Уже тридцать лет прошло с тех пор, как я изучаю своих приятелей. Я не так уж много о них знаю. И вряд ли я найму слугу, основываясь только на том, как выглядит его лицо, а между тем, как я полагаю, лицо - самая важная часть в человеке, та часть, по которой мы оцениваем людей, когда впервые их встречаем. Мы делаем наши заключения по форме челюсти, по взгляду глаз, по контурам рта. Интересно, мы чаще правы или же нет?.. Почему пьесы так часто неправдивы в отражении жизни, так это потому что их авторы, возможно по необходимости, делают своих героев цельными. Они не могут позволить себе сделать их противоречивыми, потому что тогда они станут непонятными, а ведь противоречивость - это то, что есть в большинстве из нас. Мы - случайный набор непоследовательных качеств. В книгах по логике вам скажут, что это абсурдно - говорить, что жёлтые трубки или благодарность тяжелее воздуха; но в этом смешении несоответствий, которые составляют сами себя, жёлтый вполне может стать лошадью и повозкой, и благодарностью в середине недели. Я пожимаю плечами, когда люди говорят, что первое впечатление о человеке всегда правильное. Я думаю, у большинства есть небольшое чутьё или же большое тщеславие. Что же до меня, то я обнаружил, что чем дольше знаю людей, тем сильнее они меня озадачивают: мои старые друзья как раз те, о ком я могу сказать, что я не помню первого впечатления о них. Все эти размышления и воспоминания пришли ко мне, лишь потому что я прочитал в утренней газете, что Эдвард Гайд Бартон скончался в Кобе. Он был торговцем и вёл бизнес в Японии долгие годы. Я едва ли хорошо знал его, но он заинтересовал меня, потому что однажды преподнёс мне большой сюрприз. Если бы я не услышал эту историю из его уст, я бы никогда не поверил, что он был способен на подобный поступок. Это было тем более пугающе, потому что его внешность и манеры говорили о нём, как о человеке совершенно другого склада. Он был цельной личностью. Он был невысоким, не выше пяти футов, и очень худым человеком, с седыми волосами и красным морщинистым лицом и с голубыми глазами. Думаю, ему было где-то лет шестьдесят, когда мы с ним познакомились. Он всегда был опрятно и чисто одет в соответствии с его возрастом и статусом.
Хотя его офисы и были в Кобе, Бартон часто приезжал в Йокохаму. Мне довелось провести там несколько дней в ожидании корабля, и я был представлен Бартону в Британском клубе. Мы сыграли в бридж. Он играл хорошо и не скупясь. Он говорил мало, только время от времени отпускал реплику, когда мы отвлекались на выпивку, но все, что он говорил, было разумно. У него был сухой и сдержанный юмор. Кажется, он был популярен в клубе, по крайней мере, когда он ушёл, о нём отзывались хорошо. Так случилось, что мы оба остановились в Гранд Отеле, и на следующий день он попросил меня отобедать с ним. Он познакомил меня с его женой - толстой, старой и улыбчивой женщиной - и с двумя своими дочерьми. Это несомненно была сплочённая и любящая семья. Я думаю, главное, что потрясло меня в Бартоне, это его доброта. Было что-то очень приятное в мягком взгляде его голубых глаз. Его голос был тихий, спокойный; невозможно было даже представить, что он мог повысить его в порыве злости; его улыбка была доброй. Он был человеком, который привлекал других своей любовью к ближним. От него исходило очарование. Но при этом в нём не было ничего лицемерного: он любил сыграть в карты и выпить, он мог рассказать пикантную историю, а в молодости он вёл спортивный образ жизни. Он был богатым человеком и каждый пенни заработал сам. Думаю, он располагал других к себе благодаря своей миниатюрности и хрупкости; его хотелось взять под защиту. Чувствовалось, что он и мухи не обидит.
Однажды в послеполуденное время я сидел в холле Гранд Отеля. Это было ещё до землетрясения, и там стояли кожаные кресла. Из окон открывался просторный вид на гавань с её оживлённым движением. Там были огромные лайнеры, готовые отправиться в Ванкувер и Сан-Франциско или в Европу через Шанхай, Гонконг и Сингапур; были торговые суда всех стран, потёртые и потрёпанные морем; лодки-плоскодонки с их высокими мачтами и большими разноцветными парусами; многочисленные сампаны. Всё это оживление почему-то, уж не знаю почему, приносило покой моей душе. Это было романтично и, казалось, что стоит только протянуть руку - и я коснусь всего этого. Тогда же в холл вошёл Бартон и заметил меня. Он опустился в соседнее кресло.
- Как насчёт того, чтобы немного выпить? - он хлопком подозвал мальчика и заказал ему два стакана джин-тоника. Как только заказ принесли, по улице прошёл человек и, увидев меня, помахал рукой.
- Вы знаете Тёрнера? - спросил Бартон, пока я кивал в знак приветствия.
- Я встречал его в клубе. Мне сказали, что он живёт на денежные переводы.
- Да, думаю, так и есть. Тут таких много.
- Он хорошо играет в бридж.
- Тут все в него хорошо играют. В прошлом году здесь был один человек, вдобавок мой тёзка. Так вот он был лучшим игроком в бридж, которого я когда-либо встречал в своей жизни. Я думаю, вы никогда не встречали его в Лондоне. Ленни Бартон - так он себя называл. Думаю, он состоял в каких-нибудь хороших клубах.
- Нет, не думаю, что я помню это имя.
- Он был очень заметным игроком. Казалось, у него просто какое-то чутьё к игре. Это было удивительно. Я много играл с ним. Он был в Кобе в течение некоторого времени.
Бартон потягивал свой джин-тоник.
- Это очень забавная история, - продолжил он. - Он был неплохим парнем. Мне он нравился. Он всегда был хорошо одет и привлекательно выглядел. Он был красив по-своему, с вьющимися волосами и здорового цвета щеками. Женщины были от него без ума. В нём не было ничего дурного, но знаете, он был диковат. И, конечно, он много пил.
- Такие парни, как он, всегда много пьют. Он получал какие-то деньги раз в квартал и ещё немного он зарабатывал игрой в карты. Я знаю это, так как он довольно много у меня выиграл.
Бартон по-доброму усмехнулся. Я знал из своего собственного опыта, что он мог проигрывать в бридж с чувством собственного достоинства. Он провёл своей тонкой рукой по своему чисто выбритому подбородку; вены просвечивали на его руке, и она казалась почти прозрачной.
- Думаю, он пришёл ко мне, когда разорился, лишь потому что я был его тёзкой. Однажды он пришёл ко мне в офис и попросил работу. Я был удивлён. Он говорил мне, что деньги из дома ему больше не приходят и он хочет работать. Я спросил его, сколько ему было лет.
"Тридцать пять", - ответил он.
"И чем Вы занимались до сих пор?" - поинтересовался я.
"Ну, ничем особенным", - был его ответ.
Я не мог удержаться от смеха.
"Боюсь, я ничем не могу Вам помочь сейчас, - сказал я. - Приходите обратно через следующие тридцать пять лет, и я посмотрю, что можно будет сделать".
Он не двигался с места. Его лицо побледнело. Он немного помедлил, а затем сказал мне, что ему крупно не везло в карты некоторое время. Он решил не ограничиваться одним лишь бриджем и начал играть в покер, и его ободрали как липку. У него не осталось ни пенни. Он заложил всё, что у него было. Он не мог оплатить счёт в отеле, а они больше не собирались давать ему кредит. Он скатывался всё ниже и ниже. Если он не найдёт работу, ему придётся покончить с собой.
Я посмотрел на него. Теперь я мог видеть, что он был измождён. Он явно пил больше, чем обычно, и выглядел на пятьдесят. Женщины не стали бы так по нему сходить с ума, если бы могли видеть его сейчас.
"Хорошо, есть что-нибудь ещё, что Вы умеете, помимо игры в карты?" - спросил я его наконец.
"Я могу плавать", - ответил он.
"Плавать!"
Я едва мог поверить своим ушам; это звучало так безумно.
"Я плавал за свой университет".
Я понимал, куда он клонит, я знал немало мужчин, которые были местными божками у себя в университетах, и это вскружило им головы.
"Я сам был хорошим пловцом в молодости", - сказал я.
Неожиданно у меня возникла идея.
Бартон сделал паузу и повернулся ко мне.
- Вы знаете Кобе?
- Нет, - ответил я. - Я был там только однажды, ночевал там.
- Тогда Вы не знаете о клубе Шиойя. Когда я был молодым, я плавал вокруг маяка до устья реки Таруми. Это более трёх миль, и плыть довольно трудно из-за течений вокруг маяка. В общем, я сказал об этом моему молодому тёзке и пообещал, что если он сделает это, то я дам ему работу.
Я мог видеть, что он был весьма озадачен.
"Вы сказали, что Вы пловец", - напомнил ему я.
"Я не в очень хорошей форме..." - протянул он.
Я ничего не ответил, лишь пожал плечами. Он смотрел на меня несколько секунд, затем кивнул.
"Хорошо, - решил он. - Когда мне это сделать?"
Я посмотрел на часы. Было чуть больше десяти.
"Плаванье не займёт у Вас больше часа с четвертью. Я приеду к устью реки в половине первого и заберу Вас. Отвезу обратно в клуб, там Вы переоденетесь, а потом мы вместе пообедаем".
"Идёт", - согласился он.
Мы пожали руки. Я пожелал ему удачи, и он ушёл. У меня было много работы этим утром, и я едва успел приехать к устью Таруми к половине первого. Но я зря торопился - он так и не пришёл туда.
- Он струсил в последний момент? - спросил я.
- Нет. Он начал плыть. Но он подорвал своё здоровье чрезмерной выпивкой и праздным времяпрепровождением. Течения вокруг маяка были слишком сильными для него. Мы искали тело целых три дня.
Я не мог ничего сказать секунду или две. Я был слегка шокирован. Затем я спросил Бартона:
- Когда Вы предлагали ему это задание, Вы знали, что он утонет?
Он мягко усмехнулся и посмотрел на меня добрым и искренним взглядом своих голубых глаз. Потёр подбородок рукой.
- Ну, у меня в офисе на тот момент не было свободных вакансий.