"Приветствую вас, достойнейшие из обитателей славных трущоб общаги Љ 3!Думаю, вы уже догадались, от кого сие послание, ведь вы уже на третьем курсе, а значит, обратный адрес на конверте прочесть смогли. А я здесь отдыхаю на солнышке. Загорел неплохо. Правда, сначала трудновато было, когда в отряде жил. Здесь, на точке, свободнее. И весело. Вчера двое парней (местных) пообещали зарезать меня. Говорят, я их сестрёнку ранил. А я этого не знаю точно. Потому-что давили нас тогда сильно, и со всех сторон, а нас было мало, а их много и только успевай огонь перекидывать с одной точки на другую. Тогда и соображать-то некогда было, били, пока "духи" не отошли. А вы ведь меня знаете, какой я сокол зоркий. Если что двигается, тогда замечаю и бью, а так обычно я "шестерю" помаленьку. То "цинки" поднесу, то рожки набиваю; опять же-сбегать куда-нибудь за чем-нибудь. Пули меня пока не берут, тьфу-тьфу-тьфу...
Ну вот парни, свет забрали, то есть дизель выключили, это я по привычке так написал городской. Теперь пишу при луне, она здесь ярко светит. За почерк прошу прощения, неровная доска.
В общем, в тот раз нам совсем туго стало и даже я, как стрелок, сгодился. А тут как раз Ваню Сенина ранило, я его автомат схватил, а то мой пустой был. У него с "подствольником" был, я его почти сразу-же разрядил. "Духи" были недалеко, в развалинах на месте пятиэтажки. Мы знали, что в подвале был лаз, в нём местных несколько жило. Но перед боем они вроде все ушли. Ну, с развалин били, я туда "гепешку" и всадил. А уже темно становилось, целиться нужно по вспышкам. Моя "гепешка" как-то слабо мигнула, и звук тихим был. Я тогда не придал этому значения, а сейчас думаю - она в лазе взорвалась. Ну, так эти парни меня и вычислили. Днём - жители, а когда нужно - "духи". Я им сказал, что если узнаю точно, что от моей руки...и не дай бог умрёт...в общем, им трудиться не придётся. Вот такие вот дела, черт их побери. Хреново, вообще...Но, знаете, я не жалею, что поехал сюда. Иногда бывает, накатывает.... С парнями говорим о том, как хорошо на "гражданке", но всё равно, пусть будет, что будет. Говорят, судьба своё возьмет. Ну ладно. Всем привет большой, особенно Чире, Рыбе, Диме и всем прочим; а также Ирке и Анке вместе с Сагиной. Ну и Петровичу, Буцаеву и остальным, кому захотите. Мочите!".
В моих грязных и сбитых ладонях с посиневшими от пороха пальцами покоится детская головка. Бледное лицо с синими кругами под закрытыми глазами, спутанные кудри. Девочка мертва.
-Час назад умерла - отрывисто бросил Хан и с ненавистью посмотрел мне в глаза. Его младший брат молча рвался из рук стоявших неподалёку стариков. Внизу, у прикрытого солдатским одеялом тельца рыдала мать. Рядом с ней сидели еще две женщины. Их сухие горящие ненавистью глаза неотрывно смотрели на меня. Уставившись невидяще в исклёванную пулями стену, я медленно потянул с плеча автомат. Перевёл взгляд на Хана. Его щетинистое широкое лицо с резко обозначенными скулами расплылось и задрожало. Слёзы...Ни к чему они. Хотя теперь мне уже ни к чему корчить из себя хладнокровного и сдержанного. Осталось немного жить и я волен делать всё, что хочу. Жить нужно проще...Зрачок хановского автомата смотрит мне в живот. Падает на битый кирпич мой АКС. "Бронник" тоже ни к чему. Пересохло во рту, я сглотнул и рванул ворот куртки.
-Что, готов? - сдерживаясь, произнёс Хан. Я кивнул. Старики выпустили молодого. Он схватил мой автомат и нажал на спусковой крючок. Выстрела не произошло, предохранитель был не снят. Обезумевший юнец не был в состоянии этого понять и давил и давил на курок, пока Хан не отвёл оружие вниз.
-Не здесь, Аслан. И успокойся, ты же мужчина.
Успокаивая брата, Хан обнял того за плечо и повернулся ко мне.
-А ты иди вперёд.
Я повернулся, чтобы идти через пустырь к "зелёнке". Сзади набросилась мать. Ломая ногти, она рвала моё лицо. Я прикрыл глаза ладонью и стоял, покачиваясь. Хотел умереть с открытыми глазами. Ждал, пока женщина обессилит. Она терзала меня с безумной отчаянностью, вымещая в ударах всю ненависть и боль, которую ей пришлось пережить. Я лишился равновесия и упал на колено. Залитыми кровью ушами услышал, как Хан что-то сказал по своему. Мать оттащили от меня. Удар ногой под рёбра заставил меня подняться. Молодой подтолкнул меня ещё и в спину цевьём автомата и что-то крикнул. Я пошел. Позади слышал шаги Хана и его брата. Видеть я их не хотел. Жадно всматривался в зелень приближающегося сада, в небесную синь над ней и в чётко пропечатавшиеся тела белоголовых гор. Позади оставалось прошлое: развалины, мёртвые дома, мёртвые люди, зло и ненависть...А что впереди? Никто из живых не знает. А я скоро узнаю. Даже интересно, подумал я. Жалеть о прошлом, каяться в том, что сделал не так, как надо было, некогда. На это и всей жизни не хватит. Лучше буду любоваться красотами природы. И вдруг я вспомнил свою мать. Это было так неожиданно, что я остановился. Молодой тут-же угостил меня прикладом в бок.
-Иди!
Я внутренне взорвался. Откуда-то появилось раздражение, наверное, от резкой боли. Захотелось повернуться и сказать что-нибудь резкое, выпустить злость. Но вспомнил, что не хочу их видеть и молча шагнул вперёд...Теперь я не любовался красотами. Мысли мои всё время вертелись вокруг одной темы. Мама...Обычно я не часто её вспоминал, уставал под вечер, а днём некогда думать. Как говорит наш старшина-служба и размышления-вещи несовместимые. Она всё время боится за меня. Наверное, как и все матери мира. Но подчас её опёка, как мне казалось, выставляла меня перед посторонними маменькиным сынком. И я бывал часто резок с ней незаслуженно (господи, да разве можно быть с МАТЕРЬЮ резким заслуженно!). При других людях я не позволял себе говорить о ней не только плохо, но и то, что могло истолковаться двояко. А наедине бывал груб и даже очень...Господи! Она простит, а ты? Что - же с ней станет, когда узнает, что меня нет?! Имею ли я право наносить такой удар самому любящему и самому любимому человеку? А если у меня нет такого права? А как же девочка, которую убил я? А Вася Чернен, Миха Актогонов, а другие парни, которых убили такие - же вот "чехи", как Хан и его брат? Так что же мне делать...? Да, уже вроде нечего. Я опять находился в депрессивном состоянии.
Мы пришли на свалку. Меня толкнули к большой зловонной куче. За спиной щёлкнули предохранители. Ударил одиночный выстрел, и проревела очередь. Ничего не понимая, я продолжал стоять. Сбоку подбегали люди. Я слышал их топот, тяжёлое дыхание, разбирал выкрики.
-Он здесь...
-Один живой...
-Добей...Оружие, оружие забери!
Короткая автоматная очередь.
-Документы посмотрите...
-Ребя, атас! "Чехи" на окраине!
Я медленно повернулся. Ко мне подскочило двое в чёрных шапках и эмвэдэшных комбезах:
-Давай быстрее, чё стоишь...
-В трансе парень...
-Эй, снимись с ручняка, понял?! Алё!
Здоровяк капитан хлестнул по щекам и толкнул в сторону:
-К саду! Там твои...
А сам пригнулся с автоматом наготове. Началась стрельба. С окраины города пытались обстрелять отходящих к "зелёнке". Из травы и из-за деревьев ответили мощно. На опушке меня встретил майор Степанов и Женька Кауров. Майор цепко оглядел меня и спросил: - "Живой?".Успокоившись, побежал влево, откуда была слышна стрельба. Женькины глаза светились радостью, он потряс меня за плечи и наконец-то обрёл дар речи:
-Молоток...живой,...а майору "менты" звонят, говорят, что это твои в городе делают? Тот - мои все на месте. А сам засуетился, тревогу обьявил...Считаем-тебя нет. Куда делся - за водой пошёл. Ну, "Стёпа" нас прихватил-и к "ментам". Я при нём всё время, так что в курсе. С их поста тебя заметили с двумя "духами"...на молокозаводе ещё. Ну, и потом проследили...Слушай, а как тебя взяли-то? А? Да ты меня слышишь...? Алё! Очнись!
О чём я думал в тот момент? Я смотрел на счастливое лицо Женьки и понимал, что умирать мне не стоило хотя-бы из-за этой вот радости, излучаемой всей фигурой Каура. Интересно, о чём он говорит? Ах да...Соседний пост - омоновцы с Урала. Это их Женька называет "ментами". А почему он спрашивает, как меня взяли? Меня ведь никто не брал. Я сам пришёл.
-Я сам пришел - вслух произнёс я - Меня никто не брал, Женя. Я сам пришёл.
Напряжение спадало, я расслаблялся. Чувствую, глаза пьянеют, рот расползается в улыбке.
-Что? Сам? - радость на Женькином лице сменяется недоумением, а потом его осеняет догадка - Что, из-за девчонки...Ты к тем парням, что - ли, ходил? Да...? Ну ты дурак. А мы думали...Из-за тебя...И "Стёпа" с нами сорвался...
Похоже, Женька обижен. И я его понимаю.
-Извини...Извини, Женя...и все...все простите...
Начинается упадок сил, и говорить всё труднее. Женька замолкает и тащить меня вглубь. Появляется майор Степанов, с ним несколько знакомых парней. С другой стороны подбегают "менты".
-К "бортам"! - быстро командуют офицеры, и солдаты несутся к дороге. Там нас ждут стучащие двигателями пара бэтээров и бээмпэшка. Офицеры жмут друг другу руки, омоновцы и армейцы быстро рассаживаются на броне и машины срываются с места.
-На, держи, вояка-майор Степанов суёт мне в руки автомат и прихлопывает по плечу. Я смотрю на номер - мой. Со всех сторон пихают довольные парни. Довольные тем, что так удачно сунулись к "духам", довольные, что обошлось без потерь и довольные, что сумели вытащить меня. Но тревога, сидящая у всех в глазах, исчезнет только тогда, когда БТР домчит нас до поста. Только там можно считать себя в относительной безопасности. Окруженный вниманием, я был доволен, почти счастлив сейчас. Я среди своих, и все мне рады. Рады просто тому, что я есть. Ради этого можно и пожить. Но сидел в груди какой-то ком, который мешал полному счастью...Я наклонился к погружённому в задумчивость Женьке Каурову и тихо, чтобы не услышали другие, сказал:
-Женька, не говори никому, что я сам. Хорошо?
Он внимательно посмотрел на меня и ответил тихо:
-Не скажу.
В ту же секунду мы получили по тумаку от Серёги Постояса, который сидел позади.
-Чё шепчетесь, голубки? - заржал он, довольный шуткой. Засмеялись и остальные. Мы подьезжали к проволочным воротам поста, все расслабились. Уже во дворе, когда БТР остановился, мы с Женькой свалили здорового Постояса на землю и удовлетворённо ударили по рукам над поверженным "врагом". Потом помогли ему подняться.