Шри Ауробиндо : другие произведения.

Шри Ауробиндо. Савитри, Книга 4, Канто 4

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Canto IV
   Песнь четвертая
   THE QUEST
   Поиск
  
  
   The world-ways opened before Savitri.
   Дороги мира открылись перед Савитри.
   At first a strangeness of new brilliant scenes
   Сначала непривычность сверкающих новых сцен,
   Peopled her mind and kept her body's gaze.
   Заполнила ее ум и встречала ее внешний взор.
   But as she moved across the changing earth
   Но по мере того, как она продвигалась вперед по изменяющейся земле,
   A deeper consciousness welled up in her:
   Более глубокое сознание поднялось в ней:
   A citizen of many scenes and climes,
   Житель многих стран и пейзажев,
   Each soil and country it had made its home;
   Каждую землю и местность оно узнавало как свой дом;
   It took all clans and peoples for her own,
   Как своих родственников оно принимало все племена и народы
   Till the whole destiny of mankind was hers.
   Пока вся судьба человечества не стала ее судьбой.
   These unfamiliar spaces on her way
   Эти незнакомые пространства на ее пути
   Were known and neighbours to a sense within,
   Были известны и близки ее внутреннему чувству;
   Landscapes recurred like lost forgotten fields,
   Пейзажи возникали, словно забытые утраченные пространства,
   Cities and rivers and plains her vision claimed
   Города, равнины и реки притягивали ее взгляд
   Like slow-recurring memories in front,
   Словно медленно возвращающиеся воспоминания,
   The stars at night were her past's brilliant friends,
   Звезды в ночи были сияющими друзьями ее прошлого,
   The winds murmured to her of ancient things
   Ветры шептали ей о древних вещах,
   And she met nameless comrades loved by her once.
   И она встречала безымянных товарищей, когда-то любимых ею.
   All was a part of old forgotten selves:
   Все было частью старых, забытых я.
   Vaguely or with a flash of sudden hints
   Смутно или со вспышкой внезапных намеков
   Her acts recalled a line of bygone power,
   Ее действия возвращали штрих ушедшей силы,
   Even her motion's purpose was not new:
   Даже цель ее путешествия не была нова:
   Traveller to a prefigured high event,
   Путником к предопределенному высокому событию,
   She seemed to her remembering witness soul
   Она, казалась своей все помнящей, свидетельствующей душе,
   To trace again a journey often made.
   Что отправилась вновь в путешествие, когда-то уже свершавшееся.
   A guidance turned the dumb revolving wheels
   Чья-то направляющая рука вращала немые колеса,
   And in the eager body of their speed
   И в стремительном теле их быстрого вращения
   The dim-masked hooded godheads rode who move
   Мчались незримые, скрытые божества, которые
   Assigned to man immutably from his birth,
   Осуществляют неизбежно назначенное от рождения человеку,
   Receivers of the inner and outer law,
   Судебные исполнители внутреннего и внешнего закона,
   At once the agents of his spirit's will
   Одновременно представители духа его воли,
   And witnesses and executors of his fate.
   Душеприказчики и свидетели его судьбы.
   Inexorably faithful to their task,
   Непреклонно преданные своей задаче,
   They hold his nature's sequence in their guard
   Они держат под своей охраной результат его природы,
   Carrying the unbroken thread old lives have spun.
   Сохраняя неразрывной нить, сплетенную прежними жизнями.
   Attendants on his destiny's measured walk
   Спутники отмеренного пути его судьбы,
   Leading to joys he has won and pains he has called,
   Ведущие к радостям, которые он завоевыет и к боли, которую он призывает,
   Even in his casual steps they intervene.
   Они вмешиваются даже в его случайные шаги.
   Nothing we think or do is void or vain;
   Ничто из того, что мы думаем и делаем, не пусто, не напрасно;
   Each is an energy loosed and holds its course.
   Все есть высвобожденная энергия, придерживающаяся своего пути.
   The shadowy keepers of our deathless past
   Таинственные хранители нашего бессмертного прошлого
   Have made our fate the child of our own acts,
   Сделали нашу судьбу результатом наших собственных действий,
   And from the furrows laboured by our will
   И из борозды, вспаханной нашей волею,
   We reap the fruit of our forgotten deeds.
   Мы пожинаем плоды наших позабытых дел.
   But since unseen the tree that bore this fruit
   Но невидимо дерево, что приносит этот плод,
   And we live in a present born from an unknown past,
   И мы живем в настоящем, рожденным неведомым прошлым,
   They seem but parts of a mechanic Force
   Они кажутся лишь частями механической Силы
   To a mechanic mind tied by earth's laws;
   Механическому уму, что связан земными законами;
   Yet are they instruments of a Will supreme,
   И все же они - инструменты высшей Воли,
   Watched by a still all-seeing Eye above.
   Наблюдаемые свыше неподвижным всевидящим Оком.
   A prescient architect of Fate and Chance
   Предвидящий архитектор Судьбы и Случая,
   Who builds our lives on a foreseen design
   Который строит наши жизни по заданному проекту,
   The meaning knows and consequence of each step
   Знает значение и последствие каждого шага
   And watches the inferior stumbling powers.
   И наблюдает спотыкающиеся низшие силы.
   Upon her silent heights she was aware
   На своих безмолвных высотах она сознавала
   Of a calm Presence throned above her brows
   Спокойное Присутствие, сидящее на троне над ее челом,
   Who saw the goal and chose each fateful curve;
   Что видит цель и выбирает каждый судьбоносный поворот;
   It used the body for its pedestal;
   Оно использовало тело как свой пьедестал;
   The eyes that wandered were its searchlight fires,
   Глаза, взирающие на мир, были огням его прожекторов,
   The hands that held the reins its living tools;
   Руки, держащие вожжи, - его живыми орудиями;
   All was the working of an ancient plan,
   Все было работой древнего плана,
   A way proposed by an unerring Guide.
   Путь был предложен неошибающимся Водителем.
   Across wide noons and glowing afternoons,
   В широкие полдни и пылающие закаты
   She met with Nature and with human forms
   Она встречала Природу и людей
   And listened to the voices of the world;
   И слушала голоса мира;
   Driven from within she followed her long road,
   Ведомая изнутри, она следовала своею долгой дорогой,
   Mute in the luminous cavern of her heart,
   Безмолвная в сияющей пещере своего сердца,
   Like a bright cloud through the resplendent day.
   Как светлое облако, летящее через сияющий день.
   At first her path ran far through peopled tracts:
   Сначала ее путь лежал по заселенным землям:
   Admitted to the lion eye of States
   Допущенная под львиное око Великих Царей
   And theatres of the loud act of man,
   И в театры шумного действа людской суеты,
   Her carven chariot with its fretted wheels
   С украшенными резьбою колесами ее резная колесница
   Threaded through clamorous marts and sentinel towers
   Проезжала по крикливым базарам и мимо сторожевых башен,
   Past figured gates and high dream-sculptured fronts
   Оставляя позади фигурные врата и высокие фасады со спящими скульптурами,
   And gardens hung in the sapphire of the skies,
   И в сапфире небес висящие сады,
   Pillared assembly halls with armoured guards,
   Колоннады палат с вооруженной стражей,
   Small fanes where one calm Image watched man's life
   Маленькие храмы, где один спокойный Образ наблюдал жизнь людей,
   And temples hewn as if by exiled gods
   И храмы, высеченные словно сосланными в ссылку богами,
   To imitate their lost eternity.
   Чтобы подражать их утраченной вечности.
   Often from gilded dusk to argent dawn,
   Часто от золотых сумерек до серебряного рассвета,
   Where jewel-lamps flickered on frescoed walls
   Где драгоценные лампы мерцали на фресками украшенных стенах
   And the stone lattice stared at moonlit boughs,
   И каменная изгородь смотрела на, залитые лунным светом ветви
   Half-conscious of the tardy listening night
   Полуосознавая медлительную, внимающую ночь,
   Dimly she glided between banks of sleep
   Она скользила смутно меж берегами сна
   At rest in the slumbering palaces of kings.
   Отдыхая в спящих дворцах царей.
   Hamlet and village saw the fate-wain pass,
   Деревушки и села видели, как проезжает судьбоносная повозка,
   Homes of a life bent to the soil it ploughs
   Дома тех, кто живет, сгибаясь над землей, которую он пашет,
   For sustenance of its short and passing days
   Для поддержки своих кратких, проходящих дней,
   That, transient, keep their old repeated course,
   Что, мимолётные, вершат свой старый повторяющийся путь,
   Unchanging in the circle of a sky
   Неизменный в круговороте небес,
   Which alters not above our mortal toil.
   Что не меняясь над нашим смертными трудами пребывают.
   Away from this thinking creature's burdened hours
   Прочь от обремененных часов мыслящего существа
   To free and griefless spaces now she turned
   В свободные и безгорестные просторы она сейчас повернула,
   Not yet perturbed by human joys and fears.
   Не потревоженные ещё людскими радостями и страхами.
   Here was the childhood of primaeval earth,
   Здесь было детство первобытной земли,
   Here timeless musings large and glad and still,
   Здесь не знающие времени созерцания были обширны, неподвижны и радостны,
   Men had forborne as yet to fill with cares,
   Люди еще не наполнили своими заботами,
   Imperial acres of the eternal sower
   Величественные владенья вечного сеятеля
   And wind-stirred grass-lands winking in the sun:
   И ветром колыхаемое море трав, мерцающих на солнце:
   Or mid green musing of woods and rough-browed hills,
   Среди зеленого созерцания лесов, среди крутых холмов,
   In the grove's murmurous bee-air humming wild
   Или от пчел гудящих девственности шелестящих рощ,
   Or past the long lapsing voice of silver floods
   Иль следуя долгому текущему голосу серебристых потоков,
   Like a swift hope journeying among its dreams
   Словно быстрая надежда, путешествующая среди грез,
   Hastened the chariot of the golden bride.
   Спешила колесница золотой невесты.
   Out of the world's immense unhuman past
   Из необъятного дочеловеческого прошлого мира
   Tract-memories and ageless remnants came,
   Поднимались воспоминания-обрывки и древние следы,
   Domains of light enfeoffed to antique calm
   Владения света, пожалованные древнему покою,
   Listened to the unaccustomed sound of hooves
   Вслушивались в непривычные звуки копыт,
   And large immune entangled silences
   И обширные нетронутые затягивающие безмолвия
   Absorbed her into emerald secrecy
   Поглощали её в свое изумрудное таинство,
   And slow hushed wizard nets of fiery bloom
   И медленные, затихшие волшебные сети огненного цветения,
   Environed with their coloured snare her wheels.
   Окружали своими цветными силками колеса ее колесницы.
   The strong importunate feet of Time fell soft
   Сильные, упрямые ноги Времени ступали мягко
   Along these lonely ways, his titan pace
   По этим уединенным дорогам, забыв свою титаническую поступь
   Forgotten and his stark and ruinous rounds.
   И свои неистовые и разрушительные циклы.
   The inner ear that listens to solitude,
   Внутреннее ухо, что вслушивается в одиночество,
   Leaning self-rapt unboundedly could hear
   Склоняясь самовосторженно и безгранично, могло услышать
   The rhythm of the intenser wordless Thought
   Ритм более интенсивной бессловесной Мысли,
   That gathers in the silence behind life,
   Что копиться в молчании позади жизни,
   And the low sweet inarticulate voice of earth
   И низкий, неразборчивый, сладостный голос земли
   In the great passion of her sun-kissed trance
   В великой страсти ее целуемого солнцем транса,
   Ascended with its yearning undertone.
   Поднимался со своей музыкой страстного томления.
   Afar from the brute noise of clamorous needs
   Вдали от грубого шума неотложных нужд,
   The quieted all-seeking mind could feel,
   Успокоенный, вечноищущий ум мог почувствовать,
   At rest from its blind outwardness of will,
   Отдыхая от своей слепой, направленной наружу воли,
   The unwearied clasp of her mute patient love
   Неутомимое объятие ее безмолвной терпеливой любви
   And know for a soul the mother of our forms.
   И знать ее как душу, мать наших форм.
   This spirit stumbling in the fields of sense,
   Этот дух, что спотыкается в пространствах чувств,
   This creature bruised in the mortar of the days
   И это, истолченное в ступе дней, существо
   Could find in her broad spaces of release.
   Могло в ее широких пространствах обрести освобождение.
   Not yet was a world all occupied by care.
   Не весь еще мир захвачен был заботой.
   The bosom of our mother kept for us still
   Грудь нашей матери ещё хранит для нас
   Her austere regions and her musing depths,
   Свои суровые края и созерцающие глубины,
   Her impersonal reaches lonely and inspired
   Свои безличные пространства, уединенные и вдохновенные,
   And the mightinesses of her rapture haunts.
   И величие своих восторженных убежищ.
   Muse-lipped she nursed her symbol mysteries
   Мудроустая, она вскармливала свои символические мистерии
   And guarded for her pure-eyed sacraments
   И хранила для своих ясноглазых таинств
   The valley clefts between her breasts of joy,
   Долины между своими грудями радости,
   Her mountain altars for the fires of dawn
   Свои горные алтари для огней утра
   And nuptial beaches where the ocean couched
   И брачные пляжи на океанских берегах,
   And the huge chanting of her prophet woods.
   И обширное песнопение своих пророческих лесов.
   Fields had she of her solitary mirth,
   У нее были поля ее уединенной радости
   Plains hushed and happy in the embrace of light,
   И тихие лежащие в объятиях света, счастливые равнины
   Alone with the cry of birds and hue of flowers,
   Безлюдные средь криков птиц и великолепия цветов,
   And wildernesses of wonder lit by her moons
   И дикие чудесные края, освещённые ее лунам,
   And grey seer-evenings kindling with the stars
   И серые пророческие вечера, сиющие звездами,
   And dim movement in the night's infinitude.
   И смутное движение в безграничности ночи.
   August, exulting in her Maker's eye,
   Величественная, ликующая под оком своего Создателя,
   She felt her nearness to him in earth's breast,
   Она ощущала близость к нему в своей земной груди,
   Conversed still with a Light behind the veil,
   Ещё беседовала со Светом позади покрова
   Still communed with Eternity beyond.
   Общалась с запредельным Вечным.
   A few and fit inhabitants she called
   Немногих подходящих обитателей она призвала
   To share the glad communion of her peace;
   Разделить радостное общение ее покоя;
   The breadth, the summit were their natural home.
   Ширь, высота были их естественным домом.
   The strong king-sages from their labour done,
   Могучие короли-мудрецы, покончив со своим трудом,
   Freed from the warrior tension of their task,
   Cвободные от боевого напряжения своей задачи,
   Came to her serene sessions in these wilds;
   Они приходили в эту глушь на ее безмятежные собрания;
   The strife was over, the respite lay in front.
   Борьба была окончена, передышка предстояла впереди.
   Happy they lived with birds and beasts and flowers
   Счастливые жили они с птицами, цветами и зверями,
   And sunlight and the rustle of the leaves,
   В солнечном свете и шелесте листьев
   And heard the wild winds wandering in the night,
   И слушали дикие ветры, скитающиеся в ночи,
   Mused with the stars in their mute constant ranks,
   Созерцали со звездами в их постоянных немых шеренгах,
   And lodged in the mornings as in azure tents,
   И погружались в наступающие утра как в лазурные шатры
   And with the glory of the noons were one.
   И были едины с великолепьем полдней.
   Some deeper plunged; from life's external clasp
   Некоторые погружались глубже; из внешней хватки жизни
   Beckoned into a fiery privacy
   Призванные в огненную уединенность,
   In the soul's unprofaned star-white recess
   В неоскверненные звездно-белые тайники души,
   They sojourned with an everliving Bliss;
   Они прикасались к вечно живым Блаженствам;
   A Voice profound in the ecstasy and the hush
   Глубокий Голос в экстазе и тишине
   They heard, beheld an all-revealing Light.
   Слышали они и созерцали всераскрывающий Свет.
   All time-made difference they overcame;
   Они преодолевали все сотворенные временем различия;
   The world was fibred with their own heart-strings;
   Их собственными струнами сердца становился мир;
   Close drawn to the heart that beats in every breast,
   Близко соприкаясь с сердцами, что бьются в каждой груди,
   They reached the one self in all through boundless love.
   Они во всем обретали единое я благодаря бесконечной любви.
   Attuned to Silence and to the world-rhyme,
   Настроенные на Безмолвие и мировой ритм,
   They loosened the knot of the imprisoning mind;
   Они развязали узы плененного ума;
   Achieved was the wide untroubled witness gaze,
   Достигнут был широкий спокойный, свидетельствующий взгляд,
   Unsealed was Nature's great spiritual eye;
   Печать была сломана на великом духовном оке Природы;
   To the height of heights rose now their daily climb:
   На высоты высот они теперь ежедневно поднимались:
   Truth leaned to them from her supernal realm;
   Истина склонялась к ним из своего небесного царства;
   Above them blazed eternity's mystic suns.
   Над ними сияли мистические вечности солнца.
   Nameless the austere ascetics without home
   Безымянные, суровые аскеты без дома,
   Abandoning speech and motion and desire
   Отвергающие, движение, желание, речь
   Aloof from creatures sat absorbed, alone,
   Удалившись от существ сидели они, одинокие, в себя погруженные,
   Immaculate in tranquil heights of self
   Безупречные в безмятежных высотах духа
   On concentration's luminous voiceless peaks,
   На сияющих пиках безмолвных концентраций,
   World-naked hermits with their matted hair
   Со спутанными волосами, нагие, свободны от мира, отшельники,
   Immobile as the passionless great hills
   Неподвижные, как бесстрастные, великие горы,
   Around them grouped like thoughts of some vast mood
   Что возвышались вокруг них, словно мысли какого-то обширного состояния духа,
   Awaiting the Infinite's behest to end.
   Ожидающие повеления Бесконечного закончиться.
   The seers attuned to the universal Will,
   Провидцы настраивались на универсальную Волю,
   Content in Him who smiles behind earth's forms,
   Довольствуясь Тем, кто улыбается позади земных форм,
   Abode ungrieved by the insistent days.
   И жили, не огорчаемые настойчивыми днями.
   About them like green trees girdling a hill
   Вокруг них, как окружающие холм, зеленые деревья
   Young grave disciples fashioned by their touch,
   Их прикосновением формировались серьезные юные ученики,
   Trained to the simple act and conscious word,
   Обучались простому действию и сознательному слову,
   Greatened within and grew to meet their heights.
   Внутри возвеличивались и росли, чтобы встретить свои высоты.
   Far-wandering seekers on the Eternal's path
   Проделавшие долгий путь искатели на путях Вечного
   Brought to these quiet founts their spirit's thirst
   К этим спокойным источникам несли cвою жажду духа
   And spent the treasure of a silent hour
   И проводили сокровище безмолвного часа,
   Bathed in the purity of the mild gaze
   Купаясь в чистоте мягкого взгляда,
   That, uninsistent, ruled them from its peace,
   Это, ненавязчиво, управляло ими из своего покоя,
   And by its influence found the ways of calm.
   И под его влиянием они находили пути покоя.
   The Infants of the monarchy of the worlds,
   Дети монархии миров,
   The heroic leaders of a coming time,
   Героические лидеры грядущего времени,
   King-children nurtured in that spacious air
   Дети-Цари взращивались в просторе этого воздуха,
   Like lions gambolling in sky and sun
   Как львы, прыгающие в небо и солнце,
   Received half-consciously their godlike stamp:
   Получали полусознательно свою богоподобную печать:
   Formed in the type of the high thoughts they sang
   Сформированные по типу высоких мыслей, что они воспевали,
   They learned the wide magnificence of mood
   Они учились широкому великолепию настроения,
   That makes us comrades of the cosmic urge,
   Которое делает нас товарищами космического импульса;
   No longer chained to their small separate selves,
   Не прикованные больше к своим маленьким обособленным я,
   Plastic and firm beneath the eternal hand,
   Пластичные и прочные под вечной рукой,
   Met Nature with a bold and friendly clasp
   Встречали Природу смелыми и дружелюбным объятием
   And served in her the Power that shapes her works.
   И служили в ней Силе, что формирует ее работы.
   One-souled to all and free from narrowing bonds,
   Единые душою со всем и свободные от узких границ,
   Large like a continent of warm sunshine
   Обширные, как континент теплого, солнечного света,
   In wide equality's impartial joy,
   В беспристрастной радости ровного отношения ко всему,
   These sages breathed for God's delight in things.
   Ради восторга Бога в вещах дышали эти мудрецы.
   Assisting the slow entries of the gods,
   Помогая медленному вхождению богов,
   Sowing in young minds immortal thoughts they lived,
   Они жили, сея в юных умах бессмертные мысли,
   Taught the great Truth to which man's race must rise
   Учили великой Истине, к которой должна подняться человеческая раса,
   Or opened the gates of freedom to a few.
   Или открывали для нескольких врата свободы.
   Imparting to our struggling world the Light
   Неся Свет нашему борющемуся миру,
   They breathed like spirits from Time's dull yoke released,
   Они дышали, как духи, освобожденные от тупого ярма Времени,
   Comrades and vessels of the cosmic Force,
   Сосуды и товарищи космической Силы,
   Using a natural mastery like the sun's:
   Использующие свое естественное мастерство, как мастерство солнца:
   Their speech, their silence was a help to earth.
   Их речь, их молчание была помощью земле.
   A magic happiness flowed from their touch;
   Магическое счастье исходило от их прикосновения;
   Oneness was sovereign in that sylvan peace,
   Единство было властелином в этом лесном покое,
   The wild beast joined in friendship with its prey;
   Дикий зверь в дружбе объединялся со своей добычей;
   Persuading the hatred and the strife to cease
   Убеждающая прекратиться ненависть и борьбу
   The love that flows from the one Mother's breast
   Любовь, что льется из груди единой Матери,
   Healed with their hearts the hard and wounded world.
   Излечивала своими сердцами cуровый и израненный мир.
   Others escaped from the confines of thought
   Другие бежали от заточения мысли туда,
   To where Mind motionless sleeps waiting Light's birth,
   Где Ум неподвижно спит, ожидая рождения Света,
   And came back quivering with a nameless Force,
   И возвращались назад, трепеща безымянной Силой,
   Drunk with a wine of lightning in their cells;
   Опьяненные вином молнии в своих клетках;
   Intuitive knowledge leaping into speech,
   Интуитивные знания вторгались в речь,
   Seized, vibrant, kindling with the inspired word,
   Захватывающие, вибрирующие, вдохновленные пылающим словом,
   Hearing the subtle voice that clothes the heavens,
   Слыша тихий голос, что облачен в небеса,
   Carrying the splendour that has lit the suns,
   Неся великолепие, что зажигает солнца,
   They sang Infinity's names and deathless powers
   Они воспевали бессмертные силы и имена Бесконечного
   In metres that reflect the moving worlds,
   В ритмах, что отражают движение миров,
   Sight's sound-waves breaking from the soul's great deeps.
   Звуковые волны Видения, вырывающиеся из величайших глубин души.
   Some lost to the person and his strip of thought
   Некоторые, потеряв личность и ее полоску мысли
   In a motionless ocean of impersonal Power,
   В неподвижном океане безличной Силы,
   Sat mighty, visioned with the Infinite's light,
   Сидели, могучие, озарённые видящим светом Бесконечности,
   Or, comrades of the everlasting Will,
   Или, товарищи вечной Воли,
   Surveyed the plan of past and future Time.
   Обозревали план прошлого и грядущего Времени.
   Some winged like birds out of the cosmic sea
   Некоторые улетали как птицы из космического океана
   And vanished into a bright and featureless Vast:
   И исчезали в светлой, однородной Беспредельности:
   Some silent watched the universal dance,
   Некоторые молча наблюдали танец вселенной
   Or helped the world by world-indifference.
   Или помогали своим беспристрастием миру.
   Some watched no more merged in a lonely Self,
   Некоторые не смотрели больше, погруженные в одинокое Я,
   Absorbed in the trance from which no soul returns,
   Поглощённые трансом, из которого не возвращается душа,
   All the occult world-lines for ever closed,
   Навечно оборвав все оккультные мировые связи,
   The chains of birth and person cast away:
   Отбросив прочь цепи рождения и личности:
   Some uncompanioned reached the Ineffable.
   Некоторые одиноко достигли Невыразимого.
   As floats a sunbeam through a shady place,
   Словно солнечный луч, плывущий по тени
   The golden virgin in her carven car
   Золотая дева в своем резном экипаже
   Came gliding among meditation's seats.
   Приближалась, скользя мимо мест созерцаний.
   Often in twilight mid returning troops
   Часто в сумерках, среди возвращавшихся стад
   Of cattle thickening with their dust the shades
   Скота, что пылью сгущали сумерки,
   When the loud day had slipped below the verge,
   Когда шумный день ускользал за горизонт,
   Arriving in a peaceful hermit grove
   Достигнув мирной отшельнической рощи,
   She rested drawing round her like a cloak
   Она отдыхала, укутавшись, словно плащом,
   Its spirit of patient muse and potent prayer.
   Терпеливым созерцанием своего духа и могучей молитвой.
   Or near to a lion river's tawny mane
   Или у рыжей гривы львиной реки,
   And trees that worshipped on a praying shore,
   У деревьев, что молитвенно склонились на берегу,
   A domed and templed air's serene repose
   Безмятежный покой храмового купола воздуха
   Beckoned to her hurrying wheels to stay their speed.
   Манил остановиться спешащие колеса.
   In the solemnity of a space that seemed
   В торжественности пространства, что казался
   A mind remembering ancient silences,
   Умом, помнящим древние безмолвия,
   Where to the heart great bygone voices called
   Где к сердцу взывали голоса великого прошлого
   And the large liberty of brooding seers
   И широкая свобода созерцательных мудрецов
   Had left the long impress of their soul's scene,
   Оставила долгий отпечаток сцены их души,
   Awake in candid dawn or darkness mooned,
   Пробудившись в ясном рассвете или в залитой лунным светом тьме,
   To the still touch inclined the daughter of Flame
   К спокойному касанию склонялась дочь Пламени,
   Drank in hushed splendour between tranquil lids
   И впитывала тихую красоту меж безмятежными веками
   And felt the kinship of eternal calm.
   И ощущала родство в вечном покое.
   But morn broke in reminding her of her quest
   Но утро наступало, напоминая ей о её поиске,
   And from low rustic couch or mat she rose
   И она поднималась с циновки или простого ложа,
   And went impelled on her unfinished way
   И отправлялась дальше, понуждаемая, по своему незавершенному пути,
   And followed the fateful orbit of her life
   И следовала судьбоносной орбите своей жизни,
   Like a desire that questions silent gods
   Как желание, что вопрошает молчаливых богов,
   Then passes starlike to some bright Beyond.
   И затем проходит, подобная звезде, к какому-то яркому Запредельному.
   Thence to great solitary tracts she came,
   Дальше она достигла великих уединенных мест,
   Where man was a passer-by towards human scenes
   Где человек был прохожим к людским сценам
   Or sole in Nature's vastness strove to live
   Или один пытался выжить в обширности Природы
   And called for help to ensouled invisible Powers,
   И призывал на помощь воодушевляющие, незримые Силы,
   Overwhelmed by the immensity of his world
   Захваченный необъятностью этого мира,
   And unaware of his own infinity.
   Не осознавая своей собственной бесконечности.
   The earth multiplied to her a changing brow
   Земля множила перед ней свой изменчивый облик
   And called her with a far and nameless voice.
   И звала ее далеким безымянным голосом.
   The mountains in their anchorite solitude,
   Горы, в своем одиноком отшельничестве,
   The forests with their multitudinous chant
   Наполненные бесконечным пением леса,
   Disclosed to her the masked divinity's doors.
   Раскрывали ей двери скрытой божественности,
   On dreaming plains, an indolent expanse,
   На дремотных равнинах, ленивых просторах,
   The death-bed of a pale enchanted eve
   Смертном ложе очарованного бледного вечера
   Under the glamour of a sunken sky,
   Под волшебством нависающего неба,
   Impassive she lay as at an age's end,
   Бесстрастно она лежала, словно в конце времен,
   Or crossed an eager pack of huddled hills
   Либо пересекала страстную группу толпящихся холмов,
   Lifting their heads to hunt a lairlike sky,
   Поднявших свои вершины, чтобы схватить подобное берлоге небо,
   Or travelled in a strange and empty land
   Или путешествовала в пустынных и странных землях,
   Where desolate summits camped in a weird heaven,
   Где уединенные вершины устремлены в таинственное небо
   Mute sentinels beneath a drifting moon,
   Как молчаливые стражи под плывущей луной,
   Or wandered in some lone tremendous wood
   Или блуждала в каком-то безлюдном огромном лесу,
   Ringing for ever with the crickets' cry
   В вечно звенящем стрекотании сверчков,
   Or followed a long glistening serpent road
   Или следовала длинной сверкающей, петляющей дорогой
   Through fields and pastures lapped in moveless light
   Сквозь поля и пастбища, залитые неподвижным светом,
   Or reached the wild beauty of a desert space
   Или достигала дикой красоты пустынных пространств,
   Where never plough was driven nor herd had grazed
   Где никогда не пахал плуг и не паслись стада,
   And slumbered upon stripped and thirsty sands
   Или дремала на голых, иссохших песках
   Amid the savage wild-beast night's appeal.
   Среди свирепых диких зверей, вызванных Ночью.
   Still unaccomplished was the fateful quest;
   Судьбоносный поиск еще не был закончен;
   Still she found not the one predestined face
   Еще не нашла она один лик, назначенный ей судьбою,
   For which she sought amid the sons of men.
   Который она искала среди человеческих сынов.
   A grandiose silence wrapped the regal day:
   Грандиозная тишина окутала царственный день.
   The months had fed the passion of the sun
   Месяцы вскармливали страсть солнца,
   And now his burning breath assailed the soil.
   И теперь его горячее дыхание атаковало почву.
   The tiger heats prowled through the fainting earth;
   Тигриный жар прокрался сквозь обморочную землю;
   All was licked up as by a lolling tongue.
   Все было вылизано словно страдающим от жажды языком.
   The spring winds failed; the sky was set like bronze.
   Весенние ветры затихли; небо застыло как бронза.
  
  
   End of Canto Four
   Конец четвертой песни
   End of Book Four
   Конец четвертой книги
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   14
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"