Аннотация: Уважаемые читатели, этот рассказ посвящается женщинам-фантастам. Тем, кто уже ушел от нас и тем, кто, по счастью, еще с нами. Пусть с моей стороны это самонадеянно, но и не написать я не могла. С уважением и улыбкой. Галя и Муз. 29.12.2014 г.
Женщина дописала последнюю страницу. Отложила перо в сторону и улыбнулась. Если бы кто-то видел ее в этот момент.
Улыбка осветила комнату, разгладила лучики морщинок, заставила сиять глаза - в этот момент она была красавицей без всяких оговорок.
Красота безусловная. Та, при которой свет души озаряет мир и становится неважным цвет глаз или волос. Красота, при которой неважны фигура и одежда.
Красота любви....
Последний том книги завершен.
Последний том последней книги.
Они не говорила об этом никому из родных, но когда так долго заглядываешь в чужие жизни, становишься чуть-чуть провидцем в отношении собственной.
Безусловно, она начнет новую книгу, если ей дадут хотя бы еще один день. Но вот закончить ее уже не сможет. Останется план, останется несколько первых глав, но завершать ее труд наверняка будет кто-то другой.
Сумеет ли он передать полет души? Оживить ее героев, увидеть их так, как видела она?
Живых, ярких, со всеми их достоинствами и недостатками, переживающих и спорящих, радующихся и печалящихся, задумчивых и небрежных... сумеет ли?
Нет.
У другого мастера это будут уже другие герои. И немного другой мир.
Это жизнь...
Быстрый взгляд на полки в кабинете...
Несколько десятков книг, больше сотни. Чужие миры. Все они когда-то рождались под ее пером. На этих страницах оживают люди и нелюди, рвутся к звездам космические корабли, взлетают разноцветные драконы и наползает тьма, против которой смогут выстоять только те, кто чисты душой и помыслами.
Кусочки чужой жизни, в которую ей было позволено заглянуть. Чужих миров, чужих судеб... как часто она хотела написать книгу именно по давно задуманному плану. Но когда герои оживали под ее рукой, становилось ясно, что у них свое мнение и свой характер, что они не потерпят ни ее, ни чьего-то еще самоуправства в их судьбе. И героиня предпочтет смерть объятиям героя, и сам герой готов бежать на край света, и первый министр вовсе не злобный интриган, а в общем-то несчастный растерявшийся человек, и король не мудрый и добрый правитель, а злобный эгоист, которому плевать на его королевство...
Как часто она думала об одном, а в зеркале отражалось совсем иное. И перо летело по бумаге, порождая у нее потом чувство ужаса и неверия.
Неужели это написала я?!
Нет, так не бывает...
И строчки десятикратно перечитываются в поисках недостатков, но, исправляя грамматические ошибки, понимаешь, что сказано именно то и именно так, как должно сказать. И изменить ничего нельзя.
Убери один штрих - и новорожденный мир умрет, застыв цветным стеклом.
Как часто ее ругали за это?
Самое невинное, что она слышала: "не бывает женщин-писательниц, лучше бы детей воспитывала". Самое грубое... о, вплоть до угроз и матерных слов в свой адрес. До того, что ее грозили убить и сжечь все книги. Вы пишете богопротивную ересь - да, и такое тоже было.
Но ее вины в этом не было. Она никогда не мечтала, что ее книги издадут, что их начнут читать, что они понравятся людям.... Она просто писала, как видела, слышала...
Как сказал один поэт - не стараясь угодить. Но судили ее каждый день, судили те, кто не мог без ошибок написать даже предлоги. Судили просто потому, что имели время и желание.
А судьи кто?
А все вокруг....
Теперь это безразлично. Теперь уже почти все безразлично, кроме последней дописанной книги. Последняя книга, как ребенок лежит на столе, доверчиво трется листками о ее пальцы.... Пробежать напоследок глазами, поправить ошибки - и отдавать свое дитя в чужие руки.
Так всегда.
И безумно жалко расставаться с героями, и понимаешь, что их надо отпускать в большой мир, как родных детей, и страшно представить, что они там встретят - и уберечь ты их не сможешь. Никогда не сможешь...
Дети...
Да, в этом мире остаются ее книги и ее дети... и сложно сказать, кому уделялось больше времени.
Сейчас, оглядываясь назад, понимаешь, что книги стояли между ней и ее миром, что книги заслоняли ее от мира, а мир - от нее. Что в чем-то они стали ее семьей, жизнью, кровью и плотью.
Ты признаешься в любви мужу - и видишь совсем другие глаза, синие глаза своего героя. И понимаешь, что муж таким не будет, но также понимаешь и что там - мечта, а жить приходится здесь.
Но мечта никогда не соглашается. И муж делит тебя то с космическим кораблем, то с драконом, то со зловещим колдуном из черной башни - и злится, понимая, что частичка твоей души принадлежит им. Не ему, нет. Не до конца - ему.
Ты понимаешь, что он понимает, что ты понимаешь - и так до бесконечности. Кусочек тебя всегда будет недоступен ему, потому что он и тебе недоступен. Это как раздвоенность - и большая часть тебя идет в булочную за хлебом, а меньшая в это время видит сражения или гибкие тела, разрезающие гладь воды...
И муж сначала злится, потом не понимает, а потом трещина все углубляется и углубляется. Ты стараешься ее латать, но получается плоховато, ведь тебе придется для этого отказаться от блуждающей части себя, а это - невозможно.
Иногда тебя понимают, но так редко, так невозможно редко...
Родные дети не являются исключением. Они отлично понимают, что книги - соперники за внимание мамы и воюют с ними. Глупо, по-детски жестоко, коварно и нелепо. Вылить чернильницу на рукопись - для нее это почти убийство. К счастью, остаются черновики - и она сутки сидит в кабинете, запершись от мира, переписывая историю раз за разом, пока не понимает, что так - верно. А потом, выходя, натыкается на обиженный взгляд дочери.
Да, и она, и сын будут пользоваться доходами от книг, но понять до конца и принять не смогут.
Мы все эгоисты и все мечтаем владеть мамой, женой, любимой - безраздельно. И когда понимаем, что это не удается...
Наверное, только мать понимает тебя до конца, но она скорее жалеет, что ты не такая, как дочка соседей. А та тихо счастлива. У нее куча детей, образцовый садик, блестящая вылизанная кухня, куда каждая вещь подбиралась с любовью... как это отличается от твоей жизни!
Она не горит, нет.
А как описать это чувство тебе?
Ты писатель, но слов подобрать не можешь.
Но работаешь ты, отдыхаешь, играешь, спишь - неважно, внутри тебя всегда, всегда полыхает огонь. Его языки сжигают изнутри, они разъедают, изнуряют, подтачивают выдержку - и пальцы ищут перо, и переносят на бумагу самые простые и верные слова.
Почти катарсис.
Почти оргазм.
И с каждой книгой огонь разгорается все ярче, все сильнее, и в каждую книгу ты вкладываешь частицу себя.
Ты понимаешь, что горишь, что отдаешь все, без остатка, это страшновато и немного весело, болезненно и радостно, это как увидеть жизнь в глазах мраморной статуи и понять, что твоя душа теперь принадлежит и ей... но как же тебе прожить без частички души?
А она горит....
Сердце сгорело первым.
Впрочем, в ее почтенном возрасте грех жаловаться.
Она прожила хорошую жизнь, у нее есть муж и дети, о ней будут горевать... она была счастлива.
Старая женщина смотрит на звезды сквозь приоткрытое окно.
Сколько ей осталось?
Врач говорит, что ей нельзя волноваться, что каждый стресс может стать для нее последним, но как же прожить в вакууме?
Так не бывает...
Она решительно распахивает окно.
Смерть страшна?
Нет. Только не ей. Она встречалась с ней миллионы раз в других мирах и встретится в последний - в своем мире. Или в первый?
В единственный?
Скорее любопытно, чем страшно. Тем более, её есть кому встретить за чертой.
- Я люблю тебя, мир... я счастлива, что жила с тобой.
Глаза женщины встречаются со звездами - и одна крохотная звездочка срывается вниз.
И следует острый укол в сердце.
Она еще может позвать на помощь, может быть, ее успеют спасти, но вместо этого она медленно опускается на колени. Потом ложится набок, не отрывая глаз от звездного неба.
Оно останется с ней до конца.
Звезды... они тоже костры далеких миров. Лети, моя душа....
Что бывает дальше? Светящийся тоннель?
Тьма?
Райские врата?
Ей так и не удается это выяснить. Вокруг нее ощущается нечто.... Оно живое, нежное, любопытное, оно воспринимается не глазами и не слухом, а чем-то непонятным, что нельзя объяснить и понять. И женщина тянется к нему... уже не руками, у нее нет рук.
Душой?
Возможно.
И на пределе понимания следует миг абсолютной ясности.
Кто-то непредставимо могучий заглядывает в ее душу. Диалог?
Это когда реплики. А между ними происходит нечто другое. Абсолютное осознание и проникновение. - Посмотри на свой новорожденный мир.... - Мой мир? - Да, именно твой. Ты жила в нем, ты дышала им, ты сроднилась с этими существами, ты населила его - нынче осталось последнее, чтобы он стал живым. - Что же? - Дать ему душу. - Мою? - Иначе не бывает. После завершения творения, душа творца растворяется в рожденной им вселенной. Если будет иначе - мир не оживет. - Я растворюсь? Меня не будет? - Будет мир. И может быть, ты. А может и не быть. Это решать ему... - я могу посмотреть? - Смотри...
И колдовской мир распахивает перед ней свои врата. Она словно бы видит его насквозь. Теплый синий шарик, пятна тьмы, героев и драконов, прекрасных девушек и злобных колдунов, чудовищных зверей и танцующих над цветочными чашечками фей...
Ее мир.
Ее жизнь.
Ее душа...
Согласна ли она отдать ему свою душу?
Смешной вопрос. И существо больше не спрашивает ее. Незачем...
Нечто теплое и уютное прикасается к ней - и следует миг боли, как при родах. А потом открываются глаза нового мира - и следует невероятная, непредставимая радость творения. Как рождения дитя... за такое не жалко стерпеть любую боль. Но ее больше нет, есть только счастье. Огромное, непредставимое, непереносимое человеком.
В тот миг, когда душа женщины одушевляет ее творение, на небосводе нового мира загораются звезды. А она вдруг понимает, что вопрос был последним рубежом, но ответ на него вовсе не уход.
Скорее переход.
Сейчас она - весь этот мир.
Она смотрит глазами-звездами, она улыбается солнышком и хмурится облаками, она распахивает руки-реки и встряхивает волосами-деревьями. Она почти не остается человеком, но то, что осознает себя, сохраняет память о прошлой жизни.
И мир обретает душу и любовь.
Он будет расти и расширяться, он будет создавать нечто новое и баюкать своих детей на волнах эфира, он - будет.
Возможно, когда-нибудь он сольется с соседним миром, если населяющие его разумные окажутся достаточно одухотворенными. А может быть - и нет.
Это во многом зависит и от души мира.
И она готова помочь.
Раньше она подсматривала в щелочку. Сейчас же дверь распахнулась - и оказалось, что она даже не дитя. Она - мать. А настоящая мать всегда позаботится о своем ребенке.
Последней мыслью пробегает грусть об оставленном.
Но ведь там живы ее книги.
Сейчас они стали - реальными. Любой, кто возьмет их в руки, поймет, что ее герои - живые. Кто-то полюбит, кто-то возненавидит, а кто-то, коснувшись страниц ее книги, ощутит крохотную искорку. И увидит во сне нечто...
Забудет?
Поможет искре разгореться?
Может быть и так. И на свет появится еще один творец...
***
Ранним утром старую женщину находят на полу ее кабинета.
На столе шелестит страничками законченный роман. Последний роман.
Или не последний?
Других люди этого мира уже не прочитают. Но кто-то возьмет в руки книгу - и искра вспыхнет. И рано или поздно появится новый творец, чтобы пройти тот же путь и одушевить очередной мир.
Кто знает...
Наверное, только душа нового, рожденного мира, знает все досконально. Но мы ведь не будем задавать ей глупых вопросов, правда?
Пусть ее мир будет счастливым. Этого - достаточно. А пока...
Над миром, который находится где-то непредставимо далеко, восходит новое солнышко. Впервые оно живое. И теплые руки-лучи тянутся ко всем его обитателям.
Ну, здравствуйте, дети.
Наконец-то я с вами. Как же я всех вас люблю...