Аннотация: Томас Кейн родился в 1878 году в графстве Оффали в Ирландии. С самого раннего детства Чарльз с отцом пас овец. Мальчику казалось, что он начал работать сразу же после своего рождения.
Томас Кейн родился в 1878 году в графстве Оффали в Ирландии. С самого раннего детства Чарльз с отцом пас овец. Мальчику казалось, что он начал работать сразу же после своего рождения.
Овцы и земля, на которых они паслись, принадлежали лендлорду. У Кейнов же была только убогая хижина, в которой обитала вся семья.
От своего отца Томас унаследовал огненно-рыжие, вьющиеся мелкими локонами, густые волосы и круглое лицо, обильно усыпанное веснушками.
Основным продуктом питания в семье Кейнов был картофель. Из него умудрялись готовить множество блюд. Даже хлеб- фадж-, и тот был из картофеля.
А Томас всегда мечтал о мясе. По ночам ему снились большие куски вареной баранины. Мальчик просто ненавидел эти съедобные клубни, называемые картофелем.
Его отец всё время вспоминал великий голод 1846-1849:
- За грехи наши, Господь нас наказал и послал болезнь на картофель. Он гнил в земле и страшно вонял... Эта была для нас кара Божья! За грехи наши... Не было еды. Многие умирали... В нашей семье из детей остался только я в живых. Все наши родственники уезжали в Америку, спасаясь от голода. Я не знаю, почему мой отец не захотел покинуть Ирландию. А остался здесь. Забоялся наверное... А вот его братья уехали в Америку. Я бы не забоялся! Но я тогда был ребёнком ещё... Сейчас мои двоюродные братья живут в Америке. Америка-это рай! Рассказывали, что у них высокие дома с большими застеклёнными окнами, каминами и много много еды.
- Папа, а что они едят там, в Америке? - спрашивал Томас.
- Думаю, что разные мясные блюда, колбасы разные. Рассказывали, что в Америке очень много колбас и окороков.
Томасу часто снилась эта сказочная страна Америка, где всегда тепло, красивые дома и много много вкусного мяса.
Никто не верил, что Томасу было семнадцать лет. Ведь при его росте полтора метра, круглом лице с веснушками и рыжими волосами выглядел он, как ребёнок.
Томас уже давно решил для себя, что он уедет в Америку. Как? Он не знал, но был уверен, что приложит все силы для осуществления этой мечты. Там, в Америке, Томас сразу же станет богатым и уважаемым человеком.
В один из дождливых и промозглых ноябрьских дней 1895 года, он разбил копилку и вытащил из неё все мелкие монеты, которые бросали в неё уже несколько лет его родители. Затем в мешочек, с пришитыми к нему лямками, сложил свои скудные пожитки, метрику и сбежал из дому.
Отцу с матерью он оставил записку " Папа и мама, прастите миня. Я уюзжаю в америку. Важ сын томас".
Томас Кейн добрался до Дублина. Здесь в порту он увидел огромный
чёрный пароход, стоявший у пристани. Юноша, озираясь по сторонам, подошел к трапу. У него стоял мужик лет тридцати в морской форме и красной повязкой на левом рукаве.
- Добрый день! Скажите, а куда едет этот большой пароход? Не в Америку, случаем? - поинтересовался у него Томас.
- Что ты сказал, темнота? Едет? Ха-ха-ха-ха... - громко заржал матрос.
Ему было так смешно, что он долго не мог успокоиться.
- Ха-ха.. едет... пароход.ха-ха...Да, свинопас, ЕДЕТ в Америку! Ха-ха-ха..
Матрос вдруг резко перестал смеяться. Его лицо стало серьёзным и подобострастным. К трапу подходил высокий, широкоплечий мужчина лет сорока, в чёрном морском костюме с золотыми нашивками и блестящими пуговицами на кителе. Лицо у него было красное, как летний закат солнца в тех местах, где жила семья Кейн.
Матрос, вытянувшись в струнку, отдал честь краснолицему, который стал медленно подниматься по трапу.
- Сэр! Сэр, подождите, пожалуйста! - закричал Томас.- Я хочу наняться на ваш пароход.
Краснолицый остановился, повернулся к Томасу и, бросив на него мимолётный взгляд, снова стал подниматься по трапу.
- Сэр, я хочу увидеть мир! Мне надоело пасти овец! Дьявол их побери! - вырвалось от отчаяния у Томаса.
Краснолицый остановился, а затем спустился на землю. Матрос вновь, вытянувшись перед ним в струнку, отдал честь.
- Как ты сказал, мальчик? Повтори! - потребовал этот мужчина в чёрном костюме с золотыми нашивками.
- Сэр, я хочу увидеть мир! Мне надоело пасти овец! Дьявол их побери! - чётко произнёс Томас, глядя прямо в светло-голубые глаза краснолицего.
- Я тебя, мальчик, понимаю. Сам когда-то был таким... Я тебя беру. - Тихо произнёс мужчина с золотыми нашивками.
Кейна определили мыть посуду на камбуз, где готовили пищу для офицеров.
Первые два дня Томас находился на седьмом небе от счастья. Он впервые в жизни попробовал мандарин, апельсин, виноград. Кейн ел то, то что оставалось после офицеров. Это было очень вкусно и так сытно! Наконец-то он наедался вдоволь, и теперь у Чарльза не урчало больше в животе от голода.
Когда пароход отошёл от пристани, Кейна охватил приступ безумного счастья и веселья.
- Я еду в Америку! Я в Америке стану богатым!
Но через три дня началась болтанка. Пароход качало. Под ногами у Томаса всё шаталось, а ему надо было работать с пяти утра до двенадцати часов ночи. Девятнадцать часов он, не присаживаясь ни на минуту, мыл и протирал тарелки всех форм и размеров, чистил до блеска сковородки. Есть приходилось урывками и стоя. Шеф-кок, высоченный и худой, с бакенбардами до подбородка, крючковатым носом, мужчина лет сорока, был всегда зол и недоволен своими подчинёнными.
- Паршивец, как ты протёр кофейник? - шипел начальник и давал Томасу такую оплеуху, что юноша летел в другой угол камбуза.
- Мерзавец, почему у тебя в руках грязное полотенце? - и следовал пинок ногой, который валил Кейна на пол.
У Томаса дрожали колени, когда он поздней ночью спускался в кубрик, чтобы взобраться на свою койку, расположенную на третьем ярусе. От работы судовых двигателей пароход дрожал. От ударов волн он заваливался то на левый, то на правый борт. Но Кейн не слышал и не чувствовал этого, потому что мгновенно проваливался в сон-забытье.
Через неделю начался шторм. Кейна тошнило. Он не мог ни есть, ни пить.
- Господи, когда мы приедем в Америку? Господи, дай сил мне выдержать все эти мучения! - просил у Всевышнего Томас.
И вдруг однажды, в полдень, пароход перестал крениться, а двигатели замолчали.
Кейн, в первый раз за всё это время, выскочил на палубу. Была сильная жара. Пароход стоял уберега, на котором высились огромные, похожие на горы, кучи угля.
- Сэр, это Америка? - вежливо осведомился Томас у юноши, в чёрном костюме с двумя тонкими золотыми нашивками на рукавах черного кителя, проходившего мимо.
- Нет, юнга, это Африка! - ответил тот.
Два дня шла погрузка угля, а затем пароход продолжил свой путь, а для Кейна продолжились муки. Полы у него "уходили" из-под ног. Из рук выскакивала посуда. В один день Томас разбил две большие тарелки, за что был жестоко избит шеф-коком.
Ночью, лежа на своей узкой койке, юноша беззвучно рыдал: "Сколько ешё времени осталось до этой Америки? Я уже не выдерживаю..."
Однажды Томас проснулся от тишины. Не работали двигатели. Никто не кричал и не свистел. Пароход не кренился и не дрожал.
Кейн быстро поднялся на палубу. Начинался рассвет. Томас посмотрел на берег. Груды бочек, штабеля досок, а за ними, на пригорке, в небо взметнулись высокие белые дома и деревья с длинными и широкими листьями.
- Это точно - Америка! - с восхищением понял Кейн и помчался в кубрик. Собрал свои вещи, забежал на камбуз. Здесь он нашёл жестяную коробку бисквитов и сунул её в свой мешок. Хотел было направиться на палубу, но остановился.
- Нет, так просто уйти нельзя! Надо отомстиь этому мерзкому человеку! - решил он, вытаскивая из шкафчика своего начальника рабочую одежду шеф- кока.
Томас бросил её на пол и с наслаждением стал вытирать об белоснежные колпаки, фартуки, куртки грязые подошвы своих стоптанных ботинок.
По канату, натянутому с носовой части парохода до кнехта, на пристани, он ловко спустился на землю. В порту стояла тишина. Кейн осмотрелся, вокруг не было видно ни одной живой души. Томас, прижимая мешок к груди, бросился бежать между бочек, брёвен и досок. Выскочив на булыжную мостовую, он перешёл на быстрый шаг.
Улица была пустынной. На углу, на столбе, висела чёрная табличка. На ней белой краской было выведено странное слово "Коррьентес". Что оно обозначало он не знал, но сразу же понял, что так называлась эта широкая улица. Кейн неторопливо шёл по тротуару,с любопытсвом смотря по сторонам. Вокруг светились огромные стекляные витрины шикарных магазинов, где продавали одежду, вино, обувь, ткани... Заметив, что один из домов имел настоящие зеркальные окна, он подошёл и увидел своё отражение: маленького круглолицего подростка с всклокоченными густыми огненно-рыжими волосами, одетого в узкий пиджачок и длинные подвёрнутые несколько раз чёрные брюки.
Над входом в высокую церковь висел флаг - три горизонтальные полосы: синяя, белая и снова синяя. На белой полосе, в самом центре, было изображено солнце с глазами, губами и носом.
- Какой красивый флаг! - восхитился юноша. - Америка!
Дойдя до небольшого, очень уютного парка, где стоял густой аромат неизвестных цветов и растений, Томас лёг на скамейку и мгновенно уснул.
Яркие лучи солнца больно резанули по его глазам и заставили Кейна открыть их. Была жуткая жара, но Томас решил, на всякий случай, не снимать своего пиджака. Улицы были запружены людьми. Мужчины, как правило, в светлых костюмах с галстуками, а женщины в длинных платьях с ажурными зонтиками в руках.
В животе у него стало урчать от голода. Юноша, быстро проглотил несколько бисквитов, но от этого ему ешё больше захотелось есть. Кейн встал и, не зная куда, побрёл, изнывая от непривычной для него жары.
Сколько времени он шёл, Томас не помнил, но очнулся юноша среди огромных куч песка и щебени. Невдалеке гудели пароходы, и чувствовалась близость воды.
- Это же я в порту оказался! - испугался Кейн.
Он хотел было сразу же вернуться назад, но вдруг запах жареного мяса изменил его намерения.
В тени чахлого дерева сидели человек десять, одетые в лохмотья. Перед ними, на нескольких кованых оконных решётках, под которыми ярко тлели малиновые цвета угли, лежали огромные куски шипящего мяса.
Молодой парень лет семнадцати быстро вскочил и подал бородатому длинный нож.
"Факон" - было первым словом, которое узнал Кейн в Америке.
Бородатый достал из большого мешка хлеб, имевший форму кирпича и разрезал его вдоль на две части. Затем он ловко наколол факоном огромный, понравившийся ему кусок мяса, и небрежно бросил его сверху одной половины хлеба.
За бородатым эту процедуру проделали все остальные. Каждый снимал с пояса свой факон, доставал из мешка хлеб, разрезал его на две части, а затем остриём ножа накалывал кусок мяса и укладывал его на хлеб.
Томас вплотную подошёл к решёткам, от которых вверх поднимался одуряющий аромат.
Бородатый, широко открывая рот, укладывал на язык бутерброд, а затем отрезал его своим факоном у самых губ. Было очевидно,что откусывать хлеб с мясом здесь являлось дурным воспитанием.
- Здравствуйте! - негромко произнёс Кейн, не в силах оторвать свой взгляд от решёток.
- Здравствуй! - ответил на очень корявом английском бородатый и продолжил уже на своём странном языке.
Томас с огорчением понял, что все знания английского языка у бородатого на этом закончились.
Кейн, не понимая, о чём говорит бородатый, согласно кивал головой, при этом захлёбывыясь собственной слюной.
Бородатый, поддев своим факоном огромный кусок мяса, положил его на половину хлеба и протянул Томасу.
У юноши затряслись руки от возбуждения. Он схватив бутерброт, сразу же впился в него своими молодыми крепккими зубами. Более вкусной еды, чем этот кусок нежной, пахнувшей дымком телятины, Томас не ел никогда в своей жизни.
- Хорошая страна Америка! Она мне очень нравится! Простые оборванцы едят здесь, как короли. - С восхищением думал он, работая челюстями.
Бородатый что-то буркнул очень недовольным тоном. Тот час худющий и длинющий парень лет восемнадцати, бросив жевать свой бутерброд, подскочил с земли и поставил на решётку закопчённый чайник.
Мужик лет сорока пяти без левого уха достал из мешка большую деревянную кружку без ручек (позже Кейн узнал, что на самом деле это была высушенная тыква средних размеров) и, почти до самого верха, насыпал в неё мелкорубленных зелёных листьев, и сунул туда же металлическую трубку белого цвета. Затем из чайника налил в эту кружку без ручек воды и уважительно вручил её бородатому.
Тот, сделав маленький глоток, передал кружку Кейну.
- А что с ней мне делать? - испугался Томас, держа её в своих руках. - Сделаю я глоток, как бородатый! - решил он.
Жидкость была тёплой и горьковатой, но юноше она показалась приятной на вкус. Кейн всосал в себя ещё несколько глотков и бережно вернул кружку бородатому.
- Мате! - громко рыкнул тот, ткнув своим грязным пальцем в эту кружку.
На прощание одноухий подарил Кейну половину хлеба и кусок жареного мяса солидных размеров.
- Как плохо, что в Америке не говорят по-английски! Хотя я уже знаю два слова "факон" и "мате". - Размышлял Томас слоняясь по улицам. Стало так жарко, что он решил умыться в фонтане, который увидел в маленьком парке. Кейн уже было окунул свою руку в холодную прозрачную воду, как неожиданно услышал английскую речь. Томас резко обернулся. На лавочке сидели парень лет двадцати, одетый в роскошный белый костюм с галстуком и мальчик лет восьми- десяти.
- Да, сэр! Из графства Оффали. Меня зовут Томас Кейн.
- А я из Дублина. Меня зовут Патрик Мак-Махон.
- Очень приятно, сэр, здесь в Америке встретить земляка, сэр! - искренне обрадовался Томас.
- Да прекрати ты обращаться ко мне "сэр"! - резко оборвал Кейна Патрик и протянул ему руку.
- Послушай, земляк, я с самого утра брожу по улицам и никак не могу понять, почему здесь все говорят на каком-то дурацком языке! - высказал своё сомнение Томас.
- Почему же на дурацком? - удивился Мак-Махон.- Это испанский язык.
- Ис-пан-ский-й? - удивлённо протянул Кейн, - а мне говорили, что в Америке говорят на английском. Ведь мои родные дяди живут Америке!
- Так они наверняка живут в Северо-Американских Соединённых Штатах! - догадался Патрик.
- Ну и что? - не понял Томас.
- А то, что ты находишься не в Северной Америке, а в Южной! И город этот назывется Буэнос-Айрес и является он столицей Ар-ген-ти-ны! Поэтому и говорят здесь по-испански. - Несколько раздражаясь от тупости своего собеседника, объяснил Мак-Махон.
- Какая такая Ар-ген-ти- на? - ужаснулся про себя Кейн. Ведь мне сказали, что пароход едет в Америку?!
- Патрик! Патрик! - вдруг закричал мальчик, сидевший рядом с Мак-Махоном. - На меня села оса! Оса! Она меня сейчас укусит!
Собеседник Кейна повернулся к мальчику и стал отгонять осу. Кейн же в это время туго соображал:
- Ничего не пойму! Ну ладно! В конце концов пусть это будет и Аргентина! Может она и лучше, чем эти Северо-Американские Соединённые Штаты? Я же сам недавно видел, что здесь даже оборванцы едят вкуснейшее мясо! Как короли! И не просто едят, а много! И даже угощают им незнакомцев. Значит люди в Аргентине живут очень хорошо.
- Слушай Томас, а ты надолго сюда приехал?
- Навсегда! - твёрдо заявил Кейн.
- А писать и читать ты умеешь?
- Немножко. А что?
- Плохо! - вздохнул Мак- Махон. Вот я знаю английский язык, литературу, историю, поэтому работаю домашним учителем в одной довольно богатой семье. У меня в их доме имеется своя удобная комната. Питаюсь я бесплатно. Оклад у меня приличный. Ведь в этом городе очень много богатых людей, которые мечтают дать своим детям английское образование и воспитание. Но так, как в Буэнос- Айресе очень мало англичан, то нанимают нас, ирландцев.
- Ух ты! - восхитился Кейн.
- Ну а ты, Томас, конечно же не сможешь! Но я знаю как тебе можно помочь, хотя бы на первое время.
Вечером Патрик и Томас сели на поезд и через два часа оказались в городе Лухане. Затем по грунтовой дороге, освещаемой яркой луной, около часа он шагали до имения "Ла Чоса", хозяином которого был богатый ирландец Хуан Браун.
Огромный кирпичный дом с крышей из красной черепицы, большие склады, стада овец, земли, на которых они паслись - всё это принадлежало Хуану Брауну. Патрик Мак-Махон являлся его очень дальним родственником.
Хуан Браун с удовольствием взял Кейна к себе пастухом, несмотря на то, что у юноши не было никаких аргентинских документов.
Томас работал ещё с двумя молодыми креолами, парнями лет по двадцать. Их труд оплачивался шерстью. Тридцать процентов от стрижки овец принадлежало им троим.
Кейн раньше всегда думал, что он у себя на родине жил в нищете, но оказавшись в условиях, в которых существовали местные пастухи, упал в глубокую тоску. И было от чего! Хижина,в которой они жили втроём, была сооружена из толстых высоких кольев вбитых в землю. Крыша- из старого, почерневшего от времени, камыша. Ложем служили охапки сена, брошенные на землю.
Летом Кейн умирал от страшной жары, а зимой от жуткого холода. С утра до вечера он пил мате, а перед сном пастухи жарили на решётке мясо и наедались им до отвала.
Целый год Кейн кроме овец и своих друзей- пастухов никого не видел. Ни разу он не покидал имение "Ла Чоса". За это время Томасу после продажи, причитающейся ему части шерсти, удалось скопить приличную сумму денег.
- Ещё два года и я смогу уже иметь стадо моих овец! А через год, они будут пастись уже на моей земле! - подсчитывал всё время Кейн.
И эта мысль согревала его в ненастные и холодные ночи, когда он, зарывшись в сено, пытался согреться, чтобы заснуть.
Все планы Томаса нарушил Патрик Мак- Махон. Он появился в имении в ноябре, чтобы навестить своего родственника и узнать о том, как поживает Кейн.
- Томас, мне рассказали, что ты целый год работал без единого выходного? - поитересовался Патрик.
- Да, а зачем мне выходные?
- Тебе, что не интересно помотреть аргентинскую столицу? - изумился Мак-Махон.
- Наверное интересно. - Пожал в ответ плечами Томас.
- Ну тогда поехали со мной. Сегодня же вечером ты сможешь уже вернуться. Последний поезд отправляется из Буэнос-Айреса в Лухан в девять, - убеждал его Патрик. - Да и в порядок ты себя должен привести. Волосы у тебя по пояс... Надо бы подстричься. Да и искупаться не мешало бы.
- Поехали! - согласился Кейн.
Через два часа они уже ехали в поезде. Томас, как и год назад, в своём коротком пиджачке, подкатанных брюках. Его вид вызывал у всех, кто его видел, глубокое сожаление: опухшее от комаринных укусов лицо, потрескавшиеся от солнца и ветра губы, из рыжих, давно не мывшихся волос, торчали пучки сухой травы.
Кейн, на всякий случай, прихватил с собой все свои накопленные за год деньги и, конечно же, метрику.
- Мне будет спокойнее, когда они у меня в кармане! - решил Томас.
- Что я тебе могу сказать, - философствовал Патрик, - говоришь ты по-испански довольно бойко, знаешь очень много слов, но вся твоя лексика - это жаргон гаучо или конокрада.
Кейн не знал такого мудрёного слова, как "лексика", поэтому предпочёл не отвечать на едкое замечание своего соотечественника.
Мак-Махон открыл своими ключами дом на углу улиц Пьедрас и Касерос.
- Заходи! - пригласил он.- Не бойся ничего. Хозяева в Европу уехали, можешь чувствовать себя здесь спокойно.
Никогда ещё в своей жизни Томас не видел такой роскоши. Бесчисленное количество комнат с высокими лепными потолками. Паркет, натёртый до зеркального блеска. Красивый камин. Напольные часы в два его роста. Огромные окна с красивыми портьерами.
- Давай пройдем на кухню! - предложил Патрик.
- Что это? - показал Кейн на большое белое корыто с изогнутыми ножками, стоявшее посередине кухни.
- Это ванная для купания!
- А-а-а-а - протянул Томас.
- Тебе нравится, Кейн?
- Очень! - признался Томас. - Когда я разбогатею, у меня дом ещё красивше будет! - убедительно зявил он своему другу.
- А вот гостинная! Открывай дверь! - пригласил Мак-Махон.
Томас вошёл в большую квадратную комнату с картинами на стенах, книжными красивыми шкафами, диванами и креслами.
Невысокая стройная девушка с толстой косой чёрных волос, в сером платье и синем переднике, натирала круглый стол.
Она подняла глаза и, увидев Кейна, истошно завопила:
- А-а-а-а! Курупи! Курупи! А-а-а-!
Патрик, оттолкнув в сторону Томаса, ворвался в гостинную.
- Фернанда, что случилось? Какой курупи? Это мой земляк, Томас Кейн! Он ирландец, как и я.
Девушка резко перестала вопить и облегченно вздохнула:
- Слава Богу! Я, и правда, подумала, что ко мне пришёл Курупи.
- Скажи, а кто такой Курупи? - спросил Кейн у девушки.
- У нас в Парагвае живут рыжие гномы, которые появляются в домах в отсутствие мужчин и ... и ..насилуют девушек и женщин. - Объяснила Фернанда.
- А ты его, лично, хоть раз видела? - громко рассмеялся Патрик.
- К счатью нет! Но они существуют!
- Может быть... - уклонился от дальнейшего разговора на эту тему Мак- Махон, - ты могла бы подстричь моего земляка?
- Конечно! Парагвайские женщины всё могут! - с гордостью ответила девушка.
Минут через сорок Кейн уже имел причёску, как у Патрика. А затем Фернанда нагрела воды и приготовила для гостя ванную.
- Пользуйся, земляк, пока хозяев нет! - с ехидцой пригласил Мак- Махон.
Пока Кейн, впервые в жизни, наслаждался горячей ванной, Фернанда переделала на него старый костюм и рубашку Патрика.
- Ух ты! - восхитился Томас надевая на себя эти вещи после купания.