Сегодня мало вспоминают о короле Генри III и мало исследуют время его правления. Он был не только вторым после Георга III, английским монархом, правившим долгое время, он являлся королем, сделавшим максимально возможное для Лондонского Тауэра. Генри вырос под присмотром способных и сильных людей. Его первый наставник - великий военный Уильям Маршалл, после чьей гибели в 1219 г. власть перешла к следующему блюстителю правосудия - Хьюберту (Юберу) де Бургу. Оба мудро управляли страной, пока Генри не достиг совершеннолетия, возвращая народу относительную стабильность после катастрофического правления Джона.
Привыкнув с юности действовать в соответствии с советами старших, Генри никогда полностью не раскрывал своей собственной личности, хотя в его поведении ярко проявлялись упрямство, слабость и надменность генов Плантагенетов. Ему недоставало существенной черты удачливого средневекового короля: способности вести войско к победе. Вместо этого, как и его будущий тезка - Генри VI, Генри III продемонстрировал религиозные и эстетические интересы, более подходящие чувствительному клирику, нежели светскому правителю. И, хотя правление Генри стало катастрофой для его королевства, для Тауэра оно стало благословением.
Генри обожал прекрасные вещи. Он любил искусство и архитектуру, не жалел расходов на щедро одариваемые церкви и часовни, наполнял дворцы украшениями.
Зоологическая коллекция Генри стала собираться в феврале 1235 г., когда его сестра Изабелла сочеталась браком с императором Священной Римской империи, Фридрихом II ('Мировым Чудом'). Фридрих покровительствовал искусствам и наукам, славился как меценат широкого размаха. Он даровал Генри эквивалент своего собственного зоопарка, содержащего 3 львов, и украсил английский герб троицей леопардов. Генри решил не отправлять леопардов в зверинец, основанный его пра- пра- дедушкой Генри I в Вудстоке в Оксфордшире. Вместо этого он начал показывать их в своем блестящем Лондонском Тауэре. К сожалению, ни Уильям де Боттон, придворный, назначенный хранителем леопардов, ни кто бы то ни было в Англии, не имел опыта в обращении с подобными экзотическими животными, и они вскоре погибли. Последнее упоминание о леопардах в королевских отчетах относится к 1240 г.
Однако, в марте 1240 г. другая большая кошка прибыла в Тауэр: настоящий царственный лев. Королевский архив зафиксировал, что некий Уильям (предположительно тот же Уильям де Боттон, который присматривал за леопардами), как 'Хранитель королевского льва должен получить 14 шиллингов, что он потратил на покупку цепей и других предметов для ухода за львом'. В 1251 г., Генри решил перевести всех животных из Вудстокского зоопарка Генри I в Тауэр. Мы не знаем точно, какие виды подразумевались, но ежегодные записи Вудстокского собрания упоминают львов, леопардов, рысей и верблюда. Король обладал внушительной коллекцией животных для демонстрации посетителям его внушающего гордость нового дворца. Те, кто пришли поглазеть на них, стали первыми истинными туристами на территории Тауэра. В течение столетий зоопарк оставался частной собственностью монарха, и немногие избранные, допущенные внутрь, были его любимыми друзьями или родственниками служащих королевской крепости.
В 1252 г. питомцы Тауэра были потеснены еще одним экзотическим животным. Полярный медведь (был прислан Генри III королем Яковом IV) прибыл вместе с норвежским хранителем. Впервые увиденный в Англии, полярный медведь привлек широчайшее общественное любопытство. Когда пропитание, оплачиваемое 2 пенсами в день шерифами Лондона для поддержания его существования, показало себя недостаточным для удовлетворения аппетита животного, ему было позволено использовать в качестве бесплатной еды рыбу. Она вылавливалась в реке, текущей за ограждением Тауэра. Со своим обычным вниманием к деталям, Генри III высказался по этому поводу:
'Приветствую всех. Мы приказали вам в отношении хранителя белого медведя, недавно прибывшего из Норвегии..., приобрести один намордник и одну железную цепь, чтобы держать этого медведя вне воды и одну длинную крепкую веревку, удерживающую этого медведя, вылавливающего рыбу или моющегося в реке Темзе.
Король в Виндзоре'.
Тремя годами позже, в 1255 г., когда лондонцы уже привыкли наблюдать медведя, вылавливающего лосося из Темзы, еще более удивительное животное предстало их взглядам. Похожее по размеру и состоянию, прибытие этого нового жителя в Тауэрский зоопарк было замедленным и величественным, притянув огромные толпы на дорогу. Первый слон появился на этих островах, пройдя путь пилигримов от Кентербери до Лондона, проложенный их руководителем - Генрикусом де Флором. Следующий подарок Генри - от его монаршего собрата, Людовика IX Французского, - совершил зрелищный въезд на территорию Тауэра на большом речном судне. Известность слона была такой, что его пожилой современник - летописец - монах Мэтью Парижский оказался привлечен из своего Сент-Олбанского аббатства в Тауэр именно зрелищем нового прибытия. Он запечатлел слона в запоминающемся образе: 'Животное примерно лет 10, у него гораздо больше грубой кожи, чем шерсти. Маленькие глаза и хобот, чтобы есть и пить'.
Лондонские шерифы, уже и так материально обязанные кормить королевского полярного медведя, должны были заскрипеть зубами, лишь узрев новое пополнение зоопарка. Сейчас Генри приказал лондонцам собрать 22 фунта стерлингов для сооружения вместительного деревянного дома для прибывшего. Он установил точные замеры: 20 футов к 40 (20 метров к 6). К сожалению, несмотря на просторы вокруг, в течение 2 последующих лет слон умер. Огромная яма была вырыта поблизости от капеллы святого Петра для упокоения туши, но на следующий год останки слона оказались вырыты, и его кости перевезли в Вестминстерское аббатство, незадолго до этого перестроенное и украшенное в готическом стиле при Генри. Здесь кости разделились для раскладки по сундукам, предназначенным приютить кожу, волосы, зубы и другие мощи, приписываемые святым, что было широко популярно в средневековой Европе. Окруженные большим количеством костей прославленных святых, начиная от первых дней христианства, и осведомленные о высокой ценности подобных реликвий, могущественные Вестминстерские клирики вполне могли выдавать слоновьи кости за останки почитаемых страстотерпцев. Клетка животного также долго не оставалась без применения. По меньшей мере, еще до 1278 г. в ней содержались заключенные Тауэра.
Именно Эдвард I перевел зоопарк в его постоянный дом, просторные башенные ворота, построенные им на западном входе вокруг соответственно названной Львиной Башни. За исключением выпущенных из своих прибежищ, чтобы бороться или прыгать во дворе, животные содержались в двух рядах ограниченных клеток, поставленных в стенах Львиной Башни. Начиная с 1270-х годов, все те, кто посещали или покидали Тауэр, включая заключенных на пути к месту их собственной казни, совершали свой путь под аккомпанемент рева, пронзительных криков, визгов и рычания питомцев королевского зоопарка. Эдвард I не только содержал его, увеличивая состав новыми видами, - он привез льва и рысь после визита в гасконские владения в 1288 г., - он также назначил официального "Хранителя королевских львов и леопардов", проживающего с этого времени в Тауэре. Хранители, сотрудники королевского домашнего хозяйства, обычно занимали свои посты всю жизнь. Лишь один "везунчик" - Уильям Баунд, хранитель времен царствования Генри IV в 1408 г., был лишен своего места за жалобы на невыплату заработной платы сотрудникам. Даже вовремя выплачиваемые, жалованья оказывались скромными, - установленные 6 пенсов в день оставались неизменными в течение более чем столетия, несмотря на постоянное изменение экономической ситуации.
Несчастный сын Эдварда, позднее наследовавший ему Эдвард II, был в восхищении от животных со дня своего знакомства с ними ребенком. В Лондоне тех дней было доступно для приобретения только крайне ограниченное количество мяса. В 1314 г. Эдвард II приказал, чтобы каждый тауэрский лев получал еще по четверти овцы в день. В 1392 г. экзотичность зоопарка возросла, - Ричард II получил в подарок верблюда, тогда как его любимая жена, Анна Богемская оказалась хозяйкой пеликана, символа благочестия. В 1436 г., во время правления Генри V, зоопарк поразила катастрофа, - его главный центр притяжения - львы - погибли в полном составе.
Пострадали ли огромные кошки от небрежности, недоедания, или от какой-либо опустошительной эпидемии, их хранитель, некий Уильям Керби оказался обвинен. Его наследник, Роберт Манфелд присматривал за зоопарком, покинутым львами вплоть до 1445 г., когда благочестивый, но некомпетентный Генри VI женился на склочной французской принцессе, Маргарите Анжуйской. Ее отец, сходящий с ума по животным Рене Анжуйский, хотя и обнищавший, тратил все имеющиеся у него деньги на поддержание не одного, а целых двух зоопарков в замке Сомюр и собственной столице - Анжере. Пытаясь сделать тоскующей по родине девочке-подростку утешительный свадебный подарок и создать ей более домашнюю обстановку, английский придворный презентовал ей в момент бракосочетания с Генри в Тичфилдском аббатстве Хэмпшира льва.
Обращение с животными в средние века оставляло желать лучшего. Даже относительно привилегированные создания в Тауэре страдали от прилагающихся жестокостей, привычно причиняемых современником под названием 'спорта'. К своей чести, король Генри VII громко возражал после картины кусания льва двумя мастиффами в Тауэре. Согласно трактату Джона Кайуса 'Английская собака', Генри приказал наказать негодяев, пойманных на преступлении, будучи глубоко разочарован, и ощутив сильное отвращение. Ему было нестерпимо то, что омерзительная дворняжка, принадлежащая мошеннику, может подло напасть на льва, короля всех животных.
Не все правители были столь же щепетильны, как Генри VII. Джеймс I, неприятный и жестокий, стал, но по причинам, недопустимым для всех британских монархов, самым восторженным покровителем Тауэрского зоопарка. Джеймс не заботился ни на секунду о благополучии животных. Напротив, его главное удовольствие состояло в созерцании того, как они нападают друг на друга. Джеймс часто посещал Тауэр для удовлетворения своей кровожадности, - он даже перестроил Львиную Башню в 1603-1605 гг., чтобы расширить зрелищную площадку. Двойной ряд клеток, дополненный дверьми-ловушками на колесах с приводным канатом, становился приютом животным. Внутренний двор был замощен пурбекским камнем, на котором происходили встречи-сражения. Там же стоял резервуар, в котором 'львы могли мыться и из которого могли пить'. У Джеймса также имелась тридцатиметровая деревянная платформа, находящаяся на клетках, сооруженная для более внимательного наблюдения за животными.
Однажды, жестокий король был разочарован. В 1604 г., через год после восшествия на престол, ему доставили нового африканского льва. Монарх приказал спустить на него двух английских мастиффов. Сделать это он назначил 'Хозяев медведей, быков и мастиффов (собак)' - Эдварда Аллейна, знаменитого актера и его тестя Филиппа Хенслоу, еще одну театральную знаменитость, получившего должность от прежде занимавшего ее человека в качестве дополнительного занятия. Аллейн владел театром Розы на южном берегу Темзы - соседом и соперником шекспировского Глобуса. Известный актер и управляющий театральной группы людей Адмирала, Аллейн жил на подмостках Розы, исполняя главные роли в великих трагедиях Кристофера Марлоу. У Эдварда Аллейна про запас было и второе дело. Он владел близлежащим театром Надежды, где устраивался черный рынок представлений с участием медведей и быков. Эти состязания, в которых специально прикормленные мастиффы и бульдоги стояли против привязанных (и обычно беззубых) огромных животных, привлекали широкие толпы и помогали Аллейну собирать состояние, в конечном счете, использованное для основания Дульвичского колледжа.
13 марта 1604 г. Джеймс, его датская королева Анна и свита их жестокосердных придворных посетили Львиную Башню, чтобы увидеть нового льва, демонстрировавшегося вместе с тройкой лютейших мастиффов Аллейна:
'Первый пес прямо подлетел к львиной морде. Но лев его отшвырнул и, схватив его за шею, стал подметать собакой лестницу сверху вниз и обратно. Король, осознав, что лев намного превосходит мастиффа в мощи, но не в благородстве и храбрости, приказал включить другого пса в представление. Он также ткнулся в львиную морду и стал действовать по примеру предшественника, но, когда лев держал обоих под своими лапами, они укусили его в живот, отчего царь зверей издал такой рев, от которого покачнулась земля. Следующий лев наклонялся и рычал так, словно бы это могло его спасти...'
После того, как третий мастифф оказался выпущен на подмостки на сражение со львом, наследник трона, юный принц Генри просил за собаку, чья жизнь должна была остаться неприкосновенна, и призвал считать мастиффа домашним питомцем, сказав, что 'тот, кто бился с царем зверей никогда не должен сражаться с низшим созданием'.
Годом позже, Джеймс снова вернулся. На этот раз он созерцал, как лев и львица стали причиной гибели 2 петухов. После этого, его жажда еще более разгорелась, так, что не находилось средств к ее утолению. Король приказал спустить к льву на веревке молодого барашка. Однако, он вновь оказался разочарован. Словно бы в исполнение библейского пророчества, лев лег рядом с барашком. Или скорее, 'ягненок поднялся и направился к львам, которые очень ласково посмотрели и принюхались к нему, даже не намереваясь причинить дальнейший вред. Затем ягненок мягко был поднят наверх'. Джеймс удовольствовался наблюдением за еще одной тройкой мастиффов Аллейна, натравленных на львов и поцарапанных ими.
В правление Джеймса народная молва связала судьбу Тауэрских 'кошек' с жизнью самого монарха. Иногда львов называли по имени короля, правившего во время их рождения, и отсюда родилось суеверие, - если погибает лев, то правитель-тезка вскоре следует за ним. С тех пор стало государственным преступлением таким образом предсказывать гибель монарха. Каждая смерть королевского льва, возможно, замалчивалась, и его имя переходило к более молодому и здоровому. Это суеверие имело долгую жизнь. Не позднее, чем в 1758 г., в царствование Георга II, общительный лорд Честерфилд писал, что многие 'простые люди' верили, - монарх умер от приступа подагры, от которой он страдал, как только 'один из старейших львов Тауэра - намного старше короля- ушел из жизни за 2 недели до этого'.
В 1599 г. шведский гость, химик Томас Платтер, упоминает увиденных им львов, названных Эдвард (в честь Эдварда IV) и Элизабет (в честь тогда правящей королевы). Платтер уверяет, что обоим было 'свыше 100 лет'. В июле 1597 г. чешский дворянин, богемский барон Зденек Вальдштейн, посетил Тауэр и записал в своем дневнике, что видел 'двух огромных львов и трех львиц, тигра и большущего дикобраза'. Тот же дикобраз, редкий зверь в Елизаветинской Англии, мог быть виден Шекспиром, так как он упоминается в 'Гамлете'.
В 1622 г. Тауэрский зоопарк включал 11 львов, 2 леопардов, 3 орлов, 2 пум, тигра и шакала. Животные должны были быть благодарны строгому правителю Оливеру Кромвелю, который, в соответствии с главной линией своего правления, наложил запрет на театральные представления, подразумевавшие жестокое обращение с медведями и буйволами. Королевский зоопарк преуспевал при республиканском правлении Кромвеля, также, как и при монархии. В своей книге 'Лондонполис' (1657 г.) Джеймс Ховел записал, что в Тауэре живут 6 львов, тогда как польский гость, Себастьян Гавревский упоминает о встрече с львами, тиграми, рысями и 'индийским котом из Вирджинии' (пантерой?).
В январе 1666 г. еще один мемуарист, только начавший вести свой журнал за 10 дней до этого, совершил первый из множества визитов в Тауэрский зверинец. Сэмюэль Пепи получил удовольствие от наблюдения за старым львом по имени Кроули, 'что стал сейчас очень большим и послушным'. Он настолько пришел в восторг, что, своего возвратившегося 3 мая 1662 г. начальника в Морском ведомстве, лорда Сэндвича с леди Сэндвич, ее племянницами и племянниками:
'... встретил и повел в Тауэр, чтобы показать им львов и все, что еще может быть продемонстрировано'.
Пепи - не единственный известный мемуарист времен Реставрации, связанный с Тауэрским зоопарком. Его друг, Джон Ивлин, также часто посещал его. Он был значительно меньше впечатлен, нежели коллега, особенно сожалея о варварском стравливании животных (возобновленном во время Реставрации), и невыгодно по отношению к Тауэру сравнивая его ограничивающие движение клетки с европейскими просторными ограждениями для животных.
В 1671 г. юный - главный геодезист (землемер/ топограф) королевских работ, архитектор и эрудит Кристофер Рен, нашел время, в процессе проектирования собора Святого Павла, чтобы проследить за модернизацией Тауэра. Она включила появление нового здания, послужившего домом хранителю зоопарка тех дней, Роберту Джиллу. Джиллы - семья из Эссекса - занимали должность, передающуюся по наследству в течение более столетия, с тех самых пор, как на нее оказался назначен Томас Джилл в 1573 г. Последний из их числа, сын Роберта - Уильям Джилл - наследовал своему отцу в 1675 г.
Знакомство с крупными животными еще не гарантировало безопасности. В 1686 г. одна из домашних Уильяма Джилла, девушка по имени Мэри Дженкинсон, хвастаясь перед друзьями доступом в львиные клетки, рискнула попасть под удар лапы царя зверей.
'Внезапно он схватил ее за середину руки своими когтями и пастью, и немилосердно выдрал плоть до самой кости, прежде чем мог быть ослаблен и несмотря на то, что в него бросали множество зажженных факелов'.
К сожалению, несмотря на лучший уход хирургов, ампутировавших искалеченную руку Мэри, она умерла.
В 1681 г. загадочная болезнь в Львиной Башне истребила трех львов одним ударом. Количество питомцев зверинца стало сокращаться. В поддержание истощающегося состава, король Джеймс II перевез несколько животных своей личной коллекции из Сент-Джеймского парка в Тауэр в 1687 г. Несмотря на это, погибшие львы остались в памяти видевших их. Двое были набиты в качестве чучел и выставлены на постоянный показ. С этого дня в Тауэре обосновалась также коллекция 'достопримечательностей' с целью развлечения публики, посещающей зверинец. Рядом с набитыми львами посетители могли видеть 'рог единорога' и даже кусок шерсти, похожей на единорожью. В 1699 г. Нед Вард, пишущий в 'Лондонском соглядатае', отметил, что набитые львы были демонстрируемы в свое время. После посещения живых львов, вокруг которых каждый ярд издавал затхлый запах, словно на голубятне или в собачьей конуре, он столкнулся с набитым львом покойного короля Карла II. Чучело 'имело не более озлобленности во внешнем виде, чем при жизни, так что надгробие его доброго хозяина (Карла) в Вестминстере имело сходство с подлинником'. Что касается львиной спутницы, она 'представляла сникшую фигуру с ... ложными внутренностями, что привело мне на ум старую поговорку..., что живая собака лучше мертвого льва'.
В 1704 г., в правление королевы Анны, 'Наблюдение' Джона Стоу насчитало в Тауэрском зоопарке 6 львов, 2 леопардов (или тигров, - Стоу не уверен в точности названия вида), трех орлов, включая огромного орла, двух шведских сов, одну из которых называли Хопкинс, двух горных кошек, 'постоянно прогуливающихся взад-вперед и крайне жестоких', одного шакала. Стоу жалуется, - шакал издавал столь неприятный запах, что 'ряд, в котором тот находился, обдавал волной 'аромата', подвергая опасности и оскорбляя здоровье посетителей, наполнял словно ватой голову корреспондента, серьезно влияя на его речь'.
В конце 17 столетия, зоопарк стал довольно популярным местом. Он был способен поспорить по уровню с другими зверинцами страны. Власти Тауэра оказались в ситуации необходимости поддержать свою выгодную монополию. В 1697 г. они издали строгое публичное оповещение:
'Никто кроме Хранителя львов Его Величества не может в будущем вывозить или демонстрировать животных публично, так как их личная выгода таким образом противопоставляется опасности, исходящей ото львов, львиц, леопардов и других животных, жестоких по природе своей'.
Благодаря зоопарку, с 18 века, несмотря на соревнующихся с ним соперников, Тауэр начал приобретать положение, поддерживающееся и сегодня, - главного национального центра притяжения туристов. С началом 18 столетия и сопутствующей ему эпохой Просвещения первоначальные функции Тауэра поменялись. Он появился как замок с арсеналом, затем стал главным королевским дворцом, постепенно превратившимся в тюрьму с пыточной камерой и местом для казни для государственных преступников (настоящих или предполагаемых). Как только нравы и ситуация в стране смягчились, крепость трансформировалась в модное место развлечения. Зоопарк был гвоздем программы, собирающим зрителей. В 1741 г. очаровательный иллюстрированный детский путеводитель по зверинцу перечислил демонстрируемых животных и предоставил их изображения. Среди них были лев Марко и львица Филлис со своим отпрыском Неро, леопард Уилл, пантера Дженни, два тигра, енот, дикобраз, обезьяна, коршун, орлы и неизвестная хищная птица по прозвищу 'Птица войны'.
Растущее значение зоопарка как приманки для туристов отразилось в многочисленных английских художественных произведениях. Вход стоил 6 пенсов и вырос до шиллинга только к концу 18 века. Помимо Шекспира, Пепи и Ивлина зверинец посетили такие журналисты и памфлетисты как Ричард Стил и Джозеф Эддисон. Драматург времен короля Якова, Джон Вебстер, в своем произведении 'Белый Дьявол' ссылается на еще одно суеверие зоопарка. Если тауэрские львы были апатичны и угнетены на Сретение (2 февраля), и день оказывался 'светлый и яркий', тогда 'у наступающей зимы ожидается совсем другое течение'. Один из персонажей Вебстера, Фламенико, говорит: '... львы Тауэра на Сретение скорбят, если солнце сият в страхе перед безжалостным напоминанием о предстоящей зиме'. Произведение Тобиаса Смоллета 'Путешествие Хамфри Клинкера' рисует горничную Уинифред Дженкинс, посещающую Тауэр, и его 'чудовищного' льва с зубами, длиной в 9 дюймов. Персонаж 'Ярмарки Тщеславия' Уильяма Теккерея, Генри Эсмонд, посещает 'Лондонский Тауэр с оружием, огромными львами и медведями во рву'.
После замечательного отображения Матвеем Парижским первого тауэрского слона, возможно, самым знакомым визуальным образом зоопарка стала гравюра тигра в 'Песнях невинности и опыта' Уильяма Блейка (1794 г.). Изображение Блейка замечательно анатомической точностью для столь фантастичного художника. Он на самом деле срисовал своего 'Тигра' из тауэрского быта, переплыв Темзу от своего дома в Ламбете, чтобы посетить зоопарк.
Блейк был на редкость 'не правоверен' в религиозных воззрениях, но еще больше христиан посетило зверинец в поисках озарения тридцатью годами ранее. Джон Уэсли, основатель методизма гулял здесь в канун Нового 1764 г. Уэсли искал ответа на вопрос, есть ли душа у животных. В качестве средства выяснения было избрано наблюдение за реакцией львов на звуки флейты. Ответ больших кошек на музицирование не сделал Уэсли мудрее: 'он начал наигрывать четырем или пяти львам. Только один из них встал, подошел к решетке клетки и выразил свою заинтересованность. В это время тигр перепрыгнул через львиную спину, обернулся и пробежал под его животом, снова перепрыгнул через собрата и так бесконечно'.
Ученые, как и писатели, художники и теологи использовали зоопарк. Единственный, кто был обеспокоен пребывающими там созданиями, оказался Первый королевский астроном - Джон Флемстид. Приглашенный Карлом II для установки обсерватории в северо-восточной башенке Белой башни Тауэра в 1675 г. Флемстид, нанесший на карту и определивший 3 тысячи звезд, жаловался на воронов крепости, оставлявших свои метки на линзах его дорогих телескопов. Вскоре после этого он перебрался в более удобные окрестности новой обсерватории Гринвича.
Выдающийся шотландский хирург и анатом, Джон Хантер, по иронии судьбы, выведенный Уильямом Блейком в его неопубликованном произведении 'Остров на Луне' под именем костоправа Джека Потрошиттера (буквально Слезовыжимателя), достиг взаимной деловой выгоды с главой хранителей зоопарка, Джоном Эллисом. Последний предложил скелеты мертвых животных Хантеру для препарирования. Тогда анатому-исследователю было практически невозможно получить человеческое тело. Хантер использовал туши тауэрских питомцев и в процессе опытов и в своей знаменитой домашней коллекции скелетов. В результате множество слонов, носорогов, львов, тигров, жирафов и представителей других видов прошли свой путь в вечность из Тауэра на исследовательский стол Хантера в 1750-х гг. Они совершили свой вклад в первые открытия в области стоматологии, легочной, кишечной циркуляции и кровообращения. Труд Хантера много сделал для прояснения и ликвидации народных суеверий, касающихся животных. Например, в народном представлении, страусы должны легко переваривать железо. В 1751 г. страус, преподнесенный Георгу III тунисским беем, пострадал от попытки накормить его большим гвоздем. Но подобные суеверия уходили долго и тяжело. Через 40 лет после инцидента со страусом Георга III еще одна птица получила в качестве пищи от собственного смотрителя не менее, чем 80 гвоздей.
В те далекие дни ученые и художники часто работали бок о бок. Хантер, и сам одаренный рисовальщик, использовал собратьев по кисти и карандашу, чтобы обессмертить своих животных. Он сотрудничал и с рисовавшим лошадей Джоном Стаббсом. Хантер обратился к Стаббсу с просьбой создать анатомически точный портрет только что прибывшего в Тауэр большого индийского носорога. Индия тогда превратилась в богатый источник редких животных для Тауэрского зоопарка. Восточно-Индийская отправляла множество видов в родные ей пенаты, включая слонов и тигров. Анималист и вундеркинд сэр Эдвин Ландсир в дни своей юности, в 1820- годах, часто посещал Тауэр, чтобы зарисовать местных питомцев, в особенности, львов, особенно его вдохновлявших. Впоследствии, именно 4 великолепных льва легли у подножия Колонны Нельсона на Трафальгарской площади.
Еще одним художником, превратившим Тауэр в 'счастливые охотничьи угодья' стал карикатурист Томас Роулендсон. На одном из его шаржей мы видим посетителей, взаимодействующих с приматами в 'обезьяньей комнате' зоопарка, открывшейся в 1780-х гг. После того, как однажды чрезмерно воодушевленная обезьяна вцепилась в заинтересовавшегося ей мальчика, ранний эксперимент в области межвидовой коммуникации был завершен, и братья наши меньшие вернулись за ограждения. Известность зоопарка как места чрезвычайной досуговой привлекательности менялась в зависимости от количества представляемых видов. В период Наполеоновских войн Британия оказалась временно отрезана от своих дальних имперских владений. Тогда зоопарк сильно страдал от отсутствия новых поступлений. Это совпало с долгим и тусклым пребыванием на посту Главного Хранителя Джозефа Баллока, занявшего должность в 1801 г. и находившегося на ней в течение следующих двух десятилетий. Среди животных, населявших зверинец в дни принятия Баллоком полномочий, была львица по имени Мисс Фанни Хау. Ее так назвали в честь морской победы над Францией адмирала Хау 'в славный день 1 июня' 1794 г., так как львица появилась на свет в Тауэре именно тогда.
Помимо Мисс Фанни, коллекция, принятая Баллоком и внесенная в каталог в 1809 г., также включала самку черного леопарда - Мисс Пегги, несколько тигров, берберскую пантеру Путешественника, гиену, мексиканского волка, серебристую лису, енота, шакала и орла. В 1815 г., когда битва при Ватерлоо принесла окончательный финал разожженной Наполеоном вражде, зоопарк пополнился несколькими (скорее всего облезлыми) львами, пантерой, гиеной, тигрицей, шакалом и медведем. Медведь, известный своей суровостью американский гризли по имени Старый Мартин, был подарен королю Георгу III Компанией Гудзонова залива. Мартина любили посетители, смотрители обращались с ним уважительно и заботливо, словно не замечая его свирепости. Далеко за горизонт ушли дни двухсотлетней давности, когда медведь из зверинца сильно напугал ребенка, небрежно оставленного рядом в 1609 г., в период правления Джеймса I. Зверь был наказан, - ему отказали в ближайшей по времени схватке со львом. Царь зверей тогда тоже проявил свой характер, - он отказался просыпаться, чтобы идти на бой. В ответ на неповиновение Джеймс II приказал натравить на привязанного медведя собак. Мать ребенка получила некоторое количество билетов на это представление, удостоенное просмотра всей королевской семьей. В 1822 г. зоопарк Баллока лишился Старого Мартина, слона, всех птиц из вольера. Казалось, угасание подошло совсем близко.
Но то, что казалось последним вздохом, обернулось спасением в лице Альфреда Копса, пришедшего на смену неудачливому Баллоку в 1822 г. Копс - первый (и последний) профессиональный зоолог на посту Главного хранителя в Тауэре. Он проявил себя человеком энергичным, с богатым воображением и участливым по отношению к подчиненным. Уже имеющий опыт управления другими коммерческими зоопарками, Копс приступил к своим обязанностям с должным пылом. Он не только направил средства на приобретение новых животных, он сам путешествовал в их поисках. Вдобавок к вышесказанному, он применял рациональный научный взгляд для улучшения содержания созданий, вверенных его попечению. Он изменил их рацион на более питательный, построил новый дом для животных в 40 футов с прилегающим к нему птичником. В результате активного вмешательства Копса, через шесть лет после его назначения зоопарк сложно стало узнать. Он мог похвалиться колебаниями 300 образцов из 60 различных видов, - некоторые родились в Тауэре, и это было точным признаком комфортного существования животных.
Среди питомцев встречались, помимо огромного разнообразия больших кошек, волков, медведей, бабуинов, слонов, кенгуру (только что прибывших с относительно недавно обнаруженного континента Австралия), антилопы, зебра, множество птиц, включая орлов, коршунов-стервятников, попугаев Ара, сов и пеликана. Также были представлены рептилии, среди которых встречались аллигатор, анаконда, удав и гремучая змея. Так как для их проживания в Тауэре выделили ограниченное пространство, питомцы зоопарка находились чересчур близко друг к другу, буквально, бок о бок, что иногда приводило к печальным последствиям. Например, однажды гиена откусила голову крайне любопытной птицы-секретаря, решившей просунуть клюв в чужую зловонную, но личную клетку. Во время проведения инвентаризации, в 1830 г., льва случайно впустили к бенгальским тигру и тигрице, отличающимся, согласно описаниям путеводителя по зоопарку, капризными характерами. 'Пылкая встреча' троих кошачьих завершилась через полтора часа и не без использования зажженных факелов, к которым прибегли хранители. К сожалению, 'гость' не вынес 'гостеприимства'.
Все вышесказанное - прекрасный способ проследить трансформацию общественных вкусов в области развлечений от узаконенного садизма Джеймса I до относительной гуманности времен Ганноверов. Правда, удача и беззаботность управления зоопарка иногда ставили его под удар. В битве, однажды проведенной с ведома руководства зверинца, погибла одна из больших кошек. В кассы Тауэра рекой лились деньги. Вдохновленный широким выбором животных, Копс спас зоопарк и вернул ему медленно ускользающее место в человеческих сердцах.
И еще, как не парадоксально, успех Копса фатально уплотнил пространство подопечных ему зверей. Хотя Главный Хранитель постоянно помнил о важности внутреннего состояния питомцев зверинца, абсолютно всех их он втиснул в тесные клетки. Таким образом, он пробуждал в посетителях интерес к покрытым мехом и перьями 'братьям нашим меньшим'. Королевское общество предотвращения жестокого обращения с животными к этому времени только появилось на свет. Акт о защите животных предоставлял зачаточные права использующимся в хозяйстве и домашним животным, что отразилось в своде законов. Возникало растущее давление влиятельных научных кругов, утверждающих, что подобные зоопарки не должны служить лишь невежественной глазеющей толпе, но, прежде всего, использоваться в целях специального изучения видов животных.
'Умиротворение' снизошло на зверинец после назначения в 1826 г. герцога Веллингтона констеблем Тауэра. 'Железный герцог', герой Ватерлоо, человек, сражавшийся с Наполеоном, и, в дальнейшем, ставший также первым министром, оказался не тем, с кем можно шутить. Он решил закрыть или, по крайней мере, перевезти зоопарк и положить конец его ярчайшей 600-летней истории. Для жесткого, традиционного военного ума Веллингтона Тауэр преимущественно был солдатским гарнизоном: жизненно важным форпостом в сердце Лондона. Такая крепость могла понадобиться в любой момент, если вдруг возникнут мятежи и беспорядки в городе. 'Железному герцогу' не по душе оказалось каждый день сталкиваться с толпой туристов-зевак, проходящих мимо его часовых и с открытым ртом глазеющих на его смотры солдат. Смириться с простой и жадной до зрелища толпой было равнозначно примирению с шумным братством плохо пахнущих животных, невнятно воющих и визжащих, привлекающих к себе ежедневных нежеланных Веллингтону гостей.
Открытие Лондонским Зоологическим Обществом нового Зоологического Сада в Риджент-Парке в 1828 г. подарило герцогу возможность перемещения своих подопечных. Опубликовали совершенное обоснование закрытия любимой коллекции Копса в целях 'здоровья и безопасности'. Заручившись разрешением от нового короля, Уильяма IV, и от сотрудников Зоологического общества, Веллингтон быстро приказал, чтобы половина питомцев зоопарка - 150 созданий, принадлежащих короне, - была перемещена в Риджент Парк. В декабре 1831 г. переезд состоялся. Копс, такой же упорный, как и герцог, держал зоопарк открытым, чтобы демонстрировать оставшихся в нем животных, тех, которых он лично приобрел для собственной коллекции. К сожалению, он сошелся в заведомо проигрышном сражении, ведь против него стоял сам герой Ватерлоо.
Хотя Копс вдвое уменьшил плату за вход с шиллинга до 6 пенсов, по причине сокращения количества животных, он знал, что уже потерпел фиаско. Этому уже поспособствовали два несчастных случая, произошедших в зоопарке. Можно сказать, что герцог уже шел в штыковую атаку. В одно из апрельских воскресений, канадский лесной волк сбежал из своего заграждения и побежал вдоль подвесного моста по направлению к башне Байуорд, главным западным воротам Тауэра. Быстро соображающий писарь-смотритель увидел приближающееся животное и тут же запер ворота. После этого волк схватил терьера, принадлежавшего члену Тауэрского гарнизона, сержанту Кропперу. Собака, воющая от боли и страха, вырвалась из волчьей пасти и бросилась по ступенькам башни в жилище своего хозяина, лишь на считаные шаги обгоняя преследователя. В момент, когда волк и собака катались клубком по полу, там находилась жена Кроппера с двумя маленькими детьми. Заинтересованность хищника в окончательном результате схватки предоставила госпоже Кроппер несколько драгоценных секунд для спасения своих отпрысков и запирания волка внутри. Животное вновь оказалось под контролем после героической борьбы с сотрудниками Копса. Еще один инцидент на следующий год,- когда обезьяна укусила стражника через решетку заграждения, - доказал окончательную победу герцога. Одно дело - волк, почти проглотивший ребенка, другое - обезьяна, откусившая часть ноги охраннику. Веллингтон безапелляционно объяснил Копсу, что закрытие Тауэрского зоопарка - желание самого короля.
28 августа 1835 г. посетители пришли в зверинец в последний раз. До начала октября последние питомцы Копса были распроданы в Зоологические Общества Лондона и Дублина, в том числе, частным коллекционерам. Их клетки-жилища опустели. Копс мрачно заходил в свой Тауэрский дом хранителя (дарованный ему пожизненно, невзирая на то, что в зоопарке больше не осталось животных). Он получал жалованье - 11 шиллингов в день, увеличивая его консультациями коллекционеров-анималистов. Последний хранитель Тауэрского зоопарка стал свидетелем на свадьбе своей старшей дочери Мэри с Бенджамином Франклином Брауном, американским коллекционером, купившим нескольких подопечных Копса. Ему пришлось видеть печальную картину разрушения ставшей лишней Львиной Башни в 1852 г. В том же году ушел в мир иной 'Железный герцог'. 'Противник' последовал за ним 21 марта 1853 г. Власти Тауэра не замедлили выселить младшую дочь Копса Сару и ее мужа из дома Главного хранителя. Тауэрский зоопарк ушел в историю.