Эту небольшую повесть я писал ровно год. Писал я её медленно, но самое интересное, что вдохновение могло мне прийти где угодно и в не слишком подходящий момент. Поэтому весьма забавны некоторые места, где мне довелось заносить свои мысли на бумагу: это и электричка Донецк-Мариуполь, это и Буксир "Петр Галактионов", на котором я работал летом 2007-го, это и подоконник в ДК "Чайка", где я писал всё это во время какого-то брутального сейшена, пройдя на два часа раньше на халяву и собственно ожидая, когда немного утихнет шумиха и можно будет незамеченным спуститься в зал, это и крыша девятиэтажки, а конкретно бордюр, идущий по краю крыши, на котором я сидел, свесив ноги наружу. Думаю, вы догадались, что это была рукопись и мне приходилось всегда таскать с собой тетрадку. Чертовски сложно было всё это набирать на комп, но я с этим справился, благодаря Attension deficit, AC/DC, Alizbar, Andy McKee, Black tape for a blue girl, Blackmores night, Electro Quarterstaff, Finisterra, Morgenstern, Irish traditional drinking songs, Janice Jopline, Jeff Haley, Johny Cash, Liquid Tension Experiment, Loreena McKennit, Mike Stern, Morphine, Ozzy Osbourne, Rage, Testament, Tito & Tarantula, Virulence, Ot Vinta, Українськi козацькi пiснi, Агата Кристи, Крюгер, Мумий Тролль, С.Калугин, Мельница, ибо именно под это я набирал всё это непотребство. Также спасибо людям, с которыми я спорил на некоторые темы, изложенные в этой книге. Многие их изречения мне очень помогли. Кстати, я слышал, что последнее время книги про эльфов очень популярны, и вообще писать про эльфов модно. Ну тогда... ЭЛЬФЫ!!! Вот... Ну и приятного вам прочтения!
P.S.: Убедительная просьба, если уж вы взялись это читать, то дочитайте до конца.
Генерал-майор Быльёв стоял в своём кабинете и смотрел в окно. Под стенами части вырос целый палаточный городок. Собственно сами палатки стояли на небольшом холме у берёзовой рощицы, а прямо перед стенами стояла разношёрстная толпа с транспарантами и скандировала различные антивоенные лозунги. На плакатах красовались знаки мира, ракеты, оплетённые цветами и его собственное лицо со свиным рылом вместо носа и подписью "Герой войны - урод морали".
Генерал вздохнул и сел в кресло. В голове второй раз за утро вспыхнула колючим клубком боль. Быльёв закрыл глаза и на несколько секунд перед его мысленным взором возникло прекрасное лицо девушки, которая смотрела на него с печальной и немного укоризненной улыбкой. "Брось это всё к чертям! Выйди к ним и скажи , что бессмысленного насилия больше не будет. Ты ведь сам не знаешь причину, по которой ты готов развязать эту бесполезную и глупую войну. А знаешь почему? Потому что ты сам её ещё не придумал!" Генерал не знал, произнесла ли эти слова его совесть или та девушка. Внезапно его и без того жёсткое лицо посуровело ещё больше. Он знал, что эта девушка давно мертва и он помнил, как она умерла. Он забыл, во имя чего, да это сейчас было уже не важно. Генерал-майор Быльёв съел таблетку цитрамона, запил водой и решительно протянул руку к телефону.
***
Никто из митингующих и не подозревал, что почти полвека назад у этой самой части стояли совсем другие люди с такой же целью. Только тогда их было гораздо меньше и чувствовали они себя не так уверенно. Зачинщиком акции протеста был молодой человек по прозвищу Лучик. В то далёкое время такая кличка означала отнюдь не принадлежность к сексуальным меньшинствам, а вполне определённое увлечение идеей пацифизма. "Make love, not war!" - несмотря на иностранные буквы на транспарантах, протест был против нашей отечественной глупости - войны в Афганистане. Небольшая группа молодёжи числом около семи человек стояла почти прямо перед воротами. Они громко кричали "Совок вон из Афгана!" и яростно потрясали хаерами и своими транспарантами. Остальные стояли чуть поодаль и предпочитали спокойно наблюдать со стороны, хотя сами судя по форме одежды и плакатам тоже являлись участниками акции.
-- Черт подери! Эти трусы или проглотили свои долбаные языки или панически боятся за сохранность своих задниц! Какого чёрта они вообще сюда припёрлись? Неужели их совсем не колышет то дерьмо, что происходит вокруг прямо на наших глазах?! - негодующе произнёс Лучик.
-- Да расслабься, старик, - ответил его лучший друг Найс. - Радуйся, что этим бездельники вообще оторвали свои булки от тёплых диванов. Ты же знаешь, что они сюда пришли просто ради забавы: всё равно им заняться нечем. Зато завтра всем девкам понарассказывают о своих героических свершениях.
Лучик обернулся и увидел как большинство безучастно пили пиво и пытались тискать уже хорошенько поддатых девчонок.
-- Я вообще удивляюсь, как это некоторые из них хоть догадались нарисовать плакаты, - усмехнулся зачинщик всей этой кутерьмы. - Не акция протеста, блин, а утро после Нового Года.
-- Да ладно, забей. Даже если бы здесь был митинг в поддержку бюрократии, то они б всё равно припёрлись. Только оделись бы по другому. А ещё называют себя хиппанами! Мажоры хреновы! - Ромашка поцеловала Лучика в небритую щёку и протянула ему косячок с марихуаной.
Лучик затянулся и взглянул на тех, кто стоял рядом с ним. Тюлень и Шишка были пьяны в стельку, поэтому орали громче всех и почти без слов. Иньянь сидел в позе лотоса перед воткнутым в землю транспарантом и медитировал, отрешившись от всего происходящего. Найс и Умат, обнявшись за плечи, кричали придуманные на ходу речёвки . Ромашка же молчала и смотрела ему в глаза. Чёрт, как же она красива! Длинные рыжие волосы, перехваченные вокруг головы зелёной ленточкой с вышитой бисером надписью "Спасём мир". И эти глаза... Серые, как крыло голубя, взлетевшего в синее безоблачное небо. Глаза, в которые хочется смотреть всю жизнь, отвернувшись от всего зла и насилия, происходящего вокруг. Глаза, которые читаешь, как книгу, находя в них всё новые и новые строчки, наполненные тайным смыслом, о котором раньше и не подозревал.
От этих мыслей Лучика отвлёк скрип открывающихся ворот. Когда они открылись, из них выехал армейский джип, в кузове которого стоял человек с мегафоном в военной форме.
-- Значит так, говнюки! Я даю вам пятнадцать минут. И у вас есть два варианта возможных действий. Первый: вы в темпе уносите отсюда свои задницы и мы забываем об этом печальном недоразумении. И второй: вы остаётесь, но я вас всех нахрен повяжу и уж поверьте мне на слово, уроды, добьюсь вашего исключения из тех учебных заведений, в которых вы просиживаете свои штаны. Но перед этим ваши почки очень сильно пожалеют о том, что вы сюда явились! Время пошло.
-- Слышь, пипл, совковые засранцы не шутят. Давайте сваливать что ли. - крикнул кто-то за спиной у Лучика. Он обернулся, чтоб гневной тирадой сразить наповал трусливого шакала, но весь холм позади него был пуст. Остались только бутылки из-под пива и парочка презервативов, одиноко висящих на кусте ежевики.
Следующим воспоминанием храброго пацифиста были обшарпанные стены обезьянника, и, чёрт его дери, "совковый засранец" не шутил по поводу почек. И в следующий момент ему на ум пришла гениальная на его взгляд мысль.
***
Генералу Быльёву тоже пришла в голову гениальная мысль. Именно поэтому он отдёрнул руку от телефона и закурил. Всё ж лучше справиться с демонстрантами собственными силами, чем просить у кого-нибудь помощи. Его не волновало, что любые действия с его стороны могут вызвать негативную реакцию общественности. Он жалел лишь о том, что сейчас не коммунистический строй, при котором судьба таких демонстраций была предрешена с самого начала.
Генерал хитро ухмыльнулся и приказал привести в полную готовность пожарные насосы и рукава.
***
Лучик лежал на полу обезьянника и не хотел открывать глаза. Он чувствовал себя Прометеем, которого приковали к горе и велели воронам выклевать его почки. Дикая боль мешала сосредоточиться и осознать, что же произошло, но титаническим усилием воли он заставил себя открыть глаза и постепенно пришёл в себя. Все его друзья были здесь, кроме Иньяня и Тюленя. Лучик не удивился бы даже если б узнал, что Иньянь сидит на том же месте перед тем же транспарантом и до сих пор медитирует. Он усмехнулся и тут же поморщился от боли. Оглядев товарищей по несчастью, он понял, что им досталось не меньше. Радовало лишь то, что девчонкам по видимому досталось не так сильно и они уже что-то активно обсуждали, сидя к остальным спиной. Присмотревшись получше, он понял, что Шишка беззвучно плачет, а Ромашка пытается её утешить, но судя по всему безуспешно. -- Что случилось? - прерывисто произнёс Лучик, пытаясь сесть на полу. -- Да примерно полчаса назад приехали предки Тюленя и забрали его домой. Кстати, нас всех отчислили из универа, приказ уже подписан. Когда нас отсюда выпустят пойдём в общагу собирать шмотки, а что делать дальше... А хрен его знает... Ну и хрен с ним со всем! - Найс не без труда закончил свою тираду и тоже попытался сесть, но не получилось. -- Я знаю, что делать, - попытался улыбнуться Лучик, но вышло довольно криво. - И если вы ещё не сломались и не собираетесь сдаваться, я... -- Да что ты лыбишься, говнюк! - перебила его Шишка. - Знает он, что делать! Да мы все здесь из-за тебя! И выперли нас из универа из-за тебя! Заткнись лучше, герой хренов! теперь Тюленя загребут в армию! И если его там убьют, это тоже будет твоя вина! Ублюдок! Ненавижу!.. Девушка кинула в Лучика кедом и разрыдалась. Ромашка с жалостью взглянула на Шишку и подошла к нему: -- Не обращай внимания. Знаешь, что бы ни случилось, я с тобой. Уж я-то знала, на что шла в отличие от некоторых. -- Да, Шишка, зря ты на Луча злишься, тебя ведь насильно никто на митинг не тянул. Как говорил мой дед, раз назвался груздём, то полезай в кузов и не бреши, что ты мухомор, - попытался пошутить Найс, но Шишка только зло процедила сквозь зубы: -- Да пошли вы все... -- Вот блин, обычно приколы с дедом срабатывают... - пробормотал Найс и задумчиво почесал свою задницу. -- Спасибо за поддержку. Кстати, кто-нибудь знает, куда подевался Иньянь? - спросил Лучик, стараясь не смотреть на Шишку. Он всё же чувствовал себя виноватым и ему было жалко Тюленя, которого он скорей всего больше никогда не увидит. -- Ха! Наш сэнсей-медитатор оказался сыночком какого-то крутого папика и его сразу же отпустили чуть ли не с извинениями. Не сомневаюсь, что этот конфликт замнут и с универа его не выгонят. А так сразу и не скажешь, что он мажор. - наконец-то очухался Умат. -- Да ладно тебе. Мне всё равно, кто его батя, ведь в душе он настоящий хиппан. Он свой, и никакие бабки его предков его не изменят. -- Ну, будем надеяться... - ответил Умат Лучику и тут же распахнулась дверь камеры и на пороге появился ублюжьего вида страж правопорядка. -- А ну все на выход, подонки волосатые. Моя б воля, так держал бы вас здесь, пока патлы не повыпадают. Но нехрен вам тут место занимать. Есть кандидатуры подостойнее.
Уже сидя у себя в комнате в общаге, Лучик начал объяснять суть своей гениальной мысли. На сборы не ушло много времени - личные вещи каждого из них уместились в их рюкзаках и вся компания кроме Шишки собралась у вдохновителя пацифистского движения универа. -- Ребята, мы все попали под пресс системы. Мы все стали жертвой каких-то глупых предрассудков, которые являются основополагающими принципами нынешнего строя. Нас лишили возможности получать образование, но тем самым даровали нам абсолютную свободу действий. теперь мы можем бороться с милитаризмом всеми доступными нам средствами. -- Эй, чувак, ну ты и разошёлся! - засмеялся Найс. - Всё это конечно клёво, но слишком много пафоса. А что ты конкретно предлагаешь? -- А ты не перебивай его и узнаешь. - сердито взглянула на него Ромашка, но тот от её взгляда ещё больше развеселился. Луч обвёл горящим взглядом своих друзей и продолжил: -- Ребята, у нас есть возможность бросить вызов самым корням нашего строя! Мы будем ходить по городам и сёлам и нести с собой мир и любовь. А нашей конечной целью будет Афганистан. Это будет самое крутое паломничество за всю историю хиппанства. Мы переплюнем даже американских хиппи. А когда доберёмся до Афгана, то и там будем убеждать местных жителей и наших военных, чтоб они сложили оружие и тем самым показали большой кукиш нашей сраной власти! Примерно с минуту в комнате царила абсолютная тишина, а потом подал голос Умат: -- Ха! Иисус тоже занимался чем-то подобным, а потом - бац! - и прибили его к кресту! Хотя лично мне уже пофиг и я не против. -- Знаешь, Луч, мне кажется, что твоя затея изначально обречена на провал. Мы не сможем таким образом ничего изменить. Но, чёрт возьми, я с тобой! Просто из принципа. Хотя сомневаюсь, что мы вообще доберёмся до Афгана... - Найс похлопал товарища по плечу и задумчиво уставился в стену. -- Эй, а ты что скажешь? Ты с нами? - Ромашка встряхнула за плечо Иньяня, который всё это время сидел в одной позе и полностью отсутствующим взглядом смотрел прямо перед собой. -- Постой, а его ведь не выперли из универа, как нас, - разочарованно протянул Лучик. - Слышь, чувак, если ты не пойдёшь с нами, то мы поймём и не обидимся. Но знаешь, было бы гораздо круче, если б ты отправился вместе с нами... Эй, ты вообще здесь или где-то в своём астрале? Иньянь медленно повернул голову и посмотрел на друга. После полуминутного молчания он медленно и нараспев произнёс: -- Я не пойду с вами, но не потому, что мне так важно доучиться. Я полностью поддерживаю твою идею, но как раз вчера во время митинга я постиг самадхи и теперь моя прана наполняется фохатом, а скоро совсем с ним сольётся. Это значит, что я могу быть везде, одновременно сидя на этой кровати. Путешествие - это всегда непокой и суета, а мне сейчас необходима абсолютная концентрация. -- Знаешь, ни черта я не понял из всего, что ты здесь нагородил, но до меня дошло одно: пока мы будем прыгать по Афгану, ты будешь тупо сидеть и запихиваться своим фохатом, или как там ты эту хрень назвал. Сдается мне, ты просто испугался. Какая, блин, концентрация, какой непокой? Да мы собственно и идём для того, чтобы нести спокойствие. - возмущённо проговорил Умат. Иньянь улыбнулся и обвёл друзей взглядом из-под полуприкрытых век. Умату показалось, что его радужная оболочка всё время меняет цвет с синего на зелёный, с зелёного на синий, как содержимое песочных часов постепенно пересыпается из одной камеры в другую и наоборот. -- Зовём к спокойствию и в то же время постоянно говорим о борьбе, - тот процитировал Мартрейю. - Нельзя напрягать энергию без труда, а каждый труд есть борьба с хаосом. Умат понял, что злиться на Иньяня бессмысленно, фыркнул и махнул рукой. -- Слушай, Луч, - внезапно встрепенулся Найс. - А нам ведь карта нужна. Мы же должны маршрут выбрать, а то пойдём в Афган, а придём в Эстонию или ещё куда-нибудь. Да и Союз большой, в нём тоже заблудиться несложно. -- Ну, до завтра у нас время ещё есть. Я думаю, сегодня мы ещё сможем переночевать в общаге. А завтра с утра, если никто не против, двинемся в путь, - и привет свободная жизнь без пресса и напрягов! Я думаю, что у всех ещё остались в городе какие-то дела, так что давайте всё сделаем до вечера, а завтра часов в шесть снова встретимся у меня? Идёт?
Вскоре все разошлись, оставив Луча с Ромашкой наедине. Умат по пути в комнату думал, что согласился на самую большую глупость в своей жизни. Где они будут спать, что они будут есть? Его волновало ещё много других проблем, но он как обычно забил на них и заставил себя думать о неоспоримых преимуществах грядущего путешествия.
***
Генерал-майор Быльёв с улыбкой наблюдал за тем, как военнослужащие подтаскивают к воротам пожарные рукава и навинчивают на них брандсбойты. За воротами бесновались митингующие. Они поставили перед собой вполне определённую цель и явно не собирались от неё отступаться. Генерал же не хотел из-за них откладывать начало военной операции и тем более отказаться от неё совсем. Он считал, что толпа чересчур разгорячилась и собирался остудить их пыл. Хе-хе, уж он-то их остудит! А потом одна половина из них решит, что с них хватит, а вторая значительно поубавит активность. Единственное, что слегка омрачало его мысли, это сведения о том, что скоро должны подъехать люди из газет и телевидения. Но он рассчитывал успеть до их приезда. Внезапно раздался стук в дверь и вошёл прапорщик Стецько. -- Товарищ генерал, всё уже готово. Разрешите начинать? -- Начинайте, Тарас, - сказал Быльёв и прильнул к окну, ожидая увидеть весьма занимательную картину. Сначала всё шло точь-в-точь, как он задумал. Солдаты раскрыли ворота и начали густо поливать протестующих упругими струями воды. Генералу это чем-то напомнило, как священник на Пасху окропляет мирян святой водой и кудахтающе засмеялся. Веселья добавило то, что люди, которые стояли прямо перед воротами уже насквозь промокли и стали отступать назад. Те же, кто стоял сзади, увидели, что что-то происходит, но не видели что и напирали вперёд. Нескольких человек струи сбили с ног и началась небольшая паника. Передние поняли, что назад отступать смысла нет и хлынули по бокам вдоль части. Солдаты же, увидя такое, с радостными воплями ринулись вперёд, поливая всех, кто рвался к воротам. За какие-то полминуты все поняли, в чём дело, и толпа стала отступать назад к опушке леса. Быльёв же вовсю улыбался и в уме уже праздновал победу. А солдаты, которым никто не дал приказа прекращать, продолжали дружно орать и поливать толпу из шлангов. Но вдруг началось нечто абсолютно невообразимое. Люди сначала немного замешкались у опушки, а потом, как под чьим-то чётким руководством начали дружно сбрасывать с себя одежду. Через пару минут не осталось уже ни одного одетого человека и все, как по команде сами ринулись под струи воды, бьющие из брандсбойтов. Кто в нижнем белье, а кто и вовсе без него, люди смеясь и вопя всякую несуразицу прыгали и катались под импровизированным дождём. Солдаты оторопело смотрели на эти безумства и по инерции продолжали лить воду. И тут несколько человек начали скандировать слова из песни ДДТ "Дождь", а за ними мотив подхватила и вся толпа. и как последний штрих гениального художника, в воздухе, полном мелких брызг засверкала всеми своими цветами радуга. Генерал в оцепенении стоял у окна и в его голове не было совсем никаких мыслей. И именно в этот момент из-за изгиба дороги показался микроавтобус с журналистами.
***
Всё население общаги ещё находилось в состоянии безмятежного сна, когда в комнате Луча стали собираться участники грядущего путешествия. Они заходили и не здороваясь друг с другом садились на свободное место. В помещении царило какое-то нездоровое напряжение. Непонятную возвышенность настроения и умиротворённость испытывал один только Луч. напротив него сидели двое его лучших друзей, с которыми ему было бы не страшно даже устроить пикет перед Кремлём. Не хватало только Найса. Часы на подоконнике показали ровно шесть, когда дверь слегка скрипнув, приоткрылась. Найс стоял даже не переступив порог и старался избегать взглядов Луча, Ромашки и Умата. -- Ребят, я не могу с вами... У меня мать заболела. Я сегодня на поезд и домой, - выпалил он на одном дыхании и резко захлопнув дверь зашагал по коридору. Уже на выходе из общаги они нагнали его и стали хлопать его по спине, обниматься и убеждать, что всё в порядке, ведь мать есть мать и всё такое. Найс обвёл друзей блестящими от навернувшихся слёз глазами, севшим голосом тихо прохрипел "спасибо" и не оборачиваясь быстро зашагал вперёд по улице. Вся троица долго смотрела бы ему вслед, но тот вскоре свернул в какой-то переулок и скрылся из их виду на всю оставшуюся жизнь. Возвращались в комнату Луча все трое в подавленном настроении. Они молча похватали свои рюкзаки и вышли в коридор. -- Пойдём что ли с Буддой нашим попрощаемся, - предложил Умат, и друзья последовали за ним в комнату, где жил Иньянь. Ко всеобщему удивлению его постель оказалась аккуратно застеленной и пустой. На соседней койке мирно посапывал какой-то взъерошенный чувак в обнимку с потрёпанным порножурналом. Умат уже решил разбудить ценителя эротики и спросить про Иньяня, но вдруг заметил на тумбочке рюкзак и на нём записку: " Ребята, прощаться во второй раз нет смысла. Берегите себя! И пожалуйста, возьмите с собой этот бэг. Я думаю, его содержимое вам действительно пригодится. P.S.: Почему-то мне кажется. что мы с вами не расставались. Странно... " Умат хмыкнул и раскрыл рюкзак. Внутри оказалась куча консервов, нож, одеяло и фляжка. На несколько мгновений он застыл с раскрытым ртом, потом звонко расхохотался. -- Ну блин, Иньянь, ну что угодно ожидал увидеть, но не это! Мне казалось, что он настолько далёк от материального мира, что даже не знает, что людям нужно кушать. В это время Ромашка нашла в рюкзаке внутренний кармашек. Когда она его открыла, то все трое в один голос выдохнули "Твою мать!" В кармашке лежала толстая пачка денег и ещё одна записка: -- Сдаётся мне, он совсем уже свихнулся... - в недоумении пробормотал Умат. Ромашка же вслух зачитала записку: " Сдаётся мне, что вот уж это вам действительно пригодится. Главное, не стесняйтесь, у моего старика такого барахла навалом." Они дружно переглянулись и посмотрели на потолок, как будто там мог сидеть в позе лотоса вниз головой хитро улыбающийся Иньянь. Почему-то в данный момент эта мысль не показалась им абсурдной. -- Да что ж мы делать-то с ними будем, их же до хрена? - спросил Умат. -- Пива купим! - Луч закинул рюкзак на плечо и устремился к выходу. И ни он, ни его подруга не заметили, как Умат перед уходом забрал у спящего чувака порножурнал и запихнул его себе за пазуху. Трое друзей вышли из общежития и отправились в путь без какого-либо плана действий, но зато с вполне определённой целью.
***
Генерал Быльёв стоял у окна и тихо, но зло матерился. На это были аж две причины. Во-первых, у него дико болела голова, а во-вторых всё пространство перед частью заполнили люди с камерами, диктофонами, микрофонами и прочей журналистской атрибутикой. Шесть телеканалов и четырнадцать печатных изданий снимали, фотографировали и брали интервью уже около получаса. И демонстранты, в отличие от генерала, отнюдь не оказывались от комментариев. К тому же, два из шести телеканалов работали в прямом эфире и съёмочная группа, которая приехала первой, даже успела показать финальную часть неудавшегося плана генерала. И люди, которым телевидение ради этого сюжета обрезало пятнадцать минут заключительной серии очередной мыльной оперы вовсе не были возмущены. К тому же чёртовы телевизионщики узнали номер его телефона, к счастью не мобильного, и периодически пускали его бегущей строкой внизу экрана. Опять раздался телефонный звонок и отозвался в голове генерала очередной резкой вспышкой боли. Вконец озверевший, он подскочил к столу, схватил телефон и грохнул его чт есть силы об стену. Он надеялся, что аппарат разобьётся на мелкие кусочки, но он всего лишь жалобно звякнул и затих. И тут Быльёв понял, что достаточно было просто выдернуть шнур или снять трубку и положить рядом. Он в бессилии осел на пол, прислонился к столу и впервые за последние двадцать лет пожалел, что разучился плакать. Ему просто необходимо было снять это жуткое напряжение, поэтому он плюнул на головную боль и достал из нижнего ящика стола фляжку с бренди. Генерал сделал два больших глотка и прислушался к своим ощущениям. Боль в голове не усилилась и это было уже хорошо. Нервное же напряжение понемногу спадало. Быльёв глотнул ещё бренди и положил фляжку на место. Перебарщивать с выпивкой всё же не стоило, так как сейчас следовало сохранять ясность мыслей как никогда. Минут через пять генерал почувствовал себя гораздо лучше и даже решил включить телевизор, чтобы узнать, какого именно слона раздули телевизионщики. " ... происходящее приобретает всё больших общественный резонанс... " " ... численность палаточного городка возрастает с каждым часом ... " " ... трагические уроки истории ничему не учат твердолобых солдафонов ... " " ... президент, как и инициатор проведения военной операции в Хоуплейсе генерал-майор Быльёв, отказывается от комментариев ..." " ...Деятели культуры естественно не могли остаться в стороне от этой проблемы и по всей стране организовывают сборы, митинги, акции протеста и прочие массовые мероприятия. Самой большой неожиданностью стало заявление лидера самой успешной и популярной на данный момент металлической команды страны Сержа Карпугина. Он собирается один, без своей громкой и шумной группы, всего лишь с акустической гитарой за спиной приехать к военной части, блокированной палаточным городком и сыграть концерт, состоящий из антивоенных песен прошлых лет а также того материала, который он написал за последние два дня... " -- Ну ещё только этого мудака здесь не хватало, - переключив на следующий канал, Быльёв наткнулся на повтор своего заявления двухдневной давности, с которого собственно и начался весь этот переполох: " ... само появление на свет такого государства, как Хоуплейс было полнейшей авантюрой. И то, что наше государство отказалось признать их суверенитет вполне естественно. Обострение отношений с нашей державой с их стороны - это просто демонстрация по-детски нелепой обиды. Поставить какие-то условия, да ещё кому - нам! Это явная глупость. Циркониевые залежи на их территории - это наша собственность, у них ведь даже не хватит средств на их разработку. Я недавно имел беседу с президентом и от имени власти заявляю - мы не намерены считаться с мнением какого-то недогосударства, народу которого захотелось поиграться в независимость. К сожалению, всё это зашло слишком далеко и так как они упрямо стоят на своём, то через два дня мы введём войска на территорию Хоуплейса и начнём боевые действия. Я думаю, что народ нашей великой Родины поддержит меня! Сохраним авторитет нашей державы! Не дадим всякой швали посягать на наши права и имущество! " Да, реакция на это заявление была совсем не такой, какую ожидал увидеть генерал. В течении двух дней вокруг части вырос палаточный городок, причём люди уже два раза блокировали дорогу, не дав подъехать на территорию части колоннам с боевой техникой. Военные же пока не решались применять против гражданских силу, и обе колонны, отъехав в ближайшее село, находящееся на расстоянии десяти километров от части, ожидали дальнейших распоряжений. Мировое ( ну, по крайней мере европейское ) сообщество тоже было возмущено, только реально они никак не смогли бы помешать, так что плевал Быльёв на их возмущение. Больше всего его поражало, что президент, как главнокомандующий военной мощью страны, не дал ему никаких распоряжений и на вопросы журналистов по этому поводу мастерски уклонялся. Генерал опять выглянул в окно. Погода абсолютно не соответствовала его подавленному настроению. Солнце стояло почти в зените, но светило довольно ласково, по светло-голубому небу кое-где плыли полупрозрачные облака, и в воздухе после очередного порыва ветра витал едва уловимый запах хвои. Неугомонные журналисты залезли на время в свои вагончики обрабатывать и передавать полученный материал. Демонстранты же после спонтанной и невообразимой акции и вопросов журналистов разбрелись кто куда, причём в основном по двое. У многих в этот момент зарождались новые чувства и отношения, которым не суждено будет угаснуть ещё очень долгое время, если не до конца жизни. Только на подобных мероприятиях можно найти такое количество родственных душ и совсем незнакомых, но заведомо близких друг другу людей. Дух единства витал в воздухе, его можно было вдохнуть, как и запах хвои и его ни с чем нельзя было перепутать. Быльёву же, глядя на всё это торжество надежды, юности и красоты, хотелось в остервенении плюнуть на пол и допинать ни в чём не повинный телефонный аппарат. Может быть он так бы и сделал, но внезапно дверь в его кабинет распахнулась и, нарушая устав, в неё влетел обезумевший прапорщик. -- Товарищ генерал! У нас уже два случая дезертирства! Солдаты бегут в этот чёртов лагерь...
***
Трое молодых людей весьма странного вида стояли на обочине шоссе и пытались застопить мотор. Точнее голосовала Ромашка, ибо у неё, как у представительницы прекрасного пола было больше шансов вызвать у проезжающих желание подвезти их. Умат сидел прямо на земле, прислонившись к дереву, и рассматривал муравьёв, ползающих между его широко раскинутых ног. Луч же задумчиво рассматривал белую полосу посередине автострады и перебирал в памяти события последних дней. Они побывали уже в пяти разных городах, но везде повторялось одно и то же. Их внешний вид конечно привлекал много внимания, но когда Луч начинал делиться с окружающими своими мыслями, все они предпочитали быстренько куда-нибудь свалить. А потом, рано или поздно появлялись дяди милиционеры и тащили всех в отделение. И если бы не деньги, предусмотрительно оставленные им Иньянем, то Луч не знал, как бы они выпутывались из таких нехороших ситуаций. Самым странным было, что реакция молодёжи, особенно студентов, была абсолютно не такой, какую он ожидал. Он ждал дикого интереса и резкого последовательничества его замыслу, на деле же всё ограничивалось умеренным безразличием. Все одобряли его план, но в глазах он видел удивление и решение считать его невменяемым и сумасшедшим. Всем было неплохо и на насиженных местах и менять в этом плане никто ничего не хотел. Да, в этом хиппаны не слишком-то отличались от цивилов. Они не хотели покидать знакомую тусовку и места, где без напряга можно пробить косячок, так же, как и среднестатистические обыватели свою работу с небольшим, но стабильным заработком и загаженные, но милые сердцу ганделыки недалеко от дома. И никто не видел смысла в сумасбродном походе в Афганистан и попытке убедить солдат бросить оружие и дезертировать. Общение с себе подобными пару раз заканчивалось для Луча и компании впиской на флэту, но не более того. -- Ребят, я не вижу смысла и дальше путешествовать по городам. Давайте, что ли доедем стопом до границы, а там уже - сразу в Афганистан. Ведь наша конечная цель - пропаганда среди солдат. А здесь мы ничего не добьёмся. К тому же ещё два привода к ментам и денег не будет даже на сигареты. -- Бросай курить, - по старой привычке стал спорить с ним Умат, хотя был с ним полностью согласен, но тут у обочины затормозила облезлая копейка и высунувшийся из окна водитель добродушно произнёс: -- Ну, товарищи комсомольцы, куда путь держим?
Шофёр оказался весёлым дядькой лет тридцати пяти с еле заметными залысинами на лбу и неравномерной растительностью на лице, дающей пищу для весьма глубоких размышлений: то ли дядька просто не побрился, то ли это борода такая. Как вскоре выяснилось, водила отзывался только на имя Санёк и в ответ на откровенность пассажиров, рассказавших кто они такие и чем занимаются, признался, что сам он с точки зрения совковой идеологии совсем не ангел и везёт домой на продажу партию "фирменных" спортивных костюмов, купленных по дешёвке в Турции. И вот уже около получаса Санёк незлобно, но ожесточённо спорил со своими необычными пассажирами. -- Не, народ, ну ладно я - старый спекулянт, мне уже сороковник скоро и семью кормить надо. Но вам-то учиться надо и карьеру свою будущую устраивать, чем в конфликты с властью входить. Потом ведь образумитесь, да поздно будет. Клеймо инакомыслящего - это на всю жизнь, хрен отмоешься потом. Умат скривился при словах про карьеру и возразил: -- Да ну как мы можем быть инертной массой, когда внутри аж кипит от всего, что вокруг делается. И поздно нам о карьере беспокоиться - выперли нас из университета, вот мы и продолжаем делать то, что лично мы считаем нужным и правильным. А быть как все - это конечно отсутствие проблем и светлые горизонты, но и, как минимум, потеря самоуважения. Луч же добавил: -- Ага, а то рано или поздно круг замкнётся и жизнь превратится в отвратную рутинную бытовуху, от которой мы сейчас так стараемся отдалиться. И тогда под старость останется только вспоминать неосуществлённые юношеские мечты, которыми пожертвовал ради стабильности и определённости и беззвучно плакать перед теликом, что был таким ослом, имел возможность, да не дал себе её использовать, не смог противостоять этой гадостной системе... -- Ну вы даёте, братва! То, что вы обзываете бытовухой - это как раз то, чего я так хочу и к чему стремлюсь в этой жизни. Думаете мне охота мотаться хрен знает куда и продавать эти мерзкие шмотки? Да я был бы счастлив работать на заводе с понедельника по пятницу, вечером телик, секс и спать. В субботу пиво с друзьями, в воскресенье с семьёй в парк. Только на заводе нормально не заработаешь и детей фиг поднимешь. И я не понимаю, почему вы так презираете такой образ жизни. Все люди так живут и счастливы себе. И вряд ли я о чём-то в старости буду жалеть, кроме как о том, что по молодости не всех девок перетягал... -- Так в том то и дело, что их чувство счастья и довольства - это просто самообман. И ссылка на то, что все так живут - это просто отмазка, которой можно отгородиться от мыслей, что всё могло быть иначе. - Луч выпалил всё на одном дыхании, вдохнул новую порцию воздуха и продолжил, - А самое ужасное, что люди сами себе не могут позволить быть действительно счастливыми. Вот ты мечтаешь проводить больше времени с семьёй, ну так забей на эти поездки! Поверь, дети - это опять-таки отмазка, вам бы вполне хватило и тех денег, что ты бы зарабатывал на заводе. Их бы конечно было не много, но ты чувствовал бы себя счастливым. А деньги - это отнюдь не путь к счастью, а как раз таки та вещь, из-за которой и нельзя его ощутить. Санёк ненадолго задумался и устало наблюдал, как бесконечная белая полоса исчезает под его бампером, и через некоторое время произнёс: -- Знаете, ребята, всё дело ведь в любви. Вот я люблю свою жену и детей, больше жизни люблю. И плевал я на своё счастье. Я ж для них работаю, чтоб они счастливей были, чтоб не нуждались ни в чём. Водитель копейки глянул в зеркало заднего вида и по глазам Умата понял, что тот хочет возразить, что и семья его была бы счастливей, если б видели его чаще , и, опережая его, спросил: -- Вот вы, хиппи, на каждом углу кричите о мире и любви. А вы хоть понятие имеете, что такое любовь? Вот я живу в этом мире, люблю свою жену и меня всё устраивает. Что же именно вы менять хотите, а, главное, зачем? Пока Луч с Ромашкой переглядывались и улыбались, Умат ответил: -- Понимаешь ли, Санёк, ведь всё дело в том, что мы говорим о любви к ближнему, а не только о любви между мужчиной и женщиной. Вот нас и не устраивает, что люди ненавидят друг друга и причиняют друг другу боль, именно это мы и хотим изменить. А что касается любви между полами, так это просто миф, красивая сказка. На определённом этапе есть некоторые симпатии друг к другу, потом идёт этап активного общения и обмена информацией и причиной этому всего лишь обычный интерес. Ну а потом уже наступает привыкание, которое все почему-то называют любовью... А любовь в таком виде, как все её привыкли описывать и воспевать просто не существует. После этих слов Санёк расхохотался и хитро щурясь изрёк: -- А вот я тебе сейчас докажу, что ты не прав и попробуй мне потом объяснить, что то, что я сказал - чушь. Знаешь, парень, ведь то, что ты сейчас описал - это-то и есть любовь, просто описанная другими словами. Если отбросить все романтические кружева и оставить голую суть, то всё так и есть. А нежелание признать любовью то, что ты нарассказывал - это просто естественное продолжение твоего чувства протеста против системы. Хе-хе, подумай об этом! Немного помолчав, шофёр добавил: -- А то, что сейчас люди не принимают любовь всерьёз, это просто результат жестокого опошления этого слова. Проблема в том, что многие говорят о любви чрезвычайно часто и не вкладывая в него никакого смысла, поэтому значение признания в любви крайне обесценилось. Всю оставшуюся дорогу до поворота на Актюбинск они ехали молча.
Несмотря на то, что сегодня им неимоверно везло, Умат не мог избавиться от угрюмых мыслей. Он стоял в тамбуре электрички Актюбинск - Полторацк и докуривал последнюю сигарету из пачки, которую они нашли на лавке у вокзала. Когда они уже решили ехать до самой крайней точки перед границей железной дорогой и Луч пошёл покупать билеты, то неожиданно встретил свою бывшую одноклассницу, оказавшуюся проводницей. Так что бесплатный проезд, чай и печенье были обеспечены. Но... Умат несколько раз заводил с другом разговор о том, что немного не так представлял себе их поход, но тот ограничивался шутками и советами забить. "Хорошо ему, блин, - думал Умат, - у него есть любимая девушка, идея в которую он верит всем сердцем и цель, к которой он стремится и неважно даже как. Черт подери, а что есть у меня? Ладно девушки нет, это ещё пережить можно, а что до всего остального? Мои личные убеждения, которые я считал истинно верными, опровергнул первый попавшийся коммивояжер, а что до нашей миссии... Да, именно миссии, ведь то, что мы задумали нельзя называть каким-то невзрачным словом "поход". Я ожидал, что наша миссия станет широкомасштабной, мы соберём толпы людей и они пойдут за нами в этот чёртов Афган, мы принесём с собой туда мир и любовь, солдаты перестанут убивать друг друга, все вместе благополучно перепьются и этот день отметят во всех учебниках истории как "День торжества любви и мира"... Так где же эти толпы? Где наши имена в новостях? Да нет, я не хочу славы, к чёрту имена, но хотя бы сведения о том, что мы есть и о наших действиях, где они? А мы вместо того, чтоб путешествовать, мужественно преодолевая многочисленные препятствия на нашем пути, тупо едем напрямик на поезде. А этих двух кроликов всё устраивает типа главное добраться до Афгана, а там уже на месте будем решать что к чему. Хотя... А что теперь поделаешь-то? Ладно, забьём и будем надеяться на лучшее..." Умат затушил сигарету об оконное стекло и пошёл искать своих друзей.
***
Заложив руки за спину, генерал Быльёв бодро шагал вдоль казарм, насвистывая мелодию из титров телесериала "Солдаты". Неожиданно он услышал приятный женский голос. Голос не принадлежал ни медсестре, ни буфетчице, и генерал с интересом и лёгким раздражением выглянул за угол казармы. Два дембеля стояли с виноватым видом опустив головы, а незнакомая женщина спокойно, но строго отчитывала их - подумать только! - за то, что они вытоптали несколько вшивых цветочков на клумбе. Лицо генерала побагровело и он уверенно вышел из своего укрытия. -- Женщина, кто вы и что делаете в расположении части? - сердито проговорил Быльёв, но ни она, ни его солдаты не обращали на него абсолютно никакого внимания. Генерала это взбесило и он медленно, почти по слогам, сердито проговорил: -- Повторяю, кто вас сюда впустил? Видя, что на второй вопрос отвечать тоже никто не собирается, он грубо схватил женщину за локоть и развернул лицом к себе. Она подняла глаза на генерала и мягко улыбнулась. Быльёв замер не в силах пошевелиться и между лопаток у него побежали липкие ручейки холодного пота, а на месте желудка образовался колючий ком. На него смотрела та девушка, которая привиделась ему сегодня утром. Смотрела с нежностью и укором. Она молчала, но Быльёв и так знал, что она могла бы сказать, и едва он открыл рот, чтобы что-то ей объяснить, как понял, что не может произнести ни слова, пока смотрит в эти серые, затягивающие в себя как водоворот глаза. Он попробовал отвести взгляд, но не получилось. Так он и стоял, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыбина, пока не почувствовал, как от девушки начинает исходить и обволакивать его какая-то непонятная сила. Он бы назвал это свечением, но в том-то и дело, что света не было. Он чувствовал эту силу каждой клеточкой кожи, она была похожа на электромагнитное поле и слой его вокруг генерала становился всё толще и толще, может быть теперь эта сила и излучала свет, но генерал не мог этого видеть, он уже ничего не мог видеть, его взгляд полностью растворился во взгляде сероглазой девушки. Генерал перестал ощущать землю под ногами, воздух которым он дышит, одежду на себе, - он чувствовал только упругую мощную силу, которую он мог бы назвать свечением, хотя и знал, что она серого цвета. Его тело погрузилось в полную невесомость и начало медленно, но необратимо растворяться... Командир части в панике открыл глаза и понял, что лежит на полу, вцепившись в ножку стула, как утопающий за соломинку. Он медленно поднялся на ноги и стал отряхивать свой мундир от налипшего на него мелкого мусора. Его сердце билось об рёбра, как кирка старателя бьёт породу, в которой есть залежи драгоценных металлов. Быльёв, никогда не отличавшийся особым суеверием, поймал себя на том, что быстро-быстро шепчет фразу "куда ночь - туда и сон", оборвал себя и понял, что до ночи ещё довольно далеко и этот утомительный день до сих пор продолжается. В окно глядеть совсем не хотелось, но он заставил себя раскрыть шторы и посмотреть, что же творится в лагере протестующих. неподалёку от стен части возвышался небольшой деревянный помост, высотой в метр и площадью два на два. Перед ним была накидана огромная куча сухих сучьев и веток, по-видимому для костра, а по периметру всё это было окопано небольшой канавкой. Генерал смотрел и не верил своим глазам. В его голову, как лиса, медленно закрадывалась мысль о том, что у лагеря явно есть главарь, который руководит действиями толпы. Слишком уж слаженно и чётко всё у них выходило. Эта мысль постепенно стала трансформироваться в одну идею, о которой генерал сперва боялся даже подумать, но вспоминая события этого дня, всё больше наполнялся злобой. Она нарастала, как тихая и спокойная речушка после обильных дождей превращается в бурный и неконтролируемый поток, и наконец плотина здравомыслия была сорвана и наводнение ярости заполнило собой всё его сознание. Когда генерал Быльёв вызвал к себе прапорщика Стецько и узнал, что количество дезертиров уже достигло трети военнослужащих, он убедился в том, что всё-таки стоит осуществить задуманное. Без особого удивления он узнал, что среди дезертиров не оказалось сержанта Махтурбаева и приказал прапорщику вызвать того к себе в кабинет. Быльёв был абсолютно уверен в том, что сержант без особого труда выполнит его задание. Он был не такой тупой и злобный, как остальные турки, служившие в части, и никто не мог сравниться с ним в умении пользоваться метательным ножом. Задание было предельно простое - найти и убить главаря палаточного городка. Генерал ужу ни на миг не сомневался в его существовании. И также он ни на миг не сомневался, что это существование скоро прекратится.
***
В небольшом посёлке городского типа под Полторацком они узнали, что уже почти достигли цели. Как ни странно, человек, которого они спросили как пересечь границу, не стал задавать вопросов ни по поводу их внешнего вида ( что само по себе было очень удивительно ), ни по поводу цели их похода ( что было ещё удивительнее ). Он просто сказал, что немного южнее их посёлка находится небольшая деревенька, в которой им возможно помогут. Пока Луч расспрашивал его более подробно, Умат внимательно пригляделся к их новому знакомому, назвавшемуся Алексеем. Одет он был не примечательно, но довольно странно для провинции: белая рубашка с тонкими вертикальными полосами, элегантный тёмно-бежевый костюм и идеально подходящий к нему по цвету галстук. Глядя на его лицо, взгляд Умата не мог уцепиться за какие-нибудь черты, кроме греческого носа и чёрной "канадки". Учитывая мягкую и вкрадчивую манеру ведения разговора, он напоминал то ли гомосексуалиста, то ли проповедника. Умат попытался сделать какой-нибудь вывод на основе всей этой информации и тут краем уха услышал, как Алексей что-то сказал Лучу по поводу мира и любви. Он заинтересованно посмотрел на него и стал слушать разговор внимательнее. Луч его перебил и стал эмоционально рассказывать про мир во всём мире и любовь ко всем окружающим. Тот же, судя по выражению лица, слушал Луча с огромным интересом и даже изредка одобрительно хмыкал. Но когда разошедшийся хиппан перешёл к идее свободной любви, человек похожий на проповедника неожиданно извинился и ушёл, сославшись на дела. -- Ну вот, спугнул своей фрилавщиной потенциального попутчика, - весело прокомментировал Умат. По его мнению Луч, излагающий теорию свободной любви, был более чем забавен, поскольку им с Ромашкой вполне хватало друг друга и в интимных связях с кем либо ещё никто из них замечен не был. По поводу Ромашки Умат был не совсем уверен, но вот Лучик... -- А, неважно, - тот только махнул рукой, не обращая внимания на ухмылку товарища. В приподнятом состоянии духа все трое завернули за угол и внезапно услышали дикий торжествующий крик: -- Ха-ха, козлы, ну вот вы и попались!!! Обернувшись, они увидели человек шесть коротко стриженых накачанных молодых парней в кожаных куртках, клетчатых штанах и с мордами, более похожими на шлакоблок, нежели на человеческое лицо. Один из них держал в руке кирпич, ещё у одного была цепь. У остальных в руках не было ничего, но судя по всему они неплохо справлялись и без всяких аргументов. -- Чё, козлы, пропагандируете гнилые идеи капиталистического запада? Вы как одеты, уроды! Да мы сейчас вас схватим за ваши грязные патлы и отдерём, как девочек!.. Кстати, о девочках... - прорычал качок с переломанным носом и ровным шрамом, видимо от ножа, на щеке. -- Пиздец! Любера. - дрожащим голосом прошептала Ромашка. -- Рвём когти! - Сквозь сжатые зубы произнёс Луч, но убежать им не удалось. -- Кстати, о девочках. - Громила с кирпичом мерзко оскалился и швырнул его в Ромашку. Луч попытался её заслонить, но было поздно. Кирпич попал девушке в ногу чуть ниже колена, она вскрикнула и упала на землю. Сразу стало понятно, что бегство невозможно, - Ромашка сидела на обочине и плача сжимала ногу. С ней на руках они не смогли бы убежать далеко, шансы в бою у них тоже были близки к нулю: шестеро на двоих, к тому же эти "двое" были явно меньшей комплекции. Но люберов такой вариант не сильно смущал, и они с ликующими воплями побежали на хиппанов, не вызывая абсолютно никаких сомнений в своих намерениях. Два друга молча стиснув зубы заслонили собой Ромашку и приготовились отхватывать люлей. Дебил со сломанным носом с разбегу ударил Луча ногой в живот, тот отлетел и ударился головой об стену. Его зубы лязгнули, из глаз посыпались искры, но адреналин и осознание необходимости защищать девушку заставили его подняться на ноги. Умату повезло немного больше. Он как раз нагнулся за кирпичом, когда его ударил здоровенный детина без передних зубов, и так как тот метил в лицо, то удар не достиг цели, а Умат, поднимаясь, зарядил ему со всей силы кирпичом чётко в подбородок, и детина, пошатнувшись, рухнул на спину. Подонок, который кинул в Ромашку кирпичом, напал на Умата вторым, но тот отошёл в сторону, и пока неповоротливый верзила разворачивался для следующего удара, вмазал ему углом кирпича по затылку. Ценитель кирпичей обмяк и упал на асфальт, но тут подоспел главарь банды и свалил Умата мощной подачей в ухо. Он выронил кирпич, упал на колени, и двое люберов начали добивать его носаками тяжёлых сапогов. В это время Луч, ослеплённый яростью, подбежал к дебилу с цепью, в последний момент согнувшись и ударив его головой в живот. Дебил же, совсем не ожидавший такой атаки, охнув завалился на задницу. Луч пролетел по инерции несколько метров и тоже упал на асфальт, разодрав джинсы на коленях, тут же встал, прыгнул на спину главарю и стал его душить. Главарь начал крутиться на одном месте, беспорядочно маша руками, и если бы кто-нибудь из его банды заглянул сейчас ему в глаза, то увидел бы страх, в который он так любил вгонять других. Но в это время очухался любер с цепью и накинув её Лучу на шею, содрал его со спины главаря и начал душить. Предводитель банды мерзавцев пнул Луча ногой в скулу и оглядел поле битвы: двое его бойцов лежали без сознания, двое добивали одного из волосатиков, другой, рыча, душил цепью ещё одного. Совсем рядом с ними отползши к стенке, поджав под себя ноги и поглаживая одну из них, плакала девушка. Под её рукой на джинсах расползалось красное пятно. В тупом мозгу главаря появилась чудеснейшая по его мнению мысль. К тому же он не мог не заметить, что даже зарёванная, она была чрезвычайно красива. Он медленно вразвалку подошёл к ней и торжествующе произнёс: -- Ну что, киска, будешь сегодня моей! Незачем тебе шастать с этими педиками. Он захохотал, воздавая дань своему остроумию, как вдруг услышал до боли в почках знакомый звук. -- Бля, пацаны, мусора!!! Валим! Бросив своих отрубившихся товарищей, подонки исчезли в каком-то переулке, а приехавшие менты начали было вязать всех подряд, но тут отворилась калитка огромного двухэтажного дома на другой стороне улицы, и вышедший из неё человек пояснил доблестным служителям закона что к чему, и они, запихав в бобик двух верзил, благополучно укатили в сторону отделения. Вышедшим человеком оказался Алексей. -- Это я вызвал милицию. Заходите к нам в дом, приведёте себя в порядок, - сказал он, но видя, что Умат и Ромашка не спешат двигаться в сторону дома, а скорее всего просто не могут, Луч же вообще лежит без сознания, он махнул в сторону дома рукой, делая призывной жест. Несколько человек выбежали их дома и помогли избитым хиппанам зайти внутрь и стали оказывать им посильную помощь. К счастью, их не успели покалечить. Умат с Лучом отделались ссадинами да синяками, а кирпич угодивший в Ромашку не сломал ей ногу, а просто содрал кожу. Пока блаженного вида бабуля, цокая языком и качая головой, обтирала перекисью водорода ссадины парней и перебинтовывала ногу девушки, Алексей рассказывал, куда же они попали. -- Организация наша называется "Свидетели Иеговы" , мы несём людям мир, любовь и слово Божие. Более подробно о том кто мы и чем занимаемся, вы узнаете на завтрашнем собрании, на которое вы, надеюсь, останетесь. - Алексей внимательно посмотрел на друзей и более уверенно продолжил, - Да, скорее всего останетесь. К сожалению, в нашей стране невозможно спокойно заниматься такими вещами, как бы добры и правильны они не были. Власти нас преследуют и всячески ущемляют, так что действуем мы почти подпольно. Но несмотря на это у нас уже есть довольно много последователей. Вот, скажем, в этом посёлке уже около четверти населения посещают все наши собрания, а раз в месяц к нам приезжают и из других посёлков и городов. В общем, выпейте чаю с вареньем и отдыхайте. Завтра вы увидите, что несмотря на всяческие препятствия, мы помогаем услышать людям глас Господень и даруем им надежду. У троих друзей действительно не было сил ни на разговор с Алексеем, ни друг с другом, и молча выпив чай они заснули на постеленных здесь же матрасах.
Проснулись они от того, что кто-то брызгал им в лицо прохладной водой. Вставайте скорее, - с улыбкой проговорил их вчерашний спаситель, - и присоединяйтесь к нашему собранию. Сперва можете принять душ, а потом поднимайтесь на второй этаж и выбирайте любое место. После долгих, но небезуспешных поисков ванной комнаты Луч и Умат помогли своей подруге подняться по лестнице и увидели, что весь второй этаж представлял собой одно большое помещение, у дальней стены которого на небольшом возвышении стояла трибуна, а всё пространство от неё до места, на котором они стояли было заставлено стульями. Они осторожно присели в заднем ряду и стали наблюдать за происходящим. Комната постепенно наполнялась пожилыми людьми, в основном женщинами. Из представителей молодого поколения большинство являлось детьми младшего школьного возраста, - по-видимому некоторым бабулькам удалось втихаря затащить сюда внучат. " Да-а-а, - подумал Умат, - небось понарассказывали родителям, мол пойду прогуляюсь с ребёночком в парк, мороженого куплю. А кто не обрадуется, получив такую удачную возможность избавиться на некоторое время от малолетнего отпрыска и провести это время вдвоём. " В помещении конечно были и их ровесники, но очень мало, и судя по всему все они были либо умственно отсталыми, либо имели физические увечья. В течении пятнадцати минут зал наполнился полностью и видя, что некоторым божьим одуванчикам не хватило места, хиппаны сели на пол. Теперь уж многие присутствующие стали кидать на друзей косые взгляды. Видать несмотря на религиозные убеждения, которые предписывали толерантность по отношению ко всем людям, внешний вид троицы всё же не давал многим из них покоя. Сидящих на полу путешественников это очень забавляло и шутки ради они начали прислушиваться, о чём же перешёптываются адепты "Свидетелей Иеговы". И к огромному разочарованию заметили, что бабульки, сидящие на стульях перед трибуной, к которой уже пробирался Алексей, совсем ничем не отличаются от своих сверстниц, сидящих на лавочках перед подъездами. Те же сплетни, споры, обсуждение молодёжи и цен на рынке, в общем то же бездумное и бесполезное вращание языком из стороны в сторону. И совсем ни слова, о Боге или религии. Умат про себя уже вовсю стебался со всего происходящего, ведь жители городка ходили сюда явно только ради развлекухи. "Видать, хреновые фильмы в кинотеатрах показывают." - подумал он и рассмеялся. А может, все эти бабульки на старости лет решили почувствовать адреналин, от того, что ходят на мероприятия, которые не очень-то одобряют власти. Когда Алексей похлопал в ладоши, призывая к молчанию, и начал проповедь, тот и не пытался скрыть улыбку и еле сдерживался, чтоб не расхохотаться в наступившей тишине. Но по ходу проповеди Умат медленно мрачнел и начал злиться. Начал преподобный Алексей с того, что представил присутствующим несколько американцев, приехавших поглядеть, как распространяется паутина их кустарной религии. Американцы ограничивались приветствием на английском и пожеланием процветания и признания государством своей замечательной организации. Алексей перевёл и вызвал по очереди из зала несколько человек, которые рассказывали, как они пришли к истинной вере и как их жизнь после этого изменилась, естественно в лучшую сторону. Один очень стрёмный старичок долго и нудно рассказывал, что поп их местной православной церкви присваивал себе большую часть пожертвований и пытался совратить его внучку, сидящую кстати здесь же, справа от старичка. Глядя на неё Умат очень сильно засомневался в словах блаженного дедушки, потому что слепых попов он пока ещё не видел, а на внучку мог позариться разве что слепой пьяный девственник. Потом какая-то бойкая крикливая бабця очень эмоционально поведала о своём деде, который бросил пить после того, как на его глазах "КАМАЗ" насмерть задавил его собутыльника. В мёртвом алкаше и в задавившем его водителе грузовика она видела провидение Иёговы (причём произносила она это имя именно так, говоря "ё" вместо "е" и ставя на этот слог ударение). И, наконец, мальчик без левой руки рассказал, как перестал заикаться. Когда трамвай ему эту самую руку и переехал. В конце своей чрезвычайно трогательной речи он стал на колени, поднял вверх глаза, правую руку и культяшку левой и звонким дрожащим голосом промолвил: "Спасибо тебе, дядя Иегов!". Сидящие в зале зашмыгали носами и достали платочки, чтобы промокнуть глаза, а вот американцы, развалившиеся на стульях у трибуны почему-то загадочно и глупо улыбались. После всего этого преподобный Алексей и начал собственно проповедовать. Вот тут-то Умат и начал медленно свирепеть. На самом деле многие вещи, о которых говорилось были ему близки: "...не подымет народ меча и не будут более учиться воевать...", "...мы, по обетованию Бога ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда..." и многое другое. Но вот обрамление всего этого и то, каким образом этого следует достичь ему абсолютно не нравилось. Луч и Ромашка на всё это забили и пытались втихаря тискать друг друга, а вот Умату отвлечься было не на что, и в результате он просто остервенел. После слов: "...волк будет жить с ягнёнком, и барс будет лежать вместе с козлёнком; и телёнок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их", он зло пробурчал "и сдохнут благополучно они от голода" и поднялся. Алексей, как опытный оратор, мгновенно перестроился и даже не предполагая, к чему это приведёт, сказал: -- А теперь посмотрите на этого человека. Несмотря на все свои отличия от нас, он всё же наш брат. Вчера, благодаря милости Господа нашего, мне удалось уберечь его самого и его друзей от увечий. Возможно даже, что я спас им жизнь, но именно Иегова направлял меня в действиях моих. Я полагаю, ему есть что нам сказать. Иди же сюда, брат, и расскажи нам про милость Божию. Умат кивнул и стал пробираться к трибуне, думая про себя : "Ну, курва мать, я сейчас вам устрою милость Божию, фанатики хреновы!" Ожидая поддержки или неодобрения, он глянул на то место, где сидели Луч и Ромашка, но понял, что не дождётся ни того, ни другого. Пользуясь тем, что все взгляды были устремлены на Умата, они уже вовсю целовались, еле сдерживаясь, чтоб не перейти к более откровенным действиям. Его посетила мысль, что он многим обязан Алексею за вчерашнее и было бы лучше сбрехать какую-нибудь чушь, но тут же понял, что сделать этого просто не сможет. -- Привет всем! Я очень благодарен Алексею за то, что он вчера для нас сделал, но тем не менее я не могу оставаться безучастным слушая про то, что здесь говорят. Во-первых я очень люблю и уважаю Иисуса. Но те люди, которым это было выгодно, просто использовали его личность в своих целях. Ну какой же он сын Божий? Если заповеди Нового и Ветхого заветов разительно отличаются? Как можно поставить в один ряд Бога, который во Второзаконии призывал: "..истребить все места, где народы, которыми вы овладеете служили богам своим." и "Если будет уговаривать тебя тайно брат твой или сын твой, или дочь твоя, или жена на лоне твоём, или друг твой ..., то убей его; твоя рука прежде всех должна быть на нём, а потом руки всего народа." и Иисуса, который говорил о милости и всепрощении в Евангелии от Матфея: "...А я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас..." Да как можно даже подумать, что Иисус и Господь - это части триединства, Святой Троицы? Если основные постулаты нагорной проповеди идут резко вразрез с постулатами Ветхого Завета, эти два завета ведь вообще определяют две разные религии. А ещё считается, что бог един? Ну триедин, неважно. Как это возможно, если в том же Второзаконии конкретно сказано о существовании других богов? Так получается, что мы просто неосведомлённые пешки в Высшей игре, - между Богами конкуренция, и они тупо нас используют, призывая уничтожать или перевербовывать почитателей других Богов. Сегодня было сказано, что Бог создал человека по своему образу и подобию. Да это же просто смешно! Всё ведь совсем наоборот! Это человек воспринимает Бога по своему образу и подобию. Бог ведь являлся людям, как столб огня или дыма, ну возможно это был сгусток энергии. Ну так посмотрите друг на друга, кто-нибудь из вас похож на него? А для человека естественно более привлекателен образ себе подобного, вот потому и христианство или буддизм гораздо популярнее того же иудаизма. И вот вы все слепо верите всему, что написано в Библии. Да её сто раз переписывали или дописывали в угоду существующему государственному режиму. Ведь религия всегда была кнутом и пряником политики. Именно с её помощью власть держала народ в узде. Кстати, а что нам предлагают за поклонение Господу? Благословенное неведение и вечную жизнь. Нет, вы вдумайтесь в это! Неведение я упомянул потому, что по Библии Адам и Ева даже не смогли понять, что они голые, пока не захавали тот хренов гранат! А ведь всё держится на информации - чем её больше получаешь, тем ты живее и ярче! А вечная жизнь? Вечная жизнь! Вы хоть понимаете, что это такое? Ну ладно проживёшь ты сто лет, ну тысячу, но жить вечно?! Ты живёшь, и живёшь, и живёшь и знаешь, что это никогда не кончится, подумайте только - вечность, нет какого-либо конца! Да вот я допустим вечной жизни больше смерти боюсь! К тому же я сегодня услышал о жизни после смерти. Так если вы безоглядочно верите Библии, то почему говорите об этом? Ясно ведь написано: "...всё произошло из праха и всё возвратится в прах..." и "...он возвращается в землю свою; в тот день исчезают все помышления его." Так что это всего лишь очередная замануха для несведущего народа. Всего лишь лживая замануха. И самое смешное - ведь никто здесь из вас по-настоящему не верит! Если вы действительно верите в Бога, то что вам мешает сидеть и молиться дома? А вы приходите и играете на публику! Нафига нужна эта показуха? И вы опускаете православие, а сами ничем не лучше, просто не такие раскрученные.Что там церкви - это лишнее, это всего лишь место, куда лже-верующие приходят прилюдно помолиться, так и у вас - этот притон. Если ты истинно веришь, то тебе не нужны ни крестик, ни Библия, ни церковь. Это всего лишь символы. Кстати, те кто носит распятие, а ну гляньте сейчас на него повнимательнее. Что там изображено? Там изображён измождённый страдающий человек! Вам нравиться носить у себя на груди символ боли, горечи и страдания? - Умат перевёл дыхание и видя, что Алексей хочет вклиниться и остановить его, продолжил свой монолог дальше, при этом с огромным удовольствием отметив его дрожащие руки и каменные лица американцев, которые уже поняли, что что-то идёт не по плану: -- У вас наверное возникает вопрос, а во что же тогда верю я? А я верю в силы природы, в её изначальную мощь. Это выше всех людей, выше всех богов. И тут скорее будет корректнее употребить термин не "природа", а "Вселенная". Существует одна мощная первичная сила, которая в виде вектора создаёт и направляет разные события... Тут Умат, заметив, что Луч и Ромашка уже давно оторвались друг от друга и внимательно его слушают, а в зале осталось не больше половины людей (люди начали выходить ещё при словах об образе и подобии), замолчал и тут же на трибуну залез Алексей: -- П-простите, братья, - начал он неуверенным голосом . - Простите за то, что я допустил подобное богохульство и бред в нашем доме. Я ожидал благодарность от этих странных молодых людей, но я ошибся. Что ж, я всё равно прощаю вас! - сказал он, обращаясь уже к Умату. - Но несмотря на это прошу покинуть наш дом. "Ага, испугался, что мы отвратим от них всю паству. Ну что ж, нам и правда пора." - подумал Умат, молча развернулся и пошёл к выходу. Единственное, что его беспокоило, это не подвёл ли он своим поступком друзей, ведь у Ромашки была повреждена нога, но глянув на их улыбки и то, как спокойно и равнодушно они спускаются по лестнице, он успокоился. Тем более, что Ромашка даже не хромала. "Жаль, что я никогда не узнаю, стали ли уходить люди потому что им было противно меня слушать или противно дальше находиться в убежище этой секты." - думал Умат, почёсывая хаер. -- И вообще, Иисус был первым хиппи, - неизвестно к чему пробормотал он, переступая порог дома и с улыбкой на губах стал догонять друзей, чтоб обсудить дальнейший план действий.
Из этого городка вела только одна дорога в ту сторону, которая была нужна Лучу и компании, и вот по ней-то они и продолжали путь. Все трое шли молча, да говорить и не хотелось. У всех было такое чувство, будто до этого времени они наблюдали за происходящим со стороны и действовали под чьим-то руководством, а вот теперь их растормошили и дали в руки бразды правления самими собой. Возможно, угнетающе на них действовал и окружающий пейзаж - пыльная дорога с не менее пыльной равниной по обе её стороны. Лишь кое-где торчали чахлые кусты, ветки которых были изогнуты под какими-то невообразимыми узлами, как будто были срисованы с картины некоего художника-авангардиста. На их счастье, самое жаркое время уже прошло и высокий небесный купол с прожектором палящего солнца сменился на низко нависший серый потолок с тусклой лампочкой. Но друзья чувствовали не уныние. Они чувствовали растерянность. Ведь ещё немного, и они пересекли бы границу, а что делать дальше, ни у кого не было ни малейшего представления. То есть они конечно собирались искать воинские расположения и вести там антимилитаристическую пропаганду. Но вот о том как именно, они задумались только сейчас. И самому Лучу - инициатору этого путешествия своя же идея показалась безнадёжно наивной и глупой. Наивность он конечно не считал недостатком, но вот те нюансы, на которые он до поры до времени забивал, наконец-то всплыли в его мозгу и мигали красным цветом, как одна большая и непоправимая глупость. Его не смущал сам процесс призыва военных сложить оружие и дезертировать, а то и вовсе присоединиться к ним. "Ну, тупо подойдём и начнём чесать языками", - думал Луч. Но очень резко встала проблема еды и ночлега. Нааскать денег здесь было негде, да особо негде было и их потратить. У Умата в рюкзаке были спальники, но спасут ли они их от сильного холода, он не знал. Луч, в принципе, и не думал на какой срок они здесь задержатся, но возвращаться обратно раньше, чем можно было бы ему не хотелось. Через некоторое время с левой стороны дороги появилась небольшая лиственная рощица. Зелёные деревья радовали глаз и вскоре товарищи отвлеклись от гнетущих их мыслей и даже начали улыбаться. Они и не заметили, как внезапно стемнело. И почти одновременно с наступлением темноты прогремело несколько раскатов грома и хлынул довольно-таки сильный дождь. Троица путешественников спряталась под первым попавшимся деревом, но дождь становился с каждой минутой всё сильнее, и крона дерева уже не спасала их от потоков воды. И друзья, решив выбрать дерево с более плотным лиственным покровом, углубились в рощу. К сожалению, остальные деревья были не лучше первого, а ливень уже хлестал, как Ниагарский водопад. С одной стороны все трое просто обожали дождь, да и звук столкновения капель с листьями был настолько объёмен и красив, что хотелось остановиться и слушать его, пока дождь не закончится, но с другой спать в раскисшей грязи в мокрых спальниках тоже никому не хотелось. Вдруг Ромашка негромко вскрикнула: -- Эй! Зацените! Или у меня глюки, или я вижу там огонёк! Луч и Умат посмотрели в ту сторону, куда показала Ромашка и действительно увидели слабенький мерцающий свет. Все трое немедля направились в ту сторону и вскоре стояли перед деревянной избушкой, аккуратно сложенной из одинаковых по диаметру круглых брёвен. Умат вспомнил сказку про Гензель и Гретель, хмыкнул, оглядел промокших друзей и постучал в дверь.
***
За окном постепенно темнело. Солнце уже давно скрылось за деревьями, похожими на толпу на рок-концерте, внезапно застывшую в одном положении. К тому же весь окружающий мир буквально пропитался каким-то напряжением, но не тревожным, а скорее радостно-волнительным. Природа замерла в предвкушении наступления ночи, а жители палаточного городка предвкушали посиделки у костра с одним из популярнейших и харизматичнейших представителей современного музыкального андеграунда. Генерала же волновало только одно. Он наблюдал, как немного дальше окончания городка через стену перелез человек в рваных джинсах, наспех заляпанных разноцветными пятнами краски и в не менее рваной тельняшке. Его бритая голова была перехвачена узкой полоской кожи, которая больше походила не на хиппанский хайратник, а на повязку Рэмбо. Но тем не менее, когда он неспеша подошёл к лагерю и слился с толпой внутри него, никто не заподозрил в нём вражеского засланца. Наблюдая за перемещениями своего человека, Быльёв не заметил, как со стороны, противоположной той, с какой вошёл в лагерь переодетый сержант, из леса вышел человек средних лет довольно странного вида. Внешне он был похож на старика-азиата: узкая, сужающаяся к концу борода и обвисшие, слившиеся с бородой усы. Одет он был в сиреневый балахон, с серебристой оторочкой по краям, одновременно похожий и на кимоно и на сари. Человек, напоминающий выходца с востока, вошёл в табор пацифистов почти одновременно с человеком, похожим на выходца с запада. Здоровенный турок уже минут сорок бродил по лагерю и недоумевал. Он не то что не замечал, что кто-то один стоит во главе всего этого и раздаёт указания, так он даже не замечал, чтоб по лагерю хотя бы ходили люди, передающие эти указания от главаря, который возможно сидел в одной из палаток и хлестал алкоголь или же хлестал какую-нибудь милашку. Единственное, что он заметил - это как отдельные люди неожиданно собираются в группы, о чём-то советуются и идут выполнять какое-нибудь действие по всеобщему согласию, после чего опять разбредаются поодиночке. Конечно, гораздо больше было таких, кто сидя, стоя или лёжа тупо курил марихуану или занимался другими, несомненно приятными, но в целом бесполезными для лагеря делами. Но остальные являли собой яркий и наглядный образец коллективного разума. Каждый индивидуум являлся одновременно и самостоятельной интеллектуальной единицей и частью единого глобального общего сознания. В спонтанно образованном и заведомо недолговечном лагере одновременно царили и абсолютный коммунизм и не менее абсолютная анархия. Сержант Махтурбаев не знал таких слов, как "индивидуум" или"коллективный разум", но тем более он был удивлён и поражён. В крайней степени смятения он начал понимать, что приказ генерала выполнить невозможно, потому что в лагере просто-напросто не было ни главаря, ни хотя бы группы людей, руководящих остальными. Мысли турка о том, что перебить здесь всех было бы неплохо, но он сделать этого тоже не сможет, прервал гул подъехавшего к табору автобуса. Из автобуса выскочил молодой человек, чья одежда была почти такая же. как у сержанта, только хайратник был джинсовый и расшит бисером и тельняшка была не порвана. Да и его волосы были ниже лопаток, а не торчали, как коротенькие колючки кактуса. Человек, не останавливаясь ни на секунду, сразу побежал к помосту, и пока никто ещё не понял, что происходит, забежал на него и заорал: " А-а-а-а-а! Мир вам, ребята! Я с вами!" Представители масс-медиа и остальные члены лагеря , которые были в более-менее адекватном состоянии, с радостными воплями ринулись к помосту, но не стали ни взбегать на него, ни делать никаких других действий, которые могли бы чем-либо помешать человеку стоявшему на помосте. В толпе лишь раздавались возгласы наподобие: "Чуваки, Карп приехал!" или "Ну всё, начинается!". Постепенно, осознавшие, что же происходит вокруг, обкуренные особи тоже подтянулись к помосту и наконец воцарилась тишина, в которой растерянно улыбающийся Серж Карпугин тихо произнёс : -- Во блин, простите, а гитару-то я в автобусе забыл. Раздался взрыв хохота и грандиозные овации, во время которых покрасневший Карп пытался слезть с помоста и пойти за гитарой, но кто-то уже её принёс и заботливо передавал ему в руки. Серж уселся на стул, и когда стихли последние хлопки и смешки, и стало слышно лишь потрескивание уже запаленного кем-то костра, он просто и спокойно сказал: -- Ребят, я не буду разводить здесь лишний пафос и толкать грузовые телеги. Вы сами не хуже моего понимаете, зачем мы здесь и чего хотим. Так что я начинаю, а вы подпевайте. Он ударил по струнам и запел "Антивоенную" Влада Маугли. Первые полминуты народ застыл в оцепенении, а потом начал подпевать, танцевать и трясти всякими перкуссионными штуками. После "Антивоенной" без пауз пошли "Не стреляй" ДДТ, "На хрена нам война" Арефьевой и даже "Мальчик-солдат" Мумий Тролля, песни из репертуара Умки, Кино, Аквариума, Флойдов, Дженис Джоплин, Леннона... Люди то водили хороводы вокруг костра, то стояли на месте и тихо подпевали. Наконец, пришло время собственной программы Карпа, и когда он попросил народ не шуметь и молча послушать то, что они ещё не слышали, все молча уселись на землю и не слышно было даже позвякивания бубнов и маракасов. Наступившая тишина стала медленно, но необратимо наполняться полными эмоций и чувств звуками, нарастающими и сотрясающими её, как оргазм нервную систему. Сержант Махтурбаев был единственным, кто совсем не вслушивался ни в музыку, ни в слова, и единственной эмоцией которого была жуткая злость от того, что первый раз в жизни он не может выполнить задание. Молодой музыкант был перед его взглядом, как на ладони, ведь турок единственный остался стоять, а все, кто был перед ним, сели. В ярости он подумал, что хрен с ним, с руководством, он так и доложит генералу, что просто не выявил его. Но зато он хоть убьёт этого волосатого выродка с гитарой. Его рука уже потянулась к метательному ножу, прикреплённому изнутри к тельняшке, как вдруг он почувствовал на себе чей-то навязчивый взгляд, который ввинчивался в его сознание, как ледобур в крепкий речной лёд. Он обернулся и увидел справа от себя восточного вида человека. Несмотря на его хрупкий вид, сержант чувствовал, как от него исходят упругие волны некой мощной силы. Он опять потянулся за ножом, но вместе с этим заглянул человеку в халате в глаза. Внезапно вся его воля куда-то исчезла, и он почувствовал себя жалким и ничтожным, как муравей под тенью от опускающейся на него подошвы. Через несколько секунд он молча поклонился старику, развернулся и двинулся в сторону леса. Через несколько песен Карп, и не подозревавший, что только что чудом остался жив, поблагодарил всех за внимание, предложил гитару желающим поиграть, которые тут же образовали очередь около помоста, спустился в толпу и из пламени свечи, привлекающей мотыльков сам превратился на время в одного из этих мотыльков.
***
Умат, Ромашка и Луч сидели за столом напротив хозяина избушки и отогревались горячим чаем. Пока что они сидели молча, но одного небрежного взгляда хватило бы, чтоб понять, что скоро начнётся весьма занимательная беседа. Хозяином оказался высокий мощный мужик лет тридцати с длинными рыжими волосами и бородой. Умат подумал, что если бы его бороду и волосы заплести в косы, то его было бы не отличить от сурового викинга, пришедшего на русскую землю по просьбе князей. Особенно склоняла к этим мыслям обстановка избушки. Все предметы быта были сделаны из дерева, а на стенах были развешаны пучки сушёных трав и какие-то коренья, из чего следовало, что "викинг" являлся ещё и знахарем по совместительству. Несмотря на резкие и даже грубые черты лица, оно просто светилось добродушием и искренностью. А его глаза, блестящие пронзительной синевой, выглядели не как колючие осколки льда, а как безоблачное весеннее небо. Когда он открыл дверь, то казалось, что совсем не удивился троим мокрым патлатым молодым людям у себя на пороге и молча впустил их внутрь. Наконец они допили чай, и Луч стал рассказывать, каким образом они оказались именно здесь и сейчас. По ходу рассказа рыжебородый периодически хмыкал и полушёпотом бормотал "дивно-дивно". Когда хиппи закончил, он сказал, что неподалёку и правда есть деревня, но толку идти туда нет. -- Оптимальным для вас был бы такой вариант. Через километров пять на юго-запад от моей "усадьбы" находится один очень интересный склад. Обитают там что ни на есть самые настоящие растаманы, эмигранты из Ямайки. Они регулярно поставляют нашим солдатам лёгкие наркотики и, кстати, прибыть в какое-либо расположение войск вместе с ними - это единственный ваш шанс не быть расстрелянными на месте. Естественно, чужаки будут им не в тему, но я вам дам одну фишку, и если они поймут, что вы от меня, то будут к вам поснисходительнее. К слову сказать, я думаю им вполне не помешает пара-тройка помощников, так что у вас есть шанс остаться жить у них и заодно ездить по приграничной зоне, толкая солдатам марихуану и вместе с тем пропагандировать свои идеи. В конце речи хозяин избушки хохотнул и, сверкая ослепительно белыми зубами добавил: -- Ни критиковать, ни просто высказывать своё мнение я не буду, но в любом случае ваша агитация не помешает, поэтому я вам и помогу. Все трое переглядывались с глупыми счастливыми улыбками и дружески пихали друг друга локтями и ногами под столом. Похоже, все их проблемы были уже почти что решены, и развеялись последние клубы неопределённости. Вскоре выяснилось, что хозяина зовут Баюн и, несмотря на то, что он и впрямь был неплохим знахарем и был весьма сведущ во многих других вопросах, в этой глуши он просто скрывался от советского правительства. Причину он не назвал, да она в принципе была и не так уж важна. В деревне его естественно недолюбливали, но жить ему не мешали, а ему на их мнение было наплевать. Обрадованный Луч хотел пойти на склад прям завтра с утра, но Баюн тут же охладил его пыл, указав на то, что дождь ещё не закончился, а земля уже раскисла так, что пройти будет почти невозможно. -- Так что вам придётся погостить у меня день-два, - промолвил Баюн, кипятя воду, чтоб заварить ещё чаю. - Как вам, кстати, мой чай? Как по мне, так вкус просто божественный! Он был весьма удивлён, что при слове "божественный" все трое скривились, как будто им в рот попал уксус, и Луч стал рассказывать про их знакомство с сектой Свидетелей Иеговы. -- Дивно-дивно, - иронически произнёс отшельник. - Вы наверное посчитаете это абсурдом, но сам я придерживаюсь религиозных взглядов, которые можно было бы классифицировать, как языческий агностицизм. Дело в том, что языческих божеств я рассматриваю именно не как божеств, а как тех же людей, только с более обширными возможностями. Кстати, вот в Старшей Эдде пантеон и представлен таким образом - асы мало того, что описаны как люди, со своими достоинствами и слабостями и даже возможностью умереть, но и ещё и место их проживания, Асгард, представлено как другое измерение, только на порядок выше, и влиять на нас, живущих в Мидгарде они могут только перейдя из своего измерения в наше. То есть их мощь не зависит от количества их почитателей, да и до почитателей им собственно нет никакого дела. Они-то могут как-нибудь повлиять на нашу жизнь, но это будет скорее не божественное вмешательство, а помощь более опытного и продвинутого создания. А вот та изначальная сила-вектор, которую ты упомянул, она уже недосягаема и одинаково влияет и на нас и на них. После этих слов Баюн обвёл хитрым взглядом своих гостей, встал с табурета и направился в дальний угол, где стоял топчан, на котором он обычно спал. У топчана он стал на колени и с довольным кряхтеньем вытащил огромный десятилитровый бутыль с мутной тёмно-фиолетовой жидкостью. -- Ежевичная наливка, сам делал! - сказал он с гордостью, бухая бутыль на стол. - Подставляйте кружки! По блеску в глазах и румянцу на щеках было видно, что его сильно увлекла беседа и он надеется на не менее продуктивное и интересное её продолжение. Осушив больше половины эмалированной кружки, из которой она недавно пила чай, Ромашка спросила: -- Слушай, Баюн, а неужто ты сам здесь живёшь? -- Ну, была у меня когда-то жена... Да я её выгнал. За блядство. Шалавой она была. Тут оторвался от своей кружки уже Луч: -- Погоди, она что, за деньги, того?... -- Да нет! Просто я её любил... А она трахалась со всеми подряд! -- Знаешь, старик, прости за резкость, но не кажется тебе, что поступил ты глупо и опрометчиво? Все люди как-никак свободны. И если ты кого-то любишь, это ещё не значит, что она тебе чем-то обязана. -- Ну да, и я ей ничем не обязан, даже если она меня любит. Дело в том, что за три года, что я живу здесь один, я пересмотрел многие свои взгляды и убеждения. А на тот момент для меня достаточной причиной для возмущения было уже то, что у нас стояли штампы в паспорте. Теперь-то я понимаю, что это тупая, ни к чему не обязывающая формальность, абсолютно не нужная отчётность перед государством. И в самом деле, какая им нахрен разница, с кем я живу, сплю и ращу детей. Но тогда... -- А ты ведь мог простить её хотя бы из-за эгоистических побуждений. Ты ведь любил её и без неё тебе, наверное, было жутко паскудно... -- Короче, забей. После драки кулаками не машут. Ты вот говоришь "любил". Вообще, это слово уже не совсем корректно употреблять в качестве определения неких отношений между половинками. Особенно, определяя то, что было между нами. В моём понимании "любовь" - это нечто обыденное, скучное. Серый быт, обиды за то, что забыл вовремя позвонить или пошёл пить с друзьями вместо прогулки с ней по набережной, ссоры из-за того, что её амбиции ущемляют твоё самолюбие. У нас было не так... Я не придумал подходящего слова, да оно и не нужно. Это можно определить простым словосочетанием "нечто большее". У меня было много времени на размышления и я сформулировал, что же это "нечто большее" означает. Это тройная связь между половинками. На уровне сердца, то есть любовь, на уровне мозга (можно сказать - интеллекта), то есть дружба и на духовном уровне, то есть некая мистическая сакральная связь. -- Ух ты! Круто! - воскликнул Луч! - Только мне кажется, что если уж существует такая обоюдная связь трёх уровней, то уже и не сильно важны её или твои половые связи на стороне. Ну, естественно, только в том случае, если её отношение к тебе после этого не меняется и ни одна из трёх связующих вас ниточек не ослабевает. Вообще, понятие физической измены самонивелируется. Вот я считаю изменой, если моя половинка со мной неискренняя или просто лжёт. Ну и конечно обидно, если она кому-то может сказать то, что мне не говорить. А вот в плане секса... - Луч пожал плечами и улыбнулся. -- А ты не задумывался о том, что если твоя девушка пошла налево, то значит ей чего-то не хватает? Значит ты её в чём-то не устраиваешь? -- Так если ей чего-то не хватает во мне, разве плохо, что она это берёт у других? Если я ей всё равно этого не могу дать? Ромашка же добавила: -- Да и ты просто не совсем понимаешь, что есть свободная любовь. Фри лав - это не тупая случка с кем попало. Это в первую очередь взаимопонимание. Это более искренне, чем обычные отношения. Если он или она видит, что для другого человека этот секс будет значить больше, чем просто на одну ночь, если он испытывает более глубокие чувства, чем обычное половое влечение, то фрилавщик не будет с ним спать. Потому что этим сделает ему больно. Фишка свободных отношений во взаимопонимании и искренности. -- А вы не думали о том, что любовь или же нечто большее, чем любовь - это когда тебе никто не нужен кроме одного человека? Ты никого, кроме него вокруг не замечаешь и плевать тебе на других особей противоположного пола. А если же ты обращаешь на них внимание, то это говорит о том что твоя половинка так уж и значима для тебя. -- Понимаешь ли, в чём фишка. На самом деле любовь и свободные отношения - это совершенно разные понятия. Они не могут распространяться друг на друга, они просто существуют раздельно. Хотя и одновременно. Одно другому не мешает. Баюн ухмыльнулся в ответ и с саркастической искоркой в глазах произнёс: -- Ну допустим, я тебя поддерживаю в твоих суждениях. Мы вообще так легко обо всём этом рассуждаем, а вот позволь тебя спросить не как хиппи, а как мужика. Если твоя девушка сейчас пойдёт и переспит вместе со мной, тебе будет всё равно? Луч поперхнулся наливкой и, откашливаясь, сделал жест, чтоб ему в кружку долили ещё. Отпив не менее трети он ответил: -- Знаешь, естественно мне было бы не сильно приятно. Но если бы она и впрямь захотела этого, то почему бы и нет? Она ведь свободный человек. Ромашка же с изрядной долей иронии продолжила: -- Ага, вот если б Лучик решил пойти и переспать с тобой, я тоже не была бы против. А чего там, мы ведь свободные люди! Несмотря на общую едкую иронию, словосочетание "свободные люди" она произнесла серьёзно и значительно. После того, как смех после Ромашкиной фразы стих, Баюн долил себе ещё наливки и задумчиво промолвил: -- Свободные люди... Я вот до сих пор не могу понять, что есть свобода. Вся моя жизнь здесь, в этом месте, как бы квинтэссенция свободы. Но я-то себя таковым не чувствую! -- А я знаю, в чём дело, - произнесла девушка. - Ведь по-настоящему свободный человек в первую очередь свободен внутри. От каких-то стереотипов, обязательств, самому себе поставленных рамок. А потом эта внутренняя свобода вытекает наружу, как желток из яйца и уже гораздо проще добиться свободы внешней. А свободному человеку гораздо проще позволить себе чувствовать себя счастливым. -- В целом ты наверное права. Но вот по поводу счастья... Разве свободы стоит достигать только для того, чтоб обрести счастье? И стоит ли его обретать вообще? Ведь оно не может длиться, это лишь определённый момент твоей жизни, точка на отрезке времени, сравнивая с которой весь остальной отрезок, ты понимаешь, что в ней ты как раз и был счастлив. А если оно приобретёт некую длительность, то с чем ты будешь его сравнивать, чтобы понять, что вот именно сейчас ты счастлив? Любая вещь, достигая абсолюта, теряет свою ценность. -- Интересно, а может вся наша жизнь и состоит из подобных отрезков да точек. И её смысл - добраться до очередной такой точки и зарядиться от этого ощущения счастья энергией, чтоб прожить следующий отрезок? Тогда эти точки прям как заправочные станции на трассе. А мы - машины. И ведь неизвестно ещё кто водитель... -- Ага, вот наконец-то мы добрались и до обсуждения смысла жизни, - Луч счёл нужным перебить свою подругу, пока она совсем не углубилась в софистические джунгли. -- Ну да, самое время, - сказал Баюн, окинув взглядом бутыль с наливкой, уже пустой на треть. -- А на мой взгляд здесь всё предельно просто, - подал голос молчавший всё это время Умат. - Одним из основным инстинктов человека является самосохранение. Так как человек смертен, то это самосохранение отражается в самовоспроизводстве. То есть не важно, чем человек занимался всю жизнь, к чему стремился, о чём мечтал. Его основная задача, можно даже сказать, заложенная в подсознание программа - это дать жизнь новым поколениям, чтобы не прерывать цепочку человеческого рода. Ромашка не выдержала и перебила его: -- Не пори чушь! Не надо и без того очевидным вещам придавать статус жизненного смысла. На самом деле всё не предельно просто, а до жути парадоксально. Смыслом нашей жизни является поиск этого самого смысла. А если ты его нашёл или придумал, обычно это выражается в какой-нибудь цели, будь-то карьерный рост или воспитание детей, то уже живёшь не заморачиваясь, удовлетворившись тем, что лично ты уж точно знаешь, в чём твой смысл жизни. -- В таком случае не стоит придавать статус жизненного смысла каким-то личным амбициям. - Умат хмыкнул и проверил кружку на наличие содержимого. -- С одной стороны вы оба правы, - Баюн поставил локоть на стол, подперев щеку ладонью. - В таком случае смысл жизни стоит разделить на две части. Один - это личностный смысл, вот вы с Ромашкой именно его и определили. А другой более глобален, назовём его Вселенским смыслом жизни. От ваших вариантов он отличается тем, что человек от его понимания ничего не приобретает в моральном плане - ни сознания того, что способствует продолжению рода, ни удовлетворения от нахождения жизненной цели. Вот представьте себе Вселенную до зарождения жизни на Земле. Изначально ведь она была абсолютно пуста. А раз она пуста, то можно предположить, что на каком-то квазиматериальном уровне она могла испытывать чудовищную, "вселенскую" скуку. Таким образом было предопределено зарождение жизни. Ведь каждое наше действие, каждое слово и даже мысль несёт в себе информацию. Да в принципе это и есть сама информация. Выходит, что глобальный смысл в заполнении вселенской пустоты информацией. А уже как следствие идёт и продолжение рода и всё остальное. -- Да-а-а... Ну ты и загнул... Единственный плюс твоей теории в том, что в таком случае не существует судьбы, предопределённости, и наше будущее зависит только от наших собственных действий. Иначе не было бы смысла наполнять Вселенную информацией своего жизнепротекания, если она туда уже заложена. - Луч уже вовсю зевал и делал длинные паузы между предложениями. -- Мне всё же сдаётся, что некая предопределённость есть. Не полная, конечно... Вот если представить жизнь в виде папоротника. - Умат пытался показать это наглядно, водя пальцем по столешнице. - Вот идёт часть листа до того места, где она разветвляется на несколько. Выходит, есть определённый выбор, как себя вести дальше. И от него уже зависит твоё дальнейшее существование. До места очередной развилки. То есть предопределённость существует в этом выборе, так как число возможных вариантов может быть очень велико, но никак не бесконечно. А вот остальное зависит лишь от тебя самого. И будущее будет варьироваться уже в зависимости от твоего выбора... Дальше Умат стал повторяться, а потом и вовсе потерял нить своих рассуждений и замолк, уставившись на паука в углу окна. Взгляд Баюна пошёл дальше паука, - он заметил, что за окном уже начало светать, а бутыль опустела уже наполовину. -- Так, ребят, я пошёл спать. Кровать у меня одна, но на улице под навесом есть сеновал. Он встал, сделал, шатаясь, пару неуверенных шагов по направлению к своей лежанке и свалился на неё бревном. При словах про сеновал, задремавшие было Луч и Ромашка, оживились и стали строить друг другу глазки, подкрепляя всё это многозначительными улыбочками. Когда они вышли из избушки, Умат, заметивший всё это, направился не под навес, а вглубь леса. Конечно он мог бы пойти вместе с ними, благо и ему и им было бы абсолютно пофигу, кто там рядом и чем занимается, но на свежем воздухе спать ему расхотелось и он решил прогуляться. Когда же он услышал эротическое хихиканье Ромашки и довольное хмыканье Луча, а потом и характерные звуки, сопровождающие обычно половой акт, на него накатила огромная волна жалости к себе и так защемило в сердце, что он сел прямо в грязь и какое-то время так и просидел, прислонившись спиной к стволу какого-то дерева, смахивая периодически наворачивающиеся на глаза слёзы. Если бы он думал, то это были бы мысли о том, как ему надоело быть одному, и что каждый взгляд на своих влюблённых друзей напоминал о том, что у него самого нет человека, с которым можно просто так посидеть рядом, взявшись за руки и глядя на небо и молчание не будет тяготить или казаться неудобным. Такие мысли подкрадывались нему часто, но он на них забивал и старался жить не заморачиваясь на этом. Сейчас же эти мысли, как и все остальные, были вне его головы, но то, что он чувствовал было как раз квинтэссенцией подобных размышлений. Пока он сидел и чувствовал всё это, рассвет сменился ранним утром, а то в свою очередь начало плавно перетекать в день. Вдруг Умат понял, что навязчивый звук, который помогал ему сконцентрироваться и не допустить к своим мозгам всякие деструктивные мысли - это шум ручья. И так как его горло начал медленно царапать песком нарастающий сушняк, он встал и направился в ту сторону, откуда слышался этот звук. То, что он увидел, дойдя до источника звука вызвало некоторое ощущение финализации, полной завершённости начавшихся вчера событий. На другом берегу ручья молодая девушка полоскала бельё. Почувствовав на себе взгляд, она подняла голову и посмотрела на парня широко открытыми глазами, в которых не было и тени удивления или страха. Он же заглянул ей глубоко в глаза, вошёл в ручей и постепенно утонул.
Через два дня Луч и Ромашка всё же решили попрощаться с Баюном и идти дальше не дожидаясь Умата. Поиски были безуспешны, да и будучи так близко от цели им было невмоготу ждать дальше. Луча не стремало, что их осталось всего двое, но в душе был какой-то неприятный осадок от пропажи лучшего друга. Баюн молча обнял на прощание новых друзей, как вдруг отворилась дверь и на пороге показался Умат. -- Ах ты ублюдок! - заорал Луч и бросился сначала его обнимать, а потом довольно таки ощутимо мутузить. Умат пытался уворачиваться, но подоспевшая Ромашка крепко в него вцепилась и уберечь свой зад от колена Луча стало довольно проблематично. Когда Друзья намяли Умату бока и все немного остыли, Баюн подошёл к Умату, заглянул ему в глаза, похлопал по плечу и промолвил: -- Дивно-дивно... А я знаю, в чём дело. - Потом обвёл взглядом всю троицу, улыбнулся и добавил, - Прощайте. Когда они вышли из избы, хиппаны накинулись на блудного товарища с вопросами, перебивая друг друга и не оставляя ему ни единого шанса на ответ. Когда они выдохлись, Умат остановился, вздохнул и сказал: -- Ребят, я с вами дальше не пойду. Я спёкся. Я не могу дальше жить вот так. Вас-то двое, у вас любовь, а я один. Я понимаю, как это тупо и отвратно звучит. Я бы забил... Но два дня назад я встретил одну девушку. Я хочу с ней жить. Здесь. Возможно это чувство лишь самообман и просто банальная тяга к первой попавшейся самке, которая меня поняла и дала мне то, чего мне не хватало. Но я остаюсь. Простите, я сломался... На последней фразе его голос дрогнул и в нём прорезались истеричные нотки, он быстро обнял Луча и Ромашку и побежал. Побежал в ему одному известном направлении, к своему новому воплощению, оставив в душе у своих друзей свой бездыханный труп. -- Прощай, Виталик... - прошептал Лучик, когда тот скрылся за деревьями. Называть его по прозвищу было уже неуместно, так как Умат умер.
-- Странно, - сказала Ромашка, когда они уже подходили к складу. Я ожидала увидеть наглухо запертые ворота и злобных дядек с автоматами на входе. -- Хе-хе, это ж тебе не мафия, а растаманы. - Луч напевал под нос "Рыбу" БГ в предвкушении , как его мечта наконец сбудется. Несмотря ни на что он достиг своей цели, до неё осталось всего пара десятков шагов. Но когда они зашли через полуоткрытую створку ворот и оказались за забором, то у обоих вырвалось безнадёжное и офигевшее: "Твою ма-а-ть...". Внутри по всему пространству дворика валялись трупы. Около полтора десятка человек застыли в неестественных позах в лужах крови, а посреди дворика дымился перевёрнутый хаммер. Стены построек были изрешечены пулями и вместо окон были пустые проёмы с торчащими кусками стекла, похожими на зубы какой-то глубоководной рыбы. Луч прошёлся по периметру, заглядывая в оконные и дверные проёмы, подруга же его не решилась двинуться с места. В одном из помещений, похожем на огромный гараж, он увидел ещё один джип с ключами в зажигании. Вдоль стен стояло несколько канистр, по-видимому с бензином. Он покидал их в кузов, залез в хаммер, который завёлся, стоило лишь слегка повернуть ключ в зажигании и подъехал к воротам, стараясь объезжать мёртвые тела. Он отворил настежь ворота, Ромашка запрыгнула в кабину и они рванули не зная куда конкретно, но определённо подальше от этого места. Остановились они не проехав и пяти километров. За первым же поворотом они увидели сидевшую в позе лотоса фигуру, показывающую на вытянутой руке поднятый вверх большой палец. Когда они подъехали ближе, то их сомнения развеялись, а догадки подтвердились, - это был Иньянь. -- Я ждал вас. Сегодня нам по пути, - сказал он с хитрой ухмылкой и залез в джип. Они ехали некоторое время молча, не решаясь ничего друг у друга спросить. потом Иньянь сам произнёс: -- Не удивляйтесь, к счастью оказалось, что данный отрезок моего пути одинаков с вашими. Я иду на восток, чтоб отыскать одного гуру и попроситься ему в ученики. Поэтому некоторое время мы будем вместе. Если не возражаете, я буду заниматься агитацией вместе с вами. Жаль, что нас покинул...э-э-э... -- Виталик, - закончил его фразу Луч. -- Да, - тот задумался. - Это конечно не имеет особого значения, но куда мы едем? -- Пока что прямо по дороге. Надеюсь, найдём хоть какое-нибудь военное расположение до того, как кончатся бензин и еда, - Луч похлопал по рюкзаку, заботливо собранным для них Баюном. Начинало темнеть, и они решили остановиться на ночлег. В бардачке джипа Луч нашёл пакетик с марихуаной и папиросы. Через некоторое время все трое стали тыкать в окружающие их предметы пальцами и беспричинно хихихать, а ещё чуть позже они лежали на спине, глядя на звёздное небо и предавались каждый своим мыслям, которыми не хотелось, да и не имело особого смысла делиться с остальными. Проснулись они поздно, быстро позавтракали и снова отправились в путь. Уже появились послеполуденные тени, когда Ромашка потрясла своего возлюбленного за плечо и попросила остановиться. -- Мы же совсем недавно останавливались, - хмыкнул Луч. -- Не брюзжи. Ну хочется мне писять опять, что ж теперь, ждать до вечера? Тем более, мы никуда не спешим. Лучу очень не хотелось останавливаться, он не мог понять почему, но словно какой-то внутренний голос говорил ему: "Та потерпит она, забей. Едь дальше, старик, лучше всем будет." Но ему не понравилось, что им кто-то командует, даже если это был его собственный внутренний голос, и он остановился. Ромашка выскочила из хаммера и показав Лучу язык побежала за ближайший кустик. Никто не услышал, как под её ногой еле слышно щёлкнула мина-лягушка. Только Иньяня как током шибануло от какого-то мрачного предчувствия, и он дико заорал "Стой!!!", выпрыгивая из машины на дорогу. Ромашка обернулась, но в следующую секунду её нога оторвалась от земли и взрывной волной её подкинуло в воздух. На землю упала уже не молодая весёлая девушка, а окровавленный изуродованный труп с остекленевшим взглядом и без некоторых конечностей. Иньянь в бессилии упал на обочину, а Луч нечеловеческим голосом заорал: -- Ромашка! НЕТ!!! - и через пару огромных прыжков уже стоял на коленях перед её трупом. Он пытался к ней прикоснуться, но везде его пальцы натыкались на изувеченную плоть, осколки костей и лохмотья одежды и мяса. Он смотрел на неё и не узнавал ни одной черты лица. Кроме глаз, которые были похожи на остекленевшие глаза безнадёжного героинового наркомана. Он не мог, да и не сдерживал слёз, бормоча сквозь них слова, не имеющие уже ни для кого никакого смысла. Он так просидел полчаса, пока к нему не подошёл Иньянь и не положил руку на плечо. Луч дёрнулся, как будто его резко вывели из гипнотического или медитативного транса. Его руки сжались в кулаки, он поднял голову к небу и долго и протяжно кричал. Хотя это был даже не крик. Это был зверский вопль человека, чьи мечты, убеждения и стереотипы враз рассыпались, как осколки зеркала, разбитого малолетней истеричкой. Дико рыча он скинул с плеча руку Иньяня, вскочил на ноги, сорвал с груди пацифик и зашвырнул далеко-далеко. -- Луч! Стой! Не надо! - но слова Иньяня не доходили до осатаневшего друга. Он их не слышал. Он ещё раз посмотрел на труп своей половинки, яростно растёр слёзы по лицу и побежал, не слыша криков друга, призывающего его остановиться и вскоре превратился в небольшое пятно на горизонте и вовсе исчез. Иньянь посмотрел на тело, всего несколько минут назад бывшее любящей и жизнерадостной девушкой, нашёл в кузове хаммера как специально оказавшуюся там лопату и стал рыть могилу. Когда всё было закончено, он положил вместо надгробия Ромашкин рюкзак и направился в сторону, куда Луч выкинул пацифик.
Луч запыхался и перешёл с бега на медленный шаг. Через некоторое время он увидел вдалеке идущую прям в его сторону группу людей и побежал к ним. -- А ну стой! - рявкнул на него здоровый накачанный детина, направив в его сторону дуло автомата. -- Та-ак. - сказал один из них, видимо командир группы, когда они подошли к нему вплотную. - Кто такой, чего здесь забыл? -- А ну отвечай, живо! - детина ткнул ему под рёбра свой Калашников. -- Я... Я воевать хочу, - пробормотал Луч и потерял сознание.
***
Генерал Быльёв совсем потерял связь с реальностью. Ещё несколько раз заходил прапорщик и докладывал, что солдат в расположении части становится всё меньше и меньше. В последний раз генерал кинул в него гранёным стаканом, и с тех пор прапорщик больше не заглядывал. Не то, чтобы он в него попал, но свист стакана рядом с ухом и осколки, образованные от столкновения со стеной, засыпавшие ему спину, произвели на того неизгладимое впечатление и он предпочёл сидеть в своей каптёрке не высовываясь. А Быльёв, видевший, как его надёжный и , возможно, лучший боец взял и ушёл, не выполнив задания, скрипел зубами и ломал пальцами простые карандаши. К окну он не подходил. Уже давно стемнело и не было никого видно, да и лагерь уже почти полностью погрузился в сон. Генерал вспомнил своё утреннее видение - сероглазую девушку. Он попытался отыскать в себе эмоции, вызванные этим видением, но внутри него было пусто, как в холодильнике, выброшенном на свалку из общежития много лет назад. Он закрыл глаза и попытался вызвать в памяти образ той девушки самостоятельно, но не получилось. Вместо этого перед его глазами возникло окровавленное изуродованное тело. Его руки, неестественно изогнутые в нескольких местах были украшены обрывками обгорелых фенечек. Внезапно труп оскалился и глаза его начали бешено вращаться. Генерал, охнув, открыл глаза, но в его сознании возник дьявольский хохот, перемежаемый звуками взрывов и рвущейся плоти. - Ах вы ублюдки! - непонятно кому крикнул генерал, встал из-за стола и подошёл к стене, на которой висела репродукция картины Васнецова "Сирин и Алконост". Он сорвал картину и в ярости отшвырнул её. Картина ударилась в стену и осколки защитного стекла смешались с осколками стакана. Быльёв вдавил в стену крючок, на котором она висела, и целый кусок стены отъехал вбок. Показавшийся за ним сейф был пуст. За исключением сиротливо торчащей из его дальней стенки маленькой красной кнопочки, от которой веяло зловещей угрозой. -- Я всё равно своего добьюсь, - генерал уже протянул руку к кнопке, как что-то заставило его остановиться. Ощущение было похожим на то, как будто кто-то поднёс очень близко к его виску зажжённую спичку. Он отмахнулся от воображаемой спички, но ощущение не пропало. Быльёв повернулся налево и перед его взором предстало окно. Свет в комнате был выключен, поэтому ничто не мешало разглядеть, что за ним происходит, тем более что в небе ярко светила полная луна. Неподалёку от стен части стоял человек в балахоне. И хотя генерал не видел его лица, он знал что тот смотрит прямо на него. И тут он увидел глаза того человека. Несмотря на то, что странная фигура стояла довольно далеко, казалось, что её глаза находятся прямо перед генералом, в окне, между первым и вторым стёклами. Радужная оболочка этих глаз переливалась всеми оттенками синего и зелёного цветов и точно определить её цвет было невозможно. К тому же глаза испускали мягкий свет, который постепенно становился холодным и колючим. Генерал попробовал повернуть голову обратно и снова протянуть руку к кнопке, но глаза из окна переместились в глаза к нему и ввинтились прямо в мозг. Быльёв открыл рот, судорожно пытаясь вдохнуть воздух, схватился левой рукой за сердце и бесформенной грудой рухнул на пол. Человек за окном не знал, что завтра по всем телеканалам, радиостанциям и газетам пронесётся известие, что генерал-майор Быльёв умер в своём кабинете от сердечного приступа и войны всё-таки не будет. Он не знал, как будет ликовать и радоваться весь палаточный городок, да и вообще всё здравомыслящее население страны. Он засунул руку в складки балахона, вытащил знак мира на порванной верёвке и зашвырнул его далеко-далеко. Затем развернулся и исчез в лесу, уйдя в ту сторону, с которой пришёл.