Ночь была муторной, жаркой, словно пропитанная потом подушка.
Ночь прерывалась приступами дурноты и головной боли.
Подушка душила.
Ночи предшествовали пьяный загул и дискотека, какие-то стрёмные девки.
Андрей попытался собрать ночь воедино, но это удалось ему не сразу... Была, точно была, маленькая и тёмная дрянная забегаловка, потому были обломы с незапомнившимися оцепенелыми барышнями... Потом вроде какие-то подруги повелись, и был медленный похабный танец с рукоблудием и поцелуями взасос...
На миг всплывало красное лицо Игоря, говорящего: - Ты чё, кабан?
Прыгающие бело-зелёные огни, и кто-то, летящий в угол... Мелькание тёмных силуэтов... Подъезд: синие стены, батареи... Чересчур яркая лампа, зацепившаяся за глаз. На стене висели почтовые ящики, и они в эти ящики помочились - тогда им это показалось чрезвычайно остроумным. Потом открывающаяся дверь, и - здрасьте! - чудовищных размеров дог, метнувшийся к ним через лестничную площадку. Стремительное бегство, налёт на беспризорный мотоцикл, совместное с мотоциклом падение, ругань, пинание мотоцикла, снова псина, чёрный двор - кривой забор, блуждание среди чего-то...
Андрей медленно, очень медленно сел. Поплохело. Он кулем завалился на диван.
Начал завирать: - Господи, больше никогда такого не сделаю! Ой! О-ооой! Ой, плохо! - поймал свой взгляд в трюмо. - Нет, чем-то я всё-таки похож на Бутусова... Бутусс - бусс - автобуссс...
В голове лопались тягучие пузыри - бусс, бусс, бутуссс... Это крупные.
А вот помельче - бук, бык, бок-бок-бок...
Осторожными старческими шагами - шарк-шарк - в ванную. Там, в тазу с ледяной водой стоял пакет томатного сока, купленный для вот такого случая. Пакет показался неожиданно тяжёлым и скользким...
Сок густой массой хлынул в стакан.
Соли мало, гады! Соли им жалко, гадам! Ну где она, гады? Вот... Так... Так... Ох! Боже мой, как классно! - он перевёл дыхание и налил ещё - буль-буль-буль!
Чуть повеселевшим взглядом - зырк в окно. В окне - здорово! - весна, свет, в кажой луже по солнцу! Малой с собакой! На термометре - около трёх градусов! Холодно? Свежо! Душ, душ, облегчение - мы живы! Только вот какая-то послеоперационная слабость. Ничего, бывает и хуже.
Есть не можется, не можно, даже думать невозможно! К чёрту, к чёрту!
На лестнице - качка, лёгкая такая бортовая качка, а лифт не работает. Ступени, ступени, перила, мусоропровод, номера этажей, надпись "КИНО" - чёрная, угольная, во всю стену, и надписи поскромнее: "Рейв - гавно", "Panks not dead", "Люська - проститутка" и т.д.
Улица, свет, воздух. Воздух свеж, воздух чист, в синем небе трубочист! Дышится хорошо-у, но всё же вперёд, вперёд - вот она, пивная. Еще закрыта, но у дверей - уже! - толпень страждущих. Нервные разговоры:
- Сколько там?
- Дык пора уже, ё!
- Э, подруга, открывай давай!
- Бах, ба-бах! Трах!
Из-за двери: - Похулиганьте ещё - милицию вызову!
- Бабка, отворяй! Народ ждёт!
Тяжко-тяжко! Ивид у многих, действительно, просто жалкий! Заморыши! Но когда - клац-клац- ыы-у! - двери открываются, все кидаются на штурм с завидной энергией.
Синюшная неопределенных лет особа хватается за кружку, как за спасательный круг. Её руки трясутся, голова тоже, она втягивает в себя пиво то ли со всхлипом, то ли с присвистом - вдохновенно и неистово, словно противоядие.
Очередь, и Андрей с ней, делают качок вперед. Продавцы вертятся как заведенные. Люди изнемогают от вожделения. Рвётся из крана спасительная пенная жидкость.
Дед на спичечных ногах - у него светлые детские глаза - приступает к процессу лечения не совсем правильно: подавившись, он начинает натужно кашлять, открывать рот и высовывать язык. Явно хочет блевануть.
Так, а ну марш отсюда! - пронзительной хрипотцой старая продавщица обрушивается на несчастного. - Вали на улицу! Будет еще рыгать тут!
Дед смотрит на нее незамутненными добрыми глазами и вдруг - блямс! - с размаху грохается на грязный пол. Это производит некоторое волнение, но на помощь никто не кидается. Зато престарелая продавщица тут же показывает себя на редкость сердобольной дамой. Она отставляет свои кружки и начинает голосить: - Ой, люди добры-е! Ой, человеку плоха-а! Ой, чего ж это деется? Да помогите ж хоть кто-нибудь - человек помираи-ит!
Такие не помирают. - с недоброй ухмылкой говорит сосед Андрея по очереди. Говорит, впрочем, тихо - чтобы не услышала продавщица.
Постепенно всё нормализуется - деда приподымают, стучат ему по спине - живой! Очередь облегченно вздыхает - движение возобновляется. Андрей протягивает продавщице пакет из-под сока - захватил его с собой, чтобы не обсасывать магазинные видавшие виды стаканы. Очень надо! - пить из кружки после какой-нибудь облезлой вонючей сволочи. Ух!..
Да-а! Дообеденное, неразбавленное еще пиво вернуло Андрею ощущение радости бытия. В конце концов, была весна, солнце слепило глаза, заполняло день тысячелико - блики сверкали на рельсах, на стеклах машин и трамваев, отражались в лужах, витринах и в очках очкариков. Было светло, грязно и весело. Из дворов рывками набегало какое-то задорное зловоние. Оно мешалось с запахом обновления, чего-то нового и интересного. Удушливые ночные впечатления таяли в холодном, светлом воздухе. Андрей шел по городу и улыбался: дню, свету и встречным лицам. Хотелось петь.
...Подходя к институту, Андрей увидел Толю Пересмешника - тот стоял перед стеклянной дверью и вертел тыквой в ожидании халявы - явно хотел стрельнуть у кого-нибудь сигарету. Толян стоял один, и Андрей обрадовался этому. Пересмешник был едва ли не единственным человеком в институте, с кем Андрей мог нормально общаться. Правда, это было возможно лишь когда он появлялся, как сейчас - один, без дегенератов-приятелей.
Поднимаясь по ступенькам, Андрей в который раз удивился странному свойству Толиной фигуры - огромный и черноголовый, с явной мужицкой щетиной, Пересмешник всё же казался инфантильным и хрупким; казалось, мало-мальски сильный ветер без труда подрубит его ноги и шваркнет об асфальт.
Привет, чертяка! - Андрей стянул с руки кожаную перчатку. - Давай лапу!
А на! - Пересмешник с готовностью выбросил из кармана холодную руку. Весь его вид, казалось, говорил: - Чего там, подержись за хорошего человека...
В этом коротком возгласе было столько выразительности и совершенно весеннего распиздяйства, что Андрей улыбнулся во весь рот и спросил: - Чего ты здесь торчишь?
- Торчу! И мерзну! И скучаю! Товарищ, предложи мне чаю!
- Попрошайка!
- Пошел к черту!
К чёрту, к чёрту, к чёрту, к чёрту! - внизу проскакал утренний нахальный воробей. Остановился, клюнул валяющийся окурок, прикольнулся с двух стоящих на ступеньках огромных жлобов и - к чёрту, к чёрту, к чёртукчёрту! - протренькал себе мимо.
- Ладно, пойдем, выпьем чего-нибудь горяченького!
- У меня денег нет.
- Найдем.
В кафе Андрей заказал две порции "Капучино" и бутерброд для себя. Похмелье практически прошло, и ему захотелось есть. Они сели за столик у окна - на него падал косой треугольник света. Вообще же в кафе было темно. Грудастая девица в обтягивающей кофточке подала им бутерброд и две микроскопические чашки с кофе. Кофе, впрочем, был отменный - с ароматной пенкой и шоколадной крошкой.
Вернувшись за стойку, девица включила радио, а Андрей скуксился.
Тучи, кучи, мусора ку-учи. - начал подпевать чёрной колонке Толя.
Дубинушки-интернейшнл. - пробурчал Андрей.
А вы можете что-нибудь другое включить? - очень громко спросил Пересмешник. - А то мой друг такую музыку не любит!
А какую музыку любит ваш друг? - таким же дурашливым тоном отозвалась девица.
Пенкина любит! И Борю Моисеева! - отозвался чистым голосом Пересмешник. В противоположном углу кафе кто-то шевельнулся.
Ну ты гад! - тихо сказал Андрей.
Что вам включить? - попыталась развить тему барменша, упирая на слово "что".
Ничего. Это была шутка! - Толян беззвучно прыснул. - У вас сигаретки не найдется?
- Жирно будет!
- А вы нам - одну на двоих! У нас всё общее!
- Ребят, а может вам правда Пенкина поставить?
Еще один такой фокус, и я тебе голову отвинчу. - пресёк очередную Толину шутку Андрей. Барменша выключила радио и вставила кассету. Динамик вздрогнул и заголосил о пьяных звёздах и сказочной тайге.
- Это вас устроит?
- Впа-алне!
Шило на мыло. - Андрей впился в бутерброд.
...Они сидели, пили кофе и ждали. Пересмешник ждал, когда Андрей начнет разговор, спросит: - "Что нового?", но подлец Андрей хранил упорное молчание...
Первым сломался Толя.
Я тут на днях в Питер ездил. - небрежно уронил он.
Чертовски ему хочется поделиться. - Андрей приложился к чашке.
По делам? - спросил он буднично, как и положено спрашивать о делах - будничных, обыденных и неинтересных.
- Да нет, с подругой одной за компанию...
С подругой, так, так...
С Наташкой, что ли? - кажется, так звали его подругу.
- С Маринкой.
- С Маринокй... Мне казалось: ты говорил - её Натальей зовут...
- Эта не та! С Наташкой я разошелся.
- А-а... А это что за кукла?
И началось... Давно кончилось кофе, совершенно закончился бутерброд, выключилась кассета, и заиграло радио, а Андрей всё слушал о Толином приключении. Нужды в наводящих вопросах больше не было - Пересмешник шпарил как по писанному:
- Я говорю: вот если бы тут остановилась Шерон Стоун и пригласила меня в свой "Роллс-ройс", я, может, не отказался бы. А Маринка и говорит: - "Я, конечно, не Шерон Стоун, и у меня "девятка", а не "Роллс-ройс", но если хочешь - поехали". - Толян увлеченно создавал "вчерашний день" про одинокого менестреля-пешехода и принцессу в "девятке", а Андрей подумал, что кажется понял, почему Пересмешник идет с ним на откровенность. Просто в его обычном окружении, где в большой моде ядовитые глупые шутки, и где друг на друга за глаза выливают целые потоки помоев, никакая форма откровенности вообще невозможна.
Придя к такому выводу, Андрей тут же сделал и еще один: - А ведь мы с ним похожи...
Это польстило и испугало...
...Уходить не хотелось. Толя достал свою универсальную тетрадку: в ней, среди фрагментов лекций, содержались по-настоящему интересные вещи - в частности, история их курса, написанная в стихах. В этом произведении было уже более 200 четверостиший, и оно продолжало расти. Это была форменная "Одиссея", написанная в основном самим Пересмешником, с нечастыми вкраплениями других авторов, среди которых был и Андрей. Это был эпос - штука похабная и грандиозная.
Есть что-нибудь новенькое? - Андрей открыл измусоленную взлохмаченную тетрадь.
Феликс пару мыслишек вписал. - сказал Толя и впился в Андрея испытующим взглядом.
Прочитав, Андрей фыркнул.
Феликс в своем репертуаре. Пожалеть его что ли? - Андрей бросил тетрадь на стол.
- Понравилось?
- Сверхчеловек домашнего разлива! Ницшеанец хренов! А ну дай ручку - я ему сейчас отвечу!
Два злых и хлёстких четверостишья быстро легли на истертую бумагу.
- Вот!
- Угу.
Пересмешник прочитал и пометил "для Феликса". В это время дверь открылась и в кафе вошел Вова Жаров. Он был в расстегнутой вальяжной куртке, вальяжном зеленом пиджаке и при галстуке. Был подтянут и деловит. На пальце блестела золотая "печатка".
Здорово, орлы! - он протянул холеную руку - сверкнули золотым блеском часы. Вова небрежно бросил на спинку стула куртку и шарф, поставил рядом свой "атташе-кейс" с цифровым звонком.
Тебе заказать что-нибудь? - спросил он у Толи.
- Сигаретой лучше угости.
- А тебе?
- Нет.
Андрей закрыл тетрадь...
...Вова все же сделал заказ на троих: всем кофе, а себе взял еще "Мартини".
Ох! - он сел за столик, провел рукой по аккуратному пробору. - Замотался совсем! С самого утра...
Сигарету! - напомнил Толя.
Ага, держи. С самого утра в делах, с ног сбился - в суде дело, а тут еще одного фраера надо отловить - штуку, гад, заныкал и не отдает. - он щелкнул зажигалкой.
Багсов? - уточнил Андрей.
А то чего? - поразился его тупости Вова. - Не рублей же!
После этого Вова полностью взял разговор в свои руки. Он говорил о серьезных вещах - о тяжбах и валютных курсах и еще о чем-то, чего Андрей уже не слушал.
Толя спрятался за завесой сигаретного дыма - он был недосягаем; Андрей не прятался, но беседу не поддерживал - Жаров говорил в пустоту. Он был неуместен в мире, который существовал здесь до него, но не желал этого замечать или не мог заметить. Напор коммерсанта поломал этот мир и сделал неуместным все, что с ним было связано. От поломанного мира он оставил только голое кафе. И в нем он был хозяин.
- А что это князь Андрей кофе не пьет?
- Спасибо, не хочу.
- Это почему?
- Похмелье.
- А чашки пустые чьи стоят?
- Толя пил.
- Из двух чашек?
- Из двух чашек.
Ага. Неприятная ситуация, не так ли? Одариваешь их, гадов - а они к тебе жопой. Ничего, "орёл", привыкнешь. Андрей встал.
- Ладно, первую пару просидели. Я пошел в бассейн.
Он вышел на улицу, сощурился - солнце брызнуло в глаза, повисло на ресницах горячими каплями. Впритирку, выкатив тощую грудь и явно задираясь, продефилировал давешний воробей. В луже отразился кто-то знакомый и расплескался, испугавшись грязного ботинка...
По дороге в бассейн его нагнал Феликс.
- Здорово!
- Здорово, коли не шутишь.
- Много народу было на первой паре?
- Не знаю.
- Не знаешь - понятно! Водка - женщины! Хы-хы! Пересмешника не видел?
- Нет.
- Блин, вот урод! Должен мне двадцать штук и нигде его не найдешь!
- Зачем давал?
- Да он разнылся: я с подругой должен встретиться, по первому требованию, мол, верну! Ушлёпок еврейский!
- И что за машка?
- Чёрт ее знает! Он ее в "Аллигаторе" снял. Или, скорее, она его! Хы-хы! Толя, наверное, уже всем вокруг растрепал, как она шарила в его ширинке! Забавное выражение - "шарить в ширинке", а?
- Забавное.
- Ну! Это он так и сказал "Пошарила в ширинке", а я ему: - "Ну и нашла, что искала"? Он тебе об этом еще не говорил?
- Нет.
- Ска-ажет.
Все-таки я ошибся. Кое в чем Толя своим дружкам исповедуется. - Андрей раздавил комок чёрного снега - хлюп! - Эдакая подвально-дворовая исповедь. На черта ему это надо?..
Он посмотрел на Феликса - вострые глазки-гвоздики, безгубая фирменная улыбка. Саркастичен и доволен своей осведомленностью. Что ты можешь знать? Что тебе могли доверить?
Разве мог знать товарищ Феликс, как выглядит эта неизвестная им обоим Марина, когда она утром подходит к окну, когда она потягивается и встает на цыпочки, и почти сливается белым упругим телом с белым же светом и почти растворяется в нем и нет на ней ни одной тени...
Товарищ Феликс не мог этого знать. Применительно к любви Феликс использовал только конкретные термины: минет, эрекция, оргазм. Как и к жизни: экзамен, сессия, отлично; аспирантура, звание, карьера; евреи, Ницше, физкультура.
...Андрей торпедой врубился в голубую хлорированную воду - электрическим разрядом обожгло бока. Крутота! Уфф!
Он зарядил длинную дистанцию брассом - отличный стиль, чтобы прочистить лёгкие. Рёбра врастопырку, дышится глубоко, мускулы приятно утомляются. Пловцов н сильно много, дорожку ни с кем не надо делить - редкая удача.
Мне везет в мелочах. - подумал он и улыбнулся в воду.
Плыть брассом было скучно, но он чётко отработал всю дистанцию. Поплескался, отдохнул, решил пройтись кроллем. Андрей не любил этот стиль, и, как всегда перед неприятным и тяжелым упражнением, почувствовал, как мышцы становятся вялыми, словно теряя силу от испуга. Но он привычно преодолел эту свою слабость и кинулся вперед.
Вперед! Вперед! Вперед... Вперед?
Все же пьяная ночь еще сидела в нем - он почувствовал, что выдыхается. Дыхание, держать дыхание! Не надо суетиться и размахивать клешнями, спокойнее! Споко... Бульк! Брл!..
Что-то дёрнуло его за ногу, кромка воды ударила в нос и выше - в глаза, скрыла край бассейна и тумбу с красной цифрой. Он захлебнулся, бешено рванул ногу и вылетел из воды. Пружинно развернувшись, увидел перед собой незнакомую румяную личность.
Ты что, оххл, падлюка? - Андрей размахнулся и сильно ударил незнакомца в грудь.
- Ошибся, извини! Ошибся!
- Катись отсюда, баррран!
Откашливаясь и задыхаясь, Андрей медленно подплыл к тумбе. К тумбе номер два. На ней сидела Тая - девчонка из параллельной группы, знойная и томная красавица с раскосыми тёмными глазами. Она только что вошла и теперь одевала шапочку. У нее была гусиная кожа - она мёрзла в бассейне после горячей душевой.
Ну ты просто свирепое чудовище! - прокомментировала она увиденное.
- Да?
- Это просто ужас!
- Как тебе не страшно сидеть рядом?
- А что ты сделаешь?
- Разорву тебя на кусочки!
Он резко подтянулся и вцепился зубами в загорелую лодыжку. Тайка взвизгнула и уронила в воду ласту.
- Псих ненормальный!
- Я свирепое чудовище, моя сладкая!
Андрей вылез из бассейна и направился в душевую.
- А кто ласту мне достанет?
- Конь в пальто!
Он принял душ, оделся и спустился вниз, в небольшой буфет, куда часто заходил, и где часто тусовались бездельники и бездельницы с его курса. Его однокурсница Тамарка, к примеру, бывала там настолько часто, что даже подменяла порой буфетчицу - развеселую компанейскую толстуху Наташу. Так было и сегодня. Кроме Тамары, в буфете была еще целая стайка девиц из их группы. Они уединились своим "девишником" и явно были недовольны вторжением. Тома даже встала в позу и повела себя словно заправская торговка. Когда он заказал чай, она спросила: - Что, и всё?
- Да.
- И больше ничего заказывать не будете?
- Пока нет.
- Хм!
"Хм" было исполнено безупречно и означало примерно следующее: - "Ходит тут всякая рвань".
Он согрелся чаем и достал блокнот. Перед глазами появилось круглое Тайкино лицо. Сама собой возникла середина стиха.
Твоих волос горячая смола. - написал он и задумался. Что можно было написать о ней: теплой, как спелой виноград , и холодной, словно Полярная звезда? - твоих волос горячая смола, и свежесть губ, и глаз прохладных мгла... М-мм... но ты всегда там далека... тебя скрывают облака. Чёрт, фигня какая!
Вам еще что-то нужно? - доебалась до пустой кружки Тамарка. За ее тоном стоял фронт поддержки, молчаливый фронт всех остальных девочек-припевочек.
- Нет.
- В буфете надо что-нибудь заказывать! - продолжала напирать на него Тамарка.
Еще чаю! - отрезал он...
- Забирайте!
Он швырнул на прилавок мелочь и, уже выходя, бросил: - Оставь сдачу!
Забирай свой чай! - заголосила она ему вслед.
...В коридоре института Андрей снова встретил Толяна. Он клеился к пухленькой первокурснице. Как и всегда, Пересмешник кривлялся и превращал ухаживание в ярмарочный фарс. Сейчас он разыгрывал интеллектуала - серьезного начитанного мальчика.
- Вот вы, наверное, обращали внимание на этот мост в парке - гнутый такой?
- Конечно.
- А почему он гнутый, знаете?
- Не-ет.
- Ну-у, стыдно не знать таких вещей. Его построили в 1815-м году французы. Такая своеобразная контрибуция, понимаете? Ага, прекрасно. Делали его в Париже по проекту Теофиля Готье, а когда привезли к нам, выяснилось, что произошла ошибка - сделали длиннее, чем надо. Вот тогда его и согнули.
- Как интересно! А я и не знала...
- Ну как же! Это очень известный исторический казус. А когда мост согнули, то сначала установили дугой вниз, но там всегда скапливались лужи и его пришлось переворачивать...
...Не надоело тебе фигней страдать? - спросил Андрей, когда прозвенел звонок, и первокурсница убежала на лекции.
- Это мой крест.
- Совершенно понятно. Феликса не видел?
- А что?
- Искал тебя.
- Пошел он!
Толя достал сигарету. Ты на эту пару пойдешь? - спросил он.
- А что, есть предложения?
- Пошли в город.
- Фигли там делать?
- А здесь фигли делать?
...Было начало второго, когда тяжелая стеклянная дверь института распахнулась и выпустила на весеннюю улицу двух долговязых парней. Они перешли через дорогу и углубились во дворы...