Так Максим, из одноимённого фильма "Максим Перепелица", в одном из писем на родину описывал свои армейские будни. Фильм, на мой взгляд, замечательный, снятый, по чистой случайности, в год моего рождения. Когда армейские будни наступили для меня - таких случайных совпадений стало больше: и я, как Максим, разговаривал как-то с генералом. А было это так...
Шёл второй год службы. В двадцатых числах марта 1975 года я был командирован на шестнадцатую заставу нашего отряда для выполнения ремонтных работ в комнате связи. Застава располагалась посредине охраняемого участка государственной границы, между двумя электро-сигнализационными системами "Скала", для краткости говорили: "Система", - установленных вдоль линии границы и представлявшие собой забор высотой 2,40 метра, состоящий с вертикальных деревянных стоек с полуметровым козырьком, установленных с шагом три метра и натянутыми между ними двадцатью четырьмя нитями колючей проволоки, расположенных по высоте стоек переменным шагом.
Направление движения нарушителя границы со стороны нашего тыла в сторону границы считалось основным, поэтому система, проходящая на удалении порядка семисот метров от линии границы, в тылу заставы, называлась Основной. Вторая система проходила в непосредственной близости от линии границы и называлась Граница.
Каждая система заставы делилась на два фланга - левый и правый, со стыком флангов на уровне заставы. Фланги, в свою очередь, делились на десять переменных по длине участков: в среднем от 150 метров ближайший к заставе десятый участок и длиной до 400 метров первого участка, на стыке с системой соседней заставы. При замыкании соседних нитей или обрыве любой из них на системный аппарат, установленный в комнате связи заставы, приходил сигнал тревоги, для краткости на заставе говорили: "Сработка", - с точностью до длины участка указывающий на место нарушения системы. На каждую несанкционированную сработку выезжал пограничный наряд, именуемый Тревожная группа.
Порядок, по которому жила застава, чем-то напоминал предприятие с непрерывным циклом производства и скользящим графиком работы его работников. Жизнь солдата на заставе в течении суток, за исключением личных выходных и случаев, когда граница охранялась в усиленном режиме, проходила согласно требований устава: восемь часов службы, восемь часов сна и оставшиеся восемь часов на всё остальное, что могло произойти в жизни солдата.
Цель моей командировки на заставу была определена начальником связи отряда и заключалась в наведении порядка в многочисленных проводах, которые сходятся в комнате связи. Рабочий день для меня начинался в восемь часов утра и в один из дней, за давностью уже не помню который, я продолжил работы "по наведению порядка в проводах". В то утро я занимался проводами системы Основной. В комнате связи нас было двое - я и Дежурный связист, солдат первого года службы. После выполнения с проводами необходимых действий с помощью аппарата УД-1 (устройство дистанционное) непосредственно с комнаты связи выполнялась сработка интересовавшего участка и, если на системный аппарат приходило её подтверждение, принималось решение, что всё было сделано правильно и работы выполнялись с другой группой проводов.
Ближе к девяти часам на телефонном коммутаторе "Кипарис" загорелась сигнальная лампочка, сообщившая, что на связь вышел Часовой заставы. " Дежурный по связи слушает", - проговорил в трубку связист и через короткое время, по его лицу, мне стало понятно, что принимается какая-то важная информация.
Я оставил своё занятие и стал ожидать окончания его разговора. "Часовой заставы сообщил, что на девятом правом по Основной неизвестный преодолел инженерные заграждения и движется в сторону государственной границе, - не отрывая телефонной трубки от уха, обращаясь ко мне, проговорил связист. - А почему у нас не было сработки с девятого правого и что теперь делать?". От начала приёма сработки и до её сброса системный аппарат не может отреагировать на другую сработку и теоретически, в этот момент, можно пройти систему для неё незаметно, но в жизни вероятность такого была близка к нулю. Только в охране государственной границы места для сомнений быть не должно, и я сказал: "Необходимо посылать Тревожную группу. Доложи обстановку Дежурному по заставе".
Дежурный по заставе, выслушав доклад Дежурного связиста, громко скомандовал: "Тревожная группа, в ружьё!, - и через короткое время по коридорам ещё сонной в это время заставы послышался топот солдатских сапог. - Девятый правый по Основной. Неизвестный преодолел инженерные заграждения и движется в сторону государственной границе", - продолжал ставить вводную Дежурный по заставе.
Основная задача, для выполнения которой пограничники находятся на границе, звучит довольно лаконично: "Hе допустить безнаказанного перехода линии государственной границы", - поэтому я, несмотря на то, что по боевому расчёту в состав Тревожной группы не входил, считал не вправе оставаться на заставе и ожидать чем всё это закончится.
Я быстро надел бушлат, шапку, взял телефонную трубку, потом забежал в комнату для оружия, где взял подсумок с двумя магазинами патронов, свой АКМС и вместе с другими пограничниками побежал к поджидавшей нас автомашине ГАЗ 69 (на "гражданке" получивший прозвище "Бобик") со снятой брезентовой крышей. По нормативу от поступления команды "Тревожная группа, в ружьё!" и до её выезда с заставы должно проходить не более двух минут и всё, что могло вызвать задержку - оптимизировалось, и такой кабриолет, из-за возможности посадки - высадки в него практически со всех сторон, для Тревожной группы был практичней крытого авто.
В состав Тревожной группы должен входить инструктор служебной собаки с собакой, но среди нас его не оказалось. "А где инструктор служебной собаки?" - спросил я. "Он ещё не вернулся со службы", - услышал в ответ и мы быстро заскочили в авто. Она резво рванула с места, быстро промчала десятый правый и резко затормозила в начале девятого. Мы выскочили с машины и побежали по дороге, вдоль девятого участка, высматривая следы неизвестного на контрольно-следовой полосе (КСП). Когда пробежали почти половину участка кто-то крикнул: "Вон он лежит!". Все посмотрели в указанную сторону и за пеленой утреннего тумана, этого серого мартовского утра, метрах в двухстах от себя увидели нечёткий силуэт верхней части человека. Мне показалось странным, что силуэт был неподвижен и наклонен к горизонту под углом около 30 градусов, но останавливаться, чтобы обсудить все эти странности, не было времени.
Чтобы возможные нарушители границы за счёт своих спринтерских способностей не могли быстро преодолевать расстояние между системами, вдоль дороги, на противоположной от КСП стороне, была устроена своеобразная полоса препятствий, состоящая из сетки МЗЗ (малозаметное защитное заграждение). Мы пробежали немного вперёд, к ближайшему проходу в заграждении, прошли через него и, развернувшись цепью, пошли прочёсывать местность.
По некоторым артефактам было видно - здесь проходил один из рубежей обороны заставы. Я прошёл метров сто вдоль окопа и увидел, что он упирается в какой-то блиндаж с полуоткрытой входной дверью, за которой зияла темнота.
Блиндаж необходимо было проверить, только как это сделать? Стоять и громко кричать: "Выходи с поднятыми руками!". Будет забавно, если в блиндаже никого не окажется, да и не обязательно, чтобы нарушитель, отважившись на переход государственной границы, по-первому же требованию вышел бы со своего укрытия. "Возможно, для большей готовности необходимо снять автомат с предохранителя и так идти в блиндаж, - рассуждал я дальше. - Только, когда мои глаза будут "привыкать" к темноте, можно успеть в лоб получить, а завладев моим оружием и одеждой - можно рассчитывать на успешный вооружённый прорыв через границу, при этом могут пострадать другие пограничники. Ну, я же не псих какой-то, чтобы с перепугу от треска сломанной под ногой ветки, начал бы стрелять во все стороны", - заключил я и спрыгнул в окоп. Не спеша подошёл метра на три к двери блиндажа и, пропустив автомат под рукой и не снимая с плеча, снял его с предохранителя. Чтобы в блиндаже слышали и правильно понимали мои действия, специально медленным движением отвёл затворную раму назад, до упора, и после короткой паузы отпустил её.
Ничем не удерживаемая и находясь под воздействием боевой пружины, затворная рама пошла вперёд, досылая патрон в патронник, правой рукой взялся за пистолетную ручку автомата и указательный палец положил на спусковой крючок. С такой готовностью даже теряя сознание можно произвести выстрел, который, как минимум, предупредит других об опасности.
Я подошёл к блиндажу и внимательно осмотрел дверной проём. Паутина на нём и отсутствие следов возле входа однозначно указывали на то, что через дверь, по крайней мере в этом году, никто не проходил. Я вошёл внутрь.
Блиндаж оказался дзотом (долговременная земляная оборонительная точка) и теперь я знаю: "киношники" сильно облегчили Максиму задачу по уничтожению личного состава дзота в эпизоде фильма, когда, появившись у входа, на противоположной стороне у амбразуры с пулемётом Максим увидел и "нейтрализовал" двух пулеметчиков.
Дзот, построенный по всем правилам фортификации, имеет круглую в плане форму, с центром посредине с брёвен на всю высоту дзота в виде треугольной звезды установлен пулеулавливатель, не позволяющий простреливать дзот насквозь.
Я обошёл дзот по кругу, вышел наружу и остановился, чтобы разрядить оружие. Снял магазин с автомата и резким движением руки передёрнул затворную раму. Отражатель сработал штатно: патрон вылетел с автомата и, выполнив замысловатый кульбит, упал справа от меня. После контрольного спуска перевёл автомат на предохранитель, поднял с земли патрон, протёр его от прилипшего мусора и установил в магазин, который присоединил к автомату.
"Что же мы видели с дороги?", - уже в который раз я задавал себе вопрос. Я начал ориентироваться на местности. Под углом, под которым смотрели на силуэт, условно провёл линию к месту на дороге, где мы тогда находились и вскоре выяснил: то, что мы приняли за силуэт неизвестного, на самом деле оказалось деревянным макетом орудия. После такого "открытия" я испытал состояние дежавю.
Почти за девять месяцев до описываемых событий, в последний день июня 1974 года, около 15 часов на плацу нашего отряда началось построение отряда. Минут через 20 со штаба прибежал посыльный, а вскоре прозвучала команда: "ОВГ-1, ОВГ-2, в ружьё! Место сбора - плац отряда!".
По-боевому расчёту я входил в состав ОВГ-2 (оперативно-войсковая группа) в качестве связиста. Я быстро поднялся в казарму, взял радиостанцию, сумку с позывными, оружие и, когда снова вернулся на плац, там нас уже ожидали пять автомашин ЗИЛ-131. Прозвучала команда: "К машине! По местам!", - и через короткое время наша колонна двинулась на юг.
Часа через полтора прибыли на девятую заставу Арташатского пограничного отряда, где нам дали вводную: "Шёл нарушитель границы, на системный аппарат поступила сработка и пограничный наряд, Пост наблюдения, увидел его. Наряд спустился с вышки и пошёл на задержание, но визуальный контакт был потерян и нарушителя больше никто не видел". Нам была поставлена задача: "Найти нарушителя и задержать".
Искали до сумерек, потом был ужин, а после по два человека, с шагом в 50 метров, в качестве Заслона расположились вдоль линии границы, которая в том месте проходила по реке Аракс.
Летом ночи коротки. Утром Заслон был снят, и мы собрались на заставе. Позавтракали и нам дали возможность поспать до обеда. К тому времени мы не спали больше суток, а земля летом тёплая, кто где место себе нашёл - там и уснул.
В двенадцать был "Подъём!" и нам довели информацию, что пришли к выводу: "Нарушитель, когда понял, что обнаружен, вернулся обратно, в наш тыл". Была дана команда "Отбой!" и мы вернулись в свой отряд. В той поездке я получил урок: искать нарушителя надо осмыслено, а не "тупо" бегать от одного куста к другому, в расчёте на счастливый случай, да и статус "старослужащего" к тому обязывал.
Я вернулся на девятый правый, чтобы осмотреть КСП на всём участке. КСП девятого правого оказалось "чистой". Тогда я решил проверить восьмой, седьмой, шестой участки - всё было "чисто". Я начал сомневаться в точности доклада Часового заставы и хотел связаться с заставой, чтобы уточнить обстановку, но потом решил проверить фланг до конца.
В конце фланга подключился к телефонной линии и спросил Дежурного связиста: "Где сейчас Часовой заставы, который сообщил о неизвестном?" "На службе, сейчас находится на вышке", - ответил связист. "Переключи меня на него", - попросил я.
"Часовой заставы, рядовой ... слушает", - услышал в трубке. Я не стал представляться, да и как мне было представляться: "Тот самый связист с отряда ...". Это могло "сбить его с толку", ведь о моём существовании он мог и не знать. Я расспросил его о том, где и что он видел. Его рассказ повторял сделанный им доклад на заставу. "Но ведь мы никого не встретили и не мог неизвестный пройти КСП, чтобы не оставить на ней следы", - думал я, слушая рассказ Часового заставы, и у меня мелькнула догадка, что разговариваю с солдатом первого года службы, который, вполне возможно, впервые оказался самостоятельно в наряде.
Только пограничный наряд Часовой заставы мог состоять с одного пограничника, а остальные наряды - два и более пограничника, и я задал ему вопрос, который "старослужащему" конечно же не задал бы: "Скажи, если стать лицом к границе, то по какую руку ты его видел?". "По левую", - невозмутимо ответил Часовой. "Дорогой ты мой, ты же фланги перепутал", - подумал я, но Часовому ничего не сказал. Меня приятно удивило, что рассказывая он не стал "выгораживать" себя, говорил как было и это помогло мне правильно понять ситуацию. Я поблагодарил его за информацию, отключился от телефонной линии и пошёл по дороге в направлении заставы.
Минуя седьмой участок, я увидел группу офицеров, которые стояли возле дороги, на девятом участке и среди них узнал фигуру моего непосредственного начальника - майора Смирнова. "Будет кому докладывать", - подумал я, но когда подошёл ещё ближе - на плечах одного офицера разглядел красные погоны. "Генерал!", - мелькнула догадка. В нашем отряде офицеров, в звании генерал, не было. "По всей видимости, с Еревана приехал", - предположил я.
Перспектива встречи с генералом меня совсем не радовала. Я не был уверен в правильности своих действий, когда в одиночку пошёл проверять КСП всего фланга. В приказе Љ 0420, который доводился до сведения личного состава, было, в частности, сказано: "... нельзя находиться на границе одному или группе, но без оружия". Только я предполагал, что форс-мажорное обстоятельство, которое сложилось на девятом правом, к этому приказу отношения не имеет, но полной уверенности в правоте своих действий у меня не было, и мне вовсе не хотелось, чтобы положения этого приказа мне растолковывал бы генерал. Как бы там ни было - дорога меня вела к этой группе офицеров.
Армейское понятие "подойти к командиру" сильно отличается от, к примеру, гражданского понятия "подойти к начальнику". Если во втором случае это делается в произвольной форме и зависит от многих факторов - армейские варианты "подхода к командиру" записаны в уставе. Художественные фильмы о Великой Отечественной войне, снятые в последние годы, из-за большого количества "гражданских" вариантов "подхода к командиру", для человека "служившего" зачастую смотрятся как кинокомедии, поэтому, чтобы "не служивший" читатель имел более полное представление об отношениях в армейской среде, последующие события я опишу подробней.
Докладывать, по уставу, мне предстояло своему непосредственному командиру, т.е. майору Смирнову, но поскольку он находился в группе офицеров, где был офицер старше его по званию - мне необходимо было спросить разрешение обратиться к своему командиру у офицера старшего по званию, т.е. у генерала. И чем было вызвано смятение рядового Левады, в эпизоде фильма "Максим Перепелица", когда рядом со своим капитаном он увидел генерала - не совсем понятно.
И ещё одна деталь: в подходе к командиру последние три шага выполняются строевым шагом, при этом необходимо остановиться за три шага от командира. И ни в коем случае "не козырять", если на плече оружие или нет головного убора. У нас, в таких случаях, говорили: "К пустой голове руку прикладывать можно - к непокрытой нельзя".
Теперь, когда даже "не служивший" читатель знает варианты подхода к командиру, я продолжу описывать дальнейшие события. Заблаговременно, на ходу я поправил одежду, подошёл к генералу и, оставаясь по стойке "смирно", произнёс: "Товарищ генерал, разрешите обратиться к майору Смирнову, ефрейтор Григоренко". "Разрешаю",- сказал генерал.
Майор Смирнов стоял немного левее и чуть дальше. Я "довернул" в сторону майора, сделал шаг навстречу и начал доклад: "Товарищ майор, мною была проверена контрольно-следовая полоса от стыка с пятнадцатой заставой по настоящее место. Признаков нарушения границы не обнаружил". Дальше я решил рассказать о своём разговоре с Часовым заставы. "Минут пятнадцать назад я разговаривал с Часовым заставы, который сообщил на заставу о том, что неизвестный преодолел инженерные заграждения и движется в сторону государственной границе. С разговора с ним я сделал следующие выводы, первое: он действительно что-то видел, но это было не на девятом правом фланге, как он сообщил на заставу, а на девятом левом - он перепутал фланги. И второе: те, кого он видел, по-моему, это были свои". Это было всё, что я хотел сказать в своём докладе и сделал глубокий вдох, чтобы на выдохе закончить доклад словами: "Докладывал ефрейтор Григоренко", - но не успел и слова сказать, как последовал вопрос генерала: "Так вы считаете, что нарушителя не было?". Я действительно так считал, но на девятом левом я не был и утверждать наверняка, что нарушителя не было, не мог, а ссылаться на разговор с Часовым заставы, после того как заявил, что он фланги перепутал, не хотелось и я сказал: "Я думаю, произошло какое-то недоразумение, - и, понимая, что предположение, которое я высказал, обязательно будет проверяться, добавил, - с которым необходимо разобраться".
Наступила пауза: генерал о чём-то задумался, другие офицеры, за всё время нашего разговора, даже слова не промолвили. Я хорошо понимал, что моё место не здесь - среди офицеров, а там - между системами, где остальные ищут неизвестного и я спросил: "Разрешите идти?". "Идите", - ответил генерал. "Есть", - сказал я и, выполнив поворот кругом, через левое плечо, первые три шага прошёл строевым, а дальше обычным шагом, через уже знакомый проход в МЗЗ, снова вышел на простор между системами.
Легко было заметить, что за время моего отсутствия пограничников, занятых поиском неизвестного, стало больше. Здесь уже был и инструктор служебной собаки с собакой. Как потом выяснилось - сам себя искал, но тогда мы этого не знали. Прошло немного времени, не более получаса после моего разговора с генералом, как прошла команда: "Отбой!". Мы все вернулись на заставу и уже на ней узнали, что это было на самом деле.
Выяснилось: пограничный наряд Дозор по контрольно-следовой полосе заканчивал утренний обход КСП и находился на расстоянии порядка 300 метров от заставы, на уровне девятого левого системы Основной. Инструктор служебной собаки, старший пограничного наряда, решил потренировать собаку по поиску человека по следу и попросил младшего наряда, солдата первого года службы, пробежать метров сто в сторону от дороги, чтобы потом с собакой пройти по следу.
Из четырёх возможных направлений движения наиболее удобным было направление движения в сторону границы. Младший наряда так и сделал. В это время, в качестве Часового заставы, на службу заступил другой солдат первого года службы и поднялся на пост наблюдения, который находился на территории заставы. Часовой заставы осмотрел территорию заставы, её окрестности и с удивлением обнаружил, что на девятом левом неизвестный бежит в сторону границы. Он взял телефонную трубку и доложил Дежурному связисту об увиденном. Но от волнения или неопытности случайно указал неверно фланг. Что было дальше - читатель уже знает.
Дня через три, уже в самом конце марта, я закончил работы "по наведению порядка в проводах" и по телефону доложил об этом майору Смирнову. Он поблагодарил за службу и ещё раз напомнил, чтобы я "не засиживался на заставах, а как можно скорее возвращался в отряд".
Его желание моего скорейшего возвращения в отряд мне было хорошо понятно. В отряде около 250 километров электро-сигнализационной системы и на любом из них, в самое неподходящее время, может случиться поломка, а ему, ответственному за её нормальную работу, для ликвидации поломки необходимо было отправить специалиста и при этом быть уверенным, что поломка будет устранена.
Я начал решать вопрос моего возвращения в отряд. Попутных машин ни с шестнадцатой заставы, ни с соседних застав в этот день не было. Связист заставы, мой одногодка, посоветовал добраться до отряда рейсовым автобусом, который проходил через ближайшее село. Только у меня не оказалось денег, да и зачем служивому человеку, который находится на полном государственном обеспечении, в повседневной жизни нужны деньги. Только задача поставлена и её надо было выполнять.
Я начал собираться в дорогу. В небольшой чемоданчик, в котором возил запчасти, инструменты и приборы, положил свой подсумок с патронами, но АКМС, даже со сложенным прикладом, никак не помещался в нём. Тогда я взял автомат на правое плечо, в левую руку взял чемоданчик и пограничник с заставы провёл меня за ворота системы.
На автобусной остановке было несколько человек, будущих пассажиров, а через минут десять появился автобус, хорошо известный мне по "гражданке" ПАЗ. Когда он остановился я обошёл автобус спереди и подошёл к двери водителя. "Барэвзэс, ара", - поздоровался я с водителем. "Барэв", - коротко ответил он. "В Октемберян возьмёшь?" - спросил я. "Садись", - добродушно ответил водитель. "Только у меня денег нет", - честно признался я. "Садись", - также добродушно повторил водитель. Я зашёл в автобус, сел на свободное место и поставил рядом чемоданчик, а автомат положил на колени. Со всеми остановками, в других селах, дорога заняла около часа времени.
Та часть города, где находился автовокзал, мне была незнакома, но я знал, что отряд дислоцировался на южной оконечности города и, ориентируясь по единственной в то время суток видимой звезде, по имени Солнце, без посторонней помощи минут через пятнадцать я прибыл в отряд, о чём по телефону доложил майору Смирнову.
С пятнадцатого апреля наш отряд перешёл на летнюю форму одежды, а ещё примерно через неделю, уже в двадцатых числах, как-то возвращалась наша рота связи с завтрака.
Все в новенькой форме, в начищенных сапогах, в панамах, ещё не выгоревших под жарким солнцем Армении, под командованием старшины мы ровным строем подходили к зданию казарм. Здесь нас ожидал наш замполит. Старшина отдал необходимые команды и доложил замполиту о дальнейших намерениях роты. "Здравствуйте, товарищи пограничники!" - поздоровался с нами замполит. "Здравия желаем, товарищ старший лейтенант!" - дружно ответили мы.
Причину того, что произошло дальше, я не мог объяснить себе довольно продолжительное время: между мною и замполитом состоялся такой диалог. "Ефрейтор Григоренко". "Я". "Выйти из строя". "Есть". Строевым шагом я отошёл на три шага от строя, выполнил поворот кругом, через левое плечо, и остановился по стойке "смирно" перед строем.
"Рота смирно! - отдал команду замполит, "взял под козырёк" и продолжил, - За отличие в боевой и политической подготовке ефрейтор Григоренко, приказом по Закавказскому Пограничному округу, награждается нагрудным знаком "Отличник Пограничных войск второй степени". Я был ошеломлён, слушал и не понимал, почему это из всей роты награждают только меня одного, и испытывал неловкость перед своими сослуживцами. Моя растерянность была такой, что когда замполит вручал мне нагрудный знак и удостоверение к нему я начал благодарить его "по гражданскому". "Да не спасибо, а служу Советскому Союзу", - поправил меня замполит. От этого я смутился ещё больше.
С тех пор прошло немало времени. Опираясь на свой жизненный опыт и понимание психологии людей, я смог придти к выводу, что вовсе не за "отличие в боевой и политической подготовке" меня наградили нагрудным знаком, а за события на шестнадцатой заставе, и я перестал комплексовать по-поводу того награждения. Рядовому Леваде, из кинофильма, после разговора с генералом было присвоено внеочередное звание младшего сержанта, я, после разговора с генералом, был награждён нагрудным знаком "Отличник Пограничных войск второй степени". И пусть с большим опозданием я пришёл к выводу: "Солдату можно разговаривать с генералом".
Гораздо раньше я пришёл к другому выводу: в армию нас призывали восемнадцатилетними, вчерашних школьников, где нас все считали детьми. После службы в армии относиться к нам как к детям уже никому не приходило в голову. И во времена, когда служба в армии была почётной и всеобщей воинской обязанностью, на вопрос, который звучал в популярной тогда песне "Куда уходит детство?" в исполнении популярной певицы Аллы Пугачёвой, для нас ответ был простым и очевидным - детство уходило в армию.