Автостанция города Нонгхай, столицы одноименной провинции, совершенно не изменилась за то время, что я тут не был.
Квадратная площадь, окруженная магазинчиками, кафе и офисами транспортных компаний, громадный прямоугольный навес и ряды сидений под ним, выстроившиеся шеренгой двухэтажные автобусы. И таксисты, шустрые тук-тукеры, что бросаются на потенциального пассажира словно хищные птицы на незадачливого цыпленка.
И один из них, узколицый и носатый, смотрел на меня сейчас, вытаращив черные глаза.
- Куда-куда, мистер? - спросил он, надеясь, что может быть ослышался.
- Ват Тхам Пу, - повторил я. - Едем? Не едем?
Если хочешь, чтобы таец тебя понял, используй английский попроще, фразы покороче.
Ну а если хочешь понять взявшегося за тот же язык тайца... молись Будде.
Тук-тукер отступил на шаг, смерил меня взглядом, размышляя, не сбежал ли данный конкретный фаранг из сумасшедшего дома и не пора ли звать полицию, чтобы его связали, пока не начал кусаться.
- Пятьсот бат, - сказал он после паузы, решив, что немного денег можно срубить и на психе.
Вскоре мы бодро катили прочь на ярко раскрашенном по местной моде драндулете, что напоминал садовую лавочку на трех колесах разного размера. Я крепко держался за поручень, сердце мое пело в предвкушении, а губы помимо желания растягивались в улыбке.
Да, этой зимой я приехал в Нонгхай совсем в ином настроении, чем двенадцать месяцев назад...
Тогда за спиной лежала превратившаяся в руины жизнь, впереди маячила полная неопределенность. Сейчас же я оставлял позади более-менее упорядоченную реальность, а предвкушал встречу с братом Поном и новый цикл обучения в лесном храме, медитации, беседы и чудеса.
Город закончился, мелькнул справа Меконг, и мы свернули на узкий, грязный проселок. Тук-тук закачался на ухабах и яминах, точно лодка на волнах, потянулся лес, становившийся все более и более густым.
- Ват Тхам Пу, - объявил таксист, затормозив так резко, что я едва не улетел с сиденья.
И махнул в ту сторону, где в чащу уходила еле заметная тропка.
- Ты уверен? - спросил я, нахмурившись.
Насколько помнил, раньше меня привозили в другое место...
- Уверен, - отозвался таксист и требовательно протянул руку.
Пять фиолетовых бумажек с изображением тайского короля поменяли хозяина, после чего я слез с сиденья и забрал рюкзак. Тук-тук заложил крутую петлю и с рычанием унесся в обратном направлении, оставив смрад бензинового выхлопа.
С мыслью о том, что в ват может вести множество дорог и не все я запомнил, я зашагал по тропинке.
Выбрался на берег Меконга, высокий и довольно обрывистый, и сердце радостно застучало: вон над деревьями поднимается треугольная крыша крохотного монастыря, бывшего мне домом год назад.
Ускорил шаг, но тут же заставил себя идти медленнее.
Зря, что ли, брат Пон учил меня помимо остального еще и сдержанности?
Тропка повернула, я вслед за ней, открылся ват целиком, и я едва не споткнулся на ровном месте! Узкий навес на столбах, под которым висели колокола, покосился, вокруг главного святилища поднялась высокая трава, такая густая, словно тут никто не ходил много месяцев.
Что здесь произошло?
На этот раз я перешел на бег и даже не подумал удерживать себя.
Хижина, где я жил, оказалась на месте, как и другие, но все они выглядели обветшавшими, заброшенными, крыша навеса, что служил нам и столовой, и лекционным залом, и комнатой для медитаций, обвисла.
- Брат Пон! - позвал я, уже понимая, что кричу зря.
Ответом мне стали насмешливые вопли макак, что резвились в кронах, и от этого звука мне сделалось нехорошо. Разочарование накрыло меня точно черная волна, захотелось сжать кулаки и завопить от обиды, как некогда в детстве, в песочнице посреди нашего двора...
Неужели здесь никого нет и я приехал зря?
На то, чтобы немного успокоиться, мне понадобилось несколько часов.
Разочарование отступило, но осталась душевная боль, не желавшая уходить, несмотря на все усилия. Скинув рюкзак около моей хижины, я по очереди заглянул в остальные, и обнаружил в общем-то то, что и ожидал - отсутствие вещей, разорение и запустение.
Неправильный монах и двое его послушников ушли отсюда, покинули Тхам Пу.
Но почему? И когда?
Неужели сразу после того, как я вернулся в Паттайю в конце прошлого сухого сезона? Да, тогда я не хотел оставлять ват, уезжал с тяжелым сердцем, пообещал наставнику, что появлюсь через шесть месяцев, но кто мог знать, что дела накроют меня и уволокут, точно лавина.
Будда в храме встретил гостя обычной мягкой улыбкой - грубо высеченное из камня изваяние не изменилось, но вот цветочные гирлянды у него на шее выглядели увядшими, а из чаши с песком торчали огрызки давно прогоревших ароматических палочек.
От мостков на берегу ничего не осталось, будто их смыло половодьем, тот же пятачок в лесу, где я медитировал, я вообще не смог отыскать - все заросло так, что пейзаж изменился до неузнаваемости, и непролазные кусты вставали там, где я раньше проходил свободно.
Вернувшись к хижине, я сел наземь и задумался.
Брат Пон может здесь больше никогда не появиться, так что ждать его нет никакого смысла.
Делать нечего, надо ехать назад в Паттайю.
Сам не знаю как, но я умудрился до сих пор никому не рассказать, где именно пробыл те три месяца и чем занимался. Тогда меня потеряли и родственники из России, и друзья в Таиланде, кое-кто даже подумывал обратиться в полицию королевства, чтобы меня начали искать.
Приехав обратно живым, здоровым и похудевшим, я многих обрадовал, а кого-то наверняка и огорчил.
А затем проявил неимоверную стойкость, отбиваясь от расспросов.
"Был послушником в буддийском монастыре. Это все" - произнес я, наверное, не одну сотню раз, пока не угомонились даже самые любопытные из друзей и родичей. Желающих узнать подробности набралось не меньше батальона, но ни один из них ничего не добился.
Нет, брат Пон не брал с меня обещания молчать, просто я сам понимал, что скрытность в данном случае лучшая политика: начну болтать, что происходило во время моего ученичества, так пойдут слухи, что я сошел с ума.
Немного поразмыслив, я решил переночевать в Тхам Пу, и только утром двинуться назад: бутылка воды у меня есть, дорогу к источнику я помню, а без еды как-нибудь обойдусь.
Первым делом вымел пол в своей хижине и вытряхнул подстилку, изгоняя наползших из джунглей насекомых. Отыскав в сарае инструменты, слегка подправил стены, а затем остаток вечера потратил на одну из практик, освоенных больше года назад - "это не я, это не мое".
Но помогла она слабо, спать я отправился, чувствуя печаль и разочарование, и поднялся не в лучшем настроении.
Но выбравшись из хижины, я обнаружил, что под навесом столовой кто-то сидит. Поначалу решил, что мне показалось, протер глаза, даже потряс головой, но фигура в монашеской антаравасаке никуда не делась.
Ее обладатель поманил меня и дружески улыбнулся.
- Брат Пон? - пролепетал я, будучи не в силах поверить своему счастью.
Он совсем не изменился - круглое гладкое лицо, пронзительные черные глаза, крепкая фигура. Разве что сбрил гриву косичек, ранее украшавшую его голову, и теперь с голым блестящим черепом куда больше, чем раньше, напоминал обычного служителя Будды.
- А ты думал - кто? Сам демон Мара? - ехидно осведомился монах. - И не мечтай! Он лично является искушать лишь тех, кто достиг преддверия свободы, а тебе до просветления как пешком до Антарктиды.
- Брат Пон, - повторил я, и ущипнул себя за руку, дабы убедиться, что это не сон. - Но как же так, я приехал вчера, а вас тут нет... пусто... - слова полились из меня потоком.
- Тихо-тихо! - он поднял руку и нахмурился с преувеличенной строгостью. - Сколько эмоций? Немедленно прекрати! Если бы я не знал, кто был твоим наставником, я бы решил, что он зря ел свой рис!
Я покраснел и принялся считать вдохи, используя "внимание дыхания".
На то, чтобы осознать случившееся, мне понадобилось минут пятнадцать.
Только когда эмоции мои погасли, и осталась лишь тихая радость, брат Пон жестом разрешил мне сесть рядом, после чего некоторое время разглядывал, задумчиво почесывая подбородок.
- Не так плохо, - вынес он вердикт. - Хотя будь оно плохо, мы бы не столкнулись.
- Вы ждали, что я появлюсь? - спросил я.
- Ну точно, весь этот год просидел вон там на дереве, выглядывая, не едет ли ученик, - в черных глазах появилось так хорошо знакомое мне насмешливое выражение. - Конечно, нет...
- А я вот ожидал увидеть вас здесь... Почему вы оставили Тхам Пу?
Вопрос мой брат Пон проигнорировал.
- Ожидания и надежды - такая штука, что причиняет нам массу неприятностей, - сказал он. - Вспомни-ка, сколько раз ты рассчитывал, что события пойдут определенным образом, этого не случалось, и что тогда... печаль, злость, разочарование, гнев и прочие аффекты, загрязняющие сознание и создающие не самую хорошую карму.
- Много, - я пожал плечами.
Вспомнить хотя бы тот день в школе, когда Васька-сосед не позвал меня на день рождения... реву было...
Или когда я ухаживал за Надей, уже в универе, и заготовил для свидания все, на что хватило денег у бедного студента, избавился от соседа по общаге, а она в этот день уехала встречать мать... да, тогда я с горя напился.
Да и потом - чуть ли не каждый день.
- Так что если ты хочешь учиться дальше, ты должен от ожиданий избавиться, - голос монаха стал настойчивым. - Не пестовать в себе представлений о будущем. Отложить в сторону надежды, вообще забыть это слово.
Английским языком брат Пон, в отличие от многих тайцев, владел безупречно, хотя откуда, я не знал - на вопросы о своем прошлом он чаще всего не отвечал, а когда рассказывал о себе, то говорил не о том, что меня интересовало.
- Я понял, - пробормотал я, виновато уставившись в землю.
- Это я вижу, - продолжил монах. - Как и то, что ты кое-что практиковал это время.
Жизнь моя в Паттайе пошла точно таким образом, как он и предсказывал - мало кто заметил, что я изменился, но прежняя рутина вцепилась в меня с силой объевшегося допинга осьминога. Понятно, что я не смог в городской суете медитировать и заниматься собой так же, как в лесной тиши, но я ни на один день не забыл, чему меня научили здесь.
- А это значит, что можно начать второй семестр, - сказал брат Пон.
Я заулыбался, ожидая, что сейчас он велит мне отправиться к источнику за водой... Затем мы приведем Тхам Пу в порядок, и все пойдет так же как раньше, и даже лучше, интереснее.
- Сиди тут, - и монах поднялся, легко, одним движением.
Он был старше меня лет на пятнадцать, не меньше, но его выносливостью и проворством я мог только восхищаться.
Брат Пон отправился к своей хижине, а когда вернулся, то принес небольшой сверток бурой ткани - антаравасака, монашеское одеяние, то самое, которое я носил во время обучения.
- Переодевайся, - прозвучало это как приказ. - Всякие шмотки складывай в рюкзак. Потом отдашь его мне.
Я повиновался.
В первый момент в антаравасаке и сандалиях почувствовал себя неуютно, но неловкость тут же прошла. Удовлетворенно цокнув языком, брат Пон уволок мой рюкзак куда-то за главное святилище, а когда вернулся, то в руках у него обнаружилась громадная древняя бритва со ржавчиной на лезвии.
- Сейчас обреем тебя, - заявил он, - и отправимся в путь.
- К-какой путь? - спросил я, ощущая, что холодок побежал у меня по спине.
- Долгий и насыщенный, - отозвался монах. - Не дергайся, а то порежу.
Все то время, что он сбривал волосы с моей головы, я просидел в мучительном нетерпении. И когда дело оказалось закончено и макушки моей коснулось холодное дуновение, вопросы посыпались из меня точно переспелые яблоки с дерева:
- Разве мы не останемся в Тхам Пу? Насколько далеко мы уедем? Куда и зачем?
- Опять ожидания, - брат Пон вздохнул, поглядел на меня с легким сожалением.
Я торопливо прикусил язык.
- На все вопросы ты получишь ответы, только не сразу, - продолжил монах. - Рюкзак твой я спрячу в тайник под статуей Будды, так что никто-никто его не найдет. Заберешь, когда вернешься.
Это заявление вызвало у меня настоящий приступ паники - да, в прошлый раз я несколько месяцев обходился без привычных вещей, но тогда они были рядом, я знал, что и паспорт и мобильный где-то неподалеку, и если что, то я смогу их добыть.
Теперь же придется отправиться неизвестно куда вообще без всего?
- А я вернусь? - выдавил я из себя после внутренней борьбы.
- Это возможно, - брат Пон усмехнулся. - Ладно, не пыхти так сердито, лопнешь. Вспомни лучше о том, что все дано тебе взаймы, что ты должен всегда, в любой момент быть готов расстаться с чем угодно... И вообще, зачем это барахло тому потоку восприятия, которым ты на самом деле являешься?
Через полчаса мы шли прочь, я то и дело оглядывался на постепенно исчезавший за деревьями Тхам Пу.
Надежда на то, что я проведу ближайшие месяцы здесь, рассеялась, точно дым. Впереди замаячила неопределенность, огромная и мрачная, как целое стадо голодных слонов.
- Давай-давай, оставляй прошлое позади, - сказал брат Пон, когда я споткнулся о корень. - Или ты забыл, что существует лишь один момент, которым мы имеем шанс пользоваться, и называется он "настоящее"?
Да нет, я хорошо помнил все, чему неправильный монах учил меня на берегу Меконга, но одно дело - знать некий принцип поведения, и совсем другое - уметь приложить его на практике, да не к другим, что всегда легко, а к собственной любимой персоне.
Той самой, которой, кстати, на самом деле не существует.
- То, что происходило здесь год назад, - продолжал брат Пон, пока мы шагали по джунглям, а я пытался отстраниться от заполнявших меня под горлышко чувств вроде разочарования и тревоги, - изменило тебя, позволило тебе вступить на путь к свободе. Только оно больше тебе не нужно.
- Это как?
- А вот смотри - некий человек, убегая от погони, добрался до глубокой реки. Желая избежать смерти, он нарубил деревьев, связал плот и переправился на другой берег. После этого он подумал так - "да, ведь только благодаря этому плоту я ушел от опасности, и он был мне очень полезен". И решив, что плот всегда может пригодиться, он взгромоздил его себе на плечи и пошел дальше... Понятно все, или нужно объяснить?
- Понятно, - проворчал я, ощущая, как настроение мое понемногу улучшается. - Неужели мне больше не придется заниматься тем, что я так любил в Тхам Пу? Метла... Ведра для воды... лопата... грязные простыни...
- То, что ты начал шутить - хороший знак, - брат Пон похлопал меня по плечу. - Переживать не стоит, для тебя найдутся занятия не менее занимательные, хотя и не столь творческие, как визит в банк, например.
И он язвительно захихикал, а я споткнулся второй раз, теперь вообще непонятно обо что.
До города нас подбросил таец на новеньком "Мерседесе", облаченный в дорогой, с иголочки костюм-тройку. Что подобный тип делал в этих краях, я даже представить не мог, но при виде двух людей в монашеских одеждах и с сумками для подаяния он повел себя как надлежит буддисту.
В результате мы прокатились с ветерком и добрались до Нонгхая за каких-то пятнадцать минут.
- Автобус на Чиангмай, на который у меня есть билеты, будет только в шесть, - сказал брат Пон. - Так что у нас есть время немного прогуляться и попутно заняться кое-чем полезным...
- Чиангмай? - изумился я.
В этом городе, столице Северного Таиланда, я никогда не был, хотя несколько раз собирался.
Накатило желание еще раз спросить, куда и зачем мы едем, но я сдержался: прекрасно знал, что монах не ответит, и не просто проигнорирует мой вопрос, а еще и отпустит едкое замечание по поводу любопытства и упрямства отдельных типов, с которыми ему приходится иметь дело.
- Расскажи мне, как и что ты практиковал за этот год, и что ты помнишь из моего учения, - велел брат Пон, и мы неспешно двинулись по узким улочкам в сторону Меконга.
Я собрался с мыслями и начал излагать.
Наверняка монах прекрасно видел и осознавал, чего я стою на данный момент, и повествование мое было нужно не столько ему, сколько мне самому, чтобы упорядочить воспоминания и освежить мысли.
Мир как страдание, тяжелые путы, что привязывают нас к нему.
Средство освобождения, не самое простое, но доступное каждому...
Человек как поток восприятия, состоящий из пяти струй - телесные ощущения, эмоции, мысли, события и осознавание.
Три базовых аффекта, что привязывают нас к сансаре - невежество, алчность, ненависть.
Двенадцать звеньев цепи взаимозависимого происхождения, от слепца до старика, несущего на спине мертвеца, от невежества до дряхлости и смерти.
Поток дхарм, мгновенных вспышек-образов, внутри "трубы" из которых мы путешествуем по жизни, плывем через время, словно изображение на кинопленке, в каждые два соседних момента вроде бы одинаковое, но изменяющееся с постоянной неизбежностью.
- Неплохо, - одобрил брат Пон, и я уже собрался преисполниться гордости, как по ушам ударил визг тормозов.
Меня обдало волной горячего воздуха, и я обнаружил, что стою на проезжей части, в каком-то полуметре от меня замер осевший на нос грузовик, шины которого едва не дымятся. Парнишка за рулем вытаращил глаза так, что стал напоминать героя японского мультика, сжатые на руле пальцы побелели.
Горло мое пересохло, и я с усилием сглотнул, накатила волна холода.
Еще немного, еще чуть-чуть, и меня бы просто размазало...
- Смерть помнит о тебе, - прошептал брат Пон, склонившись к моему уху. - Вспоминай и ты о ней.
Он благосклонно кивнул водителю и, взяв меня за локоть, потащил дальше. Отпустило меня только шагов через двадцать, я сообразил, что весь дрожу, а пот течет со лба, настоящие струйки текут по бокам и спине.