Часть всегда больше целого. Это кажется абсурдом только на первый взгляд: главное условие в оценщике, ведь нет абсолютно объективных критериев, а конечный или промежуточный итог зависит от личного участия либо интереса в некоем приватном акте.
Виктор перестал мучить себя и приник всем своим, отравленным приятными заботами, телом к чудному столу. Сначала он отведал канапе с дичью, потом седлышко ягненка в ароматной сладкой подливе - всю эту прелесть увлажняло и подчеркивало красное терпкое вино "Кварели"; он спокойно относился к модным гастрономическим изыскам, включая премиальные винные карты, поэтому его вполне устраивал мир старых, испытанных чудес, и фраза "высокая кухня" - была для него лишь одним из необязательных атрибутов светского общения. А "Кварели" - рубиновое маточное, по возрасту лозы, вино насыщало мясо ароматом горного юга, неуловимым запахом далекого моря; и напоминало о тихом Илларионе, мудро подчеркивающим, продолжительным, но не избыточным тостом достоинства гостей и благоразумие хозяев. Необходимость искать, выправлять или отправлять компаньона на вершину Нараямы слегка портила настроение, но не аппетит. Работа есть плоть, а блаженство есть дух. По этому завету он прожил уже достаточно лет и желания стать прозелитом ещё ни разу не возникало. И когда его посещали микро вопросы макро тем, он легко ускользал от ответов, пересчитывая пачки денег, просматривая онлайн счета, вспоминая хранилища банковских ячеек. Но общие рассуждения и даже глубокомысленные озарения ему сейчас вряд ли потребуются - нужен четкий, сухой порядок действий, в завершении которых он опять выступит в роли вершителя. В общем-то, уже привычной и апробированной разными деяниями и инструментами, но все равно каждый раз вызывающей прилив полу восторга и сдержанного возбуждения такой сладости, что постоянно хотелось погружаться в него вновь и вновь.
Проанализировал диспозицию: на мой взгляд - легенда, в той или иной мере, достаточно исполнима, всё на руках, а прикуп - откроется по мере действия. Пока вроде бы достаточно карт на руках, хотя одна из них вызывает вопрос: если собираются жертвовать таким козырем, то необходимость включать голову обязательна. Потом эти медикаментозные приемы какой-то экспериментальной химии со страшными последствиями для Андрея не остались без внимания Г., однако интерес был, я заметил, своеобразный - словно у биолога рядом с клеткой подопытных мышек. Не подошло ли то самое время - моего исхода? И морально и физически, при любом контракте, даже столь специфическом, как здесь, возможность самому определиться с точкой невозврата, особенно важна. Она собственно и становится твоей линией жизни. Длинной или короткой. Правда, очень сложно сорваться с предстоящего дела - сумма контракта запредельная (она перекрывает все ранее полученное в разы); тут тот случай, когда риск максимально обоснован. Можно себя ещё раз убедить простой мыслью: "кто не раз горел - научился греться у костра". Пусть будет последняя гастроль артиста, лишь планировать надо молча - знавал я деятелей с излишней длиной языка и несдержанной психикой - где сейчас они проявляют свои способности ведомо только Г. Кстати, о Г., интересны все-таки каналы и пределы его возможностей - после получения информации не прошло и часа, как нам забронировали номера в нужных местах в отеле, где простому смертному довольно сложно получить номер так оперативно. И вот на Якиманке мы с Ниной, без помощников, обычно исполняющих второстепенную работу и подводку, должны в течение ближайших суток сделать всё сами. И с Ниной я ни в коем случае не могу встречаться даже с её отражением, и, точно зная о технологической начинке отеля ещё в древние времена, можно быть уверенным - и сейчас система функционирует на самом современном уровне. Так что моё и Нинино, практически полное преображение - профессиональная необходимость. Смотрю на себя в зеркало и получаю гадливое удовольствие. Почему такое странное осознание? Потому, что вижу и не вижу общее с оригиналом; неожиданно возникает залихватская потребность сказать своему измененному альтер эго какую-нибудь гнусность и тут же ловко увернуться от удара в челюсть. Я в этой гостинице второй раз, тогда и сейчас меня удивляет и цепляет её какая-то странная аура: монументальная помпезность, неумело прикрытая роскошь сочетаются с очень приличной кухней, заложенной ещё первым директором отеля - куратором традиционного раблезианского меню с небольшими вольностями и своеобразным штатом обслуги, местами все ещё сохраняющей чудные особенности прошлой "цековской" вотчины... Надо прогуляться немного по знакомому маршруту - до Музеона и обратно, да и связь допустима только вдали от гостиницы... Изменений нет - мы работаем, как и планировалось независимо друг от друга, так что подвоз Андрея " не моих волнений дело, справятся сами". После променада получаю весточку... пора мой друг, пора.
Записка с флэшкой, непонятно откуда возникшая на декоративном столике в номере, пробивала сознание щелкающим вопросом - откуда, зачем, кто? Самое важное не что в ней, а надо ли узнавать, мучать себя дальше, зачем-то забывая её след, инверсивно пронизывающий мозг, в поисках то ли выхода, то ли входа. Он хотел обрести, наконец, простую цель, но направление постоянно менялось, как и настроение, которое уже давно существовало независимо от его воли и желания. Все время ему необходимо было взнуздывать себя, приподнимать, потом освоившись в узком временном пласте, он забывался и когда вновь включался, но новый вычищенный мир преподносил старый сюрприз: тоже микродвижение, заторможенность чувств - потом бах и петля синусоидой вбирала в себя мысли, планы, надежды и уносила куда-то далеко в Космос, куда сам он прорваться был не в состоянии. Нина была как бы рядом - он её видел, обонял, чувствовал частички кожи, запахи, каждый раз пропитывающие его желание сверху донизу, почти вторгался в неё - потом сразу вываливался во влажный морок и снова искал её, вопил, взвывал на потолок, на мрачное небо - и тут же беззвучно, глухо запирал вопль изнутри, падал в черноту вновь и до конца.
- Вот вы и проснулись - чудесно. Я сообщу профессору, он после операции обязательно зайдет.
Андрей потерялся, не мог ничего ответить - женщина в халате, какой-то сон, одутловатая тяжесть головы, история в которой он не помнил ни начала, ни конца, потом прибытие на крайнюю станцию - " где Я, почему?"; ему надо обязательно встать и что-то сделать, а иначе (било предчувствие неотвратимости рока) завершенность уничтожала будущее. Необходимо найти Нину, объясниться, уберечь от них... От кого? Но сначала быстрее выбраться отсюда, в противном случае - безнадега. Следовательно - первое - очень быстро смочь, второе - не показать виду, третье - сделать ноги, четвертое - когда и куда? Так прошел день: приходил кто-то в белом... не реагировал, пытался анализировать, терпел, особенно хотелось пить, думал уже из кувшина с цветами, но мини-камера, стоп. Наступил вечер, выключили потолочное освещение, через некоторое время обесточил бра - маленькой подушкой, затаился, вроде тихо. Сполз на пол, тихо до туалета, свет - нет, наконец, встал, ещё мутят ноги и голова, попытка легкой координации, тренинг - оживаю; открыл чуть-чуть кран - отпился. Вверху - маленькое окошко, от него слабый коридорный свет; из палаты, аккуратно, прикроватную тумбу, залез, посмотрел - какой-то жлоб сидит шестерочный, рядом, кажется, тревожная кнопка. Думать! Решаю - времени на сомнения нет. Сделал боковую позу планки - 2 минуты; на лопатках - столько же. Растянулся - нормально, и вперед без колебаний. Успокоил хлопца на раз-два-три, снял жакет, потом по коридору до процедурной - открыта, решеток нет, окно - не высоко, но готов ли? А, вариантов особых не вижу. Соскочил - тело заиграло звонко - вернулся... почти. Хоздвор, сквозь - зеленые аллеи, опасность сбоку - первого встретил гребнем ступни - це чуай, второго - классикой - с правой по солнечному; неужели я столь мелок - судя по оппонентам; а может такова данность момента или превратность случая. Хотелось бы первого. Когда тебя неправильно обмеряют - всегда расширяется лаг действий, плохо просчитываемых соперником и, наоборот, облегчается твоя задача исполнить желаемое. Что-то я много думать начал - опроститься и полагаться на инстинкты, ведь только с ними ты всегда в согласии: не на людей же рассчитывать, в самом деле - ненадежное это племя - игристое: пока пена сойдет - будет поздно считать потери. Город я знаю так себе: изучал по заданиям, по входам и выходам, по электронным визуалам - теперь поиск идентичности отягчается отсутствием денег, пристанища, цели. В карманах жакета ничего, кроме носового платка - выкинул, дальше надо определиться с местоположением и найти какой-нибудь круглосуточный торговый мол, для самообслуживания - моего. Давно я не применял соответствующие навыки, интересно - осталась ли в загашнике сноровка. Через некоторое время я в общих чертах определил район моих скитаний - где-то северо-восток, в зоне зеленых массивов Измайлово, Сокольники; наконец, я увидел крупный торговый центр, где мне необходимо обрести транспорт и какой-либо капитал. Пристроившись около закрытого киоска, я высматривал нужного клиента; время было не самое лучшее, но терпимое - около 23.00. Количество машин, подъезжающих к зданию, было достаточным - я высматривал автомобиль не очень пафосный, но и не очень дохлый; особо тщательно выбирал владельца - ошибиться я не мог, время и вольтаж поджимали. Только после просмотра десятка мужчин я решился: авто - ниссан х-трейл, седовласый крепыш, уверенный как в себе, так и в избранном лидере, выглядел законченным интровертом, безапелляционно верящим в собственный статус - поколебать который не смогут какие-то интеллигентские мозгляки. Надо сказать, социальное положение в таких случаях - ничто, внутреннее самоощущение - всё. Он мне и нужен: иду впритирку, при входе тряхнул, подобострастно и выспренно извинился; ключи у него были в кармане брюк (заметил при наблюдении) - но были не долго; чтобы выглядело естественно - зашел за ним в вестибюль и когда мужик двинул в зал, я как будто вспомнил о долго не писавшем песике, развернулся и был таков. В машине я обнаружил спортивную одежду и кроссовки в сумке, но задерживаться не стал - отъехал и, трезво оценивая ситуацию, определился с ближайшими действиями: в течение этого часа мне необходимо сдать машину в окраинный, полулегальный автосалон и уже после этого спланировать дальнейшее. Сумму отвалили бешеную - не знал даже, донесу ли: за новую японку получил 150 штук; в моих обстоятельствах - на безрыбье и рак рыба, так что я быстро попятился и поехал на Каланчевку, где всегда можно было снять жилье у частников, по самой разнообразной цене и вкусу. На месте не спешил, да и куда спешить пока не ясно. Наконец, показалась приятная во всех отношениях старушка. Не торговался - договорились на 1000 в сутки. Комната внука (он в длительной командировке, с её слов) в районе метро Бауманская, есть ноутбук (внучка); я тут же предложил залог за пользование им, но божий одуванчик был очень мил и отказался: "деньги просто небольшая прибавка к пенсии, вы же понимаете какая сейчас коммуналка?" Да, кивал я радостно ей в ответ:
-Такие тяжелые времена наступили, вот даже в гостиницу не пошел, чтобы сэкономить.
Впервые, за не помню сколько дней, вкусно и безобразно поел чем попало, расслабился, упал в прерывистый, беспокойный сон, что-то невнятно вспоминал: мелькали прерывистые цепочки разно фигурных пятен, то ли людей, то ли ощущений, потом наплывали четкие контуры последних событий и снова размытый, текучий, словно фильм с испорченной пленкой, коллаж не обличий, а видений. Очнулся, с удовольствием коснулся компьютера с чувством давно забытого праздника, включил и погряз в информационной заразе. Вынырнул где-то часа через полтора - вспомнил о флэшке, единственном предмете, каким-то образом, связывающим те самые разорванные цепочки в символы требующие осмысления. Видео: небольшая группа зыбко вспоминаемых мужчин; жаркое обсуждение научной проблемы; разговор и обо мне; кто они - сложное опознание чего-то знакомого или знакового... горячо и густо в голове... прова...
Удовольствие возникало в момент, а не после; только спустя некоторое время, довольно значительное, я начинала смаковать подробности, детали, мизансцены - и равноценен был материал послевкусия: то ли примерка и покупка лакомой обновки в бутике, то ли победный раунд задания; проигрышный - не рассматривался, даже теоретически. Приятным было то, что Г. открылся с новой стороны; хотя, скорее всего причина в доверии, которое заработала точным исполнением, а может быть необходимость хоть с кем-нибудь общаться по-людски. Он теперь не только давал общие указания, но и стал выслушивать меня, и даже прислушиваться, хотя, скорее всего это лишь мой придумок - фантазия уветливого сознания. Дан очень сжатый срок и опять нет никакой информации о параллельных исполнителях, хотя уже давно пора привыкнуть к скрытному постоянству Г., правда случайно увидала Виктора недавно, и стало мне от этого нехорошо - очень длинный шлейф "утопленников" тянется за ним, как их называет шеф. Его методы не облегчают работу - они вынуждают быть постоянно начеку; скорее всего этим Г. пришпоривает нас всех и, обязательно, вносит толику подозрения. В тоже время он позволяет себе поработать и добрым следователем: в конце разработки он пообещал мне прикрытие (при неудачном развитии событий) на самом высоком уровне - практически с верхних этажей серого здания. По наивности - сперва, не понимала, потом разобралась, наконец: ему не просто удобно - разделять и, соответственно, контролировать, он получает удовольствие от наших взаимоотношений, как получают его посетители детской площадки зоопарка, где за незатейливыми, потешными сражениями молодняка, чувствуется твердая рука селекционера. Вчера начала работать по материалам: с флэшками, с рассылками и статьями по теме - попыталась вникнуть в предмет исследования. Непонятно, зачем такая углубленность в то, что через месяц-другой станет прахом? Каждый раз удивляюсь количеству. Качество мне не оценить - я ведь не исследователь, просто - исполнитель. С позавчерашнего дня активно занимаюсь техническим обеспечением операции - то, что я люблю больше всего (шучу - шучу); но без скрупулезного входа и выхода в активную фазу не стоит начинать вообще. Я вспоминаю, как меня экзаменовали в далекой юности, лет этак восемь тому назад, тогда я практически провалилась на авиабилете, предполагая, что суетность меня не красит и, оставляя выход за рамками особого внимания. И пусть исход был не до конца реальным, досталось обучение больно - два шрама на память: один на моем запястье - постоянное напоминание о переэкзаменовке, другой - у косметолога, за первый приличный гонорар. Но такое испытание лучше западает в душу (да именно в душу потому, что обычные лекции - для любителя); и так как я в данный момент пространно рассуждаю и даже могу увидеть докладчика в зеркале - понятно какой диплом я все-таки получила - красный! Немного гнетет внутренняя тема: с одной стороны - отброшенные розовые сопли близких взаимоотношений, с другой - умножение лишних троп на пути к цели. Но многие мысли - отягчают решение и съедают время. Назойливое либидо напоминает о себе почему-то в неурочный час, и пусть ты выставляешь его в окно на свежий ветерок, оно снова ломится к тебе через дверь. И тут, кстати, работа, которая не только захватывает и отрывает от любых щелей бытия, в том числе и физиологических, но и вбрасывает тебя в иной мир разнонаправленных векторов. Обидно только, когда используют тебя лишь в роли привлекательной маскарадной штучки, и ты вынуждена усиленно скрывать свой потенциал, только изредка высвобождая стихию того, о чем все так любят поговорить, немногие - смачно делать. Интересно увижу хотя бы по касательной кого-либо из нашего бюро по заявкам или опять Г. развел всех по разным углам, да ещё поставил ширмы. Я не думала никогда раньше об усталости - в моем возрасте, в самом деле, об этом не задумываются, а нормальные люди в подобных обстоятельствах и не беспокоятся: шикарная гостиница, практически открытая кредитка, да и вовсе не противный клиент, к тому же по-питерски стеснительный и милый. Но накапливается другого рода напряжение - изнеможение актера, который служит без антракта. Сегодня, напоследок, я должна прилечь в его номере; вчера позволила ему выговориться, не перебивала, выглядела полной дурочкой, с восторгом и раскрытым ртом, смиренно внимающей откровениям гения. И он поддался: в конце вечера положил мою руку в свою и с чуть осоловевшим коровьим взглядом вылизал меня с головы до ног. Я не выдержала такого сложно изысканного обхаживания и накрыла его сладким поцелуем. По-моему, столь откровенная сессия потрясла его до такой степени, словно перед ним разверзлись то ли райские, то ли адские кущи. Можно сказать - подобный отрок мне попался впервые - я, может быть, и поиграла бы с ним в жениха и невесту..., но не на службе. После церемонного прощания я вернулась в номер, в ванной яростно натерла свою киску сверху донизу и ещё... Отпустило немного, и потом, уже, в постели, в полузабытьи, со сладкой тоской мечтала об Андрее: после весенних каникул на сочинской Ривьере мы ни разу не были вместе; казалось, каждый из нас боялся показать большую зависимость друг от друга; казалось, за камуфляжем страсти укрываешься от возникающих привязанностей.
Вечер следующего дня. Я и Алик, так он попросил себя называть, в ресторане "Ассамблея" отмечаем знакомство, его успешную командировку, близких и дальних друзей, соратников, в самом конце особо вспрыскиваем за города-герои Санкт-Петербург и Москву. В процессе теплейшего общения Алик развязывается и буйно фонтанирует: мол, ждет его Нобелевка, мол, революция в медицине и биологии, мол, завтра на конгрессе он задаст перцу этим иностранным снобам, правда пока не знает в каком салоне будет мероприятие, то ли в Круглом, то ли " Санкт-Петербург" (а красиво было бы возвести миру истину в зале, названном в честь родного города), и, если я пожелаю, он закажет мне приглашение. Сначала я слушаю его в пол уха, задание по научной тематике я не получала, да и с биологией я не очень; но по мере его излива мне становится интересно - не просто интересно: при самом примитивном анализе понимаешь откуда тянутся заказчики и какова цена вопроса. При этом во всем его задиристо-гонористом потоке чувствуется истинная правдивость слов: и неожиданная смерть профессора, вроде от кровоизлияния (знаю я эти спонтанные медицинские сюрпризы), и синтезированные молекулы от производных селеногидантоинов, и, самое главное, полученные соединения противоопухолевой и антиоксидантной активности, по простому - лекарство от рака! К концу монолога он, правда, иссякает и когда мы, наконец, пристраиваемся в его номере, нужды в хорошей дозе депрессанта уже нет - он и так уже между явью и сном; я немного добавляю в воду растительного седативного, и моя миссия на этом заканчивается. Посылаю Viber-ом 111 и могу, точнее обязана к 23.30 оставить сию обитель, несбывшегося порока. Несколько часов я решаю посвятить себе любимой, да и алиби не за половицей же хранить; иду в салон красоты - чищу перышки и коготки, потом в лобби-бар на клубнично-имбирное гаспачо под итальянское пино нуар - вино избыточное в своем непостоянстве: каждый глоток - словно первое откровение, а для особо мятежных натур - причащение. И меня это беспечное вино, под музыку оглашаемую Дженис Джоплин, пропитанную хриплым глубоким стоном-извержением в её опусах: "me and M.C. Gee" и "Cry Baby", не помню, на каком глотке заводит и встряхивает не по-детски: я решаюсь на поступок, который в трезвом уме и четкой памяти мне не свойственен, даже противопоказан - я решаюсь (зачем? почему?) перед отъездом заскочить к Алику.
- Он будет недолго в прострации, я уверен часа три - четыре; главное - маячок зарядился и даже при моментальном отключении питания хватит надолго.
Мужчина, казалось, говорил сам с собою или думал вслух, хотя это было бы, уже, психиатрией, но внимательно присмотревшись можно было заметить малозаметную гарнитуру, настолько минималистскую, что ясен был её посыл: не для формы, а для дела. Видимо ему кратко ответили и он произнес:
- Да, дальше по плану, никакой самодеятельности.
Дом в районе Бауманской. Останавливается скромный, незатейливый джип, совершенно, непритязательный для московских дорог и дворов. Выходят двое мужчин непримечательной наружности; один из них со среднего размера планшетом или с очень похожим на планшет предметом. Они молча, спокойно, в среднем темпе двигаются к одному из подъездов кирпичного 10 - этажного здания, открывают входную дверь, проходят мимо лифта и начинают подниматься по лестнице. Внимательно реагируя на сигнал планшета, двигаются от квартиры к квартире, в конечном итоге, останавливаются у одной из них на 8 этаже; без паузы, один из них смыкает пальцы рук в захвате, второй встает на них одной ногой и открывает лючок с телефонными проводами, там подключает мини-модуль, затем они поднимаются выше и тут же звонят.
- Номер дома 14, квартира 119. Понял.
Проходит пять минут, приходит сигнал сообщения; через минут двадцать внизу открывается дверь, подходит лифт и уходит вниз. Один из них провожает хозяйку до троллейбуса, другой, в это же время, открывает дверь квартиры, выходит с табуреткой в коридор и снимает устройство из распределительного щитка. Возвращается с улицы первый и тоже заходит в квартиру. Через некоторое время они выходят на площадку вместе с ещё одним мужчиной, облаченным в плохо сочетаемую одежду, как будто наспех выхваченную из дедушкиного сундука, а может быть и бабушкиного. Этот третий пьян и от него жестко разит соответствующим ароматом, подпевающие в такт движениям приятели практически несут его на руках и вся эта сцена, у стороннего наблюдателя, как бы заведомо вызывает снисхождение и иронию. Так и выходят они из подъезда, мигом усаживают его на заднее сиденье, один из мужчин садится с ним рядом и автомобиль трогается.
- Забрали, двигаемся к месту.
- Да, оставили 2 тысячи и записку, мол, срочно вызвали домой из-за болезни сына. Дверь без повреждений.
Через небольшой промежуток времени - фургон ЛТ подъезжает к воротам отеля, экспедитор предъявляет пропуск, открывает задние двери, показывает салон с прямоугольными картонными коробками, заполненными тяжелыми гардинами и после тщательного изучения охранником бумаг машина въезжает во двор, поворачивает направо и спускается по довольно крутому съезду в хозяйственную часть здания. Автомобиль паркуется в одном из свободных мест, водитель и сопровождающий ловко сгружают две из пяти коробок, в одну из них складывают аккуратно занавеси - они довольно плотно помещаются в ней, а вторую - кладут на тележку и везут к техническому лифту; водитель остается у лифта, а визави - подвозит другую тележку, более- менее изящную, вполне приемлемую в гостинице 5 звезд. Коробка моментом перемещается на неё, главный, в этой мини-команде, одевает спецодежду сего заведения и на служебном лифте поднимается на 6 этаж. Его действия на этаже точны и споры: подвозит багаж к номеру, не стуча, открывает дверь и ввозит коробку в номер, буквально через минуту вывозит её обратно и вот он уже внизу. Фургон поднимается во двор, подъезжает к воротам; в этот раз коробки тщательно проверяют, а на вопрос водителя, отвечают - сюда, мол, пожалуйста, ввозите побольше, а вот назад - все серьезно начальством потом просматривается, и никто не хочет потерять работу.
Из номера выходит мужчина с красивым кожаным портфелем и не спеша, в прогулочном темпе проходит по коридору, потом разворачивается и двигается в обратном направлении (словно на подиуме или на фотосессии), опять оказывается около своего номера, но не останавливается, продолжает идти до определенного места, где он резко меняет алгоритм движения - ещё миг и он скрывается за дверью. Внутри лежат двое: один - молодой человек, в разбитых очках, полулежит на диване, второй - чуть старше и, видимо, известен ему, во всяком случае, когда он начинает его раздевать догола, движения его аккуратны и даже где-то деликатны; у первого - снимает только верхнюю одежду, оставляя его в нижнем белье. Без паузы, открывает портфель, вытаскивает несколько пакетов, из которых извлекает шприцы и какие-то медикаменты. Его движения настолько отточены, что, буквально, в течение 10 минут он совершает массу действий: впихивает в рот, лежащего на диване таблетки, делает укол; второму - тоже вбрасывает что-то из медикаментов в рот, раскидывает на столике россыпью разноцветные как монпансье препараты, один из шприцов вставляет в руку мужчины постарше, а второй шприц вкладывает в ладонь первого, затем выталкивает с руки на ковер; в том же темпе собирает бумаги и распечатки, подкладывая иные на их место, меняет ноутбуки: свой на стол, а хозяйский на его место в портфель. Напоследок, окидывает помещение внимательным взглядом, заходит в санузел, снимает парик, одевает темные очки и шляпу с высокой тульей. Последний взгляд на себя, затем на номер и он покидает апартамент окончательно. Примерно через час, дверь вновь открывается и в номер входит элегантная красивая девушка. Картина, открывшегося перед ней апокалипсиса, кажется, трогает её не сильно, будто она и не ожидала другого более-менее благостного зрелища. Однако картина резко меняется после того, как она узнает в обнаженном мужчине то ли друга, то ли знакомого. Нет, истерикой здесь не пахнет, пароксизм отсутствует - вот только в глазах появляется искорка неприятия полной безнадежности; единственное, что позволяет она себе - присесть на ковер рядом с ним... и с превеликой осторожностью коснутся запястья, через миг подмышечной впадины. Видно её несколько отпускает после этих пассов, теперь она спокойно окидывает место взглядом и видит перед собою "ужин наркомана", если быть точнее - постановочную мизансцену: цветисто разбросанные клеверы, пентограммы и другие колеса; рядом шприцы с амфетамином - вот такое дерьмо уже тянет на тяжкие последствия. Девушка наклоняется к нагому мужчине, сначала дотрагивается до запястья, но отдернув руку, касается мочки уха и после, с несколько опрокинутым видом, начинает колдовать над другим мужчиной, тихо проговаривая: " давай Андрюша, соберись - это надо и мне, и тебе", потом её монолог уходит в себя.
- Мы сможем... нас не разнимут... только немного мужества и удачи - мы сорвемся с тобою и будем вместе. У нас и автомобиль, слава богу, на подземной стоянке, так что соединим силы и ищи ветра в поле. Надо было предвидеть - столь амбициозный заказ Г. претворяет, легко жертвуя пешкой, мог бы и фигурой не пренебречь. Помнится, делился - люди делятся на три категории: расходный материал, статисты, активаторы; когда я поинтересовалась своею персоною - отшутился, мол, каждый, в конце концов, атомизируется по текущему биопотенциалу. Андрея он видимо планировал на заклание изначально, да и мои с ним отношения, скорее всего, - раздражающий фактор, хотя никогда не проявлялась в нем досада - субъективные колебания - не для профессионала.
Думалось, шепталось, одновременно, делалось: растерла виски, грудь; указательным пальцем прижала борозду на верхней губе; потом продолжила с мочками ушей и затылочными буграми: мочки сдавила, бугры массировала круговыми движениями. Стал дергаться, снизу от живота вверх, положила на спинку, пальцем в рот, поддавила - вывернуло, сначала мало-мало, потом основательно; тут же нашатырем и в холодную воду головой. Теперь поднять и к машине (о камуфляже уже не думала), только бы вырваться на волю. Несмотря на торопливость, на безусловное желание быстрее покинуть ошарашенное место, безупречная хватка девушки не позволяла ей удирать сломя голову. Вся ситуация настойчиво требовала пусть и сиюминутного, но внимательного досмотра жертвенного дувана. Окинув взглядом апокалиптическое ристалище, она быстро осмотрела одежду обоих миссионеров: ничего стоящего внимания не нашла у своего давнего симпатанта и перешла к гардеробу господина, убывшего в страну без горизонта что в прямом, что в эзотерическом смысле. В скрытом кармашке блейзера надежно прикрытым мягкой незаметной молнией нашелся скромный ключик, со сложным ветвистым электронным узором - подписью. Любой ключ, кроме музыкального (хотя музыкальный тоже приоткрывает врата в прекрасное), отпирает дверь или дверцу к чему-либо. Было скрупулезно все вывернуто глазами, ощупано руками - обнаружен Samsonite, на счастье, не закрытый на кодовый замок; внутри чемодана, впаянный намертво мини-сейф из сверхпрочного композита. Но у неё был ключ, который моментально был использован и тут её ждал кошмарный сюрприз: на миниатюрном дисплее загорелись цифры 180 и включился отсчет на убывание, то есть три минуты для правильного решения - иначе, скорее всего, сработает тревожная сирена. За такой срок никакие логические цепочки не успевают сработать - только звериная интуиция, если она есть, или удача, если ты её поймал за хвост. Каким образом её удалось заарканить данную мимолетность - необъяснимо, да и объяснение займет гораздо больше времени, чем само решение. Включила напольную лампу, направила световой поток на ладони ученого, через секунды поднесла чемодан к нему, следующим действием, чуть прогретыми подушечками пальцев касалась нечетко очерченного кружочка рядом с дисплеем - мизинец оказался небесным провидением - Сезам открылся. Дисплей высветил Open, при легком нажатии крышечка открылась. Внутри были несколько флэш-накопителей, распечатки с какими-то формулами, бокс с двумя наглухо запечатанными пробирками с вязкой, маслянистой темно-коричневой субстанцией внутри и коробочка, в которой играл всеми цветами от голубого до южно-синего ограненный камень, совершенной травмирующей красоты. Любовалась недолго - коробочку закрыла и обратно в сейф вместе с черновиками то ли выступлений, то ли заметок вынутых из портфеля. "До дрожи, до истерики не хотелось ей расставаться с камнем, как будто специально подложенным как иллюзия мечты. Когда два года тому назад ныряя в Южной Африке, она уже после, на отдыхе, зашли в ювелирный салон в Дурбане, там её и пронзил Танзанит навсегда; тот камень был меньше и цвета поскромнее, но он остался в ней словно напоминание о слиянии небесного горизонта и синего полуденного океана".
Дальше она действовала на автомате: ещё раз обработала Андрея до изнеможения, до мычания, закрепила сумочку через голову, выглянула наружу - никого, доволокла его до лифта, помолилась всем богам, втащила и вниз на подземную стоянку, палец на кнопке закрытия дверей, чтобы никто не вошел, словно в провале сознания втащила на переднее сиденье... пауза 30 секунд. Теперь ей надо все собрать, не забыть ничего: обратно наверх, в два номера - в своем очень быстро, в его обиталище проблемы - нет обычного паспорта, только загран, маскировка (парик, накладки) отсутствуют, время тоже, всего часов двенадцать осталось - не до деталей, надо в аэропорт. В машине: снимает тончайшие перчатки Виледа, кладет их в сумочку (может, пригодятся), открывает баночку с концентратом женьшеня - глотает, ложкой впихивает в Андрея, подъезжает к воротам, мило улыбается охраннику и, показывая на спутника, делает характерное русское движение двумя пальцами по шее, намекая по какой причине тот не вяжет лыка. Якиманка - Ленинский проспект, отъезжает на километр, останавливается у Нескучного и начинает набирать билет до Стамбула... только бизнес - оплачивает картой, дальше по дороге останавливается дважды у банкоматов, снимает деньги, карту выбрасывает в дождевой люк. Перед Внуково надевает парик, очки с голограммной пластиной визуально меняющей форму носа, с грустью смотрит на ожившего компаньона, опять пичкает его концентратом; вот он и становится, частично, транспортабелен, но пока ещё заторможен и вял. Идут на регистрацию, Андрей недалеко у колонны, она снимает очки и без осложнений получает посадочные. "Теперь на паспортный контроль и бай-бай; осталось ещё довольно много времени, но лучше быстрее уйти в зону вылета, там спокойнее". Отходя от стойки, одевает очки и мельком, периферическим зрением вылавливает среди снующих людей знакомую фигуру, с характерным только для него очертанием спины и походки - Виктор... а с ним рядом кто-то из звена активаторов- чистильщиков.
"По чью душу? Пока они её не вычислили, есть время для разворота. Или маячок в машине, или дубляж в гостинице - да и какая разница, практически на хвосте примчались. Виктор куда-то уходит, второй двигается не спеша к Андрею, приостанавливается, вроде ждет чего-то... понятно, ему необходимо прикрытие, пока Андрей стоит вот так открыто он в относительной безопасности. Но когда шумная компания китайцев с багажом, с тележками приостанавливается рядом с ним, второй моментально реагирует, вот он уже подходит к Андрею все ближе... Я тоже двигаюсь к нему - ещё не вполне понимая каким образом мне действовать далее. Мы приближаемся практически равномерно, и я начинаю маневрировать так, чтобы быть рядом с челом, в радиусе реального контакта. Видимо мы с ним визуально не контактировали в прежней жизни - я его не узнала; меня, видимо, ему показали на фото и видео носителях непосредственно перед миссией, так что в данном облике я для него инкогнито. И это делает ситуацию для меня благоприятной, к тому же отсутствует Виктор и это огромный плюс - его уникальный опыт завершителя мне известен. Дальнейшее, уместилось в звуковое объявление по аэропорту, причем только в русскую часть - перед английским все закончилось. За несколько шагов не доходя до Андрея, мужчина немного вытянул левую руку, незаметно что-то передернул, и я автопилотом, не включая голову, дернулась к этой самой руке, извиняясь на ходу перед китайцами, которых бесцеремонно расталкивала, и носком туфли резко осушила его локоть; увидала падающий картридж, знакомый и даже знаковый по прошлому опыту, подхватила почти на полу и от души всадила иглу в запястье. Потом, уже на выходе, мельком, периферическим зрением - двое около моего осевшего клиента. Мы на улице, ловлю такси - на Киевский, в машине - пьем кофе, жуем; в интернете - ищу автобусы в Кишинев - только утром - поздно; следующий вариант - BlaBlaCar, много предложений, есть выбор, пишу на несколько адресов - главное время, договариваюсь письменно, в запале чуть не оставляю сумку в багажнике; на площади Киевского вокзала ловлю частника - на Юго-Запад, потом другого в Теплый Стан. Невдалеке от места посадки нахожу забегаловку без камер и лишних людей. Наконец мы вместе и можем переговорить обо всем; у нас полтора часа до отъезда".
- Как самочувствие, тебя ведь качали в полном наборе: и химия, и колеса засунули, хорошо хоть много наверху осталось, когда я тебя вывернула, я много чего увидела. Не дай бог такую пищевую добавку получить в темную; не знаю досконально причину, но догадываюсь, почему тебя не прокололи - ты нужен был пусть полумертвый, но по какой-то прихоти живой. Отзовись Андрюша, ку-ку, или не в состоянии слово вымолвить?
- Местами... я не пытаюсь... нет пытаюсь, но хочу спать... спать. Потом, после.
Время от времени в голове колотились выкрутасы и закидоны Г.: "моё художественное альтер эго ведет меня и определяет цепь поступков"; получалось - он своими психозами декорировал дела, превращая простое убийство в эстетское представление. Вспоминаю его откровения в редкие минуты отеческого журчания - видимо изредка он себя так позиционировал по отношению ко мне. Ужас?! Тогда-то мне и стал ясен его псевдоним - Г., как-то признался о фатуме мечте - о доме у последнего фонаря; следующее откровение - Голем, слово, произнесенное несколько раз то с вызовом, то с нервным восторгом. Посмотрела в Википедии: похож внешне, да и Г., скорее всего от туда припрыгало - ведь его кумира звали Густав. В машине нас, по информации, всего трое - попрошу попутчика сесть рядом с водителем, Андрея положу головой на коленки - пусть отсыпается, набирается сил - нам ещё двигать и двигать. Из Кишинева вылететь необходимо пораньше, пусть и не работают между двумя странами оперативные контакты - береженого бог бережет. До часов 13-15 у нас спокойный трафик: повесила хангер на ручку двери: "Не беспокоить" и судя по вежливо-ленивой работе горничных никто рваться туда не будет. Куда лететь, буду решать по мере продвижения, по состоянию Андрея и по такому фактору как авось, а если точнее - дай бог куда-нибудь кривая выведет. Время планирований, полнокровной подготовки, выверки замыслов ушло в прошлое - сейчас требуется быстрое реагирование на меняющиеся обстоятельства. Горизонт событий стремится, ну не к бесконечности, а к спонтанности действий с минимальным охранением текущего равновесия.
Окончательно обрезать инверсионную струю побега решилась в Турции: за курортом Алания - практически в самой южной части страны у небольшого городка Газипаша. Дальше - на кораблике, переполненным беженцами из Египта сюда и пустым обратно (меньше глаз - больше счастья); таким образом, не прокатывались паспорта и после сброса всех прежних мобильных аксессуаров мы перезагружались на новенького. А финансово - спасала карта, открытая, не без умысла, в Литве по вполне надежной местной идентификационной (паспорта там отсутствуют), приобретенной за смешные деньги.
Прошло два месяца. Они превратились в смуглых спокойных доброжелательных аборигенов. Приютила их её давняя подруга, ещё первых школьных времен, после которых остаются приторно-восторженные фотки и обоюдные фразы: "... а ты помнишь, а я тогда была в таком сарафанчике"; потом уже наступают пора, когда даже при внешне приятельских отношениях такие скелеты хоронятся в памяти, что неведома реакция на твое неожиданное, словно снег на голову, явление. Александра работала в достаточно известном дайв-центре инструктором, снимала часть дома с симпатичным садиком в пригороде Хургады; приняла их она с удивительной для жителей мегаполиса искренностью, приветливостью. Сама она была, как и Нина, из Самары, в которой и проживала до египетских лет. Бурный роман, случившийся в Красноморске с итальянским дайв гидом, прикрепил её к этому благословенному месту. Внешность её вызывала бурный прилив мужчин и, соответственно, отлив противоположного пола - это несколько осложняло отношения на работе, но ловко вынесенная фишка: объявление о помолвке, снизило градус неприятия супруги хозяина клуба и других сотрудниц. Она быстро помогла с арендой половины дома, в котором сама проживала; обеспечила их пропуском на местный коралловый рай - отель Сoral Beach, береговая линия которого была уникальна по структуре дна: разнообразные коралловые рельефы обеспечивали даже полных "чайников" колоритным зрелищем. Ещё одним прелестным сюрпризом оказалась небольшая конюшня, где Саша держала своего собственного коня - невысокого арабского жеребца; Нина с Андреем тоже получили возможность насладиться длительными конными прогулками. И если сначала были небольшие физические проблемы (некие болезненные ощущения) в области бедер и ягодиц, то после регулярных вылазок тело адаптировалось к нагрузкам и не доставляло беспокойства. Со стороны, гармония двух тел - Сашиного и аргамака казалась неестественной, какой-то придуманной, однако они на самом деле выглядели одной слитной фигурой: сухой мускулистой конституции, с некрупными изящными главами, высокими длинными ногами, выразительными глазами гнедой масти конь мягко гармонировал с огненно-рыжей гривой Александры. Небольшим дисбалансом выглядел "щучий" профиль жеребца - аристократический знак арабских скакунов, но и он лишь вносил изюминку в их выразительный союз. Нина и Андрей вошли во вкус такой жизни: без обязательств исполнять ролевые функции ежедневности, без постоянного контроля и напряжения - казалось подобное и есть норма бытия, когда свободное время расходуется на совершенствование прежде не исполненных желаний, мечтаний. Андрей занялся серьезно дайвингом: за две недели он прошел обучение и на Open, и на Advanced, и даже сходил на мини-сафари по рэкам (затонувшим кораблям и другим объектам). Нина вспомнила свое юношеское увлечение живописью - стала писать этюды, с мыслью о будущих портретах, натюрмортах, пейзажах. Вечерами они посещали несколько восточных заведений, где готовили настоящее кофе и подавали истинный кальян; там велись неторопливые беседы, под убаюкивающий шорох пустыни, проговаривались дальние замыслы. В один из таких дней, когда они привычно разместились на прирученных ими коврах в любимой кальянной, Нина наконец-то стала рисовать с натуры, и первым объектом её интереса стала Александра. Нина несколько отдалилась от компании, ушла от вечернего витийственного шаблона и скромно работала акварельными карандашами. Её спросили о данном выборе инструментария - ответила несколько загадочно, мол, красками владеет не вполне, а тут есть возможность исправить ляпы, к тому же, то, как она видит глаза Саши, обычными карандашами не передашь. В завершении посиделок всем захотелось увидеть её работу - она бурно отбивалась, жаловалась на незрелость, потом все же согласилась, но сама отошла в сторону и оттуда, с сардоническим любопытством, наблюдала за реакцией и обсуждением. Портрет получился очень близким к оригиналу: и мягкая гибкость волос, и овал лица, напоминающий мадонну Мартини, и даже нахальный локон, ниспадающий на бровь - увиден, запечатлен. А уж глаза - необыкновенные: серо-зеленые, с переливами и блестками морской волны, с шальной, чарующей энергетикой, а в далекой, таинственной глубине - с дьявольским, колдовским вызовом. Акварель произвела впечатление на всех, особенно на Андрея и на близкого друга Саши - Серхио, испанского молодца, работающего в туристическом бизнесе в свободное от сиесты время (его почти не оставалось). Серхио впервые увидал свою пассию целиком и полностью распахнутую, пусть лишь с точки зрения художника, пусть обнаженность была не телесной, совсем другой: наготой сокровенности, гораздо более скрываемой и глубокой. Ведь в картине наружу, в отличие от фотографии, выставляется рентгенограмма тайника заветности и происходит это редко - когда божественное дыхание касается руки художника. Андрей тоже не был только созерцательной стороной выставки одной картины, однако чувства свои не показал - оставил их для дома. И когда они остались одни он с очевидной иронией поинтересовался причиной такой плохо скрываемой неприязни к Саше.
- Интересно получается, то ты в числе толпы мужиков восторгаешься, увидав этот этюд, красотой, необыкновенностью девушки, потом, не отводя взгляда, упиваешься её по частям и целиком; на меня, кстати, автора сей живописи вообще внимания никто не обращает, но другие меня мало трогают - а вот ты, любимый друг, сразу же со дня приезда ведешь себя словно сластена в кондитерке и плохо, кстати, скрываешь свои симпатии. После всего этого я пишу её портрет, где подчеркиваю не только красоту, но и вероломность девочки, поверь моему опыту, и задаю множественные вопросы вам - мужчинам о чувственности, о магнетизме и о месте беспристрастности в конечной версии желания.
Андрей воспринимает монолог Нины с каким-то осоловевшим видом; непонятна причина такого настроения, хотя довольно часто после сиюминутного взрыва наступает такое же временное опустошение.
- Ну, зачем ты придумываешь какие-то знойные побасенки. Успокойся. Ты ищешь повод для ревности. Я заметил, когда обстановка вокруг нас спокойная, тебе чего-то не хватает и ты, тем или иным способом нагнетаешь трудности и страсти. Успокойся, будь проще.
Нина перебивает его, машет рукой, особенно отчаянно кистью, и с каким-то обреченно-фатальным видом заканчивает диспут:
- Что с тобой происходит не пойму? То ли южное блаженство тебя притормозило, то ли химия все ещё не выветрилась - но говоришь ты сплошные банальности и, чтобы не усугублять дальше вечер, я ухожу спать на веранду. Спокойной ночи.
" Она выбрала себе маску мученицы, с одной стороны и роль спасительницы, с другой. Я мешаю ей наслаждаться в полной мере: нет моего постоянного благодарного причитания, нет дрожи в голосе, когда копаемся в минувших временах, которые, кстати, я почти не помню. Она несчастна в своем мирке надуманных проблем, неудовлетворенных амбиций; и я, кажется, не дотягиваю до её уровня. Вижу насколько в последнее время её раздражение растет и не находит выхода. Но ничего - утро вечера мудренее, может и рассосется..." Безлико пробежали ещё несколько дней, возможно недель и, как всегда неожиданно, скудная атмосфера безвременья обрушилась одним мгновением: новость о смерти мало когда бывает ожидаемой, тем паче в таком возрасте. "Её нашли на детской глубине - 17 метров. Почему одна? Где бадди? Кто снаряжал?" В таких случаях вопросы роятся независимо от количества новостей и в какой-то момент не требуют пояснений. Но проходит несколько дней, возникают версии, ползут слухи - дребезжащее любопытство включает каждого в круговорот массового перетирания событий и фактов (даже если их нет, а только домыслы). И лишь у Нины с Андреем происходит странный разрыв сознания: совсем неожиданно восстанавливается статус-кво. Опять возвращается прежнее доверие и потребность опоры друг в друге и, несмотря на потерю близкого человека, вновь оживает, может не в полной мере (да и где здесь критерий оценки), еще не забытое чувство. В какой-то степени, обновившееся и, в силу произошедшего замещения, придавшее их сексуальности яркую новизну. Однако один звонок снова превращает их жизнь в перманентную схватку с надвигающейся энтропией: Саша не умерла своей смертью - была убита; медицинская экспертиза обнаружила следы на голени и запястьях, также под ногтями микрочастицы чужого дайверского костюма. Объясняться друг с другом необходимости нет. В течение нескольких минут они собираются. Андрей садится на скутер, выезжает на трассу, там ловит попутную машину, едущую в Эль-Кусейр, и уже через 20 минут после оглашения локальной тризны они двигаются в южном направлении, на ходу выправляя планы, обдумывая ближайшие действия. Водитель не знал русского языка или талантливо это демонстрировал; хотя, как правило, в курортной зоне любой уборщик отеля довольно сносно владел разговорными английским, французским, немецким, само собою русским и в качестве бонуса итальянским в парочку с языком последней престарелой мадам, потреблявшей худощавое тело аборигена. За полтора часа дороги (с короткой остановкой на кофе) они определились с планом: когти надо рвать стремительно и подальше; возможно Саша - их косвенная кровавая ниточка, довольно сложно найти ей врагов в дистиллированной атмосфере африканской неги - здесь, скорее всего наши северные визави прибыли и в качестве ускорения решения проблемы не остановились ни перед чем: лишний труп - лишь цена вопроса, а само исполнение подчеркивает не порывистость действия, а его техническую разработку. Так что спонтанное сообщение оказалось спасительным - использовать шанс надо по полной. Быстро пришли к обоюдному решению, давно они так слаженно не мыслили: в Сафаге большой грузовой порт - шанс во второй раз отрезать варваров от Рима, как высказалась Нина в пылу нервного диалога. В порту надо было действовать быстро и осторожно; слава богу, помогала вечная южная расхлябанность: ни строгого контроля, ни любопытства они не вызвали (среди моряков каботажного флота хватает и европейцев), путем переговоров им удалось даже сторговаться и выбрать направление из нескольких вариантов. В конце концов, решили не задерживаться и быстрее отчалить - это был балкер, отчаливающий из фосфатного порта буквально сейчас. Их легко убедили в том, что никакой опасности от пребывания на борту нет, да и особо уговаривать необходимости не было - в ожидании петли предпочтешь розги. Когда корабль пустился в путь, они смогли по-настоящему расслабиться; в последние месяцы самыми спокойными были дорожные дни - наверно, погоня стимулировала различные векторы мозга, соединяя их в единый логос, позволяющий не только выживать, но правильно и быстро действовать на перспективу. Благодаря этому они все время, имели какой-никакой разрыв с преследователями и, в конце концов, оставались живыми. Ближе к вечеру после ужина, скромного и обильного, они не пошли в кают-компанию, сославшись на недомогание Нины, а с удовольствием расположились в своем неказистом уютном помещении...
- Не хотела будоражить тебя раньше - не до того было, но похоже я совершила глупость запредельную, может быть и жертвоприношение из-за этого случилось. Мне стыдно и отвратно об этом вспоминать - оправдываю себя только словом Мама, хотя вспоминать все равно тяжело.
Андрей напрягся, нехорошо прищурился, достал из шкафчика бутылку виски и плеснул в стакан.
- Продолжай в том же духе, продолжай, тем более жертва тобою выбрана ещё неизвестно по какой причине, может быть и не осознанно, но точно; да и сегодня ты уже успела поиграть глазками, да и не только ими со старпомом,- договорил и выпил всю порцию залпом.
- Опять тебя понесло во весь опор - мы обсуждали эту глупую тему неоднократно и я не знаю, какие уже доводы тебе приводить; мне на самом деле надоело выворачивать себя наизнанку ради доказательства несуществующего греха,- Нина опрокидывается на кресло (случайно или не случайно её юбка задирается, оголяя крепкие, загорелые, чуть влажные бедра); Андрей бросается к её ногам, обнимает их, тыкается в них носом, губами, начинает проникать в неё - кресло заваливается, Нина оказывается на Андрее и находит Его.
- И причем тут мама? Ты её упомянула до нашей мертвой петли, очень кстати удачной, в отличие от прежней. Объясни чуть полнее, - сказал он Нине, лежащей рядом и удачно подогнанной к изгибам его тела: голова уложилась в нишу руки, полусогнутая нога покоилась на его икре и вся она ладненько мироточила в полузабытьи.
- Не сейчас. Умеешь ты, любимый, песню обрывать, - миролюбиво прошептала она и потянулась, словно довольная киска на солнце. Прошло некоторое время, и они сели пить чай. Вот тут и выяснились обстоятельства места и времени, о которых она упомянула раньше. Нина напомнила ему о дороге из Александрии после их автономки из Турции, вспомнила остановку в придорожном ресторане-зоопарке, где довольно примитивная еда сочеталась с великолепием фауны и флоры. И рассказала о беспокойстве из-за мамы, перенесшей в начале года операцию - не самую сложную, но это же хирургия... Вот тогда она и позвонила на заправке из телефона-автомата, услышала голос матери, успокоила её несколькими словами и тут же оборвала связь. И сейчас её свербит мысль о своей полной профессиональной непригодности - сегодняшние архаровцы такие продвинутые доки, что она почти не сомневается в трагическом проколе после её все-таки объяснимой слабости.
- Ты в будущем, если оно у нас будет, наведайся на могилку безвинно убиенной девушки и покайся. А теперь давай не будем плакать по прошлому и обсудим текущую обстановку, - голос Андрея обрел мускульную энергию и позванивал уверенными обертонами.
- У нас три порта судозахода: первый в Индии - Мадрас (порт Ченнай), второй в Малайзии - Кота-Кинабулу и третий конечный в Китае - Шанхай; ну в последнем, я думаю, нам делать нечего, а вот эти два - есть возможность облагодетельствовать своим присутствием. Как ты думаешь, где мы приводнимся?
- Мне хотелось бы приземлиться на Борнео - такой райский остров и в отличие от других удаленных мест достаточно разнообразный и по структуре городов, и по уникальному животному миру. Да и надо нам подумать о финансовой стороне дела - деньги постепенно исчезают, а прошло не так много времени нашей свободной практики. У меня только карта и немного бумажных денег, тебя я вообще вытащила, словно мышь конторскую: в карманах лишь чаевые официанту. У меня был перспективный план, но теперь превратился в первостепенный - есть идея предложить наше медицинское наследство какой-нибудь крупной фирме, желательно в Германии или Швейцарии, так как генеральным заказчиком Голема, по моим ощущениям, точнее не знаю, скорее всего, был американский концерн: почерк такой - типичный вестерн, без европейских сантиментов. А у тебя есть какие-либо мысли о нашем будущем?
Андрей забрался правой рукой в волосы, там почесался, подергал - видимо нервничал, хотя очевидной причины не было.
Хочется заметить, что не только вербальные знаки по-разному принимаются индивидуумами, любые иные выразительные или даже не особо четкие жесты, сигналы, телодвижения действуют по-разному на людей, причем поверхностно это сразу не определяется - требуется время и наблюдательность, чтобы глубже познать внутренний макрокосм человека. Вот так и получилось: тема финансов оказалась для Андрея тем оселком, из-за которого трепетал его статус; он много чего позволял женщинам, но жуировать за счет дамы ему было не комильфо, и это ещё мягко сказано.
- Да, конечно, надо иметь соску на край, однако мне тоже необходимо поискать какие-либо другие источники пропитания, - и сказано было это как-то нервно и запальчиво. Потом Андрей вышел покурить, увидел, уходящее за невысокие горы, солнце. Оно плавилось в теплом потоке воздуха, поднимающегося над морем. Стало лучше, отпустило и несколько успокоило. Решил позвать Нину - однако то ли заснула, то ли притворилась спящей.
Утром к нам в каюту постучал моряк и пригласил меня к помощнику капитана для важного сообщения. Мне стало немного стремно - ведь неожиданные новости, в нашей ситуации, хуже визита татарина. Вот такое неполиткорректное сравнение у меня выскочило. Пошла, куда же ты денешься со своими максимами в подобной ситуации. Старпом тот самый бородатый грек, импозантный, заметный, особенно на таком судне, где большей частью простые труженики моря встретил меня на редкость любезно. Жди неприятностей, мелькнуло в голове. Дальше был его монолог на английском с вкраплениями то ли болгарского, то ли греко-русского, как он его представлял. В конце концов, я предложила ему не мучиться и продолжить по-английски, тем более его темпераментная жестикуляция не требовала перевода. Он тут же протараторил о "Воротах плача", через которые мы пройдем завтра, затем резко изменил структуру разговора, и как он выразился, вытащил скелет из шкафа: сегодня получили радиограмму о двух русских, подозреваемых в преступлении и могущих покинуть Египет посредством морского транспорта; и все суда проходящие траверсом какого-то там маяка должны сообщить об отсутствии соответствующих граждан на борту. Что он там сам придумал, что на самом деле пришло, бог его знает, но финал он выдал офигенный - так как судно греческого франко перевозчика, то обязательной процедуры сообщения нет, и он предлагает решить этот вопрос полюбовно (внимание). О первом замечании промолчу, но второе было тем самым "полюбовным" - в самом скромном изложении мне предлагалось стать наложницей сего господина на все время пребывания на судне, а в качестве праздничного бонуса - не только доставка, но и обеспечение выхода на берег без сложностей погранконтроля. И переехать я должна буквально сейчас.
Ушла без сомнений и угрызений. Нет, мои подозрения имели право быть. Какая там любовь? Так, только временная подставка для опоры, ну может быть ещё необременительный сексуальный партнер без особых обязательств. Чем они там занимаются так долго? Правда прошло всего 15 минут, а я уже на взводе... Вернулась на 5 минут, тут же собралась, я от возмущения даже не сообразил, что она взяла не только кой какую одежду, а также другие личные принадлежности (потом уже я обнаружил отсутствие гигиенических предметов и иных интимных вещей). На вопросы ответила полной белибердой: мол, пришла телеграмма, нам надо разделиться, не выходить из каюты, дабы не привлекать внимание к паре; дальше больше - поживем немного врозь, ничего страшного не произойдет из-за этого; в конце еще буркнула - не убудет. Ушла, я рванул за ней - около каюты какой-то бугаистый шнырь стал меня уговаривать стать паинькой, я его чуть успокоил; кто-то из персонала поднял бучу - в финале я оказался в жутко вонючей рыболовной сетке, изрядно отмутуженный и упакованный. И очень взбешенный. Я ещё раз сто возопил: "Убью тварей. Кончу всех", но потом наступил момент такого упоительного опустошения, что я словно соляной столп не смог ни сдвинуться, ни очнуться.
Почему его так долго нет? Специально мучает? Неопределенность точит изнутри сильнее всего. Ужас какой - заждалась; страшно подумать - Андрей прочувствовал меня точно...
Что потом она мне будет плести; какие басни проповедовать; они уже... как ей покажется его ... одержимость - это безнадежность ожидания. Я бы её сейчас выпотрошил до остатка... Сучку...
Судя по ужину, я здесь на первых ролях, никогда не предполагала, что на таком, внешне неизысканном судне могут подать такие яства: и икру, и лобстеры, а на десерт фрукты с трюфелями - так взыскательно и мило. Обещал очень быстро вернуться и с сюрпризом... Да и как долго он подбирался, никакой внешней маскулинности, длииительная чуткость и тонкость, и только после... терпкость и значительность.
Опять заявилась, уговаривала потерпеть немного, врала про книги, артхаусные фильмы, много запиналась по теме. Плюнул, растер! Принесли виски, вино - дали, сволочи, травки. Смеялся, плакал, забылся, упал, спал... Нет желания открывать глаза, вонюч и противен... Снова забыться.
Кучинг. Через месяц. Скромный одноэтажный домик на окраине города вдоль дороги на Бако - в местный ландшафтный парк. Грек не обманул: из грузового порта Кота-Кинабалу быстро пересадили на катер и через час они были в гавани туристических лодок, там их проводили до ворот, где, по-свойски, махнув рукой дежурному, провожатый отправил Андрея и Нину на свободу с чистой совестью. В Малайзии они раньше не были, да и как-то не интересовались этой страной в своей прошлой, такой ирреальной для настоящего дня, жизни.
Надо заметить, при всем оправданном и критичном взгляде, интернет - это не только китчевая помойка, пожирающая время и нормальное будущее, но и грандиозная энциклопедия мирового знания и опыта, так что, пользуясь её в разумных пределах, они многое сделали за короткое время. Для начала нашли жилье и по средствам, и по душе, обустроившись, и несмотря на накрывшее их жесткое цунами, выбившее из прежнего самоощущения, решили отведать новое место на вкус и цвет, где под вкусом понималась малайская кухня, мало распиаренная, но очень своеобразная, а под цветом - богатая палитра животного и растительного мира. Да и город оказался привлекательным и разнообразным. Особо прилепились они к западной части Кучинга: там, в сторону от сквера Тауэр начинался мусульманский центр города и тянулся вплоть до мечети Месджид. Помимо архитектурной составляющей в нем присутствовал тот колорит исламского мира, который двойственно воздействовал на людей христианской культуры: одновременно, вызывая пиетет близкого и отторжение чужого; все как обычно зависело от индивидуального воспитания и личного опыта. Дважды съездили в парк Бако - погуляли по специальным тропам (там их с десяток), хорошо размеченным и совсем не сложным. Парк, хотя и не крупный, но все равно джунгли есть джунгли - увидали редкие виды обезьян: длиннохвостых макак - очень смешных, носачей, серебристых лангуров и ещё удивили странные нагловатые бородатые свиньи, бродящие буквально под ногами. После недели осваивания приняли решение легализироваться; во всяком случае, Нина ранее нигде не засветила свои литовские документы, и путем несложных юридических пассов была получена годовая виза для научных биологических исследований в дождевом лесу, даже тема была обозначена: "Мирмекосимбиоз - союз растений и муравьев, влияние жизнедеятельности человека на процессы данного симбиоза". Правда начинала постепенно поджимать денежная тема, хотя в этом райском уголке, казалось, можно благополучно здравствовать на подножных кормах: бананах, бамбуковых побегах, сердцевинах пальмы и кокосах - все это или просто сам собираешь или покупаешь за совсем смешные деньги. Но дилемма будущего благополучия или разора не отпускала далеко и где-то на сороковой день они созрели для крайнего решения. Ещё были жаркие споры о компании, ещё высказывались и опровергались доводы в пользу или во вред адресата, но окончательным выбором стала швейцарская компания "Roche". На этом и порешили. Технической подготовкой материала занималась Нина, Андрей взял на себя проработку доставки сообщения и после некоторых умственных усилий остановился на "WhatsApp" - решено было послать фотоматериалы не очень высокого разрешения и немного видео с веществом в пробирке. Отослали сообщение во вторник. Вечером в пятницу раздался звонок, и четкий голос с несколько картавым выговором попросил аудиенции для возможных деловых переговоров. Пан или пропал! Было решено большую часть документов оставить с Андреем; Нина же взяла с собою только вершки и договорилась встретиться в центре города в одном из камерных залов местного ресторана. Им не хотелось выглядеть жалко: встречаться на совсем незатейливой территории - ресторан был выбран достойный (деньги потрачены практически последние). Крайний вечер был и печальным, и дерганым - слишком многое поставлено на последнюю карту: или банк или жизнь с чистого листа, что тоже не трагедия - просто очередной вызов их стойкости и терпению.
"Откуда взялся этот литовский след? Литва, Малайзия - медико-биологические прорывы, данные параметры не конструктивны; по тем присланным отрывкам похоже на работу русского из Санкт-Петербурга, Танича, кажется. Но Кевин приказал долго не возиться и в пределах выделенных средств приобрести исследование быстрее. Он мне конфиденциально сообщил о том, что сам Матс заинтересовался этим, а мы он сказал, знаем, как его волнует тема приоритета - для него это святая корова не просто бизнеса, а собственного миропонимания.
Не дрейфить, не волноваться - бывали ситуации похуже, опыт есть, надо только не дать им меня опрокинуть и заставить играть на их поле, где они с обычных мужских позиций, даже прикрываемых приторной вежливостью, захотят надавить так, чтобы решение оформить по-своему. Вроде мы продумали все варианты возможного исхода, пусть и малоудачного, с совсем ничтожной суммой компенсации; решили терпеть, не опускаться до подаяния, ни в коем случае не суетится под клиентом - не вызывает такой подход ни уважения, ни желания на равных решить вопрос.
В очередной раз всё опять повесил на Нину... И как я должен смотреть ей в глаза. Тем более неизвестность хуже любого испытания, и какой стороной повернется к нам фортуна, сам черт не знает. Но она убедила меня в необходимости иметь запасную площадку: сдали большую часть на хранение (если бы ещё разбирались в сравнительной ценности научных работ). И теперь я будто на иголках просиживаю эти томительные минуты, уже и не минуты, а час с лишком. И не знаю - хороша или плоха такая продолжительность и чем кончится мое ожидание. Как раз сегодня на расстоянии, на нервном пределе понимаешь, насколько Нина необходима мне здесь и сейчас.
Вот так сюрприз - ожидал кого угодно, но только не девушку столь замечательной наружности. Очень яркая, особенно выделялись необыкновенного цвета глаза со славянской поволокой на загорелом лице.
Господи, словно бригада решателей пришла - какие они большие и хмурые. Разве ученые бывают такими? Надо давать деру. Но каким образом? Скорее всего, периметр закрыт. Подходят, удивительно, вроде один улыбается, обращается ко мне на французском, кое-как отвечаю, переходим на английский.
Показала мне некоторые части предложенного материала; вижу, нервничает, скорее всего, мои внушительные сопровождающие её дергают; предложил им освежиться в баре. Посмотрел бумаги, сказал о поверхностности данных - необходимо более солидное наполнение предложения.
Выпить надо немного - полегчает, пусть скандалит потом, главное - не случилось бы с ней ничего. Жалею теперь о нашем дерзком плане.
То ли я хочу видеть картину такой, то ли визави такой опытный актер - желания тянуть и дробить время, нет. Договорились на сегодня, здесь же. О деньгах пока подвисло.
Встреча. Там же. Те же.
Наконец, показала довольно полный комплект изысканий. Конечно, ещё необходима доводка и все-таки это - то.
Вижу по его плохо скрываемой реакции - проняло и убедило. Только не продешевить".
Прошли сутки.
- Ты не обратила внимание на скорость их приезда к нам. Мы продешевили и виноват я: ведь торопил тебя, так сильно хотелось освободиться и от наследства, жгущего руки, и от нищенского состояния.
- Позволь Андрей с тобой не согласится. Мы, слава богу, ещё и близко не были в настоящей нужде, да и вчера ты меня встретил с практически пустой бутылкой довольно дорогого виски. Предчувствие беды - лишь напоминание о возможном и стимулятор собранности по изменению ситуации. Потом ты же не присутствовал на переговорах, когда речь уже шла о конкретных деньгах, а я всё прочувствовала сама и поверь мне, в нашем положении четыреста пятьдесят тысяч долларов приятная компенсация за транспортировку этих бумаг. Деньги, как и договорились, положили на счет в сингапурском банке, его филиалы практически во всех городах юго-восточной Азии. Они моментально организовали моё телефонное собеседование с главным менеджером направления (таково условие открытия счета). Мне, как ты понимаешь, неудобно было брать налом, даже небольшую сумму. Минут тридцать тому назад я вошла в он-лайн - деньги на счете. Завтра закажем карту и мы в шоколаде, может быть в сладком, может быть горьком - кому как нравится.
Андрей во время пространного монолога Нины молчал и никак не реагировал: ни жестами, ни ухмылкой, ни даже глазами, будто ему все безразлично. С одной стороны странно - ведь он был пассивным участником этих событий, и его роль в основном сводилась к ожиданию. С другой - остро переживающему за что-то наблюдателю, часто намного сложнее остаться уравновешенным и флегматичным. И потому после большого напряжения наступает момент ремиссии, который у всех проявляется по своему: от бурного взрыва до полной апатии. И все-таки он проронил:
- Давай рванем отсюда куда-нибудь, здесь мы уже задержались изрядно.
- Если ты настаиваешь - получим карту через 7-8 дней и вперед.
Прошло несколько дней. Нина не возвращалась к разговору об отъезде, втайне надеясь на то, что Андрей остынет. Ей не только нравилось здесь по житейски - она имела свои сокровенные чаяния, в том числе и бизнес-планы. Но пугало меняющееся поведение партнера: ему всюду мерещились засады, наблюдатели, следаки. Вчера он выдал совсем уже безумное: на рынке он издали заметил Виктора и потом обратил внимание на идущих за ним кротов. Стало ясно, срочно необходимы перемены, а то все кончится трагически.
На шестой день ей позвонили из банка: сообщили о готовности карты. Чтобы уйти, хотя бы на время от опостылевшего порядка вещей она задумала небольшое путешествие, тем более поняла ещё в Египте, сколь горячо Андрей проникся дайвингом; но прямо не захотела объявлять цель поездки - связала с бизнес-планом, который тоже подключила в общее приключение. Ворчливое противление Андрея было сломлено неожиданно быстро (видимо сыграла роль возможность покинуть данное место); собрались вообще по-пионерски: два рюкзачка с зубными щетками, да купальные принадлежности - Нина пообещала хороший пляж. Полтора часа пролетели словно миг и вот они в Сандакане - практически на другом конце острова; она отвозит Андрея в порт, оставляет его в уютной кафешке, а сама направляется на встречу с представителем дайв офиса, который присоединяет их к группе итальянцев, прорезающих юго-восточную Азию с запада до востока. Их сажают в два спидбота и через час они на острове Ланкаян в морской заповедной зоне. Остров издали выглядит выставочной глянцевой рекламой Мальдивских райских кущ, но все-таки его основной козырь находится не на поверхности, а под водой. Их всех селят в один отель, представляющий примерно три десятка шале на сваях, такого вполне романтичного свойства. Да и других вариантов, откровенно говоря, не бог весть сколько - отель то на острове - один. После Красного - море Сулу нельзя сказать, что так уже потрясло их, но соседство с южными европейскими соседями в отеле и, особенно, в море превратило дайвинг не только в подводное приключение, но и в шумное итальянское шоу нон-стоп. Андрей на глазах выправлялся: появился соответствующий блеск, мужская галантность, то самое вибрирующее состояние охоты и желанности, пусть и не доведенное до конца, но живое и предвосхищающее возвращение к истокам самости. Если обернутся к самому подводному миру, то он, прежде всего, удивил "шишкообразными" образованиями с великим разнообразием твердых кораллов, губок; даже простое перечисление видов могло бы вдохновить знатоков, но наших миссионеров больше радовали представители более резвой живой природы: стаи рыб-ласточек, всевозможные кузовки, групперы, иглобрюхи, флейты, синебрюхие скаты, конечно крылатки, самых крикливых расцветок и очертаний. На разных дайвах встречали стайки барракуд, крупных лобстеров, каракатиц, не раз любовались черноперыми, белоперыми, леопардовыми акулами. А на единственном ночном погружении, встреча с небольшой, если сравнивать с дневными дайвами, акулой, скорее всего белоперой, оставила в них густой адреналиновый след: мечущаяся между двумя коралловыми столбами, вся в слепящих лучах фонарей она выглядела словно орк в исступлении. И когда она, наконец, промчалась мимо Андрея и Нины - они вообще-то облегченно выдохнули. Ведь, несмотря на совсем не "челюстной" размер хищницы, профиль и оскал были абсолютно такими же - четкими плотоядными. Гены не обманешь: сотни прежних поколений древних хищниц оставили свои зарубки и шрамы в памяти людей (изначально на теле, потом уже в матрице), поэтому нормальное благоразумие приветствуется. У итальянских дайверов, безусловно, более опытных и продвинутых, были несколько погружений по макрофауне: там встречались до 10 видов голожаберников, от ярко-фиолетовых до тускло-коричневых, разные виды раков-богомолов, креветок, мальки плактаксов. Что до Андрея и Нины, то они ещё не дошли до такой миниатюрной программы постижения подводного мира - впечатление от крупных форм превалировало у них над минимализмом. Один раз их позвали ещё на один локальный аттракцион; правда, на Нину он произвел неоднозначное впечатление. Дело в том, что на острове есть лаборатория по изучению и сохранению черепах (зеленых и бисса). И специалисты собирают, отслеживают кладку яиц, переносят их в специальные инкубаторы, а после появления черепашек относят их на берег и выпускают на свободу. Все хорошо, но около самого берега их ждет стая акулят и проводит жесточайшую селекцию; вот этот момент естественного отбора немного испортил праздничное настроение Нины, у которой душевное состояние в последние дни было таким счастливым, что не хотелось марать его даже малюсенькой ложечкой дегтя. Оставалось два дня до завершения прекрасного развлечения; ранним утром после первого погружения, когда организм, восставший из небытия, в лучах молодого солнца готовился отметить победу дня над ночью вкусным завтраком, к Нине подошла одна из итальянок и, шаловливо улыбаясь, пригласила их на музыкальный вечер. На берегу. Вечером они собрались на удаленном пляже среди кокосовых пальм и красивых пахучих кустарников. Настоянный морем и солнцем день завершился. Только заходящее солнце, восходящая луна (наступало полнолуние), да россыпь южного звездного неба являлись световой декорацией их ночного действа. Музыкальных инструментов было два - гитара и, достаточно странная для такого места, скрипочка; да еще присутствовал небольшой автономный медиа плеер на аккумуляторе. Ещё было вино, терпкое как тропическая ночь, под стать ему фрукты и особое настроение, накрывающее пологом аутохтонного забвения. Такого же, как и пограничное, визуально зыбкое, интуитивно осязаемое, пространство на кромке воды и суши, когда ты уже на берегу, а подсознание, там, в глубинах затаенного и полузабытого прошлого. Ребята оказались адептами, очень почитаемого в последнее время культа "пиццикато". И, хотя данная музыкальная техника известна достаточно давно, в Италии она стала трендовым молодежным увлечением, широко распространенным в узких кругах. Парень и девушка взяли гитару и скрипку, включили плеер с музыкальной темой, изначально медленной и тягучей, мягко принимающей слушателей в объятия ночи; они подхватили мелодию и в свою очередь стали аккомпанировать как-то удивительно и чудно: парень глушил струны ребром правой ладони, девушка издавала звуки щипком струны - смычка вообще не было. Постепенно рефрен менялся на сначала странноватый полу-ритм, полу-вздох, затем в нем появлялся некий ритмический рисунок и он вытеснял собою паузу и апатию, поднимал и толкал всех без исключения на танцевальные вариации, асинхронные сначала, потом пульсирующие в одном сливающемся такте. Произошло удивительное соединение разных людей в музыкально-оргиастическое сообщество, без остановки отдающееся стихии общего настроения, в данном случае, экстатического. Музыканты тоже в какой-то момент присоединились ко всем, первое время с инструментами, но через небольшой промежуток времени уже без них они смешались в единую колотящуюся массу. Частное незаметно превратилось в общее - не стало Джины, Луко, Нины - множественная протоплазма переливалась, множилась, исторгалась восторгом телесного переживания. Сколько длилась эта мистерия? Кто в этом шабаше был с кем и сколько? Не надо скрупулезно считать и подглядывать за теми, кому хорошо, кто в сладкой истоме проживает пусть краткий, но бесценный миг в мимолетной хронике жизни. Утром никому не было приторно ни от схлынувшего праздника, ни от внутреннего самоощущения. Нина с Андреем не делились друг с другом каверзами ушедшей мистерии - им было настолько хорошо, что анализировать это, дробить и сортировать на знаки не хотелось, тем более, именно сейчас, а в будущем...
Журчащая будоражащая радуга язвила острыми цветовыми клиньями, пестрела мягкими полутонами, редко-редко являлся диковинный светоколлоид - вращался по собственным законам и выдавал пеструю гамму чем-то, напоминающую древний калейдоскоп, где каждый временной интервал заполнялся свежими узорами вымученного хаоса; пятна сменялись призмами, овалами, туманными облачками - кашица варилась, вываливалась, отторгалась и снова оживала волшебством пронзительного небесного голубого, чтобы затем обратится к мраку черного густого, вязкого - застыть, окоченеть - исторгнуться вспышкой белого - оранжевого - мучительно-красного и не засохнуть, и не остолбенеть - продолжать возбуждать рецепторы, сначала зрительные, потом слуховые - затем возникала музыка: полифонический ряд синхронизировался с живописными гомофонно-гармоническими текучестями и возникала какофония беспорядка. Только где-то, пронзительно далеко и бесконечно, этот музыкальный дисгармонизм затухал и неприметно, скромно вступала тема минорного лада - она почти не звучала, только легкие вибрации приносили её понимание, то есть она была какой-то преходящей многоярусной фугой потусторонних сфер, и её восприятие дано было не каждому.
К чему это? От чего подобное? И зачем? - Нине предстояло разобраться в этой концентрированной апологии прошлого и настоящего. Одной или вдвоем. Скоро или медленно. Горячо или стыло.