Горностаев Михаил Викторович : другие произведения.

Невероятные приключения монаха Иеронима

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Небольшой опыт большого произведения на свободную тему, в котором есть немного юмора и фантазии


  
  
  
  

НЕВЕРОЯТНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

МОНАХА ИЕРОНИМА

  
  
  
  
  
  
   Глава первая, о том, как любопытство и честолюбие приводят к неожиданному открытию.
  
   Брат Франциск был чрезвычайно честолюбивым человеком, с детства грезившим о богатстве и славе, почете и уважении. Однако родился он в очень бедной крестьянской семье и, сколько бы не хвалили его окружающие за удивительный ум и сообразительность, дальнейший вариант карьеры был скучен и однообразен: крестьянин, крестьянин и еще двадцать раз крестьянин. Хотя и очень умный! Но все-таки природа не привыкла впустую разбрасываться хорошими мозгами, и чаще всего попадают они к людям, способным оценить бесценность дара. Таковым был и Франциск, с детства верно оценивший все возможные перспективы своей дальнейшей жизни, и потому принявшийся усердно посещать приходскую церковь, где под руководством священника столь быстро изучил Священное Писание и латынь, что был немедленно истребован в ученики к самому настоятелю местного монастыря, увидевшему в мальчике будущее святой католической церкви. Не прошло и пяти лет, как Франциск уже прочел все книги, имевшиеся в скудной монастырской библиотеке, в совершенстве знал труды Святых Отцов, а в толковании Библии превзошел всех в обители. Естественно, что наступил день, когда во время обеда настоятель, подозвав его к себе, показал рукой на жующих монахов и произнес:
  -- Сын мой, настанет день, когда ты будешь пасти это стадо.
   Слова эти еще каких-нибудь десять лет назад показавшиеся медом для нашего героя, сегодня неприятно поразили его. Ведь, познав таинства знаний, в мыслях своих, Франциск уже устремился в Сорбонну, Рим, Флоренцию; туда, где лучшие ученые католического мира соревновались в бесконечных диспутах о смысле Божьего слова. Туда где, как казалось честолюбивому монаху, его ждала слава, а не прозябание в стенах забытого всеми монастыря. Оттого, привыкший во всем доверять своему учителю, он и признался в своих мечтах.
   Настоятель, сильно расстроился, хотя и не подал вида, но, тем не менее, наложил на Франциска за его беспредельную гордыню месячное наказание, до истечения которого не разговаривал с монахом. Однако ровно через месяц сам подошел к ученику и произнес:
  -- У меня в Париже есть влиятельные знакомые. И, слава Богу, мне есть, кому тебя порекомендовать. Может быть, это и есть твое предназначение - богословие. А потому я не стану препятствовать тебе, сын мой, раз ты сам избираешь свой путь. Но запомни, прежде чем отправить тебя в далекий путь, я должен знать чем, кроме гордыни и высокомерия, ты сможешь подтвердить мою рекомендацию? Готов ли ты предоставить какой-либо трактат, который не стыдно будет показать достойным людям, к которым будешь направлен? А потому вот тебе мое задание: напиши историю нашего монастыря и находящегося близ него города, а также обо всех чудесах данных мест, о которых узнаешь. Если твоя работа окажется стоящей, то будет тебе мое благословение.
   Слова настоятеля ошеломили Франциска. Действительно, все, что он делал до сих пор лишь саморазвитие, пустая трата времени, а слово, оставленное на пергаменте имеет невероятную силу и все известные ему великие богословы прославились именно своими сочинениями. Дело казалось легким. Энергично взявшись за него, Франциск переворошил небогатый архив городского магистрата, поговорил со всеми стариками об их славных предках и самое главное, начал обходить окрестности в поисках следов минувших дней. Однако все его усилия были тщетны. Все более и более углубляясь в занимавший его вопрос, брат все больше убеждался в бессмысленности существования города и его жителей. Чудес здесь не совершалось, драконов никто не побеждал, славные рыцарские фамилии предпочитали селиться где-нибудь подальше, и даже войны и чума обходили стороной эти места. Поколение за поколением горожане лепили горшки и дурили друг друга на рынке, крестьяне пахали землю и пасли скот, а монахи толстели до неприличия от безделья и обжорства. При всем при том ни первые, ни вторые, ни третьи ничего не достигли, и достигать в будущем не собирались, вполне довольные устоявшимся положением дел. Отчего писать было не о чем, и Франциску прояснился замысел настоятеля: если он ничего не напишет, то навсегда останется в монастыре.
   Однако монах не собирался так быстро сдаваться. Месяц за месяцем, каждое утро в надежде отыскать хоть что-нибудь замечательное он отправлялся в окрестности, терпеливо обходя их шаг за шагом, осматривая каждый куст, каждый камень, расспрашивая всех встречающихся на пути людей. И все-таки был вознагражден за свое усердие. В одном из дальних лесов он обнаружил камень, усеянный древними письменами. Тест их был непонятен и пугал своей таинственностью, однако природное любопытство победило и, Франциск, никому не сказав о находке, принялся разгадывать смысл заключенный в высеченных знаках. Как ни странно, это ему скоро удалось, загадочные буквы оказались лишь слегка измененным вариантом греческого письма и уже через неделю монах смог записать для себя их текст. Но не это являлось главным! Необходимо было понять смысл написанного. И это оказалось трудной задачей для неподготовленного человека. А потому, монах, дабы избежать ненужных расспросов и больше времени посвятить постижению обретенных тайн, объявил о годичном обете молчания. Братья пожали плечами и разошлись судачить о странностях Франциска.
   Расшифровка таинственных письмен оказалось делом нелегким. Изо дня в день, на протяжении одиннадцати месяцев с рассветом брат уходил в лес, где в одиночестве пытался разгадать загадку, оставленную для него древними. И, наконец, его усердие было вознаграждено! Письмена сообщали о далеких странах, населенных столь могущественными и многочисленными народами, что могли оставить на поле бое умирающими больше людей, чем жило во всей известной Франциску округе. И сколь бы невероятным не казалась для него эта весть, не в ней скрывался главный смысл надписи. Оказывается, древние владели способом мгновенного путешествия. Человеку, пользующемуся им, не нужны были лошади и ослы, запасные башмаки и запас еды. Стоило только выполнить определенный ритуал, и он переносился в любой город и любую страну. Вот что больше всего занимало монаха, вот чему он решил посвятить свою жизнь. Прочь проклятый монастырь! Прочь разжиревшие монахи! Прочь замшелый город! Прочь нищая Франция! Пройдет немного времени, и Франциск оправится в богатые и просвещенные страны, в Византию, Персию, Индию, а может и дальше, в Китай. Он все увидит, все поймет, он будет общаться с величайшими мудрецами и может быть прославит и свое имя. Прочь дикая Европа, не стоящая вся одного камня из основания стен славных городов Востока!
   Такие тщеславные мысли крутились теперь в голове монаха. И он начал подготовку к путешествию. Надо заметить, что сам секрет переноса, разработанный древними, был достаточно прост. В определенные дни некие высшие силы весьма способствовали этому, словно приоткрывая дверь, через которую можно было шагнуть куда захочешь, если, конечно, знать заклинание, служащее пропуском и место, в котором собираешься очутиться. Заклинание это Франциск выучил наизусть с невероятной легкостью. Но оставалось еще рассчитать нужный день и час, вот это то и была самая тяжелая работа. В письменах имелась соответствующая формула, и для монаха не стоило бы большого труда произвести расчет, да вот только в ней имелось несколько величин, значение которых не было известно брату. Но нет преград на пути талантливого человека! Очень скоро он сообразил, что раз невозможно определить магический день, то нужно каждый день, по несколько раз проводить церемонию. И когда ворота в другой мир откроются он, Франциск будет стоять перед ними.
   Впрочем, на пути честолюбивых мыслей стояло и еще одно препятствие. Монаху совсем не хотелось являться в чужие страны голодранцем. Богатому путешественнику легче пробиться к знатным сеньорам и получить от них необходимое покровительство. Странник, не имеющий нужды в деньгах, свободнее в выборе целей и маршрутов. Наконец, золото могло потребоваться для покупки диковин и книг, столь нужных для любознательного человека. Тщательная подготовка отнимала у Франциска все его свободное время, а потому он решил найти себе помощника.
   Выбор был сделан сразу. Брат Иероним, по удивительной простоте и доброте характера всегда соглашался помочь другим людям, в силу такой же удивительной доверчивости, не догадываясь, что зачастую им пользовались в корыстных целях. Вот и сейчас Франциск направлялся к нему, на ходу придумывая историю, которая могла бы удивить доверчивого монаха.
  -- Приветствую тебя, брат! - начал он.
   Надо заметить, сам факт, что долго молчавший Франциск прервал свой обет именно для беседы с ним, произвел на Иеронима столь сильное впечатление, что он был готов поверить всему на свете.
  -- Брат, неужели ты...
  -- Да, Иероним. Но об этом никто не должен знать. Это наша с тобой тайна.
   Доверчивый монах согласно кивнул.
  -- Только серьезная причина заставила меня придти к тебе и заговорить. Сегодня во сне ко мне явился святой Михаил!
  -- Господи! - вскрикнул Иероним и быстро начал креститься.
  -- Михаил был послан, чтобы известить нас, что мы избраны, ты и я, для великой цели - паломничества в Святую Землю.
   Пораженный таким известием, Иероним не мог произнести не слова и только лишь кивал головой, соглашаясь со всеми инструкциями, которые давал Франциск. А ему предстояла нелегкая задача. Пока ученый брат занимался приготовлениями к длинному и серьезному путешествию, доверчивый монах должен был собрать как можно больше золота, чтобы не нуждаться хотя бы первую часть пути.
  -- И самое главное, - завершил свою речь Франциск. - Об этом никто не должен знать. Даже настоятель! А когда мы вернемся из Святой Земли, почет и слава так окружит нас, что, очевидно, тебе предоставят собственный приход в богатом городе, а меня интересует лишь скромная доля ученого.
   Оба брата разошлись довольные состоявшейся беседой. Франциск понимал, что доверчивый монах, с усердием бросится на поиски денег, а потому спокойно занялся своими тайными приготовлениями. Иероним же отправился в келью, по пути размышляя о странностях божественного промысла, избирающего для великих дел таких маленьких людей как он.
  
  
   Глава вторая, как у брата Иеронима пробудилась способность к обману людей, и к чему это привело.
  
   Сон Франциска не являлся из ряда вон выходящим для монастыря событием. К примеру, брат Антоний только апостола Павла семь раз видел, а всякие мелкие святые приходили к нему несчетными легионами каждую ночь. Богоматерь посещала брата Варфоломея, брата Евмения, а брат Иулиан однажды чуть не вступил с ней в греховную связь. Один только Иероним оставался без общения со святыми, и это его очень расстраивало. Не раз он вопрошал у Бога, доколе он будет лишен событий, радостных для каждого ревностного католика. И вот случилось!
   Миссия, возложенная на него, была трудна и опасна, но очень важна. Представить, что такое жизнь без золота Иероним не мог. Все детство и юность, до пострига, провел он в служках у хозяина небольшого постоялого двора. Кормили его скверно. Спать приходилось, где попало, прикрывшись какой-нибудь дерюгой, да и били постоянно и хозяин и посетители. Но зато мальчик был всегда уверен, что ночь проведет под крышей, а днем съест кусок хлеба, выпьет немного молока, а иногда получит и вкусный кусок мяса. Как бы ни был беден маленький служка, он уже тогда знал, что такое истинные человеческие ценности. Раз в год хозяин, а иногда подвыпившие посетители постоялого двора давали мальчику маленькую золотую монетку. "Пойди купи себе что-нибудь," - говорили они. На следующий день, пораньше, Иероним бежал на городской рынок. Там он ходил среди рядов, рассматривая все их богатство и великолепие. Любоваться овощами и рыбой, хлебом и дичью, посудой и какими-то волшебно-цветными тканями он мог долго, часами. Торговцы сразу замечали грязного оборванного мальчика, который подходил к прилавку и внимательно рассматривал товар, подозревали в нем очередного воришку и поднимали крик, дабы прогнать его из рядов. И в тот момент, когда вокруг собиралась толпа, жаждущая видеть как будут избивать маленького негодяя, Иероним доставал монетку и тихим дрожащим голосом говорил: "Я просто хотел что-нибудь купить для себя". Мальчик любил этот момент, он упивался им. С удовольствием он наблюдал, как лица обступивших его людей сразу же менялись, и изумленная толпа начинала расходиться. Торговцы, только что ненавидевшие его уже улыбались, обнажая черные зубы, и приглашали парнишку купить у них все лучшее, что имелось в лавках. На короткий миг, пока была в руках золотая монета, Иероним превращался в хозяина жизни, господина всех окружавших его людей. Поэтому сомнений в том, что именно есть высшая земная ценность у монаха не было. Конечно, можно было по пути просить милостыню, но дорога с куском мяса и вином в животе, значительно выигрывала, по его мнению, у путешествия с коркой хлеба и водой из лужи.
   Иероним сладко улыбнулся, представив собственный приход: толстые сальные свечи, молодых прихожанок, наконец, братьев Антония и Иулиана, стоящих на коленях перед ним, таким важным кюре, и слезно просящих прощения за то, что часто колотили его палками, кидали в телегу с навозом, отнимали мясо и вино во время скудного монашеского обеда. Брат Порфирий избивает себя ржавой цепью, поливает раны нечистотами и ест одни лишь корни деревьев, пытаясь искупить то, что обзывал он святого Иеронима толстой свиньей и облезлой обезьяной. И еще другие монахи, и еще мальчишки из соседней деревни, и еще.... Радостные картины открывались брату.
   Оторвавшись от сладких грез, монах задумался о главном. Благородного металла нужно было собрать, как можно больше, но, где взять это "больше"? Со вздохом монах полез под кровать, откуда достал небольшой сундук, вмещавший все ценности, что скопил Иероним за монашеские годы: новую черную рясу, которую он надевал только по особо праздничным и торжественным дням, сменяя повседневную рваную и грязную одежду; книга псалмов, которую можно было взять с собой, отправляясь в странствие; кусочек мощей святого Пантелеймона, купленный в базарный день у странника, шедшего из Рима (так вот почему благая весть явилась именно сегодня, в его день!); и маленький мешочек с шестью золотыми монетами. Негусто. Признаемся, что все монахи этой обители были очень бедны. Иероним был беден особенно. Он был нищим даже среди нищих братьев. И это не было странным явлением. Монастырь находился в небогатой и малолюдной стране. Вокруг насчитывалось с десяток убогих деревушек и один такой же убогий городишко с несколькими сотнями жителей. Торговые пути обходили эту местность стороной. Никаких реликвий, священных для каждого верующего христианина в обители не было, поэтому появление паломника являлось для братьев необычным событием. Понимая такое положение вещей, более или менее состоятельные прихожане не спешили принимать постриг в этом монастыре, предпочитая обители, где обеды были сытнее, вино лучше, а работать приходилось меньше. В довершение всех бед, округа была разорена недавно закончившейся войной.
   Итак, главной проблемой, волновавшей Иеронима, было золото. Удивительно, что именно его избрали для выполнения столь важного и нелегкого поручения. Особым смирением и святостью он никогда не отличался, за что постоянно был браним отцом-настоятелем.
   Да и откуда у него богатство! Избрали бы, скажем, мэра. Все видят, какие богатые вклады в соборную церковь он делает по святым праздникам. Поэтому вся округа считает его ревностным католиком. Ну а золота... - этого у него как грязи. Брат Симеон однажды рассказывал, что видел сам в доме городского головы сундук, наполненный монетами.
   "Все-таки есть во мне нечто такое, что отсутствует у остальных," - подумал Иероним: "Может быть, я умею хранить тайны? А может, я отлично выполняю поручения? В любом случае: пути Господни неисповедимы; и уж если выбрали меня, значит, я не так уж прост!"
   На такой ноте брат Иероним закончил свои размышления. Сердце его наполнилось радостью. Путь его лежал в келью брата Вонифатия.
   Как уже упоминалось, вся братия монастыря была бедна. Однако мир устроен так, что имущественное неравенство возникает даже среди нищих монахов. И среди них имелись свои бедняки, вроде брата Иеронима, но были и настоящие богачи, у которых в укромных местах были припрятаны мешочки с несколькими десятками золотых монет.
   Брат Вонифатий был состоятельным монахом. Когда-то, еще до начала монашеской жизни он имел небольшую рыбную лавку на городском рынке. Торговля приносила небольшой, но постоянный доход. Год за годом рыботорговец откладывал монету за монетой, надеясь к старости обзавестись домом, женой, детьми - всем необходимым для жизни достойного бюргера.
   Однажды в город прискакал всадник. Он был из соседнего города, разоренного воинством лесных разбойников. Всадник просил помощи и рассказывал о страшных делах, творимых захватчиками в его городке: о разрушениях, пожарах, насилиях, страданиях жителей. Но самым ужасным, по мнению Вонифатия, был рассказ о том, как мучили и пытали разбойники тех, кто промышлял по торговой части, надеясь выведать, где те спрятали свои сбережения. Во всем городе негодяи не тронули только святую обитель. Всадник горел яростным чувством мести и призывал горожан взять оружие и, объединившись с жителями его городка, пойти и перебить разбойников. Горожане, единые чувством бюргерской солидарности, накормили беднягу, дали ему новую одежду и коня и отправили в соседний город, где, по их мнению, жили более могучие и смелые люди, способные оказать действительную поддержку своим соседям. Сами же сломя голову бросились прятать ценные вещи.
   Перспектива никогда не воспользоваться плодами трудов своих удручала торговца рыбой и он, немного посомневавшись, отказался от планов жениться и вскоре постригся в монахи, пожертвовав дело святой обители. Отец-настоятель долго не размышлял и, рассудив, что торговля рыбой ни у кого более в монастыре не пойдет лучше, чем у Вонифатия, поставил его управлять монастырской лавкой и далее. Таким образом, торговец остался при своих: при лавке и сбережениях. А жена? - Нужна ли она серьезному человеку?
   В тот год разбойники обошли стороной город. Обыватели откопали свои деньги и драгоценности и занялись обыденными делами, что оказалось на руку армии графа де Буланже, через год шедшей мимо, дабы защитить жителей этой страны от жестоких сарацинов и, прославившейся всеми теми же делами, что были свойственны и обычным разбойникам.
   А брат Вонифатий трудился и отдавал всю прибыль от лавки в обитель. Но и сам в накладе не оставался: из года в год десяток монет опускалось в объемный мешочек бывшего торговца.
   Известно было, что монах давал деньги в рост. Впрочем, одалживал он, руководствуясь исключительно чувством христианского сострадания, отчего брал с должника всего половину суммы. Дело это хоть не часто, но приносило Вонифатию, стабильный и весомый доход. Говорили, даже отец-настоятель время от времени обращался к содержимому его мешочков.
   Именно к нему и направлял свои шаги брат Иероним.
   Дверь в келью Вонифатия была приоткрыта и Иероним, даже не постучавшись, резким движением вошел в покои рыботорговца. Тот сидел у маленького окошка. В руках он держал раскрытую книгу. Взгляд его был недвижно направлен в какую-то невидимую точку. Можно было подумать, что монах задумался над тайным смыслом только что прочитанных слов, но нет, он думал, не продешевил ли, распродав наскоро бочку протухшей трески. Мысль эта настолько занимала голову Вонифатия, что он нисколько не удивился столь бесцеремонному вторжению другого монаха, несомненно, отрывавшему его от трудов на благо святой католической церкви.
   Видя, что Иероним боится начать речь, Вонифатий сам обратился к нему.
  -- Что тебе, брат?
  -- Нужда направила меня к тебе, - тихо отвечал Иероним.
  -- Нужда говоришь.... И в чем нужда твоя, брат?
  -- Хочу взять у тебя немного денег в долг. Отдам непременно.
   Перспектива дать в долг прельщала Вонифатия, однако дать денег Иерониму... дело было рискованным и сомнительным.
  -- На благое ли дело нужны тебе деньги брат?
  -- Да, брат Вонифатий, хочу я сделать взнос в строительство костела. Это в небольшом городе в пяти днях пути отсюда.
   Иероним врал. Врал нагло и сам удивлялся, откуда в нем такая смелость.
   - С несколькими жителями этого города меня связывает дальнее родство, так вот они и поведали мне об идущем строительстве. Здание уже почти построено, но вот на отделку его денег у горожан не осталось. Потому и обращаются они с просьбой о помощи ко всем честным католикам. Ибо без своей церкви жителям очень тягостно, а души их пребывают в грехе. Когда обратились они ко мне, я не смог отказать в просьбе и решил пожертвовать все, что имею - шесть монет.
   Брат Вонифатий был человеком практичным. Выслушав речь Иеронима, он сразу же принялся искать в ней скрытый смысл. Бывший торговец не верил в чистые порывы души, и потому имел все основания подозревать, что за такими поступком брата скрывается какая-то выгода. И вскоре догадался.
  -- Скажи мне, брат... уж не хочешь ли ты потом стать священником этой церкви? Скажи. Не бойся. Я никому не поведаю.
   Иероним был готов, кажется, даже на сделку с дьяволом лишь бы достать побольше золотых для паломничества. Поэтому, лукаво улыбнувшись, он отвечал:
  -- Да, брат Вонифатий, вижу, что от тебя ничего не скроешь. Вижу, что можешь ты проникнуть в самую суть вещей и постичь их истинный смысл.
   "А ведь Иероним совсем не такой простак, как о нем думают братья. Сейчас он сделает взнос, через некоторое время станет городским священником, тогда и деньги потекут к нему". Брат Вонифатий взглянул на монаха даже с уважением. "Однако," - подумалось ему: "Здесь можно получить большой куш."
  -- Сколько ты хочешь, Иероним? - Вонифатий первый раз уважительно назвал брата по имени.
  -- А сколько ты сможешь дать?
   Такая смелость еще больше убедила монаха-торговца в желании Иеронима занять прибыльное место. Впрочем, риск все равно оставался. Вдруг не вернет. А если дашь мало, меньше получишь. Будешь потом всю жизнь корить себя.
  -- Дам тебе пятнадцать монет, больше не могу. Сам знаешь, брат, беден я.
   Иероним даже представить не мог, что ростовщик предложит такую большую сумму. Чувствуя выигрышность момента, он закричал.
  -- Нет, мне нужно тридцать!
   В голове Вонифатия носились самые противоречивые чувства: и радость, и расчет, и страх, и азарт. Но превыше всего стояла жадность.
  -- Тридцать, сумма слишком большая для бедного монаха. Дам тебе еще десять и уходи с миром. Все. Все. Но учти, что вернешь мне еще столько же в течение года. Всего пятьдесят монет. Понял?
   Иероним кивнул.
  -- А не вернешь, будешь рабом моим до конца дней своих. Может к старости, и отработаешь долг свой.
   Иерониму было все равно сколько, и когда он должен вернуть Вонифатию. Он то знал, что скоро окажется в Палестине, откуда вернется окруженный славой и почетом. И это убеждение подталкивало его согласиться на любые условия.
   Оба монаха были довольны договором. Вонифатий неторопливо отсчитал двадцать пять золотых монет. Иероним ссыпал их в свой мешочек и удалился.
   "И все-таки нужно проследить за моим хитрым братом. Может город, где он хочет устроиться, совсем не мал, и приход там богатый. Тогда может самому...."
   Мысли о протухшей треске навсегда покинули голову монаха-рыботорговца.
   Следующим местом, где Иерониму могли дать денег, был дом мэра.
   Город им управляемый насчитывал всего несколько сотен жителей и был небольшим даже для средневековой Европы. Тем не менее, как и во всяком порядочном городе, здесь имелись своя тюрьма, церковь, городской рынок и, конечно, магистрат. Было и несколько цехов, к которым принадлежало практически все взрослое население. Два из них: цех ткачей и гильдия кузнецов являлись самыми многочисленными и влиятельными. И ткачи и кузнецы изготовляли весьма посредственные вещи, не находившие покупателя ни в родных местах, ни за их пределами. Впрочем, оба цеха ревностно следило за ценами, количеством сделанных вещей, числом мастеров и подмастерьев. Мастера бездельничали и били подмастерьев. Подмастерья делали безобразный товар и надеялись поскорее выбиться в мастера, чтобы издеваться над своими подмастерьями. Объединяло цехи только одно: желание не допустить в пределы родного города изделия других городов. Ежемесячно, в целях обеспечения благосостояния и спокойствия жителей, стража била горшки, разрывала холст и сукно, ломала серпы и косы иногороднего происхождения, выявленные на рыночной площади.
   Страсти накалялись раз в пять лет, когда город выбирал нового мэра. Выбор обычно производился из двух кандидатов: от ткачей и кузнецов. Кому быть новым городским головой решалось во время потасовки на площади перед магистратом. Почти всегда побеждали кузнецы, но, иногда, ткачам удавалось переманить на свою сторону вином молодежь из соседних деревень. Тогда победу праздновали ткачи. Впрочем, выбрав нового мэра, город успокаивался, но скрытое соперничество двух цехов не утихало никогда.
   В последний раз выборы проходили два года назад. Мэром стал ткач, мэтр Роже. К нему и шел сейчас брат Иероним.
   Было послеобеденное время, и мэр пристроился на лавке, чтобы дать улечься обильному обеду и заодно поразмыслить о превратностях жизни. Мэтр Пижо, глава кузнецов явно что-то замышлял, замышлял плохое, в этом сомнения не было. Главным признаком надвигавшихся бедствий являлось отсутствие каких-либо новостей.
   Появление толстого монаха только подтвердило подозрения мэтра Роже. Войдя в дом, брат Иероним начал с приветствия.
  -- Хранит вас Господь, мэтр. Я пришел сюда с непростой миссией. Знаете, что отец-настоятель решил расписать соборную церковь монастыря и пригласил для этого художника из Рима.
  -- Это мне известно, - ответил мэр.
  -- Давно ли Вы жертвовали на нужды святой обители, мэтр Роже?
  -- В прошлое воскресенье я внес золотую монету, брат.
   "Странно," - подумал Иероним: "В прошлое воскресенье среди пожертвований не было ни одного кусочка золота."
  -- Пробил час испытаний. Испытаний для каждого верного сына нашей матери Святой Римской церкви. Обитель нуждается в деньгах, больших деньгах.
  -- Кто послал тебя монах? И почему отец-настоятель сам не пришел ко мне?
  -- Настоятель занемог. Третий день лежит в постели. Братия поит его молоком и кормит медом. Не знаем уже, встанет ли он на ноги? Но мучения духовные, еще больше убивают его, чем телесная немощь. Дело незакончено - святое дело украшения монастырской церкви.
   "Ах, эти жадные монахи! Сколько им не даешь денег, все мало", - подумал мэр, покачав головой.
  -- Знаешь, монах, дела идут у меня не важно. Совсем скоро разорен буду. И потому иди! Иди и молись за меня!
  -- Но, мэтр!
  -- Нет, ступайте!
  -- Мэтр...
  -- Вон отсюда, а то позову слуг, и они побьют тебя палками.
   Мэр Роже уже был близок к исполнению своей угрозы, когда брат Иероним решил испробовать последнее средство.
  -- Я иду, но вот мэтр Пижо...
  -- Что Пижо? - мэр даже побагровел, услышав это ненавистное имя. - Так и знал, что этот проходимец, что-то задумал.
  -- Мэтр Пижо пожертвовал на нужды церкви тридцать золотых монет.
  -- Сколько? - сумма была, несомненно, огромной и невероятной для этих мест.
  -- Тридцать монет золотом.
  -- Не может быть!
  -- Истинная, правда! - Иероним достал из-за пазухи мешок с деньгами
  -- Ах, негодяй! Что придумал! Думает, я испугаюсь этой суммы! Думает, он более ревностный католик, чем я! Думает... Ладно, брат. Держи! - Роже бросил в руки Иерониму кошель.
  -- Здесь сорок монет. Надеюсь, эта сумма утрет нос Пижо.
  -- Несомненно, мэр. В это воскресенье, в церкви будут называть жертвователей. Самый щедрый из них будет запечатлен на сводах церкви у ног Господних, между святыми евангелистами. Думаю, что им останетесь вы.
  -- То есть, как останусь?
  -- Мэтр Пижо обещал еще немного подумать и дать на нужды обители еще пятнадцать монет. Может быть даже сегодня вечером.
  -- Вот подлец!
  -- Да, но жертвователь щедрый.
  -- Не называй его так при мне. Тридцать и пятнадцать, всего ... сорок пять. На, монах, держи еще десять. И запомни, я дал пятьдесят монет. И мое лицо должно быть у ног Господних! А теперь иди.
   Иероним поклонился и удалился, радуясь удачному исходу.
   Мэр переживал. Отдать пятьдесят монет, своих кровных золотых монеток, только потому, что этот жалкий проходимец, этот сын осла Пижо решил перещеголять его крупной суммой, но нет уж! Переживания соседствовали с удовлетворением, удовлетворением от победы над извечным противником.
   Иероним даже представить не мог, с какой легкостью люди отдавали деньги. "Странно, почему я раньше не подумал о такой возможности. Собрал бы побольше с доверчивых простаков и отправился в другую страну жить обеспеченной жизнью."
   Используя известное соперничество между ткачами и кузнецами и историю о росписи монастырской церкви, монах, не особенно утруждаясь, выудил у мэтра Пижо шестьдесят пять золотых монет.
   Брат не боялся, что одураченные им горожане прибегут к отцу-настоятелю справиться о здоровье. Обман откроется только в воскресенье. А до него оба мэтра будут раздуваться от смеха, представляя собственный триумф и позор соперника.
   Таким образом, к вечеру монах собрал сто пятьдесят одну золотую монету - сумму, никогда не виденную большинством жителей этой нищей страны. Но теперь ему казалось, что этого мало. Иероним пытался вспомнить, где еще он мог достать хоть немного драгоценного металла.
   Иероним очень хотел предстать перед гробницей Спасителя в новой рясе. Но все равно он превозмог себя и продал ее за две монеты брату Тимофею. Псалтырь он продать не смог. Весьма нужной для него была эта книга.
   Оставалось еще одно место, где можно было раздобыть немного золота - монастырская церковь. Храм был украшен небогато. Все больше свинец да медь. Но крест - большой алтарный крест был сделан из чистого золота. Взять крест из храма было воровством. За последнее время Иерониму пришлось много врать. Это был большой грех. Но воровство... воровство алтарного креста - еще больший грех.
   Иероним понимал, что должен украсть и поэтому мысленно искал оправдание своему поступку. Оправдание нашлось вскоре. Во-первых, брат Иероним воровал не для себя, а для святого дела. Во-вторых, вскоре в монастырь, откуда ушли в Святую Землю Франциск и Иероним, потянутся тысячи паломников, чтобы воочию увидеть обитель, где они жили. Естественно, монастырь не останется в накладе и сможет купить себе сотни таких же крестов. Преодолев моральные колебания, монах решил этой же ночью совершить кражу, поэтому с наступлением темноты он не заснул, а стал терпеливо ждать. В полночь он поднялся с постели и тихо направился к дверям монастырской церкви.
   Большой дверной замок был сделан местными кузнецами, а потому открыть его не стоило большого труда для Иеронима. Войдя в здание, он тихо, будто боясь разбудить святых, глядевших на него со стен, подошел и снял золотой крест. После засунул крест за пазуху и быстро побежал в свою келью.
   В эту ночь не спал не только брат Иероним. Бодрствовал и брат Порфирий. Именно его нанял брат Вонифатий для слежки за Иеронимом. Кельи обоих братьев находились рядом. В полночь Порфирий услышал скрип соседней двери. Сразу же он подбежал к ней и увидел как Иероним, осторожно пошел к лестнице. Порфирий проследил за ним до самой церкви. Когда тот вышел, монах вбежал в нее и обнаружил пропажу золотого креста.
   Брат Порфирий поднял тревогу. Сбежавшиеся на его крик монахи, вознегодовали, узнав, что произошло. Схватив в руки первое, что попалось, они бросились искать вора, собираясь убить его прямо на месте. Иероним слышал крики. Вбежав в свою келью, он бросил крест и деньги в большой мешок, сунул в карман Псалтырь и побежал к брату Франциску.
   Ученый монах не ждал гостей и, сосредоточившись над чтением заклинаний, не обратил внимания на запыхавшегося беглеца. Этой ночью он еще раз пытался открыть дверь в неизвестное.
   Иероним, услышав приближающиеся крики, подпер лавкой дверь и направился к брату. Раздался стук в дверь, вскоре превратившийся в яростные попытки ее сломать. Старый дуб держался хорошо. Снаружи доносились страшные проклятия монахов. Иероним с надеждой глядел на Франциска. Неожиданно он почувствовал, что переворачивается с ног на голову. Его сильно затрясло. В воздухе запахло серой. Через несколько мгновений келья исчезла и он оказался в чистой и светлой комнате с большими окнами. Негодующая братия исчезла. Но как показалось Иерониму, на краткий миг в этой комнате присутствовал другой человек, который куда-то пропал. Страшная догадка осенила монаха. Франциск не собирался в Палестину. Он был чернокнижником и хотел украсть золото. А сейчас могуществом своего колдовства он забросил Иеронима на другой конец земли, а может и дальше. Силы покинули его. Он опустился на пол и горько зарыдал от обиды.
   Братьям, все-таки выломавшим дверь, и ворвавшимся в келью, представилась удивительная картина. У окна стоял испуганный брат Франциск. Сильно пахло серой, а похитителя креста в ней не было. Всем сразу стало ясно, без дьявола здесь не обошлось. Монахи в испуге бросились бежать прочь от проклятого места. Через несколько минут дверь уже была заколочена самыми толстыми досками из имевшихся в монастыре. А к вечеру страшная весть разнеслась по всей округе, наводя ужас и смятение на мирных жителей этих мест.
  
  
   Глава третья, подробно рассматривающая вопрос, сможет ли выжить в средневековье современный алкоголик?
  
   Интересующим нас утром, лучи солнца, с каким бы энтузиазмом оно не выполняло свои ежедневные обязанности, не могли пробиться в комнату, где спал сном младенца Андрей Владимирович Смирнов. Нет, не ставни и шторы мешали естественному процессу распространения лучей. Нет! Природа всей своей мощью, иной раз разрушающей целые города, сегодня, казалось, боялась проникнуть в помещение, в котором в плотной завесе похмельных испарений возлежал наш герой, а потому посторонний наблюдатель сильно бы удивился бы, увидев, что лишь одно из доброй сотни окон многоэтажки зияло черным пятном и не пускало солнечные зайчики.
   Надо заметить, что подобные катаклизмы не интересовали Андрея Владимировича. Единственным его желанием этим утром был долгий и крепкий сон. Впрочем, крепость обеспечивалась древним народным способом: заключающемся в двухдневном употреблении паленой кавказской водки, где-нибудь в гаражах. Поздно ночью, грязный и усталый возвратился Смирнов домой, и теперь душа требовала отдыха. Но темные тучи уже сгущались над его головой. Уже слышны были зловещие шаги жены, суровый нрав которой славился среди его друзей. Господи! Как мало она понимает в жизни! За двадцать с лишним лет совместной жизни, она так и не сумела уяснить для себя несколько простых истин, а потому традиционный и мучительный допрос будет повторяться снова и снова. Вот и сейчас откроется дверь и в лицо, с трудом приходящему в себя мужу, понесутся те же самые вопросы, что и вчера и месяц назад и год, а может быть и всю жизнь.
  -- Что опять надрался?!
   Глупая баба, неужели не видно.
  -- Да нет. Э-э-это, вчера, немножко... пивка.
  -- Небось, снова с дружками?
   Ну, дура! Ну а с кем же еще?
  -- Э-э-это... Ваське г-г-гараж помогал убирать.
  -- Где деньги?
   Ну... без этого вопроса нельзя. И разве непонятно ей, что если я, такой как сейчас есть, то денег нет. Не осталось!
  -- Могу... себе... позволить!
   Последние слова были произнесены Андреем Владимировичем очень медленно, ведь, несмотря на свое, приближенное к предсмертному, состояние, он еще мог разглядеть наливающиеся кровью глаза и хищно покачивающиеся ладони жены. Приближалась хорошая оплеуха. Смирнов сжался, понимая, что быстро нанесенный удар, будет стоить целого дня ругани и упреков.
   Ни для кого не было секретом, что жена периодически оскорбляла мужское достоинство Андрея Владимировича. Об этом знали и друзья и соседи. В мыслях его, конечно же, периодически разворачивались планы восстания с целью свержения женской тирании, но имелись три непреодолимых препятствия: теща, которая собиралась прожить столько же, сколько королева-мать; лень, не требующая комментариев; и, наконец, тяжкая дума. Ну, победит он жену? А что дальше? Под словом "дальше" естественно подразумевалась целая система, состоявшая из стирки, готовки и прочих мероприятий, поддерживающих элементарное существование Смирнова. Однако в мечтах у него возникал и сказочный вариант. По щучьему веленью, по моему хотенью... Проснуться и ... ап! А Машки нет! И никогда не было! Куда делась непонятно, а потому искать и грустить не надо. Вот тогда бы и зажил Андрей Владимирович как надо, вот тогда бы и загулял на славу. Из этого нам становится ясно, что жена сильно портила ему жизнь. И это не было его личным мнением. Нет, нет! Не подумайте! О том же постоянно говорили и друзья.
  -- Мол, тиранит тебя Машка, - и, закусив: - Ох, тиранит!
   Вот и в это утро, терпеливо дослушав глупые домогательства зловредной жены, и получив, наконец, оплеуху, он получил передышку. С криками и ругательствами она ушла на кухню, обсуждать с тещей свою трудную судьбу. Смирнов внимательно прислушался, и лишь убедившись в полной безопасности, полез под матрас, где лежала спасительная при таких обстоятельствах чекушка.
  -- Вот дура! Никогда не догадается под матрасом проверить, - зловеще прошипел он.
   Радуясь собственной находчивости, Андрей Владимирович одним глотком "поправил здоровье" и снова откинулся на кровать. Перед глазами сразу же все поплыло, ощущалось приближение блаженства, когда неожиданно кровать сильно затряслась, а комната наполнилась резко пахнущим дымом.
  -- Вот стерва! - закричал Смирнов, полагая, что оказался жертвой очередной проделки жены. Однако через мгновение его словно бы, кто-то поднял на руки, потом схватил за ноги и несколько раз встряхнул, и в окончание попытался вытянуть внутренности, которые и так после вчерашнего просились наружу. Когда, наконец, издевательство над больным организмом закончилось, он понял, что лежит на улице среди зарослей высокого бурьяна.
   Необычные события, происшедшие в это утро с Андреем Владимировичем, требуют от нас краткого знакомства с его биографией и наиболее существенными для повествования чертами характера. Ведь, во-первых, он не всегда был пьяницей, и друзья у него имелись вполне приличные. И песни он пел правильные, и в походы ходил интересные. Был он когда-то студентом, а после инженером-технологом. Но главное, Смирнов был читающим человеком. Привычка читать вошла в него вместе с "Пионерской правдой", книгами Жюля Верна и Гайдара, продолжилась с модными Пастернаком, Ахматовой и Цветаевой, журналом Коротича, а в рыночные годы остановилась на сериях фантастики и детективов с уличных развалов. Привычка много читать, вообще характерна для людей той, поздней советской эпохи. Андрей Владимирович не был исключением. А недостатки, что ж поделаешь, не всем удалось слиться с новой жизнью, неожиданно начавшейся в девяностых.
   А еще ему всегда хотелось большого приключения, но реализовать мечту всегда мешали мелкие жизненные обстоятельства, с годами затянувшие так сильно, что сейчас Смирнов и не заметил, в насколько необычном положении он оказался.
   А ситуация действительно выпадала из обычного течения жизни. Приподнявшись и оглядевшись по сторонам, наш путешественник пришел к выводу, что находится в центре городского пустыря. Метров на пятьдесят вокруг валялись кучи мусора, сквозь которые пробивался бурьян невероятной густоты. "Лужкова на вас нет!" - заворчал он, продираясь через заросли сорняка.
   Наконец ему удалось выбраться на чистую площадку, от которой, судя по всему, имела начало одна из городских улиц. Усевшись на лежавшее рядом бревно, Андрей Владимирович перевел дух, и принялся думать. А поразмыслить было над чем. Во-первых, над причинами жуткой встряски. Его жена, при всей своей мерзопакостности, все-таки не обладала силами и возможностям необходимыми для подобных действий. Во-вторых, почему он вместо своей комнаты оказался на улице. Можно, конечно было предположить, что некто выкинул его из окна, но четырнадцатый этаж.... И потом, возле его дома отсутствовали такие запущенные пустыри, да и где сам дом? Вокруг плотной стеной, разделяемые весьма узкими улицами, стояли сараи высотой в один - два этажа, настолько зашарпанные по виду, что самый худший из известных ему гаражей мог поспорить по богатству отделки с любым из этих строений. Да и мусор... Смирнов ковырнул ногой куски битой глиняной посуды. Все это что-то напоминало...
   Но не забывайте, что Андрей Владимирович был весьма начитан, а потому элементарная логика, замедляемая лишь действием похмелья, очень скоро подвела его к мысли о том, что он находится в прошлом. Когда и где конкретно, это еще предстояло выяснить, но на данный момент все говорило именно в пользу столь неожиданного вывода.
   Приподнявшись и закряхтев, наш герой свернул в первую попавшуюся улочку и отправился на поиски местных жителей, способных хоть немного прояснить сложившуюся ситуацию. И уже через минуту, он встретил хмурого субъекта с нечесаной бородой, спутавшейся из-за множества шариков репейника. Хмурый субъект сидел на камне и был занят тем, что ковырял палкой в куче навоза. Эти действия увлекли его настолько, что он не счел нужным заметить человека, уже несколько минут пытавшегося обратить на себя внимание.
   - Мистер, сэр, месье, ну как тебя там! - кричал Андрей Владимирович ему в ухо, но тот не отзывался. Тогда Смирнов внимательно присмотрелся к предмету, занимавшему его и, сильно удивился, обнаружив, что так интересовало "нечесаного". Посреди кучи барахталась большая навозная муха, предпринимавшая отчаянные попытки выбраться наружу, но безжалостная рука свыше, отправляла ее в глубь снова и снова, стоило только несчастному насекомому почувствовать близость спасения.
  -- Может быть нужна помощь? - еще раз попробовал вступить в контакт Андрей Владимирович. Ответом снова стало молчание. И неизвестно, сколько оно могло продолжаться, если бы рядом не появилось другое существо, имевшее к навозной куче интерес не меньшей силы. Неторопливой и важной походкой к луже подбирался тощий хряк. Появление конкурента осталось незамеченным нечесаным субъектом. Он все так же сосредоточено сражался с крылатым насекомым. А зря. Неожиданно, прицелившись, точно в середину кучи с радостным визгом воткнулась свинская морда. Брызги счастья полетели во все стороны, попав и на лицо мужчины. Тот заворчал и вытерся рукавом, медленно соображая, кто ему помешал, но, сориентировавшись в обстановке, нанес удар сокрушительной силы по спине хряка. Свинья, не понявшая, за что наступило наказание, резво подскочила и унеслась в неизвестном направлении.
   Смирнов не мог сдержать смеха от увиденного. "Нечесаный", услышав, наконец, оглушительный хохот обернулся и совершенно серьезным тоном пробормотал:
  -- Вы ко мне. Ну что ж молчали раньше.... Всегда рад оказать услугу, - после чего бесцеремонно схватил его за плечи и потащил в свой дом, располагавшийся невдалеке.
   Сопротивляться было бесполезно. Упражнения с палкой, вроде того, что производились секунду назад, развили в этом человеке дьявольскую силу. Вскоре Андрей Владимирович оказался в маленькой комнате, с узким, едва пропускавшим свет окном и низким потолком, где был силой усажен на деревянную лавку и на несколько минут оставлен в одиночестве. Когда хозяин вернулся, то держал в руках таз с водой, кусок мыла, ножницы и предмет, отдаленно напоминавший опасную бритву. Сомнений не оставалось. Человек с жуткой нечесаной бородой, оказался местным парикмахером, извините, цирюльником. Смирнов быстро сообразил, что скоро может оказаться жертвой доисторического искусства и бросился прочь, пользуясь занятостью рук мастера.
  -- Разве Вы не собираетесь бриться? - закричал ему вслед, растерянный парикмахер. - Ну, тогда, что Вы желаете?
  -- Ты обещаешь не прикасаться ко мне?
  -- Если Вы хотите.... - цирюльник недоуменно пожал плечами.
  -- Единственное, что мне от тебя нужно, это совет.
  -- Какой? Я все могу, - с готовностью подтвердил нечесаный.
  -- Я прибыл в твой город из дальних стран.
  -- Это видно! - подтвердил цирюльник, оглядев меня с ног до головы. - В наших местах никто не носит такого платья. Наверно вы турок...?
  -- Да! - воспользовался подсказкой Андрей Владимирович. - Я из восточных стран.
   "Нечесаный" заулыбался, довольный от своей находчивости.
  -- Слушай, парикмахер, скажи мне, в какой стране я нахожусь?
  -- Во Франции, а где же еще! - удивленно развел руками цирюльник.
  -- Ладно. А год сейчас, какой?
  -- Ну, Вы даете! Не знаете где находитесь, какой день на дворе. Что нужно делать, чтобы все забыть!
  -- Пить три дня! А если пить неделю, то и имя матери можно позабыть!
   Резкий ответ Смирнова и его опухшее лицо развеяли все сомнения "нечесаного".
  -- Э-э-э, год не знаю, надо у священника спросить, а день сегодня пятница.
  -- А кто страной вашей правит: президент, король, император?
   Андрея Владимировича все больше выводило из себя невежество собеседника.
  -- Так ясно кто, Карл.
  -- Ну и на том спасибо.
   Смирнов слабо разбирался в истории, и потому не ориентировался в мелких деталях, но и из полученных сведений мог понять, что каким-то невероятным образом он оказался в средневековой Франции. Место это, конечно, приближалось по комфорту к знаменитым чертовым куличкам, но все равно имело одно неоспоримое преимущество, здесь отсутствовала его жена. Кроме того, сообразил Андрей Владимирович, он имел важное преимущество перед "троглодитами", с которыми ему предстоит столкнуться, как всесторонне развитая и гармоничная личность, имеющая огромный запас знаний. Все это поможет ему в дальнейшем развернуться и тогда он станет королем, а может и императором, а может... Об этом всем стоило поразмышлять, но сейчас перед ним стояли более приземленные задачи: раздобыть обычную для этих мест одежду, достать немного денег для пропитания, обеспечить ночлег и, в первую очередь, опохмелиться. Раздумья Смирнова видимо заняли столько времени, что когда он собрался задать очередной вопрос, цирюльник уже занимался своими делами.
  -- Слушай, родной, есть в вашем городе лавка готового платья?
  -- Какого?
  -- Готового!
  -- Что?
  -- Одежда, которую не надо шить! - заорал Андрей Владимирович, не сдержавшись от общения с тупым горожанином.
  -- Сеньор хочет надо мной посмеяться! - на лице цирюльника появилась улыбка. - Не бывает платья, которого не нужно шить. Идите со своими шутками к Николасу, он дурак. Вот потеха то будет! - "нечесаный" загоготал, представив разъяренное лицо соседа.
   Положение становилось безвыходным. Надежда добиться от этого идиота сведений о нужной лавке постепенно исчезала. Но, к счастью, Смирнова озарила догадка. "Попробую-ка зайти с другой стороны",- решил он.
  -- Слушай любезный, у вас большой город?
  -- Да... - довольно замычал цирюльник. - Во всей округе нет ничего большего, чем наш город.
  -- Скажи, а лавки здесь есть?
  -- Много!
  -- Какие? Можешь рассказать?
  -- Ну... рыбная лавка брата Вонифатия,...рыжего Жака - горшечника,... еще этого, как его, не вспомню. Он разными вещами торгует веревками, утварью, старым платьем... еще....
  -- Стой! Где лавка того, кто веревками торгует?
  -- Где, где... - заворчал "нечесаный", - Сразу за ратушей, там....
  -- Все, прощай! - крикнул Андрей Владимирович и поспешил на рынок, оставив местного цирюльника в недоумении.
   А тот еще долго чесал в голове, приговаривая: "Странный какой-то", пока совсем не успокоился, приметив на улице новую цель для своих наблюдений - стаю собак, дравшихся из-за дохлой крысы. "Нечесаный" палкой разогнал свору, после чего устроился на коленях возле трупика грызуна и принялся наблюдать за мухами, слетевшимися на желанный запах разложения.
   Наш герой быстро шагал по кривым улицам, когда неожиданно его путь преградила женщина в цветастом платье, в которой он безошибочно узнал цыганку. Народ этот в то время был еще незнакомым явлением для Европы, и относились к его представителям вполне благожелательно. Смирнов не без удивления отметил, что века нисколько не повлияли на образ жизни кочевого народа, отчего цыганка из средневековья лишь незаметными деталями отличалась от столь часто попадавшихся ему на глаза в Москве.
  -- Давай погадаю, дорогой! - накинулась на него молодая гадалка, начав разговор с фразы стандартной для всех эпох. - Вижу много дел у тебя, нерешенных. Ой, много! Могу помочь тебе. Всю правду расскажу!
   Андрею Владимировичу очень хотелось послать прилипчивую женщину куда подальше, но в данный момент его действительно тяготила куча проблем и оттого чужое, даже лживое участие показалось вполне уместным.
  -- Но мне нечем заплатить за гадание, - признался он.
  -- Ой, неправду говоришь. Дай я погадаю, а там сам выберешь, чем наградишь меня.
  -- Ну ладно, валяй!
   Цыганка внимательно посмотрела на его руку, и начала быстро говорить.
  -- Ой, красавец, не знаю, откуда ты приехал, но твой дом очень далеко, края пути не видать.
  -- Нашла, чем удивить.
  -- Приехал ты в этот город не просто так. Ждут тебя здесь. Много подвигов совершишь. Три подвига.
  -- Какие? - резонно спросил Смирнов.
  -- Страшного зверя укротишь; красавицу спасешь и разбойников выгонишь из леса. Все, больше ничего не вижу, - отбросила его руку гадалка, - Давай плати!
  -- Что все?
  -- Все! Больше ничего не вижу!
   Гадание века пятнадцатого оказалось таким же обманом, как и гадание конца второго тысячелетия. Однако без подарка цыганка не хотела уходить. Андрей Владимирович сунул руки в карманы и обнаружил яркую китайскую зажигалку, которую и отдал настырной женщине.
   Дорога, наконец, привела его к зданию ратуши, которая безошибочно узнавалась по большим часам. Ратуша являлась главным украшением довольно большой площади, где беспорядочно были разбросаны лавки, на прилавках которых имелся кое-какой товар. В центре этого странного и нелепого сборища строений, по чьей-то чудовищной ошибке, названного городским рынком, путешественник во времени увидел покосившуюся, черную от грязи и гнили хибару, из которой пахло жареной рыбой и еще чем-то затхлым.
   Совсем нелегко догадаться, что это и был тот самый магазин готовой одежды, средневековый "бутик", но ошибиться было невозможно, возле входной двери висела доска с изображением, нарисованной углем предмета, в котором при наличии большой фантазии и развитого чувства юмора можно было опознать рубаху. Поэтому Андрей Владимирович смело вошел внутрь и обнаружил там странное существо, копошащееся в куче тряпья, больше похожего на мусор. Все было так, как он предполагал: средневековые люди не покупали готовой одежды. Все шилось или самими, или у портных на заказ. Место куда он попал, было ничем иным, как лавкой старьевщика, местным "сэконд-хэндом". Конечно, его совсем не устраивала перспектива переодеваться во все это барахло, но делать было нечего, не ходить же в джинсах и куртке, привлекая тем самым всеобщее внимание.
   Странное существо, заметив растерянность посетителя, выползло из своей кучи, приблизилось к нему и, оценивающе оглядев с ног до головы, спросило:
  -- Сеньор иностранец?
  -- В определенном смысле, да! - ответил Смирнов, утверждающе покачав головой.
  -- Сеньору нужно продать или купить? - прохрипел старьевщик, вцепившись грязными пальцами с длинными, скрутившимися в трубочку ногтями в куртку.
  -- Мне нужно все! - решительно заявил он, отдирая жадную руку от своей одежды,
  -- Что Вы продаете, сеньор?
  -- Мне нужно переодеться. Я меняю свои вещи, на ваши.
   После таких слов на лице старьевщика появилась улыбка. Это могло означать только одно, он почуял выгоду и надеется обдурить посетителя. Андрей Владимирович понял это и потому приготовился к схватке. Однако торговец первым нанес удар.
  -- Сеньор хочет, чтобы его не узнали? - и, не дождавшись ответа, продолжил. - Я хороший горожанин. Пользуюсь репутацией благонадежного человека и очень не хочу, чтобы в магистрате меня считали человеком, способным совершать подозрительные сделки. Поэтому я не смогу помочь вам, сеньор, предварительно не сообщив об этом властям.
  -- Но...
  -- Я вас, конечно, уважаю, сеньор, примите мое почтение, но знаете в наше время нужно быть крайне осторожным. Столько подозрительных личностей слоняется.
   Торговец великолепно знал свое дело! Еще не начав торговаться, он уже поставил клиента в положение, в котором тот согласится на любые условия. Лишняя реклама была не нужна Смирнову, и он поднял белый флаг:
  -- Но вы тоже благородный человек и, думаю, не откажете другому, тем более, если он оказался в крайнем стеснении. Мы ведь хорошо понимаем друг друга.
  -- С этого бы и начинали. Денег за ваши тряпки я не дам. Они ничего не стоят. Ткань груба, поношена, окрас плохой.... - такую оценку дал джинсам и куртке старьевщик. - Ну что стоите, - заворчал он. - Снимайте скорей! Нет времени вас ждать.
   Собрав вещи, Андрей Владимирович бросил охапку торговцу. Тот, недовольно их осмотрев, тут же ушел в соседнюю комнату, откуда не возвращался несколько минут. Наш герой уже успел продрогнуть, стоя в носках и трусах, когда старьевщик вернулся и протянул новую одежду. Смирнову сразу стала ясна причина долгого отсутствия. Сколько старания нужно было приложить, чтобы из множества имеющихся вещей выбрать самые дрянные! Надевая их, он с благодарностью вспомнил продукцию южных соседей - турков. Сколько бы не предъявляли им претензий за невысокое качество, оно так же далеко от качества местного товара, как Эверест от навозной кучи. Штаны были коротки и богато украшены дырами разной величины, рубаха грязна и к тому же сшита из ткани подобной той, из которой в нашем времени шьют мешки для картошки.
   В общем, через минуту он был похож на пугало.
  -- Вам следует поменять обувь, - забормотал старьевщик, похотливо глядя на кроссовки, - Я бы мог предложить, что-нибудь лучшее.
  -- Ну, уж нет! - решительно произнес Смирнов и вышел из лавки.
   Узнав от прохожего, в каком месте находится трактир, он шел по грязным закоулкам города, все еще надеясь на счастливое продолжение. Что ж, на принца в этом наряде он не похож, но оставались еще и мозги.
   Трактир представлял собой маленькое строение, на половину ушедшее в землю. Внутри было грязно и царил полумрак. Несмотря на утро, там было людно. Один из больших дубовых столов был занят десятком изрядно подгулявших людей. Смирнов присел за пустой стол, за который, впрочем, кроме него могло усесться еще пятнадцать человек, и полез в карманы. Только сейчас он понял, что не имеет ни монеты здешних денег, чтобы расплатиться за выпивку. За соображениями, что можно предпринять в такой ситуации, он заметил приближающегося трактирщика. Если правильно судить по лицу хозяина, а Андрей Владимирович часто сталкивался с таким выражением лица, через мгновение его ожидала серия ударов в грудь, живот, а может быть и по голове. Мысли побежали очень быстро. Действительно, в такой одежде и ничего не заказывая, он был похож на бродягу, который, занимая угол, мешает предаваться развлечениям достойным людям.
  -- Стойте! - Андрей Владимирович вскочил и снял с руки часы, протягивая их трактирщику. - Вот диковинка, невиданная в вашем городе. Сколько за нее дадите?
   Трактирщик взял в руки часы и с удивленным выражением лица начал рассматривать их. Видно было, что потрепанное творение фирмы "Полет" произвело на него сильное впечатление, но, будучи до глубины души торговцем, а значит обманщиком, он небрежно произнес:
  -- Две кружки пива, кусок хлеба и миску похлебки.
   Смирнову не хотелось оказаться облапошенным второй раз за день, а, потому, набравшись смелости, он крикнул:
  -- Нет, только за деньги!
   Услышав столь наглый ответ, трактирщик решил, будто имеет дело с человеком, знающим цену вещей, а потому предложил:
  -- Три золотых, только из уважения.
   "Ага!" - подумал Андрей Владимирович: "Дает три, следовательно, нужно просить не меньше десяти!"
  -- Пятнадцать!
  -- Ну, уж нет! - разочарованно развел руками трактирщик, - Я не настолько богат, чтобы отдавать за блестящие безделушки такие большие деньги. Или продавай за три, или выматывайся!
   Смирнов встал и собрался уходить. "По крайней мере, теперь я узнал настоящую цену часов". Однако ему очень хотелось похмелиться, а пиво выглядело столь заманчиво... Он хотел уже согласиться на три монеты, когда один из группы гуляющих горожан, махнул рукой.
  -- Иди сюда, незнакомец, покажи свою диковинку!
   Андрей Владимирович протянул часы, тот несколько минут изучал их, рассматривая со всех сторон. Как ими пользоваться он, очевидно не знал, но необычный вид предмета, блеск стекла и металлического корпуса, определенно не оставил его равнодушным.
  -- Пять золотых! - тоном, не допускающим сомнений, предложил он.
  -- Десять!
  -- Я бы посоветовал не спорить с этим человеком, - неожиданно прошептал на ухо трактирщик. - Убьет!
   Смирнов оглянулся. Вид советчика был вполне серьезный.
   Неожиданно, покупатель сказал:
  -- Уговорил, шесть золотых и осел. Трактирщик, пива ему принеси. Я сегодня добрый.
   Это вполне устраивало Андрея Владимировича. Получив деньги и узнав, где находится осел, он уселся за стол, прихлебывая слабоалкогольный напиток, видимо по ошибке называемый пивом.
   Когда он вышел из трактира, то увидел своего тощего спутника. В конце концов, не идти же пешком до Парижа! А Смирнов уже собирался в Париж делать карьеру при дворе. Поэтому осталось оседлать транспортное средство и отправиться в путь. Однако осел не собирался сдаваться и начал мотать головой из стороны в сторону, словно издеваясь над неопытным хозяином. Андрей Владимирович схватил его за уши и попробовал усесться. Но животное оказалось не только тощим, но и гордым. Сама мысль, что на нем кто-то поедет, казалась ему оскорбительной, и осел скакнул в сторону. Вырваться он не мог, так как человеческие руки крепко сжимали длинные уши, но, тем не менее, продолжал скакать. Сзади кто-то засмеялся. Смирнов обернулся и увидел нескольких улыбающихся людей, внимательно наблюдавших за противоборством. Укрощение осла длилось минут пять, и он хотел бросить бесполезное занятие, но неожиданно пришла помощь. Толстая палка просвистела около его лица и обрушилась на спину упрямого животного. Осел в тот же миг остановился, удивленно посмотрел на людей и громко заорал.
  -- Теперь он твой, парень, - произнес мужчина, в руках которого находилась дубина. - Когда Господь создавал эту тварь, он сделал ее настолько глупой и упрямой, что сразу же пришлось создавать и дубину для управления ею.
  -- Спасибо! - поблагодарил его наш герой и протянул мужчине руку, но тот не понял жеста.
  -- Ты, парень, наверно из чужих мест?
  -- Да. Из... Парижа.
  -- Меня зовут Симон. Я кузнец из цеха кузнецов. А ты кто.
  -- Я Андрей.
  -- Тебе, наверно, нечасто приходилось встречаться с ослами?
  -- Укрощать не приходилось, встречаться - сколько угодно, - улыбаясь, ответил Андрей Владимирович, вспоминая учителей математики и физкультуры, институтского военрука, начальника паспортного стола и многих других соотечественников, щедро награжденных от природы глупостью и упрямством.
  -- Ну, если, что обращайся ко мне. Меня здесь все знают, - закончил Симон и отправился в известном только ему направлении.
   Глупое животное к тому времени уже успокоилось и глядело покорными, но полными обиды глазами. Смирнов спокойно влез на "скакуна", пришпорил ногами и неторопливо направился в сторону городских ворот, размышляя по пути о том, сколько неразрешимых проблем решили бы люди, если бы для общения с длинноухими созданиями в человеческой шкуре использовали дубовую палку кузнеца Симона.
   Путь его, как уже упоминалось, лежал в Париж, к королевскому двору. Единственная дорога, выходившая из города проходила через монастырь, где Андрей Владимирович и собирался остаться на ночь, полагая, что монахи уж точно не оставят на дороге одинокого странника.
   Однако его планам не суждено было сбыться. В этот день ему так и не удалось посетить обитель. Плохое знание города привело к огромной луже, разлившейся на целую площадь и частично поглотившей соседние улочки. Путешественник попытался направить своего осла вброд, но ни тут то было. Животное встало на краю городского водоема, не желая делать ни одного шага вперед. До сих пор не ясно, что явилось причиной дикого упрямства, то ли страх перед неведомой бездной, то ли невероятное зловоние шедшее из глубин этого загадочного водоема.
   - Не хочешь, так не хочешь, - согласился Смирнов с ослом. - Пойдем другой путь искать.
   Только он начал разворачивать свое средство передвижения, как из лужи раздался истошный женский крик. Присмотревшись внимательно, ему удалось разглядеть его причину. Метрах в двадцати, там, где лужа омывала стены двухэтажного и, судя по внешнему виду, богатого дома, в воде сидела дама лет тридцати, верещавшая как порезанный поросенок. На крик начали стягиваться зеваки. Горожане толпились на сухих участках и живо обсуждали происходящее. Из бесед стало ясно, что женщина живет в том самом двухэтажном доме, вышла на балкон и по неосторожности свалилась в лужу, располагающуюся под ним.
  -- А что же она кричит? - попробовал присоединиться к беседе Андрей Владимирович.
  -- Как, что? - ответила пожилая женщина, - Смерти боится.
  -- А что ее никто не спасает? - последовал недоумевающий вопрос.
  -- Смерти боятся! - так же невозмутимо произнесла старуха.
   С начала сцены прошло уже минут пять. Дама продолжала визжать сидя в луже. Публика не расходилась, радостно наблюдая за происходящим. "Что ж, делать нечего". Смирнов снял с ног кроссовки - единственное напоминание о светлом будущем, связал шнурками между собой, перебросил через плечо и побрел босиком к несчастной жертве. Дно было неприятным на ощупь. Идти приходилось по какой-то склизкой грязи, опасаясь к радости зевак упасть в вонючую воду. Наконец, он добрался до цели.
  -- Мадам, я пришел вас спасти.
   Женщина только, что дико кричавшая, неожиданно стихла, несколько секунд молча разглядывала неожиданно появившегося спасителя и с криком: "Свершилось!" - бросилась ему на шею. Андрей Владимирович не ожидал такого поворота. От тяжести навалившегося тела он упал в зловонную лужу с головой. Туша продолжала лежать на его несчастном теле, не оставляя не малейшего шанса, приподнять голову из воды, чтобы сделать глоток живительного воздуха. Воздух в легких уже кончался, когда чьи-то сильные руки, подняли его наверх. С трудом отдышавшись, Смирнов осмотрелся. Поблизости находилась только эта дама необъятных размеров, которая к тому же смотрела на него влюбленными глазами. "Попал", - мелькнула последняя мысль в голове. От ужасного зловония и сильного удушья он потерял сознание. В тот же миг сильные руки подхватили его и вынесли на сухое пространство.
   Когда Андрей Владимирович очнулся, то лежал в большой комнате, интерьер которой состоял из огромного дубового стола с лавками и камина с жарко горящим огнем. Узкая лестница вела на второй этаж, где за закрытыми дверями видимо, находились жилые комнаты хозяев дома. Собравшись с мыслями, он вдруг понял, что никакой одежды, кроме шерстяного одеяла на нем нет. Впрочем, кроссовки сушились возле камина. Но как быть без штанов?
   Смирнов откинул одеяло, и тут же поспешно натянул его на себя. В комнате было довольно холодно. Оставалось закутаться поглубже и терпеливо ждать появления хозяев. Прошел наверно целый час, прежде чем послышались женские голоса. В комнату вошла полная дама, спасением которой он недавно занимался и худая старуха, судя по небогатой одежде, служанка.
   Дама приблизилась к постели и, заметив, что ее спаситель лежит с открытыми глазами, заговорила томным голосом:
  -- Мой герой уже не спит. Как это хорошо. Как Вы отважны! Никто, поверьте, никто в этом городе не смог бы отважиться на столь смелый поступок! Здешние мужчины, ничем не отличаются от трусливых собак, но Вы..., Вы... герой!
   Полная женщина присела на край постели и беззастенчиво положила обе тяжелые руки на живот Андрея Владимировича.
  -- Я так рада, что Вы появились в наших местах. Жизнь без Вас могла превратиться в скуку. Пока Вы спали, я навела кое-какие справки. Кузнец Симон рассказал, что Вы прибыли издалека, а это так прекрасно. Когда Вас раздевали, я внимательно осмотрела Ваше тело, - при этих словах хозяйка игриво подмигнула, - И убедилась, что Вы самого благородного происхождения. Ваше сложение говорит об этом. На Вашем теле нет следов голода и оспы, а Ваши изнеженные мышцы не знали грубого труда. Вы оказали большую честь мне, простой горожанке, Вы такой знатный дворянин....
   Этот монолог убедил Смирнова в том, что он столкнулся с проблемой, сколь непредвиденной, столь же и опасной для дальнейшего путешествия. Хозяйка вбила себе в голову, что он дворянин, что он ее герой - спаситель, и самое ужасное - она в него влюбилась. Перспектива стать жертвой страсти полной дамы совсем не входила в планы, и он попытался спастись.
  -- Мадам, я весьма благодарен, за Вашу помощь....
  -- О! Какое обхождение...! - закатывая глаза, от восхищения прошептала женщина.
  -- ... Не могли бы Вы вернуть мне мою одежду.
  -- А она уже в печке! Мадлен, - обратилась хозяйка к служанке, - Вы ведь сожгли одежду господина?
  -- Конечно, - недовольно заворчала старуха, - как мадам приказывала.
  -- Ну, вот видите, - радостно сказала дама, - Теперь у Вас больше нет нужды в этих лохмотьях.
  -- Но как же я пойду без одежды, - возмутился Смирнов.
  -- О, не извольте беспокоиться. Вы по сложению похожи на моего мужа, тот же рост, та же фигура, все схоже, кроме одной детали ..., - хозяйка опять игриво подмигнула, - Она у Вас значительно больше. Но надеюсь, что мне еще удастся познакомиться поближе....
  -- Вы говорили об одежде, - Андрей Владимирович грубо прервал далеко зашедшие планы женщины.
  -- Ах да! Одежду сейчас принесут. Мадлен, ты еще здесь?
   Старуха опять заворчала и ушла на второй этаж. Полные руки торопливо полезли под одеяло. Смирнов в ужасе поджал ноги как можно сильнее. К счастью, служанка отсутствовала недолго, и не дала своей хозяйке прикоснуться к его ноге. Старая женщина правильно поняла испуганный взгляд.
  -- Господину надо остаться одному, - громко объявила она и бесцеремонно потащила даму наверх, несмотря на ее отчаянные попытки остаться.
   Одежда действительно подошла по размеру. Видно было, что мужчина, для которого она шилась, был не бедным человеком. Возможно, нашему герою достался воскресный костюм. Он быстро застегнул все пуговицы и затянул все веревочки, надел кроссовки, и уселся у камина, жадно поглощая идущее от огня тепло и наслаждаясь одиночеством.
   На улице стало совсем темно. Входная дверь отворилась, и в дом вошел мужчина лет сорока. Во мраке комнаты, освещавшейся лишь пламенем из камина, не были видны черты его лица. Но вошедший сразу заметил гостя и решительным шагом направился в его сторону.
  -- О, Вы и есть тот господин, что сегодня спас мою любезную супругу?
  -- Видимо, да. Хотя до сих пор в этом не уверен.
  -- Вы не знаете, как я Вам благодарен! - мужчина поклонился. - Я мэтр Пижо, почетный гражданин этого города, глава цеха кузнецов.
  -- Один из них, кузнец Симон, мне сегодня очень помог.
  -- О да! Достойнейший человек и прекрасный мастер! Но все равно он не так отважен! Войти в пернуарскую лужу..., сколько нужно иметь мужества..., да еще из-за чужой жены. Хотя...если подумать, - мэтр лукаво улыбнулся, - Все мужья мечтают, чтобы однажды их супруга куда-нибудь исчезла. Не так ли?
  -- Мне, к сожалению, неизвестны эти тонкости, я не женат, - соврал Смирнов.
  -- Тогда Вам повезло! Знаете, жены причиняют столько беспокойства нам, достойным людям, но все же терять их вот так глупо, как могло случиться сегодня, тоже не хочется. Столько трат: похороны, отпевание, гости. А сколько я ей платьев подарил, украшений всяких! А ведь помрет, так придется снова жениться. Опять расходы! Свадьба, венчание, новые платья и безделушки. Нет, старая жена лучше, новой: ей гораздо меньше нужно!
   В знак согласия с рассуждениями бюргера Андрей Владимирович кивнул головой. Кому как не хозяину знать особенности средневековой семейной жизни.
  -- Кстати, почему Вы до сих пор не женаты? - удивился Пижо, - Ваш отец не оставил достаточно денег, или есть другие причины?
  -- Я дал обет.
  -- А понятно.
  -- Знавал я одного монаха, так он тоже дал обет...
   Мэтру не удалось предаться воспоминаниям, так как появилась его благоверная супруга. Бросив на спасителя томный взгляд, и презрительно посмотрев на мужа, она спросила, готовы ли они ужинать?
   Смирнов давно уже чувствовал голод, поэтому с готовностью согласился. Реакция мужа была достойной. Он грязно обругал жену, обвинив ее в том, что она мешает разговору двух достойных мужчин, словно не догадываясь, что вечер и так наступил, а поэтому надо подавать еду. Дама тут же исчезла. Уже через минуту принесли большую миску с громадными кусками вареного мяса, ржаные лепешки, гороховую похлебку и кувшин с вином.
   Ужинали молча. Хозяин с хозяйкой брали руками мясо и, громко чавкая, пережевывали его. Еда обильно запивалась вином из больших кружек. Мясо, скорее всего свинина, и лепешки казались очень вкусными, но ощущалось отсутствие соли. Солонки на столе не было, как, впрочем, и других специй, поэтому пришлось довольствоваться пресной пищей.
   Закончив ужин, мэтр Пижо с супругой по очереди, не стесняясь гостя, громко рыгнули. Затем хозяин рявкнул на жену, и та быстро удалилась наверх, оставив мужчин одних. Судя по блаженному виду бюргера, им предстояли самые приятные минуты вечера. Он придвинул к очагу лавку, наполнил кружки вином, и поставил их возле огня так, чтобы языки пламени облизывали края. Пижо внимательно глядел на вино. Стоило только первым пузырькам появиться на поверхности, как мэтр снял кружки и протянул одну из них гостю.
   Тогда оба устроились возле камина, вытянув к жаркому огню ноги и с удовольствием отхлебывая горячее вино. Кое-что в средневековой жизни начинало Смирнову нравиться. "Вот Машку бы сюда! Я бы показал ей!" - грозно подумал он, вспоминая недавнюю сцену.
   Потянулся неторопливый и приятный разговор о том, о сем и просто о жизни. Странно, но между двумя мужчинами, разными по возрасту, воспитанию, образованию, взглядам и историческим эпохам оказалось много общего. Видимо мужская сущность есть величина постоянная, не подверженная изменению временем.
   Языки огня весело прыгали по хворосту, а вместе с ними и легкие тени носились по стенам. Гостеприимный хозяин икнул и повернулся к собеседнику.
  -- А ты знаешь, - к этому моменту они окончательно перешли на "ты". - Тебе очень повезло. Ты познакомился с самым влиятельным гражданином этого города.
  -- Ты наверно еще и мэр?
  -- Мог бы, - Пижо печально вздохнул, - Если бы не козни проклятого Роже.
  -- Кто такой Роже?
  -- Сын осла и внук трусливой собаки!
   Сильно захмелевшая голова Смирнова плохо представляла себе столь чудный гибрид, поэтому он попросил:
  -- Пожалуйста, с этого места поподробнее.
   Последовала долгая и полная обиды речь, о мэтре Роже, главе над ткачами и его гнусном обмане на последних выборах городского головы. Андрей Владимирович, впрочем, не понял, в чем заключался подвох, так как оба кандидата применяли одни и те же способы для достижения конечной цели, но, тем не менее, со всем соглашался и кивал головой.
  -- Однако сегодня я сделал кое-что, - Пижо довольно заулыбался. - Представь, я добился полной победы над негодяем!
  -- И как же?
  -- Знаешь, недалеко от города есть обитель. Нищая, ну просто срам! Настоятель монастыря собрался сделать роспись церкви и пригласил для этого мастера из самого Рима, - мэтр поднял вверх указательный палец и посмотрел в сторону Смирнова, чтобы выяснить, понимает ли он значение этого события. - Утром он прислал ко мне монаха, так как на роспись не хватает денег. Я сделал значительный вклад золотом, и теперь мое изображение появится в росписи у ног Господних. Вот проходимец Роже расстроится, когда это увидит!
   Пьяная неделя, начавшаяся в понедельник, продолжилась при столь удивительных обстоятельствах. Благостное сочетание вина и тепла окончательно разморило мужчин, и оба сидя заснули. Позже Андрея Владимировича растолкала старуха - служанка и отвела в заранее приготовленную кровать. В комнате было очень холодно, но, следуя голосу разума, он завернулся в огромную перину, скоро согрелся и заснул.
   Однако нормально выспаться ему так и не удалось. Сквозь сон Смирнов ощутил, чье-то присутствие в комнате. Выпитое вечером в сочетании с сильной усталостью не позволяли открыть глаза, и он продолжил свое приятное занятие. Вдруг кровать громко заскрипела. Сомнений не оставалось, в комнате кто-то есть! Не ожидая такого поворота, он резко сел, но в тот же миг был опрокинут чьей-то потной тушей. Руки существа без спроса навалившегося на него, рыскали по постели, пытаясь нащупать место, где у мужчин сходятся ноги.
   Перед бывшим инженером открывалась великолепная перспектива оказаться изнасилованным женой мэтра Пижо. Не согласный с таким поворотом, он, словно уж, заерзал под массивным телом, и все же сумел вырваться из жарких объятий. Казалось, дама была сильно удивлена подобным поведением. В отчаянии она крикнула: - Мой герой! - и протянула руки.
   "Ну уж нет!" - решил Андрей Владимирович, схватил в охапку вещи и выпрыгнул в окно.
   К его счастью внизу оказалась куча соломы, отчего падение со второго этажа закончилось безболезненно. Встав на ноги и отряхнувшись, он увидел рядом с собой преданную морду осла. Признаться, Смирнов даже обрадовался, обнаружив в столь отчаянный момент старого знакомого, и потому поздоровался с ним: "Привет, длинноухий!". Животное в ответ затрясло головой. По-прежнему сильно хотелось спать. Внимательно осмотрев кучу, на которую только что упал, наш герой признал ее вполне пригодной для дальнейшего отдыха, зарылся поглубже и захрапел.
  
  
   Глава четвертая, в которой Андрей Владимирович узнает причину случившихся с ним странных происшествий.
  
   Настойчивый крик осла и утренняя роса разбудили Смирнова. Он нехотя открыл глаза и огляделся по сторонам. Солнце только что взошло, но с улицы уже раздавались людские голоса. Меньше всего ему хотелось встретиться снова с женой мэтра Пижо, поэтому, быстро оседлав животное, он направился в сторону городских ворот.
   К большому удивлению, горожане, встречавшиеся по пути, приветствовали его радостными криками. Кто бы мог предположить, что вчерашнее происшествие станет известным всем жителям и более того сделает Андрея Владимировича героем в их глазах. "Нужно будет выяснить, что это за лужа, и почему ее все боятся", - решил он.
   Уже у самых ворот ему встретилась знакомая цыганка.
  -- Ну что, дорогой, верно я тебе нагадала? Ты теперь герой.
   Смирнов моментально догадался, что она имеет в виду, и едва сдерживая смех, спросил:
  -- Ты хочешь сказать, что та женщина - красавица?
  -- А, что полная, душевная и главное богатая! - перечислила достоинства жена мэтра Пижо гадалка. - Любой житель этого города пошел бы на плаху ради этого цветка!
  -- Бегемот это, а не цветок, - громко захохотал бывший инженер.
  -- Не знаю никаких бегемотов. А уж не желаешь ли ты объявить во всеуслышанье, что жена многоуважаемого мэтра Пижо - урод!
   Это был сильный ход. Вокруг собралась большая толпа зевак, и не было известно, кого в ней больше: людей Пижо или Роже? Поэтому Андрей Владимирович предпочел согласиться с цыганкой и поспешно направился в сторону обители, по пути размышляя вслух.
   "И, правда, по местным понятиям, эта женщина вполне может считаться красавицей! Нельзя лезть со своим уставом в чужой монастырь! Но, интересно, первым делом я должен был победить чудовище и где оно?"
   Возмущенный крик осла стал ответом на его вопрос.
   - Ах, это ты, длинноухий! Ну, извини, не признал!
   Итак, два подвига из трех обещанных он уже совершил, оставались только разбойники, с которыми, однако, совсем не хотелось встречаться.
   Стены монастыря оказались совсем не так высоки, как ожидалось. Вытянув руку, можно было дотянуться до их верхнего края. Внутри ожидало столь же печальное зрелище. Два убогих домишка, служивших жилищем монахов, да невысокая, метров в пятнадцать церковь, украшенная деревянным крестом. Вдоль стен беспорядочно громоздились хозяйственные постройки. По внутреннему двору шныряли свиньи и домашняя птица. Огромные лужи и множество куч навоза довершали картину глубокого упадка этой обители смирения и искреннего служения заветам Господа.
   - Да..., - сказал Смирнов, почесав затылок, - Прав мэтр Пижо. Здесь нужны большие инвестиции!
   К его удивлению, несмотря на то, что прошло уже несколько часов после восхода солнца, не было видно никого из братьев. "Наверно молятся!" - решил он и направился в церковь, но внутри тоже было пусто. "Странные дела творятся в этом монастыре. Монастырь есть, а монахов нет!"
   Размышления прервались вместе с криками, донесшимися из дальнего домишка. Через минуту из него вышла толпа возбужденных мужчин в монашеской одежде. Все они сильно кричали и жестикулировали, словно оказались участниками какого-то невероятного события. Не обращая на незнакомца внимания, все они направились в церковь, куда за ними по пятам проследовал и Андрей Владимирович, надеясь выяснить причину волнения.
   Когда монахи собрались, высокий старик, очевидно настоятель монастыря, произнес следующую речь:
  -- Братья! Сегодня мы все стали свидетелями ужасного события! Страшное проклятие легло на нашу святую обитель, обитель, славу которой мы так берегли. Сатана протянул сюда свои нечистые руки!
   При этих словах монахи заголосили, принялись колотить себя, рвать на голове волосы, а некоторые повалились в истерике на пол.
  -- Сила хозяина преисподней оказалась столь велика, что даже здесь, в стенах монастыря, нельзя чувствовать себя защищенным от его козней!
   Истерика набирала обороты.
  -- Человек, которого мы все хорошо знали, которого считали своим братом, оказался слугой дьявола. Господи, за что?!
   На ногах к этому моменту остались только двое, Смирнов и настоятель.
   - Братья! Что нам остается, чтобы смыть печать греха?! - Только молиться! Молиться днем, ночью, в любом месте. Молиться и надеяться, что будем прощены!
   Настоятель тоже повалился на пол и громко завыл. Узнать, что-либо конкретное у бесформенной массы вопящих от отчаяния монахов казалось невозможным, и наш герой вышел из церкви. Впрочем, скоро ему встретилось единственное здравомыслящее существо. Невдалеке от церкви, весьма упитанного вида старик пинал ногой разлегшуюся в луже свинью.
  -- Что не помогает? - спросил его Андрей Владимирович, искренне предположив, что пинки нужны для изгнания животного с места, которое присмотрел для себя.
  -- Отчего же не помогает, помогает!
  -- Но ведь свинья не встает! - удивился Смирнов.
  -- Что вы имеете в виду? - в свою очередь удивился его собеседник.
  -- А что вы имеете в виду? - переспросил бывший инженер.
  -- Я сильно взволнован и успокаиваюсь таким способом.
  -- И что ... помогает?
  -- Очень даже. Не знаю лучшего способа.
  -- Да.... Случилось нечто ужасное?
  -- Ужасней не придумаешь! А что вы не знаете?
  -- Я только что прибыл сюда.
  -- Тогда вам повезло. Попади Вы сюда раньше, то могли бы оказаться жертвой Сатаны.
   Старик видимо привык говорить короткими фразами. Поэтому пришлось приложить массу усилий, чтобы узнать все подробности происшествия, случившегося этим утром в обители, а именно то, что здешний монах Иероним давно заложил свою душу дьяволу. Чтобы творить черную мессу, он ночью проник в церковь и выкрал оттуда большой золотой крест с алтаря. К счастью похищение было вовремя замечено. Братья бросились в погоню, чтобы наказать отступника, но Иероним, пользуясь покровительством хозяина преисподней скрылся, исчез в неизвестном направлении, прихватив с собой крест.
   Андрею Владимировичу захотелось поближе узнать о столь необычном событии. Черная магия и подобные штучки, очень интересовали его и он решил воспользоваться редкой возможностью увидеть своими глазами средневековое волшебство, а потому поблагодарил старика за рассказ и спросил:
  -- А нельзя ли остановиться в монастыре?
  -- Вы паломник? Или просто едете мимо?
  -- Я путешествую.
  -- Тогда вам лучше вернуться в город. Здесь не любят гостей. Здесь вообще никого не любят.
  -- Но у меня здесь дело!
  -- Тогда, обратись к брату Франциску. Он тебе поможет, - толстый старик засмеялся и повернулся к свинье и с новыми силами принялся ее пинать, показывая, что ему все безразличны.
   Несмотря на странное поведение монахов, Смирнов потеряв немало времени все же отыскал брата Франциска. Впрочем, тот хранил полное молчание и на все просьбы Андрея Владимировича отвечал лишь знаками. Другие братья объяснили причину столь необычного поведения монаха. Оказывается, мало того, что почти год назад он дал обет молчания, так еще и сегодня ночью стал свидетелем дьявольского исчезновения брата Иеронима.
  -- Странно как он не умер от страха! - заключил один монах.
  -- Ну уж с ума теперь точно сойдет! - заключил другой.
   Однако Смирнов не собирался отступать, имея возможность пообщаться с участником необычного происшествия, поэтому он попытался того заинтриговать.
  -- Знаешь, я приехал из очень далекой страны. Годы и путешествия дали мне большой запас мудрости и я мог бы сообщить тебе множество сведений о других землях, если ты, в свою очередь, расскажешь о том, что случилось ночью.
   Монах недоверчиво посмотрел на Андрея Владимировича, а тот, заметив взгляд, сделал серьезное лицо. Через минуту размышлений Франциск позвал Смирнова за собой.
   В келье, куда они вошли служитель Бога спросил:
  -- Из какой страны ты явился?
  -- Из Персии, - нашелся Смирнов.
  -- А какие чудеса там водятся, какие животные?
  -- Слон и крокодил! - опять сообразил наш герой.
   Эти слова окончательно разрушили недоверие Франциска.
  -- Вижу, что ты и вправду из далеких земель. Расскажи мне о чудесах виденных тобой.
  -- Не сейчас, монах. Сначала ты.
   Как ни странно, брат настолько поверил незнакомцу, что поведал Андрею Владимировичу всю историю сначала и до конца, не утаив ни одной детали.
  -- Вот и рассуди, странник, - закончил он. - Дай совет, что теперь мне делать? Как вернуть Иеронима? Я ведь перед ним в долгу.
   Неожиданно для монаха, Смирнов произнес:
  -- Знаешь, кому-то причинишь зло, кому-то радость!
  -- Не понимаю.
  -- Так это из-за тебя я здесь, в твоей чертовой стране.
   Слушая историю Франциска Андрей Владимирович быстро сообразил, каким образом он очутился в средних веках.
  -- Открывая дверь с одной стороны, ты, монах, не подумал, что кто-то может случайно войти в нее с другой.
   Монах упал на колени.
  -- О, Господи, сила Твоя всемогуща, пути Твои неисповедимы. Кто ты незнакомец, скажи, мне так интересно!
  -- Конечно, интересно, - согласился Смирнов. - Я из будущего!
   Последняя, эффектно произнесенная фраза, настолько поразила Франциска, что Смирнов, радуясь тому, что нашелся человек, с которым без утайки можно потрещать о последних событиях, несколько часов рассказывал о машинах, огромных домах и прочих чудесах конца двадцатого столетия.
  -- А теперь я собираюсь попутешествовать по твоей стране. Посмотреть, что почем. Ну, ты сам понимаешь...
  -- Андре, - возмутился монах, тебе никак нельзя уходить. - Если свершилось то, что свершилось, то наш долг вернуть назад несчастного Иеронима.
  -- А нельзя это сделать без меня?
  -- Думаю, нет. Природа требует равенства исходных данных. А ты являешься одним из них.
  -- Ну, может я и соглашусь, но не сейчас. Дай мне удовлетворить любопытство, побродить везде, посмотреть на жизнь.
   Андрея Владимировича посетила мысль, что может быть и не стоит оставаться в средневековье, где всегда существует риск оказаться жертвой какой-нибудь эпидемии или пасть под мечом варвара, не особо разбирающегося в тонкостях человеческой судьбы. Что если походить, понаблюдать... Будучи свидетелем средневековой жизни как она есть на самом деле, он вернувшись в свое время сможет написать множество книг с разгадками самых больших тайн, волнующих современников. В любом случае, если не удастся разбогатеть здесь, нужно иметь возможности для отступления.
  -- Скажи, Франциск, нет ли поблизости монастыря, принадлежавшего тамплиерам?
  -- Их ордена больше не существует!
  -- Ладно, ладно! А Нострадамуса случайно не знаешь?...
  -- Не слыхал о таком!
  -- Ну, вот видишь! Мне просто необходимо сходить в Париж.
  -- Отправляйся, Андре. Любопытство, как ты понял, присуще и мне. Отправляйся, но пообещай вскоре вернуться, чтобы я смог закончить дело.
  -- Клянусь!
  -- А я, в свою очередь, попытаюсь вернуть Иеронима без твоей помощи! - решительно заявил Франциск на прощанье.
  
  
  
   Глава пятая, о том, как Иероним странствовал по Москве.
  
   А где-то далеко во времени, на остатках безумного двадцатого века в унынии и растерянности стоял посреди комнаты несчастный брат Иероним. Судьба сыграла с ним невеселую шутку. Столько трудов, столько стараний, и такой неудачный финал! От сильной обиды в горле монаха застыл комок. "За что, Боже!" - воскликнул он. Ответа не последовало. Монах вспомнил свои мечты о будущем счастье на небесах и зарыдал. Сомнений не осталось. Брат Франциск продал душу дьяволу, а Иероним оказался случайной жертвой его козней.
   Горестные раздумья прекратил женский крик за стеной. Иероним быстро осмотрел помещение, в котором он находился. Размером оно было раза в три больше монастырской кельи. Большое окно пропускало много света. Монах подошел и прикоснулся к стеклу. Чудеса! Оно такое большое и прозрачное. Иерониму и прежде не часто видел стекла на окнах, а такое необычное тем более. "Наверно это дом очень богатого человека?" - предположил он, и дальнейший осмотр убедил его в этом. Крик за стеной усиливался, приобретая все новые и новые, недобрые оттенки. "Надо скорее выбираться отсюда!" - сообразил брат: - "А то забьют палками или собаками потравят, приняв за вора". Он подбежал к двери, которая неожиданно сама распахнулась перед ним.
   За дверью стояла женщина размеров внушительных, даже больше. Лицо ее смотрело решительно и выражало сильный гнев. В руке она держала небольшой деревянный предмет, очевидно собираясь пустить его в ход в качестве орудия наказания. Дама была одета в цветастое платье, имевшее одну странную особенность, на которой сразу остановились глаза Иеронима. Ниже пояса, оборачивавшего эту одежду, полы платья расходились, представляя вниманию растерянного монаха совершенно голую ногу. Женщина сразу заметила плотский взгляд и пустила в ход свое деревянное орудие. Палка загуляла по спине брата. Он согнулся и бросился искать выход, толкая все попадающиеся на его пути двери. Неизвестно сколько времени продолжалось бы это избиение, сопровождаемое яростной руганью на неизвестном Иерониму языке, если бы неожиданно женщина сама не распахнула перед ним одну из дверей и жестом не указала на выход. Монах выскочил вон. Дверь за ним с грохотом захлопнулась. Впереди была длинная лестница, ведшая как вниз, так и вверх. "Я в чьем-то замке," - решил брат и побежал вниз, надеясь, что слуги грозной госпожи еще не успели выпустить во двор свору собак.
   Лестница закончилась, и Иероним очутился посреди большой и светлой улицы, поразившей его даже больше, чем дом, из которого он только что спасся бегством. Вокруг стояли высоченные каменные дома, сверкавшие множеством окон. Самый маленький из них был во много раз больше городской колокольни, а уж она являлась самым высоким зданием в округе. Улицы были широки и полны народу. Столько людей монах не видел даже в базарные дни, когда в его родной городок стекались заезжие купцы и жители окрестных деревень и хуторов. Местные жители были одеты в нарядные одежды, сшитые из дорогих тканей. Бедняков вокруг не было видно совсем. И потому Иероним предположил, что в мире, в который его занесло причудами судьбы, все живут счастливо и богато.
   Осознав это, монах возблагодарил Господа.
   "Все не так уж и плохо! И если здраво поразмыслить, с таким количеством золота, какое спрятано у меня за пазухой я смогу прожить и здесь. И видимо не плохо!" - пробормотал брат, радуясь догадке: "Ладно! Пусть я не стану святым, но состоятельным горожанином этого счастливого города стану точно!"
   Разработав такой план, Иероним отправился искать лавку, где бы он мог приобрести себе одежду как у местных, а, кроме того, перекусить.
   Господин Азер Азим оглы Мухамеджаев много сил потратил на обустройство своего бизнеса. Когда-то, в конце перестройки, он, как и тысячи его соплеменников оставил родные горы и аул и отправился покорять далекую и холодную Москву. В столице, тогда уже иностранного государства он надеялся стать богатым и счастливым, к тому же рецепт счастья у него имелся. Счастье - это бизнес, а бизнес - это торговля. Нужно в одном месте купить дешевле, а в другом месте продать дороже. На его пути стояли многочисленные преграды в виде инфляции, милиции, местной префектуры и азербайджанской мафии, однако он устоял и не разорился. Начав с ящика помидоров, вскоре имел свой лоток. После лотка - палатку. Сейчас Азер Азим оглы - бизнесмен. Он уважаемый человек. Имеет московскую прописку и жену, как и у большинства кавказских бизнесменов - украинку, красящую волосы перекисью водорода, как и большинство подобных жен. У него есть свой магазин, торгующий продуктами, а жители родного аула зовут его не иначе как Уважаемый Азер, ежегодно посылая к нему искателей счастья из родных мест.
   Став настоящим бизнесменом, Мухамеджаев много времени посвятил обустройству своего магазина. Магазин его должен быть самым представительным в округе, а для этого иметь солидный внешний вид. Стены были обложены облицовочным кирпичом, ступени выстланы испанской плиткой, а у дверей поставлены искусственные пальмы. Неоновая вывеска была выполнена в пяти цветах, каждую секунду мигая и переливаясь красками. Для украшения окон господин Азер пригласил студентов из художественного училища, которые изобразили на них соответственно пожеланиям хозяина горы, фрукты и улыбающуюся женщину, поедавшую арбуз. По левую сторону двери студенты написали "овощи - фрукты", по правую - "аудио-видео". Мигающая вывеска гласила: "Тандем удовольствия". Что-такое "тандем" хозяин не знал, но название было звучное и ему очень нравилось, а кроме того заставляло завидующе качать головой и цокать языками других кавказских бизнесменов, не имевших такого красивого и загадочного имени для магазина.
   Господин Азер наверно бы очень расстроился, узнав, что несмотря на все его старания, житель пятнадцатого века, не имеющий понятия о дизайне, и никогда не слышавший слова бизнес, сразу же распознал среди множества строений место, где торгуют, то есть лавку и этой лавкой был его, Мухамеджаева магазин "Тандем удовольствия".
   Первым чувством, посетившим Иеронима внутри лавки, был восторг от множества товаров. Блестящие упаковки завораживали его. Стекло бутылок разнообразных форм тянуло брата к себе, призывая приложиться к горлышку.
   Монах сунул руку за пазуху и достал золотой. В лавке никого кроме него и молодой женщины никого не было. "Наверно, дочь хозяина," - сообразил он. Подойдя к прилавку, брат приветствовал ее, кивнув головой и, стараясь держать себя внушительней, как и подобает состоятельному человеку, разжав кулак, бросил на стол золотой. Монета стукнулась и покатилась кругами пока совсем не легла. Женщина удивленно перевела взгляд с Иеронима на монету.
  -- Пива, колбасы и хлеба! - решительно потребовал Иероним.
   Женщина, что-то ответила и пошла в помещение за прилавком. Оттуда она вернулась не одна, а с мужчиной с виду турком, по манере держаться которого было ясно, что именно он хозяин этой великолепной лавки. Турок взял монету, оценивающе повертел возле глаз и быстро заговорил с молодой женщиной. Поведение его не являлось странным для монаха. Подобное он встречал не раз, да и сам бы действовал так же, обнаружив у оборванца золотую монету.
   "Главное, чтобы турок не крикнул стражу," - подумал брат: "Отберут, черти, ведь все отберут у нищего, а к тому же чужеземца в этих местах, не знающего здешних законов."
   Однако торговец не позвал стражу, а, повертев золотой в руках, сунул его в карман и, лукаво улыбнувшись ртом, полным золотых зубов, неторопливо подошел к Иерониму. Хозяин что-то говорил ему на непонятном языке, но что понять было несложно: лавочник двадцатого века ничем особенным не отличался от своих предшественников из пятнадцатого. Брат указал пальцем на нужные ему товары. Во-первых, на коричневый круг хлеба, во-вторых, на длинную палку колбасы, в-третьих, на бутылку. Впрочем, когда он показывал на бутылку, то растерялся. Ведь монаху очень хотелось пива, а что за жидкость скрывается за темным стеклом, он не знал. И, тем не менее, он уверенно ткнул пальцем в первую же попавшуюся на глаза посудину. Дочь хозяина сложила все, что Иероним выбрал в шуршащую желтую сумку, и отдала ему. Монах уже направился к выходу, когда лавочник подбежал к нему и что-то залепетал. Брата не оставляло ощущение, что его надули, однако он не знал местной стоимости золота и поэтому старался не спорить, дабы не встретиться со стражей и городским судьей. По виду турка было понятно, что он хотел получить еще одну монету. "Проходимец!" - возмущенно подумал Иероним, но спорить не стал и достал еще один золотой. Торговец, получив его, жестом показал брату, чтобы он оставался на месте, и побежал назад к прилавку, откуда вернулся с охапкой маленьких листов бумаги, которые принялся запихивать в пакет. Монах достал один из них, осмотрел и не увидев в нем никакой пользы, вытряхнул остальные на пол. "Видимо хозяин пытается подсунуть мне залежалый товар!" - возмутился Иероним. Он подошел к висящей у стены одежде и показал на нее пальцем, другой рукой развязывая пояс, чтобы объяснить свое желание переодеться. Торговец собрал бумажки с пола и дал монаху темные штаны, голубую, короткую рубаху и мягкую белую обувь. Иероним скомкал все в охапку и быстро направился на улицу искать укрытие, где бы он смог спокойно поесть и переодеться.
   В поисках укромного места брат Иероним медленно брел по городу. Мимо, гудя, проносилось множество разноцветных повозок. Люди обходили монаха стороной. Иероним свернул в первый попавшийся переулок, где пошел вдоль длинного ряда низких строений до тех пор, пока не наткнулся на маленький замусоренный дворик, почти весь занятый большими прямоугольными камнями. Монах присел на один из них и начал есть. Хлеб оказался мягким и вкусным, в колбасе почти не чувствовался чеснок, а оболочка совсем не прожевывалась. В бутылке было не пиво, а вино, довольно вонючее, но крепкое. Несмотря на это Иероним допил его до конца, отчего сразу почувствовал себя пьяным. Натянув новую одежду, монах свернул рясу, положил под голову и тут же уснул.
   Когда он проснулся, солнце было уже за полдень. Очень хотелось пить, но в бутылке не осталось ни капли. Доев остатки колбасы и хлеба, Иероним придумал дальнейший план действий.
   Для начала он нашел выемку под одним из камней, высыпал туда половину имеющихся у него денег и золотой крест. Затем засыпал свое сокровище землей, травой и закидал мусором. Обойдя камень вокруг и убедившись, что тайник не может быть обнаружен, монах отправился искать ближайшую церковь или монастырь. Именно там он надеялся встретить помощь и понимание, а последнее особенно интересовало его. На каком бы языке не говорили местные жители, здешний священник должен знать латынь, или, на худой конец, греческий.
   В процессе поисков монах пришел к выводу, что жители этого города не особенно религиозны. При таком количестве домов и народа культовые здания должны были встречаться на каждом шагу. Однако церковь пришлось искать долго. Только к вечеру среди высоких домов обнаружилось невысокое здание с куполами и крестами. После долгих блужданий по незнакомому городу брат Иероним возблагодарил Господа и радостно побежал к дверям храма.
   Когда монах вошел в церковь, его сразу же посетило ощущение того, что не все в порядке. И эти иконы, и кресты, и само здание - все говорило о том, что бедняга оказался в логове схизматиков. Все окружающее вполне соответствовало Иеронимовым представлениям о еретической восточной церкви, в невежестве своем не признававшей верховенство отца всех праведных христиан - Папы римского.
   "Однако все-таки здесь живут христиане! Не сарацины какие-то!" - подумал монах, и эта мысль утешила его: " Главное не выделяться, не дать узнать во мне католика, а то пытать будут... или на костре сожгут".
   Иероним неспроста мыслил такими категориями. Порядки эти вполне естественные для его далекого мира, несомненно, должны были иметь место и в мире этом. Монах хорошо помнил недавнюю историю о том, как в один из соседних городов приехал грек-торговец с грузом восточных товаров. Местный магистрат, озабоченный длительным отсутствием благих дел, решил осчастливить купца, указав путь к спасению, и перекрестив в католики. Товар тотчас конфисковали, а нечестивого грека заковали в кандалы и заперли в тюремной башне, определив ему в наставники местного священника и мясника, совмещающего должности городского экзекутора и палача. Благое слово, совместно с действием тюремного холода и сырости, плохой пищей и постоянным общением с мясником должны были скоро убедить еретика в неправоте прежних убеждений. Однако раскаяние не наступало. В конце концов, упорный грек все же уверовал в догматы святой католической церкви, но видимо дьявол был настолько в нем силен, что сразу же после обряда утащил душу торговца в преисподнюю. Впрочем, говорили, что за время пребывания несчастного в тюрьме, конфискованный товар был понемногу разворован начальником стражи, мясником и священником, отчего троица решила умертвить узника, дабы избежать скандала. И этот случай не был единичным!
   Иероним боялся подобного исхода, но, будучи совершенно одинок в этом городе, он решительно подошел к священнику. Священник, молодой еще мужчина, стоял у алтаря, держа в правой руке книгу и левой перелистывая его. Фраза, произнесенная на латыни, заставила его вздрогнуть и оглянуться вокруг.
  -- Отче, - обратился к нему монах, - Не откажи несчастному страннику в просьбе.
   Голос принадлежал странного вида человеку в джинсах, рубашке и китайских матерчатых тапочках, с грязным лицом и руками, и, что особенно удивительно, с выбритым затылком. Не менее странным был и язык, на котором незнакомец обратился, явно необычный для современной Москвы. Однако латынью священник не владел, поэтому не ответил.
   Иероним повторил фразу по-гречески. Глаза собеседника оживились. Он ответил, хотя и достаточно невнятно.
  -- Я слушаю тебя, бедняга. Что хочешь от меня?
  -- Рассказ мой длинен и интересен для тебя, отче. Можно ли поведать его в месте, укрытом от чужих ушей и глаз?
  -- Пойдем! - Священник рукой поманил Иеронима. В комнате, в которую они вошли, был небольшой прямоугольный стол, по разные стороны которого оба уселись.
   В течение следующих пятнадцати минут Иероним поведал, что еще недавно он был монахом небольшого монастыря неподалеку от Константинополя. Долгие годы урожаи были обильны, а паства многочисленно, благодаря чему обитель процветала. Но три года назад на царские земли обрушились страшные турецкие полчища. Свирепые мусульмане разорили страну, разграбили монастырь, а оставшихся в живых монахов увели в рабство. Только брату Иерониму благодаря заступничеству Пресвятой Девы удалось избежать гибели или плена. Три долгих года скитался он по разным странам и нигде не мог найти приюта, встречая многочисленные племена язычников, магометан и проклятых католиков. И вот теперь тропа блужданий привела его в этот прекрасный город, где к радости своей он встретил единоверцев, и потому надеется на помощь.
   Рассказ о своей прежней стране и о разорении ее османскими полчищами Иероним снабдил такими яркими описаниями ужасных бедствий, что сам поневоле начал верить собственному рассказу. Будучи, как и большинство средневековых людей, географически безграмотным, про Константинополь он вспомнил потому, что был точно уверен, что именно там находится духовный центр восточных схизматиков, а падение древней столицы под ударами турок было для него событием исторически недавним, о котором часто говорили останавливавшиеся в монастыре странники и паломники из святых мест.
   Во время рассказа священник постоянно улыбался, иногда иронично, а иногда, едва сдерживая смех. "Не верит" - решил монах и поэтому старался добавить все новые и новые подробности, дабы убедить в своей правдивости. Все же один раз святой отец рассмеялся. Это произошло, когда Иероним упомянул о племени двухголовых наездников, живущих недалеко от Голубых гор. "Все таки не верит. Думает, что я очередной проходимец, пытающийся жалостливыми речами выудить немного денег". И, чтобы доказать обратное монах приступил к решительным действиям.
   - Слушай, отче. Я совсем не беден, как ты мог бы подумать, - Иероним достал из-за пазухи кошель и бросил его на стол. Впрочем, жест этот не произвел никакого впечатления на собеседника. Тогда брат высыпал его содержимое.
   От удивления священник даже привстал, присвистнув. Полсотни блестящих золотых кружков лежали на темной полировке письменного стола сразу преобразив всю убогую обстановку этой комнаты. Подобного великолепия святому отцу видеть еще никогда не приходилось. Он поднял одну из монет и рассмотрел ее поближе. Даже у не специалиста ее древность не вызывала сомнения. "Интересно", - подумал священник, - "Сколько все это может стоить? - Больших денег!" - ответил он сам себе. "Тогда, откуда все это богатство у жалкого бродяги, к тому же видимо сумасшедшего? - Наверно украл!... А может клад нашел, и теперь сбыть пытается. В любом случае все это незаконно".
   Общение с представителями преступного мира не было в диковинку для отца Серафима. Пару раз в церковь залезали воры, охотясь за дорогими иконами. К взломам хозяйственных пристроек он уже привык, давно закупив несколько десятков амбарных замков. Иногда, обычно ночью, в церковь пыталась ворваться не совсем трезвая братва, потрясая оружием и требуя немедленной исповеди. Впрочем, бандиты щедро платили, являясь одним из важнейших источников дохода священника. Но особенно его раздражала утвердившаяся в головах многих соотечественников мысль, что церковь является местом скупки краденого золота и серебра. Подобное предположение всегда оскорбляло Серафима. Да отец не был чист на руку, но скупать краденое он не собирался. Обычно священник не сообщал органам о происшедшем, но сегодня - сегодня был случай исключительный. Единственное, что его смущало - язык незнакомца. До этого дня святой отец ни разу не слышал, не читал и тем более не встречался с бродягой или вором свободно говорящим по-гречески или на латыни.
  -- Откуда все это у Вас? - спросил отец Серафим у монаха.
  -- Я же говорю, я иностранец, а это, - брат указал на монеты, - Мои сбережения. Все, что мне удалось спасти от грабежа.
  -- Ну, предположим, я Вам поверю. Поверю в Ваш рассказ больше похожий на сказку, поверю, что Вы монах. Но ответьте мне тогда, откуда у Вас все это золото? Ответьте мне так, чтобы я смог поверить!
  -- Нет у меня доказательств! - закричал Иероним в отчаянии. - Один я и некуда мне податься.
   Произнеся последнюю фразу, монах упал на колени, и стал исступленно молиться, шепотом произнося слова.
  -- Я тоже не дурак, не считайте меня таким только за то, что я служу Господу! - быстро забормотал священник. - Почему подобные вам принимают служителей культа за слабых умом! Что угодно, но только не это! Думаете, если иметь дурацкий вид, говорить по-гречески и рассказывать при этом совершенно идиотские истории, в которые не поверят даже школьники, то можно сбагрить мне все, что угодно, даже ворованные монеты! Это храм! Храм! Место, где возносят молитвы, а не ломбард! Где вы взяли золото!
   Заключительные слова отец Серафим произнес особенно громко, надеясь психологически подавить воришку, стоявшего рядом с ним на коленях.
  -- Но это мое! Правда! - сквозь слезы ответил Иероним, и тут же сильно зарыдав, повалился на пол.
   Зрелище было сильным. Из угла в угол по комнате катался взрослый мужчина обеими руками рвавший волосы на голове и оглашавший ее дикими криками. Нужно отметить, что прием этот был использован Иеронимом не без умысла. Крича и рыдая, он, тем не менее, успевал посматривать на священника, внутренне оценивая его реакцию.
   Вскоре на шум в комнату вбежали две старые женщины из числа церковных служек. В недоумении они остановились у дверей, поглядывая поочередно то на отца Серафима, то на ненормального монаха.
   Присутствие посторонних людей изменило обстановку. Иероним тотчас сообразил, что нужный момент настал и решил использовать один из сильных аргументов, имевшихся у него в запасе.
  -- Все что Вы видите здесь Ваше, святой отец. Берите! Берите все без остатка! Все это золото я жертвую приходу. Прошу Вас помогите мне устроиться в этом городе. Я действительно нездешний, чужеземец. Я попал в этот город силой случая и теперь совершенно один. Мне не к кому пойти, не у кого спросить помощи. Да, я богат, но даже не могу потратить свои деньги, ибо не знаю здешней цены золота, не знаю местного языка. Наконец я боюсь, что меня обманут, ограбят и убьют. Если Вы христианин, помогите мне, святой отец! Помогите! А монеты эти оставьте себе!
  -- Это не деньги! - протестующе закричал священник. Он достал из кармана несколько сторублевых бумажек и потряс ими перед носом монаха. - Вот деньги!
   Старухи все это время, тихо стоявшие у дверей весьма удивились, наблюдая диалог отца Серафима и какого-то сумасшедшего. Оба сильно кричали, причем на незнакомом языке. На столе лежали золотые монеты, которые они попеременно хватали и показывали друг другу. А священник еще и тыкал сторублевками в лицо собеседнику.
  -- Идем отсюда, Марья Пална! - пробормотала подруге та, что была пониже. - Идем, от греха подальше, а то гляди, и нас заметят. - И, схватив старуху под руку, выбежала из комнаты.
   Мария Павловна Вертихвостова была старой активисткой. Октябренком она ухаживала за зверушками в "живом уголке". Будучи пионеркой, собирала металлолом, оформляла стенгазету и выполняла еще тысячи поручений. Став комсомолкой занималась шефской работой и пыталась осчастливить всех вокруг, придумывая различные полезные дела. Активной общественницей она была и на работе, а, выйдя на пенсию, пошла в церковь потому, что надеялась найти здесь применение своей безграничной энергии. Люди типа Марии Павловны в силу свойств характера не могут пройти мимо любого даже самого маленького происшествия. Они тут же приложат максимум усилий, чтобы оказаться в самой гуще событий, справедливо полагая, что их участие принесет обществу максимум пользы. Такие люди хорошо известны представителям всех оперативных служб, но особенно, до ненависти, милиционерам. Любая попытка изгнать подобных Марь Палн обычно заканчивается скандалом и обвинениями в некомпетентности. Поэтому с ними стараются не связываться, хотя в душе проклинают.
   В любом пустяке Марье Павловне чудился заговор. Заговор, чей угодно - американцев, чеченцев, спецслужб, мафии, евреев, масонов, но обязательно зловещий и угрожающий всему прогрессивному человечеству. Вот и сейчас... сейчас она почувствовала, что ухватила нечто важное. Да, все признаки сходились. Старуха давно подозревала отца Серафима в грязных делишках, надеясь однажды поднять на свет всю его подноготную, и вот только что она увидела, как батюшка скупал у какого-то бандюги золотые монеты. В том, что второй мужчина, находившийся в комнате, был преступником, она нисколько не сомневалась. Полная картина происшедшего ясно представлялась ей. Бандит, к тому же иностранец, пришел к священнику, чтобы продать ценности, похищенные из народного музея. Отец Серафим предложил негодяю плату меньшую, чем та, на которую он рассчитывал. Возник спор, переходящий в драку, во время которой и вошли обе старухи, невольно став свидетелями черного дела.
   "Бежать! Бежать, пока жива!" - в страхе подумала старая активистка. И, постоянно ощущая за спиной жаркое дыхание международной мафии, бросилась домой.
   Вбежав в квартиру, Мария Павловна набрала номер телефона и облегченно вздохнула, услышав знакомый голос участкового. Еще не отдышавшись, она закричала в трубку: "Здравствуйте, меня преследует мафия...".
   А в церкви в это время дела шли своим чередом.
   Брат Иероним присел на стул и с видимым пренебрежением рассматривал сторублевую купюру, врученную ему в горячке спора священником. Монах готов был рассмеяться. Подобные бумажки, украшенные рисунками и надписями он уже видел у турка-лавочника. Казалось странным, какое значение придавалось местными жителями этим бесполезным клочкам!
  -- Даже ослу понятно, что любая бумага, сколь бы затейливо она не была украшена, не имеет никакой ценности! Как же вы наивны и глупы, если доверяете свои дома, товар и скот этим пустым листам!
   В голове отца Серафима давно уже мелькнула смутная догадка, догадка на уровне сомнения. "Может быть и правда... и по-гречески свободно говорит... и затылок выбрит... и монеты эти... и про Константинополь..." Какая-то тайна все-таки была связана с этим сумасшедшим.
   Иероним по глазам священника почувствовал, что тот колеблется и потому использовал следующий, самый сильный аргумент, которым, как известно, всегда является истина.
  -- Святой отец, Вам может показаться невероятным и необычным то, о чем я сейчас расскажу. Но, тем не менее, постарайтесь дослушать меня до конца, сколь странной не показалась бы моя история.
   И, видя, что собеседник готов принять его рассказ, монах изложил все, что с ним приключилось в последние несколько дней, опустив только эпизоды с обманом брата Вонифатия, обоих мэтров, и с кражей золотого креста.
   Отец Серафим не без интереса дослушал Иеронима. Все это окончательно убедило его в неординарности происшедшего и ненужности скоропалительных выводов. Поэтому, будучи человеком умным, окончательного решения выносить не стал, посчитав нужным пригласить специалистов, благо последних он знал не мало. Тщательно все обдумав, и, приняв решение, батюшка предложил монаху пожить у него несколько дней, пока не придумает, как помочь несчастному страннику.
   Монах с радостью согласился. Ощущая остаток недоверия со стороны священника, он, тем не менее, был доволен подобным исходом, так как в ближайшие дни мог рассчитывать на еду и ночлег.
   На зов священника пришла старуха, компаньонка, раскрывавшей в это самое время ужасный заговор Марьи Павловны, и отвела Иеронима в небольшой дом, стоящий рядом с церковью, где в его распоряжение была предоставлена небольшая светлая комната с кроватью, покрытой белой тканью. Вскоре старуха принесла еду. Брат торопливо поел и сразу же уснул, не потрудившись снять хотя бы обувь.
  
  
  
   Глава шестая, грубо вмешивающаяся в размеренную жизнь одного московского участкового.
  
   Участковый Левченко был противным человеком. Подобное впечатление о себе он умудрялся оставить уже через минуту знакомства. С людьми, которых он считал выше себя по положению или просто с достойными его расположения он вел себя заискивающе, пытаясь добыть их дружбу. Низших, по его мнению, Левченко презирал, разговаривал с ними брезгливым тоном и пытался всячески унизить при остальных. Результатом такого поведения становилось презрение первых и ненависть вторых. В дополнение ко всему он неряшливо и грязно одевался, а отвратительная привычка ковыряться в носу или сдирать с лица болячки во время разговора окончательно оставляла мерзкое впечатление.
   Ничего собой не представляя и не умея хоть что-то полезное, после службы в армии он направился работать в организацию, с объятиями принимающую разных оболтусов, надеясь в дальнейшем сделать из них людей достойных, и согласных выполнять черную работу за минимальную оплату, а именно в милицию. Однако милицейская жизнь не оправдала надежд Левченко. В конце концов, и в органах происходит обычная для других мест сортировка, в результате которой в коллективе остаются, а тем более поднимаются наверх преимущественно люди достойные, несмотря на явное преобладание глупых, тупоголовых, бестолковых и откровенных негодяев. Поэтому Левченко долго на одном месте не задерживался
   Гуляя, таким образом, по отделам и отделениям, каждый год, переходя на новую должность, Левченко, тем не менее, дослужился до старшего лейтенанта. На данный момент он являлся участковым инспектором сто девяносто восьмого отделения милиции г. Москвы, на посту которого, судя по всему, и должен был закончить свое бесславное существование.
   Как и любой другой сотрудник милиции старший лейтенант Левченко имел две мечты: найти чемодан с деньгами, желательно долларами, или раскрыть крупное и особо опасное для общества преступление. В первом случае Левченко смог бы накупить множество крутых вещей, жизнь без которых он себе плохо представлял, но в силу ряда обстоятельств был вынужден обходиться. В список входил и скромный черный Мерседес -320 и небольшой трехэтажный особняк недалеко от кольцевой дороги и еще множество приятных мелочей. Второй вариант не сулил материальных благ, однако обещал моральное удовлетворение. Ожидать можно было многое: несколько заметок в центральных газетах и больших статей в московских, сюжет в дорожном патруле и репортаж в "Петровке - 38", а главное - поощрение начальства, возможное повышение по службе и естественная зависть коллег. Но, к большому сожалению, чемоданы в этом микрорайоне если и находили, то совсем без денег, а преступления случались мелкие и по характеру бытовые.
   Впрочем, Левченко не сомневался, что паутина международной преступности не обошла стороной подведомственный микрорайон. Где-то между этими домами протянулась одна из зловещих нитей, которую он должен обнаружить, ухватить и тем самым указать путь к раскрытию грандиозного заговора мафии, угрожающего существованию человечества, а самому прославиться на века. В общем участкового тянуло к высокому.
   День начался с обычной рутины. В 9.45 утра позвонила склочная бабенка, утверждавшая, что ее мужа похитили бомжи. Назвавшись гражданкой Смирновой, женщина сообщила, что муж ее, Смирнов Андрей Владимирович, два дня отсутствовал дома, а вчера поздно ночью вернулся нетрезвый. Гражданка естественно подняла крик, отчего муж заперся в комнате. Когда Смирновой удалось попасть в нее, то мужа там не обнаружила. Вместо него в комнате находился странный тип, похожий на бомжа, которого гражданка тотчас прогнала из квартиры. Гражданин Смирнов же пропал. При этом женщина утверждала, что утром ее муж вернулся один, и в комнате ни с кем не разговаривал, поэтому для нее совершенно непонятным было появление бомжа и исчезновение мужа.
   "Типичный бред," - подумал Левченко: "Вечером вернется, пьяный". И, чтобы сохранять видимость интереса к рассказу женщины спросил:
  -- А может быть он через окно...?
   - Что вы! - возмутилась женщина на другом конце провода. - Четырнадцатый этаж все-таки!
  -- Логично! - ответил участковый. - Ну что ж займемся, - и терпеливо записал приметы мужа и бомжа.
   Левченко часто сталкивался с подобными заявлениями и привык не обращать на них внимания. На его участке раз в квартал кого-либо похищали инопланетяне, а уж бомжи... на то они и бомжи, чтобы плести заговоры против порядочных алкоголиков. Золотым правилом было не связываться с такими заявителями, показать им свою заинтересованность, а уж со временем само по себе все забудется.
   Около одиннадцати поступил следующий сигнал. Звонил Азер Мухамеджаев. С ним у Левченко были особые отношения. Откровенно говоря, азербайджанец его кормил. Кормил, как в прямом, так и в переносном смысле. Кормил, как и всякий другой московский азербайджанец, занимающийся торговлей. Несколько раз в месяц в опорный пункт участкового Мухамеджаев приносил пакет с продуктами, а один раз и почтовый конверт, содержащий небольшую сумму денег. Участковый отвечал взаимностью. Периодически он решал проблемы с правоохранительными органами самого торговца и его многочисленных знакомых. Частенько прикрывал мелкие, да и не очень прегрешения в торговле. А когда удавалось, предупреждал о предстоящих набегах других милицейских служб. Да так, что, врывавшиеся в масках в магазин сотрудники, к примеру, ОБЭП, обнаруживали, что вся водка с акцизными марками, а все товары обеспечены накладными и чеками.
   Была и другая сторона взаимовыгодного сосуществования торговца и милиционера. Иногда азербайджанец "сдавал" ему некоторых своих соплеменников, одновременно являвших конкурентами торговца. Левченко тотчас хватал свою папку и мчался к нарушителю, откуда возвращался или с заполненным протоколом или с внушительной суммой денег. Более того, информация, поступавшая от Мухамеджаева, иногда улучшала показатели участкового по раскрытию преступлений, а потому не доверять Мужамеджаеву Левченко не мог.
   Сегодня торговец сообщал, что к нему в магазин заходил странный тип. С виду бомж, а расплачивался старинными золотыми монетами. "Наверно украл где-то!" - заключил азербайджанец: "Слушай, Левченко, у меня есть предложение. Давай вместе найдем его. Я тебе дам все приметы, а ты его поймаешь. Он же бомж, наверняка где-то рядом крутится. А когда поймаешь, я никому не скажу о золоте, мы его лучше вдвоем поделим. Я ему бутылку портвейна дал, теперь спит где-нибудь пьяный".
   Участковый сразу сообразил, что нужно соглашаться. Видимо монеты - это след крупной кражи из музея. Как бы не закончилась эта история, после поимки злодея он, Левченко останется в выгоде. Участковый сунул под мышку папку и отправился в "Тандем удовольствий".
   Двери "Тандема удовольствий" были широко распахнуты в ожидании посетителей, число которых никогда не соответствовало ожиданиям Мухамеджаева. Голос всегда скучавшей продавщицы, утолявшей свое безделье, разглядываньем происходящего на улице, возвестил хозяину о приближении милиционера с папкой под мышкой. Азербайджанец, приняв дежурную улыбку, выскочил на улицу, дабы достойно встретить дорого гостя.
  -- Здравствуй, Левченко! - приветствовал он участкового, протянув для пожатия руку.
  -- Ладно. Ладно. - участковый проигнорировал дружественный жест, постаравшись побыстрее пройти внутрь магазина. В силу природной брезгливости он избегал пожимать руку "низшим народам", к которым относил всех кавказцев, таджиков, молдаван и вьетнамцев. Колебания возникали лишь при оценке украинцев. Левченко еще не определился, к какой категории относить "хохлов", то ли к низшей, в силу их зависимости от расположения московской милиции, то ли к высшей, из-за украинской формы собственной фамилии и большого количества украинцев в органах. Поэтому участковый здоровался с ними по ситуации.
   Мухамеджаев входил в число низших. Кроме того Левченко опасался оказаться заподозренным в особых отношениях с владельцем коммерческого магазина. Войдя в магазин, он по-хозяйски направился в подсобку.
  -- Ну, показывай, что у тебя!
   Старший лейтенант плюхнулся в кресло и принялся нетерпеливо постукивать пальцами по столу.
   Мухамеджаев с самым невозмутимым и важным видом подошел к сейфу, открыл его и достал коробку из-под конфет.
  -- Давай быстрей, Азер! У меня и без тебя дел хватает!
  -- Не спеши, Левченко!
   Мухамеджаев презирал участкового. Презирал потому, что покупал его ежемесячно продуктами и деньгами. Воспитанный в восточных традициях он уважал власть и не представлял иного способа взаимоотношений с ней, кроме подкупа. Это был странный союз, в котором оба, и милиционер, и торговец презирали партнера, но, тем не менее, предпочитали сотрудничать. Союз, не являющийся исключением, подобно тысячам таких же по всей необъятной Москве.
   - Потерпи! Потерпи!
   Так же не спеша, Мухамеджаев поставил коробку на стол, открыл ее и довольно улыбаясь, показал Левченко одну из двух находившихся внутри монет.
  -- Хочешь такую, Левченко? Скажи, что хочешь! Золото!
  -- Действительно золото! - участковый поднес другую монету к глазам, - Много отдал?
  -- По дешевке взял, - азербайджанец рассмеялся, вспомнив удачно проведенную комбинацию.
  -- Не темни, Мухамеджаев! Все равно узнаю! Понимаешь, это старинная монета. Еще неизвестно "чистая" она или нет!
   Левченко совершенно не разбирался в исторических раритетах, но нерусские буквы и профиль неизвестного субъекта с короной на голове убеждали в особой ценности.
  -- Монеты нужно изъять и отправить на экспертизу.
  -- Ну, Левченко, мы так не договаривались! - возмутился азербайджанец, - Давай, деньги плати и забирай!
  -- Ладно, не обижайся! Рассказывай лучше, у кого взял. Приметы давай.
  -- А брать вместе пойдем? - недоверчиво спросил Мухамеджаев.
  -- Конечно! А ты как думал. Но сначала его найти надо. Давай приметы.
   Участковый положил на стол чистый лист, взял ручку и вопросительно посмотрел на торговца. Со слов Азера следовало, что неизвестный был ростом ниже среднего, одет в синие джинсы, голубую рубашку и белые китайские тапочки. Из особых примет выделялась круглая лысина на затылке.
   Записав приметы, Левченко приказал азербайджанцу ждать звонка, и отправился по территории участка осматривать места, в которых чаще всего квартировали бродяги. Забросив все текущие дела, он весь день ходил по улицам. Участковый проверил свалки, глухие дворы, гаражи, подвалы, заглянул даже во все мусорные баки, надеясь внутри обнаружить нужного человека, но бесполезно. Устав от долгих поисков, старший лейтенант вернулся в опорный пункт охраны порядка. Родной кабинет встретил звонком. Взяв трубку, он представился:
  -- Старший лейтенант Левченко слушает.
  -- Здравствуйте, меня преследует мафия!
   Левченко сразу узнал ненавистный голос. Это была Мария Павловна Вертихвостова. Старая женщина давно стала бедствием для всего отделения, но особо доставала своего участкового, постоянно жалуясь на соседей, продавцов, сантехников и собачников. У милиционера уже не осталось сил на сопротивление, и он покорно спросил:
  -- Что у вас произошло?
   Всего через двадцать минут монолога, Левченко начал понимать, о чем хочет сообщить Вертихвостова. Еще через десять перед ним предстала полная картина происшедшего. Впервые сообщение старухи обрадовало его. В церкви Михаила Архангела отец Серафим вступил в преступную связь неизвестным гражданином, по приметам совпадающим с разыскиваемым.
  -- А золотых монет не видели?
   Мария Павловна, счастливая от внимания, с которым ее выслушали, закричала в трубку?
  -- Да! Да! Целый стол ими усыпан!
  -- Очень благодарен Вам, Мария Павловна. Я немедленно приму меры. Только давайте договоримся, никому не рассказывайте про случившееся. Возможно, в районе действует мафия. А то она не упустит случая, чтобы уничтожить свидетеля. Поняли?
   Подобной угрозы было достаточно для того, чтобы заставить подозрительную старуху замолчать навсегда. Еще пятнадцать минут прошло в попытках заставить ее положить трубку. Когда это произошло, Левченко набрал номер Мухамеджаева. Усталость исчезла. Ее место заняла горячая готовность к действиям.
  -- Давай, Азер, собирайся. Я его нашел!
  -- Машину брать?
  -- Обязательно. Жду через десять минут у опорного пункта.
   Движимый желанием разбогатеть торговец прилетел в два раза быстрее, даже не прогрев как следует автомобиль. Участковый еще раз проверил пистолет, сунул в кобуру и решительно направился к машине.
   Вскоре заговорщики подъехали к церкви. Левченко подошел к воротам и нажал на кнопку звонка. Показался заспанный отец Серафим.
  -- Что нужно тебе, сын мой? Не видишь, я уже сплю! - гневно пробасил священник.
  -- Открывай! - участковый достал пистолет.
  -- А в чем собственно дело? Я что преступник?
  -- Сам знаешь. Поступил сигнал, что ты, батюшка, скрываешь преступника, находящегося в розыске, а это соучастие.
  -- Не виновен! Не виновен! - отец Серафим торопливо открыл ворота. - Приютил по незнанию.... Думал убогий.... Входите скорей.... Здесь он.... Идите за мной... Спит он. Пока спит, вы его и схватите! А он мне взятку предлагал...Я отказался!... Честно.
  -- С тобой мы еще разберемся! - гневно произнес милиционер.
  -- Готов помочь. Следствию и материально. Церковь должна помогать нуждающимся....
   Милиция в лице Левченко, конечно, нуждалась, но сейчас его ум был занят другим. Сопровождаемый Мухамеджаевым он подошел к двери, за которой притаился неизвестный преступник. Старший лейтенант передернул затвор "Макарова" и, кивнув азербайджанцу, ворвался в комнату.
  -- Стоять! Милиция!
   Все погрузилось во тьму.
   Батюшка был немало удивлен, ошарашен и даже испуган. Впустив участкового и азербайджанца в комнату, в которой находился странный незнакомец, он тихо притаился за дверью, нетерпеливо ожидая дальнейших событий. Вскоре священник убедился, что оказался прав, не последовав за представителем власти. Из комнаты послышался сильный хлопок и крики. Отцу Серафиму стало страшно и только через несколько минут он набрался смелости, чтобы заглянуть внутрь. К его удивлению в комнате никого не было, а Иеронима священник не заметил. Противно пахло серой.
   "А здесь не чисто!" - мгновенно сообразил батюшка и, подобрав полы рясы, что есть сил бросился прочь от страшного места.
   Прохожих весьма заинтересовало появление на улице человека в рясе, истошно кричавшего и бежавшего неизвестно куда, не разбирая дороги. Кто-то позвонил по телефону "02" и уже через двадцать минут возбужденного отца Серафима подобрал наряд милиции.
   В дежурной части он долго не мог успокоиться, а когда, наконец, заговорил, то поведал весьма странную историю. Из его слов следовало, что некий монах Иероним из Константинополя не далее часа назад организовал похищение старшего лейтенанта Левченко и владельца магазина "Тандем удовольствия " Мухамеджаева, причем преступнику помогал сам Сатана.
   Выслушав этот бред, дежурный, тем не менее, попытался дозвониться до Левченко. Но, молчал телефон опорного пункта, молчал и домашний телефон. На всякий случай позвонили в магазин Мухамеджаева. Там ответили, что полтора часа назад хозяин уехал на машине к участковому. Образовывалось странное совпадение со словами священника. Немедленно на место, указанное батюшкой был отправлен наряд. Вскоре милиционеры сообщили: в комнате все перевернуто, но обнаружена фуражка, возможно принадлежавшая Левченко.
   Это было чрезвычайное происшествие! Моментально собравшееся начальство отделения приказало оцепить территорию церкви и тщательно ее обыскать. Никаких следов, кроме фуражки больше не нашли.
   Проверка записей участкового показала, что в этот день он занимался поисками некого Смирнова. Полная картина происшедшего стала ясна. В показаниях гражданки Смирновой, жены пропавшего, были сведения о присутствии странного человека, по приметам схожего с тем, о котором рассказывал отец Серафим. Именно после появления неизвестного и пропал Смирнов. Левченко отправился на его задержание в церковь, но злоумышленник похитил и его, вместе с табельным оружием. Оставалось непонятным, зачем участковому понадобился азербайджанец?
   Впрочем, для Иеронима ночь тоже не прошла спокойно. Было уже совсем темно, когда он проснулся от странного чувства беспокойства. Через несколько мгновений, постель под ним затряслась и в воздухе снова запахло серой. Осознав, что с ним происходит, брат вцепился в одеяло. Ему совсем не хотелось возвращаться назад в монастырь, где его ожидало рабство, пытки и, возможно, смерть, туда, где жили брат Вонифатий, мэтры Роже и Пижо и разъяренная братия. Но спорить с дьявольскими кознями было бесполезно. Поэтому Иероним приготовился к худшему и закрыл глаза. Через мгновение он услышал сильный шум и крики.
  -- Вот и все! - подумал он в отчаянии, еще сильнее зажмурившись в ожидании ударов. Но ничего не произошло. Брат открыл глаза и никого не обнаружил рядом. Более того, он по прежнему находился в комнате, где заснул. Монах выглянул в окно. По двору, сильно крича и размахивая руками, бегал священник.
  -- Странно, - подумал он. - Ничего не изменилось. Неужели, все только видение и я зря опасался. А может...? - мысль о том, что попытку вернуть его в монастырь повторят, испугала его.
   Брат выглянул в окно. Священник уже исчез, на улице никого не было. Иероним схватил свои вещи, монеты и кусок хлеба, лежавший на столе и бросился прочь, подальше от этого места, где его могли найти и вернуть в средневековье.
   Сержант Расторгуев откровенно скучал. Четвертый час он ходил по площади перед зданием Курского вокзала, грозно посматривая на окружающую его публику. Все было обычным и не стоящим внимания настоящего милиционера. Хозяйский взгляд постового пытливо рыскал по сотням людей, ежеминутно пробегающим перед ним и, не обнаружив ничего, что могло принести хоть какую-то прибыль владельцу фуражки с красным околышем, заставлял зевать и считать минуты, оставшиеся до наступления обеда. Отсутствовали все, кто обычно служил источником основного дохода доблестного сержанта. Не было жителей Украины с огромными тюками на плечах. Не показывались кавказцы - кидалы, с безразличным видом вертевшиеся у обменных пунктов. Никто не вез подснежники, черешню, рыбу, икру. Не шли, шатаясь, пьяные. Обобрать было некого, отчего в душе у Расторгуева царила тоска. Некоторое любопытство вызывала группа бомжей, обосновавшихся у цветочной палатки, но отчего, он пока понять не мог.
   Существует ошибочное мнение, что интуиция - привилегия следователей и оперов, людей, непосредственно занимающихся раскрытием преступлений. Шестое чувство обязательно должно присутствовать и у милиционеров патрульно-постовой службы. Без него милиционер не годен к службе. Тогда место ему или на посту по охране банка или учреждения, или в кабинете, на начальственной должности очередного инспектора: везде, где он сможет закончить свое бесполезное существование, не сильно повредив работе органов. Интуиция никогда не подводила Расторгуева. Хотя он по причине малообразованности и скудной начитанности возможно и не использовал это слово.
   Бомжи давно стали неотъемлемой частью вокзального пейзажа. К ним привыкли все. Милиция проявляет к ним внимание, только во время операций по очистке города от подозрительных элементов. Тогда этих обитателей городских улиц сгоняют в грузовики и увозят в неизвестном направлении. Но ничего не меняется, уже через несколько дней привычные персонажи снова обретают свои законные места.
   За прошедшие четыре часа сержант десяток раз прошел мимо человеческой кучи. Что его к ней притягивало? Расторгуев подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть бомжей, и ничего особенного не увидел. Дурно пахло.
   "Хотя," - подумал он: "Вон тот с лысым затылком здесь впервые. Ну и что? Бомж как бомж. Ничего такого."
   Милиционер развернулся и направился прочь от отвратительного запаха. На шестом шаге, он неожиданно развернулся и решительно направился назад. Интуиция сделала свое дело.
   "Конечно! - решил Расторгуев: "Нужно обязательно посмотреть лысого."
   Носком ботинка, пока ласково, сержант пнул подозрительного субъекта.
  -- Вставай, бомжина! Вставай! Вставай!
   Изгои, лишенные привычного спокойствия, заворочались, опасливо поглядывая на представителя власти. Один из них, с глубокими язвами на лице, толкнул лысого.
  -- Иди. Не видишь, тебя зовут.
   Бомж встал. Сержант осмотрел его с ног до головы.
  -- Документы есть? Нет? Где прописан?
   Ответа не последовало.
  -- Иди со мной! - приказал милиционер и повел бомжа в пункт охраны порядка.
   В помещении никого не было.
  -- Доставай все их карманов и на стол!
   Бродяга выложил кусок хлеба и вопросительно посмотрел на Расторгуева.
  -- Больше ничего нет? Все доставай! Из-за пазухи тоже!
   Бродяга не дернулся. Сержанту очень не хотелось прикасаться руками грязного человека, но он подозревал, что тот что-то прячет, поэтому с брезгливым видом он начал ощупывать задержанного. Подозрения подтвердились. Из под рубашки Расторгуев достал тяжелый мешок.
   Что здесь? - спросил он, и, не дождавшись ответа, высыпал содержимое на стол. Увиденное ошарашило милиционера. Здесь в казенной комнате пункта охраны общественного порядка на столе лежали несколько десятков старинных золотых монет. Редкая удача подвернулась сержанту. Нисколько не раздумывая, он начал бить ногами бродягу, пока тот не потерял сознание. Вызванный "козлик" отвез бесчувственное тело в Путейский тупик, где и сбросил в глухом дворе. Коллеги Расторгуева вполне поверили рассказу о разбушевавшемся алкаше, которого пришлось утихомирить. Конечно, милиционер слегка перестарался, но с кем не случалось подобного?
   Вечером, сменившись, Расторгуев имел самый довольный вид.
  -- Ну, как день прошел? - заговорщически спросил его старшина из новой смены.
  -- Нормалек! - весело ответил сержант и, пожелав коллеге счастливой охоты, отправился домой.
   Поздно ночью избитый брат Иероним очнулся. Во дворе было темно, но город не спал. Совсем недалеко, на Садовом кольце вовсю кипела жизнь.
   Монах потер больные места, встал и побрел в неизвестном направлении, впрочем, в этом городе для него все было неизвестным. На следующий день милиционеры, посланные специально для поиска бродяг на городских улицах затолкали его в автобус, с решетками на стеклах. Внутри уже сидело несколько человек, а к концу дня набилось несколько десятков. Бедолаг отвезли на Казанский вокзал. Затем отвели в специально отведенный для них последний вагон рязанской электрички, где их число увеличилось до полутора сотен, и под неусыпным милицейским контролем отправили в этот старинный русский город.
   Впрочем, рязанская милиция была заранее предупреждена о предстоящем десанте. Перспектива принять полчище грязных оборванцев не прельстила местные власти, отчего на вокзале они встретили поезд и не выпустили никого из дурно пахнущего вагона.
   Электричка снова отправилась в Первопрестольную. Московские милиционеры, не желавшие вступать в конфронтацию ни с рязанскими коллегами, ни со своим начальством, выгнали бродяг на первой пригородной станции и удовлетворенно поехали домой.
   Дальнейшая судьба пассажиров электрички различна. Одни остались на станции ждать следующего поезда до сытой Москвы, другие побрели в сторону Рязани, надеясь там найти пристанище и пищу, к ним и присоединился монах.
  
  
   Глава седьмая, о том, что случилось в городе после таинственного исчезновения Иеронима, а также о славном Иоганне Бокенбахском.
  
   Чрезвычайное событие, случившееся в монастыре, надолго взбудоражило обитель и всю округу. Средневековье не было богато происшествиями, отчего каждый подобный случай долгие месяцы, а то и годы являлся излюбленной темой базарных пересудов.
   Интерес был огромен. Ежедневно к стенам обители стекались толпы крестьян из соседних деревень. Эти люди, большую часть времени молчавшие, внимательно наблюдали за всеми действиями монахов, надеясь найти в них подтверждение утвердившегося среди простого, безграмотного люда мнения о логове чернокнижников в святом месте.
   Все было необычайным! И количество монет, мошеннически украденных Иеронимом; и кощунственное похищение золотого креста прямо с церковного алтаря; и ночная погоня за преступником, покрытая сетью слухов, вызывавших немало ужасных подозрений.
   Весть о таинственном исчезновении брата Иеронима из собственной кельи будоражила умы горожан и вызывала ожесточенные споры на улицах. Споры неоднократно переходили в потасовки, которые приходилось пресекать страже. В конце концов подобная ситуация начала угрожать общественному спокойствию, отчего магистрат постановил создать Особый Совет, который и должен был поставить точку в деле. Но и в самом Совете единодушие отсутствовало. Некоторые горожане утверждали, что исчезнувший монах действительно был чернокнижником, продавшим душу дьяволу и, творившим свои темные дела, прикрываясь авторитетом святой церкви, в доказательство чего приводили множество очевидцев, лично наблюдавших необычное в поступках Иеронима или пострадавших от его козней. Свидетелей было так много, что можно было прийти к выводу, что город и его окрестности уже давно был опутан страшной дьявольской сетью. Оставалось только недоумевать, куда все это время смотрели власти и церковь, допустившие такие безобразия.
   Естественным противником подобных взглядов в Особом Совете являлся настоятель монастыря. Признать, что в святой обители долгое время творилась черная месса, творилась одним из братьев игумен не мог. Более того, подозрения возмущали его. Святой отец знал основную причину нападок - крайнюю нищету монастыря и братии. К его большому сожалению он не мог поразить прихожан великолепием зданий, богатством убранства или мощами святых, что, прежде всего, отражалось на авторитете обители. Лучшего аргумента, чем богатство для средневекового человека не было! А тут еще и чернокнижник! И дабы убедить жителей в чистоте и святости монастыря настоятель отправил письмо архиепископу, рассказывая ему о тяжести положения и прося направить к нему какого-нибудь знающего человека, способного опровергнуть гнусные подозрения.
   Впрочем, в Совете имелась и третья точка зрения, всячески подогреваемая усилиями мэтров Роже и Пижо. Обман, жертвами которого они стали, неожиданно для всего города сблизил давних врагов. Ведь кроме потерь материальных оба перенесли сильное унижение. Откровенно говоря, горожане над ними смеялись. Уже несколько раз на рыночной площади стража прогоняла артистов, устраивавших представления, главными героями которых были глупые мастера, позволяющие легко себя одурачить проходимцу, играющему на их непомерной гордости. Более того, каждый человек с которым мэтрам приходилось ежедневно встречаться, казалось скрытно ухмылялся, внешне подобострастно здороваясь. Все это очень оскорбляло обоих уважаемых горожан, а нанесенная обида заставляла принимать все возможные усилия, чтобы вывести на чистую воду истинного виновника происшедшего, а именно - настоятеля монастыря.
   Мэтр Роже и мэтр Пижо, посовещавшись, решили, что бедный забитый монах, к тому же не богатый умом, не мог самостоятельно разработать такой дьявольский план, с помощью которого обманул двух самых умных и хитрых людей округи (а таковыми они себя считали) и позже скрыться при загадочных обстоятельствах. Без сомнения все было придумано хитрым игуменом, давно уже покушавшимся на богатства отцов города, а Иероним лишь исполнитель злой воли.
   Обвинение в злом умысле вызвало гнев отца-настоятеля. При свидетелях он обещал отлучить обоих мэтров от церкви, что сразу же перетянуло на его сторону значительную часть Особого Совета. Мастера тотчас воспользовались материальными возможностями, имевшимися в их распоряжении, и Совет окончательно разделился на два больших, враждебно настроенных лагеря. Стража была вынуждена стоять у дверей зала во время заседаний, так как для средневековых людей потасовка служила обычным методом обнаружения истины.
   К концу второго месяца после начала работы Особого Совета игумен получил письмо от архиепископа Реймского. Кардинал сообщал несчастному настоятелю, что направил ему в помощь самого Иоганна Бокенбахского, известного теолога и специалиста в разоблачении дьявольских дел. Об этом было объявлено на очередном заседании, и Совет немедленно прекратил работу, оставив окончательное решение на совести знаменитого ученого.
   Город замер в ожидании, а мэр направил гонцов на большую дорогу, дабы достойно встретить и проводить уважаемого человека. И уже в следующую пятницу Иоганн Бокенбахский торжественно въехал в город, приветствуемый толпами людей.
   Подобная встреча не была обычным делом для именитого ученого. Иоганн, когда-то бедный студент и сейчас оставался в сущности таким же бедным человеком. Работа его была серой, остававшейся известной лишь узкому кругу таких же скучных, как он сам людей. Целыми днями ученый просиживал в маленькой комнате главной церкви города Бокенбаха, разглядывая древние книги и манускрипты, надеясь прояснить некоторые интересовавшие его вопросы. Раз в несколько лет он встречался с коллегами. Тут же начинались интереснейшие диспуты, к большому сожалению остававшиеся неизвестными для остальных людей. Несмотря на яростные нападки коллег, Иоганну удалось отстоять некоторые свои открытия. Так во время жесточайшего спора он доказал, что у голубя, в виде которого Господь посетил Марию для Зачатия Спасителя, был клюв золотого цвета. Имелись и более мелкие успехи. Но самым главным, сделавшим его известным делом, стало для ученого изгнание пятидесяти демонов, засевших в стенах деревенской мельницы и отпугивавших от нее крестьян, не давая им смолотить собранное зерно и тем самым обрекая на голод и ненужные расходы. Прознав, что в городе Бокенбахе живет известный богослов, жители деревень, расположенных рядом с мельницей, попросили у него помощи. Преисполнившись святого рвения и предварительно проштудировав всю имевшуюся литературу, касавшуюся нечистой силы, Иоганн отправился к дьявольской местности.
   Не нужно было долго думать, чтобы убедиться: дьявол оставил здесь свои жуткие отметины. Внутри мельницы царило запустение и тлен. Доски таинственно скрипели, двери хлопали, ветер свистел в щелях, напуская дикий ужас на смельчаков, осмелившихся подойти к зданию. В довершение всего прямо у входа висел человеческий череп, словно охраняя сатанинское логово.
   Никто не решился войти вместе с богословом внутрь мельницы. А тот, войдя, отважно закрыл за собой входную дверь и до следующего утра не подавал никаких признаков жизни. Народ, собравшийся вокруг, терялся в догадках, предполагая самое худшее, но наступило утро, и Иоганн вышел наружу, предварительно перекрестив дверь.
   Что случилось с ученым внутри осталось для крестьян загадкой. На все вопросы он предпочел отмалчиваться, так и не удовлетворив огромное любопытство. Тем не менее, с этого момента мельница начала работать к великому удовольствию окрестных жителей и досаде владельца небольшого села и мельницы, расположенных в одном дне пути, к которому были вынуждены ездить крестьяне все это время.
   Веря, как и все современники во всякую мистическую чушь, Иоганн Бокенбахский все-таки доверял и голосу собственного разума. А разум утверждал, что у Сатаны слишком много важных дел, чтобы пугать деревенских жителей, отчего сразу же принялся искать истинного виновника бедствий. Причина обнаружилась быстро. Суеверный страх на крестьян напустил соседний помещик, подстрекаемый невероятной жадностью. Поняв это, Иоганн посетил хитреца и пообещал никому не сообщать о его проделках, взяв за это небольшую плату. На следующий день он прибыл к заколдованной мельнице, переночевал в ней ночь, напустив таинственность на местных жителей, и утром спокойно вышел, объявив о чудесном изгнании пятидесяти демонов.
   Весть о необычайном происшествии обогнала богослова. В пределы Бокенбаха он явился уже как известный специалист по борьбе со злыми духами. Вскоре слава достигла дальних пределов страны и со временем вышла в другие государства. К Иоганну стали обращаться за советом, на него ссылались ученые в спорах. Но главным была возможность пусть небольшого, но постоянного заработка для богослова, время от время приглашавшегося для избавления от неудобств, причиненных дьявольскими забавами.
   Письмо, поступившее от архиепископа Реймского, оказалось для Иоганна счастливым событием. Он давно уже хотел получить известность среди персон высшего света, а архиепископ таковым являлся.
   Восторженные толпы, встречавшие его у ворот города свидетельствовали о том, что приезд знаменитого борца с Сатаной - событие большого значения.
   А здесь можно неплохо поживиться! - решил Иоганн, и тотчас приступил к изучению обстоятельств дела. Однако впервые в его практике все оказалось не настолько простым. Действительно имелись все основания подозревать в злом умысле настоятеля святой обители, но всего лишь одной беседы с ним было достаточно, чтобы убедиться в искренности слов старика, безгранично преданного делу католической церкви.
   Путаясь в догадках, Иоганн решил осмотреть место таинственного исчезновения брата Иеронима, надеясь там отыскать ответ.
   В злополучной келье царила темнота. Единственное маленькое окно уже покрылось густой сетью паутины. Со времени исчезновения монаха братья избегали заходить сюда, справедливо опасаясь оказаться в лапах дьявола. И лишь один Иоганн Бокенбахский, прославившийся на весь христианский мир своим бесстрашием, смело шагнул внутрь.
   Но, едва он переступил порог, как ощутил прилив животного страха. Все еще не соглашаясь с неожиданным чувством, он сделал еще шаг и замер. Тяжесть разлилась по келье. Воздух казался свинцовым и непроницаемым. Внезапно ноги богослова налились чугуном, да так, что сдвинуться с места он, сколько бы не пытался, не мог. Вскоре оцепенение перешло на руки и шею. Иоганн бессильно опустился на пол и громко зарыдал от ужаса, впервые посетившего его.
   "Звать монахов на помощь бесполезно," - подумал ученый: "Никто из них даже и осмелился бы войти в келью сейчас, когда там погибает известный борец с сатанинскими проделками." Иоганн попытался успокоиться, отогнать тяжелые мысли. К счастью, голова все еще принадлежала ему. Борьба между разумом и страхом продолжалась долго. Наконец ему удалось подняться на ноги и сделать один шаг. Ковыляя, словно древний старик, богослов дошел до двери и вывалился наружу, где его тотчас подхватили дружеские руки братьев.
   К вечеру Иоганн пришел в себя, хорошо отлежавшись и выпив горячего пива. Непростой вопрос стоял перед ним: как выгнать нечистую силу из кельи? В ее существовании он теперь окончательно убедился, испытав на себе волшебные чары. Нужно было торопиться. По городу уже разнеслась весть о неудаче знаменитого ученого, едва вырвавшегося из рук Сатаны. И Иоганн принял решение!
   Следующим утром, вооружившись деревянным крестом, горшком со святой водой и куском древесного угля, богослов снова направился к келье. Остановившись перед входом, он прочел молитву на изгнание нечисти, трижды осенил крестом дверь, окропил святой водой и начертил углем вокруг себя круг.
   Позже утверждали, что когда Иоганн сделал первый шаг внутрь проклятого помещения, из него раздался крик такой силы, что у некоторых полопались перепонки, а сердца всех присутствующих преисполнились ужаса.
   Однако бесстрашный богослов продолжал свое дело. Шаг за шагом он повторял свои хитроумные действия, углем обозначая территорию, свободную от дьявольских слуг, пока не остался последний кусок владений Сатаны, прямо перед окном. Справедливо полагая, что сейчас начнется самое интересное, навеки сохранящееся в памяти людей, Иоганн пригласил всех, до того с любопытством наблюдавших за ним, войти в келью, дабы продемонстрировать чудесную силу креста и молитвы.
   Близился момент славы. Иоганн Бокенбахский выпрямился во весь рост. Горделиво приподнял подбородок, прикрыл глаза, развел в стороны руки, и, словно дирижируя, начал нараспев произносить молитву. В тот же миг у всех присутствующих поплыло перед глазами. Воздух кельи наполнился рябью и туманом. Невозможно было разглядеть даже собственные руки.
   "Вот оно, началось!" - закричал богослов и выплеснул перед собой остатки святой воды. Неожиданно раздалась громкая ругань на неизвестном языке. Догадавшись, что это посылают проклятия черти, колдуны и ведьмы, ученый принялся рубить воздух крестом, сопровождая движения криками: "Изыди! Изыди! Изыди!...".
   Вскоре туман рассеялся, и удивленным взорам Иоганна Бокенбахского и монахов предстали два человека весьма странного вида, недоуменно озирающихся вокруг.
   Братья долго не сомневались. В один миг они набросились на незнакомцев, скрутили их, и отвели в монастырскую тюрьму, где посадили на цепь.
   Великой оказалась слава Иоганна Бокенбахского. Быстрой вестью разнеслась она по городам и весям всего христианского мира, надолго обеспечив почтенного ученого просьбами и заказами сильных мира сего. Говорят, и умер он при дворе одного из могущественных королей, окруженный почетом и учениками.
   Всего лишь три дня после удивительной победы над Сатаной пробыл богослов в пригласившем его городке, предоставив сомнительную честь уничтожения двух мерзких колдунов, пойманных в обители, местным властям.
   Поимка колдунов открывала для городских властей широкое поле для деятельности. Особый Совет, собравшийся в последний раз, постановил, что брат Иероним действительно являлся тайным чернокнижником, вступившим в связь с дьявольскими силами, доказательством чему служат авторитет Иоганна Бокенбахского и двое слуг Сатаны, находящихся в монастырской башне. Окончательное выяснение обстоятельств поручили мэру, городскому экзекутору и отцу-настоятелю, обязав каждого исполнять надлежащее ему дело.
   Мэтр Роже энергично приступил к действиям. Посовещавшись с настоятелем, он решил того из пойманных, в ком сразу опознали турка, не принуждать к раскаянию и не подвергать пытке, справедливо полагая, что с колдунами магометанской веры должны разбираться магометанские власти. Турка отправили в городской суд, который в тот же день милосердно приговорил его к четвертованию.
   Со вторым приспешником Сатаны предстояло повозиться. Судя по богатой одежде, сшитой из никогда и никем раньше не виданной ткани, нечестивец занимал высокое положение в дьявольской иерархии. Но главной деталью, сразу же бросавшейся в глаза, были шесть желтых звезд, по три на каждом плече. Кузнец Симон, по совместительству городской экзекутор, предположил, что жители ада специально помечаются звездами, дабы отличать простых мучеников от свиты хозяина преисподней, и чем больше звезд, тем ближе к Сатане их владелец.
   И мэтр Роже и настоятель согласились с этим выводом. Святой отец припомнил давно прочитанную книгу, где среди знаков, используемых колдунами и ведьмами, была изображена пентаграмма, схожая с этими звездами.
   Тем временем колдуна привели в зал экзекуций. Дабы обезопасить уважаемых граждан города, его подвесили на веревке к потолку.
   Первым к делу приступил святой отец. Сжимая в ладонях Евангелие, он подошел к нечестивцу и спросил его:
  -- Знаешь ли ты, что это за книга?
   Нечестивец прокричал на незнакомом языке фразу длинную и настолько замысловатую, что настоятель в испуге отшатнулся от него опасаясь быть заколдованным.
  -- Делайте с ним, что захотите! - обратился святой отец к мэру. - Вы сами видите, он не желает слышать Благую Весть.
   Мэтр Роже, казалось, только этого сигнала и ждал.
  -- Симон, приступай! - скомандовал он.
   В ту же секунду на плечи колдуна опустилась тяжелая плеть, ведомая мускулистой рукой кузнеца. И еще раз. И еще.
  -- Все! Хватит!
   Мэр подошел к тяжело дышащему пленнику и прокричал ему в лицо.
  -- Принимаешь ли ты Святое Писание?
   Истязаемый мотнул головой из стороны в сторону.
  -- Ах, нет! Симон, продолжай!
   И Симон продолжал хлестать колдуна плетью до тех пор, пока тот не потерял сознание.
  -- Все. Хватит, - сказал кузнец. - Иначе помрет гадина.
  -- Спасибо, Симон. На сегодня достаточно, - ответил мэтр Роже. - Иди к детям.
   Кузнец тут же удалился, собрав весь свой хитроумный инструмент так и не понадобившийся сегодня.
  -- Однако сколько в нем дьявольской силы, - возмущенно произнес настоятель.
  -- Признаюсь, и я с подобным не сталкивался.
   Мэр подошел к колдуну и приподнял его бессильно висящую голову за волосы.
   - Посмотрите, святой отец, в это лицо, в нем нет ни капли раскаяния.
  -- Вот и я о том же. Как он взглянул на меня, когда я показал Евангелия. Я даже испугался его глаз.
  -- Да, глаза сатанинские!
  -- А язык! Ну, разве вы слышали от людей земных что-нибудь подобное! Даже компаньон его, турок и тот говорит на своем турецком языке, а этот...! - настоятель махнул руками, словно отгоняя кого-то.
  -- В любом случае, святой отец, вы стали первым лицом католической церкви, слышавшим, как разговаривают в преисподней.
  -- Нет, нет! Лучше бы я жил без этого и дальше.
  -- Отчего же, - возмутился мэр. - Во всем происшедшем есть и значительная польза для Вас, для меня, для обители и города.
  -- Какая же?
  -- Смотрите глубже! Слава о необычайном происшествии, случившемся в обители, уже разнеслась почти по всей стране. Вчера в город прибыло уже несколько гостей, желающих посмотреть на место, где с помощью креста и молитвы был повержен сам Сатана!
  -- Но, мэтр, как можно?
  -- Святой отец. Думайте о последствиях! Скоро сюда потянутся толпы паломников, желающих увидеть столь славную обитель. Весть о Вас и о монастыре будет идти по странам христианского мира! Разве Вам не хотелось бы этого?
  -- Хотелось....
  -- Тогда действуйте!
  -- Да, но я не пойму, какая от этого польза Вам, мэтр Роже?
  -- Все очень просто! Каждый, даже самый бедный паломник принесет сюда хоть одну медную монету. А если приедут знатные дамы и сеньоры? Чувствуете сколько благ от этого городским жителям?
  -- Но в любом случае сначала нужно закончить дело с колдуном! - резко произнес настоятель и вышел вон.
   Едва наступило утро, игумен отправился в монастырскую тюрьму и был немало удивлен, встретив там мэтра Роже и Симона. Кузнец аккуратно разложил инструменты для пыток и развел огонь. Мэр сидел за столом, нетерпеливо постукивая по нему пальцами.
  -- Вы нас задерживаете, святой отец! - недовольно пробурчал он.
  -- Но позвольте... ведь едва утро!
  -- Утро, утро. Дело не ждет!
  -- Не думал, что найду в Вас такое рвение, мэр.
  -- Да, несомненно. Так и нужно поступать всегда, когда дело касается католической церкви!
  -- Вы так красиво говорите, мэр, - заискивающе пробормотал кузнец.
  -- Спасибо, Симон. Ну что ж, приступим, святой отец?
  -- Да, пожалуй, пора.
  -- Начинай, Симон!
  -- Сегодня мы его огнем, - донесся деловой голос экзекутора. Кузнец выловил клещами горящую головню. - Дьявол огонь не любит, хоть использует его в преисподней для мучений грешников. Я полагаю, огонь очищает душу человеку. От жара все лукавые мысли покидают голову. А Вы, святой отец, как думаете?
  -- Да, я согласен с очищающим действием огня. Известно, что иерархи римской церкви используют костер, как средство борьбы с еретиками, колдунами и ведьмами. Впрочем, используют и воду....
  -- Все средства хороши, - подхватил мэтр Роже, - Ну что ты возишься, Симон!
   Злополучный колдун, провисевший всю ночь в темнице, с испугом наблюдал за движениями Симона. А тот, хищно улыбнувшись, приложил головню к животу узника. Несчастный громко закричал от боли.
  -- Что не нравится гадина? - и кузнец еще глубже вдавил в живот щипцы. Кожа зашипела. По темнице разнесся запах горелого мяса.
   Мэтр Роже вплотную подошел к колдуну и заорал в ухо:
  -- Признаешься ли ты в грехах своих?
   Колдун замотал головой и пробормотал несколько слов.
  -- Святой отец, может Вы хотите его спросить о чем-то?
  -- Нет, мэтр, полагаю, что раскаяния через проповедь от этого мерзавца не достигнешь. Потому действуйте, полагаясь на собственный разум. Церковь вам доверяет.
  -- Симон, повтори!
   Пытка не продолжалась долго. К большому сожалению кузнеца, узник оказался слабого здоровья, и уже после пятого подхода потерял сознание.
  -- Ну что тут поделаешь! Мелковаты нынче людишки! Выдержки нет никакой. Рассказывали, раньше человека месяцами пытали, а он все как свеженький оставался. Было отцам и дедам, где проявить искусство! А на этого, - Симон кивнул в сторону бессильно висящего тела, - я особенно рассчитывал: все-таки сам Сатана ему помогает! Интересно, почему дьявол не дал ему достаточно сил, чтобы выдержать пытку?
  -- Впрочем, и я задаюсь подобным вопросом, - признался настоятель. - Я неоднократно осмотрел тело и не обнаружил никаких дьявольских меток. Но должен же Сатана как-то метить своих слуг?
  -- Да, - продолжил кузнец, - Вижу и Вас, что-то смущает. Знаете, когда в прошлый раз мне пришлось пытать колдуна, Вельзевул явно помогал ему: и огонь в очаге гас и руки дрожали....
  -- Знаю я твоего Вельзевула! - вмешался мэр. - Напьешься с вечера, а утром валишь на нечистую силу.
  -- Зря вы так!
   От обиды Симон отошел в сторону предоставив настоятеля и мэтра Роже друг другу.
  -- Действительно, зря!
   Святой отец подошел к бессильно висящему телу.
   - Не может ли этот человек сам оказаться жертвой дьявольской проказы?
  -- Вы подозреваете в нем иностранца? - спросил мэр.
  -- Да, мэтр. Разум все более заставляет меня предполагать такую возможность. Никто не может знать на какие мерзости способен Сатана, дабы совратить на грех честных христиан. Не мог ли он послать к нам в руки жителя другой страны, тоже истинного католика, но не понимающего язык этих мест. Такая злая шутка сильно развеселит хозяина преисподней: ведь мы загубим не только жизнь христианина, но и свои души.
  -- Но Вы видели, как он отшатнулся, увидев Святое Писание?
  -- Вполне возможно, мотание головой лишь знак: знак, показывающий, что пленник не понимает нас.
  -- В любом случае это только предположение, святой отец. Пытка и только пытка сможет рассеять все сомнения и ответить на вопросы, занимающие нас. Если этот человек колдун, то будет знамение, если нет, - отпустим на все четыре стороны. Симон, приведи колдуна в чувство!
   Кузнец выплеснул на тело пленника ведро ледяной воды. Однако тот, к большому сожалению собравшихся и надеявшихся уже сегодня достигнуть значительных результатов даже не пошевелился. Мэтр Роже без большого интереса несколько раз ткнул узника ножом в бок, и неудовлетворенно махнул рукой:
   - Ладно! На сегодня хватит.
   Все разошлись.
  
  
   Глава восьмая, о странствиях Смирнова и неожиданных знакомствах.
  
   Обещание данное Франциску не затруднило Смирнова, ведь он в отличие от средневековых людей, не придавал клятвам ровно никакого значения. И на следующее утро, выяснив наиболее удобную дорогу, отправился в Париж. Полагая, что осел хорошо знает дорогу, Андрей Владимирович предался размышлениям о том, о сем, да так что отклонился от верного пути, и давно уже ехал по лесной тропинке. Еще более удивительным было то, что некоторое время назад у него появился спутник, который, впрочем, ничем не показывал своего присутствия, а молча шел шагом позади.
  -- Извините меня, пожалуйста, я Вас сразу не заметил! - сказал Смирнов, обернувшись, чтобы внимательно осмотреть человека идущего сзади. Это был мужчина средних лет, невысокий, но крепко сложенный. На голове у него красовалась шапка буйных волос, частью черных, частью седых, но самой главной его чертой являлись два ряда прекрасно сохранившихся белоснежных зубов. Было удивительно встретить здесь в пятнадцатом веке, где нет полчищ стоматологов и тысяч видов зубной пасты, где отсутствуют малейшие представления о гигиене и где царят мерзкие улыбки гнилых ртов такие красивые зубы.
  -- Вы вежливый человек, сеньор, - принял извинения спутник, - В этих местах вежливость считается дурным тоном. Вы наверно не здешний?
  -- Да я прибыл из....
  -- Это хорошо, это хорошо..., - забормотал мужчина себе под нос, даже не дослушав. - В наше лихое время так мало посторонних заходит в наш город, - продолжил он уже громче, - А это так печально.
  -- Что нет новостей?
  -- Да нет, просто в этой дыре меня все знают в лицо, а это плохо.
  -- Что ж плохого в том, что все вас знают?
  -- Знакомые избегают меня. Вот Вы, сеньор, здесь первый раз и потому так вежливы со мной.
  -- О, да! - Андрей Владимирович что-то начал понимать. - Местные невзлюбили вас?
  -- Еще как! - собеседник печально вздохнул. - Но раньше нам было куда свободнее.
   Мужчина явно сделал ударение на слове "нам", что не могло не заинтересовать.
  -- Извините, кому это нам?
  -- А какая Вам, сеньор, разница! Нам это нам! - обиделся он.
  -- Ну, извините, не берите в голову.
  -- Ничего, я привык! Кстати куда Вы направляетесь? Судя по всему не в город?
  -- Хотелось бы в Париж. Я уже говорил, что совершенно не знаю этих мест. Хотел вернуться из монастыря в город, и вот, видите, оказался здесь, в лесу.
  -- Вы сегодня были в монастыре? Черт! Там должно быть весело.
  -- Действительно там сегодня весело.
  -- Монахи такие упитанные! Неправда ли?
   Смирнов не знал, что ответить на последний вопрос и просто промолчал, с удивлением отметив, что при упоминании о монахах спутник облизнулся.
  -- Вы наверно сильно голодны?
  -- Это Вас не должно интересовать. К тому же у Вас все равно ничего нет.
  -- Это правда! - согласился Андрей Владимирович. - Тогда подскажите, как быстрее вернуться в город?
   - Это будет непросто. Вы сильно углубились в лес.
  -- А если я пойду назад.
  -- Дороги в лесу сходятся и расходятся и без проводника Вам не найти нужную.
  -- Тогда станьте моим проводником.
  -- Я тоже спешу. У самого дел хватает. Но немного помочь могу. Вам нужно свернуть с дороги в лес, и идти прямо никуда не сворачивая. Через полчаса лес кончится, и Вы увидите город.
  -- Но если все же по дороге? - с надеждой спросил Смирнов. Ему очень не хотелось углубляться в темную чащу, совсем негостеприимно располагавшуюся слева и справа. Странный спутник занервничал, глаза его заблестели.
  -- Говорят идите через лес!
   В этот момент Андрей Владимирович догадался, почему местные жители избегали его общества. Он оказался сумасшедшим!
   - Нет, не пойду!
  -- Нет, пойдете! - сумасшедший попытался силой стащить Смирнова с дороги. Тот совершенно не ожидал такой наглости, но собрался с силами и вырвался из цепких рук. Не сумев справиться, мужчина упал на колени и завыл.
  -- Но почему Вы не идете в лес? - произнес он сквозь слезы и всхлипыванья.
  -- Боюсь ... диких зверей!
  -- Но их здесь нет! - радостно закричал мужчина, - Хотите докажу? - и не дождавшись ответа одним прыжком скрылся в чаще.
   "Слава богу! Отстал!" - подумал Андрей Владимирович и ударил ногой осла, спеша удалиться подальше от этих мест.
   Однако через мгновение по его спине пробежал холод. Сзади раздался страшный звериный рык. Кусты, куда прыгнул сумасшедший, зашатались. Звук, несомненно, доносился из них.
   "Ну вот! А говорил, что нет зверей, бедняга!"
   Стало страшно, и наш герой постарался ускорить неторопливые движения осла. Ужасные звуки прекратились так же неожиданно, как и начались. Он еще раз оглянулся назад и никого не увидел. Но глаза не убедили его в том, что он был в лесу один. Леденящее чувство от чужого сверлящего взгляда не давало успокоиться. Еще раз, внимательно осмотревшись по сторонам, Смирнов обнаружил причину своих ощущений. Рядом, из-за дерева выглядывала голодная морда волка. Не было сомнения в его намерениях. Андрей Владимирович подобрал валявшуюся на дороге палку и приготовился к худшему. Но волк не нападал. Он все так же внимательно следил за движениями. Стараясь не провоцировать хищника, тихо, без резких движений Смирнов пошел дальше по дороге. Волк отправился вслед за ним, не выходя на дорогу. Продолжать путь, постоянно чувствуя опасность за спиной, Андрей Владимирович не мог. "Лучшая защита - это нападение!" - решил он, и смело направился к хищнику. Тот в ответ зарычал и медленно пошел навстречу. Когда между ними оставалось не больше метра, Смирнов поднял палку и со всей силы попытался ударить противника. В тот же миг волк бросился на него с открытой пастью, пытаясь вцепиться в горло. Бывший инженер инстинктивно шагнул назад, споткнулся и упал на дорогу. То, что он увидел затем, было очень странным. Словно какая-то стена остановила прыжок хищника. Злобно рыча, он метался в каких-то пятнадцати сантиметрах возле ноги человека. По неизвестным причинам волк не мог выскочить на дорогу. Поблагодарив судьбу за неожиданный подарок, Смирнов поднялся на ноги, отряхнулся и, плюнув в сторону свирепого хищника, отправился дальше.
   Стоило ему взобраться на осла, как тот, взиравший до этого на схватку с поразительным равнодушием, неожиданно понесся в неизвестном направлении. Страх охватил его, и все отчаянные попытки седока остановить животное оставались безрезультатными. В один миг глупый осел стал хозяином судьбы. Прошло наверно не меньше двадцати минут утомительной скачки через кусты и ветки, в течение которых Андрей Владимирович порвал одежду, исцарапал лицо и руки и набрал сотни колючек репейника, как вдруг осел остановился, так же неожиданно, как и понесся раньше. Наш герой поблагодарил неизвестных покровителей и огляделся по сторонам. Увиденное совсем не обрадовало его. Благодаря трусливому животному он очутился на большой поляне, в центре которой горел сильный костер. На поляне и вокруг костра, сидя и лежа, расположились человек тридцать оборванцев, удивленно смотревших на незнакомца. Смирнов быстро оценил ситуацию, да и что иное могла означать присутствие в чаще леса большой группы мужчин, вооруженных дубинами и холодным оружием, как не шайку разбойников!
   "Попал", - подумал он, проклиная осла. Животное, только что спасшее от ужасной пасти волка, бросило в лапы может быть даже худших зверей.
   Разбойники, в первый миг удивленные неожиданным явлением, поднялись на ноги, взяли в руки оружие и стали осторожно приближаться, обмениваясь грубыми репликами. Намерения этих людей казались совершенно ясными, но спастись было уже невозможно. Андрей Владимирович поднял руки вверх, показывая, что не вооружен и приготовился к худшему, собираясь действовать дальше по обстоятельствам. К тому же он не забыл пророчество цыганки о предстоящей победе над разбойниками, путей к которой пока не видел. Увидев покорность незнакомца, оборванцы смело подошли к нему и, крепко связав руки и ноги отнесли к костру. Тащили, впрочем, осторожно и почти не били
  -- Смотрите, кого к нам леший занес! - радостно закричал один из разбойников, обращаясь к главарю шайки, сидевшему ко мне спиной.
   Тот обернулся и внимательно посмотрел на меня.
  -- Откуда, он взялся?
  -- Говорим же, леший занес! - недоуменно отвечали оборванцы.
  -- Он пришел пешком?
  -- Нет... на осле.
  -- Ответ этот, казалось, произвел сильное впечатление на главаря. Он внимательно присмотрелся к пленнику и вдруг, словно узнав старого знакомого, закричал:
  -- Ах, это ты, каналья, продал мне эту штуку!
   Он достал из-за пазухи часы "Полет" и потряс их перед глазами Смирнова. Только теперь Андрей Владимирович понял, почему трактирщик, советовал ему не спорить с покупателем часов. Этот действительно мог убить. Но ситуация требовала решения и он, набравшись смелости спросил:
  -- А в чем собственно дело?
  -- В чем дело?! В чем дело?! - зарычал разбойник и повернувшись к свой шайке заорал. - Он спрашивает в чем дело?!
   Разбойники загоготали.
  -- Дело в том, сын свиньи, что когда ты мне продал эту штуку, она тикала, и ее маленькие стрелки двигались, а теперь они стоят! Стоят уже второй день!
   - Так у них завод кончился! - улыбнулся Смирнов. - Развяжите мне руки и я все исправлю.
   Главарь с удивлением наблюдал за его манипуляциями. После чего недоверчиво поднес часы к левому уху и убедившись, что они вновь ожили, радостно хлопнул Андрея Владимировича по спине.
   - Ты великий человек! Потом научишь меня своему искусству. А сейчас располагайся. Здесь все твои братья.
   Смирнова подвели к костру и посадили на бревно напротив главаря. Он был настроен вполне дружелюбно, все время улыбался, и, казалось, даже старался понравиться.
  -- Меня зовут Жак, - сказал разбойник, протягивая здоровенную волосатую лапу. - Впрочем, в окрестности меня больше знают как Жака - Простака, но пусть прозвище не наводит тебя на мысли о моем ничтожестве. Стоит только произнести его, как все вокруг начинают трястись от страха, - Жак довольно захохотал. - Ведь это правда?
   Бродяги, расположившиеся рядом со своим предводителем, дружно закивали головами.
  -- Есть ли у тебя имя?
  -- Андрей.
  -- Андре, ты дворянин?
   В городе это никого не интересовало, но в лесу благородное происхождение могло значить очень много.
  -- Я из старинной фамилии, - ответил он, краснея от собственной наглости. Конечно одна из его бабушек, что-то говорила о древности своего рода, но все это пустяки, так как две трети населения России конца двадцатого века, без зазрения совести зачисляют себя в потомки Рюриковичей, Гедиминовичей, Романовых и прочих не менее знатных людей прошлого.
  -- Я так и предполагал! - обрадовался Жак. - Интересно узнать, из какой? Мне известны все благородные фамилии королевства и их гербы.
   "Ну, вот и попался! Форменный допрос!". Разбойник оказался еще и специалистом по генеалогии и геральдике. Однако надо выкручиваться.
  -- Я прибыл издалека, из далекой восточной страны. Тамошние дворяне Вам неизвестны!
   Жак - Простак нахмурил лоб, словно школьник на ответе и ... неожиданно показал великолепное для средневековья знание географии.
  -- Отчего же! Месье из Венгрии? Что ж я знаком с некоторыми трансильванскими вельможами.
  -- Я тоже знаю одного, - с улыбкой заметил Смирнов, вспомнив известного трансильванского князя. - Вы случайно с князем Цепешем не встречались?
  -- Не имел удовольствия.
  -- А жаль! Очень приятный человек. Но я не из Венгрии. Моя страна еще дальше.
  -- Дальше...? - лицо Жака снова напряглось, но не найдя в памяти нужного решения, он недовольно пробурчал себе под нос: - Но и на турка не похож. - И уже в полный голос: - Я очень рад принимать тебя! Мы простые люди! - разбойник махнул рукой, указывая на шайку, - И у нас нет изысканной пищи. Но все-таки мы не нищие и можем пригласить почетного гостя к нашему застолью.
   Все время беседы над костром жарилась огромная туша свиньи, с которой в огонь стекали большие капли сала, создавая божественный аромат, и вызывая сильный аппетит у присутствующих. Андрей Владимирович давно ничего не ел после, поэтому с нетерпением ждал приглашения.
   По знаку главаря свинью сняли с огня, положили на охапку сосновых веток, служивших чем-то вроде стола. Голодные взгляды разбойников провожали каждое движение Жака - простака. Тот подошел к туше, воткнул в нее огромный нож, отрезал такой же огромный кусок мяса и тут же протянул его Андрею Владимировичу. Следующий кусок он оставил себе, затем махнул рукой и рычащая толпа оборванцев набросилась на свинью, в момент разорвав ее на составные части. Здесь не знали слова "вилка", здесь не слышали о тарелках. Люди держали куски мяса в руках и по звериному рвали их зубами, без меры набивая рты. Съеденное обильно запивалось мутным алкогольным напитком, в котором я сразу узнал пиво. Бывший инженер тоже присоединился к застолью, действуя по всем правилам, принятым в обществе разбойников: громко чавкал, набивал рот, выплевывал непрожеванные куски. Ему это даже нравилось, словно туристу, с удовольствием повторяющему ритуалы туземного народа.
   Скоро разбойники объелись и началась обычная для всех времен и народов мужская пьянка, сопровождаемая дикими криками, грубыми шутками и ежеминутно возникавшими и тут же затухавшими стычками. Смирнов выхлебал наверно пару литров здешнего пойла и тоже порядком захмелел. Лежа у костра, обогреваясь его теплом, он перестал замечать окружающие события.
   Дрему, окутывавшую меня, рассеял пьяный крик Жака.
  -- Старик! Где старик? Позовите мне старика!
   На приказанье тотчас явился седой разбойник.
  -- Садись, Арман! Расскажи дорогому гостю, кто я такой.
   Старик уселся возле него и монотонным голосом затянул долгую историю, начинавшуюся со слов: "Уже тридцать лет минуло с тех пор, как на благодатных просторах Прованса, в замке, уже много поколений принадлежавшем одной знатной и благородной семье, мужчины которой сотни раз прославили себя на полях сражений, а женщины всегда блистали необыкновенной красотой, родился мальчик...". Смирнов не усомнился ни в едином слове. На самом деле, не было ничего странного в благородном происхождении главаря лесной шайки. Подобное развитие карьеры дворянина не являлось редкостью для средневековья. Даже если бы он не встал на преступную тропу, а служил при дворе своего монарха, все равно его занятия не сильно отличались бы от бандитского промысла. К тому же благородное происхождение проясняло причину познаний Жака в некоторых науках. А при здравом размышлении следовало бы поддержать его выбор, полагая, что дворянин, возглавляющий головорезов, гораздо полезнее для общества, чем разбойник, метящий в благородные.
   За подобными размышлениями, нежно согреваемый теплом костра и укачиваемый однообразными завываниями старого Армана, Андрей Владимирович почти уже уснул, когда дрему прогнал страшный вой, донесшийся из леса.
   Веселый шум и разговоры сразу стихли. Люди, обычно смелые и бесшабашные, инстинктивно прижались поближе к костру. К месту, где мерцавший огонь создавал спасительную границу между миром живых и темным лесным царством ужасного зверя. Несколько минут прошло, пока разбойники не начали тихо, словно опасаясь быть услышанными, переговариваться.
  -- Кажется, опять Волк объявился.
  -- Да, давненько в наших краях о нем слышно не было.
  -- И еще б сто лет не слышать!
  -- Тише. Тише. Он здесь. Он на нас смотрит. Он выбирает жертву.
  -- Веселенькая ночь нам предстоит.
  -- Ничего, отобьемся.
  -- Хотелось бы верить.
  -- Старик, расскажи о Волке.
   Седой рассказчик, видимо, давно уже ждал подобной просьбы, и потому без вступлений и переходов привычно начал новое повествование.
   "Тот, кого мы зовем Волком, на самом деле не зверь. Но он и не человек. Кто он, знает только отец его - Сатана. Раньше, когда жили еще прадеды наших прадедов, подобные существа в великом множестве ходили по лесам и полям Франции и соседних королевств и не было от них людям спасения. Но Божья благодать спустилась на землю. Благородные рыцари и герои-разбойники, что не день убивали ужасных тварей, от того их стало значительно меньше. Но не надо думать, что не живут они рядом с нами. Они просто стали хитрее. Они постоянно рядом и внимательно следят за нами, выбирая подходящий момент, для того чтобы вцепиться в горло человеку. Обычно они принимают облик простых людей. Мы принимаем их за крестьян, горожан или купцов, или даже за благородных, но это ошибка. Дьявол помогает им скрывать свою настоящую сущность.
   Впрочем, они боятся странствующих монахов. Господь наделил братьев особым взглядом, умением распознать нечисть среди людей. Так случилось и с Волком. Долгие годы он жил среди людей как обычный крестьянин и никто не ведал, куда в тех местах пропадали люди. Не знали также почему, иногда даже около деревень находили тела несчастных жертв, изодранные ужасными клыками. Но однажды брат-францисканец не указал на одного из крестьян, как на оборотня. Разъяренные жители бросились за ним, собираясь растерзать дьявольское создание, но Волку удалось скрыться в ближайшем лесу. Монах, сопровождаемый толпой, явился в чащу, чтобы уничтожить его, но там вместо крестьянина их встретило огромное чудовище, с зубов которого текла голодная слюна. Смельчаков не нашлось, все убежали, кроме монаха, растерзанного зверем. Однако перед гибелью францисканец успел окропить лесную дорогу Святой водой и именем Господа запретил дьявольскому созданию ступать на нее. С тех пор Волк не нападает на людей, путешествующих по лесным дорогам, а подстерегает их в кустах. Стоит только прохожему ступить на обочину, как он оказывается в страшной пасти. Иногда Волк сам заманивает людей в лес. В образе простого крестьянина он присоединяется к путнику и под разными предлогами уговаривает того свернуть с дороги".
   Рассказ этот не мог оставить Смирнова безучастным, и он объявил во всеуслышанье.
  -- Я видел его сегодня!
   Все присутствующие вздрогнули и посмотрели на него. Смирнов удовлетворил их интерес, полностью поведав о встрече со странным человеком и зверем, чуть было не схватившим за ногу. По окончании рассказа он уловил во взглядах разбойников смесь неподдельного уважения и сильного страха. Общую мысль выразил "седой".
  -- Ты молодец! Не испугался Волка. Но учти, он охотник и будет идти за тобой, пока не убьет, или ... пока ты его не убьешь.
   Отправляясь в Париж, Андрей Владимирович подозревал, что путешествие не будет легким, и на пути возникнут определенные трудности, но реальность оказалась гораздо хуже. Каждый день требовал титанических усилий, а уж борьба с представителями здешней нечисти совсем не входила в его планы.
   От раздумий отвлек голос Жака.
  -- Ты еще успеешь с ним сразиться, Андре. Темнота не твой союзник. Сегодня лучше выспаться. На ночь мы выставим посты и ни одна тварь, будь это сам дьявол, не проберется сюда! - Главарь дружески похлопал его по плечу. - А теперь спать.
   Все улеглись там же, где сидели. Лишь трое разбойников остались напряженно всматриваться в темноту, в которой таился ужасный зверь, не оставлявший людям шансов на спокойный сон.
   Слишком многое случилось за этот день, и Смирнов с удовольствием уснул, еще не представляя, что произойдет завтра. Как ни странно ему приснилась жена. В халате, со спокойным и ласковым лицом, которое он так любил. На ее руках были заметны следы муки. "С пирогами возилась", - сладко подумал Андрей Владимирович и в тот же миг проснулся от страха. Как он здесь, а она где-то там, далеко. "Волнуется наверно!" - вздохнул путешественник во времени, представив страдания жены. Ему сразу же стало очень тоскливо от ощущения, что он никогда больше не вернется к ней. Заснуть больше не удалось. Смирнов подкинул веток в костер и до наступления рассвета задумчиво глядел на мерцающий огонь.
   С первыми лучами солнца лагерь оживился. Андрей Владимирович принял участие в утренней суматохе и ответил согласием на предложение главаря шайки провести несколько дней с ним в лесу. И, признаться, он весьма недурно проводил время за поеданием разной дичи и разгульными пьянками с членами шайки. За эти дни он сильно сдружился с Жаком и провел с ним немало интересных бесед. Тот оказался разговорчивым человеком и поэтому стал ценным источником информации о средневековых нравах. Смирнова больше не угнетали свирепость нравов окружающих, постоянные драки, пренебрежение гигиеной, пардон, подобного понятия здесь никто не знал. Наконец он и сам немного одичал, а может просто снял искусственную оболочку из правильного воспитания и высшего образования, скрывающую под собой обыкновенного троглодита.
   Проводя весело время, Андрей Владимирович потерял счет дням, когда в лагерь пришла неожиданная новость. В городе пойманы двое слуг сатаны, один из которых магометанин. Самым странным в этом известии, сразу же заинтересовавших Смирнова, была деталь, что оба они появились из проклятой кельи брата Франциска.
   "Или дверь не закрылась, или монах опять что-то натворил?" - предположил Андрей Владимирович. В любом случае ему срочно нужно было в город, чтобы лично увидеть пострадавших. Жак легко согласился, заявив, что давно не щупал девок, и следующим утром в сопровождении нескольких разбойников они оправились в город.
   Им повезло. В этот день, изловленных колдунов, вывезли на главную площадь, чтобы удовлетворить любопытство горожан. Народу было множество. Смирнов с трудом пробился к клетке и к своему удивлению увидел там своего участкового в разорванной форме. Второго человека, с виду азербайджанца, он не признал, но не это было важно. Теперь перед ним стояла задача спасти современников.
  -- Что с ними будет? - спросил он у Жака.
  -- Известно, что, - главарь провел рукой по шее. - Повесят, отрубят голову, а может сожгут.
   Андрей Владимирович задумался. Весь в день в поисках вариантов спасения он молчал, что не осталось незамеченным в трактире, где преобладало веселое настроение.
  -- Ты знаешь этих людей? - неожиданно поинтересовался разбойник.
  -- Да, и более того, я им обязан, - соврал Смирнов.
  -- Это будет непросто. Сперва нужно выяснить, где заточены твои друзья, однако пробраться в тюрьму помочь не смогу. Но дам хороший совет. Обратись вон к тому человеку. Скажи, что от меня. Он обладает большими возможностями в этом городе.
   Смирнов подошел к тому, на кого указал Жак. К удивлению, тот повернулся и радостно закричал:
  -- Андре, иди к нам!
   Сомнений не оставалось, нужным человеком был кузнец Симон.
  -- Иди к нам! Садись! - Симон указал на свободное место рядом с собой и протянул кружку с вином. - Угощайся!
   Андрей Владимирович с удовольствием воспользовался гостеприимством кузнеца.
  -- Знаешь, почему мы гуляем?
   Он покачал головой.
  -- Я, - Симон ударил себя кулаком в грудь, - Я пытаю слуг дьявола.
   Разговор принимал интересный оборот.
  -- А они правда дьявольские отродья? Какие они?
  -- Ну, один - турок.... Другой...другой - обычный такой.
  -- И что ни каких отличий, ни каких отметин?
  -- Да, Симон, - закричала подгулявшая толпа, - У них должны быть отметины!
  -- Сам не знаю, может и есть, - обиделся кузнец.
  -- Вот взглянуть бы одним глазком, - спросил Смирнов.
  -- У какой ты любопытный? А впрочем, почему нельзя? - Симон уже сильно выпил и потому был готов на любые подвиги, - Почему нельзя! Пойдем!
   Все оказалось легче, чем ожидалось и Андрей Владимирович уже бежал за гигантскими шагами кузнеца, направляющегося в тюрьму.
   У дверей башни их окликнул стражник:
  -- Кто идет?
  -- Это я, Симон.
  -- А кто с тобой?
  -- Подмастерье.
   Этого было достаточно, чтобы стражник впустил нас внутрь.
  -- Иди! - указал путь кузнец, - Там, в конце коридора будет дверь. Откроешь засов и увидишь, что хотел. А я здесь подожду. Вдруг что случится.
   Это тоже оказалось на руку, так как разговор предстоял весьма интимный.
   Итак, воспользовавшись пьяным добродушием Симона, Смирнов, наконец, пробрался в темницу, где держали одного из современников. Факел осветил мрачное помещение, в дальнем углу которого прикованный к стене спал несчастный Левченко. Бедняга был без чувств и никак не отреагировал на его появление.
   Сказать, что Левченко находился в отчаянии, значит не сказать ничего. Чудовищная смесь чувств переполнивших голову участкового включала и растерянность, и панический ужас и бесконечный страх, и полное непонимание ситуации. Левченко прилагал титанические усилия, заставляя мозг работать на повышенных оборотах, надеясь прояснить, что же с ним происходит. Мозг нагревался, кипел, но помогать отказывался.
   Старший лейтенант хорошо помнил, как вместе с Мухамеджаевым ворвался в комнату, где собрались преступники. В тот же миг он почувствовал резкую боль во всем теле и несколько секунд полной темноты. Когда мрак рассеялся, он увидел перед собой толпу людей, странно одетых и очень агрессивно настроенных. Люди набросились на участкового. Левченко яростно боролся и даже хотел открыть огонь на поражение, но в самом начале схватки пистолет выпал из рук и был затоптан множеством ног. После неизвестные люди связали участкового и отвели в башню, где заперли в темном сыром помещении.
   Левченко лежал на холодном и влажном полу, среди куч гнилой соломы. Нужно было как-то выбираться. Старший лейтенант, извиваясь словно змея, пополз в поисках какого-нибудь предмета, об который можно порвать связывающую руки веревку. Все бесполезно.
   Через некоторое время дверь распахнулась, и в темницу вошли двое. Они оттащили пленника к стене и приковали руки и ноги к стене.
   "Ничего себе методы!" - возмущенно подумал участковый: "Фашисты какие-то!"
   В темнице царила гробовая тишина, изредка прерываемая ударами капель воды о пол. Иногда откуда-то сверху доносились обрывки голосов и смеха. Некоторое время узник пытался привлечь к себе внимание, громко крича, но безрезультатно. Крики несчастного разбивались о склизкие стены и погибали в мрачной тишине подземелья.
   Будучи человеком современным и склонным все объяснять и во всем находить причину Левченко начал спокойно анализировать сложившуюся ситуацию, благо времени было предостаточно.
   Несомненно, положение участкового было отчаянным. Долгие годы под носом московских властей и, что особенно обидно, у него на территории, действовало крупное преступное сообщество, настолько могущественное, могло себе позволить иметь собственную темницу посреди города. Все становилось на свои места! В районе подведомственном Левченко преступники работали под прикрытием авторитета отца Серафима.
   - Ну и сука! Какой мерзавец! Столько лет мне мозги пудрил.
   - Святое дело церкви - исцелять души людей. Помолитесь, сын мой! Православие -духовная основа русского общества и главный путь к его исцелению! - негодующе произнес участковый, подражая гнусавому голосу отца Серафима.
  -- И какой я дурак! Ах дурак! ... Столько лет... и когда он машины раз в квартал менял... и когда палатку держал без разрешения....
   Становилось ясно: одним из видов деятельности преступной организации являлись операции с драгоценными металлами и похищение музейных ценностей, на чем их чуть не поймал старший лейтенант.
   Все члены банды имели одинаковую одежду - длинный черный плащ с капюшоном. Еще их объединял странно выбритый затылок.
   Последняя мысль словно обожгла Левченко.
  -- Боже, - закричал он. - Вот он! Вот ключ к секретам!
   Преступники одинаково одевались, значит, имели общую форму. Они брили затылок, а это знак посвящения! Да, все сходилось к страшному выводу: в районе существовала мафия. Мафия настоящая, с тайным братством и ритуалами, совсем не та, к которой себя относили крутые парни на девяносто девятых.
   И у бомжа, пришедшего в магазин Мухамеджаева, был выбрит затылок. Следовательно, он тоже являлся членом мафии. Похитив по ее заданию золотые монеты из музея, он решил самостоятельно их продать и скрыться с полученными деньгами, но преступники настигли его и доставили к местному боссу, которым, несомненно, был отец Серафим. Произошла гнусная сцена, которую и застала Мария Павловна Вертихвостова.
   Левченко допустил ошибку. Он не рассчитал силы, понадеявшись накрыть преступников самостоятельно, и теперь расплачивается заточением и возможной гибелью.
   Умирать участковому не хотелось. Сама мысль о возможности смерти возмущала сознание, а мысль о смерти скорой и неизбежной вызывала чувство отчаяния. В том, что его вскоре убьют, Левченко не сомневался. Зачем его жизнь нужна мафии? В любом случае он являлся лишь ненужным свидетелем, единственным человеком, проникшим в тайны могущественной организации. Хотя, надежда оставалась. Если его не убили сразу, если не убивают сейчас, есть шанс.
   "Интересно, что они хотят?" - лихорадочно размышлял пленник, и ответ не заставил себя долго ждать. "Конечно, они должны понять, в чем их прокол! Узнать, благодаря какой блестящей операции мне удалось выйти на след их глубоко законспирированной организации. Точно!" - Левченко восхищенно улыбнулся, оценив великую силу свое логики. Картина происходящего со всей ясности предстала перед его глазами.
   Где-то далеко, в самом логове международной преступности, в месте, расположение которого мечтают знать все полиции мира и родное МВД, ЦРУ и ФСБ и наверняка Моссад, собрались боссы мафии. Они расстроены. Они растеряны. Они не могут понять, как их, гениев преступного мира смог накрыть всего лишь простой московский участковый. Каждое мгновение, десятками прикуриваются дорогие сигары и тут же от волнения комкаются о не менее дорогие пепельницы. Колени, одетые в брюки, пошитые лучшими модельерами мира, дрожат. Руки, сверкающие многочисленными бриллиантами трясутся.... Все думают только об одном: как же так!
   Левченко настолько увлекся подобными фантазиями, что забыл о бедственном положении, в котором находился. Лицо его засияло счастливой улыбкой, душа понемногу успокоилась и, измученный необычными событиями дня участковый беззаботно заснул.
   О наступлении утра он безошибочно узнал по сильной боли в боку. Кто-то бил его. Левченко открыл глаза. В темнице было по-прежнему темно, холодно и сыро. Однако маленький островок света все-таки появился. Перед узником стояли трое людей. Один держал в руке факел, другой - инструменты, третий ногой производил действия, так удачно заменявшие участковому будильник.
   Троица расковала пленника и, не дав ему ни кусочка еды и ни глотка воды, потащила его по узкой темной лестнице в большой хорошо освещенный зал, где привязала к веревке, после чего ушла. В зале с ним остались другие трое людей. Двое из них сидели за большим грубо сделанным столом, а третий - огромный мужик взял плеть и, принялся безжалостно хлестать Левченко по спине. От страшной боли несчастный пленник закричал. Тут же к нему подбежал один из сидевших за столом. Указав рукой на древнюю книгу, он прокричал несколько слов в лицо участковому. Тот уже давно решил погибнуть героем, не произнеся ни слова, а потому крикнул в ответ:
  -- Я вас не понимаю! - и в подтверждение слов энергично замотал головой.
   Плеть снова опустилась на его спину. И еще. И еще. Истязания, впрочем, длились недолго. Вскоре глаза несчастного налились кровью, голова отяжелела, и Левченко потерял сознание. Когда он очнулся, то все так же висел на веревке. Есть и пить опять не дали. Сменили пытку. Теперь его искровавленное ударами тело жгли углями и железом. Измученный человек не долго следил за происходящим и вновь лишился чувств.
   В таком положении и застал его Смирнов.
  -- Левченко, очнись! - тихо, чтобы не привлечь внимание стражников, позвал он, но бесполезно. Чтобы привести в чувство неподвижного Левченко, Андрей Владимирович потряс беднягу за плечо. Наконец тот открыл глаза и пустым взглядом посмотрел по сторонам.
  -- Привет Левченко!
  -- Ты кто? - удивленно пробормотал он.
  -- Я твой друг.
  -- Ты говоришь по-русски или мне кажется.
  -- Нет, тебе не кажется. Я Смирнов из шестого дома по Яблочной.
  -- Смирнов?... А, Смирнов! ... Значит и тебя?...
  -- Да нет, я в порядке и пришел вытащить тебя из застенков.
  -- Давай тогда скорее. Нет мочи терпеть!
  -- Не спеши! Сначала нужно найти твоего спутника.
  -- Мухамеджаева?
  -- А без него нельзя? Сначала меня, потом его. Андрюха, - застонал Левченко. - Забери меня скорей отсюда! Все болит! Избили сволочи. - Узник продемонстрировал ожоги и рубцы. - Действуй, Андрюха!
  -- Нет, сначала найду Мухамеджаева.
  -- Хрен с ним с этим Мухамеджаевым! От него и раньше пользы большой не было, а сейчас и подавно один вред!
  -- Понимаешь все не так уж и просто.
   Несколько минут ушло на объяснение фантастической ситуации, которой оказался участковый. Как ни странно он спокойно отнесся к неожиданным сведениям.
   - Средневековье? Прикольно! А сейчас, давай сваливать!
   Невдалеке послышался шум и крики. Смирнов вздрогнул, и было от чего. В темницу, где он находился, направлялась большая толпа людей, судя по доносившимся голосам, весьма возбужденных. Через мгновение стража вбежала внутрь.
  -- Смотрите он здесь! - закричал, указывая на него рукой шедший впереди человек. - Я же говорил, что он здесь!
   Стражники набросились на Андрея Владимировича, но он и не сопротивлялся. Его крепко связали и поволокли в другой застенок, где уже все было готово к скорому судебному процессу. По привычке тех лет Смирнова привязали к столбу, несколько раз ударили палками по ногам, после чего начали допрос.
   За столом напротив сидели двое: священник и богато одетый горожанин. Рядом, виновато улыбаясь, стоял кузнец Симон.
  -- Знаешь ли, собака, с кем разговариваешь? - заорал горожанин. Андрей Владимирович и сам хотел познакомиться поближе с людьми, решающими его судьбу, но видимо вопрос предназначался не ему. Один из судей оказался местным мэром, другой - настоятелем монастыря. Сразу после представления к столу подошел тот же человек, что и привел стражу.
  -- Скажи, честный горожанин, что ты знаешь об этом нечестивце? - спросил его мэр.
   "Честный горожанин" немного помялся и довольно бойко начал излагать историю предполагаемой жизни Смирнова.
  -- Давай о деле! - перебил его мэр.
  -- Да. Неделю назад я возвращался из соседнего города. Путь мой пролегал через лес. И все бы хорошо, да честного человека, всегда подстерегает беда. Из-за деревьев выскочили разбойники, которые скрутили меня и оттащили в свое логово. Одному Господу известно, что они бы со мной сделали, да только ночью мне удалось распутать узлы и убежать.
  -- Причем же здесь этот человек? - спросил его настоятель.
  -- Притом, святой отец, что этот человек и есть один из главарей шайки. Как я только увидел его в городе, сразу отправился за ним, полагая, что от его появления не следует ожидать ничего хорошего. И вот сегодня ночью я проследил, как он пробрался в башню, где заточены слуги дьявола. Я позвал стражу и вот теперь мы все здесь.
  -- Тебе зачтется, горожанин. Иди! - отпустил его мэр.
   Судьи немного посовещались и все-таки решили выяснить версию происшедшего у подозреваемого. Мэр подошел ко Смирнову и, внимательно поглядев в лицо, спросил:
  -- Что скажешь, собака?
   Будучи человеком цивилизованным, он не привык к подобному обращению, но должен был учитывать средневековые реалии.
  -- Никакая я не собака! - решительно запротестовал Андрей Владимирович.
   Эффект был ошеломляющий. Мэр и настоятель растерянно переглянулись. Намереваясь закрепить достигнутый результат, Смирнов продолжил, не давая окружающим раскрыть рот.
  -- И не злодей! И не разбойник! А ваш свидетель врет! Вот и Симон меня знает. Правда, Симон?
   Растерянный кузнец развел руками.
  -- Вот видите! Разве мог такой достопочтенный горожанин, каким, несомненно, является Симон очернить себя знакомством с разбойником.
   Аргумент оказался сильным. Среди горожан авторитет кузнеца был действительно высок. И, желая окончательно убедить судей, увлеченный собственным красноречием, бывший инженер допустил ошибку, обошедшуюся весьма дорого.
  -- А еще я дружен с мэтром Пижо. Более того, спас его супругу.
   Лучше бы он этого не говорил! При упоминании имени Пижо мэр переменился в лице, и быстро отошел к столу.
  -- Мне кажется, все прояснилось! Не нужно никакого следствия, чтобы понять: этот человек - разбойник, проникший к посланнику дьявола, чтобы спасти от правосудия!
  -- Но, мэр, надо еще разобраться, - перебил его настоятель.
  -- Я думаю все и так ясно, святой отец. Ваше дело, исцелять человеческие души, наше вешать негодяев!
  -- Ну что ж, если Вы полагаете, сын мой...я согласен.
  -- Завтра же повесим. Нет лучше с теми двумя! - мэр улыбнулся, и решительным шагом направился к выходу. Вслед за ним удалились и настоятель с Симоном.
   Отчаянные попытки узника привлечь к себе хоть чуточку внимания, оказались бесплодными. Впрочем, Смирнов не долго оставался в одиночестве. Вскоре стражники отвязали его от столба, заткнули рот тряпкой и отволокли в сырой и темный подвал, где ему предстояло провести последние часы короткой жизни.
   Андрей Владимирович пребывал в отчаянии. Руки крепко связаны! Никакого выхода не предвиделось. То, что начиналось как небольшая увеселительная прогулка по средневековью, сопровождаемая невероятными приключениями, свойственными такому мероприятию, закончилось ужасной трагедией. Скоро его повесят, и здешние остолопы будут веселиться, наблюдая как дергаются в последней судороге конечности, а потом в кабаке налижутся вина до свинского состояния, попутно обсуждая подробности казни и анатомические подробности тела колдуна. Впрочем, шанс на спасение оставался. Маленький, едва заметный, но оставался. Черт с ним с Левченко! Черт с ним с Мухамеджаевым! Только бы поскорее убраться отсюда! Но руки были крепко связаны, и освободить их узник не мог. Итак, оставалось ждать. Ждать малейшего шанса, когда руки будут свободны.
   Время текло помимо его воли. Измученный он иногда засыпал, потом просыпался и так до бесконечности. Положенной в таких случаях еды и воды не приносили, видимо полагая, что кандидату в покойники ничего не нужно, а позвать кого-то с заткнутым ртом он не мог. Узника никто не навещал, стража ничего не приносила и единственное, что он имел в достатке - это вода, тонкая струйка которой сбегала вниз прямо около моего лица. От голода и холода, темноты и неопределенности никакие мысли не посещали обычно светлую голову, и Смирнов тупо ожидал развязки.
   Когда, наконец, заскрипела туго открывавшаяся входная дверь, он не обрадовался, предположив, что наступило утро казни, а за время, проведенное в заточении, Андрей Владимирович совершенно точно установил, что жизнь даже в таких отвратительных условиях, все-таки предпочтительней смерти. Но выбора не было! Пришли, так пришли! Он собрался с духом, дабы спокойно перенести все предстоящее и чтобы ни один человек, живущий в мерзком средневековом городишке не усомнился в моем непревзойденном мужестве во время казни. Но в тусклом свете факелов среди пришедших Смирнов не разглядел священника. Неужели ему отказано в покаянии! Неужели отпущения грехов не ожидается! Это был сильный удар. Признаться до этого момента у него еще теплилась надежда на счастливый исход. Ведь именно в беседе с глазу на глаз со священником, тем более, если он окажется здравомыслящим человеком, можно было сделать попытку объяснить сложившуюся ситуацию и пригласить сюда Франциска. Но что ж. Ничего не поделаешь!
   К удивлению вошедшие были настроены весьма дружелюбно. Оживленно обсуждая последние события, они одновременно распутывали связывавшие узника веревки. Один из них склонился возле его лица, и Андрей Владимирович явственно почувствовал свежий запах алкоголя вперемешку с чесноком.
  -- Пойдем, бедняга! - сказал он. - Пойдем, отогреешься и поешь!
   Как мог Смирнов отказаться от такого великолепного предложения! Ведь еще несколько минут назад трудно было вообще предположить возможность выбора. Быстро насколько позволяли силы он поковылял за подвыпившими освободителями, пока не оказался в небольшой комнате, главным украшением которой являлся грубый деревянный стол, представлявшийся сейчас богаче царского застолья, несмотря на то, что на нем была лишь колбаса, краюха хлеба и кувшин вина.
  -- Садись, - дружески пригласил один из стражников. - Садись, ешь, мы сейчас еще принесем.
   С жадностью он набросился на еду, впрочем, и стражники не отставали. Огромные куски мяса в миг проваливались внутрь их ненасытных утроб, будто все они были соседями по застенку. Когда все насытились, Андрей Владимирович решил прояснить ситуацию.
  -- Спасибо вам люди за угощение! Не знаю, почему вы накормили меня, человека, приговоренного ко смерти, человека, на котором лежит клеймо слуги дьявола и лесного разбойника.
  -- Да, ничего, - прокричал стражник, сидевший справа. - Ты хороший мужик и нам нравишься!
  -- И это все? - удивился он.
  -- Слушай, не хотели тебя расстраивать, но завтра..., - сосед замолчал, сделав многозначительный жест ладонью возле горла. - Понимаешь....
  -- Завтра меня казнят?
  -- Да.
  -- А сейчас какое время суток?
  -- Вечер.
  -- То есть у меня в запасе только ночь?
  -- Да.
  -- А тех двоих завтра тоже казнят?
  -- Да, но после тебя. Поверь, тебе повезло. Твоя казнь будет самой легкой. Все же повешение лучше, чем костер или четвертование.
   Ситуация прояснилась. Видимо в городе существовал обычай до отвала кормить смертников.
  -- Слушайте, а почему их не пригласили за стол?
   Высокий охранник засмеялся.
  -- А им все равно ничего не нужно. К тому же, - он многозначительно посмотрел на окружающих. - У нас есть указания только на тебя.
   Смирнов попросил стражников объяснить, что происходит и они рассказали следующую историю. Оказывается в городе, где так высоко было соперничество между кузнецами и ткачами, дабы избегать конфликтов охрана тюрьмы возлагалась на обе стороны. Один день нелегкую службу несли кузнецы другой ткачи. Сегодня как раз была смена кузнецов. Вечером к ним явился глава цеха - мэтр Пижо с женой, и приказал накормить и напоить недавнего гостя до отвала перед смертью. Стражники не могли отказать своему предводителю, но так как еды и вина оказалось очень много, они рассудили, что узнику не съесть всего в одиночку и решили оказать практическую помощь.
   Смирнов мысленно поблагодарил мэтра Пижо и его любвеобильную супругу. Не известно, кому из них принадлежала инициатива, но в любом случае она была очень приятна в подобной обстановке.
   Копченое мясо и колбаса, лук и чеснок, свиной окорок и разная птица, обильно заливаемая красным вином, постепенно уничтожались изрядно подгулявшей компанией. Смерть покинула разговоры. Все шутили и смеялись, словно бы ничего не случилось, в конце концов, захмелел и Андрей Владимирович, хотя мысли продолжали лихорадочно носиться в голове. Именно теперь представилась возможность бежать из темницы и попутно спасти Левченко. Нужно только обмануть охранников и дорога на свободу открыта. Но как? Решение пришло неожиданно, хотя именно оно было наиболее вероятным в сложившейся ситуации. Смирнов встал из-за стола, поднял кружку, полную вина и громко объявил:
  -- Слушайте, кузнецы! В местах, из которых я имел несчастье прибыть, люди славятся особым умением. Хотите знать каким?
  -- Да! - закричали пьяные стражники.
  -- Мои земляки могут на спор выпить больше любого из вас!
   Сказанное сильно уязвило сидящих. Они сразу замолчали и недружелюбно посмотрели на него.
  -- Да! Любой из них, даже слабый юнец выпьет за раз в три, даже в пять раз больше, чем самый сильный из вас.
   Моя затея удалась. Вызов был принят, и полные кружки уже стояли на стартовой позиции. Андрей Владимирович, учитывая гаражный опыт, полностью был уверен в победе. Русский народ всегда отличался стойкостью к спиртным напиткам, причем куда более крепким, чем нормандское красное, пусть даже и обладавшее способностью кружить голову и наливать ноги чугуном.
   Пили залпом. Первая кружка пошла на ура. После третьей кружки был объявлен перерыв, во время которого двое из четверых стражников благополучно уснули. После четвертой и Смирнову стало дурно. Кроме того, в животе уже не имелось места, для следующей порции вина. Однако оставался всего один конкурент - высокий стражник. Двое противников сквозь зубы цедили красное. Соперник оказался стойким. Андрей Владимирович уже начал боятся за собственное самочувствие, но даже пятая кружка не могла сбить соперника с ног. Осоловевшим, но насмешливым взглядом он смотрел на Смирнова и продолжал пить. Неизвестно, чем бы закончилось соревнование, если бы бывший инженер не перешел к крайним мерам. Взяв в руки окорок, лежавший на столе, он сильно сколько оставалось сил ударил по голове стражника. Тот встал, удивленно посмотрел по сторонам и с грохотом рухнул на пол. Все! Путь был открыт. Качаясь, Андрей Владимирович побрел к выходу, но по пути вспомнил о цели своего путешествия и потому вернулся к спящим охранникам. Позаимствовав у них связку ключей и нож, он направился искать Левченко и Мухамеджаева. Периодически падая на лестницах и роняя факел, Смирнов долго и бессмысленно бродил по темным коридорам, опасаясь заблудиться, пока, наконец, не увидел знакомую по первому неудачному посещению тюрьмы дверь.
   Левченко сильно удивился. И было чему! К отчаявшемуся узнику неожиданно ввалилось чудо, едва стоящее на ногах, причем по сведениям давно уже мертвое.
  -- Привет, Левченко! - приветствовал его Смирнов, разрезая ножом веревки. - Я же обещал, что спасу тебя.
   Это были последние слова, произнесенные им за вечер.
   Левченко действительно мало, что понимал в событиях последних дней. Вся эта чехарда с пытками и средневековьем никак не умещалась в и без того не блестящей голове участкового. Левченко был несчастен. Несчастен от ежедневной боли, голода, холода, сырости, отсутствия пива и сигарет, наконец. Желание закурить за последние дни превратилось в пытку. Самым страшным оказалось одиночество. Все что окружало старшего лейтенанта, было чужое, не настоящее. А так хотелось поплакаться, выговориться, но где найти собеседника? И в данный момент все оставалось нереальным, кроме пьяного Смирнова, очевидно перебравшего настолько, что сейчас валялся без чувств у ног участкового. Однако положение изменилось. Перед тем как упасть, он разрезал веревки и Левченко был свободен. Он не знал, куда идти и что будет, но, тем не менее, у него оставался только один шанс: бежать прочь от страшного места с огнем, пытками и прочими средневековыми прелестями, бежать подальше, куда глаза глядят, и надеяться на счастливый исход. Левченко поглядел на сладко храпящего, и в его голове не появилось ни малейшего сомнения относительно того, что делать. Участковый взвалил горе-спасителя на плечи и быстро насколько мог выбежал из тюрьмы.
   Но сразу же горькое разочарование постигло его. Стоило только раз вдохнуть свежий воздух улицы, как беглец оказался в медвежьих объятиях, вырваться из которых было невозможно
  
  
   Глава девятая, повествующая о прибытии в город одной влиятельной персоны, и к чему это привело.
  
   Сегодня в город, прославившийся как место победы над самим хозяином преисподней, должен был прибыть герцог N. Весь вечер и всю ночь горожане не спали. Приказ городских властей, объявленный загодя в полдень гласил, чтобы жители убрались вокруг своих домов и лавок, а также украсили их самым лучшим образом.
   Признаться поднялся невероятный переполох. Слово "чистота", наверно впервые за столетие прозвучавшее в этих местах, резало слух и возмущало жителей славного города. Горожане как один покинули жилища, повсюду собираясь в толпы, живо обсуждавшие новую причуду властей. Страсти из-за предполагавшейся уборки еще больше подогревались друзьями мэтра Пижо, тут и там кричавшими о самодурстве нынешнего мэра.
   Неизвестно до каких пределов могли разгореться страсти, если бы не невероятная весть, мгновенно разнесшаяся по улицам: засыпают пернуарскую лужу! Жители дружно бросились к городской ратуше, чтобы лично проверить чудную новость. И не ошиблись. Они увидели как городская стража, возглавляемая лично мэтром Роже, засучив рукава, вдохновенно боролась с непобедимым чудовищем.
   Никто из нынешних жителей не знал, когда появилась лужа, названная по имени ее творца Пьера Нуара. Говорили, что она существовала еще при дедах старейших обитателей города. Огромная в размерах, лужа занимала практически всю городскую площадь, заставляя жителей расположенных здесь домов, а на площади жили богатейшие горожане, изобретать массу способов, чтобы попасть к себе. В сезон дождей чудовищный водоем разливался еще больше, занимая прилегающие улицы. Люди мстили луже, сбрасывая в ее черные воды мусор и помои, отчего она стала источником гнусного запаха. Ходили слухи, что на дне пернуарского монстра обитал страшный монстр по ночам утягивающий в пучину животных и зазевавшихся прохожих. Многие верили, но лужа действительно рождала чудовищ - многочисленные проекты по ее истреблению. Каждый их них поглощал значительную сумму из городской казны и тут же рассыпался, так как никто не знал глубины водоема и могущества ее творца и покровителя - Пьера Нуара.
   Пьер Нуар был злым колдуном. Говорили, что бедствия, приносимые им, настолько надоели жителям, что власти, наконец, решили изгнать пособника дьявола за пределы городских стен. Злосчастный изгнанник, проходя через ворота, будто бы проклял город, пообещав напасть, из-за которой его никогда не забудут. На следующий день пошел дождь, ливший почти месяц. Он и породил лужу, ставшую настоящим бедствием. Местный поэт, а в это местности иногда рождались поэты, посвятил ей незабываемую поэму, заканчивающуюся такими словами:
   В ее пучине черной
   Таится корень зла.
   О, сколько обреченных
   На дно ты унесла!
   Только горячее желание, показать герцогу родной город во всей красе, побудило мэра преодолеть суеверный страх. Пример мэра, самоотверженно сражавшегося с лужей, воодушевил жителей. Тотчас они бросились к своим жилищам и начали борьбу с вековой грязью. До самого рассвета они мели и скребли, стучали молотками и звенели ведрами. Бедные ослики, не понимавшие, за что им не дают спать, всю ночь вывозили в окружавший город ров груды мусора и навоза.
   Утром, те редкие жители, которые нашли в себе силы выйти на улицы после напряженного труда, с изумлением смотрели вокруг. Их удивленные крики подняли всех. Город было не узнать. Грязные и мерзкие улочки, превратились в широкие проспекты. Окна домов оторвались от земли, в которую давно вросли. Не нужно было перепрыгивать через лужи, обегать кучи навоза, спотыкаться о камни. Заметно посветлело. Казалось, город улыбнулся, и сила этого чувства разлилась по улицам и домам, заставив всех предаться радостному настроению.
   Жизнь пошла по-новому. Многие удивились, как столько лет они могли жить в мерзости, от которой теперь избавились и в душе клялись не возвращаться к прежнему состоянию.
   Мэтр Роже тоже не мог не радоваться. Ему уже доложили о настроениях, царящих среди горожан, и он понимал, что являлся главным их виновником. По его приказу на улицах были развешаны афиши, извещавшие о празднике, организованном властями в честь приезда герцога N. Веселые жители принялись украшать дома и в нетерпении стекались на площадь, ожидая начала обещанных развлечений.
   А предстояло много интересного. Афиши обещали следующее:
  -- торжественный въезд влиятельной особы,
  -- парад городской стражи,
  -- большую проповедь настоятеля монастыря,
  -- повешение разбойника из леса,
  -- четвертование нечестивого магометанина,
  -- сожжение колдуна.
   Последнее действо, не виданное раньше в этих местах, должно было стать достойным украшением праздника, и горожане спешили занимать места.
   Все замерло в ожидании. Городская стража, выстроившаяся у ворот, блестела кирасами и касками. Члены городского совета и мэр надели лучшие одежды. В полдень прискакал всадник, нарочно посланный вперед по дороге, дабы упредить о приближении герцога. Всадник сообщил: тот, кого все ждали, приближается и уже не более чем через час будет здесь.
   Радостное настроение мэра испортила неожиданная весть о ночном побеге. Из темницы невероятным образом исчезли двое пленников: колдун и разбойник. Мэтр Роже быстро оказался на месте. Как и при каких обстоятельствах он исчез оставалось загадкой, так как стража всю ночь не покидала башню. Охранники не признавали вины, упорно утверждая, что пленники исчезли благодаря помощи Сатаны. Но мэра нельзя было провести, тем более что от стражников на версту пахло алкоголем. "Без негодяя Пижо здесь не обошлось! Нельзя было доверять охрану колдунов кузнецам! Хорошо хоть турок на месте! Будет, что герцогу показать", - успокаивал себя мэтр Роже.
   Не удивительно, что мэр был в отчаянии. Все планы, все надежды, все, о чем он так мечтал, все к чему он приложил столько усилий за последние дни, рухнуло в один момент.
   Положение еще мог спасти магометанин. Людям, жаждавшим крови, а для средневековых людей казнь и мучения являлись лучшим развлечением, объявят о его неожиданной смерти. Турка же выдадут за колдуна и сожгут.
   Мэр не подозревал, что его главный конкурент - мэтр Пижо уже знал все о происшествии этой ночи. Закончив приготовления, которые казалось еще могли спасти его, мэтр Роже пошел в сторону ворот. В этот момент оттуда раздались радостные крики. Сомнений не было, герцог N въезжал в город. Страшный удар обрушился на несчастного мэра. Сломя голову он бросился к воротам. Увиденное там ужаснуло его. Герцог, легко узнаваемый по богатой одежде, внимательно слушал подобострастно склонившегося мэтра Пижо. Лицо влиятельной особы выражало сильное недовольство, отчего мэтр Роже понял: грозы не миновать. С самым покорным видом он подошел к герцогу, но тот даже не удосужился посмотреть на городского голову. Процессия, сопровождаемая приветствиями жителей, направилась к площади. Мэр обреченно побрел вслед.
   Долгая дорога сильно испортила настроение герцога N. Ему совсем не хотелось посещать этот город. Пришлось многие дни ехать в безвестную местность, где не ожидалось никаких достойных его светлости развлечений, ехать, дабы иметь сомнительное удовольствие познакомиться с плодами трудов местных властей, будто победивших самого Сатану. Только одно заставило тронуться в путь: герцог сильно нуждался в средствах. Он надеялся по прибытии выбить уговорами или даже силой, как можно больше золотых монет из жителей, чтобы продолжить жизнь, полагающуюся обладателю столь славного титула.
   И сегодня он пребывал в самом гнусном настроении. Впрочем, недалеко от города его встретил офицер стражи, сообщивший о предстоящей торжественной встрече и трех замечательных казнях. Немного развеселившийся герцог въехал в ворота и немало удивился, мэр не удосужился лично его встретить. Вместо мэра подбежал мерзкий малый, известивший о массе неприятных известий.
   Вскоре явился мэр. Герцог был так зол на него, что не допустил к себе. Посмотрев с самым небрежным видом парад, и с недовольным выслушав настоятеля он стал ждать обмана, обещанного мэтром Пижо.
   Мэтр Роже поднялся на специально подготовленный помост и срывающимся голосом, постоянно оглядываясь на герцога, известил горожан о смерти магометанина. По толпе прокатилось недовольство. Лицо герцога не изменилось. Привели колдуна. Тот был одет в длинный плащ с капюшоном, полностью скрывавшим его от взглядов. Мэр отдал приказ приступить к казни. Настоятель приблизился к пленнику, собираясь подготовить того к скорой смерти. Вокруг помост раскладывался хворост.
   Неожиданно герцог встал во весь рост и произнес:
   - Приведите ко мне этого человека!
   Никто не воспрепятствовал. Через минуту несчастный стоял около влиятельной особы.
  -- Снимите с него плащ! - скомандовал герцог. Одеяние было тут же сброшено, и удивленным взорам горожан предстал магометанин, о неожиданной смерти которого только что им объявили.
   Собравшиеся почувствовали себя обманутыми, герцог - оскорбленным. Все оказалось так, как и обещал мерзкий человек.
   Слуги привели мэра. Влиятельная особа, внимательно посмотрела на трясущуюся от страха фигуру.
  -- Сжечь проходимца! - приказал герцог. И мэтра Роже повели к помосту, дабы доставить столь ожидаемое всеми удовольствие от казни.
   Ни один человек не заступился за несчастного мэра, еще утром столь восхваляемого за необыкновенную мудрость, а зря. Еще не развеялся пепел от костра, когда загорелся первый дом, подожженный грабителями из отряда, сопровождавшего герцога.
   Сам владелец этих мест покинул город и с высокого холма наблюдал за пожаром. Вечером, собрав все, что можно было силой взять у жителей, он удовлетворенно отправился в свой замок, разграбив по пути святую обитель
   Оставшиеся в живых горожане, среди которых не было мэтра Пижо, погибшего при защите своего дома, покинули развалины, решив, что причиной обрушившихся на них бедствий явилось уничтожение пернуарской лужи. Окрестности надолго опустели, обитель зачахла и в хрониках невозможно встретить упоминание об этих местах.
   Впрочем, мы пока не будем покидать эти места, так как здесь осталось несколько интересующих нас лиц.
  
  
   Глава десятая, подводящая итог повествованию.
  
   Пробуждение Смирнова напоминало пытку. Голова раскалывалась от боли, сильно хотелось пить, но глаза открывать было страшно. Ведь он не знал, что случилось после того, как глупо уснул в темнице, и потому лежал, не открывая глаз, подобно страусу, прячущему голову в песке. Вокруг раздавались оживленные голоса, и Андрея Владимировича немало удивляло отсутствие внимания к его скромной персоне. Впрочем, один голос казался знакомым и он узнал бы его среди тысяч голосов, это был голос Жака - Простака.
   Почувствовав облегчение, и открыв глаза, Смирнов увидел, что находится в лагере разбойников. Все пили вино и оживленно обсуждали какие-то важные события. Рядом, у костра в обнимку сидели двое: Жак и Левченко. Они внимательно наблюдали за его движениями и улыбались.
  -- Мерзавцы! - выругался Смирнов, когда наконец сумел встать. - Лучше вина бы принесли!
   В миг в его руках появился кувшин с вином. Жадно осушив посудину, и обтеревшись рукавом Андрей Владимирович потребовал объяснений, относительно событий, случившихся со вчерашнего вечера.
   Оказывается, разбойники, прознав про его пленение и смертный приговор, в последний вечер перед казнью отправились к тюрьме, чтобы спасти товарища. Но когда они уже стояли возле ворот башни и обдумывали, как попасть внутрь оттуда неожиданно выскочил Левченко с его телом на плечах. Разбойники не стали разбираться, что к чему, связали участкового и отволокли в лес.
  -- Левченко, - тревожно спросил Смирнов, - А как же ... Мухамеджаев?
   За участкового ответил Жак.
  -- Прости, Андре, но пока ты спал, много печальных событий случилось в наших местах. Тут уж не до турка!
  -- Что с Мухамеджаевым?
  -- Слушай, Андрюха, - вступил в разговор Левченко, - Один черт знает, что с ним теперь, ведь город сгорел.
  -- Как сгорел?
  -- Весь и полностью. Одни развалины остались, - Жак вздохнул. - Понимаешь, мы грабили, но и людям жить не мешали. А тут все подчистую. Видать придется новый лес искать...и другой город.
   Судьба города была печальной. Все жители убиты или прячутся в лесах. Вечером, сопровождаемый Жаком и Левченко, Смирнов посетил, то, что осталось от некогда счастливого места. Дома были разрушены, кое-где еще догорал пожар и только одинокие тени, принадлежавшие недавним жителям, бродили по развалинам в поисках сохранившегося имущества. Никто не знал, что случилось с Мухамеджаевым, да и спросить не у кого было. Оставшиеся в живых бросались наутек, увидев группу вооруженных людей, и только слабый старик, не сумевший убежать, сообщил, что возможно турка увез герцог.
   Итак, проследить дальнейшую судьбу азербайджанца не представлялось ни малейшей возможности. Андрей Владимирович еще раз прошел мимо сгоревшего дома мэтра Пижо, мимо опустошенного рынка и других мест, чтобы попрощаться с городом, с которым его связывала судьба в последние дни.
   Путь лежал обратно в лес. Левченко и Жак-Простак оживленно болтали, а Смирнов наблюдал за беседой и сравнивал этих вроде бы совершенно непохожих людей разных эпох. По логике вещей их общение должно было разделяться пропастью времени, воспитания, мышления, привычек, но этого не происходило. Странно, но разбойник пятнадцатого века и милиционер двадцатого оказались очень похожими людьми. Не знаю, что могло их так сблизить, но любой, кто взглянул бы на их веселые лица и горящие глаза, решил, что эти люди созданы друг для друга.
   Уже у границ леса, повстречался один из разбойников.
  -- Какие вести? - спросил его Жак.
  -- Я из обители скачу, там очень опасно!
  -- В чем дело?
  -- Герцог там разбил лагерь. Его молодцы сейчас гуляют, делят награбленное.
  -- Сколько их?
  -- Человек сто, не меньше!
  -- Большой отряд...!
  -- Да! Кстати, - разбойник обратился к Смирнову. - В лагере я видел турка, которого ты искал.
   То, что азербайджанец находился в плену у герцога, обрадовало Андрея Владимировича. По крайней мере, появилась некоторая определенность, а главное сразу созрел план по спасению Мухамеджаева.
  -- Жак, мне понадобиться твоя помощь!
  -- Ну уж нет, Андре! Я догадываюсь, что ты задумал. Мы, конечно, люди смелые и отважные, но не самоубийцы! Нападать на большой отряд, это безумство! К тому же они лучше вооружены!
   Реакция была неожиданной. Тем не менее, он еще не верил в отказ.
  -- Жак, но к вечеру они напьются!
  -- Нет, Андре! Даже не проси!
   Смирнова словно окатили холодной водой. Итак, он остался один! Но что ж, пора действовать одному. Теперь с чистой совестью он мог бы плюнуть на Левченко, Мухамеджаева и все средневековье, но ему мешало одно из качеств русского человека: он увлекся! А если русский увлекся, его можно не кормить, не поить, не одевать, но он, стиснув зубы, будет продолжать начатое дело, даже не сулящее никакой личной выгоды.
  -- Тогда я один отправлюсь в лагерь герцога!
  -- Что ж, я уважаю твой выбор! Ты смелый человек! - сказал Жак. - Мы проводим тебя до монастыря, но внутрь пойдешь один.
   Так и случилось. Вечером Андрей Владимирович, сопровождаемый неразлучными Жаком и Левченко и несколькими разбойниками, оказался у обители.
  -- Андре, - главарь крепко сжал его руку. - Иди и сделай, то, что должен. Мы подождем здесь. Но учти, если тебя схватят, мы уйдем. И если ты не вернешься до полуночи, мы тоже уйдем.
   Смирнов обнял Жака и уже направился к открытым воротам монастыря, когда услышал крик Левченко.
  -- Андрюха, стой!
   Участковый подбежал к нему и, глядя в землю, сказал:
  -- Стой, я хочу пожелать удачи!
  -- Спасибо.
  -- Нет, ты не понял. Я желаю удачи, но, послушай, ... я не хочу возвращаться в Москву. Не хочу! Понимаешь?
   Куда уж понятней! Давно уже предполагая подобный поворот, Смирнов все равно оказался к нему не готов.
  -- Левченко, а как же твоя работа, отделение, водка, сигареты, автомобили? Как ты собираешься жить без всего этого?
  -- Да хрен с ними! - участковый махнул рукой.
  -- А, чем ты здесь собираешься заниматься?
  -- Мне кажется, я нашел свое призвание.
  -- Ты собираешься разбойничать?
  -- Все мы милиционеры немного разбойники. Но не это главное. Здесь свободный дух, вольная жизнь. Андрюха, не ищи меня, я все равно не вернусь.
   Удивительные все-таки превращения происходят! Был участковый, а теперь бандит. Но обидно не это. Сколько сил потрачено для возвращения этого идиота, а его потянуло на вольные хлеба!
   За такими размышлениями Смирнов оказался возле ворот. Попасть внутрь обители не было трудным делом, так как почти все люди герцога спали, а тем, которые бодрствовали, было не до него. Возле одного из костров сидели связанные пленники, и Андрей Владимирович сразу обнаружил среди них Мухамеджаева, как единственного азербайджанца.
  -- Привет, Мухамеджаев! - поздоровался он по-русски. - Сейчас я тебя развяжу, и мы убежим отсюда.
   Его появление не оставило азербайджанца равнодушным.
  -- Кто ты? - удивленно спросил он.
  -- Не задавай вопросов, я пришел спасти тебя.
  -- Зачем?
   Искреннее лицо пленника давало все основание считать его за слабоумного.
  -- Потому что ты должен жить в двухтысячном году.
  -- Слушай, дорогой, я тебе ничего не должен! Я вообще никому ничего не должен. Иди своей дорогой, а не то охрану крикну.
  -- Мухамеджаев, посмотри на себя. Ты связан, ты раб. Неужели тебе хочется оставаться в таком положении?
  -- Знаешь, что, лучше беги! Кажется, тебя заметили.
   Обернувшись, Смирнов действительно обнаружил за спиной три приближающиеся фигуры. Но спасаться было поздно. Уже через несколько секунд он был схвачен и крепко связан. Люди герцога оттащили его к башне, узником которой он недавно являлся, и бросили у дверей.
   Положение было отчаянным. Без всякой надежды на помощь Андрей Владимирович лежал на холодной земле, не представляя как выпутываться из данной ситуации. Полночь давно прошла, а с ней вернулись в лес и разбойники. Итак, он остался совершенно один!
   Неожиданно Смирнов почувствовал сзади чье-то присутствие. Неизвестный разрезал веревки. Он обернулся и увидел Мухамеджаева.
  -- Тише, дорогой, - прошептал он. - Беги, ты свободен! Беги!
  -- Спасибо за помощь. А ты?
  -- Нет! Я хочу остаться здесь.
  -- Но ты же раб?
  -- Скоро не буду.
  -- Ты уверен? Наверно есть причина, из-за которой ты не хочешь возвращаться?
  -- Ты смотришь в глубь вещей! Понимаешь, - азербайджанец хитро улыбнулся. - Здесь такие возможности для торговли!
   Ах, вот оно в чем дело! Без опаски быть услышанным, Смирнов громко захохотал. Конечно, какие в средневековье могли быть конкуренты у человека, привыкшего бороться с российскими законами, московской мэрией, милицией и бандитами одновременно. Теперь он уже нисколько не опасался за дальнейшую судьбу азербайджанца.
  -- Ну что ж, Мухамеджаев. Я желаю тебе удачи и хорошей торговли, - я протянул ему руку для прощания.
   Собеседник улыбнулся и протянул веревку.
  -- На, свяжи меня, чтоб никто не заметил.
   Спутав хитрого азербайджанца, Андрей Владимирович быстро побежал искать келью Франциска. Проснувшиеся стражники подняли тревогу и бросились за ним. К удивлению монах не спал и молился.
  -- Отправь меня скорее назад, за мной гонятся.
  -- А как же Иероним?
  -- Не задавай вопросов!
   В дверь раздались сильные удары. Поняв, что Смирнову грозит опасность, монах начал читать заклинания.
  -- А вдруг не получится? - прервался он.
  -- Получится! Должно получиться!
   В тот же миг Андрей Владимирович почувствовал знакомое ощущение встряски и запах серы. Через несколько секунд он уже находился в своей комнате.
   Прошло несколько месяцев после невероятного путешествия Андрея Владимировича Смирнова в пятнадцатый век. Он долго ожидал, что с ним, что-нибудь еще произойдет, но больше ничего не случалось. Сначала он сильно переживал по этому поводу, но потом понял, что без происшествий гораздо легче жить. К тому же теперь он так сильно увлекся средневековой Франции, что окружающие отмечают множество странностей в его поведении. Еще бы! Он помирился с женой, почти прекратил пить и целыми днями просиживает в библиотеке, копается в архивах и никто не может найти объяснение тому, как недавно еще живой человек, душа любой компании, превратился в книжного червя. Ну и пусть! Все равно им не понять, зачем он ищет следы одного небольшого французского городка на севере Франции и его обитателей. Поиски пока остаются безрезультатными. Говорят, что в России мало источников по тому времени, а средств для работы во Франции, у него, естественно, нет. И не будет, откуда им взяться у бывшего инженера, так и не устроившегося в жизни? Хотя кое-что он все же обнаружил.
   Например, настоятель одного из монастырей Нормандии во времена итальянских войн бывший простым монахом, оставил любопытное свидетельство, текст которого, изложенный в виде наставления, полностью приводится далее.
   "...Меня часто спрашивают: способен ли простой человек к обучению? Может ли крестьянин или подмастерье, или нищий бродяга овладеть всеми знаниями, которые доступны высшим сословиям? Ведь низость происхождения и само существование столь способствует развитию дурных наклонностей, что не дает возможности подозревать в них совместимость с высокими науками. Вместо ответа приведу один случай свидетелем, которого я был.
   В 1512 году мне довелось быть при войске французского короля, направлявшегося в Италию, где он прославился победой над испанцами под Равенной. Проходя через одну из местностей, наш отряд подвергся нападению разбойников, обитавших среди развалин некогда существовавшего здесь города. С помощью другого отряда мы схватили нападавших и тотчас всех повесили, дабы искоренить грабежи. Среди разбойников обнаружился человек, уже старик, который, не будучи главарем шайки, особо почитался всеми как постигший тайные знания. Известно было, что родом он из далекой Московии. Старику сохранили жизнь и привели к нашим командирам. Беседы с разбойником, в которых удалось участвовать и мне, действительно показали, что он невероятно образован и имеет глубокие представления о многих вещах и явлениях. Человек этот не смог объяснить, откуда у него столь обширные познания в науках. Поэтому все решили, что столь образованного мерзавца никак не возможно оставлять в живых и казнили его тем же образом, как и всех его товарищей.
   Случай этот показывает, что ни низость происхождения, ни дурные наклонности, ни мерзкие занятия не стоят препятствием на пути овладения знаниями, и сколь гнусным образом они могут быть употреблены простонародьем...."
   Мухамеджаев не повторил печальную судьбу участкового. Впрочем, в истории Франции невозможно встретить упоминание о торговых палатках или сети супермаркетов, но среди древних дворянских родов Франции имеется один, имеющий небезынтересную для нас историю.
   Много веков назад в Нормандию попал юноша, внебрачный сын турецкого султана. Юноша поступил на службу к королю, прославился умом и отвагой и совершил множество славных подвигов, за что был произведен в рыцари. Но это легенда, поддерживаемая его потомками. Недоброжелатели, в основном соседи, а вместе с ними и некоторые историки считают, что родоначальником фамилии, стал шут герцога N, действительно восточного происхождения, проявивший себя столь лучшим образом, что уже через несколько лет был назначен управляющим одним из имений господина. Бывший шут вел дела настолько удачно, что после смерти герцога выкупил эти земли у его жадных до денег наследников. Внук его приобрел по случаю титул барона, отсюда и пошел гордый французский род.
   И еще две мысли никак не оставляет Смирнова. Во-первых, неизвестно, чем занимается брат Франциск? Не натворит ли он новой беды? И, наконец, до сих пор по бескрайним просторам России бродит монах Иероним. И только ему известно, где находится средневековое золото. Но следы брата обнаружить очень трудно, хотя и не один Андрей Владимирович занимается его поисками. Вся российская милиция разыскивает Иеронима за участие в похищении старшего лейтенанта Левченко. Монаха объявили в федеральный розыск, но результатов нет до сих пор. Где-то на бескрайних просторах России, он органично влился в ряды странников, кочующих в поисках лучшей жизни. Странствуя от города к городу, он вполне доволен жизнью, понемногу выучил русский язык и пытается проповедовать среди бродяг католичество, за что получил прозвище "священник". Время от времени Иероним попадает в приемник-распределитель. Там добрые милицейские руки охаживают его дубинкой, моют, лечат, дают чистую одежду и отправляют в новое странствие. Никто не догадывается сличить очередного бродягу и того злодея, чей фоторобот висит во всех отделениях. Да и зачем? Какой с него спрос.
  
  
  
  
  
  
  
  
   2
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"