Горелик Елена : другие произведения.

Если враг не сдаётся... Часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.87*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    2 глава полностью. Добавлено обновление от 28.07.2010 и кое-где подрихтован текст на предмет нестыковок ;)


   2. Капкан
  
   1
  
   "...Говорят, началось всё в землях Черкасских. Набежали татары, пограбили, людишек в полон захватили да и возвернулись на свой Кырым, чтоб он сгорел. А была серед ясыря девка одна, перестарок, дочка казацкая. Лицом неказиста, нраву до того лихого, что и замуж её никто не взял. Билась бы она с татарами наравне с мужиками, да набег посеред ночи случился, и с постели её выдернули, да повязали сонную, как иных девок. Привели её татары на торжище людоловское и продали какому-то турку в гарем. А девка та турка ввечеру тихо прирезала да и в бега. Убежала аж за море-окиян, где по природе своей разбойной ватагу собрала и за зипунами подалась. Гишпанцы за её голову большие деньги сулили, только никто не взялся ловить - замуж её какой-то дворянин аглицкий взял, да ватага уж больно лихая собралась. Людишки аглицкие да хранцузские в те времена разбоем промышляли, не с руки им было ватажников продавать. А как стали они лихих людей прижимать, девка черкасская уже и воеводой стала, и придумала захватить землицу богатую, да пригласить люд работный из немцев. И пошли немцы на землицу богатую, ведь ватажники пограбили немало. И стала та землица богатеть не разбоем, а торговлей..."
  
   Эх, землица чужая... И куда его только не заносило, а так далеко - ещё никогда. А по всему видно, придётся этой жёлтой земле свои косточки отдать. Хорошо хоть похоронят честь по чести - люд тутошний индейский, апачи, уже почти все крещены по православному. Крестятся по старинному обряду, двуперстием. Да и уклад ихний уже во многом на донской похож. Избы не ставят - какие тут избы, дерева на сто вёрст в округе не доищешься - всё в шатрах из шкур зубровых живут. Только ежели раньше люди индейские токмо разбоем жили, гишпанцев грабили, лошадей уводили, то теперича бабы ихние огороды держат, а мужики в дозоры ходят. Был бы на Руси - сказал бы, "на государевой службе". А тут словно на Дону родном. Вся старшина выборная. Вот он, Фёдор Григорьев, Степанов сын, атаманом стал не по указу от старшины тутошней. Апачи и выбрали. Мудрено ли - осьмнадцатый год уже здесь живёт, из людей индейских казачество сотворил, можно сказать. Пришёл-то сюда Фёдор - никто и звать никак. Окрестили по-тутошнему Длинной Бородой. Оженился на девке индейской, атамана тутошнего дочке, деток народили. Ватагу индейскую в войско превратить было нелегко, но сделал же! Сперва десятком командовал, потом сотней, а теперича заместо тестя атаманом сделался. И потихоньку, помаленьку - сперва жонка с детишками окрестилась, потом свояки, а там и весь народец веру православную принял. За большие деньги брёвнышки с севера привезли да церковку посреди станицы и возвели с Божьей помощью. А года три тому явились Иван с Аксентием - казаки молодые. Хоть и никониане, а дело своё добре знают.
   Эх, Дон, вольный Дон, хоть и далече ты, а и тут, ежели умеючи, жизнь достойную наладить можно. Борода у Фёдора седа, а всё ж доволен он прожитыми годами. Не зря жизнь потратил на чужбине...
   - Обоз-то когда придёт, дядька Фёдор?
   - Аккурат на Покрова должен, - немного помедлив, ответил атаман. - С чего пытаешь? Аль невесту ждёшь?
   Люди индейские, довольно по-русски разумеющие, оскалились.
   - Деньгу-то пришлют за службу, - Иван, самый молодой из казаков, прикинулся, будто и не подначивал его атаман. - Ружья, порох... Дядька Фёдор, брёвнышек бы купить, хату поставить. Оно, конечно, сподручно в степи голой в шатрах жить, так ведь за стеной - не за шкурами. Всяко надёжней будет.
   - Так ведь, чай, не на Дону живём, - крякнул Аксентий - есаулом и дома был, есаулом и тут скоро сделался. Толковый мужик, обстоятельный. И молод он был разве по сравнению с Фёдором, годков за тридцать с лишком уж миновало. Не один прибыл - бабу с оравой детишек притащил.
   - Люди мы православные, стало быть, и жить должны как православные, - гнул своё Иван. - Не дело казакам в шатрах жить да на шкурах спать, будто погане какие.
   - Был бы твоим отцом, я бы нагайкой тебя поперёк спины вытянул за такие речи, - Фёдор сердито пыхнул трубкой - подцепил привычку табак курить ещё на Сечи и посейчас не бросил. Благо, с атаманами индейскими закурить опосля разговору - милое дело. - Помни, где и с кем живёшь, сопля жеребячья!
   Индейцы - оба крещёные, один Савелием, другой Степаном - молча переглянулись. Соглашаются, стало быть. Крепко они атамана уважают. И не за то, что атаман, а за то, что голова на плечах имеется. На этой землице они хозяева, а казаки гости. Хозяев не уважать - себе дороже. При внуках Ивановых тут всё по-иному будет... если этот щенок доживёт до свадьбы, язык свой длинный не по делу распускаючи.
   Фёдор нахлестнул коня и поскакал вперёд. Стан индейский впереди показался, атаману впереди быть положено.
   Казаки... Какие из тутошних людей казаки? Пока вовсе никакие. Но погодите, дайте только время. Не дети, так внуки их настоящими казаками сделаются.
  
   2
  
   - О, друг мой, как я рад вас видеть!..
   "Как тесен мир... Вот уж не чаял встретить давнего знакомого, чтоб ему провалиться в преисподнюю!"
   Последнее, что нужно французскому агенту - встретить в "опекаемой" стране старого знакомого ещё по той, не отданной государству жизни. В таком случает от "старого знакомого" следует отделаться как можно скорее, не привлекая к себе внимания. Но как, скажите, можно не привлекать внимания, если этот чудак полез обниматься посреди улицы? Пришлось изображать не менее бурную радость - как ни крути, а двадцать лет не виделись. На одной улице росли, иной раз носы друг дружке разбивали. И если верно утверждение, что мир тесен, то Панама - вообще перекрёсток. Торговая Мекка. Ворота в Азию. Вселенский Вавилон, по выражению святоши из поезда. Где ещё встретить преуспевающего купца, как не здесь?
   - ...Нет, нет, Жан-Батист, я решительно настаиваю, чтобы мы обращались друг к другу на "ты" - как в старые добрые времена!.. Каким ветром, приятель?
   - Как это - каким? Арно, ты ведь знаешь, что я старший сын у отца, и унаследовал дело. Конечно же по торговым!
   - Ну, да. Раньше ты, помнится, любил сладкое и здорово смахивал на сдобную булку. А сейчас сделался поджарым, как породистая гончая. Это дела тебя так изнуряют?
   - Язык у тебя как раньше - что твоя бритва, - засмеялся Жан-Батист. - Они самые, чтоб им... Дела мои и компаньона. А если компаньон втрое богаче и ещё твой свояк, приходится вертеться как проклятому... Ты не поверишь, Арно - я ведь на китаянке женат!
   - Да ты что!
   - Точнее, китаянка она по отцу, младшему сыну какого-то шелкоторговца, что и по сей день держит контору в Панаме. Мать у неё панамская испанка, и да простит меня Бог, кажется, немножко ведьма.
   "И наверняка дочь какого-нибудь торгаша, не побрезговавшего ради выгоды отдать дитя за желтолицего варвара. Ведь благородных идальго из Панамы ещё Морган повывел", - подумал Арно. Своё истинное отношение, впрочем, он ничем не выказал.
   - И ведь какая штука получается, Арно: китайская кровь велит моей супруге быть покорной мужу, а испанская требует верности и поклонения её красоте. Там есть чем восхищаться, приятель, четырёх детей уже родили, и хоть бы что ей сделалось!..
   Да. Если француз нахваливает другому французу красоту своей жены, то он либо непроходимо глуп, либо абсолютно уверен в своей половине. Что, с точки зрения Арно, было равнозначно первому утверждению. Слушая трескотню старого знакомого, он злился, но злость свою загнал в самый тёмный уголок души. Держаться нужно как можно более естественно, и так же естественно распрощаться. Но если можно попутно выудить толику полезной информации... Впрочем, ради жалких крох не стоит тратить время. Как можно скорее извиниться, сослаться на некое срочное дело - и подальше от этой гостиницы!
   Чёрт бы побрал старых знакомых!
  
   3
  
   - Ты закончил?
   - Да, - Эдвин лениво обмахнулся щёгольской шляпой. Скоро в море, придётся сменить её на короткополую форменную треуголку... - А что, крошка Элизабет уже хмурится?
   - Эд, перестань задевать мою жену, - на удивление спокойно ответил адмирал Эшби. - Если она не умнее тебя, это не повод для подобной неприязни.
   - Вит, на эту тему мы с тобой переговорили тысячу раз. Хватит. Я пошёл.
   Спокойствие брата до того разозлило Эдвина, что тот, оказавшись на улице, негромко выругался. Мог бы и громко, да прохожие не поймут. Ладно - господин офицер не в духе после аудиенции у адмирала. Но ведь девять из десяти прохожих знали Эдвина в лицо, и то, кем он господину адмиралу приходился. Пришлось как можно скорее покинуть окрестности уютного дома, который он, сколько себя помнил, считал родным...
   "Чёрт раздери, она была права!"
   Злился Эдвин не столько на брата и его жёнушку, сколько на себя. Открытие сделал, видите ли. Нашёл и прочёл бабкино послание. Тольку-то? Да, она ещё тридцать лет назад предостерегла их... От чего? От почивания на лаврах? Как будто старик генерал не производит впечатления сонного маразматика. Или он далеко не все бабкины слова понял верно?..
  
   ...Надо полагать, торговля идёт полным ходом, продолжаете удивлять Европу всякими диковинками, плюёте в суп благородным монархам? Не скажу, что это так уж замечательно, но хуже всего знаете что? Вы к этому привыкли...
  
   "Мы привыкли к тому, что поблизости нет никого сильнее нас. Но есть ещё Европа. И Европа достаточно сильна, чтобы затеять войну на уничтожение наглых заокеанских выскочек. Плевать, что две трети наших товаров не воспроизведут в Европе ещё добрую сотню лет - им главное от головной боли избавиться... Бабка предвидела это задолго до того, как написала своё послание. Её дневники... Боже, если ЭТО прочтёт хоть кто-то, не имеющий отношения к нашей семье, воображаю, какой будет раздут скандал!"
   Впрочем, опасения Эдвина были напрасны. Если даже он, выросший в доме бабушки, едва понимал написанное ею, то что уж говорить о прочих, русским языком не владеющих? А если и найдётся какой-нибудь русский, то и ему мудрено будет прочесть: уж больно необычен диалект. Но он-то прочёл. И сделал выводы. Очевидно, те же самые, что несколькими годами раньше сделал Виктор.
   Алина Эшби не была провидцем. Она попросту ЗНАЛА, от чего следует предостерегать потомков.
   "А вот об этом генералу - ни-ни. Даже Сезару, хоть он мой лучший друг. Семейные тайны не следует выносить за порог дома, тут братец трижды прав".
  
   У вас уже при поступлении в гардемаринскую школу отдаётся предпочтение детям офицеров? А если папаша не офицер, то проблем у такого курсанта несколько побольше, чем у прочих? Я угадала? Плохо, ребятки. Так ведь недолго доиграться до потомственных званий, а это уже дворянство в худшем его проявлении. Ни в коем случае нельзя перекрывать "социальную лестницу", друзья мои, в противном случае Сен-Доменг очень быстро превратится в застойное болото... Смотрите, не завоняйтесь.
  
   - Капитан?
   - Сеньорита Меркадор? Что вы здесь делаете?
   - Провожу свой законный отпуск на берегу, капитан, - холодно ответила Доминга. - Прикажете вернуться на борт?
   Сюрприз не из приятных. "Андалузская змеюка" пошла, видать, навестить матушку, и наткнулась прямиком на Эдвина. Чёрт, ведь сам же ей вакационный лист подписывал... Голова дырявая, мог бы и сразу вспомнить.
   - Нет, - Эдвин сбавил обороты. - Простите, я был... немного расстроен.
   - Бывает, - "змеюка" пожала плечами. - Удачного вечера, капитан.
   - Разве вы идёте не домой?
   - Я иду в порт, капитан.
   По ровному, без излишних эмоций, голосу испанки никак нельзя было понять, что она расстроена. Но Эдвин никогда не стал бы капитаном даже маленького сторожевика, не умей он читать в людских душах. А в том, что девчонка расстроена, он почему-то был уверен на все сто.
   - Сеньорита штурман, я направляюсь к генералу, - официальным тоном - и мысленно проклиная себя за это - произнёс Эдвин. - Приказываю вам сопровождать меня, дело государственной важности.
   Удивление Доминги выразилось лишь слегка изогнутой бровью. "Вот это нервы у девчонки! Мне бы такие!" - подумал капитан. А девушка, не сказав ни слова, кивнула и пошла рядом. Точнее, на шаг слева-сзади. Да-а, вымуштровал её папенька. Видимо, очень уж горевал, потеряв единственного сына, если решил сделать из старшей дочери замену умершему мальчишке. А впрочем... Эдвин не сказал бы, что замена неудачная. Могло быть и хуже.
  
   - Капитан первого сторожевого дивизиона Эшби и штурман того же дивизиона Меркадор - к генералу.
   - Я доложу, господа. Подождите в приёмной.
   Дежурный офицер скрылся за дверью кабинета. Не прошло и минуты, как он вышел оттуда.
   - Сеньор капитан, вас просят пройти. Сеньорита штурман, вам велено подождать.
   Доминга, равнодушно пожав плечами, уселась на изрядно потёртый задами посетителей стул и, подцепив со столика свежий номер "Gazett", углубилась в чтение. Наличие в Алькасар де Колон офицера службы безопасности стало необходимостью после едва не увенчавшегося успехом покушения на жизнь второго генерала. Который, будучи отменным политиком и патриотом Сен-Доменга в лучшем смысле этого слова, насолил очень многим. На жизнь нынешнего генерала пока никто не покушался. Возможно, потому, что он был скорее военным, чем политиком, а возможно потому, что его хорошо охраняли. Тот же дежурный - с виду ничего особенного, но это наверняка профессионал; убьёт, и не заметишь. Доминге до этого не было никакого дела. Охраняют - и пусть. Старик не возражает, флотские не ворчат - и ладно. Её дело - дождаться капитана и либо сопровождать его дальше, либо отправляться... Куда? В гостиницу, наверное. Неохота снова выслушивать вздорные подначки Луситы, которая умудрилась подцепить жениха в неполные пятнадцать и не нашла ничего лучшего, как попрекать старшую сестру. "Тоже мне, большое достижение - соплячка собралась замуж за такого же сопляка, - раздражение Доминга не показывала никому, но оно выедало её изнутри. - Одного не пойму: чему мама радуется? Ведь не выйдет из брака двух малолеток ничего хорошего, задницей чую..." Сама она давно и прочно поставила на себе крест. В истории Сен-Доменга были женщина-генерал и ещё две женщины боевые офицеры в ранге не выше первого помощника. Штурманы торгового флота не в счёт. Из этих троих замужем была лишь генерал. И то потому, что её высокий пост не создавал мужу никаких неудобств. Доминге же до сих пор не встречался мужчина, который стерпел бы жену-командира. Просто командира - ещё так-сяк. Помнится, кое-какого уважения команды сама Доминга добилась весьма незатейливым способом: поспорила, что семью пулями подряд сшибёт горлышки у семи бутылок. И выиграла. Теперь осталось доказать, что она не последний штурман в этих водах. А главное - не последний человек.
   Что ж, это дело времени.
   То ли газета быстро закончилась, то ли не было в ней ничего интересного, но вскоре Доминга стала откровенно скучать. Дежурный офицер демонстративно не обращал на неё внимания (что означало - следит за каждым движением). Большие настенные часы отмеряли минуты так медленно, что они казались бесконечными. От вынужденного безделья Доминга начала зевать. Сеньорита штурман изрядно нервничала: какого чёрта капитан притащил её сюда? Тут даже ногу на ногу не закинешь и газеткой не обмахнёшься. Это вам не личная каюта, а приёмная главы государства... Кстати, если это приёмная главы государства, почему здесь не толпятся разнокалиберные чиновники? Генерал спихнул рутину на помощников? Разумно - в его-то возрасте. Но большие государственные дела он должен решать сам. А значит... Что-то тут не так.
   Не успела Доминга взбодрить себя подобной мыслью, как пожаловали посетители. Гм... Честное слово, она была наслышана о сикхской общине континента, но самих сикхов видеть не доводилось. Теперь наверстала упущенное. В приёмную вошли двое - причудливо одетые пожилой мужчина и молодая женщина. Мужчина был темнолиц, усат и бородат, в синей чалме и белом экзотическом одеянии с оранжевым шарфом, но во многом походил на европейца, тогда как в жилах женщины, завёрнутой в роскошное шёлковое сари, явно текла кровь индейцев континента. Но держались они оба с таким достоинством, будто происходили из семьи Великого Могола.
   - Сеньоры, - дежурный офицер учтиво склонил голову, - с кем имею честь говорить?
   - Самратх Сингх, - важно представился мужчина. По-испански он говорил с явным акцентом. - Со мной моя дочь.
   - Аджуни Каур, - в свою очередь представилась девушка в сари. Её испанский был безупречен. - Мы прибыли из Нового Орлеана по приглашению сеньора генерала.
   - Я предупреждён о вашем визите, господа, - новый кивок офицера. - Однако вынужден сообщить, что генерал сможет принять вас не раньше, чем через четверть часа. Надеюсь, столь незначительное ожидание не причинит вам неудобств?
   - Нисколько, - проговорил сикх.
   - Прошу вас...
   Гости с континента, не теряя достоинства, устроились за тем же столиком с газетой - аккурат напротив Доминги.
   "Ч-чёрт... Вот это номер. И сидеть, как истукан, невежливо, и поговорить с ними особо не о чем... Не о погоде же, в самом-то деле!"
   В "гардемаринке" молодых офицеров учили не только искусству кораблевождения и войны, но и хорошим манерам. Нейтральные беседы "о погоде" входили в курс обучения. Но, боже ж мой, как искренне и неподдельно Доминга их ненавидела! Аналогичные нежные чувства она сейчас испытывала и к капитану. На кой ляд он приволок её сюда? Никакой логики в его действиях Доминга не наблюдала, и это бесило её ещё больше. "В тихом омуте черти водятся", - говорил о ней боцман Томми Грей, и не ошибался. При случае сеньорита Меркадор могла продемонстрировать рогато-хвостатое население персонального омута любому желающему. Но показывать своих чертей при гостях генерала - моветон высшей пробы. Потому - будь самим спокойствием, дорогая...
   - Вы тоже на приём к генералу, сеньорита?
   Усатый-бородатый дядька в синей чалме предпочёл помолчать, но его дочь решила первой нарушить неловкую тишину, повисшую в приёмной. Странно, но раздражение Доминги почему-то пошло на убыль.
   - Нет, сеньорита, - как можно спокойнее ответила она. - Я сопровождаю капитана.
   - Вы - офицер флота? - удивление гостьи, которой, на взгляд Доминги, едва стукнуло семнадцать, на сей раз было почти детским. - Говорят, даже в наше просвещённое время это большая редкость.
   "Редкость" едва не застонала в голос. Опять! Да сколько можно! Подумаешь, какой редкий зверь - девица-офицер! Да только в её выпуске было шесть девчонок-штурманов! Разумеется, Доминга сообщила это глубокоуважаемой гостье в самых любезных выражениях и с совершенно непроницаемой физиономией.
   - Я понимаю, что это несколько непривычно для ...гостей из Европы, сеньорита, но вы ведь прибыли из Нового Орлеана, - невозмутимо проговорила она, мельком взглянув на почтенного папашу собеседницы. Сикх усердно притворялся статуей: то ли недостаточно хорошо знал испанский, то ли попросту не считал нужным вмешиваться. - А это - столица одной из провинций Сен-Доменга.
   - Да, с моей стороны было странно удивляться, - смущённо улыбнулась гостья. - Но я вижу на вас чёрно-белый мундир военного флота. Вот что я имела в виду, когда говорила о редкости.
   "Пресвятая Мария, ещё две минуты, и я вывалю ей всё. Всю правду. Чтоб раз и навсегда зареклась приставать ко мне с расспросами!"
   - Никто не мешает даме поступить на службу в военный флот. Разумеется, кроме отживших суеверий, - Доминга действительно держалась из последних сил. И прекрасно понимала, что виной тому не сеньорита Аджуни, а она сама. Ну и денёк выдался... - Смею надеяться, вы их не разделяете?
   - Что вы! - та энергично махнула рукой. - Наша вера уравнивает мужчин и женщин во всех правах, равно как и в праве защищать свой дом с оружием в руках. Но вы ведь католичка, сеньорита...
   - Меня это совершенно не беспокоит, - Доминга изобразила любезную улыбку подколодной змеи - плохой признак.
   - Аджуни, ты вышла за рамки приличий, - почтенный Самратх Сингх соизволил оторваться от созерцания висящей на стене картины и сообщить своё мнение по поводу светской беседы. - Вера - выбор души. Не стоит касаться столь деликатной темы.
   - Простите, отец, я не хотела никого обидеть.
   А вот тут Доминга поостыла. Проще говоря, теперь пришёл её черёд удивляться: девчонка, выслушав замечание отца, не стушевалась, не смутилась. И уж подавно не собиралась послушно затыкаться и молчать в тряпочку, как это издавна заведено в испанских семьях. То есть, почтение к родителю присутствовало, но это было почтение равной и достойной. Ну и вера у этих сикхов! Никакого преодоления обстоятельств: захотела - взяла саблю в руки, и никто тебе худого слова не скажет! Не то, что в Старом Городе, где каждая карга готова плюнуть тебе вслед, только побаивается отцовского имени да твоей же тяжёлой руки...
   От дальнейших самокопаний Домингу избавило появление капитана. Эдвин вышел из кабинета... не сказать, чтобы взволнованным, но озадаченным уж наверняка. Вдаваться в подробности он точно не станет, особенно при подчинённых. Если, конечно, окончательно не спятил. Но озадаченный начальством капитан означал в первую очередь головную боль для подчинённых. Хотя, этой головной боли Доминга сейчас была бы только рада.
   - Штурман, следуйте за мной, - бросил на ходу Эдвин - присутствие в приёмной дежурного и странных незнакомцев заставляло его обращаться к Доминге по форме.
   Сеньорита Меркадор, так же на ходу буркнув извинение в адрес сикхов, лихо умчалась за ним следом. Но уже за порогом Алькасар де Колон она едва не налетела на капитана, который вдруг решил остановиться.
   - Слушайте меня внимательно, сеньорита, - необъяснимо, до жути серьёзно произнёс он. - Вы сейчас отправитесь на фрегат "Республиканец" и передадите капитану Касадо приказ подняться на борт "Морской стрелы".
   - Но почему вы посылаете меня, капитан? - не без едкой нотки поинтересовалась Доминга. - По-моему, с этой задачей мог бы справиться любой мальчишка из тех, что вечно ошиваются в порту.
   - Потому что вам, в отличие от портовой шпаны, я доверяю, - Эдвин своим ответом убил девушку наповал. - Это во-первых. Во-вторых, никому ни слова.
   - Приказ ясен, - процедила Доминга. Больше всего на свете ей сейчас хотелось выразить обуревавшие её чувства "большим морским загибом". Потому как любые другие слова здесь были неуместны.
   - Вот и хорошо, - язва-капитан изобразил кривую ухмылку. - Исполняйте, сеньорита штурман, а я тут пройдусь... У меня тоже есть небольшое поручение.
  
   4
  
   Обеспечить должную секретность испытаний новейшего оружия - такое задание не внове для высших чинов Службы безопасности. Но впервые этот приказ получила Ампаро Сотомайор. Получила - и крепко задумалась. "На кой это понадобилось сеньору Васкесу? Не нашёл никого более подходящего?" Впрочем, об истинных замыслах главы Службы Ампаро имела весьма смутное представление. Может быть, и не нашёл. Может, прочие шишки Конторы (как заглазно величали их организацию) заняты на три жизни вперёд, одна сеньорита Сотомайор не при деле. А ведь ей ещё разбираться с потенциально проблемным офицером флота, имеющим, если верить секретным бумагам, некое отношение к высшим кругам Совета капитанов... Чёрт, вот ведь как некстати-то!
   Но Ампаро не была бы сама собой, если бы принялась роптать на судьбу и начальство. Она принялась за выполнение этого приказа с тем же тщанием, с каким исполняла все предыдущие. Желательно не привлекать внимания к морскому полигону? Отводим для него местечко подальше от давным-давно протоптанных торговых дорожек, но и не слишком далеко от столицы. Где проще что-то спрятать?.. Правильно: на самом видном месте. Охрана? Двух малых сторожевых дивизионов должно хватить за глаза. Прикрытие? Идеальное во все времена: охота на шайку контрабандистов. Погодные условия? Тоже недурственно: если верить учёным господам из Университета и собственной мигрени, ночью должна пройти гроза. Потому, если даже кто-то услышит отзвук взрыва, ему не придадут большого значения... Подчинённые Ампаро работали на совесть. Она верила им почти как самой себе. Но офицер Конторы с позором вылетит со службы, если самолично не проконтролирует столь важное мероприятие. Потому сеньорита со вздохом добыла из платяного шкафа штаны и чёрно-белый камзол - мундир флотского офицера.
   Ампаро терпеть не могла обряжаться в штаны...
   Когда подчинённые сообщили о полной готовности, она не медля ни минуты пошла в порт. Пункт назначения - борт "Морской стрелы", флагмана первой сторожевой флотилии Юго-Восточной эскадры. Лодку нанимать не пришлось: в распоряжении Службы всегда найдётся нужный человек с нужным транспортом. Настроение Ампаро не улучшило даже почти полное отсутствие надоедливых торговцев на третьем пирсе. Стража в который раз прикрыла незаконные лотки. "Разрешение стоит всего ничего, каких-то десять ливров за день торговли. И ради экономии на такой мелочи - за день в порту профит у одного торгаша будет не меньше трёх сотен - люди готовы подвергаться ежеминутному риску быть оштрафованными на куда большую сумму... Не понимаю. Нет логики..." Цивилизация, породившая Ампаро, почитала женщин существами, живущими не столько разумом, сколько чувствами. А там, где царят чувства, как будто нет места логике. Но либо Ампаро была неправильной женщиной, либо её современники, ныне развивавшие новомодную науку психологию, никогда не общались с женщинами из Конторы. Во всяком случае, отсутствие логичности в поведении ближних своих коробило её. Так что прибыла Ампаро на борт сторожевика понятно в каком настроении... и тут же застала сценку, которая показала, что не она одна сегодня не в духе.
   - Срач на палубе! - орала на матросов длинная девица испанской наружности. И офицерский камзол на ней вовсе не смотрелся маскарадным костюмом, как на Ампаро. - А ну швабры в зубы и живо драить!.. Где боцман? Дрыхнет? Так я его сейчас быстро разбужу, с банником в заднице спать неудобно! Чего рты пораззявили? За работу, засранцы!
   Ампаро не удивилась бы, если бы матросы просто и незатейливо послали ведьму в мундире куда подальше. Но долговязая испанка, видимо, пользовалась кое-каким авторитетом. Да и офицерский камзол носила явно не для прикрытия, как некоторые служащие СБ. Потому бурчащая матросня принялась за дело. Палуба, к слову сказать, была если не стерильно чистой, то впечатления помойки точно не производила, но девица-офицер орала так, будто на настил вывалили весь камбузный мусор и приправили содержимым гальюна. Сеньорита Сотомайор на секунду представила, как должна вскипеть злющая испанка при виде ряженого офицера Конторы, и едко ухмыльнулась.
   - А это ещё что за явление? - флотская мегера вполне оправдала ожидания "ищейки". Поза "руки в боки", злобный взгляд, рычание - всё как положено, амплуа соблюдено.
   - Приказ генерала, - невозмутимо ответствовала Ампаро, добыв из кармана соответствующую бумагу со всеми положенными печатями и подписями. - Будьте любезны ознакомиться с предписанием, сеньорита офицер.
   - А, - испанка, ознакомившись, чуток поубавила обороты. - Ещё одна шишка на ровном месте. Что ж, поднимайтесь на мостик, сеньорита офицер, - она намеренно акцентировала последнее слово. - Я - Доминика Меркадор, штурман этой лоханки. Капитан будет на борту не раньше, чем через час.
   "Это ведь дочь капитана Меркадора, прими Господь его грешную душу. Не завидую я капитану Эшби. Две начальственные женщины на борту одного маленького сторожевика! - с насмешкой подумала Ампаро, благоразумно последовав совету грозной сеньориты штурмана. - Команда сойдёт с ума за время этого рейда!"
  
   5
  
   - Ты мудр, брат мой Длинная Борода. Но я много старше тебя, и видел, как белые люди клялись в вечном мире другим народам степи. Где их клятвы? Что сталось с теми народами? Они умирают от неведомых нашим предкам болезней. Их дети голодают, потому что отцы предпочитают охоте питьё огненной воды. Какие из них теперь воины?
   - Не все белые одним миром мазаны, вождь Сидящий Бык.
   - Я вижу перед собой белолицего человека, но дух твой подобен нашему. Мало среди твоих собратьев по крови таких воинов...
   - Мало, - согласился Фёдор. - А будет больше. Если вы поможете.
   - Народ степей слишком малочислен, чтобы повлиять на белых. Ты говоришь, среди белых тоже много народов, и все они многочисленны, богаты и сильны? Чего же им не хватает? Земли?
   - Мудрости, отец. Если её нет...
   - Ты прав, вождь Длинная Борода. Они подобны детям, получившим в руки оружие взрослого охотника. Но вижу по твоим глазам - ты знаешь, что делать.
   - Знаю, отец. Нужно принять предложение людей Большой Воды. У них мало воинов и много оружия. Они готовы дать нам оружие, припасы и деньги, если мы согласимся воевать за них.
   - С кем?
   - С любым, кто нападёт на них.
   - Мой дух колеблется. Тебе я верю, но можно ли верить людям Большой Воды?
   - Вожди людей Большой Воды уже шесть десятков лет держат слово, данное людям южных гор и лесов.
   - Но они нарушили слово, данное великому вождю белых.
   - Лишь после того, как великий вождь белых обманул их доверие. Тебе ли не знать, что это такое.
   - Если люди Большой Воды достаточно сильны, чтобы противостоять воинам великого вождя белых... Ты говоришь, сейчас у них мало воинов и много оружия. Когда поседеют твои сыновья, у них будет уже много оружия и много воинов, и большие вожди белых станут их бояться. Зачем тогда им понадобятся апачи?
   - Когда мои сыновья станут дедами, апачи будут среди великих воинов этой страны. Кто же откажется от таких воинов? У сильного всегда есть враги, если не явные, то тайные. Да и нескоро успокоится южная земля...
   - Ты прав, Длинная Борода. Мы возьмём от людей Большой Воды оружие и припасы. Мы пошлём молодых сильных воинов на службу. Я согласен только потому, что слышал о тебе только хорошее. Но знай: доверие легко разрушить и очень трудно восстановить. Наше доверие к белым однажды было разрушено.
   - У нас своих не предают, - проговорил Фёдор, заметив, как по знаку старого вождя кто-то из его сыновей начал набивать табаком длиннющие трубки...
   ...Ох, и нелегко это - атаманов местных уговаривать. Каждый себе на уме, а думают только о том, как бы коней у кого скрасть. Ну, ничего, дайте срок. Уговорит. Всех. А кого не уговорит, тому же хуже будет.
  
   6
  
   Это сладкое слово "халява"...
   Что такое "халява", Эдвин узнал не от бабушки - от брата. Загадочное русское слово означало дармовщинку. И неё, на этот сладкий медок, всегда слетались жирные зелёные помойные мухи. Братья Эшби нечасто соглашались друг с другом в том, что касалось законов Сен-Доменга, но тут они были единодушны: "халявное", пусть и крошечное, пособие для безработных не только помогало выжить малоимущим семьям, кормильцы которых пробавлялись сезонными заработками, но и расхолаживало вездесущих трутней. Опустившиеся моряки и мастеровые, разорившиеся в пух и прах купеческие сынки, не желающие работать эмигранты... Этот контингент строго делился на два разряда: живущие в дешевейших государственных домах на окраинах и совсем безнадёжные, построившие за чертой города халупы из всякого мусора. Если первые, находясь под постоянным контролем врачей и полиции, ещё пытались держаться на плаву - искали (и чаще всего находили) работу, старались следить за одеждой, и так далее - то вторые не желали делать ничего. В смысле, ничего хорошего. Насчёт выпить или чего-то стянуть голова у них почему-то работала всегда. И руки, что удивительно, прикладывались как надо. В связи с этим уровень преступности - по сравнению с европейскими столицами довольно низкий - время от времени всё же начинал раздражать горожан. Власти на подобное реагировали быстро и жёстко: население "блошиного города" оперативно расселяли по тюрьмам (если было за что) и захолустью (если не были замечены в криминале), а хлипкие постройки разрушались первым же ураганом. Но "блоха" была живуча. Проходило несколько месяцев после очередной облавы, и она снова впивалась в тело столицы, распространяя заразу и плодя криминал. До следующего полицейского рейда.
   Эдвин давно управился с последним поручением генерала и уже возвращался в порт, когда увидел типичного представителя "блохи". Около дешёвой таверны ошивался синюшный пьяница. Рваное тряпьё, воняющее мусорной кучей, заменяло ему рубаху и штаны, обуви не наблюдалось вообще. Свалявшиеся волосы, цвет которых из-за грязи и пыли определить было затруднительно, символически прикрывал не менее грязный и засаленный кусок тряпки... Всё ясно. Платёжеспособность ниже ватерлинии, и алкаша выставили за порог, ибо взять с него уже нечего. Вот и стоит он, солнцем палимый, в ожидании доброго человека, которому не жаль подарить несколько су страдающему от жажды. Просить открыто пьянчуга не решался: загрести могут. Ведь если человек действительно нуждается, он всегда может прийти в свою церковь, и ему дадут несколько монет. Но на выпивку, сколько ни проси, не получишь. Ещё и в полицию стукнут.
   Пьяница вперил в Эдвина взгляд выцветших глаз. Так люди смотреть не могут. Так смотрит голодное животное в зверинце: "Человек, а человек, дай пожрать!"
   - Господин офицер... - хриплый, жалостливо просящий голос напоминал кашель старого больного пса. - Не желаете ли выпить в хорошей компании перед выходом в море?
   Ч-чёрт... Голос-то знакомый! Откуда? Эдвин напряг память...
   - Фелисье! Ты?!!
   Открытие потрясло Эшби-младшего до глубины души. Надо же! Фелисье, один из лучших матросов его первого экипажа! "Господи, да он же мой одногодок!" Француз ушёл с флота - точнее, его ушли за беспробудное пьянство - всего полтора года назад. Тогда он ещё не выглядел синерожим придатком к бутылке...
   - К-капитан? - Фелисье сделал попытку отшатнуться назад, но позади была стенка. Теперь его взгляд был умильно просящим, что вызвало у Эдвина отвращение. И какой-то глухой протест: ведь отличный же матрос был, чёрт задери! - Вы? В-вот уж кого не ожидал увидеть, господин капитан!.. Не угостите по старой памяти?..
   - Говорил я тебе - знай меру, - буркнул Эдвин. - На кого ты похож, Фелисье? Выглядишь дерьмом и воняешь как дерьмо. Даже из этой помойной ямы выставили. - Кивок в сторону подозрительного заведения, объекта вожделения запойного матроса. - Где живёшь?
   - Понятно где - на "блохе", господин капитан, - француз стянул с головы то, что заменяло ему шляпу и пустил скупую слезу. Пробивал на жалость. - Всё этот трактирщик проклятый... Всё, что получаю, ему, кровопийце, отношу... Господин капитан, ради всего святого, угостите по старой памяти. Вчера он, скотина, мне вместо рома какую-то бодягу набулькал, до сих пор голова болит...
   Какое-то мгновение Эдвин раздумывал - дать пропойце монетку или нет? Дашь - тут же пропьёт. Не дашь - возненавидит. А ведь он когда-то был частью его команды, и не худшей частью.
   "Чёрт с ним".
   - Держи, - Эдвин подбросил монетку достоинством в пять ливров - в этом заведении можно упиться до полусмерти, если, конечно, никто никому ничего не задолжал. Фелисье неожиданно ловко перехватил серебряный кругляшок и просиял.
   - Спасибо, господин капитан, добрый вы человек, - его опухшая физиономия расплылась в довольной ухмылке. - Я всегда всем так и говорил - месье Эшби достойный капитан.
   - На флот вернуться не хочешь? - неожиданно для самого себя спросил Эдвин.
   - На флот... - протянул Фелисье, так же неожиданно задумавшись. - На флот... Вы уж простите, господин капитан, не вернусь. Мне и тут хорошо...
   Забулдыга давно скрылся в дверях обшарпанной таверны, а Эдвин свернул за угол, выходя на набережную. Казалось бы, ничего эдакого не случилось... но господин капитан никак не мог забыть выражение, что появилось на испитой роже пьяницы, когда тому предложили вернуться на службу. На мгновение он увидел прежнего Фелисье - парня-балагура, душу матросской компании. Влюблённого в море, наконец. Тогда - Эдвин почему-то в этом не сомневался - Фелисье был почти счастлив. Но плеск рома в кружке оказался сильнее плеска волн за бортом...
   "Почему он предпочёл скотскую жизнь на помойке? Кто объяснит?.."
   Объяснять было некому.
   На борт "Морской стрелы" Эдвин явился злой и всем недовольный, о чём сразу команде и поведал. Классическое "Срач на палубе!" тоже прозвучало, между прочим, хотя сеньорита штурман уже загоняла матросов - драить настил и приводить в порядок такелаж перед выходом в море. Боцман Томми благополучно сбежал на берег - самолично вытаскивать загулявших в увольнительной из злачных заведений - чем злонамеренно подставил Домингу под обстрел. То бишь, под недовольство кэпа. Но сеньориту штурмана пронять было не так-то просто. Она, сорвав злость на команде, успокоилась, и попросту заслонилась от капитана широкой спиной... Словом, предъявила пред светлые капитановы очи сеньориту Сотомайор и благополучно сделала вид, будто её тут нет.
   "Чёртова девка! Погоди, найду я на тебя управу!" - кипел Эдвин, проводив Домингу злым взглядом. Тем не менее, с важной гостьей нужно было быть вежливым, и кэп упрятал своё раздражение куда подальше.
   - Надо полагать, сроки выхода в море нужно согласовывать с вами, сеньорита? - поинтересовался он, втихомолку оценивая гостью. "Итак, ещё одна испаночка... А что? Красивая, умная, опасная. Для мужчины из нашей семьи - то, что надо".
   - Разумеется, сеньор капитан, - без равнодушия, но и без избытка внимания к особе Эдвина ответила та. - Вот карта. Поднимайте паруса немедленно. Прикажите штурману проложить курс сперва вот сюда, а затем следовать в этот район. Там нужно быть на рассвете.
   - Но это же...
   - Да, в двух лигах отсюда. Но кто сказал, что кратчайшее расстояние между двумя точками - это прямая? - гостья холодно усмехнулась.
   - Бесстрастная наука геометрия, сеньорита Сотомайор, - не без иронии ответил Эдвин.
   - Когда вступают в силу законы столь же бесстрастной государственной политики, сеньор капитан, могут утратить силу даже привычные со школы законы науки, - сеньорита ответила ему с той же иронией.
   - А я и не знал, что следовало отвечать господину учителю, когда он в очередной раз ставил мне два балла, - коротко рассмеялся Эдвин.
   Он добился своего: очаровательная гостья наконец улыбнулась.
   К борту сторожевика подошла шлюпка, и через планшир перелезли шестеро угрюмых - лишили законного отдыха! - матросов во главе с боцманом Грином. Томми столь же угрюмо доложился - мол, вот мы все как есть, на борту - и отвалил. Когда начальство не в духе, лучше лишний раз ему глаза не мозолить.
   - Принять кормовые! - заорал Эдвин, поднимая на уши и без того вздрюченную команду. Раз боцман на борту, можно сниматься с якоря. - Принять носовой! Патрис, раскочегаривай свою кастрюлю!.. Ветер встречный, - пояснил он слегка удивлённой сеньорите Сотомайор своё решение идти на паровом ходу. - Фарватер довольно сложный, галсами мы отсюда будем выходить долго, и очень сильно ругаясь... Томми, поднять сигнал "Следовать за мной"! Вымпел на грот!
   Жиденький дымок, сочившийся из трубы - "Морская стрела" с момента прибытия на борт сеньориты штурмана уже стояла под парами - стал заметно гуще и почернел. За кормой запенилась взбаламученная гребным винтом вода, и лёгкий на подъём сторожевик стронулся с места.
   - Охота тебе в начале рейда мазут расходовать?
   Эдвин обернулся: так и есть, Сезар собственной персоной, только что высунулся из люка. И что он внизу делал, позвольте спросить?
   - Мы ненадолго и недалеко, - ответил капитан Эшби. - Ты что, решил освоить профессию машиниста?
   - Камзол испачкаю, - усмехнулся Сезар. - У вас топливопровод самую малость подтекает, слеза на сгоне. Резиной и проволокой замотано. Так и на небеса отправиться недолго.
   - У нас дураков нет - возле машинерии курить, - отшутился Эдвин. Посудина уже лет десять на плаву, и всего одна тимберовка была. Машина старовата. Сколько ни вбухивай в ремонт, дешевле будет новую купить. - Вылезай, ты нам на палубе нужен.
   "Морская стрела" и четыре подчинённых сторожевика - малый сторожевой дивизион - неспешно выходили из бухты. Гигант "Сварог", стоявший под парами, проводил их долгим басовитым гудком. Эдвин знал от брата: в полночь ему выходить в рейд... Рейд. Словечко, унаследованное от дедушек-пиратов, почти не изменило своего значения. Разве что без нужды на купцов не нападали, как встарь, а за обозвание "пиратом" домингос могли обзывателю и по роже дать. Но случись война - а Сен-Доменг сейчас ни с кем в состоянии войны не пребывал - и флот пиратских внуков-правнуков быстро припомнит старые привычки...
   "Остров Свободы" - так называли Сен-Доменг в землях от северных льдов до Огненной Земли. "Остров Разбойников" - так его именовали при блестящих дворах Европы. Но как бы его ни называли, он был чужд этому миру. Почему-то Эдвин был в этом уверен - он привык доверять своим ощущениям. Человек со времён Адама и Евы ничуть не изменился. Всё непонятное и чуждое его пугает. А страх, как известно, вызывает у человека желание уничтожить его источник. Так что спокойных деньков не жди.
   "Верно бабуля в дневнике писала: за будущее надо бороться. Я-то готов бороться. Сезар, Доминга, эта офицерша из Конторы - и они тоже готовы. Но готовы ли остальные? Не помешает ли наросший за десятки лет жирок?.."
  
   7
  
   Остров Сен-Доменг, удобно расположившийся за океаном, вдали от того, что принято было называть цивилизацией - то бишь, придворных интриг, войн за наследство бездетных королей и тому подобных потрясений - несколько десятилетий плыл сам по себе, словно отбившийся от каравана галеон. Никому особенно не интересный и назад возвращаться не собирающийся. Технические новинки с "Острова Разбойников" давно перестали удивлять и венценосцев, и обывателей. И те, и другие быстро оценили удобство и прибыльность оных новинок. А вот о том, что за океаном вызревает нечто странное, чуждое этому миру, догадывались очень немногие. Достаточно было почитать книги сен-доменгских писателей, издаваемые как на родине, так и в Европе. Казалось бы, что опасного может таиться в авантюрном романе некоего господина Монтаньяра? Приключения учёного-географа и отважной команды парового брига, встречи с новыми землями, неизвестными племенами, вулканами и штормами. Наконец, присутствует и романтическая линия - нежные чувства молодого капитана и дочери профессора, пустившейся в опасное путешествие вместе с отцом. Впечатлительной молодёжи хватает и этого. Как будто. Но на второй взгляд из романтической "приключалки" проступали весьма острые углы. Писатель устами героев временами высказывается столь едко и злободневно, что становится страшно. Так мог написать только доминго, во Франции за подобные слова могли и изгнать крамольника. Если, конечно, с оным крамольником полюбовно не договориться.
   Господин Аруэ разложил бумагу и взял в руки самопишущее перо. Очередная диковинка из Сен-Доменга. Стеклянный баллончик, хитрый поршенёк на архимедовом винте, корпус из эбонитовой смолы и стальное перо. Всё. А лет двадцать назад эта штучка буквально разорила поставщиков писчих перьев. Что ж, сейчас продукт сен-доменгской учёности выведет первые слова на чистых листах, и эти слова станут первыми выстрелами в давно назревавшей войне.
   Томик "Вслед за солнцем" господина Монтаньяра лежал на столе, раскрытый на сто шестой странице. Как раз там издатель вклеил великолепную гравюрную иллюстрацию к эпизоду с высадкой на побережье Новой Голландии. Земли неведомые, люди опасные. Но путешественники всё же рискуют высаживаться там, вытаскивая на свет Божий тайны, хранившиеся тысячелетиями. В прошлом своём романе господин Монтаньяр, кажется, живописал путешествие сен-доменгского моряка и юкатанского аристократа вглубь тропических лесов, к затерянным городам киче-майя, всё ещё населённым язычниками. Там иллюстрации были ещё живописнее... Это действительно был чуждый цивилизованному европейцу мир, но в то же время притягательно прекрасный. Как картина, которой можно любоваться, но нельзя туда попасть. Впрочем... В детских сказках, бывает, попадают и в более экзотические, нежели картины, места.
   "Да. Но мы живём не в сказке. К сожалению".
   Господин Аруэ готовился к заочной дуэли с господином Монтаньяром и твёрдо знал, что ответ воспоследует. Потому первый удар должен быть мастерским.
  
   - Лично мне всё происходящее кажется несусветной глупостью. Вы же, насколько я в силах уразуметь, придерживаетесь иного мнения.
   - Ваше высочество, я посол её величества императрицы Анны Ивановны при дворе короля Франции, и политика - моё призвание. Посему осмелюсь вашему высочеству возразить: цель того, что вы назвали "несусветной глупостью", вряд ли благородна, но это пойдёт на пользу всем европейским государствам. И России в том числе.
   - Боюсь, Андрей Иванович, вы судите о противнике, ничего о нём не зная, кроме посторонних суждений, кои вполне могут быть предвзяты. А моему батюшке довелось там учиться. Поверьте, об этот орешек обломится ещё не один зубок.
   - Чтобы обломать зубы Франции, нужен либо очень большой нахал, либо очень сильная коалиция. Ни того, ни другого в Европе мы не наблюдаем. А за океаном... Ни один флот мира не в состоянии перевезти на такое расстояние армию, способную поставить на колени европейского гегемона. Увы, ваше высочество, не стоит переоценивать возможности республики Святого Доминика.
   Елизавета Петровна как бы невзначай обмахнулась надушенным платочком: граф Андрей Иванович Остерман, конечно, блестящий дипломат, большой подлец и... столь же большой засранец. В прямом смысле этого слова. Впрочем, привычки французского двора за последние несколько десятилетий изменились мало. Батюшка Пётр Алексеич, будучи проездом во Франции, написал в путевых заметках: "Однако же Париж воняет". Не единожды обсмеянная иноземцами нелюбовь французских аристократов к мытью до сих пор коробила "дикую" русскую душу Елизаветы Орлеанской. Герцогиня мылась и меняла бельё ежедневно, выбрасывая кругленькую сумму на подогрев воды и услуги прачек, а также приохотила к гигиене мужа и детей. За что постоянно подвергалась критике со стороны венценосного деверя. Но пышущее здоровьем семейство Орлеанов выделялось на фоне прочих знатных придворных особ, как цветущий розовый куст на поляне с увядшими ромашками. Оттого королевская критика благополучно пропускалась мимо ушей. Немец Остерман, кажется, бил все рекорды экономии на себе любимом, умудряясь издавать амбре похлеще, чем король Франции.
   "Ужасно, - думала герцогиня. Мысль о нечистоплотности собеседника мелькнула и ушла, остались лишь тяжкие раздумья политического характера. - Подумать только - этого человека батюшка приблизил! Ведь и дураку понятно: нельзя будить спящего медведя, даже если это ещё медвежонок. Порвать, может, и не порвёт, но его шкура обойдётся слишком дорогой ценой... Хотя, что с французов-то взять? Привыкли бить того, кто слабее. Если б не большой политес, не быть бы им первыми в Европах".
   Вежливо распрощавшись с графом Остерманом, Елизавета Петровна нервно взмахнула веером. Хороша же кузинка Аннушка! Плевать в колодец, из которого постоянно водицу черпаешь! Кто, как не Сен-Доменг, уже которое десятилетие обучает русских морских офицеров? Кто, как не Сен-Доменг, снабжает русскую армию первоклассным вооружением, лучшими сухопутными офицерами и инженерами? Кто, как не заводчики сен-доменгские, создали с купцами российскими концессии, и Москва засияла электрическим светом раньше Парижа и Лондона? Откуда в России взялись дороги железные, по которым паровозы грузы от балтийских портов к столицам и обратно возят? Куда, как не в Сен-Доменг, Россия втихую сплавляет неугодных - старообрядцев, бунтарей, непокорных казаков - получая взамен всё вышеперечисленное? И после этого императрица - чтоб её трясучка взяла - присылает к французскому двору человека, который льёт воду на мельницу врага России!.. О, если бы верны оказались прогнозы докторов! Елизавета Петровна тогда знала бы, что делать. И если не будет у неё возможности воссесть на батюшкин престол самолично, то нелюбимая, самая младшая сестрица Наташка тоже дочь Петрова. И тоже голову на плечах имеет, а не тыкву пустую. Не бывать сопле брауншвейгской императрицею Российской Анной Второй!
   Ни прислуге, ни даже мужу - любимому, но, прости Господи, глуповатому - доверять нельзя. Отправлять письмо по дипломатическим каналам - тем более. Остерман так дело наладил, что вся почта, адресованная в Россию, проходит через его руки. Остаётся... Да, только верная подруга детства. Екатерина Михайловна Воллерт, урождённая Нарышкина. Жена посла Сен-Доменга во Франции. И Катенька, и муж её люди надёжные, через них не раз приходилось такое отсылать, что, прознай царственный деверь, мигом слетела бы с плеч прелестная головка герцогини Орлеанской.
   - Бабетта, - негромко позвала Елизавета Петровна.
   Доверенная служанка, войдя, присела в положенном по этикету реверансе.
   - Да, ваше высочество.
   - Позовите моего старшего сына и велите заложить экипаж. Не карету - коляску. Едем кататься.
  
   8
  
   Рассвет в этих широтах редко бывает по настоящему красивым. Хлоп - и словно кто-то включил громадную электрическую лампу. Потому, когда местным поэтам требовалось описать нечто романтичное, они никогда не сравнивали описываемое с рассветом, чем немало удивляли европейских коллег. А морским офицерам и подавно было по... это самое: они на службе, тут вообще не до романтики. Им надо дело делать.
   "Морская стрела" вышла в заданный район на рассвете, как и было оговорено. Кроме неё и четырёх сторожевиков её группы, здесь присутствовали ещё два пароходофрегата с вымпелами Второй Континентальной эскадры и два старых-престарых галеона. Видать, ещё времён Филиппа Четвёртого. Эту рухлядь как правило не пускали даже на растопку, дерево уже никуда не годное. Их за сущие гроши выкупали военные и использовали в качестве мишеней на морских учениях. Или на стрельбищах, при испытаниях новейшего вооружения. Эдвин давно догадался о цели рейда. Впрочем, все, у кого голова была с мозгами, а не тырсой набита, тоже сделали соответствующие выводы. Испытания так испытания. Новейшее оружие - сила Сен-Доменга. Не будет его - не будет и республики, об этом каждый школьник знает. Их задача охранять акваторию, где проходят испытания? Никаких вопросов, будут охранять. Но Эдвина разбирало любопытство: что там ещё придумали учёные мужи? Помнится, в прошлый раз это были особо точные ракеты, способные поражать даже подвижные морские цели. А в позапрошлый - какие-то замудрённые мины, в конструкции которых сам чёрт ногу сломит. Эдвин никогда не забивал себе голову чрезмерными техническими подробностями. Надо дёрнуть за эту верёвочку и ни в коем случае не крутить вон то колёсико? Да запросто. Лишь бы работало. В тонкостях пусть спецы разбираются, а он флотский офицер. И дело своё - сторожевую службу - знает на отлично.
   Группа сторожевиков, распавшись на тройку и пару, рассредоточилась на юг и юго-восток от полигона. На юго-западе удобно расположился один из фрегатов, поменьше. Крупный - полтора "Республиканца", точно - лежал в дрейфе, из трубы едва сочился серый дымок - котёл грели по минимуму, чтобы в случае чего быстро сняться с якоря. Марсовой исправно разглядывал горизонт и время от времени сообщал, что тот чист. Что и неудивительно в этом районе: тут поблизости слишком много коралловых отмелей и рифов, пройти без потерь сможет только опытный, хорошо знающий фарватер лоцман. А лоции этого фарватера строго засекречены, пользовались ими только высокопоставленные флотские офицеры, да и то не все. Сторожевику с малой осадкой беспокоиться не о чем, а вот крупная посудина рискует превратиться в искусственный риф при первой же попытке прогуляться по окрестностям. Так что купцы, не желавшие рисковать грузом и транспортом, благоразумно обходили эти места, а контрабандисты давно усекли, что лучше кантовать нелицензионный товар подальше от столицы. Так что если на горизонте кто-то и объявится, то это будет означать, во-первых, провал Службы Безопасности (и пусть они там в своей Конторе выясняют, где "крота" зевнули), а во-вторых, Эдвину же и придётся отлавливать непрошеного гостя. И потому марсовой бдит в оба глаза и подзорную трубу. Вон, и "андалузская змеюка" не выдержала, приволокла из каюты потёртую отцовскую "спарку" - спаренные подзорные трубы. Смотрит, как и марсовой, во все стороны. Эдвин приметил, что полигону она в общем-то уделяет больше внимания. Что ж, любопытство - кошачья смерть. Затаскает её офицерша - пардон, сеньорита Сотомайор - по кабинетам, тошно станет. Причём, не только Доминге.
   Один из галеонов-мишеней вдруг взорвался без всякого предварительного шумового эффекта. То есть, ни выстрелов, ни характерного рёва взлетающих ракет Эдвин не услышал. Только незадолго до того что-то как будто сильно плеснуло. Да и далековато "Морская стрела" от полигона находилась, не меньше мили. Могло и показаться. Что они там, бесшумные пушки изобрели, что ли? Вот было бы интересно... Логика подсказывала, что сейчас, проанализировав первое попадание, спецы на фрегате должны произвести поражение второй цели. И вот тут уже пришлось, хорошенько протерев линзы трубы рукавом, напрягать зрение. Ага! Быстро же они повторили выстрел! Хотя, какой это, к дьяволу морскому, выстрел? С борта фрегата выбросили плашмя какую-то длинную трубу, смахивающую на здоровенную ракету. В месте падения "ракеты" забурлила вода. Потом бурление превратилось в пенную ленту, хорошо видимую на спокойной воде и протянувшуюся до борта мишени... и второй галеон буквально разорвало на куски. То есть, в прямом смысле, будто снаряд в крюйт-камеру угодил.
   - Ни хрена себе... - процедил Эдвин.
   - Впечатляет? - поинтересовалась - и откуда только тут взялась, ведь чуть не на вантах сейчас висела! - сеньорита Ампаро.
   - Подводные ракеты?
   - Как видите, сеньор капитан. Исключительная мощь. У корабля, подвергшегося подобной атаке, никаких шансов, сколь бы велик он ни был.
   - Да, и чем больше корабль, тем вернее попадёшь, - подытожил Сезар. Этот с самого рассвета болтался на мостике, как неприкаянное привидение. - Насколько я понимаю, один фрегат сможет нести на борту не более двух таких... э-э-э... ракет?
   - Можно и более, но в полной готовности - не больше двух. Если вы присмотритесь, то увидите крепления... Впрочем, сеньоры, что я вам рассказываю? - усмехнулась Ампаро. - В скором времени ваш "Республиканец", сеньор Касадо, получит на вооружение точно такие же подводные ракеты. Потому вас и пригласили на испытания. А вы, сеньор Эшби, не унывайте. Для сторожевиков тоже готовят кое-что интересное.
   - Да мы, никак, к войне готовимся, - ледяная ирония Доминги ну никак не вязалась с её яркой южной внешностью.
   Ампаро сразу перестала улыбаться.
   - Государственная политика - не наше дело, дамы и господа, - сказала - как отрезала. Видимо, "змеюка" попала точно в цель. - Мы ещё не настолько сильны, чтобы давать себе поблажки.
   У Эдвина на языке вертелся ещё один вопрос, но, вообразив, какой ответ на него воспоследует, господин капитан сдержался. И правильно сделал. Безопасность - штука серьёзная, с ней не шутят. Война? Хрен с ней, когда это Сен-Доменг от войны бегал? Новое оружие? Применим по супостату, да так, что костей своих в мешке домой не дотащит. Но с кем собрались воевать? Вот это уже заставляло призадуматься. С "большими мальчиками" из Европы? Тогда ещё вопрос, кто костей не соберёт. Если навалятся всем континентом, Сен-Доменгу придётся туго, как никогда. Жирком уже республика обрастает, это невооружённым взглядом заметно. А жирных котов всегда бьют сильные, наглые и голодные.
   Война... Странно, почему у него, морского офицера, участвовавшего не в одном реальном бою, возникло стойкое ощущение приближения крупных неприятностей? Как там бабуля братцу Виктору говорила? "Песец - это такая северная лисица. Но у этого слова в русском языке есть и жаргонное значение: полная задница. Почуешь приближение упомянутого зверька - сразу прикидывай, где соломки подстелить. Потому как геройски погибнуть успеется всегда, а вот выжить и навалять обидчику сумеет далеко не каждый". Эх, какая жалость, что было Эдвину всего пять лет, и не понял он девяноста процентов подслушанного. Хорошо, хоть сейчас дошло.
   "Итак, северная лисичка на подходе? Кажется, да. Что ж, пора прикидывать варианты действий. Эдак, чёрт побери, ещё политиком заделаюсь... на старости лет. Если доживу".
   На фрегате подняли условленный вымпел: конец операции, пора возвращаться в порт.
   - Глуши машину! - скомандовал Эдвин. - Два румба к востоку, идём в галфвинде!
   Спешить некуда. Всё равно им рейд на двадцать четыре часа определён, можно и расслабиться, и мазут сэкономить. А заодно пригласить сеньориту Ампаро к завтраку.
  
   9
  
   - Сеньор генерал, - его превосходительство посол королевства Испании в республике Сен-Доменг, пожилой герцог Медина-Сели, был весьма доволен результатами беседы со столь же пожилым генералом Магнуссоном. - Мне крайне приятно встретить столь глубокое понимание проблемы, с которой Испания столкнулась в последнее время. Однако вы недвусмысленно дали понять, что республика Сен-Доменг не жаждет напрямую ввязываться в европейскую драку. Смею заметить, здесь я вижу противоречие.
   - В чём же противоречие, господин посол? - поинтересовался старый швед. - Даже при условии предоставления Испанией своих гаваней для стоянки наших кораблей, мы не сможем вести полноценную войну в Европе. Максимум - две-три операции флота, да и то при поддержке союзников. Аналогично здесь, за океаном, так же бессильны армии европейских государств. Между Европой и Америкой в ближайшие лет семьдесят попросту не может случиться полномасштабной войны. После - не поручусь, наука не стоит на месте. Но ради того, чтобы дать республике эти семьдесят лет, генерал Сен-Доменга, кто бы он ни был, обязан вести активную политику... Да, сеньор посол, будем откровенны друг с другом. Мы с вами уже немолоды, и оба прекрасно знаем, что слово "политика" есть синоним слова "подлость". Но пока мир устроен так, а не иначе, мы вынуждены подличать, дабы тем же самым не пришлось заниматься миллионам добрых граждан.
   - То есть, вы оправдываете политиков? - усмехнулся герцог.
   - Не совсем. И не всех. Кто-то делает подлости ради блага своей страны, а кто-то - ради собственной выгоды. В принципе, разница невелика, но она всё же есть.
   - Иными словами, вы берёте на себя грех, чтобы избежать большой войны. Увы, сеньор генерал, ситуация складывается таким образом, что большая война неизбежна, и Сен-Доменг не сможет отсидеться за океаном, как прежде.
   - Это естественно, господин посол. Французы и англичане прямо-таки лопаются от злости, когда им говорят о прогрессе и механизации труда. А откуда всё это берётся?.. Вот именно.
   - Странно. Ведь именно научный прогресс и повсеместное внедрение машин позволили Сен-Доменгу стать лидером Нового Света и получить изрядный кусок рынков Старого.
   - О, господин посол, у нас с Европой были две разные проблемы, - генерал мельком взглянул на потолок. Так и есть: лопасти большого вентилятора - такие как правило устанавливали в общественных собраниях и университетских аудиториях - вращаются медленнее, чем следовало бы. Нужно будет вызвать электрика, пусть устранит неполадку. - Территория республики огромна, а людей, населяющих её, мало. На континенте масса мест, куда ещё не ступала нога белого человека. Потому механизация сорок лет назад буквально спасла нас от катастрофы. В Европе же, увы, картина обратная: перенаселение и недостаточный уровень образования, будем так говорить, среднего европейца.
   - Да, в то время, как в республике уровень грамотности составляет девять человек из десяти... Увы, даже сейчас в Испании каждый второй не способен написать своё имя, и это при том, что король Филипп ещё два десятка лет назад повелел ввести в стране всеобщее образование по вашей методе. Увиливают любыми способами. Родители готовы платить взятки чиновникам, лишь бы не отдавать детей в школы...
   - Быть может, они полагают, что расходы, связанные с обучением ребёнка, будут гораздо выше? - генерал Магнуссон едва удержался от язвительной усмешки: о подобных проблемах он был наслышан давно. И существовали они не только в Испании.
   - Мы пока не готовы ввести всеобщее бесплатное образование, сеньор генерал. Как вы верно заметили, население в Европе куда многочисленнее, чем здесь, и расходы на столь же многочисленные школы лягут неподъёмной тяжестью на казну.
   - Это палка о двух концах, господин посол, и рано или поздно проблему придётся решать. Как сказал господин Лейбниц, добрая ему память, лучше потратиться на школы, чем потом расходовать казённые деньги на постройку тюрем.
   - Вам проще, - вздохнул испанец. - Вы строили своё государство с чистого листа, но опираясь на опыт многих веков истории. Оттого вам удалось избежать множества проблем, возникших у нас. Мы - старая система. Чтобы что-то действительно изменить к лучшему, её нужно сломать, как ломают отжившие свой век парусники. Но для очень многих это означает потерять всё нажитое, и на такую жертву они не пойдут.
   - Тогда их заставят.
   - Кто?
   - Те, кому нечего терять, и кто только выиграет от слома старой системы и замены её на новую.
   - Это... жертвы, кровь...
   - Война, о которой вы говорили - тоже жертвы и тоже кровь, - теперь Магнуссон говорил твёрдо, чеканя каждое слово. Тяжеловатый акцент слегка огрублял его испанский язык. - Проблемы она не решит, поскольку не изменяет старую систему, но лишь продлевает её агонию. Не беспокойтесь, Испании это коснётся не скоро. У вас ещё есть резерв для мирной смены системы. А вот Франция... Да, с нашей - уточняю: с моей и вашей - помощью Франция через несколько лет полыхнёт так, что жарко станет всей Европе. Вот тогда у Испании появится небольшая фора во времени, чтобы сменить старый галеон на современный пароход. Если же ваши гранды этого не поймут... Что ж, мы хотели как лучше.
  
   "А ведь старый чёрт прав. То, что мы готовим Франции сразу две большие неприятности, это, разумеется, не может не пойти во благо Испании. Но что именно я упустил?.. Позор на мои седины! Швед наверняка имеет какие-то свои виды на предстоящее, а я... Я, видимо, уже совсем выжил из ума, если не способен понять - где я допустил промашку..."
  
   - Друг мой, распорядитесь насчёт чашечки кофе.
   Генерал Магнуссон телепатией не владел, и о чём сейчас думает герцог Медина-Сели, мог только догадываться. Но, будучи стреляным зверем, догадывался он в верном направлении: испанец наверняка лихорадочно ищет, где чёртов доминго спрятал лишний туз в колоде. А туза-то и нет. Всё на поверхности, никаких скрытых мелей. Что ж, пусть старик герцог ломает себе голову, ему будет чем заняться в ближайшее время.
   Хозяйственная Марта всегда держала в доме кофе лучших сортов, а слуги, вышколенные супругой, были отменно исполнительны и незаметны. Так что генерал позволил себе получасовой отдых с чашкой ароматнейшего кофе и трубочкой гибралтарского табачка. Есть над чем поразмыслить. Итак, Испания в данный момент подложила Франции большую мину. Противопехотную. То есть, когда она взорвётся, ещё никто не знает, но в том, что рванёт, сомнений никаких. Вот бы ещё королю Франции подобное здравомыслие... Впрочем, это заметно усложнило бы Сен-Доменгу игру. А так всё оказалось гораздо проще... и смешнее. У мины было название, а также герб и статус графства. И звалась она Каталонией. В своё время добровольно присягнувшие на верность королю Франции, каталонцы теперь вспоминали о временах испанского владычества как о золотом веке. То есть, чёртовы кастильцы, конечно, те ещё жуки, но на древние права Каталонии по крайней мере не покушались. А французы... Всё началось с того, что король Людовик Четырнадцатый, едва приняв титул графа Барселонского, попытался ввести в Каталонии общефранцузские законы. С аналогичными общефранцузскими налогами, которые по тем временам были самыми высокими в Европе. Каталонцы закономерно возмутились, а в Версаль столь же закономерно поступила нота протеста от короля Испании, ведь он-то тоже продолжал титуловать себя графом Барселонским и от претензий на Каталонию не отказывался. Не заинтересованный в окончательном побитии всех горшков с мадридскими родственниками, Король-Солнце был вынужден сделать некие уступки и сохранить за каталонцами их старые вольности. Но после "великого Луи" короли Франции с регулярностью примерно раз в пять-семь лет продолжали наступать на те же грабли. В итоге совместной работы испанских и сен-доменгских дипломатов из этого обстоятельства решили соорудить эдакого "троянского коня".
   Поначалу всё шло как по маслу. В ответ на очередную попытку Парижа причесать каталонцев под общую гребёнку не воспоследовало никакой реакции со стороны Мадрида. А посол Испании при французском дворе туманно намекнул на возможность некоего территориального обмена. Несколько месяцев ушло на секретные переговоры в этом направлении, в результате чего стороны пришли к взаимопониманию. Таким образом, через месяц с небольшим после отъезда переговорщиков в Мадрид, в порту Остенде, которым до сей поры владела Франция, вдруг появился испанский флаг, испанские корабли, испанский гарнизон и испанский губернатор. А ещё через месяц консул Каталонии в Мадриде - сидел он, как добрый французский подданный во французском же посольстве в чине первого секретаря - был выслан из страны за дуэль с каким-то испанским дворянином. Дело там не зашло дальше царапин, но сам факт встревания дипломата в запрещённую законом дуэль... Словом, когда из Барселоны сообщили имя преемника сего неудачливого политикуса, Мадрид попросту сообщил в ответ, что не желает принимать этого человека. Ну, никак. Совсем. Ни за какие деньги. А кандидатуру, спущенную из Парижа - приняли. Чем и дали понять королю Филиппу и кардиналу Флери: Каталония ваша с потрохами, делайте что хотите. И французы с радостным воем заглотили наживку вместе с крючком, поплавком, леской и удилищем. А теперь не знали, что делать с этой пороховой бочкой. Ибо каталонцы народ упёртый, и с вольностями своими расставаться никак не желал.
   Испанцы же, получив Остенде, первым делом, согласно уговору, срыли земляные укрепления. Да и кому они, собственно, нужны в век сверхмощных орудий и ракет, когда можно задавить противника навесным огнём? А австрийцы, отхватившие себе бывшие Испанские Нидерланды по результатам войны за испанское наследство, сразу же забеспокоились. Если ранее на эти земли с переменным успехом претендовали Голландия и Франция, а Империя лишь старалась не допустить сюда ни тех, ни других, то теперь появился четвёртый, и не самый хилый игрок. За три десятка лет валлоны и фламандцы так сильно "возлюбили" единоверных австрияков, что уже готовы были резать их при первой возможности, и появление в непосредственной близости от имперских владений испанского опорного пункта заставило Габсбургов очень сильно заволноваться. Не хотелось терять столь жирный кусочек. В результате чего где-то с год назад произошло первое боестолкновение отряда имперцев с испанским обозом. Испанцы, что никого не удивило, обиделись. И, как и было предусмотрено тайным договором с французами, завязали с имперцами вялую потасовку. С применением новейшего стрелкового оружия, конницы и мобильной полевой артиллерии. Австрияки, получив ощутимый пинок, попытались было навести контакты с Парижем на предмет подружиться против заклятых родственничков, но блестящая французская дипломатия проявила себя на высоте, с неподражаемым изяществом обведя имперцев вокруг пальца. Наконец до императора Франца дошло, что точат зубы на его благоприобретённые владения вовсе не испанцы, а французы. Вследствие сего понимания имперские войска умудрились атаковать ещё и французский Льеж, чем нажили своему монарху всеевропейскую славу неисправимого агрессора и ещё одного сильного врага для своей страны. И вот уже почти год в несчастной Фландрии шла совершенно идиотская война. Французы и испанцы гонялись за австрийцами, австрийцы - за испанцами и французами, испанцы и французы старательно не замечали друг друга, а все вместе в охотку гонялись за резко обедневшими фламандцами. Некогда процветавшие земли обезлюдели, горели деревни, жители коих - кто уцелел после попеременных нашествий с трёх сторон - разбегались куда глаза глядят. Но полный бедлам начался, когда в эту заваруху помимо трёх воюющих сторон и аборигенов влезли ещё и соседи-голландцы. Не утерпели, сочли себя обойдёнными при дележе сладкой булочки... Бедный Брюгге! Испанцы намеренно оставили "золотой мост" для фламандцев, чтобы те, согнанные со своих земель, бежали именно туда. В мышеловку. И там собрались жители чуть не со всех полыхающих чужой войной земель. Запасы продовольствия в городе быстро устремились к нулю, боеспособность теми же темпами приближалась к той же отметке. И в данный момент - а свежим сообщениям из Европы было от силы две недели от роду - почтенные бюргеры и гости города размышляли над сложным ребусом: кому бы сдаться? Когда вражин аж четверо, поневоле задумаешься. Ведь победитель всё равно будет один, и шансы примкнуть к проигравшим увеличиваются втрое. Особенно если учесть, что противоборствующие стороны всё ещё не пришли к общему знаменателю. То бишь, продолжали колошматить друг дружку почём зря, с редкими исключениями в виде перемирия между союзниками по большой политике.
   Повод для большой войны получился замечательный. Политики и монархи за год вылили на соседей и через голову соседей столько помоев, что обычной дипломатией пришлось бы разгребать эти авгиевы конюшни лет десять. А такого срока им никто не даст. Никто в Европе, кроме двух-трёх посвящённых, не был осведомлён, что в личном сейфе генерала Магнуссона уже пятый год хранится неприметная папка с пометкой "Операция "Капкан".
   "Капкан" сработал. Дичь вступила в него не одной, а сразу тремя лапами. Теперь нужно заставить её думать, что попалась как раз не она, а охотник...
  
   10
  
   - Лизанька, душенька, ты ли это?
   - Катюша, дружочек, как я соскучилась!
   - Ой, ты с Сашенькой! Да что ж это я вас на пороге-то держу! Проходите, что ж вы стали как неродные?.. Агафья! Лампы зажги да кофию подавай!
   Видит Бог, в этих словах двух женщин было куда больше искренности, чем во всех придворных улыбках и ужимках вместе взятых. Елизавета Петровна и Екатерина Михайловна - дальние родственницы и старые подруги - обнялись и расцеловались. Не виделись они уже месяца три. И дело было вовсе не в крайней занятости герцогини Орлеанской, а в статусе госпожи Воллерт. Отношения Франции с Сен-Доменгом в последнее время сложно было назвать тёплыми и дружескими, и частые визиты второй дамы королевства в дом посла Сен-Доменга могли неверно истолковать. А вот раз в три месяца - да Бог с ними, с этими женщинами. Пусть поперемывают косточки мужьям, пока те вершат великие дела. А то, что герцогиня взяла с собой тринадцатилетнего сына, Анри-Александра де Бурбона, графа дю Мэна... Что ж, всем известно, с какой нежностью она любит своего первенца. Мадам Воллерт, как ни крути, доводится ему троюродной тёткой, и лишить его права общения с роднёй - значит, напроситься на неприязнь со стороны герцогини. А становиться поперёк дороги этой даме не рисковал даже Флери.
   Екатерина Михайловна, будучи женщиной некрасивой и весьма умной, умело разыгрывала при дворе роль тихони-дурочки, серой мыши при блистательном супруге. Подобное реноме явно шло на пользу сен-доменгской и отчасти российской дипломатии: то, что не рисковали говорить при Иоахиме Воллерте, вполне спокойно выбалтывали при его жене, считая её тупой азиаткой. Ох, не один французский политик прокололся на этом! Супруги же не спешили разочаровывать французский бомонд, извлекая из их чрезмерной заносчивости немалую выгоду себе... и герцогине Орлеанской. Так что если две дамы и виделись лично не так часто, как хотели бы, то их регулярная - и вполне секретная, между прочим - переписка сделала бы честь любому министерству.
   - Присаживайся, душа моя, в ногах правды нет, - Екатерина Михайловна пригласила подругу за столик. - И ты, Сашенька. Чай, к кофию уже пристрастился?
   - Что вы, тётушка, маменька пока запрещает, - сорванец подмигнул тётке так хитро, что та всё поняла.
   - Ладно, ты в моём дому, а тут я хозяйка. Угощу кофием - горечь несусветная, а ведь бодрит, правы турки. Только смотри, всё не выхлебай!
   - Уж за этим-то я прослежу, Катенька, - рассмеялась Елизавета Петровна. - Как Яков Иванович поживает? Он дома?
   - Только намедни вернулся. Вина с дороги хлебнул - и по сей час спит. Я будить не велела.
   - Жаль, хотелось бы переговорить с ним кое о чём. Но раз так, то поговорю с тобой. Всё равно ведь ему выложишь, ничего не утаишь, - теперь улыбка герцогини отдавала лёгкой грустью. - Ты Андрея Иваныча хорошо знаешь?
   - Остермана? Да кто ж его, немчина немытого, не знает?
   - А от кого он хабар берёт, тоже ведаешь?
   - Надо будет - проведаю, Лизанька.
   - Разузнай, Катюша. Но думается мне, тут без цесарцев не обошлось.
   - Плохо, - Екатерина Михайловна сокрушённо покачала головой. - Коль цесарцы в деле, Остермана не свалить. Помощь цесарская противу турок ой как надобна.
   - А Россию продавать ради помощи противу турок тоже следует, или иной, куда меньшей ценой всё же обойтись можно?
   - Ох! - родственница всплеснула пухлыми ручками. - Да неужто!.. Вот змей подколодный! Зря его твой батюшка в чины вывел, ох, зря...
   - Знать бы, где упадёшь, соломки бы подстелил. И коль ирода этого запросто не свалишь, попробовать надо бы вот что...
  
   В тринадцать лет мир выглядит совсем иначе, чем в тридцать. Истину эту Анри-Александру ещё только предстояло постичь. Но главное, чему всегда учила его мать - никогда не опускаться до предательства тех, кто тебе доверяет. "Не по-божески это, сынок - доверие ближнего продавать. Ты в него сучок бросишь, а обратно ведь бревно прилететь может". Это вполне вписывалось в принципы рыцарского кодекса чести, коим увлекался отец. И всё же юный принц всегда и везде видел противоположное тому, чему его учили родители. Лишь они одни как-то умудрялись выбиваться из общего удручающего фона, и мальчик их боготворил.
   Мама недовольна тем, как русский посол отстаивает интересы России? Что ж, полезная наука, надо запомнить на будущее. Ведь если у дяди Филиппа не будет сыновей...
  
   - Ты рождена ковы строить, Лизанька, - хмыкнула Екатерина Михайловна, выслушав подругу детства. - Ну, дай-то Бог, сладится у нас всё. А Яков Иваныч-то знаешь, откуда возвернулся? Из земли Фландрийской. Ни словечка не сказал, да по лицу видно было - страсти вавилонские там творятся. Как проснётся, обязательно расспрошу.
   - Если там такое творится, вряд ли он тебе всё скажет.
   - Всё - не всё, а и у меня, чай, на плечах не пустой котелок. Если что прознаю, я к тебе Мишеньку сразу пришлю.
   - Верно, душенька. Бумаге не доверяй. Следят за мной, в сундуках роются. Да ничего не выследят, я тоже не за печкой уродилась...
  
   Не права была Екатерина Михайловна. Не спал господин Воллерт. Даже глаз не сомкнул. А ведь, казалось бы, человек, уже пообтёртый жизнью, всякое повидавший...
   Не приведи Господь кому-либо ещё увидеть то, что видел он. О чём бы ни спрашивала жена, лучше ограничиться общими фразами. Не стоит её пугать.
   "Там, в Сен-Доменге, сидят большие политики. Они далеко, они не видят того, что происходит в том числе и по их милости..."
   Иоахим Воллерт никогда раньше не терзался самокопанием: будучи политиком и умным человеком, он прекрасно понимал, чем занимается и к чему это порой приводит. Но чтобы так... Да люди ли пришли во Фландрию, или звери какие-то?
   Политик должен быть циничен. Так, кажется, сказал генерал Магнуссон, напутствуя его перед отъездом во Францию? Да. Легко быть циничным, когда не видишь подробностей. Когда на фоне происходящего меркнут ужасы всех прошлых войн, хочешь - не хочешь, а просыпается сволочь совесть. "Смотри, приятель, на дело рук своих, и не смей отворачиваться".
   Господин Воллерт не отворачивался. Смотрел. И задавался одним-единственным вопросом: а человек ли он сам после этого?
  
   11
  
   Время для Доминги стало напоминать сломавшиеся часы, которые, как известно, показывают точное время лишь два раза в сутки. Каждый новый день был как две капли воды похож на предыдущий, лишь по воскресеньям рутина разбавлялась походом в церковь, если, конечно, "Морская стрела" бывала на тот момент в порту. Особой набожностью сеньорита Меркадор не страдала, но всё же считала нужным уважить Создателя. У неё не было повода жаловаться на жизнь. Впрочем, не было повода особенно радоваться: чувствовать себя мухой, застывшей в янтаре - мягко говоря, ощущения ниже среднего.
   Для сеньориты штурмана настало безвременье - едва ли не худшее, что может случиться с человеком её склада.
   Нет, она исправно исполняла свои штурманские обязанности, столь же исправно грызлась с капитаном и регулярно мотала нервы боцману, не менее исправно наведывалась домой, соизволив наконец помириться с младшей сестрой. Но такая жизнь - ни вперёд, ни назад - выматывала её в десять раз быстрее, чем обычно. Дошло до того, что Доминга стала потихоньку мечтать о войне. Конечно же, это большой грех - желать войны своей стране, чтобы хоть как-то себя проявить, но девушка отчего-то была уверена, что сейчас нет иного способа вырваться из липких объятий безвременья.
   А затишье и впрямь было как перед бурей...
   Тем не менее, Доминга умела жить так, словно ничего вокруг неё не происходит. Будучи членом команды, она ухитрялась держать дистанцию со всеми, от матросов до капитана. При том, что у неё были товарищи, с которыми можно было поболтать о том, о сём, никто не мог назвать её другом. Словом, она никого не подпускала к своей душе, и если стоял выбор - посидеть где-нибудь в одиночестве или с кем-то пообщаться - Доминга не задумываясь выбирала первое. Вот и сейчас была возможность побузить в "Старом пирате" с командой, отмечая возвращение из очередного рейда, но девушка, незаметно ускользнув от бдительного Томми Грина, пошла в заведение потише, где предпочитали трапезничать заезжие купцы и их шкиперы. Домой идти столоваться не хотелось: не хватало, едва помирившись с сестричкой, снова с ней разругаться - мол, объедаешь нас, вместо того, чтобы кормить. Знаем, плавали... Кормили в этой таверне, на её взгляд, сногсшибательно вкусно: хотя хозяин здесь голландец, повар и вся прислуга - испанцы. И кухня соответствующая. И помещение почище. И компания поприличнее. Можно спокойно уплетать обжигающий супчик и заедать его восхитительной паэльей, не опасаясь, что кто-то спьяну наденет тебе всё это на голову. Конечно, пьянь бы в этом случае огребла по самое не хочу - связываться с офицером военного флота всегда накладно, даже если это девушка - но возвращаться на борт с висящей на ушах капустой... Увольте, есть и иные способы проявить свою дурь.
   Разделавшись с первым и вторым, Доминга заказала кофе и наслаждалась божественным напитком, когда её слух зацепился за иностранную речь. То есть, говорили по-французски, но совсем не так, как разговаривают франкоязычные домингос. Скорее, это был южанин, провансалец. И со свойственным южанам темпераментом чем-то громко возмущался. Доминга обернулась. Так и есть: через столик от неё устроились двое, судя по виду, офицеры французского торгового флота. Редкие гости: французские суда сейчас нечасто заходят в гавани Сен-Доменга... Мужик постарше, с мрачным лицом, в морщины которого уже навечно въелись загар и морская соль, молча посасывал видавшую виды трубку, а его молодой товарищ, зелень подкильная, буквально кипел от возмущения. Девушка заинтересовалась и прислушалась.
   - ...Нет, это возмутительно, капитан! Меня, дворянина, всё утро продержали за решёткой, как мелкого воришку! И за что!..
   - Вот и я хотел бы знать - за что? - буркнул старший, названный капитаном. - Перестань орать и рассказывай. Мне ещё бумажку писать, объясняя хозяину, за что я выложил такие деньги.
   - Всё эта шлюшка! - вопреки предложению "перестать орать", офицерик буквально взорвался новой порцией ярости. - Недотрога нашлась, видите ли! Я ей честно деньги предложил, а она в крик: "Уберите руки, полицию позову!" Ну, ну, говорю, зови. Я им скажу, что ты у меня кошелёк стащила, потом всю ночь будешь у них в караулке корячиться. Сами знаете, как это у нас случается. Наши-то девки потом ещё и рады бывают, что с одним и за деньги, а не с целой сворой и бесплатно. А эта дурища продолжает кобениться и зовёт стражу! Подходит мужичина - больше нас с вами. Я стражнику говорю: так, мол, и так, поймал, когда она у меня кошелёк срезать хотела. Ага, говорит эта дубина, и сама полицию позвала. И тут же у обоих документы затребовал. Девка ему сразу бумажку под нос, а я... Что я, дурак - в чужом порту в карманах важные бумаги носить? Я французский офицер! Тогда он потребовал свидетельства поручителей. Я ему вас и назвал, а он, идиот, говорит: ты, мол, иностранец без документов, кто таков, знать не знаю. Может, офицер, а может, и вор. Посидишь у нас, пока личность не выясним. А девку отпустил на все четыре стороны... У, сука! Поймаю - за волосы оттаскаю, всё платье изорву и грузчикам на потеху отдам!
   - Ничего ты этого не сделаешь, - сурово проговорил капитан, прекращая словоизвержение своего лейтенанта. - Скажи спасибо, что отделался штрафом, который я из твоего жалованья удержу.
   - За что?!
   - За то, что не можешь своего дружка в штанах удержать! - рявкнул старый морской волк, теряя терпение. - Сильно припекло - есть бордели на любой вкус, иди и развлекайся! А за насилие над честной горожанкой или селянкой тут виселица светит! Скажи спасибо, что девка на тебя жалобу не написала! А ведь могла, и тогда ты бы штрафом за нарушение порядка не отделался, дурак!.. Поговори мне ещё, скотина! Год без жалованья работать заставлю!..
   "Как говорит капитан, дураков не сеют, а они всё равно родятся, - хмыкнула Доминга, отворачиваясь и допивая остывающий кофе. - Ну, и поделом получил, лягушатник".
   Потеряв всякий интерес к этой парочке, она преспокойно допила ароматнейший кофе - это вам не бодяга какая-нибудь, а настоящий "инка", дорогой сорт, поставляемый из Перу. Вот теперь можно идти домой. Заодно купить - можно и здесь, кстати - сладостей для самой младшей сестрёнки и полфунта того же "инки" для мамы. Лусита обойдётся, пусть ей жених подарки покупает.
   Минут через десять, с бумажным пакетом в руках, Доминга покинула гостеприимное заведение. Денёк солнечный, свежий северо-восточный ветер гонял по небу мелкие белоснежные облачка - словно кто-то там наверху выбил огромную перину. Хорошо, если этот ветер продержится ещё с недельку, тогда в очередной рейд можно будет выходить совершенно спокойно: пришёл октябрь, принесший приятную прохладу, сезон штормов позади. А то, бывало, возвращались с патрулирования без стеньги или с порванным парусом, да ещё вымотавшись от удушающей влажной жары. Теперь до апреля-мая можно отдохнуть от всех этих прелестей погоды, хотя, приятной прогулкой патрулирование побережья никак не назовёшь. Сейчас-то как раз контрабандисты и начнут шнырять, только успевай ловить на горячем. Бывало, кстати, что и груз за борт сбрасывали, если светило что-то весьма неприятное. А за некоторые виды груза - светило. Вплоть до петли. К примеру, за некие травки и листочки, ввоз которых - в целях использования в фармацевтике - зверским образом контролировался государством. Отмеряли строго по рецептуре и только сто раз проверенным аптекарям. Но "золотая молодёжь" ведь где-то находила приключения на свою голову? Находила. Следовательно, сторожевики плохо ловят "мышек" и, стало быть, совершенно заслуженно получают фитиль от начальства. Так же, как и полиция, которая копает с другого конца.
   Доминга давно пришла к выводу, что "корень зла" следовало искать не за бугром, а в столице: какая-то гнида получала от нелегального ввоза разнообразной "дури" нехилый барыш, а малолетние идиоты, дети богатых купцов и высших офицеров, тратили денежки родителей на "тайные развлечения"... Вспоминая об этом, Доминга мрачнела. Розалинда, её сестра... Казалось бы, удачный брак дочери флотского офицера с сыном успешного купца. И вдруг - ребёнок-дебил. Затем второй - урод. Только после этого доктора обратили внимание на некие признаки, не свойственные здоровым людям. Оказалось, молодой супруг и сам давненько экстрактом коки баловался, и жену приохотил, и даже не жалел денег на опийные препараты... Муженёк-то лечение кое-как выдержал, теперь похож на собственную тень. А Розалинда умерла в первые же две недели без "капелек". Доминга понимала, что вряд ли ей повезёт самолично найти ублюдка, сознательно травившего молодых придурков, но уж если повезёт... То тогда не повезёт уже полиции. Ибо судить будет некого.
   В таких вот малоприятных раздумьях девушка пошла вверх по Торговой. Впрочем, приятных в последнее время у неё вообще было маловато - то ли свойство характера, то ли действительно что-то эдакое вокруг неё творилось. Во всяком случае, радоваться жизни почему-то не тянуло, а разум выхватывал из окружающей действительности по большей части отрицательные штрихи. Вот как сейчас. Середина дня, в Старом Городе малолюдно: почти все работающие заняты, студенты в университете, дети в школах; домохозяйки, с утра закупив на рынках нужные продукты, сейчас стряпают обеды и ужины для своих чад и домочадцев. Разве что выскочит на улицу с корзиночкой домработница, отправленная на ближайший рынок за забытым утром пучком зелени или в лавку за ещё одним куском мяса. Торговая была исключением: здесь лавки и дорогие магазины. Но сейчас на улице Доминга была одна: время обеда. И вот за углом - испуганный писк и топот. Кто-то от кого-то удирал со всех ног. Доминга готова была поклясться, что слышит как минимум троих. Удирает явно женщина. За ней, матерясь сквозь зубы, гонится мужик. А того, в свою очередь, пытается догнать ещё один мужик, но ругается тот уже вслух. Видимо, догнать товарища не может, так хоть обматерит в три этажа с перекрытиями. Доминга даже узнала французский "малый морской загиб". И тут прямо на неё из-за угла вылетела перепуганная девушка. Странно, как в подобные моменты глаз цепляется за мелкие подробности: за этот короткий миг Доминга сумела разглядеть, что платьице на девушке из дешёвой ткани, но пошито добротно и с немалым вкусом. Ещё мгновение - сеньорита Меркадор мельком выглянула за угол. Так и есть: давешний француз из таверны. Чёрт, принесло же его... Ладно. Дальнейший сценарий был ясен, как день.
   Стоило французу выбежать на Торговую, как мостовая непонятным образом вывернулась из-под его ног, пребольно ударив в грудь и по лицу. Заметив справа от себя некое движение, французик с чудовищными ругательствами поднялся... и застыл в нерешительности. То есть, опять девка. Но уже не та. Длинная, худая, жилистая, смуглолицая испанка в мундире сен-доменгского морского офицера. Военного офицера, между прочим, не какого-то там торгаша. На одном бедре болтается сабля, на другом - кобура с мощным семизарядным "Кайманом", мечтой всех морских офицеров всех известных французу стран. Под левой мышкой свёрток, правая ладонь недвусмысленно касается рукояти револьвера. Но на губах тонкая полуулыбка, не означающая ничего хорошего.
   - Не ушиблись, месье? - девица любезно улыбалась, но в непроницаемо чёрных глазах стыли льдинки. - Здесь мостовая под уклон идёт, и камни от времени гладкие, им самое меньшее лет двести. Можно ненароком поскользнуться.
   "Издевается, - зло думал французик. Девица заговорила на франка-доминго, который уже заметно отличался от "настоящего" французского и неимоверно раздражал добрых подданных его величества Филиппа Седьмого. - Не иначе, сама подножку подставила, сука. Убил бы..." Впрочем, думать он мог что угодно, всё равно не ему связываться с боевыми офицерами здешнего флота. Того же мнения оказался и капитан, который как раз подоспел к месту событий и не замедлил высказать своё авторитетное суждение, отчего у всех, даже самых закалённых, покраснели уши... Несостоявшаяся жертва - та самая девочка в небогатом платьице - оказывается, и не думала убегать. Услышав шум за спиной, она отбежала ещё чуток и обернулась. А теперь молча наблюдала, как капитан, понося своего строптивого офицера последними словами, чуть не пинками погнал того в порт.
   "А я бы в морду двинула, - подумала Доминга, проводив сию процессию недобрым взглядом. - Хотя... Глупость ведь не лечится".
   - Сеньорита офицер, - услышала она. - Благодарю вас. Вы... Словом, очень хорошо, что вы здесь оказались.
   Теперь Доминга могла рассмотреть девчонку повнимательнее. Рыженькая простушка со светло-карими глазами и крапинками веснушек. Не красавица, но из тех, кого принято называть "милыми". Держится скромно, но с сознанием собственного достоинства. Одета столь же скромно, украшений никаких. Так. Либо из весьма небогатой семьи, либо приютская.
   - Вам, сеньорита, очень повезло, что этот француз на меня нарвался. А ему, в свою очередь, тоже повезло, что не попался на глаза полиции... как в первый раз, - сурово проговорила Доминга.
   - Вы знаете? - удивилась девушка.
   - Знаю. Этот француз на весь порт кричал о своём позоре. Зря вы на него заявление не написали. Пожалели?
   - Меня вот этот господин капитан попросил, - вздохнула спасённая, кивнув в сторону уходивших моряков. - Сказал, что такое больше не повторится...
   - Как видите, повторилось. И, чтобы не повторилось снова, позвольте проводить вас... Простите, не имею чести быть знакомой.
   - Адель Брюно, сеньорита, - девушка чуть присела в вежливом реверансе: ну, точно, приютская, там их всех школят как в "гардемаринке".
   - Штурман первого сторожевого дивизиона Доминика Меркадор, - Доминга представилась полным званием, дабы сразу и прочно внушить уважение к своей персоне. А то, глядишь, этой мадемуазель придёт в голову набиваться в подруги. - Что, позвольте спросить, вы здесь ищете?
   - Работу...
   - Понятно. Приют Святой Барбары, выпуск этого года?
   - Да, сеньорита, - вздохнула девушка. - То есть, я уже работаю, на мануфактуре братьев Зингеров. Своя комната есть, нам всем по комнате дают после выпуска. Только мне... совсем не интересно шить каждый день одно и то же. Я бы к какой-нибудь модистке устроилась, хоть бы и служанкой... А тут объявления в газете... Вот...
   Только сейчас Доминга заметила, что девушка теребит в руках смятый номер "Gazett". Точно, там на последней полосе помещают объявления о найме. "В модный салон мадам Креспин требуются швея и закройщица". Это объявление было обведено карандашом и ещё не было перечёркнуто, как три других, тоже обведенных.
   - Мадам Креспин? Неплохо вы замахнулись, сеньорита, - хмыкнула Доминга. - Это же известнейшая модистка. Девять шансов против десяти, что места уже заняты, но так и быть - я вас провожу. А то мало ли, вдруг этот ушибленный от капитана сбежал.
   Рыженькая просияла.
   - Спасибо, сеньорита. Спасибо большое!
   "Мне только славы защитницы белошвеек не хватало, - мысленно издевалась над собой Доминга, провожая девчонку. - Расскажу капитану - треснет со смеху. Или обматерит. Придётся стерпеть и то, и другое: заслужила".
  
   12
  
   - Вот он, ваш модный салон, - девушка-офицер была по-мужски грубовата.
   Только врождённая и хорошо развитая учителями деликатность не позволила Адели проявить сожаление. Всё-таки военное образование и воспитание не способствуют развитию изящества манер, права была мадемуазель Соланж, учительница соответствующего предмета в приютской школе. Видимо, поэтому редкие девушки решаются поступать в гардемаринскую школу. Что до неё, то она чужда славы, добываемой порохом, свинцом и сталью. Достаточно будет хорошо делать своё маленькое дело на своём маленьком месте.
   - Сердечно благодарю вас за помощь, сеньорита, - вежливость - оружие хорошо воспитанной дамы. - Кто знает, быть может, и я смогу вас чем-то отблагодарить.
   - Не стоит, - испанка едва заметно кивнула, отвечая своей вежливостью на вежливость собеседницы. - Если вам когда-нибудь ещё понадобится моя помощь, вы знаете, где меня найти. До свидания.
   И ушла по своим делам, слава Богу. Честно говоря, несмотря на искреннюю благодарность, Адель действительно побаивалась. Моряки вообще, мягко говоря, странноватые люди, а военный моряк... Кто знает, какая мысль может взбрести ему в голову? Или ей, что нисколько не облегчает задачи. От мужчины-то хоть догадываешься, чего можно ждать, а женщина в мундире - явление странное и противоестественное. Что ж, каждому отмерено ровно столько, сколько он заслужил. Так говорила сестра Анна, наставница их группы. Если Господь судил этой сеньорите военную карьеру, то пусть так и остаётся. Бывают же исключения из общих правил.
   Двери салона мадам Креспин потрясли воображение приютской сироты. Нет, не монументальностью или стариной - этого и в монастыре хватало. Двери были... наполовину стеклянными. К деревянной, покрытой искусной резьбой, основе снаружи крепились изящные кованые решёточки в виде виноградных лоз, защищающие толстое гранёное стекло. Бронзовые ручки были начищены до ослепительного блеска. Адель даже поначалу побоялась прикасаться к ним. Поколебавшись с минуту, она преодолела робость и толкнула дверь, которая подалась на удивление легко. Где-то вверху тоненько звякнул колокольчик. Не успела Адель понять, что это за звон, как перед ней словно из драгоценного паркетного пола выросла чистенькая девочка лет тринадцати, в тёмном платье, белом чепчике и передничке служанки.
   - Что вам угодно, мадемуазель?
   Адель настолько не привыкла, чтобы к ней обращались с подобным почтением, что на миг потеряла дар речи.
   - Я... Я к мадам Креспин... - еле слышно прошелестела она, краснея.
   - Подождите, мадемуазель, я сейчас доложу о вас, - девчонка, мгновенно оценив посетительницу, стрельнула весёлым взглядом и с едва слышным хихиканьем скрылась.
   "Господи, какая же я дура! Нужно быть смелее, иначе никогда не найду хорошую работу!"
   Безусловно, это была дельная мысль. Только вот воплощать её в жизнь было некогда: в шикарную прихожую вышла целая процессия. Исключительно женская, между прочим. Одна вертлявая дамочка в дорогом шёлковом платье с не менее дорогими брюссельскими кружевами, при ней камеристка, несшая модный китайский зонтик, и две дюжие служанки, тащившие по коробке. Видимо, с полученными заказами. Не бедная заказчица, да... Рядом с оной, с достоинством записной аристократки, шествовала дама лет сорока. Она и сейчас была весьма привлекательна - невысокая брюнетка с редкой в этих краях белой кожей - но уже не столько за счёт врождённой красоты, сколько за счёт безупречного туалета и манер. Лишь на мгновение Адель встретилась с ней взглядом, и этого оказалось достаточно, чтобы понять: хозяйка модного салона ещё и умна. Большое достоинство для дамы, имеющей столь доходное, но хлопотное дело. Вежливо распрощавшись с клиенткой и незаметно сделав жест девочке-служанке (чтоб не забыла так же вежливо открыть дверь), хозяйка немедленно переключилась на Адель.
   - Мадам, - девушка присела в реверансе.
   - С кем имею честь быть знакомой?
   - Адель Брюно, мадам.
   - Позвольте, я угадаю, - с ироничной усмешкой проговорила мадам Креспин, неспешно обходя смутившуюся девушку сбоку и сзади. - Вы пришли по объявлению о найме. Так, так... Очаровательно, дитя моё, просто очаровательно. Простая бумажная ткань, дешёвые ленты - но в то же время какой изумительный вкус! У вас потрясающее чувство прекрасного, девочка, и недурная интуиция. Вы очень тонко уловили все модные тенденции этого сезона: никаких фижм, узкие кружева и неброские цветочные вышивки. А шляпка... Вы совершенно правы: чепец только уродует женщину. Милая моя, где вы взяли эту прелесть?
   - В магазине подержанных вещей, мадам, - Адель чувствовала, что сгорает от стыда. Вряд ли хозяйке салона понравится, что к ней пришла наниматься какая-то нищенка.
   - Очаровательно. Она выглядит как новая, хотя, ей самое меньшее лет пять! Впрочем, соломенные шляпки снова входят в моду. А эти цветы из ленточек вы, конечно же, приделали сами.
   - Да, мадам.
   - Где-то работаете? - в синих - тоже редких на острове - глазах хозяйки прыгали озорные искорки. Словно ей было не сорок, а четырнадцать. - Впрочем, это тоже угадать нетрудно: такие аккуратные швы можно сделать только на новоизобретённой швейной машине господ Зингеров. Но поскольку вы не выглядите обладательницей столь дорогой вещи, напрашивается единственный вывод - вы работаете на швейной мануфактуре господ Зингеров.
   - Вы весьма проницательны, мадам, - совсем стушевалась гостья, не смея оторвать взгляд от узорчатого паркета.
   - Что ж, дитя моё, - хозяйка вскинула голову, увенчанную пышной причёской и изящной (тоже соломенной!) шляпкой, - вчера и сегодня у меня были девушки, искавшие работы, которым я обещала подумать и сообщить о своём решении. Но вам отвечу сразу: вы приняты. Даже несмотря на то, что живёте вы наверняка на окраине. Я угадала?
   - Улица Лефевр, это на левом берегу, - с явным облегчением и неподдельной радостью вздохнула Адель. Её приняли, приняли!
   - Не желаете ли занять комнату на третьем этаже?
   - Нет, мадам, что вы, у меня есть своё жильё. Как раз с улицы Лефевр ходит омнибус прямо к собору, я никогда не опоздаю, мадам.
   - Что ж, ваше право. Ваши родители, надеюсь, осведомлены о том, что вы собираетесь сменить работу?
   - Я сирота, мадам...
   - О, простите меня за бестактность, - виновато, но обворожительно улыбнулась хозяйка салона. - Впервые я ошиблась в вас. Будьте добры, пройдите в приёмную комнату, я должна ознакомиться с вашими документами... Рекомендации от приюта? Так я и думала...
   Адель не могла и словечка вставить: мадам Креспин затараторила так быстро, как это умеют только парижанки. Но отчего-то появилась стойкая уверенность, что эта элегантная дама знает, как крепко держатся приютские выпускники за выделенную им от государства комнатку. За первый собственный угол, ставший для многих из них пропуском в нормальную жизнь. Адель вспомнила страшненькие, но автобиографичные рассказы подруги - девочки, каким-то чудом в возрасте десяти лет сумевшей пробраться на корабль с голландскими эмигрантами, убывающими в Сен-Доменг. Даже при том, что в Голландии приюты для сирот давали фору прочей Европе, даже при том, что житьё в приюте Святой Барбары трудно было назвать райским - Николь Хогердик, помнится, перешла в католичество в благодарность за человеческое обращение. Всё познаётся в сравнении, как говорила всё та же сестра Анна. И у Адель невольно зародилась мысль - не знакома ли мадам Креспин с сен-доменгскими приютами куда ближе, чем хотела показать? Впрочем, всё это быстро отошло на второй план, когда мадам, вызвав секретаршу - молодую, хорошо одетую, но крайне некрасивую женщину - занялась "бюрократией"...
   Выйдя из салона - ещё требовалось уволиться с мануфактуры и зарегистрировать в налоговой полиции договор о новом найме - Адель полетела, как на крыльях. Жизнь только начинается, и если она начинается столь успешно, то остаётся только поздравить себя. И - работать, не покладая рук. А с годами... Кто знает? Не будет ли лет через двадцать называться самый престижный модный салон столицы её именем? Каждый человек строит собственную судьбу, не так ли? А в том, что Сен-Доменг даёт такую возможность любому законопослушному гражданину, Адель была уверена твёрдо. С детства.
  
   13
  
   - Как долго нам ждать?
   - Не беспокойтесь, в течение года всё должно разрешиться.
   - Сколько раз это бывало обещано...
   - Сударь, прекратите нервничать, словно непорочная невеста перед брачной ночью. На сей раз всё предельно серьёзно. Сен-Доменг - кость в горле Франции. А Франция не намерена давиться этой костью бесконечно долго. Этот вопрос находится под личным патронатом кардинала Флери.
   - Вам хорошо рассуждать о высоких материях, находясь в этой проклятой стране в качестве гостя. Мы же ходим по лезвию ножа - ежедневно, ежечасно, ежеминутно! Вы представить себе не можете, какую силу здесь имеет Служба безопасности! Да я жене своей боюсь намекнуть на нелояльность к Сен-Доменгу, не говоря уже о служащих!
   - И это при том, что в Сен-Доменге официально зарегистрирована Партия недовольных...
   - Дурачьё, которому нечего терять - бумажные черви, студенты и молодые лавочники. Мне же есть о чём беспокоиться. В случае вашего провала я потеряю всё!
   - Прекратите истерику. Вопрос уже решён, Сен-Доменг будет втянут в долгую войну, которая взорвёт его изнутри.
   - Но если они в очередной раз вас надуют?
   - В таком случае проблему придётся решать крайне некрасиво и максимально жёстко. Я ответил на ваш вопрос?
   - Да.
   - Что ж, тогда позвольте откланяться. Мой барк отплывает через три часа, я не должен опоздать.
  
  
   Конец 2 главы.
   Продолжение следует ;)
  
  
  
  
   Надо полагать, бизоньих.
   Месье Арно ошибается.
   Синяя чалма и оранжевый шарф у сикха - признаки принадлежности к нихангам, подобию воинского ордена. Среди сикхов Сен-Доменга право носить эти цвета имели выпускники военных училищ.
   В нашем мире Австралия до путешествий Кука тоже носила название Новая Голландия.
   Подлинные слова Петра Первого.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Оценка: 7.87*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"