Карамазов же всегда помнил слова, которые ему сказала Соня перед тем, как бросилась в воду, о том, что князь Мышкин все знал.
И он пару раз пытался как бы случайно завести с ним разговор на тему, что конкретно тому было известно, впрочем, ответа так и не получил. Но не рассказал ли он кому-нибудь другому об этом?
Также он попытался поговорить об этом с Аркадием, но тот как-то легкомысленно отнесся к разговору.
- Да что он может знать-то? И почему тогда не скажет?
- Может, скрыть чье-то имя хочет?
- И чье?
- Не знаю.
- Я думаю, лучше все забыть, как будто ничего и не было.
- Забудешь тут...
Но наступило лето. И была жара, жара была, жара плыла...
И поэтому князь вместе со своей невестой часто в эти дни прогуливались по парку недалеко от реки. Вот и сегодня они были там и сидели на скамейке.
- Дунечка, когда же я назову тебя своей?
- Скоро, скоро, Лев Николаевич...
- Знаешь, а я все еще не верю своему счастью...
- Почему?
- Не знаю...
- Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Тебе известно, что Алексей Федорович хочет в годовщину ухода Дмитрия сделать поминальный обед у нас в гостиной?
- Да?
- Сходим сначала в здешнюю церковь, а потом всех помянем, и Ивана, и Парфена Рогожина, и того же Дмитрия, и Софью Семеновну.
- Тревожно мне как-то, Дунечка!
- С чего вдруг?
- Да все как-то не так происходит... К тому же твой брат Родион...
- Что мой брат?
- Он постоянно расспрашивает меня о тех событиях, которые произошли, когда я только познакомился с Парфеном и Настасьей Филипповной, а я не хочу об этом вспоминать.
- Родя и Алешу Карамазова забросал вопросами о том, что тому известно про убийство его отца в Скотопригоньевске.
- И его тоже? Не знал... Так, может, и Версилов из-за твоего братца от нас съехал?
- Аркадий Петрович? Нет, никуда он не съехал, просто перед отъездом за границу решил недели две пожить у матушки Аркадия. К тому же там и сад вокруг дома большой, и в нем летний зной переносить легче.
- А то тому тоже есть что о своей прошлой жизни рассказать, она, как мне известно, бурной была.
- Зря ты Роде денег на продолжение учебы в Университете дал...
- Что ты, что ты... У меня их много, а он так счастлив был.
- Да, он старается наверстать упущенное... И известным теперь стал, когда книгу о своем пребывании на каторге написал. Сейчас вот тоже что-то сочиняет.
- Он умный, это правда. Но, знаешь, Дунечка, я тебе хочу кое-что рассказать.
- Что еще?
- Мне в последние ночи стала часто сниться Сонечка, его жена.
- Софья Семеновна?
- Она.
- Может, это у тебя от жары?
- Не знаю. Может быть... Но что ты об этом думаешь?
- Я? О чем?
- О Соне.
- А что мне о ней думать... Но как она тебе все-таки снится?
- Как? Совсем не такой, какой в жизни была. Холод от нее идет и как будто она вся насквозь мокрая.
- Жуть!
- И говорит она мне, что никого не убивала. И что плохо ей там. Очень плохо...
- Плохо? Тебе ее жаль, что ли?
- Жаль. И она все твердит, что не виновата ни в чем, потому что никого не убивала.
- Не убивала? Странно! Так с чего она тогда вдруг в воду кинулась?
- Не знаю. Может, испугалась, что доказать ничего не сможет, а на каторгу идти не захотела, видела же, как там людям тяжело живется... Может, еще что... Ты сама подумай, ну, с чего ей было столько людей убивать?
- У нее же какая-то денежная выгода все-таки была, не хотелось ей в бедности жить.
- Дунечка, но ведь денег у Сони больших так и не нашли, куда же они тогда делись? Неужели Парфён все их сжег?
- Но если не она, то кто же тогда убил? Ведь не мы же с тобой... И не Алеша, он добрый! Может, Версилов или его сын?
- Аркадий, что ли? Да нет... Куда ему...
- Лев! Тогда кто? Неужто ты на брата моего намекаешь? На Родиона?
- Дунечка, он двух женщин убил, что ему еще трех мужчин прикончить?
- Нет, нет и нет. Он не мог!
- Тут ты, наверное, права, не мог, потому что он свою жизнь на каторге хорошо помнит... Я ведь с ним сейчас много времени провожу, поэтому знаю, о чем говорю.
- Тогда кто?
- Не знаю, но ведь ни для кого же не секрет, что все убиенные о тебе мечтали, хотя тебе они совсем не нужны были, впрочем, как и я...
- И что об этом сейчас говорить? Я же за тебя замуж выхожу.
- Выходишь... Дунечка, я же люблю тебя. А ты? Что я для тебя?
- Лев Николаевич, прекращайте вы уже такие разговоры вести... Все у нас теперь будет хорошо!
- Будет ли? А если меня не станет, ты обо мне хоть иногда грустить будешь?
- И что за беседы такие странные вы заводите! Отправлюсь я лучше домой, а вы тут оставайтесь.
- Да, я тут еще посижу.
- А вот я пойду отсюда!
Но, вернувшись, Авдотья Романовна долго не могла в своих комнатах успокоиться. Опять эти непонятные разговоры с князем! Устала уж она от них! Нет, не нужен ей этот Мышкин, или, как его еще называет Родя, идиот! Какая уж тут любовь? Деньги его нужны и все, а без свадьбы их никак не получить. Но, может, отменить все, пока не поздно? Тот же Алексей Карамазов вот тоже богат, хотя про свободу с ним можно забыть, а как без нее жить?
И что от себя скрывать, что мне Аркадий нравится, потому что он самый молодой из всех мужчин в доме, и я ему, похоже, тоже небезразлична. Впрочем, будучи замужем за князем, можно все как-то так устроить, что тот ничего и не заметит. Но как не хочется этой свадьбы! Вот мой покойный муж тоже был хорошим человеком, а я нисколько не жалею, что его не стало! Замужество для меня - кандалы!
Но что же делать? Любви хочу! Страсти! Словом, я порядочная женщина, но какое же это все-таки искушение - мужчины...