Аннотация: Картины утреннего Омска в глазах толстого, но методично исправляющегося человека.
Утренняя пробежка. Бежим я, спортсменка Рита и ее боевой волкодав Ларик. Дождик моросит мелкими прозрачными бусинами, трещит по карнизам и постепенно просачивается через бледно-зеленую толстовку. Лучшей одежды для тренировки я не смог найти. Кеды уже давно промокли, но я не чувствую холода. Мне сейчас точно не до него.
Рита, играясь на ходу со своим карманным буйволом, отрывается все дальше, а мне остается только держаться за бок, выплевывать аккуратные кусочки своих легких и смотреть на сердцеобразную попу моей соседки, которая то исчезает, то снова появляется через дождливую пелену.
Навстречу несется холодный ветер и не дает нормально надеть капюшон. Его срывает сильными порывами. Я бегу с непокрытой головой и чувствую как мои волосы живут своей жизнью, каждый волосок по отдельности.
Иногда попадаются прохожие. У всех, как на подбор, грустные лица, помятая десятка в гараже и кожаная пролетарская барсетка в зубах. Я называю их - "Люди-говно". У этих людей кто-то умер, причем совсем недавно и в тяжких мучениях.
Я не думаю, что мое лицо отличается чем-то в лучшую сторону, но у меня это из-за тяжких утренних истязаний!
- Рита!..- задыхаясь всхлипнул я, немного догнав ее.
- Сколько мы бежим?
Она лукаво улыбнулась и абсолютно без отдышки произнесла:
- Два километра! Еще один нужно, как минимум!
Я же мало рассказал вам про Риту! Рита работает диктатором в фитнес-клубе и каждый день измывается над слишком пухленькими, слишком худенькими... А собственно, абсолютно надо всеми людьми, приходящими в этот самый клуб. Она из соседнего подъезда, мы познакомились на моей первой утренней пробежке. Еще я знаю, что у нее есть жених, до смерти похожий на Ларика.
Машина смерти - Ларик - постоянно сопровождает Риту, благо что в наморднике. У этого пса острые зубы, маленький мозг и грудная клетка шириной с КамАЗ.
С такими личностями я и провожу практически каждое утро.
Мне необходимо пробежать хотя бы три километра, при этом не умереть. Римские легионеры в походах целыми днями занимались физическими упражнениями, в перерывах между мужеложством и государственными переворотами.
До целых дней я еще не созрел, но хотя бы час помучать себя, ни свет ни заря, вполне можно. Особенно когда, однажды утром, твоя женщина игриво скачет на твоем пивном животе, и дает тебе бойкое прозвище "Батут", это, знаете ли, задевает самолюбие, похлеще чем кризис среднего возраста. Потому что мне не сорок два года. Мне сорок два, разделенные на два.
И живот, с каждым днем уменьшается, пусть и совсем чуть-чуть. Им по прежнему можно отодвигать людей в сторону, придавливать их к стене и ожесточенно душить. Но я настроен стереть его, словно невидимым ластиком.
Рита с буйволом отрывается все дальше, а я уже не могу бежать. Сквозь пелену моросящего дождя слышу крик бодрой фитнес-красавицы:
- Ну что ты! Не сдыхай! Не останавливайся!
Поздно.
Кругом хрущевки. Рядом детская площадка. Сажусь на качели, пройдя десяток метров шагом. Вижу как в луже отражается моя красная физиономия.
Сердце выпрыгивает из груди, скачет по всему телу и норовит улететь в космос. Батут низко клокочет, хочет жирный мерзкий бургер и тазик с кока-колой.
Во рту словно нагадили суслики и там же на месте издохли.
И вокруг такая тишина, что кажется мое прерывистое дыхание можно услышать даже за городом, в какой-нибудь глухой деревушке Свежие Носки.
Утренний Омск холоден и пуст, при этом лениво просыпающийся. В каждый его уголок потихоньку проникает солнце, победившее серые тучи на какое-то время. Несмотря на столь ранний час, от дороги постоянно слышно жужжание проезжающих автомобилей, с любовью наполненных спящим водителем, иконками над бардачком и монтировкой в багажнике.
За восстановлением дыхания и сплевыванием тугой слюны проходит незаметно несколько минут. Рита уже бежит обратно. Но перед этим меня достигает неудержимый Ларик. Ларик меня любит. Настолько же сильно, как и Чикатило любил женщин.
На самом деле я придумал серьезную методику. Рита выпускает Ларика по моим горячим следам, без намордника. И я моментально пробегаю марафон. Я бегу вдохновенно, подгоняемый инстинктом самосохранения и смертью во плоти. Конец.
- Да уж... Тут работать и работать,- хохотнула Рита. Ей-то хорошо! У нее нет батута!
А мне только и остается, что на выдохе хрипеть:
- Господи... Как же хочется пива.
Утренний Омск переменчив. Минуту моросило, минуту светит солнце, теперь вот снова собираются угрюмые тучи. Ветер становится еще настырнее, как будто бежит от чего-то. То ли от солнца, то ли от Ларика. От этого ветра просыпается город. Встает с постели, потягивается, чуть кряхтя, идет чистить зубы и вымывать катышки из глаз. В кровати еще храпит упрямая жена-домохозяйка. На работе ждет демонический шеф, а из одежды лишь потертый костюм и правая туфля.
Омск он такой. Парень то хороший, но несчастный и побитый жизнью. Радости в нем не осталось, как впрочем и злости. Все что ему остается -- это жить от зарплаты к зарплате, пить по пятницам дешевое пролетарское пиво, иногда ходить к жрицам любви, когда жена выпьет совсем уж много крови.
Такое сравнение забавляет меня. Но в то же время хочется подойти к этому мужику, взять его за шкирку и умотать на несколько месяцев в Карское море с китобойным судном, в Таиланд или в Тулу. Куда -- не столь важно. Главное вытащить бедолагу из ада, в который он сам себя загнал.
Авось и проснется в нем что-то первобытное и сбросит он с себя ржавые бытовые кандалы.
Но я так сделать не могу. Остается только бегать с Лариком. А потом, сидя на качелях, пытаться вспомнить как дышать. Батут сам себя не сожжет.