- Вполне возможно, Гейнзон прав, уровень жизни, экономическое положение, социальная структура - всё это второстепенно, глобальные перемены в обществе могут произойти только тогда, когда происходит "демографический сбой"...
- Вы не будете возражать, если я здесь присяду? Вы не будете возражать, если я здесь присяду? Простите, вы не будете возражать, если я здесь присяду?
Услышав ту же самую фразу, произнесённую прямо над его ухом в третий раз до Альберта наконец дошло, что она предназначается ему. Очнувшись от своих раздумий и недовольно поморщившись, он посмотрел на обращавшегося к нему. Этот столик, стоящий в тени чуть поодаль от нескольких других таких же, небольшого летнего кафе, был им выбран специально, чтобы никто не мешал, но не прошло и несколько минут и на тебе. Его неудовольствие было написано открытым текстом на лице. Любой другой человек, заметив это, сразу же, извинившись или нет, немедленно отошёл бы. Однако, стоящий перед ним, хоть и наклонился в его сторону, казалось, не видел к кому, собственно, обращается. Как заводная игрушка он только беспрерывно спрашивал: - Вы не будете возражать, если я здесь присяду? Вы не будете возражать, если я здесь присяду? - а его глаза, направленные на Альберта, смотрели сквозь. Помимо странного взгляда и этой назойливо повторяющейся просьбы их обладатель и сам имел довольно странный и забавный вид.
Был он весь какой-то восторженно светящийся, похожий на вошедшего в священный раж при чтении псалмов дьячка из захудалой церквушки. Когда он, слегка шаркая вьетнамками, подошёл к столику, Альберт, погружённый в свои мысли, сначала не заметил к кому обращается этот... нет, стариком его назвать никак невозможно, скорее, это был человек без определённого возраста. Его, по-стариковски вытянутую вверх, лысину окружал, венчик радужно играющих на солнце и похожих на антенны редких седых волос. Однако кожа скуластого, заострённого к низу лица была гладкая, нежная как у младенца и без единой морщины. Он явно был не молод, но определить даже приблизительно, сколько ему лет, не представлялось возможности. Вокруг узкопосаженных глубоких голубеньких глазок с веселыми бегающими искорками, смотрящими сквозь Альберта прямо и приветливо, не было и намёка на сеточку морщинок или мешочков, которые, судя по лысине, должны бы были там быть. Острый, живой, длинненький носик с небольшой трещинкой на конце любопытной змейкой вытягивался вперёд и, казалось, находился в непристанном движении. Узкогубый рот изгибался к верху в сияющей, до остреньких, чуть оттопыреных ушек, улыбке. Лицо заканчивалось таким же длинным и острым как нос, подбородком с малюненькой ямочкой посередине. Шея была длинная, тонкая, качающаяся и, похоже, с трудом держала насаженную на неё голову, отчего это формирование выглядело, как колокольчик на стебельке. Ко всему сказанному, подошедший был невысок собой и находился в непрерывном, поблескивающим различными значками и кнопочками на видавшей виды джинсовой куртке, движении. Огоньков и искорок было такое количество, что Альберту на секунду представилось, будто человечек окружён мириадом зажжённых лампочек.
- Просто паникадило какое-то, - подумал он, и угрюмо буркнул, - пожалуйста.
Паникадило тут же сел и заговорил быстро и беспрерывно тонким, тренькающим голоском того самого небольшого и вдобавок треснутого колокольчика.
Альберт постарался вслушаться в эти дребезжащие звуки, но они понеслись на него с такой скоростью, что он, после нескольких попыток, мысленно махнув про себя рукой, вновь сосредоточился на своём и только изредка кивал, будто внимательно слушал говорившего, а тот, в свою очередь, не умолкал ни на секунду, явно радуясь возможности вылить всё накопившееся в душе.
Так прошло какое-то время и, когда, наконец, Альберт очнулся, то заметил, что произошли некоторые перемены. За время его раздумий Паникадило успел заказать большую чашку каппуччино, но не прикоснулся к ней, и она, с возвышающейся над её краями пеной, одиноко стояла теперь перед ним, похожая на белоснежную гору, вершину которой окружают коричневатые закатные облака. Невольно Альберт прислушался к этой беспрерывно дребезжащей речи Паникадило.
- ... с годами я отметил про себя, что левое яйцо, гораздо ниже к земле, чем правое. Оно, конечно, немного больше, но чтобы принизиться настолько!
Паникадило прервался на секундную паузу и продолжил
- Если всего каких-то тридцать лет назад они оба были похожи на двух солдат стоящих во фрунт на параде, то теперь левое больше похоже на раненного бойца, которого волокут в госпиталь на носилках... .
- О чём это он? - подумал Альберт, - что за чушь! Все передрались друг с другом. Каждый готов тебя удавить за свои, только ему одному известные, идеи. Кругом террористы, если не захватят в заложники, то взорвёт какой-нибудь самоубийца или подстрелит снайпер притаившийся где-нибудь в кустах. У человека на уме, должно быть, как справиться с этой напастью, а у него какие-то яичные бойцы.
И он раздражённо погрузился в свои думы под размеренное дребезжание Паникадилы.
- Все эти потуги с мировым мирным сосуществованием народов не имеют под собой никакой жизненной основы. Конечно, их можно понять, но достичь чего-то существенного, основываясь лишь на сегодняшнем развитии человека, невозможно. Одно общество уже далеко впереди, а другое настолько сзади, что ему проще уничтожить первое, нежели догнать его или хоть как-то к нему приблизиться. А все эти так называемые "международные организации," простая бюрократическая машина, призванная не решать проблемы, а выкачивать деньги на своё существование. Хорошо бы было их всех разогнать за непроходимую глупость и полную импотенцию в международных делах... .
Его отвлёк резкий голосок Паникадило, который уже не просто говорил, а буквально кричал что-то ему в лицо. Альберт попытался сосредоточиться на этом льющемся на него потоке слов
- ... Чёрное море, в отличии от местного, гораздо теплее. Грязноватее, но теплее. Эта теплота откладывает свой отпечаток и на характеры местных жителей, они теплее, но, - Паникадило задержал дыхание, и с выдохом вдруг перескочил, - помнится Роза Вениаминовна, что это была за женщина! Она торговала тюлькой на Привозе, и, когда возвращалась домой уставшая, но счастливая, устраивала мне такие сцены, по сравнению с которыми майнридовский Отелло душащий свою Лопу де Вегу, просто мальчик. У неё были огромные волосатые ноги, у меня, кстати, ноги абсолютно гладкие, - Паникадило задрал штанину в доказательство только что сказанного и Альберт, хоть и совершенно не собирался это делать, заглянул под стол.
Действительно ноги Паникадило, нежнокожие и розоватые были без единого волоска. Альберт выпрямился, помотал головой, не понимая, что надо делать, а Паникадило заливался не умолкая ни на минуту.
- ...когда она прижималась ко мне, остановиться было просто невозможно. У нас могли были быть дети, но, - он замолк на секунду, и добавил с плохо скрытой грустью - я сбежал. Испугался.
Альберту вновь стало не интересно о чём говорит его сосед, и он несколько сбитый с толку опять ушёл в себя.
- Да-да, Чёрное море грязнее. Вообще Загрязнение Окружающей Среды - это ведь тоже результат рук человеческих. Отходы нашей жизнедеятельности уже скоро некуда будет девать, а мы всё гадим и гадим. Планета утопает в дерьме, дышать нечем, воду из-под крана пьют только душевнобольные. А Глобальное Потепление? Ледники тают; уровень воды, грязной воды, непрерывно поднимается; прибрежные районы, да что там районы, страны, континенты скоро исчезнут в этой мутной морской жиже. И никого это не волнует. Такое ощущение, что все вокруг с ума посходили. Может быть это коллективное помутнение рассудка тоже результат Глобального потепления... .
Внезапно столик резко качнулся. Альберту показалось, что Паникадило сделал это нарочно и он вновь покосился на своего соседа. Тот продолжал весело тарахтеть, не остановившись даже на секунду, чтобы хотя бы отхлебнуть свой кофе, пенка которого медленно сползая по чашке на стол, образовывала грязноватую лужицу.
Это была война на моё истощение. Она мне не давала ни секунды передыха...
- Кто? Роза Вениаминовна? - спросил Альберт плохо соображая, о чём идёт речь.
- Какая Роза Вениаминовна, - с удивлением посмотрел на него Паникадило, - при чём здесь Роза Вениаминовна? Роза Вениаминовна жила в Одессе, а я вам говорю про Марину Николавну из Уфы. У неё была волосатая грудь. Такие, знаете ли, редкие чёрные, жёсткие проволочные завитушки вокруг сосков. Это щекотало и раздражало. У меня на груди нет волос.
Он распахнул летнюю рубашку. Действительно на его груди не было ни единого волоска.
- Зато сколько в ней было страсти! - продолжал Паникадило с той же скоростью. - Поначалу я воспринимал это как достоинство, но быстро понял, что ошибся. Она не давала мне покоя, ни секунды. Как только она возвращалась с космодрома, сразу же начинала гоняться за мной. Это была война на моё истощение, и я ушёл, собрал чемоданчик и сгинул.
- В Уфе нет космодрома, - подумал Альберт, но решил не спорить, а опять ушёл в себя.
- Проблема освоения космического пространства. Зачем это надо? Для чего выносить мусор из нашей избы на всеобщее вселенское рассмотрение? Наведите порядок у себя дома, а потом уже и милости просим. Так ведь нет: кто дальше, кто быстрее, кто лучше... а кого это всё волнует? Надо жить, дорогие мои, человеки, просто жить, а мы чем занимаемся? Разве можно нас окрестить человеком разумным? Кто это так догадался? Неужели нам самим не видно, что над нами просто издеваются?...
Альберта опять прервали. На этот раз Паникадило, перегнувшись через столик, дотронулся до его руки, обращая таким образом на себя его внимание.
-... это был слепок. Вы не поверите, я многое видел, но такое! Это был просто шедевр. Пикассо лопнул бы от зависти, увидев эту красоту, не говоря уже о Дали или Айвазовском. Только старые мастера смогли бы оценить совершенство этой цацы. А как она её берегла! Никому не позволяла даже дотронуться, можно было только глазками, правда она никогда это никому не показывала, этакая была цаца, знаете ли...
- Так откуда же вы знаете, что это было настолько прекрасно, если не видели сами?
Альберт вперился в Паникадило, но тот, нисколько не смущаясь, продолжал.
- Конечно не показывала, она и не могла показать, черкешенка, дочь гор, им закон не позволяет. И хотела бы, но...
- Кто, Марина Николавна черкешенка?
- При чём здесь Марина Николавна, она в Уфе до сих пор по мне страдает, а эта на Кавказе, благородных кровей, княжеского рода между прочим, гибкая как лозинка и такая же хлёсткая. Её ещё Лев Толстой в поэме Мцыри очень подробно описал - Княжна Мэри. Но на самом деле, - он понизил голос и даже оглянулся, как будто собирался сообщить страшную тайну и не хотел, чтобы его подслушали, - её звали не Мэри, а Цаца.
- Княжна Цаца, которая была цацей со своей цацей
Отметил про себя Альберт, отчаянно пытаясь понять, о чём идёт речь.
-... дикая женщина, совершенно дикая. Как она бегала за своим возлюбленным, словами не передать, это надо было видеть. Я наблюдал в бинокль, что это было за зрелище, я вам скажу: с горы в арык, с горы в арык, с горы в арык...
- Поймала?
- Куда там, он от неё с другой семьёй сбежал толи в Германию, толи в Индонезию, а она, гордячка, так и осталась в арыке.
- Как в арыке?
- Подскользнулась на мокром камне и её занесло песком, золотым, заметьте, золотым. На этом месте потом прииск открыли, один из самых богатых в Сибири...
- Дело же на Кавказе было?! Какая Сибирь?!
- Течением отнесло. В этих гористых местах реки как люди, бурные, стремительные. Вот он здесь, а вот он уже вон аж где.
- Арык же не река!
Отчаянно вскрикнул Альберт
- Да какая разница? Течёт и течёт... .
- А ведь он в чём-то прав, - подумал Альберт, закрывая глаза, - течёт и течёт. Всё течёт, всё.
Когда он их открыл, то увидел, что остался один; Паникадило пропал. Если бы ни маленькая грязноватая лужица, оставшаяся от кофейной пены, можно было бы подумать, что его вообще никогда не было.
Альберт посмотрел на пену и изумлённо увидел проступающие одно за другим на её поверхности, будто специально, чтобы он успел их прочитать, слова:
- Ваша, Земляне, самоя большая проблема в том, что вы придумываете то, чего нет, а затем очень серьёзно к этому подходите, пытаясь решить несуществующее.
Твой друг Паникадило, официальный представитель цивилизации Вселенского разума на Земле.
AbZ
Racine, Mequon, WI 06/29/13
Гуннар Гейнзон - немецкий профессор автор книги "Сыновья и мировое господство: роль террора в подъеме и падении наций" http://tema.in.ua/article/6323.html