Безумно завидую людям, которые легко переносят жару, и мне сейчас кажется - таких большинство. Во всяком случае, озабоченные чем угодно только не этим сорокаградусным августовским пеклом лица встречных прохожих не идут ни в какое сравнение с моей распаренной, зыркающей по сторонам в поисках тени, физиономией. Ну что бы мне не родиться в какой-нибудь Голландии, где зимой запросто ходят без шапок, а летом подошвы не проваливаются в асфальтовую трясину. Однако и в наших краях возможны варианты. Например в жару ты сидишь где-нибудь на берегу речки и потягиваешь холодное пиво, а не плетёшься между раскаленных коробок зданий в такое же раскаленное, собственное жилище.
Да-а... пивко-пиво-пивасик. Пожалуй, самое время сейчас прихватить пару-тройку бутылочек ледяного, такого, чтобы температура градуса четыре не выше. А одну прямо тут же, не отходя от кассы, без отрыва, под завистливыми взглядами спешащих у которых нет времени. А на что же у вас есть время, если не на это? Жизнь коротка ребята.
Конечно, пиво из холодильника можно купить в любом попутном киоске. Только ради этого стоило прогнать коммунистов. Но я как раз вхожу в супермаркет, а там есть один большой плюс. Плюс в том, что в торговом зале стоят открытые витрины-холодильники для всякой всячины, которую положено продавать мороженой. А из этого холодильника тянет такой стужей - лечь бы в него и лежать до Нового Года, когда уже точно жары не будет. Но менеджеры в зале все-таки обращают на посетителей внимание - в холодильник я не ложусь, а делаю вид, что старательно изучаю содержимое этой самой витрины.
И не зря я его изучал, мой взгляд натыкается на пачки креветок.
Мамочки! А когда же я их видел последний раз?
Конечно, креветки не совсем традиционное блюдо для нашей местности. Наш народ предпочитает сопровождать пиво донскими лещами, либо раками. Но после того как, прожив полгода в Москве и вкусив в "Жигулях" заморских блюд в виде лангустов и креветок мы вернулись домой и обнаружили, что этого добра здесь навалом, креветки стали пользоваться у нашей компании неизменным успехом.
Правда, было это двадцать лет назад.
Кстати, с таким "креветочным" праздником связана одна история, которая, отчасти, определила ход всей моей дальнейшей жизни.
***
В 1978 году, окончив институт и получив диплом с замечательной специальностью инженер-механик, я попал на завод. Завод чинил различные электроустановки, и определили меня в техотдел, в котором я и занял должность инженера-технолога. Технология ремонта была отработана задолго до моего появления на свет, никаких принципиальных изменений в ближайшее время не предполагала, и функции технолога сводились к воплощению всяких бредовых идей непосредственного начальства. В техотделе нас ишачило семь человек. Я был самый молодой.
После того, как я начал ориентироваться на местности, поступило первое задание. Сергей Константинович - так звали моего начальника, вручил мне карандашный набросок заводского двора с таким видом, словно это был план бункера Гитлера. Пиратским крестиком было помечено место, где требовалось выкопать яму размером метр на метр и глубиной всё тот же метр. Предполагалось, что копать яму буду не я - молодой специалист, а двое придающихся мне для этой акции работяг. Бригаду эту ещё предстояло разыскать где-то на территории, поскольку постоянного ареала обитания у них не было. Одного из них звали Михалыч. По описанию начальника был он маленький и лысый. Второго все называли просто Сашка, и он должен был находиться там же где и Михалыч, поэтому его примет я не получил. На этом инструктаж был окончен, и я отправился на своё первое задание, мысленно составляя депешу в Центр, которая начиналась: Юстас-Алексу ...
Для того, чтобы разыскать кадры я избрал самый простой и надежный путь - выйдя в цех, спрашивал у каждого встречного:
- Михалыча с Сашкой не видели?
Получаемые ответы имели два варианта:
- Только что были, - и второй, - ... и тебя бы не видели сто лет, - это был шедевр местного юмора, который я потом слышал сотни раз.
Конечно, был риск нарваться на самого Михалыча, но я внимательно изучал шевелюры встречного люда. Лысых среди них не было.
Наконец один из опрашиваемых махнул рукой:
- Да вон они, в катушках ковыряются.
Я подошел к огромной куче срезанных обмоток двигателей и трансформаторных катушек. В те времена никому и в голову не приходило воровать медь, она валялась посреди двора, и раз в месяц её сдавали как цветной металлолом. При моём приближении два мужика в замасленных робах подняли головы и вопросительно посмотрели на меня. Я уточнил:
- Михалыч и Сашка - вы будете?
Они переглянулись и утвердительно кивнули головами.
Спасибо, Сергей Константинович! Меня послали за кривым напильником и кто - мой собственный начальник!
Михалыч оказался двухметровым верзилой с густой копной черных как смоль цыганских волос. Сашка сразу скорректировал наши отношения:
- Запомни, пацан, раз и надолго - меня зовут Александр Ефимович. Ущучил...?
Такого посягательства на свой статус я стерпеть не мог, пришлось, как можно скорей представляться, пока дело не приняло непоправимый оборот.
- Я новый инженер техотдела, для вас есть работа.
Достав из кармана карту местности, я показал им, объясняя, какая и где должна быть яма. Михалыч сразу же задал резонный вопрос:
- А на кой хрен она там нужна?
Ответа на него я не знал - забыл спросить.
Медленно свернув бумагу и сунув в карман, я постарался, как можно увесистей, произнести всплывшую в памяти фразу.
- Приказы не обсуждаются, а выполняются.
Хмыкнув, они опять переглянулись. Михалыч снял шапку и, пригладив кудри, задумчиво пробурчал:
- Так там же грунт тяжелый. Ломы нужны.
- Вот берите ломы, лопаты и подходите туда. Я пока разметку сделаю.
Они опять переглянулись - и что за дурацкая манера?
- А кто же нам даст? Кладовщица без распоряжения не даст, она никому не даёт.
Я напряг организаторские способности.
- Пошли на склад, будет вам распоряжение.
Склад был открыт. Кладовщица в ответ на приветствие мотнула головой. Затем, прикрыв газетой лежавший перед ней хлеб с салом, она обратилась к моей команде:
- А вам, волкИ, какого надо? Зарплата позавчерась только была!
- Так мы... вот, с начальником, инструмент получить. Ломы, лопаты, кран подъёмный...
Она нагнулась в мою сторону и прошептала:
- Слышь, милок, у них этих ломов да лопат полная каптерка. Дурют они тебя.
Я уже понял, что "дурют" меня все кому не лень - возможно и она. Максимально вежливо я попросил:
- Выдайте им, пожалуйста, под мою ответственность лом и две лопаты.
Кладовщица нырнула за дверь, выставила требуемое и зычно крикнула:
- Смотрите, волкИ, не принесёте - хана нашей дружбе. Больше и не подходите.
Волки осклабились, взяли инструменты, и пошли к месту указанному на карте. Я шагал позади и размышлял о своём дипломе, начальнике, заводе. Метрах в пятидесяти от маршрута три изолировщицы срезали сгоревшие обмотки с двигателя. Увидев их, Сашка с восторгом заорал:
- Ленка! А Ленка...! Иди на минутку, дело есть!
Здоровенная бабища, лет тридцати, чуть выступила вперед.
- А ты за минутку управишься, кролик серебристый?
- Управлюсь... прошлый раз ведь управился?
- Да я за минутку так разгонюсь - потом пятерых, таких как ты, надо, чтобы меня за два часа остановить.
Сашка вполне довольный диалогом переключился на меня.
- Вы глядите, шаболды! Вот начальник новый идет. Чтобы не приставали без дела к молодому человеку. Только по делу и по записи.
Тут же подключилась вторая:
- Ой, девки! Поработайте за меня, я подмоюсь, сбегаю.
К такому вниманию я не привык. Конечно, глупо было строить из себя целку, но способом общения этим я не владел. Молча шагал мимо и с облегчением вздохнул, когда мы зашли за угол.
Быстренько отмерив рулеткой расстояния от столба и угла здания, я, для пущей важности, вбил в землю четыре железяки, валявшиеся тут же.
- Копайте, тут работы на полчаса.
Сашка подозрительно смирным голосом спросил:
- А кстати, сколько времени?
- Без пяти одиннадцать, - ответил я, - до перерыва ещё больше часа.
- Так тут же, эта... кабель пролегает, - задумчиво почёсывая затылок, проговорил Михалыч.
- Какой кабель? - о кабеле я ничего не знал.
- Силовой, в прошлом годе перекладывали. Он вон там стрельнул, а его сюда переложили. Это... начальник цеха знать точно должен, у него разметка есть. Спроси, а то не ровен час - перерубим. Дело-ов будет.
Вход в цех был в десяти метрах. Я согласился.
- Ладно, подождите. Сейчас узнаю.
Входя в цех, в дверях столкнулся с начальником.
- Виктор Николаевич, а где у вас тут кабель силовой проходит?
Он махнул куда-то рукой.
- Будка с той стороны, там и ввод сделали. А что?
- А в прошлом году перекладывали?
Я уже всё понял. Развернувшись, пошел к яме, на ходу прикидывая, что я им сейчас отпою. Но отпевать было некому - лом и лопаты валялись на земле, бригада исчезла.
Сзади подошел Николаевич. Посмотрел на инструмент, ковырнул лопату ботинком.
- Смылись?
- Ага.
- Так сейчас же, - он посмотрел на часы, - час волка. Спиртное с одиннадцати. Их в одиннадцать надо за ноги привязывать и то убегут.
Я занес в его кабинет инструменты, пошел к автобусной остановке, сел в подошедший автобус и поехал домой.
На обед.
Вернулся к яме ровно в час. Моих не было.
За какие-то полдня, они уже стали моими. Появились минут через двадцать, изрядно хваченые. В холщовой сумке позвякивало.
Сашка подошел первый.
- Да ты, эта... не расстраивайся. Выкопаем - куды она денется. К вечеру выкопаем, вот те крест, - он сдвинул в сторону ворот рубахи. У левой ключицы был вытатуирован замысловатый крест.
Тут меня накрыло.
- К вечеру? - я выхватил у него холщовую сумку, жалобно звякнуло стекло.
В сумке были "огнетушители" - три бутылки по 0,8 литра. "Агдам".
- Час на все или разобью к едрене фене, - в подтверждение своих слов я взял по бутылке в каждую руку и встал, напоминая матроса-панфиловца.
- Э-э... не балуй, - подал голос Михалыч, - это не наше, люди заказали. За такое морду бьют. Тут на шесть пятьдесят пойла.
- Посмотрим, кому морду бить будут. Засекаю, время пошло. Шесть пятьдесят для вас - бабки.
Опять переглянувшись, они пошли за инструментом, принесли и, нехотя, начали копать, искоса поглядывая на меня. А я, устроившись возле 'Агдама', также, искоса, поглядывал на часы.
Закончили яму за пятьдесят семь минут. Копать они умели. Уже в самом конце подошла Ленка с подругами. Оценив обстановку, они заржали как молодые кобылы - от всей души.
Потный и злой Михалыч пульнул в них матюком, но этим только усугубил ситуацию.
Закончив, они подошли ко мне.
- Давай сюда, инжене-ер.
- А инструмент тузик понесёт? Пошли на склад.
Так мы и продефилировали в обратном направлении. Впереди бригада - сзади я, с 'фугасами'. После того как сдали инструмент, я протянул им бутылки.
- В целости и сохранности.
Михалыч хлопнул меня по плечу.
- Ладно, всё нормально. Слышь, инженер, пошли вмажем за знакомство? Шесть рублей не деньги.
Я посмотрел на часы. Вообще-то есть правило - не пей с подчиненными, но за сегодняшний день они мне стали ближе, чем пять Сергеев Константиновичей.
И я, плюнув на правило, сказал.
- Пошли!
***
Одной из самых ярких личностей на нашем этаже был Анатолий Владимирович. С ним я познакомился примерно через неделю после того, как попал на завод. Дверь в техотдел открылась, и вошел щуплый, невысокого роста мужчина лет сорока пяти. Брюки у него начинались сразу на уровне груди, безукоризненно белая рубашка и галстук дополняли костюм. Высокий лоб с залысинами и орлиный нос... - типичная трудовая интеллигенция. Он потирал руки как биржевой маклер после удачной сделки и, ни к кому не обращаясь, нараспев произнес:
- И с разбега, в самую средину...
Смысл загадочной фразы я понял несколько позже.
Мы раскланялись, представились и довольно быстро подружились.
Работал он инженером по технике безопасности и, по-совместительству, выполнял функции парторга завода. Но вообще-то ему было наплевать как на первое, так и на второе, львиную долю времени он посвящал совсем другому занятию.
На работу парторг всегда ходил с раздутым объемистым портфелем, который имел очень внушительный вид. Но там были не первоисточники марксизма-ленинизма и не наглядные пособия по организации безопасной работы. Там были детали компрессоров для аквариумов, которые Анатолий Владимирович собирал в свободное время и затем продавал на рынке. А свободного времени у него было предостаточно.
Провода и изолировочных материалов на заводе хватило бы на десять парторгов, и дело было поставлено на поток. Поскольку он имел двух дочерей на выданье, деньги эти были для него совсем нелишними и все относились к бизнесу с пониманием.
Несколько раз мне довелось присутствовать на инструктаже, который он проводил с приходящими на завод рабочими. С мужиками он долго не рассусоливал - подсовывал ведомость, тот в ней расписывался. Всё - инструктаж закончен. Но с женщинами... Быстренько объяснив новобранке куда можно и куда нельзя лезть, он наклонялся к ней и заговорщицки шептал.
- Ну, это ладно... - ты с мужем-то, как живешь?
Что самое удивительное, почти все кололись.
Головы сближались, и в течение какого-то времени раздавалось сосредоточенное шушуканье, прерываемое возгласами.
- Да ты что! Да как же это?
Нельзя сказать, чтобы Анатолий Владимирович был бабник или "ходок". Нет - скорее, он был крупный теоретик по женской части. А может быть, именно так он понимал руководящую и направляющую роль партии в деле воспитания масс. Во всяком случае, среди женщин завода он был явно доверенным лицом, и на консультации к нему они бегали постоянно.
***
Незаметно прошел первый год инженерной деятельности. Заводская жизнь текла приторно-размеренно. Круг обязанностей определился, подвигов от меня никто не требовал. Рутина.
Однажды в техотдел влетел секретарь комсомольской организации. Он всегда не входил, а влетал. Как на всех предприятиях того времени на заводе была комсомольская организация, в которой я естественно состоял. Существовала она естественно в основном на бумаге, и у неё естественно был свой секретарь.
Тогда всё это было очень естественно.
- Сегодня в пять часов собрание. Явка строго обязательна, будут представители райкома.
- Да я, э-э-э, - с ходу в голову ничего подходящего не пришло. На собрание идти не хотелось.
- У меня работа срочная.
- Не волнуйся, я с начальником договорюсь, - и он полетел дальше.
Конечно, договоришься - начальник техотдела был не кто иной, как его отец. Такая вот рабочая династия. Придется сидеть, никуда не денешься.
В пять часов, прихватив валявшийся у меня в столе сборник фантастики, я спустился в актовый зал. Как ни странно, почти все уже собрались. Все двадцать восемь человек - именно столько насчитывал наш авангард трудящейся молодежи. На сцене, за столом, сидел секретарь и какой-то прилизанный хмырь, судя по всему - тот самый, представитель райкома. С него запросто можно было рисовать плакат 'Партия сказала надо, комсомол ответил - есть', столько было в его лице готовности совершить что-нибудь, во имя чего-нибудь.
Я уселся от них подальше, раскрыл книгу и погрузился в чтение.
Скоро я уловил, что собрание идет явно не по стандартному сценарию. Слово предоставили хмырю. Тот встал и задушевно-доверительным тоном сообщил нам, что дорогой секретарь нас покидает и уезжает на далёкий Север за длинным рублём, согласно пришедшему вызову и поданному заявлению. В соответствии с этим, перед нами стоит непростая и весьма ответственная задача - выдвинуть достойнейшего из достойнейших на эту трудную и опасную, но такую нужную людям работу. Какие будут предложения?
Все притихли, боясь привлечь к себе внимание, а вместе со всеми и я.
Главное в таких ситуациях расслабиться и сделать вид, что ты стул или стол. Совсем по Станиславскому. А вы слышали когда-нибудь, чтобы стул хотели выбрать секретарем? Я старался, как можно рассеяннее, перелистывать книгу, а в голове крутилось: "Господи пронеси, Господи пронеси..."
Не пронесло.
Подняв голову, я увидел, что вся компания смотрит на меня. Некоторые с сочувствием, некоторые со злорадством, но на меня.
Под рев трибун, в свете прожекторов, я прошел на сцену и уселся рядом с хмырем.
- Поздравляю, - освободившийся секретарь, с ехидной ухмылкой, пожал мне руку.
- Надо поблагодарить народ за оказанное доверие - прошептал хмырь.
- Обойдутся, - от последнего слова я отказался, собрание закончилось.
- Завтра в девять жду тебя в райкоме, - хмырь, повернулся и ушел.
Я остался сидеть в зале один.
- И с разбега, в самую средину, - донеслось от двери.
Вошел Анатолий Владимирович.
- Поздравляю, коллега, - он широко улыбался, потом, заметив мою кислую физиономию, спросил.
- Ты что, не рад? Слушай меня сюда... - общественная работа, кроме пары минусов имеет массу плюсов. Во-первых, ты можешь в любой момент слинять под тем предлогом, что тебе надо в райком или куда-нибудь ещё, по комсомольским надобностям. Во-вторых, ты становишься особой приближенной к императору, со всеми вытекающими последствиями. Ну, а остальное - я тебе потом объясню.
Близость к императору меня не особенно грела, но первый пункт мне понравился. Я смирился.
Назавтра хмырь, которого звали Сашей, оказавшийся вторым секретарём райкома, провел меня по кабинетам, представил тамошнему люду и объяснил круг обязанностей. Райкомовский нежный пол был очарователен. Нужно отдать должное, умели они подбирать кадры. К своей радости я обнаружил, что невменяемых, одержимых манией построения светлого будущего в райкоме не было, на окружающую действительность все смотрели трезво. В популярной форме мне объяснили, что в мои функции входит святая святых: сбор взносов и регулярный приём в комсомол всех потенциально пригодных. Ну, а уж будет совсем здорово, если каким-то образом на заводе будет вестись первичная документация с протоколами собраний и прочей чешуёй. Такие правила игры.
Я всё понял.
Первым делом я забрал стоявшую без дела в библиотеке печатную машинку. Через неделю первый протокол собрания улегся в папку для бумаг - дожидаться своего часа. Сбор взносов был поручен Люсе - пигалице с широко раскрытыми изумленными глазами, ну а приём... с приёмом дело обстояло хуже. Народ в комсомол не шёл.
Прибывающая молодежь категорически не хотела вливаться в стройные ряды передового отряда. Никакие уговоры не помогали. Причем, вели они себя так даже не из каких-то меркантильных соображений, а в силу устойчивого стремления к внутренней свободе от всяких организаций, секретарей и прочей сволочи, способной отравить нормальному человеку жизнь. Я их понимал. Поэтому и не настаивал, предпочитая ежемесячно объясняться в 'орготделе', что завод у нас маленький, контингент среднего возраста и при всём их желании принимать сорокалетних мужиков мы не можем. Райкомовские делали вид что верят.
Наверняка, по цинизму, с каким происходило всенародное делание вида, мы были впереди планеты всей. Единственного человека, который абсолютно серьёзно верил в то, что всё происходящее в нашей стране имеет какой-то смысл, я встретил в Болгарии. Это была болгарская студентка, добрых два часа расписывавшая мне преимущества социалистического строя вообще и социалистического метода хозяйствования в частности. Закончила она свою тираду потрясающей фразой:
- Мы (болгары) учимся у вас, как нужно работать.
Святая. Видела бы она плоды нашего труда. Мне искренне жаль было её разочаровывать, поэтому я промолчал.
Потом мы выпили русской водки... за советско-болгарскую дружбу.
Через пару месяцев всё пошло как по маслу. После нескольких акций районного масштаба, закончившихся традиционной, но достаточно скромной гулькой, я стал в райкоме своим человеком и весь этот спектакль мне начал не то чтобы нравиться, но хотя бы перестал вызывать рвотный рефлекс.
Так прошел второй год моей заводской жизни.
***
Ну вот, я уже приближаюсь к креветкам.
Зайдя как-то в кабинет техники безопасности, я застал Анатолия Владимировича стоящим в задумчивой позе. Он пристально смотрел в дальний угол, что-то прикидывал и даже вымерил шагами расстояние от одного угла до другого. Я уселся на край стола и молча взирал на эти манипуляции. В углу сидел на своём рабочем месте Женька - инженер ОТК и перекладывал на столе бумаги. Анатолий Владимирович широким жестом обвёл рукой пространство кабинета.
- А как ты думаешь, Серёга? Если положить здесь паркет?
В кабинете не так давно делался ремонт и особой надобности в паркете я не видел.
Я хмыкнул и пожал плечами. Он продолжал:
- ...положить паркет, вскрыть его лаком. Из угла в угол проложить ковровую дорожку шириной сантиметров девяносто. В том дальнем углу поставить большую липовую колоду, ошкуренную и вскрытую тем же лаком...
- И с этой колоды вы будете камлать и произносить речи на партсобраниях?
- Нет. Берем молодую, красивую даму, разумеется, голую. Упираем её в эту колоду. Я разбегаюсь по ковровой дорожке, заметь - по дорожке... и... Ну, как?
И он бодро пробежался из угла в угол.
Закончив шоу, Анатолий Владимирович прошел к своему столу.
- Думать надо, творить, созидать. Берите пример хотя бы со старших товарищей. Сидят где-нибудь в ЦК два чудака и мудруют: "Чего бы нам придумать?".
Потом один говорит:
- А давай-ка, Иван Иванович, внедрим новое движение. Не 'стахановское' - а, допустим, 'митрохинское'. Чтобы каждый рабочий утром, подходя к своему станку, пять минут крутил дули. У него мышцы будут развиваться, координация движений улучшится и как следствие производительность труда повысится.
Назавтра депеша идет из Москвы по обкомам, оттуда по горкомам, потом попадает в райкомы и на заводы. А в депеше написано: " Внедрить и отчитаться в течение месяца." Внедрять эту хрень разумеется никто и не собирается, а отчитаться - да пожалуйста.
Через месяц составляется ответная депеша: - " В результате внедрения 'митрохинского' движения уменьшился производственный травматизм, сократилось количество прогулов, достигнута экономия материалов на столько-то процентов, электроэнергии на столько-то киловатт-часов, и в целом производительность труда повысилась на три с половиной процента, что в денежном выражении составляет столько-то и столько.
Пишем мы эту пургу в райком, оттуда ручейки стекаются в горкомы, потом в обкомы и в саму столицу нашей Родины к Иван Иванычам. Те смотрят в бумажку и диву даются: " Ты глянь - как мы здорово придумали! Это же надо - по всей стране три с половиной процента! Это ведь какие деньжищи! Ай да молодцы мы с тобой! Давай-ка себя орденом наградим Трудового Красного Знамени!
- Поняли? А вы сидите, бестолочи. За два года ни одного трудового почина, - Анатолий Владимирович потер ладони и достал детали компрессора.
- Ума хватает только жен дурить. Заходила сейчас одна, жаловалась. Муж каждый вечер на рогах приходит. И наладил дома догоняться. Вроде всё время на глазах, а к ночи совсем никакой. Она всё перерыла - где же он водку прячет? Водки ни капли - муж в стельку. А потом нашла.
Он раньше её с работы возвращается, приносит бутылку и разливает в рюмочки, которые в буфете стоят. Наливает доверху, так что коэффициент преломления одинаков и не видно ничего. Бутылку выкидывает. И всё - ныряй потихоньку. Испаряться не успевает. Во - мозги у человека!
Подождав, пока мы оценим блистательное проявление ума, он продолжил.
- Я, между прочим, серьёзно. Хочешь порадовать свой райком, выдай какую-нибудь инициативу снизу. Дай им продемонстрировать, что не зря они свой хлеб идеологический едят.
Я поморщился.
Выдавать мне ничего не хотелось. В данный момент мне хотелось поскорее закончить этот тягомотный день и поехать на репетицию в одну контору, где мне предложили поиграть вместо заболевшего гитариста. Но Анатолий Владимирович, мотая между делом катушку, продолжал что-то бурчать о творческом застое, заплесневелых мозгах и прочих глупостях.
Мой взгляд остановился на заголовке в газете, покрывавшей его стол. Там было что-то вроде "Каждый должен чувствовать себя хозяином". В голове забрезжило.
- Ладно, будет вам инициатива. По полной программе.
Я пошел к себе в техотдел, уселся за машинку и вскоре протокол собрания был готов.
Согласно этому протоколу, молодые рабочие завода начали движение рационализаторов и изобретателей под девизом: " Ты - хозяин своего рабочего места!" Естественно, на комсомольском собрании движение было поддержано и одобрено и т.д. и т.п.
Вытащив протокол из машинки, я пошел показывать его кормчему. Анатолий Владимирович прочитал, покрутил головой, щелкнул по листкам, прогнусавил своё: " И с разбега, в самую средину..." и вернул бумаги мне.
- Тащи в райком. То, что надо, в самую средину. И у меня гора с плеч.
- А у вас-то, с чего?
- Вчера с шефом были на бюро райкома и там громко на нас стучали кулаком по столу, в связи с отсутствием инициатив снизу. С вялостью масс, так сказать. Вот шеф мне и дал задание, что-нибудь придумать, а тут как раз ты... подвернулся. Тащи в райком.
Посмотришь, что через неделю будет.
Короче, развели меня, по полной программе.
Но не пропадать же добру. На следующее утро я заскочил в 'орготдел', положил протокол на стол заворгу, которому как раз было не до меня, и поехал на работу.
***
Прошла неделя - ничего не происходило, заканчивалась вторая.
В четверг вошла секретарша директора - в свои двадцать восемь уже утомленная жизнью и вечно заспанная.
- Иди, тебя из райкома разыскивают. Да скажи им, чтобы в приёмную не звонили, я не твоя секретарша.
- У нас с тобой ещё всё впереди, - вяло огрызнулся я и пошёл к телефону.
- Генеральный Секретарь завода слушает, - я предполагал, что звонят насчет членских взносов, которые мы ещё не собрали.
- У тебя что, мания величия начинается? - это был "второй".
- Ну ты - молодец, хоть бы кому слово сказал. Впредь о таких вещах лично мне и сразу же.
- Скромность украшает человека, - я начал соображать в чем дело.
- Короче, завтра к вам приедет корреспондент. Встретишь, покажешь и расскажешь. В среду пленум горкома. Третий вопрос - ваша инициатива. Будешь докладывать. Всё понял?
- Саша, а может не надо пленум? - попытался я отнекаться.
- Надо. С меня магарыч. Всё, - в трубке раздались гудки.
Назавтра действительно приехал корреспондент городской газеты с фотографом.
Я не стал морочить ему голову и честно всё рассказал.
- Ничего, всё нормально, - успокоил он меня, - статью я сам напишу. Давай объект для фотографии.
В качестве объекта была выбрана всё та же Люся, старательно укладывавшая обмотку в пазы двигателя. Она долго не соглашалась, потом полчаса красилась, менялась с подругами спецовками, в общем, вела себя так, как ведет себя любая женщина, которую будут фотографировать.
***
Статья появилась во вторник.
Выглядело достаточно правдоподобно, и если бы я не знал всей подноготной этой истории, то вполне мог бы поверить, что где-то есть такой завод, на котором... и так далее. Упоминалась и моя фамилия в качестве чуткого и внимательного. Читать было довольно противно.
Во вторник же я понёс сдавать членские взносы. В коридоре встретился с Сашей.
- Зайди ко мне. Есть разговор.
Я зашел.
Он развалился в кресле, полистал какие-то бумаги, уставился на меня.
- Ты у нас сколько работаешь?
- Я, вообще-то, работаю на заводе.
- Ладно, не придуривайся. С отчетностью у тебя порядок, ситуацию ты просекаешь, да и ваша инициатива родилась не без твоей помощи.
Про свои способности повитухи я не стал распространяться.
- Короче, есть мнение, что твоя кандидатура вполне подходит для работы в райкоме. Выглядит это примерно так: сначала тебя включают в резерв, как перспективного товарища; затем, после очередного пленума с соответствующими передвижениями, ты приходишь в орготдел инструктором; сразу же подаешь заявление в партию, с этим нам помогут - есть специальные квоты; через год-другой ты второй секретарь, ну а дальше, - он загадочно улыбнулся, - всё зависит от тебя. Комсомол, сам понимаешь - кузница кадров. А кем ты будешь в этой кузнице, кузнецом или железом опять-таки, зависит от тебя.