Род Карнавон
Ант Таламир смотрел на горящий замок.
Хорошо-о-о...
Уютно, приятно как-то даже...
Горел Эфрон.
Больше полугода осады завершились к большому удовольствию Анта - полной его победой. Семьи Эфронов больше не существовало. Он лично позаботился. Прямых наследников не осталось, и Эфрон станет частью Карнавона, как, кстати, и было в древние времена. С тех пор прошло немало лет, герцоги растеряли былое влияние, но Таламир собирался восстановить его, хотя бы в Сенаорите.
Да, при дворе его положение чуть пошатнулось, но сейчас ее величество должна вновь оценить своего рыцаря. Таламир, от которого сбежала жена - одно. Таламир, одерживающий убедительные победы - совсем другое. Смеяться над победителем, дураков нет.
Но где же Алаис?
Таламир продолжал ее искать, но пока безуспешно. Утешало лишь то, что Алаис была жива - это определенно.
Карнавон был неспокоен, море волновалось, пожирая корабли и лодки, косатки ходили вдоль берега стаями, но это просто отсутствие крови Карнавонов на родовой земле. Не смерть, нет. Это-то Таламир хорошо знал, почитал древние хроники.
Когда умирает герцог - море бунтует и бесится, оно требует, чтобы умерший вернулся в его лоно. А Алаис...
Таламиру неприятно было об этом думать, не хотелось говорить, но Алаис ведь была последней из рода. Это она - Карнавон, не он. Сколько бы титулов не подарила ему королева, сколько бы грамот не висело на стене в зале, сколько бы ни кланялись перед ним, крови-то нет. Даже ублюдочной...
Он даже не бастард. Карнавон никогда не примет его.
Если Алаис умрет, море разрушит замок, и Карнавон станет непригоден для жизни на долгие-долгие годы. Весь Карнавон.
Старый, тот самый, от которого триста лет отгрызали по кусочку...
Зацепит и Эфрон, и Видапль, и Эстерон, и... Да половина Сенаорита будет разрушена!
Лидия это прекрасно понимает, и в каждом письме напоминает о необходимости найти жену. А Алаис все не находится и не находится.
Где она может быть?
В то, что 'обожаемая' супруга живет в нищете, побираясь ради корочки хлеба, Таламир и на минуту не верил - не тот характер. Алаис слишком умна, чтобы идти на дно, более того, если она там окажется, через некоторое время ее светлость станет главной. Сожрет вожаков, займет их место, возьмет вожжи в свои руки - и все это с извиняющейся улыбкой, словно нехотя, исключительно вежливо...
За это время Таламир не раз вспоминал свои разговоры с женой, и все чаще понимал, что его обвели вокруг пальчика. Убедили в своих благих намерениях, пообещали звезды с неба, и ударили в спину. То, что сам он собирался избавиться от жены, получив пару-тройку наследников, Таламир уже забыл. И совершенно искренне возмущался вероломством негодяйки.
Он! К ней! Со всей душой!
А она?
Да, если б не он, никогда бы не стать Алаис герцогиней Карнавон, выдали б ее замуж за захолустного дворянчика, который вдоволь ест только по праздникам, а все остальное время думает, где взять денег на еду...
Убийство семьи? Измена жене?
Убийство Таламир скромно обходил стороной, уверяя себя, что герцог Карнавон плел заговор против королевы, а значит, был врагом Сенаорита. Измена?
Это же с королевой! То есть - не считается!
М-да, королева...
Таламир коснулся кармана камзола, в котором лежало письмо.
Ее величество просила со всем вниманием выслушать гонца, потому как любимый (да, любимый!) герцог занят на войне, усмиряя предателя-графа, лично она поговорить не может, а дало отлагательства не терпит.
Что ж.
Таламир выслушает. Хотя глаза б его не видели этого негодяя.
Барон Ломар думал примерно так же, но королева приказала - и выбора у него не оставалось.

***
Беседа состоялась этим же вечером.
Двое мужчин, камин, кресла, медвежья шкура на полу, хорошее вино в дорогих кубках... идиллическая картина, особенно если не вглядываться в глаза. Неприязнь маскировать не старались ни один, ни другой. К чему?
Первым, как и полагалось, начал Таламир. Все же хозяин земель, герцог, да и сила в его руках. Барон, конечно, посланник королевы, но чужой здесь. Чужой. И с этим не поспоришь.
- Что просила передать ее величество?
- Вот это. Прочтите, герцог.
Барон выложил на стол свиток. Таламир взял его и вчитался. И - с первых строк открыл рот...

...дорогой мой друг, я хотел бы увидеть вас, но не могу.
После смерти Короля море неспокойно, и если я покину свои земли, это может нарушить баланс.
Когда все это успокоится, мне неведомо, но рисковать своим домом, а тем более, доверенным мне сокровищем, я не стану. Слава Морю, я успел выполнить все до смерти его величества.
Вы, как никто другой, поймете меня.
Ах, как бы я мечтал поцеловать ваши руки...
Моя жена - очаровательная женщина, но...

На сем отрывок письма заканчивался. Таламир еще раз перечитал - и недоуменно поглядел на барона.
- Что это за бред?
Барон вздохнул. Глубоко, печально...
- Ваша светлость, это письмо хранилось около трехсот лет в семье графов Ладен. Во времена оны, герцог Карнавон писал его своей любовнице. Те бумаги хранились в семейном архиве, пока последний из графов не завещал их королевской библиотеке, а в ней нашелся неравнодушный человек. Просмотрел письма, и обратил внимание ее величества на эту строчку.
Палец барона, тонкий, но с обломанным кривоватым ногтем, резко отчеркнул несколько слов.
...доверенным мне сокровищем...
- И что? - Таламир продолжал проявлять чудеса сообразительности.
- Король доверил герцогу нечто. Может быть, корону. Или браслет королей.
- Возможно...
- И это нечто находится в Карнавоне. Его нельзя было взять с собой, нельзя уехать...
- Он мог и просто отделываться от надоевшей любовницы, - здраво возразил Таламир.
- И это мы проверили. Чтобы вы знали, графы Ладен роднились с Карнавонами. Через пару лет после того, как было написано письмо, после смерти тогдашней герцогини, безутешный вдовец через два месяца женился на графине Ладен. Тоже вдове к тому времени.
- Хм-м...
Это было уже интереснее.
- А почему графиня не забрала письмо с собой?
- Неизвестно. Забыла, не подумала, не придала значения, получив целого герцога вместо письма - теперь уже не узнать. Важно другое. Где-то в Карнавоне спрятано то, что последний Король доверил герцогу. Вы догадываетесь, где это может быть?
Таламир догадывался.
Он помнил ту ночь, когда в спальне скрипнула потайная дверь и Алаис умоляла не убивать его. Потайные ходы она ему показала, в том числе и сокровищницу. Но допускать туда этого хорька?
Ни за что!
Ант погладил подбородок с густой, трехнедельной бородой. Некогда ему было бриться, он с Эфронами разбирался.
- Надо подумать. Алаис мне о многом рассказала, но не упоминала о сокровищах Короля.
- Может быть, она и сама не знала. Допускаю, что мог знать герцог, мог знать его старший наследник...
Таламир кивнул.
Честно говоря, он думал, что Лидия лжет. Что ее величеству просто нужен предлог, чтобы разобраться со слишком много возомнившим о себе герцогом. Но чтобы это было правдой?
Сложно поверить.
Где-то в подземельях, три сотни лет, герцоги Карнавон хранят символ королевской власти...
Звучит... странно.
- Как король мог знать, что потомки будут также достойны его доверия? Он мог ручаться лишь за одного Карнавона, а время - оно многое меняет.
Барон посмотрел на герцога с явным оттенком превосходства.
- Поверьте, если бы это поручение дали моим предкам, они бы костьми легли, но волю короля выполнили.
Таламир не поверил. Всем известно - чем громче заявления, тем тише дела. Но покивал, конечно...
- Я подумаю.
- Подумайте. Ее величество очень просила. И вот еще... О вашей супруге нет никаких вестей?
Таламир покачал головой.
- Плохо, очень плохо. Вы так и намерены ждать вестей?
- А что вы мне предлагаете делать? Молиться?
- Тоже было бы не лишне...
Таламир подумал пару минут.
- Это воля королевы?
- Ее величество считает, что лучше, чтобы горячие головы успели остыть. Все же два рода, два древних рода...
Ант только зубами скрипнул.
Древние, и что? Дохнут они так же неплохо, как и скотники! Но в чем-то Лидия права, ни к чему мозолить людям глаза. В Карнавоне никто не бунтует, шепотки идут, но и только, в Эфроне...
- И куда я могу уехать на время?
- Разумеется, посетить Тавальен. Помолиться, получить отпущение грехов у Преотца. Вы же понимаете, тяжесть убийств, пусть даже эти люди виновны, и злоумышляли против королевы...
На самом деле Лидия выразилась так: 'Таламир словно с цепи сорвался! Пусть охолонет где подальше, а мы тем временем распустим нужные слухи. Он же даже при дворе не появится, там резня начнется!'. Про Тавальен барон уже подумал лично, а ее величество горячо одобрила идею.
Подошла бы и Маритани, но...
- Ладно. Заедем в Карнавон...
- Вы можете даже никуда не ехать. Порт не так далеко, - махнул рукой барон. - Ее величество предусмотрела все. И что вы не сможете надолго оставить герцогство без управления, и что мало кому можете доверять, и... одним словом - вот.
Второе письмо легло рядом с первым. Но это уже было запечатано личной королевской печатью, которую Таламир и сломал.
Из конверта пахнуло розами.
Ах, ваше величество...

Герцог Карнавон!
Прошу Вас довериться барону, как доверяем ему Мы. Поймите Нас правильно, сплетни не страшны воину, но Вашим детям? Вашему роду, который Вы хотите основать?
Вы должны вести себя, как человек истинно благородных кровей.
Барону можно доверять, он знает, что если не справится, и в Ваше отсутствие на Ваших землях будет царить хаос, он потеряет и титул, и голову.
Вы съездите, получите отпущение грехов, и в печали предстанете пред Наши очи. Вслух Мы будем ругать Вас, но награда дождется своего героя.

Ее величество Лидия.

И ниже приписка.

Милый Этти, не упрямься, это необходимо. Я не лезу в твои войны, не мешай мне в моих интригах. Жду встречи. Твоя Ли.

Таламир довольно улыбнулся.
Опала заканчивается? Ах, как хорошо...
Ради такого можно и в Тавальен съездить.
Порт, корабль, море... пара месяцев отдыха - разве не это нужно мужчине?
Таламир намного более благосклонно поглядел на барона. Тот мог подделать письмо, но приписки делала лишь сама королева. И только Лидии было позволено называть его Этти.
- Что ж, барон, давайте не будем портить делами прекрасный вечер. Я подумаю, где может быть спрятан артефакт королей, а вы можете покопаться в библиотеке Карнавонов. Может быть, что и найдете? А завтра я представлю вас своим людям...
Барон склонил голову, пряча в глазах довольные огоньки.
Конечно, со временем Таламира надо убирать. Он станет слишком опасен. Но пока...
Если есть двор, то нужны и цепные кобели... ха-ха. Во всех смыслах этого слова!

Семейство Даверт.
Лизетта никогда не заметила бы слежку. Но помог случай.
Она зашла в лавку по дороге из храма, потом в другую...
Как женщины ходят по лавкам?
О, это целое искусство. Мужчина может прийти, купить нужную вещь и выйти вон.
Женщина никогда не совершит такого преступления пред благородным искусством торговли. Можете быть уверены, если настоящая женщина вошла в лавку со шляпками, к примеру, она обязательно осмотрит все образцы, потрогает, попросит примерить, растреплет прическу, долго будет укладывать волосы, потом выберет три или четыре самых понравившихся шляпки, а лучше восемь-десять, долго будет думать, советоваться с окружающим, потом останутся только две, одну она купит, со второй расстанется с болью в сердце, уйдет из лавки, и спустя десять минут возникнет на пороге, с выражением: 'сгорел сарай, гори и хата', и потребует вторую шляпку. Они же обе ей к лицу!
Собственно, это и произошло в шляпной лавке.
Одну шляпку Лизетта выбрала, потом зашла к торговцу тканями, увидела там потрясающий бархат цвета голубиного крыла, вернулась за второй шляпкой, потом подумала, купила и для Алаис, вернулась к торговцу тканями на соседней улице...
Стэн следовал за ней, то начиная клянчить милостыню, то замолкая и прячась.
Неудивительно, что Лизетта его заметила. Правда, не узнала. Разница между благородным, хотя и слегка потрепанным рыцарем в доспехах, и нищим бродягой в жутком тряпье была слишком значительна. Так что женщина сунула приказчику серебряную монету, и удрала через заднюю дверь в лавке торговца пряностями. Стэн прождал перед лавкой примерно полчаса, потом вышел хозяин, швырнул в 'побирушку' огрызком яблока, и посоветовал проваливать, покуда цел. Дама ушла, а если бродяга еще раз появится на их улице, так торговец и разбираться не станет. Обломает об него метлу, а потом не пожалеет жгучего перца, который насыплет негодяю в такое место, что тот навсегда о женщинах забудет.
Стэн выругался, и похромал назад к Храму.

***
- Следили?
- Какой-то жуткий нищий, от Храма... кажется.
История, рассказанная Лизеттой, взволновала и Луиса, и Алаис. Что это - происки Эттана? Или кого-то еще?
- Схожу, посмотрю, что там за попрошайка, - решил Луис.
Алаис едва успела поймать его за рукав.
- И он тут же удерет? Ты что, тут надо тоньше действовать!
Массимо согласно кивнул.
- Я схожу, помолюсь. Вас-то, монтьер, в Тавальене каждая собака знает, а я проскользну.
- А еще поговорим с Даланом. Пусть тоже сходит, покажет ребятне, за кем еще проследить.
- Мне идти не надо? - Лизетта перевела дух. Все же ей было страшно, очень страшно. Она отлично понимала, чем рискует при неудаче вся их компания, и втихаря осуждала Алаис за решение взять с собой ребенка. Случись что - ведь и младенца не помилуют!
А Алаис казалась абсолютно невозмутимой.
Она распевала песни, возилась с ребенком, болтала с Даланом, шутила с Луисом и Массимо, и прекрасно себя чувствовала. Одно слово - аристократия.
- Нет, Алаис погладила женщину по руке. - Сиди дома, успокаивайся. А то любезнейший свекор пожалует, а ты, как веником прибитая.
Манера подшучивать над Преотцом вообще ставила в тупик всех, включая и самого Эттана. Начиная с первого вечера, когда Алаис подала ему вино по всем правилам восточного этикета, с глубоким поклоном, опускаясь на одно колено, но при этом не опустив глаза, а нахально улыбаясь, до фривольного обращения: 'О Великий и Величайший среди смертных...'.
Как-то так у нее получалось, и уважительно, и не обидно, и сам Эттан не мог сдержать улыбку, глядя в озорные глаза 'невестки'.
А ларчик просто открывался. Еще во времена оны, будучи юристом в администрации, Татьяна усвоила этот тон обращения.
Без подобострастия - самой противно, да и ценить не будут.
Без излишней резкости - по ушам получишь.
Без ехидства и иронии, которые почему-то не в состоянии оценить начальники, но с легкой нот кой юмора, как бы говоря, да, вы умнее и сильнее, я вся у ваших ног... разрешите подмести заодно? А то ниц, во прахе лежать неудобно?
С Эттаном Давертом такой стиль тоже срабатывал. Без нарочитого восхищения, без желания что-либо получить, скорее, наоборот - Алаис бы век его не видела, но Преотец зачастил.
То проводил вечера и ночи в своем дворце, а то стал заявляться под вечер. Корми его ужином, показывай, как растет малыш, играй на гароле... и все время чувствуй себя канатоходцем.
Упадешь - пропадешь.
Алаис от всей души желала Преотцу острого поноса, из-за которого он неделю от горшка (читай - дома) не отклеится, но до подсыпания какой-нибудь пакости в его бокал еще не дошла. Все же польза...
От кого еще можно узнать, где содержится магистр Шеллен?
Только от Эттана который приходит и жалуется на неуступчивого мерзавца. Его и так уж, и этак... и все напрасно! Палачи жалуются, что пытки... не то, что не действуют, а как-то все слабее и слабее, словно человек впадает в какое-то оцепенение. И боятся переусердствовать.
Казнить, что ли, негодяя, пока он самостоятельно не подох?
Где содержится?
В Ламертине. Так прозвали местную тюрьму рядом с дворцом Преотца. Каменный мешок. Высокая башня, в которой почти нет окон, нет света, нет надежды...
Камни, цепи, охапка соломы, пыточные на нижнем этаже...
Летом - камни раскалены от солнца, зимой на стенах наледь, весной и осенью сырость. Если оттуда выходят не на плаху, то долго не живут. Даже крысы в Ламертине не водятся...
Как туда проникнуть?
Никак.
Вход один - это тяжеленные ворота. А надо еще пройти по коридорам, найти магистра, освободить от цепей, довести до ворот, вытащить, как-то переправить на побережье...
С каждым днем Алаис все больше понимала, что это нереально. Идею подал Луис.
- Если Шеллена поведут на допрос к Преотцу?
- От Ламертины до дворца - два шага по площади.
- Нам этого хватит.
Алаис подумала пару минут. Ну да, сотовых телефонов здесь нет, телефонов тоже, если приказ принесет Луис, ему поверят и выдадут заключенного. А если запросят подтверждение? Пошлют гонца?
- Надо узнать подробнее, что и как.
Луис фыркнул.
- Тут тебе и карты в руки. Узнавай.
Он вполне свободно общался с Алаис. Какая там стеснительность, если они спят в одной кровати, малым не целуются на людях, и всячески изображают любовь.
Глаза Алаис вспыхнули огоньками.
- Карты? Нет, в карты я играю плохо. Но... плотника мне! Срочно!

***
Вечером Эттан Даверт был встречен тишиной. Ровно до каминной, в которой над клетчатой доской сидели, согнувшись, его сын и Александра.
- А я тебя так! И в дамки!
- А я твою дамку съем!
- И пропустишь новую!
Преотца даже заметили не сразу, но Эттан не разгневался - ему стало интересно. Александра щелкнула по доске костяшкой, Луис загрустил, а женщина подняла голову - и от всей души улыбнулась Преотцу.
- Пресветлый!
Эттан тут же был усажен в лучшее кресло, рядом с ним появились и графин, и блюдо с тарталетками, а Алекс вернулась к доске. Зависла над ней на миг, покачала головой - и снова щелкнула костяшкой.
- Съел?
- Съем!
- Кого съедите? - потребовал уточнений Преотец, и тут же получил их. Оказалось, что это такая игра - называется шашки. А есть еще поддавки. Хотите посмотреть?
Посмотреть Эттан хотел.
Вроде бы и несложно, но Александра раз за разом выигрывала у Луиса. И почему у него такой бестолковый сын? Вот Эттан бы...

***
Алаис пристально наблюдала за Преотцом, и точно уловила момент, когда его надо было пригласить в игру.
- Не желаете попробовать, пресветлый?
Очаровательная улыбка смягчила иронию, и Эттан милостиво склонил голову. Ну, держись, девочка!
Через пять минут он оказался разбит в пух и прах, и сам не понял, как это произошло.
Еще через пятнадцать минут Эттан проиграл второй раз, а потом и третий.
После двенадцатого проигрыша ему удалось один раз выиграть, а потом он проиграл еще три раза.
И вновь выиграл. И опять проиграл.
Александра улыбалась, парировала ходы, отбивала атаки, и заодно болтала о том, о сем. А еще уверяла, что такому блестящему стратегу, как Преотец, научиться играть в шашки не составит труда. Конечно, блестящему! Он ведь так хорошо все продумал!
Особенно с Орденом Моря!
И сбежать-то никому не удалось... кому-то удалось?
Ой, как страшно! А если они сюда придут? Вы же нас защитите, правда?
А если они решат освободить магистра?
Это невозможно?
Ах, какое облегчение это знать. Но вдруг они решат устроить налет на Ламертину?
Бесполезно?
Подделают приказ! Чтобы им выдали ценного пленника.
Невозможно? Приказ запечатывается личным перстнем Преотца - и кольцом самого Эттана. Два раза. А если не будет второй печати, значит, надо хватать негодяев...
А если они ее подделают?
Невозможно?
Ох, как приятно это знать! Но вдруг?
Есть тайный знак в письме. Который знают только Эттан с комендантом.
О, Великий и Величайший, воистину, ваша мудрость не знает границ.
К концу вечера Эттан уверенно выигрывал две партии из трех. Алаис слегка поддавалась, так, чтобы не было заметно. Заслужил.
Столько ценной информации она бы ни от кого не узнала. И хвалила Преотца, на чем свет стоит. И умный он, и потрясающе легко все осваивает, и другим было бы намного сложнее, и...
Эттан млел.
Даже от дурочки приятно услышать дифирамбы в собственный адрес. А от умной женщины - втройне. Все же, Луис не так глуп, если позарился на эту девчонку. Хотя Эттан предпочитал более статных женщин, но была в Александре какая-то изюминка, нечто такое... Было.
Очень интересная женщина.

***
Вечером,  в общей спальне (а как еще убеждать окружающих,  что они любовники?) Луис от всей души поаплодировал Алаис.
- Алекс, ты гений.
Алаис медленно присела в реверансе. В роскошном кружевном пеньюаре это выглядело забавно - коленки виднелись.
- Теперь мы знаем многое, но далеко не все.
- Думаешь, отец что-то утаил?
- Я бы утаила. Обязательно.
- И что теперь делать?
Алаис потеребила губу. Подумала.
- Если было бы устроено покушение на Преотца,  если бы его захватили в заложники... нас - нет, мы не настолько важны для него...
- Вряд ли и это подействует.
- А если устроить коменданту 'день прочистки'?
Луис подумал.
- Это возможно. Вряд ли его помощник в курсе всех тонкостей. Если комендант свалится с болезнью,  то его помощник станет на пару дней главным. И выдаст нам магистра. Мне - точно.
- Надо это все еще обдумать на свежую голову. Давай выспимся,  а уж завтра...
- Выспишься ты, как же...
Маленький ребенок - существо страшное. Орет он,  когда ему хочется. По счастью, есть няньки,  но кормить ребенка встает мать. А Луис,  обладая чутким слухом,  также просыпался. Потом,  конечно,  опять проваливался в сон,  но...
Он никому и никогда не признался бы,  но однажды...
Малыш захныкал. Нянька отлучилась,  а утомленная Алаис спала,  как оглушенная. Мужчина встал и подошел к колыбели. Медленно и осторожно подсунул ладони под тяжелое тепленькое тельце, вытащил,  прижал к себе...
Плач прекратился.
Малыш изучал незнакомца, Луис изучал малыша. И обоим нравился результат.
Младенец был... забавным. С хохолком на головке, с ясными блестящими глазенками и беззубой младенческой улыбкой во все десны, с крохотными ручонками,  которые пока бессмысленно двигались в воздухе. Он доверчиво смотрел,  не ожидая подвоха. Его никто не обижал,  не поднимал на малыша руку,  этому ребенку никто и никогда не запретит завести собаку,  никто не посмотрит на него леденящим взором...
Луис попробовал представить,  как Алаис,  в угоду мужу,  игнорирует сына.
Не получилось.
Картинка складывалась совсем иной. Летящий из окна муж, летящая вслед скалка, и машущая им рукой женщина,  с ребенком на руках. А нечего тут! Муж - преходящее,  а ребенок - нечто вечное.
Мужчина стоял с малышом на руках у открытого окна,  и мысли,  которые лезли в голову,  были... странными.
А ведь у него тоже будут дети.
Какими они будут? От кого? Как он будет их воспитывать?
Потом вернулась нянька,  малыша пришлось отдать, но Луис часто поглядывал на Алаис уже по-новому.  У них ничего не может быть. Она - Карнавон,  он - Лаис.
А - жаль.
Только от сильной женщины рождаются умные и сильные дети. Луис постепенно понимал,  что кого бы он ни нашел,  она будет проигрывать Алаис Карнавон. Но...
Кровь.

***
Эдуард, герцог Лаис,  смотрел с башни на бушующее море.
Оно ревело и бросалось на подножие замка,  оно и не думало успокаиваться, волны пели,  приветствуя... или требуя? Или и то,  и другое?
- Отец?
Сын подошел почти неслышно. Эдуард повернулся,  с любовью посмотрел на своего первенца. Феликс родился слабеньким,  и сколько же усилий потребовалось,  чтобы выходить его,  вырастить... но сейчас юноша ничем не уступал своим сверстникам. Прекрасно скакал верхом,  владел мечом,  и Эдуарду доподлинно было известно,  что местные деревенские девушки тоже не жалуются на молодого господина, щедрого и не злого. Красавца с золотыми волосами и карими глазами. Совсем не похожего на мужчин со старых портретов... впрочем,  эти портреты давно были убраны с глаз долой. Фамильная галерея была закрыта для посторонних.
- О чем ты думаешь?
Эдуард вздохнул,  глядя на море. Он не мог рассказать этого жене,  но сыну... Ему принимать эту ношу.
- Море бушует.
- И что? - Феликс искренне не понимал,  в чем дело.
- Море бушует,  когда  герцога нет дома.
Феликс помотал головой.
- Не  понимаю? Мы же дома?
Эдуард вздохнул.
- Я  не хотел говорить с тобой об этом здесь и сейчас,  я подождал бы,  пока тебе не исполнится тридцать,  но,  судя  по всему, этих  десяти лет у нас не будет.
- Отец?
- Ты никогда не задумывался,  как мы стали герцогами Лаис?
- Н-нет...
Эдуард вздохнул.
Понятное дело,  не задумывался. Мальчик родился герцогом, для него это было привычно и понятно. А вот то,  что сейчас расскажет отец...
- Мы родственники Лаис,  да. Но не герцоги.
Феликс даже рот открыл. Сказанное не умещалось в картину его мира.
-Ты видел родовые портреты?
- Д-да...
- Лаис,  истинные Лаис были темноволосыми,  с серыми или карими глазами, белой кожей. Мы же... Сам видишь.
И Эдуард,  и его сын были блондинами. Разве что Эдуард - сероглазым,  а у его сына были золотисто-карие очи, пылкий взгляд которых испытывала на себе не одна красавица.
- И что?
- Около ста лет назад,  чуть меньше, тогдашний Преотец решил уничтожить герцогство Лаис. Я не знаю,  за что. Знаю  только,  что в одну ночь его люди атаковали замок. Не выжил никто,,  нападавшие убивали всех, вплоть до младенца,  лежащего в люльке. Уничтожали кровь Лаис.
- А...
- Почему не исчезло герцогство? Потому что освободившееся место отдали нашему прадеду. Прапрадеду,  если быть точным. Двоюродный брат тогдашнего герцога  сделал ублюдка на стороне,  не признал,  но воспитал,  как своего сына. И наш прадед любил отца. Его,  кстати, убили со всеми Лаис. Так что мы не герцоги... кровь Лаис в нас есть,  ее достаточно,  чтобы море не бушевало,  но для принятия наследия - этого мало. Слишком мало.
- Но как тогда он стал герцогом?
- Его не было дома, когда все случилось. Нет-нет,  не думай о прадедушке плохо. Он не предавал,  иначе сгнил бы  заживо. Законы крови в этом отношении суровы. Он уезжал,  а когда вернулся,  все было кончено. В дневнике сказано,  что он пытался отыскать хоть кого-то,  потом понял,  что все бесполезно,  решил отомстить,  но Преотец сделал ему предложение. Либо он убивает прадеда,  и род Лаис вообще прервется. Либо прадед становится герцогом,  и подчиняется воле Преотца.
- Он согласился?
- Он знал,  что жив кто-то из старого рода. Кто-то из его сводных братьев или сестер. Не знал,  только,  кто и где.
- А откуда он это знал?
- Его не приняло наследие Лаис.
Феликс помотал головой.
- Погоди... отец,  что значит - не приняло наследие Лаис?
- Вот это. - на пальце герцога блеснул зеленый камень с вытравленной на нем серой акулой. - Это подделка. Настоящий, снятый с пальца убитого герцога,  лежит где-то в сокровищницах Тавальена. Но в записях предка сказано,  что его никто не смог надеть.
- Почему?
- Начиналась странная штука. Опухали руки, шли красными пятнами,  люди криком кричали от боли... перстень попробовали примерить на осужденного. Ему становилось все хуже и хуже, в итоге,  он умер от удушья через несколько часов. Наш прадед примерил перстень,  но когда по руке пошли красные пятна,  снял его,  и больше никогда не одевал.
- А... потом?
- Сказано, что он ждал,  искал, надеялся,  но все было впустую. Тогда он рассказал  все это своему сыну,  в надежде, что рано или поздно найдется потомок... преотец Лисандр был глуп. Если бы он уничтожил всех Лаис,  море обезумело бы,  родовой замок был бы уничтожен, а герцогство стерто с лица земли. Этого не произошло,  значит,  кто-то остался жив. Не наш предок, его крови не хватило бы для признания Морем... Кто-то был. И был рядом,  на земле Лаис...
Феликс медленно сжал виски.
- Кошмар... Прости,  отец...
- Что уж там. Потому и закрыта для посторонних картинная галерея. Кровь герцогов сильна,  поверь,  если сейчас на земле есть Лаис, они выглядят точь в точь,  как их предки. Просто лучше это никому не знать.
- А они есть?
- Посмотри на море.
Феликс повиновался.
- Акулы?
Да,  это были акулы. Целые стаи кишели рядом с замком,  они играли,  словно дельфины, они наслаждались бушующим морем,  но почему-то не жрали друг друга.
- Они приветствуют своего господина. Море поет и акулы танцуют. Это один из признаков. Другой - принятие наследства. Есть и еще несколько,  о них сказано в дневнике прадеда...
- То есть где-то есть законный герцог?
Эдуард улыбнулся сыну. Какой же умный мальчик у него вырос.
- Есть,  сынок.
- И что теперь?
- А теперь нас ждет много проблем. Если герцог Лаис,  истинный герцог,  придет к воротам замка,  мы не сможем поднять на него руку. Уж поверь,  это станет нашей смертью. Кровь не потерпит предательства.
- И?
- А король вряд ли поймет мое желание жить. И преотец Даверт тоже.
Феликс мрачно кивнул,  понимая глубину ямы,  в которой они все оказались.
Отказаться - нельзя. Им не жить. Согласиться тоже нельзя,  все равно убьют. Избавиться от проблемы... может,  если он сам....
- Проклятие падет на весь род,  - Эдуард выделил голосом последние два слова.  - Даже и не думай,  если не хочешь нашей смерти.
- Не буду.Но что тогда делать? И зачем ты мне это рассказал?
- Рассказал потому,  что больше не уверен в завтрашнем дне, - отрезал Эдуард. А что делать...
Он посмотрел на море. На играющих акул - одну,  белоснежную,  длиной в шесть человеческих ростов было особенно хорошо видно, и решительно тряхнул головой.
- Делать то, что завещал наш предок. Договариваться. Наверняка, есть мирные пути решения проблемы. И мы  должны с этим справиться.  Обязаны. Я хочу увидеть своих внуков.