Гра Максим : другие произведения.

Зажигалочка(глава 6)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ничего вернуть нельзя. Нет сил и времени оценивать поступки. За тебя уже все решили. Прячься если успеешь. Смерть идет за тобой.


   ЗАЖИГАЛОЧКА.
   Глава6.
   ТРАФФИК.
   Игорь вернулся к себе домой. Ему больше некуда было идти. Друзей и родных у него не было. Точнее, их не осталось. Он был один на всем белом свете. Творческие люди обречены на одиночество. Они самодостаточны, им ни к чему любое общество, потому что творчество им заменяет все - и общение, и любовь, и страсть, и переживания.
   Однокомнатная квартира на третьем этаже прочной "сталинской" пятиэтажки была его домом. Его временным пристанищем и убежищем. По сути, лишившись своей квартиры в надежде хоть частично погасить свой долг, он приобрел в душе новое качество: отныне ничто на этой земле не принадлежало ему, он стал свободным от рутины и хлопот обладания вещами, все, чем он располагал теперь, было всегда вместе с ним, оно ютилось у него в душе, теплилось где-то в голове и жило, и принадлежало ему, пока он сам был жив. Еще, конечно, оставался долг и все связанные с этим фактом неприятности, но об этом думалось легко, хоть и с тенью грустного разочарования, совсем как о неминуемой смерти. Главное он стал свободен, и теперь как улитка носил свой дом с собой, огромное безразмерное жилище, которое всегда было под рукой и куда удобно было прятаться от неустроенности окружающего мира.
   Квартира, которую он снял несколько месяцев назад, предусмотрительно заплатив хозяину за целый год, превратилась в его дом, как только он, скрипнув ключем, проникал внутрь. И вместе с его приходом сюда проникал его собственный мир.
   Он бросил сумку с деньгами у порога и неторопливо обошел свои временные владения, давая возможность своему миру заполнить геометрически правильно выстроенное пространство, окутать каждую находящуюся внутри вешь дымкой милой, близкой сердцу узнаваемости. Его дом был там, где он сам находился, и поэтому родным и знакомым скоро становилось все, что его окружает.
   Осторожно, боясь лишнего шума, он сел на старый продавленный диван. Пружины предательски скрипнули, нарушая тишину и превращая сладкий миг узнавания в нелепость. Пыльная шестиструнная гитара, притаившаяся в углу, с трепетным страхом ждала безжалостных рук и дерзких прикосновений. Она так же, как и все остальное в этой квартире, вдохнула часть мира Игоря и распознала его намерения.
   Игорь закурил и открыл окно. Мыслями он унесся к оставленным им где-то за городом троим компаньонам. "Идиоты," - прошептал он. Сердце кольнула досада. Его не поняли, не оценили, не выслушали, пренебрегли его свободой и мнением. Как всегда. "Идиоты," - вновь прошептал он.
   Гитара жалобно звякнула в его руках. Он уселся на диван и задумался. "Идиоты," - прошептали его губы. Это слово уже не относилось к его недавним товарищам, оно шелестело и шипело, обращенное ко всем людям на земле, с кем уже пришлось встретиться Игорю и особенно к тем, с кем ему предстоит встретиться. Гитара молчала. Отчего-то в эти мгновения Игорю больше хотелось ругаться, чем петь. Наболело. Вечная боль нереализованного дара, забродившего в обиженном на весь мир сердце.
   Его взгляд упал на лежащую у входной двери сумку. Он долго и пристально всматривался, словно пытался увидеть в своем неожиданном богатстве знаки и симптомы приближающегося благополучия и известности. Но сумка - это только сумка, у нее есть цена и артикул, и нет даже намека на судьбоносность. А как же деньги? Та сама куча денег, призванных служить ему, стать ступенями в новый мир, в небеса, на самую вершину жизни, даже не подозревает о своем великом предназначении.
   Слабость и хандра вдруг улетучились. Игорь ощутил, как закипает в нем желание немедленного действия. Он ни в коем случае не должен пренебречь открывшимися возможностями. Это должно было случиться, и теперь надо действовать, чтобы не упустить момент. Все очень просто - или сейчас, или никогда!
   Вернув гитару на прежнее место, Игорь пошел на кухню, решив первым делом напиться чаю. Он не беспокоился о том, что его кто-то будет искать здесь. Разве что это мог сделать кредитор. Он мог бы прислать Бориса или другого курьера с требованием возвратить долг и проценты немедленно. Но теперь это уже не пугало его. Он готов к этому. Он с нетерпением ждет того момента, когда сбросит с себя кандалы зависимости от жестокого богатея, ссудившего ему когда-то "по доброте душевной" кругленькую сумму. Игорь готов вернуть долг, вот так вот сразу, по первому требованию. Нет, скорее всего посланный курьер не удивится такому повороту событий, ни один мускул не дрогнет на его лице, он возьмет деньги и уйдет навсегда из жизни Игоря, он унесет из его мира, из его дома мусор, мешавший дышать вольно и спокойно, полной грудью. И тогда останется одно лишь творчество.
   Чайник вскипел, Игорь заварил чай прямо в чашке, накрыв ее сверху блюдцем. Неплохо было бы чего-нибудь перекусить, но кроме куска черствого батона другой еды в доме не оказалось. Пока заваривался чай, Игорь, подобно Кащею, решил почахнуть над своим богатством. Деньги он высыпал на кухонный стол, перебирал и взвешивал тугие пачки пачки на ладони, он впитывал энергию денег. Он, играя в необычную игру, складывал пачки то в одном, то в другом порядке, выстраивал пирамиды, раскладывал по столу как паркет, даже убрал чашку и кусок батона на подоконник, чтобы не мешали. Выстроив замысловатый домик, он, взяв из коридора телефон, притащил его на кухню и неуклюже прижав плечом к уху трубку, набирал номер, так и не поставив аппарат, держа его на весу.
   - Алло, Семен, - голос Игоря дрожал от волнения, - это Игорь. Да, тот самый. Узнал? Я звоню спросить тебя - мой материал, он еще у тебя? Он сохранился? Да? Что ты говоришь? Целехонек! Да, да, решил. Нашел спонсора, собираюсь закончить старую и начать работать над новой. Нет, я никого не ограбил. С чего ты взял? Да, шутка, понимаю. Когда можно подойти? Хоть сегодня? Я буду, точно буду.
   Игорь взмахом телефонного аппарата разрушил выстроенный из денег домик.
   - У меня столько идей. Такое дикое желание работать. Ты не поверишь, меня просто распирает... Веришь? Это хорошо. Ты говорил, у тебя есть связи на радио. Я понимаю, что об этом пока рано говорить. Просто спросил, хотел убедиться, что мое творчество в умелых руках. Я шучу, шучу. Как у меня дела? Нормально дела. Не могу ждать, спать не могу, есть не могу, хочется работать, работать, работать. До изнеможения, до смерти. Денег много, Семен, не беспокойся, на все хватит. Ну конечно, это мне надо беспокоиться. А я спокоен, ты не поверишь, спокоен как слон или верблюд. Работать хочется. Ладно, я сегодня буду. Все обсудим и вообще поболтаем. Всего!
   Игорь нажал на рычаг. Настроение поднялось. Самое время сделать еще один очень важный, хоть и неприятный, звонок. Раз уж день сегодня достаточно удачный, нужно использовать его по максимуму.
   - Алло, - Игорь замер, вслушиваясь в молчание, повисшее на том конце провода, - алло, я хотел бы поговорить с Рахметом.
   - Ты кто? - голос в трубке звучал презрительно.
   - Я Игорь. Он меня знает. Я звоню по поводу долга.
   - Ты кто? - вновь спросил голос.
   - Я могу поговорить с Рахметом? - Игорь взволновался не на шутку. Ему стало страшно.
   - Слушай, ты зачем звонишь?
   - Где Рахмет?
   - Ты чего хочешь?
   - Я Игорь. Я хочу долг вернуть. Я занимал.
   - Я понял, ты Игорь. Ты кто?
   Игорь резко нажал на рычаг. Руки его дрожали. Совсем не так он представлял себе этот разговор. Этот тон, ужасный презрительный голос - все говорило о предстоящих неприятностях. Но Игорь был уверен в одном, ему необходимо вернуть долг, иначе он не сможет ничего делать. Если он не отдаст деньги, он не будет чувствовать себя до конца свободным.
   Он снова набрал знакомый номер, но не дожидаясь ответа, положил трубку на рычаг и и опустил телефон на кучу денег, разбросанных по столу. Дрожащей рукой он вынул из пачки сигарету и прикурил от прыгающей в руках спички. Этот день не может закончиться так ужасно. Сегодня великий день, но похоже, он может превратиться в кошмар. Вопрос с долгом требует немедленного разрешения, его нельзя отложить на потом, забыть или как-то изменить значимость. Игорь быстро перебирал в голове те места, где мог бы встретить Рахмета и обсудить с ним свои проблемы. Он залпом выпил горький чай. Мокрые теплые чаинки прилипли к языку и губам, Игорь отплевывался, размышляя о превратностях судьбы. Неужели этот день приготовил ему сюрприз, решил указать его место в жизни: его потолок, его планку, его подстилку у двери? Этого не может быть. Все что угодно, но только не это.
   Игорь курил одну сигарету за другой. Он уже не радовался свалившемуся
   на него счастью, его не забавляла куча денег, и он с ужасом представлял себе,
   какие могут быть последствия этого телефонного разговора. Наверняка Рахмет
   что-то задумал, видимо он решил, что может повелевать судьбой Игоря. Видимо,
   он решил, что он бог. Только вот что он за бог? Он наверняка мусульманин.
   А Крис, тот тоже возомнил себя всемогущим. Почему на пути Игоря в последнее время встречаются одни лишь боги? Может такова его истинная миссия? Может он антихрист или Иуда? Что за бред!
   Игорь в бессильной злобе смахнул деньги на пол. Еще мгновение, и он заплачет. В исступлении он принялся топтать валяющиеся в беспорядке зеленые пачки, осознавая, что топчет сейчас еще одного людского бога.
   Игорь взял себя в руки. Не надо паники! Он быстро собрал разбросанные деньги в сумку. Поднял и поставил на стол телефон. Но все-таки что же делать? Крис наверняка придумал бы выход из этой ситуации. Он такой. Игорь вдруг с тоской вспомнил о своем недавнем приятеле. Еще он вспомнил, как билось его сердце там, на платформе, где он ждал электрички. Ему все чудилось, что Крис следит за ним откуда-нибудь из-за кустов, ждет удобного случая, когда Игорь останется совсем один, чтобы расправиться с ним. Игорь держался поближе к людям. У него было оружие и были деньги, но еще у него был страх перед Крисом. Он верил в его решимость, в его силу и целеустремленность. Таких людей нельзя иметь во врагах. Но Крис был именно враг. Сев в электричку, Игорь медленно прошелся по вагонам, чтобы удостовериться в отсутствии преследователей. Приехав в Москву, он сначала хотел сдать сумку с деньгами и оружием в камеру хранения, но так и не решился. На вокзале было очень много милиции, и долго там оставаться было нельзя. Игорь нырнул в метро. Он досадовал на свою нерешительность, полагая, что на вокзале сумка была бы в большей безопасности, нежели у него дома. Деньги все равно прийдется где­нибудь спрятать.
   Зазвонил телефон. Игорь вздрогнул и испуганно уставился на оживший аппарат. Телефонная трубка была липкой и теплой, Игорь прижал ее к уху и замер.
   - Чего молчишь? - раздался знакомый презрительный голос.
   - Я слушаю.
   - Эй, музыкант, Рахмет готов тебя выслушать.
   Игоря покоробило подобное обращение. Оказывается, в определенных кругах ему уже дали кличку.
   - Алло, - это уже голос Рахмета.
   - Алло, Рахмет, это я, Игорь.
   - Говори, - спокойно сказал Рахмет.
   - Я готов отдать долг. Всю сумму.
   Молчание.
   - Деньги у меня, - сказал Игорь, подумав, что оппонент не расслышал.
   - Я понял, - наконец отозвался Рахмет.
   - Я хочу договориться о месте и времени встречи, - неуверенно пробормотал Игорь, озадаченный подозрительностью Рахмета.
   - К тебе прийдут.
   - Когда? - спросил Игорь в пищащую короткими гудками трубку.
   В груди у него похолодело. Дернул же его черт связаться с этим Рахметом.
   Но тогда другого выхода не было. Чушь, всегда есть выход.
   Игорь решил спрятать деньги и о ружие немедленно. Пусть приходят люди
   Рахмета, он назначит время и место передачи. Он сам назначит. Хватит подчиняться. Он свободная личность. Он будет ею, когда отдаст свой долг. А пока... Пока надо спрятать деньги.
   ***
   Шелкнул замок. Дверь открылась. В темную пыльную кладовку ворвался ясный дневной свет. Келдыш прищурился, не в силах вынести резкого перехода от тьмы к свету. Он сидел, согнувшись, взгромоздив ноги на лавку, упершись подбородком в колени и привалившись боком к стенке. Странно что он даже не заметил, как невеселые мысли, словно переходя стремительную шумную реку, скакали как по камешкам к туманному и невидимому берегу, уводя его куда-то вглубь себя, убаюкивая. Келдыш спал. Видел быстрые бесформенные сны, что проносились мимо, их невозможно было запомнить. Он спал, пока в его импровизированную камеру не пришел непрошенный гость, принесший с собой невыносимо яркий свет. Келдыш осоловело хлопал ресницами, пытаясь навести резкость.
   - Ты спал, что ли? - удивился кто-то с той стороны двери.
   - Уснул немного, - вздохнул Келдыш.
   Он потянулся, спустил ноги на пол и встал. Все те же лица, точнее, то же лицо - большое, круглое. Келдыш зевнул. Ему не было страшно, он был уверен в Егоре. Он знал его финансовые возможности и его доброе сердце. Рано или поздно друг прийдет на помощь, они выйдут из этого неприветливого дома и отправятся гулять или кататься, а потом соберут вещи и уедут куда-нибудь, ну хоть в Египет.
   - Идем, с тобой говорить хотят.
   Келдыш кивнул.
   - Здесь что света нет? - рассеянно спросил он.
   - Почему нет, есть. Так ведь день еще, - круглое лицо громилы удивленно вытянулось, превратившись в овал.
   - Да? День? А я заснул. Снилось черт-те-что, - пожаловался Келдыш морде и вышел из кладовки.
   - А зачем тебе свет? - продолжало удивляться круглое лицо. - Может ты хотел, чтобы тебе газетки сюда принесли или журнальчики?
   Келдыш промолчал в ответ. В сопровождении громилы он прошел по длинному коридору с двумя большими окнами, выходящими на глухой кирпичный забор. Там, за забором, была воля, там осталась прежняя беззаботная жизнь.
   - Мне руки за спиной держать? - спросил он, оглянувшись на верзилу.
   - Топай, топай, - скомандовал сопровождающий, - вот сюда. Входи.
   Келдыш вошел в большой просторный зал. Из-за отсутствия мебели помещение выглядело огромным до неприличия. Звуки здесь отражались от стен и вторили быстрым эхом где-то у потолка. Пахло краской, свежеструганными досками и еще другими неопределимыми запахами недавно прошедшего здесь ремонта. Паркетный пол блестел, пряча свой хитрый узор за бликами солнечных зайчиков, заскочивших сюда как на полянку через резные окна.
   Прямо напротив двери раскрыл в бесконечном зеве свою широкую пасть
   камин, обнажая для всеобщего обозрения свое черное нутро. Возле камина, спиной
   к двери, на новеньком мягком стуле сидел главный тюремщик. Этот единственный
   стул казался в таком огромном помещении маленьким и незначительным. Сидящий на
   нем человек говорил по мобильному телефону. Но как и сам человек, его фигура и
   голова теряли свои истинные размеры, находясь в плену у открытого пространства,
   издали казалось, что человек разговаривает с камином, который замер и
   отворил рот от удивления.
   - Я никуда не прячусь, - говорил человек, - мне стало плохо. Я был у следователя. Что он мне может сказать? Что вообще они могут сделать? Я понимаю всю серьезность положения и не пытаюсь занизить свою ответственность. Все-таки клуб принадлежит мне. Где-то я просчитался. Где я? Да так, отдыхаю. Да я знаю, что не время. Нет сил, но мои люди работают над этим. Это моя проблема, и я приложу все усили...
   Он неодижанно замолчал, удивленно посмотрел на трубку, затем на камин.
   - Вот и поговорили, - со вздохом сказал он и оглянулся.
   Келдыш кивнул в знак приветствия.
   - Это ты, парень? - усмехнулся Болдин.
   Он развернул стул и сел спиной к камину, закинув ногу на ногу. В руках у него оказался большой апельсин. Болдин, не сводя глаз с Келдыша, спрятал телефон в один карман, а затем из другого вытащил нож-выкидуху. Звонко щелкнуло лезвие, звук запрыгал по стенам и остановился в области потолка, растроившись, будто в этой комнате практически одновременно лезвия выскочили у трех ножей. Болдин не спеша начал чистить апельсин, сбрасывая кожуру прямо на пол.
   - Как тебе мой дворец? - спросил он наконец у заскучавшего Келдыша.
   - Большой и пустой дом, - отозвался Келдыш и оглянулся. Кроме него и сидящего у камина Болдина в комнате больше никого не было. Верзила незаметно ушел, даже не скрипнув дверью. Но Келдыш был уверен, что он там, совсем рядом, и готов в любую минуту войти сюда и нанести один из своих знаменитых ударов ребром ладони, тех самых, что совсем недавно он Егора...
   - Извини, присесть не предлагаю, сам видишь, не на чем, - Болдин развел руки в стороны, в одной был недочищенный апельсин, в другой нож с мокрым от сока лезвием. - Ну, я думаю присаживаться тебе ни к чему, ты и так насиделся.
   Болдин вернулся к своему занятию.
   - Ты чем по жизни занимаешься? - спросил он, не поднимая глаз.
   - Живу потихоньку, - отозвался Келдыш.
   - Плохо, молодой человек, плохо. Нельзя жить потихоньку, для здоровья вредно. Надо жить так, чтобы стены в домах тряслись, чтоб земля дрожала, чтоб ветки гнулись и ветер чтоб в затылок дышал. Вот как надо жить. Ты знаешь, я уважаю дерзких и смелых людей, можно сказать, любуюсь ими. Может потому, что когда-то сам был таким. Теперь вот плоды пожинаю, - Болдин для убедительности показал Келдышу очишенный апельсин. - А ты говоришь, потихоньку. Проспишь свою жизнь, пройдет она мимо тебя, даже не подразнит, так пройдет. Плохо это.
   - Я в институт собираюсь поступать, - соврал Келдыш.
   - Вот это правильно. Сейчас без образования нельзя. Хотя... хотя можно и без образования. Но ты все равно учись. Куда собираешься поступать?
   - Еще не решил, - пожал плечами Келдыш.
   - Ничего, даст бог, еще выберешь. Друг поможет. Как думаешь, поможет?
   Келдыш хотел выпалить "да", но отчего-то сдержался. Ему начал казаться подозрительным этот разговор. Слишком он был откровенным, прямо по душам. Может с Егором что-нибудь случилось?
   - Я не знаю, - выдохнул Келдыш.
   - Я вот тоже не верю своим друзьям, - сказал Болдин, он равнодушно смотрел на очищенный апельсин, словно не мог придумать, что можно с этой штукой делать. Аппетит у него явно пропал.
   - Апельсин хочешь? - спросил он.
   - Можно, - согласился Келдыш, уже в следующую секунду он обеими руками поймал брошенный в его сторону мокрый плод.
   - Я вот не могу понять, что за человек Егор Обломов?
   - Человек как человек, - пожал плечами Келдыш, жуя апельсин.
   - Нет, серьезно. С виду он мне не показался очень уж смелым или, как
   это модно нынче говорить, крутым. Человек, как человек. Знать бы, что у этого
   человека на уме. Я был уверен, что знаю. Оказалось, ошибался. Стар стал. Все
   чаще и чаще ошибаюсь. Интуиция заржавела. И сила вроде есть, и ум, и память не
   хуже, чем у двадцатилетьнего, а что-то не так. С возрастом пришла мудрость.
   Недоверие и осторожность теперь мои главные союзники в любом деле. Но как я
   в нем ошибся. Ты не думай, я хоть и опасный, но совсем не злой. Не бандит
   какой-нибудь, без надобности и мухи не обижу. Разве что для дела могу
   провернуть мокрое дельце. Нет, ты слушай, но не вслушивайся, это я так,
   размышляю. Что, вкусный был апельсин?
   Келдыш кивнул.
   - Вот и хорошо, - Болдин помолчал. Достал из кармана носовой платок и вытер лезвие ножа. Бросив платок на кучку апельсиновых корок, разбросанных по полу, он сложил нож. - И главное что удумал, стервец! Поиграть захотел. Не наигрался. Ты понимаешь, смелых и дерзких уважаю, но ненавижу дураков. Просто не перевариваю человеческой тупости. Мы же договорились. Все было честно. Я человек незлой. Дела все делаю правильно. На Егора твоего зла не держу и вообще. Зачем он так со мной? Не уважает? Ну не дурак же он в конце-концов. Вот ты скажи, дурак Егор или нет?
   - Не замечал, - пролепетал Келдыш. После монолога Болдина ему стало не по себе. Егор сделал что-то не так, и теперь должно произойти что-то страшное. И это произойдет имено с ним, с Келдышем. Проглоченный апельсин противно заворочался в желудке. Может он был отравлен?
   - Ты не бойся, парень. Главное, ничего не бойся. Я не зверь. Все будет в порядке, вот увидишь.
   - Я не боюсь, - дрожащим голосом сказал Келдыш. Внизу живота екнуло, словно кишки провалились в бездну.
   - Вот и правильно.
   - А что случилось?
   - М-да. Случилось кое-что. Егор-то проявил себя не с лучшей стороны. Обманщик твой Егор. Приехал на встречу, а денег не привез.
   - Как? - почти вскрикнул Келдыш.
   - Что, не ожидал? Я тоже не ожидал, - усмехнулся Болдин. - Мои люди полчаса назад звонили из больницы.
   - Он что, их ранил? - пронзительно вскрикнул Келдыш и прислушался.
   "Ранил, ранил, нил, нил, ил, л-л-л," - отозвалось под потолком.
   - Пытался, но у него ничего не получилось. Забыл оружие зарядить. Странно все это. Интересно, что он собирался делать дальше? Ну, убил бы он моих людей, потешил бы свои геройские инстинкты, а потом в милицию сдаваться? Вот сижу я и не могу понять, что он за человек. Думал, ты мне поможешь его узнать получше. Но ты подтвердил мои предположения. Человек, как человек, не дурак, да еще друг у него такой хороший, в институт собирается поступать. Не пойму я, чего он добивается?
   Келдыш вздрогнул. Он почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Он оглянулся и встретился взглядом с холодными блеклыми глазами громилы.
   - Ты уж извини, другого выхода у меня нет. Ты веришь, я искренне
   хочу ему помочь, да и ты, я думаю, тоже, - продолжал громко говорить Болдин.
   Он резко бросил нож, и стоящий за спиной Келдыша громила ловко подхватил его. - Я думаю, мы оба заинтересованы в результате. Ты поймешь меня, ведь выйти отсюда ты хочешь поскорее, живым и здоровым. - Болдин снова повернул стул и сел спиной к Келдышу. - Только не здесь! - крикнул он, не оборачиваясь.
   Келдыш догадался примерно, что с ним будет дальше. Но мозг его отказывался принимать даже самую малую возможность насилия над ним.
   - Я понял, - отозвался громила. - Идем по-хорошему, - обратился он к Келдышу.
   На ватных ногах Келдыш вышел из комнаты и оказался вновь в коридоре с окнами, выходящими на кирпичный забор.
   - Куда? - пролепетал он.
   - Обратно, - отозвался громила.
   Очень медленно Келдыш, словно пытаясь запомнить каждый прожитый миг, зашагал по коридору. Громила не подгонял его, видимо он проникся неким видом сочувствия, а может просто ему хотелось полностью насладиться этим моментом предвкушения расправы.
   ***
   Он позвонит. Он обязательно позвонит. Ему ведь нужны деньги. Он точно позвонит. Они все мне будут звонить. Им нужны мои деньги. Только деньги и ничего больше. Они не хотят никому причинить вред. Они не будут никого убивать. Мама и папа, и Келдыш, с ними все в порядке. С ними ничего не может случиться. Разве их смерть может заменить сумку, полную денег? Нет, никто их убивать не собирается. А деньги я достану. Но пока, пока я буду тянуть время. Так размышлял Егор, бережно разрезая газету на ровные прямоугольники.
   Он уже изготовил две пачки, которым в ближайшее время предстояло сыграть роль требуемых долларов. Пока это была лишь часть, самая маленькая доля, времени оставалось все меньше, а кипа приготовленных для исполнения задуманного плана все не уменьшалась. Егор пытался резать сразу несколько сложенных листов, но тогда края в пачке получались шершавые и с зазубринами. Если не дай бог одна из таких пачек ляжет боком, его план раскроется сразу же, как только бандит заглянет внутрь сумки. Невзирая на неумолимо скачущую по циферблату часов секундную стрелку, приходиться кропотливо резать листы и складывать ровные прямоугольники в сторонку, чтобы потом, подложив сверху и снизу по реальной купюре, превратить изрезанную газету в "куклу".
   Они позвонят и спросят, что это было? Или ты, что охренел? А я скажу.
   Я отвечу им, что деньги готовы, и все. И трубку отключу, отключу совсем.
   Нет, пусть сначала назначат новую встречу. Эй, ребята, вы что, деньги при мне, вся нужная сумма, вот в сумочке. Адрес говорите, адрес. Жаль, что телефон нельзя отключить совсем. Могут позвонить те другие, у которых теперь мои папа и мама. А еще может позвонить тот третий, псих из машины. Ну и денек! Только бы все получилось как надо!
   Егор замер. В его руке застыли ножницы. Со лба на газету упали несколько капель пота. Неожиданная мысль засветилась, словно лампадка, где-то в уголке его затуманенного сознания. Ведь и ослу ясно, что не все так просто, как он себе представляет. Боже, какой глупец! Ведь если им удалось узнать, что он получил наследство и не успел его благополучно растранжирить за это время, значит в банке у них есть свой человек! Ну конечно. Можно было бы и раньше догадаться. Стоит им сделать всего один звонок, набрать несложный семизачный номер, и гнусная банковская крыса тут же доложит о состоянии счета Егора Обломова, о его неизменности, о его величине и о преступном бездействии хозяина счета. Вполне возможно, что эти люди решили извести род Обломовых. Деньги - всего лишь предлог. Вот почему не удалось ему сразу снять необходимую сумму со счета. Большой преступный заговор! Таким образом из человека можно сделать шпиона, стукача, предателя. Кто же эти люди? Чем они занимаются? Зачем им нужен сломленный, жалкий, падший духом Обломов, таскающий за собою тяжелый рюкзак, наполненный до отказа грехами и муками совести? Тот в машине очень был похож на шпиона. Да это же вербовка, черт возьми! Неужели нельзя было это сделать как-нибудь помягче, поласковее. Можно, например, подкупить. Хотя вряд ли. Стоп. Родственники из Голландии. Что там сейчас в Голландии за режим? Ловко придумали. Нелепее наследства и придумать невозможно. Тоже мне - внук мужского пола. Деньги падают на счет в Москву. Теперь немного сладкой жизни. Только чтобы ощутить вкус, мазком по губам, поиграть в богатея. Сети расставлены, муха сама влетела, купившись на предательский запах. Как только увязли лапки, настало время для появления паука. Только их аж три. Три громадных жирных паучища на одну маленькую равнодушную муху. Они ее сожрут всю целиком, вместе с лапками и крылышками. Все эти куклы, обрезы, стрелки, похищения - это лишь мишура, говоря по-шпионски, прикрытие. Обломов в тупике, он загнан в угол и у него нет выхода. Значит предательство? Что там сейчас за это грозит? Пожизненное? Посмертное? Егор перевел дух и с ожесточением возобновил свое нудное занятие. Еще совсем немного и в сумке появится целая куча фальшивых пачек.
   Странный способ вербовки. Довести человека до состояния раздавленного комара со сломанными крыльями, чтобы потом вырастить из него гаденького гнусного предателя. Что им в конце-концов всем нужно? Какого рода информация их интересует? Неужели им нужно, чтобы он совершил покушение на... Чур меня, чур.
   Дрожащими руками Егор стягивал приготовленные пачки тугими резинками.
   При чем тут предательство! Вечно мерещится всякая дрянь. Ну есть у них человек в банке, ну и что, бандиты, как бандиты, зарабатывают, как могут.
   Зазвонил мобильный. Егор посмотрел на монитор. Номер не был ему знаком. Он не сразу ответил, выжидал. Руки сами собой, как заводные, укладывали пачки в сумку. Только когда протяжно и хрипло закрылась молния, Егор решил ответить на звонок.
   - Алло, слушаю.
   - Эй, Егор, привет!
   "Кто это? Почему голоса у преступников такие одинаковые?"
   - Чего молчишь? Говорить можешь?
   - Могу.
   - Ты меня не узнал? Мы катались сегодня на машине, помнишь?
   "Псих?"
   - Помню, катались.
   - Ты чем сейчас занимаешься?
   - Бухгалтерию привожу в порядок.
   - Привел?
   - Нет еще.
   - У меня для тебя сюрприз. Не знаю, обрадуешься ты или нет.
   - Скорее всего, нет.

***

   Заскучавшие милиционеры, подавляя зевки, поглядывали на часы. Митинг должен скоро закончиться. Пусть с импровизированной трибуны на головы собравшихся помитинговать все чаще и чаще обрушивались жесткие призывы к решительным действиям, аудитории явно наскучила эта чахлая рутина, видимость работы с массами, очередная попытка зажечь давно сгнивший фитиль народного гнева огнем перемен. После триумфального марша по улицам города, не нарушая регламента, утвержденного городскими властями и не пересекая границ дозволенного, протестующие поставили на землю древки своих транспорантов и флагов и разминали уставшие руки. Кое-где среди толпы разливали водку по пластиковым стаканчикам.
   Милиция обеспечивала порядок на очередном псевдополитическом мероприятии. Кордон бравых ребят, казалось, защищал прогуливающийся и любопытствующий люд от дурного влияния, от безликой скучающей толпы добровольцев. Никто из посторонних так и не проник в тесные ряды митингующих. Приехавшая бригада журналистов, сняла двухминутный сюжет о новых политических веяниях. Скуластая длинноволосая девушка, держащая микрофон, как сигарету, быстро оттараторила заранее приготовленный текст, постоянно оглядываясь на стоящего за ее спиной милиционера. Его символическая спина с магическими буквами "ОМОН" должна была стать украшением кадра. Журналисты быстро уехали. Милиция скучала, с трибуны что-то кричали в охрипший микрофон, в толпе пили водку и протестовали, вообще все было, как обычно. Политика прочно вжилась в массы. Спекуляция, как спекуляция, и нечего об этом рассуждать. Чуть не врезавшись в толпу митингующих, из переулка проворно вынырнул черный "Мерседес". За ним, тяжело дыша, бежал постовой, угрожающе размахивая полосатым жезлом.
   - Я говорю проезд закрыт! Закрыт проезд! Сюда нельзя! Проезд закрыт! - отдуваясь и проглатывая матерные слова, кричал он дерзкому водителю "Мерседеса".
   На помощь коллеге пришли еще трое ребят из кордона. Они с невозмутимыми суровыми лицами без слов преградили автомобилю путь на площадь.
   - Разворачивай! Разворачивай! - кричал милиционер с жезлом. Догонять автомобиль ему уже не хотелось, и он пытался урезонить неугомонного водителя издали.
   У одного из замершей у каната троицы вдруг скрипнула рация.
   - Что там у вас?
   - Небольшое ЧП, - отреагировал один из ОМОНа, тихо ответив своему далекому коллеге.
   - Помощь нужна?
   - Пока не знаю. Вполне возможно, что это провокация.
   - А что вы там знаете! - вдруг взорвалась криками рация. - Вы для чего там стоите? Выясните, в чем дело и немедленно доложите!
   - Есть! - громко ответил милиционер и широкими уверенными шагами направился к дверце водителя.
   - Ваши документы? - спокойно потребовал он.
   Грызлов хмыкнул и передал через открытое окно свое водительское удостоверение.
   - Думал проскочу, а тут, - пожаловался он милиционеру, пока тот тщательно сверял фотографию с оригиналом.
   - Проезд закрыт, вы разве не видели запрещающих знаков? Здесь митинг, - возвращая документы, сурово сказал ОМОНовец.
   - Видел, видел, - закивал головой Грызлов. - Думал проскочить. Мне очень надо. Может быть получится как-нибудь, а?
   - Проезд закрыт. Разворачивайтесь!
   - Разворачивайтесь, разворачивайтесь, - ворчал Грызлов, поднимая стекло на двери и со злостью выворачивая руль.
   Прежде, чем машина начала разворот, он увидел в толпе митингующих знакомое лицо. Его разобрал смех. Грызлов засмеялся в голос и тут же забыл о том, что всего несколько минут назад очень торопился и готов был даже заплатить доблестным работникам правопорядка за право проезда.
   Развернув машину и припарковав ее у обочины, он выключил двигатель. Милиционер с жезлом под мышкой прикуривал сигарету, искоса поглядывая на черный автомобиль, который мало того, что нарушил правила дорожного движения и въехал под запрещающий знак, так теперь он явно собирался здесь остаться.
   Грызлов вылез из машины, окинул курившего презрительным взглядом и направился к троице бойцов, так и не сдвинувшихся с места после его маневра. Подходя к ним, он чуть замедлил шаг.
   - Пройти я могу? - осторожно поинтересовался Грызлов у ОМОНовца с рацией.
   - А зачем? - последовал вопрос.
   - Мне нужно поговорить вон с тем молодым человеком в кожанке. - Грызлов махнул рукой в сторону митингующих.
   - Вы его знаете?
   - Если нельзя пройти, то хоть позовите его. Мы знакомы, - раздражаясь от обычной милицейской манеры вести разговор и видеть в каждом если не виновного, то подозреваемого, он отвернулся и посмотрел на свой припаркованный автомобиль, полагая, что столь невинным движением разрядит обстановку и надвигающаяся гроза пройдет стороной.
   Когда он снова посмотрел с сторону скучающей толпы, он увидел, как один из остановивших его ОМОНовцев все же подошел к лохматому парню в кожанке и видимо передавал ему смысл просьбы, тыкал пальцев в сторону стоящего за кордоном Грызлова. Парень кивнул и заспешил навстречу.
   - Отойдем, что ли, - все же опасаясь неадекватной реакции со стороны правоохранительных органов, предложил Грызлов.
   - Валяй, - согласился парень.
   Они отошли к машине.
   - Чего вы здесь паритесь, митингуете? - с ухмылкой поинтересовался Грызлов.
   - Парятся в бане, - зло ответил парень.
   - Ладно, остынь. Где твой кореш с насморком? Слег?
   Парень ничего не ответил на язвительный вопрос Грызлова, лишь с ненавистью глянул исподлобья.
   - Чего вы все такие сердитые? - пожал плечами Грызлов. - Я же серьезно спрашиваю. Надеюсь, он передал тебе и твоим, как их там, "вольным стрелкам", смысл нашего разговора? Очень приятный разговор получился. Я думал, что вы серьезные люди, а не какой-то сброд, и ваше слово, ваши обещания значат кое-что. Возможно я погорячился, может где-то переборщил, со мной это бывает, но и ты меня пойми, ни один пункт из нашего договора вы не выполнили, а вознаграждение требуете. За что? Ты же серьезный парень, а прислал какого-то..., - Грызлов говорил очень тихо, то и дело поглядывая на курящего неподалеку милиционера с жезлом.
   - Ты поступил неправильно, - просто сказал парень.
   - Разве? Я не спонсор футбольной команды, я не собираюсь платить за кривляние. Мне нужен результат. Так теперь делаются все дела в этом мире. Ты ведь знаешь это не хуже меня. И вот снова от вас никаких известий. Я дал вам железную наводку, а вы ушли на дно. Ответь, вы делали что-нибудь, чтобы исправить положение?
   - Это только твои дела. Нам абсолютно все равно. Если бы не деньги, ты вообще бы нас не увидел никогда в своей жизни.
   - Деньги они такие. Деньги - они могут. Чтож, в этом мире совершаются и еще более ужасные вещи всего лишь за пару копеек. Я не виноват.. Такова уж человеческая природа.
   - Я знаю это. О человеческой природе я знаю очень много.
   - Вам нужно было только поговорить с этими людьми.
   - Я не люблю разговаривать с людьми.
   - Хороший ответ. Из какой брошюры вычитал?
   - Они ничего не знают. Они не брали никаких денег.
   - Ну наконец-то, - вздохнул Грызлов. - Подробности будут?
   - Он очень страдал перед смертью.
   - Что? - вскрикнул Грызлов скорее от неожиданности, чем из жалости. Он посмешно оглянулся кругом. Его крик случайно слился с воплями, звучавшими в тот момент в толпе в поддержку очередного передового лозунга.
   - Он все нам рассказал.
   - Ты говоришь, что денег у них нет. Я тебя правильно понял? Только оставь, пожалуйста, в стороне свои дурацкие ответы и "вольную" философию. Говори, как человек.
   - Нет, денег у них нет и не было. Они опоздали на встречу на целый час. Никто денег им не передавал.
   - И вы что его, того?
   - Не вынес страданий.
   - Царствие небесное, - Грызлов быстро перекрестился. - А второй? И вообще, о ком ты мне говоришь? Вы вообще того взяли? Их должно было быть двое.
   - Только один был.
   - Ну да, один, - Грызлов кивнул.
   В эту минуту ему показалось, что он понял, что происходит. Петя или Шплинт, кого они там замучили, неизвестно, но это безразлично, он мог рассказать этим уродам о том, где были спрятаны похищенные деньги, и скорее всего вся сумма теперь у этих ублюдков. Комедию ломает! Наверное сейчас еще будут гонорар требовать. Скорее всего они ворвались в квартиру по названному адресу, деньги могли быть там, забрали одного из ребят, замучили его, проведя свой сатанинский ритуал, и теперь строят из себя крутых и независимых.
   - Хорошо, я все понял. Садись в машину, - приказал Грызлов. Он решил действовать немедленно. Представилась уникальная возможность получить деньги обратно и рассчитаться за убиенного.
   - Я не могу сейчас.
   - Что? - вопрос Грызлова заставил напрячься трех расслабившихся было бойцов ОМОНа.
   - Я на работе. После, - парень, не оборачиваясь, побрел обратно к толпе.
   - Нет, ты видел, он на работе, - зло усмехаясь, сказал Грызлов стоящему неподалеку милиционеру.
   - Я их знаю, - отозвался тот. - Это их внутренняя охрана. Поддерживают порядок на митинге. Но с головой не дружат, это точно. Платят им, собакам, как генералам, не то что нам.
   - Садись, довезу, - предложил Грызлов.
   Милиционер с радостью запрыгнул в машину, до того места, где находился его пост, было метров пятьсот, но после стремительной погони ему уже совсем не хотелось делать лишних движений.
   - Наверное они все у вас на учете? - спросил Грызлов.
   - Как же, учтешь их, они же на одно лицо, - покачал головой милиционер. - А вообще-то, если эти ребята охраняют митинг, у нас как правило не бывает эксцессов. Вот спасибо, что довез.
   - Угу, удачи.
   Милиционер вернулся на свой пост.
   - Езжай не сворачивая, здесь целый квартал оцеплен. Зачем тебе лишние проблемы? - посоветовал он Грызлову.
   - Да, проблемы мне действительно не нужны. Спасибо.
   Грызлов выехал на проезжую часть. Он боролся с желанием немедленно развернуть машину и вернуться на площадь. Он привык никому не доверять. Он знал людей такого рода. Вот у них нет денег, и они готовы на все, сделают все что им прикажешь, но вот деньги у них есть, теперь они знают себе цену. Они начинают врать, изворачиваться, наглеть на глазах, забывая свои прежние повадки. И ведь этот ублюдок издевался, ничего не сказал о гонораре, о своем побитом сопливом друге. Он вел себя так, словно выиграл в лотерею. И если деньги у этих кожанных гадов, тогда почему так спокойно и равнодушно реагировал на его появление Обломов? Он реагировал так, словно у него действительно есть деньги. Как замечательно получается: и у "вольных стрелков" и у Обломова есть украденные деньги, а у Грызлова их нет. Неужели за всем этим стоит Болдин. "Старая хитрая крыса! Он ведь мог переиграть меня!" Грызлов горько усмехнулся. Шплинт и Петя пока остаются в стороне. Но это пока. Их судьба еще до конца не известна. Но можно предположить, что они скрываются не просто так. Деньги могут быть и у них.
   Грызлов понял, что окончательно запутался. Оказывается, никому не верить - очень трудная задача и плохая привычка. Если все врут, и даже сам Грызлов, то где же правда? Где деньги? У тех или у других? А может их вообще не было? Точнее, они-то может и были, но никогда не покидали стены клуба. Но сумка, которую он нашел у Егора, он ведь опознал ее сразу. Какая путаница!
   Грызлов включил радио. Нужно было срочно выпить, а потом все обмозговать. В конце-концов вполне возможно, что настала пора пересмотреть свои старые принципы и начать верить. Ну хотя бы самому себе.
   ***
   Тасс чувствовал себя прескверно. Впервые за годы его сотрудничества со Скрипкиным он стал свидетелем настоящего дознания. Раньше от него требовалась лишь информация. Он получал задание, рылся в базе компьютера, звонил нужным людям и при встрече со Скрипкиным добросовестно делился всем тем, что ему удалось нарыть. Скрипкин или сразу платил, если полученных сведений было достаточно, или давал новое задание, а уж потом вознаграждал за труд. Теперь все было иначе. Тасс сидел в его машине и отлучался всего минут на пятнадцать, максимум на полчаса, для того, чтобы получить новые сведения.
   Подобное внимание к своей персоне воспринималось им как предвестник скорой беды. Работа Скрипкина была грязной и опасной. Тассу совешенно не хотелось погибнуть от шальной пули очередного допрашиваемого. Он конечно молчал и изо всех сил старался не показывать своего недовольства, все-таки Скрипкина он боялся больше, чем людей, о которых собирал сведения. Эти люди при встрече с хладнокровным взглядом "уборщика" морщились и съеживались как лопнувший воздушный шар, и Тасс нет-нет, да и ловил себя на мысли, что и он сам может оказаться на их месте и протухнуть под взглядом холодный серых глаз. Скрипкин знал свое дело. В его голове работала целая фабрика по производству различных методов ведения допроса, подавления и уничтожения. Тасс был далек от всего этого. Понимая, что его собственная деятельность носит легкий налет криминала и вряд ли сможет когда-нибудь послужить на благо человечеству, все же гордился чистотой своих мыслей и совести, не загружал себя фантазиями о судьбах людей, чью биографию, адреса и связи он выкладывал Скрипкину. У каждого свой удел и свой срок. Уж по крайней мере за всю свою жизнь Тасс никого даже пальцем не тронул. Наоборот, жестокость и агрессия всегда вызывали в нем внутренний протест. Он понимал, что так быть не должно, что любой даже самый мерзкий субъект в этой стране имеет право на суд, ну хотя бы на справедливость. Скрипкин то ли не знал об этом, то ли намеренно игнорировал. Иногда он разговаривал, как обычный нормальный человек, и в такие минуты Тасс расслаблялся, поддавшись внутреннему желанию сдружиться, но уже через мгновние он трезво смотрел на вещи и видел в отходчивости Скрипкина тайный умысел, финт, уловку, направленную только на одно - заманить в ловушку, подавить и уничтожить. Тасс не знал, как на самом деле к нему относится Скрипкин, и полагал, что в данном случае неведение предпочтительнее.
   У Скрипкина по отношению к Тассу был свой интерес. Может быть он устал от одиночества, и ему требовался умный и деятельный напарник, готовый в любой момент прикрыть спину, обеспечить отход, пожертвовать собой и конечно, если нужно, поддержать беседу. Тассу было неприятно наблюдать за процессом. Его насильно втянули в эту историю и по-видимому ему не удастся никуда скрыться, пока дело не будет завершено. И все, что ему оставалось - это выполнять все распоряжения Скрипкина и по возможности не дрожать от страха. Последнее ему удавалось с трудом.
   Жаль что встреча с грабителями клуба не принесла ожидаемого результата. Может быть Тасс и не поверил им, но Скрипкин видел людей насквозь, его трудно было провести, и если он был уверен, что и девчонки, и Крис сказали правду, и деньги у их четвертого компаньона, решившего в последний момент кинуть своих друзей и смыться со всеми деньгами, то значит так оно и было на самом деле. Скрипкин был жесток, но делая свое кровавое дело, всегда оставался в белых перчатках и не трогал людей, которые не представляли для него никакого интереса и не угрожали его безопасности. Он сразу раскусил этих молодых людей, отдавших долг таким странным способом, они были гениальны в своей простоте. Их погубила доброта и дружба. А впрочем, может благодаря этим двум добродетелям, сплотившим их в тяжелый жизненный момент, они до сих пор живы и будут жить еще долго.
   Разборку с Игорем Скрипкин отложил на потом. Тассу свое решение он объяснил как обычно: "Я знаю людей, Тасс, Игорю от нас некуда деться. Он слишком хочет остаться в городе. Не знаю, что это, может амбиции, а может глупость. Он уверен в себе только потому, что мало знает жизнь. Это его погубит. Деньги будут у нас уже вечером, увидишь. Сейчас меня больше волнуют Болдин и Грызлов. У меня такое предчувствие, что ограбление было совершено не без их участия. Крис придумал все замечательно, но это был его собственный план, о котором никто из организаторов ограбления не догадывался. Вот я и хочу спросить у господ владельцев клуба, каков же был первоначальный план. И куда они дели Бориса? Это и все."
   Тассу не оставалось ничего кроме как согласиться с предложением Скрипкина. Болдин и Грызлов - это конечно не молокососы, так просто с ними поговорить, как с Крисом на даче у Парфенова, не удастся. Они тертые люди, видели жизнь, знают себе цену и наверняка уже ждут их визита.
   Скрипкин выглядел очень спокойно. Прежде чем поехать на тайную дачу Болдина, он предложил Тассу перекусить в кафе. Ел с аппетитом и посмеивался, глядя как Тасс давится горячим кофе. По улице мимо кафе сновали люди, в помещении тоже было людно, но вся эта житейская суета и виртуальная озабоченность окружающих были такими далекими и нереальными, сладким миражем, дымом из чужой зеркальной реальности. Тасс не мог есть, он очень волновался и особенно нервничал, когда Скрипкин замечал его волнение и улыбался так хитро и мерзко, растягивая жирные от салата губы.
   - Чего же ты не ешь? Съешь хоть что-нибудь. Теперь неизвестно когда нам удастся перекусить. Сейчас все закрутится, закрутится. Обожаю эту работу, - Скрипкин вытер салфеткой губы и попытался что-то напеть, но видимо сбился, тряхнул головой и принялся за кофе.
   - Не хочется, - стараясь говорить равнодушно, ответил Тасс. В голове у него был другой ответ. Он уже сомневался, что после сегодняшних визитов к Болдину и Грызлову сможет когда-нибудь поесть. Мертвые - они ведь не голодные, и кушать никогда не просят, им бы полежать...
   - А говорил, что голод тебе противопоказан. Двуличный ты, Тасс, - хмыкнул Скрипкин и подозвал официантку для рассчета.
   Скрипкин никогда не смотрел на часы. Тассу казалось, что внутри этого человека вмонтирован будильник прямо в нервную систему, и он знает и чувствует, как текут секунды и минуты, когда полдень, а когда полночь, время
   - это часть его существа. Безумная фантазия Тасса была скорее результатом внутренней неприязни и страха перед совершенством Скрипкина. Это не человек, это монстр, и пускай он может элегантно есть и небрежно завязывать шнурки на туфлях, чихать и икать, пускай он обладает полным набором человеческих слабостей и повадок, все это еще больше подчеркивает несоответствие его внешних качеств с поступками. Нормальный человек не может поступать так, как Скрипкин. Он - сумасшедший.
   Тасс размышлял всю дорогу до дачи, где прятался со своими людьми Болдин, о превратностях судьбы, позволивших ему увидеть настоящего Скрипкина и ужаснуться. Он знал его как серьезного делового человека, обладающего неограниченными финансовыми возможностями. В те короткие встречи, во время которых Скрипкин преимущественно молчал и больше слушал, задавая иногда короткие вопросы, он производил на Тасса благоприятное впечатление. На него было приятно работать и брать из его рук деньги. Но теперь... Зачем, спрашивается, понадобилось именно в эти дни сблизить их, соединить неразрывной цепью пресловутого дознания, поиска украденных денег и людей, причастных к этому? Судьба явно подавала знаки, сигнализировала о чем-то, но Тасс так и не мог понять, в чем же дело. Думать об этом было так же неприятно, как и участвовать в дознании. На его лицо словно легла черная тень от крыльев то ли ангела, то ли ворона, и он никак не мог избавиться от этого наваждения. Что-то обязательно должно случиться сегодня. Что-то очень важное и страшное, поэтому все происходящее Тасс воспринимал как подготовку к этому будущему событию. Судный день или судный час? А может судная секунда или судное мгновение? Боже, какой бред! Судное мгновение - это скорее термин из больничного стационара. Вот так всю жизнь! Зри в корень - старо как мир и как мир постоянно. В корне все и дело. Зри в корень.
   - Ты чего смеешься? - Скрипкин потрепал за плечо Тасса. От его прикосновения Тасс вздрогнул и с испугом глянул в лицо Скрипкина.
   - Чего смеешься? Анекдот вспомнил? Расскажи.
   - Не могу запомнить ни одного. И так всегда. Помню, что было смешно. Даже героев могу вспомнить, но все остальное - туман.
   - Скучный ты, Тасс. Тебе бы дома сидеть у компьютера своего. В интернете по порнухе шастать. А ты лезешь в такие вещи, в такие серьезные дела. Устроился бы на работу куда-нибудь.
   - Меня все устраивает, - обиженно заявил Тасс, - и я не жалуюсь на свою жизнь. А работаю я очень много. Это внешне так кажется, что я ерундой страдаю, а на самом деле моя работа - настоящий титанический труд. Я ведь целую систему для сбора информации придумал. Сам, без посторонней помощи. Захотел и придумал. Ноу-хау, так сказать.
   - Так запатентуй свое изобретение.
   - Никакое это не изобретение, - Тасс махнул рукой.
   - Скромность тебя погубит, - подытожил Скрипкин.
   Тайное убежище Болдина становится явным, если с пригорка посмотреть на дачный поселок. Среди невзрачных домиков и скелетов недостроек возвышалось монументальное сооружение, похожее больше на гигантскую пагоду или восточный мавзолей. Скромные четыре этажа вздымали над грешной землей крутые скаты зеленой крыши. Скрипкин усмехнулся. Примерно так он и представлял себе "домик" Болдина. Наверное, если бы не высокий забор, опоясывающий весь участок, более бедные и поэтому злые дачники давно бы уже устроили бы какую-нибудь пакость, желая насолить выскочке, чудом очутившемуся в этом месте.
   С пригорка дом напоминал тюрьму, с дороги - школу или исполком, а у стен высоченного забора он уже ничего не напоминал, только возникало жгучее желание подобрать с земли камень и метнуть в одно из тонированных окон. "Как он может жить здесь. Ах, я и забыл, он ведь не живет здесь. Он тут прячется," - пошутил про себя Скрипкин.
   План силового штурма он даже не разрабатывал. Он знал наверняка, что его здесь ждут и боятся, что он наконец прийдет.
   - Я никогда не интересовался, ты стрелять умеешь? - голос Скрипкина вновь заставил вздрогнуть Тасса, который в этот момент разглядывал дом и был поражен его размерами и неприкрытым хвастовством его хозяина, задумавшего и осуществившего подобный проект.
   - Нет, - соврал Тасс.
   - Я думаю, не прийдется, - успокоил его Скрипкин, а потом добавил, - после научу.
   Тасс судорожно сглотнул, пытаясь смочить пересохшее горло.
   - Ну что, вперед, - скомандовал Скрипкин и резко затормозил у больших зеленых ворот.
   Две небольшие камеры наружного наблюдения тут же уставились на машину. Скрипкин сперва достал пистолет, затем подумав, что его наверняка будут обыскивать, снова спрятал его. Тасс, увидев этот жест, вздохнул с облегчением. Справа от ворот в кирпичной стене была сделана калитка вполне приемлемых размеров, отчего-то она казалась атавизмом на фоне общей гигантомании. Калитка эта, обитая железом и весившая не менее полутора центнеров, бесшумно и с легкостью открылась. Щурясь, с искренним удивлением разглядывая стоящий автомобиль, охранник, словно бы вылезший из темного подвала на белый свет, сделал несколько нерешительных шагов, затем замер и для верности спрятал правую руку подмышку, нащупав ладонью рукоятку пистолета.
   - Проваливай, здесь нельзя, - сказал он осторожно.
   Скрипкин вышел из машины. Лицо его расплылось в туповатой улыбке. Он облокотился на крышу машины и, не гася улыбки, спросил:
   - Ты чего сказал, дядя?
   Увидев, что водитель выглядит неопасно, точнее, что такой хлюпик вряд ли может быть серьезной угрозой, охранник осмелел и подошел к машине.
   - Вали, чего встал тут. Вали, говорю. А то башку щас отстрелю на хрен, и мозги потом не соберешь.
   - Ты чего, дядя, такой грозный. Ты лучше-ка иди, дядя, доложи своему боссу, что по его душу приехали два архангела - Михаил и, как там тебя, ах да, Гавриил.
   - Что, - охранник выхватил пистолет, - ты у меня сейчас наглотаешься соленых огурцов.
   - Беги к Болдину, холуй, скажи, я от "папы". И шустрей, шустрей цокай копытами, у меня времени мало. И у тебя тоже, - грозно, сквозь зубы процедил Скрипкин, перестав улыбаться.
   Нельзя сказать точно, что заставило охранника исполнить просьбу
   Скрипкина - угрожающая интонация, вид посетителя или слово "холуй", которое его мозг не мог идентифицировать, и поэтому сократил, выбросив две лишние буквы. Пока охранник выяснял что да как, Скрипкин заглянул в машину.
   - Вылезай, чего расселся, - грубо приказал он Тассу.
   Но Тасс не успел выполнить приказание. Ворота медленно начали открываться. Скрипкин усмехнулся, он и не предполагал, что Болдин будет настолько глуп, что впустит его внутрь вместе с машиной. Это был самый выигрышный вариант. Теперь и оружие, и средство отступления будут под рукой. Не о том думаете, господин Болдин, ну у кого в этом поселке могла вызвать подозрение стоящая у ворот вашего дома машина?
   Скрипкин сел за руль.
   - Будь внимателен, - наказал он Тассу.
   Машина въехала во двор. Тасс, оглянувшись, с тоской в сердце наблюдал, как медленно закрываются за ними ворота. Еще мгновение, и уже не будет видно улицы. Силы и уверенности в себе становилось все меньше и меньше. Когда с негромким стуком створки ворот сомкнулись и клацнула автоматическая задвижка, Тасс испугался окончательно. Он тут же решил, что уже никогда не выйдет отсюда. Он был уверен, что его отсюда вынесут или вывезут в багажнике.
   Во дворе их уже ждали.
   ***
   Ехать в общественном транспорте Игорь не решился. Воры и милиция в такой ситуации были для него одинаково опасны. Он вызвал такси, решив, что это самый подходящий индивидуальный вид транспорта. Странно, но он еще не потратил ни доллара из сумки. Он боялся даже думать об этом, хотя понимал, что не далее, как сегодня он распрощается с большей частью этих денег. Но предстоящие возврат долга и внесение аванса в студию были такими далекими событиями, как фантазии, словно это должно случиться лет через пять, не меньше. Расставаться с деньгами ему было не жаль, он готов был истратить их все до цента на свое любимое дело. Он готов был пожертвовать всем только ради того, чтобы его мечты наконец стали реальностью. От этого момента его отделяли каких-нибудь полгода кропотливой работы в студии.
   Как человек, считающий себя талантливым, Игорь любил нестандартные, а порой и глупые до безрассудства выходки. Он считал, что поступать так должен каждый, кто хоть немного считает себя талантом. Парить над серостью было его главной целью. Он стремился делать все по-своему. Везде, в любом деле он искал оригинальные решения. Его желание отличаться от других стало в один ряд с другими недостатками: с робостью, с неуверенностью, со страхом перед жизнью. И как правило, в жизни своей он никогда не руководствовался своими стремлениями. Жил он как все, по тем же законам, принимал правила игры, навязанные ему обществом, опасаясь, что если даст волю своему безрассудству, будет изгнан, не принят, не понят. Но как бы он ни поступал, что бы не делал, он все равно оказывался где-то вне, за гранью. Оригинальные решения перегорали у него в сознании, обыгрываемые в мечтах, они сходили на нет и оставались лишь робость, неуверенность в себе и страх перед жизнью.
   Набитая деньгами сумка придавала ему сил. Он решил, что настал долгожданный момент, когда можно проявить себя не таясь, не скрываясь, и главное, не боясь осуждения или непонимания. Деньги надо спрятать в таком месте, где их наверняка не будет никто искать. Никто! Это место никоим образом не должно вызвать в человеке ассоциации с находкой. Волшебное место, где найти ничего нельзя, потому что там ничего нет.
   - Здесь останови, - попросил Игорь водителя такси.
   - Здесь я ждать не буду, - покачал головой водитель, осматриваясь по сторонам.
   - Вот, подожди, пожалуйста, - Игорь сунул ему в руку деньги, от волнения сам не соображая, сколько дает.
   - Хорошо, минут десять обожду, - согласился водитель, сунув деньги в карман.
   Игорь вышел из машины и огляделся. Как раз то самое место. Слева и справа от дороги стояли два полуразрушенных здания. Гениальное решение! Игорь недолго выбирал между двумя домами, отжившими свой век, кому из них предстоит выполнить может быть самую главную миссию в своей жизни, стать хранителем несметных сокровищ. Наконец решившись, он направился к зданию, стоящему справа от него. Дом не имел ни одного целого окна или двери. Кое-где обвалился потолок или пол, это смотря с какой стороны посмотреть. Через дыры была видна такая же дырявая крыша. Стены казались сырыми и холодными. Тут и там валялся мусор, битый кирпич, доски, бутылки. Игорь прошел по всему первому этажу, высматривая наиболее подходящее место. В доме была всего одна лестница, ведущая на верхние этажи. Игорь постоял возле нее, разглядывая полуразрушенные ступени, также сплошь заваленные мусором. Ему здесь определенно нравилось. Надежное место. Эти стены будут молчать об увиденном. Им можно доверить даже самую страшную тайну. Игорь опустил сумку на пол и огляделся. Он негромко крикнул и прислушался. Его голос пробежал по всем комнатам и замер в самых дальних уголках здания, может даже провалившись через дыру в подвал.
   Под лестницей Игорь увидел нишу с углублением. Это то что надо. Время, осадки и безжалостность людей к своему прошлому приготовили для него этот сюрприз. Ниша просто создана была для тайника. Если набросать сверху на сумку разбросанный вокруг мусор, никто и не посмотрит в эту сторону. Хотя кто тут может оказаться? А ночью здесь наверняка бродят призраки. Сколько же людей скончалось под этими сводами? Игорь поднял с пола сумку и направился к нише. Так и есть, выемка в полу была как раз по размеру сумки. Игорь некоторое время размышлял, стоит ли оставить пистолет при себе. Но лучше пусть оно все лежит в одном месте. Так спокойнее.
   Игорь ногой стал подгребать мусор к лежащей в углублении сумке. Рядом с ним откуда-то сверху упал камешек. Игорь настороженно замер. Следом за первым камешком упало еще два. В доме кто-то был. Их было несколько, и они спускались по ступеням вниз. От страха он похолодел. Его присутствие в этом доме можно объяснить только одним - отсутствием поблизости уборной. Но сумка! Спускающиеся по лестнице люди могут заметить ее.
   Игорь схватился за голову и с силой сжал виски, пытаясь выдавить мало-мальски приемлемую идею. Талант, гений! И это все, это все, на что ты способен? Шаги становились громче и отчетливее. Игорь даже мог разобрать, о чем говорили те двое. Их могло быть и больше, остальные могли просто молчать.
   - Перекрытия лучше поменять. Стены крепкие, вы сами видели, но перекрытия, хреновые перекрытия. Знаете, залатаете их, вроде все чин по чину, а года через два на голову потолок свалится. А это дело серьезное, говорю как знаток. Вот недавно только суд закончился.
   - Хорошо, перекрытия мы сделаем, но крыша...
   - А с крышей как раз проблем нет. Можете спросить у любого, проще сделать новую, чем латать это решето.
   Они спускались все ниже и ниже. Игорю ничего другого не оставалось, как выхватить сумку из ниши и, спустив штаны, присесть над ямкой. Бегство ему казалось более постыдным, чем имитация опорожнения кишечника. "Какой я идиот, идиот!" - ругал себя Игорь, чувствуя, как от каменного пола тянет сырым холодом.
   - Я уже все решил, все.
   - Стены в прекрасном состоянии... Крыша...
   - У меня на столе лежит готовый проект.
   - Посмотрите, какая лестница! Эти дома строили на века.
   - Рабочие завтра же приступят к уборке помещения.
   Все-таки их было двое. Они спустились вниз, заметили сидящего с напряженным лицом Игоря и замолкли. Игорь хотел им улыбнуться, но только усугубил свое положение, еще более исказив лицо.
   - Что он тут делает? - раздраженно спросил один.
   - Молодой человек, это частная собственность, я ведь могу милицию вызвать, - сказал другой.
   - В этом городе все превращают в сортир, - раздражаясь еще больше, сказал первый.
   - И вы пожалеете об этом, - добавил второй.
   Игорь понял, что больше не в силах ломать комедию. Он резко натянул штаны, застегнулся и почти бегом выскочил из здания.
   - Завтра же рабочие будут здесь, здесь надо все убрать.
   - И главное, забор, про забор не забудьте.
   - Может надо и охрану с собаками?
   - На какие шиши? Забора хватит.
   - Украдут ведь.
   - А вы поставьте такой, чтобы не украли.
   Голоса постепенно удалялись. Игорь подбежал к такси и запрыгнул внутрь.
   - Все в порядке? Теперь куда? - спросил водитель.
   - Я покажу, - успокаиваясь, ответил Игорь.
   Двое в здании застыли перед нишей.
   - И все-таки что же он тут делал? - спросил один.
   - Про забор не забудьте, - настаивал второй.
   Игорь ничего этого уже не слышал. Такси, везшее его к новому объекту, уже влилось в бурный городской поток.
   Похоже, в этом городе больше не осталось ни одного укромного местечка. Все кому-то принадлежит, является чьей-то собственностью. Игорь немного нервничал. Если ему не удасться надежно спрятать деньги, у него могут возникнуть трудности. Люди Рахмета очень бесцеремонны. Получив долг, они запросто могут обшарить квартиру в поисках компенсации за моральный ущерб.
   Новый объект по сути своей ничем не отличался от предыдущего. Такая же тихая улица, заброшенный дом, вытаращившийся выбитыми стеклами окон на дорогу, те же груды мусора. У смерти и забвения похожие лица.
   На сей раз Игорь тщательно осмотрел дом целиком. Рискуя оступиться на выщербленных ступенях полуразрушенной лестницы, он поднялся на верхний этаж и даже сумел забраться на чердак. Дом был пуст. Казалось, что даже крысы покинули его. Две вороны случайно влетели на чердак и уселись на поперечную балку. Игорь бросил в них камешек. Нашли тоже место где уединиться.
   Он спустился на первый этаж и ему снова повезло. Он нашел подходящую дыру в подвал. Черные прутья арматуры не позволяли сумке свалиться вниз. Из дыры несло зловонием, там глубоко внутри было сыро и холодно. Игорь бросил вниз камешек, который со звонким плеском упал в невидимую сверху лужу.
   Прежде чем спрятать сумку, он все-таки вынул из нее пистолет и сунул его за пояс. Для верности, чтобы влага не проела дно сумки, он положил поверх прутьев небольшой лист найденной здесь же фанеры. Сверху он бережно, словно внутри было нечто хрупкое, поставил сумку и начал руками набрасывать мусор. Через минуту сумка была похоронена под слоем пыли, осколков кирпича и штукатурки. Игорь как мог, разровнял поверхность, пытаясь создать видимость нетронутости. Наконец ему это удалось. Теперь только бывалый следопыт мог отыскать деньги под слоем мусора.
   Игорь поднялся с колен, осмотрел свои перепачканные руки и пожалел, что не имеет при себе банального носового платка. Он потер руки друг об друга, затем похлопал. Образовалось маленькое пыльное облако. Ничего, и так сойдет. Вздохнув с облегчением и почувствовав прилив сил после благополучного завершения дела, он пошел к выходу.
   В дверном проеме перед ним словно из-под земли вырос темный силуэт в одежде сомнительной свежести. Лицо его было трудно рассмотреть из-за недостатка света в доме. Но и без этого стало понятно, что и на сей раз проблем не избежать. Недолго думая, Игорь ударил справа в лицо темной личности. В принципе, теперь можно было бы сбежать, спасительный выход был всего в каких-нибудь десяти-пятнадцати шагах. А там, на улице, его ждет такси. Но Игорь понял, что все время, что он находился в доме, он был не один. Страшные темные личности ходили за ним по пятам, прятались в углах и следили из-за косяков. Их глаза наблюдали за каждым его движением. И то, что он не заметил их присутствия раньше, объясняется обычным любопытстыом. Видимо, ограбить его они решили сразу, но долго и терпеливо выжидали, желая узнать причину его появления.
   Оглянувшись на свой тайник, Игорь с ужасом увидел, как там, сопя и покряхтывая, копошится другая темная личность, отчего-то одетая в телогрейку. Ее костлявые растопыренные пальцы проворно отбрасывали в сторону хлам. Игорь не мог бежать, он должен был вернуть себе свое имущество. Он рванулся в направлении тайника, но вдруг из боковой двери появилась чья-то нога, о которую Игорь запнулся и загремел прямо на грязный пол. В следующее мгновение он ощутил тяжесть тела, обрушившегося на его спину. Изрыгая невыносимую вонь из дымяшегося тлением рта, нападающий, что есть силы пытался воспрепятствовать Игорю подняться, хватая его за руки и головой истово колотя по затылку жертвы.
   Больше всего Игоря напугало царящее безмолвие. Грабители не проронили ни звука, только сопели и кряхтели. Наконец один из них радостно вскрикнул. Игорь не видел его, но сразу догадался, что тайник найден. От ударов по затылку его голова сотрясалась и он уже умудрился разбить нос. Игорь, собрав остаток сил, попытался перевернуться лицом к навалившемуся на него человеку. Ему это удалось. Не особенно вникая в технику, Игорь быстрым и сильным ударом сбил своего противника. Вскочил и бросился на человека с сумкой, который в тот момент пытался удрать через окно. Игорь схватил сумку и рванул ее на себя. Беглец беспомощно грохнулся на пол. Нанеся для верности удар ногой лежащему, Игорь вырвал из рук несчастного свою добычу и на всякий случай отпрыгнул к стене, при этом он только чудом избежал падения. Нога его подкосилась, и он чуть не провалился в яму, которую он прикрыл фанерой. Игорь удержал равновесие, отошел к стене и прижался к ней спиной. Ладонью он утер струившуюся из носа кровь и вытер о стену, оставив загадочный отпечаток в виде знака вопроса.
   К нему неторопливо приближались трое. Они уже успели вооружиться кирпичами и палками, и похоже не собирались упустить представившуюся им возможность немного заработать. Игорь понял, что живым он отсюда не уйдет. Из глаз его текли слезы, и он по-прежнему не мог рассмотреть лиц нападавших. Судя по тому, что все трое сносно шевелились, он понял, что его удары прошли мимо, и он так и не смог никого серьезно травмировать.
   Игорь выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил вверх. Громкий звук выстрела оглушил его, но не испугал." Черт, об этом, помнится, когда-то говорил Крис."
   Нападающие замерли.
   - На пол, - заорал Игорь, направляя пистолет в их сторону, - Все на пол!
   Размозжу бошки! На пол, я сказал!
   Сколько же времени форы они дадут ему? Минуту? Две? Как только он окажется на улице, они бросятся в погоню. Бомжи, не произнося ни звука, послушно улеглись на пол.
   - Морды вниз! Вниз морды! - орал Игорь.
   В голове его мелькнула шальная мысль перестрелять всю троицу тут же.
   Вместо этого он выскочил в окно. Он мчался к месту, где его дожидалось такси, стараясь не оглядываться. Сомнений не было: его уже преследуют. Выскочив на дорогу, он с ужасом увидел, что никакое такси его не ждет.
   - Вот черт! - выругался Игорь. Он жутко устал. Пистолет неприятно оттягивал ладонь, и, казалось, нет уже сил сопротивляться земному притяжению, и невозможно ни сделать шаг, ни подпрыгнуть, оружие стремилось намертво заземлить человеческое тело, упасть якорем на асфальт и уже не отпускать от себя Игоря никуда.
   Прямо возле его ноги с громким хрустом раскололся на мелкие кусочки, упавший сверху, осколок штукатурки. Игорь не сомневался, что если будет и дальше стоять на одном месте и орать во всю глотку, один из следующих кусков кирпича или трубы непременно достигнет цели. И тогда Игорь побежал. Квартала через два он остановился и решил оглянулся. Его никто не преследовал. Прохожие шарахались от него и отойдя на безопасное расстояние, поворачивали головы, и долго глядели с опаской на грязного, заляпанного кровью, с разбитым носом и заплаканными глазами молодого человека, в руках которого была сумка и пистолет.
   Погоня и происшествие остались позади, и Игорь смог хоть немного собраться с мыслями. Первым делом он купил в магазине две бутылки минеральной воды, насмерть перепугав продавщицу, которая косясь на зажатый в его руке пистолет даже не хотела брать с него деньги.
   Завернув в подворотню, Игорь спрятал пистолет в сумку, стащил с себя футболку и уммыл лицо, вымыл руки и шею. Кровь перестала струиться из носа. Прощупав повреждение, Игорь подумал, что хрящи в порядке, и вообще нанесенная ему рана - это скорее царапина. Откупорив вторую бутылку, он с жадностью припал губами к горлышку и почти не глотая вливал в себя прохладную солоноватую жидкость. Углекислота била в нос, заставляла морщиться и болезненно щипала поврежденные сосуды, но Игорь не останавливался. Напившись, он как смог остатками воды сполоснул испачканную футболку, пока грязь и кровь не перемешались, окрасив футболку в однотонный бурый цвет. Все еще мокрую, он напялил ее на себя, ощущая приятную прохладу разгоряченным телом.
   На такси денег не осталось. Из сумки он по-прежнему не хотел ничего брать, поэтому решил-таки воспользоваться троллейбусом.
   ***
   Шплинт заказал себе триста грамм водки, салат, две порции отбивной и стакан томатного сока. Петя ограничился пивом. Есть ему, как ни странно, совсем не хотелось. Он то и дело поглядывал на дорогу и на подъезд к дому, где жила Огурцова. Иногда он, погрузившись в размышления, долго и пристально не моргая смотрел на улицу, но при этом совершенно ничего не видел, в этот момент он заглядывал внутрь себя. Он спорил с собой, придумывал все новые и новые оправдания для своих поступков и тут же опровергал их более вескими доводами. Этот спор мог длиться бесконечно, Петя мог бы умереть вот так вот, задумавшись, погрузившись в свои мысли, забыв дышать и остановив сердце. Но Шплинт зорко следил за своим товарищем и не позволял ему слишком углубляться во внутренюю полемику.
   - Ты чего замер, пиво прокиснет, - то и дело говорил он, ухмыляясь, наблюдая, как вздрагивает от его слов Петя и торопливо начинает прихлебывать из бокала.
   Но сделав два-три глотка, он вновь засматривался на дорогу.
   - Смотри внимательно, не пропусти ее, - тепло советовал ему Шплинт, поедая отбивную и морщась от боли в разбитых губах.
   - У тебя собака была? - неожиданно спросил он.
   Петя снова вздрогнул, оторвал взгляд от дороги и с удивлением посмотрел на Шплинта.
   - Я серьезно спрашиваю.
   - Нет, не было. Я домашних животных не очень люблю. Привязываешься к ним, а они дохнут быстро.
   - Да, с людьми проще, - усмехнулся Шплинт.
   - Проще-не проще, я не знаю. Но собаку я точно бы не хотел завести.
   - А бойцовскую? Зверюшку такую, чтобы грызла твоих врагов. Настоящего боевого смертоносного пса.
   - Ее кормить надо, выгуливать.
   - М-да, конечно ее надокормить, - Шплинт задумчиво посмотрел на отбивную,
   - ведь есть такие, которых так просто не прокормишь. Им нужно мясо и еще кровь, много крови. От этого они становятся еще злее и преданнее. Черт, аппетит совсем пропал.
   Шплинт отодвинул тарелку с недоеденной отбивной, вылил в стакан с остатками томатного сока всю оставшуюся водку и выпил залпом.
   - Меня один вопрос беспокоит, как же эти ублюдки, мучившие тебя, вышли на наш адрес? - глядя в сторону, произнес Петя.
   - Об этом можно только догадываться. - Шплинт закурил и пристально с интересом рассматривал своего бывшего друга. - А ты изменился, Петя. Похудел, побледнел. Что, мадам все соки выжала? Скажи тоже, почти бабка, а скачет, как малолетка. Что называется, ягодка опять, - не сводя взгляда с лица Пети, с язвительной интонацией сказал Шплинт.
   Петю покоробило от его слов, он сдержался, хотя готов был тут же засветить развалившемуся на стуле Шплинту прямо в глаз. Он промолчал.
   - А я на таких девок насмотрелся, - мечтательно закатив глаза, продолжал Шплинт свой монолог, - такие лапочки. Все в коже, почти лысые, в носу и ушах серьги. Могу поспорить, что и в пупе у них по серьге. Скорее всего там маленькая такая свастика. Представь себе такую: губы черные, зубы желтые, прокуренные, фигурка такая, попка маленькая, плечи широкие, на руках татуировки - скорпионы, тараканы всякие или бабочка, пришпиленная булавкой, грудь, а впрочем ее и нет вовсе, так, один намек, точнее два намека. И вот входит такая к тебе. А ты уже в постельке простыни греешь. Она раздевается и к тебе - прыг! И секс жесткий такой, настоящий поединок в партере. Разрешены все приемы кроме удара в пах. - Шплинт засмеялся над собственной шуткой.
   Петя поморщился.
   - Ты же не извращенец, - тихо сказал он.
   - А ты? - Шплинт вдруг резко наклонился вперед, уперевшись локтями в стол. В руке его была сигарета, очень медленно он приближал ее к Петиной ладони, держащей бокал.
   Петя не шелохнулся.
   - Кто же из нас извращенец? - презрительно обронил Шплинт, продолжая приближать сигарету к руке Пети. При этом он пристально смотрел в его глаза в надежде увидеть в них зарождающуюся панику или страх. - Ты меня называешь извращенцем? А сам? Сам ты кто? Только не говори мне о любви. Нет такой любви, которая бы могла вдохновить человека на предательство. Если это произошло, значит ее не было. Слышишь? Предательство было, а любви не было.
   Петя быстро плеснул пива из бокала на сигарету.
   - Испугался, - радостно констатировал Шплинт. Он бросил мокрый бычок в пепельницу и вытер ладонь салфеткой. - Какие мы были, Петя, ты помнишь? Конечно помнишь. Такое забывается с трудом. В каких только переделках мы не побывали. Помнишь? Спина к спине. Рукопожатие друга. Мы ведь понимали друг друга с полуслова. Ты прав, у нас не было будущего. А разве теперь оно есть? Где оно, это будущее? Хорошо, допустим, ты решил завязать. Вот взял и решил. Ты мужик, ты имеешь право на подобные решения. Ты мог мне это сказать. Я бы тебя не отговаривал, потому что сам устал от такой жизни. Устал, но черт возьми, это приятная усталость. Я дело делаю, Петя, и делаю хорошо. Когда-то и ты был таким. Я не могу понять, что с тобой случилось. Всего один миг, и ты превратился черт знает во что. Гипноз? Она тебя загипнотизировала? Ты говори, говори открыто. Когда мы были друзьями, мы доверяли друг другу. Доверься мне сейчас. Научи. Может я не понимаю чего? Может я просмотрел знак, который увидел ты? И вот ты остановился, а я помчался дальше по скользкой неровной дороге. Говори честно и открыто, как когда-то. Что произошло?
   - Я не знаю, не знаю я, - Петя нетерпеливо стукнул бокалом о стол.
   - Ты видишь, тебе уже нечего мне сказать. - Шплинт вновь откинулся на спинку стула и закурил. - Ты стал другим, но, дружище, пойми, ты остался прежним. Туман рассеется, и ты увидишь свое настоящее отражение в зеркале. Будет поздно, Петя. Тогда ничего уже нельзя будет исправить. Лучше бы я пристрелил тебя там в ванной.
   Петя промолчал в ответ. В душе он был согласен со Шплинтом. Он теперь уже жалел, что не погиб от руки своего бывшего друга. Так действительно было бы лучше. Тогда не было бы этих мучений. Он ведь еще ничего не решил. Его по-прежнему мучила проблема выбора. Соглашаясь со Шплинтом, он чувствовал, как что-то внутри сопротивляется, каждому сказанному слову противопоставляя секунды и часы, прожитые рядом с Галиной, чувства и эмоции, пережитые с ней. Нет будущего? Возможно. Но бог с ним, с будущим. Главное правильно выбрать свое настоящее. И незаметно Петя все более стал тяготиться обществом Шплинта, с которым его многое связывало. Его тянуло туда, через дорогу, в серый дом, в квартиру на восьмом этаже. Желание немедленно уйти из кафе стало настолько сильным, что Пете с трудом удавалось сдерживать свой порыв.
   Что у них с Галиной было? Да ничего. С ней у него было настоящее. Рядом с ней он переживал неизведанные ранее чувства: привязанность - но не та привязанность, нежность - совсем другая нежность, и любовь, которой не было прежде. Шплинт говорил правду, но не всю правду. Он звал его обратно в жестокий мир, в омут, из которого невозможно вырваться, только если не пожертвуешь чем-то. Он сделал попытку, он принес в жертву дружбу, но сила притяжения настолько сильна, что его вновь влекло обратно. Его тянет все сильнее и сильнее, и Шплинт, который так бессовестно просто говорит о будущем, прав, и его правда словно водоросли, обитающие в этом омуте, оплетают Пете ноги. Еще несколько мгновений, и он никогда не сможет выбраться. Он останется здесь навсегда. Скорее всего ненадолго. После неудачной операции с ограблением клуба и пугающим похищение Шплинта жить им осталось совсем недолго.
   Петя поднялся со стула.
   - Ты куда? - быстро среагировал Шплинт.
   - Пойду проверю, может она уже пришла, пока мы тут откровенничали.
   - Вали, - согласился Шплинт и заказал себе бокал пива.
   Петя вышел на улицу. Шплинт наверняка внимательно следил за ним, потягивая пиво из бокала. Петя был уверен, что его бывший друг никогда не простит ему предательства. Даже если Петя сейчас задавит в себе свои новые чувства и выдаст Огурцову и ее дочь с потрохами, даже если он принесет и положит у израненных ног Шплинта головы грабителей, Болдина, Грызлова и тех, в кожанках, все равно это уже ничего не изменит. Предательство - один из тех поступков, за которые не предусмотрено прощение. О нем можно забыть, можно прикидываться, что забыл, но простить - никогда!
   Петя неподвижно стоял у проезжей части. Машины проносились мимо, обдавая его зловонным ветром. За его спиной по тротуару сновали прохожие. Петя чувствовал себя на распутье. Дорога казалась ему рекой забвения, перейдя которую, он окажется по другую сторону жизни. Будущего нет, туман рассеется, и тогда! Он все-таки прав, но ошибся он лишь с предсказанием срока прозрения. Туман рассеялся еще вчера, Петя увидел свое отражение в зеркале. К черту Шплинта. Всего четыре метра сухого пыльного асфальта - и Петя окажется на другой стороне. Он снова заплатит лепту, чтоб все было по закону. Он уйдет от Шплинта еще раз и теперь уже навсегда.
   Петя закурил. И тут он увидел ее. Он сразу узнал ее машину. Ужаснее всего было то, что и Огурцова узнала его. Они смотрели в глаза друг другу долго и пристально. В машине рядом с ней был еще кто-то. Они? Они все-таки приехали? Теперь от денег, похищенных в клубе, Петю и Шплинта отделяли каких-нибудь пятьсот метров по горизонтали и метров сорок по вертикали, если пользоваться лифтом, по ступенькам, наверное, метров двести.
   Она чуть было не пропустила поворот. Это движение сильно подействовало на Петю. Он догадался, что больше всего на свете ей захотелось подъехать к нему. Машина Огурцовой свернула с шоссе и вьехала во двор, скрывшись из вида за углом дома. Петя некоторое время смотрел ей вслед, затем оглянулся. Со стороны улицы сквозь стекла кафе ничего нельзя было увидеть. Шплинт притаился за ними. Он пил пиво и не догадывался, что Петя в этот момент все для себя решил.
   Отбросив в сторону недокуренную сигарету, Петя перебежал через дорогу, рискуя погибнуть под колесами несущихся автомобилей. Совсем не обращая внимания на оскорбительные выкрики разъяренный водителей, он решительной и свободной походкой направился к дому Огурцовой.
   ***
   - Здесь курить можно? - спросил Крис.
   Огурцова махнула рукой и первая достала из пачки сигарету. Клацнул, сработав, прикуриватель, Крис взял из рук женщины дымящееся приспособление и прикурил.
   - И мне, - попросила Алена.
   - Ну, теперь все, - решительно заговорила Огурцова, - теперь я за вас возьмусь. Теперь вы будете как шелковые. Еще раз напоминаю, что вы трое с того момента, как сели в салон моего автомобиля, стали на шелковый путь исправления. Я не позволю преступным сетям опутать ваши несмышленые души. Курить бросим. Все бросим. И я тоже. С работой у вас проблем не будет. Я вас устрою на такую работу, что все ваши знакомые лопнут от зависти. Вот у Алены нога заживет, и тогда держитесь.
   - Мама, не надо, - попросила Света.
   - Почему? Что я такого сказала? - Огурцова даже обиделась.
   - Вы правы, Галина Петровна, за нас давно уже пора взяться, - вставил свое слово Крис.
   - Вот-вот, ты лучше друга своего послушай, - ободренная поддержкой, радостно заявила Огурцова.
   Света уничтожающим взглядом пронзила Криса. Но тот лишь улыбнулся и отвернулся.
   - Ма, ты что, забыла, что обещала нам помочь уехать? - спросила Света.
   - Уедем, все уедем, обязательно уедем, - увлеченная ездой, говорила Огурцова.
   - День сегодня очень странный, - сказала Алена Крису очень тихо, чтобы ее не услышали сидящие впереди Огурцовы. - В моей жизни это впервые, словно я и не жила прежде, а спала. И вот проснулась.
   - Доброе утро! - тихо поприветствовал ее Крис.
   Он уставился в окно. На душе у него было светло и спокойно. Очень хотелось верить, что эпопея с ограблением клуба наконец подошла к концу. Пусть из задуманного удалось сделать немного, но самое главное достижение этих дней то, что они до сих пор живы. Где же теперь Игорь? Что с ним? Возможно, именно в эти минуты он совершает очередную глупость. Пусть так, пусть совершит их еще хоть миллион, Крис не держал на него зла. В принципе, ему плевать на украденные деньги, больше всего он хотел, чтобы с его бывшим компаньоном ничего не случилось. Пусть живет.
   Алена тронула его за руку и прошептала.
   - Я так за тебя испугалась сегодня.
   Крис с силой закрыл глаза и напрягал мышцы век до тех пор, пока перед его внутренним взором не запрыгали разноцветные круги. Невзирая ни на что, он по-прежнему лидер, ему верят, на него возлагают надежды, значит миссию свою он еще не исполнил. Что Алена? Испуганная запутавшаяся девочка, увидевшая наконец в жизни принципиального человека. Крис - принципиальный человек, даже смешно. А Свету словно подменили, она то и дело цепляется к словам матери. Ей неловко за свою мать. Жившая последнее время без родительской опеки и втайне мечтавшая вновь ее обрести, теперь Света всеми силами отпихивается от нее. Боится утратить самостоятельность. Плохая из нее актриса, на лице написаны все переживаемые ею чувства. Открытая, чистая.
   Крис думал обо всех своих компаньонах с отеческой нежностью, хотя все они были его ровесниками. Очень трудно быть впереди, еще страшнее осознавать это, потому что в этом случае человек оказывается один на один с собой, а за спиной, чуть позади, семенит за ним стадо. В стаде легче жить и умирать, там тепло и все свои. Неужели ему так и не удастся стать для этих девчонок своим. С Игорем этого не получилось. Нет, Игорь не овца, он баран. Столько трудов и усилий, столько надежд, планов, и все рухнуло из-за неуверенности в себе деградирующего музыканта. Куда ты идешь, Игорь? Флейта какого крысолова манит тебя свое песней? Это не ее ли ты пытаешься исполнить? Придумать, написать и исполнить.
   Алена уснула, положив голову на плечо Крису. Света, обиженная репликами своей матери, поджала губы и уставилась в окно.
   На Криса Скрипкин произвел неизгладимое впечатление. В этом человеке Крис почувствовал мощь. Настоящий соперник. Таких людей боятся, и встретив раз в жизни запоминают до конца своих дней. Крису было непонятно, почему их не убили. Это было очень странно. Их нашли и оставили жить. Скорее всего у Скрипкина не было полномочий на исполнение смертного приговора. Они же не представляют никакой опасности, они - пешки, их просто не заметили. Нет, их заметили, очень даже заметили, Крис постарался, чтобы это было именно так. Если бы их не заметили, то и не нашли бы никогда. Хорошо, что Игоря не было в тот момент с ними. Скрипкин бы его точно грохнул. Игорь, Игорь, Игорь...
   - Игорь, - сказал Крис вслух и тут же осекся.
   И Алена, и Света встрепенулись, услышав знакомое имя. Крис растерялся под их пристальными взглядами.
   - Игорь, - виновато сказал он и показал пальцем на троллейбус, который ехал перед их авто.
   Алена и Света посмотрели в указанном направлении. То, что они испытали в эти мгновения, можно смело назвать шоком. Алена, забыв о ране, даже попыталась привстать с места, опершись на больную ногу, ей хотелось как можно отчетливее рассмотреть человека, едущего в троллейбусе. Без сомнения это был Игорь. Ярким доказательством этого факта служила сумка, та самая сумка. Алена и Света не в силах были вымолвить ни слова, они боялись оторвать взгляд от лица Игоря, который равнодушно глядел на дорогу и не замечал своих компаньонов.
   - Какой это троллейбус? - спросил Крис.
   - Что? - Огурцова попыталась обернуться, но вовремя спохватилась.
   - Номер троллейбуса? - настаивал Крис.
   - Я не вижу. Солнце, - щурясь, ответила Огурцова. - Света, тебе виднее?
   Но Света молчала. Губы ее беззвучно шевелились.
   - Что это за улица? Куда ведет этот маршрут? Где остановка? - суетливо спрашивал Крис.
   - Что с тобой? - переполошилась Огурцова.
   Она заметила резкую перемену в настроении ребят. В них словно вселились бесы. Света была так напряжена, что костяшки ее пальцев, сжатых в кулак, побелели. Огурцова совсем не знает этих ребят, она не знает их радостей и переживаний и вечно пытается навязать им свой собственный взгляд сквозь призму прожитых лет. Но она их совсем не знает. Они могут улыбаться и быть послушными, делать добро и говорить умные, красивые слова, но в каждом из них сидит по сумасшедшему бесенку, который то и дело деграет за ниточки, заставляя их поступать не так, говорить не так, думать не так как хотелось бы взрослым.
   Вид троллейбуса магически подействовал на всю компанию. Казалось, мечущийся на заднем сидении Крис выскочит из машины на ходу. Куда девалась его робость и спокойствие?
   - Едем за ним, - скомандовал Крис.
   - Зачем? - все еще удивлялась Огурцова.
   - Мама! - вдруг пронзительно вскрикнула Света.
   - Как хотите, - пожав плечами, согласилась Огурцова.
   По-моему нет занятия скучнее, чем плестись за троллейбусом. Со стороны это даже выглядит подозрительно. У Огурцовой недавно появился комплекс водителя: стремление обгонять всех и вся, вписываться в опасные виражи и радостно восклицать, если это удалось; поэтому неспешная езда за рогатым была вопринята ею как наказание за проступок. Интересное наказание! За превышение скорости надо не штрафовать, а запрещать обгонять идущую впереди машину. За первое нарушение - в течение недели, за второе - две.
   Наконец троллейбус остановился.
   - Здесь, - скомандовал Крис, и не дожидаясь, пока Огурцова остановит машину, открыл дверь и выскочил наружу.
   Света тоже попыталась выйти, но мать схватила ее за руку.
   - Вы куда?
   - Мама, вечером мы будем дома. Появилось одно дело. Вообще, потом расскажу. Позаботься об Алене, пожалуйста.
   Света аккуратно освободилась от маминой руки и вышла на улицу.
   - Ты что-нибудь понимаешь? - спросила Огурцова Алену.
   Та пожала плечами и закурила. Крис и Света втиснулись в переполненный троллейбус.
   - Надо было зайти с двух дверей, - шепотом сказал Крис.
   С боем продвигаясь сквозь плотно прижатые друг к другу тела вечно недовольных пассажиров, они шаг за шагом приближались к задней площадке, к тому месту, где они видели Игоря. Но Игоря там не оказалось. Крис громко выдохнул и обернулся к Свете.
   - По-моему, это судьба, - сказал он.
   - Он ушел.
   - Мы найдем его, - решительно заявил Крис. - Он живет где-то здесь.
   На следующей выйдем.
   Света кивнула и только теперь поняла, что все это время она была плотно прижата напирающей толпой к Крису. Ей стало неловко, и она попыталась немного отодвинуться, но толпа упрямо вернула ее на место. Стоять прижавшись к Крису было приятно, и вместе с тем стыдно. Света стеснялась пассажиров, ее беспокоило, что о ней могут подумать, ведь ни она, ни Крис еще ни разу не говорили об этом. О любви то есть. Света покраснела и смутилась окончательно. Крис казался равнодушным и это еще больше смущало, она думала, что он специально старается не замечать прижатого к нему девичьего тела.
   Но Крис на мгновение забыл о существовании Светы, все его мысли были заняты поиском способа обнаружения Игоря. В голове его были пока только наброски плана, и он был уверен, что когда троллейбус остановится, решение будет найдено.
   ***
   - Выходите из машины, - последовал приказ.
   Тасс поежился. Он быстро глянул на Скрипкина, на его спокойное ухмыляющееся лицо, на его руки, пальцы, отбивающие ритм на рулевом колесе. Что же это за человек такой? Неужели ему действительно на все плевать? Откуда у него такая уверенность в себе, и почему ее нет у Тасса?
   Видя нерешительность непрошенных гостей, осторожные хозяевы решили им помочь. В такой ситуации незаменимо присутствие огнестрельного оружия. Это самый надежный и действенный аргумент для решения любых споров и устранения непонимания. Охранники сработали очень синхронно, практически одновременно распахнув двери машины и направив пистолеты в лица Тасса и Скрипкина.
   - Я от "папы", - с наигранной обидой в голосе пробормотал Скрипкин.
   - Выходи, сейчас узнаем, от кого ты, от папы или от мамы, - недовольно проворчал один из охранников.
   - Подчиняюсь силе, но жаловаться буду непременно, - иронично сказал Скрипкин и брезгливо отворачивая лицо от направленного на него пистолета, неторопливо выбрался из машины.
   - Руки на капот, ноги шире плеч, - отдавал короткие команды охранник, грубо подтолкнув Скрипкина к капоту, резкими ударами по ногам заставил его принять очень неудобную и унизительную позу.
   Скрипкин с недоброй улыбкой смотрел, как второй охранник вытаскивал из машины упирающегося Тасса, который от страха даже зажмурился. Тасс отчего-то упрямо не хотел подчиняться, даже не обращая внимания на прижатое к его виску дуло пистолета. Он словно ничего не видел и не слышал, словно все происходящее не касалось его лично. Он спотыкался, путаясь в своих длинных ногах, перепутал и сначала пошел к багажнику, хотя согласно приказа нужно было идти к капоту.
   - Что с твоим приятелем, - крикнул охранник, замучившийся бороться с потерявшим всякую ориентацию в пространстве Тассом. И добавил виновато, - Я ему колено прострелю.
   - А ты двинь ему хорошенько, - посоветовал Скрипкин.
   - Цыц, лицом вниз! - закричал обыскивающий его охранник и несильно, для острастки, ударил Скрипкина по затылку.
   Наконец над капотом нависла долговязая фигура Тасса. У него болела голова и наверняка от сильного удара на шее будет синяк. Он совсем ни о чем не думал. Ему было страшно. Хотелось сбежать, мучительно хотелось броситься к калитке и рвануть что есть духу вдоль по улице, прочь от этого места, от унижения и побоев. Зачем Скрипкин таскает его за собой целый день? Зачем? Что у него на уме?
   - Этот чистый, оружие наверняка в машине, - сказал обыскивающий Скрипкина верзила.
   - Не-а, в машине его нет, - подал голос Скрипкин. - Он у меня с собой, ищи лучше.
   Верзила ударил его локтем между лопаток. От удара Скрипкин охнул и упал на капот. В следующее мгновение раздался выстрел. Ничего не понимающий верзила удивленно захлопал ресницами, а потом упал. Из его пробитой пулей головы потекла кровь. Охранник, стоящий за спиной согнутого Тасса, также ничего не успел понять. Он умер вторым.
   - За машину! - крикнул Скрипкин Тассу и, забыв на время о существовании своего напарника, подхватил пистолет из рук охранника, лежащего с удивленно вытаращеными глазами. Неужели он видит свою спешащую в небеса душу? На что она надеется? И там то же самое: встать, суд идет.
   Скрипкин из двух стволов открыл стрельбу по окнам первого этажа. Тасс неуклюже сполз по капоту на землю и лег плашмя, прикрыв голову ладонями. Его правый локоть упирался в туфлю убитого, ему было противно, но он не мог ни поменять положение руки, ни отодвинуть эту безжизненную ногу. Он оглох от выстрелов, его тошнило от мысли, что он лежит рядом с трупом, ему было страшно и гадко. Выстрелы уже доносились откуда-то из дома, они звучали приглушенно и напоминали разрывы праздничных петард. Если бы ему удалось потерять сознание, хоть на время забыться в темной глухой пустоте и очнуться, когда все закончится. Это было бы так славно. Но Тасс все слышал и чувствовал. Особенно он чувствовал упирающуюся в его локоть туфлю. Заплакать ему мешал застрявший в горле комок, который он никак не мог проглотить.
   Вдруг стало тихо. Тишина была поразительно похожа на шум, она оглушала и давила на уши. Птицы, ветер, посторонние звуки исчезли. Было тихо, и от этой тишины становилось еще страшнее. Так замирает весь мир, затаив дыхание, перед неминуемо надвигающейся бедой. Так перед грозой глохнет природа в ожидании первого раската грома. Тасс был в очень неприятном положении и в наступившем затишье он уже грудью чувствовал вибрацию земли под тяжелой поступью приближающейся смерти. На его руки, прикрывающие затылок, беззвучно опустилась бабочка. Перебирая цепкими лапками, она прошествовала по напряженным пальцам. Ей было все равно, наверное, всего секунду назад она топталась по окровавленному лицу лежащего рядом охранника и теперь на руках Тасса остались маленькие кровавые следы от ее лапок.
   Наверху в доме послышался шум. Кто-то открыл окно, выбитое пулей, на землю посыпались осколки стекла.
   - Ты живой? - этот голос удивительно похож на голос Скрипкина.
   Тасс не шевелился.
   - Умер что ли, давай сюда, наверх, - скомандовал голос.
   Да, таким тоном мог говорить только Скрипкин. Если сейчас не подчиниться ему, плюнуть на гонорар и сбежать, то возможно все мучения сегодняшнего дня враз закончатся. Но Тасс знал наверняка, что от Скрипкина ему уйти не удастся. Он пошевелился, согнав бабочку, оторвал лицо от травы и открыл глаза. Некоторое время он наблюдал, как помятые травинки распрямляются, в шее закололо, он вспомнил, что совсем недавно его сильно ударили, и рука сама собой скользнула с затылка на шею. Пальцами он нащупал внушительного размера шишку, прикосновение к которой тут же отдалось резкой болью в голове. Тасс повернулся на бок, он посмотрел на распростертое тело своего недавнего мучителя. Резкий спазм сжал желудок словно клещами, но Тасс сдержался, тошнота быстро прошла. Понемногу к нему возвращались обычные человеческие чувства. Первым из них оказался слух. Птицы по-прежнему беззаботно пели где-то в небе, ветер колыхал листву, послышались и другие звуки жизни, доносившиеся откуда-то издали. Тассу показалось, что он даже расслышал девичий смех и голоса, звучащие беспечным счастьем где-то далеко за этим высоким забором. Выходит, ничто не замолкало, никто не задерживал дыхания, мир не замирал в предчувствии приближения чего-то ужасного. Кошмар, который только что пережил Тасс, был его личным собственным кошмаром. Оглох он от пустоты внутри себя и не воспринимал никаких посторонних звуков, кроме выстрелов. Их он ждал, их боялся, их звук пронзал все его существо, а когда их не стало, он все равно ждал, ждал последнего, который должен был прозвучать над его головой.
   Скрипкин больше не показывался и не звал его в дом. Видимо, он был очень занят, и ему не было никакого дела до испунганного Тасса.
   Дом с выбитыми окнами казался раненным или убитым. Скрипкин не пожалел и его. Кое-где чудом уцелевшие стекла блестели на солнце, и, глядя на них, Тассу вдруг почудилось, что дом сейчас расплачется. Два убитых охранника лежали, раскинув ноги и руки, словно придавленные небом. Они уже не были страшными, и их было немного жалко.
   Тасс брел к двери, ведущей в дом. На пороге он еще раз оглянулся и посмотрел на двор, где недавно разыгралась трагедия. Его передернуло от воспоминаний, и он, в надежде сбежать от сковавшего его снова страха, быстро заскочил внутрь.
   Дом был большой и пустой. Откуда-то сверху доносился голос Скрипкина, но Тасс не спешил подниматься. Он ходил из комнаты в комнату, иногда обнаруживая распростертые тела убитых, перешагивал через них и снова брел дальше. Он поднялся на второй этаж. Там было то же самое: пустота и мертвые. Похоже, Скрипкин тут порезвился на славу. Тасс нашел его на третьем зтаже. Здесь оказалась единственная комната, где обнаружились и мягкая мебель, и шкаф, и аппаратура, телевизор, магнитофон и еще что-то. Когда Тасс вошел, Скрипкин стоял к нему спиной и молчал. Прямо перед ним стоял на четвереньках, странно раскачиваясь из стороны в сторону немолодой мужчина. Тассу сразу припомнился детский стишок: "Идет бычок, качается, вздыхая на ходу..."
   Тасс сел в кресло. Скрипкин обернулся и, увидев подавленную физиономию своего информатора, улыбнулся. Тасс помахал ему рукой. Слова просто не шли из его горла, и это движение должно было означать: "Я в порядке." Ничего, скоро и голос вернется к нему. Интересно, какое первое слово он скажет?
   Скрипкин вернулся к прерванному разговору. Он ногой толкнул человека, стоящего на четвереньках, и тот упал. Скрипкин сел в другое кресло и, не спуская глаз с ворочающегося на полу, сказал Тассу:
   - Познакомься, это господин Болдин, - затем он уже обращался непосредственно к Болдину, - Болдин, я говорю? Эй, слышишь? Значит так ты встретил людей от "папы"? Ты все знал, если не знал, тогда догадывался. Я шел к тебе, я должен был прийти к тебе, и я пришел. У меня в жизни очень мало захватывающих, интересных моментов. Каюсь, моя жизнь скучна, и скорее всего, жаловаться по этому поводу мне нужно только на себя. У заурядного человека заурядные мысли. И я всегда рад, что живут на этом свете настоящие люди, превращающие мою жизнь в праздники. Повеселил ты меня, позабавил. Охоту ненавижу, животных жалко. Но тут, тут все было по-честному. Смерть на смерть, риск на риск. Я от души повеселился. Самое сложное - это убить человека с одного выстрела. Раз - и все. Никаких ранений, только меткое попадание: сердце, голова, шея. Я ведь хоть и скучный, но азартный. Я всех их с одного выстрела. Это игра такая. Если бы ранил, тогда проиграл. Повезло, просто повезло. Ладно, хватит валяться, вставай и садись, нам очень нужно поговорить. Просто ужас как хочется поговорить с тобой.
   Болдин неуклюже встал и, пошатываясь, побрел к дивану. Лицо его было в крови. Он поискал в карманах платок, но не нашел и вытер кровь ладонью. Усевшись на диван, он некоторое время сидел неподвижно и молча, затем встал и пошел к холодильнику.
   - Ты прав, я ждал тебя, - наконец сказал он, доставая бутылку и апельсин и даже не оборачиваясь. - Я знал, что ты прийдешь, но я не ждал тебя так скоро, - возвращаясь к дивану, говорил он. - Теперь извиняться за негостеприимство я думаю лишнее. Но я в тебе не ошибся. Ты именно такой, каким я тебя и представлял. Ты безжалостный, холодный и расчетливый. Они были преданы мне, они были опытные и смелые бойцы. Им было приятно принять смерть от более опытного воина. Ты заметил, я не держу здесь собак? С собаками много хлопот. С моими ребятами никогда никаких хлопот не было. Они даже умерли быстро, чтобы никого не обременять. - Болдин вынул из кармана нож и принялся старательно очищать апельсин. - Теперь, когда все формальности улажены, можем перейти к делу, - сказал он и снова ладонью вытер выступившую на губе кровь. - Не знаю, что тебе рассказал обо мне "папа", но судя по твоему настроению, мне не доверяют. Я бы даже больше сказал, мне не верят, меня подозревают. Конечно, я сам прекрасно понимаю, что это ограбление мне на руку. Живой нал, отсрочка долга, тщательно продуманная акция, выполненная безукоризненно, все это напрямую указывает на меня. Честно говоря, я рад, что моей личности до сих пор могут приписывать подобные подвиги. Я стар, я знаю, но видимо никто не верит в это. Твой приезд сюда я расцениваю как комплимент, как похвалу, как дань моим давним заслугам. Меня подозревают, значит меня опасаются. Ты смелый парень, ты мог бы меня пришить, как и всех остальных, один только выстрел, сердце, голова, шея, но ты не сделал этого. Я жив, значит меня по-прежнему уважают. Мне не страшно умирать, я знаю, теперь я знаю это точно, я еще в силе, поэтому я не боюсь. Тело - черт с ним, но память обо мне - это уже кое-что. А в памяти я останусь именно таким человеком, способным грамотно организовать и четко исполнить настоящее дело.
   Болдин открутил пробку на бутылке и сделал большой глоток, затем, поморщивщись, он закусил апельсином.
   - Думаю, что если мы сейчас обыщем эту комнату, то найдем тот самый листок, на котором слово в слово написан весь этот бред, который ты только что с таким трагическим лицом выплеснул на нас. - Скрипкин усмехнулся и продолжил.
   - Думаю, что и бутылка, и апельсин также присутствуют в этот тексте. Курсивом
   и в скобочках. Ты можешь говорить все что хочешь. Можешь тешить себя надеждами,
   надувать щеки от глупых мыслей, что тебя еще кто-то помнит, уважает и
   опасается. Можешь даже выпить всю эту бутылку и сожрать килограммов пять
   апельсинов. Это никак не изменит мои намерения. Я пришел убить тебя. Ты
   видишь, я честен. Я даю тебе шанс исповедаться и умереть достойно.
   Бутылка в руках Болдина задрожала.
   - Я не понимаю, - пробормотал он.
   - Грабители мне все рассказали. Они долго умоляли не мучить их. Впрочем, зачем тебе эти грустные подробности. Ты лучше скажи, что ты испытал, когда они нарушили придуманный тобой план? Граната - это был настоящий шок, не так ли? Ушли они через другую дверь тоже не по плану. А потом они пропали, подбросив вам фальшивые деньги, а проще говоря куклы, а ваши курьеры даже не удосужились проверить содержимое сумки. Конечно, разве твой гениальный, самоуверенный ум мог допустить такую дерзость?
   - Я не понимаю, какие курьеры, какие грабители, какие деньги? Что за куклы, черт возьми? Это ошибка! Нет, это наговор! Зачем? Мне не в чем
   исповедоваться. Я чист перед "папой". Граната? Да, граната была, я помню,
   была. При чем тут я, при чем? Если ты нашел грабителей и деньги, зачем ты
   приехал ко мне?
   - Правда страшно? Я знаю, тебя это пугает больше всего. Зачем я приехал к тебе, если нашел грабителей? Я и сам задаю себе этот вопрос. Зачем? Ведь меня здесь могли убить. А я взял и приехал, послушал, дурак, молокососов, поверил их сопливым россказням, наехал на дядю Болдина. Извини, Болдин, кушай апельсинку, кушай.
   Болдин глотнул из бутылки, но есть апельсин не стал. Похоже, теперь он взял себя в руки и уже жалел, что дал эмоциям выплеснуться наружу. Скрипкин его немного ошарашил, сказав о нарушении плана, о грабителях, но Болдин справился и с этим. Скрипкин не мог разговаривать с грабителями. Это все блеф. Он просто давит на психику, подминает под себя. Знакомый прием. Но уж очень все прямолинейно и грубо. Теперь главное не показывать "уборщику", что Болдин раскусил его замысел. Кто же тот второй? Он все время молчит? Может именно он "механик", а этот так, только запугивает?
   - Хорошо. Что ты хочешь знать? - Болдин решил играть роль испуганного, загнанного в угол организатора ограбления.
   - Ты мне не веришь? Не веришь, что я тебя убью? - Скрипкин хлопнул себя по коленям и громко засмеялся.
   Болдин поджал губы. Спиртное ударило в голову, и это легкое опьянение придало ему сил. Он был уверен, что выкрутится из этой ситуации. Там снизу в кладовке у него спрятан главный аргумент, его козырь. Нужно только подождать подходящего момента. Жаль, что Обломов не захотел выполнить требования. Он пожертвовал жизнью своего друга, ради чего? Но черт возьми, если бы сумка с деньгами была сейчас у Болдина, тогда бы эти двое уже через десять минут сдержанно, как и подобает сильным людям, допустившим промах, просили бы прощения. Денег здесь нет. Они скоро будут здесь. Пока есть только парень в кладовке. Главное выждать и затем атаковать.
   - Я не люблю мучить людей, - доверительным тоном говорил Скрипкин, - грязно и постоянно пачкаешься, кроме того это долго, иногда очень долго. Может на сутки затянуться. Я тебя не буду мучить. Давай так. У меня есть несколько вопросов. Я буду их задавать, а ты мне будешь на них отвечать. Так вот, за каждый неубедительный ответ я тебе назначаю наказание. Затем по итогам разговора подсчитаем, сколько неубедительных ответов ты дал, и ровно столько раз я в тебя выстрелю. Сначала в ступни, по пуле в каждую, затем лодыжки, колени, икры, дальше руки, живот, грудь, ну и "Бинго!", за лицо не беспокойся, в лоб, прямо между глаз. Ну как, играем? Да ты не сомневайся, если мне не понравится два твоих ответа, я буду стрелять только в ступни.
   Болдин не знал, что ему ответить.
   - Я шучу, - Скрипкин подмигнул. - Засиделись мы тут у тебя. Потерпи, скоро уйдем. Сейчас Бориса привезут, мы проведем очную ставку, и если все в порядке, разбежимся по-хорошему, ну а если нет, извини, дядя, и не обессудь.
   - Какой Борис? - Болдин побледнел, он даже забыл о своем последнем козыре.
   - Извини, не понял? - переспросил Скрипкин, словно не расслышал сказанное.
   - Я не знаю никакого Бориса.
   - Очень хорошо. Сейчас все и выясним. Он-то, негодяй, утверждает обратное.
   Не только говорит, что знает тебя, но и заявляет, что это ты затеял всю эту историю с ограблением. Чего ты побледнел? Интересно, а как ты думал мне удалось так быстро выйти на грабителей? Сам бы я их не нашел. Борис помог. Но жить ему недолго осталось. "Папа" в курсе всех дел. Да не бойся ты так. Я честно тебе сразу признался. Ведь так? Я же говорил, что приехал убить тебя? Думал, пока Борис подъедет, мы тут все решим полюбовно. Может я и отпущу тебя, - Скрипкин задумался. - Нет, не отпущу. Вот если бы ты сразу во всем признался, то тогда...
   - Бред, самый настоящий бред! Какой Борис? Куда он приедет?
   - Ты чего так занервничал? Скушай апельсинку.
   - Ты знаешь что, ты оставь тут свои методы вон для сопляков! Ты думаешь, я не умею отличить блеф от правды? У тебя же на лице все написано!
   - Что все?
   - Да все! Ты наговариваешь на меня. Я правда еще не понял, с какой целью ты это делаешь. Сначала грабители с их гранатами и куклами, теперь Борис. Ну какой Борис, какой? Как он может приехать сюда?
   - Так ты думаешь, он не приедет? О, да ты уверен в этом. Ты грохнул его, что ли, дядя?
   - Ты о чем? - Болдин снова оказался припертым к стенке.
   - Раздухарился! Не приедет, не приедет! Ты ведь его не убил тогда.
   Вспомни хорошенько, ты его ощупывал? Пульс проверял вот здесь на шее? Да даже если ты и был там, то наверняка побрезговал. Но тебя там не было, а твои ребята, ну те, что лучше собак, они ведь слажали. Промашка вышла.
   Собственно, чего я тебя убеждаю, сейчас сам все увидишь.
   - Этого не может быть, - тяжело выдохнул Болдин.
   - Может, может, - закивал головой Скрипкин. - Ты же видишь, мне все известно. Все. Но не все. Как насчет твоего кореша? Грызлов тоже тут замазан? Если честно, я все это время думал, что это только ты. У Грызлова мозгов не хватит на подобное. Он ведь дурак. Сильный, наглый, но дурак, не то что ты. Колись давай. Клянусь, отпущу. Все как договаривались, пока я насчитал три неправильных ответа. Не беспокойся, это не смертельно. Может на этом остановимся? Молчишь? Ладно, не приедет сюда никакой Борис, твои ребята чисто сработали. Умер он, умер. А вот насчет грабителей - чистая правда. Вот может подтвердить, - Скрипкин кивнул головой в сторону Тасса.
   Болдин поежился, снова глотнул из бутылки.
   - И вообще, "папа" на тебя зла не держит. Ему обидно, и все. Могли бы отсрочку попросить. Ты же не вчера родился, ты не Грызлов с его сявотскими замашками, понимать должен. А ты решил все по-своему, по-стариковски, обтяпать дельце и сухим из воды выйти. Да что я тебя уговариваю, в конце-концов.
   - Ты блефуешь, - пробормотал Болдин.
   Скрипкин вынул из-за пояса пистолет и встал с кресла.
   - Этим ты ничего не добьешься, - качая головой и глядя в окно, сказал Болдин.
   - Меня интересуют курьеры. Меня интересует участие в этом деле Грызлова. Меня интересует сумка с куклами. Три вопроса, три выстрела. В твоей виновности я уже не сомневаюсь. Твой план мне известен. Мнение грабителей я тоже знаю. Где деньги - тоже. Три вопроса, три ответа, и все, - Скрипкин остановился возле сидящего с безразличным видом Болдина.
   - Это бред. При чем тут Борис? - Болдин поднял голову и посмотрел в глаза Скрипкину.
   - Кто курьеры и где они теперь? - холодно спросил Скрипкин.
   - Зачем все это? - пробормотал Болдин и тут же взвыл от боли.
   Звук выстрела прозвучал так внезапно, что Тасс с перепугу съехал с кресла на колени, готовый в любое мгновение повалиться на пол и прикрыть голову руками. Скрипкин стрелял не целясь, не сводя своего цепкого взгляда с лица Болдина. Но попал он туда, куда обещал.
   - Грызлов участвует в этом? - снова спросил он и замер в ожидании ответа.
   - Больно, - глотая слезы, выл Болдин. Теперь он нисколько не сомневался в том, что "механик" до конца исполнит задуманное. Он в страхе спрятал свою пока еще здоровую ступню под край дивана. Из раненной ноги хлестала кровь, но предчувствие еще большего ужаса заглушало боль. Болдин боролся с собой. Ему хотелось тут же во всем признаться и умереть достойно, как и обещал Скрипкин, получив пулю в лоб.
   Тасс зажмурился и заткнул уши. Скрипкин выстрелил в ногу. Болдин, крича от боли, упал с дивана.
   - Между прочим, я могу оказывать и медицинскую помощь. А пулевые ранения - это моя слабость, - сказал Скрипкин очень сердечно.
   - Хватит, хватит! - вдруг закричал Болдин.
   Скрипкин присел рядом с ним.
   - Мы придумали это вместе с Грызловым, - быстро заговорил Болдин, словно боялся, что ему не дадут высказаться перед следующим выстрелом. - План был прост. Борис нам помог и нашел грабителей. Бориса убили мои люди. Грабители сделали все по-своему. Денег курьеры не получали. Они тоже исчезли. Это все, что я знаю, все.
   Скрипкин сидел молча, рассматривая корчащееся от боли лицо Болдина. Он ждал, что тот скажет что-нибудь еще. Но у Болдина началась горячка и он только стонал. Скрипкин покосился на Тасса.
   - Тасс! Тасс! Эй, чума, ты слышишь? - кричал он, но Тасс не слышал ничего.
   Скрипкин автоматически направил в его сторону пистолет, намереваясь таким образом привести его в чувства, но вовремя одумался и опустил оружие. Он хотел, чтобы Тасс приволок из машины медикаменты, но видимо так было угодно судьбе. Тасс ничего не слышал, а Болдину помощь уже не нужна. Если Скрипкин его не убьет, то это сделают люди "папы". Скрипкин поднялся и пошел к выходу, по пути толкнув Тасса.
   Болдин вдруг замолчал, он потерял сознание. Поджав раненные ноги под себя, он казался уснувшим. Если бы не лужа крови, не перепачканная одежда, не сведенное судорогой лицо, не допущенные промахи и ошибки, не превратности судьбы, он может быть и спал бы сейчас вот так на полу, не допив виски и не доев апельсин, а его доблестная охрана, та что лучше собак, охраняла бы его пьяный сон.
   Тасс, стараясь не смотреть в сторону, где лежал скрюченный Болдин, вышел из комнаты.
   - Ты молодец, - не оглядываясь и размашисто спускаясь по лестнице, похвалил его Скрипкин.
   Во всем доме была только одна запертая дверь на первом этаже. Эта закрытая дверь не давала ему возможность считать свою работу здесь полностью выполненной. Это был последний штрих, нелепая оплошность, которую немедленно надо было исправить. Скрипкин привык все доводить до конца. У него не было сомнений в том, что за дверью кто-то есть.
   По ступеням на ватных ногах спускался Тасс. Он даже не обратил внимания на резкую перемену в походке Скрипкина. Скрипкин готовился к атаке.
   Возле самой двери он резко остановился и, развернувшись, одним ударом ноги распахнул ее, тут же отскочил в сторону и уже через мгновение быстро заглянул внутрь маленькой комнаты. Тасс подошел и равнодушно осмотрел помещение. Как он и ожидал, в комнате ничком лежал человек. Рядом с лежащим стояла пустая бутылка из-под водки. Тасс вздохнул и пошел дальше к выходу на улицу, решив, что это всего лишь убитый охранник. Скрипкин, в отличие от него, помнил всех, кого и где он убил в этом доме и в его окрестностях. Лежащий на полу - это была не его работа. Спрятав пистолет, он приблизился к человеку. Взяв в руки бутылку, понюхав горлышко, он вылил остатки водки себе на ладонь и лизнул. Водка свежая. Затем он осторожно перевернул лежащего лицом вверх и тут же вскочил. В голову ему пришла одна мысль, слабое подозрение постепенно переросло в уверенность. Он знал, кому следует сообщить об этой находке. Но прежде чем набрать номер на своем телефоне, он некоторое время тихо смеялся. Его позабавило, что перепуганный Болдин так и не успел козырнуть своим железным аргументом, который он видимо хотел предъявить позже, в доказательство своей невиновности. Но так и не успел. Забыл. С кем не бывает.
   ***
   На восьмой этаж Петя поднялся на лифте. Мирное гудение и постукивание механизма подъема кабины успокоило его окончательно. Он сделал выбор. Правильно он поступал или нет, покажет время, пока ему было приятно осознавать свою решимость и готовность изменить настоящее. Ему казалось, что цель его чиста и благородна, и достижение ее окупит любые жертвы. В конце концов ради любви люди совершают и более глупые и бессмысленные поступки. Никогда прежде не влюблявшийся Петя не знал как это - быть одурманенным чувствами, раньше его не захлестывала волна кипящих гормонов, и голова не кружилась от необъяснимого счастья. Наоборот, он был полон решимости сделать все правильно, честно и сознание его было ясно, как тихое утро. он должен быть тверд и непреклонен, чтобы случайно забывшись, не оглянуться назад, не поддаться панике и не страшиться перемен.
   Двери лифта со скрежетом разъехались в стороны. Петя сошел на площадку и, подойдя к двери, где жила Огурцова, остановился и прислушался. За дверью было тихо. Его рука замерла над кнопкой звонка, он не мог решить, каким же пальцем полагается в таких случаях вторгаться в будущее, чтобы это вторжение было удачным. Он вздрогнул от звука закрывающегося лифта и обернулся. Двери с сухим лязгом захлопнулись, и вновь стало тихо. Петя закурил и вдруг отчетливо понял, что боится быть отвергнутым, боится отстаться совсем один, не принятым, сделавшим неправильный выбор. Тогда, наверное, можно прыгнуть вниз и разбиться о бетонные плиты двора.
   Где-то наверху послышался звук открывающейся двери. Кто-то вышел на лестничную площадку и затем, шлепая тапочками, спустился к мусоропроводу.
   - Здравствуйте, - громом прозвучало будничное приветствие.
   Петя удивился, что жильцы этого дома прежде чем опорожнить мусорное ведро, здороваются с мусоропроводом, словно приветствуют дух дома, совсем по-язычески, задабривая его и принося объедки в качестве жертвы.
   По толстой трубе, набирая скорость, загрохотал падающий вниз мусор. Снова зашлепали тапки, хлопнула дверь, и стало тихо. Тогда вдруг Пете стало ясно, что там, возле мусоропровада, кто-то стоит. Нет, это не дух дома, это живой человек, с которым поздоровался сосед. Эта мысль заставила суматошно забиться его сердце. Он знал, он был уверен, что знает, кто там стоит.
   Петя сделал несколько неуверенных шагов по направлению к лестнице и замер. Он увидел ее, стоящую к нему спиной, смотрящую во двор через пыльное окно. Петя хотел позвать ее. Он хотел отчетливо и громко произнести ее имя, но не смог. Он начал быстро подниматься по ступеням, она услышала шаги, обернулась и тут же бросилась ему навстречу, обняла, прижалась к нему. Они замерли, охваченные волнением, взбудораженные близостью и прокосновением. Пете мешала недокуренная сигарета, которая все еще тлела у него в руке, и он не знал, куда ее деть и не понимал, что вообще делают с сигаретой в подобных случаях.
   - Ты пришел, - глухо отозвалась Огурцова, не отрывая головы от его плеча.
   - Я стояла тут и ждала. Но я не увидела, просмотрела. Ты пришел. Я знала.
   Петя молчал, от ее голоса дрожала его грудь, впитывая кожей, ребрами и легкими глухие вибрации. Он, словно очнувшись, отбросил в сторону ненужную сигарету, бережно коснулся ладонями ее влажных от слез щек и отвел ее голову от плеча, посмотрел прямо в ясные, блестящие глаза, затем поцеловал сначала в лоб, потом в висок, в щеку, в скулу, коснулся ее губ и замер, забыв обо всем на свете, полностью отдавшись долгому нежному поцелую. Огурцова засмеялась беззаботно и легко. Она смешно, совсем по-детски вытирала ладошкой слезы и не понимала, чего же ей хочется больше - плакать или смеяться.
   - Я пришел, - сказал Петя.
   - Ты пришел, - эхом отозвалась она и снова засмеялась.
   - Я видел твою машину.
   - Да, я приехала минут десять назад. Не смогла усидеть дома. Я хотела увидеть, как ты идешь ко мне. Но просмотрела. Я глупая, сумасшедшая баба, вот кто я, но я счастлива, поэтому мне все равно. Ты пришел, а я ждала. И вот дождалась.
   - Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
   - Нет, не все в порядке. Мне очень хорошо, так хорошо мне еще никогда не было. Это непорядок, бог, видимо, ошибся.
   - Он никогда не ошибается.
   - Я не заслужила...
   - Я не заслужил...
   - Какие в общем-то глупости мы говорим. Такой страшный день, что-то происходит вокруг, мир сходит с ума, он вдруг решил простить мне все ошибки и дать мне еще один шанс.
   - О чем ты говоришь?
   - Не слушай, просто я счастлива. Я не могу молчать. Я тебя заговариваю, думаю, что пока я буду говорить, говорить, нести всякую чушь, ты будешь со мной, ты не сможешь уйти.
   - Я не уйду, даже если ты будешь молчать.
   - Я в это не верю, ты ведь хочешь уйти.
   - Совсем ненадолго.
   - Правда? Я знала. Вот видишь, я знала, что ты пришел - ты пришел чтобы проститься. Я чувствовала это. Ты ушел так внезапно, не попрощавшись, и я... Мне страшно стало что это навсегда. Но я верила. Какой сумасшедший день!
   - Я уйду, мне нужно уйти, но я вернусь.
   - Я буду ждать тебя здесь, стоять и смотреть в окно.
   - Скоро станет темно, и ты меня не увидишь.
   - Я снова просмотрю тебя, Ну и пусть.
   Они поцеловались.
   - Ты зайдешь? Я сварю кофе. Правда, я не одна, - Огурцова вдруг смутилась, осознав двусмысленность последней фразы.
   - Это ничего, - ответил Петя, он знал, что она имела в виду, и ему было все равно.
   - Ты не понял, - пыталась внести ясность Огурцова.
   - Это неважно, - успокоил он ее.
   И она поверила, искренне поверила, что это неважно, что все, что ее окружает, в принципе не имеет особого значения, что самое ценное и первостепенное происходит сейчас здесь, а все остальное - лишь фон, декорации. Пока они будут стоять здесь вдвоем, ничто другое не будет иметь значения. Пускай рушится мир, увлекая в бездну небытия все живое и неживое, они останутся рядом, они будут последними и единственными, кто, избежав катастрофы, воспарят над всеобщей разрухой и горем и останутся вдвоем навеки, застыв как небольшое облачко в бесконечном хаосе.
   - Мне пора, - осторожно сказал Петя.
   - Да, да, конечно. Извини, я тебя задерживаю. Просто я думала, что кофе, что каких-нибудь десять минут, это не так уж и много. Всего три глотка, закипит вода, и три глотка. Не так уж много...
   - Очень много. Но времени нет. Мы скоро будем вместе. Но я должен уйти. Я решился, я не могу поступить иначе. Это мой долг. Глупое слово - долг.
   - Это из "Отче наш": "Прости нам долги наши..."
   - Я не знаю, я никогда не молился.
   - Я тоже.
   - Ты умная.
   - Да нет. От тоски и одиночества женщина глупеет. Она начинает обманывать себя, придумывать разные стимулы и цели в жизни. Она много работает и много читает, но умнее она не становится. Когда женщину называют умной, хотят подчеркнуть, что она несчастна. Лучше бы говорили так как есть. Я опять тебя заговариваю. Мне кажется, что я смогла бы болтать без остановки целую ночь. Я никогда не устану, буду говорить хоть неделю, хоть месяц, только бы ты не уходил. Я не умная. Куча книг и знаний, которые мне пришлось проглотить за свою жизнь, оставили после себя изжогу и ничего больше. Настало время диеты. Какой ужас! Что я говорю? Не слушай! Нет, слушай. Я люблю тебя. Иди, я не держу тебя. Вон дверь - там мой мир, за ней тоска и ожидание. Я там живу. Ты можешь уйти, можешь сказать мне прощай и уйти навсегда, но ты уже стал частью моего мира.
   - Я вернусь. Всего полчаса. Потом приготовишь мне кофе.
   - Еще один поцелуй, всего один.
   - Я люблю тебя.
   - Да.
   Они крепко поцеловались. Огурцова сделала шаг назад.
   - Я не держу, иди.
   - Я иду.
   - Да конечно, иди. Я буду стоять здесь. Я никуда не сдвинусь.
   - Всего полчаса.
   - Боже, тридцать минут ожидания. Каждая секунда как укол иглы.
   - Полчаса.
   Петя подошел к лифту и нажал кнопку вызова. Створки кабины послушно разъехались в стороны. Он быстро ступил внутрь и уже через мгновение начал спускаться вниз.
   ***
   Игорь швырнул в угол комнаты пустую сумку. С глухим стуком она приземлилась на пол. Игорь ощутил тиски усталости, мгновенно сковавшей все мышцы и сухожилия. Тяжело было просто стоять. Даже дышалось с трудом. Он подошел к своему старому дивану и очень медленно опустился на него. Знакомые пружины тут же впились в бока, но они не могли помешать ему уснуть. Сон вихрем влетел в его сознание, закружил, захороводил мысли, смешал лица и события, приукрасил правду, очернил мечты и уволок в глубокий темный лес беспамятства.
   День за окном постепенно угасал. Тени от предметов становились длиннее, они ползли по грязному давно не мытому полу, словно хотели сбежать от надвигающейся ночи. К сожалению, спрятаться от нее они могли только в темноте, и поэтому побег их был бессмысленным. Одна только имитация движения, ложное ускорение, бред, сон, пустота. Игорь резко сел на диване. Он проснулся так же внезапно, как и уснул. Все события сегоднашнего дня живо предстали перед ним в очень ярких и живых очертаниях, словно картина на большом широком экране. Преувеличенно большие лица говорили преувеличенные слова, а огромные фигуры метались по полотну экрана, как безумные. Странно, но Игорь совсем не видел здесь себя. Словно события сегодняшнего дня его нисколько не касались. Он совсем не помнил, что он говорил, что делал. Это было как наваждение. Он как бы отстранился от жизни. Он сидел здесь на диване целую вечность и видел сон. Ничего не было, ни денег, ни ребят, ни ограбления, ни побега, ни мечты. В этой квартире всегда вечер, томительное ожидание ночи, и можно бессмысленно долго сидеть как истукан на жестком диване и грезить.
   Жизнь груба и скучна, если забывать время от времени принимать капсулы с иллюзиями. Можно по рецепту врача, а можно и так, бесконтрольно, жменями, не запивая. Судьба - это насмешка над логикой и здравомыслием. Зачем природа наградила человека мозгами, если пользоваться ими он может короткое непродолжительное время, то есть пока он жив. Да и то, использование их оправдано и необходимо для обмана. Жизнь- это бесконечная и довольно неизобретательная ложь, нагромождение маленьких неправд.
   Игорь тяжело вздохнул и пошел на кухню к телефону. Пусть жизнь - обман, тогда самое время отдаться ему.
   Он позвонил своему приятелю. Снэйк был превосходным соло-гитаристом, о людях такого типа говорят, что они родились с медиатором в руках. Игорь завидовал своему товарищу, его легкости, его музыкальности, его отстраненности от скудного мещанского быта. В отличие от Игоря Снэйк, казалось, знал, что он хочет получить от жизни. Ему постоянно везло, он практически не сидел без работы, играя в разных группах, выступая в клубах, был востребован и уважаем в музыкальной среде. Его ценили и считали профессионалом, мастером своего дела, способным выжать из гитары душу, играть, играть бесконечно долго, может быть дни и ночи напролет, может быть недели. Он не забивал голову лишними эмоциями, музыки не писал, выработал свою технику игры и имел до тысячи железных шаблонов исполнения всяких там "рифов", пригодных для украшения любой мелодии. Снэйк участвовал в записи первой пластинки Игоря, он также нашел и уговорил участвовать в этом проекте и других музыкантов. Он был славный парень, но бесплатно работать не умел и не хотел. Разбалованный постоянными приглашениями от других исполнителей и продюссеров, подразумевающих под собой завидные суммы гонораров, он уже не мог играть просто так, как было когда-то, всего лет десять назад, когда он был никому не известным ординарным музыкантом, каких тысячи. Ему просто повезло, он нашел себя, его нашли деньги, их дружба и связь между собой превратились в необходимый атрибут жизни.
   Игорь нуждался в таком человеке, его будущий проект, да и завершение предыдущего, не могли осуществиться без связей Снэйка, без его влияния, без его интуиции и таланта и, в конце-концов, Игорю нужна была та самая удача, которая неотрывно следовала за соло-гитаристом, она буквально шла за его музыкой, терялась от его исполнения и техники и не могла оставить его, постоянно одаривая, вознаграждая за труд, усердие и даровитость.
   Снэйк был дома, видимо отсыпался после бурной ночи, перешедшей в чумовое утро. Голос его был сонным и вялым. Игоря он помнил, даже сразу узнал, но долго говорить не хотел, вообще считал разговоры пустой тратой времени. Игорь же наоборот хотел рассказать очень многое, хотел увлечь Снэйка идеями, вдохновить его начать репетиции и записывать с ним новый материал, хотел убедить его в своей жизнеспособности.
   - И понимаешь, невзирая ни на что, я снова готов работать. Весь материал крутится у меня в голове, - торопливо говорил Игорь в трубку, с содроганием слыша, как на том конце провода Снэйк зевает. - Это девять-десять песен. Это так ново. Это разорвет мир, как граната, - Игорь замолк, испугавшись так невольно сорвавшейся с его губ фразы, напомнившей недавние события, в которых он принимал активное участие.
   - Мы поставим весь мир на колени и заставим его заплакать. Что такое Россия? Провинция Европы. С нами страшно жить рядом, как с пьяным нечесанным соседом по коммуналке, поющим по ночам блатные песни и готовым за право первым пойти в туалет любому набить морду. Я готов к тому, что здесь нас не примут, не поймут. Я создан для мира. Музыка не должна иметь границ, ее не должны сдерживать языковые барьеры. Я хочу работать на Запад. Снэйк, встряхнись и поверь, что это возможно. Это наш шанс.
   В трубке что-то хрюкнуло, похоже, Снэйк засыпал.
   - Эй, Снэйк? - позвал Игорь, подумав, что его собеседник захрапел.
   - Ну?
   - Твой "стратокастер" еще живой?
   - Ну?
   - Ты не мог бы мне? Свою я продал, ты же знаешь. Ты...
   - Ну?
   - Проснись наконец! - заорал Игорь в трубку.
   - Чего ты кричишь, Игорь? - невозмутимо, подавляя зевок, отозвался
   Снэйк.
   - Мне нужен наш старый состав. Мы сыгрались.
   - На две ближайшие ночи я занят. Кроме того, Гарри приедет не раньше среды.
   - Это ничего, мы можем начать и без ударных. Нужно для начала откатать мелодию. Что я тебе рассказываю, ты сам все прекрасно знаешь. Я звоню, чтобы услышать твое согласие или отказ. Ты поможешь мне?
   - Без проблем. Начнем без ударника, откатаем, закатаем, прикатаем. Две ночи я занят, потом можем начинать.
   - Мне не терпится приступить к работе. Но в любом случае мне понадобится еще два дня, чтобы уладить формальности со студией и решить кое-какие свои дела.
   - Две ночи я занят, выступаю в клубе с этим, как их, ну они сейчас очень популярны. Тьфу, черт, не могу вспомнить. Я с ними просто отдыхаю, но башляют по-человечески. Две ночи я занят, ты уж извини.
   - Конечно, о чем речь? Но после-то, после.
   - Нет вопросов, позвони мне, а лучше приходи на выступление, там все и обсудим.
   - Где это будет?
   - Да хрен его знает! За мной машина приедет. Посмотри по афишам.
   - А группа какая?
   - Ну не помню я, не помню, чего пристал. Я их по музыке узнаю, зачем мне их название знать?
   - Ладно, еще увидимся.
   - Угу.
   Игорь положил трубку. Странный этот Снэйк, помнит только музыку, однако Игоря он сразу узнал, это очень хороший знак, очень. Он заволновался, все внутри затрепетало в предвкушении работы. Скоро он сможет с головой погрузиться в работу, забудет на время обо всем. Это будет настоящее безумство. Сладкая усталость, изможденные руки и боль в связках, скоро все это будет происходить с ним, великое таинство творчества, со стороны больше похожее на сумасшествие.
   Ручка на входной двери опустилась, скрипнув пружиной. Дверь стукнула
   о косяк под сильным давлением извне. Кто-то пришел, но видимо гость не знал
   или не хотел знать приличий, он наотрез отказывался видеть дверной звонок,
   стучать ему тоже не хотелось, а мысль о предварительном звонке по телефону
   была противна.
   Игорь на цыпочках подошел к двери. Он столько пережил за эти дни, столько страха натерпелся, что уже перестал бояться. Лениво и осторожно ручка двигалась то вверх, то вниз. Дверь упрямо стучала о косяк. Тот кто был снаружи непременно хотел войти, и ему было все равно, есть ли кто дома. Наконец в замке послышался легкий скрежет. Чтож, подобрать подходящий ключ - это лишь дело времени. И главное в данной ситуации то, как Игорь намерен использовать это время. Игорь вошел в комнату и сел на диван. Он рассуждал спокойно и хладнокровно, чего прежде никогда с ним не случалось. Из данной ситуации он видел по крайней мере три разумных выхода: звонок в милицию, побег, яростное сопротивление. Каждое из трех решений было по-своему хорошо, но отдать предпочтение одному из них оказалось очень сложной задачей, требующей долгого умственного напряжения, чтобы просчитать наиболее вероятные последствия.
   Главное - деньги он спрятал, оружие было при нем, он был свободен и мог делать, что ему вздумается. Сразу от его балкона отходил широкий карниз, тянущийся вдоль всего этажа. Он был довольно широк. Игорь вышел на балкон и посмотрел вниз. Прямо около подъезда он заметил черную машину, скорее всего "Мерседес". Игорь не был знатоком машин и не разбирался в многообразии всевозможных марок и моделей. Одно он знал точно: если запорожец (эту модель отчего-то он мог узнать даже ночью) врежется в другую машину, то эта машина непременно будет "Мерседес".
   Игорь перебросил одну ногу через перила балкона и встал на выступ. Он еще сомневался, обдумывая, правильно ли он поступает. Но в тишине его квартиры отчетливо прозвучал щелчок открывшегося замка, и это сразу решило все сомнения. Он перелез на карниз и, стараясь не смотреть вниз, пошел по нему, ступая неспешно и прижимаясь всем телом к теплой шершавой кирпичной стене.
   Он миновал уже окна своих соседей, одно окно кухни, другое - спальни, еще несколько метров, и он сможет спрятаться у них на балконе. Никому и в голову не прийдет искать его здесь. А потом, когда черная машина отъедет от дома, он сможет вернуться к себе. До балкона оставалось метра полтора, когда из-под ноги Игоря сорвался вниз небольшой камешек. Игорь не обратил на это внимание. Камешек был очень маленький и незаметный, он пролежал на карнизе очень долго, может лет тридцать, и никогда не думал, что станет роковым в судьбе одного человека. Маленткий камешек, пролетев четыре этажа, приземлился точно на лобовое стекло "Мерседеса". Игорь ничего не знал об этом, он шаг за шагом упрямо продвигался к такому радушному и безопасному соседскому балкону. Его не насторожил звук открывшихся дверей машины, он перелез на балкон и только тогда, когда почувствовал радость от того, что задуманное ему удалось, и он беспрепятственно достиг этого спасительного островка, он решился посмотреть вниз. Возле машины, задрав головы вверх, стояли люди. Они смотрели на него и что-то кричали. Игорь очень удивился и расстроился, что его побег, его тихое бегство было раскрыто, и теперь они знают, где он прячется. Стоящие внизу громко кричали и размахивали руками. Игорь смотрел на них уже не скрываясь, но он не мог понять ни слова, видимо крики эти адресовались не ему, а тем, кто в это время находился в его комнате. Он посмотрел на свой балкон, но там никого не было. Игорь осмотрелся вокруг себя. Соседи были людьми аккуратными, балкон был чисто убран, тут не было даже намека на хлам, который обычно помещают сюда хозяева в надежде, что он еще когда-нибудь пригодится. Кроме ящиков и горшков с цветами здесь больше ничего не было. Игорь, не думая, взял один горшок и бросил его вниз. Крики на миг смолкли, раздался хруст. Игорь выглянул из своего укрытия, чтобы посмотреть, какой эффект произвела на кричащих его выходка. Люди отошли подальше от подъезда и стояли молча. Горшок приземлился на крышу машины, осыпав ее казавшейся серой на черной краске землей. Осколки горшка и ярко-зеленые листья растения очень живописно смотрелись на этом траурном фоне. Снаряд достиг цели. Противник был на время побежден.
   Торопливо Игорь принялся бросать вниз горшки и не успокоился до тех пор, пока на балконе не осталось ни одного. Во время этой цветочной бомбардировки стоящие внизу не произнесли ни звука, "Мерседес" стойко сносил все эти унижения. Обсыпанный землей, сплошь заваленный битыми горшками и всеми известными домашним цветоводам видами растений, он был как главный участник передачи "Сам себе режиссер", а точнее, рубрики "Слабо?", не хватало только согласия хозяина машины и оператора с видеокамерой.
   Снаряды кончились, Игорь посчитал, что в данной ситуации он сделал все, что мог, все что от него требовалось и теперь может всерьез подумать об отступлении. Дверь в квартиру к его удивлению была незаперта, и он тут же воспользовался этой лазейкой, без сожаления расставшись со спасительным балконом, ставшим на время настоящей огневой точкой.
   Люди - пассажиры "Мерседеса", некоторое время тупо рассматривали свой недопохороненный автомобиль, а затем принялись кричать громко и неистово. От из крика заволновались все жильцы. И наконец крики услышали те, кому собственно они и были адресованы. Игорь ничего этого не видел и не слышал. На его счастье соседей не было дома. Он быстро вызвал милицию, а затем вышел на лестничную клетку. Дверь его квартиры была приоткрыта, и он слышал доносящиеся из нее приглушенные голоса. Гости видимо вышли на балкон и обменивались информацией со стоящими внизу товарищами. Вдруг голоса смолкли, и Игорь услышал топот. Ему казалось, что к нему спешат отовсюду разъяренные, размахивающие руками люди - и сверху, с чердака, и снизу, и из пустой квартиры соседей, откуда он только что вышел, и из его собственной квартиры. Как только они все встретятся звесь, на лесничной площадке, как только они окажутся рядом с ним, обязательно должен произойти взрыв.
   Игорь, опомнившись, подскочил к своей двери и с силой захлопнул ее,
   четко ощутив, как изнутри по ручке скользнули чьи-то пальцы. Он расставил ноги
   в стороны, упершись ими в стену, взялся двумя руками за ручку. Дверь с силой
   дергали на себя, но у Игоря было более выгодное положение. Снизу кто-то быстро
   бежал по лестнице и громко пыхтел, иногда постанывая. Скоро приедет милиция,
   но как скоро, и как долго он сможет сдерживать рвущегося наружу из его
   квартиры зверя, Игорь просчитать не мог. К тому же приближающиеся шаги и
   пыхтение делали его положение очень щекотливым. Он верно определил время
   следующего рывка и, ослабив хватку, придал открывающейся двери дополнительное
   ускорение, навалившись на нее своим телом. Дверь стремительно открылись,
   сбив с ног стоящего внутри квартиры. Игорь сам чуть не упал, споткнувшись о
   падающее тело, но удержался и тут же метнулся к двери в соседскую квартиру.
   Заскочив внутрь, он захлопнул за собой дверь и прижался к ней спиной.
   Бегущий снизу был уже на его лестничной клетке. Игорь услышал его пыхтение.
   Что делать дальше, он не знал и вообще на некоторое время потерял способность соображать, анализировать и делать выводы. Он был во власти главного человеческого инстинкта, он должен был выжить, и тут в работу включилось уже подсознание, подавив все другие условные рефлексы.
   Игорь пошел к балкону, по проходя мимо кухни, увидел за окном распластанную фигуру человека, который шел по его стопам и в задачу которого входило не дать Игорю воспользоваться соседской квартирой как укрытием. Игорь неторопливо вошел в кухню, человек за окном прошел дальше вдоль стены и поэтому не заметил его. На плите в кухне стояла большая кастрюля с еще теплым борщом. Игорь взял висевший на стене половник, тут же хлюпнул им в красную жижу и, набрав немного, попробовал варево, оценил по достоинству поварские способности своей соседки, которую он даже в глаза никогда не видел. Бросив испачканный половник в раковину, он подхватил тяжелую кастрюлю за две неудобные ручки и практически побежал к двери, ведущей на балкон, которая по-прежнему была открыта. Игорь успел как раз вовремя. Он выплеснул содержимое кастрюли прямо в лицо непрошенному гостю, отчего тот потерял равновесие и, хотя был всего в каких-нибудь двух шагах от спасительных перил, его руки нелепо взмыли вверх, потом, падая, он пытался зацепиться, но пальцы не достали, и человек упал вниз, плашмя, на крышу "Мерседеса".
   Где-то завыла приближающаяся сирена. Игорь с облегчением вздохнул. Он стоял на соседском балконе с кастрюлей в руках и смотрел вниз. Непрошенные гости тоже видимо услышали звук сирены и теперь спешили скрыться. Оставшийся внизу и не принимавший участия в охоте на Игоря человек, который скорее всего был водителем, стащил с крыши тело своего приятеля на землю и, демонстрируя недюжинную силу, уже через мгновение втиснул тело на заднее сидение машины. Из подъезда показались еще двое. Один из них также не мог передвигаться самостоятельно, получив дверью по башке, и приятель волок его, подхватив под руки. Скоро вся четверка скрылась в "Мерседесе". Игорь сел на пол балкона и заглянул внутрь пустой кастрюли. Как неотрывно наша жизнь связана с едой! Иногда эта самая еда спасает нас от смерти!
   Вой сирены все нарастал, затем смолк, видимо машина подъехала к дому. Послышались хлопки дверей. Игорь оставил в покое пустую кастрюлю, встал, посмотрел вниз. У подъезда стояла машина скорой помощи. Как ни пытался, он так и не смог припомнить, какой же номер он набрал и что говорил оператору. В любом случае он добился своего. Может быть присутствие милиции было бы не самым лучшим вариантом.
   ***
   Егор очень торопился. В последнее время спешка стала его второй натурой. Он панически боялся не успеть. Раньше с ним такого никогда не бывало. Его жизнь текла неспешно и размеренно, так что порой ее течение было незаметным. Всегда задумчивый и медлительный, Егор теперь не узнавал себя. События разворачивались так стремительно, что все его прежние привычки в данных обстоятельствах выглядели как преступная халатность.
   Иногда ему казалось, что он начинает что-то понимать, он словно осмыслил свои прежние ошибки, вступил, наконец, на свой истинный путь, еще миг, и он раскроет тайну своего существования, для него станет ясным и понятным смысл жизни, он сможет легко вывести формулы и озвучить ее законы, и открыть наконец для людей завесу, и обнажить истину, избавив их навсегда от горя, боли и мучительных сомнений.
   Вместе с тем, даже в этих своих мыслях ему виделось что-то роковое, предназначенное только для него испытание, выделяющее его из серой массы. Он хотел совершать великие дела, верил в добро и в его могущество, но вдруг понял, что все великое и доброе живет и питается мелочами, и из этих на первый взгляд незначительных житейских событий и происшествий можно извлечь самый главный смысл всего сушествования человека на земле.
   Впереди у него была целая жизнь, он со страхом и трепетом смотрел в будущее, но это ничего. Из его души ушло безразличие, как-то само собой он начал сильно переживать и беспокоиться о людях, окружающих его, об их жизнях. Он еще до конца не осмыслил всех перемен, что произошли с его внутренним миром. Но одно он знал точно - он становится лучше, гармоничнее, человечнее, и это было приятно.
   Он торопился, хотя был уверен, что в конечном пункте своего назначения его ждет хорошее известие, что все само собой наладится, и можно будет на время успокоиться. Он катил по городу на машине, с тайной грустью наблюдая суету его жителей, погруженных в бесконечное забытье.
   Грохнуло пробитое колесо, машину резко бросило вправо, но Егор сумел вовремя сориентироваться и, сбросив скорость, остановиться у обочины. Он обошел машину и с тоской посмотрел на медленно оседающее колесо. Прийдется ставить запаску.
   Егор был увлечен работой, поэтому не заметил, как за его спиной кто-то остановился. Человек стоял, отбрасывая длинную серую тень, и молчал. Егор приладил запаску и, стараясь все делать не спеша, принялся закручивать гайки.
   - Может помочь?
   Егор оглянулся на голос, раздавшийся за его спиной. Садящееся солнце слепило глаза и казалось слишком ярким. Егор пришурился.
   - Нет, спасибо, я почти закончил, - ответил он и,отвернувшись от незнакомца, вновь принялся затягивать гайки. Он старался выглядеть спокойным, старался убедить себя в том, что это обычная житейская ситуация и за типичным вопросом нет никакого подвоха. Получив отказ, человек не ушел, наоборот, он приблизился к Егору и присел рядом.
   Гаечный ключ в руках парня словно взбесился. Егор не мог успокоиться, и две последние гайки упрямо не поддавались. Неожиданно незнакомец задрал короткий рукав на плече Егора и удовлетворенно хмыкнул. Ключ выпал из дрожащей руки.
   - Ты что? Закручивай, закручивай, - уговаривал незнакомец. - Только шума не надо. Спокойнее, тише, тише, без эмоций. Подними ключик и продолжай.
   Егор повиновался.
   - Где остальные? - спросил незнакомец и закурил.
   Егор не сразу понял, к чему относится заданный вопрос, о чем речь: о гайках, о ключах, о машинах, о друзьях, о родителях?
   - Как обычно, - ответил он первое, что пришло ему в голову.
   Он закончил с гайками и выпрямился. Вместе с ним поднялся и незнакомец.
   - Давай без шума сядем в машину и поговорим, как мужики.
   Шплинт не верил своим глазам. Однако это событие он тут же посчитал наградой за все, что было им пережито. Парень казался безобидным, тихоней, запугать такого не составит труда. Ему казалось, что теперь он готов к любым неожиданностям, хотя о чем тут говорить, если этот парень чуть в штаны не наложил, едва на него слегка надавили.
   Они сели в машину. Егор не решался тронуться с места, он утратил дар речи и способность адекватно воспринимать действительность. Незнакомец был слишком решительно настроен, и его, казалось, способна остановить разве что мгновенная смерть, но к убийству Егор не был готов. Не теперь.
   Шплинт сразу же заметил сумку. Он раскрыл ее, заглянул внутрь и расхохотался. Он был очень доволен. Проблема решилась сама собой. Зачем они сделали такую тупую, такую приметную, такую запоминающуюся татуировку? Пересчитывать и проверять деньги Шплинт не стал. Он достал пистолет и снял с предохранителя.
   - Доездился, хмырь, конечная, - весело сказал он.
   - Вы кто? - только и выдавил из себя Егор.
   Шплинт сначала хотел выругаться, но затем передумал.
   - Заводи, - приказал он.
   Егор пошарил по карманам. Ключа нигде не было.
   - Ну, быстрее, - нетерпеливо поторапливал его Шплинт.
   - Ключей нет, - промямлил Егор.
   - Что? Ты что, проглотил их? Заводи эту хрень чем хочешь, мне ехать надо.
   - Они наверное там, на улице.
   - На какой улице, козел? Заводи. Ты со мной не шути, не играй в пионера-героя, я ведь не посмотрю на твой юный возраст. Если ты надеешься, что тебе помогут твои дружки, то это ты зря! Я их тоже, - Шплинт помолчал, подбирая слово, - присмирю. Ну, заводи, заводи! Придумай что-нибудь.
   - Без ключа не заведется, - с уверенностью сказал Егор.
   - Это она сейчас не заведется, а если я тебе куда-нибудь выстрелю, то можешь мне поверить, заведется.
   - Стреляй, - заявил Егор, сам холодея от своей дерзости.
   - Чего? - не понял Шплинт.
   - Стреляй, - упрямо повторил Егор и добавил затем, - без ключа не заведется, машина-то импортная, понимать надо.
   - На хрен покупать такую! - искренно возмутился Шплинт. - А если потеряешь ключ?
   - Тогда в мастерской заказывать надо.
   - Ты мне лапшу на уши не вешай.
   - Стреляй, говорю.
   - Что ты заладил, стреляй, стреляй. Где ты их мог потерять?
   - Или у багажника, когда запаску доставал или когда менял колесо.
   Шплинт задумался.
   - Снимай ремень, - приказал он.
   - Что? - не понял Егор.
   - Ремень снимай, - Шплинт угрожающе ткун дулом в бок Егору.
   Тот, ничего не понимая, выташил из штанов ремень и отдал его Шплинту, который тут же ловко соорудил из него две петли, одна в другой.
   - Руки вытяни и просунь сюда, - скомандовал он, показывая на руль.
   Егор повиновался. Он протянул дрожащие руки перед собой, Шплинт ловко накинул на запястья ремень и затянул. Сначала затянулась внутренняя петля, затем внешняя, теперь чтобы сбежать, Егору потребуется сломать рулевое колесо. Его руки, как к капкане, были скованы путами.
   - Сиди тихо, я скоро, - Шплинт спрятал пистолет запазуху и вышел из машины. Через секунду его рожа возникла в дверном проеме.
   - Как они выглядят? Брелок есть хоть какой-нибудь? - спросил он.
   - Да, есть брелок. Он черный, - закивал головой Егор.
   - Черный? - с недоверием переспросил Шплинт. - Ладно, сиди тут пока, я скоро.
   Он снова исчез.
   Егор внимательно осмотрел систему кожанных наручников, сковывавших запястья. Если бы его нижние конечности были развиты как у обезьян, освободиться от ремня не составило бы никакого труда. Шплинт неторопливо прохаживался около машины, при этом он не поднимал головы. Как бы внимательно он ни вглядывался в траву и в дорожную пыль, ему не удавалось обнаружить даже намека на ключи и черный брелок. Хлюпик явно выдумал эту историю, чтобы потянуть время. Может именно на этом месте у них была назначена встреча, и замена колеса - это их условный знак? Тогда выходит, что Шплинт своим появлением нарушил их план. Он начал злиться на себя, на свою поспешность и неосторожность. Как он мог поддаться эмоциям, пойти на поводу у безрассудства? Он был окрылен радостью, оглушен свалившейся на него удачей, забыв об элементарной осторожности. Здесь, у машины, он - прекрасная мишень. А выстрелить они могут откуда угодно. Шплинт взбесился. Всю мощь злобы на себя он решил выплеснуть на жалкого хлюпика, который наверняка все это время тихо посмеивается, сидя в машине. Он тут же забыл обо всех промахах, которые он допустил, и обвинил во всем этих несчастных грабителей - основных виновников всех тех бед, которые свалились на него в эти последние несколько дней. Что он с ними сделает! Этим соплякам, этим "вольным стрелкам" еще очень далеко до него! Все их методы - это детский лепет по сравнению с пытками, которые известны Шплинту. Стоп, сначала необходимо вернуть деньги, потом отомстить кожанным ублюдкам, потом грохнуть Петю, ну а потом... Шплинт задрожал, его охватила истома, сладкое предчувствие будущего удовольствия от созерцания страдающего человеческого существа. Он быстро вернулся в машину и закрыл дверь. Если они и хотели его прикончить, значит у них ничего не получилось. Прозевали!
   Шплинт изо всех сил старался держать себя в руках и не приступить к истязанию своей будущей жертвы немедленно. Нет, нет, это успеется. У него масса планов, но сначала деньги, передать деньги Болдину или Грызлову.
   Егор молчал. Пальцы рук начали холодеть и синеть, было очень больно, ремень просто впился в кожу запястьев, но он упорно молчал и ждал продолжения. Он уже ни в чем не хотел разбираться, ему было абсолютно безразлично, к какой из банд или группировок принадлежит этот ублюдок в бинтах. В эту минуту все его мысли были далеко отсюда, он не чувствовал опасности, исходившей от Шплинта, не чувствовал страха и обиды, он думал о своих родных - о папе, о маме, о Келдыше. И еще он во всем случившемся начал вдруг винить себя. Если бы он отдал часть денег родителям, а остальные пропил в компании Келдыша - тогда не было бы никаких проблем. Такое внезапное и долгожданное богатство растаяло бы как мартовский снег, и уже ничто не напоминало бы о былых днях.
   Задняя дверь открылась, и в машину ввалился запыхавшийся от бега Петя.
   Он был настроен решительно. Он не понимал, что делает в этой машине Шплинт, но одно он знал точно, ничего хорошего он здесь делать не может. Заметив, что руки водителя привязаны к рулю, Петя нашел подтверждение правильности своего предположения. У него даже дух захватило от гнева. Шплинта можно было убить прямо сейчас, задушить и уйти. Петя поежился, мороз пробежал по спине, и ему захотелось сию минуту окунуться в горячую ванну, а лучше сразу в баню, в парную, и веником, веником себя. Что могло их связывать раньше? Как он мог уважать и любить этого человека как брата? Туман рассеивался... Шплинт иногда поражал его своим красноречием и точными верными выражениями, скорее всего почерпнутыми из газет или книг, и ввернутыми в разговор так кстати. Но ни книг, ни газет Шплинт не читал.
   - Это ты, - равнодушным голосом констатировал Шплинт. В руках у него был телефон, и он сосредоточенно набирал нужный номер.
   - А я смотрю, ты крутишься у машины. Потом вижу, сел внутрь, ну и я сюда. Что случилось? - все еще отдуваясь, проговорил Петя.
   - Ничего не случилось. Черт, да где же он? - Шплинт нажал повторный набор, телефон Болдина не отвечал. Поднеся трубку к уху, он обернулся к Пете.
   - Вот сумка, - просто сказал он.
   Петя заглянул в сумку и обомлел. Он вдруг все ясно понял. Но на сей раз ни капли сомнения не возникло при принятии решения. Отныне он и Шплинт идут разными дорогами.
   - Деньги, - прошептал Петя.
   - Да, те самые, - усмехнулся Шплинт. - А твоя что? Пришла?
   - Моя? - Петя невольно вздрогнул. - А, нет, не пришла.
   - У них здесь наверное место встречи. Этот вот раньше времени прикатил. Не надо так спешить. Да елки-палки, куда он запропастился? В подполье ушел, что ли?
   - Ты кому звонишь? - поинтересовался Петя.
   - Одному из наших очень добрых и влиятельных друзей. Но что-то он не берет трубочку. Может говорить не хочет, как ты думаешь?
   - Номер проверь, - посоветовал Петя.
   Шплинт еще раз проверил номер.
   Егор неожиданно чихнул.
   - Будь здоров, - хохотнул Шплинт.
   - Спасибо, - кивнул Егор.
   - Надо же, вежливый.
   - Ты как его нашел? - осторожно поинтересовался Петя.
   - По татуировке. Там у него на плече, а потом по деньгам, конечно. Это удача, Петя, такое бывает раз в сто лет, а может и в двести, и в триста. Но ведь это ты меня сюда привел, и я поражен. Не вру, преклоняюсь перед твоей интуицией. Да черт, где же он? Ладно, звоню другому.
   - Что ты с парнем делать собрался?
   - Еще не решил, - соврал Шплинт, продолжая набирать номер Грызлова, не глядя на Петю.
   - Слышь, отпусти его, - попросил Петя.
   - Сейчас, сейчас, погоди. О, а этот на месте! - радостно завопил Шплинт, услышав знакомый голос в трубке. - Это мы. Сам ты болт, Я Шплинт. Деньги у нас и... и еще кое-кто. Да, звонил, но он не отвечает. Не знаю, почему. Да, мы оба тут. На хрен записывать, говори, я запомню. Угу. Все, скоро буду.
   Шплинт вздохнул с облегчением, затем потянулся, но тут же скривился. Израненное тело отозвалось тупой болью.
   - Отпусти его, - вновь подал голос Петя.
   - Не-а. Где ключи, рожа? - обратился Шплинт к Егору. - Один раз ты мне уже соврал. Я ведь доверчивый, пока. Ты думаешь, что ты такой крутой? Нет, никакой ты не крутой. Ключи-то здесь где-нибудь, а? Где? В заднем кармане?
   Шплинт поспешно сквозь плотную ткань джинсов нашупал ключ и круглый брелок. Егор забыл, что у него есть еще и задние карманы, как глупо получилось.
   - Вот и ключики! - радостно завопил Шплинт.
   - Развяжи хоть его, - попросил Петя.
   - Конечно развяжу, - кивнул Шплинт. Он с усилием принялся тянуть за петли, и мало-помалу ему удавалось ослаблять их.
   - Жаль ножа нет, - пожаловался он, но своей тяжелой и нудной работы не бросил, пока ремень не соскользнул с кистей Егора.
   Егор физически ощутил, как горячая кровь хлынула в его окоченевшие ладони, он то сжимал, то разжимал кулаки, чтобы вновь обрести способность владеть пальцами.
   - А сейчас поедем кататься, - Шплинт швырнул ставший ненужным ремень на заднее сиденье, сунул ключ в зажигание и довольный развалился в кресле. - Заводи!
   Егор завел машину. Петя понимал, что необходимо действовать решительно, и что иэ движущейся машины очень сложно сбежать, поэтому времени оставалось все меньше и меньше. Где-то в доме на восьмом этаже сейчас стоит Огурцова и смотрит через пыльное окно во двор, а он все не идет, ему немедленно нужно решить одну важную проблему, и главное, спасти парня.
   - Подожди, - Петя тронул Егора за плечо, когда тот уже включил первую передачу. - Слышишь, Шплинт, отпусти его. Зачем он тебе нужен? Деньги у нас, все остальное - не наше дело.
   - Петя, не порти мне настроение. - Шплинт закурил и зачем-то вынул из-за пазухи пистолет.
   Петя заметил это, но вид оружия уже не мог остановить его.
   - Отпусти. Мы и так уже оправданы. Нам не нужны ни адвокаты, ни жертвы. Они нам никогда не были нужны. Мы и так искупили...
   - Кто это мы? - взорвался Шплинт. - Мы! Это я, я искупил! Это меня грызли собаки, пинали ногами, меня убивали. А ты в это время с бабой прохлаждался. Интересно, как это ты в постели искупил свою вину?
   - Это твои часы отставали! Из-за тебя все! - кричал в ответ Петя.
   - Часы? Да если бы ты не потащил ее с собой, все было бы нормально. Мы были бы на месте вовремя, и часы мои ни при чем! Ты гонишь, Петя, ты гонишь!
   Петя набросился на Шплинта, он обхватил его сзади и первым делом выбил из его руки пистолет, который упал куда-то под ноги. И без того израненный Шплинт отбивался как мог, но раны и усталость не давали ему возможности действовать в полную силу. Все что он мог - это бодаться головой, стараясь разбить Пете нос. Но Петя знал все замашки своего друга и успешно уворачивался.
   - Беги, беги отсюда! - кричал он равнодушно наблюдавшему за их борьбой Егору.
   - Всех убью, сволочи! - орал Шплинт, несколько раз он неудачно ударился о подголовник, было небольно, но от сотрясения начала болеть голова.
   Егор выскочил из машины и побежал.
   - Отпусти, отпусти! Все, ну все, говорю! - закричал Шплинт, и Петя ослабил хватку.
   Некоторое время они сидели молча и лишь тяжело дышали.
   - Уходи, - вдруг очень спокойно произнес Шплинт. - Уходи, или я убью тебя!
   Петя, не говоря ни слова, вышел из машины. Шплинт перебрался на место водителя, включил первую скорость, и машина тронулась с места.
   Петя вытер ладонью выступивший на лбу пот. Ну вот и все. Машина, увозившая Шплинта и сумку с деньгами скоро скрылась из виду, а Петя все стоял и не мог двинуться с места. Что-то вязкое сковывало все его движения, обхватило его ноги и руки. Возможно при других обстоятельствах это можно было бы назвать проявлением проснувшейся совести. Но это была не совесть, таким нелепым способом пыталась удержать его в своих объятиях его прошлая жизнь. Шплинт уехал, но часть его сумасшедшей ауры, потеряв шлейф, запуталась в ногах Пети. Ветер подует, и ее не станет.
   Посмотрев по сторонам и выбрав наиболее подходящий момент, Петя быстро пересек проезжую часть. К ее дому он решил пройти по более длинному пути, непременно через двор, чтобы она заметила его и улыбнулась.
   ***
   Болдин только на миг пришел в себя. Он вынырнул из черного небытия, увидел свет, почувствовал боль, и его охватило безразличие. Шевелиться не хотелось, он лежал и совсем не чувствовал своего тела, это было странное ощущение, словно в этой комнате живым было только его сознание, которое уже распрощалось с телом. Он знал, что умирает. Пришел его последний час, и надо бы помолиться, очистить душу, просто сказать что-нибудь. Но говорить он тоже не мог. Впрочем, что же тут удивительного, души говорят только с помощью тел, а если тело мертво, то и сказать нечему.
   Зазвонил мобильный, лежащий на столе, но Болдину уже на это было наплевать. Он лежал и чувствовал, как угасает его сознание, теряют очертания окружающие его предметы. Он видел, как какие-то грязные люди небрежно выносили все из комнаты, даже холодильник выволокли. Их землистого цвета руки шарили по его карманам, затем с него стащили рубашку и зачем-то одну туфлю с ноги, которая не пострадала.
   - Добить его? - словно с небес донесся до него неприятный хриплый голос, но ответа он так и не услышал. Все вокруг поплыло и стало так темно и так спокойно.
   Он не видел, как в его джип погрузили весь собранный в доме и в гараже хлам, а затем, облив дом из канистры бензином, подожгли.
   В пустом доме остались лежать лишь тела раздетых практически догола охранников. "Джип" в неумелых руках петлял по дороге, унося с собой их одежду и оружие, увозя Болдинское имущество, которое мародеры наспех оценили в кругленькую сумму.
   Огонь быстро охватил дом, и огромный яркий факел было видно издали, в вечерних сумерках его сияние, казалось, освещает небо, а искры, летящие из
   пламени вверх, прилипали к нему и превращались в звезды.
   Пожарных никто не вызвал. Может соседи это сделали со зла, а может их совсем не беспокоила судьба всегда пустующего дома, забор, окружавший его, не пропустит пламя дальше, и поэтому, собственно, и беспокоиться не о чем.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   11
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"