Городков Станислав Евгеньевич : другие произведения.

Вариант "Новгород - 1470". ч 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Альтернативная история. Господин Великий Новгород в 1470 году не потерпел поражение от Москвы и остался независимым... Прошу прощения. Это немного переделанная и улучшенная - как на мой взгляд - копия 1 части. В общем-то хотел загрузить поверх старого варианта, но не получилось.
  
   ХЕЙМСКРИНГЛА - МИР N ...2002
   ВАРИАНТ 'НОВГОРОД' - 1470
  
   Пролог.
  
  
   Ночной фонарь кое-как освещал площадку перед домом...
   Дан отклонился и кулак с зажатым кастетом пролетел мимо. В следующий миг он подсек нападавшего, и уже падающему добавил 'от души' ногой. Лысый отлетел к дереву, приложился об него спиной и сполз на асфальт. Второй уже лежал на асфальте, постанывая и пробуя ползти.
  - Готовы, - скользнул взглядом по лежащим Дан, и вытер кровь со щеки. Лысый, все - таки, зацепил его. В следующее мгновение Дан ринулся в открытую дверь подъезда, туда, откуда еще доносились возня и пыхтение. Но перед тем, как вскочить в кромешную тьму, он на секунду остановился, сгруппировался, и лишь затем рыбкой нырнул вперед. Было жалко одежду, однако выбирать не приходилось. Прокатившись клубком по площадке подъезда и кого-то сбив, Дан вскочил на ноги. Через секунду он уже стоял, готовый отразить любую атаку.
  - Дан? - послышался рядом не совсем уверенный голос.
  - Уф-ф, - выдохнул воздух Дан. - А я уже подумал... Это я, тезка! - И тут же получил сильный удар по голове...
  
  
   Глава 1
  
  - Семен, ты что..? А это что за идолище шатается? Откуда он тут взялся?
   Дан с трудом разлепил глаза и сквозь мутную пелену взгляда увидел два качающихся бородатых лица. Лица смотрели на него, то отодвигаясь куда-то вдаль, то снова приближаясь и расплываясь в нечто губасто-носато-бесформенное... Лица что-то говорили, но он никак не мог понять 'что'. Слова долетали, словно издалека. Язык был похож на русский, только со странным произношением. И ударением другим... А, еще, с каким-то цоканьем. Дан уловил пару слов, похожих на: - ... глухой, вон, весь в кровище, - и уже собрался возразить обладателям бород, что, мол, не глухой он... Но у него ничего не получилось. Как не силился, не смог даже рта раскрыть. Тогда Дан решил подойти ближе к бородачам, чтобы объясниться с ними, хотя бы, на пальцах. Он шагнул вперед, ему показалось, что он шагнул... Расставил ноги пошире, чтобы не упасть и шагнул... И тут же, боком - боком, стал заваливаться вниз...
  - Ох, святые угодники, здоровый-то какой! - спустя вечность, донеслось из невообразимой дали до растянувшегося на чем-то твердом Дана. - Семен, помоги! - И Дана, подхватив под мышки, потащили куда-то...
  - Кажется, дышит, - еще спустя некоторое время, услышал Дан и выплыл из темноты. Совсем недавно он, вроде, стоял на какой-то мостовой, а сейчас понял, что сидит, опираясь спиной на нечто жесткое. Дан открыл глаза и увидел над собой двух склонившихся, бородатых мужичков. Притом очень бедно, нет, скорее, очень непривычно одетых.
   - Слышь, целовек, - цокая, спросил тот, что повыше, расчесывая пятерней русую бороду, - ты кто еси будешь, откедова?
   Дан хотел ответить, но вместо ответа опять только невразумительно забулькал, пуская слюну на подбородок.
  - Оставь его, Вавула, - сказал второй из мужичков, худощавый, с пегой бородой и с дурацким колпаком на голове. - Видишь, худо ему.
   Мужичок наклонился ближе к Дану и извлеченной откуда-то тряпицей вытер слюну с подбородка Дана. Дан услышал, как тот, кто без колпака, произнес: - Одет он не по-нашему. И на ганзейца не похож...
   - Не по-нашему, - согласился пегобородый, пряча тряпицу и отступая на шаг от Дана. - А что не ганзеец видом, так может из новых кто прибыл. Все равно надо ихнему старосте показать, да нашего, уличанского, позвать...
  - Смотри-смотри, Семен, - перебил его напарник, - очами-то как страдалец наш зыркает!
  - Ага, как тут не зыркать, - слушая мужичков и с трудом ворочая мыслями в голове, подумал Дан. - Это, ведь, единственное, что я, похоже, сейчас могу. К тому же и клоунов таких, как вы, я еще никогда не встречал. Да и не клоунов, а бомжей... Бородами, вон, как обросли. Говорите странно, понятно лишь через слово, одеты подозрительно, в какие-то допотопные косоворотки, подпоясаны неизвестно чем, колпак на голове у одного... А у второго волосы давно не мыты, и стрижен 'под горшок'... Ба, а терем-то, терем напротив... Из цельных бревен! А за ним еще один... Забор здоровенный... Хм... Что-то мне не по себе... Где я, боже?!
  - Где я? - собрав всю свою силу воли, повторил вслух вопрос Дан, с натугой разлепив спекшиеся губы. - Что со мной?
  - Опа! - воскликнул тот из мужичков, что выглядел чуток помоложе. Худощавый и пегобородый. - Он и говорить умеет! - И, наклонившись к Дану, уронил: - Это мы тебя нашли. Ты лежал на мостовой. - И, видимо, поскольку взгляд Дана не внушал ему доверия, поинтересовался: - Ты понимаешь по-словенски? Все понимаешь?
  - Ну, допустим, - подумал Дан, - не лежал, а стоял. А, во-вторых... - и Дан сделал движение, долженствующее соответствовать кивку головой, типа - все-ни все, но понимаю, однако даже эта чисто символическая встряска головы привела к столь сильному приступу боли... И к тошноте... Что он едва не вырвал. Но его кивок заметили.
  - Понимает, - удовлетворенно сказал стриженный под 'горшок'. - Ты в Новгороде, мил человек. А мы ноугородцы, - именно так, с ударением на 'оу' произнес стриженный под 'горшок'. - Я есмь Вавула, а это - Семен. А ты есть кто?
  - Я Дан, - просипел Дан. Приступ тошноты прошел, и ему стало легче. Одновременно он попытался переварить полученную информацию: - Новгород находится в России... - Дан не был профаном в географии и знал, где находится Новгород. Итак, - ...Новгород находится в России, - размышлял он. - Если это тот Новгород, ну, который - 'Откуда есть пошла земля русская...', а также Рюрики и все прочие... Черт, но это же означает... Я в России? Из Белоруссии... В России? Господи, как я тут очутился?! - Прищурив глаза, Дан обвел взглядом все, что находилось поблизости - деревянные дома явно под старину, вместо асфальта - такая же деревянная мостовая... - Не фига себе здесь живут, - пришло на ум Дану непроизвольно, - богатенькие. Закатать всю улицу такими досками! - И, неожиданно, отчетливо вспомнил, что все это он уже видел - на картинке, еще в школьном учебнике истории. И рисунок назывался - "Жизнь в Древней Руси". - А, вон, - на уровне подсознания отметил Дан, - и древние русичи, это, идут. Почти, как на той картинке... И одеты... - Дан покосился на стоявших перед ним Вавулу и Семена, на их рубахи и полосатые штаны, - как эти двое. - И сразу плеснуло жаром подозрение: - А бомжи ли они? Эти Семен и Вавула?
   Наверное, будь у него силы, он бы сейчас запаниковал, но, поскольку этих сил у него не наблюдалось, то... То оставалось лишь срочно придумать какое-то здравое объяснение всему увиденному.
  - Скорее всего, я на сборище очередных реконструкторов попал, - успокаивая сам себя, мысленно сказал Дан. И, через паузу, для пущей убедительности самого себя, также мысленно, добавил: - Тем более, что я уже не раз слышал об этом модном увлечении и даже сам хотел поучаствовать в баталии, исторической... Интересно, правда, где они такое место нашли? Настолько подходящее... Хотя, вероятно, - объяснил себе Дан, - сами и выстроили. Богатых, с прибабахами, сегодня хватает... Только, вот... Смущает... В Гомеле-то ночь была, а здесь день в разгаре и прохладно как-то, по сравнению с Гомелем... Нет, срочно надо вспоминать, как я здесь оказался!
   Дан снова попытался собраться с мыслями и сосредоточиться.
  - На нас навалились возле подъезда. Потом удар... Сразу удар. Хотя, нет, сначала спросили, потом ударили... И что за речь необычная, у этих ноугородцев? Под средневековье "косят" что ли? Потом... О, Господи, мне опять скверно...
  - Кто-кто ты? - как раз, в этот момент, переспросили почти хором назвавшиеся Семеном и Вавулой. - Дан? - Но Дан опять потерял сознание...
  
   Третий раз Дан очнулся в низком сумрачном помещении, похожем на сарай и густо пропахшем кожей и еще чем-то невообразимым. Он лежал на жестком ложе, его тошнило, и жутко болела голова. Где-то рядом крутилось некое колесо, издавая скрип и шуршание, а возле Дана сидела какая-то... Язык не поворачивался назвать ее женщиной, какая-то здоровенная бабища. Одета бабища была в платье, похожее на изделие безумного портного, и на голове у нее был накручен огромный платок, весь в разных бирюльках. Она водила над лицом Дана большущими и широченными ладонями с короткими и толстыми пальцами, и все время бормотала что-то, похожее на заговор. На груди у бабы бряцало не менее килограмма побрякушек - бус. Заметив, что Дан открыл глаза, женщина громко позвала кого-то невидимого для Дана: - Домаш... Он очнулся!
   Перестав водить над Даном руками, она встала с края ложа, согнув голову под низким потолком.
   К Дану подошел среднего роста крепкий мужчина, держа непривычно пузатую кружку - из кружки поднимался горячий пар. И, хотя Дан был не в том состоянии, чтобы чему-нибудь удивляться, но... Мужчина мало того, что имел длинную и радикально рыжую бороду, она еще и заплетена была в две толстые, спускающиеся на грудь, косы. Впрочем, как и волосы мужчины, тоже огненно-рыжие, длинные, и заплетенные в косы. Кроме всего прочего, одет мужчина был в рубаху и штаны, покроя... Подобную моду Дан видел лишь однажды, в краеведческом музее, в экспозиции, посвященной истории костюма древней Белоруссии.
  - Все ясно, - пробормотал Дан, сразу вспомнив Вавулу с Семеном. Они были одеты также, только в ткань попроще, - это не клоуны и не бомжи. Вид у рыжего... Может, староверы какие-нибудь?
  - Пить! - сказал мужчина, подавая кружку Дану и присаживаясь на край постели. Посмотрел на Дана, неуверенно потянувшегося за кружкой, и малопонятно добавил: - Тринке! - После чего сделал губы трубочкой, показывая, будто пьет. Затем, снова по-русски, сказал: - Отвар из трав. Марена делала,- и, слегка поведя подбородком назад, указал на женщину, стоявшую позади него.
   Мужчина, как и давешние Вавула и Семен, произносил русские слова сильно цокая и не совсем вразумительно, но Дан понимал его. Дан взял из рук краснобородого массивную, тяжелую глиняную и, когда-то красную, а сейчас просто облупленную, кружку, и поднес к губам. Вдохнул исходящий из кружки запах. Сладковато-пряный запах. И сделал первый глоток. На радость Дана, жидкость не была обжигающей, такой, как он ожидал, исходя из опыта жизни в большом городе, то есть из опыта горожанина, постоянно пользующегося кипятком из чайника. Она, жидкость, даже понравилась Дану. Подождав, пока Дан сделает глоток, мужчина, с явно вопросительной интонацией, произнес: - Ганза?
   Дан с недоумением уставился на старообрядца: - Какая Ганза? Уже второй раз за этот день я слышу о какой-то "Ганза".
   Поняв, что название 'Ганза' никакой реакции у Дана, кроме недоумения, не вызывает, мужчина показал на себя пальцем, вымазанным в чем-то, похожем на сырую глину, и сказал: - Домаш! - Потом застыл, выжидающе смотря на Дана. Сообразив, что рыжебородый назвал себя и приглашает тоже самое сделать и его, Дан, прочистив горло, произнес: - Дан! - И хлебнул еще из кружки-жбана. Старообрядец, тут же, переспросил: - Данске? - И, видя, снова не совсем понимающее выражение лица Дана, быстро уточнил: - Гот? Мурман?
  - Господи, - дошло до Дана, - так это же он думает, что я называю ему свою принадлежность... В смысле, какой я национальности. То есть, не датчанин ли я или какой иной скандинав... Однако странно, готами шведов, как и мурманами норвежцев лишь в средневековье звали. И то не всех... Белорус я, - громко, как показалось Дану громко, сказал Дан. - Из Гомеля! - секунду спустя, добавил он. Название города Дан особо выделил.
   Теперь настала очередь сделать удивленное лицо Домашу.
  - Белорус? Гомий? - Слегка исковеркав название города, повторил рыжебородый и озадаченно поскреб пальцем бороду, то есть, подбородок под одной из своих огненно-рыжих косичек. Одновременно рыжебородый, видимо, усиленно работал головой. Дану почудилось - он даже скрип мозгов рыжебородого расслышал. В конце концов, итогом умственной деятельности Домаша явился следующий вопрос: - Словенин? - И Домаш пытливо уставился на Дана.
  - Не фига себе, - почти обиделся Дан, - он, что? Меня за иностранца принимает? Черт бы побрал его и всех остальных старообрядцев. Для них, наверное, белорусов и не существует... Да, русский я, русский! - почти воскликнул Дан.
  - Русский... - опять недоуменно повторил старообрядец и в очередной раз уставился на Дана... - Блин, - теперь настала очередь недоумевать Дана, - так для него что, и русских не существует? Вот, влип... Куда же я попал? - ...А, белый рус, русин, - наконец, радостно произнес Домаш. - Литвин, значит...
   - Да, мужик, основательно вы застряли в прошлом, - вздохнул мысленно Дан. - Белорусов литвинами называть... Как 300 лет назад... Ладно, пусть будет литвин.
   Мужчина, видимо, услышав то, что хотел, уже спокойно произнес: - Я гончар... - Рыжий произнес не "гончар", а несколько другое слово, но Дан, умудрился сообразить, что он сказал... - а, этот сарай, где ты находишься, - продолжил мужчина, - мой сарай. - Выдав это, он многозначительно замолчал, намекая Дану, чтобы и гость поделился сведениями о себе.
  - Гончар - это хорошо, - подумал Дан, даже и не собираясь делиться с гончаром какими-либо сведениями о себе. Хотя, почему хорошо, он и сам не знал. Но все равно хорошо. - Только, все-таки, где я и как меня угораздило сюда попасть? - Дан снова хлебнул из кружки. Ситуация не нравилась ему и злила, как всегда, когда он что-нибудь не понимал.
  - Слушай, братишка, - вместо рассказа о себе, прокашлявшись после 'не в то горло попавшего' глотка варева, спросил Дан, - ты мне правду скажи - где я нахожусь? И как я сюда попал?
   Женщине позади Домаша, вероятно, надоело слушать этот дурацкий диалог Домаша и Дана, и она громко засопела.
   Бросив взгляд на Дана, мужчина тихо сказал: - Марена, ты иди. С меня причитается.
  - Да, уж, - пробормотала женщина. И грудным голосом добавила: - Ты только не забывай. Ну, ладно, пошла я. - И шурша своим необъятным сарафаном, направилась, как догадался Дан, к выходу из того закутка, в котором находился Дан.
   Обращение 'братишка', видимо, покоробило старообрядца, но он сделал вид, что все в порядке и терпеливо, как ребенку, разъяснил Дану: - Ты в Новгороде, человече. Тебя нашли мои работники, Семен да Вавула, возле старой выработки - ямы с глиной.
   Дан разозлился еще больше - что ему тут "лапшу" вешают, какой опять к черту Новгород? Какая яма с глиной?
   Одним махом допив варево из кружки и резко поставив 'тару' на грубый дощатый пол, Дан приподнялся на ложе. Вернее, сделал попытку приподняться. С трудом, но это ему удалось. Опершись на локоть и чувствуя себя несколько увереннее после влитой в себя жидкости, Дан, уже еле сдерживая гнев, нарочито тихо, спросил: - Ты что несешь, братишка? Меня по башке саданули в Гомеле... Какой, к бесам, Новгород?
  - Господин Великий Новгород, - не спеша, ответил старообрядец, пропустив богохульство Дана мимо ушей. И, на всякий случай, видимо, полагая, что литвин Дан, получив удар по голове, не совсем пришел в себя, сразу уточнил: - Сейчас 6978 лето от сотворения мира...
  - Что!? - взвизгнул Дан. - 6978 лето... Господин Великий Новгород? - и потерял, в очередной раз, сознание.
  
   ...За гущей деревьев, на лугу, узким языком, вытянувшимся вдоль речной протоки, расположился на ночевку загон служилых московских татар. Два десятка всадников - степняков. Время клонилось к закату, хотя еще было светло. Степняки гостей не ждали и коней отогнали пастись подальше. Несколько человек направились в лес за дровами, кто-то пошел к протоке - по воду, остальные занялись своими делами... Свист арбалетных болтов стал для кочевников полной неожиданностью. Тяжелые короткие болты-стрелы пробивали степных воинов насквозь, даже тех, кто еще не снял тяжелые тегиляи. Но первыми погибли сторожа при лошадях, застреленные почти в упор. Невысокие татарские кони, приученные не подпускать к себе чужих, на этот раз не почувствовали вплотную подобравшихся к табуну людей... А у сторожей лишь струйки крови запузырились на губах, когда арбалетные болты вошли в их сердца.
   Татары заметались по лагерю, пытаясь укрыться от стрел, а затем, визжа и хватая оружие, ринулись к лошадям. Однако, добежать до лошадей им не дали. Бегущих к лошадям татар тоже встретили арбалетные болты... Спустя несколько минут после избиения загона, из травы на лугу поднялись люди - сначала один, потом еще с десяток - в капюшонах на голове, в разрисованных зеленым, черным и коричневым накидках поверх черненной брони. В руках у людей были арбалеты.
  - Олуч, Гюргей, проверьте татар. Раненных добить! - слегка сдвинув капюшон, приказал загадочным воинам очень высокий человек слегка диковатого... - с заплетенными в две толстые косы темными, с подпалиной волосами, с рыжеватыми, светлеющими на концах усами и небольшой, яркого медного цвета бородой... - вида.
   - Сашко, Нос, пройдите по лагерю и соберите все ценное. Хотев, Янис, принесите оружие и этих, в лесу и у протоки, посмотрите. Остальным - собрать стрелы. Время пошло!
   Солнце еще не успело окончательно опуститься за горизонт, как маленький отряд, предварительно пуганув татарских лошадей, уже растворился в лесу, оставив лежать на разоренном ночлеге мертвых татар.
  ... Среди деревьев бесшумно скользили двое разведчиков, за ними, далеко позади, слегка рассыпавшись по лесу, чтобы не оставлять следов, двигался отряд. Самым последним шел-бежал Дан.
   Ровно год назад, неизвестно каким способом и чьей прихотью он переместился из Гомеля 21 века в Новгород 15. В то, что он просто так провалился в некую черную дыру с выходным отверстием в средневековье, Дан не верил. Не считал нужным верить. Хотя бы потому что ему отчетливо мерещилась в этом деле пара чьих-то шелудивых, поросших мелкой кудрявой шерстью ручек, то есть ножек, то есть копыт. А еще мелькали на чьей-то голове рожки, такие маленькие и слегка закрученные. И нос в виде пятачка. Иначе говоря, Дану мерещилась харя обыкновеннейшего кондового черта, любителя пышных форм госпожи Солохи, каким его, черта, показали в известнейшем фильме, по повести малороссийского мистика Гоголя, Николая Васильевича - 'Вечера на хуторе близ Диканьки'... Ведь, кто-то же, позвал Дана тогда, в подъезде...
   За год, что Дан провел в Новгороде или в Господине Великом Новгороде, как с гордостью называли его сами новгородцы, он не раз вспоминал этот голос. И пусть вначале даже и мыслей не допускал, что его мог позвать кто-то иной, а не Макс, но... Но затем все чаще и чаще стал задумываться над той неуверенностью, прозвучавшей в голосе Макса... Однако, это всего лишь было предположение Дана. Хотя... На самом деле, Дан постоянно строил такие предположения - о том, как он умудрился попасть в прошлое, за 600 лет до своего рождения. И одна из его версий, юмористически-мистическая, предполагала участие в этом деле черта. Впрочем, и другие его версии были не намного лучше - от космическо-уфологической, типа, пришельцы напакостили, до претендующей на некую изысканность и научность - случайное завихрение времени с выбросом из 21 века в 15.
   За прошедший год Дан научился хорошо понимать язык средневековых обитателей Новгорода и, естественно, говорить на нем.
   От воспоминаний о прошлом Дана отвлек тихий шорох и появившийся рядом Каупо.
  - Боярин, - сказал альбинос, - впереди, в лесу московиты. Все конные. Примерно полсотни человек. Два десятка из них татары...
  
  
   Глава 2
  
   Сумерки сгущались все больше и больше. По узкой лесной дороге, зажатой с обеих сторон огромными соснами, дороге, со следами колес от телег, уверенно двигался отряд московских ратников. Проводник из местных вел отряд-стяг боярина Окинфия, с двумя десятками союзных татар, в ближнюю деревню, что раскинулась возле большого лесного озера. Боярин торопился, он хотел переночевать в деревне. А еще боярин торопился на соединение с основными силами московского князя, находящимися сейчас в бывшем новгородском, а ныне московском Торжке.
   По словам проводника, скоро должен был начаться спуск в овраг, а там уже и озеро будет. Окинфий улыбнулся в редкие усы - сегодня он будет спать под крышей, а не на земле возле костра.
   Натянув поводья, боярин понудил коня выйти из строя. Здесь, по-за строем, боярин остановился, присматриваясь - все ли на месте у едущих мимо всадников. Пропустив своих ратников, набранных из "детей боярских", городовых дворян и боевых холопов, и дождавшись угрюмо молчащих, не любящих лес татар - татары, двигались последними, сразу за обозными телегами - боярин стегнул коня и зарысил, обгоняя колону. Стяг двигался споро, не зря он надеялся дойти сегодня до озерной деревни. И в поход взял лишь минимум, рассчитывая захватить все нужное в новгородских землях. Будь его воля, он бы весь свой стяг снарядил одвуконь, как у татар. Татары в поход идут налегке, без всяких телег, но зато на двух лошадях - на одной сам скачет, на второй все необходимое везет. Потому и передвигаются ходко. А обоз уже вместе с добычей берут.
   Где-то вдалеке завыл одинокий волк. Неожиданно и гораздо ближе его поддержали несколько сородичей. Забеспокоились кони. Какая-то птица прошуршала совсем рядом с дорогой, среди густо стоявших сосен-великанов...
   Непонятный холод обдал боярина, прополз ледяной змейкой по спине и застрял между лопаток - он внезапно осознал, что из леса, из-за громадных сосен, стоявших пообочь дороги, кроме шуршания какой-то шальной птицы, да, и птицы ли, и далекого волчьего воя, не доносится никаких звуков... А, еще ему почудилось, что прячась за одной из этих сосен, стоит лучник и целится ему прямо в спину. Спина нестерпимо зачесалась, захотелось обернуться, соскочить с коня и где-нибудь укрыться. Притихли и ратники, тоже что-то почувствовавшие.
   Чтобы избавиться от неприятного ощущения, боярин решил поговорить с проводником.
  - Федор, - подозвал он проводника. - А что, волки у вас совсем не бояться людей?
  - Э-э, да нет, боярин, - как-то протяжно и, Окинфию показалось, что голос проводника слегка дрожал - ответил крепкий, тепло одетый, несмотря на лето, мужичок - боятся. Но не очень.
   Вокруг отряда московитов, двигавшегося по дороге, волки уже завывали со всех сторон - спереди, сзади, по бокам...
   Окинфий обернулся посмотреть на татар и... Арбалетный болт вошел ему точно под лопатку, именно туда, куда боярину и чудилось. Болт пробил легкую кольчугу, никогда не снимаемую боярином в походе, и вышел со стороны груди. Захрипел боярин, пытаясь поднять тревогу. Кровавая струйка потекла изо рта. Ближайший к боярину всадник, в толстом тегиляе, с короткой черной бородой, не растерявшись подхватил выпавшие из рук боярина поводья, потянул его жеребца за собой. Пригнувшись к шее своего коня, закричал: - Доро... - Следующий арбалетный болт пробил тегиляй и застрял в спине чернобородого. - ...гу-уу, - силясь закончить фразу и, выронив поводья боярского жеребца, прошептал чернобородый и поник на конской шее.
   Привстал на стременах еще один ратник, в блестящем панцире, закричал что-то, призывая внимание, но... Но, и его, арбалетная стрела, ударила в блестящий панцирь, опрокидывая назад, на круп лошади. И крик всадника завершился невнятным сипом...
   За несколько минут сразу с десяток воинов повалился с седел.
   Взвизгнули проснувшиеся татары и ринулись, подстегивая своих пегих лошадок, в обход сгрудившихся московских ратников. На ходу доставая луки... И один за одним, дружно, посыпались с коней. Натянутый толстый пеньковый канат неожиданно поднялся поперек лесной дороги, чуть ниже уровня груди их мохнатых степных лошадей. И, тут же, по упавшим татарам хлестнул град арбалетных стрел, прижимая их к земле, не давая подняться. Оставшиеся в живых степняки, вскочив, ловили встающих лошадей и, запрыгивая на них, неслись, не разбирая дороги, прочь. За ними рванулись и уцелевшие московские ратники...
   Замолк пугающий волчий вой и от тонущих в густом сумраке, по обе стороны лесной дороги, громадных деревьев, отделились силуэты людей с арбалетами в руках...
   Дан никогда бы не решился на подобную авантюру, напасть на в пять раз превосходящего противника. Не решился бы днем, при ярком свете солнца. Но в наползающих сумерках, когда в лесу далее чем на 'три метра' ни черта не видно... Шанс был. Притом хороший. Его 'янычар' и при хорошем-то свете заметить было трудно, а уж в сумерках... Даже, если бы противник сообразил, что нападающих мало, в темень леса он, вряд ли, сунулся бы. Потому что опасно и бессмысленно - найти кого-либо трудно, а напороться на жало копья легко.
   На дороге лежало больше двух десятков московитов - боярские ратники, сам боярин, которого определили по одеянию и броне, проводник из местных, татары. И сидели возле телеги, связанные по рукам и ногам, возницы. С ними было сложнее всего, раненным московитам и татарам, даже тем, чьи раны не являлись смертельными, просто и незатейливо перерезали горло - они были воины и знали куда шли. Хотя, при другом раскладе и в иных обстоятельствах...
   - Черт, как же хотел жить тот молоденький московит с пушком над верхней губой, - чуть ли не вслух сказал Дан...
   А, вот, возниц - пожилых, взятых не по своей воле в поход двух мужиков из боярских крестьян, убивать совсем не хотелось. Неправильно было убивать. Но и отпускать... Дан зло сплюнул на траву... - Нельзя!
  - Будь проклят этот век! - выругался Дан и пошел приводить в исполнение собственный приказ - никого не оставлять в живых. Делать из своих людей палачей Дан не хотел, это был его крест, и нести его он должен был сам.
   Привалившиеся к колесу телеги мужики все время, пока Дан шел к ним, с какой-то надеждой смотрели на него, смотрели до тех пор, пока он не достал из-под накидки узкий нож, предназначенный и для метания, и для пробивания кольчуги. Крестьяне сразу все поняли. И глаза у них потухли. Тот, что поскуластей, похожий на чудина, взвыл, дернулся, выгнулся всем телом, пытаясь освободиться от веревок, но второй, узколицый, славянской наружности, навалился на него, что-то сказал...
  - Простите меня, братцы, - уронил Дан, и ударил ножом в сердце чудина, а, выдернув его, тут же вонзил в сердце славянина...
   Иначе было невозможно, нельзя. На кону находилось будущее Господина Великого Новгорода. И оно во многом зависело и от его отряда, в том числе. Рисковать он не имел права. Никто не должен был знать ни об отряде, ни о численности отряда. А бегать по лесам с пленными Дан...не дело.
   Как и раньше, собрав все арбалетные стрелы, почти все - несколько улетело за деревья и найти их в темноте не удалось, отряд растворился в ночном лесу. Напоследок, как обычно, пуганули лошадей - оставшихся без хозяев и не умчавшихся вместе с лошадьми уцелевших татар и московитов; и прихватили все ценное, что нашли в сумках и поясах убитых ратников. Впрочем, далеко от места, где настигли московских вояк, отряд уходить не стал. Дан считал, что сбежавших московитов и татар следовало найти и добить. Чтобы не болтали лишнего и, вообще, не болтали. Да, и, вообще, врага надо поражать своей непредсказуемостью и наглостью. Ведь, убежавшие уже уверенны, что спаслись и им и в дурном сне не привидится новая засада. То есть, то, что неизвестные, напавшие на них в лесу, собираются их добить. Это не в обычаях этого века - охотится на, уже убежавшего, врага. Так что, скорее всего, уцелевшие московские ратники сейчас устраиваются на ночлег в деревне, возле озера, и ни о чем, таком, не думают. Ну, что ж, они сами выбрали свою судьбу.
   Дан подозвал Лариона и Клевца, двух человек в его отряде, родом из тверского княжества.
  - Кто из вас знает или слышал о деревне у озера? - спросил Дан, взглянув на воинов.
  - Я знаю, - сказал Клевец. И пояснил: - Жил недалеко отсюда и бывал в ней. - Дан внимательно посмотрел на невысокого и непривычно широкого парня. Клевец был потомком 'хлынов' - новгородских ушкуйников, обосновавшихся, лет так 100 назад на Вятке. Вполне возможно, что он и до сих пор бы жил в Вятке, но ему не повезло. Семья Клевца поддержала в недавнем столкновении с Москвой вятского князя Юрия Галицкого, а, после разгрома последнего, вынуждена была бежать подальше от Вятки, то есть в соседнее тверское княжество.
   Клевец внешне выглядел спокойным и не слишком разговорчивым. Однако изнутри наследника 'хлынов' сжигал яростный огонь викингов-'берсерков', и, как раз, по вине этого наследия какого-то из его сумасшедших предков, парню и пришлось 'дать деру' сначала из деревни, где его семья поселилась после бегства из Вятки, а затем и, вообще, из тверского княжества. И прийти, в конце концов, к владыке Ионе... Кстати, личное оружие парня, булава-клевец, вполне соответствовало его имени-прозвищу - Клевец.
  - Добро, - сказал Дан и отпустил второго тверичанина. - Рассказывай, - обратился Дан к Клевцу, - что знаешь о деревне.
   Через 10 минут Дан, в общих чертах, уже представлял себе расположение деревни и, самое главное, план окончательного уничтожения московского отряда. А еще через 5 минут его 'спецназовцы' уже двигались вдоль лесной дороги в сторону озерной деревни.
   Селение обошли по кругу, и, по ходу, освободив от всякого груза - кроме арбалетов и личного оружия - чтобы легки были на подъем, чудина Каупо и быстрого на ногу Гюргея из заонежских полусловен - получудинов, оставили их наблюдать за деревней. Сами же расположились в версте от селения, в ельнике на берегу озера. Дан не хотел далеко идти, его люди, конечно, "двужильные", но, тем не менее, основательно подустали. И всем не мешало бы поспать, иначе к утру отряд будет никакой. Да, и понравился Дану этот ельник, в нем удобно было сделать вторую засаду на московских дружинников - как раз, по кромке этого ельника, подпертая, с одной стороны, берегом озера, шла единственная дорога, ведущую из деревни в столицу княжества. Многочисленные же лесные тропки, проложенные в обход дороги, Дан в расчет не принимал - они были или непроходимы, или почти непроходимы для всадников. Кроме того, этот ельник понравился Дану еще и тем, что на дороге, зажатой между обрывистым спуском к озеру и еловыми зарослями - старыми седыми елями с нагло прорастающими между ними и лезущими на дорогу молоденькими елочками...как мелкие хулиганистые подростки, за спиной которых стоят взрослые дяди-бугаи - конникам-то, особо, и разгуляться было негде. С одного бока мешало озеро, а со второго - густая хвойная поросль... Которая, в случае чего, могла прикрыть от татарских стрел не хуже щита. Единственный минус - к деревне близко. Но не бывает все хорошо. Зато из плюсов - очень даже можно перегородить подпираемую ельником и озером дорогу классическим завалом из пары - тройки бревен с торчащими заостренными сучьями. Притом это можно сделать не прямо на виду, а там, где дорога поворачивает от озера и, чуть расширяясь, обходит ельник. А, если кто из московитов или татар и прорвется через завал, все же их еще много - из пяти десятков больше половины уцелело - то пусть. Далеко без проводника не уйдут, а проводников Дан приказал отстреливать в первую очередь. Так что, никуда не денутся... Хотя, конечно, лучше обойтись без этого.
   Поделив оставшееся до утра время на три части и назначив на охрану по паре караульных со сменой через каждую треть - уж что-что, а время в этом веке все чувствовали с точностью до получаса, Дан приказал людям спать и сам тоже, завернувшись в грубой шерсти одеяло, провалился в сон.
   Утро, однако, началось для него не с рассвета. Белобрысый Гюргей, из оставленных возле деревни наблюдателей, и русый Янис, чье время было караулить, разбудили его затемно.
  - Боярин, - прошептал белобрысый Гюргей, - московиты с татарами уже поднялись и готовятся в путь.
  - Вот, зараза, - чертыхнулся, с трудом продирая глаза Дан. Только сейчас, кажется, прикрыл 'ясные очи' и на тебе... Выходит, московиты, все же, решили подстраховаться и выехать пораньше. Интересно, кто такой умный у них нашелся....
   Погода к утру явно портилась. Было зябко и сыро, чувствовалось, что, еще немного, и пойдет холодный дождь.
  - Ладно, доспим потом, - уронил Дан, - а сейчас... - Он встряхнулся и решительно откинул одеяло. Затем рывком подскочил с лапника, на котором спал, наломав себе в качестве постели еловых пушистых веток.
  - Подъем, - скомандовал Дан, - общий подьем! Нос, Олуч, Сашко, подъем, - громко позвал он тройку 'спецназовцев', единственных в отряде коренных новгородцев. - Пройдите вперед вдоль дороги и... Вон, видите? Где дорога уходит в лес? - Дан указал рукой на светлеющий в лучах просыпающегося солнца поворот дороги. - Ну, вон, где торчит корневище сосны..? Перегородите там дорогу завалом, но так, чтобы отсюда в глаза не бросалось! И учтите, завал не должен развалиться от ветра... - Хмурые, спросонья, парни заулыбались... - и, главное, всадник его не должен перескочить. Понятно? - Парни закивали головами с всклокоченными волосами. - Раз понятно, чего стоим? - тут же поинтересовался Дан. - Вперед!
   Дан обернулся. Весь отряд уже встал и потягивался, ожидая приказаний.
  - Арбалеты проверить, - привычно скомандовал Дан. - Закрыть дуги чехлами и беречь тетиву от влаги. Надеть под маскировочные накидки броню и шлемы - возможно прямое столкновение... - краем глаза Дан увидел, как Клевец провел ладонью по своей булаве. - Рассредоточиться вдоль дороги от этой ели, - командовал дальше Дан, - и до... - он замолчал, мысленно прикидывая расстояние до завала, который сейчас сооружают Олуч, Сашко и Нос, подумал, что многовато, расставил, также мысленно, на получившейся линии своих стрелков, добавил себя, подумал, что стрелять надо с одной стороны, с другой московитов подожмет озеро, что и хорошо, и плохо... И уронил: - И до того выступающего корневища сосны со стороны ельника. - Дан, в очередной раз, показал рукой на еле виднеющийся в рассветном полумраке здоровенный сосновый комель. За ним сейчас, невидимые, возились трое новгородцев...
  - Я и Хотев первые. Работаем парой. Гюргей, Янис, Клевец, Ларион и Рудый, по одиночке. К вам присоединятся Нос, Олуч, Сашко и Каупо. Расстояние между стрелками не менее десяти локтей. Стрелять по сигналу. От столкновения, по возможности, уклоняться. Остальное - как обычно. - Дан замолк. Однако, почти тут же, добавил: - Пока никого нет, можно погрызть мясо и что там еще осталось от вечери. Только сначала выберите себе место...
   - Похоже, - наблюдая за прячущимися среди деревьев воинами, сказал сам себе Дан, - это наша последняя засада. - Этой засадой, Дан, собирался подвести итог всей двухмесячной деятельности отряда. Итог своей части задачи по наведению 'шороху' в тылу врага или по 'ослаблению противника', как здесь говорили. 'Спецназ' Дана уничтожил 8 вражеских отрядов, и никто из московитов и их наемников татар не ушел живым. При этом, сами 'спецназовцы' не потеряли ни единого человека. Даже раненных не было. Правда, для этого пришлось выбрать театром военных действия территорию подальше от Новгорода, в смысле подальше от новгородских земель. На порубежье московского и тверского княжеств. Там, где еще не слышали о наводнивших тверское княжество разбойниках, то есть, там, куда эти разбойники еще не добрались и потому воины московского князя и татары вели себя там беспечно, не ожидая врага. Ну, и к слову - вообще-то, разгулявшиеся на дорогах Твери грабители были не разбойниками, а специально приглашенными или нанятыми Новгородом, за малую 'денюжку', отрядами чуди, карелов и прочих "удалых молодцов". По воле Господина Великого Новгорода эти "желающие молодцы-удальцы" гуляли по чужой земле, но... Но обыватели тверского княжества об этом иезуитском коварстве соседей-новгородцев, пока, не догадывались.
  - Непуганые идиоты, - посмеивался каждый раз, про себя, Дан, внимательно наблюдая из укрытия за горланящими песни на марше в лесу или развалившимися на привале - стоянке и хлещущими хмельной квас, а то и покрепче что, ратниками-московитами... Чтобы не подвергать своих людей ненужной опасности и, дабы враги продолжали вести себя так беспечно и дальше, Дан приказал - попавшие в засаду московские отряды вырезать полностью, до последнего человека! Чтобы выживших, среди них, никогда не было!
   Исчезал бесследно и московский люд, что попроще. Тот, который, в большом количестве двигался через порубежье, собираясь убивать и грабить новгородцев, насиловать их жен. Ведь, патриарх московский Филипп объявил, почти, крестовый поход против Новгорода - окаянные новгородцы уже совсем чужими стали, да, и живут богаче, чем на Москве... Как тут "народу" не воспользоваться моментом и не пограбить? Не убить и не снасильничать? Пускай даже новгородцы и говорят на понятном языке, и вера у них тоже православная... Зато отряд Дана, в отличие от нанятых карелов, чуди и прочих, не занимался грабежом мирных жителей тверских и не убивал безоружных крестьян... Сейчас же пришла пора завершить стадию нападения из засад на московитов и перейти к следующей - собрать расползшихся по тверскому княжеству и мародерствующих наемников в кулак.
   Идея широкой партизанской борьбы, закинутая Даном в массы высшего руководства Новгорода, а, точнее, предложенная новгородскому тысяцкому Василию Казимеру, посадникам Офоносию Грузу и Дмитрию Борецкому, и, самое главное - боярыне Марфе Борецкой, матери посадника Дмитрия, сама по себе не была нова для новгородцев, как, кстати, и для московитов, и жителей других 'русских' княжеств. Но в изложении Дана она приобрела совсем иной вид и совсем иной смысл, и, что важно, совсем другой размах. После нескольких бесед с Борецкой-старшей, Дан получил не только согласие новгородской верхушки на 'партизанщину' именно в том варианте, в каком он ее представлял, но и пробил, хоть и с трудом, определенную материальную поддержку своему плану - хоть и пришлось подключить для этого старост Немецкого и Готского дворов в Новгороде... Обитатели этого века в основном видели свою задачу 'ослабления' противника в том, чтобы изъять у него ценностей побольше, ну, и, по ходу, уничтожить подвернувшихся, под горячую руку, селян - горожан и разных прочих. Дан же собирался устроить в тылу врага настоящую войну, в лучших партизанских традициях. Ибо, как у любого белоруса, в генах Дана сидел партизан, и этот партизан постоянно подзуживал Дана совершить какой-нибудь подвиг - пустить под откос поезд какой-нибудь или взорвать что-нибудь, этакое, масштабное. Однако, поскольку в этом веке поездами назывались купеческие и воинские обозы с охраной, а, еще, путешествующие вражеские вооруженные отряды, то именно их Дан и собрался 'пускать под откос и взрывать'. Первой жертвой партизанских амбиций Дана стала Тверь, то есть, пограничное с Новгородом и, весьма неудачно, по общему мнению - боярыни Борецкой и Дана, вступившее в союз с Москвой княжество. Договориться спокойно, типа... - месье Паниковский, вы же знаете, как мы вас уважаем. Решим вопрос полюбовно - вы не пакостите нам, мы не трогаем вас... - с хитроумным Михаилом Борисовичем, князем Твери, не получилось. Пришлось, тверские земли, в ходе начавшегося противостояния с Москвой, 'пускать под откос'.
   Такого повального нашествия разбойников на свои земли тверское княжество, конечно, еще не знало. И такого массового террора на дорогах княжества, здесь еще тоже не было. Невесть откуда взявшиеся в таком количестве оружные люди не гнушались ничем, брали в осаду даже мелкие городки, 'шустрили' на больших и малых дорогах, нападали на небольшие воинские отряды. Банды грабителей парализовали всю внутреннюю жизнь княжества. Жители городков и сел тверской земли опасались уже не только выходить за околицу деревни или городскую черту, но, порой, и, вообще, выходить за ворота дома. И все больше тверских ратников отвлекалось на борьбу с разгулявшимися бандитами. Дело шло к тому, что Тверь и тверское войско, вместо помощи Москве и присоединения к московскому войску, идущему покорять Новгород, будут воевать с расплодившимися в княжестве разбойниками. Что, собственно говоря, и требовалось - отсутствие поддержки Твери, в виду предстоящих боевых действий, обязательно должно было повлиять на моральный дух армии Ивана III, а также создать проблемы в снабжении ее продовольствием. Кроме того, выпадение Твери из антиновгородской коалиции - накануне решающего столкновения, ослабляло московские дружины. И, опять-таки, влияло, не в лучшую сторону, на других, уже имеющихся союзников московского княжества, а, заодно, и на тех, кто еще только думал ими стать. И, в первую очередь, естественно, на колеблющийся бывший форпост Новгорода Псков, куда давно уже были засланы новгородские "казачки"- а, недавно, еще и отправлено посольство. Не могло не повлиять выпадение Твери и на подрыв авторитета Москвы и московского князя. Что допускало, в будущем, весьма вольное толкование статуса Москвы.
   По понятиям этого века, Дан непременно должен был сам принять участия в исполнении им задуманного и разработанного плана, да, впрочем, он и не хотел отсиживаться в Новгороде. Тем более, что на данный момент в Новгороде наиболее существенное уже произошло - сдвиг во внутренней и внешней политике. Но самое главное - претворение в жизнь второй части плана, известной кроме Дана еще только троим - сыну Борецкой-новгородскому посаднику Дмитрию, тысяцкому Василию и Марфе Борецкой, без участия Дана было просто невозможно. Поскольку тут требовался совершенно иной, чем в 15 веке, подход к людям и, вообще, к организации больших людских масс...
   Уже давно моросило, но, к счастью, едва-едва и, пока, проблем не создавало. Дан даже не заметил, как окончательно рассвело. Стайка птиц, неожиданно близко выпорхнувшая из-за деревьев, заставила его насторожиться. Он слегка переместился в своем укрытии-засаде, так, чтобы контролировать не только дорогу, но и лес, и снова замер с арбалетом в руках. Одновременно чуток развернулся и его напарник Хотев. Тихонько провыл волк, Дан расслабился - свои. И столь же тихо провыл в ответ. Среди елей показался человек - Каупо. Чудин был весь мокрый и от пота, и от бега. Разве что пар не валил от него.
  - Скачут, - прошептал чудин. - Еле обогнал.
  - Это хорошо, - еле слышно произнес Дан. И добавил: - Хорошо, что скачут... Нет-нет, - сказал он удивленно посмотревшему на него Каупо, - все в порядке. Это так, мысли вслух... - А про себя подумал: - Хуже было бы, если бы московиты летели, - но это озвучивать Дан не стал. Шутка могла остаться непонятой. Поэтому он просто сказал чудину: - Найди себе место по одесную-справа от меня. - Каупо кивнул и скрылся между деревьев, справа от Дана.
  - Боярин, - раздалось сразу после того, как исчез в ельнике Каупо, - а нам куда? Мы тоже хотим участвовать...
   Нос, Олуч и Сашко, как раз, закончили сооружать завал и, пока, Дан перешептывался с чудином, неслышно подобрались к Дану. Дан ухмыльнулся: - Молодцы! - И тихо приказал: - Одесную тоже. Ближе к завалу. Расстояние 10 саженей...
   Стук копыт, лошадиных копыт, со стороны деревни уже можно было расслышать. Вскоре донесся и храп лошадей. На зажатой между озером и ельником дороге показались первые всадники. Потом еще... Однако всадников было мало. Гораздо меньше, чем должно было быть.
  - Не понял, - обронил Дан. И сам у себя спросил: - А где еще половина?
  
  
   Глава 3
  
   Первые дни Дан жил у Домаша, того самого гончара, чьи подмастерья нашли Дана у старой выработки - ямы. Что делать и куда податься, Дан понятия не имел. Все вокруг казалось какой-то ирреальностью. И он постоянно ждал, что, вот-вот, вернется обратно в 21 век, домой. Дан просто не представлял себя живущим в средневековом городе. А в том, что он находится именно в средневековье, сомневаться не приходилось. Конечно, это мог быть и некий параллельный мир - в свою бытность в 21 веке, Дан не чужд был фантастики, но... Дата - 6 тысяч сколько-то лет, названная ему Домашем, явно была из земного юлианского календаря, бытовавшего только в Европе и только в средневековье. И лишь в конце 16 века, как помнил Дан еще со школьной скамьи, юлианский календарь был сменен на более современный календарь главы католиков, папы Григория XIII. Путем нехитрого подсчета, Дан перевел юлианскую дату в более понятную ему григорианскую и получил год, в который провалился - 1470. Слава богу, Дан по образованию был историк и разницу в летоисчислении между этими двумя календарями знал. И, слава богу, "крыша у Дана не поехала" - возможно, благодаря тому, что он, все же, имел хоть какое-то представление о мире, в который попал. То есть, пытаясь осознать где он находится, Дан не впал в ступор, и не стал буйно или тихопомешаным. Дану, можно сказать, даже повезло - его университетская дипломная работа была, именно, по Древней Руси. Правда, по Руси более ранней, 10 - 13 века, и располагавшейся немного юго-западнее, на территории будущей Белоруссии. Что, конечно, далековато от берегов реки Волхов и ее притоков, но... За неимением рыбы и рак рыба. Он мог оказаться по образованию и физиком. А, так... Дан не просто имел понятие, куда попал, но даже кое-чего знал, вернее, помнил по истории Руси вообще, и истории Господина Великого Новгорода, в частности. И, если вкратце, то Дан попал в самый разгар борьбы этого действительно великого - в прошлом - города со стремлением Москвы, московского княжества, "прихватизировать" его. К сожалению, борьбы, неудачной для Новгорода...
   Насколько Дан помнил учебник истории, лет так за 200 с гаком до 1470 года, по землям конгломерата восточно-европейских государств, условно именуемых 'Русь', прошвырнулся некий дядя, так называемого - монголо-татарского происхождения. А, конкретно - хан Батый 'со товарищи'. Своим походом, данный степной деятель окончательно подорвал и так еле живое, после княжеских междоусобиц, благосостояние указанных государств, государств, с которыми у Новгорода были тесные экономические связи. Что, естественно, тут же отразилось и на благосостоянии самого Новгорода. Однако не успели новгородцы отойти от одного удара, как почти сразу же последовал и второй - на свою беду новгородцы умудрились "не заметить" появление у них под боком двух весьма агрессивных, основанных выходцами из Германии и формально подчиняющихся престолу Римского папы, военно-монашеских объединений - Ливонского и Тевтонского орденов. Братья-рыцари данных орденов, едва обосновавшись на берегах Восточной Балтики, сходу попробовали откусить часть территории и у новгородской республики и даже было замахнулись на сам Новгород, однако, тут, им не повезло. "Поломали зубы". А, "поломав зубья", рыцари, как и положено европейским джентльменам, несколько поумерили свой аппетит, но постарались усложнить-закрыть Новгороду торговлю на Балтике. В результате, динамичное развитие города, "завязанного" на торговле -по суше с соседями - Русью, и по морю - со странами Балтии и дальше, вплоть до Голландии и Англии, было прервано. С одной стороны - Батыем "со товарищи", с другой - "братьями во Христе" Ливонского и Тевтонского орденов. К несчастью, и новгородская "верхушка", привыкшая к исключительно выгодному географическому расположению Новгорода, не сумела вовремя оценить опасность происходящих вокруг изменений и перестроить политику республики. Новгород еще продолжал оставаться важным перевалочным пунктом на пути с Балтики на Русь и дальше, по Волге, на Восток и обратно, однако... В жизни его, как-то незаметно, стали смещаться акценты с торговли на землевладение. И старая, бурная жизнь, города купцов, авантюристов и ремесленников сменилась практически спокойной, по сравнению с прежними временами, размеренной жизнью города, где главное было не стремится к неведомому и торговать со всем миром, а просто, незатейливо, владеть землей. И чем больше у тебя земли, тем лучше. Иначе говоря, новгородцев-купцов сменили новгородцы-землевладельцы, точнее - имеющие огромные земельные угодья бояре. А сам Новгород превратился из быстро развивающегося города-государства в застойную и, раздираемую внутренними склоками, боярскую республику. Ушла в прошлое эпоха активной внешней политики, эпоха дальних морских и торговых походов - 300 "золотых поясов", 300 наиболее богатых боярских семей, "оккупировавших" власть в городе, не нуждались в ней. Их главное богатство составляли земельные угодья, а не эскадры кораблей. Из Новгорода все меньше и меньше выходило отрядов молодцов-ушкуйников, осваивавших неизведанные земли и присоединявших к городу новые территории - а те, что выходили, предпочитали грабить, ближних и дальних соседей, а не осваивать новое; новгородские купцы уже не ходили, почти не ходили, на Балтику, а вся энергия города тратилась на бесконечную борьбу бояр за власть и, иногда, возникающие - в ходе этой борьбы - боярские и городские разборки: - между улицами и концами города, выступающими за разных бояр; между простым людом и купцами; между простым людом и боярами; между купцами и боярами; между самими боярами. Между пятинами-землями Господина Великого Новгорода и непосредственно городом... Новгород замыкался сам в себе и все больше хирел...
   Вокруг развивались, росли и объединялись под тем или иным 'соусом', тем или иным способом, земли и княжества, создавались национальные государства, а Новгород, словно застыл. И терял свое значение и силу...
   К счастью, полученные в университете знания оказались нужны Дану не только для того, чтобы не сойти с ума от резкого перехода из мира компьютеров в мир деревянных - особенно на Руси - городов и патриархального быта или, точнее, из мира андронного колайдера и нанотехнологий в мир древесных лучин и бычьих пузырей. И не для того, чтобы суметь перевести дату из юлианского календаря в григорианский. В Господине Великом Новгороде, как называли его местные жители, несмотря на все невзгоды, жизнь не умерла. Она бурлила, возможно, не так, как раньше, во времена расцвета города, но бурлила. Естественно, для Дана, родившегося в 21 веке, не хватало интернета и телевизора - хотя, последний, он почти и не смотрел, не хватало метро и уходящих ввысь архитектурных извращений, ярких витрин магазинов, широких улиц и потока машин. Самолетов, той же музыки в кафе в конце концов, и разодетых прохожих на тротуарах. Покупателей в магазинах, и, само собой разумеется, приевшейся, уличной, но, все же, привычной, переливающейся всеми цветами радуги, особенно в сумерках, рекламы... Однако и новгородский люд, да и не только новгородский, тоже туда-сюда двигался по мостовым и деревянным тротуарам; играли свистульки и сопели сопелки скоморохов на улицах Новгорода; продавали всякую всячину и вполне успешно конкурировали - если привыкнуть - с супермаркетами 21 века торговцы на рынке; уличанские вече и вечерние "посиделки", а в плохую погоду или зимой - церковь, могли поспорить с социальными сетями в интернете, а, массово бродившие, слухи и сплетни с 'желтой прессой'. Сообщения городского глашатая вполне заменяли новости по первому каналу тиви. Пивные заведения - 'бистро', пивбары и кафе, а корчма у святого Петра на Готском подворье - богемный и скандальный ресторан в центре города. Нужно было лишь привыкнуть... Привыкнуть, как и к...не то, чтобы запрету на посещение этих заведений женщинами, но... Но, царившая в городе мораль, не одобряла... Только, вот, Москва... По тем, запомнившимся из 21 века, страницам учебника по истории России, она, вот-вот, должна была предъявить ультиматум Новгороду - признать свою церковную, а сие означало, по сути, политическую, зависимость от Москвы и от московского Патриарха всея Руси - Филиппа. Тогда же Иван 3, князь Москвы, соберет в Москве московское боярство, своих князей-братьев, а также зависимых от Москвы 'малых' удельных князей и церковных иерархов, и объявит поход против Новгорода. Начнет собирать войска. А после поражения Новгорода в войне и признания всех московских требований, город станет уже иным. Настолько иным, что сохранит мало общего с прежним Господином Великим Новгородом. Хотя, конечно, до резни, устроенной жителям города следующим московским князем, царем Иваном 4, по прозвищу - Грозный, будет еще далеко. Также далеко, как и до полного превращения Новгорода в заштатный город царства московского... Впрочем, Дану, все равно, деваться было некуда, и определяться приходилось здесь и сейчас, то есть в той реальности, куда его занесло - в Новгороде 15 века. И неважно, занесла его сюда сила 'чистая или нечистая...' То, что Дан умел и всю жизнь, пусть, пока, и короткую, делал - охотился за сенсациями - жертвой которых, похоже, и стал в итоге, здесь было никому не нужно. Конечно, можно было попробовать приспособить свой талант выискивать, следить и анализировать для организации какой-нибудь "хитрой" службы или детективного агентства. Но, опять-таки, кому это нужно в Новгороде 15 века? Кто станет платить за это, то есть, будет его клиентом? Дан мысленно улыбнулся, представив себе, на минутку, написанную древнерусским уставом, распространенным в Новгороде, трудночитаемым и похожим на греческое византийское письмо или арабскую вязь, или нет, лучше на церковнославянском, с ятями и ерями, вывеску-растяжку из бересты, натянутую между двух деревьев: - 'Детективное агентство Дан энд компани. Розыск пропавшей скотины, такмо загулявших мужей и украденных вещей'. А рядом 3-этажный деревянный терем с резными ставнями и вывеска чуть колышется ветром... Что еще умел Дан? Долго бежать, скрытно ходить и более-менее прилично махать руками-ногами - данные 'ценные' навыки Дан приобрел в армии, на службе в одной кадровой бригаде, имеющей цифровое обозначение... Однако, тоже, как-то все это было мутно и Дан не понимал, как можно приспособить вышеуказанные 'таланты' для жизни в Новгороде. Разве что стать средневековым наемным киллером..? А, еще Дан, по сравнению с новгородцами, знал много такого, до чего в 15 веке пока не додумались. И не скоро еще додумаются. И что интересно - чем больше он здесь находился, тем отчетливее вспоминал все, что когда-то прочитал или увидел. Вероятно, это была обратная сторона возникшего информационного голода, отсутствия - в Новгороде 1470 года - того потока разнообразных, порой совершенно ненужных сведений, которыми человека со всех сторон пичкают в 21 веке. А, может, и изобилие настоящих, не созданных перегонкой нефти, продуктов вкупе с чистым, не отравленным выбросами промышленных предприятий, воздухом так повлияло на него. Ведь, даже зрение, катастрофически начавшее ухудшаться в последний год - сказывалось беспорядочная жизнь и сидение, порой, за компом целыми сутками - и то восстановилось. В общем, физически Дан чувствовал себя даже лучше, чем в 21 веке и, хотя, понятия не имел, что ему делать и как жить дальше - духом не падал. Какой-то ненормальный прилив энергии у него был. Камчатский синдром. Это когда овощи и фрукты, привезенные из центральной России и высаженные на новой, богатой микроэлементами почве далеких островов, в первый год дают неестественных размеров урожай. Потом-то они адаптируются и становятся обычными, но в первые годы их так и прет...
   Уже на второй день, к вечеру, самостоятельно выйдя во двор - в джинсах, кроссовках, маечке и легкой курточке, слава богу, лето в Новгороде 15 века оказалось не холоднее, чем в Гомеле 21 века - Дан, несмотря на все еще слегка гудящую голову, непроизвольно начал искать глазами, чем бы заняться. В метрах 10 от того сарая, где Дан "болел", под навесом из дерева, находилась печь для обжига гончарных изделий. Постояв немного за спиной у суетившегося возле печи Семена, подмастерья Домаша - одного из тех двух "бомжей", что нашли Дана - худого, среднего роста, мужичка с ярко-синими глазами и пегой бороденкой, Дан быстро вернулся в сарай. В этом сарае, в одном углу, он в беспамятстве валялся на лежаке, а в другом Вавула, тоже подмастерье Домаша - второй из "бомжей", нашедших Дана - длиннорукий и нескладный человек, сидел за гончарным кругом. В этом же сарае сушились и снятые Вавулой с гончарного круга сырые горшки, корчаги и прочее. Дан взял одно из сырых изделий, присел на лавку, на которой Семен и сам Домаш расписывали горшки несложным орнаментом или просто подписывали их, и начал разрисовывать стенки изделия-кувшина мудреным, с завитушками, узором. Осторожно, не чувствуя времени, он выдавливал подобранной с земли острой щепой хитрые переплетение веточек и листьев, а затем, под ними, изобразил фигуры двух замерших антилоп и подкрадывающегося к ним льва. Конечно, изобразил, насколько можно было это изобразить щепкой на сырой глине...Вертевший на гончарном кругу ком мокрой глины Вавула замер, наблюдая за Даном. Дан закончил работу, полюбовался на кувшин и поставил его туда, где взял. Потом потянулся за другим... Натура Дана требовала деятельности, но активные движения, пока, были ему не под силу и Дан стал расписывать посуду.
   Следующей его жертвой оказалась большая корчага для хранения зерна. Дан всю её разрисовал маленькими медведями - стоящими на задних лапах, идущими на четырех, сидящими... Рисовал Дан неплохо, поскольку имел к этому склонность и даже, в далеком отрочестве, учился в художественной школе. Но не сложилось. Художником он не стал....
   Когда Дан потянулся за третьим сосудом, в сарай вошел Домаш. Его привел Вавула, сбегавший за ним на торг - Домаш продавал там свои горшки и прочее. Дан, за работой, и не заметил, когда Вавула выскочил из сарая. Следом за Домашем и Вавулой в сарай-мастерскую втерся и Семен.
  - А, ну, человече, покажь, что ты тут сделал, - почти с порога потребовал гончар.
   Только сейчас Дан сообразил, что без спроса использовал, а, возможно, и испортил чужое имущество. Выражаясь языком его бывших современников - чужой товар.
  - Черт, - лихорадочно подумал Дан, - Домаш меня подобрал и лечил, а я ему черт-те что утворил... И оправдаться нечем... И даже не взбрыкнуть, типа, буду должен. Тут долги - насколько помнил Дан курс истории Древней Руси - вещь серьезная, могут и в холопы обратать. А холопы - люди подневольные... - Дану совсем не хотелось начинать свою жизнь в Новгороде подневольным человеком.
   Немного конфузливо Дан подал Домашу с полки, где сушились глиняные полуфабрикаты, расписанный в африканских мотивах кувшин. Новгородец осторожно взял кувшин, повертел его...
  - Малюешь ты знатно, - наконец, обронил Домаш. - Мы твой узор сейчас красками покроем, цена кувшину будет в два раза от нонешней...
   Как потом вспоминал Дан, именно после этих слов Домаша, он и понял, чем займется в Новгороде...
   Но сначала Дан стал просто расписывать, по мере сил, то есть, когда не мучила головная боль, все, до чего он мог дотянуться в мастерской...
   Носящий заплетенные в косички бороду и длинные волосы, гончар по имени Домаш, оказался мужиком с понятием и сумел организовать не только бесперебойное изготовление своих горшков, кувшинов, корчаг и прочего, но и постоянное свое присутствие на городском рынке. Притом, без всяких-разных торговцев-посредников. Достигалось все это грамотным распределением труда нанятых им рабочих- Вавулы и Семена. Вавула, первый из его подмастерьев, муж дальней родственницы Домаша, занимался подготовкой глины и лепкой из нее горшков, кувшинов, кисельниц и всего остального. Второй подмастерье, Семен, наносил узор на сырые или обожженные - смотря по надобности - изделия и делал на них надписи. Иногда он использовал заранее заготовленные штампы, а чаще просто рисовал от руки острыми палочками-стеками или самостоятельно сделанными кисточками. Он же, Семен, при необходимости полировал сосуды, и покрывал их краской. Кроме всего прочего, Семен еще и обжигал керамику в печи. То есть, придавал горшкам товарный вид. А сам Домаш продавал все на торге, когда один, а иногда ему помогала жена Вавулы - Аглая. Жил гончар бобылем. И та женщина, Марена, которую Дан видел при первом своем пробуждении, была жившей неподалеку знахаркой-шептуньей, женой такого же здоровенного, как и она сама - если верить Вавуле, лично Дан его не видел - заросшего густым рыжим волосом, как медведь шерстью, мастера-гончара Радигоща. Кстати, Домаш, как позже, задним числом, поделился сведениями с Даном Вавула, не являлся коренным новгородцем, и пришел в город год назад откуда-то из-под Копорья. Пришел один, купил двор на посаде за Людиным концом и занялся гончарным делом. А, вскоре, купил и лавку в гончарном ряду на Торжище.
   Вавула сказал, что раньше у Домаша была семья - жена и трое детей, но они толи погибли, толи пропали во время одного из набегов чуди на Копорье. Как понял Дан, Домаш не очень-то распространялся на эту тему. Еще Дан узнал, что до того, как Домаш попал в город, он, судя по всему, гончарством не занимался. Во всяком случае, бороду и волосы он заплетал в косы, а так делали в Господине Великом Новгороде, по словам того же Вавулы, только воины, купцы и бояре. И то не все...
   Через неделю, после того как Дана окончательно перестали мучить головные боли и он даже, на седмицу, в своих кроссовках и купленных ему Домашем в долг, в счет будущих заработков Дана, то есть, доли от продаж расписанных им корчаг, новых портках и рубашке - чтобы не пугать новгородцев, якобы иноземным, джинсово-футболочным нарядом - в сопровождении Вавулы и Семена прогулялся по городу, на двор к Домашу, вместе с самим Домашем, явился торговец-иноземец. Из тех купцов, что имели в Новгороде свое собственное представительство, так называемый Немецкий или Ганзейский двор. В этот день первые расписанные Даном горшки, пройдя экзекуцию в печи, попали на торг к Домашу. Купец-ганзеец не только забрал все расписанные Даном горшки, но и договорился снова прийти через полторы недели и забрать все, что еще будет готово и расписано Даном к этому времени. Он даже задаток оставил. Но самое важное произошло после того, как ушел купец. Не успел еще ганзеец покинуть двор Домаша, как в воротах двора возник бирич, посланник одного из посадников Господина Великого Новгорода, Дмитрия Борецкого.
  - Кто здесь Дан-мастер? - стоя в воротах двора, спросил посыльный.
   Почему-то, в этот момент взглянув на Домаша, Дан понял, что гончар совсем не удивлен визитом новгородского бирича.
  - Как есть сам донес на меня, - подумал Дан, однако виду не подал...
  
  
   Глава 4
  
   Все время, что Дан расписывал сосуды Домаша, он думал. Думал о своем будущем. Нет, не о том, что осталось в 21 веке, а в том плане - как ему дальше жить. Остаться в мастерской Домаша, оно, конечно, хорошо, и Домаш рад будет, но... Но провести всю свою жизнь за росписью чужих глиняных сосудов, Дан не хотел. Не устраивало его это. Ведь, он, все же, был человеком 21 века, а не 15. И обладал, пусть и фрагментарно, знаниями о таких вещах, которые даже в ночных кошмарах новгородцам не могли присниться... К тому же, и в 21 веке Дан предпочитал работать на себя, а не 'на дядю'. Естественно, он был благодарен гончару за то, что тот спас его и приютил, но "пахать" за это на Домаша всю оставшуюся жизнь..? Нет, уж, увольте. Лучше поискать другой способ отблагодарить Домаша. И, как-то ночью, ворочаясь на лавке-лежаке, Дан сообразил, что ему делать. То есть, как ему и Домаша отблагодарить, и себя не обидеть... И устроиться в новой жизни. Да еще и 'денюжку сколотить небольшую'. Чтобы, как только Москва "наложит руку" на Новгород, тут же перебраться от этой "руки" подальше. И уже там, "подальше", жить и не голодранцем... Ну, не прельщал Дана московский князь Иван 3 в качестве хозяина Новгорода. И следующий московский князь, он же первый московский царь - Иван 4, по прозвищу Иван Грозный, тоже не прельщал...вместе с грядущей в Московском царстве, после его смерти, эпохой жестокого и кровавого беспредела, беспредела, названного учеными-историками в будущем "Великой смутой". Дану очень не хотелось, чтобы его потомки - если они у него будут - жили в этом Московском царстве. Поэтому, сейчас для Дана желательно было заработать, успеть заработать, в Новгороде немножко лавэ или по-другому - денег и "дать деру" из города сразу, как только... Как только, в общем. Одна беда - до столкновения с Москвой оставалось всего ничего. Примерно, с год. И нужно было торопиться. Но в том, что Дан, все же, оказался в Новгороде, имелся и плюс. Господин Великий Новгород, так или иначе, являлся республикой и хоть сословное деление общества на 'благородных' и 'не очень' - столь широко распространенное в средневековье - в Новгороде тоже присутствовало, но здесь оно, как и в вольных городах- республиках Европы, никак не мешало улучшать свое материальное положение. И никому не мешало. Во всяком случае, не создавало непреодолимых преград.
   Помог же Дану встать на "путь истины" Семен, подмастерье Домаша. Семен любил посидеть вечером, перед тем, как идти домой, на завалинке, у сарая-мастерской, и поболтать о том, о сем. В один из таких вечеров Семен, держа в руке кувшин с хмельным квасом и усаживаясь, по привычке, на бревно-завалинку, завел разговор о чудной - на его взгляд - манере Дана мыться каждый вечер.
  - Добро, - обронил Семен и осторожно, чтобы не пролить, поставил кувшин с квасом на землю, - что ты каждый день дубовую палочку жуешь, так многие новгородцы делают. Чтобы зубы крепкие были. Что руки перед трапезой моешь - тоже понятно, все так поступают. Но что обливаешься холодной водой каждый вечер и моешь ноги, мне странно. Ведь, можно и баньку затопить, зачем холодной-то обливаться?
  - Ага, - сказал Дан... - хоть город Одесса еще и не появился на карте мира, но Дан уже заранее готовился к этому и потому отвечал вопросом на вопрос... - и сколько раз в неделю ты готов баньку затопить, чтобы помыться?
  - Ну, это... Раза два можно затопить, - малость заплетающимся языком ответил Семен.
  - Вот, - произнес Дан, - два раза. А я моюсь ежедневно. Теперь понятно?
  - Понятно, - протянул Семен, однако было ясно, что ему ничего не понятно.
   - Жаль, ты не любитель кваса, - помолчав, ни с того, ни с сего уронил он. И тоскливо добавил: - И Вавула домой пошел... - Неожиданно Семен вскинул голову и внимательно посмотрел на Дана. Потом абсолютно трезво произнес: - А, ведь, кувшины и корчаги, расписанные тобой, ганзейцы с руками отрывают. Клянусь Сварожичем!
   После этого разговора Дан всю ночь проворочался на лежаке-лавке, размышляя над словами Семена. Нет, не над тем, что Семен поклялся языческим богом, хотя в Новгороде уже лет 400, по идее, господствовало христианство... И не над тем, что расписанные Даном кувшины покупают... А, над тем, что эти сосуды 'с руками отрывают'. И с утра пораньше стал расспрашивать работников Домаша - Семена и Вавулу, как, вообще, обстоят дела с керамикой в Новгороде. И получил сногсшибательный ответ - значительная часть керамики в Новгороде является привозной! В городе, где целый, если говорить языком 21 века, район назван Гончарным, значительная часть посуды - привозная!
   По словам Семена выходило, что в Новгороде есть дешевая керамика и керамика подороже. Дешевую делают новгородские гончары, подороже привозят ганзейские купцы или купцы с низовых земель. Керамику местного производства, в основном покупают окрестные крестьяне и 'черные люди новгородские', "житные же люди", то есть новгородцы побогаче, предпочитают привозные ендовы, братины, канопки и прочее. Они и расписаны красиво и по качеству, зачастую, лучше новгородских.
  - Только Домашу не говори, - предупредил Семен Дана. - Для него это больной вопрос. Торговля в последнее время совсем захирела. Раньше Домаш с утра уходил на торг и уже к обеду возвращался пустым, а теперь торчит в гончарном ряду до темна и, все равно, и половины не продает.
  - Семен, а кто мешает новгородцам самим делать красивые горшки, кринки и остальное? - спросил Дан.
  - Никто не мешает, - ответил Семен, - да только нет у нас мастеров, чтобы расписывать так горшки. Ты первый.
  - Ага, - стукнуло в голову Дана, - выходит я тут, своего рода, "открыл Америку". Интересно-интересно... А, ведь, судя по словам Семена, спрос на красиво расписанную посуду в Новгороде гарантирован... И дело выгодное... Сам Домаш сказал, что цена расписанных сосудов вдвое против нерасписных будет... - Теперь Дан точно знал, что не только отблагодарит Домаша, но и сам "приподнимется". - Будем ковать железо, пока горячо! - решил Дан. - И пошустрее! - И, тут же, мысленно, на скорую руку, набросал себе некое подобие бизнес-плана: - Для начала увеличить производство горшков. В разы! Естественно, для этого потребуются гончары типа Вавулы. То есть, те, кто лепит горшки. И, соответственно, гончарные круги для них. И место для кругов, иначе - сараи и обогреваемые, чтобы работать и зимой. Значит, все это тоже надо. Затем роспись... Она будет наше ноу-хау и потому очень важна! - Дан на секунду застыл. - М-да, тут необходимы художники. И не просто мазилы, а способные профессионально рисовать. Или научиться профессионально рисовать... Вряд ли такие валяются в Новгороде под каждым забором. Их придется искать. В любом случае, - уточнил для себя Дан, - в одиночку я все не разрисую. Не хватит здоровья. И обязательно, - развивая тему художников, мысленно добавил он, - придется делать курсы "ликбеза" для этих художников, чтобы они смогли рисовать, как я. Или, хотя бы, грамотно копировать... Ха, - забавная мысль пришла в голову Дана, - вот будет хохма, если с моей легкой руки в Новгороде возникнет целая школа художников, главным авторитетом в которой станет тоже художник, только бывший и притом недоучка. Правда, недоучка из будущего... Хотя, думаю, когда придет Москва, она школу прикроет, - сразу похоронил свое начинание Дан. - Ведь, подобная роспись не по уставу московской жизни будет... Да, а "ликбез" придется вести "без отрыва от производства", - тут же вернулся он снова к своему бизнес-плану, - то есть, на ходу, ибо по-другому здесь не поймут. Кормить людей даром в Новгороде не принято. Слишком накладно для местной экономики...
   -Теперь финансы, - продолжил масштабно думать-обмусоливать свой "бизнес - план" Дан. - Для расширения производства, перевода его на промышленные рельсы, потребуются деньги, вполне вероятно - большие первоначальные вложения. Основным спонсором выступит, должен выступить, разумеется, Домаш. Главное растолковать ему все правильно, мужик он хваткий, поймет. Только, вот, переход с кустарного производства на промышленное, он, все равно, вряд ли потянет. Даже, если у него есть, где-то запрятанная, кубышка с золотом. Тут надо быть реалистом. Поэтому необходима будет помощь со стороны... Эх, жаль, банков в Новгороде нет, чтобы взять ссуду, - пожалел, на минуту, что 'здесь не там', что он не в 21 веке, Дан. - Хотя, идея неплохая, насчет банков, стоит обмозговать на досуге... Может, одолжиться у кого-либо? - задумался Дан... - Нет, слишком рискованно. Судя по Семену, в недалеком прошлом самостоятельным хозяином, а ныне наемным работником, сия мысль неудачна. Займы тут явно кабальные. Можно и без штанов остаться, не заикаясь уже о прибыли... Остается... Остается одно. Использовать опыт истории и украсть у будущих капиталистов, вернее, у их предков, идею рассеянной мануфактуры. Это когда кто-то ходит по деревне или по деревням, по домам в деревне, и раздает желающим подработать, допустим, мотки шерсти. При этом договаривается, что к такому-то сроку, они из шерсти сделают полотно. В положенное время этот кто-то забирает готовый товар - полотно и продает его в городе на рынке. После чего часть денег берет себе, а часть раздает крестьянам за работу. Разумеется, себе он берет большую часть... Или можно расплатится с крестьянами еще до продажи полотна и по заранее оговоренной цене, оставляя уже всю прибыль себе. Или... В общем, вариантов много. Но, так или иначе, именно с этого Западная Европа начинала свой капитализм... Чем мы хуже их? Мы тоже начнем с этого. Договоримся с местными гончарами о сбыте их продукции, потом соберем у них уже готовые - побывавшие в печи или только высушенные изделия и применим наше ноу-хау в росписи. После чего продаем все и получаем прибыль. Минус и неудобство - нужно ходить и договариваться с новгородскими гончарами, зависеть от их сволочности... - еще в 21 веке Дан понял, что, когда дело доходит до денег, люди, зачастую, из добряков становятся ба-аль-шими сволочами... - или от их доброжелательности, да еще делиться с ними прибылью. Плюс же и существенный - не надо вкладывать много денег, тем более, которых много и не имеется... В смысле, вкладывать в оборудование и рабочие места. И можно сосредоточиться на подготовке нужных людей. В нашем случае - художников. Поскольку гончаров, как я понимаю, если что, набрать не сложно, а, вот, способных рисовать нужно искать, а затем еще и учить... Но другого выхода нет. Пока нет! И в плане лепки горшков, и в плане подготовки художников! Зато, когда объявятся подражатели и конкуренты, а они обязательно объявятся, и, хочешь-не хочешь, придется переходить на собственную лепку горшков и прочего - чтобы удешевить производство и уцелеть в конкурентной борьбе - у нас уже будут свои готовые кадры. Впрочем, мы и сейчас, наряду с использованием чужих корчаг, кувшинов, братин и так далее, не станем отказываться от собственной керамики. Ну, а потом... Кхм, вообще-то, лучше успеть до этого "потом". То есть, "подняться" до этого "потом". Ибо "потом" может и не быть, так как, скорее всего, появится Москва... И... И я уже в другом месте займусь чем-нибудь иным - возможно, тем же стеклом. Поскольку толком его еще нигде не делают, а спрос на него огромный... Главное, что Семен подсказал мне стезю, по которой нужно двигаться, - завершил, мысленно, свой бизнес-план и обзор своих перспектив на ближайшее средневековое будущее Дан. И, уже совсем подводя итог, подумал: - Да, и керамика, какую-никакую деньгу, всегда и везде будет приносить. Спрос на нее и в 21 веке не исчез... Однако, стоп-стоп. Что-то я сильно разогнался, - притормозил сам себя Дан, - план, конечно, планом, но сначала нужно, все-таки, поговорить с Домашем. И, по возможности, сразу определиться с долевым участием.
   Провести разговор с Домашем, Дан, по здравому размышлению, решил в тот день, когда подтвердятся слова Семена. Слова о продаже 'на ура' корчаг, кувшинов и остальных братин с кисельницами, расписанных Даном. Имея на руках подобный аргумент, втолковывать гончару 'бизнес-план' будет гораздо проще.
  
  ... Разговор должен был произойти сегодня. С утра гончар унес на торг расписанные Даном сосуды, и не перевалило солнце еще за полдень, как Домаш уже явился обратно. И причем не один, а с ганзейцем, готовым скупить всю расписанную Даном продукцию на неделю вперед. На подобный успех Дан даже не рассчитывал, это был фурор, подарок судьбы... Но бирич новгородского посадника спутал все планы...
   Крупная, еще не старая, женщина в темной одежде, с платком на голове, повернулась к Дану. Красивое, но властное лицо с тяжелым подбородком и резко выступающим, с легкой горбинкой, носом. Чуть навыкате прозрачные глаза.
  - Садись, - уронила она, внимательно наблюдая за Даном.
   Дан оглянулся: - Куда?
  - Туда, - словно услышав его немой вопрос, указала женщина на кресло возле стола.
   Дан уселся в указанное кресло, на вид - просто большую табуретку со спинкой, и скользнул взглядом по горнице. Он впервые был в подобном доме, да еще на считающейся богатой улице вдоль берега Волхова.
   Не очень высокий потолок, узкие окна с мутноватыми - на взгляд Дана - стеклами. Простая обстановка - стол на толстых ножках, сдвинутые к стенам лавки, комод с закругленными углами и несколько пустых кресел. Слегка поскрипывающие ровные половицы и икона над креслом во главе стола. Подсвечники с восковыми свечами... Все очень добротное.
   Хозяйка горницы опустилась в кресло напротив Дана, бросила биричу: - Оставь нас!
   Столкнувшись с выходящим биричем, в помещение, сжимая в руке что-то навроде шапки, ворвался мужчина в одежде красного цвета, подпоясанный поверх платья резко выделявшимся, подозрительно желтым, толи позолоченным, толи...скорее даже золотым, ремнем-поясом. На этом ремне, через перевязь, у мужчины висел меч в ножнах - Дан уже не раз видел подобное холодное оружие. Притом, у многих новгородцев... Темно-русые кудрявые волосы, длинные, до плеч; лицо, схожее с ликом хозяйки дома; рыжеватые усы и борода, чуть посветлее оттенком и радикально сплетенная в две косички. Мужчина, придерживая меч, подошел к хозяйке горницы, наклонился и быстро коснулся ее ладони губами. Затем подтащил к креслу женщины свободное кресло и с размаху плюхнулся в него. Справа от хозяйки дома, лицом к Дану. И сразу стало понятно - это мать и сын...
  - Гадаешь, - спросила женщина у Дана, - зачем тебя позвали к посаднику?
  - Нет, боярыня, - спокойно, с достоинством, ответил Дан, - не гадаю...
   То, что перед ним находилась сама глава семейства бояр Борецких, известная в Новгороде, как Марфа Посадница, Дан понял, едва только вошел в помещение. Как-никак, личность в истории довольно знаменитая.
  - Зачем гадать? - добавил Дан, не дожидаясь продолжения вопроса, и улыбнулся. - Сами сейчас все скажете.
  - Интересно, - промолвила дама с прозрачными глазами, в ее голосе явно просквозило удивление, - очень даже интересно. - И спросила: - Знаешь, кто я?
  - Знаю, - просто ответил Дан.
  - Откуда? - тут же задала вопрос боярыня.
  - Наслышан, - уклончиво сказал Дан.
   Наступила некоторая пауза. Мужчина, все время неприкрыто рассматривавший Дана, наклонился к женщине и что-то прошептал ей. Дан расслышал только: - ... я же говорил тебе!
  - Скажи, зачем в работники пошел? - неожиданно и громко раздалось от дверей.
   Дан дернулся, стремительно, по вбитой еще в армии привычке, реагировать на все неожиданное, отклоняясь в сторону, то есть, уходя с линии возможного удара... Уходя, насколько позволяло кресло.
   У дверей горницы стоял еще один гость боярыни, мужчина с таким же желтым поясом и мечом, как у сына хозяйки горницы, но, при этом при всем, неимоверно высокого роста... С заплетенными в косы не только бородой, но и, как у Домаша, волосами, только темными волосами. А, кроме того, имеющий также не менее темные густые усы. Крепко скроенный и уже немолодой, примерно, одних лет с боярыней... Рост гостя поразил Дана - Дан и сам не был маленьким, однако тип у дверей выглядел настоящим гигантом. Настоящей 'дубиной стоеросовой', как сказали бы в покинутом Даном времени... Вопреки тому, что Дан читал в своем 21 веке - якобы народ в средние века был весьма малорослым и хилым по сравнению с людьми 21 века, в Новгороде, Новгороде этого,15 века, народ, если и был помельче соотечественников Дана из 21 века, то не намного и, при том, далеко не все. Короче, хотя Дан и не был маленьким, и в Новгороде не так много народу могло сравниться с ним ростом, но сейчас он ощутил себя совсем мелким, почти пигмеем.
  - Да, я и сам не знаю, - честно ответил Дан. А что он мог этому очередному и, скорее всего, довольно важному гостю Марфы Посадницы сказать? Начать делиться с ним сведениями о том, как в темном подъезде, лет так, примерно, через 600 с хвостиком - после торжественных или какие они там будут, похорон всех находящихся в этом зале, его, Дана, жителя того далекого времени, гражданина пока еще не существующего государства, шандарахнули чем-то тяжелым по 'башке' и он, нежданно-негаданно, очутился здесь? Приблизительно, за 6 веков до своего рождения..?
   'Дылда' подошел к женщине и, придерживая висящий на желтом поясе, под стать ему длинный меч - в украшенных металлическими бляшками ножнах - тоже подтащил к хозяйке дома свободное кресло. Но уже с другой стороны. И, также, с размаху, уселся в него. Кресло даже не скрипнуло.
   - Во, классно мебель делают, - невольно мелькнуло в голове Дана, относительно кресла и относительно мастеров, делавших его. А также относительно многокилограммового тела "дылды", упавшего в него.
   Устроившись, дылда что-то быстро зашептал боярыне. Посадница закивала головой, словно соглашаясь с ним. Дылда прекратил шептать, и уже громко обронил: - Иона болен и не придет.
   Посадница снова кивнула головой, будто знала и об этом. Напротив Дана теперь сидело трое, уставившихся на него, людей. И не просто людей, а, как он догадывался, высших чинов Господина Великого Новгорода.
  - Блин, - подумал Дан, - это, конечно, здорово, что, едва попав в Новгород, я сразу заинтересовал саму Марфу Посадницу, неофициальную правительницу города, но какого черта они смотрят так, словно примериваются, с какой стороны начать сдирать с меня шкуру - с левой или с правой. Может им надо какое почтение оказывать, разговаривать с подобострастием... - Дан чувствовал нарастающее раздражение. Его всегда злило непонятное внимание к своей персоне, а тут тем более...еще и непонятная обстановка. В голове у него крутились разные мысли и одна из них: - Что они могли узнать обо мне такого, коль так таращатся? - относилась к гончару Домашу. - Может, гончар им сказал, что у меня крылья на спине растут, или есть жабры и хвост..? И, вообще, зачем я им нужен? - Когда Дан шел за биричем сюда, он, почему-то, совсем по-другому видел это "рандеву"...
  - Ты, человек, за дурачков нас не считай, - промолвила боярыня. - Не хочешь отвечать - не отвечай, только, вот, тысяцкий утверждает, что ты, хотя и молод зело, но воин... - Посадница полуобернулась к 'стоеросовой детине': - Я верно говорю, Василий?
   'Детина' ухмыльнулся и подтвердил: - Верно, матушка! - Голос у тысяцкого был низкий, с легкой хрипотцой.
  - А, - подумал Дан, - так это тысяцкий...
  - Вот, - наставительно произнесла боярыня, - воин, а пошел в работники...
   Дан замялся. Да, уж, попал. Еще с курса средневековой истории он помнил, что воин в то время не мог, не должен был идти в работники, ибо это противоречило всей морали средневекового общества. Эта троица приняла Дана за воина и теперь нужно было как-то объяснить им, что сие не так...или не объяснить. Дан медленно и пристально обвел взглядом горницу и людей, сидящих напротив...
   Сын боярыни схватился за меч и только что не выдернул его.
  - Ты глазом-то не зыркай, - с легким напряжением, тоже положив руку-лопату на рукоять меча, демонстративно положив, отреагировал на его 'осмотр' и тысяцкий. И проронил: - Мы тебя не в 'темную' сажать позвали, а разговор говорить!
   Дан выдохнул...
   - А я и не пошел в работники, - сказал он, - я просто очнулся в сарае у Домаша. - И, на всякий случай, уточнил: - Но я не помню, как туда попал.
  - Так уж не помнишь? - поинтересовался Василий-тысяцкий с иронией.
  - Ага, - мелькнула мысль в голове Дана, - прямо счас я вам все и выложил... Чтобы вы, после моих откровений "крышей поехали". А, еще вероятнее, чтобы вы меня за какое-нибудь исчадие ада приняли и попытались упрятать куда подальше, например, на дно Волхова... Или на сосну повыше повесить. С камешком на шее или колом в груди... - Как раз перед отбытием сюда из 21 века, Дан успел просмотреть фильм о молдавском господаре - графе Дракуле. Очень, можно сказать, занимательное кино... - Не дождетесь! - мысленно произнес Дан. - И, вообще, - успокаиваясь, подумал он, - нахрапистый, однако, какой тысяцкий... - И уже вслух, твердо ответил: - Так уж и не помню! Меня нашли...
  - Мы знаем, где тебя нашли, - перебила Дана боярыня. И, вдруг, повернувшись к дверям, позвала: - Онфимий!
   В дверь горницы, будто подслушивал, мгновенно вошел слегка прихрамывающий мужчина-блондин средних лет. В отличие от тысяцкого и сына боярыни, его борода и волосы не были заплетены в косы. Моргнув белесыми глазами и не смотря на Дана, Онфимий поставил на стол 2 глиняных жбана - корчагу и ендову. Оба сосуда были расписаны Даном.
  - Тебя, ведь, Даном зовут? - уточнила боярыня. И, хотя Дан промолчал, боярыня продолжила: - По тому, как ты ходишь и как окинул нас взглядом, мне и без... - боярыня запнулась на секунду, а затем, словно ничего не произошло, сказала, - Василия ясно - ты воин.
   - Значит, все-таки, Домаш постарался, - понял запинку Марфы Посадницы, Дан.
   - Правда, тысяцкий утверждает, - обронила, вдруг, боярыня, - к мечу ты не привычен, но я в этом не слишком разбираюсь... Важно другое. Ты воин. И, пока ты лежал у Домаша, ты в бреду ругался не только по-словенски, но и по чужеземному...
  - Надо же, - сам себе удивился Дан, - это как? Я в университете только немецкий учил...
  - Одет ты был чудно, и в церкви ведешь себя так, будто первый раз в православный храм попал, хотя обряды знаешь...
  - Вот, тебе бабушка и юркнул в дверь, - занервничал Дан, - одежка на мне, конечно, была не средневековой... И там, в 21 веке, я в церковь больше на экскурсии ходил, чем... Блин, как выкручиваться?
  - И тварей на горшках ты пишешь невиданных и диковинных... - Марфа внезапно замолчала. Потом произнесла: - Дмитрий говорит, - боярыня посмотрела на сидевшего по правую сторону от нее сына, - такое придумать нельзя, такое может написать лишь тот, кто сам видел этих зверей. А значит, - Дан напрягся, посадница смотрела прямо на него своими ястребиными глазами, - а значит, - с нажимом повторила боярыня, - это настоящие сцены из жизни настоящих зверей! - И боярыня ткнула пальцем в изображения львов, жирафа и обезьян на керамике.
  - Дмитрий же охотник знатный, - добавила она, - по-пустому навета творить не будет.
  
  
   Глава 5
  
  - ... у белай пене праносяца кони, рвуца, мкнуца и цяжка хрыпяць, - заставляя себя не паниковать, мысленно продекламировал Дан, - старадауней крывицкай Пагони... - Он осознавал, что нужно что-то говорить, как-то выходить из положения, но в голову ничего не шло...
   - Хорошо, - произнес Дан и поднял перед 'уважаемой комиссией' чуть согнутые в локтях руки с ладонями наружу - жест, возможно, и непривычный для 15 века, но вполне понятный - сдаюсь. Не знаю, в чем вы меня подозреваете. Однако явно подозреваете... Меня, действительно, зовут Дан. И родом я... - Дан на мгновение замялся, а затем тихо пробормотал: - Ладно, пусть будет литвин, - надеясь, что никто из присутствующих этой секундной паузы не заметил, хотя, тысяцкий, вроде, как будто, дернулся...и продолжил... - литвин, хотя в юности и бежал из дома. Долго странствовал, был в далеких, очень далеких, - подчеркнул Дан, - странах. Видел удивительные вещи. К примеру, деревья... Если пять человек станут в круг и возьмутся за руки, то, все равно, они не смогут обхватить это дерево. И плоды у этого дерева больше моей головы, - сочинял вдохновенно Дан. - Видел и другие деревья, растущие до облаков, с листьями на самой верхушке. Траву высоченную видел, в этой траве даже...э-э, тысяцкий скроется с головой. Люди, что там живут, кожу имеют темную или черную, на нас совсем не похожи и охотятся в высокой траве на животных с одним рогом, и на необычных, полосатых лошадей. А еще они обвязывают ноги веревкой и так забираются на самые высокие деревья. Потом с верхушки этих деревьев они сбрасывают вниз созревающие там, среди листьев, громадные орехи, и внутри тех орехов течет настоящее молоко.
   Зверей чудных я видел. С волосами вокруг головы длинными и густыми-густыми. Громадных животных видел с носом, вытянутым более, чем на две моих руки. Они этим носом еду берут и воду пьют. Пятнистых зверей видел, с когтями больше медвежьих, лазающих по деревьям и бегающих по земле в три раза быстрее любой лошади... К сожалению, - произнес Дан, понимая, что пора закругляться, пока рассказ, хоть и выглядит чудным, но, все-таки, похож на правду. У него, внезапно, возникло какое-то смутное предчувствие, какое-то неопределенное видение, связанное с этими людьми, с тройкой этих высших чинов Господина Великого Новгорода. Видение, не имеющее никакого отношения к его бизнес-плану по завоеванию места под новгородским солнцем и, скорее, похожее на фантазию из области альтернативной истории. Он, как-то, подсознательно почувствовал - не стоит этим троим врать, много врать... - К сожалению, - повторил Дан, - на этом месте мои воспоминания заканчиваются. Дальше сплошная темень...
   Дан посмотрел на находящихся в помещении людей и, вдруг, ясно увидел то самое видение-картинку:
  ...Детинец - кремль, а вокруг город. Позолоченные купола церквей, много небольших деревянных домов... Крепостная стена, где деревянная, а где каменная, политая кровью, дегтем и засохшей смолой. На стене оружные люди, припавшие к бойницам. Люди кричат. Луг перед стеной. Вытоптанный, с пожухлой травой и грязными лужами. А на лугу армия. Воины готовятся к штурму города. И из-под шеломов воинов торчат длинные, заплетенные в косы волосы. И бороды у воинов тоже, почему-то, заплетены в косы...
   Видение осады Москвы новгородцами. Именно оно напрягло Дана.
   Нет, не то, чтобы Дан никогда не слышал об альтернативных вариантах истории. Особенно в сочинениях разных писателей. В свою бытность, в 21 веке, он прочитал, как минимум пару десятков книг и просмотрел штук 10 разных фильмов, посвященных данной теме. К тому же Дан был еще и историком по образованию и не раз ему случалось задумываться: - А что было бы, если... Если бы греки не взяли Трою, если бы в войне между древним Римом и Карфагеном победил Карфаген, а владыка гуннов Атилла или хан кочевников 12 века из Центральной Азии Чингис ушли из жизни на пару лет позже... Если бы... Если бы ход истории пошел иначе и в июне 323 года до нашей эры, в Вавилоне не умер великий Александр Македонский, а в столкновении рабов с Римом победил Спартак. Монголо-татары Батыя не сокрушили Древнюю Русь, и испанцы не завоевали Америку. Если бы Владимир Высоцкий, Виктор Цой и Андрей Миронов прожили бы еще, ну, хоть, немножечко... Если бы Иешуа Га-Ноцри... Иешуа Галилеянин, сын обычного плотника из города Назарет, что в древней Иудеи, не был распят на кресте...
   Дан попал в древний Новгород накануне его завоевания-присоединения к московскому княжеству. События, краеугольного для всей будущей истории государства российского и всего мира в целом, события, потрясшего всю Европу 15 века. Поскольку Москва не просто присоединила землю, связанную с ней общим происхождением - из Древней Руси, а уничтожила последний самостоятельный остаток этой Руси, остаток, связывающий воедино все исторические восточнославянские земли - и земли, вошедшие в состав Великого Княжества Литовского (будущую Белоруссию, Волынь, Киевщину, Черниговскую землю), и земли, попавшие в зависимость от иноземных королевств (русины Закарпатья; жители Прикарпатской Руси), и земли бывшей северо-восточной славянской окраины, а ныне Московского, Тверского, Владимирского и других княжеств. Ведь, в отличие от Москвы, появившейся довольно поздно, на осколках Древней Руси, Новгород изначально являлся частью этой Руси и, даже не частью, а одним из двух ее центров. Очень важным центром. Но самое главное - эта, сохранившаяся в Новгороде, часть Древней Руси имела совсем другой, чем Москва, менталитет населения и уровень взаимоотношений власти и народа, иные общественные институты и гораздо более демократические традиции правящей элиты. Что было совершенно чуждо для возникшей на руинах Владимиро-Суздальской земли и поднявшейся на сборе дани - для монголо-татарских завоевателей - со своих же, славянских земель, Москвы. Господин Великий Новгород, город, по сравнению с Москвой, очень богатый - несмотря на упадок, Новгород все еще оставался важным торговым пунктом на Балтике - город, расположенный по соседству с Москвой и другими княжествами северо-востока бывшей Древней Руси, город, крупный территориально - новгородская земля была очень обширна, хотя и малонаселена - но сильно одряхлевший в военном отношении, являлся весьма лакомым куском для Москвы. А учитывая, что он был еще и морально намного более русским, чем Москва, возникшая после монголо-татарского нашествия, то становилось понятно, что ждать нападения Москвы на Новгород оставалось недолго. Ибо Господин Великий Новгород мешал Москве. Фактом своего существования мешал. Своей настоящей, идущей из глубины веков "русскостью - откуда есть пошла русская земля' мешал и ставил под сомнение любые притязания Москвы на какое-либо моральное и духовное, а, значит, и реальное первенство среди других княжеств, связанных историей с Древней Русью. Поэтому, стоило Москве лишь чуть-чуть усилиться...
   Сохрани Господин Великий Новгород и дальше свою самостоятельность, смущай он и дальше своим "неправильным" укладом и историческим "авторитетом", восходящим напрямую к Древней Руси, русские земли, то есть не только вошедшие в ВКЛ, а и ближние к Москве и Новгороду, и вся история России, да и Белоруссии с Украиной могла бы стать иной. Иной, без превращения Украины и Белоруссии в часть католической Речи Посполитой, а России в повальную страну рабов, где бесправны были все - от боярина, представителя высшего слоя общества, до нищего крестьянина-смерда. И где боярин мог быть также дран за бороду, посажен в пыточную и/или казнен без суда и следствия, как и простой смерд.
   Иной, без насильственной полонизации Украины и жутких, по своим зверствам, казацких восстаний; иной, без ужасов гражданской войны Ивана Болотникова и походов на Москву лжеДмитриев 1, 2 и 3. Без вырезания населения Белоруссии в 17 веке войсками Алексея 'Тишайшего' Романова, а в 18 веке шведами Карла ХII и солдатами Петра I. Без разорения России Петром Первым и продажи людей, как скотины при Екатерине. Без удушающего золотоордынского влияния на все последующее существование огромной российской - фактически московской, державы, в составе которой, со временем, оказались и те части Речи Посполитой, что являлись Белоруссией и Украиной...
   До сих пор Дан не задумывался над тем, что, по большому счету, он попал в Новгороде в один из узловых моментов истории. Ему было, как-то, не до этого. Да, и сейчас, собственно, было не до этого, но... Но теперь он задумался. Он находился перед тремя, вероятно, самыми влиятельными в новгородской республике людьми, и в голове его металась полубредовая мысль: - А, ведь, это шанс, шанс изменить историю...- Он даже сглотнул от волнения и вытер пот, выступивший на лбу. - Черт, я же и в самом деле могу сейчас изменить историю... - думал Дан, - прямо здесь и сейчас изменить, - и вытер снова, выступивший на лбу, холодный пот. - По некоей случайности, я оказался в нужный момент в нужном месте, да, еще и нахожусь перед нужными людьми...
   Сердце у Дана отчаянно колотилось и готово было выскочить из груди.
  - И, - проскочила мысль... горло тоже пересохло, - и не будет больше 14 года - начала Первой Мировой, не будет революции, голода в Украине и Поволжье, и Великой Отечественной. Алкоголика Ельцина и развала - Дан, все-таки, был родом из СССР - общей большой страны. Господи, мать моя женщина, я должен это сделать! И я это сделаю, - внезапно холодно решил Дан. - И, значит, вовсе незачем мне покидать Новгород. И перебираться за тридевять земель тоже незачем. Тем паче, что город мне нравится. А Москва пусть катиться куда подальше...! Ха, - ухмыльнулся мысленно Дан, - вот, возьму сейчас и сообщу новгородцам конструкцию баллистической ракеты... И, опа, - улыбнулся Дан, - нет той истории, которую я знал! И автомобильных пробок, гы-гы, в Москве будущего тоже нет... Главное, все грамотно сделать.
   Насчет баллистической ракеты, Дан, конечно, шутил. Даже, если бы его сейчас подвесили на дыбу, Дан ничего бы не сказал об устройстве этой ракеты и не потому что выдержал бы любые пытки, а потому как ничего не знал. Ничего не знал, кроме того, что в 21 веке "их есть". Но идея ему понравилась. И Дан осторожно сказал: - Однако... - Для осуществления всего, что ему только что пришло в голову, начать следовало с....с, в общем, следовало сначала заинтересовать высших чиновников новгородской республики. Поэтому Дан помолчал пару секунд и только затем аккуратно добавил: - Не знаю почему, но у меня есть уверенность, что я должен был попасть в Новгород...
   Тысяцкий в сердцах стукнул мечом в ножнах об пол.
  - Вот, окаянный! - с досадой произнес он. - Все кругом да около ходит. И что делать-то с ним, а, Марфа Семеновна? - явно не ожидая ответа, спросил он. - Говорит-то складно. Даже не поймешь, толи быль сказывает, толи сказку. - Тысяцкий посмотрел на Дана. И, будто вспомнив нечто важное, добавил: - Даже одежка соответствовала...
   - Спокойно, спокойно, - внимая словам тысяцкого, приказал сам себе Дан, - не надо гнать лошадей... - И старательно вытаращился на тысяцкого. И тысяцкий не подвел, с ноткой жалости в голосе сказал: - Убогий. После такого удара по голове, и в правду, память может отшибить...
   Боярыня окинула Дана взглядом своих хищных глаз. Внимательно окинула. Дан выдержал и этот взгляд.
  - Сказываешь, в Новгород должен был попасть? - медленно роняя слова, произнесла она. - А зачем, значит, не помнишь?
  - Не помню, - поспешил подтвердить Дан.
  - А ты, посадник... Что скажешь? - чуть повернув голову вправо, спросила боярыня у сидевшего справа от нее и похожего на нее, мужчины.
   - Так новгородский посадник это он?! - чуть не вскрикнул Дан. - А, я-то думал, что... А, почему один, их же, кажется, двое должно быть..? Надо же, тебе, бабушка, и юркнул в дверь! А Марфа-то, Марфа... - И здесь Дан вспомнил - Марфа Борецкая совсем не являлась высшим должностным лицом Новгорода, этот пост, пост новгородского посадника, мог занимать только мужчина. Он, вернее, они его и занимали. Ведь, посадников в Новгороде, насколько Дан знал из курса истории, было двое... - Значит, сын Марфы, Дмитрий, - сообразил Дан, - один из посадников. А Марфа Борецкая... - Новгород не управлялся одними лишь посадниками - Дан это тоже помнил. Кроме должностей посадников и тысяцкого, практически равных по значимости, в городе существовал еще и 'совет господ' или '300 золотых поясов', и, как раз, во главе этого совета бояр, церковных иерархов, представителей новгородских районов-концов и уличанских старост и стояла Марфа Семеновна Борецкая, мать посадника Дмитрия и вдова бывшего новгородского посадника Исаака. Опираясь на совет '300 боярских поясов', а также своего сына-посадника и тысяцкого, составлявших ее ближний круг, Марфа Семеновна и вершила судьбы новгородской республики, судьбу Господина Великого Новгорода. За что, собственно, и получила прозвище Марфа Посадница.
   - Не понимаю, - ответил ее сын, посадник Дмитрий. Говорил он звучно, но слегка, как и мать, подтягивал окончания слов.
   - Похоже, это у них фамильное, - подумал Дан.
   - С одной стороны, - продолжил посадник, - вроде, правду говорит, а с другой... Небылица какая-то получается. - И посадник пожал плечами.
  - Ну, знацца, так тому и быть, - боярыня смешно цокала языком, как, впрочем, и все в Новгороде. Этими словами, Марфа Посадница, как бы, подвела черту всему разговору с Даном. Она явно не желала продлевать пустопорожний разговор, и провокация Дана на нее не подействовала.
  - Ошиблись мы, - добавила боярыня, смотря на Дана.
  - Очень жаль, - спустя секунду, снова сказала боярыня, продолжая наблюдать за Даном, - что тебе отшибло память и ты ничего не помнишь. Но надеюсь, это ненадолго и память вернется к тебе, - с несколько двусмысленным намеком на возможное продолжение беседы в будущем, закончила она предложение и, вроде как, потеряв интерес к Дану, отвернулась.
   Дан растерялся, он совсем не так рассчитывал завершить начатый разговор.
  - Благодарствую, - наконец, нашелся он, одновременно думая: - Вот, чертова баба, ну, погоди! Придет мое время. - И, сделав вид, что не заметил отвернувшуюся боярыню, стал говорить дальше: - Понимаю, я не "оправдал" ваших надежд. Но, - широко улыбнулся Дан... И, согнав с лица улыбку, с ударением произнес, - разрешите мне, все-таки, сообщить вам кое-что! Правда, - уже более спокойно сказал он, - это не совсем то, что вы, вероятно, от меня ждете и в чем меня подозреваете.
  - Говори, - дал "добро" тысяцкий, видимо, не утративший надежду услышать от Дана что-нибудь путное.
   На сей раз пришла очередь Дана с пристрастием посмотреть на людей в горнице.
   - Тут, вот, в чем дело, - начал Дан и замолк, соображая, как ему правильно сказать то, что он хотел донести до этих высших чинов Новгорода. Однако, тут же, продолжил: - Я еще об этом никому не говорил... - Он посмотрел на собравшихся в горнице людей, будто впервые видел их. И снова замолчал, выдерживая паузу. Паузу он держал, как хороший актер, до тех пор, пока даже боярыня, несмотря на свою величавость, не заерзала в кресле и огонек любопытства не зажегся в ее поскучневших вроде глазах. И только после этого Дан произнес: - Я не помню, что со мной произошло и не могу сказать, как я попал в Новгород. Это правда, - Дан вздохнул, еще раз внимательно взглянул на Марфу Борецкую, посадника и тысяцкого... И "рубанул": - Но, зато, я знаю, что скоро произойдет с Новгородом!
   Появившийся было в глазах боярыни интерес к Дану стал угасать. И лишь в глазах посадника и тысяцкого еще теплились искры. - Черт, - мелькнула паническая мысль в голове Дана, - неправильно сказал. Они не принимают всерьез ни меня, ни мои слова. Надо было с их смерти начинать... - И исправил свою ошибку: - Вернее, я знаю, что скоро произойдет с каждым из вас!
   Такой резкий перевод темы возымел свое действие и Дан снова завладел вниманием людей, сидящих в горнице.
  - Я не убогий и не юродивый, - на всякий случай, уточнил Дан, - и то, что я вам сообщу, не является моей придумкой.
  - Итак, - произнес Дан и перевел дыхание... Он, все-таки, не был прожженным демагогом и потому здорово волновался. - Я не знаю, как вы воспримите мои слова, однако после удара по голове... В общем, я видел, что произойдет с Новгородом и с вами. - И не давая ни тысяцкому, ни посаднику с боярыней и рта раскрыть, уронил: - Я знаю, когда и кто убьет посадника Дмитрия... - Дан метнул взгляд на примостившегося справа от Марфы Посадницы посадника Дмитрия - ... когда и кто тысяцкого Василия... - быстрый взгляд на "баскетболиста" Василия...
  - Что-о? - с секундным запозданием, среагировал Дмитрий и подался вперед. - Ты, человече, не заговаривайся, - угрожающе произнес он...
   - и где отдаст богу душу боярыня Марфа Борецкая, - не обращая внимания на посадника, добавил Дан. Он рисковал, сильно рисковал, ведь, за такое могли и в "яму" посадить, а затем долго пытать, подозревая участие в заговоре. Но, к сожалению, он не знал, как по-другому заставить этих троих высших чиновников Господина Великого Новгорода, от которых сейчас, во многом, зависела судьба всей новгородской республики, выслушать его. А Дану было нужно, чтобы они выслушали его, или... Или же Новгород, все-таки, превратится в забытый провинциальный город российской империи, а уцелевшие его жители - в ее бесправных подданных. Из горожан Господина Великого Новгорода в холопов! Нужно было рисковать...
   На удивление, Марфа, вздрогнув, когда Дан упомянул ее имя, больше никак не проявила своего интереса к сообщению Дана. А тысяцкий, вообще, хмыкнул: - Напужал, тоже. Только учти, я пуганый...
   Дана начало трясти. И от страха за себя, родного, от того, что он сейчас находился на грани "фола" и запросто мог попасть отсюда прямо на дыбу, и от того, что он очень хотел донести до мозгов, до печени, до сердца этих троих, без сомнения, самых важных должностных лиц новгородской республики, что произойдет с ними и с Новгородом, какое будущее ожидает город и его жителей, если в сей момент, сию секунду, не изменить, не начать менять политику города. И он очень рассчитывал, что эта троица сделает нужные выводы из того, что Дан им расскажет. Ведь, не дураки же они в конце концов! Должны задуматься... Даже, если не поверят в слова Дана. А, задумавшись, предпринять кое-какие меры - хотя бы просто так, на всякий случай. Допустим, убрать перекосы и крайности в организации новгородского ополчения-армии, перекосы очевидные для человека 21 века и незаметные для людей 15 века. Уже одно это может повлиять на баланс сил в предстоящем столкновении с князем Москвы Иваном III. А, когда сведения Дана станут подтверждаться - а это неизбежно, ибо это новгородцы еще могут ни о чем не подозревать, а в том будущем, откуда в Новгород свалился Дан, все давным-давно уже известно - правители новгородской республики просто вынуждены будут провести дальнейшие преобразования, иначе они станут самоубийцами. И провести эти преобразования с его, Дана, участием или с его, Дана, подсказки. В любом случае, без этих преобразований, Москва, кой черт, не сейчас, так позже, все равно захватит Новгород. Но, зато, если Новгород изменит свою политику и сохранит независимость... Он может стать центром притяжения для всей северо-восточной Руси. Не Москва со своими золотоордынскими замашками, а именно исконно русский Новгород. И вся истории России пойдет, возможно пойдет, другим путем. В ней уже не будет места для психопата Ивана Грозного, лично, по степному обычаю, сдирающему кожу с живых людей, не будет места для его уголовников-опричников. Не появится никудышный полководец, жестокий правитель и создатель первого российского 'ГУЛАГа' - для строительства Петербурга - Петр Первый; не умрут от голода - в 20 веке! - миллионы людей в Поволжье и на Украине, не погибнут бессмысленно и бездарно на строительстве Беломорканала, на лесоповалах Урала и на прокладке железной дороги в никуда, на Колыму, в вечную мерзлоту Сибири, заключенные советского "ГУЛАГа". Не станет тысяч почти мальчишек, 'трофеев', как называли этих парней работники НКВД, а вслед за ними и бойцы и командиры Красной армии, прямо с поезда, прямо в гражданской одежде, без всякой жалости, брошенных под пулеметы немцев во Второй Мировой или просто, тупо, на минные поля для создания проходов... И вся вина этих вчерашних мальчишек - 'трофеев' состояла в том, что они были в оккупации. На территории, спешно оставленной Красной армией после боев с немцами в 41-42 годах. И не успели эвакуироваться в тыл... Не будет специальных послевоенных бригад железнодорожников, снимавших - на железнодорожных станциях - с тормозных площадок и подножек вагонов прибывших поездов трупы замерзших или умерших от голода детей. Детей, бежавших из 'проштрафившихся лично' перед товарищем Сталиным Курской, Брянской и Орловской областей...
   Не станет - в жизни государства - постоянного, но незримого присутствия давно исчезнувшей, но не умершей монгольской орды. Словно вся Россия - это золотоордынский улус, а ее население - покорные данники, живущие по воле, назначенного им ханом орды, правителя.
   Может быть Дан и не задумался бы о прогрессорстве, хотя такие мысли - попытаться, пусть чуть-чуть, пусть 'на граммульку', подправить историю своей страны, а своей Дан считал всю Россию, Белоруссию и Украину - все равно, со временем, появились бы у него. Как появились бы, наверное, у любого, попади он в прошлое и интересуйся кое-чем большим, чем вкусно пожрать и с кем-нибудь переспать. Конечно, если он не совсем тупой или "тюфяк"... Но появились бы гораздо позже, потом. Когда устроился бы в новой жизни, когда заработал бы денег, когда... В общем, не скоро. Однако, на беду Дана, Новгород, несмотря на все свои проблемы, стал нравиться ему. Нравится своим торжищем, своими пивными заведениями, гульбищами, боярскими усадьбами и ганзейскими купцами, нравиться даже городскими богатеями и задиристыми парнями, вспоминающими о былых походах ушкуйников и надеющимися, когда-нибудь, уйти в такой поход. Нравиться горластыми и красивыми новгородскими девахами... Было в Новгороде что-то такое, естественное, и в тоже время очень близкое 21 веку. Что-то, позволявшее Дану видеть в его жителях своих бывших современников. Дан еще не везде побывал в городе, однако и того, что успел посмотреть...хватило. Он уже ощущал себя своим в Новгороде и хотел, чтобы Новгород оставался и дальше Господином Великим Новгородом, а не провинциальным городом, каким он был во всей последующей истории российской державы... Но в следующем году должна начаться война с Москвой, которую Новгород позорно проиграет, то есть проиграл в той, прежней истории, и после этого он больше уже никогда не был Господином Великим Новгородом. Господином Новгородом с бегающей по мостовым, как и в 21 веке, детворой; со школами, обучающими младых новугородцев грамоте и счету, а также тому, что было бы не лишним и в 21 веке - риторике, пению и игре на музыкальных инструментах... Правда, в школах учились только мальчишки, а девочки получали образование на дому. Но, как-то, это не особо сказывалось на их грамотности, и отписать на бересте - материале, используемом в Новгороде вместо бумаги - нерадивому любовнику или ухажеру, судя по словам Семена, работника Домаша, новгородские дамы могли так, что и в 21 веке им многие позавидовали бы. Кстати, как и в школах 21 века, новгородские школяры предпочитали не столько слушать учителя, сколько заниматься разными посторонними делами, например, рисовать человечков или зверей...
   После поражения в этой войне молодежь в Новгороде уже не будет, как прежде, и как в далеком, насыщенном всякими электронными и не только игрушками будущем, обмениваться 'смс'-ми, в роли которых в городе выступали записки на бересте, разносимые местными аналогами курьерских служб. Исчезнут в Новгороде и многочисленные, процветающие службы знакомств в виде всяческих свах... Ведь, ханжеская мораль московского "домостроя", пышным цветом уже распускающаяся на Москве, с большим неодобрением смотрит на подобных свах... А, новгородцы, к тому же, еще и не прочь были поволочиться за симпатичной 'юбкой' и также, как их 'сотоварищи по несчастью' в далеком будущем получали за это от своих суженных-ряженных тяжелыми бытовыми предметами по загривку...хотя, конечно, случалось и наоборот. Вплоть до больших ветвистых рогов на голове у некоторых новгородских джентльменов. И замуж выходили, и женились в городе не только по родительскому велению, как в Московском царстве-государстве и во всей России почти до 20 века. И юмор у новгородцев 15 века был под стать юмору жителей Русской равнины начала 3-го тысячелетия, то бишь 21 века... Ну, может, дрались новгородцы несколько чаще, чем бывшие современники Дана - но без членовредительства. За членовредительство выкуп полагался, в зависимости от тяжести оного. Да, и дрались, потому что в спорах и конфликтах друг с другом на полицию не полагались, поскольку не существовало в Новгороде никакой полиции, было лишь некое подобие ее под названием биричи, приставы и мечники. Да, и новгородцы не являлись затюканными государством обывателями и проблемы привыкли решать самостоятельно, без помощи прокуроров, судей и прочих 'законников'. Сделал пакость - будь готов ответить! И никакой адвокат или взятка судье тебя не отмажет. А если пакостник здоровее тебя, можно позвать постоять за своего, соседей по улице, и это уже 'дело святое' - постоять за своего... Правда, кулаками новгородцы часто пользовались, чтобы и оппоненту, при случае, доказать ошибочность его взглядов. Или попытаться доказать... В представлении Дана Новгород был исконно русским городом - не московским, а именно русским, таким, какими могли бы быть, вероятно, города Руси без монголо-татарского нашествия. При этом Новгород являлся не просто городом, а городской торговой республикой, во многом, схожей с городами Ганзы, но без их пунктуальной, расписанной до мелочей, жизни. Новгород скорее напоминал буйные республики солнечной Италии - Геную, Венецию и Флоренцию с их, не в пример, гораздо более свободными, чем на севере Европы, нравами. Быт и обычаи новгородцев совсем не походили на описанную в отечественных хрониках и сообщениях побывавших в восточной Европе 'интуристов' жизнь населения Московского, а затем и Российского государства. Ничего общего с убогим, жестко регламентированным бытом московитов и России 17 - 18 веков, с бытом, где в доме на почетном месте всегда стояли 'Жития святых'. Менталитет новгородца 15 века был больше схож с менталитетом москвичей 20-21 века, чем с менталитетом жителей средневековой Москвы. И вхождение Новгорода в состав Московии стало жутким регрессом для новгородцев, повлияло не только на них, но и на всю дальнейшую историю России. Оно остановило развитие города на 500 лет, а во многом и отбросило назад. Иначе говоря, уже в 15 веке новгородские обыватели были во многом такими, какими их уцелевшие потомки снова стали лишь в 20... Вместе со всей остальной Россией.
   Дана, даже жуть взяла, когда он осознал сей факт - 4 сотни выброшенных на помойку, вычеркнутых, бесполезно прожитых лет, десятки тысяч бессмысленных, списанных в утиль людских жизней. Кто ответит - сколько возможностей потеряла Россия, Русь за это время? Потеряла в лице уничтоженной новгородской республики...?
  - Ну, а о Новгороде-то, что видел? - спросила боярыня. Марфа Борецкая была спокойна и безмятежна, словно слова Дана о ее собственной смерти никак ее не задели и, словно, ей уже не в первый раз пророчили злую судьбу и смерть близких. Кровь прилила к лицу Дана.
   - Все же, боярыню зацепило, - понял он, - коль спрашивает... Она готова выслушать меня. Значит, выслушают и остальные! - И, стараясь, чтобы никто не заметил, как он волнуется, Дан начал: - Я видел, как московское войско следующим летом...
   Дан рассказал все, что знал из учебников истории о грядущей, следующим летом, войне с московским князем Иваном III. О поражении новгородских войск в этой войне и о причинах этого поражения. Он старательно, даже слишком старательно, по пунктам, вспомнил все минусы новгородской армии в этой войне - плохое оружие у ополчения, несогласованность действий отдельных отрядов; бестолковость командиров этих отрядов; предательство вновь избранного - на выборах, которые, пока еще только должны были состояться осенью этого, 6978 от сотворения мира или 1470 по григорианскому календарю, года - новгородского архиепископа Феофила; устаревшую военную тактику Новгорода и неспособность новгородцев противостоять татарским лучникам. А также то, какие последствия это имело для Новгорода и, что Дан особенно подчеркнул - для бояр новгородских, а, заодно, и для того же, предавшего интересы Новгорода и, несмотря на промосковскую позицию, все равно заточенного Иваном III в монастырь, вновь избранного будущего новгородского владыки Феофила. Кроме того, Дан рассказал, во что Новгород, в конце концов, превратится, не забыв со всеми подробностями расписать ту кровавую баню, которую устроил уже не в Господине Великом Новгороде, а просто в Новгороде следующий московский князь, Иван IV, по прозвищу Грозный. Отдельно Дан упомянул опричников московского князя, подвешивавших новгородских житьих людей и купцов гроздьями на деревьях и смазывавших их горючим составом, чтобы затем поджечь. А после привязывавших на длинной веревке их трупы к саням и волокущих через весь город к Волхову, чтобы там спустить под лед. Женщин же и детей новугородских просто заталкивая, связанных, под лед палками... Дан специально рассказывал так, чтобы давило на психику новгородцев, вряд ли привыкших к подобному изложению, рассказывал так, как в 21 веке звучали полицейские отчеты - монотонно и сухо, но не упуская ни единой мелочи. Дана слушали молча, только один раз Дмитрий-посадник дернулся было задать вопрос, но боярыня остановила его и посадник не стал мешать. Однако, когда Дан закончил, Дмитрий-посадник первым глубоко вздохнул и с шумом выпустил воздух из легких. Через минуту подал голос и тысяцкий.
   - Сочинил ты нам... тут, - хрипло уронил он.
   Несмотря на весь тысяцкого военный вид, Дану было жаль его. Хоть и был Василий, выражаясь языком 21 века, по должности солдафоном, и смерть, скорее всего, повидал в разных ипостасях, но описанные Даном изощренные пытки его шокировали. Тысяцкий явно не понимал - зачем? Зачем мучить просто так невинных людей? Он, все же, был сыном республики, и бессмысленная восточная жестокость московского деспота претила ему, не воспринималась им. И этим тысяцкий нравился Дану. В нем чувствовался мужчина, настоящий мужчина, неспособный губить людей ради чьей-то садистской прихоти...
   Василий повернулся к боярыне и посаднику Дмитрию, и сухо произнес: - Он не лжет. Такое придумать невозможно!
   Дан смотрел на Марфу Посадницу. Его речь в первую очередь была предназначена ей. Она была главной в этой троице. И она же, насколько Дан знал по истории, была главным врагом Москвы в противостоянии Москвы и Новгорода. Именно боярыня Борецкая, как было сказано в старом, допотопном учебнике истории уже несуществующего государства СССР, попавшемуся как-то Дану на глаза, мешала Москве и Ивану III 'объединить русские земли', и именно она называлась главным сепаратистом в истории России. Хотя, Дан так и не понял, почему Марфа Посадница из Господина Великого Новгорода являлась сепаратисткой, а князья русских земель, объединившихся в Великое княжество Литовское, таковыми не являлись? Или историки в будущем о чем-то умолчали и земли бывших кривичей, дреговичей и частично радимичей со всякими ятвяжскими и прочими западно-и восточнобалтскими добавками не были русскими? Или, все-таки, Северо-Восточная Русь не были русской..? Тогда еще не была?
   Боярыня, похоже, тоже не сомневалась, что Дан говорит правду и сидела ссутулившись, словно все беды Новгорода и новгородской земли, о которых напророчил Дан, уже навалились на ее плечи. И давили ее тяжким грузом. Наконец, опомнившись, она выпрямилась и крикнула: - Онфимий!
   В горницу, с небольшой задержкой, снова вошел давешний прихрамывающий белесый бородач.
  - Онфимий, - чуть хрипло произнесла Борецкая, - принеси нам кваса. Березового, - уточнила она, - на четверых... - Бородач метнул взгляд на Дана, развернулся и молча вышел. И только тогда Марфа Посадница посмотрела на Дана.
  - Ты говорил слишком складно и слишком страшно. Ты хороший рассказчик... Особенно, если взглянуть на Дмитрия и Василия, - спустя секунду, добавила она.
   Дан непроизвольно уставился глазами на посадника и тысяцкого. Тысяцкий сосредоточенно уставился в какую-то точку и, положив на стол свои длинные руки, ничего не слыша, периодически то сжимал, то разжимал огромные кулаки. Посадник же опустил голову и, как мать, поник плечами, словно держа на себе, также, как и она, весь груз будущих бед Новгорода.
   В дверь горницы осторожно стукнули.
  - Зайди! - крикнула боярыня, и в дверях опять возник белоглазый Онфимий. Онфимий держал в руках четыре наполненные большие, сделанные из глины и обожженные, кружки. Кружки Онфимий поставил на стол.
  - Пей! - сказала боярыня и подвинула одну кружку к Дану. Чуть-чуть кисловатый и немножко резкий запах шибанул Дану в нос. Дан давно уже хотел пить, и в два здоровенных глотка он осушил кружку-канопку. Все, кто находился в помещении, тоже приложились к кружкам.
  - Выпил? - спросила боярыня. - А теперь иди. Онфимий тебя проводит. А мы тут подумаем над твоей сказкой...
  
  
  
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"