Аннотация: жестокая сказка про загубленную душонку пишущего человека. горячо и довольно жестоко. warning:содержит нецензурные выражения и сексуальные сцены.но мыслей все же больше.
Сука.
A little drowning is a dangerous thing
Я- Франц. Я сижу на маленьком чемодане коричневой кожи голый и держу в руках мех. Мех насквозь пропах сладковатыми духами .Я прижимаю его к лицу и вдыхаю полные легкие застарелого аромата. Позволяю ему проникнуть в каждую клетку тела, затягиваюсь им, как крепко скрученным "косяком". Выпускаю выдох, идущий изнутри со стонами. Опускаю мех на колени и чувствую, как по щеке скатывается одна-единственная слезинка.
Что ж, эту роскошь я заслужил...
Я улыбаюсь, и в эту секунду ключ поворачивается в замке с несмазанным скрежетом. Саша проходит в комнату прямо в стучащих каблуками мокрых туфлях. В ее руках- сырой зонт и пакет из супермаркета за углом.
- Зачем ты чемодан достал?
- Ты знаешь.
- Ой, брось уже это !- она снимает пальто и кидает на стул.- Что у тебя опять такое в голове созрело? Иди, оденься хоть... И отдай мех- запачкаешь!
- Держи. Извини- ностальгия.
- Ну и что у нас сегодня на десерт, дорогой? Депрессия? Может, приступ тоски, а?
- Хватит паясничать. Где ты была?
Саша разувается, стягивает юбку и расстегивает нежно-розовые пуговицы шелковой блузки.
- Ну, так где?
- В магазине, где ж еще.
- С девяти утра?
Она поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза.
- Все ясно. Ты опять была у них.
- Там моя семья.
- ТАМ твоя семья? А тут- что?
- Ну, вот зачем ... Фу, от тебя еще и перегаром несет! Что...? Что ты делаешь?
- Одеваюсь.
- Зачем? Франц! Ну, хватит уже, ты же все прекрасно знаешь!
Я молчу и застегиваю молнию на линялых джинсах.
- Прекрати, ты ведь все равно никуда не пойдешь!
- Вспомни, как мы познакомились! Ушел от них- отсюда тоже уйду! Ты такая же, как моя мать ...
Я беру в руку чемодан и иду к двери.
- Франц! Да стой же ты...
- Убери руки.
Саша тянет чемодан на себя, но я вырываю его и выбегаю из квартиры. Крики Саши доносятся из-за двери, но я запираю ее снаружи и бросаю ключи на лестницу.
I~`m 4 u! my heavens-wherever u r.....
Я больше не могу. Я хочу к ней. Ужасно хочу. Она- моя кровь, мы с ней- одно целое, с самого начала... я без нее не могу. Марго... Марго... Марго... Марго... Марго... Марго... Марго... Марго... Марго... Марго... Марго...где-же-ты-сестренка-я-так-по-тебе-...
Саша говорит, что тосковать по сестре- это нормально. Мне вот так не кажется. Мне вот кажется, что если я ее прямо сейчас не увижу, то все- ...
Помню, как она учила меня целоваться. Чердак. Запах пыли, и ее волосы щекочут моё лицо. Она такая горячая, что мне кажется, сейчас я вспыхну. Воздух перекрыл горло запахом ее кожи. Ее рот касается моего, теплый язык скользит по нижней губе. Я закрываю глаза и проваливаюсь в пустоту. Мягкое тепло проникает в каждую клетку тела, медом вливается в кровь. Позже я узнал это ощущение, когда впервые вошел в женщину. Мое лицо горит, я не могу пошевелиться. Чувствую ее твердые ровные зубы и влажный язык.
Она всегда была лучшей.
Она- это все, ради чего стоит так мучаться. Скоро я уйду и от Саши. Она этого хочет, я знаю. Я специально начал пить, чтобы она расхотела секса со мной. Если расхочет секса- расхочет и удерживать меня здесь. А я с ней не могу уже. Но, по ходу, когда ее не будет рядом, тоска по Марго покажется мне просто раем.
Они убили меня.
Они все.
Мать.
Марго.
Саша.
Я больше не могу. Я хочу к ней. Я хочу быть рядом с ней. Я хочу ее. Ужасно хочу...
Празднество.
Аделаида Григорьевна всегда становилась лучшей хозяйкой дома, в котором живет. И во время службы супруга на Сахалине, и во время жития в тогдашнем Сталинске, и в нынешнем своем обиталище она была примером, нерушимым идеалом домоуправства. Если она устраивала семейный обед( а об этом соседки узнавали раньше родственников),то ни одна уважающая себя домохозяйка, живущая поблизости, не упускала шанса зайти за чем-нибудь внезапно закончившимся, чтобы выведать, а что же такого на этот раз готовит языческая богиня ножа и скалки.
На 40-ю годовщину своего супружества она запланировала многое. Прежде всего, Аделаида Григорьевна заготовила новые скатерти, чтобы на их накрахмаленную Твердь выставить новейший сервиз. На расписных тарелках должны были возлежать: тарталетки начиненные- раз, отбивные из ягненка, политые сырным соусом- два, пирог слоеный с почками( матушкин рецепт)- три, а также- борщ украинский с галушками и домашней сметаной, творожная шарлотка с вишнями, пропитанными коньяком, пирог картофельный с рыбой и печеночная поджарка. На распитие ставили домашнее вино 15-ти летней выдержки, холодную водку и квас, настоянный на изюме. Гостей намечалось 25 человек.
Аделаида Григорьевна уложила идеально прокрашенные волосы локон к локону, сделала легкий макияж в прозрачно-розовой гамме, достала из упаковки совершенно новое платье в стиле благословенных 70-х, идеально очертившее фигуру, застегнула на щиколотках светло- голубые туфли на высокой танкетке, сбрызнула шею и запястья любимой розовой водой и цветущей богиней явилась гостям, уже занявшим свои места за огромным столом.
- Здравствуйте, дорогие мои( 27 сияющих улыбок, считая мужа и дочь)! Думаю, прежде чем вы приступите к трапезе, будет не лишним выслушать моего мужа, который, в свою очередь, устроит нам увлекательный устный экскурс в историю нашего долгого и счастливого брака! Тебе слово, дорогой!- с неизменной белозубой улыбкой произнесла она и поцеловала мужа, не касаясь губами( помада стирается только салфеткой, а они все посчитаны!).
- Спасибо, любимая! Мы познакомились на Байкале, летом...
Гости слушали и слушали, не спуская с губ улыбки, а глазами все поглядывая на уставленный блюдами стол. Никто даже не притрагивался к еде.
- ... и тогда мы решили, что нужно непременно купить на свадьбу особые приборы, чтобы, уплетая пищу...
При воцарившемся молчаливом голоде слова его звучали издевкой.
- Э-э, дорогой, прервись на секундочку - там, кажется, в дверь звонят... Н - наверное, не все гости подошли.
Пока муж открывал дверь (перед этим, едва вытиснувшись из-за стола), Аделаида Григорьевна долго извинялась за невнимательность и улыбалась голодным гостям, как могла приветливо.
Примерно минуту спустя муж-юбиляр появился в комнате и поспешил юркнуть за стол, не поднимая глаз на жену.
- Кто там, любимый?
- С- сейчас увидишь...он разувается.
Едва Аделаида Григорьевна подняла взгляд обведенных серебристым аквамариновых глаз, как в комнату прошагал высокий юноша в красной "кенгурухе" и потертых джинсах. В его руках благоухал букет желтых лилий.
- Привет, мам. Не ждала?
- Ты?!- только и сказала она, привстав из-за стола.
- У-у, как невежливо! Стыдись, мам- что гости-то подумают?!
- Но ты же... Впрочем, проходи, садись. Я принесу приборы.
Я, улыбаясь, сажусь между двух стареющих леди в розовом и подпираю кулаками щеки, не стесняясь локтей на столе.
- Ну, что, гости дорогие- скучаем? Всегда ненавидел эти моменты, когда все уже на столе, а трогать- нельзя... Это похоже, знаете, на попытки некоторых жадных дураков задержать наступление оргазма: они так пыжатся, когда он подходит, стараются замедлиться, и, в конце концов, получают не оргазм, а бесцветную судорогу. Вот и вы минут через 10 накинетесь на еду, и сжуете все, не ощутив вкуса.- С этими словами я отхватываю с серебряного блюда тарталетку и откусываю сразу половину.
- Вот вилка, Франц, и остальное.
- Спасибо, мам. Давайте уже поедим, а? Что скажете?- я с улыбкой смотрю на гостей.
- Если ты так голоден- ешь, а мы послушаем твоего отца.
-0тлично.
- Вообще-то, Ада,- поправив очки, заметил один из гостей.- мы и правда все бы начали трапезу... А супруг пусть продолжает!
- Но...
- Он прав, дорогая. Все знают, кто мы такие и без речей! А ягненок уж очень вкусно пахнет...
- Да, правда, мы судорог не хотим!- подмигнув, сказала леди справа от меня.
- Чего?
- Пока ты несла приборы, твой сын выдвинул нам теорию...поучительную.
Аделаида покосилась на меня, я улыбаюсь, нарезая себе хлеба.
- Может, расскажешь нам, где он пропадал с того года?
Под музыку звякающих вилок и разрывающейся жареной плоти Аделаида пару секунд думает, что ответить. Я, не двигаясь, жду ее слов.
- Франц... он сейчас учится...
- Так и знал. Я чищу рыбу в ресторане морской кухни, а по ночам пишу стихи.
Все разом перевели взгляды на побледневшую хозяйку.
- О, мой сын- такой выдумщик!..
- Ничуть. Я живу с женщиной и собираюсь жениться летом.- говорю я и запиваю кусок пирога квасом.
- Что?! - Аделаида встала из-за стола.
- Что слышала. А пирог красивый, только, как всегда, не хватает перцу.
To write at 1st sight
- А когда ты начал писать?
Саша гладит пальцами мои плечи.
- В 12 лет. Я написал те строчки после того, как в первый и в последний раз "возлег" с мужчиной.
- Врешь!
- Ничуть. Мне тогда не понравилось, но ощущения были такими сильными, что...
...-дай мне листок и ручку.
- Что?
- Листок и ручку. На тумбочке.
Павел тянет руку к прикроватному столику, и я снова вижу темные заросли его подмышек. Морщусь, стараюсь вернуть мысли в прежнее русло.
- На, держи.
Я молча беру листок и кладу на чуть влажную твердую грудь Павла. О первых словах, в которые коряво складывает буквы почерк, я думаю. Дальше слова стали думать за меня. Перед глазами стоят еще свежие картины голого тела, в ушах еще звучит смесь стонов и моего собственного срывающегося дыхания. Я на секунду закрываю глаза, чтоб уловить каждое мимолетное чувство и описать его как можно точнее. Ручка скользит по листку так быстро, я так давлю на нее, что когда, в конце концов, дописываю последнее слово и поднимаю листок на руки, на груди Павла еще пару секунд белеют очертания моего почерка.
- Читай.
- Что это?
- Стихи. Про тебя.
Он с улыбкой берет листок и читает. Я слежу за движением его глаз с замиранием сердца.
- Ну,- наконец, говорит Павел,- красиво очень, но это...не стихи.
- Почему?
- Рифмы нет...
- Стихи- это монологи сердца. Оно про рифмы не знает.
- Ну, да, все равно спасибо. Обо мне еще никто стихи не писал, даже такие.
- " Даже"?!
- Ну...
- А, впрочем, не важно. Я должен привыкать. - я вдруг улыбаюсь.- Я только что начал писать, а это важнее любой критики!
- Ты будешь продолжать?- спрашивает Павел, но я не слышу его слов.
- Пусть говорят, что вздумается- лишь бы не молчали!
С того дня я буквально заболел. Теперь каждое сильное чувство, будь то злость на глупую сестру, возбуждение от фотографий Шерон Стоун или просто радость,- все чувства теперь рвались наружу не криками, а строчками.
Почувствовав из своей комнаты сладкий запах горячих булочек, я рванул на кухню с карандашом и там, сидя на коленях перед духовкой, нацарапал на бумажной салфетке трехстишие об этом запахе. Вечером я показал его матери, и она сказала, что это никакие не стихи. Об этом я тоже написал, уже в своей комнате.
- ...тогда я и понял, что люди ко всей жизни так относятся!
- В смысле?
- Ну, типа: если нет рифмы, то это- не стихи, если парень носит узкие джинсы, то он- гей, если ты к 30-ти зарабатываешь меньше 500$, то ты- неудачник, и прочее... Люди делят друг друга на расы, национальности и субкультуры...ради удобства, чтоб можно было одним словом описать человека. Не понимают, что сам термин "человек"- это и есть самая важная раса! Нам лень говорить полными фразами, мы говорим `hi!` вместо "здравствуйте"... Мы превратили жизнь в гонку за деньгами, которые нас и сжирают, за удовольствиями, от которых жиреешь и дуреешь,... Мы пытаемся достичь счастья, а сами и объяснить не можем, что это такое!
Я делаю глубокий вдох и смотрю на Сашу.
- Тебе не тяжело жить с такими мыслями?- спрашивает она, целуя мои пальцы.- Тебе всего 16... к таким истинам лет в 50 подходят.
- Моей матери 62, но она и думать ни о чем не хочет. Наверное, это ей на пользу: от мыслей морщины появляются.
Одиночество и дождь.
- Что ты творишь?! Франц, поимей совесть!
- Это вы меня тут все поимели! Надоело!
- Только попробуй уйти, и я...
- И что ты сделаешь? Да ни хрена не сделаешь!
Я застегиваю молнию на маленьком кожаном чемодане. Он весь в царапинах и заплатках.
- Куда же ты пойдешь?
- Подальше!
- Без денег? Без еды?
Я молчу и застегиваю куртку. Хватаю чемодан и подхожу к двери.
- Ты никуда не пойдешь.
- Пусти!
- Нет!
Я отталкиваю мать и иду к выходу.
- Франц, ты никуда не...
- Да задолбала уже! Я все равно тебе не нужен- зачем ты меня держишь?!
- Потому что...
- ...соседям будет сказать стыдно, да, мам? Я угадал?
- Да как ты только... Ну и катись отсюда, выродок!
- Asta la vista!
Я захлопываю за собой дверь. Свобода? Ее вкус опьяняет. Свобода пахнет ветром, а на пробу- как дождевая вода.
На улице так сыро, что запах асфальта звучит сильнее запаха весны. Дождь насквозь промочил мою одежду, и я весь превращаюсь в ледышку. Чувствую, как руки и голени покрываются " гусиной кожей", но это все ерунда. Простудиться- не самое страшное, когда ты совсем один.
Льет все сильнее. Я сажусь под каким-то деревом возле самой дороги. Накатывает... Да, это оно. Более сильное, чем голод, более властное, чем желание заняться сексом...
Я подчиняюсь своему желанию и отрываю с фонарного столба желтый листок с объявлением, разглаживаю его на своем колене и достаю карандаш. Слова и мысли ведут меня сами. Я только успеваю за ними, еле- еле видными буквами записываю, не переводя дыхание. Я перестаю слышать дождь, больше не чувствую запах сырой дороги. Меня охватывает забвение, и только мои пальцы в эти минуты живут по-настоящему.
Я выхожу из своей нирваны, только услышав чей-то голос. Смотрю на ярко-красную машину у самого края дороги.
- Эй, тебя подвезти?
Из авто на меня смотрит женщина.
- У меня нет денег.
- А далеко тебе?
Черт, а я и не знаю!
- Ну,... До центральной площади.
- Садись.
Я беру чемодан, кладу в карман джинсов мокрый листок и залезаю в машину.
- Спасибо вам.
- Не за что. А ты откуда такой вообще?
- Из дома ушел.
- И куда теперь?
- А хрен бы знал... Уж денусь куда- нибудь.
- О-го-го... Нет денег? А в чемодане- что?
- Он пустой. Я сам его купил, когда мне было лет 14. Продавал водку в универмаге.
Я смотрю на ее лицо. Красивая... У нее длинные светлые волосы и большие карие глаза, обведенные черным. Она жует банановую жвачку.
- Забавно... Я вот от мужа сегодня ушла.
- Почему?
- Классика жанра: трахал свою подчиненную. Около года. Прихожу вчера к нему на работу занести документы. Жду, его все нет и нет... Ну, я подустала уже, открываю ящик стола- бумажки положить, а там гандонов штук 10!
- Использованных?!
- Ага! Я только собралась уйти( чуть не блеванула, честное слово!), а они с этой толстозадой выкатываются из курилки...- она заливается смехом.- Он глаза вылупил, говорит: " Сашечка? Ой, а я и не это...не ждал!". Ну и лох, боже, с кем я жила!
Она смеется, и, похоже, искренне. Я тоже улыбаюсь.
- А дочка мне не верит.
- У вас дети?
- Да, Юльке в мае 15 будет. Ну, я и ушла от них. Какая ирония, однако...
- И что вы теперь будете делать?
- Сейчас - еду на квартиру... Знакомый мне ее под оплату предоставил на первое время... пока развод и все такое. А денег у тебя, говоришь, совсем нет?
- Ни рубля. Я ушел из дома, потому что мне противны те люди. И никаких денег я от них в жизни не возьму!
- Гордец?
- Видимо. Гордость и ревность- зло. Я весь во зле.
Ее улыбка - самая светлая. Другой такой я не видел.
- Слушай, ты ведь можешь пожить со мной.
- Что вы... это лишнее. Я сам найду угол, мне много не надо.
- Ну, ага. Тебе сколько?
- 16.
- Ну, вот, а мне- 34, так что... Я буду сукой, если не помогу ребенку без денег и крыши над головой.
Я смотрю на свои колени. Честно говоря, я не знаю, что и ответить.
- ... к тому же, ты можешь заплатить за квартиру потом, когда найдешь работу.
- А я вам не помешаю?
- Там 3 комнаты, все просторные. Одной все равно скучно. Но ты как хочешь - мое дело - предложить.
Пока я смотрю в лобовое стекло или на свои ноги, мысли в голове вертятся вокруг моего бедствия. Когда перевожу взгляд на нее - мысли исчезают. Все.
- Так что ты решил?
Я честен всегда и со всеми. Это - мой грех и моя философия.
- Я не знаю.
- Решу за тебя - едем. Кстати: как твое имя?
- Франц.
- А я - Саша. Встретились два сумасброда - старый и малый... анекдот, черт возьми!
Она снова улыбается, и я, кажется, буду жить вечно.
Планы.
Она выходит из ванной в полотенце и проходит на кухню.
- Франц, не стоило!
- Вы не голодны?
- Голодна, но я и сама бы.... Спасибо.- Саша садится за стол и наматывает на вилку спагетти, политые ароматным соусом.
Я, улыбаясь, смотрю на нее.
- Ну, как?
- Замечательно... Правда! Я ничего вкуснее не ела давно, а ведь это просто лапша... А сам-то чего не ешь?!
Я смотрю на свои колени.
- Я итак за ваш счет живу, а если еще и ваши продукты...
- Слушай, кончай уже! Что за бред, а?! ничего не хочу слышать- ешь давай!
- Но я не...
- Не выводи меня! В конце концов- я тут старшая или кто?!
Я лежу на диване и чувствую приятную тяжесть в животе. Подо мной- мягкая подушка и прохладная простынь. Да, вот такие моменты, кажется, называются кайфом...
Я смотрю на часы, висящие под потолком: 00.40. Мать и отец в это время еще не спят- они пьют мятный чай у телевизора и перемывают кости соседям. Бу-а-а-а, как хорошо, что я здесь!..
- Не спишь?- Саша подходит к дивану, и я поджимаю ноги.
- Нет...
Она садится рядом. На Саше светло- голубая ночнушка и гольфы в полосочку. Она смыла весь макияж и, кажется, стала еще красивее. Что за мудак у нее муж, господи?!
- Ну, а по- серьезному: что ты будешь делать дальше?
- Работу искать. Вряд ли меня возьмут в приличное место, но что-то обязательно найдется. Наверное...
- Вот именно- наверное! Тебе стоит трижды подумать, Франц.
- Поздно думать: я не люблю поворачивать назад.
- Никто не любит, но иногда выхода нет.
- Когда совсем припрет- тогда и буду думать, а пока... Надо быть оптимистом.
Саша улыбается:
- Вот это я не ожидала от тебя услышать! Прекрасно, Франц!
Слова...я так ненавижу, когда они мной овладевают!..
- Вы невероятная.
- Спасибо... Ну, я пойду спать. Good night!
- The same- to you. Sleep well.
All I want
Я знаю, где она. Я знаю. Я знаю. Я знаю. Я, черт подери, все знаю.
Я растираю в ладони шампунь и мажу им голову. Едкая пена стекает со лба к бровям. Я знаю. Я знаю. Я знаю. Я... fuck.
Когда она придет, я буду уже далеко отсюда.
Я смываю с тела мыльную пену. Чистота. Наверное, мать ее... ледяная вода- мой антидепрессант. Она смывает с меня грязь и вымывает из меня говно.