когда исследовательский модуль, плотно запечатав днищем отверстие в квантитной оболочке "ядра", высунул анализаторы, взорам астронавтов предстало застывшее великолепие полупрозрачных причудливых фигур различного размера - от огромных, протяженностью в несколько километров, до малых, параметры которых измерялись сантиметрами. Спектроскопический экспресс-анализ показал, что все они состояли преимущественно из сложных квазиполимерных боро-водородных соединений.
   - Красота-то какая! - воскликнул Яфет. - Наверное, это музей Перворожденных. Скульптурная галерея. Или картинная, если они обитают не в трехмерном мире, а в четырехмерном. Я прав?
   Обращался он к Нику Улину, воспользовавшись тем, что квартарец на мгновение оторвался от информэкранов.
   - Возможно.
   - А ты что думаешь по этому поводу?
   - Я думаю, что до нашего вторжения внутри "ядра" существовал замкнутый боро-водородный мир, - с горечью ответил Ник Улин, - а то, что сейчас нам кажется мертвыми скульптурами, было живым.
   - Да? - поразился Яфет.
   Исследовательский модуль выплюнул рой микроскопических сенситивов, называемых мисентами, - миниатюрных аппаратиков, снабженных широкополосными приемниками электромагнитных излучений и химическими анализаторами, устройство которых было заимствовано у земных мух, а также простейшими квантовыми передатчиками. Невооруженным взглядом увидеть мисенты было практически невозможно. Подобная разведывательная техника, основанная на нанотехнологиях, широко использовалась в Межзвездном Флоте.
   Под действием локальной силы тяжести, составляющей около пяти единиц, мисенты, почти не встречая сопротивления среды, быстро опустились до естественных низин. А пока они двигались, корабельные компьютеры составили подробную трехмерную модель внутренности "ядра". Следующие сутки ушли на анализ и обсуждение полученных данных.
   Научная общественность "Элеоноры", негласно согласившаяся с гипотезой Ника Улина, принялась моделировать жизнь, основанную на белковоподобных молекулах, в которых атомы углерода заменены атомами бора. Углерод четырехвалентен, бор - трех, и внешний вид живых организмов "ядра" был иным. Земные животные преимущественно пятилучевые, здесь же преобладали четырехлучевые. При резком падении давления и температуры такие живые ткани должны были кристаллизоваться. Независимо созданные несколькими группами астронавтов математические модели одинаково описывали этот процесс. Мельчайшие детали дополняли общую картину. Это и многое другое мелькало на информационных экранах, но подробные комментарии отсутствовали. Человеку тяжело воспринять, что он оказался невольным убийцей.
   Как обычно, Яфет почти непрерывно бомбардировал Ника Улина вопросами. Тот, мрачнее тучи, изучал ландшафт внутренней поверхности "ядра", проводил какие-то, известные только ему расчеты. Чувствовалось, что ему есть, что добавить к своей догадке, но он никак не решается выговорить нужные слова. После очередного вопроса Яфета, когда отмолчаться было бы просто невежливо, сказал следующее:
   - Вон, видишь два столба посредине, на возвышении? Они из крепкой карбидной стали. Явно чужеродный элемент. Более нигде на поверхности не встречаются такие сплавы. Надо бы вблизи посмотреть, что это такое. Но наши мисенты что-то чересчур быстро теряют работоспособность, да и приземлились неудачно. Я предложил направить к столбам автоматический разведчик. Сейчас Благов проводит совещание как раз по этому вопросу.
   Руководство экспедиции решилось на смелый шаг: направило на разведку не автоматический космолет, а спарку космодесантников. Невнятные предостережения Ника Улина о неведомой опасности и необходимости следовать существующим инструкциям, требующим последовательно наращивать исследовательский потенциал, перевесило желание быстрее снять с себя обвинение в том, что они стали виновниками гибели уникального мира. Да и засиделись десантники без настоящего дела. Их техника допускала работу в поистине адских условиях - что может грозить им в умершем мире?!
   Два боевых космобота черными каплями скользнули внутрь "ядра" и застыли на мертвенно фиолетовых факелах реактивных движков. Каждый из них, несущий с полусотни автоматических информационных, боевых, инженерных и прочих вспомогательных роботов, представлял собой грозную силу. Ведущим космоботом управлял хороший знакомый Яфета, его постоянный партнер по спортивным занятиям - Сергей Веселко.
   - Вошли внутрь, - отрапортовал он. - Состояние нормальное. Начинаем спуск.
   Космоботы окутались роями аппаратов сопровождения, словно акулы рыбами-прилипалами, и начали движение по раскручивающейся спирали вниз.
   Личные сообщения пилотов, подумал Алексей Сковородников, явно излишни на фоне потока данных, автоматически посылаемых управляющими компьютерными системами. То ли дань традиции, то ли стремление чем-либо занять пилотов, чтоб не заснули.
   - Вторая минута полета, - доложил Веселко. - Состояние нормальное. Задействую разведывательные аппараты.
   Информационные экраны звездолета захлебнулись поступающей информацией. Транслируемые картинки доставляли прежде всего эстетическое удовольствие. Алексей Сковородников позавидовал, что не он сейчас летит в космоботе. Буквально в тот же миг упало качество телевизионного изображения. Ник Улин, охнув, прошептал:
   - Надо возвращать десант на борт...
   - Шестая минута полета, - рапортовал Веселко. - Все в норме за исключением непонятных помех в каналах связи. Перехожу на запасной диапазон.
   Информационные экраны очистились. Перестраховывается Ник Улин? Нет, решил Алексей Сковородников, кожей чувствуя неясную тревогу.
   - Десятая минута полета, - доложил Веселко. - Потеряна связь с аппаратами, направленными вниз. Вся нижняя информационная полусфера словно в тумане. Системы управления оружием в норме. Начинаю облет первого Столба.
   Затрещали звуковые сигналы. Экраны подернулись дымкой, изображения на них затрепетали.
   - Десанту - немедленное возвращение! - прогремела команда капитана. Через некоторое время раздалось почти немыслимое: - Ратмир, немедленное возвращение! Максимальный форсаж двигателей! Веселко, срочно на борт! Каждый - как может!
   Последнее распоряжение означало, что капитан снял внутреннюю субординацию в космодесанте. Сейчас каждый бот должен был спасаться самостоятельно.
   И все же запоздал приказ о возвращении. Информационные экраны, транслирующие данные с космоботов, погасли. Только телепередачи с исследовательского модуля шли в прежнем режиме. Затаив дыхание, астронавты наблюдали, как бот Ратмира с маху ударился о столб и скользнул по нему вниз. Место его падения выстлали упавшие ранее аппараты сопровождения. Бот Веселко рванулся было вниз, на помощь, потом, включив движки на полную мощность, начал подниматься - то ли пересилил приказ капитана, то ли понял свое бессилие спасти товарища. Когда до шлюза исследовательского модуля оставалось несколько метров, в моторном отсеке бота полыхнула вспышка, но выброшенные на тросах крюки все же вытащили горящий аппарат на поверхность "ядра".
   - Еще человека потеряли! - воскликнул Ник Улин.
   - Что произошло, в чем причина? - спросил Яфет. - Судя по всему, отказало управление. Я прав?
   - По всей вероятности. Причем оказались перекрытыми не только каналы связи. Неверно работали и компьютерные процессоры.
   - Но ведь невозможно, чтобы...
   - Почему - невозможно? Мы встретились с Перворожденными. Надо быть готовым к любой неожиданности. Насколько успешной будет наша миссия, зависит от двух обстоятельств - от нашей способности объективно оценивать обстановку и от скорости нашей реакции на непредвиденные события. Пока что мы явно не на высоте.
   - Почему?
   - Человеку свойственно цепляться за испытанные, привычные образы и прятаться от дурных мыслей. Вот, никто из экспедиции до сих пор не произнес правды: того, что до нашего вторжения внутри "ядра" был мир не просто живых существ с иным метаболизмом, на основе иной химии, а мир разумных существ. Разумных! Строивших не только дворцы и жилища, но и очень высокие башни из сверхтвердых материалов, не встречающихся в их Ойкумене. Наверное, пытались добраться до небес. До своих небес.
   - Разумных?! Так это они убили нашего Ратмира?
   - Не думаю. Все боро-водородные обитатели "ядра" мертвы. С нашей на то помощью.
  

10. Кроманьонцы

   Гибель космодесантника погрузила "Элеонору" в скорбную тишину.
   Защитные механизмы Шара оказались более изощренными, чем представлялось вначале. Анализ полученных данных показал, что внутри "ядра" вырождались квантово-когерентные кластеры, в которых возникала какая-нибудь активность. Системы управления ботов, использующие широкополосные ког-сигналы, быстро выходили из строя.
   В старину говорили, что Бог изощрен, но не злокознен. Зная законы Мироздания, можно заставить их служить себе во благо. Диапазон частот, по которым передавалась информация от одной квантовой частицы до другой, когерентной первой, был бесконечным. Используя данное обстоятельство, инженеры "Элеоноры" придумали простой способ, как преодолеть козни создателей Шара: последовательно менять несущие частоты сигналов. Послали внутрь "ядра" автоматический разведчик с новым оборудованием. Он успешно налетал несколько часов и вернулся на борт звездолета. После этого на "Элеоноре" начался производственный бум.
   В течение нескольких дней были изготовлены модифицированные устройства связи и критические компьютерные узлы взамен штатных. Оборудованные ими автоматические космопланы доставили тело погибшего на звездолет. Названная непосредственная причина его смерти шокировала Алексея Сковородникова: не от падения, а от удушья в бессознательном состоянии вследствие пережима трубки подачи воздуха. Вот уж, невольно подумал он, не на пустом месте пели когда-то "мы рождены, чтоб сказку сделать былью..." Действительно, ныне техника человечества способна творить чудеса!
   - Ник, - не удержался Алексей Сковородников от ехидного вопроса, - а на Марсе сейчас растут яблони?
   - Что? - невольно переспросил застигнутый врасплох Ник Улин.
   Поежившись под пристальным взглядом квартарца, Алексей Сковородников понял, что вопрос его не совсем уместен.
   - На Марсе? Это что за планета такая? - спросил Яфет.
   - Четвертая планета Солнечной системы, соседка Земли, - пояснил холе Ник Улин и снова повернулся в сторону сковородниковского фантома. - С чего это вдруг тебя заинтересовали марсианские яблоки?
   - В мои времена песня была такая - "утверждают космонавты и мечтатели, что на Марсе будут яблони цвести". Так цветут они там?
   - Не знаю. Посмотри в корабельном Информатории.
   - Там ничего про это не говорится.
   - Ну, значит, по возвращении. На Ремите.
   - Как так?! - вознегодовал Яфет. - Почему в нашем Информатории нет данных про Марс?
   - Там много чего нет, - пробурчал Ник Улин.
   - Кстати, - сказал Алексей Сковородников, - я запросил не только справку по Марсу. Еще я поинтересовался, каким образом внутри Шара вырождаются эти ваши, как вы говорите, квантово-когерентные кластеры. Какой физический механизм при этом задействуется.
   Вздрогнув, Ник Улин спросил:
   - И что тебе ответила машина?
   - Не ответила. Компьютер сказал, что существование данного эффекта противоречит современным научным представлениям. Это так?
   - Да, это так, - в замедленном темпе сказал Ник Улин. - Ты задаешь правильные вопросы. А я переусердствовал с выявлением механизма энтропийной волны. Прошел мимо того, на что ты обратил внимание.
   После очередного сеанса связи с диспетчерской службой Межзвездного Флота вновь потянулись экспедиционные будни, до предела насыщенные работой.
   Несколько суток внутрь "ядра" посылали только автоматические исследовательские зонты. Затем руководство экспедиции капитулировало перед научной общественностью, и на внутреннюю поверхность "ядра" была высажена первая группа астронавтов-исследователей. К концу недели там обитало уже человек тридцать.
   Алексей Сковородников особо не вникал в результаты исследований внутреннего мира "ядра". У него были свои проблемы - читать и читать рекомендованные фолианты, решать предложенные холой задачи. Учиться, одним словом.
   К концу второй недели поток новостей, поступающих из "ядра", стал усыхать. По требованию большинства астронавтов руководство экспедиции приняло самое простое в этом случае решение: вскрыть следующее "ядро".
   Второй раз прорыв квантитной оболочки был осуществлен с учетом накопленного неудачного опыта. Личный состав экспедиции собрали внутри звездолета, активировали внешнюю защиту "Элеоноры" - теперь знали, как надежнее всего противостоять энтропийной волне Шара. "Проникатель-2", вобравший в себя только самое необходимое оборудование, плотно приклеился к квантитной оболочке, пара минут - и его проходческий щит оказался внутри. На сей раз энтропийной атаки не последовало.
   Три минуты, необходимые для калибровки анализаторов и получения первых данных о состоянии внутренней среды "ядра", казалось, невозможно было вытерпеть. Когда же по информационным экранам побежали первые ряды цифр, родилось всеобщее удивление: второй мир разительно отличался от первого. Сильный радиационный фон. Сила тяжести едва дотягивала до одной шестой земной, давление внутренней газовой среды и того меньше, температура около нуля по Цельсию. Вырождение квантовых кластеров шло быстрее: не за минуты, а за считанные секунды. Выстрелили рой мисентов - они перестали функционировать еще до падения на подстилающую поверхность. Пришлось повторить попытку, отстрелив мисенты с большей начальной скоростью.
   В мастерских "Элеоноры" наладили производство компьютерных узлов, приспособленных для новых условий, и после необходимых испытаний, вначале автоматические, затем и пилотируемые летательные аппараты приступили к исследованию нового мира. Практически сразу за ним закрепилось название "силикоидный" - из-за большой доли в нем полимерных молекул, похожих на белковые, в которых атомы углерода были заменены атомами кремния. Ник Улин утверждал, что перед ними открылась ячейка с силикоидной жизнью. Когда же на расстилавшийся внизу ландшафт были наложены так называемые матрицы Лонренка, в результате чего было выявлено множество свидетельств неестественности его формирования, квартарец заявил, что во втором вскрытом "ядре" присутствует разумная силикоидная жизнь. Его слова породили исследовательскую лихорадку.
   - Удивляюсь я, глядучи на вас, - сказал Алексей Сковородников квартарцу. - Мы здесь вроде бы не для того, чтобы изучать боро-водородные или силикоидные миры. Неужели нельзя где-нибудь на обжитой уютной планетке создать, скажем, специальный институт и не спеша заняться этим?
   - Можно, - ответил Ник Улин, впиваясь в новый ряд данных, появившихся перед ним на информационном экране, - но, к сожалению, любая придуманная модель неполна. Содержит только то, что в нее изначально вложено. Полевых исследований она не заменит. Неужели мы наткнулись на разумные силикоидные бактерии?..
   - В мое время, - счел нужным продолжить разговор Алексей Сковородников, - были тысячи книг про звездные войны, сотни кинофильмов. Один мой школьный товарищ не читал ничего кроме так называемых космических боевиков. Почему вы даже не рассматриваете возможности, что чужой разум может оказаться враждебным нам?
   - С грехом пополам можно придумать причины повоевать, если близки условия жизни и вехи научно-технического прогресса двух цивилизаций. Но это - событие совершенно невозможное. А в духовной сфере накапливается еще больше расхождений. В итоге - гораздо полезнее и интереснее просто общаться... если сможешь. Даже если сказать ровным счетом нечего.
   Яфет почмокал губами и сказал:
   - Как-то я встречал такое сравнение встречи с Чужими: идешь по большому лесу, где все деревья примерно одинаковы, и вдруг видишь одно растение, отличающееся от всех остальных. Срубишь его, и вся окружающая красота исчезнет. Это к вопросу о том, почему до сих пор не случилось ни одного вооруженного конфликта с иными разумными.
   - Вот еще одно распространенное образное сравнение, - сказал Ник Улин, - эволюция Вселенной как рост дерева, у которого каждая ветка - цивилизация. Чем дальше цивилизации продвигаются по пути познания, тем длиннее их веточка, тем дальше и дальше удаляется она от соседних. И чтобы одной из них ощутить благоухание цветов другой, необходим непосредственный контакт.
   Незаметно пролетела неделя. До гибели первого "Проникателя" говорили сковородниковское "ядро". При работах по двум направлениям возникла потребность различать, где что происходит. Как-то само собой вспомнились номера, присвоенные "ядрам" при просвете Шара. Боро-водородный мир стали называть Седьмым, силикоидный - Четвертым.
   После очередного сеанса мгновенной межзвездной связи - необходимо было передать полученные результаты научных исследований - руководство экспедиции объявило дискуссию по вопросу, что делать дальше. Путь, ведущий к таинственным создателям Шара, ни Семерка, ни Четверка не открывали, и было не ясно, как достичь главной цели экспедиции - вступить в контакт с Перворожденными.
   Вновь было принято решение, продиктованное простым любопытством: снова бурить. Так неожиданным образом команда-22 оказалась на острие работ экспедиции. Третьим в очереди на вскрытие значилось "ядро" под первоначальным номером "два", выбранное Алексеем Сковородниковым, и ответственность за организацию исследований его, согласно общему плану работ, возлагалась на подразделение Вана Лусонского.
   Герцог, впрочем, был занят более важными делами и возложил все хлопоты на Лидию Гирееву: пусть, мол, учится, растет над собой.
   Вытолкнутый из недр элеонорских мастерских "Проникатель-3" представлял собой шедевр инженерного творчества и вмещал в себя оборудование, необходимое для прорыва квантитной оболочки Двойки, сложную систему сбора и обработки данных и комфортабельный жилой отсек. Функционировал он безупречно, и уже через несколько минут после "пришарения" выдал первые результаты замеров внутренней среды третьего по счету вскрытого "ядра". Длиннющий список чисел характеризовался одним словом - норма.
   Не веря глазам своим, как и все без исключения члены экспедиции, Лидия Гиреева, исполняющая обязанности главного диспетчера-распорядителя работ, потребовала калибровки анализаторов, затем - их замены. Однако и повторные измерения упорно показывали: там, внутри Двойки состав воздушной среды, температура, сила тяжести, радиационный фон и все прочее неотличимы от земных.
   "Элеонора" зашелестела, как потревоженный улей.
   Отстреленный рой мисентов позволил сконструировать подробную карту Двойки.
   Нависающий купол квантитной оболочки, светящийся в районе наивысшей точки примерно как земное солнце, хорошо имитировал голубое небо. Четырнадцать часов длился день, затем светильник переходил в энергосберегающий режим, и наступала относительная темнота - примерно такая же, как на Земле при полной Луне.
   По небу ходили тучки. Возможно, когда и дожди случались.
   Всхолмленная лесистая местность внизу, прорезанная семью речными руслами, постепенно опускалась к середине. Края ее вздыбливались горными кручами, почти касающимися квантитной оболочки изнутри.
   Населялась она... людьми. Или существами, неотличимыми от людей. Одетыми в простые домотканые одежды. Имеющими только примитивные орудия и занимающимися натуральным хозяйством.
   Ровные площадки, удобные для сельскохозяйственных работ, во многих местах были заняты ухоженными полями. Вокруг населенных пунктов - компьютер насчитал шестьдесят больших поселений с количеством домов не менее сотни каждый и тысячу мелких хуторков - бродили многочисленные стада домашнего скота. Все крупные деревни были связаны грунтовыми дорогами.
   Одним словом, идиллия. Но с одним исключением. Посреди Двойки раскинулось довольно большое - километров пять в диаметре - озеро. Позже выяснилось, что именовалось оно Уремом. Воды его, насыщенные сероводородом, были безжизненны, а каменистые, лишенные растительности берега прогрызены множеством пещер. Инородным пятном застыло оно, вбирая все речные воды Двойки и порождая в ответ лишь смрад.
   Было от чего вскружиться голове. Было от чего впасть в познавательный транс.
   Никто не мог предсказать реакцию существ, живущих в замкнутом мире, на появление пришельцев извне. Чтобы не внести необратимых изменений в объект изучения, дальнейшие исследования Двойки решено было проводить скрытно от аборигенов.
   Наладили производство специализированных мисентов. Их распыляли, когда в Двойке был "день" - появление микроскопических шпионов если и улавливалось ее обитателями, то принималось разве что как легкое запыление воздуха.
   Через неделю было признано, что одними мисентами не обойтись, и в Двойку были отправлены два десятка тяжелых исследовательских роботов, снабженных совершенными системами мимикрии. Сбрасывали их по ночам на специальных парашютиках из материалов, за полчаса растворяющихся в воздухе без следа.
   Если мисенты дали как бы последовательность моментных снимков Двойки, позволили накопить информацию, необходимую для расшифровки языка аборигенов, то с помощью тяжелой техники удалось провести детальный анализ жизненных процессов замкнутого мира и убедиться, что его биологический код не отличим от земного.
   Определили, что климат Двойки примерно соответствует климату умеренной зоны Земли, но без выраженной смены времен года. Фауна и флора ее представляли почти точные аналоги земных. Существенных различий на уровне видообразования выявлено не было.
   Пользуясь привилегиями распорядителя работ, Ник Улин возглавил одно из направлений исследований - реконструирование истории Двойки. Яфет объявил себя начальником группы, изучающей ее псевдочеловеческих обитателей, и назначил Алексея Сковородникова своим заместителем. Лидия Гиреева утвердилась в кресле главного диспетчера. Только герцог Лусонский по-прежнему занимался сугубо личными делами.
   Заботы спрессовали сутки в мгновения, и лишь где-то через неделю выпала очередная фантом-конференция команды-22 в каюте Ника Улина. Обратив внимание, что квартарец сидит за компьютерным пультом чернее тучи, Яфет спросил:
   - В чем дело, уважаемый? Проблемы?
   - Не то слово - тупик. Не удается смоделировать эволюцию Двойки. Из решения простейших математических уравнений, описывающих рост и уменьшение популяций, следует, что в столь малом объеме совершенствование жизни земного вида до появления гоминид невозможно. В то же время не обнаружено никаких следов воздействий извне.
   - Что-то я не в теме, - вмешался Алексей Сковородников. - Разве одного того факта, что Двойка находится в Шаре и окружена квантитной оболочкой, не достаточно для причисления ее к искусственным творениям?
   - Я не отрицаю, что Двойка создана Перворожденными. Я говорю, что мы не можем понять, как часто и каким образом они подправляли эволюцию своих подопечных.
   - Плохо искали. Надо мне заняться этим вопросом, - изрек Яфет. - Вот тебе один косвенный аргумент в пользу того, что Перворожденные направляли жизнь в Двойке: язык аборигенов строго подчиняется правилам. Исключений нет - ни одного неправильного глагола, ни одного кривого междометия! Ни одной идиомы, смысл которой лежит вне употребляемых слов. Всегда однозначно говорится, кто что с кем или с чем и как делал. Это ли не доказательство того, что он создан не обществом людей, а компьютером?
   Ник Улин покачал головой.
   - Доводы лингвистики всегда спорны.
   - Ну как же! Разве может человеческий язык развиваться, все время оставаясь в тисках старых правил? Я читал, что давным-давно на Земле одним из самых распространенных был язык, в котором написание слов не имело ничего общего с их произношением, а соподчиненность оборотов в предложениях приходилось угадывать. Весь язык - одно большое исключение из правил!
   - Были и языки, конструкции которых не имели исключений, - тихо ответил Ник Улин. - Например, язык народов аймара.
   - Не знаю таких.
   - Поищи в Информатории. Аймара - одно из племен, обитавших в Южной Америке. Это материк такой на Земле.
   - Хорошо, - буркнул Яфет, - почитаю.
   - Аймара, кстати, создали не только уникальный язык, - добавил Ник Улин, покопавшись в своей бездонной памяти, - но и удивительнейшее мироощущение: в отличие от всех прочих народов, они интуитивно располагали будущее не впереди себя, а сзади. Прошлое, объясняли они, известно и потому находится как бы перед глазами. А будущее не известно - как бы за спиной.
   Хола почмокал губами, запоминая. Однако сдвинуть его мысли с занятой колеи оказалось не так просто.
   - Вот тебе еще один аргумент, - сказал он, - аборигены Двойки - это не люди, а неразумные пустышки. Манекены. Куклы. Будь они холами - никто из них не удостоился бы права на имя.
   Квартарец недоуменно посмотрел на Яфета.
   - Да-да! Ты посмотри. В повседневной жизни каждый из них выполняет какую-либо одну функцию. Крестьянин - пашет. Кузнец - кует. Пастух - пасет. Лекарь - лечит...
   - Было бы странно, если б пастух ковал, а кузнец пахал. Мне, помнится, еще в школе рассказывали о разделении труда на заре цивилизации, - с усмешкой сказал Алексей Сковородников. - Были, мол, охотники, а стали земледельцы и скотоводы. Потом появились ремесленники, воины, жрецы. И так далее.
   - Во - жрецы! - прервал товарища Яфет. - Аборигены четверть времени, когда не спят, молятся. Я сам это подсчитал. И, что интересно, после каждой молитвы их поведение меняется. Такое ощущение, что они умнеют. Вот только одно наблюдение: сборщик плодов не мог приставить к дереву лестницу - мешал куст. Помолился - сходил за топором и вырубил злополучный куст. Другой тщетно пытался затащить в горку тяжелую тележку, запрягаясь подобно лошади. Помолился - встал сзади тележки и с разбегу загнал ее наверх. Короче говоря, у них молитва - главная форма творческого мышления.
   - Ты это серьезно говоришь? - спросил Ник Улин.
   Яфет стушевался.
   - Я, пожалуй, еще подумаю над этим вопросом, - сказал он.
   После необходимой паузы Алексей Сковородников спросил:
   - Вы вот обсуждаете, как создана Двойка. А вас не интересует - зачем?
   - Ох, это вопрос вопросов, - вздохнул Ник Улин. - Ответ на него, я думаю, подведет логический итог всей работе экспедиции. К сожалению, пока все предположения и гипотезы о целях создания и "ядер", и в целом Шара ненаучны.
   - Как это - ненаучны?
   - В науке каждая гипотеза должна быть проверяемой. Но пока что все, что приходит в голову, принципиально не может быть ни подтверждено, ни опровергнуто.
   - А что, например, приходит?
   - Мне, например, представляется, что "ядра" - это своего рода сейфы, в которых Перворожденные хранят образцы созданных ими рас разумных в качестве эталона.
   - Эталона... - растерялся хола. - Созданных... Распространители разумной жизни...
   - Да, - твердо сказал Ник Улин, - посеяв на какой-либо планете жизнь, Перворожденные сохраняют ее образец на тот случай, если произойдет непредвиденная природная катастрофа. Или на случай, если созданная ими разумная раса прекратит развитие по какой-либо внутренней причине. Здесь можно придумать много "если" и "или".
   - Стало быть, Двойка - это... своего рода законсервированный кусочек человеческой цивилизации?
   - Да, я бы так и сказал: обыкновенная консерва.
   - А Перворожденные, стало быть, боги, оживотворяющие Галактику?
   - Боги - не боги, но цивилизация, старше нашей на много миллиардов лет. Почему чуть что - сразу боги? Поминание без особой нужды Причины всего и всякого есть признак незрелого ума. Пора бы уж повзрослеть. Принять к сведению уроки исторического пути человека по тропе познания.
   - Какие именно? Их много, уроков разных.
   - Да хотя бы то, что в целом вся история нашего естествознания - это падение. Люди постоянно претендовали на привилегированное место в Мироздании, и раз за разом низвергались в пучину ничтожества. Когда-то их мир был маленьким. Чуть больше той территории, которую можно было охватить взглядом, взобравшись на высокое дерево или поднявшись на гору. Рассказы путешественников о дальних странах укладывались в существующую систему мифов и сказок. Так появлялись собакоголовые, амазонки, сирены, грифоны и прочее. А в двух-трех днях пути пряталось жилище доброго волшебника или Прокруста, выравнивающего по росту усталых путников.
   - Это как?
   - Он клал гостей на свое ложе. Если их ноги свисали - отрубал лишнее. Если не дотягивали - вытягивал.
   - Ишь, какой стандартизатор, - прокомментировал Алексей Сковородников.
   - А что дальше?
   - Чуть дальше обитали боги, не считавшие зазорным время от времени пообщаться с простыми смертными. Солнце жарким фонариком исправно вставало на востоке, проплывало по небу и тонуло на западе. Казалось очевидным, что оно много меньше окрестных полей и лугов. Позже наука все же смогла определить более-менее правильное соотношение размеров Земли и Солнца. Но только в двадцатом веке выяснили, что легкая туманность на ночном небе - так называемый Млечный Путь - на самом деле есть огромное скопление звезд. Назвали ее Галактикой. К Солнцу стали относиться как к ничем не выделяющейся звездочке, находящейся далеко-далеко от центра Галактики, на отшибе. Потом открыли другие галактики. Пришли к выводу, что наша Галактика зауряднейшее звездное скопление. А затем... ну, вы сами можете продолжить.
   - Понятненько, - протянул Яфет. - Только к чему вы это нам говорите?
   - К тому, что даже к слову "Бог" следует относиться с величайшим почтением и не употреблять его всуе. Сейчас мы вынуждены приписать Ему создание видимой нам части Метагалактики со многими миллиардами галактик, каждая из которых содержит сотни миллиардов звезд. Причем в большинстве звездных систем имеется своя жизнь, а изредка - разумные существа. Вынуждены приписать Ему проектирование бесконечности микромира, глубин надпространства и множества стрел времени. Приписать появление наших магов, умеющих создавать свои материальные миры. Например, тот же Ирий, сотворенный Олмиром и Месенном. Короче говоря, не надо всякий раз поминать Бога. Достаточно просто полагать, что Перворожденные примерно такие же обитатели нашего Мироздания, как и мы. Ну, чего-то достигли в жизни. Сконструировали нас и еще с десяток-другой разумных рас. Как мы, люди, сделали вас, хол.
   - Вы остановились в шаге от создания хол. Последний, самый трудный шаг мы сделали самостоятельно, - механически проговорил Яфет и надолго замолчал.
   Состоявшийся разговор, как и все фантом-конференции последних дней команды-22, стал достоянием научной общественности экспедиции. Прозвучавшая гипотеза Яфета о неразумности аборигенов Двойки впоследствии вспоминалась разве что для того, чтобы получить очередной заряд критики. Зато слова Ника Улина упали на благодатную почву. Через день-другой Двойку все в унисон стали называть Консервой. А обитатели ее, неотличимые от первых на Земле людей, получили название консы.
   День мелькал за днем, и Алексей Сковородников не сразу почувствовал, что поток фактов из Консервы превратился в тоненький ручеек. Элеонорцы по-прежнему видели все, что творилось в ней, но, как и прежде, далеко не всегда могли объяснить поступки аборигенов. О жизненно важных делах консы, как и люди, говорили редко, поэтому фундамент устройства их общества, скрытые пружины поведения оставались пока не понятными. Наибольшие споры вызывали религиозные обряды консов.
   Религия занимала важное место в жизни консов, но детально ознакомиться с ее ритуалами не удавалось. Особую загадку представляла традиция паломничества. Выбранные по неизвестным критериям аборигены - мужчины и женщины, молодые и пожилые - срывались с насиженных мест и пешком, питаясь подаянием, шли к Урему. Входы в пещеры по его берегам денно и нощно охранялись специальными караулами, и автоматические разведчики "Элеоноры" не смогли проникнуть внутрь. По случайно оброненным фразам выяснили, что паломники спускаются в пещеры для трехлетней учебы в закрытых учебных заведениях - так были поняты слова "паломник, ученик школы богов": дети консов учились в сельских школах три года.
   Стало очевидно, что необходимо найти новые источники получения информации. Не было у экспедиции времени, чтобы ловить знания по крупицам. Возникло предложение принудить консов к разговору. Задавать вопросы и слышать ответы. Но как это сделать, не открывая, что люди пришли в их мир извне? Было решено послать в Консерву разведчика. Шпиона, который мог бы участвовать в общественной жизни консов.
   За будущим агентом закрепилось название прогрессор - это слово принес Алексей Сковородников из своей прошлой жизни. Чуть ли не все члены экспедиции записались в добровольцы. Ник Улин с Алексеем Сковородниковым, на зависть Яфету, тоже подали заявления. Хола был забракован изначально: первое и самое важное требование, предъявляемое к будущему прогрессору, было не иметь ни одного вживленного технического устройства.
  

11. Серый

   Насыщенные будни предоставляли все меньше минут отдыха. Ник Улин, продляя их, взял в привычку добираться из столовой до своей каюты кружным путем. Неспешная прогулка позволяла собраться с мыслями, распланировать занятия на ближайшее время.
   Так и в тот раз, расставшись с Яфетом и Сковородниковым у лифта, он пошел куда глаза глядят. На одном из поворотов чуть не столкнулся с Рональдом Греем.
   Неприметность - визитная карточка сотрудников Комитета Защиты Человечества. Отстранившись в механических извинениях, Ник Улин не сразу понял, что перед ним один из заместителей капитана - настолько незапоминающимся тот был.
   - Вы торопитесь? - спросил Рональд Грей. - Не возражаете, если я составлю вам компанию?
   Квартарская привычка с готовностью воспринимать любое человеческое обращение отогнала прежние мысли.
   - Пожалуйста. С радостью.
   - Вы, как я заметил, прогуливаетесь в гордом одиночестве, без своих товарищей по команде. Сильно они вам надоедают?
   - Высшая жизненная роскошь - общение. Тем более с такими людьми, как Сковородников. И Яфет.
   - Да, герцог Лусонский подобрал себе великолепную команду. Вчера я как раз просматривал отчет об эффективности работы различных служб экспедиции. Ваша команда на первом месте с огромным отрывом. Буквально по всем показателям.
   Герцог Лусонский палец о палец не ударил, подбирая команду-22. Но прав Рональд Грей, удачная компания получилась. Кого ни возьми - интереснейшая личность.
   - У меня стойкое неприятие формализованных методов оценки человеческой деятельности. Какой станок лучше, можно определить по его производительности, по удобству пользования, еще по каким-либо параметрам. Но результаты деятельности любого разумного существа принципиально не могут быть рассчитаны.
   - Вы правы. Абсолютизировать эти оценки нельзя. Но почему бы наряду со всеми прочими их не принимать во внимание? Скажем, каким образом лучше охарактеризовать ваш вклад в работу экспедиции? Все выдвинутые вами гипотезы и предположения на проверку оказались верными. А сколь неожиданными они были, с каким трудом ломали стены неприятия и недопонимания! Вы великий пророк.
   - Ох, прошу вас, не надо неуместных восхвалений. Такова моя основная профессия. До того, как мне выпала честь принять на себя обязанности трибуна, я работал интерпретатором. Одним из сотен и тысяч других таких же тружеников Квартара. Рад, что мои умения пригодились экспедиции.
   - Пригодились? Не то слово: оказались решающими. Открою вам секрет Полишинеля: все должностные лица экспедиции постоянно следят за ходом производственных совещаний в вашей каюте.
   Ник Улин почувствовал, что их встреча в коридоре не простая случайность.
   - А Лидия Ивановна! За короткое время она, судя по результатам сданных ею экзаменов, превратилась в высококвалифицированного специалиста. Старпом решил ходатайствовать о повышении ее звания сразу на две ступени. Великолепное начало карьеры астронавта!
   - Да, наша Лидочка оказалась старательной девушкой.
   Рональд Грей принялся горячо расписывать сложности труда в космосе, усиленно жестикулируя. Есть все же у него одна выпадающая из обыкновенности черта, подумал Ник Улин: холеные руки с длинными нервными пальцами. Вспомнил, что в Содружестве Рональда Грея за глаза звали Серым. Меткое прозвище.
   - К чему вы мне это говорите?
   Вероятно, Ник Улин не смог сдержать в себе глухую антипатию к Рональду Грею, а тот почувствовал ее.
   - К чему? Откровенно говоря, не знаю. Наверное, просто чтобы не сразу перейти к важному для меня вопросу.
   - Слушаю вас.
   - Пройдемте в мою каюту.
   - Зачем?
   - Для порядка. Тема вопроса - кадровая. Ваш ответ должен быть запротоколирован надлежащим образом.
   - Что ж, пойдемте.
   Направляя Ника Улина по длинным переходам жилого модуля, Рональд Грей вновь принялся расхваливать успехи команды-22.
   - Кстати, - поддержал разговор Ник Улин, - у меня вызвало удивление, что Яфету позволили отправиться на выручку первой экспедиции "ягуара". Он же не астронавт. Ни навыков работы в космосе, ни специальных знаний.
   - Решение действительно принималось с большим трудом. Инструкции строго запрещают отправлять аппараты, подобные "ягуару", в беспилотном режиме. Автоматика не заменяет человека. Всегда можно ожидать возникновения какой-либо нештатной ситуации, перед которой спасуют компьютерные программы любой сложности.
   - Согласен.
   - В конечном итоге решающим был назван фактор времени: вызволять попавший в беду "Дракошу" надо было как можно быстрее. Яфет единственный из состава экспедиции, кто был признан способным выдержать предполагаемые условия полета. Результаты спасательной операции подтвердили правильность принятого решения. Но вот мы уже пришли. Прошу вас, заходите.
   Ник Улин шагнул в каюту и невольно задержал дыхание. Он словно стоял на маленькой досочке, парившей на головокружительной высоте. Внизу грозно ощерились остроконечными вершинами, окруженными белесыми тучками, дикие горы. Крутые бесплодные склоны падали в темную зелень далеких долин. Необычная, мастерски сделанная иллюзия.
   - Проходите. Садитесь в кресло, пожалуйста.
   Вслед за хозяином Ник Улин шагнул в пропасть, но не упал - досочка под ногами продвинулась вперед. Иллюзия сдвигалась. Пройдя на середину каюту, они снова оказались на самом верху величественной горной вершины.
   Из пола выдвинулись два кресла и низенький столик, уставленный множеством бокалов, кувшинов и бутылочек
   - Могу вам предложить коктейль из феитских соков. Мне нравится их букет. Это остаток моих когда-то обширных запасов. Боюсь, пройдет немного времени, и это чудо будет мне уже недоступно.
   - Благодарю, я только что пообедал.
   - Глоточек-другой божественного нектара никогда не может быть лишним.
   - Спасибо. Но не хотелось бы нарушать свои привычки, - твердо сказал Ник Улин.
   - Ну, как знаете.
   - В Межзвездном Флоте вроде бы не приветствуется еда и питье вне специально отведенного помещения, - сказал Ник Улин, чтобы сгладить шероховатость.
   - Да, это так. Мне в силу особенности профессиональных занятий сделано исключение. Чтобы завязать разговор, взять нужный тон, сделать паузу, нужна какая-нибудь атрибутика. Угощения я провел по статье "спецсредства".
   - Уверяю, что со мной ухищрения вам не понадобятся. Будьте естественнее.
   Рональд Грей прокашлялся.
   - Хочу вам напомнить, что как один из высших руководителей Квартарской общины, вы имеете первую форму допуска к конфиденциальной информации, касающейся кадровой политики в Содружестве. В связи с этим я прошу вас, чтобы все, что здесь будет сказано, не покинуло стены этого помещения.
   Ник Улин пожал плечами.
   - Постараюсь не разглашать ваших секретов, но гарантии, как вы сами понимаете, дать не могу. Потому и не буду.
   Рональд Грей удовлетворенно кивнул.
   - Успехи вашей команды, о малой части которых я только что говорил, виднее на общем фоне работы экспедиции. Стратегия - прямолинейней некуда. Планы меняются через день. Прогнозирования никакого. Тупо вперед - и будь что будет.
   - Тенденциозная, на мой взгляд, оценка. Как ни крути, но экспедицией собрано огромное количество сведений, представляющих большую научную ценность. Экология систем, основанных на отличных от земных полимерных молекулах... Даже одно объяснение факта многомиллиардного возраста Шара чего стоит... Нет, я не могу согласиться с вами.
   - Да не соглашайтесь! Какой кровью даются эти ваши научные открытия?
   - Насколько мне известно, трудности нам предсказывали с самого начала, еще до старта "Элеоноры". Тем не менее, с нами пока еще не произошло ничего фатального, если не считать гибели шести членов экспедиции.
   - В том-то и дело, что пока! По моим представлениям - по чистой случайности. Моя профессиональная специализация - парирование внутренних угроз общественной безопасности. Снятие психологической напряженности, предотвращение террористических актов, саботажа и диверсий. Поскольку потенциально противодействуют мне люди, поведение которых моя служба за долгое время существования научилась прогнозировать, можно надеяться, что я оправдаю возложенные на меня надежды. Но как предугадать действия такого грозного противника, как Перворожденные, я не представляю. Не знаю, например, когда и с какой стороны к нам придет что-то вроде новой энтропийной волны. Могут ли подглядеть козыри Перворожденных прочие члены руководства экспедиции? Крайне в этом сомневаюсь. Вскрыли три "ядра" и бросились, как малые дети, копаться внутри них. Я понимаю, что интересно. Понимаю, что большой вклад в науку. Но мы, в конце концов, не академический институт, а космическая экспедиция, представляющая все человечество. Наше призвание - не мелкие открытия, которые можно спокойно сделать на любой обитаемой планете. Мы должны войти в контакт с Перворожденными. Понять, что представляет из себя Шар как таковой. Понять, наконец, что такое Медуза.
   Примерно такое же недоумение о работах экспедиции высказывал Сковородников, вспомнил Ник Улин.
   - Сегодня утром, - продолжил Рональд Грей, - я в десятый, наверное, раз прогнал описание деятельности нашего капитана, Благова, через стандартные тесты кадровых служб Галактического Содружества. Результат - твердый "неуд". Если в следующий полет Гиреева пойдет в чине старшего офицера, то для Благова карьера в Межзвездном Флоте завершена. Впредь он не получит согласия на занятие любой руководящей должности на Флоте.
   Ник Улин улыбнулся, чтобы сбить лишнюю горячность собеседника, и сказал:
   - Не забывайте, что я квартарец, и оценивать деятельность начальства - не моя стезя. Если руководство работает плохо, значит виноваты все. Неточно информируем. Не горим на работе. Невовремя подсказываем, что необходимо сделать, и так далее.
   Рональд Грей неопределенно пожал плечами, то ли соглашаясь, то ли выражая сомнение, открыл одну из своих бутылочек, налил на донышко бокала какой-то бордовый, обладающий сложным цветочным ароматом напиток, со вкусом отпил глоток. Посидел немного, закатив глаза. Медленно заговорил:
   - Я понимаю, что вы хотите сказать. От ошибок, мол, никто не застрахован, а все человеческие достижения по достоинству могут быть оценены спустя долгие годы. Знаком я с подобной философией.
   - А разве сие не так? Все фундаментальные открытия и изобретения в ретроспективе кажутся на удивление простыми. Колесо, например, - что может быть проще? Однако в незапамятные времена люди на целом материке не увидели, что у колеса есть не только обод, но и ось. А в результате не догадались, что можно транспортировать тяжести не волоком, а на тележке. Позиционная система записи чисел - единственная, которая позволяет реализовать универсальные арифметические алгоритмы счета. Однако очень даже не сразу она пробила себе дорогу.
   - Ваши примеры убедительны... в общефилософском плане. Но давайте опустимся на грешную землю. Приведите, если сможете, пример из нашей, экспедиционной жизни.
   Ник Улин почувствовал, что Рональд Грей напрягся. Подкрадывается к своей главной цели разговора?
   - Хорошо. Способ преодоления квантитной оболочки, предложенный Алексеем Сковородниковым. Идея - проще некуда. Многие, как мне известно, сокрушались, что подобная мысль не пришла им в голову.
   - А могла прийти?
   - Ну конечно! Но не пришла. Не додумались. И я не могу дать никаких гарантий, что смогли бы додуматься. Я также был удивлен, что сам прошел мимо подобной идеи, - Ник Улин посидел, подумал. Потом сказал: - Алексей дал не только идею, а... как бы сказать понятнее вам, без наших, квартарских терминов... он дал клише, пользуясь которым сейчас мы успешно преодолеваем очередные препоны, воздвигнутые хозяевами Шара.
   - Поясните, пожалуйста, вашу мысль.
   - Он подсказал общий принцип поиска обходных путей. Только благодаря его находке, вероятно, возникло предложение использовать узкочастотные устройства связи со сменой рабочей спектральной полосы сигнала. В иной обстановке, с иной историей общения с Шаром, я полагаю, нам было бы чрезвычайно трудно найти это решение.
   - Гм... спорное утверждение.
   - Отнюдь. Я озвучиваю лишь следствие общего правила: чтобы увидеть что-то новое, человек должен выбраться из пут привычных представлений. Чтобы прийти к гениальной догадке, он должен вначале создать внутри себя новый образ. Это азбучная истина науки о мышлении. Сковородников дал нам образ - "Перворожденный с малюсеньким щитом".
   Рональд Грей хмыкнул и после продолжительной паузы сказал:
   - Однако оставим высокие материи. Что еще вы можете сказать об Алексее Федоровиче Сковородникове? Вы с ним много общались.
   - Хороший человек. Необычный
   - И это все, что есть у вас сказать?
   - Ну почему? О нем я могу говорить много. Начать с того, что у меня вызывает большое удивление сам факт его оживления. По какой причине именно он возвращен к жизни, а не кто-то другой из миллиардов его современников? Да еще вопреки общей логике работ Яшарского института. Насколько мне известно, внесение даже малейших изменений в его производственный план влечет огромные трудности. Какую гигантскую работу пришлось проделать, чтобы установить его личностные данные!
   - Результаты работы Института восстановления не пропадут. Со временем будут использованы при оживлении современников Сковородникова, а далее - их предшественников.
   - Хорошо, не пропадут. Будут затребованы лет эдак... через сто или двести. Или еще позже - через тысячу, принимая во внимание колоссальный объем вычислений и количество кандидатур на воскрешение. Я не об этом. Я удивлен, почему счастливый жребий выпал именно ему. Он, кстати, выдал как-то одну простонародную приговорку, подходящую для образного комментирования моего удивления: просто так и прыщ не вскочит. Иными словами, за казалось бы дикой случайностью всегда стоит какая-то закономерность. У следствия не может не быть причины.
   Рональд Грей отпил маленький глоток из бокала, погонял напиток во рту, с удовлетворением проглотил.
   - Когда первые звездные экспедиции землян уходили в дальний космос для колонизации новых миров, зародился обычай брать с собой сосуд с землей родной планеты. В те времена, знаете ли, космические путешествия были окружены ореолом не только романтики, но и сентиментализма. Доставляли ли такой сосуд на Мериту, сохранившиеся архивы умалчивают. Однако разгребая завалы на главной площади Коранта, столицы сожженной планеты, сотрудники Яшарского института восстановления обнаружили чудом сохранившуюся урну с земной почвой. А внутри, среди случайных камушков и обрывков разложившихся корней земных растений нашли фрагмент человеческого черепа - теменной кости. По этому кусочку и был воскрешен Алексей Сковородников.
   - То, что вы рассказали, интересно. Но, тем не менее, мое удивление остается при мне. Мало ли что археологические экспедиции находят каждый день.
   - Тут особый случай, привлекший внимание и Лоркаса, и Синина, и прочих руководителей Института восстановления. Во-первых, находка была сделана на Мерите. Во-вторых, фрагмент кости не имел признаков тления.
   - Не понял.
   - Опуская несущественные детали скажу, что костный фрагмент приобрел такие физико-химические свойства, таким образом насытился солями, что мог бы лежать в земле еще неопределенно долгое время. Я знакомился с результатами специальных исследований на этот счет. Вероятность превращения человеческих тел или их фрагментов в нетленную органику оценивается как пренебрежимо малая величина. В старину бытовал обычай поклоняться останкам людей, мумифицированным естественным путем. Называть их святыми мощами.
   Ник Улин терпеливо ждал продолжения и дождался. После очередного глотка и неспешного смакования напитка Рональд Грей, грустно вздохнув, вновь заговорил:
   - Было и третье обстоятельство. ДНК-анализ показал, что фрагмент кости принадлежал человеку, которого можно отнести к предкам тех ремитцев, которых ныне отбирают для обучения магическому искусству. В чем именно заключаются эти особенности, моей службе не совсем понятно...
   Слукавил Рональд Грей, и Ник Улин почувствовал это. Но такая ложь простительна. Даже в приватных разговорах один-на-один функционерам КЗЧ вменялось в обязанность заверять, что все, касающееся сущности магов и источников их сверхчеловеческих способностей, для них табу.
   - В общем, нельзя было не среагировать на столько удивительных случайностей и не начать работы по воскрешению Сковородникова, ломая прежние планы. Причем решающим, по моим скромным умозаключениям, оказалось последнее обстоятельство - схожесть ДНК найденных останков с ремитскими.
   Сказанное требовало обдумывания, и Рональд Грей сделал соответствующую паузу. Ник Улин знал, что меритские маги придавали исключительную важность сотрудничеству с людьми, обладающими генетическими особенностями ремитцев. В Галактическом Содружестве таковых не было найдено более ни в одной человеческой общине. А тут, оказывается, у них под боком лежало то, что они давно искали...
   - В наше время появились инструменты, позволяющие устанавливать историю любых предметов. Вы не пробовали проследить, как попали останки Сковородникова на Мериту? - спросил он.
   - Пытались. Использовали самые совершенные Таблицы Месенна-Корева. Но безрезультатно. Сказывается влияние Меритской войны - искажаются все слабые причинно-следственные связи.
   - Как же Яшарский институт восстановил личностные данные Алексея?
   - У них свои технологии. Нам они неведомы.
   На сей раз Рональд Грей не слукавил. Действительно маги не выкладывали в общегалактический Информаторий свои технологии оживления, а те отрывочные сведения о них, что случайно просачивались, могли свести с ума любого своей несуразностью.
   - Вы заставляете меня поверить, что мы живем в невероятном мире, - сказал Ник Улин. - Готов биться об заклад, что вы сможете удивить меня и описанием, каким образом Алексей был включен в состав экспедиции.
   - Здесь ничего удивительного нет. По его просьбе.
   Ник Улин не удержался - хмыкнул.
   - Он мне признался, что его желание поучаствовать в каком-либо межзвездном полете было не более чем благим намерением. Узнав, что ему забронировано место в нашей экспедиции, он хотел отказаться, но не сделал этого из чувства приличия. Вы пытаетесь меня убедить, что такие случаи обыкновенны?
   - Ну, откровенно говоря, не совсем обыкновенны. Насколько мне известно, в центральных органах Содружества царила тревога по поводу успеха экспедиции, и они пытались максимально усилить наш научный потенциал. Подбором кадров занимался лично Радован, глава Федеральной административной академии и по совместительству - председатель Высшей аттестационной комиссии Содружества. Он-то всеми силами и проталкивал, пользуясь появившейся возможностью, кандидатуру Сковородникова. Мол, его жизненный опыт и таланты скачкообразно повышают потенциал экспедиции. Про Яфета, кстати, он говорил примерно так же.
   - А ваша служба?
   - А мы, - вздохнул Рональд Грей, - сделали единственное, что было в наших силах, - позаботились о безопасности наиболее важных членов экспедиции. Я несу персональную ответственность за жизнь и Сковородникова, и Яфета.
   Он не сказал "и за жизнь квартарского трибуна", но интонация допускала такое продолжение фразы.
   - То, что вы мне рассказали, по-настоящему интересно, - сказал Ник Улин, - и логично дополняет мое восприятие Алексея. В самом деле он весьма необычная личность, как я вначале сказал. В нем чувствуется огромный потенциал. Прирожденный лидер. Обратите внимание: не только Яфет, но почти все элеонорцы сейчас обильно вставляют в свою речь его словесные обороты. За короткое время он почти полностью адаптировался к теперешним, абсолютно новым для себя условиям жизни.
   - Лестная характеристика. А если еще учесть, что дает ее квартарский трибун...
   - Поверьте: ничего личного.
   - Адаптировался, говорите?
   - Да. В последние дни он погрузился в учебу и растет прямо на глазах. Схватывает знания просто налету. Набрав необходимой практики, скоро он ничем не будет отличаться от своих сверстников по реальному биологическому возрасту.
   - Очень хорошо, - Рональд Грей посидел, подумал и с явной настороженностью продолжил: - Мне представляется, что в последнее время среди теоретиков экспедиции возникло какое-то напряжение, косвенно связанное со Сковородниковым. Однако их сленга я не понимаю. Не объясните простым, человеческим языком, в чем дело?
   С тяжелым вздохом Ник Улин сказал:
   - В чем дело, я еще не готов сказать - все зависит от того, к каким выводам в конце концов придут теоретики, какой выход из замаячившегося идеологического тупика предложат. Однако можете считать, что Радован оказался прав, настаивая на включении в состав экспедиции Алексея. Несмотря на полное отсутствие знаний в области квантовой физики, он первым обратил внимание, что обнаруженное внутри "ядер" вырождение квантово-когерентных кластеров противоречит современной науке.
   - Мало ли что противоречит...
   - Смотря что и как. Смириться с данным явлением много тяжелее, чем с существованием энтропийной волны, - там хоть можно сослаться на сложность сопутствующих процессов. Придумать невероятные, чисто умозрительные модели. А здесь мы сходу упираемся в основные постулаты квантовой науки. Один из них гласит: сумма вероятностей состояний каждой квантовой частицы должна строго равняться единице, что эквивалентно утверждению о том, что любой материальный предмет либо существует, либо нет, и пребывать в каком-то третьем, полупроявленном состоянии не может. Не может он существовать наполовину, на треть, на четвертушку, и так далее.
   - Поясните, пожалуйста.
   - Обнаруженное нами исключение части квантовых кластеров без изменения всех прочих физических параметров означает, что материальные предметы внутри "ядра" становятся... менее реальными на ту долю квантовых состояний, которая схлопнулась. В боро-водородном мире, благодаря нашей бурной деятельности в нем, мы уже наблюдаем множество проявлений сего явления: замедлились физико-химические реакции, снизилась прочность местных материалов... Макуайр дал образную и точную общую характеристику: внутренняя материя первого из вскрытых нами "ядер" состарилась.
   - Гм... состарилась... это нам чем-то угрожает?
   - Физически - вряд ли. В духовном смысле - грозит очередным научным кризисом.
   - Ну, такие кризисы мы переживем.
   - Вы давеча приводили пример маятника Фуко, правильное объяснение поведения которого приводит к тому, что та незыблемая, казалась бы, твердь под ногами - родная матушка-земля - начинает вращаться. Можно "забыть" про этот казус и продолжать жить как ни в чем не бывало. Голова не кружится - и ладно. Но когда вы будете знать, что каждый выпитый вами стакан воды материален, скажем, всего процентов на десять, вы также сохраните олимпийское спокойствие?
   После длинной паузы Рональд Грей сказал:
   - В закрытом докладе Яшарского института упомянуто, что в порядке эксперимента мозг Алексея Сковородникова был модифицирован. В пределах разумного, конечно.
   - Как это - в пределах разумного? В нарушение Билля человека? И ваша служба промолчала?
   - Проведенная юридическая экспертиза не выявила нарушений действующего законодательства. Установленные запреты на апгрейд, на искусственное повышение физических и интеллектуальных способностей касаются наших современников. Сковородников же тогда представлял собой... несколько живых клеток более чем двухтысячелетнего возраста.
   - Что конкретно с ним было сделано?
   - Ну... мне трудно сказать. Ничего особенного. Монстра из него не сотворили. Улучшили память, устранили возрастные деградационные изменения, добавили кластеры свободных нейронов в некоторые участки мозга... Работами руководил лично маг Марий. Были использованы результаты исследований, полученные при выполнении какого-то сверхзакрытого проекта магов, касающегося ремитцев.
   - С огнем играют товарищи. А вы им потворствуете.
   Рональд Грей горестно вздохнул:
   - В любом случае его нельзя было оживлять без основательных исправлений исходного материала.
   - Не понял.
   - Он продукт своей эпохи. Тело сильно изношено, с варварски залеченными повреждениями, набитое всякой отравой. На уровне психологии - тьма вредных привычек. Никотиновая и в какой-то степени алкогольная зависимости...
   - В дурных наклонностях он не замечен.
   - Потому что организм очищен от вредных веществ, чтобы не возникало влечения, и повышены психологические барьеры. Вы ему, пожалуйста, не напоминайте о былом, нездоровом образе жизни.
   - Хорошо, не буду.
   - В общем, при его воскрешении все равно требовались некие исправления. Так почему бы не совместить необходимое с полезным?
   - Полезное - это искусственное наращивание раздела мозга, ответственного за паранормальные способности?
   - Ну... не знаю.
   Чувствовалось, что Рональд Грей опять что-то скрывает. Ник Улин выказал свое неодобрение долгим разглядыванием носков его ботинок.
   Поежившись, Рональд Грей задал свой главный вопрос:
   - Алексей Федорович Сковородников подал заявку на агентурную работу среди консов. Как вы думаете, справится он с такой задачей? Прежде чем ответить, подумайте. Вопрос официальный. Я обращаюсь к вам не только как к его старшему товарищу, но и как к ответственному общественному деятелю Галактического Содружества. Ваше мнение, возможно, будет решающим.
   Долгих раздумий Нику Улину не понадобилось:
   - Я считаю, что кандидатура Алексея на засылку в общество консов наилучшая среди всех членов экспедиции.
   - Во как? Даже лучше вашей?
   Была ли крупица ехидства в словах Рональда Грея, Ник Улин не уловил.
   - Никогда не давать себе никаких характеристик - одно из общих правил квартарского общежития. Про себя трудно судить объективно и непредвзято.
   - Понятно. Ваш ответ принят и запротоколирован должным образом.
   - Все, я могу идти?
   - Да-да, не смею вас больше задерживать.
   Ник Улин встал, намереваясь выйти. Поднявшись вслед за ним, Рональд Грей, легко придержав квартарца за рукав, сказал:
   - Пользуясь представившемся мне случаем, хочу удовлетворить личное любопытство. Скажите, пожалуйста, почему вы здесь? Почему вы, народный трибун Квартара, добровольно решили подвергнуть свою жизнь опасности? Чем важно для вас исследование Шара? Что вы пытаетесь в нем найти?
   - В нескольких словах не объяснишь, - со вздохом ответил Ник Улин. - Считайте, что я сошел с ума, вписывая способности меритских и ремитских магов в физическую картину мира.
   - Так уж важно это ваше вписывание? Существуют они - и хорошо.
   - Очень важно! Сейчас считается аксиомой утверждение, что пространство и время единородны. Я полагаю, что надо идти дальше - к пониманию, что единородны сознание и материя. Как нет пространства без времени, так нет и сознания без материи. Сознание прошло свой путь, реализовалось во всей, по крайней мере, видимой нам части Вселенной, как и пространство, а материя - еще только начала свое движение, как и время. Каждая материальная частичка несет сразу все сознание, а то, что мы видим перед собой, - иллюзия, порожденная нашей психикой. Иллюзия реальности, которую мы рано или поздно научимся изменять по своему усмотрению. В действительности существует только то, что спрятано глубоко внутри нас. То, что делает нас разумными. Это "что-то" сотворило весь наш мир. Только так можно объяснить способности магов управлять материальными предметами. Только так могут быть объяснены все паранормальные явления.
   - Да, но при чем здесь Шар? Какова роль Перворожденных?
   - Они, вероятно, завершили познание материального мира. Необходимо узнать, к чему они пришли.
   Рональд Грей то ли недоуменно, то ли осуждающе покачал головой и молча проводил Ника Улина до выхода из каюты.
  

12. Лазутчик

   С трудом прорвав черную мембрану выходного люка, обдавшую его колючей волной озона, Алексей Сковородников ступил на поверхность Консервы. Отошел на пару шагов и глубоко вдохнул, пробуя воздух. Можно дышать. Еле заметно пахнет прелостью и хвоей. Вроде бы так и положено пахнуть старому земному лесу. Птички гомонят, насекомые жужжат. Температура, как и показывали бортовые датчики лита, вполне комфортная - двадцать четыре градуса. Еле заметный ветерок. Лепота, одним словом.
   Направление, куда следовало идти, он запомнил ориентируясь по бортовым приборам лита. Свет от местного небесного светильника должен бить ему чуть-чуть в сторону левого глаза. Впрочем, если приглядеться к местности, заплутать невозможно - иди в низину, и рано или поздно придешь в Урем.
   Что, в путь? Как бы половчее идти-то, минуя буреломы и непролазные овраги?
   Всюду, где живет человек, появляются тропинки. Алексей проследил взглядом еле приметную стежку, вздохнул и пошел по ней. Обогнул высоченное дерево, проломился через кустарник. Обернувшись через несколько шагов, за разлапистыми еловыми ветками не увидел лита, доставившего его на поверхность Консервы.
   Наконец-то он один.
   Бурные многочасовые споры о снаряжении завершились выдачей ему ножа из витасплавов в специальных ножнах, снабженных анализатором-аптечкой с многоразовым шприцем, за щекой закрепили миниатюрный приемо-передатчик. Все остальное было имитацией примитивных местных изделий - плащ с капюшоном из толстой грязно-серой, вероятно льняной ткани, нижняя сорочка до колен и грубые сандалии. Плащ опоясывался длинной грубой веревкой, на ней болтался, закрепленный через отверстие в ручке, вместительный деревянный ковш. Все, более ничего паломнику не положено было иметь.
   Нож был также не обязательным элементом местной экипировки. Тем более нож из витасплавов. Поэтому кнопочка, при нажатии на которую он переводился в рабочий режим, имела дополнительный ход - при дальнейшем нажатии нож вместе с ножнами превращался в труху. Данное техническое решение вызвало большие споры: если нож будет обнаружен консами и признан неуместным, да еще на их глазах рассыплется - не вызовет ли это вполне обоснованные подозрения?
   Впрочем, почти у каждого исследованного паломника было с собой что-то лишнее, не подобающее ему или даже запрещенное. Данное обстоятельство было признано еще одним свидетельством того, что человек, где бы он ни находился и что бы ни делал, - слабое духом и сентиментальное существо.
   Приемо-передатчик закреплен был надежно, но все ж при необходимости его можно было сковырнуть языком и выплюнуть. То страховка на случай, если микроэлектроника перегреется от квантово-когерентного отталкивания.
   Понять, достаточно ли имущества ему дали, можно будет только опытным путем.
   Да, еще одно важное обстоятельство: он накормлен на несколько дней. В первое время, пока будет осваиваться в непривычной обстановке и добираться до Кащеевки, чувство голода не будет ему досаждать.
   Кащеевка - это большое поселение на берегу реки, промежуточная цель его похода. Происхождение, этимология этого названия была не ясна. Со всей очевидностью родилось оно не от земного сказочного персонажа "Кащей" и, вероятно, не от худобы первых жителей поселка. Слов с корнем "кащ", "кас" или "каш" в составленном на "Элеоноре" словаре языка консов вообще не было. Слабая зависимость топонимики от ландшафтных особенностей, по мнению дипломированных лингвистов экспедиции, являлась весомым возражением гипотезы Яфета об искусственности языка консов.
   Тропинку перегородило упавшее сухое дерево. Ствол его повис на крепких еще ветвях на уровне живота - неудобно ни перелезать, ни подлезать. Обходя его, Алексей внимательно изучил корневище, образовавшуюся яму и мусор на ее дне. Растер в руках комок жирной земли, понюхал. Пахнуло чем-то до боли знакомым. Мелькнуло шальное: а не вернули ли его в прошлое, в родные края?
   Дернулся передатчик, и в голове возник голос Лидочки:
   - Леша, как дела?
   Алексей сконфузился. По инструкции, которую его заставили выучить наизусть, требовались периодические доклады диспетчеру. Первый из них должен был последовать в течение пяти минут после высадки. Он нарушил предписания. Плохая примета начинать миссию таким вот образом. Вспомнив отработанные в нудных тренировках навыки, послал мысленную скороговорку:
   - Все в порядке. По первым впечатлениям - обычный земной лес. Конец связи.
   Ресурс аппаратуры ограничен. Следовало минимизировать и продолжительность разговоров, и количество включений передатчика.
   Так, что еще он забыл сделать? Надо соорудить себе посох! Все паломники ходили с увесистыми палками примерно со свой рост.
   Подобрав подходящее дерево - по всей видимости, местной разновидности дуба - Алексей вырезал посох. Для удобства на нужной высоте оставил опору для руки. Нож резал дерево практически без сопротивления. Хорошее подспорье в его путешествии.
   Как типичный городской житель, Алексей Сковородников мало что видел вокруг, а запоминал и того меньше. Все ему было на один лад. Растительность - она растительность и есть, что с нее возьмешь? Порывшись в памяти, мог бы, наверное, с большим трудом назвать породы некоторых деревьев. На ходу же все они сливались в нечто усредненное, неопределенное. Трава, кустарник? - ничего интересного, лишь досадные препятствия.
   Если б спросили его, мог бы сказать, что лес не ухожен. Тропинка петляла между пятнами густо растущих деревьев, прикрытых прущим вверх мелколесьем, и пройти меж них не было никакой возможности. То тут, то там путь перегораживали мертвые деревья, для обхода которых приходилось продираться через колючий кустарник. Травинки, обламываясь, застревали в сандалиях, и периодически приходилось их выдергивать.
   Мог бы сказать, что живности всякой в лесу хватало. Ни на минуту не смолкало навязчивое жужжание насекомых, раздавались птичьи трели. Иногда слышался стук дятла. Несколько раз прямо из-под ног проявлялись зайцы, улепетывающие со всех сил. Шарахнулась в сторону стайка забавных зверушек, напоминавших миниатюрных земных свиней. Или, скорее, тапиров. Треск и качание ветвей деревьев на удалении выдавали присутствие более представительных животных.
   Постепенно он втянулся в ходьбу. Ощущение времени исчезло, и Алексей Сковородников не понял, через сколько часов после высадки увидел человека. Тот ничком лежал в густой высокой траве, раскинув руки. Тощий самодельный рюкзак - мешок, перевязанный тесемкой, образующей лямки, - придавил ему голову.
   Подойдя вплотную, Алексей Сковородников присел на корточки, разглядывая находку. Такой же, как у него, плащ с капюшоном. Деревянные сандалии, одна из которых привязана к лодыжке веревкой, вторая - пучком травы. Плащ задран до колен, оголенные места рук и ног покрыты густым слоем грязи и чем-то темно красным. Длинные черные волосы свалялись в клобук.
   Поначалу показалось, что абориген мертв - ну кто ж будет спать в такой неудобной позе да посреди дня? - потом Алексей уловил дыхание. Не все, значит, потеряно. Осторожно выпростав руки незнакомца из лямок рюкзака, перевернул.
   Вот в чем дело! Спереди плащ был истерзан чуть ли не до пояса. Ноги покрыты многочисленными порезами, на правом бедре, вспухшем и почерневшем, зияла жуткая рваная рана. Алексея Сковородникова передернуло от представления, какую боль испытывал несчастный. Как это его угораздило? Губы посинели, лицо и шея в подозрительных пятнах. Заражение крови?
   Отодвинувшись в сторону, Алексей Сковородников вызвал Лиду. Сообщил о находке и предупредил, что намерен выручить аборигена из беды. Его решение получило всеобщее одобрение. Рональд Грей, вмешавшись, принялся объяснять, какая это удача - получить благодарного за помощь местного жителя. К тому ж, судя по одеянию, обнаруженный человек паломник. Нежданный товарищ. Общение с ним один на один даст бесценный опыт, который позволит смягчить вхождение в чужую общественную среду. У него можно будет выведать... Алексей Сковородников прервал поток банальностей.
   Воспользовавшись тем, что пострадавший находился без сознания, сбегал к ручью, струившемуся в нескольких шагах. Набрал в ковш воды. Отрезал кусок плаща и, смачивая его, обтер бедро аборигена, отворачивая глаза, когда невмоготу становилось смотреть на рану. Обкорнал нижний край своей нижней сорочки и получившимся бинтом с грехом пополам перетянул бедро. Активировал аптечку в ножнах и сделал два укола. Чуть выше раны и в шею, общеукрепляющий. Последний штришок - подложил под голову аборигена рюкзак. Лежи, голубчик, выздоравливай.
   Несколько раз его вызывали на связь - Алексей Сковородников без лицемерных ахов отключал передатчик. Что делать, он знал и без указаний сверху.
   Будем надеяться, что земное лекарство подействует и абориген оклемается. Однако с такой ногой он не ходок. Ожидать, когда рана перестанет его беспокоить, бесперспективно - не ясно, сколько дней это займет. А очередной караван паломников вроде бы должен выступить на днях. Сидя на месте, они не успеют примкнуть к нему. Не далее, чем в километре отсюда, должна быть река, ниже по течению которой стоит Кащеевка. Вот и выход: сделать лодку, дотащить раненого до нее и доплыть до места сбора каравана. В любом случае плыть лучше, чем продираться по лесу. Остается реализовать принятое решение правильной последовательностью действий.
   Для облегчения знакомства желательно быть рядом, когда абориген очнется. Поэтому сейчас надолго отлучаться нельзя. Разведывательный поход к реке придется отложить. Ладно, займемся приготовлением пищи насущной для укрепления сил выздоравливающего. Надо напоить его чем-нибудь горячим. Жаль, что нет котелка, не в чем вскипятить воду. Придется испытать на практике вычитанный в далеком детстве способ - подогревание воды горячими камнями.
   Алексей Сковородников обследовал каменистый участок русла ручья. Нашел подходящий валун у самого среза воды. Вырезал в нем впадину литров на десять - нож резал твердый камень с такой же легкостью, как и дерево. Набрал камней для ложа костра и для нагрева. Стаскивая в одно место сушняк, пригляделся к окружающей растительности с точки зрения потребителя. Новый взгляд открыл неисчерпаемые лесные богатства - дикую смородину и малину, орешник, яблони и груши, приятно пахнущие травы.
   Он не знал, сколько потребуется нагревать камни, и потому расстарался от души, накромсал гору заготовок для костра. Сложил из самых сухих веточек пирамидку. Разжег, надавив на них плашмя лезвием ножа. Под слабым ветерком костер быстро набрал силу. Между подбрасыванием в него новых порций сушняка Алексей Сковородников срезал здоровое деревце и смастерил необходимые орудия - длинную кочергу и ухваты для камней. На три четверти залил водой сделанную в валуне емкость.
   Периодически интересовался состоянием больного. Тот все не приходил в сознание. Однако прежнее лихорадочное состояние его вроде бы сменилось здоровым сном. Раны подсыхали прямо на глазах. Щеки порозовели. Изредка слышалось похрапывание.
   Скрашивая томительное ожидание, Алексей Сковородников принялся мастерить лук, используя для тетивы несколько нитей, вытянутых из веревки. Непростую задачу поставило изготовление стрел - не было под рукой ни наконечников, ни чего-либо подходящего для оперения. Он исхитрился вырезать стрелы в виде двух конусов: короткого, имитирующего острие, и длинного, с прямой серединой и расширяющегося в конце. Опробовать не стал. Решил, что приноровится, когда придет время применить оружие по назначению.
  

13. Амад

   Очнулся абориген, когда терпение у Алексея Сковородникова почти исчерпалось. Рывком сел. Вскрикнул, схватившись за больную ногу, и изошелся в кашле. Затем его вытошнило. Алексей Сковородников принес ему холодной воды из ручья, напоил. Отдышавшись, абориген произнес необходимое:
   - Слава Создателю!
   - Вечная слава!
   Интересные ощущения, подумал Алексей Сковородников. Его, конечно, заставили выучить язык консов в совершенстве. Точнее, в той степени, в которой его восприняли корабельные лингвисты. Однако Рональд Грей настоял, чтобы "во избежание" поставили еще и стойкий пси-блок. И сейчас у него в голове промелькнуло положенное "слава", а выговорилось нечто вроде "осанёво", причем с ударением не на ё, а на первое о. Да, не будет, видать, у него проблем с разговорной речью. Главное - знать, что сказать. Подсознание само заменит привычные слова на местные.
   Абориген долго с подозрением разглядывал свои раны. Попробовал пошевелить ногой и страдальчески скривился. Но невольные стоны сдержать сумел.
   - Кто ты, - спросил Алексей Сковородников и по наитию добавил: - путник?
   - До того, как я встал на Путь к Создателю, меня звали Амад и был я поэтом в Хрусте. А ты? Кем был ты, путник?
   Правильно, стало быть, я прилепил обращение, подумал Алексей Сковородников.
   - Смотрителем вершин в Магоре. Звали меня Алек.
   - Магоре... Магоре... это у самого края мира?
   - Да, за Перевалом Абара. Из нашего села видна граница между землей и Небесным Сводом. Мы крайние. За нами никто не живет.
   - Смотритель, значит... Воистину наступают последние дни, коли даже смотрителей отправляют в Путь... Правда, если имя смотрителя начинается на "а", и он вполне взрослый человек, то, может быть, последние дни уже пришли, а мы и не заметили...
   Так, где-то допущена неточность. Что-то экспедиционные умники не учли. Профессию ему подобрали по принципу минимума обязанностей. Смотрители вершин в Магоре по сути были своеобразными метеорологами и, по мнению большинства астронавтов, вообще ничего не делали - единственной их заботой было смотреть по сторонам и предупреждать односельчан об изменении погоды. Может, этих смотрителей редко отбирали в паломники? Надо бы уточнить. А имя... хотел он назваться Олеком, да в последний момент решил все же приблизить звучание вымышленного имени к своему собственному. Зря, видать. Скорее всего, буква, с которой начинается имя, означает еще и общественный статус обладателя. Ладно, будем считать, что погрешность допустимая. Все возможно в этом мире. Откуда Амаду знать, как ранжируются по важности профессии в Магоре? Или все же переиначить свое имя? Не ясно, правда, как это сейчас сделать.
   - Как ты дошел до жизни такой? - спросил Алексей. Главным образом для того, чтобы направить мысли Амада в другое русло. - Еле живой ведь. Я думал: все, не жилец ты.
   - Ах, по глупости своей, - абориген невольно махнул рукой и принялся сбивчиво рассказывать.
   Оказывается, он решил спрямить путь и пошел вдоль Змеиного ручья - запомним, подумал Алексей Сковородников: ручей называют Змеиным. Торопился, так как подзадержался с выходом - перед этим в Лоскаве, в котором останавливался, играли свадьбу. Он пел свои баллады и пил пиво. На следующий день спал почти до полудня. Чтобы наверстать время, шел всю ночь. Под утро наступил на гадюку. Она укусила его два раза в правую ногу. Пока отбивался от нее, потерял посох. Побежал и, как назло, влетел в шакалье логово. Обычно эти сумеречные животные, поджав хвост, убегают от человека. Но тут особый случай - шакалиха заподозрила, что покусились на ее детенышей. А зубы у нее оказались острыми, злобы - хоть отбавляй. Она нанесла ему несколько тяжелых ран. Вновь пострадала в основном правая нога. Еле живой, истекающий кровью, с сильной болью в многострадальной ноге, задыхающийся, Амад, оставшись один, потерял сознание.
   - Я полагал, что путь мой закончится, едва начавшись, - сказал он. - Что ты сделал с моими ранами?
   - Обтер.
   - Чем? Что за чудодейственное средство?
   - Да так... - замялся Алексей Сковородников. Не рассказывать же аборигену про свою аптечку. - Я знаю некоторые лечебные травы.
   - Травы... Не зря говорят, что вы, жители окраин мира, сплошь колдуны. Гадючий яд ты тоже выдавил своими травами? Он причиняет не только боль, но и удушает. Я же дышу сейчас вполне свободно.
   - И яд тоже, - твердо ответил Алексей Сковородников, преодолевая сильное внутренне сопротивление. Врать - так до конца.
   - Не покажешь, что за травы? Я бы записал рецепт. Моим односельчанам, я думаю, эти знания были бы полезны.
   - Не могу. Мне в дорогу дали только одну порцию. Всю использовал.
   - Ну что ж... Не судьба, видно. Да и с какой это стати я в теперешнем своем положении буду заботиться о людях? Пусть живут, как их ведет Создатель. А для меня остался только Путь.
   - Тебе надо подкрепиться. Выпить что-нибудь горячее, чтобы быстрее очистить организм от яда.
   - Надо, да не судьба ведь...
   - Что ты все заладил про судьбу? Я нашел тут удобный камень, разжег костер, насобирал всякой всячины. Сейчас приготовлю тебе напиток богов.
   Алексей Сковородников спохватился, что перевод на язык консов слова "богов" какой-то кривой, но было поздно. Вылетевшее не воротишь. Амад, дернувшись, пробормотал что-то вроде "нельзя так еретически" и замолк. Повело его, видимо. Последних сил лишился.
   Да, надо следить за языком. Не надеяться на надежность установленных психических барьеров. Сказать можно понятно, но больно задеть. Для аборигенов упоминание Создателя во множественном лице - злостная ересь.
   Горячие камни, брошенные в вырезанную в камне впадину, вызвали бурные выбросы перегретой воды и пара. Пока Алексей Сковородников смог добиться спокойного кипения в сделанной емкости, несколько раз пришлось подливать в нее новые порции воды, менять раскаленные камни. Надежно проварил собранную смесь листьев, плодов и трав. Зачерпнув полный ковш ароматного напитка, поохлаждал несколько минут и поднес Амаду. Аборигена пришлось буквально расталкивать, побуждая к жизни. С трудом выпив первый ковш, он, однако, попросил второй. А потом вновь завалился набок, мгновенно заснув чуть ли не в сидячем положении.
   Близилась ночь, и Алексей Сковородников не стал предпринимать решительных действий. Напился сам. Пособирал еще хворосту для костра. Обстоятельно, чуть ли не целый час, пообщался с диспетчерами. На далекой "Элеоноре" порадовались его успехам, одобрили план на завтра. Можно было бы еще обсуждать особенности миропонимания консов - он уже не чувствовал за спиной надежного тыла. Не знал, где в очередной раз споткнется. Однако передатчик начал нагреваться и пришлось прервать связь.
   Стемнело решительно, буквально за полчаса. Только что на противоположной стороне ручья можно было разглядеть у деревьев все веточки, а сейчас они слились в единую колышущуюся стену. Сгладились и неровности на почве. Тишина опустилась пронзительная, мертвая, что пеленает человека получше любых пут.
   Алексей Сковородников знал, что ночные температуры в Консерве мало отличаются от дневных, и потому не беспокоился за Амада - не замерзнет. Поверхность земли фактически не охлаждается, можно лежать на ней сколько угодно, не рискуя простудиться.
   В тишине почувствовалось внутреннее возбуждение. Спать не хотелось. Пристроившись невдалеке от костра, Алексей Сковородников приготовился переждать темные часы в полудреме.
   Ему было о чем подумать. Опять перебрал в памяти короткий разговор с Амадом, пытаясь вжиться в его мысли, прочувствовать эмоции. Кропотливое это дело. Потом мысли его настроились на грустный лад - на то, что без изделий, порожденных цивилизацией, человеку не сделать ни шагу. Разве мог бы он помочь Амаду, не имея мощных лекарств? Мог бы разжечь костер, нагреть воды? Да и как ни крути, без одежды они все равно подмерзли бы ночью... Ник Улин как-то сказал, что носитель человеческого разума только один - все общество в целом, а каждый отдельный человечек - что муравей в муравейнике. Ничего не может, ничего не знает, ничего не стоит. Нуль без палочки.
   Незаметно для себя он, вероятно, вздремнул, ибо ночные звуки пришли к нему неожиданно. Шуршание, топанье, треск, хлопанье, колыхание, уханье, дальние пронзительные крики - все это родилось внезапно и уже не распадалось на отдельные составляющие.
   И так же внезапно ночные звуки исчезли перед рассветом.
   Как бы то ни было, но встал Алексей отдохнувшим. Ополоснул в ручье руки, пару пригоршней воды бросил в лицо - вот и все умывание. Зарядку, сколько себя помнил, он всю жизнь делал только по принуждению. Поэтому обошелся без нее. Бодро принялся хозяйничать и переделал массу дел, пока не проснулся Амад.
   Очнувшись от глубокого сна, абориген рывком сел, внимательно осмотрел себя и только после этого обратился к Алексею:
   - Доброго пути, Алек.
   - Доброго пути, Амад. Только зовут меня не Алек, а О-л-е-к. Мы, магорчане, звук "о" бережем для переговоров на больших расстояниях в горах. А в быту акаем. Вчера ты неверно воспринял мое имя.
   Амад был обескуражен. Тем не менее послушно сказал:
   - Доброго пути, Олек.
   - Ты можешь добраться до ручья? Помочь тебе?
   - Попробую.
   С трудом, охая и ахая, но мог перемещаться Амад. Почти самостоятельно. Алексей Сковородников помог ему добраться до ложа, сооруженного за утро. С него абориген, вооружившись длинными корявыми ветками, мог дотянуться до кучи хвороста, чтоб поддерживать костер, и до чаши с кипящим напитком. Не забыл Алексей вырезать для Амада и посох.
   Отвернувшись на мгновение за какой-то хозяйственной мелочью, наткнулся на вытаращенные глаза аборигена.
   - Это что? - спросил он, проводя пальцем по кромке вырезанного в камне углубления для кипячения воды. - Ты нашел такой камень? Или вырезал его?
   Вот что значит, недостаток интеллекта! Никто, даже Ник Улин, даже Рональд Грей, чьей профессией было готовить тайных агентов, не обратил внимание, что местными инструментами не сделать с камнем ничего подобного.
   - Посох ты тоже успел вырезать, пока я спал? И кочергу? И набрал такое обилие хвороста? - продолжал то ли восхищаться, то ли недоумевать Амад.
   - Тут до нас кто-то останавливался, - сказал Алексей Сковородников первое, что пришло в голову. - Я воспользовался их заготовками.
   Вроде бы Амад воспринял объяснение, успокоился немного. Однако замкнулся в себе, и, как ни пытался Алексей Сковородников его разговорить, отвечал односложно.
   В конце концов Алексею Сковородникову надоело играть в молчанку, да и дела не могли висеть вечно.
   - Вот что, - сказал он Амаду, - ты побудь здесь один. Пей отвар. Ешь вареные фрукты. Следи за костром. Я схожу к реке.
   - Зачем?
   Как быстро человек привыкает и к плохому, и к хорошему! За короткое время общения с гражданами Галактического Содружества Алексей Сковородников отвык лукавить и говорить неправду. Простые слова дались ему с большим трудом:
   - Там, на берегу я видел лодку. Посмотрю, сохранилась ли она. На ней мы вмиг доберемся до Кащеевки.
   - При условии, если я смогу доползти до реки, - проворчал Амад. Провел рукой по пострадавшей ноге и неуверенно добавил: - Возможно, что не доползу, а дойду вполне по-человечески. Раны заживают очень быстро. Жаль, что лекари Хрусты нескоро узнают волшебные свойства ваших горных трав.
   Взгляд его задержался на луке со стрелами, которые Алексей Сковородников взял в последний момент перед тем, как уйти.
   - А это что за странный инструмент?
   Алексей Сковородников показал, описал принцип действия. Голова Амада была наклонена. Что за эмоции отражались на его лице, не было видно. Но когда абориген задрожал всем телом, Алексей прекратил разъяснения.
   - Что с тобой? Тебе опять плохо?
   - Нет-нет, добрый... - Амад проглотил слово то ли "господин", то ли какое-то совсем непонятное - со мной все хорошо. Я здоров... почти. Ты долго просил Создателя дать тебе такое чудесное орудие?
   - Не понял. Зачем просить? Просто взял, и сделал. У нас, в Магоре, каждый мальчик может смастерить себе лук. В горах просто невозможно охотиться без лука. А хорошие стрелы получаются, если им приделать железный наконечник и оперение сзади.
   - Каждый?.. Какая благословенная страна! Какие праведные люди у вас живут! Но почему жители других деревень не знают о любви Создателя к вам? Нам, например, ничего не известно о луке. В Магоре еще есть чудесные предметы?
   - Кое-что есть. Но мне некогда сейчас разговаривать. Давай, обсудим все, когда я вернусь, - сказал Алексей Сковородников, решительно направляясь к лесу. То ли спешил, то ли убегал, боясь в очередной раз попасть впросак.
   Возвращался он с гордо поднятой головой, но донельзя уставшим, часов через шесть. Или семь - за делами трудно было следить за временем.
   Он сделал лодку. Вырезал из цельного ствола дерева. С килем. С уключинами для весел. С двумя сиденьями. А сколько сил потратил, чтобы придать ей вид давно сделанного и нещадно эксплуатируемого изделия, - лучше и не вспоминать. Резать дерево было легко. Трудно было избавляться от отходов производства. Растаскивать их было и тяжело, и несподручно.
   Весла тоже выточил. И длинный шест на всякий случай.
   Успешной оказалась у него только вторая попытка. Вначале он по неосторожности проделал в днище будущего судна дыру и не смог придумать, как надежно заткнуть ее.
   На обратном пути он подстрелил зайца. Много их попадалось по дороге, и раз на десятый его стрела попала в цель. Зверушка казалась сильно раненой, но погоняться за ней, тем не менее, пришлось изрядно. Добил ее ударом ножа по голове.
   На ту минуту пришелся сеанс связи с "Элеонорой". В ответ на его сообщение о намерении незамедлительно освежевать добычу, чтобы Амад не видел его неумелость и достоинства ножа, Лида в который раз за последние сутки ахнула: а как это сделать? никто ж не знает, не умеет...может, оставить заячью тушку там, где она лежит? Вдруг у зайца какая-нибудь заразная болезнь? Он же дикий, ветеринары его ни разу не осматривали. А болезни, оказывается, есть очень страшные. Пусть Амад попостится. Ничего, мол, страшного.
   Элементарные вещи - развести костер, нагреть воды, вырезать лодку - представлялись Лиде Гиреевой, как, впрочем, и всем другим астронавтам, невероятно сложными. Советы от них Алексей Сковородников получал бестолковые. У него уже был готов горячий напиток для Амада, когда Лида начала диктовать ему подробную, выверенную научным сообществом "Элеоноры" инструкцию, как нагревать воду. Не сразу в конструкторском отделе нашелся паренек, чьи предложения пошли на пользу при вытачивании лодки. Всем миром решали, как разнести обрубленные ветви деревьев, чем их прикрыть, как старить борта лодки, но так и не пришли к единому мнению. Пришлось самому соображать.
   Прогресс, конечно, избавляет человека от многих бытовых проблем. После воскрешения ему пришлось привыкать к тому, что входя в помещение, не нужно включать свет, открывать и закрывать за собой двери - все делалось автоматикой. Что не нужно запоминать, как связаться с тем или иным человеком - компьютер сам находил требуемого абонента. Что пропала нужда уборки помещений, что... В общем, жизнь изменилась коренным образом. Негативные последствия этих изменений - человек стал менее приспособленным к пребыванию вне сферы цивилизации. Вероятно, его кандидатура на засылку в Консерву и впрямь была наилучшей. Хотя, кто знает... его Амад почти раскусил. Другого, возможно, не смог бы: не за что было бы зацепить.
   Освежевал убитого зайца, вспомнив армейский опыт. Нанизал добычу на длинную, очищенную от коры палку, как на вертел. Заодно вырезал рогульки, чтоб подвесить над углями. Лук сломал и забросил в кусты - по его прогнозам, далее не понадобится в кого-либо стрелять. Да и стрелы пришли в негодность.
   К месту, где оставил Амада, вышел сам. Лида Гиреева, ужасаясь от одной только мысли о передвижении по дикому лесу, предлагала отстрелить в его сторону рой мисентов, чтоб он смог сориентироваться. К счастью, по данному поводу прибегать к помощи техники не пришлось.
   Костер он увидел издалека. Амад ничком лежал рядом, раскинув руки и ноги. Но испугаться за него Алексей Сковородников не успел - при его подходе абориген поднялся. Признаков, что его беспокоят раны, не виделось.
   - Слава Создателю! - воскликнул Амад. - Ты пришел! Я по душевной слабости стал полагать, что ты встал на Путь без меня.
   - Долго искал лодку. С трудом нашел. Завтра поутру отплываем.
   - Это хорошо. Я могу ходить. Пока тебя не было, разрабатывал ногу. Сперва немного крови проступило, а потом опять все подсохло. Почти не болит. У вас, в Магоре, чудодейственные лекарства. Что у тебя в руках?
   - Зайца подстрелил. Будем запекать на углях.
   Амад с большим трудом скрыл невольную радость. Конечно, он где-то двое суток без еды. Если не считать за таковую вареные дички яблок и груш. Ясно дело, оглодал.
   Стараясь не выставлять напоказ достоинства ножа, Алексей Сковородников срезал дерн с маленькой площадки, нагреб в нее углей, рядом вкопал рогульки и положил на них палку с заячьей тушкой.
   - Придется долго ждать, пока приготовится, - высказал Амад сожаление, сглотнув слюну. - Да и соли у нас нет. Может, ты знаешь какие-нибудь травы, заменяющие специи? Вы, горцы, известные травознатцы.
   - Не, в травах я не разбираюсь. Мое дело - предсказывать погоду в горах. А то, что долго ждать - ничего страшного. Нам спешить некуда. К лодке пойдем завтра спозаранку. Тебе надо подкопить силенок. Следи за готовкой, чтоб огня от углей не было, а то пережжется мясо. Я пока схожу к ручью, обмоюсь.
   Нормы жизни жителя Галактического Содружества - стерильная чистота, частые санитарные процедуры, смена белья, а то и верхней одежды по крайней мере раз в день - он быстро воспринял как самое естественное. Тяжелый труд лодковытачивателя вызывал обильное потоотделение. Насекомые были особенно назойливы, и их приходилось сметать с открытых участков кожи грязными руками. А еще откуда-то сверху все время сыпалась труха и комья земли. Ощущение липкости подмышками, зуд по всему телу, неприятный запах, лицо будто намазано клеем, мешающим мимике, соль на губах и жжение глазных век - все это вызывало у Алексея Сковородникова острое физическое страдание.
   Возможно, в далеком прошлом он обошелся бы простым умыванием. Но сейчас ему требовалось нечто фундаментальное. Отойдя к ручью, Алексей Сковородников покрутился, соображая, как помыться не снимая одежды паломника. Ничего путного не придумал. Отошел чуть дальше, в низинку, разделся и с облегчением залез в ручей. Вода была холодновата для купания. Но лучше холод, чем грязь.
   Наплескался вволю. Посидел на камушке, сгребая с себя воду ладонями. С брезгливостью вновь влез в одежду, расчесался. И совсем другим человеком вернулся к Амаду. Тот сидел около углей, с вожделением глядя на готовящегося зайца. Внутрь тушки абориген запихнул какую-то приятно пахнущую траву.
   Алексей Сковородников сел напротив, исподволь рассматривая Амада.
   Довольно высок для конса. Правильные черты лица. Глаза иссиня-черные, глубоко посажены. Острый подбородок. Большой волевой рот. Нос с горбинкой. Длинные густые волосы спадают на плечи черной спутанной гривой. По земным меркам он был красив, по местным - кто знает? Но точно не ординарный человек. Приметный. Выхватываемый скучающим взглядом из любой толпы. Одним словом, поэт. Элита общества.
   - Ты вернулся без своего чудесного орудия, - сказал Амад. - Оно одноразового действия?
   - Да нет, стреляй, сколько влезет. Но тетива совсем измочалилась, да стрелы поломались. Поэтому я его выкинул.
   - Выкинул? - изумился Амад. Помолчав, повторил слово, не встречающееся в языке концов: - Тетива... так называется шнур, связывающий деревянные концы твоего орудия?
   - Да, именно так.
   - Тетива... - повторил Амад незнакомое слово. - Как музыкально звучит: те-ти-ва. Если б я не встал на Путь, обязательно написал бы поэму про тетиву и твое чудесное орудие. Ранее я даже не слышал, что где-то существуют такие предметы. Посылать стрелу на большое расстояние от себя - это же меняет все принятые приемы охоты.
   Надо было что-то сказать, чтобы отвлечь мысли Амада от нежелательной темы. Алексей Сковородников спросил:
   - Ты вот говоришь "если б не встал на Путь, то написал бы". Сейчас ты спокойно сидишь. Никуда не идешь. Что тебе мешает заняться стихотворчеством?
   Амад удивленно вскинул глаза. Убедившись, что Алексей не шутит, как-то сник. Полуотвернулся, ничего не ответив.
   Алексей Сковородников неспешно повернул тушку зайца. Сходил к ручью, принес воды, сбрызнул угли и мясо. Оставшуюся воду вылил в кусты. Подошел к камню с остывшими остатками варева. Зачерпнул. Отпил несколько глотков. Оценил, что Амадовский компот вкуснее, чем получался у него. Вернулся обратно к костру. Вновь сел напротив Амада. Помолчал.
   - Пока ты ходил за лодкой и охотился, я снова обращался к Создателю...
   Пауза затянулась, и Алексей Сковородников вынужден был спросить:
   - Ну и?
   - А что - ну и? Ничего. Не слышит меня Создатель. Раньше при обращении к Нему у меня сразу рождались целые строчки поэм. Оставалось только записать. Изредка - усилить рифму или заменить пару слов для соблюдения ритма. Сейчас голова моя пуста.
   - Как пуста? Но старые свои произведения ты помнишь?
   - Конечно! И свои стихи, и праздничные циклы помню. У меня хорошая память. Помню все, что хоть раз услышал в своей жизни. Помню всех людей, с кем встречался. Помню, о чем разговаривал с ними. Много чего помню... не знаю только, зачем мне это все.
   - Пригодится. Если не сейчас, так когда закончишь Школу Создателя. Три года пролетят как мгновение. Вернешься в свой Хруст...
   Вновь Амад удивленно вскинул глаза. И вновь промолчал. Что-то не то я сказал, подумал Алексей Сковородников. Чтобы стушевать непонятный момент, занялся зайцем. Выгреб из-под него старые, ставшие почти холодными угли, подсыпал новых. Амад неподвижно сидел боком к нему, опустив голову.
   - Прочитай мне что-нибудь свое, - попросил его Алексей Сковородников. - Или спой. Я, честно признаюсь, очень редко видел нашего, магорчанского поэта. Да и память у меня неважная - из слышанного ранее ничего не помню.
   Амад дернулся, недоверчиво посмотрел на него. Пробормотал что-то вроде "ну вот, докатился" и вновь затих. Когда Алексей Сковородников утвердился во мнении, что его просьба проигнорирована, запел.
   Раскрывалась, словно книга страница за страницей, грустная и вечная история девушки, разлученной со своим возлюбленным. О ее серых безрадостных днях, заполненных монотонной работой. О бессонных ночах на мокрой от слез подушке... Ну кто говорил, что консы - это не люди?! Да абсолютная идентичность чувств, абсолютная схожесть душевных переживаний! Что на сотнях планет, разбросанных в бесконечности космоса, что в маленькой замкнутой сфере, созданной неведомыми силами, что тысячи лет назад, что ныне - везде человек был и остается человеком.
   Но какой беспорядок устроили у него в голове экспедиционные психоаналитики! Алексей Сковородников слышал консовские слова. Тщательно подобранные, рифмованные, рождающие длиннющие хвосты ассоциаций. Но мгновенно находившие у него бесцветный отклик в виде слов языка Галактического Содружества. Перевод звучал коряво. Приходилось внутренне метаться от одного звучания к другому, и исчезало наслаждение стихотворной речью.
   Не сразу Алексей Сковородников понял, что Амад закончил и ждет от него какой-либо реакции. Запоздало сказал:
   - Очень хорошо. Я не знаю, какие стихи пишут у вас в Хрусте другие поэты, но твои мне нравятся.
   Что-то опять не так я сказал, подумал Алексей Сковородников, наблюдая за Амадом. Что? Неужели на поэтов здесь существует квота - на селение не более одного?
   - В старину у нас были хорошие сказители - Бару, Арма, - ответил Амад после долгой паузы. - Потом случился большой перерыв. До того, как родился я. А с моим уходом никак не слагают. Когда еще там родится новый поэт... может, уже и никогда.
   - Почему ты так думаешь?
   Амад промолчал, сжавшись в комочек.
   Алексей Сковородников поколдовал над зайцем.
   - Скоро будет готово, - сказал он. - Может, ты что-нибудь еще споешь? Мне нравятся гимны, посвященные Создателю. О сотворении мира. О первых людях. Споешь?
   - Но это же все праздничные. Их запрещено петь в обычное время. Грех.
   - Ну и что, что запрещено? Мы тут одни, никто не подслушивает, - увидев, что Амад отрицательно покачал головой - язык жестов был практически одинаков! - Алексей Сковородников добавил по наитию: - Да и что от нас с тобой убудет? Мы же встали на Путь.
   Последний аргумент, к его удивлению, возымел действие. После необходимой подготовки души и тела, Амад заговорил ритмическим речитативом.
   Все конечно, смертно и тленно, кроме Создателя. Имеющее начало имеет и конец. Восставшее из праха в прах и рассыпается. Лучшему творению Создателя - Овеществленному Сну - не только установлены пределы, но и предначертан срок. Явится из глубин будущих снов Создателя Разрушитель. На вид - как обычные смертные. Лишь коготь на руке и свечение лица будут отличать его. Да странное свойство уводить от Создателя всех смертных, оказавшихся вблизи него. Примут его за жителя отдаленного поселения и позволят прикоснуться к Алтарю. И смешается дикий хаос будущих снов Создателя с дивной упорядоченностью Овеществленного. Проснется на миг Создатель и появится у Него желание нового. И испарится овеществленность. Вскипят реки и упадут горы. Выйдет из берегов Урем и покроет своим зловонием всю сушу. Исчезнет воздух, и люди падут, бездыханные. И возникнет у Создателя новое видение, которое Он овеществит. Так конец породит начало...
   Где-то что-то похожее я либо читал, либо слышал, подумал Алексей Сковородников. Еще в той, прежней жизни. Что-то вроде "и возвращается ветер на круги своя..." Какие неожиданные параллели между землянами и консами! Надо бы подбросить эту задачку Нику Улину. А пока повнимательнее слушать. Запоминать, слава богу, не обязательно: психологи "Элеоноры" заверили, что по возвращению на звездолет смогут "вытащить" из его подсознания все увиденное, услышанное и прочувственное здесь, в Консерве.
   Вскоре они пришли к выводу, что дичь готова. Голода Алексей Сковородников по-прежнему не испытывал, но чтобы вновь не вызвать излишних подозрений, отрезал себе маленькую часть передней лапки зайца.
   Амад же набросился на еду от души. Ел и ел. Потом вскипятил отвар листьев и диких плодов. Напился. Посидел. Вновь попросил отрезать себе кусочек мяса. Но съел без прежнего аппетита. После обильной еды двигался он еле-еле, в пародийно замедленном темпе. Осоловел. Борясь со сном, принялся уговаривать Алексея Сковородникова прочитать хоть что-то из стихов, написанных поэтами Магоре. Стараясь помочь с воспоминаниями, поднимал то одну тему, то другую. Сыпал примерами.
   Алексей Сковородников рад был бы что-нибудь рассказать. Но что? В школе, в течение всей прежней жизни не мастак он был по части стихов. Что заставляли - учил, лишь бы отвязались от него. Продекларировать слова из старых песен, что он слушал по воскрешению? Но в памяти сохранились одни отрывки. К тому ж с откровенно земной спецификой. Не будешь же рассказывать в Консерве стихи о войне, о морях и дальних странах, о земных асфальтированных городах, о звездах и тюрьмах... Как соломинка для утопающего всплыло в памяти есенинское "не жалею, не зову, не плачу". Амад, внимательно выслушав, проникся к Алексею Сковородникову уважением и далее не просил новых стихов. Декламировал сам.
   Когда Алексей Сковородников, в очередной раз включив передатчик, описывал Лиде Гиреевой прошедшие события, Амад вдруг сказал:
   - У тебя лицо светится.
   Как так? Алексей Сковородников убедился: действительно, при включенном передатчике нижняя часть его лица едва заметно фосфоресцирует. Какой-то неучтенный физический эффект. Обязательно надо будет сказать об этом теоретикам. Чтобы не смущать аборигена, отвернулся и быстро завершил сеанс связи.
   Амад долго смотрел на него, потом сказал:
   - Ты - Разрушитель.
   Что делать? Как реагировать? Да никак.
   - Ты ошибаешься, - пробормотал Алексей Сковородников, выдавив из себя улыбку.
   - Вставшие на Путь уходят навсегда. Не на три года. Школа Создателя - на всю оставшуюся жизнь... если таковая будет. Но я сильно в этом сомневаюсь. Путники заканчивают свою жизнь под Уремом, и за всю историю мира ни один из них не вернулся. От живущих в Ладу хоть могилы остаются, от вставших на Путь не остается ничего. Таков удел тех, от кого отвернулся Создатель.
   Опростоволосились, стало быть, лингвисты "Элеоноры". Дали неправильный перевод. Смысл исказили. Ну конечно, очень мал период наблюдений за Консервой. А насчет когтя... было у кое-кого желание вживить в его ноготь резак из витасплавов. С большим трудом переубедил. Заверил, что надежнее иметь нож с аптечкой.
   - Глянь, - сказал Алексей Сковородников, - все ногти у меня нормальные.
   - Не всегда и не везде старые гимны должны пониматься буквально, - парировал Амад. - Зато ты можешь резать камни. Не знаешь ни одной хвалебной песни, будто бы совсем не ходил в школу. Делаешь удивительные орудия. И вообще речи твои странны. Стихи - клянусь всеми снами Создателя - хороши. Но такое ощущение, что ты специально их испортил, употребляя негожие слова. Не понимаю, зачем это тебе было надо.
   Амаду не знакомо понятие "перевод" - консы говорят на одном языке, даже диалектов у них нет - однако точно охарактеризовал суть. Поэт.
   - Но не бойся, я тебя не выдам. Помогу добраться до Урема. А там - делай то, что должен. Взамен, я надеюсь, ты разрешишь мне понаблюдать за собой.
   Наступили мгновения тишины, когда дневные обитатели леса уже успокоились, а ночные - не проснулись. Слышался лишь треск горевших в костре сучьев.
   - Я же не слепой, - умиротворенно продолжил Амад. - Я вижу: сразу после Небесного Грома большинство жителей Хруста... возможно, все... перестали слышать Создателя. Но боялись в этом сознаться. Из всех из них я один встал на Путь. Потому как не в моих правилах кривить душой. Если наш мир обречен, надо с достоинством прожить последние дни...
   - А какие-нибудь стихи о достойной жизни у тебя есть? - спросил Алексей Сковородников.
  

14. Алтарь

   Они тронулись в путь с рассветом. Молчали - то ли спросонья, то ли под влиянием переживаний от долгого вчерашнего общения. Амад шел прихрамывая, но довольно быстро, раны его почти не беспокоили. Добрались до реки, нашли лодку. Обстоятельно устроились в ней. Алексей Сковородников сел на весла. Первоначально, приноравливаясь, несколько раз окатил Амада водой. Потом стал грести практически без брызг, а когда их суденышко вышло на стержень и величаво поплыло, подхваченное течением, так больше изображал, чем действительно работал с веслами.
   Незаметно рассеялся легкий утренний туман. Речка была невелика, метров тридцать-сорок в ширину - в Консерве вообще не было больших рек, - да еще берега ее заросли многолетним лесом, и казалось, что они скользят по зеленому извилистому коридору. Амад опустил руку за борт и сосредоточенно наблюдал, как вода струится у него сквозь пальцы. Алексей Сковородников молчал, стараясь не мешать ему. Так прошло около часа.
   - Странно, - прервал затянувшееся молчание Амад.
   - Что - странно?
   - Да вот, представилось мне, что наша жизнь похожа на реку. Так же несется куда-то... и летят дни за днями, словно вода сквозь пальцы... Хороший образ, правда?
   - Хороший, - согласился Алексей Сковородников, вспомнив несколько земных песен, обыгрывающих эту тему, вроде "издалека долго течет река...", "а на том берегу...", "но мой плот...". - Даже очень хороший. Но что здесь странного?
   - Ну как же, - недоумение Амада было искренне сильным, - Создатель же отвернулся от меня, вычеркнул из списка своих детей. Не нашептывает, как прежде, свои мысли. Стало быть, я сам дохожу до новых сравнений... никогда бы не подумал, что такое возможно!
   И все же консы не такие, как люди, подумал Алексей Сковородников. Эмоции схожи. Жизненные, чувственные переживания - тоже. А вот мыслят совсем иначе. Все ждут подсказки своего Создателя вместо того, чтобы самому подумать. Впрочем, простейшие бытовые проблемки решают самостоятельно. Где та незримая грань между ним, человеком с Земли, вырвавшимся в безбрежный космос, и Амадом, обитателем маленького искусственного мирка - сконструированной кем-то Консервы? Что по поводу мышления и разумности говорили Яфет с Ником Улиным? Много чего говорили. Сразу и не вспомнишь... Как и о чем спросить Амада, чтобы разница между ними стала понятна?
   Поскольку правильной формулировки вопроса не нашлось, Алексей Сковородников промолчал.
   Через некоторое время Амад запел.
   Все на "Элеоноре" считали, что им несказанно повезло в том, что Алексей Сковородников встретил не рядового конса, а поэта, знающего множество поэм и мифов. Лучшего способа проникновения в мировоззрение консов невозможно было придумать. О многом Амад сам успел сказать вечером. На Алексея посыпался град пожеланий: спроси об этом, узнай, как говорится в преданиях о том, что написали о третьем... Приемо-передатчик, работающий на полную мощь, перегрелся. Пришлось сменить рабочий диапазон. Потом еще раз. Обеспокоенная нерадостной перспективой лишиться связи в самый неурочный момент, при подходе к Урему, Лидочка решительно запротестовала: все, далее переговоры только в случае острой необходимости. Разумеется, периодические доклады, положенные по инструкции, не отменяются. По этому пункту никаких недоразумений и недомолвок.
   Часа через три сделали перерыв, причалив к берегу. Размяли ноги, побродив по кустам. Попили воды прямо из речки, зачерпывая паломническими ковшами. Амад доел зайца. Настроение его резко поднялось, и пел он уже в полный голос. Радуясь за него, Алексей Сковородников не утерпел и в свою очередь профальшивил адаптированное под местные реалии "мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор, нам разум дал в стальные руки весла и ширь реки пред нами распростер...". Песня Амаду очень понравилась. Особенно мотивом, на который он не преминул переложить самое известное местное предание - "Сказание об Абаре".
   В ответ Алексей Сковородников старательно пропел старинный романс "Твои глаза зеленые". Консовские слова, конечно, резали слух, но мелодию он передал более-менее правильно. Амад, завороженный, надолго замолчал, с некоторой настороженностью поглядывая на своего спутника. Глубины, открывшиеся перед ним, требовали уважения.
   Честно говоря, музыки у обитателей Консервы не было. Используемые ими гармоники базировались на двух-трех нотах, тянущихся друг за другом с надоедливым повторением. Да и не только музыка не шла ни в какое сравнение с земной - вообще вся их мифология представлялась много беднее.
   С учетом метких замечаний и обобщений Ника Улина более-менее цельное представление о поэтической культуре консов Алексей Сковородников составил. Основной мотив местной мифологии - исполнение долга, безропотное послушание Создателю. В этом было основное отличие свода консовских преданий от земных.
   У людей наибольшей популярностью пользовались сказания о дерзновении, об отстаивании несмотря ни на что своего взгляда на жизнь, личной свободы и свободы других людей. О богоборчестве и беззаветном служении обществу. Это и предания о богатырях, защищающих свой народ. И о Прометее, подарившем людям огонь вопреки воле богов. Об Икаре, пытавшимся долететь до солнца.
   Ничего подобного у консов не было. Главным образом они были озабочены тем, как бы потрафить своему Создателю.
   Больше всего гимнов было посвящено Абабу, одному из легендарных их праотцов. Возжелал он стать самым святым из консов, самым безропотным и послушным Господней воле, дотошнее всех исполняющим все указания сверху. Создатель несколько раз указывал Абабу на чрезмерную гордыню: нельзя стремиться быть самым-самым, не консу решать, кем ему быть при жизни и как потомками будут оценены его деяния. Абаб упорствовал в своем заблуждении, и Создатель отвернулся от него. Для Абаба это было хуже позорной смерти. Долго, но безуспешно искал он способ вернуть благорасположение Создателя. В отчаянии решил принести в жертву родного сына. Наточил нож, распял юношу на камне и занес над ним орудие смерти. Снизошел Создатель до ничтожнейшего из своих подопечных, вернул ему Свое благоволение и поведал, что не угодны Ему человеческие жертвоприношения. Восславил Абаб безграничную милость Создателя и оставшиеся дни суетной жизни провел в неприметных трудах, создавая первый свод законов консов.
   Довольно много преданий было об Абаре, путешественнике, составившим первые географические атласы Консервы, и о создательнице института паломничества Аграве, отправившей своих беспутных детей в Урем.
   Ник Улин заверял, что существуют очень слабые параллели между земной и консовской мифологией. Разве что истории об Абабе и земном Аврааме в чем-то схожи благодаря эпизоду отмененного свыше жертвоприношения сына. Но по всем прочим жизненным обстоятельствам эти персонажи обрисовывались совершенно разными красками. А уж что касается музыкального сопровождения... лучше и не сравнивать.
   Яфет, помнится, глубокой ночью вновь поднял свою теорию о неразумности консов, но Лида Гиреева жестко пресекла его разглагольствования: ресурс сковородниковского передатчика ограничен.
   Ближе к концу дня они сделали еще одну остановку. После нее Алексей Сковородников стал грести интенсивнее: поскольку речка сильно петляла, он боялся, что они могут не успеть до ночи добраться до Кащеевки. Его опасения частично оправдались - строения на противоположном берегу показались лишь перед самым началом ночного потемнения.
   Только тут Амад приступил к инструктажу.
   - Когда подплывем ближе, - сказал он, - причаливай к месту, где стоят стражники. Только туда. Не вздумай направить лодку к необорудованному участку берега. Понял?
   Алексей Сковородников кивнул.
   - Старайся меньше говорить. Голос не повышай ни при каких обстоятельствах. Что бы ни случилось, поступай так, будто тебя это не касается. Все, что надо, скажу за тебя. Считай, что я у тебя поводырь. Хорошо?
   Алексей Сковородников вновь кивнул.
   - Приветствуя местных, кем бы он ни был, показывай руки ладонями вниз. Старайся, чтобы при этом твои ногти были хорошо видны. Это и признак учтивости, и снимает лишние подозрения.
   Подумав, Амад добавил:
   - Да, если есть у тебя какие-нибудь запрещенные предметы - выбрось. Могут обыскать. Петь не вздумай. Веди себя как предельно тупое и необразованное существо. Все равно, что вол в упряжке: шевелись медленно, но верно, глазами не зыркай. Представь, что спишь на ходу. Мычи, слова произноси нечленораздельно. Пусть думают, что у тебя дефект речи. Сумеешь? Потренируйся пока.
   На "Элеоноре" горячо спорили, можно ли доверять Амаду, обещавшему, что поможет Алексею Сковородникову несмотря на подозрения, что тот выдает себя не за того, кем является. Насколько конс искренен, не передумает ли в критический момент? Если он действительно полагает, что встретил легендарного "разрушителя", посланного для уничтожения их мира, мотивировка его поведения должна быть железобетонной.
   Пусть Амад обиделся на своих односельчан, на все общество, на весь мир, заставивший его стать паломником и, тем самым, обрекший на преждевременную смерть. Но есть разумные границы мщения. К тому ж силы, которым он осмелился противоборствовать, по его представлениям самые могущественные в природе. Противостоять им - все равно что отрицать саму реальность. Бессмысленно... Так считало большинство элеонорцев.
   У Ника Улина нашлись возражения.
   Это для нас, людей, реальность представляется единственной и неизменной, заявлял квартарец. Это мы считаем глупостью отрицание очевидных мировых законов. Для консов же существование Создателя вне мира, отведенного для них, - азбучная истина. Подозрение в несовершенстве Создателя, в несправедливости установленных Им порядков может служить достаточным основанием для стихийного бунта. Плюс все тот же эффект маятника: родившееся маленькое отрицание способно превратиться в непреодолимое желание крушить все и вся.
   Какой бы ни была истинная причина обещания Амада о помощи, Алексей Сковородников почему-то был твердо уверен, что консу можно довериться.
   Пока они плыли вдоль вытащенных на берег бесчисленных лодок, пока лавировали мимо буйков, обозначавших поставленные местными рыбаками сети, стало ощутимо темнее. Факелы зажглись только на одном из причалов, и Алексей Сковородников, не боясь ошибиться, направил свое суденышко туда.
   После обмена обязательными приветствиями-хвалами Создателю, им бросили конец веревки. Сообразив зачем, Алексей Сковородников заметил свою недоработку: не выпилил желоб, чтоб привязывать лодку. Наклонившись, достал нож, быстрым движением руки проделал канавку на носовой выпуклости своего изделия, вставил в нее веревку и надежно закрепил несколькими узлами. Вспомнив советы Амада, решил, пользуясь случаем, избавиться от ножа - вернул его в ножны, нажал на кнопку ликвидации и незаметно бросил в воду. Все, более ничего подозрительного на нем нет за исключением крохотного передатчика. Помог Амаду взобраться на причал. Не спеша вылез сам и встал столбом, делая вид, что ослеплен светом факелов.
   Встретили их два стражника, вооруженные своеобразными копьями - с толстым древком примерно с человеческий рост и длинным широким наконечником, заостренным с боков. Такое орудие человекоубийства, оценил Алексей Сковородников, можно бросать, как дротик, использовать, чтобы колоть, а также применять как секиру для нанесения рубящих ударов. Ник Улин, выслушав его скудное описание, предложил земное название - ассагай. Аналогичные приспособления, сказал он, когда-то были широко распространены в Южной Африке. Мгновенно развернувшуюся дискуссию по классификации холодного оружия безжалостно прервала Лида: как бы Леша не выдал себя, отвлекаясь на разговоры, да и ресурс передатчика надо поберечь.
   Одежда стражников состояла из одних лишь то ли кожаных фартуков, то ли комбинезонов, на ногах были грубые сандалии с шипами. Головы гладко выбриты. Один, постарше, приземистый, обладающий мощной мускулатурой, был при бороде. Его напарник, высокий худосочный юноша, бороду только отпускал, и неприятно было смотреть на его редкие клочья первых волос на лице.
   - Кто вы и откуда? - недоброжелательно спросил бородатый стражник. Вероятно, он был за главного.
   Амад назвал их имена, профессии, места проживания.
   - Магоре? - удивился бородач, разглядывая Алексея Сковородникова, будто перед ним музейный экспонат. - С чего это его занесло к нам? У нас нет договора с ними. Кто будет оплачивать его содержание и сопровождение до Алтаря?
   - Сам дойдет. Не маленький. Я могу за ним проследить.
   - Ой-ли? - насмешливо протянул бородач. - Завтра отправляется последний караван. Далее начинается неделя подготовки к празднованию сбора урожая. Ты что, милейший, под шумок собрался на целый год оттянуть встречу с Создателем?
   Амад прикусил губу. Услышанное его явно удивило и было крайне неприятным.
   - Ну-ка, встань, милейший, - обратился бородач к Алексею Сковородникову, - и покажи мне руки.
   Со тщанием стражник исследовал его ногти. Затем велел поднять руки вверх и обыскал. Алексей Сковородников не противился, изображая деревенского увальня. Желательно, конечно же, было бы узнать, имел ли бородач право столь неучтиво обращаться с путниками.
   Имел, видимо, ибо удовлетворенно крякнув, сказал:
   - Похож на настоящего смотрителя. Разве что глазенки бегают туда-сюда, туда-сюда. Где ты его раскопал?
   - У реки. Он никак не мог научиться грести веслами.
   - Шляются тут всякие. Грести даже не умеют. Он хоть соображает у тебя, что ему надо было двигать не к нам, в Кащеевку, а в Лесополье?
   - Может, и соображает. Но, скорее всего, ему абсолютно без разницы: что Кащеевка, что Лесополье.
   - Попадаются ж такие чурбаны... Будто малые дети. Только корми их да следи, чтоб не набедокурили. А на какие шиши, в честь чего мы будем о нем заботиться? И в Лесополье его поздно отправлять... Что делать, не пойму...
   - В оплату его содержания возьмите лодку.
   - Посудина, небось, держится на воде на честном слове. Сегодня-завтра затонет. Ну-ка, Боро, глянь.
   - Не, лодка хорошая, - сказал Амад. - А если и появятся трещины от неравномерной сушки, так легко зашпаклюются.
   Второй стражник, не выпуская из рук копья, подхватил из штатива факел и лег на причал, свесив голову, дабы лучше рассмотреть изделие Алексея Сковородникова.
   - Вроде бы крепкая лодка, - сказал он.
   - Ладно, идите в караулку, - снизошел бородач. И добавил со вздохом: - Ты, Боро, побудь-ка пока один.
   Повернувшись, он быстрым шагом направился к ближайшему приземистому строению, очертания которого размывались в полумраке. Амад с Алексеем Сковородниковым поспешили вослед. Идти пришлось по шатким мосткам, и в темноте они несколько раз отступались, рискуя слететь вниз в нечто неприглядное - то ли в грязь, то ли в полузатопленный низкий тростник.
   Бородач по знакомой дороге шел бодро, но подойдя к строению, замешкался.
   Неловко потоптался у порога.
   Робко постучал.
   Дождался разрешения войти.
   Вошел, сделав жест: подождите, мол.
   После довольно долгого утомительного отсутствия высунулся и пригласил зайти.
   Низкая дверь потребовала нагнутся в три погибели. Да и потолок маленькой каморки давил на голову, и Алексей Сковородников, помня обещание двигаться медленнее, не сразу выпрямился. А когда встал в полный рост и огляделся, Амад уже вовсю отвечал на вопросы. Выспрашивал его маленький лысоватый мужичок в сиреневой хламиде, сидевший на стуле с высокой спинкой за щербатым столом, единственным украшением которого - не считая оплывшей свечи и чернильницы - был толстенный свиток из хорошо выделанной кожи каких-то местных животных. Более из предметов быта в комнате не было ничего. Бородач как-то весь съежился и застыл в углу, судорожно вцепившись в древко своего копья.
   - Я Ород, архивариус, - сказал хозяин, отвечая на встречный вопрос Амада. - Ваш верховный повелитель с того момента, как вы ступили на эту землю. Что я скажу, то с вами и будет. Советую отвечать мне прямо, точно, коротко и быстро. Не отвлекаться на встречные вопросы. Все, что надо, я скажу сам. В свое время. Значит, поэт, ты припозднился потому, что неделю назад познакомился с гадюкой, а затем повздорил с шакалихой?
   - Да, истинная правда.
   - Может, еще лекаря будешь просить несмотря на неурочный час? Или собрался проваляться здесь до очередного каравана? А может, паче чаяния, даже предложишь нести тебя к Алтарю на носилках?
   - Нет, ваша милость. Я пойду сам.
   - Так, может, и не было с тобой ничего? Просто напоминает о себе богатое воображение? Боар, ты осмотрел этого пройдоху? - бородач в углу пробормотал нечто нечленораздельное. Ород строго посмотрел на него, осуждающе крякнул и продолжил допрос: - Ну-ка, поэт, задери подол. Посмотрю, насколько твои слова похожи на правду.
   Амад послушно поднял полы плаща. Ород, демонстративно кряхтя, выполз из-за стола и со свечой в руках, приподняв полы своей хламиды, приблизился к ним. Минут пять разглядывал затянувшиеся раны Амада. Молча вернулся на свое место.
   - Виноват, Ваша Порядочность, - заискивающе защебетал из угла бородач, - мне и в голову не пришло, что такого уважаемого в прошлом человека, как поэт, можно заподозрить в какой-либо деятельности, наносящей потенциальный вред Порядочности. Вот его спутник, Олек, - иное дело. Подозрителен одним лишь тем, что здоров, как бык. Но ничего запрещенного я у него не нашел. Подумал, что...
   - Плохо подумал. И не в этом дело. Молчи уж лучше, чтоб не усугублять, - сопроводил свои слова Ород небрежным жестом, словно отмахиваясь от мухи. Потом обратился к Амаду: - И когда же ты удостоился тех ран, о которых ты нам только что поведал?
   Амад смутился.
   - Ну, недели две назад, Ваша Порядочность, - неуверенно произнес он.
   - Значит, две недели. Предположим. Новая кожа наросла за две недели? Мертвые ткани на месте укуса рассосались?
   - Собирая в дорогу, в знак моих былых заслуг мне вручили сильные лекарства.
   - И еды на две недели?
   - В Лоскаве мне дали головку сыра и целый мешок пирожков. А Олек оказался хорошим охотником на зайцев.
   Упала пронзительная тишина.
   - Жаль, что некогда нам с вами разбираться, - сказал наконец Ород, - а то б накопали. Будем считать, что твои пустые слова приняты к сведению. Но, конечно же, в архивы эти фантазии не попадут. Завтра вы уйдете с караваном, и все ваши правды и неправды рассудит Создатель. Боюсь, незавидная участь вас ждет. Он каждому воздает по желаниям его. Ты, Боар, тоже пойдешь с караваном. Будешь следить, чтобы с этим поэтом не произошел очередной казус. Чтобы сверху ни один камень на него не свалился. А ежели камень попадет под ногу и повредит ее - будешь лично тащить до Алтаря. Ясно? Это тебе наука на будущее: опасен не тот, кто с виду страшен, а тот, кто ловко скрывает непорядочность желаний.
   Бородач, явно удрученный перспективой примкнуть к охране каравана, низко поклонился, но не решился на возражения. Ород же, уточняя каждую букву, произвел запись в своем свитке и милостиво отпустил всех отдыхать.
   Находясь под впечатлением разговора с архивариусом, Алексей Сковородников решил не обращаться лишний раз к Амаду. Спросил лишь украдкой на ходу:
   - Что это значит - последний караван?
   - То, что заканчивается сезон паломничества, и к Создателю гонят последних. Тех, кто по какой-либо причине задержался в пути. Или... - Амад, поеживаясь, сошел на еле слышный шепот - не хотел идти по своей воле. Начинаются праздники урожая, свадьбы. Как я это упустил. В Лоскаве ведь выращивают только ранние овощи. У них праздники начинаются раньше... Но ничего. В любом случае обращаться с нами будут хорошо. Считай, что все неприятности закончились. Осталась одна, но непреодолимая, - Алтарь. Не понимаю, зачем тебе понадобилось идти к нему. Но коли ты послан...
   Бормотание Амада сошло на нет как только они оказались в хижине, предназначенной для приема паломников. Их ждал вкусный горячий ужин - Алексей Сковородников, почуяв аппетитные запахи, понял, что проголодался. Впервые, как очутился в Консерве. Все кончается. Кончилась и его сытость.
   Ранним утром их разбудили здравицы в честь Создателя. После скорого завтрака паломники были построены в колонну. Охранники, окружив ее, образовали из своих копий-ассагаев сплошную линию и весьма бодро надавили, поторапливая. Ни угроз, ни единого недоброжелательного взгляда, но тычки были решительны и довольно болезненны.
   По бокам колонны образовались барабанщики, давшие неспешный темп. Кто-то затянул бодрую песню... впрочем какая это песня - повторение одного и того же музыкального оборота. И слова рефреном одни и те же.
   Изредка слышались шутки. Но какие-то вымученные. Заезженные, видимо, набившие оскомину. Вызывающие разве что пародии улыбок. Пока строились, Алексей Сковородников вглядывался в лица паломников. У всех - как насильно натянутая благопристойная маска. Ни живых эмоций, ни мыслей. И не сборище людей, собирающихся куда-то идти со своей целью. И не стадо, влекомое на убой. Биомасса.
   Они с Амадом замыкали цепочку паломников. Рядом с ними пристроился вчерашний бородач, изредка прощупывающий их настороженным взглядом. Вроде бы Боар его зовут, вспомнил Алексей Сковородников. Но сейчас не все ли равно, как кого величают?
   Разговаривать под барабанный бой было несподручно, и почти всю дорогу они молчали. Идти было довольно легко. Ровная дорога, обозначенная высокими, густо посаженными деревьями и утоптанная тысячами ног, еле заметно спускалась вниз. Часа через два пути у обочины показались навесы. Объявили привал. Пение стало громче. Разнесли прохладительные напитки. Несколько раз хором пропели здравницы Создателю. Подремали минут пятнадцать, и снова в путь.
   Второй привал сделали рядом с небольшим водоемом. Многие стали плескаться в нем, смывая дорожную пыль. Алексей Сковородников поискал взглядом Амада - тот, не теряя времени даром, пристроился к бочонку, зачерпывал из него и жадно пил. Алексей попробовал напиток - что-то вроде пива. Слегка дурманит голову и на вкус горьковат. Когда-то, вспомнилось, еще в прошлой жизни, он был большим любителем пива. Сейчас почему-то не тянуло к употреблению. Жизненный настрой был иным.
   Амада быстро повело.
   - Ну, ты понял, почему я согласился вести тебя к Алтарю? - спросил он.
   - Почему? - переспросил Алексей Сковородников.
   - Да потому, что мы, люди, достойны нечто большего, чем ползти, как скот, на бойню. Посмотри вокруг: через два дня все эти люди бесследно пропадут, сгинут под Уремом, и ничего от них не останется. Однако они делают вид, что у них прекрасное настроение. Что они счастливы продолжить свой путь. Ну нельзя же так безропотно идти на убой! Согласен?
   - Да.
   - Вот и я о том же. У каждой пылинки, а тем более у каждого человека должно быть какое-то оправдание появления его на свет! Чего я не приемлю ни при каких обстоятельствах - это бессмысленность. Создатель не мог сотворить ничего подобного! А ежели сделал - значит, он плохой создатель! - зачерпнув новый ковш хмельного напитка, Амад, икнув, оттолкнул Алексея Сковородникова. - Иди. Смотри. Радуйся ли огорчайся - не знаю, что ты будешь чувствовать. Не знаю, что ты должен вынести из всего этого. Не попадайся мне на глаза, а то, неровен час, я все про тебя расскажу Боару. Слабый и безвольный я человек. Слабый, непоследовательный и непорядочный. Иди прочь!
   Береженого бог бережет, и до вечера Алексей Сковородников шел чуть в стороне от Амада. Изредка, прикрываясь капюшоном плаща, переговаривался с "Элеонорой". Включать передатчик в открытую было нельзя: нижняя часть лица начинала ощутимо светиться. Теоретики ломали головы над объяснением данного эффекта. Руководство же экспедиции было озабочено иным: в какой момент прекратить игру и эвакуировать разведчика, как это осуществить? Одни настаивали: немедленно, как только станет совсем темно. Пусть исследуют алтарные камни космодесантники - это их хлеб, в конце концов. Другие возражали: ну как не воспользоваться благоприятным моментом, чтобы хоть краешком глаза не подглядеть, что с этим самым "алтарем" делают паломники. Пусть разведчик идет до самого-самого конца, и уходит только получив полную информацию.
   Место для ночлега каравана было оборудовано капитально: навесы с ложами из пахучего свежего сена, деревянные столы, выстроенные одной большой буквой "п" и обставленные скамейками. Большие печи со стоящими на них кастрюлями разнообразных габаритов и форм, источающими соблазнительные запахи.
   Ополоснувшись у рукомойников, паломники степенно расселись по столам. Прислуживали им охранники. Ради этого часть их передала свои копья товарищам, занявшим возвышенные площадки вокруг стоянки. Барабанщики без устали держали бодрый ритм.
   Трапеза, сопровождаемая обильными возлияниями, продолжалась до полной темноты. Организаторы применили много ухищрений, чтобы создать видимость веселья. Заманивали на танцы посулами поднести какое-то особое питье, устраивали всевозможные конкурсы и соревнования. В середине натянутого празднества Амад, перебрав, молодецки захрапел. Боар заботливо отнес его на ложе, спать.
   Следующий день был в целом похож на предыдущий. Местность, однако, стремительно менялась. Деревья по обочинам дороги сперва сменили колючие стелющиеся кусты, затем - жухлая трава. Буро-желтая равнина, поросшая колючками, раскинулась до горизонта. Ни ручейка, ни прудика. В воздухе стоял еле заметный запах сероводорода, усиливающийся, когда порыв ветра налетал спереди - то напоминал о себе Урем.
   Вторая ночная стоянка была устроена на каменистой площадке перед небольшой возвышенностью, сложенной из песчаника и камушков, похожих на гальку. Непрочная основа, поддаваясь ветрам, образовала округленные скалы, напоминающие колонны.
   - Вот они, Пальцы Агравы, - сказал Амад, оказавшийся рядом. Он был уже нетрезв несмотря на то, что к ужину еще не приглашали. - Завтра с утра нас разобьют на группы и поведут по тропинке к Алтарю. Мы, вероятно, пойдем одними из последних. Итак, впереди меня ждет последние полдня моей неправильной жизни... не считая ночи. Пойдем, сдобрим их хорошей порцией спиртного.
   - Пойдем, - согласился Алексей Сковородников.
   Впрочем, он смог сделать всего несколько глотков напитка - уж больно крепким тот показался. Более ничего для питья предложено не было, да и пища состояла только из жареных овощей и мяса. Вероятно, доставлять воду в эти пустынные места было трудоемко.
   Притворившись сильно выпившим, Алексей Сковородников, покачиваясь, одним из первых отправился на лежанку. Накрывшись капюшоном, торопливо - ресурс передатчика садился гораздо быстрее, чем вначале его пути, - переговорил с "Элеонорой". Ему подробно рассказали особенности пути к озеру, по которому его завтра должны повести. Условились, что у самого входа в пещеру, в низине справа от тропинки его будет ждать специальный, невидимый сбоку лит с группой поддержки. Далее можно действовать по обстановке - либо продолжить идти к "алтарю", либо немедленно возвращаться. Послать, как положено по инструкции, спарку литов космодесанта не получается - поздно спохватились и успели сделать только один невидимый летательный аппарат, пригодный для использования в условиях Консервы. Поэтому в самом непредвиденном случае второй лит придется ждать минут пять - время, необходимое для полета от шахты до пещеры.
   Утром на Амада страшно было смотреть. Поэт лежал до последнего, жалобно постанывая. Боар силой поднял его, напоил из своей фляжки и заставил идти. Алексей Сковородников, подгоняемый Бором, пристроился рядом.
   - Как я испортил себе последние часы жизни, - раскаивался Амад, - до чего же болит голова... Что они подмешивают в пиво?! Никогда мне не было так плохо...
   Под его жалостливые причитания они прошли километра три. В месте, где тропинка начинала довольно резко подниматься вверх, они наткнулись на первый контрольный пункт. Под тентом из грубой холстины стоял стол со стулом, рядом - два бочонка с водой. За столом сидел плюгавенький конс в пропыленном насквозь одеянии, напоминавшем наряд Орода. Перед ним лежала раскрытая учетная книга. Архивариус, видать, подумал Алексей Сковородников.
   Боар, почтительно поклонившись архивариусу, молча наполнил их ковши водой. Амад жадно припал и оторвался лишь когда выпил все. Потянулся было к бочонку за добавкой, но стражник решительно оттолкнул его: нельзя, мол, считана вода. Алексей Сковородников, отпив пару глотков, отдал свою порцию Амаду.
   Серия вопросов по выяснению их анкетных данных завершилась скороговоркой "есть ли у вас жалобы на обслуживание в пути?". Под причитания Амада о плохом качестве пива, невозможности умыться, неоказании медицинской помощи, архивариус демонстративно записал, зачитывая вслух: Амад из Хруста, поэт, отмечает высокое кулинарное искусство сопровождающих караван поваров; Олек из... гм... Магоре, смотритель вершин, отмечает... - архивариус долго глядел на Сковородникова, придумывая, - отличное качество предложенных паломникам напитков.
   - Продолжайте свой путь, - с ленцой сказал архивариус, - и да взвесит вашу порядочность Создатель.
   Второй контрольный пункт им попался на самом верху возвышенности, далее намечался постепенный спуск к Урему. Вокруг было довольно многолюдно - часть охранников, сопровождавших паломников из головы колонны, успела вернуться назад и устраивалась на отдых. Вновь были записаны их анкетные данные. Никаких дополнительных вопросов не задавали. Воды не предложили. Идите, и все - надоело с вами якшаться.
   Подгоняемые Боаром и Бором, они двинулись по последнему участку своего пути на Консерве. Тропа была проложена по высокой насыпи, сложенной из больших булыжников, и едва позволяла разойтись с возвращающимися охранниками. Алексей Сковородников внутренне сосредоточился, готовясь к решительным действиям. Вот они прошли последний поворот.
   Открылся зев пещерного хода. Почти перегораживал его, спрятавшись под нависающий каменный козырек, синеватый кристаллический выступ конической формы. То, что это и был "алтарь", Алексей Сковородников понял сразу. Итак, они у цели.
   Впереди них на тропе оставались только двое, паломник и сопровождающий его охранник. Алексей Сковородников видел, как паломник коснулся Алтаря и как-то сразу сник. Казалось, уменьшился буквально, физически. Шагнул - и исчез в черном зеве пещеры. Охранник воровато оглянулся и... отбросив свой ассагай, тоже коснулся Алтаря и юркнул в пещеру. Значит, надо всего лишь коснуться этого камня?
   В пределах видимости они остались вчетвером - он, Амад и угрожающе выставившие ассагаи Боар с Бором. В воздухе стоял головокружительный запах сероводорода. Алексей Сковородников кожей, поджилками, кончиками пальцев ощущал мрачную силу, исходящую от Алтаря.
   - Давай, вперед, - неожиданно заорал Боар, - бегом! Далее пойдете одни. Мы возвращаемся - нас Создатель не зовет к себе. Понятно? Ну, бегом!
   Оглянувшись через несколько шагов, Алексей Сковородников увидел, что стражники бредут назад.
   До ждущего их Алтаря остается метров двадцать... и тут из-за ничем не примечательного "пальца Агравы" появляется Ник Улин. В руках у него многофункциональный анализатор, на поясе - кобура с бластером. Сзади шел Сергей Веселко в легком боевом костюме.
   Амад застыл с выпученными от удивления глазами.
   - Мне здесь очень неуютно, - после быстрого приветствия сказал Алексей и невольно повел плечами, освобождаясь от невидимого гнета. - Давайте побыстрее осмотрим алтарный камень да исчезнем отсюда.
   - Я такую битву выдержал, убеждая всех, что только я должен прибыть к тебе на помощь, - проворчал Ник Улин, бегом направляясь к Алтарю. - Так что уйду отсюда только тогда, когда...
   Не договорив фразы, квартарец впился взглядом в Алтарь, включив анализатор.
   Алексей Сковородников краем глаза уловил быстрое движение за спиной. Обернулся - и замер, пораженный.
   К ним бежали охранники. Впереди легкий Боро, держа перед собой ассагай двумя руками. Тяжелый и нерасторопный, чуть прихрамывающий Боар отстал и, пытаясь опередить поворачивающегося в его сторону Веселко, метнул свой ассагай. Тяжелое орудие вонзилось десантнику за ухом, и он беззвучно упал. Тело его, дергаясь в конвульсиях, стало съезжать с тропы вниз.
   По примеру старшего товарища Боро метнул ассагай в Сковородникова. Алексей чудом увернулся, упав и растянув при этом сухожилие на правой ноге.
   - Ужасная рана, - прошептал Амад, склонившись над десантником. - Почти навылет. Череп раздроблен...
   Боро, подхватив с земли свой ассагай, застыл перед Сковородниковым. Молодой он был. Не привык принимать самостоятельные решения. Другой бы сразу ударил, мелькнула мысль.
   Действовать надо было быстро. Алексей схватил левой рукой ассагай Боро за острие и дернул на себя. Ладонь, разрезаемую острым железом, пронзила сильная боль. Зато молодой охранник оказался на расстоянии вытянутой руки, и Сковородников со всей мочи ударил его в челюсть. Потеряв сознание, Боро упал и покатился вниз. Его оружие осталось в руках Алексея Сковородникова.
   Боар выдернул свое оружие из тела десантника, но стоящий рядом Амад, схватившись за его ассагай, сильно толкнул его вбок.
   Молодец, Амадик, подумал Алексей Сковородников и приставил ассагай Боро к груди Боара. Бить или не бить, вот в чем вопрос, мелькнуло в голове. Какой на него был заготовлен ответ, Алексей Сковородников, положа руку на сердце, не знал ни в тот момент, ни много лет спустя, вспоминая данный эпизод. Решение принял за него Боар, с громким криком бросившись на острие. Толчок был такой силы, что Алексей Сковородников, потеряв равновесие, покатился вниз по склону, нещадно в кровь раздирая руки и ноги об острые камни. Сверху на него свалился Боар, пронзенный ассагаем Боро.
   Когда через невыносимо долгий промежуток времени Сковородников, шипя от боли в разрезанной ладони, в ободранных локтях и коленках и в растянутом суставе, с трудом поднялся на тропу, Ник Улин по-прежнему как завороженный стоял перед синеватым конусом Алтаря. Сковородников чувствовал угрозу, исходящую от алтарного камня. Но угроза исходила и с другой стороны - подбегали прочие охранники, воинственно потрясая над головой ассагаями.
   - Ник, - крикнул Алексей Сковородников, - доставай оружие. Надо отбиваться.
   - Ты представляешь, - крикнул в ответ Ник Улин, - они прибыли к нам из другого мира. Даже не из соседней метагалактики, а вообще извне. А воспринимают они нас совсем иначе: для них не существует нашего времени - оно для них уже прошло, - поэтому все наши материальные предметы для них нечто вроде еле заметного колыхания. Ничего зловредного нам они не хотели делать. Просто не замечали нас...
   Протянув вперед руку, квартарец коснулся поверхности чужеродного камня и... словно в фантом превратился, в нечто нематериальное. Сквозь его тело проглянул синеватый конус Алтаря.
   Рядом стоял Амад, держа ассагай Боара, и молча смотрел ему в глаза. Алексей Сковородников понял, что конс принял решение последние минуты жизни разделить с новым товарищем, а не лишаться разума, прикоснувшись в Алтарю.
   - Что ж, Амад, давай держать наш последний и решительный бой, - сказал Алексей Сковородников, подкатывая ближе к себе удобные для бросания камни. Жаль, что придется действовать одной рукой - левая кисть не работала. Скрючилась вся, и разогнуть ее никак не удавалось.
   Амад перехватил удобнее геройски отобранный ассагай и гордо выпрямился.
   Первого охранника, далеко оторвавшегося от своих, они вывели из строя совместными усилиями. Сперва Амад неудачно бросил ассагай, лишь замедлив его бег, но Алексей Сковородников, воспользовавшись этим обстоятельством, попал увесистым камнем ему в лицо. Второй охранник остановился и дождавшись, когда Амад нагнется, расчетливо метнул свое оружие. Амад упал, пронзенный в спину. Алексей Сковородников чудом увернулся от следующего ассагая. Он мог бросить камень в сторону набегающего на него охранника, но кинул прямо в торжествующую пасть убийцы Амада. Кровь за кровь! А там будь что будет.
   Алексей Сковородников видел, как острие ассагая входит ему под правую ключицу. Чувствовал, как с хрустом рвутся под напором железа его мышцы и распадаются кости. Боль была, но на периферии сознания. Ему удалось ударить нападавшего ногой в пах и вновь выпрямиться. Следующий охранник вонзил свой ассагай ему в бок и толкнул. Он кувырком полетел вниз, раздирая грудную клетку торчавшим из-под ключицы ассагаем. Прекратил падение далеко внизу, упав на спину. Голову, скорее всего, он также разбил, и зрение начало изменять ему. Изо рта вырвался фонтанчик крови.
   Последнее, что он видел, теряя сознание, - яркий свет. Как тогда, когда он умирал в первый раз. Но сейчас свет уступил тьме и не пришло былое ощущение неземного блаженства.
   Сковородников не видел, что к месту его последнего боя подошел второй, тяжело вооруженный космодесантник, до этого сидящий в лите, как того требовали инструкции. Струсившие охранники были просто-напросто сдуты с тропы, а бесчувственные тела землян погружены в летательный аппарат. Мгновение - и лит взмыл вверх.
  

ЭПИЛОГ

  
   - Ну, и как ты себя чувствуешь? - спросил Яфет, удобнее усаживаясь в кресло рядом с медицинским ложем Алексея Сковородникова.
   - Нормально. Сколько мне здесь лежать?
   - Медики говорят, еще не более трех дней - не то, что Веселко. Счастливчик ты. Пустяковинами отделался. Раны легкие, не опасные для жизни. Крови только из тебя много вытекло, потому и сознание потерял. Но кровь - дело наживное. Здесь главное вовремя попасть в руки врача. Смазали тебя эскулапным гелем и влили почти литр хирургического раствора. Это такая гадость с махонькими, еле различимыми глазом роботами-червячками. Сейчас они наводят порядок внутри тебя. Как только последнего выделишь из себя - иди, гуляй.
   Алексей Сковородников прислушался к себе. Ничего не болит. Голова немного кружится - стоит закрыть глаза, так словно плывешь куда-то. Дышится легко, но в груди, там, куда в него воткнули ассагай, чувствуется что-то инородное, мешающее вдохнуть как следует. На шее будто гипсовая повязка, не позволяющая быстро ворочать головой из стороны в сторону. Живот не чувствуется. Ободранные почти до костей ноги и руки покрыты какой-то слизью, но кажется, что с ними давным-давно все в порядке, как и с порезанной ладонью.
   - А что с Веселко?
   - Врачи говорят, что шансы на выздоровление высоки, но лечение займет много времени. Не меньше года - мозг поврежден.
   Повисла тишина. Алексей Сковородников должен был спросить. И тихо спросил:
   - А Ник?
   - Так ведь не нашли его.
   Алексей Сковородников промолчал, ожидая продолжения.
   - Регистраторы зафиксировали, что он исчез. Был, а потом пропал. Бесследно...
   Странно, подумал Алексей Сковородников. Что-то подобное и ему тогда показалось. Колыхнулась душа от тяжелой утраты.
   - А что сталось с моим Амадом?
   - Что-что, да ничего! Откуда я знаю? Там остался. Погиб, видимо. Ты не переживай за него. Он конс. А они все неразумны. Как роботы.
   Алексей Сковородников с горечью покачал головой, но ничего не сказал. Язык не повернется назвать Амада, славного его боевого товарища, того, кто принял с ним неравный бой, неразумным существом. Робот не мог выбрать смерть, как... как достойный человек. "Нет, лучше с бурей силы мерить, последний миг борьбе отдать".
   Вдруг звездолет тряхнуло. Замигал свет, заверещал звуковой сигнал тревоги. Яфет вскочил.
   - Что это?
   - Перворожденные начали ликвидацию Шара, - уверенно сказал Алексей Сковородников.
   - Откуда ты знаешь?
   - Да знаю.
   В медицинском отсеке не было информэкранов, и Яфет побежал в свою каюту.
   Без всяких предвестников, без какой-либо видимой причины отверстие шахты, проделанное в квантитной оболочке боро-водородного мирка, начало расширяться. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Раскрылись внутренности, превращающиеся в прах. Вместо сферы образовался плоский диск, медленно растворившийся в пространстве. Вслед за Четверкой таким же образом разрушилась Семерка, затем - Консерва. Остальные "ядра" одновременно стали съеживаться, пока не исчезли совсем. На месте Шара осталось бесформенное облачко пыли.
   Потом началось то, что впоследствии поэты Содружества назовут космической грозой. Где-то в бахроме Медузы Страута возникли мизерные свободные заряды. Межзвездные расстояния огромны, и через несколько часов в космосе появились области, в которых текли электрические токи с напряжением в миллиарды вольт, выбивая из вакуума потоки виртуальных частиц. Сделанные с "Элеоноры" фотографии много веков служили наглядным пособием на уроках эстетики в школах.
   Научные работы экспедиции Благова прекратились по причине пропажи объекта исследований. Убедившись, что окружающее космическое пространство чисто, "Элеонора" отправилась в обратный путь.
   Так завершилась первая межзвездная экспедиция Ремиты. Впоследствии было много споров, насколько высок оказался ее вклад в копилку знаний Галактического Содружества.
   Одни утверждали, что доставленные экспедицией массивы физических измерений, открытия в области химии боро-водородных и силикоидных полимеров дали мощный толчок новому рывку науки и техники.
   Им возражали: ничего, мол, революционно нового получено не было. В многочисленных лабораториях работа шла своим чередом, и квантит рано или поздно сумели б синтезировать и без экспедиционных данных.
   Ликвидировали Медузу, несущую потенциальную угрозу населенным мирам?
   Да, собственно, никому она не угрожала. А вот то, что загадочно исчез трибун Квартара, это действительная утрата. Но мартиролог жертв космоса огромен и плюс-минус одно имя в нем - пренебрежимо малая погрешность.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   55
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"