Гра Максим : другие произведения.

Зажигалочка(глава 5)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пришло время пролить кровь. Заплатить языческому демону достойную цену. Первая капля упала на алтарь.


   ЗАЖИГАЛОЧКА.
   Глава5.
   ПЕРВАЯ КРОВЬ.
   Болдин. Алло, Витя, это ты?
   Грызлов. Я, а кто еще? (Старый хрен)
   Болдин. Ты чего такой нервный? (Сопляк недоношенный)
   Грызлов. Станешь тут нервным! Я чувствую себя как затравленный заяц. (Скорее волк) Меня обложили со всех сторон и скоро пустят собак по моему следу. С одной стороны "папаня" давит так, что у меня глаза на лоб лезут. Говорит, если не можешь справиться с такой простой задачей, то зачем ты мне нужен.
   Болдин. Мне он тоже звонил несколько раз. Все торопит, торопит. Видимо хочет разобраться до конца.
   Грызлов. Ничего, мы крепкие ребята. (Я-то точно, а вот ты...)
   Болдин. Ну, ничего, пока что у нас в запасе есть неделя. Срок огромный. Мы, Витя, не должны облажаться, ты слышишь?
   Грызлов. Слышу. Тут еще следователь наседает. Я у него в кабинете чувствую себя как подозреваемый, а ведь я пострадавший.
   Болдин. Ты же знаешь, что это не самое страшное в жизни.
   Грызлов. Это точно. Самое страшное, это твой "механик".
   Болдин, Что, боишься?
   Грызлов. Не знаю чего и ждать. Может он уже получил приказ нас убрать,
   а мы тут пальцы растопырили, потеем, пытаемся позор смыть. Конец-то все равно
   один.
   Болдин. Рано ты об этом заговорил. "Папа" дал неделю на исправление ситуации. Он слов на ветер не бросает, как обещал, так и будет. Не дергайся по этому поводу.
   Грызлов. Тебе что-нибудь известно об этом "уборщике", где он, чем занимается?
   Болдин. Нет, не известно. Действия людей такой профессии вообще сложно предугадать. Видимо, вынюхивает пока. Наверное, ищет грабителей. Так же, как и мы. А может под нас копает. Ты спрятался?
   Грызлов. Место надежное. Вот разве что по звонку определить можно.
   Болдин. Ты что, меня подозреваешь в чем-то? Я сам не в лучшем положении. Но мой адрес верный, я это укрытие для себя тщательно готовил, на всякий случай. И вот, пригодилось. Ладно, думаю, за неделю нас особо трогать никто не будет. Как там твои поиски?
   Грызлов. (Так я тебе и сказал!) Никак. Лажа все это. С Борисом не надо было торопиться. Нужный был человек, хоть и педик. Теперь хоть в лепешку расшибись, не узнаешь, где он этих ребят откопал. Даже и намека не оставил. Я у него дома был. Ничего.
   Болдин. Борис был хороший человек, как ты правильно сказал, лучший, так ведь Господь лучших-то и забирает. Ему там спокойнее.
   Грызлов. Удовольствий мало.
   Болдин. Ничего, он при жизни их получил достаточно, хоть и неестественным способом. Наоргазмировался, и хватит.
   Грызлов. Как думаешь, он в раю или в аду?
   Болдин. Думаю, что где-то между. Но это все шутки. У тебя никаких идей по поводу этих ребят нет? (Самодовольный тупица. Черта лысого ты найдешь что-нибудь.)
   Грызлов. Идей никаких (Давай, давай, суетись, наверное в штаны с перепугу наложил.) Я тут думал про одну вещь.
   Болдин. О чем ты?
   Грызлов. О татуировке.
   Болдин. (Неужели сам додумался?) Это та, что у ребят была?
   Грызлов. Да, изогнутая такая стрелка в виде знака вопроса. Я подумал, неплохо было бы прошвырнуться по салонам. Но как увидел, сколько их, честно, испугался не на шутку. К тому же они ее сами себе могли сделать.
   Болдин. Эти могли. Помнишь, что они с гранатой учудили? Да, Борис серьезно подошел к подготовке, набрал самых безбашенных. Но это пустяки, я свои связи подключу, отыщутся, никуда не денутся.
   Грызлов. Подключи. (Что ты там подключишь, идиот?) И еще я не пойму, куда это наши курьеры запропастились? Петя и Болт.
   Болдин. Шплинт.
   Грызлов. Тьфу, путаю всегда.
   Болдин. Мой человек заходил к ним. Похоже, их взяли.
   Грызлов. Кто?
   Болдин. Не знаю. В милиции их точно нет, иначе мне бы уже доложили. Говорят, стрельба там была. Дверь входная вся в пулях, как решето. С кем они там воевали? Может, между собой?
   Грызлов. Деньги не поделили? Наши?
   Болдин. Ты серьезно?
   Грызлов. Не до шуток. Честно признаюсь, ситуация швах! Слишком все запуталось. Я уже и не рад, что послушался тебя тогда. Отдали бы деньги, и все, а теперь...
   Болдин. Тише, тише. Что это ты раздухарился. Отдали, отдали, а дальше что? Не спеши, у нас еще есть целая неделя.
   Грызлов. Неделя эта через шесть дней закончится, и будем мы лежать холодные где-нибудь в лесочке.
   Болдин. Я же просил тебя...
   Грызлов. Извини, извини. Случайно вырвалось. На нервах я весь, говорю, как заяц. Боюсь даже нос высунуть. Не нравится мне все это.
   Болдин. Где-то мы просчитались.
   Грызлов. (Убил бы гада!) Все предугадать невозможно, все равно невозможно. С Борисом поспешили, это точно.
   Болдин. Я Бориса знаю. Когда началась бы эта шумиха, он давно смылся бы и спрятался так, что мы вовек не нашли. Он был тертый калач, царство ему небесное.
   Грызлов. Как ты о нем...
   Болдин. В смысле?
   Грызлов. Ну про калач. Надеюсь, шутки про гомосексуалистов не противоречат твоим принципам?
   Болдин. Кончай, о деле лучше говори. Что дальше делать думаешь?
   Грызлов. Пока буду сидеть здесь. Пусть твои люди узнают про татуировку, тогда обсудим, что дальше. Но мне кажется, все это зря. Все эти поиски, суета одна. Не увидим мы этих денег больше.
   Болдин. Когда кажется, Витя, креститься надо. Эти деньги нам нужны, иначе зачем мы все это затевали?
   Грызлов. Лишь бы перед "папой" были чистыми.
   Болдин. Вот об этом и думай. Голова на плечах на то тебе и дана. Ладно, сиди пока, не высовывайся. Звони только в крайнем случае. А я тебе перезвоню насчет татуировки, как только что-нибудь узнаю стоящее.
   Грызлов. Договорились. Пока, то есть удачи.
   Болдин. И тебе удачи, Витя.
   Грызлов. (Ты мне за все ответишь, козел старый!)
   Болдин. (Я-то тебе сопли подотру, молокосос!)
   ***
   Когда-то давным-давно, как обычно принято начинать любую сказку, жили-были один юноша и одна девушка. Юноша был высок и красив. Он был умный и справедливый, добротой своей он делился со всем миром, и слава о его добрых делах неслась, словно ветер, по просторам земли, и не было такого человека, кто не знал бы этого юноши. Только девушка, одинокая, запертая в брошенном всеми доме, среди дремучего леса, оглохшая от тишины и онемевшая от одиночества, ничего не знала о нем. Дом ее был заколочен снаружи, и ни ветер, ни солнце никогда не проникали внутрь. Все случилось как в сказке, юноша пришел и спас девушку. Он спас ее от этого дома, от дремучего леса, от пустоты и одиночества. Кто может сказать, что на самом деле страшнее: быть в плену у склизкого дракона или быть узником мертвого дома? Никто из сказочных злодеев не пострадал: Кощей остался при своем дубе, дуб при сундуке, сундук при зайце, заец при утке, утка при яйце, а яйцо при игле; Горыныч при своих трех головах и при шикарном длинном хвосте; даже Баба Яга не повредила своей костяной ноги. Чудо случилось уж очень спокойно, буднично, никто в мире не обратил внимания на это событие. Разве это по-сказочному? Девушка жила в доме в лесу, и никто не знал об этом, пришел юноша, он спас ее, он показал ей солнце, познакомил с ветром и напоил ее росой, и по-прежнему никому до этого нет никакого дела. Они поженились, у них родилась дочь и, черт возьми, всем наплевать на это! Они жили долго и счастливо, примерно лет четырнадцать. Жили, не догадываясь, что это настоящая сказка, а конец у всех сказок известен, он, как и начало, непременный атрибут, их нельзя изменить или исправить. Чем же все кончилось? Очень просто, они умерли в один день. Да нет, это ложь, они не умерли, они продолжают жить, это сказка закончилась, только и всего. Любопытный читатель, прочитав последнюю фразу, закрыл книгу и поставил ее на полку, забыв обо всей этой чепухе, потому что взял следующую книгу. А там все то же: "жили-были" ... и "умерли в один день". Где-то в тексте, скрытый за простотой и доступностью фраз, прячется тот самый намек, ради которого все мы верим в эту ложь. Сказка
   - ложь, да в ней...
   Нет, Огурцова не жила в заброшенном, забытом всеми доме. Никто ее не спасал из заточения. Муж ее не был ни высок, ни красив, о доброте его она лишь догадывалась. Кем он был? Какой он был? Обычный человек. Любил смотреть футбол, трескать борщ с чесноком, пить водку по праздникам, читать газеты по утрам. А ее, ту самую девушку, ну, Огурцову то есть, ее он любил? Шут его знает.
   Света появилась на свет в результате долгих и мучительных родов. Кричащий сморщенный младенец не вызвал того известного всем по книгам и фильмам безумного трепета и взрыва моментальной материнской привязанности. Когда боль в области паха исчезла, Огурцова точно это запомнила, и к зеленому лицу роженицы поднесли ее ребенка, первой ее сознательной мыслью был вопрос: "Неужели это было во мне?"
   Если бы Света в первые дни и недели своего существования на этой земле могла чувствовать и мыслить, она наверное решила бы, что кормящая ее женщина ей вовсе не мать, а чужая тетя, которую заставили выполнять ненавистные ей процедуры и ухаживать за вечно кричащим, какающим и писающим безостановочно ребенком.
   Но любовь все-таки пришла. Вот она, сказка! Муж, ребенок, и вроде бы все хорошо. И это все ее жизнь. Обычное человеческое счастье теперь принадлежит ей и является частью ее, великим составляющим.
   Муж хотел еще одного ребенка, но Огурцова была непреклонна. На все разговоры о братике и сестричке для Светы она реагировала зло, и не в силах была сдерживать закипающее в ее груди раздражение, упрекала мужа: "Это ведь не тебе рожать," - бросала она ему в лицо давно уже заготовленную фразу. В сказках про это не пишут. Но Огурцова была счастлива и безмятежна, пока сказка не кончилась. И в один проклятый день они все умерли. Каждый по отдельности. Их больше не стало друг для друга... Иногда она думала, что если бы она поддалась на его уговоры, то возможно все сложилось бы совсем не так.
   Что случилось, то случилось. Оставьте меня одну! Где мой дом в дремучем лесу? Где моя глухота и немота? Зачем этот гнустный юноша вытащил меня на свет? Зачем он показал мне солнце и напоил росой?
   А Света?
   Что Света?
   Твоя дочь, ты помнишь, у тебя ведь есть дочь? Ее зовут Света, плод любви твоей и этого... юноши. Тебе что, совсем наплевать?
   Не было любви! Ее вообще нет! Половое влечение, инстинкт, похоть - вот правила, по которым люди играют в жизнь. Где здесь любовь?
   Это не твои слова. Ты не можешь так говорить. Ты же мать!
   Я не боюсь упреков и косых взглядов. Вы все, вы только сочувствуете.
   Если не осуждаете, тогда сочувствуете. Здесь тоже нет любви.
   Но есть же Бог!
   Где?
   Везде, он везде. В тебе, во мне. Он нас любит. Он всех нас любит. Ты должна найти его частицу в себе и в своей дочери. Посмотри, что с ней творится. Ты видела ее руки, ее взгляд? Ты ведь любишь ее.
   Я? Я могу только сочувствовать или осуждать. Я не могу любить, потому что не знаю, что это такое. Объясните мне, люди, что такое любовь. Что вы молчите? почему отворачиваетесь? Скажите хоть слово, одно только слово, просто чтобы я поняла, сочувствуете вы мне или осуждаете. Боже! Боже, к Тебе обращаюсь, ответь мне, что такое любовь. И ты молчишь?
   У тебя истерика.
   Это нормальное мое состояние.
   Твоя дочь любит тебя.
   Это ложь, ей нужны деньги, ей нужны наркотики. Ей плевать на меня.
   Настоящая истерика. Выпей воды, тебе станет легче.
   А можно я выпью водки? Можно, чуть-чуть, вот этот вот стаканчик. Мне станет легче, клянусь! Тогда мы поговорим о любви и о боге.
   Давным-давно жили-были...
   Замолчи!
   ... и родилась у них дочь...
   Ну прошу! Умоляю! Не надо. Я хочу побыть одна!
   Ты ведь и так одна, дурочка.
   Я одна? А ты кто? Кто со мной говорит?
   ... Дочура родилась славная. Родители назвали ее Светочкой потому что волосики у нее были светлые, в них рождалось солнце, каждое утро оно каталось по небосводу, и людям было светло и хорошо...
   Я этого не вынесу!
   А куда ты денешься от себя, несчастная?
   Где моя Светочка, где солнышко мое?
   Ну вот, разрыдалась, выпей лучше еще немного, и тебе станет легче.
   Огурцова вздрогнула всем телом, словно от удара током. Сердце заныло.
   Все позади. Все страшные сны рано или поздно заканчиваются. Просыпаешься и,
   с содроганием оглядываясь назад, вдруг понимаешь, что все прошло. И слава богу.
   Огурцова бродила по своей квартире из комнаты в комнату, затем на кухню, в ванную, в коридор. Она знала здесь каждую деталь, каждую трещинку, каждое пятнышко. Где-то здесь, в этой квартире, она потеряла что-то ценное и дорогое для нее, и теперь не может никак найти. Утро давно уже превратилось в солнечный летний день. Что-то необходимо было делать. Хотя бы позвонить на работу и сообщить, что она не может сегодня прийти. А зачем это делать? Ведь Петя ушел.
   Огурцова поняла вдруг, что за весь вчерашний день она так ни разу и не вспомнила о Свете.
   Петя ушел утром. Она еще спала, а потом проснувшись, ватной еще спросонья рукой она искала его тело рядом с собой, ощущая ладонью лишь прохладный шелк простыни. Он ушел не попрощавшись. Встал, оделся и ушел. Лежа в кровати, она некоторое время боролась с искушением вскочить и проверить те укромные места, где хранила драгоценности и деньги. Она не сделала этого, она боялась, что ее подозрения подтвердятся. Ей не жаль было ни драгоценностей, ни денег. Просто он ушел, и это было самое страшное. Брачный аферист? Жулик?
   Бесцельно бродя по квартире, она на миг остановилась перед фотографией на книжной полке. Они снялись со Светой всего несколько дней назад. Глупая затея. Но ей было так приятно. Эта фотография словно залог начинающейся новой жизни. Он ее увидел! И решил уйти. Его испугала моя взрослая дочь. Не принято у женщин спрашивать о возрасте, надо просто посмотреть на ее детей, и все само станет понятным. Неужели он думал, что я моложе? Я хорошо выгляжу, очень хорошо. Интересно, тогда в клубе на сколько лет я выглядела? Кого он увидел во мне?
   Он ушел.
   Может все дело в сексе? Молодые люди такие требовательные, ненасытные. Я что-то делала не так. Где-то ошиблась. Все-таки я уже старая. Бред. Я молодая. Он ушел.
   Она сходила в магазин, что-то купила, принесла домой. Теперь уже не помнит что, ничего не помнит, ходит как тень по квартире и думает, думает, думает. Он ведь жулик, точно жулик. Он спас ее, а потом бросил. Но ведь был день, день любви, и еще была ночь. Они были вдвоем, и она забыла обо всем, даже о том, что она мать взрослой дочери, которая может совершить очередную глупость. Огурцова взяла в руки мобильный и набрала номер Светы.
   И все-таки, почему он ушел? Дал ей пригласительный билет на бал счастья, а сам ушел. Так ей и надо.
   Света не отвечала.
   Огурцовой стало не по себе. Неужели снова? Ей непременно захотелось выпить. Не просто выпить, жгучее желание снова отстраниться от реального мира требовало непременно напиться до беспамятства, чтобы забыть, чтобы хоть на время выпасть из кошмара, который ее окружает.
   В холодильнике стоит бутылка коньяка. Холодная, манящая в пропасть бутылка, безжизненный стеклянный сосуд с волшебным содержимым.
   Петя ушел потому что с ней, с Огурцовой, никогда никто не может быть счастлив. Это рок, вечное проклятие, от нее все уходят, убегают, прячутся так, что их невозможно найти.
   Телефон неожиданно зазвонил. Огурцова в страхе разжала ладонь, словно в руке у нее было взрывное устройство. "Это Петя!" - молнией пронеслось у нее в голове, и она непослушными онемевшими от волнения пальцами пыталась подхватить маленькую проворную телефонную трубку. Казалось целая вечность прошла, прежде чем ей наконец удалось прочесть на маленьком мониторе слово "Sveta" и дрожа от волнения и стыда за глупое желание говорить с Петей, а не со своей дочерью, она поднесла трубку к уху и услышала далекий срывающийся голос Светы.
   - Алло, мама, мамочка.
   - Да, Светунчик, это я, что случилось?
   В трубке что-то захрустело, и Оругцова не расслышала ответ Светы.
   - Алло, алло, Света, ты где? - кричала она в трубку. В голове ее проносились жуткие картины и сцены, она вдруг отчетливо поняла, что готова ко всему. Что бы ни сказала Света, как бы это ни было ужасно, она сможет спокойно выслушать дочь, а после примет единственное верное решение. Теперь она поможет своей дочери, в какую бы неприятную историю та не попала, чем бы это ей не грозило. Она как настоящая мать спасет своего ребенка.
   Снова голос Светы можно было расслышать отчетливо.
   - ... случилось. Приезжай срочно.
   - Да, да, говори, - Огурцова искала, чем и где записать адрес. Ее дочери нужна помощь, она позвонила именно ей. Ручки и карандаши как назло куда-то подевались. Огурцова металась по квартире, переворачивая все вокруг, заглядывая в такие немыслимые места, где письменные принадлежности не могли бы появиться ни при каких обстоятельствах. Адрес, нужно записать адрес. Но чем?
   - Мама, у меня заканчивается батарея.
   - Да, да, милая, я сейчас, - Огурцова, глотая слезы, обшаривала кухню. Она выдернула ящички из стола и высыпала на пол вилки, ножи и ложки. Она шарила свободной рукой по полочкам, переворачивая банки, склянки и посуду. В кухне стоял невообразимый грохот.
   - Мама, быстрее, - услышала она отчаянно молящий голос дочери. Она замерла среди хаоса, царящего на кухне, ее душили слезы, она ничего не могла сделать, ничего. Сколько долгих дней и страшных мучительных ночей ждала она этого мгновения, когда ее ребенок, невзирая на весь кошмар их взаимоотношений, вдруг обратится к ней, именно к ней с просьбой о помощи. И вот теперь она бессильна помочь. Такое могло произойти только с ней. Так и должно было быть. Видимо, чаша мучений и страданий не была выпита до дна, и в ней оставались еще несколько смертельных глотков, теперь настал тот самый момент.
   Нет, она не сможет запомнить адрес. Проклятая память. Это будет самое ужасное, если Света назовет этот адрес и будет ждать попощи, но помощь эта никогда не прийдет и все из-за дурацкой памяти, дырявой как решето.
   Огурцова в бессильной злобе грохнула об пол банку с мукой и замерла, пораженная пришедшей ей в голову простой, но гениальной мыслью.
   - Говори, дочка, говори, - торопливо шептала она, записывая за Светой адрес, водя пальцем по заснеженному мукой полу.
   - Что случилось, Света? - поборов волнение, спросила она, когда адрес был записан и дважды проверен.
   - Тут такое, приезжай.
   Огурцовой показалось, что Света плачет.
   - Да, да.
   Телефон Светы отключился. Огурцова некоторое время продолжала бессмысленно кричать в трубку: "Алло, Света, алло, Света!" Наконец до нее дошло, что связь прервалась, что любое резкое движение сможет уничтожить написанные на муке цифры и слова.
   Карандаш она нашла в своей сумочке, удивляясь, почему не додумалась до этого раньше. Прибежав в кухню, Галина старательно переписала адрес на листок бумаги и вдруг... чихнула, подняв вокруг себя облако взметнувшейся вверх муки. "Наваждение," - медькнула мысль. От написанного на полу адресса не осталось и следа. Торопливо одеваясь, она то и дело поглядывала на висящие на стене часы.
   Уже перед самым уходом она вспомнила о Пете. Она так явственно ощутила его ладонь у себя на плече, что, обеспокоенная, коснулась рукой этого места. Да, Петя бы ей помог, если бы был в этот момент рядом. Он как мужчина встал бы на защиту слабых. Вдвоем они смогли бы победить любое зло, которое только существует на этой земле. Петя ушел, оставив ей самой право разбираться со своими проблемами. Это и есть именно ее проблема. Это касается ее семьи, а Петя - это так, флирт, мотылек-однодневка. Мужчины все сволочи! Все они одинаковые! Но несмотря на свои негативные мысли, направленные против всех особей противоположного пола, она все же оставила записку. Записка была именно для него. Не уверенная ни в чем, подозревая, что скорее всего не увидит больше никогда в своей жизни этого молодого человека, Галина написала: "Петя, подожди меня, пожалуйста, я скоро буду." Подписалась "Галя", а потом неуверенными, дрожащими буквами добавила "люблю", и сама испугавшись этого слова, отвернулась и бросилась к входной двери. Затем вернулась, и взяв записку с собой, выскочила на лестничную клетку.
   Не дождавшись, пока ленивый равнодушный лифт соизволит приползти на восьмой этаж, она опрометью бросилась вниз по лестнице. Совсем как сутки назад. Точно так же по этим избитым серым ступеням она летела вверх, подталкиваемая нестерпимым желанием и чувством приближающегося счастья. Точно так же стремительно и самозабвенно спешила она, теперь вниз, и с каждым новым лестничным пролетом в ее душе растворялась возникшая было вчера привязанность к Пете и все больше и больше нарастала тревога и страх потери более близкого человека, ближе которого у нее не осталось никого.
   В щели между входной дверью в квартиру Огурцовой и косяком остался сложенный вчетверо белый листок бумаги с незамысловатым посланием.
   ***
   Егор еще не понял до конца, с кем на сей раз свела его судьба, и чего можно ждать от этой встречи. Человек за рулем и долговязый парень по имени Тасс не были похожи ни на бандитов, ни на представителей силовых структур. Лица как лица, внешность скорее заурядная. Встречеясь с такими людьми, как правило, быстро забываешь их имена и не узнаешь после, случайно столкнувшись на улице. Тот что за рулем, при всей свое простоте все же излучал скрытую энергию. Взгляд его был липким, неприятным. Даже когда он улыбался, обнажая безупречные белые зубы, глаза его жили своей, отстраненной от всего тела жизнью. Как оптические датчики фиксировалим они все происходящее вокруг и посылали быстрые сигналы в мозг для дальнейшей мгновенной обработки.
   Егор не чувствовал страха. Слишком много довелось ему пережить за сегодняшний день, поэтому он воспринимал действительность как-то отрешенно. Чувства его притупились или затаились где-то внутри, спрятавшись за почки или печень.
   - Куда мы теперь? - спокойно спросил он.
   - Ты ведь в банк шел? - вопросом на вопрос ответил Скрипкин.
   - Ну да.
   - Чтобы ограбить? - усмехаясь, поинтересовался Скрипкин, переглянувшись с Тассом.
   Тасс не понял этого взгляда.
   - Нет, Егор банки не грабит, - сказал он и затем продолжил, - Егор вообще приличный человек. Он, как это говорится, из хорошей семьи. В учебе правда не
   очень преуспел, но и отстающим его назвать нельзя. В милицию приводов не имеет.
   - Значит такой ты, Егор, положительный со всех сторон? - спросил Скрипкин, покосившись на сидящего в задумчивости парня.
   - Зачем я вам нужен? - отозвался Егор, продолжая смотреть на дорогу.
   - Татуировку зачем сделал?
   - Не знаю, - Егор погладил плечо и в упор посмотрел на Скрипкина.
   - Вот это взгляд! - усмехнулся Скрипкин. - У меня даже сердце кольнуло что-то. Эй, Тасс, что там дальше?
   - Так вот, - словно обрадовавшись наконец предоставленному ему слову,
   Тасс торопливо выкладывал все, что удалось узнать. - Не знаю, положительный
   он или отрицательный, а только везучий, чертяка, это точно. И хотя фамилия его
   Обломов, что по идее является прямой противоположностью везения, но совсем недавно он стал чертовски богат. Один из предков по отцовской линии когда-то очень давно мотанул за кордон со своей семьей и обосновался в Голландии, сколотил там приличное состояние, и вот, Егор Обломов стал единственным наследником, получившим огромадную сумму и теперь, так как он лицо, без сомнения, совершеннолетнее, имеет полное право распоряжаться этими деньгами как заблагорассудится. Я тут выписал на листок все значительные покупки, которые совершил Егор за последние полгода.
   - Интересно, интересно, - пробормотал Скрипкин.
   - И ничего интересного, - вздохнул Тасс, - очень короткий список. Всего-то две машины и еще была поездка в Париж.
   - Экономишь? - ласково спросил Скрипкин.
   Егор в ответ промолчал. Вместо него заговорил Тасс:
   - Видимо, экономит. Денежки пылятся в банке, обрастая процентами, а Егор как-то особенно не спешит разнообразить свою жизнь.
   - Про дачу забыл, - вдруг сказал Егор.
   - Что, и дачу купил? - спросил Скрипкин. - Для стариков?
   - Вот это собственно и все, что удалось узнать. Я опустил все не имеющие к делу отношения детали. Но по-моему, именно Егор - это ложный след.
   - Зачем татуировку сделал? - серьезно спросил Скрипкин.
   - Захотел и сделал, - с вызовом ответил Егор.
   - Значит, деньги тебя не интересуют. А может ты романтик? Мечтаешь о чем-то красивом. Может ты поэт?
   - Нет, не поэт, - вставил свое слово Тасс.
   - И грабить тебе никого не надо. У тебя ведь все есть.
   Егор отвернулся.
   - Чего ты нервный такой? Радоваться надо!
   - А я и радуюсь, разве не видно, как я счастлив, - раздраженно проворчал Егор.
   - Это не он, точно, - высказал свое мнение Тасс.
   - Но татуировка... - с сомнением прошептал Скрипкин. Ему не давала покоя мысль о неслучайности двух этих событий. Ребята, что грабили клуб, имели точно такие же татуировки. Слишком это выглядело надуманным. Был бы это любой другой рисунок, лев например, дракон, паук, тогда можно было бы массу простых доводов, объясняющих это совпадение. Скрипкин не мог поверить, что нормальному человеку могло прийти в голову просто так, ради забавы испоганить свое плечо таким безобразием. Нет, не тяга к прекрасному движет подобными людьми. Выходит, Егор просто хотел выпендриться. Желание быть не таким как все толкает людей и на более глупые поступки. В своем желании выделиться из общей массы он не одинок, хотя в человеке заложена и обратная тяга. Человечество не погибнет, пока не истребится это желание походить на кого-то, пусть даже каждый при этом преследует одну, известную только ему самому цель. Что греха таить, молодой когда-то Скрипкин сам тянулся к идолам и авторитетам, полагая что внешнее сходство непременно сделает похожим и разум, и чувства. Может быть этот путь к совершенству не стоит ругать. Так уж устроен человек. Но этот рисунок... Егор вроде не похож на идиота.
   Тут только до Скрипкина стал доходить прятавшийся все это время смысл, заложенный в глупом знаке вопроса с заостренным кончиком. Скрипкин рассмеялся. Ему стало весело. Как все просто. Да нет, гениально! Чтож, только ради того, чтобы в голове родилась подобная мысль, стоило потратить все утро на поиск обладателя татуировки. Конечно же Егор ни при чем. Стечение обстоятельств, только и всего. Этот бедняга и не подозревает, что стал жертвой цепкого и расчетливого ума. Чтож, придумать такое может только настоящий гений. Скрипкин почувствовал удовлетворение. Неужели он наконец встретил достойного противника, с которым прийдется вступить в борьбу, используя все свои навыки и, возможно, скрытые резервы. Татуировка, потом граната, что дальше? Единственное, чего пока не мог понять он, чей же пытливый ум смог придумать все это. Грызлов? Болдин? Грабители? Кто-то еще, о существовании которого никто не догадывается?
   Татуировка сделала свое дело. Ведь и он сам купился, проглотил эту наживку.
   - У тебя друзей много? - спросил он Егора.
   - Есть немного, - со вздохом ответил Егор, и сердце его защемило от тоски. Где-то сейчас его друг и родители, что с ними?
   - Слышишь, Тасс, - весело говорил Скрипкин. - Мне в голову мысль одна пришла. Обхохочешься. Ты знаешь, это все специально было спланировано. Понимаешь, это должно было произойти!
   Тасс ничего не понимал.
   - Мы ведь с Егором познакомились совсем не случайно.
   - Что в этом смешного? - не понял Тасс.
   - Вот это и смешно. Татуировка тут совсем не при чем. Понимаешь, мы купились на такую приманку. Мы шли по следу, который проложили специально для нас.
   - Кто проложил?
   - Этого я пока не знаю. Но одно я знаю точно. Ты не поверишь! Никакой татуирокви нет и не было.
   Егор с удивлением смотрел на сидящего за рулем. Он не понимал ничего. Татуировка была, не была. Какое отношение это имеет к нему?
   - Ты думаешь, это было сделано специально чтобы запутать всех? - до Тасса наконец дошло, и он вдруг рассмеялся. - Забавно.
   - Ничего не скажешь, придумали просто и гениально. И главное в протоколах, в протоколах никаких однозначных четких деталей в отношении внешности грабителей, кроме одной...
   - Татуировка, - подытожил Тасс.
   - Именно, - кивнул Скрипкин.
   Егор по-прежнему ничего не понимал. Он полагал, что лучшее, что он может сделать в сложившейся ситуации, это молчать и постараться как можно скорее выбраться из этой машины, чтобы заняться наконец поиском необходимой ему суммы. Какой? Он и сам не знал, но предполагал, что она должно быть очень велика. Денег ему было не жаль, лишь бы с его другом и родителями ничего не случилось. Люди, сидящие с ним в машине, веселились, произнося понятные только им фразы, и в этом веселье Егору хотелось видеть добрый знак. Во-первых, скорее всего бить его не будут, во-вторых, даже узнав что он богат, они не особенно интересовались подробностями, и в-третьих, его скорее всего скоро отпустят. О том, что эти люди приняли его за другого, он даже и не думал. Они знали его имя, некоторые факты из его жизни, а значит, он не случайно попал в салон этой машины. Наверняка все произошедшие сегодня события - и похищение Келдыша, и похищение его родителей, и эта встреча - связаны между собой, и связаны они еще и с двумя событиями: с тем, что он получил наследство, и с той сумкой, которую им с Келдышем засунули в машину той ночью, и все это вместе, без сомнения, было связано с татуировкой. Кошмар какой-то!
   - Мне нужно в банк, - твердо сказал Егор.
   Улыбка сползла с лица Скрипкина. Он готов был уже отпустить беднягу, готов был даже извиниться за причиненное беспокойство, но его тревожила одна догадка, и эта догадка, как ему казалось, объясняла нервозность и волнение, которыми было пропитано все существо этого парня. Скрипкин был уверен, что и Грызлов с Болдиным, если конечно ограбление клуба - не их рук дело, должны были непременно встретиться с Егором, купившись как и он, Скрипкин, на хитроумную уловку грабителей, на дурацкую татуировку. Он непременно должен удостовериться в правоте собственного предположения, чтобы верно расставить акценты в дальнейшем расследовании.
   - Как спал сегодня, Егор? - участливо спросил он.
   - Спал, - равнодушно ответил Егор.
   - Кошмары не мучали? Сейчас такая жизнь, что кошмары приходят не только ночью, во сне, но и наяву случаются. Я могу тебе рассказать о двух кошмарах, а ты мне честно скажешь, не было у тебя ничего такого, идет?
   Егор промолчал, тупо уставившись в окно.
   - Первый кошмар лет около сорока пяти или пятидесяти. Брюнет, со слабой сединой на висках, знаешь, такая проседь. Это придает мужчинам особенный шарм. Поживший и умудренный опытом субъект, не утративший еще привлекательности. Такие мужчины нравятся девчонкам, настоящий папа. Про эдипов комплекс слыхал когда-нибудь? Вот-вот. Но у этого кошмара лицо не очень симпатичное, большой нос, тонкие губы, острый, чуть сдвинутый на бок подбородок. Одевается очень хорошо, элегантно и дорого. И еще запах, дорогой лосьон, ты должен был запомнить этот запах. Кошмар этот не ходит один, сам по себе, его как правило могут сопровождать разного рода кошмарики с тупыми лицами и громадными куличищами.
   От слов Скрипкина Егор вспотел. Он сразу же понял, о ком речь, и с большим трудом ему удавалось сохранять равнодушние. Между тем, он заметил, что скорость у машины постепенно нарастала. Это заметил и Тасс, который с детства боялся быстрой езды. Он не прерывал Скрипкина, и только плотнее вжимался в кресло, напряженно вспоминая, какую именно позу необходимо принять сидящему на заднем сидении авто пассажиру, чтобы в случае аварии избежать серьезных травм. К сожалению, кроме советов стюардесс, рекомендующих пристегнуть ремень и наклонить голову к коленям, он ничего вспомнить не мог. Отсутствие ремня безопасности сбивало его с толку, и поэтому он не был уверен даже в этом простом способе защиты при аварийной посадке самолета.
   Егор не боялся больших скоростей, и больше его беспокоило то, о чем спокойно говорил Скрипкин. Но все же он заметил, что внезапное увеличение скорости спровоцировано совсем не звучащим монологом. Рядом с их машиной, бок о бок, несся черный "джип", и Егор видел в окне "джипа" ухмыляющуюся круглую рожу. Тела видно не было, и поэтому казалось, что в "джипе" рядом с водителем сидит колобок. Первой пришла в голову мысль, что за ним все-таки следили. Главное, чтобы они, его преследователи, не подумали, будто бы он обратился за помощью в милицию и не сделали ничего плохого его близким.
   Скрипкин, казалось, не имел никакого отношения к этой гонке. Он продолжал спокойно говорить, все сильнее вдавливая педаль газа.
   - Эти дневные кошмары всегда приходят неожиданно и начинают требовать немыслимые вещи. Они даже могут применять силу. Ударить, например, раз или несколько раз. Эти кошмары очень сильные и наглые. И им всем что-нибудь от тебя нужно. Ты не знаешь, зачем они пришли. Они говорят страшные вещи, никак не связанные с твоей жизнью слова. Требуют, требуют, требуют. А ты никак не можешь проснуться. Знаешь, почему? Потому что кошмары, которые приходят к тебе днем никак не связаны со сном. Ну как, припоминаешь?
   Егор не ответил. Он ничего не мог ответить, потому что не был уверен, что слышал и понял то, что ему говорил Скрипкин. Егор был не на шутку напуган происходящим на его глазах состязанием. Спокойно разглагольствующий Скрипкин уже несколько раз вырывался на перекресток, невзирая на красный свет светофора. "Джип" хоть и не отставал, все же не мог пока обогнать их машину. Вдруг, вклинившись в поток, словно лыжник на горном спуске, и "джип", и "субару" Скрипкина, увлеченные безумной гонкой, петляли между движущимися по своим делам машинами, как в слаломе, стараясь не зацепить ни одну из них, набирая очки.
   Тасс сидел, зажмурившись, уперев руки в двери машины, он умудрялся удерживать свое тело в вертикальном положении, каким бы резким ни был маневр Скрипкина.
   - Это очень плохие кошмары. Они могут причинить настоящий вред, - невозмутимо убеждал Егора Скрипкин. - Главное, одному тебе не справиться. Надо обратиться к специалисту. Непременно к специалисту. Я не хочу сказать, что я и есть тот человек, что тебе нужен, но можешь рассказать мне. Тебе ведь приходилось сталкиваться с ними?
   Егор молчал.
   Две машины, свернув с проезжей части, словно два взбешенных зверя, неслись по аллее парка, стараясь не уступать друг другу в скорости. Двигатели, прячущиеся под капотами, протяжно выли. Покинув аллею, они врезались во встречный поток. Игра в слалом на полосе одностороннего движения, когда препятствия несутся на тебя, мигая фарами и сигналя без остановки, кажется, способна вывести из равновесия любого человека, каким бы храбрым он ни был. То ли Скрипкин не был человеком, то ли он не обладал той храбростью, которую способна пошатнуть подобная гонка, но только его монотонный голос продолжал бубнить все тот же текст про кошмары.
   Возле моста "джип" отстал, столкнувшись с несчастным "жигуленком". Скрипкин съехал с односторонней трассы и оказался в лабиринте переулков и дворов, узких проездов и подворотен. Он заметно сбавил скорость. "Джип" исчез из виду.
   Почувствовав, что скорость спала, Тасс наконец раскрыл глаза и только теперь ощутил, что все его лицо мокро от слез.
   Но так просто эта гонка закончиться не могла. Это чувствовал даже Егор, который все это время пребывал в прострации, растеряв по пути все свои мысли и тревоги. В нем жил только животный страх.
   Выезжая из одного из бесчисленных переулков, машина Скрипкина чуть не врезалась в стоящий посреди дороги черный "джип". После столкновения его крыло и фара были искорежены, придавая машине пиратский вид. Стоящие у машины люди не были похожи на флибустьеров, а бейсбольные биты, которые они держали в руках, красноречиво подчеркивали серьезность их намерений.
   Скрипкин остановил машину. Он не сводил взгляда с "джипа" и стоящих вокруг него людей.
   - Ну что, Егор, как насчет кошмаров? - спокойно спросил он и достал из-под сиденья пистолет.
   - Можно, я выйду? - почти жалобно спросил Егор.
   - Можно, - разрешил Скрипкин, приспосабливая к дулу пистолета глушитель. - Только ты ведь в банк хотел, я тебя довезу. Я сейчас.
   Не выключая двигателя, он спокойно вышел из машины. Пистолет он держал в левой руке, чуть за спиной. Увидев, кто вышел для разговора, люди с битами переглянулись, и по их каменным лицам пробежала тень усмешки. Трое против одного. Звучит, как ставка в пари. Скорее всего они уже прикидывали, за сколько им удасться сбыть "субару", если сделать это сегодня.
   - Вы чего, ребята? - с улыбкой спросил Скрипкин, подходя к троице.
   - Сейчас узнаешь, конь педальный, - ответил один из них.
   - Вы хотите поговорить или разобраться со мной? - уточнил Скрипкин.
   - Мы тебя, потрох ты, научим жизни.
   - Вижу, вы это умеете. А может поговорим?
   - Нет, дурик, говорить ты скоро разучишься, это я тебе обещаю.
   Один из троих шагнул к спокойно стоящему Скрипкину и замахнулся битой. Скрипкин, не меняя положения тела, прямо с бедра, как это делают герои вестернов, выстрелил три раза, затем еще два - по колесам.
   Егор и Тасс, сидящие в машине Скрипкина, выстрелов не слышали, они увидели, как трое здоровенных мужиков повалились на землю. Затем тишину улицы разорвал слитый воедино вопль, вырвавшийся из трех глоток.
   Скрипкин возвращался к своей машине. Стоящий за его спиной "джип", как и его пассажиры, не спеша, оседал на одну сторону, раненный в обе шины. Скрипкин сел в машину, развернулся очень осторожно и аккуратно.
   - Так в какой банк то хотел попасть? - спросил он Егора.
   - Мне бы к метро, - пролепетал тот.
   - И мне, - подключился Тасс.
   Скрипкин оглянулся.
   - Ты что, мы же не договорили.
   - Это я так, - Тасс попытался улыбнуться, но губы его были сжаты намертво.
   - А может к банку? - снова спросил Скрипкин.
   - К метро, - твердо сказал Егор.
   ***
   У Алены никогда еще не было друзей. Приятели и знакомые, крутившиеся вокруг нее, как мухи, были надоедливыми и равнодушными. Они то возникали, то исчезали, бледные гнусные призраки, вечно торопящиеся, спешащие по своим делам. Алена отмахивалась от них, изворачивалась, но не в силах оградить себя от их наглого бесцеремонного вторжения в свою жизнь, все-таки покорялась, шла за ними, называла их друзьями и не забивала себе голову глупыми мыслями о своем пустом и никчемном существовании. Их было много, они были такие разные, с одними было скучно, с другими весело, с третьими вообще ничего не было. С какой радостью поменяла бы она весь этот вертящийся вокруг нее многоликий хоровод всего лишь на одного человека, того самого, рядом с которым не нужно притворяться, можно просто молчать долго-долго, которому можно верить и довериться. У каждого человека свои представления о том, что такое дружба, и какими должны быть друзья. Алена знала ребят, которые завидовали ее обширным знакомствам, полагая, что она живет настоящей жизнью, полной страстей и эмоций. Она знала, что были и те, кто ее ненавидел за ее легкость, доступность, умение свободно контактировать, и главное, притягивать к себе мужчин. Пусть жизнь ее, мелькнувшая подобно молнии перед глазами, и была такой, какой она виделась окружающим доброжелателям и злопыхателям. Пусть она, покорившись судьбе, воспринимающая все происходящее как некое данное ей свыше испытание, не мечтала уже ни о чем другом, жила, пыталась наслаждаться всем этим, но в самых потаенных, далеких уголках ее открытой веселой души притаились мечты и мысли о другой жизни. Обычно это происходило глубокой ночью, лежа в свое постели, Алена отстранялась вдруг от всего, что ее окружало, обращалась своими мыслями и чувствами к той, другой Алене, чьи мысли и чувства были спрятаны (Алена говорит, похоронены) и вместе с тоской и горячими слезами они выплескивались наружу. Ей хотелось, чтобы в ее жизни все было не так. Но определить точно, какой должна быть ее жизнь, она не могла. Поэтому плакала, жалела себя, сокрушалась над своей судьбой и ждала, ждала, ждала. Чудо произошло. В ее жизни что-то поменялось. Изменения эти были робкие и такие неявные. На первый взгляд все вроде бы как обычно: те же лица, знакомые, как мухи, зависть и безрассудство, но над всем этим таким привычным укладом нависло уже легкое облачко, которое прямо на глазах стало расти и расти, постепенно превращаясь в тяжелую грозовую тучу. И это произошло, все вдруг переменилось. За одну ночь Алена переродилась. Сама еще не веря в то, что это происходит с ней, она пыталась сопротивляться. Но новая жизнь бесцеремонно лезла ей в душу, чтобы возродить из пепла ту, другую Алену, Алену ночной тоски, Алену горьких слез, чтобы возродить и, подарив крылья, выпустить на волю, в новую жизнь, в новый полет.
   И вот она, обновленная, выспавшаяся, посветлевшая, опьяненная свежим чистым лесным воздухом, стояла среди сада, возле смешного нелепого колодца, улыбалась сама себе, солнцу и воде в белой эмалированной миске, в которой она мыла сочную крупную черешню. Рядом стояла Света, тихая, красивая девушка, где-то в доме были Крис и Игорь, и всем им Алена улыбалась с особой теплотой, с особенным возрожденным чувством, желанием верить и довериться, дарить тепло и получать его обратно.
   - Давай еще, - предложила Света.
   Алена не сразу поняла, о чем речь. Ее так захватило это открытие себя.
   Она еще до конца не изучила себя новую, и пока лишь наслаждалась первыми эмоциями. Здравствуй, новая жизнь!
   Алена, придерживая ладонью черешню, аккуратно слила воду из миски и, словно завороженная, следила, как Света из ведра наливает в миску новую порцию воды.
   - Это, как сказка. Настоящая сказка. Я еще не могу до конца поверить в это. Мне так хорошо, так спокойно! - бормотала Алена.
   Света ничего не отвечала, она лишь с улыбкой смотрела на свою компаньонку, только теперь заметив, что лицо Алены действительно изменилось, потеплело, подобрело.
   - Я чувствую себя маленькой девочкой, которую впервые в жизни привезли к морю. Ты помнишь, что ты чувствовала, когда в первый раз увидела море? Большое, синее, блестящие на солнце волны. Оно такое же как небо, но более живое. Оно дышит. Красиво и страшно. По нему хочется бежать куда-то вдаль, к белеющему катерку, а может быть даже еще дальше, прямо за горизонт. - Алена перевела дух. - Здесь нет моря, но чувства у меня точно такие же. Красиво и страшно. Хочется бежать далеко-далеко. Главное не оглядываться назад.
   - Алена, ты случайно стихи не пишешь? - спросила Света, с любопытством разглядывая девушку, стоящую рядом с ней. Всего сутки назад Алена была другой, дерзкой, нервной.
   - Какие стихи. О чем ты говоришь? Мне бы слово аккордион без ошибок написать, - засмеялись Алена. - Здесь так хорошо, - вздохнула она и зажмурилась, - и нет ничего кругом, только эта красота и спокойствие.
   - Да, здесь хорошо, - согласилась Света.
   Она не стала делиться с Аленой своими страхами и опасениями. Ей казалось, что после того, что они совершили позавчера, на всей земле не останется уголка, где бы они смогли чувствовать себя в безопасности. Даже если Алена свихнулась, в этом ничего плохого не было, если сдвиг по фазе произошел в сторону восхищения прекрасным.
   - А что у вас с Крисом? - неожиданно Алена переключилась на более земную тему. - Вы спали вместе сегодня ночью. Не отпирайся, я знаю, видела.
   - Мы просто спали, и все, - быстро сказала Света. Она взяла миску из рук Алены и, слив воду на грядку с петрушкой и укропом, сказала, оправдываясь. - Ничего такого не было, мы просто спали. Я так переживала из-за того, что произошло, что не могла заснуть. А потом... - она на миг замолкла, - уснула...
   - Конечно, конечно, просто спали, - Алена невзначай узнала в себе ту прежнюю Алену, и ей стало неприятно. Что поделать, мы все в клещах у прошлого, даже после полной потери памяти некоторые рефлексы восстанавливаются сами собой. Быть стервой - это всего лишь рефлекс, с ним бороться придется долго, результат этой борьбы никому не известен. - У тебя есть парень? - смягчившись, спросила Алена. - Точнее, у тебя был парень раньше?
   - Я встречалась с двумя, - смутившись, пробормотала Света. Она протянула миску с черешней Алене. - Угощайся.
   - Угу, спасибо, - Алена взяла целую пригошню. - И что, это все? У меня было два парня, и все? Никаких подробностей?
   - Мне неприятно об этом говорить. Я встречалась с ними, когда мне было очень плохо. Они были рядом со мной и, наверное, помогли мне кое-что понять в этой жизни. Но это все неинтересно. Страшно, мерзко, и неитересно.
   - Понимаю, ненавистное прошлое. - Алена кивнула. - А Крис?
   - Крис - это совсем другое. С ним все не так. Не так, как с теми.
   - А скажи, ты что, с двумя парнями одновременно встречалась?
   - Мне неприятно об этом говорить. Давай не будем.
   - Любовь a trois. Света, Света, ты ведь совсем другая. Ты ведь не тихая скромная девочка.
   - Знаешь, Алена, иногда разговаривать с тобой невыносимо. Я боюсь тебя.
   Ты словно хочешь обвинить всех вокруг в своих неудачах или удостовериться, что в своих ошибках ты не одинока, и что другие ошибаются еще круче тебя.
   - И все-таки, Крис. Как там наш сладенький, сильненький, красивенький, умненький Крис, - Алена пропустила мимо ушей реплику Светы, хотя смысл сказанных слов неприятно кольнул сердце.
   - Он хороший. Мне с ним спокойно, - тихо ответила Света.
   - И мне, - грустно добавила Алена. - Не сердись на меня, пожалуйста, Света. Уж очень долго я жила в вонючей яме. Я исправлюсь, вот увидишь. Я стану пушистым котенком. - Алена замурлыкала.
   - Не надо, - смеясь, сказала Света, - оставайся такая, как ты есть.
   Они помолчали, думая каждая о своем. Черешня была сочная и сладкая, она пахла летом и детством, и совсем не располагала к выяснению отношений.
   - Алена, а как ты думаешь, что теперь с нами будет? - спросила Света, внимательно следя за порхающей возле колодца капустницей.
   - Не знаю. Мне все равно. Главное то, что что-то происходит. Это жутко интересно, хоть мне и не по себе. Вы со мной, никто еще не был так близко рядом со мной. Я не имею в виду расстояние, ты понимаешь. Мне кажется, я только-только начинаю жить по-настоящему. И еще я верю тебе, Игорю и Крису. Мы что-нибудь придумаем все вместе, вот увидишь.
   - Крис вчера сказал, что он нас вытащит. У него все продумано.
   - Я ему верю.
   - Почему?
   - Потому что ему нельзя не верить, - Алена засмеялась. - Странно что я это говорю тебе. Ты ведь спала рядом с ним.
   - Я тоже ему верю.
   - Игорь проснулся, - сказала Алена каким-то другим голосом, голосом своего прошлого.
   Игорь выглянул в окно веранды. Заметив стоящих у колодца девчонок, он некоторое время их разглядывал.
   - Как спалось? - крикнула ему Алена.
   Не ответив, Игорь ушел вглубь дома.
   - По-моему, он что-то затевает, - прошептала Алена.
   - Крис уехал в город, - тихо сказала Света.
   Не сговариваясь, они посмотрели в глаза друг другу и увидели там то, что искали: беспокойство. Света поставила миску с черешней на край колодца и побежала к дому. Алена, не говоря ни слова, поторопилась за своей компаньонкой.
   Игорь не спал всю ночь. Он давно уже все решил для себя. Он теперь знал, что ему нужно делать. Перед рассветом он неожиданно крепко уснул. Провалился в черную яму без сновидений и чувств и проснулся лишь когда солнце сияло над лесом.
   Его очень беспокоило присутствие Криса на даче. Этот гад имел силу и влияние на девчонок, он мог помешать. Игорь был настроен решительно. Если прийдется, он применит силу или даже убьет. Сейчас он способен на все. Впервые в жизни перспективы его будушего стали четкими и ясными, и никто на свете не способен противостоять его движению вперед. Слова - это только слова. Игорь убедился в этом во время их ночной ссоры. Надо действовать, говорить будем потом.
   Он спустился в комнату, где спали Крис и Света. В его руке было оружие, в оружии были патроны. "Все получится," - убеждал он себя. Но в комнате никого не было. Диван со скомканным пледом, казалось, насмехался над его решимостью исполнить задуманное. Игорь услышал смех у колодца. Значит, девчонки во дворе.
   Он быстро обошел весь дом в поисках Криса. По дороге он автоматически, не думая ни о чем, собрал все оружие и так же, словно в беспамятстве, подхватил сумку, полную денег. Выйдя на веранду и увидев мирную картину дышащих утром стола, стульев, чистых блестящих тарелок и чашек, расставленных по цветной клетчатой скатерти, он вдруг очнулся. Удивляясь и пугаясь одновременно, он рассматривал свою добычу, которую держал в руках. В левой - сумка, в правой - оружие. Он даже не мог вспомнить, когда и где подобрал это все. Но теперь это не важно. Криса нет, и это уже хорошо. Он не тронет ни Алену, ни Свету, он просто уйдет. Пусть этот псих Крис на них проводит свои дурацкие психологические эксперименты. Игорь был рожден совсем для других дел.
   Бросив сумку с деньгами на стол и сложив рядом горкой четыре пистолета, Игорь с удивлением обнаружил, что совсем не одет. Надо идти наверх одеваться. Но прежде чем уйти, он выглянул в окно. Вот они - подопытные кролики Криса. Воркуют друг с дружкой. Наверное болтают о своем великом боге. С меня хватит! Девушки одновременно посмотрели в его сторону. Игорь молчал, в душе он испытывал слабые такие угрызения совести, но лучшее, что он мог сделать для девушек, решил он, это оставить их с их глупыми надеждами и уйти. Он быстро побежал вверх по ступеням.
   Когда он вернулся, на веранде его ждал неприятный сюрприз. Обе девушки стояли у стола и завороженно смотрели на сумку и оружие. Они не слышали, как спустился по лестнице Игорь, как приблизился к ним.
   - Гав! - крикнул он над самым ухом Светы.
   Девчонки завизжали и отскочили от стола.
   Усмехаясь и не обращая внимания на перепуганных Свету и Алену, он еще раз убедился, что взял именно ту сумку, именно с тем содержимым. Застегнув молнию на сумке, он легко набросил ее на плечо, хотел взять оружие и на миг замер. Он не мог припомнить, сколько он оставил на столе пистолетов - три или четыре. Три или четыре? Три или..?
   - Потерял что-то, - услышал он за спиной насмешливый голос Алены.
   Очень медленно Игорь повернул голову. В руках Алены дрожал направленный ему в спину пистолет.
   - Куда-то собрался? - продолжала язвить Алена. - С такими деньгами и без сопровождения?
   - Отдай, - спокойно попросил Игорь.
   - А зачем тебе столько оружия? Ты что, научился стрелять, используя сразу четыре конечности? - Алена озорно глянула на Свету. Но похоже, поддержки с этой стороны ждать не приходится. Бледная Света стояла возле самого выхода из веранды, готовая в любой момент дать деру.
   - Ах, я забыла, ты же у нас творец. Может расскажешь наконец, что должен чувствовать музыкант, когда он пишет песню. А после обязательно расскажи, что он чувствует, когда грабит клуб, и особенно интересно мне и Свете узнать, что ты чувствуешь, когда предаешь друзей?
   - Я никого не предаю, - так же спокойно сказал Игорь, он совсем не испытывал страха. Он был уверен, что Алена не выстрелит. Как бы сильно она ни презирала его в эту минуту, она не сможет нажать на спусковой крючок. А он сможет. Игорь смотрел через окно в сад. Взгляд его был прикова к блестящей белой миске, стояшей у колодца. Отчего-то от этой картины веяло несказанным романтизмом, живой поэзией.
   - Ты что, нас бросаешь? - Света наконец нашла в себе силы хоть что-нибудь сказать.
   - Не видишь, что ли? - зло ответила ей Алена. - Конечно, бросает. И денежки с собой берет. Эй ты, не слишком ли много денег для одной творческой личности?
   - Как вы мне все надоели, - качая головой, усмехнулся Игорь.
   - Надо же, а мы думали, что мы все вместе, одна команда, - быстро говорила Алена. - И давно мы тебе надоели?
   - Вы хорошие ребята, вы не пропадете, - с тоской в голосе произнес Игорь.
   - Игорь, давай подождем Криса. Он прийдет, мы сядем и все спокойно обсудим, - предложила Света.
   - Хватит! - вдруг закричал Игорь. - Хватит! Я сыт уже вашим Крисом! Я сыт его гениальными идеями! Я сыт его обещаниями! Он манипулирует всеми нами! Я не хочу этого! Я человек! Я музыкант! Я...Я!
   Он замолчал, с трудом сдерживая рвущееся наружу негодование. Тяжело дыша, он не в силах был произнести больше ни слова.
   - Как заговорил, - испуганная его криком Алена пыталась говорить спокойно, но голос ее дрожал. - Завидуешь? Тоже мне гений! А как же насчет предательства? В этом ты черпаешь свое вдохновение?
   Игорь резко развернулся. В руках его был пистолет. Алена вздрогнула, к этому она оказалась не готова. Все что угодно, только не это. Ради паршивой сумки с деньгами она не хотела гибнуть, тем более в такой важный в ее жизни момент. Ее внутреннее перерождение не включало в себя мгновенную смерть. Даже наоборот, сейчас, как никогда прежде, ей хотелось жить. Но Алена не опустила своего оружия. Она была уверена, что Игорь ее просто пугает. Их ведь столько связывает, они ведь как брат и сестра, разве может брат убить свою сестру?
   - Ну как тебе это, а? Погоди, погоди, где-то я уже это видел. Как, Света, ты не подскажешь мне, где я все это видел. Постойте, постойте, припоминаю. Ну конечно же, в машине! Это было в машине. Совсем недавно. Нет, это было очень давно, тогда мы были совсем другие. А так все похоже! У меня в руке пистолет, у тебя в руках пистолет. Мы полны решимости. Мы готовы сделать это. Мы хотим доказать друг другу, что имеем право на собственное мнение, - Игорь задыхался, но продолжал. - Тебе было интересно, какие чувства испытывает музыкант, когда пишет музыку? А я тебе отвечу - вот именно такие. Настоящая смертельная игра. Написать песню все равно, что убить человека. Возбуждение, страх, чистый и ясный ум, цель огромная и открытая, как витающая в воздухе мелодия. Алена, тебе представился уникальный шанс испытать настоящие муки творчества. Ну, как ощущения? Холодно? А может жарко? Страшно, я знаю, как тебе страшно. Ну что же ты медлишь, стреляй! Иди до конца.
   Алена рванулась вверх по лестнице. Игорь выстрелил ей вслед совсем не целясь, а потом он выстрелил в сторону, где стояла Света, но пуля лишь разбила стекло в двери. Игорь увидел через окно, как Света бежит к колодцу. Он выстрелил снова. Пробитая пулей миска с черешней подпрыгнула, разбрызгав вокруг себя капли красных ягод, и со звоном упала в глубь. Света юркнула за колодец. Игоря немного позабавила стрельба, и он удовлетворенно засмеялся.
   Алена, дрожа всем телом, лежала на ступенях. В руках ее был пистолет, но она не решалась пустить его в ход.
   - Эй, Аленушка, где ты? - ласково позвал Игорь, не спеша подходя к лестнице, ведущей на второй этаж, держа пистолет наизготовку. Следов крови видно не было, значит его первый выстрел оказался неудачным. Алене удалось спрятаться за изгибом.
   - Аленушка, не бойся, это я, твой братец Иванушка, - продолжал ласково приговаривать Игорь.
   - Мама, - прошептала Алена, ощущая соленые слезы, скатывающиеся на пересохшие губы.
   Игорь ступил на первую ступеньку. Алена, не имея сил сопротивляться трепещущему в груди страху, вскочила и помчалась наверх. Прогремел выстрел. Алена упала. Широко раскрытыми от ужаса глазами она наблюдала, как из небольшого отверстия на ее лодыжке вытекает кровь.
   Игорь был уверен, что попал. В нем проснулся дикий азарт охотника, который загнал свою дичь и экономит эмоции для последнего смертельного выстрела, чтобы потом испустить победный клич. Он продолжал подъем на второй этаж, туда, где, истекая кровью, лежала раненная Алена, когда услышал отчетливо, как в саду Света громко крикнула: "Крис, наконец-то!"
   Игорь сразу сник, охотник вдруг на миг почувствовал себя загнанным зверем. Теперь любая встреча с Крисом стала смертельно опасной. Он пробежал через библиотеку к окну. Ударом ноги он распахнул створки, брызнувшие разбитыми стеклами, и выскочил в сад с противоположной стороны дома.
   Крис не будет его преследовать, в этом Игорь был уверен. Должен же этот бог-самоучка оказать первую помощь своей любимой овце, если конечно она еще не умерла.
   Крис, а следом и Света вбежали в дом. В руках у Криса был топор.
   - Эй, - донесся слабый голос Алены.
   - Он ушел, - быстро сказал Крис, выйдя из библиотеки. Отбросив в сторону топор, он поспешил вверх по лестнице.
   Света хотела было идти за ним, но остановилась, прислушиваясь. Ей показалось, что она услышала знакомый звук. Это звонил мобильный. Ее мобильный, который ей купила мама. Боже, мама! Мамочка, если бы ты была сейчас рядом! Света снова выбежала в сад.
   Телефон был где-то здесь, она точно помнит, что бросила его сюда. Она шарила по грядкам, засаженным огурцами и помидорами, обдирая руки о колючие кусты. "Мамочка, позвони еще, прошу!" - умоляла она. Но телефон не отзывался.
   - Света, иди сюда, - позвал из дома Крис.
   - Да, да, я сейчас, - шептала Света.
   Наконец ее рука коснулась теплого корпуса телефона. Она раздвинула сплетенные в настоящий клубок кусты огурцов и подобрала с земли телефонную трубку.
   - Я сейчас, сейчас, - шептала она, поднимаясь по ступеням на второй этаж.
   ***
   О проблеме однотипности жилых строений последнего советского поколения можно говорить долго и бесцельно. Никакие доводы о том, что все дома на одно лицо, что туалеты и ванные комнаты похожи скорее на кладовки, что жилая площадь в этих квартирах смехотворно мала, не выдержат натиска аргументов собственника, превозносящих выше всего этого обособленность, отдельность, доступность (эх, прошли уже эти времена) в приобретении и главный аргумент, несомненно: "Мое!" В этих кварталах так называемых новостроек несложно заблудиться, особенно человеку, впервые попавшему сюда. Но Петя легко ориентировался на этой местности. Целых три года прожили они здесь вместе со Шплинтом, делили, так сказать, и кров, и пищу, сносили тяготы тесноты и вынужденного соседства. Здесь магазин, там, на углу, парикмахерская, тут песочница с поломанным бортом, разве можно заблудиться, имея перед глазами такие яркие ориентиры? Жизнь меняется, черт возьми, но ориентиры остаются все те же!
   Петя подошел к нужному ему дому, но не спешил входить в знакомый подъезд. Он выжидал. Выкурив две сигареты, он наконец поднялся с продавленной скамейки, брусья которой изогнулись от времени и под действием осадков, вошел в подъезд, прислушался. Где-то играла музыка, кто-то громко разговаривал по телефону прямо возле входной двери, где-то гудел пылесос или миксер. Дом жил обычной жизнью. Не спеша, Петя начал подъем по лестнице. Больше всего ему хотелось войти в квартиру, увидеть высохшее кровавое пятно там, где лежал убитый Шплинт, и тут же идти обратно к Огурцовой. Ему не давали покоя муки совести, которые нет-нет, да и тревожили, поднимали темную тину в сосуде его души. И ему казалось, что если он убедится, что его бывший друг умер, если он увидит своими глазами любые доказательства, подтверждающие этот факт, то совесть его моментально успокоится, ему станет легче, спокойнее и свободнее дышать.
   Все-таки он его предал, оставил друга на растерзание шакалам. Теперь возврата к прежнему нет, и Петя надеялся, что ему не прийдется с кем-то объясняться, оправдываться, придумывать нелепые отговорки, чтобы его оставили в покое и больше никогда не трогали. Если Шплинт умер, тогда все хорошо. Конечно это грех, но во спасение. Петя искренне считал, что вчера утром он спас не только несчастную запутавшуюся женщину, но и свою душу. Мертвый Шплинт сразу прощал ему все пригрешения.
   У своей квартиры Петя остановился. С дрожью в сердце разглядывал он простреленную дверь и надорванную белую полосу бумаги с печатью. Он бережно оторвал ее от лакированной поверхности и смяв бросил на пол. Воровато оглянувшись, он потянул на себя липкую дверную ручку. Петли жалобно всхлипнули, дверь открылась и Петя быстро шагнул внутрь.
   После его позорного бегства в квартире ничего особенно не изменилось. Если не считать многочисленных выбоин от пуль на стенах, никаких других свидетельств, подтверждающих, что Шплинт и Петя отныне не друзья, не было. Интересно, о чем думал Шплинт, когда сидел тут один с пистолетом в руке? Петя зашел в комнату, где стояла кровать со скомканным бельем. Ничего не изменилось.
   Зачем он пришел сюда? Что это был за дурацкий порыв? Сострадание? Надежда? Верность? Петя уселся на кровать и закурил. Он не мог быть рядом с той женщиной. Не потому, что она его не устраивала или он боялся, что их пугающий стремительностью роман затянется и перерастет в нечто большее, не потому, что он не был уверен в себе и не был готов изменить свою жизнь к лучшему, во всем была виновата ее дочь. Только и всего. Если бы не было дочери, точнее, если бы она была не та, кто она есть, тогда... От путавшихся мыслей у Пети начала болеть голова.
   Он обманывал себя и знал это. Сюда он пришел совсем не для того, чтобы удостовериться, что смерть Шплинта спишет все его пригрешения, он пришел, чтобы найти здесь Шплинта живым и рассказать ему все, что он узнал. Шплинт конечно сначала не поверит. Будет брыкаться, попытается даже убить, но это вначале, а потом... Они скорее всего поедут к Огурцовой чтобы выследить, где сейчас находится ее дочь. Она выведет их к другим членам банды, и тогда Петя и Шплинт сделают то, что от них требовалось. Деньги! Они заберут деньги. Петя с удивлением обнаружил, что ему еще предстоит делать выбор, тот самый выбор, снова выбор, он ничего не решил, не принял ни одну из сторон, он растерян, потерян и не знает, что ему делать дальше. Дочь Огурцовой и Шплинт, ему нужно выбрать, кто для него важнее. Если бы Шплинт был мертв, тогда он просто вернулся к Огурцовой и постарался забыть о своем прошлом и о своих сомнениях. Но если Шплинт жив, тогда еще неизвестно, чем все это может закончиться.
   Из ванной комнаты донесся странный хлюпающий звук, словно кто-то плеснул себе на лицо пригоршню воды. Петя замер, прислушиваясь, но во всей квартире снова царила тишина. Теперь Петя уже не был уверен, слышал ли он что-нибудь вообще. В любом случае надо заглянуть в ванную хотя бы для того, чтобы убедиться, что тот звук - это всего лишь галлюцинация.
   Петя прислушался. В ванной без сомнения кто-то был. Оружия под рукой не было, но это его не остановило. Резко рванув дверь на себя, Петя ввалился в ванную, готовый ко всему. Вот именно, ко всему, но только не к этому.
   Ванная, наполненная бурой водой, из которой торчала голова и плечи Шплинта, показалась Пете неуклюжим белым гробом. Пораженный увиденным он замер, затаив дыхание, не зная, верить ли своим глазам или списать все на приступ сумасшествия.
   Голова Шплинта разлепила глаза и довольно осмысленно покачалась из стороны в сторону.
   - А, это ты, Иуда, - прохрипел Шплинт.
   - Шплинт, - пролепетал Петя.
   - Ошибаешься, - Шплинт скривился то ли от боли, то ли пытаясь улыбнуться, - это сам сатана.
   Из бурой воды, в которой скорчился Шплинт, вдруг показалась рука с пистолетом. Из дула со смешным звуком вылилась небольшая струйка.
   - Дрожи, - прохрипел Шплинт, направляя пистолет в лицо Пети. Он нажал на курок. Боек звонко клацнул, но выстрела не последовало. - Тебе везет, - с досадой прошептал он, - на тебя пули не хватило.
   Он снова опустил руку с пистолетом в воду, на поверхности которой запузырился выходящий из дула воздух. Шплинт закрыл глаза.
   - Ты чего пришел? - тихо спросил он, заворочался в ванной, устраиваясь поудобнее, лицо его исказилось от боли.
   - Шплинт, что с тобой? - спросил Петя. Взгляд его упал на полочку у раковины, на которой ярко-красными пятнами выделялись сгустки плоти. - Это что? - пораженный увиденным, спросил Петя.
   - Зубы, - усмехнулся Шплинт, - мои зубы. Хочешь, подарю? Память на всю жизнь. Ну давай рассказывай, как это, быть предателем? Я, к сожалению, никогда в жизни не имел подобного опыта. Ублажил тетку? Чего ты молчишь? Скажи: как я тебя рад видеть живым, Шплинт. Скажи: прости меня, я больше не буду. Ну, что же ты!
   - Ты же знаешь, я никогда и ни у кого не просил прощения, - раздраженно ответил Петя.
   Шплинт закивал головой. Кряхтя от боли, он потянулся за бутылкой водки, стоящей на полу у ванны.
   - Тебе не предлагаю. Ты, я вижу, и так хорошо выглядишь. И даже пахнешь. А мне больно, Петя, очень больно, - Шплинт сделал большой глоток из бутылки.
   - Кто это были?
   - Хрен их знает, - Шплинт вернул бутылку на место, - но они все знают, все. Про тебя, про меня, про грабителей, про деньги. Они думали, что это мы их прикарманили. Что скажешь?
   Петя пожал плечами. Он вспомнил, что на кухне в жестяной коробке из-под чая есть шприцы и ампулы с обезболивающим. Ему уже не раз приходилось делать уколы себе и Шплинту, когда они еще были друзьями и были вместе. А теперь, теперь они вместе?
   Петя быстро нашел нужную коробку, подготовил шприц, вскрыл ампулу и набрал раствор. Когда он вернулся, Шплинт уже выбрался из ванны. Он стоял мокрый, в бурых потеках, с изуродованным лицом и телом, не решаясь коснуться своего израненного тела полотенцем. Петя вздрогнул, когда увидел, во что превратились ноги его друга.
   - Нравится? - Шплинт заметил в руках у Пети шприц. - Надо же, я об этом и не подумал. Не смотри так, не в кинотеатре. Пальчики что надо. На правой ноге сломан большой палец, на левой два посередине. Это проблема, а мясо нарастет. Давай, ширяй свое зелье. Думаю, что одной ампулы будет мало.
   - Да, да, конечно, - оторвав наконец взгляд от изуродованных конечностей друга, Петя вонзил иглу в мякоть и надавил на поршень.
   Пете приходилось и раньше оказывать первую медицинскую помощь Шплинту, но тогда раны были не столь значительными и обширными.
   - Надо к врачу, - сказал он, зная, что ни к какому врачу Шплинт обращаться не собирается.
   Обработав раны перекисью водорода и смазав где это было возможно йодом, он накладывал повязки, то и дело участливо вглядываясь в лицо друга, стараясь не причинять боль. Примерно через час кропотливой работы Петя смог вздохнуть с облегчением. Забинтованный практически с головы до ног Шплинт выглядел комично, но смеяться над ним никто не собирался. За все это время они не сказали друг другу ни слова. Шплинт пил водку, иногда покряхтывал от боли. Петя и так уже измученный рвущей его на части совестью, страдал еще больше, представляя, какие невыносимые муки испытывает его друг и что ему пришлось пережить. Из какого же ада он вырвался?
   - Ты, Петя, хоть и гад, хоть и не друг мне больше, но медбрат из тебя первоклассный, - Шплинт отбросил в сторону пустую бутылку. - Представляешь, выдул поллитра, а ни в одном глазу. Что за водку стали делать нынче? Дрянь-водка. С такой водкой разве что от закуски опьянеешь или от вида бутылки. Гад ты все-таки, Петя. Ведь ты бросил меня на съедение.
   - Кто это был? - Петя был полон решимости отомстить. Он готов был сражаться с целой армией.
   - Стрелки какие-то, - отмахнулся Шплинт. - Думали что я сдох, хоронить везли. Я одному вот этими вот руками башку свинтил. Пока остальные глазами лупали, я их из пистолета. Для тебя хотел пулю оставить, убить тебя хотел. Чтож живи.
   - Что за люди, чем занимаются?
   - По-моему, все они из дурдома. Вонь такая от них, не знаю, от чего я больше страдал - то ли от вони, то ли... А зубы... Хрен с ними, вставлю.
   - Они расспрашивали о деньгах?
   - Это самое интересное. Они все знали, все.
   - Нам не доверяют, Шплинт, это точно.
   - А чего нам доверять, а, Петь? Даже я тебе не доверяю.
   - Это Болдин или Грызлов, это они.
   - Ты чего пришел?
   Шплинт с трудом встал на ноги и прошелся по комнате. То ли начало действовать обезболивающее, то ли организм принялся за самолечение, а только Шплинт не чувствовал ни боли, ни других подозрительных ощущений.
   - Ты врачем быть никогда не хотел? - спросил он у Пети, который очень внимательно следил за его ходьбой из стороны в сторону.
   - Ага, паталогоанатомом, - огрызнулся Петя.
   - Не болит, - удовлетворенно выдохнул Шплинт и, забыв вдруг о своих ранах, снова обратился к Пете. - Так чего ты пришел? Покаяться?
   - Появилось одно обстоятельство, - робко начал говорить Петя и замолчал. Перед ним вдруг возникло лицо Огурцовой. Волосы спадают на лоб, и прядь на полузакрытых глазах, горящие жаром щеки и губы. Он провел рукой по своему лицу, чтобы отогнать наваждение и избавиться от ее дыхания, которое он явственно ощущал на своей коже. Предупреждение? Давай, смелее, делай свой несчастный выбор.
   - Что там за обстоятельства? - вывел его из оцепенения вопрос Шплинта, который очень аккуратно, словно делает это впервые, напяливал на израненные ноги спортивные штаны.
   Петя засмеялся, тряхнул головой и закурил.
   - Помнишь, ты говорил о татуировке? - начал он очень осторожно. - Такая татуировка - знак вопроса со стрелкой на конце?
   - Она была на плечах тех ребят, что брали клуб, - согласился Шплинт, - по крайней мере, так мне сказали.
   - Я видел ее, - решился наконец Петя.
   - Что? Где? - лицо Шплинта вытянулось.
   - Я покажу, - неуверенно пробормотал Петя.
   - Валяй, показывай, - кивнул Шплинт.
   В ушах у Пети зашумело. Снова предательство! Может такая у него судьба? Может он не в силах быть верным? Никому. Даже самому себе. Пока еще не поздно, можно все изменить, переиграть. Шплинт жив, и он не слишком сердится. Достаточно просто встать и уйти. Петя не двигался с места. Погруженный в свои собственные мысли, он между тем внимательно следил, как неуклюже надевал Шплинт кожанную кобуру, как прямо на голое тело надел спортивную куртку, как из-под паркетины в углу, где был их тайник, он вынул коробку с патронами. Пока он не успел зарядить свой пистолет, еще можно уйти.
   Шплинт наполнил патронами три обоймы. Две из них он вложил в специальное отделение на кобуре. Третью он звонко вогнал в пистолет и тут же передернул затвор, послав патрон в ствол. Щелкнул предохранитель, Шплинт спрятал пистолет в кобуру и медленно застегнул молнию на спортивной куртке.
   - Сначала разберемся с деньгами, а после я повезу тебя на настоящее сафари. Будем отстреливать орангутанов. В кожанках, - весело сказал он.
   Забинтованные ступни наотрез отказывались влезать в кроссовки. Шплинт и так и этак пытался втиснуть свои ноги в обувь, но только стонал от боли и ругался. Прийдется отложить пока любимую обувь. Шплинт обул старые поношенные сандалии. Попрыгал, опробуя их функциональность.
   - Дрянь конечно, но босиком еще хуже, - пожаловался он Пете. - Ну что, двинули?
   ***
   Времени было в обрез. Они все-таки позвонили и назначили встречу. Так быстро, так скоро. Егору удалось выторговать у них еще полтора часа. Словно смертник перед казнью, который придумывает дурацкие предлоги, чтобы отдалить хоть на секунду момент расплаты, он выпрашивал себе три часа. Нет, три не годится, час, и не минутой больше! Ну два, нужно съездить туда-сюда, пожалуйста. Полтора, и чтобы без опозданий! Вот она, зажженная сигарета в руках смертника: горькое сомнительное удовольствие. Палач тщательно натирает петлю мылом, потея от усердия. Вдох, выдох, едкий дым, настоящая отрава, но он напоминает о жизни, он и есть жизнь, после не будет ни сигарет, ни дыма.
   В банке Егору отказали в выдаче наличных. Нет, ему отказали не вообще. Требуемая сумма будет готова к концу недели. А зачем вам? Серьезная покупка? Нет, это не праздное любопытство, мы уважаемое учереждение, в наших интересах беречь таких клиентов, как вы. Не делайте ошибки! Может мы сможем помочь? У нас профессиональная служба охраны, агенты, оперативники. В чем проблема? Мне нужны деньги прямо сейчас! Зачем? Пойду раздавать милостыню. Шутка? Смешно. Я позову менеджера.
   О! Господин Обломов, какие-то проблемы?
   Егор не помнил дороги домой. Видимо бежал, весь взмок, плакал. Где справедливость? Наспех переодевшись, он бегал по квартире в поисках денег. Боже, откуда здесь могут быть деньги?
   В кухне возле стола стояла черная спортивная сумка. Егор подобрал ее. Сколько же здесь было? Тысяч двести-триста? Надо успокоиться и все хорошенько обдумать. Егор отшвырнул ненавистную сумку. Какой страшный сегодня день. Прямо-таки судный день. Всего лишь вторник, начало рабочей недели, обычный вторник.
   Где-то у отца было ружье. Это идея! Егор воспрял духом. Хоть что-то. В квартире ружья не оказалось. Он искал и в шкафах, и на антресолях, выворачивал вещи и разнообразный хлам на пол. Посмотрел в диване, на кухне. Но оно же где-то есть. Стоп! На даче.
   Схватив сумку, он бросился вниз по ступеням, спотыкаясь и чуть не падая, громыхая, он достиг наконец двери на улицу. Вскочил в свою машину и понял, что ключи от машины забыл в квартире. Снова бег. Сиплое дыхание, спотыкающееся вместе с Егором на ступеньках, срывалось с его полуоткрытых губ. Дверь в квартиру он даже не прикрыл, когда бросился к машине. Черт с ней, с дверью. Он забежал в квартиру. Ключи, ключи, где они, черт! Ноги увязли в разбросанных по комнатам вещах. На кухне! Вот они. Сграбастав резким движением две жалобно звякнувшие железки на нелепом брелке, он снова пулей метнулся из квартиры. Время идет. Главное не спешить и не допускать промахов. Стремительно спустившись по лестнице, он с разбега открыл дверь в подъезд плечом. Чуть не упал, но все-таки удержался на ногах. Запрыгнул в машину. Ключ, скользкий и изворотливый как пескарь, никак не может вонзиться в зажигание. Наконец удалось. Мотор истошно взревел. Тише, Егор, тише! Он убрал ногу с педали газа. Успокойся, время еще есть. Первая скорость. Нет, неправильно, надо заднюю. Так, есть, задняя. Машина робко тронулась с места. Стоп! Мобильник! Где мобильник? Они же будут звонить! Они же так и не сказали, где будет место встречи. Снова наверх. Ступени, ступени, ступени. Дверь, квартира. Зайдя к себе, Егор резко стащил с себя липкую от пота футболку, подхватил валяющуюся на полу рубашку и надел ее. Мобильный лежал на кухонном столе, там же, где лежали ключи от машины. Надо успокоиться. Егор подошел к мойке и тщательно умыл лицо и шею холодной водой, вытерся краем рубахи. Взял со стола телефон и еще сложенный вчетверо листок. Это был его портрет. Лицо и плечо с татуировкой, который ему подарил Скрипкин.
   Прежде чем выйти из квартиры, Егор остановился и постарался сосредоточиться. Он напрягал память, пытаясь вспомнить, не забыл ли чего. Времени для еще одного возвращения уже не было. Но в голове, как и в квартире, царил хаос. Постоянно возникали и исчезали лица - Скрипкин, клерк в банке, менеджер, Тасс и еще трое здоровенных парней, падающих на асфальт, скошенные пулями. Ну почему это происходит именно с ним?
   Он просто заставил себя на этот раз спуститься вниз по ступеням не спеша. Вышел из дома. Возле его машины, перегородившей въезд во двор, уже крутились два ругающих его водителя.
   - Я уже уезжаю, - как можно спокойнее сказал Егор и запрыгнул в салон.
   Словно ветерок в голове пронеслась мысль: "Я даже не глушил двигатель,
   ее ведь могли угнать," - и исчезла, как будто ее и не бывало. Егор был уверен,
   что пребывание за рулем его успокоит хоть немного. Подъезжая к даче, он снова
   занервничал. А вдруг отец продал свое ружье и никому об этом не сказал?
   Что тогда?
   Он не стал заезжать во двор, припарковался возле самой калитки. Небольшой ухоженный одноэтажный домик звал, манил в мирную спокойную жизнь. Светлые окна, блестящие на солнце, умоляли оставить всю суету и спрятаться за их прозрачным тугим стеклом. Егор здесь бывал всего пару раз: при покупке и потом, заезжал ночью, чтобы отвезти маму в город. Родители постарались превратить облезлую деревенскую хибару в нечто опрятное, сказочное, в домик, где живет бабушка Красной Шапочки.
   Церемонии были излишни, этого требовали сложившиеся обстоятельства, поэтому Егор ударом ноги выбил дверь и зашел в домик. Внутри все было прилизано и приглажено. Егору даже и не снилась такая чистота и порядок. Каждая вещь была на своем месте, и ее положение было оправдано не просто хорошим вкусом его родителей, а кармической необходимостью. Фен-шуй какой-то. Но любоваться убранством и гармонией не было времени. Сейф, где хранилось ружье, Егор нашел в кладовке. Большой металлический ящик своим неприступным пуленепробиваемым видом пригвоздил Егора на месте. Эту штуку нельзя открыть ни ногой, ни консервным ножом. Проблему может решить или автоген или ключ, которых у Егора не было. Можно конечно попытаться вскрыть эту махину ломиком или монтировкой, которые наверняка отец хранит в гараже. Но ключа от гаража у Егора также не оказалось. Постояв несколько минут, разглядывая сейф, Егор наконец решился подойти к нему поближе. Очень неуверенно, дрожащей от волнения рукой, он потянул дверцу на себя. Она поддалась и с легким скрежетом распахнулась. От неожиданности Егор сел на пол. Там внутри в полумраке он разглядел ствол и приклад, а также потертый кожаный чехол. Никогда прежде Егору не приходилось держать в руках охотничье ружье. Его отец был заядлым охотником что называется со стажем, и не пропускал ни одного сезона. Егору не нравилась эта его страсть. Он любил природу совсем по-другому. Отец поначалу пытался заинтересовать отпрыска возможностью выехать за город, пострелять, чего греха таить, каждый нормальный мальчишка должен интересоваться оружием. Но Егор пасовал. Ему не хотелось ехать далеко за город, бродить там, есть черт-те-что, и все ради перспективы пострелять из громоздкого дробовика по пустым банкам, остающимся после возлияний компании таких же как и его отец охотников. Но невзирая на все эти помехи в осуществлении задуманного им плана, он был уверен, что справится. Вытащив приклад и ствольную часть, он тут же соединил эти две составляющие. Получилось вполне сносное ружье. Егор достал из сейфа коробок с патронами.
   Теперь оставалось лишь научиться пользоваться ружьем. Для этой цели больше всего подходил огород. Егор с ружьем наперевес вышел во двор и огляделся. В качастве мишени он выбрал две пластиковые бутылки, застрявшие в мусоре. Миновав гараж и беседку, он оказался на довольно-таки просторной ровной территории, сплошь покрытой зелеными кустами растущих здесь овощей.
   Расставив бутылки на скамеечке с тыльной стороны гаража, он отошел на десять шагов назад и обернулся. Если ему удасться попасть в бутылку с этого расстояния, тогда можно сказать, что он практически готов для выполнения задуманного. Раскрыв картонную коробку с патронами, он вытащил два и, сломав ствол так уверенно, словно занимался этим все двадцать лет своей жизни, он затолкнул патроны и привел ружье в боевое положение. Не найдя на стволе общепринятых для любого длинноствольного оружия мушки и прицела, он, пожав плечами, вскинул ружье. Прижался щекой к теплой поверхности приклада. Правое дуло закрыло центр одной из бутылок, решив, что этого достаточно, Егор нажал на курок. Выстрел прозвучал неожиданно громко, вокруг дула образовался синий дымок. В ушах Егора запищало, но он не обратил на это внимания и выстрелил по второй бутылке. Снова неожиданно громкий выстрел, снова сизый дымок. Бутылок на скамейке не было. Попал! Егор крякнул и пошел посмотреть, что там осталось от бутылок.
   Прихватив коробку с патронами, он направился к машине. Все-таки ружье было довольно громоздким. По плану Егора, до поры до времени оно должно было лежать в сумке. Сумка конечно вместительная, но как Егор ни пытался втиснуть в нее свое оружие, или ствол, или приклад все равно торчали наружу.
   Он знал, что среди инструментов, которые он постоянно возил с собой, есть ножовка, неизвестно каким образом очутившаяся здесь. Ну вот, значит не зря, пригодилась. Отыскав ножовку, он вернулся во двор. Возле гаража отец соорудил верстак с тяжелыми слесарными тисками. Егор надежно закрепил ружье и начал пилить. На это у него ушло десять минут и примерно грамм пятьдесят живого пота. Для верности Егор спилил также приклад, оставив только ту часть, где будет лежать рука. Это место должно быть особенно удобно, полагал он. Обрез получился немного неуклюжим и потерял свой былой гордый вид, когда он назывался еще ружьем. Егор подумал, что неплохо было бы испытать его в действии. Он вернулся к машине за патронами, взгляд его случайно упал на его портрет. Егор усмехнулся - лучшей мишени нельзя и придумать. Перезарядив обрез и прихватив рисунок, он вернулся на облюбованный им полигон. Кое-как приладил свою мишень к стене гаража, четко отсчитал десять шагов, повернулся и прицелился. Ощущения, конечно были странными. Он словно стрелял в свое отражение в зеркале. Откуда у них взялся этот портрет? Почему именно портрет, а не фотография? Егор не помнил, чтобы он кому-то позировал в последнее время. Он вообще никогда не позировал. Странно все это. Бах! Бах! Снова в ушах тоненький такой писк. Отдача отозвалась в плече. Все-таки с прикладом значительно удобнее.
   Егор некоторое время рассматривал лохмотья, оставшиеся от его изображения. Странно было, что нагло выпяченное плечо с четко вырисованной татуировкой не пострадало. "Может это мастер из салона?" - мелькнула шальная мысль.
   Зазвонил мобильник. Егор торопливо схватил трубку. Так и есть, это они.
   - Деньги нашел?
   - Нашел.
   - Запомни адрес.
   - Уже еду.
   ***
   Скрипкин свернул с шоссе на проселочную дорогу.
   - Ну-ну, - подбодрил он заскучавшего было Тасса.
   - Собственно это и все, - вздохнув, пробормотат Тасс. Ему уже порядком надоела эта сумасшедшая езда, очевидно доставлявшая удовольствие Скрипкину. - Конечно с этим Крисом мне пришлось повозиться. Подключить кое-кого. Все-таки поиск человека по фоторгафии - это очень непростое дело. Если бы не имя, не знаю, вышло бы у меня что-нибудь. Парфенов - это был его кореш. Я сразу решил, что он прячется здесь. Более укромного места нельзя и придумать. Никому и в голову не придет искать его здесь.
   - Тебе же пришло, - усмехнулся Скрипкин.
   - Я другое дело. Это моя специальность. - Самодовольно ответил Тасс. - Иногда, когда я смотрю телевизор, меня поражает беспомощность наших органов в определении места, где скрывается преступник. На вычисление этого места у них порой уходят годы, если не повезет, и какой-нибудь подельник не сдаст его раньше.
   - Помог бы милиции, если ты такой умный.
   - Как же, сейчас. За их ставку разве что блох искать у дворняжек. Я же не самоубийца, я жить хочу. Голод мне противопоказан.
   - Ты несознательный тип, Тасс, преступный элемент.
   - Ага, это точно, - Тасс засмеялся. - Вот он, поселок, нам туда, - он ткнул пальцем в торчавшие из леса крыши. - Место сдесь шикарное, - со вздохом продолжал Тасс, - тут тебе и лес, и речка. Хочешь - на рыбалку, хочешь - по грибы. Я бы тоже пожил здесь, на природе.
   - Что же тебе мешает?
   - Некогда, - отмахнулся Тасс, - пока молодой, надо шевелиться, а вот уйду на пенсию, тогда уж точно уеду. Брошу этот чертов город, и к земле, к природе. А сейчас получу гонорар от тебя и свалю туда, где повеселее, на Ибицу или еще куда-нибудь. Отдых мне нужен. Изнашиваются шарнирчики, - он постучал себя пальцем по голове, - иной раз думаю, от всей этой информации с ума сойду. Купил себе компьютер, пару программ туда пристроил. Да только все это без толку. Что ни говори, а машина есть машина. А ведь иногда и вот этим чувствовать надо, - он погладил себя по груди. - Люди - ведь они иногда такое могут выдумать, что никакой компьютер не осилит. Хотя с машиной с этой полегче, конечно. Масса времени экономится. Вот например, чтобы узнать про Обломова, про Болдина и Грызлова, мне потребовалось всего минут пятнадцать. Потом несколько проверочных звонков, и все готово. Ну, с Обломовым-то все ясно, он ведь особенно и не скрывается ни от кого. А эти-вот монстры, Болдин с Грызловым, как мальчики, по-другому и назвать их не могу. Делали себе убежища, а подрядики все у меня, и на кирпич, и на цемент, и на бригаду рабочих. Не могли украсть, что ли? Им же не привыкать. Нет, эта бухгалтерия до добра не доведет. Наняли бы хохлов за шмат сала и материалы бы по-черному купили - тогда это была бы задачка, ищи-свищи. И в кого они такие честные?
   - После Криса поедем к Болдину. - твердо сказал Скрипкин.
   - Почему именно к Болдину? - удивился Тасс. - Лично я уверен, что сейчас все прояснится. Ребята расколются, выложат денежки, сопли распустят. "Не убивайте! Не убивайте! Мы не специально!" Зачем потом к Болдину ехать? Пусть живут, и так трупов хватит.
   Скрипкин быстро взглянул на Тасса. Этот пронзительный взгляд заставил бы заткнуться даже Ниагарский водопад, не то что развалившегося в кресле молодого прощелыгу. Тасс вдруг посуровел. Он понял, что сказал лишнее. С таким как Скрипкин нельзя быть расслабленным. Сболтнешь лишнего или обидишь чем - и будешь потом "посвистывать дырочкой в левом боку". Никакие они не друзья и не коллеги, это нельзя забывать. И ничто их не связывает. Тасс был уверен, что если бы для дела, которым занимается Скрипкин, понадобилась его смерть, выстрел прозвучал бы незамедлительно. А вот Тасс не смог бы выстрелить в человека. Получается, что отношения у них совсем не дружеские.
   - Чего скис? - невозмутимо произнес Скрипкин.
   Тасс поежился. После такого убийственного взгляда он еще пытается оставаться веселым и добрым, вот гад.
   - Думаю, виновны и Грызлов, и Болдин. - нехотя ответил он.
   - А ты не думай, мы скоро это узнаем. Это он? - спросил Скрипкин, указывая рукой на двухэтажный дом, стоящий отдельно от других построек.
   - Он, - кивнул Тасс, хотя он никогда прежде не видел этого дома. Оказывается, Скрипкин внимательно следил за названием улиц и нумерацией домов.
   Они проехали мимо дома. Съехав на обочину, Скрипкин заглушил машину.
   - Я никого не видел, - шепотом сказал Тасс.
   - Похоже, все спокойно, - согласился Скрипкин. - Они либо в доме, либо пошли купаться на речку или по грибы. Ты как думаешь?
   Тасс передернул плечами, мол шутку я понял, но над такой безвкусицей не смеюсь.
   - Если вспомнить обо всех их поступках, не удивлюсь, если на втором этаже у них стоит пулемет в полной боевой готовности, - пошутил Скрипкин. - Если хочешь, можешь остаться в машине, - предложил он Тассу.
   - Спасибо, - с облегчением ответил Тасс. Перспектива быть убитым пулеметной очередью его не очень-то привлекала. В машине как-то спокойнее.
   - Я пошел, - Скрипкин взял пистолет и вышел из машины.
   Дом не казался брошенным. Наоборот, то, что отметил цепкий взгляд Скрипкина, свидетельствовало о присутствии жильцов. Правда людей видно не было. Не слышно было никаких звуков. Может и вправду ушли на речку?
   Скрипкин понимал, что очень рискует, но невзирая на это, решил войти в дом с парадного входа. Даже если эти грабители - ушедший в отставку отряд спецназа, готовый ко всему, в лицо Скрипкина они не знают, значит его внешний вид не должен вызвать негативной реакции. Кроме того, Тасс говорил, что Крис уверен в надежности этого укрытия. И уж конечно они не ожидают, что по их души прийдут так скоро. Скрипкин расслабленной походкой отдыхающего от городской жизни прохожего, ошалевшего от окружающей его простоты, но уже справившегося с первым шоком, прошел по двору, обогнул колодец, прихватив несколько лежащих на его краю ягод черешни, подошел к распахнутой двери на веранду. Его никто не остановил, не окликнул. То ли выжидают, то ли не заметили, Скрипкин еще не понял.
   В двери было разбито стекло. Пошарив взглядом, Скрипкин обнаружил в стене светлую выбоину - след от пули. Это уже становится интересным. Он оставил свой пистолет снаружи, положив его на верхнюю ступеньку деревянного крыльца. Осторожно зашел на веранду. Молчать дальше не имело смысла. Чего доброго, они примут его за того, кто он есть на самом деле. Для этого момента время еще не настало. Скрипкин громко позвал:
   - Эй, хозяева! Есть тут кто живой? Комнатку не сдадите?
   В ответ ни звука. Возле лестницы на второй этаж он заметил небрежно брошенный топор. Что это? Бунт на корабле? Денежки не поделили? Что ж вы так, жадность - это плохо. Скрипкин услышал на втором этаже шум, слабую возню и легкий стон. Значит, живые все-таки остались.
   - Эй, дядя, - услышал он за спиной чей-то молодой дерзкий голос. - Это не ты потерял пистолетик?
   Скрипкин обернулся с улыбкой:
   - Крис, дружище, - весело сказал он и шагнул навстречу парню.
   - Стой, стой, - не меняя интонации, Крис сделал шаг назад.
   "Был во дворе или вылез через окно," - размышлял Скрипкин.
   - Хороший пистолетик? - участливо спросил он.
   - Угу, - кивнул Крис. - Мне особенно нравится глушитель. Теперь что, квартирантов без глушителя не селят на даче. Это нечто вроде гаранта платежеспособности?
   Услышав шорох за спиной, Скрипкин обернулся. По лестнице осторожно спускалась красивая девушка с испуганным лицом.
   - Света, стой там, - приказал девушке Крис.
   Скрипкин к своему удовольствию отметил, что ни у парня, ни у девушки на плечах нет татуировок. Значит, он попал в точку.
   - Ты же не собираешься меня убивать? - спокойно поинтересовался он.
   - А ты? - вопросом на вопрос ответил Крис.
   - Теперь нет, - Скрипкин вздохнул, огляделся кругом и сел за стол на один из скрипучих стульев.
   - Крис!!! - истошно закричала девушка.
   Парень вскочил на веранду.
   Скрипкин ухмыльнулся и брезгливым движением отодвинул от себя лежавшие на столе пистолеты.
   - У меня свой есть, - объяснил он Свете.
   Крис, все еще не веря в добрые намерения незнакомца, резким движением сбросил пистолеты на пол.
   - Ага, так спокойнее, - кивнул Скрипкин.
   - Что дальше? - спросил Крис.
   - Я вас нашел, друзья мои, а значит вас найдут и другие. Надеюсь, этого вам не надо объяснять. Разница в том, что мне нужны только деньги, которые вы взяли, и немножко информации. Те, что прийдут после меня, они прийдут за вашими жизнями, а уже потом за деньгами и информацией. Поговорим, Крис?
   - Как ты нас нашел? - спокойно спросил Крис.
   Он взял стул и сел напротив Скрипкина на таком расстоянии, чтобы в случае чего успеть выстрелить прежде чем незнакомец сделает хоть шаг, хоть намек на движение.
   - А ведь вы фраера, - усмехнулся Скрипкин, - никакие вы не профессионалы. Хотя и граната там в клубе, и татуировка - это было гениально.
   Света погладила свое плечо. Это движение не ускользнуло от Скрипкина. Он не ошибался, это те, кто ему нужен, и похоже, у них проблемы.
   - Вас ведь было четверо? Один ушел, бросил вас, и девушка, еще была девушка. Она ранена?
   - Это не твое дело, - огрызнулся Крис.
   - Я хочу поговорить, честное слово, - Скрипкин поднял руки, - хотя укокошить вас здесь - пара пустяков. Не думаешь же ты, что я приехал сюда один, Крис?
   Крис резко вскочил, перевернув стул. Он тут же шагнул за стоящий у стены буфет.
   - Света, наверх, - приказал он голосом, не терпящим возражений.
   - Хорошая веранда, - кивнул Скрипкин, - обзор хороший.
   - В комнату, иди сюда, - приказал ему Крис, - только без фокусов, я тут же стреляю.
   - Хорошо, хорошо, - согласился Скрипкин.
   Он поднял руки и медленно встал со стула. Крис вошел спиной в комнату, держа незнакомца на мушке. Скрипкин медленно шел следом не сводя пристального взгляда с напряженного лица Криса.
   - Я иду, иду, - улыбаясь, говорил он.
   Уже на пороге он резко закрыл дверь в комнату и тут же подпер ее стулом.
   - Вот черт! - тихо выругался Крис. Он оказался в ловушке. Незнакомец остался там, на веранде, за закрытой дверью. Там же Света, Алена!
   Крис выбил окно и выпрыгнул. Как он мог это прозевать! Что теперь будет? Он подбежал к окну в библиотеку, но Скрипкин его уже ждал. Он неожиданно возник в оконном проеме. Рука, в которой Крис держал пистолет, попала в крепкий захват. Удар о подоконник. Пистолет с грохотом влетел в библиотеку. Скрипкин рывком втащил Криса в окно и толкнул его к веранде. Крис не смог удержаться на ногах и упал прямо под стол, гремя переворачиваемыми стульями. Скрипкин подобрал свой пистолет и засунул его за пояс. Вышел на веранду, глянул вверх на лестницу, ведущую на второй этаж.
   - Крис, не глупи, - примирительно посоветовал Скрипкин. - Где деньги?
   Крис, казалось, справился с пережитым шоком. Он подхватил лежащий на полу пистолет и хотел вскочить, но ударился головой о столешницу. От резкой боли он уронил оружие.
   - А ты упрямый, - покачал головой Скрипкин. - Ладно, вставай, поговорить надо.
   Скрипкин поставил в нормальное положение один из перевернутых стульев и сел.
   - Садись, - приказал он.
   Крис уселся на полу, протестуя внутренне против любых приказов.
   - Ну, как хочешь, - согласился Скрипкин, видя, что этого упрямого болвана легче убить, чем заставить сделать что-нибудь.
   - Денег нет, - наконец нарушил молчание Крис.
   - Я это уже понял. Они у...
   - У Игоря.
   - Это ваш четвертый компаньон?
   - Да.
   - А что с девушкой? Она ранена?
   - Да, - прошептал Крис.
   - Какого черта! - вдруг взорвался Скрипкин. - Играешь тут в Джеймса Бонда, а твоя подруга загибается. Веди, где она?
   - Наверху, - Крис махнул рукой в сторону лестницы.
   Скрипкин взбежал наверх. Алена лежала на полу. Лицо ее было бледно. Похоже, шок прошел, и теперь она страдает от нестерпимой боли. Рядом с ней, держа ее за руку, сидела Света. Появление Скрипкина не вызвало у них никаких эмоций. Света гладила горящую жаром ладонь своей подруги и пристально всматривалась в ранку, из которой слабой струйкой била кровь.
   Скрипкин подошел к раненной.
   - Только в ногу? - спросил он у Светы.
   Но вместо нее ответил появившийся словно ниоткуда Крис.
   - Да, в ногу.
   - Рана свежая, он что, только что ушел? - Скрипкин повернулся к Крису.
   Первым его желанием было бросить этих неудачников и отправиться в погоню за четвертым, сбежавшим с деньгами. Наверное, так было бы правильно, но что-то его остановило. Нет, не жалость. Это было странное чувство неоконченного дела, брошенного на полпути. Девушка была ранена. Не убита и не здорова - ранена. Скрипкин иногда ненавидел себя за эту страсть к доведению всего начатого до конца. Он должен или добить ее или перевязать. Добить конечно проще, но можно и перевязать... Все равно тот, с деньгами, далеко не уйдет.
   - Рана не опасная, - констатировал он, ощупав ногу девушки. - Сейчас все будет хорошо. Подержи здесь, - Крис, следуя его приказанию, придавил двумя пальцами артерию на ноге. Кровь почти перестала течь. - Я сейчас, - коротко бросил Скрипкин и побежал в своей машине. В его чемоданчике всегда имелись средства первой помощи.
   ***
   - И что дальше? - сплюнув в сторону, зло спросил Шплинт, когда Петя вышел из подъезда.
   - Ждать будем, - неопределенно ответил Петя.
   - И долго?
   - Нет, недолго, - сказал Петя и первым пошел по направлению к детской площадке. Там стояло несколько скамеек, на которых можно было некоторое время посидеть. Но не больше двух часов, чтобы не привлевать внимания. Два часа пройдут, и что дальше? Неужели он готов дать на растерзание Шплинту свою любимую женщину. Ради принципов? Ради дружбы? Дочь Огурцовой может никогда больше не появиться в этом доме. Она может быть уже далеко-далеко отсюда, пьет мартини и греет пузо на одном из пляжей. Огурцова должна знать, где ее дочь сейчас. Она знает это. Нет, сам он не пойдет разговаривать с ней. Это сделает Шплинт, у него это лучше получится. Петя еще верил, что сможет придумать, как сделать так, чтобы им Шплинт остался доволен, и любимая женщина не пострадала.
   Всего десять минут назад он читал оставленную в двери записку. Эта записка была написана для него. Ему еще никто и никогда не говорил "люблю", а она сказала, точнее написала, но это все равно, что сказала. Он нужен ей. Он, весь такой неправильный, запутавшийся, нужен ей. Она ждет его. А он, что делает он? Зачем он притащил с собой этого забинтованного изверга? Как он может надеяться на то, что все будет хорошо? Теперь, вот теперь, когда он привел сюда Шплинта, уже никогда не будет хорошо. Теперь все будет как прежде. Но так хорошо, как вчера, уже никогда не будет.
   - Ты спишь, что ли? - участливо спросил Шплинт.
   - Нет, - Петя вздохнул.
   - Как ты их выследил? - спросил Шплинт.
   - Помнишь, татуировка... Я ее увидел на плече у одной девушки, - вяло объяснил Петя.
   - Она что, живет здесь?
   - Угу, - у Пети все слова кончились.
   "Лишь бы никто не пришел," - подумал он. Записку, оставленную Галиной,
   он сжег, боясь что Шплинт может ее случайно найти. Бумага горела долго,
   сгорали и "Галя", и "люблю", и "буду скоро". "Только бы она не вернулась так
   скоро," - почти молился Петя.
   ***
   Егор не сбавлял скорости. Он был уверен, что поспеет вовремя, но все равно торопился. Мало ли что может случиться в пути, а наверстывать упущенное время - это самое жестокое испытание.
   Егор, стараясь отвлечься от мрачных мыслей, пытался точно, до самых ничтожно малых деталей восстановить в мыслях образы своих родителей и Келдыша. Он думал, что если это ему удастся, если они так живо и явственно возникнут перед его внутренним взором, тогда с ними ничего плохого случиться не может. Он думал об их поездке в Париж. Тогда они были все вместе. Гуляли, сидели в кафе. Келдыш опрокинул стакан с соком себе на брюки, да, выглядело это смешно. Родители - мама, мечтательно глядя вверх, пыталась цитировать Маяковского, что-то там о Париже, отец ей подсказывал. Нет, ничего не получается. То ли слишком привык к их внешности, то ли в мозгу срабатывали реле, не позволяющие как следует сосредоточиться. Егор еще и еще раз пытался расслабиться и представить всю свою семью живой и здоровой, улыбающегося Келдыша, смешно вскочившего с пустым стаканом в руке и мокрым пятном на брюках. Вот это мокрое пятно в воображении всплыло как наяву, а сам Келдыш размытый какой-то. Еще через мгновение Егор уже не узнавал своего друга. Нет, это не Келдыш, это тот странный незнакомец, стреляющий по людям, словно колет орехи. Его образ вдруг возник так натурально, что Егор от неожиданности сбросил газ. И как раз вовремя. Если бы не это событие, он промчался бы мимо гибддэшника, полосатым жезлом приказывающего ему остановиться. Это не самое страшное. Спокойнее, Егор, спокойнее. Обычная проверка документов. Счастливого пути! Угу, и вам всего хорошего.
   Только выехав снова на дорогу, Егор понял, как сильно он был напряжен.
   Если бы его попросили открыть багажник или капот, вообще, если бы нужно было выйти из машины, он бы точно себя выдал. Они нашли бы обрез, и тогда... Лучше не думать об этом. Егор вздохнул и только тут ощутил, что все это время у него на коленях что-то лежало. Глядя на дорогу, он опустил правую руку и коснулся холодной вороненой стали. Боже! Его машина встала, как вкопанная, послушно подчинившись резкому нажатию на педаль тормоза. Егор чуть не сломал руль своей грудной клеткой. Обрез, скатившись с коленей, упал на пол. "Идиот!" - услышал Егор крики возмущенных водителей следовавших за ним автомобилей. Однако, нервы надо лечить. Так можно было и в аварию попасть, убиться, наконец. И тогда все, конец. Егор возобновил движение. Пошарив рукой по полу салона, ему удалось подхватить свалившийся обрез. Он сунул его в стояшую рядом на сиденьи сумку. Надо же, все это время, пока он ехал, обрез лежал у него на коленях. И когда он выезжал на дорогу, и когда выезжал на кольцевую, и когда... О боже! Его же мог заметить этот милиционер! Егор включил радио. Может хоть музыка успокоит его немного. Времени достаточно. Он прибудет даже раньше. О том, что будет после того как он приедет на встречу, думать не хотелось. Егор попытался подпеть звучащей из динамиков песне, но голос его охрип и звучал слишком жалобно. Лучше просто слушать.
   ***

Алену уложили на диван в библиотеке. Света осталась рядом с подругой.

   Крис и Скрипкин вышли на веранду. За столом сидел Тасс и, прихлебывая из большой чашки чай, жадно и громко трескал печенье, шурша оберткой.
   Крис прикрыл дверь в библиотеку и, подойдя к столу, подобрал выляющееся оружие. Подержав в руках пистолеты, словно прикидывая, куда их выбросить - в окно или в мусорное ведро, он положил их на стол.
   - Давай, Крис, рассказывай, - вывел его из задумчивости спокойный голос Скрипкина.
   - Че рассказывать, - словно нехотя начал Крис. Он взял пустую чашку, налил себе чаю и сел рядом с Тассом. - Такие вот дела, сам все видишь. Если хочешь спросить, как же ты, Крис Батькович, докатился до такой жизни, как угораздило тебя вляпаться в эту неприятную историю, лучше не надо. Я не отвечу. Не потому что не хочу, а потому, что я не знаю ответа.
   - Ладно, давай по порядку, - кивнул Скрипкин.
   Прихлебывая чай, Крис начал:
   - Всего неделю назад мы не знали друг друга - ни имен, ни даже в лицо. Нас всех свел Борис. Я не знаю, что он там говорил остальным, как их уговаривал, но думаю, что все мы были заложниками одной и той же ситуации. Мы были должниками. Мы взяли деньги в долг, а потом не смогли их вернуть. Очень неприятная ситуация. Борис пообещал избавить нас от долга. Мы должны были ограбить клуб. Целую неделю он готовил нас. И вот. Мы сделали это.
   - Почему деньги остались у вас? По-моему, это роскошь, когда должникам не только прощают их долг, но и дают возможность заработать на этом?
   - Никто нам не давал возможности заработать. Это была наша инициатива. Моя инициатива. Все это придумал я. Мы сделали все не так, как планировал Борис.
   - Почему?
   - Странный вопрос. Мы может и непрофессионалы, но тут и ослу ясно, что после того, как мы передадим деньги, нас убьют. Может сразу, а может и не сразу. Потом. Поодиночке.
   - Вы решили деньги не отдавать?
   - Я, я решил денег не отдавать. У ребят не было другого выхода. Они послушались меня.
   - Кому и где вы должны были передать деньги?
   - Я не знаю кому. После ограбления мы должны были передать сумку тем, кто будет сидеть в синем фольксвагене. Это всего в трех кварталах от клуба, тихий такой переулок. Ребята ничего не знали. Я все продумал заранее. Изменить ситуацию мы могли там, в клубе. Я достал гранату, чтобы обеспечить отход, ну на случай, если в этом деле были ловушки, предназначенные для нас. Мы вышли через кухню, сели в машину и уехали.
   - А как согласно плана вы должны были покинуть клуб?
   - Там есть черный ход. Нас ждала там машина.
   - Почему вы не сделали так, как требовалось?
   - Я уже сказал, это был мой план. Кроме того, этот черный ход - такое мрачное место. Я был уверен, что нас там грохнут сразу, а потом спишут или на службу охраны или на милицию. В машине, которая нас якобы ждала, могла быть бомба, всякие там жучки, маячки. Ты бы что выбрал, заранее подготовленную тобой машину, которую я лично проверил, или ту, стояшую в глухом переулке?
   - Хорошо, что было дальше?
   - А собственно, это и все. Я приготовил сумку с целой кучей кукол. Что такое кукла, понятно? Ну вот, эту сумку я и отдал людям в синем фольксвагене.
   - Что за машина? Сколько человек в ней было? Номера запомнил?
   - Да на хрена мне все это. Я от страха чуть не умер. Какие там номера. По-моему, двое там было, ну в машине, но точно не скажу. Отдав деньги, я просто летел в новую жизнь. Мне уже на все было плевать. Потом мы укрылись здесь. Ребята только утром узнали, что я отдал не ту сумку. Эх, если бы не этот психопат!
   - Это ты Игоря имеешь в виду?
   - Его.
   - Он кто?
   - Не знаю я. Музыкант. Музыку пишет. Забрал деньги, чтобы отдать свой долг, а на оставшиеся выпустить пластинку. Идиот! Так его там и ждут.
   - Где живет?
   - В Москве.
   - Уже легче. Может, фамилию его знаешь?
   - Нет, не знаю. Но по-моему, он сегодня же попрется в эту свою студию. Таких идиотов еще поискать!
   - В какую студию?
   - "Топ-рекорд", пишут они там всяких идиотов.
   - Это он сам тебе говорил?
   - Нет, Борис как-то обмолвился.
   - А что говорил Борис после передачи денег, что вы должны были делать?
   - Сказал, что долги прощаются, и мы свободны.
   - Хватит жрать, ехать пора! - крикнул вдруг Скрипкин на жующего Тасса.
   - И все-таки, как вы нас нашли? - спросил Крис.
   - Татуировка - твоя идея? - не ответичая на поставленный вопрос, спросил Скрипкин.
   - Моя, - Крис усмехнулся.
   - Совет хочешь? - тихо, почти шепотом спросил Скрипкин, склонившись прямо к уху Криса. - Уезжайте из страны. Растворитесь. Вы слишком ненужные пешки в этой игре. Такими как вы очень легко жертвуют.
   - Это мы понимаем, - Крис вздохнул.
   - И еще одно, - уже нормальным голосом продолжил Скрипкин, - плюньте на деньги и на Игоря. Деньги, я надеюсь, вы еще заработаете, а Игорь...
   Не окончив фразы, он вышел из дома. Следом за ним побежал дожевывающий печенье Тасс.
   ***
   - Ну сколько еще ждать? - недовольно пробурчал Шплинт. - Может ты адрес ее знаешь? Давай наведаемся к ней прямо в хату.
   - Нет, не знаю, - громко сказал Петя.
   Два часа прошли. Гуляющие на площадке молодые мамаши, присматривающие за своими играющими чадами, посылали в сторону сидящих на скамье подозрительных мужчин испуганные взгляды. Шплинт был похож на пациента травмотологии, который сбежал, не дождавшись выписки, от надзора врачей. Петя выглядел обычно, но в компании с перебинтованным Шплинтом его можно было принять за соучастника побега из больницы. Что бы там ни думали окружающие обитатели этого двора, сидеть здесь стало опасно. Надо было менять дислокацию. Петя встал первым.
   - Ты куда? - грубо схватив его за руку, спросил Шплинт.
   - Пойдем отсюда, там через дорогу есть беседка, сядем там.
   - Ты уверен, что узнаешь ее? Скоро стемнеет, - Шплинт немного успокоился. Он по-прежнему не доверял Пете. Он не прибил его до сих пор просто из любопытства. Ему было интересно, что удумал его бывший друг. А пристрелить его он сможет в любой момент.
   - Надо бы съесть чего-нибудь, - предложил Шплинт. Они выбрались из двора, где проторчали целых два часа и теперь, стоя на обочине, выжидали момента, чтобы перейти на другую сторону. Но видимо машины сегодня на этой несчастной улице просто сговорились и не торопились их пропускать.
   - Вот и кафе, - заметил Шплинт, - идем, сядем там. Заодно и поедим. Никуда она от нас не денется. Идем.
   Улучив мгновение, когда между сплошным потоком движущихся машин образовалась все-таки вполне приличная брешь, они бегом пересекли дорогу. Шплинт охал и прихрамывал. Идти-то еще ничего, а вот бежать долго и далеко он не сможет.
   ***
   Все-таки кино - это ложь и обман. "Великий немой" заговорил, потом стал цветным, теперь он напичкан разными техническими и компьютерными примочками, что и говорить, прогресс налицо. Купаешься в этих иллюзиях и фантазиях, лицемерие актеров принимая за талант, темноту зрительного зала - за интимность, сюжет - за правду, но все это по-прежнему ложь!
   Как там на экране все просто и красиво. Там даже убивают и умирают не так как в жизни. Конечно, кинематографическая смерть - это товар, который придирчивый зритель должен купить не торгуясь. В жизни все это значительно скучнее и страшнее, ужаснее, отвратительнее, омерзительнее, невыносимее. Но о ужас, именно в кино, в этой искусственно придуманной жизни, некоторые люди находят питание для своей души и источник тока для генератора своей силы. Видимо Егор и есть такой человек. Ни один из примеров героизма, о которых он узнал из многочисленных биографий великих людей и историй жизни его родственников и знакомых, не мог вдохнуть в него столько храбрости, наполнить его уверенным спокойствием и заразить верой в свою правоту как эти мифические, абсолютно нереальные герои боевиков. Негодяй получает по заслугам, пусть даже без суда и следствия.
   Егор был настроен решительно. Он готов драться насмерть. В кино судьба всегда хранит безумцев, сражающихся со злом. Они побеждают даже погибнув, даже не успев сделать свой последний выстрел и цинично улыбнуться зрителю. Нарушая законы собственной безопасности
   он мчался на бешенной скорости к месту встречи. Руки уверенно сжимали руль,
   ноги четко выполняли команды мозга: газ, сцепление, тормоз, снова газ, тормоз,
   снова газ до отказа, до пола, до земли, чтобы, продавив пол, искры сыпались
   из-под трущихся об асфальт рычагов. Если бы он только мог предвидеть,
   распознавать заранее притаившиеся в недалеком будущем ловушки и опасности,
   если бы ему передалась хотя бы часть интуиции, которая присуща практически
   всем главным героям боевиков, он бы точно не позволил бы ситуации выйти из-под
   контроля, он не допустил бы всего того ужаса, что случился с Келдышем и его
   родителями. Но только неосмотрительность и разгильдяйство способны возрождать
   из небытия готовность к подвигу.
   Егору казалось, что на сей раз он все рассчитал заранее. Он приедет на встречу в назначенное время, точно в срок. Они уже будут там. Большие ухмыляющиеся люди, совсем как те трое у "джипа", будут смотреть прямо в его глаза, чтобы увидеть там его страх. Взгляд Егора будет холоден. Он не воспринимает никаких насмешек от покойников. Ах да, они ведь еще пока живы. Ничего. Егор выйдет из машины. "Привез?" - спросят они. Ничего не отвечая, он достанет из-за тульи шляпы окурок коричневой сигары, отбросит за спину мешающую ему полу плаща землистого цвета, нет, не затем, чтобы обнажить проверенный, пахнущий пороховой гарью кольт, он достанет обычную зажигалку. Долго-долго будет прикуривать сигару, окутывая лицо сизым дымком. Зажигалка горит, очень долго. Дым понемногу рассеивается, и теперь они все могут разглядеть его мужественное лицо и циничную улыбку. Похоже, они уже не так уверены в себе, непроизвольно они суют себе руки за пазаху, чтобы удостовериться, что пистолеты они не забыли ни в ванной, ни в баре, ни под подушкой. Егор все это видит, и его улыбка становится еще циничнее. Чтож, настало время для подвига. Где-то там в припаркованной метрах в десяти от него машине за тонированными стеклами он угадывает силуэты трех голов: родителей и Келдыша. Эх, жаль, они даже не догадываются, на что он способен ради них. С громким щелчком Егор закрывает зажигалку. Его лицо снова тонет в тени. Ленивой, но уверенной походкой он обходит вокруг своей машины, продолжая смотреть на своих перепуганных врагов, он не спеша открывает дверцу и достает из машины большую спортивную сумку. Захлопнув дверь, он защемил подол своего плаща и чуть было не упал, двинувшись настречу своим врагам. Нет, стоп, это из другого фильма. Какие плащ и шляпа, на улице лето! Он одет лишь в то, во что одет, ничего лишнего, что называется, по сезону. Твердо чеканя шаг, он приближается к своим противникам. Остановка. "Я хочу видеть своих родителей и Келдыша!" - сказано слишком громко. Надо немного тише и циничнее, циничнее, не забывая о сигаре в зубах, плотнее сжимать губы: "Я хочу видеть своих родителей и Келдыша!" Сигару можно выплюнуть, так будет еще эффектнее. Итак, сигара - тьфу, черт, прилипла к нижней губе, рукой ее... Стоп, снова занос в сторону. Ни плащей, ни шляп, ни сигар. Все как в жизни. Своим обычным голосом: "Я хочу видеть своих родителей и Келдыша!" Они: "Сначала деньги." Чтож, это их выбор. Егор бросает им сумку, при этом успевая выхватить из нее обрез. Выстрел, еще выстрел, двое на земле. Бегом к третьему, удар, еще удар. Вот он, миг победы!
   Егор вздрогнул от надрывных разноголосых звуков. На светофоре зеленый, а он сидит, задумавшись. Надо ехать, ехать, иначе водители стоящих за ним машин сойдут с ума от истошных криков собственных клаксонов.
   Во-первых, он приехал слишком рано, во-вторых, они опоздали почти на полчаса, в-третьих, он так сильно нервничал, что зубы его начали стучать, а в руках и ногах обнаружилась слабость, словно он их отсидел или отлежал. Когда прошло пять минут после назначенного времени, он подумал, что перепутал адрес, когда прошло десять - что перепутал время, когда пятнадцать - что никто не приедет, когда двадцать - ух, что-то только не лезло в голову в эти следующие пятнадцать минут. Егор сразу узнал их машину. Он почувствовал, как холодный сквозняк коснулся его лица. Сама приближающаяся машина казалась ему черным злом, под капотом которой сидит кровожадный зверь, питающийся не бензином, а кровью. Они все-таки приехали. Опоздав на полчаса, они совсем не выглядели опоздавшими. Они повелевали временем, и это Егор суетливо поспевал за ними весь сегодняшний день.
   - Привез?
   Знакомый вопрос. Теперь сигара, зажигалка и циничнее, как можно циничнее:
   - Я хочу увидеть Келдыша.
   - Как скажешь, - пожав плечами, громила вынул из-за пояса пистолет и направил его прямо в грудь Егора.
   - Сейчас ты с ним встретишься.
   Обещание прозвучало весьма правдоподобно. Из машины вышел второй.
   - Не надо, не надо.
   Пистолет снова за поясом.
   Егор на ватных ногах обходит свою машину. Его походку не назовешь ленивой, так ходит человек, который об..., а впрочем, какая разница. Он открыл дверь, достал сумку,
   закрыл дверь. Все происходило настолько буднично, что Егор вдруг почувствовал
   себя идиотом. Словно это больное воображение погрузило его в мир, полный крови
   и жестокости, где гангстеры и бандиты крадут людей и требуют выкуп, совсем не
   называя его размера. А на самом деле ничего этого нет. Все нормально. Никто
   не хочет никого убивать. Даже в мыслях этого нет. Стоящие перед ним люди - это
   бизнесмены, что в переводе с английского значит "деловые люди", то есть люди,
   занятые делом. И Егор - бизнесмен, и это - самая настоящая сделка.
   - Поскорее можешь?
   - Что с Келдышем?
   - Жив твой друг, живехонек. Давай бабки, и забудем друг о друге и об этой истории как о первом эротическом сне.
   Ну же, Егор! смелее!
   Внутри сумки было прохладно. Рука Егора быстро нащупала холодный ствол, затем курки. Черт, надо перевернуть сумку так, чтобы дуло было направлено в сторону противников. Егор развернул сумку. Те двое у машины переглянулись и заржали. Егор вздрогнул, словно укушенный пчелой, даже почувствовал, как заболело правое плечо. Пусть посмеются в последний раз. Палец коснулся курка. Егор нажал, выстрела не последовало. Еще раз...
   - Ты чего дуешься, родимый? - утирая выступившие от смеха слезы, спросил один из верзил.
   Что тут ответишь? Егор понял, что забыл взвести бойки. Ничего, пока они смеются, можно сделать и это.
   - Держи! - крикнул он и бросил сумку в их сторону.
   Один из верзил ловко ее подхватил, но проверить ее содержимое не успел. Лица их окаменели. Они увидели наконец, что Егор вместо денег принес на эту встречу смерть.
   - Ты что, псих? - кто же из двоих задал этот глупый вопрос?
   - Стоять на месте! - заорал Егор.
   - Вот гад, - сказал один и полез-таки за своим пистолетом, который всего пять минут назад заткнул себе за пояс.
   Будь что будет! Егор нажал на один курок, затем на другой. Кроме громких щелчков он ничего не слышал. А все потому, что ничего другого не было. Выстрелов не было! И тут Егор понял, что, расстреляв свой портрет там на даче, он не удосужился перезарядить свое оружие, и теперь... А еще хвастался, что все рассчитал! Теперь конец!
   Пока клацали бойки, это не больше двух секунд, верзилы успели вспомнить свои настоящие имена и фамилии, также своих мам и пап, бабушек и дедушек, девочку из квартиры этажом выше, ржавый гвоздь, которым так удобно царапать по новенькой соседской "волге" матерные слова, кроме того, школу от первого до восьмого класса, дворовую футбольную команду, первую учительницу и еще бог знает что.
   Для Егора момент осмысления всей своей прожитой жизни настал после того, как он понял, что и в этот раз фамилия его не подвела, то есть подвела в очередной раз. С одной стороны, он никого не убил, и это приятно, с другой, сейчас убьют его, а затем и его близких, а это очень плохо.
   Верзила серьезно и конкретно достал свою пушку с явным намерением пустить ее в ход. Егору не оставалось ничего другого, как использовать свой обрез в качестве снаряда. Он что есть силы швырнул его, целясь в голову верзилы с пистолетом. Видимо, Егор еще не исчерпал отпущенный ему судьбой лимит чудес. Обрез приземлился точно на лоб верзилы. Что было дальше, Егор помнит смутно. Он побежал со всего духу прочь от этого места. Спина в ожидании меткого выстрела вспотела, и он с каждым шагом с удивлением ощущал, как она становится все больше и шире, словно он не убегает, а пятится назад и вот-вот упрется левой лопаткой в твердое дуло пистолета. Но выстрела так и не последовало.
   А случилось вот что: получив по лбу, верзила выронил свой пистолет и рухнул, потеряв сознание, второй верзила замер в растерянности, он все никак не мог решить, как же ему поступить - то ли догонять улепетывающего Егора, то ли оказывать первую медицинскую помощь своему коматозному товарищу. Егор уже скрылся из виду, когда в голове у громилы родилось наконец приемлемое решение. Он втащил своего друга на пассажирское место рядом с водителем, сам, подобрав валяющееся оружие, уселся за руль и, резко рванув машину с места, устремился туда, где только что за угол свернул Егор.
   Но к несчастью его вдруг разобрало любопытство. Ему искренне хотелось знать, почему в руках этого молокососа не сработал обрез охотничьего ружья, и главное, за что благодарить бога - то ли за то, что он создал такого идиота, который не сумел справиться с ружьем, то ли за то, что он хранит своим благословением двух обычных преступников. Сломав ствол, громила увидел застрявшие в казенной части патроны с пробитыми капсюлями. "Спасибо, боже, что ты до сих пор создаешь идиотов," - это была последняя мысль, родившаяся в его счастливой голове. Оторвав ликующий взгляд от ружья, громила лишь увидел, что в поворот его машина не вписывается, а вот в ЗИЛ, несущийся навстречу, очень даже хорошо. Как там говорят в новостях в таких случаях: " Прибывшая на место аварии скорая забрала двух тяжело раненных водителя и пассажира легковой автомашины. Водитель ЗИЛа дает пояснения сотрудникам ГИБДД..."
   ***
   Огурцова не спеша прошла вдоль частокола к калитке. Ладонью она гладила шероховатые доски со струпьями рассохшейся краски. За этим забором где-то в саду или в доме ждала ее помощи Света. Возле калитки она остановилась. Вглядываясь в открытые окна дома, она надеялась увидать знакомую головку с копной светлых блестящих волос.
   Губы Огурцовой задрожали, как это обычно происходит, когда она собирается заплакать. Но на сей раз плакать ей не хотелось. Особый вид душевного волнения стал причиной мгновенной бури чувств и эмоций, которые путались, то сменяя одно другое, то кружились вереницей, хороводом незаметных внешне, но таких ощутимых внутри переживаний. Боль, досада, презрение к себе, конечно же жалость к себе, к Свете, ко всему миру, просто жалость; злость, негодование, любовь, нет, нет, вы не ослышались, именно любовь, список может быть бесконечным, к счастью, Огурцова даже не пыталась идентифицировать каждое из них, выделить из массы прочих, и осознать, что это, к примеру, боль, ( вот и хорошо, именно это боль. А дальше?) это жадность к жизни, нет, это не жизенелюбие, это жадность ( хочется пожить досыта, чтоб надоело...). Подобные упражнения совсем не увлекали ее. Она знала точно, что в этот момент, касаясь двумя руками калитки, она страшно волнуется. Ей безразлично, какой ужас ее ожидает там, за этой калиткой. Нет, ей не все равно, она готова ко всему, готова принять и смириться с любым, с самым неожиданным и страшным фактом, поэтому ей безразлично именно в этом смысле. Тогда почему же она никак не может решиться сделать шаг навстречу, почему мучительно ищет в окнах силуэт своей дочери, почему от волнения у нее дрожат губы, и как избавиться от жуткого ощущения, что за ней наблюдают? Ей так хочется оглянуться. Увидеть глаза зрителей, затаивших дыхание в ожидании, когда же наконец она сделает этот шаг.
   Светы нигде не было видно. Огурцовой на миг показалось, что и дом, и сад брошены людьми. Словно хозяева в спешке, даже не собрав необходимых вещей и не прикрыв окна и двери, покинули свое жилище, испугавшись чего-то страшного.
   Из транслирующихся по телевизору криминальных хроник у Огурцовой сложилось достаточно устойчивое представление о том, как выглядит наркопритон. В глубине души все еще подозревая Свету в связях с ее наркотическим прошлым, она была уверена, что приехав по названному дочерью адресу, она попадет в один из грязных, обесцвеченных, безжизненных домов, где на кухне варят зелье, а в комнатах лежат вповалку потерявшие человеческий облик люди.
   Но дом, дышавший распахнутыми окнами, окутанный зеленым облаком окружающего его со всех сторон сада, совсем не вписывался в сложившийся в ее голове стереотип. Чистота и ухоженность двора, колодец, ровные грядки, дорожки, посыпанные гравием, указывали, что дом принадлежит заботливым хозяевам, ценящим порядок и читоту. Как там у Чехова: "В человеке должно быть все..." Может Света ошиблась, дала неточный адрес?
   Калитка была незаперта, но Огурцова все еще стояла в нерешительности, не смея ступить во двор. Она огляделась. Поблизости ни души. Спросить было не у кого, значит все-таки прийдется все проверить самой. Собравшись с духом и силой воли отогнав дурные предчувствия, вдруг подкатившие к горлу, она, стараясь производить как можно меньше шума, открыла калитку и сделала шаг. Это оказалось проще, чем она представляла. Как много мы могли бы сделать в своей жизни, если бы знали настоящую цену этого шага. Она на самом деле ничтожно мала, подарок судьбы или самого Господа бога, но утопая в собственных сомнениях и нерешительности, мы сами придумываем себе заоблачную цену этого шага и решив, что не в состоянии оплатить, не делаем его. Некоторые, между прочим, просят взаймы у дьявола, хотя могли бы справиться и своими силами. Шаг - всего лишь механическое движение, теперь жизнь пойдет совсем по-другому.
   Закрываясь за Огурцовой, калитка предательски заскрипела. Но шаг уже сделан. Огурцова во дворе. Она затаила дыхание и вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Это было не то жуткое ощущение, которое она испытывала на затылке, стоя перед калиткой всего пять минут назад. Кто-то смотрел ей прямо в лицо. Этот кто-то был в доме, он прятался за шторой, он изучал ее лицо и ждал.
   - Света, - робко позвала Огурцова.
   В окне на втором этаже она заметила парня. Он вышел из своего укрытия и теперь в упор с неприязнью смотрел на нее.
   - Вы кто? - грубо спросил парень.
   - Мне сказали... Мне звонили... - Огурцова запнулась. Она не смогла добавить ни слова. Ее парализовал страх. В руках у парня она рассмотрела пистолет. В принципе, она не была уверена в этом, но ей казалось это настолько очевидным. В руках у человека, жизнь которого связана с наркотиками, может быть либо шприц, либо пистолет. Ну не книгу же он держит в конце концов!
   - Кто вам звонил? - спросил парень.
   - Дочь, - охрипшим голосом ответила Огурцова.
   - Дочь? - парень удивился.
   - Да, да, моя дочь. Света Огурцова, она звонила, назвала мне этот адрес, и я приехала.
   - Света? - парень недоверчиво смотрел на нее сверху вниз.
   Похоже, он не знал, верить ей или нет. Но тут прямо из двери на веранду выпрыгнула Света. И Огурцова, увидев свою дочь живой и здоровой, хоть и плачущей, успокоилась, почувствовав, что страхи и тревоги, клещами сжимавшие ее душу, исчезли. Она заплакала, улыбнулась и обняла подбежавшую к ней Свету, прижала к себе, чувствуя, как суматошно бьется сердце, но не осознавая чье - ее или дочери.
   - Мама, мамочка, ты приехала! - говорила Света, хныча, как маленькая.
   - Да, милая, это я, - Галина гладила ее по голове и совсем как в детстве пыталась говорить спокойно и с теплотой, чтобы ребенок успокоился и не дай бог, чтобы он почувствовал, как сильно переживают за него взрослые. - Все будет хорошо. Не плачь, все устроится.
   Из дома вышел тот самый парень. Он выглядел очень смущенным. Огурцовой он понравился. Сейчас редко встретишь людей, которые способны так искренне смущаться. Парень подошел к всхлипывающим женщинам и остановился, не произнося ни слова, давая возможность им выплакаться и успокоиться. В руках у него действительно был пистолет, но теперь он отчего-то не представлял угрозы. Парень заметил взгляд Галины и тут же спрятал оружие за спину, заткнув за ремень брюк.
   - Крис, это моя мама, - Света наконец достаточно успокоилась, чтобы заговорить, она даже улыбнулась, но как-то виновато, словно ей было неловко, что любимый мужчина увидел ее в таком жалком неприглядном виде.
   - Очень приятно, - Крис кивнул головой, - а я Крис.
   - Галина Петровна, - представилась Огурцова и протянула руку для рукопожатия. Больше всего она боялась в этот момент, что он поцелует ей тыльную сторону кисти. - Очень приятно, - повторила она, когда он сжал ее ладонь в своей. Все же в душе она ощутила легкую досаду, лучше бы он поцеловал ей руку. Нет, это наваждение какое-то! Огурцова, к своему стыду и одновременно к радости, вдруг почувствовала, что она способна еще быть привлекательной для мужчин. А самое странное то, что она хочет быть такой. Вторая молодость, что ли? А почему вторая? Она по-прежнему молода и, чего греха таить, чертовски привлекательна. Если бы не ложный стыд и не груз прожитых лет, она такое могла бы себе позволить, что в свои двадцать ей даже и не снилось в самых сокровенных снах. Неужели во всем виноват шаг, который она решилась сделать? Но может она сделала его давно, два дня назад, тогда, в клубе?
   - Идемте в дом, - предложил Крис.
   - А все-таки что случилось? - весело спросила Огурцова.
   Крис со Светой вдруг сникли и огляделись по сторонам. Огурцова тоже осмотрелась.
   - Идите в дом. Света все расскажет, - строго сказал Крис и первым пошел к веранде.
   Галина покрепче прижала к себе дочь, боясь, что если хоть немного ослабит объятия, Света выскользнет и опять исчезнет на дне какой-нибудь бездны.
   - Чей это дом? - спросила она у Светы чуть слышно.
   - У Криса есть друг, он сейчас в Германии. Это дом его родителей.
   - Вы здесь одни?
   - Одни.
   Они вошли на веранду. Крис уже заваривал чай, гремя чайником. Он даже не обернулся на звук их шагов. Огурцова разглядывала дом. Она никогда не считала себя хорошей хозяйкой. Вся работа, связанная с благоустройством дома, все действия и интуиция, которые призваны превращать жилище в домашний очаг, в уютное гнездышко, были ей противны. Зато она быстро умела подмечать недостатки других хозяек, особенно на кухне. Войдя на веранду, ее неприятно кольнули порядок и чистота, уют и простота обстановки. В своей жизни она нашла компромисс. Деньги, что она зарабатывала, позволили ей превратить свою квартиру в некий абсолют, в декорацию. Ей не пришлось ничего придумывать и обустраивать, за нее это сделали опытные дизайнеры, и ей лишь оставалось напрягать все усилия, чтобы поддерживать искусственную гармонию в своем доме, при наличии денег это оказалось не так уж и сложно. Поэтому она была так поражена увиденным: ни обстановка, ни убранство веранды и всего дома не были ни дорогими, ни супермодными, но при этом Огурцова чувствовала себя здесь словно дома. Она даже поймала себя на мысли, что могла бы здесь жить, оставить и город, и работу, жить вместе со Светой здесь. Это обман, она понимала, что уже через неделю от царящего здесь порядка и чистоты не останется и следа.
   Они сели друг напротив друга. Огурцова не выпускала из своих рук ладони дочери.
   - Расскажи, наконец, что случилось? Вы здесь, за городом. Твой звонок. Я так испугалась. Я бог знает что подумала. И потом наш разговор так внезапно оборвался.
   - Кончилось питание, - напомнила Света.
   - Да, да, - Огурцова вздохнула.
   - Мама, нам нужно уехать отсюда, - выпалила Света.
   - Уехать? Я на машине. Можем ехать хоть сейчас.
   - Сначала чай, - громко вклинился в разговор Крис. Он поставил перед женщинами две дымящиеся чашки, затем ушел, прихватив с собой еще две чашки, в другую комнату и прикрыл за собой дверь.
   - Там кто-то есть? - осторожно поинтересовалась Галина, проводив взглядом молодого человека.
   - Там наша подруга. Ей сейчас плохо, - Света замолчала, подбирая слова. - Ей нехорошо.
   - Она ранена? - Огурцовой стало не по себе. - Светочка, во что вы влипли? Почему вам нужно уехать?
   - Это неважно, нам просто нужно уехать. Очень далеко. Из страны.
   - Заграницу?
   - Да. У тебя, кажется, были знакомые.
   - Я могу. Но что случилось? Ты мне можешь сказать?
   - Лучше не спрашивай. Когда все это закончится, я сама расскажу тебе. Но не сейчас.
   - Почему не сейчас? Ты мне не доверяешь? Ты считаешь, что я...
   - Я ничего не считаю, мама. Пожалуйста, не мучай ни меня, ни себя.
   - Я не отказываюсь помочь. Но это так странно, вы хотите уехать, неужели ничего нельзя сделать?
   - Нельзя.
   Света осторожно высвободила руки из пальцев матери, встала и, подойдя к двери в библиотеку, остановилась и прислушалась. В комнате было тихо. Она коснулась дверной ручки, но замерла, не решившись открыть дверь.
   - Я помогу вам, - проговорила Огурцова, глядя в окно.
   В этот момент она почувствовала, что снова теряет свою дочь, совсем как тогда, после развода. Ей стало страшно.
   Света оглянулась. Какая красивая у нее мама! Она столько пережила, а все равно и лицо, и фигура, казалось, только становятся привлекательнее от пережитого.
   - Если не хочешь, не говори. Будем считать, что такова наша судьба. Когда вам надо уехать? - Галина посмотрела на Свету, стоящую у двери, в напряжении ожидающей ответа и словно в случае отказа, готовую в любой момент сбежать.
   - Чем скорее, тем лучше, - ответила Света.
   - А как же документы? Ведь нужен загранпаспорт. Это неделя, затем виза, билеты и всякие формальности. Недели через две - это максимум, - вслух размышляла Огурцова.
   - Документы готовы, - Света вернулась к столу и села на свое прежнее место напротив мамы. Повторила снова, - Документы готовы. Только они на другое имя.
   - Что? - у Огурцовой задрожали руки.
   - Так надо, мама, так надо, - живо заговорила Света. - Прошу тебя, ни о чем не спрашивай. Но ведь документы - это так, это несерьезно. Я же ведь по-прежнему твоя дочь и останусь ею. Документы ни при чем. Если хочешь, будешь звать меня Светой.
   Огурцова закрыла лицо руками:
   - Ты страшные вещи говоришь, Света, - тихо сказала она.
   - Так надо, мама.
   - Тебя ведь будут искать. Тебя ведь могут найти. Что тогда? Что они сдел... Чем это тебе грозит?
   - Так надо, - упрямо твердила Света.
   Галина убрала руки от лица и внимательно посмотрела на дочь.
   - Ты так похожа на своего отца, - пролепетала она.
   - Хватит, ни слова о нем! - Света вскочила.
   - Нет, нет, Светочка, я помогу, помогу, - заторопилась Огурцова.
   Со двора послышался противный скрип несмазанной калитки. Обе женщины вздрогнули и бросили быстрый взгляд во двор.
   - Не может быть, - прошептала Света и вдруг резко присела.
   - Ты что? - не поняла ее движения Огурцова.
   - Боже, - Света была напугана и казалось перестала замечать присутствие матери. Она озиралась как загнанный зверек в поисках надежного укрытия.
   - Что происходит? - в ужасе спросила Огурцова.
   - Крис, Крис, - позвала Света.
   Крис вбежал на веранду.
   - Что случилось?
   - Опять, опять они, - прошептала Света.
   - Кто они? - Огурцова ничего не понимала.
   Крис вынул из-за пояса пистолет прежде чем выглянуть в окно.
   - Идите в библиотеку, - приказал он женщинам, не отводя взора от незнакомца, стоящего у колодца.
   - Сюда, мама, - прошептала Света и, схватив Огурцову за руку, потащила ее к двери в комнату, откуда только что появился Крис.
   Незнакомец с любопытством осматривал усадьбу. Зачем-то заглянул в колодец, даже крикнул что-то негромко, прислушиваясь к протяжному звуку, усиленному глубиной и водой, застывшей черным зеркалом на дне.
   Света прикрыла за собой дверь. Оказавшись в библиотеке, Огурцова быстро огляделась. В глаза ей бросилось распахнутое окно с выбитым стеклом и девушка, лежащая на диване. На ноге пониже колена у нее была аккуратная белая повязка. Девушка ошарашенно смотрела на вошедших, в руках у нее была чашка с чаем, на груди лежала раскрытая книга.
   - Что там, Света? - спросила девушка.
   - Опять, - тяжело дыша, ответила Света, потом, опомнившись, она представила маме Алену.
   - Очень приятно, - пролепетала Огурцова, затем добавила, - больно?
   - Уже нет, - Алена попыталась улыбнуться, но дрожашая в ее руках чашка говорила о том, что ей совсем не весело в этот момент.
   ***
   Егор не сбавлял темп. Неожиданно у него открылось второе дыхание, и он уже не чувствовал той усталости и не задыхался так, как это было в первые минуты его бегства. Пытаясь бежать ровно, без ускорений, он стремился сохранить темп и сберечь как можно больше сил, полагая, что разговор в переулке еще не закончен.
   Он бежал по улицам, по набережной, пересек мост, бежал наобум, не видя перед собой цели и стараясь не думать о всех тех неприятностях, которые последуют за его нелепой попыткой быть крутым парнем. Он совсем забыл о брошенной им машине с торчащими в зажигании ключами. Он убегал от проблем, но никак не мог убежать. Они дышали ему в затылок, касались его спины и плеч. Он понимал, что как бы быстро он ни мчался, как долго бы он ни бежал, они останутся рядом с ним, за его спиной, и, оглянувшись в любой момент, он всегда увидит их, он встретится глазами с правдой жизни, и ему никуда не деться от этого пронизывающего взгляда.
   Он снова стал задыхаться. В боку закололо. Долго он так не протянет. Нетренированный организм посылал предупреждающие сигналы и требовал остановки и передышки.
   - Ничего, ничего, молодой человек, - услышал Егор за спиной чей-то голос.
   Не прекращая бега, Егор оглянулся и посмотрел на бегущего практически рядом с ним невысокого седобородого старичка, одетого в одни спортивные трусы, отчего-то ярко-красные. Егор не отозвался. Он увеличил темп, надеясь избежать этого внезапного соседства, но силы оставили его, и метров через сто Егор остановился. Стоять без движения оказалось еще тяжелее, чем бежать. Он наклонился, уперев ладони в колени, и тяжело дышал.
   - Нельзя так быстро останавливаться, - проговорил над его головой старичок. Улыбаясь, он бежал на месте рядом с Егором. - Наша жизнь вообще не любит резких движений. Делайте все плавно, не спеша. Остановились, хорошо, но продолжайте бег, сбавляйте темп.
   Егор выпрямился и начал бег на месте, глядя в улыбающееся, пышущее здоровьем лицо старика.
   - Хорошо, теперь переходим на шаг, - напутствовал старик, и не расходясь со своими словами, первым перешел на шаг. Он маршировал, высоко поднимая колени. - Раз-два, раз-два, - считал он.
   Егор тоже перешел на шаг.
   - Теперь поработаем корпусом и верхним плечевым поясом, - командовал дед и, не переставая шагать и считать вслух, приступил к гимнастике.
   Егор молча повторял все движения за стариком.
   - Можно остановиться, - наконец разрешил дед. - Закончим упражнениями на восстановление дыхания.
   - Спасибо, дедушка, - отдуваясь, произнес Егор.
   - Ничего, сынок, ты еще крепкий и не потерян для спорта. Дыхание у тебя будь здоров. Правильно сделал, что начал бегать. Давно занимаешься?
   - Минут десять, - ответил Егор, утирая пот со лба.
   - Отлично, так и нужно начинать, - согласился старичок. - Раз решил - как отрезал. Вот это мужчина! Некоторые себе сроки ставят, ну там с понедельника или с первого числа, а ты - захотел и сделал.
   - Так получилось, - пожал плечами Егор.
   - Хорошо получилось, - кивнул дедушка. - Я тут часто бегаю, ты присоединяйся. Сначала тяжело вот так сразу, так я уж помогу. Опыт у меня ого-го.
   - Вы что, бывший спортсмен или тренер?
   - Немного, - смутился дед. - Я генерал в отставке.
   - Тогда понятно, нормативы сдавали?
   - Сдавал и теперь сдаю. Мои нормативы вот здесь, - он похлопал себя по груди в области сердца. - А когда работал, эти нормативы я чуть ли не каждый день сдавал.
   - Десантник?
   - Нет, я в милиции работал.
   Егор побежал в обратном направлении.
   - Эй, сынок, ты это дело не запускай. Если до зимы продержишься, я тебя настоящим моржом сделаю.
   - Спасибо, - оглянувшись, крикнул Егор и махнул на прощание рукой. А про себя добавил: "Это вы умеете."
   Дорогу, по которой он забежал в этот сквер, Егор не помнил, и поэтому, чтобы вернуться в то место, где он оставил свою машину, ему приходилось несколько раз останавливаться и уточнять путь у случайных прохожих.
   Заметив свой автомобиль, стоящий в целости и сохранности, припаркованный в неположенном месте, Егор искренне обрадовался. Это было настоящим чудом: в центре города машина с ключами в зажигании простояла в неположенном месте сорок минут, и на нее никто не позарился - ни воры-угонщики, ни славные бойцы ГИБДД. Егор удивился еще больше, увидев лежащую чуть в стороне пустую сумку, так никем и не тронутую. Он подобрал сумку и сел в машину. В зеркале заднего вида он заметил, что за его спиной на повороте столпился народ и стоят несколько милицейских машин. Наверное произошла авария.
   - Спешить вредно, надо все делать плавно, - вслух сказал Егор, обращаясь к незадачливым водителям, допустившим ДТП.
   ***
   Незнакомец нерешительно направился к веранде.
   Крис внимательно следил за каждым его движением. С недавних пор он перестал доверять своим первым впечатлениям. Пусть этот хлющ, опрятно одет и лицо у него равнодушно-доброе и осматривается он как-то приценивающе, но все равно он может быть послан за ними. Вполне возможно, чтобы убить их, а внешность иногда бывает обманчива.
   Крис проверил пистолет. Все в порядке, если случится что-то непредвиденное, он сможет им воспользоваться. Сначала Крис хотел спрятаться, а потом неожиданно выскочить и тем самым застать незнакомца врасплох. Можно было притаиться в углу возле двери, а затем рукояткой пистолета оглушить вошедшего. Его взгляд упал на стоящие на столе чашки с остывшим чаем. Он быстро сел за стол и подвинул к себе обе чашки. Из одной он выпил залпом весь чай и отставил ее на подоконник. Из второй он сделал лишь два глотка, подумав, что забыл предложить женщинам сахар. Правую руку, сжимавшую пистолет, он спрятал под стол, направив оружие прямо на дверь, где всего через секунду появился визитер.
   Заметив сидящего за столом парня с чашкой в руке, мужчина растерялся и сделал шаг назад.
   - Здравствуйте, - сказал он нерешительно.
   - Привет, - ответил Крис.
   - Я тут звал, а никто не отзывался, - робея, продолжал незнакомец. - Сад у вас хороший, я посмотрел. И колодец тоже. Очень вписывается. Спокойно здесь, хорошо. Собственно, это то, что я искал.
   - Неужели? - Крис поставил чашку на стол.
   - Вы мне не верите, - удивился мужчина, - я ничего такого не хотел. Но надо же и дом осмотреть. С виду он довольно крепкий. Не кирпичный?
   - Нет, не кирпичный.
   - Я так и думал, - вздохнул с облегчением незнакомец. - Не люблю я кирпичные дома. Дерево - это сила. Зимой тепло держит, а летом здесь прохладно. Вот я думал заглянуть, пока хозяев нет. А то, когда хозяева есть, они ведь могут что-то утаить. Я знаю, всякие ловкачи бывают. Лучше чтобы сам, чтобы своими глазами, чтобы пощупать.
   - А зачем щупать? - Крис ничего не понимал, но бдительности не терял. Он внимательно следил за движениями визитера, и также боковым зрением пытался контролировать все, что происходит во дворе.
   - Я могу войти? - не отвечая на вопрос Криса, спросил незнакомец и вошел на веранду. Оглядевшись, он удовлетворенно сказал, - ну все как я и думал.
   - Вам, собственно, что нужно? - спросил Крис.
   - Мне? Как? Как это, что нужно? - незнакомец удивленно хлопал ресницами.
   Он хотел было сделать шаг к столу, но Крис резко приказал:
   - Стоять! Стойте на месте.
   Мужчина вздрогнул и остановился.
   - Я... Что вы кричите? - спросил он раздраженно. - Я же не грабитель. У меня документы есть. Я человек честный. Не надо со мной в таком тоне.
   - Извините, - миролюбиво сказал Крис и встал со стула. Заметив в руках у молодого человека пистолет, незнакомец охнул. Ноги его подкосились, и он оперся спиной на косяк двери. Руки он выставил перед собой.
   - Я ничего не понимаю. Я честный человек. Я по объявлению, я хочу купить дачу, - слабым голосом лепетал он.
   Крис быстро подошел к нему и обыскал. В карманах были ключи, портмоне и свернутый в несколько раз газетный лист.
   - Что вы делаете? - только и сказал незнакомец, безучастно наблюдая за манипуляциями парня.
   - Тише, дядя. Ты один?
   - Один, нет не один. То есть у меня семья есть и еще сестра и мама.
   - Сюда приехал один?
   - Сюда? Один, один. Там у меня машина, зеленая "пятерка", вы можете взять ее, я не против. Берите, если вам надо. А здесь, здесь деньги.
   - Ты чего сюда пришел?
   - Дача, я в объявлении... Теща просит, да и я не против. Дети подрастают. Хотел купить. На природе ведь лучше.
   - Этот дом не продается.
   - Значит ошибка. Слава богу. Просто опечатка. Я пойду?
   - Объявление здесь? - Крис взял в руки газетный листок и развернул его.
   - С другой стороны. Там я звездочкой пометил.
   Крис перевернул листок и прочитал помеченное звездочкой объявление.
   - Ну допустим, - согласился с версией незнакомца Крис. - Но почему вы пришли в это дом?
   - Как почему? Там же адрес есть, - удивился мужчина.
   - Я вижу. Здесь есть адрес. Но почему вы не пошли по адресу, указанному в объявлении? Почему вы пришли сюда?
   - Как это почему? Я пришел по указанному адресу, - с сомнением пробормотал мужчина.
   - Вы ошиблись. Дом, который вам нужен, находится совершенно в другой стороне поселка.
   - Не может быть, я внимательно смотрел.
   - Идем, выходи, - скомандовал Крис.
   - Нет, нет, подождите. Зачем нам идти куда-то? Зачем?
   - Выходи, я тебе говорю.
   - Не надо, - вдруг захныкал незнакомец.
   Крис вздохнул.
   - Я покажу вам табличку, там, у калитки.
   - Я уже ее видел.
   - Что там написано?
   - Лесная, 73.
   - Что? Идем, да иди ты, говорю.
   Подняв руки вверх, пятясь задом, мужчина сошел с крыльца.
   - Опусти руки, ты что? - Крис спрятал пистолет. - Иди к калитке.
   Пятясь задом и стараясь не отрывать взгляда от лица Криса, мужчина подошел к калитке.
   - Ну давай, читай же, что там написано?
   Мужчина вышел со двора и опустил глаза на табличку.
   - Читай вслух, - приказал Крис.
   - Лесная,.. - начал незнакомец и запнулся.
   - Ну, цафра какая?
   - По-моему, это триннадцать, - с надеждой в голосе сказал мужчина.
   - Внимательно посмотри, - посоветовал Крис.
   - Нет, точно триннадцать, - мужчина вытер пот со лба рукой.
   - Семьдесят три - это совсем в другой стороне, - сказал Крис.
   - Ошибка, - пожал плечами мужчина.
   - До свиданья, - произнес Крис и направился к веранде, затем остановился и побежал к калитке.
   Мужчина замер и закрыл глаза, ожидая самого худшего.
   - Ваша газета, - Крис протянул незнакомцу газетный листок.
   - Ага, спасибо, - не открывая глаз, мужчина протянул руку вперед. Промахнувшись несколько раз, ему все-таки удалось поймать дрожащей рукой тонкий лист. По-прежнему зажмурившись, он развернулся и пошел к своей машине. Сделав пять шагов, он решился открыть глаза.
   - Эй, - крикнул ему в спину Крис.
   Незнакомец вздрогнул и присел, вжав голову в плечи.
   - Дом там, кстати, кирпичный, - сказал Крис и, тут же забыв о незнакомце, пошел обратно в дом.
   Женщин он нашел в библиотеке. Перепуганные, взволнованные, они, томимые безвестностью, молчали все это время, боясь издать хоть звук. Быстро глянув на них, Крис коротко сказал:
   - Нужно уезжать.
   Это прозвучало как команда "на старт". Дом вдруг наполнился движением.
   - Моя машина открыта, - проговорила Огурцова, видя как Крис берет на руки Алену.
   - Я смогу идти, - попыталась сопротивляться раненная девушка.
   Крис не обращая внимания на возражения, отнес свою драгоценную ношу к машине Огурцовой.
   И Света, и ее мама, не сговариваясь, наспех приводили дом в порядок. Собирали и аккуратно скадывали вещи и постельное белье, закрывали окна, мыли посуду. Когда Крис появился на веранде, ему осталось лишь быстро удостовериться в том, что все было сделано правильно.
   Огурцова и Света ждали его у машины.
   - Уже завтра я сделаю вам визы, а может даже уже сегодня. Билеты тоже не проблема. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Когда же ты успела вырасти, Света? Боже, где я была?
   - Мама, не надо, - остановила причитания Огурцовой Света, она оглянулась на сидящую в машине Алену.
   - Я никого не виню, кроме себя, - не слушая ее, сокрушалась Огурцова. - Какая же я мать? Мы с тобой шли по двум параллельным линиям. А ведь они никогда не пересекаются. Я так запуталась. Но может это к лучшему? Ты уедешь. Там другая жизнь, совсем другая. Там нет всего этого ужаса.
   - Хватит, мама. Жизнь везде одинаковая.
   - Конечно, конечно. Светочка моя, - Огурцова обняла дочь. - В конце-концов я думаю, что у нас теперь начнется другая жизнь, и у тебя, и у меня, и мы забудем обо всем, увлеченные новой жизнью.
   - Ты говоришь загадками, мама.
   - Просто мы так мало с тобой разговаривали.
   - Только по телефону.
   - Да, по телефону, - Огурцова улыбнулась.
   Крис не торопясь, закрыв дом, прошел по дорожке, оглянулся на свое временное убежище, прощаясь. Когда теперь он сможет вернуться сюда, и сможет ли вообще?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"